Замѣчательное крушеніе «Томаса Хайка».
правитьВъ справочной конторѣ, спеціально занимающейся регистраціей всевозможныхъ катастрофъ и несчастныхъ случаевъ, часы показывали половину второго. Комната была пуста, по случаю среды, — по средамъ начальникъ всегда уходилъ домой спозаранку. Онъ поставилъ это условіемъ, когда принималъ на себя управленіе конторой. При всей готовности служить согражданамъ, онъ имѣлъ частные интересы, которыми никакъ нельзя было пренебрегать. Онъ принадлежалъ своей странѣ, но въ этой странѣ былъ домъ, который принадлежалъ лично ему, а съ этимъ домомъ связано пропасть хлопотъ, требующихъ вниманія, особливо въ ясную, лѣтнюю погоду. Въ каморкѣ, смежной съ конторой и составляющей собственность клерка для кораблекрушеній, сидѣло пятеро джентльмэновъ; они покуривали сигары и мирно наслаждались бесѣдой.
— А я думаю таки-надоѣло вамъ выслушивать всѣ эти нескончаемыя росказни о кораблекрушеніяхъ? обратился къ клерку одинъ изъ гостей, м-ръ Мэтерсь. — Сколько вѣдь приходитъ сюда народу сообщать о катастрофахъ на морѣ!
— Нѣтъ, сэръ, отвѣчалъ клеркъ, — я и не даю имъ много растабарывать. Самъ я, признаться, никогда не бывалъ на морѣ, да этого и не нужно. За то я начитался о всевозможныхъ родахъ крушеній. Поступая сюда, я постарался заранѣе просвѣтиться по этой части, зная, что это избавитъ меня отъ многихъ хлопотъ и непріятностей впослѣдствіи: я изучилъ Робинзона Крузое, читалъ о крушеніи Гросвенора, Royal George’а, о крушеніяхъ отъ смерчей, отъ берегового вѣтра и мало ли еще о какихъ случайностяхъ — и классифицировалъ всѣ сорта крушеній; разъ узнавъ, къ какому классу принадлежитъ извѣстное крушеніе, я уже знаю все напередъ — никто не сообщитъ мнѣ ничего новаго. Когда кто нибудь приходитъ сюда извѣщать о катастрофѣ, я не слушаю лишнихъ разглагольствованій, а заставляю просто-на-просто отвѣчать на нѣсколько вопросовъ, которые предлагаю. Въ одну минуту я догадываюсь, какого рода было крушеніе, стоитъ только еще сообщить мнѣ названіе судна — и дѣло въ шляпѣ. Я и самъ могу разсказать вамъ о любой катастрофѣ получше пострадавшаго. Сколько я тутъ сберегъ времени и труда — нельзя себѣ и представить.
Тутъ другой гость, Джорджъ Ваттсъ, стряхнулъ пепелъ съ сигары, задумчиво уставился на уголь камина и замѣтилъ:
— Мнѣ кажется, я могъ бы разсказать вамъ объ одномъ крушеніи, пережитомъ мною, которое не подойдетъ ни подъ одну изъ вашихъ рубрикъ.
Клеркъ бросилъ окурокъ сигары, засунулъ руки въ карманы, протянулъ ноги и съ улыбкой сожалѣнія взглянулъ на дерзновеннаго, сдѣлавшаго такое нелѣпое замѣчаніе.
— Ну, сэръ, желалъ бы я послушать вашу исторію; не успѣете вы сказать нѣсколько словъ, какъ я остановлю васъ и самъ докончу разсказъ.
— Идетъ, отвѣчалъ Джорджъ Баттсъ. — Я готовъ разсказывать. Случилось это два года тому назадъ; перваго числа нынѣшняго мѣсяца я отплылъ въ Южную Америку на пароходѣ «Томасъ Хайкъ»…
Клеркъ для кораблекрушеній открылъ большую шнуровую книгу и отыскалъ букву Т.
— Напрасно смотрите, спокойно замѣтилъ Джорджъ Баттсъ, — это кораблекрушеніе не внесено въ реестръ, и вы не найдете его въ вашей книгѣ.
