Сочиненія И. С. Аксакова. Томъ третій.
Польскій вопросъ и Западно-Русское дѣло. Еврейскій Вопросъ. 1860—1886
Статьи изъ «Дня», «Москвы», «Москвича» и «Руси»
Москва. Типографія М. Г. Волчанинова (бывшая М. Н. Лаврова и Ко.) Леонтьевскій переулокъ, домъ Лаврова. 1886.
Статьи из газеты «День» (1863)
правитьЗа кѣмъ осталась побѣда по усмиреніи польскаго мятежа?
правитьСъ усмиреніемъ мятежа, дѣло въ нашихъ Западныхъ губерніяхъ становится все запутаннѣе и сложнѣе. Мы невольно спрашиваемъ себя, — какъ ни страненъ повидимому этотъ вопросъ, — за кѣмъ осталось поле въ этой борьбѣ двухъ народностей — за Русскими или Поляками? Мы думаемъ даже, что сравнительно съ тѣми потерями, которымъ бы могли подвергнуться Поляки, они — въ выигрышѣ. Событія грозили совершеннымъ разрушеніемъ Польскому обществу Западнаго края, но оно заблаговременно смирилось, отвело громовый ударъ, и хотя поразстроилось, порасшаталось, однако успѣло занять прежнюю свою позицію и вѣроятно скоро оправится. Оно снова — «высшій классъ мѣстнаго населенія», снова — «благородное туземное сословіе», снова — «Россійское привилегированное дворянство», снова — «значительнѣйшій классъ земевладѣльцевъ», «главный представитель мѣстнаго (Русскаго) земства»! Нѣтъ сомнѣнія, что Польское дворянское общество сумѣетъ воспользоваться тѣмъ выгоднымъ положеніемъ, въ которое поставило себя своими вѣрноподданническими адресами, и тѣмъ затрудненіемъ, въ которое поставлено правительство своимъ торжествомъ, — потому что повинная, принесенная Польскими дворянами, должна, конечно, почитаться торжествомъ для законной власти. Мы конечно не имѣемъ права заподозривать искренность этихъ дворянъ, но тѣмъ не менѣе самые адресы не даютъ намъ никакого основанія думать, что Поляки дѣйствительно признали въ Западномъ краѣ господство — не одного только Россійскаго государства, но и Русской народности. Было уже замѣчено въ нашей газетѣ, въ статьѣ г. Кояловича, что эти адресы установляютъ отношеніе дворянства Западныхъ губерній къ престолу и къ государству, — но не къ Русской народности. Поляки признали фактъ, но не говорятъ ни слова о принципѣ; Поляки заявляютъ о своемъ вѣрноподданничествѣ и о убѣжденій, къ которому пришли, что Западный край составляетъ съ Россіей одно неразрывное цѣлое, — но эта неразрывность, эта цѣлость можетъ пониматься въ смыслѣ одной внѣшней, государственной связи. Точно такой же адресъ можетъ представить и Царство Польское, съ такими же увѣреніями вѣрноподданничества и съ такимъ же признаніемъ нераздѣльности Царства съ Имперіей. Между тѣмъ отношеніе того и другаго края къ Россіи совершенно различно. Польша — Польша, и господство тамъ Польскаго элемента совершенно законно; Западно-Русскій нр^р есть Русскій край, и господство тамъ должно принадлежать исключительно Русскому народному элементу.
