Ахъ, ты, страсть роковая, безплодная,
Отвяжись, не тумань головы!
Осмѣётъ насъ красавица модная.
Вкругъ нея увиваются львы:
Поступь гордая, голосъ увѣренный,
Что ни скажутъ — ихъ рѣчь хороша,
А вотъ я-то войду, какъ потерянный —
И ударится въ пятки душа!
На ногахъ словно гири желѣзныя,
Какъ свинцомъ налита голова,
Странно руки торчатъ бесполезныя,
На губахъ замираютъ слова.
Улыбнусь — непроворная, жосткая,
Не въ улыбку улыбка моя,
Пошутить захочу — шутка плоская:
Покраснѣю мучительно я!
Помѣщусь, молчаливо досадуя,
Въ дальній уголъ... уныло смотрю,
И сижу неподвиженъ, какъ статуя,
И судьбу потихоньку корю:
«Для чего-де меня, горемычнаго,
Дуракомъ ты на свѣтъ создала?
Ни умишка, ни виду приличнаго,
Ни довольства собой не дала?..»
Ахъ! судьба ль меня полно обидѣла?
Отчего жъ, какъ домой ворочусь
(Удивилась бы, если бъ увидѣла)
И умёнъ, и пригожъ становлюсь?
Всё припомню, что было ей сказано,
Вижу: самъ бы сказалъ не глупѣй...
Нѣтъ! мнѣ въ божьихъ дарахъ не отказано,
И лицомъ я не хуже людей!
Малодушье пустое и дѣтское!
Не хочу тебя знать съ этихъ поръ!
Я пойду въ её общество свѣтское,
Я тамъ буду умёнъ и остёръ!
Пусть поймётъ, что свободно и молодо
Въ этомъ сердцѣ волнуется кровь,
Что подѣ маской наружного холода
Безконечная скрыта любовь...
Полно роль-то играть сумасшедшаго,
Въ сердцѣ искру надежды беречь!
Не стряхнуть рокового прошедшаго
Мнѣ съ моихъ невыносливыхъ плечъ!
Придавила меня бѣдность грозная,
Запугалъ меня съ дѣтства отецъ,
Бесталанная долюшка слёзная
Извела, доконала вконецъ!
Знаю я: сожалѣнье постыдное,
Что какъ червь копошится въ груди,
Да сознанье безсилья обидное
Мнѣ осталось одно впереди.