Затѣмъ онъ продолжалъ свою исторію:
— «Томасъ Хайкъ» былъ маленькій желѣзный пароходъ, вмѣстимостью въ 600 тоннъ; отплылъ онъ изъ Ульфорда въ Вальпарайзо съ грузомъ, состоящимъ преимущественно изъ чугуна. Пароходъ былъ новенькій, построенный съ непроницаемыми переборками, — явленіе довольно рѣдкое для судна такихъ размѣровъ, — тѣмъ не менѣе это было такъ. Я самъ не морякъ и ничего не смыслю въ судахъ. Отправился я въ качествѣ пассажира; кромѣ меня былъ еще пассажиръ, нѣкто Вильямъ Андерсонъ съ сыномъ Сэмомъ, мальчикомъ лѣтъ пятнадцати. Шли мы въ Вальпарайзо по дѣламъ. Не помню въ точности, сколько дней мы были въ пути, не знаю, въ какомъ мѣстѣ мы очутились — кажется, гдѣ-то неподалеку отъ прибрежья Южной Америки, какъ вдругъ въ одну темную, да еще вдобавокъ туманную ночь мы столкнулись съ какимъ-то пароходомъ. Какъ это насъ угораздило — не понимаю, кажется, мѣста кругомъ было довольно для всѣхъ кораблей въ мірѣ, — но бѣда случилась. Когда я выскочилъ на палубу, незнакомое судно было уже далеко — только мы его и видѣли… Пошло ли оно ко дну, или благополучно добралось до мѣста назначенія — не могу вамъ сказать. Но вскорѣ мы убѣдились, что у нашего парохода крѣпко помята обшивка на носу и что онъ черпаетъ воду. Капитанъ проворно распорядился запереть вмѣстилище груза и работать насосами, но это не принесло пользы. Передняя часть судна живо наполнилась водой и «Томасъ Хайкъ» накренился такъ, что носъ очутился подъ водой. Палуба его приняла покатое положеніе, какъ склонъ холма, а винтъ задрался кверху, такъ что не могъ бы дѣйствовать, даже еслибъ машина продолжала работать. Капитанъ приказалъ срубить мачты, думая, что это поможетъ судну принять естественное положеніе, — не тутъ-то было! Море свирѣпо бушевало, волны такъ и хлестали вверхъ по палубѣ, разбиваясь объ нее, какъ о прибрежную скалу. Капитанъ отдалъ распоряженіе заткнуть всѣ люки, чтобы вода не могла просочиться внутрь, и единственное отверстіе, черезъ которое можно было проникнуть внизъ — это дверь каюты, находившаяся въ задней части судна. Нелегкая и опасная была задача закупорить всѣ отверстія на палубѣ, потому что она представляла наклонную плоскость, спускавшуюся прямо въ воду, и еслибъ кто нибудь изъ людей поскользнулся, то прямехонько свалился бы въ океанъ. Но матросы обвязались веревками вокругъ тѣла и принялись усердно за работу. Скоро и палуба, и каюта надъ машиной стали непроницаемы для воды. Дымовая труба была сбита въ то время, когда рубили мачты, и такъ какъ волны заливали отверстіе, то капитанъ распорядился плотно закупорить его при помощи старыхъ парусовъ. Страшно и дико было смотрѣть на это судно, носъ котораго находился подъ водой, а корма торчала кверху. Не будь въ немъ непроницаемыхъ для воды переборокъ — оно пошло бы ко дну, какъ камень.
"Къ полудню, на другой день послѣ столкновенія, вѣтеръ стихъ и волны почти совсѣмъ улеглись. Капитанъ былъ увѣренъ, что намъ не трудно будетъ удержаться на поверхности, покуда не подоспѣетъ какое нибудь судно и не заберетъ насъ съ собой. Нашъ флагъ развѣвался вверхъ ногами съ шеста на кормѣ; и еслибъ кто нибудь замѣтилъ такое странное судно, какъ «Томасъ Хайкъ», то непремѣнно, ради любопытства, приблизился бы посмотрѣть, что съ нимъ такое случилось, даже еслибъ на немъ не развѣвался флагъ, взывающій о помощи. Мы старались устроиться какъ можно поудобнѣе, но это было не легко на такой крутой покатости. Въ эту ночь мы слышали сильный стукъ и возню въ трюмѣ; послѣ этого покатость еще увеличилась. Наконецъ, капитанъ созвалъ весь экипажъ и объявилъ, что грузъ чугуна понемногу скользитъ внизъ къ носу, что скоро тяжесть сломаетъ всѣ переборки, и тогда мы разомъ пойдемъ ко дну, какъ ключъ. Онъ приказалъ немедленно выбраться всѣмъ въ шлюпки. Не трудно было спустить шлюпки на воду — имъ дали потихоньку скатиться съ палубы въ воду; всѣ люди пересѣли въ нихъ, не отвязывая канатовъ, прикрѣплявшихъ шлюпки къ пароходу, и приготовились къ отплытію. Спущены были три лодки, обильно нагруженныя провизіей и свѣжей водой. Но Вильямъ Андерсонъ, я и его сынъ Сэмъ не рѣшались сѣсть въ лодку и пуститься въ безпредѣльный, мрачный океанъ. Лодки были небольшія и валкія. Мы находили, что самый пароходъ гораздо надежнѣе, вдобавокъ его легче увидѣть на разсвѣтѣ, нежели три крохотныя шлюпки, которыя вѣтеръ можетъ занести Богъ вѣсть куда. Мы надѣялись, что грузъ уже больше не смѣстится, такъ какъ грохотъ внизу совершенно стихъ. Вотъ мы и рѣшили между собой лучше держаться большого судна, чѣмъ пускаться въ рискованный путь на утлыхъ лодкахъ. Капитанъ старался увлечь насъ съ собой, но всѣ доводы его были напрасны; тогда, разсердившись, онъ сказалъ намъ, что если мы желаемъ остаться и погибать — то это наша добрая воля, онъ тутъ ни причемъ. А въ случаѣ, если мы одумаемся, у насъ останется маленькая шлюпка, мы можемъ спустить ее и воспользоваться ею.
