Земская дерзость и пролетарская безтактность.
(15 декабря 1904 года, № 80).
править
То, что такъ страстно призывали «Моск. Вѣд.», наконецъ, свершилось. «Съ высоты престола» достаточно внятно сказано «довольно» расходившемуся либеральному «обществу». Резолюція на докладѣ о Черниговской земской челобитной объявляетъ домогательства земцевъ «дерзкими и безтактными», и она, по своему, права, если принять во вниманіе, что либеральная оппозиція, приглашая самодержавіе самоупраздниться, ничѣмъ не грозитъ ему въ случаѣ его отказа. Не подкрѣпленныя просьбы естественно производятъ впечатлѣніе «неслыханной дерзости». Такимъ подкрѣпленіемъ могъ бы быть отказъ отъ соучастія въ расходѣ общественныхъ денегъ на веденіе войны, какъ и вообще отказъ отъ выдачи денегъ правительству, какъ общая стачка земскихъ органовъ самоуправленія. Еслибъ бюрократія думала, что земская оппозиція стоитъ наканунѣ такихъ дѣйствій, она не пускалась бы на такія шутки. Но нѣсколькихъ явныхъ признаковъ безхарактерности буржуазной оппозиціи было достаточно для того, чтобы бюрократія сообразила, что, по существу дѣла, она имѣетъ передъ собой, въ лицѣ земцевъ, челобитчиковъ, а не людей, властно требующихъ и готовыхъ постоять за свои требованія. Она приказала городскимъ гласнымъ Саратова и Петербурга не обсуждать вопроса о реформѣ, — и они повиновались, не рѣшились выйти изъ предѣловъ полицейской «легальности», не собрались вопреки запрещенію, не пошли на явное его нарушеніе. Это обстоятельство показало, что либеральная оппозиція пошла въ аттаку, не рѣшивъ заранѣе не отдавать безъ боя разъ уступленныхъ ей позицій. Ей дали нѣкоторый просторъ для печати — она не протестовала, когда, въ наказаніе за ея «злоупотребленія», ее вернули въ «первобытное состояніе». Ей позволили собираться — но она разошлась, когда позволеніе било взято назадъ. Рѣшительности и радикализму рѣчей не соотвѣтствовала революціонность поступковъ. И самодержавное правительство констатировало, что выступать съ заявленіями, не имѣя твердой воли заставятъ себя выслушать, значитъ совершать «дерзость» и «безтактность».
Отвѣтъ Черниговскому земству заканчиваетъ собой «весну» въ правительственныхъ сферахъ. Закрытіе «Сына Отечества», запрещеніе обсуждать въ земскихъ собраніяхъ «общегосударственные вопросы», варварскія избіенія демонстрантовъ на улицахъ Петербурга и Москвы — все это показываетъ, что бюрократія собралась съ силами и готовится съ новой рѣшительной схваткѣ съ внутренними врагами. Но рядомъ "ъ голой репрессіей, она собирается еще пустить въ ходъ новый пріемъ «зубатовской политики» — по крайней мѣрѣ, за эту зубатовскую политику борется въ настоящее время Святополкъ съ Побѣдоносцевыми, Муравьевыми К°. Конституціонному движенію попытаются противопоставить вытащенную изъ либерально-народническаго архива идею сотрудничества «земщины» и самодержавія. По мѣрѣ того, какъ выяснилось растущее недовольство придворной партіи размѣрами, которые приняло конституціонное движеніе, и по мѣрѣ того, какъ голоса революціонныхъ элементовъ все отчетливѣе стали слышаться въ хорѣ общественнаго протеста, — въ самомъ оппозиціонномъ лагерѣ все явственнѣе намѣчались признаки близкаго разложенія. Кличъ: «Учредительное Собраніе!» раздавшійся на многихъ митингахъ и поддержанный революціонной «улицей», не преминулъ вызвать самое жгучее безпокойство на правомъ флангѣ «общества». И, вмѣстѣ съ поворотомъ Святополка въ сторону усиленныхъ репрессій, въ печати начинается походъ противъ конституціоналистовъ — подъ знаменемъ новой «земской реформы». Созданіе совѣщательнаго «центральнаго земства» или приглашеніе земскихъ людей въ (совѣщательный) Государственный Совѣтъ — такова приманка, которую шарлатаны «Нов. Врем.» выбрасываютъ оппозиціонной буржуазіи, въ противовѣсъ «правовому порядку». Около «верху» въ настоящее время ведется борьба между слѣпыми доктринерами реакціи и сторонниками того плана «прирученія» буржуазной оппозиція.