И такъ, вопросъ рѣшенъ только съ своей внѣшней стороны и дѣлается теперь внутреннѣе, чѣмъ когда-либо прежде. Внѣшняя борьба покончена, но борьба не прекратилась, не упразднилась: она, если можно такъ выразиться, еще болѣе одухотворилась: теперь возникаетъ по преимуществу борьба элементовъ. При всемъ томъ, благодаря адресамъ и другимъ обстоятельствамъ, борьба будетъ опираться не на однѣ нравственныя, но и на матеріальныя силы: на общественное положеніе съ одной стороны, на власть правительственную съ другой, на богатство и привилегіи Польскаго меньшинства, на количественное могущество Русскаго многолюдства и проч. и проч. Такимъ образомъ, съ наступленіемъ мура у явятся опять, какъ и прежде, два противника въ Западномъ краѣ: Русская стихія и Польская стихія, Русское простонародье съ духовенствомъ и съ небольшимъ кружкомъ туземныхъ дѣятелей, который нельзя даже и назвать «мѣстнымъ обществомъ», — и Польское дворянство, — высшій классъ народонаселенія, богатство, землевладѣльческая сила и интеллигенція края. Положеніе борющихся, конечно, нѣсколько измѣнилось — къ выгодѣ Русской. Крестьяне окончательно освобождены отъ всякихъ обязательныхъ отношеній къ помѣщикамъ; Русское населеніе оживилось, ободрилось, не такъ уже робко, какъ прежде, а главное — нашло поддержку въ сочувствіи, въ пробудившемся сознаніи остальной Россіи. Духовное общеніе, духовное народное единство Западнаго края съ Россіей, если еще не вполнѣ возстановилось, то кажется могло бы возстановиться довольно прочно. Однако же, какъ ни благопріятны повидимому эти условія, хи не должны ими обольщаться, и судя по письмамъ, нами получаемымъ, Русское населеніе Западныхъ губерній серьезно озабочено дворянскими адресами. Дѣло въ томъ, что говоря о положеніи обоихъ становъ, мы означили только главныя линіи позицій, но не «детали» или подробности, отъ которыхъ нерѣдко зависитъ судьба сраженій. Сочувствіе Русскаго общества и пробудившееся въ немъ сознаніе своего единства съ Русскимъ народомъ Западнаго края могли бы быть не только огромною, но всепобѣждающею духовною силою, которая одна, сама по себѣ, способна была бы порѣшить Польскій вопросъ, — но, къ сожалѣнію, мы не можемъ принимать въ разсчетъ эту, еще не существующую, а только возникающую силу. Самому Русскому обществу еще недостаетъ полноты личнаго народнаго самосознанія; отчужденіе отъ народности еще продолжаетъ томить его, какъ неизлѣченный тяжкій недугъ, и только государственное самосознаніе, такъ сказать пониманіе себя, какъ единаго Русскаго народа въ государствѣ, живетъ въ немъ съ полною, по истинѣ несокрушимою силою. Мы имѣемъ поводъ опасаться, что какъ скоро Русское общество успокоится на счетъ Польскихъ и Французскихъ притязаній — отторгнуть отъ Русскаго государства Западную Русь и Литву и присоединить ихъ къ Царству Польскому, какъ скоро оно убѣдится, что эти мечты оставлены, признаны неосуществимыми, — то напряженность его участія къ Западному краю значительно ослабѣетъ. И это не потому, чтобъ оно дѣйствительно сдѣлалось равнодушно къ интересамъ Западно-Русской народности, а потому, что оно привыкло, — вслѣдствіе причинъ — частью отъ него не зависящихъ, а частью и зависящихъ — проявлять свою жизненную крѣпость только при внѣшнихъ опасностяхъ, пріучено жить только внѣшними государственными интересами, и еще не выработало себѣ — рядомъ съ государственною дѣятельностью — общественную дѣятельность; рядомъ съ государственною — общественную точку зрѣнія. Конечно теперь, однажды пробужденное, это сознаніе своего народнаго единства съ Бѣлоруссіей въ Русскомъ обществѣ уже не заглохнетъ; напротивъ оно будетъ рости и рости. особенно благодаря стараніямъ литературы, — но это еще далеко не та сила, о которой мы говорили выше.