"Затѣмъ капитанъ и весь экипажъ поспѣшно отплыли, опасаясь, что судно погрузится; а мы втроемъ остались на пароходѣ. Въ видѣ предосторожности мы спустили маленькую шлюпку и нагрузили ее всѣмъ необходимымъ. Послѣ этого вернулись въ каюту и стали ждать разсвѣта. Смѣшная это была каюта: полъ ея былъ наклонный, какъ крыша дома, но мы пріютились въ уголкахъ и были рады, что остались. Висячая лампа освѣщала каюту; тамъ было во всякомъ случаѣ веселѣе и уютнѣе, чѣмъ подъ открытымъ небомъ темной ночью. Но около разсвѣта громыханье и шумъ внизу возобновились съ новой силой. «Томасъ Хайкъ» накренялся все больше и больше; передняя стѣнка каюты вскорѣ приняла такое горизонтальное положеніе, что мы могли стоять на ней, какъ на полу, а лампа повисла вдоль потолка, съ котораго прежде спускалась перпендикулярно.
"Тутъ мы сообразили, что пора намъ и выбираться. Къ полу были прикрѣплены лавки, по нимъ мы вскарабкались до ступенекъ трапа и, съ помощью его, выбрались вонъ. Достигнувъ двери каюты, мы увидали подъ собою часть палубы, спускавшейся въ воду совершенно отвѣсно, какъ стѣны домовъ въ Венеціи. Раньше мы привязали нашу лодку къ дверцѣ каюты длиннымъ канатомъ, и теперь она спокойно колыхалась на гладкой поверхности моря, находившейся въ двадцати футахъ подъ нами. Мы притянули шлюпку какъ можно ближе и осторожно спустили въ нее на веревкѣ мальчика Сэма; онъ принялся работать веслами и привелъ лодку какъ разъ подъ то мѣсто, гдѣ мы находились. Въ свою очередь, мы спустились туда съ помощью канатовъ, которые держали наготовѣ. Очутившись въ лодкѣ, мы обрѣзали канатъ, отплыли на порядочное разстояніе, остановились и стали наблюдать «Томаса Хайка». Безъ сомнѣнія, вы отродясь не видывали подобнаго судна! Двѣ трети остова были погружены въ воду, а остальная треть торчала вверхъ кормой совершенно отвѣсно, причемъ руль стоялъ на той высотѣ, гдѣ долженъ быть марсель, а винтъ походилъ на тѣ колеса, которые устроены на верхушкахъ водокачалокъ. Грузъ судна перемѣстился такимъ образомъ, что оно приняло самое неестественное положеніе, однако затонуть не могло, благодаря воздуху, наполняющему отдѣленія, куда не проникала вода. И поверхъ всего этого страннаго сооруженія, съ кормы развѣвался зловѣщій флагъ, взывающій о помощи. Уже насталъ день, а другія лодки скрылись изъ виду. Мы предполагали, что онѣ не уплывутъ далеко, но остановятся на небольшомъ разстояніи, въ ожиданіи разсвѣта, но наши товарищи, вѣроятно, струсили и уплыли безъ оглядки. Ну, а мы, сэръ, цѣлый день просидѣли въ своей шлюпкѣ и все наблюдали «Томаса Хайка», но онъ и не думалъ тонуть, даже не погрузился ни на одинъ дюймъ глубже. Уплывать намъ не было никакой надобности, такъ какъ мы не имѣли опредѣленной цѣли; да и къ тому же, мы думали, что проходящія мимо суда скорѣе замѣтятъ эту торчащую кверху корму, нежели нашу крохотную лодочку. Пищи у насъ было вдоволь; ночью одинъ изъ насъ по очереди стоялъ на вахтѣ.