Если реакціи будетъ нанесенъ въ ближайшемъ будущемъ еще одинъ сильный ударъ, то, несомнѣнно, духъ Зубатова окажется побѣдителемъ надъ духомъ Плеве, и «центральное земство», въ томъ или другомъ видѣ, будетъ пожаловано. Если земцы не пожелаютъ отречься отъ программы, выработанной на ноябрьскомъ съѣздѣ, они должны будутъ отвѣтить категорическимъ отказомъ принять участіе въ этой политической комедіи. Пойдутъ ли они на такое революціонное дѣйствіе или предпочтутъ оппортюнистическую тактику сдѣлокъ, — это будетъ всего менѣе, конечно, зависѣть отъ ихъ собственной политической проницательности. Важную роль сыграетъ давленіе общественной среды, не послѣднюю, въ томъ числѣ, давленіе демократической интелигенціи. Но демократическая интелигенція, сама по себѣ, представляетъ весьма невнушительную силу, и она должна будетъ въ этомъ убѣдиться, какъ только ея союзъ съ земской буржуазіей станетъ стѣснителенъ для послѣдней. Чтобы ея вліяніе на земство могло укрѣпляться въ моментъ, когда съ земствомъ заигрываютъ справа, для этого надо, чтобы на лицо было сильное революціонное движеніе слѣва, со стороны народныхъ массъ. Только примыкая къ сознательнымъ народнымъ массамъ, демократическая интелигенція можетъ сама противостоять напору «земскаго благоразумія». А это значитъ, что удача или неудача новаго зубатовскаго эксперимента будетъ не въ послѣдней степени зависѣть отъ отношенія демократіи къ революціонному выступленію пролетаріата. Для того, чтобы земскій либерализмъ не могъ измѣнить конституціоналистской демократіи, надо, чтобы эта послѣдняя не измѣняла пролетаріату.
Объ этомъ умѣстно напомнить теперь, когда наши демократы дали намъ нѣкоторый матеріалъ для сужденія о томъ, насколько отчетливо понимаютъ они свои задачи. Въ рядѣ случаевъ, какъ извѣстно, сознательные русскіе пролетаріи вмѣшались въ манифестаціи либерально-демократическихъ слоевъ «общества», чтобы предложить взывающимъ о необходимости всеобщаго «единенія» конституціоналистамъ ту платформу, которая могла бы позволить народнымъ массамъ видѣть въ буржуазной оппозиціи хотя бы временнаго союзника. Какой же пріемъ встрѣтили при этомъ пролетаріи? Въ Харьковѣ (въ Юридическомъ Обществѣ) ихъ ораторъ былъ встрѣченъ криками «долой» и т. д., и въ этихъ безчинствахъ принимали активное участіе не только «сторонники порядка», — партизаны проф. Гредескула, — но и только что ополчавшіеся противъ этого самаго профессора радикалы, которые, однако, охотно пользовались поддержкой пролетаріевъ, когда проваливали телеграмму кн. Святополку. Когда имъ не удалось заставить замолчать соціалдемократическаго оратора, они пытались позорно бѣжать съ открытаго имъ «народнаго митинга», и харьковскимъ рабочимъ пришлось по-просту затворить выходныя двери, чтобы заставить гг. «демократовъ» выслушать свою резолюцію. Въ Одессѣ, на банкетѣ въ «Благородномъ собраніи», столь же враждебный пріемъ встрѣтилъ нашего товарища, когда онъ явился для формулировки желанія «тысячъ демонстрирующихъ на улицѣ пролетаріевъ». Позорные крики: «вонъ», «не надо» и т. д. дали понять представителю одесскихъ рабочихъ, что гг. демократы, ничего не имѣя противъ того, чтобы русскіе пролетаріи сражались на улицахъ съ полиціей, готовы прійти въ бѣшенство, когда они вторгаются въ тѣ святилища, гдѣ либералы и демократы формулируютъ для правительства и Европы «нужды населенія».
«Пусть всѣ элементы устраиваютъ свои собранія и демонстраціи, — говоритъ „Освобожденіе“ (№ 61) по поводу харьковскихъ событій, но пусть одна демонстрація не мѣшаетъ другой. Необходимо, чтобы всѣ, кто чувствуетъ потребность въ живомъ общеніи на почвѣ современныхъ жгучихъ вопросовъ, устраивали свои собранія и такимъ образомъ фактически осуществляли право собраній. Такой способъ — болѣе правильный и болѣе революціонный, чѣмъ тотъ, къ которому прибѣгли харьковскіе демонстранты».
Слѣдовательно, пусть рабочіе устраиваютъ «свои собранія» подъ градомъ казацкихъ нагаекъ на составляющихъ общую собственность городскихъ улицахъ и предоставятъ имѣющей возможность легально собираться демократіи проводить ея собственныя собранія. Это — очень откровенно сказано, — до цинизма откровенно для человѣка, который только что передъ этимъ объяснилъ, что демонстранты-рабочіе явились въ юридическое общество «просто потому», что это общество могло устроить публичное собраніе, а они не могли (курс. нашъ) говорить передъ публикой, они вынуждены были (курс. нашъ) вторгнуться въ чужое собраніе". Кажется ясно? Но авторъ до такой степени огорченъ тѣмъ, что «демонстранты помѣшали членамъ юридическаго общества произвести ихъ собственную демонстрацію — голосованіе и отправку телеграммы мин. внутр. дѣлъ», что совершенно сбивается съ своей аргументаціи и задаетъ демонстрантамъ пустопорожній вопросъ: «какъ дѣйствовать, чтобы добиться свободы собраній?», на каковой вопросъ и отвѣчаетъ вышеуказанными словами, смыслъ которыхъ: дайте намъ собираться съ разрѣшенія властей, а для себя обходитесь безъ разрѣшенія. Но для харьковскихъ рабочихъ дѣло вовсе не шло о вопросѣ, какъ имъ добиться для себя права собраній. Ихъ занималъ другой воиросъ: какъ добиться для всей страны широкой демократической свободы? И для борьбы за эту свободы они сочли нужнымъ явиться въ чужое для нихъ собраніе, чтобы попытаться увлечь его за собой на болѣе революціонный путь, чтобы предложитъ его членамъ присоединиться къ пролетарской революціонной демонстраціи, чтобы предложить имъ оставить, какъ второстепенный, вопросъ о Святополкѣ, и требовать, вмѣстѣ съ рабочими, созыва Учредительнаго Собранія. И, въ виду такой цѣли, величайшей наглостью и іезуитивмомъ отдаютъ слова «Освобожденія»: «тѣ, кто негодуетъ на то, что правительство нарушаетъ права ученыхъ обществъ и свободу изъ сужденій, не должны сами, — хотя бы съ самыми благими намѣреніями, — поступать подобнымъ же образомъ». Обвинять въ «свободномъ» органѣ сознательныхъ пролетаріевъ въ посягательствѣ на свободу и права гражданъ и отождествлять ихъ поведеніе съ поведеніемъ полиціи, значитъ вторить «Гражданину», который тоже, вѣдь, увѣряетъ, что сторонники свободы отнимаютъ свободу слова у всѣхъ несогласно-мыслящихъ[1].
Русскіе пролетаріи ни на минуту не будутъ сбиты съ толку гнилыми разсужденіями демократическаго органа, поставившаго себѣ цѣлью придавать "благовидный характеръ навѣянному самыми заскорузлыми предразсудками и самой обывательской трусостью негодованію радикальной интеллигенціи на попытки пролетаріата принять участіе въ манифестаціяхъ противъ деспотизма. Они только посмѣются, когда прочтутъ далѣе въ статьѣ «Освобожденія» слѣдующія слова по поводу предстоящихъ земскихъ собраній:
«Попытки… обращеній къ земскимъ собраніямъ и городскихъ думамъ будутъ несомнѣнно имѣть крупное политическое значеніе. Въ такомъ смыслѣ будутъ и уже начали дѣйствовать между прочимъ и революціонныя организаціи. Ихъ попытки прійти въ соприкосновеніе съ общественными собраніями будутъ имѣть, однако, положительное политическое значеніе лишь при условіи полнаго соблюденія правъ и свободы сужденій этихъ собраній». Интересно было бы знать, входитъ ли въ число «правъ» общественныхъ собраній «право» подчиняться министерскому запрещенію говорить объ «общегосударственныхъ вопросахъ», «право» пускать (какъ сдѣлалъ предсѣд. Тамб. губ. собр.) публику «по билетамъ», «право» засѣдать подъ охраной полиціи, «право» «представителей населенія» не желать слушать являющихся къ нимъ «демонстрантовъ»? Достаточно поставить эти вопросы, чтобы увидѣть вою нелѣпость разговоровъ о «свободѣ сужденій», соблюдать которую должны пролетаріи. Одно изъ двухъ: либо общественныя собранія хотятъ имѣть дѣйствительную свободу сужденій, въ которой имъ отказываетъ правительство, и тогда они заинтересованы въ томъ, чтобы стать подъ охрану населенія. Либо они пуще огня боятся этого населенія, и тогда они заранѣе отказываются отъ воякой «свободы сужденій», дабы сохранить за собою святое «право» — бормотать въ предѣлахъ, дозволенныхъ начальствомъ.