Изъ этого выходитъ, что вопросъ объ участіи Русскаго общества въ борьбѣ двухъ національныхъ элементовъ въ Западномъ краѣ связанъ съ внутреннимъ развитіемъ самого Русскаго общества. При этомъ отношеніе его къ Западному краю испытываетъ на себѣ дѣйствіе двухъ направленій — господствующихъ, хотя и не преобладающихъ, — какъ въ общественной, такъ и въ необщественной и конечно не въ народной сферѣ Эти два направленія или два воззрѣнія можно опредѣлить слѣдующимъ образомъ: вопервыхъ, пониманіе борьбы въ Западномъ краѣ — не какъ борьбы народностей, а какъ борьбы соціальной, сословной, — и вовторыхъ, требованіе — примиренія. Замѣчательно, что въ этихъ воззрѣніяхъ сходятся между собою, хотя и по разнымъ побужденіямъ, люди повидямому самыхъ равныхъ направленій: и дѣятели высшей гражданской сферы, и воздыхающіе по крѣпостномъ правѣ или по утраченному помѣщичьему значенію (эти обѣ категоріи изъ аристократическихъ или дворянскихъ побужденій), и Поляки — изъ національныхъ разсчетовъ, и изъ влеченій демократическихъ — наши юные соціалисты или демократы: однимъ словомъ, та часть молодежи, которая, къ сожалѣнію, лишена возможности высказать свое настоящее отношеніе къ Польскому вопросу. (Говоримъ къ сожалѣнію: многое отскочило бы отъ нея, какъ скоро пришлось бы высказаться и удовлетворить условіямъ логики, смысла, исторической правды, которыхъ непремѣнно требуетъ всякое публичное письменное изложеніе). Почти въ одно время получили мы письма отъ одного Поляка изъ Кіева, отъ одного юнаго Русскаго изъ Восточной Россіи и свѣдѣнія о нѣкоторыхъ нашихъ администраторахъ. Возстаніе крестьянъ противъ Польскихъ пановъ выдаютъ намъ за возстаніе соціальное — и Польскій панъ-помѣщикъ, и Кіевская администрація (по собственному сознанію ея защитниковъ), и гг. Скарятинъ, Юматовъ и Петръ Бланкъ съ К°, и люди гражданской высшей сферы, и даже г. N N изъ Восточной Россіи. Практическій результатъ этого воззрѣнія, еслибъ оно возобладало (что подъ конецъ легко можетъ и случиться, къ несчастію) — тотъ, что надобно гораздо больше опасаться Русскихъ крестьянъ, чѣмъ Поляковъ, что не надобно давать слишкомъ много преимущества первымъ, т. е мужикамъ (хотя бы и Русскимъ) надъ вторыми, т. е. надъ помѣщиками, надъ дворянами, надъ мѣстнымъ аристократическимъ классомъ (хотя бы и Польскимъ), дабы не нанести ущерба аристократическому принципу; что, наконецъ, слѣдуетъ отъ времени до времени напоминать первымъ, т. е. крестьянамъ, что они — крестьяне, ни больше, ни меньше, какъ крестьяне, и въ Бѣлоруссіи точно такіе же, какъ въ Перми или Пензѣ!.. Случай такого напоминанія въ В--ой губерніи разсказанъ у васъ въ 39 No. Окончательный же результатъ сего практическаго результата — приниженіе и безъ того униженной и едва поднявшей голову Бѣлорусской народности, и усиленіе Польскаго мѣстнаго элемента чрезъ поддержку въ лицѣ пановъ аристократическаго начала. Какъ бы въ подтвержденіе этого вывода, намъ пишутъ, что работы повѣрочной коммиссіи одной изъ Сѣверозападныхъ губерній возвращены ей для передѣлки въ смыслѣ — противномъ тому, въ какомъ онѣ были произведены и въ духѣ упомянутаго выше принципа…