"Утромъ смотримъ — а «Томасъ Хайкъ» по-прежнему стоитъ кормой кверху. Поднялась крупная зыбь, судно правильно колыхалось на волнахъ, но не накренялось ни капельки. Ночь миновала точно такъ же, какъ и предыдущая, безъ особыхъ приключеній; поутру мы замѣтили, что насъ отнесло гораздо дальше, но «Томасъ Хайкъ» качался по-прежнему, словно огромный баканъ, какіе ставятся надъ песчаными отмелями. Шлюпокъ не было и признаковъ. Мы позавтракали кое-какъ — пища была скудная: кусокъ морского сухаря и остатки варенаго мяса. Послѣ завтрака мы долго сидѣли, сложа руки въ тоскливомъ бездѣйствіи.
« — Знаете, что я думаю, братцы», молвилъ наконецъ Вильямъ Андерсонъ, — «что мы за дураки такіе, что будемъ дрожать отъ холода всю ночь подъ открытымъ небомъ и питаться одними морскими сухарями, когда на этомъ суднѣ можно сидѣть въ теплѣ и найдти цѣлые запасы вкусной пищи! Если же судно простояло въ такомъ положеніи двое сутокъ, то почемъ знать — сколько оно еще можетъ простоять? Не лучше ли намъ опять отправиться туда и достать, что намъ надо».
« — Ладно», согласился я.
"Признаюсь, мнѣ самому наскучило это бездѣйствіе, а Сэмъ еще больше меня обрадовался перемѣнѣ. И вотъ мы поплыли къ пароходу и причалили къ самой палубѣ, подымавшейся изъ воды ни дать, ни взять, какъ настоящая стѣна. Дверь въ каюту, единственное отверстіе, ведущее внутрь, находилась футахъ въ двадцати надъ нами, а веревки, привязанныя нами къ ступенямъ трапа, висѣли по-прежнему.
"Сэмъ былъ шустрый мальчуганъ; ему удалось вскарабкаться вверхъ по канату, затѣмъ онъ завязалъ на немъ нѣсколько узловъ и спустилъ его къ намъ, потому что мы съ Андерсономъ, какъ люди болѣе пожилые, не могли бы подняться кверху по гладкому канату. Да и такъ намъ обоимъ стоило не мало труда это гимнастическое упражненіе. Однако, кое-какъ мы взобрались. Достигнувъ пола каюты, стоявшаго теперь перпендикулярно, какъ стѣна, намъ пришлось пробираться съ помощью плотно привинченной мебели, докуда мы добрались до стѣнки, служившей теперь поломъ. Смежной съ этой стѣнкой была каморка — кладовая ресторатора, тамъ мы нашли пропасть съѣстныхъ припасовъ, но все было такъ курьезно перемѣшано, что смѣхъ смотрѣть. Ящики съ сухарями, жестяная посуда, бутылки въ футлярахъ лежали кучей въ углу; въ ящикахъ и коробкахъ все тоже было перевернуто вверхъ дномъ. Андерсонъ и я стали разбираться въ этомъ хаосѣ и доставать, что намъ было нужно, а Сэму мы велѣли пролѣзть въ пассажирскія каюты, которыхъ было четыре, и добыть оттуда одѣялъ для защиты отъ ночной стужи и кстати захватить нѣсколько простынь, изъ которыхъ мы намѣревались соорудить палатку въ нашей лодкѣ, потому что дни были настолько же знойны, насколько ночи холодны. Запасшись всѣмъ необходимымъ, мы съ Андерсономъ отправились въ свои спальни, чтобы уложить кое-что изъ вещей въ чемоданы, на всякій случай.
"Покуда мы этимъ занимались, Сэмъ крикнулъ намъ, что идетъ дождь. Онъ сидѣлъ у двери каюты и смотрѣлъ на море.
Я было хотѣлъ распорядиться, чтобы онъ затворилъ дверь отъ дождя, но сообразивъ наше ненормальное положеніе, я расхохотался надъ своими опасеніями: при теперешнемъ устройствѣ двери дождь никакъ не могъ проникнуть внутрь. Между тѣмъ крупныя капли ливня забарабанили по кормѣ. Мы выглянули наружу — дождь лилъ, какъ изъ ведра; такіе дожди можно видѣть только подъ тропиками.
« — Вотъ и хорошо, что мы пріютились здѣсь, разсуждалъ Андерсонъ, — очутись мы подъ открытымъ небомъ, насъ залило бы въ нашей шлюпкѣ».
"Я согласился съ нимъ, и мы условились оставаться на пароходѣ, покуда не прояснитъ. Дождь лилъ цѣлыхъ четыре часа подрядъ, а когда пересталъ, мы увидали, что наша лодочка полнехонька воды и почти погрузилась.
« — Вотъ тебѣ и разъ, сказалъ Андерсонъ, — теперь намъ ничего больше не остается, какъ сидѣть на мѣстѣ».