«Передъ могущественнымъ народнымъ возстаніемъ», говорить «Освобожденіе», конечно, должны были бы смолкнуть и стушеваться существующія общественныя собранія и учрежденія, но демонстраціи тѣхъ силъ, которыми располагаютъ въ настоящее время русскіе революціонеры, легко могутъ, принявъ извѣстное направленіе, разстроить земскія собранія, стать же на мѣсто ихъ и вмѣсто нихъ говорить съ правительствомъ, дѣйствуя, какъ народъ, они, конечно, не могутъ" (курс. нашъ).
Въ этихъ строкахъ вопросъ поставленъ совершенно правильно и демократамъ слѣдуетъ задуматься надъ заключающейся въ немъ дилеммой. Кто будетъ «говорить съ правительствомъ», «какъ народъ» — земская ли буржуазія или самъ народъ? Тотъ, кто уже убѣдился въ томъ, что для земской буржуазіи роль представителя грядущей революція не по силамъ, будетъ только привѣтствовать попытки самого народа формулировать свои нужды. Тотъ, кто въ этомъ убѣдился, легко увидитъ въ этихъ попыткахъ начало «могущественнаго народнаго возстанія», передъ которымъ должны стушеваться слабыя организаціи имущихъ классовъ. И только тотъ «демократъ», который еще не рѣшилъ для себя самого, съ кѣмъ намѣренъ онъ идти въ ногу: съ «лойяльной» ли земской оппозиціей или съ революціоннымъ народомъ? только тотъ удовлетворится двусмысленными разсужденіями «Освобожденія».
Рѣшить этотъ вопросъ необходимо всѣмъ демократамъ тѣмъ скорѣе, тѣмъ рельефнѣе становится перспектива той сдѣлки, которую правительство Святополка желало бы предложить земской оппозиціи. Дѣйствительные демократы и рѣшительные конституціоналисты заинтересованы въ томъ, чтобы эта сдѣлка, имѣющая своей цѣлью разстроить ряды ихъ арміи, не удалась. Но она будетъ разбита тѣмъ вѣрнѣе, чѣмъ скорѣе должны будутъ «смолкнуть и стушеваться» передъ требованіями народа сомнительные элементы земскаго либерализма. И плохую услугу дѣлу демократіи и конституціоннаго движенія окажутъ тѣ, кто, расшаркиваясь передъ «могущественнымъ народнымъ возстаніемъ», скрупулезно подсчитываютъ силы, которыми «располагаютъ русскіе революціонеры» — на близорукій глазъ.
«Всеобщей мобилизаціи» «могущественнаго народнаго возстанія» естественно предшествуютъ «частныя мобилизаціи» передовыхъ пролетарскихъ отрядовъ. Кто не умѣетъ оцѣнить политическаго значенія выступленія этихъ отрядовъ, тотъ будетъ застигнутъ врасплохъ и началомъ дѣйствительнаго возстанія. И нѣтъ для демократіи другого способа содѣйствовать скорому наступленію этого начала, какъ поддерживая революціонные попытки передовыхъ пролетаріевъ.
Съ помощью буржуазной демократіи или противъ нея, сознательный пролетарій долженъ дѣлать свое революціонное дѣло и нести во всѣ «общественныя собранія и учрежденія» свои политическія требованія, передъ которыми, какъ передъ требованіями народа, должны «смолкнуть и стушеваться» узкіе корпоративные интересы маленькихъ группъ оппозиціонной буржуазіи, идущіе въ разрѣзъ съ интересами освободительнаго движенія въ цѣломъ.
Пролетаріатъ долженъ выступать достаточно «безтактно» — въ смыслѣ Петра Струве — для того, чтобы земскія требованія конституціи перестали казаться «дерзкими».
- ↑ Въ примѣчаніи авторъ цитируетъ корреспонденцію «Искры», которая признаетъ, что демонстрація въ Харьковѣ была «организована весьма неудачно», и пользуется этимъ признаніемъ, чтобы противопоставить его словамъ передовой статьи въ «Искрѣ», гдѣ сказано, что эта демонстрація «показываетъ, въ какомъ направленіи намъ слѣдуетъ дѣйствовать». Очевидно" почтеннѣйшій авторъ, что направленіе, въ которомъ намъ слѣдуетъ дѣйствовать, есть именно то направленіе, которое вы осуждаете, какъ «посягательство на свободу ученыхъ обществъ», и что, дѣйствуя въ этомъ направленіи, соціалдемократы могутъ въ тоже время, при лучшей организованности, совладать съ тѣмъ «несвоевременнымъ безпорядкомъ», о которомъ говорилъ нашъ корреспондентъ и который привелъ къ тому, что собраніе было «просто сорвано». Этотъ безпорядокъ и шумъ объясняются прежде всего и больше всего политической невоспитанностью «массовой» интеллигентской публики (въ томъ числѣ и членовъ самого Общества), съ которою не удалось справиться организованному отряду харьковскихъ пролетаріевъ.