Что же касается до примиренія, то ни въ чемъ такъ мало не отдаютъ себѣ отчета, какъ въ значеніи этого слова. На это слово особенно напираютъ многіе дѣятели и гражданской и не гражданской среды, и аристократы и демократы, и вообще многіе наши гуманисты и голубаго и краснаго и всевозможныхъ цвѣтовъ, но съ космополитическимъ оттѣнкомъ. Эти люди, особенно первые, если иногда и неравнодушны къ достоинству Имперіи, къ достоинству государственной власти, — за то большею частью совершенно равнодушны къ судьбѣ Русской народности. По крайней мѣрѣ она стоитъ у нихъ на второмъ или даже на третьемъ планѣ. Поэтому проповѣдывать систему примиренія имъ легко, и всякій призракъ борьбы ихъ возмущаетъ, а тѣмъ болѣе, напримѣръ, наши призывы къ борьбѣ! Читатели знаютъ однакоже, что взывая къ борьбѣ и отвергая примиреніе, мы разумѣемъ борьбу двухъ національныхъ, отвергая всякую сдѣлку, всякую духовную, всякое непроизводительное химическое смѣшеніе духовныхъ началъ; при всемъ томъ мы вовсе не стоимъ за систему жестокихъ уголовныхъ наказаній Поляковъ за политическія преступленія, и желали бы только отнять у нихъ фактическую возможность вредить Россіи. Но у гуманистовъ нѣкоторыхъ нашихъ административныхъ сферъ господствуетъ воззрѣніе другаго рода; оно состоитъ именно въ томъ, чтобы наказывая строго, очень строго за каждое явное политическое преступленіе, въ то же время покрывать системой примиренія всѣ національныя тенденціи Поляковъ въ Западномъ краѣ. Такимъ образомъ они великодушничаютъ и гуманничаютъ на чужой счетъ, — на счетъ Русской народности: за эту гуманность приходится расплачиваться Русскому мѣстному населенію. Убѣдившись въ вѣрноподданничествѣ Поляковъ, они — ради системы примиренія — не только оставляютъ за ними преобладающее общественное положеніе, но готовы даже ухаживать за ними, чтобы смягчить ихъ раздраженіе, съ аффектаціей выражаютъ имъ полное довѣріе, вручаютъ имъ власть надъ сельскимъ населеніемъ, подчиняютъ имъ, въ служебномъ смыслѣ, Русскій народъ и своимъ начальственнымъ вниманіемъ оффиціально поднимаютъ значеніе Польской народности въ Русскомъ краѣ. Это воззрѣніе готово даже признать господство Польскаго языка, Польскаго обычая, Польскаго элемента въ Русской области, если только этотъ элементъ представляется вѣрноподданнымъ въ смыслѣ чисто государственномъ. Нечего и говорить, какъ шатки всѣ эти соображенія и какъ ненадежно вѣрноподданничество, отвергающее права Русскаго народа въ Русской землѣ. — Примиреніе здѣсь не имѣетъ смысла. Какое можетъ быть примиреніе Русской народности и полонизма, православія и латинства — тамъ, гдѣ полонизмъ и латинство стремятся покорить себѣ духовно Русскую землю, съ тѣмъ, конечно, чтобы впослѣдствіи покорить ее и вещественно? Это примиреніе можетъ быть только тогда, когда полонизмъ и латинство откажутся отъ своихъ притязаній, отъ своихъ завоевательныхъ стремленій. До того же времени нѣтъ мѣста примиренію, а необходима борьба и борьба. Разумѣется эта борьба должна имѣть характеръ по преимуществу общественный и нравственный, но борьба съ Русской стороны сдѣлается невозможною, если правительство, руководясь извѣстною системою примиренія, будетъ оказывать покровительство — не тому или другому несчастному Поляку, а именно Польскому элементу. Напримѣръ: распубликованный проектъ земскихъ учрежденій (разборъ котораго былъ помѣщенъ и въ нашей газетѣ) въ окончательномъ своемъ результатѣ былъ бы равнозначителенъ Польской народности, преимущественно предъ Русской, ибо даетъ значительный перевѣсъ, при представительствѣ, Польскому землевладѣльческому сословію надъ Русскимъ населеніемъ; допущенное Русскимъ начальствомъ наполненіе присутственныхъ мѣстъ чиновниками-Поляками, въ сущности, есть такое же покровительство стремленіямъ Польскаго элемента къ преобладанію надъ Русскимъ, потому что ставитъ Русскихъ въ полную «легальную» отъ Поляковъ зависимость. Все это не только не способно содѣйствовать успокоенію края, чего желаетъ правительство, но напротивъ послужило бы источникомъ безпокойствъ, — и система примиренія въ своихъ послѣдствіяхъ оказалась бы системою усиленія Польскаго элемента въ ущербъ Русскому, слѣдовательно системою разъединенія и постояннаго возбужденія вражды и ненависти между двумя народностями. Такого рода способъ дѣйствій со стороны администраціи только бы затруднялъ Русскимъ общественную свободную борьбу съ Поляками и облегчалъ бы ее Полякамъ. Самая эта начальственная галантерейность съ Польскимъ высшимъ сословіемъ и грубость съ Русскимъ мужичьемъ, съ Русскимъ простонародьемъ имѣетъ, безъ сомнѣнія, вредное нравственное дѣйствіе на развитіе Русскаго элемента. Мы уже имѣли случай указывать на образецъ подобной же попытки къ примиренію, распубликованный министерствомъ народнаго просвѣщенія. Для устраненія антагонизма между народностями на Волыни и въ Подоліи, чиновникъ министерства, нарочито ревизовавшій народныя школы въ томъ краѣ, предлагаетъ, если не совсѣмъ изъять изъ народнаго образованія религію, какъ самый чувствительный и щекотливый предметъ, такъ по крайней мѣрѣ дать ей значеніе совершенно «личнаго, субъективнаго чувства», отнявъ у нея всякій характеръ общественный. Нашихъ священниковъ, пожалуй, — хотя и это сомнительно, — еще бы можно было заставить смириться, воздержаться отъ проповѣдыванія православія, — но никакія подобныя распоряженія не укротили бы пропаганды латинской, а только очистили бы поле для козней ксендзовъ.
Мы вовсе не добиваемся какого-нибудь особеннаго административнаго покровительства Русской мѣстной стихіи. Мы очень хорошо знаемъ, сколько вреда происходитъ нерѣдко отъ административнаго вмѣшательства въ область исключительно общественной и духовной дѣятельности. Мы полагаемъ, что независимо отъ дѣйствій въ сферѣ чисто государственной или административной, покровительство администраціи Русскому народному духовному элементу въ Западной Россіи (разумѣя тутъ и Югозападную) должно состоять — въ отсутствіи всякого покровительства элементу Польской народности, въ предоставленіи полнаго полной свободы общественной борьбѣ, въ устраненіи наконецъ тѣхъ пріемовъ, тѣхъ системъ, тѣхъ принциповъ, которые одинаково ложны и вредны какъ въ Бѣлоруссіи, такъ и въ Калугѣ, какъ на Украйнѣ, такъ и въ Казани… въ этомъ-то послѣднемъ условіи и заключается по преимуществу самая серьезная, если не роковая сторона Польско-Русскаго вопроса въ Западномъ краѣ, особенно при томъ новомъ характерѣ, который отнынѣ должна принять борьба этихъ двухъ, элементовъ…
Мы уже сказали выше, что эта борьба теперь, по заключеніи мира, усложняется еще больше. Враждебное намъ начало грозитъ принять такое положеніе и одухотвориться до такой степени, или вѣрнѣе обратиться въ такое, почти атмосферическое нравственное явленіе, что можетъ стать совершенно недоступнымъ, неуловимымъ для внѣшняго правительственнаго осязанія. Напримѣръ: кто такіе Поляки въ Западномъ краѣ? Польскіе дворяне… Но вотъ на этомъ первомъ словѣ мы и должны остановиться, чтобы показать всю странность современнаго положеніи. Мы точно также можемъ и даже обязаны называть дворянство Западныхъ нашихъ губерній Русскимъ: оно Русское и по. своему вѣрноподданническому заявленію, и по своему мѣстному туземному происхожденію. Оффиціальныхъ примѣтъ ихъ полонизма, за поднесеніемъ извѣстныхъ адресовъ, почти не имѣется. Чѣмъ оффиціально различить ихъ отъ Русскихъ? Они употребляютъ Польскій языкъ?