"Мнѣ кажется, въ душѣ онъ былъ радёхонекъ, — очень ужъ утомился онъ жизнью въ лодкѣ въ теченіе двухъ сутокъ. Во всякомъ случаѣ безполезно было объ этомъ толковать, и мы принялись устраиваться какъ можно уютнѣе. Изъ спаленъ мы достали нѣсколько матрасовъ и подушекъ, а когда стемнѣло, зажгли лампу, наполнивъ ее прованскимъ масломъ изъ кладовой и повѣсивъ на ступени трапа. Ночью мы превосходно отдохнули — единственное, что безпокоило меня, это безпрестанные возгласы Андерсона, который не могъ нахвалиться своей догадливостью и радовался, что мы перебрались на судно, гдѣ куда лучше, чѣмъ въ проклятой лодчонкѣ. На другое утро мы вкусно позавтракали, даже заварили себѣ чаю на спиртовой лампочкѣ, наполнивъ ее водкой вмѣсто спирту. Андерсонъ и я вздумали отправиться въ капитанскую каюту, помѣщавшуюся возлѣ кормы, слѣдовательно довольно высоко, чтобы и тамъ забрать кое-что изъ полезныхъ вещей, которыя намъ пригодятся, когда подоспѣетъ судно намъ на выручку. Но мы не были такъ искусны въ лазаньи, какъ Сэмъ и не могли придумать средства добраться туда. Сэмъ увѣрялъ, что онъ прежде видалъ лѣсенку въ одномъ изъ отдѣленій, впереди каютъ-компаніи, и такъ какъ Андерсону непремѣнно хотѣлось попасть въ капитанскую каюту, то мы и послали мальчика за лѣстницей. Въ стѣнѣ, подъ нашими ногами, была раздвижная дверь, мы отворили ее настолько, чтобы Сэмъ могъ пролѣзть въ щель; онъ съ проворствомъ обезьяны спустился въ смежное отдѣленіе, нижняя часть котораго уже находилась ниже ватерлиніи. Сэмъ живо отыскалъ лѣстницу, снабженную крюками, но въ то время какъ онъ подавалъ ее намъ, одинъ изъ крюковъ нечаянно ударился въ круглое стекло люка и разбилъ его. Къ несчастію, люкъ былъ ниже ватерлиніи, и вода съ силой хлынула внутрь. Мы бросили Сэму нѣсколько одѣялъ, чтобы поскорѣе заткнуть отверстіе, но это было дѣломъ нелегкимъ вслѣдствіе напора воды. Кромѣ того, мы боялись, чтобы онъ не утонулъ тамъ внизу, и велѣли ему подняться наверхъ какъ можно скорѣе. Онъ зацѣпилъ лѣстницу за дверь въ переборкѣ, а мы придерживали ее, покуда онъ влѣзалъ наверхъ. Заглянувъ въ щель, мы увидѣли, что нижнее отдѣленіе быстро наполняется водой, поэтому поскорѣе плотно задвинули дверь и закупорили ее тщательно. Андерсонъ замѣтилъ, что судно будетъ погружаться все глубже и глубже по мѣрѣ того, какъ оно будетъ наполняться водой; пожалуй, чего добраго, вода доберется до дверцы нашей каюты, поэтому всего лучше затворить ее, изъ предосторожности. Сэмъ втащилъ за собой лѣстницу и она оказалась намъ очень полезной. Мы замкнули дверь каюты и такъ какъ она была плотно пригнана, то не предстояло опасности, что вода наберется, къ намъ, въ случаѣ если судно погрузится глубже. Но надъ трапомъ были еще двойныя двери, закрывавшіяся горизонтально, когда судно находилось въ естественномъ положеніи, и употреблявшіяся только въ дурную холодную погоду. Эти дверцы мы плотно закупорили, такимъ образомъ вдвойнѣ обезпечивъ себя отъ воды. И слава Богу, что мы принялись за дѣло во-время! Не успѣли мы закупориться, какъ вода уже дошла до дверецъ каюты и стала немного просачиваться внутрь. Мы удвоили усердіе и съ помощью простынь заткнули всѣ щелки. Двери, ведущія въ спальни, были отворены и мы могли видѣть сквозь толстыя стекла люковъ, что судно погружается все глубже и глубже, по мѣрѣ того, какъ оно наливается водой. Сэмъ пробрался въ одну изъ спаленъ и доложилъ намъ, что снаружи вода дошла уже почти до уровня кормы, люки очутились подъ водой; свѣтъ проникалъ сквозь стекла все слабѣе и слабѣе, и мы догадались, что погружаемся ниже уровня океана.
