1879.
правитьЗА КАРТАМИ.
правитьВъ картежномъ «мушкарскомъ» вертепѣ самый разгаръ. Всѣ столы заняты. Всюду видны нахмуренныя брови, то раскраснѣвшіяся, то позеленѣвшія лица, растрепанныя прически, свернутые на сторону шиньоны. Женщины преобладаютъ. Дрожащими руками сдаютъ онѣ карты, дрожащими руками принимаютъ прикупку, робко, со страхомъ и трепетомъ заглядываютъ въ нее и кусаютъ свои воспаленныя, растрескавшіяся губы. Проигравшіеся субъекты ходятъ отъ одного стола къ другому и остервенительно затягиваются папироской. На лицахъ такъ и сіяетъ вопросъ: «гдѣ-бы денегъ занять на отыгрышъ?» Адъ, дантовъ адъ!
Весело играетъ купецъ, мрачно и сосредоточенно — чиновникъ, лихорадочно — женщина, нахально-восточный человѣкъ. Вотъ столъ. За нимъ жидъ-закладчикъ, жирная дама въ брилліантовыхъ перстняхъ, купецъ, армянинъ, интендантскій чиновникъ. Купецъ сдалъ и открылъ козыремъ червоннаго короля.
— Самъ генералъ Черняевъ! — провозглашаетъ онъ. — Сердечный король! Этотъ поможетъ. Кому сколько, господа? Сыпьте!
«Трехъ, четырехъ, двухъ», — слышится у играющихъ. Выходятъ съ бубенъ. У всѣхъ нашлись бубны, кромѣ купца.
— Турецкая масть! Эта ни въ жизнь не проходитъ! Не ходи одна, а ходи съ провожатымъ, — говоритъ онъ и бьетъ бубну козыремъ. — Кто супротивъ христіанскихъ крестей? Пожалуйте! Ухлопали? Ну, тогда чудесно! Козырныя позиціи стягиваете? Еще лучше. Вотъ и всѣ турки повалились, а мой казакъ съ пикой живъ. Теперь я въ ложементѣ, надо играть смирно. Давно-бы была моя мушка, да вотъ давеча аглицкой лордъ Биконсфильдъ подкузмилъ. Бланкъ пришелъ. Я его въ отраженіе пустилъ, думалъ, что хоть семерку съ осмеркой въ союзницы получу, — не тутъ-то было! Вашему здоровью сдавать! Пожалуйте! — обращается онъ къ чиновнику.
Чиновникъ сердится. Онъ только-что сейчасъ поставилъ ремизъ.
— Послушайте, — важно произноситъ онъ. — Игра требуетъ серьезнаго отношенія къ дѣлу. Прибаутки умѣстны только на каруселяхъ, около балагановъ.
— Ахъ, Боже мой! Вотъ еще модель! Не прикажете-ли мнѣ плакать? Мы не послѣднія проигрываемъ… Это вотъ у кого въ одномъ карманѣ смеркается, а въ другомъ заря занимается, такъ точно… А у насъ, слава Богу, курятникъ-то этотъ самый, что за пазухой, всѣми патретами набитъ. Такой альбомъ предоставить можемъ, что ахнете.
— Конечно, молчать надо! — ввязывается въ разговоръ жирная дама въ перстняхъ. — Черезъ крики и разговоры козыри пужаются.
— Вы, тетенька, молчите! Вамъ свою обиду гнать нечего! Вотъ ежели-бы вашей чести полушубокъ вычистили, то дѣйствительно, а то вы, я такъ смѣкаю, въ самомъ маломъ разѣ три четвертныя въ сапогъ упрятать успѣли.
— И кромѣ того вы дерзости говорите, — вставляетъ свое слово жидъ-ростовщикъ.
— Позвольте, какія-же дерзости? А что я сказалъ, что вы, по своему еврейству, крестовой масти боитесь, такъ это вѣрно.
— Я вовсе сударь, не еврей. Я такой-же христіанинъ, какъ и вы!
— Ну, вотъ! Толкуй слѣпой съ подлекаремъ! Нешто по запаху-то не слышно?
— По запаху! Какой отъ меня запахъ? Какъ вы можете такъ выражаться? Скажите, господа, развѣ это не дерзость? — кипятится еврей.
— Да какая-же тутъ дерзость, коли это правда. Пусть всѣ обнюхаютъ. Я на всѣхъ сошлюсь. Ну, вотъ что: коли ты не изъ жидовъ, перекрестись и съѣшь букивротъ съ свинячьей колбасой. Ходитъ, что-ли? Эй, прислужающій!
— Господа! Играть надо! Играть! Смотрите сколько мы золотаго времени потеряли! — слышится со всѣхъ сторонъ
— Играть завсегда можно, а только нечего и обижаться коли кто нехристъ! Тетенька, вамъ сдавать, пожалуйте въ дѣйствующую армію!
Жирная дама сдаетъ.
— А только и я вамъ не тетенька, — говоритъ она. — Тутъ все равны.
— Съ вами на томъ свѣтѣ калеными угольями сочтемся, — подмигиваетъ купецъ. — Ну-ко пятерыхъ! Авось козырей приведутъ семерыхъ! Трусы въ карты не играютъ. Отъ мамзельной дамы мамзельныя и карты пришли. Ну-ко по морозцу! Вались комаръ и муха! Антилерія пошла — чудесно! Нѣтъ-ли тамъ червоннаго-то добровольца? Нѣтъ? Ну, значитъ, карусель. Тамъ мушка! Умыли купца! — Пожалуйте наши собственные потроха получать!
Купецъ со вздохомъ выворачиваетъ бумажникъ.