… Конечно такъ, но намъ пишутъ изъ Бѣлоруссіи, что Польскій языкъ не долженъ служить признакомъ ополяченія, что даже православные священники говорятъ у себя дома по-Польски, — что наконецъ есть довольно много шляхты, вполнѣ Русской, но говорящей или сквернымъ Польскимъ языкомъ или мѣстнымъ нарѣчіемъ. А уже и теперь многіе Польскіе паны прикидываются поборниками мѣстнаго нарѣчія — Бѣлорусскаго или Украинскаго, — являются особеннаго вида Польскіе мѣстные демократы или хлопоманы, которыхъ никакъ по внѣшнему виду не отличишь отъ нѣкоторыхъ мѣстныхъ Русскихъ «патріотовъ».. Но вѣдь Польскіе папы католики?.. Конечно, это важный и существенный признакъ, который даже, при единствѣ происхожденія, служилъ и служитъ основаніемъ этнографическаго дѣленія жителей края на Поляковъ и Русскихъ… Но вотъ намъ пишутъ также изъ Кіева, что въ Юго-Западныхъ губерніяхъ (за достовѣрность извѣстія впрочемъ не ручаемся), при составленіи списка чиновниковъ Русскаго и Польскаго происхожденія, человѣкъ до сорока Поляковъ перешло въ православіе. Кто поручится, что этотъ переходъ искрененъ и совершается не по какимъ-нибудь новымъ дополнительнымъ правиламъ къ Польскому катихизису? Кромѣ того, теперь стали попадаться очень часто (и мы сами знаемъ нѣкоторыхъ) Поляки особаго вида, именующіе себя Polaki Russkiey wiary (Поляки Русской, т. е. православной вѣры), рожденные отъ православныхъ отцовъ и матерей — Полекъ. Здѣсь исчезаетъ и послѣдній внѣшній признакъ, и этотъ новый видъ Поляковъ сливается почти безразлично съ Русскими космополитами, не имѣющими никакой вѣры, но числящимися по Русскому вѣроисповѣданію. Эти Поляки Русской вѣры самые рьяные Поляки и ревнивѣе Поляковъ-католиковъ, — а между тѣмъ, какъ скоро они подписали вѣрноподданническій адресъ и не были юридически или оффиціально обличены въ преступныхъ политическихъ замыслахъ, то конечно администраціи весьма трудно, при отсутствіи внѣшнихъ примѣтъ Польской національности, узнавать — кто тутъ Полякъ, кто Русскій: пришлось бы забираться въ душу каждаго, — что уже конечно не ея дѣло! Такимъ образомъ полонизмъ обращается въ какое-то почти неосязаемое, повидимому чисто духовное качество, котораго однакоже усиленіе, развитіе и торжество сказываются положительнымъ, не только духовнымъ, но и матеріальнымъ гнетомъ для Русской народности, и котораго скрытыя тенденціи примыкаютъ вовсе не къ нравственнымъ, а въ политическимъ цѣлямъ. Разумѣется, народнаго Русскаго чувства не обманешь, и смутное для правительственной власти — является для народнаго сознанія вполнѣ яснымъ и раздѣльнымъ. Въ случаѣ народнаго возстанія, народъ Украйны и Бѣлоруссіи тотчасъ бы распозналъ, и совершенно безошибочно, дѣйствительныхъ враговъ своей народности. Но теперь, когда борьба происходитъ на иномъ полѣ, — нельзя не видѣть, что эта тягучесть, упругость, эта изворотливость, эта эластичность Польскаго элемента дѣлаетъ борьбу съ нимъ для Русской народности, при современныхъ внѣшнихъ условіяхъ ея обстановки, въ высшей степени трудною. Поэтому-то и