" — Какъ это пріятно, сказалъ Андерсонъ, что вода не можетъ проникнуть сюда.
"У Андерсона былъ очень счастливый характеръ, онъ всегда все видѣлъ въ розовомъ свѣтѣ; но я, съ своей стороны ужасно струсилъ, когда заглянулъ въ люкъ и увидалъ воду, вмѣсто неба. Становилось все темнѣе и темнѣе, мы опускались все глубже и глубже… однако, пока еще можно было различать предметы — удивительно какъ много свѣта проникаетъ черезъ воду. Наконецъ, спустя нѣкоторое время, мы замѣтили, что уже болѣе не темнѣетъ, свѣтъ остается ровнымъ.
" — Ура! воскликнулъ Андерсонъ, — мы перестали опускаться!
" — Не все ли это равно? возразилъ я, — мы теперь уже погрузились вѣроятно на 30 или 40 миль ниже уровня воды, а пожалуй еще и гораздо глубже.
" — Что-жъ, можетъ быть, отвѣчалъ онъ, но вѣдь ясно, что нижнее отдѣленіе наполнилось водой, насколько оно могло наполниться, и мы уже болѣе не погрузимся.
" — Но это нисколько не измѣняетъ дѣла, замѣтилъ я, — для утопающаго все равно, погрузиться на тридцать или на тысячу футовъ.
" — Для утопающаго! изумился Андерсонъ, — да какъ же мы утонемъ, коли вода не можетъ сюда проникнуть?
" — Да и воздухъ также, сказалъ я, — насколько мнѣ извѣстно, люди тонутъ за недостаткомъ воздуха.
" — Это было бы оригинально — утонуть въ океанѣ, замѣтилъ мой товарищъ, и между тѣмъ остаться сухимъ, какъ щепка. Впрочемъ, стоитъ ли объ этомъ безпокоиться — воздуху у насъ вдоволь; это отдѣленіе у кормы самое просторное на всемъ суднѣ. Возьмите хоть эту часть трюма. Она должна быть полна воздуху. Въ кормовомъ отдѣленіи трюма нѣтъ ничего, кромѣ швейныхъ машинъ. Я самъ видѣлъ, какъ ихъ грузили; онѣ упакованы въ деревянные ящики и не наполняютъ половины того пространства, которое занимаютъ. Вокругъ нихъ и въ промежуткахъ пропасть воздуху. Очень утѣшительно знать, что трюмъ наполненъ не тюками хлопчатой бумаги или ссыпной пшеницей.
"Между тѣмъ Сэмъ ползалъ вокругъ каюты, осматривая, все-ли обстоитъ благополучно; онъ крикнулъ намъ, что вода опять слегка просачивается въ дверь каюты и вокругъ желѣзныхъ рамъ люковъ.
" — Какъ удачно вышло, сказалъ Андерсонъ, — что мы не погрузились еще глубже — напоромъ воды вышибло бы эти толстыя стекла. А теперь намъ важнѣе всего закупорить всѣ эти щели. Чѣмъ больше мы будемъ трудиться, тѣмъ бодрѣе будемъ себя чувствовать.
"Мы оторвали нѣсколько полосокъ холста и принялись тщательно затыкать щели.
" — А вѣдь хорошо, что Сэмъ нашелъ эту лѣстницу, началъ опять Андерсонъ, иначе намъ трудно было-бы добраться до люковъ кормовыхъ каютъ.
"Я не могъ не подумать при этомъ, что еслибъ Сэмъ не находилъ вовсе этой лѣстницы, то было бы для насъ во сто разъ лучше. Однако, я не хотѣлъ разстраивать моего товарища и не сказалъ ему ни слова.
"Закупоривъ всѣ щели, мы принялись за ужинъ; объ обѣдѣ мы совсѣмъ позабыли въ пылу работы я подъ вечеръ страшно проголодались. Чаю мы на этотъ разъ не заваривали и лампы не зажигали, зная, что это поглотитъ липшее количество воздуха; зато мы все-таки покушали лучше, чѣмъ имѣютъ право ожидать трое несчастныхъ, погруженныхъ въ пучину океана.
" — Что болѣе всего меня тревожитъ, сказалъ Андерсонъ, — это то, что нашъ флагъ, взывающій о помощи, вѣроятно находится подъ водою. Будь онъ на поверхности, тогда всякое проходящее мимо судно замѣтило бы его и узнало бы, что мы нуждаемся въ помощи.
" — Если только это заботитъ васъ, возразилъ я, то можете спать спокойно. Предположимъ даже, что на суднѣ увидятъ нашъ флагъ, кто же догадается, что мы здѣсь, и какимъ образомъ освободятъ насъ отсюда?
" — О, ужъ какъ нибудь да умудрятся, воскликнулъ Андерсонъ, — на то они и моряки.
"Съ этими словами онъ преспокойно заснулъ.
"На слѣдующее утро воздухъ въ нашемъ отдѣленіи сталъ чувствительно хуже, и Андерсонъ предложилъ перелѣзть пока въ кормовыя каюты.
" — Мы можемъ возвращаться сюда, когда проголодаемся, сказалъ онъ, а потомъ опять подыматься кверху подышать воздухомъ.
" — Что же мы будемъ дѣлать, когда и наверху воздухъ испортится? спросилъ я Андерсона, который, повидимому, располагалъ провести весь лѣтній сезонъ въ нашемъ теперешнемъ помѣщеніи.
" — Ахъ, все обойдется прекрасно, отвѣчалъ онъ. Стоитъ ли такъ хлопотать о пустякахъ! Когда испортится воздухъ въ этой каютѣ, мы продѣлаемъ дырки въ полу и впустимъ свѣженькаго снизу. Ну, а съ нѣкоторой экономіей, намъ хватитъ воздуху еще Богъ вѣсть на сколько времени.
"Ночь мы провели каждый въ отдѣльной спальнѣ; около полудня слѣдующаго дня воздухъ въ общей каютѣ до того испортился, что мы сочли нужнымъ обновить его. Съ помощью бурава, найденнаго въ кладовой, мы провертѣли три дырки на разстояніи ярда другъ отъ друга въ полу каюты, служившемъ теперь боковой стѣнкой, между тѣмъ какъ боковая переборка служила поломъ, а оконечность кормы, гдѣ помѣщалось два круглыхъ люка, замѣняла потолокъ или крышу. Каждый изъ насъ подставилъ голову къ одному изъ пробуравленныхъ отверстій и съ наслажденіемъ вдыхалъ свѣжій воздухъ изъ трюма.
" — Какъ это пріятно! сказалъ Андерсонъ, счастливъ нашъ Богъ, что трюмъ нагруженъ не мыломъ и не треской. Ни что на свѣтѣ не сравнится ароматомъ съ новыми швейными машинами!
"По совѣту Андерсона, мы приспособили три затычки и закупорили ими отверстія, когда довольно надышались неиспорченнымъ воздухомъ.
" — Теперь намъ больше нѣтъ надобности лазить въ эти проклятыя кормовыя каюты, рѣшилъ Андерсонъ. — Мы можемъ спокойно сидѣть здѣсь и впускать свѣжаго воздуху по мѣрѣ надобности.
" — А надолго ли хватитъ намъ этого запасу изъ трюма? спросилъ я.
" — О, на сколько угодно времени, если мы будемъ пользоваться имъ экономно; впослѣдствіи мы можемъ даже пробуравить большое отверстіе въ полу и совсѣмъ спуститься въ трюмъ.
Дѣйствительно, въ тотъ же вечеръ мы продѣлали отверстіе около квадратнаго фута, чтобы подышать свѣжимъ воздухомъ во время сна, но въ трюмъ не спускались, такъ какъ онъ былъ почти весь загроможденъ швейными машинами. На другой день, однако, Сэмъ и я по временамъ просовывали головы въ отверстіе и втягивали въ себя воздухъ, хотя Андерсонъ былъ противъ этого и находилъ, что надо гораздо бережливѣе пользоваться драгоцѣннымъ запасомъ.
" — Какая же намъ польза сберегать его, возразилъ я, когда намъ все равно суждено задохнуться здѣсь рано или поздно?
" — Какая польза? воскликнулъ онъ. — Развѣ нѣтъ у насъ достаточнаго запаса сухарей, солонины и другихъ съѣдобныхъ вещей, нѣтъ у насъ цѣлаго боченка свѣжей воды, ужъ не говоря о винѣ и водкѣ, нѣтъ у насъ хорошихъ матрасовъ — почему же намъ не постараться прожить здѣсь какъ можно дольше?
" — Я одного желаю, сказалъ я, — выбраться изъ этой коробки! Не могу я выносить сознанія, что мы заперты здѣсь подъ водою. Скорѣе всего я попробую какъ нибудь выбраться на поверхность воды и поплыву, покуда не встрѣчу какого нибудь обломка, за который можно ухватиться!
" — Объ этомъ нечего и думать, возразилъ Андерсонъ, — потому что, если мы попытаемся отворить дверь или люкъ, вода моментально хлынетъ сюда, и мигомъ наполнитъ все это пространство, тогда мы пойдемъ ко дну. А что намъ дѣлать на днѣ, спрашивается? Ужъ конечно, мы не найдемъ тамъ ни пищи, ни другихъ удобствъ жизни. Нѣтъ, сэръ, намъ остается довольствоваться тѣмъ, что имѣемъ, а тѣмъ временемъ дѣло обернется такъ, что мы выберемся отсюда — вотъ помяните мое слово.