нужно обращать особенное вниманіе — на эти внѣшнія условій… Польской интеллигенціи должно быть противопоставлено не что другое, а свободная Русская интеллигенція; Польской общественности — Русская общественность — къ несчастію еще совершенно малокровная, маломощная; Польскому упорному, не слабѣющему ни въ войнѣ, ни въ мирѣ патріотизму — дѣятельная любовь въ Русской народности (а не прозябаніе Русскаго народнаго элемента въ нашей общественной и гражданской сферѣ); Польской цивилизаціи, — если не Русская цивилизація, то общественное сознаніе истины и силы Русскихъ народныхъ просвѣтительныхъ началъ (сознаніе еще очень тусклое въ большинствѣ нашихъ дѣятелей); Польской латинской пропагандѣ — Русская православная проповѣдь (а что такое Русская православная проповѣдь, смотри статью г. Никитинскаго въ 39 No «Дня» «о проповѣдяхъ»). Однимъ словомъ — всѣмъ нравственнымъ и умственнымъ силамъ полонизма должны быть противопоставлены Русскія нравственныя и умственныя силы, которыхъ развитіе затруднено недостаткомъ простора. Если Мы указывали въ послѣднихъ нашихъ статьяхъ на невысокость уровня гражданской честности и ума въ нашихъ гражданскихъ дѣятеляхъ вообще; если мы разоблачали недостаточность, для духовной борьбы, проявленнаго до сихъ поръ Русскимъ обществомъ патріотизма, — то это вовсе не значитъ, чтобъ мы считали эту борьбу для насъ невозможною, или намъ не по силамъ. Напротивъ, мы вполнѣ вѣримъ въ возможность полной и самой полной побѣды, но для этого-то и необходимо намъ — видѣть и разумѣть нашего врага безошибочно ясно, необходимо вызвать къ дѣйствію всѣ наши нравственныя силы и устранить препятствія, останавливающія или замедляющія ихъ развитіе. Пора же наконецъ намъ понять, что борьба съ полонизмомъ доходитъ, если не дошла, до такой степени, гдѣ вопросъ рѣшается не только, но и общимъ состояніемъ всего нашего государственнаго и народнаго организма. Необходимо, при изученіи недуга, входить въ подробное разбирательство — что въ немъ есть мастито и что въ немъ есть общаго, охватывающаго собою все тѣло, — а также — чѣмъ онъ можетъ быть излѣченъ — мѣстными ли катаплазмами или же общими средствами, возвращающими здоровье всему организму. У васъ страдаетъ рука, — но если это явленіе ревматизма, то полезно бываетъ произвесть общую испарину или реакцію въ тѣлѣ; болитъ у васъ въ Лепелѣ, — лѣчите себя въ Пензѣ, и т. д.
Въ подробности входить мы считаемъ излишнимъ. Если читатель будетъ добиваться отъ насъ прямыхъ указаній, какъ вести борьбу съ полонизмомъ, то мы отвѣчать ему не станемъ, а заговоримъ о другомъ. Мы разскажемъ ему, пожалуй, на основаніи извѣстій, сообщенныхъ газетой «Народное Богатство», о положеніи крестьянскаго дѣла въ Тобольской губерніи, или въ Перми, мы напомнимъ ему замѣчанія, если не вполнѣ, то во многомъ справедливыя, «Московскихъ Вѣдомостей» на распоряженіе о сокращеніи мировыхъ участковъ, напечатанное въ 216 No этой газеты. Мы можемъ еще передать ему общую молву о томъ, что предполагается предоставить начальникамъ губерніи власть подвергать взысканію и смѣнять сельскія выборныя должностныя лица помимо мировыхъ посредниковъ; мы можемъ также сообщить ему слухъ о томъ, что введеніе въ дѣйствіе новаго устава о книгопечатаніи, приготовленнаго и разработаннаго въ двухъ коммиссіяхъ, отложено на неопредѣленное время и что существующая цензурная система остается пока безъ измѣненія…