"Спорить съ Андерсономъ было совершенно безполезно, и я замолчалъ. Что касается Сэма, то онъ проводилъ цѣлые часы у люковъ наверху. Мы могли наблюдать, что дѣлается подъ водою на большомъ пространствѣ; безпрестанно сновали мимо насъ рыбы, больше дельфины, которые, вѣроятно, дивились, что это за странное такое судно — стоитъ подъ водою кормою вверхъ! Сэма ужасно безпокоило, чтобы мечъ-рыба не пробила носомъ стеколъ люковъ — въ такомъ случаѣ мы погибли. То и дѣло мальчикъ кричалъ намъ:
" — Вонъ опять мечъ-рыба!
"Я каждый разъ вскакивалъ въ тревогѣ, но сейчасъ же успокаивалъ его:
" — Нѣтъ, это только морская свинка!
"Въ эту ночь судно качалось гораздо сильнѣе обыкновеннаго.
" — Вѣрно большое волненіе на поверхности, замѣтилъ Андерсонъ, — и еслибъ мы были наверху, насъ порядочно потрепало бы. А здѣсь мы качаемся какъ въ люлькѣ, да и вдобавокъ знаемъ теперь, что погрузились не очень глубоко — иначе вовсе не ощущали бы волненія.
"Около полудня на слѣдующій день, мы вдругъ почувствовали страшное сотрясеніе всего судна, а внизу началась такая возня и громыханье, что я почти лишился чувствъ отъ страха. Сперва я думалъ, что мы ударились объ дно, но Андерсонъ резонно разсудилъ, что этого быть не можетъ — въ подобномъ случаѣ въ каютѣ стемнѣло бы окончательно. Черезъ нѣкоторое время грохотъ прекратился; вслѣдъ за этимъ у насъ стало вдругъ гораздо свѣтлѣе. Сэмъ, глядѣвшій въ люкъ, воскликнулъ съ восторгомъ:
" — Небо!
"Въ самомъ дѣлѣ, сквозь окна виднѣлось ясное, голубое небо! Между тѣмъ судно стало постепенно выпрямляться и мы очутились стоящими на полу, а не на боковой стѣнкѣ. Выглянувъ въ окно, я увидалъ солнечный свѣтъ, проникающій сквозь мокрое стекло; никогда въ жизни я не видывалъ болѣе веселаго, отраднаго зрѣлища! Андерсонъ бросился къ люку и распахнулъ его настежь. До сихъ поръ мы воображали, что воздухъ въ каютѣ еще достаточно хорошъ, но когда отворили люкъ, и свѣжій воздухъ ворвался внутрь, — мы почувствовали поразительную разницу, могу васъ увѣрить! Андерсонъ высунулъ голову наружу и оглянулся кругомъ.
" — Судно почти на поверхности; мы можемъ отворить дверь каюты.
"Всѣ трое бросились мы къ трапу, который принялъ почти естественное положеніе, и проворно раскупорили дверь. Выглянувъ на свѣтъ Божій, мы увидали, что судно плаваетъ почти такъ же, какъ въ то время, когда капитанъ и экипажъ покинули его; кажется, даже палуба приняла менѣе отвѣсное положеніе.
" — Догадываетесь ли вы, что случилось? воскликнулъ Андерсонъ, подумавъ немного. — Волненіе прошлой ночью встряхнуло грузъ чугуна въ трюмѣ; желѣзная обшивка, помятая при столкновеніи, наконецъ уступила давленію тяжести, и весь грузъ цѣликомъ, прорвавшись наружу, канулъ на дно океана. Тогда, разумѣется, мы поднялись кверху. Ну что, развѣ не говорилъ я вамъ, что мы какъ нибудь вывернемся?
"Теперь пора и кончать мой разсказъ.
«На слѣдующій день проходило мимо судно, нагруженное сахаромъ; насъ захватили съ собой и благополучно доставили въ Ульфордъ, гдѣ мы застали капитана и матросовъ. Ихъ тоже подобрало какое-то судно, послѣ трехъ или четырехъ-дневныхъ скитаній по морю въ лодкахъ. Это же самое судно отправилось въ поиски за нами, но, понятно, не нашло насъ, такъ какъ мы все время находились подъ водой».
— Ну, сэръ, обратился разсказчикъ къ клерку-спеціалисту, — къ какому разряду крушеній причисляете вы испытанное мною?
— Господа, сказалъ вмѣсто отвѣта клеркъ, вставая, — уже четыре часа, а въ это время обыкновенно закрывается контора!