Замѣтки по внѣшнимъ дѣламъ.
правитьІ.
правитьВоинственная политика Пруссіи имѣетъ себѣ въ Россіи усерднаго и вѣрнаго союзника въ томъ небольшомъ, по вліятельномъ кружкѣ, по внушенію котораго полуоффиціальная газета Journal de St.-Pétersbourg составляетъ нѣкоторыя свои передовыя статейки. Обыкновенно всякое правительство, производя усиленныя вооруженія, или испрашивая кредитъ на чрезвычайные военные расходы, тутъ-то и расточаетъ чрезъ свои такъ-называемые оффиціозные органы самыя мирныя завѣренія. Это его дѣло и его выгода — прикрывать до поры времени свои войнолюбивые замыслы и подготовленія. Но нигдѣ, кромѣ береговъ Невы, нѣтъ и не было примѣра, чтобы сосѣдъ самъ прикрывалъ своего сосѣда и служилъ ему забраломъ, стараясь умалить его угрожающее положеніе. Только у насъ въ Россіи благонамѣренная газета, издаваемая австро-венгерскимъ подданнымъ, г. Горномъ, и слывущая отраженіемъ взглядовъ нашей дипломатической среды, является благодѣтельнымъ ходатаемъ германскаго правительства въ его боевой политикѣ. Помнится, когда въ Германіи проводился новый военный законъ, увеличивавшій ея военныя силы, газета Journal de St.-Pétersbourg ухищрялась благопріятнымъ толкованіемъ сгладить его рѣзкое значеніе, отыскать въ немъ признаки миролюбиваго настроенія, и въ этомъ случаѣ оказалась болѣе нѣмецкою, чѣмъ сами нѣмецкія газеты. Когда въ Австро-Венгріи испрашивались у палатъ лишніе расходы на увеличеніе военныхъ силъ имперіи, она тоже выступила на помощь имперскому правительству, приглашая австро-венгерскихъ подданныхъ дать на это потребныя денежныя средства. Постоянно прикрывая либо притворнымъ, либо ложнымъ толкованіемъ все, что дѣлается у нашихъ западныхъ сосѣдей по приготовленіямъ къ «будущей войнѣ», эта удивительная по своему направленію петербургская газета не нашла ничего лучшаго, чтобы закончить истекшій годъ, какъ провозгласить съ какою-то торжественною радостью, что слухъ объ укладкѣ двойныхъ рельсовъ на прусскихъ сѣверныхъ военныхъ дорогахъ и объ увеличеніи численнаго состава германской артиллеріи оказался ложнымъ. Но кто же этому повѣритъ? Сама нѣмецкая печать разъяснила, что опроверженіе касательно двойного желѣзно-дорожнаго пути идетъ не изъ вполнѣ свѣдущаго источника, а насчетъ артиллеріи, пока вопросъ еще только разрабатывается въ военномъ министерствѣ и лишнія деньги еще не потребовались, а можетъ-быть и вовсе не потребуются, правительство не имѣетъ надобности обнаруживать свои мѣропріятія. Поэтому какимъ бы рьянымъ ходатаемъ ни являлся нашъ дипломатическій оффиціозъ для скрытія намѣреній нашихъ сосѣдей, обнаруживающихъ относительно насъ и недовѣріе, и опасенія, и угрозу, — тѣмъ не менѣе слухъ остается вполнѣ вѣроятнымъ, уже и по тому одному, что въ Германіи численность артиллеріи дѣйствительно менѣе, чѣмъ въ Россіи.
Еще поразительнѣе нѣмецкія склонности петербургской дипломатической газеты сказались по поводу кончины Гамбетты. Народный вождь, въ самую трудную для Франціи годину борьбы съ нѣмцами проявившій несокрушимую вѣру въ народныя силы, создавшій изъ ничего народную оборону, воодушевлявшій собою всю страну, исполненный громадной силы воли, твердости духа и неустанной дѣятельности, вдохновлявшійся по мѣрѣ трудностей и опасностей, — Гамбетта былъ нуженъ для Франціи и страшенъ для нѣмцевъ именно потому, что онъ былъ живымъ созданіемъ этой тяжкой годины, былъ носителемъ олицетворенной памяти всего того, что испытала въ то время Франція, и вмѣстѣ представлялъ собою воплощеніе неисчерпаемой духовной мощи своего народа. Чувство великой обиды, которое въ безконечныхъ переливахъ проникаетъ все народное существо Франціи, естественно должно было сосредоточиваться въ Гамбеттѣ такъ же точно, какъ въ немъ сосредоточивались и всѣ лучшія силы, служившія къ оборонѣ отечества. Если съ этимъ кровнымъ чувствомъ неминуемо связано чувство возмездія, потому что цѣлый и живой народъ никогда не можетъ ни прощать, ни забывать, то понятно, что въ Гамбеттѣ, независимо отъ его личныхъ побужденій, должна была воспитываться и постепенно созрѣвать мысль возмездія, какъ плодъ напряженной думы цѣлаго народа. Тѣмъ-то и былъ онъ великъ, что, олицетворяя въ себѣ страдавшую и неотмщенную Францію, онъ могъ пробудить ее въ урочный часъ и вновь увлечь за собою. Но чтобы подготовить, къ осуществленію мысль возмездія и потомъ осуществить ее, нужна сильная и сосредоточенная власть. Кто знаетъ, быть-можетъ, Гамбетта и мечталъ водворить во Французской республикѣ такую власть въ единодушіи съ народными представителями, когда вопросомъ своего министерства поставилъ выборы по департаментскимъ спискамъ. Палатная буржуазія, не расширяющая своего кругозора до общенародныхъ нравственно возвышенныхъ чувствъ, каково, наприм., народное самолюбіе, помѣшала Гамбеттѣ въ его замыслахъ и тѣмъ оправдала взглядъ Бисмарка на современную Французскую республику съ ея посредственностями. Такая мѣщанская республика, съ мелкими бездарными правителями, казалась Бисмарку наименѣе опасною для Германіи, и потому-то такъ жестоко поплатился за свои интриги противъ этой республики бывшій германскій посолъ графъ Арнимъ. Возвышаясь цѣлою головой надъ толпою посредственностей, Гамбетта съумѣлъ бы въ благопріятную минуту вдохнуть въ народъ высшія и благороднѣйшія жизненныя стремленія и повести его на отместку оскорбленной народной чести. Этимъ значеніемъ своимъ онъ не давалъ покоя нѣмцамъ и германскому имперскому правительству.
Когда же пронеслась вѣсть о его кончинѣ, глубокая, благодатная радость наполнила сердца сыновъ единой Германіи. Правительство Бисмарка, непрестанно тревожимое внутреннимъ сознаніемъ совершеннаго насилія и хищенія, ощутило облегченіе, какъ будто гора свалилась у него съ плечъ. Въ неподдѣльной радости биcмарковская печать воздала какъ бы великодушную хвалу прежнему борцу Франціи, который не желалъ постыднаго мира въ Версали, а стоялъ вмѣстѣ съ генераломъ Шанзи за борьбу до послѣдней возможности, — воздала потому, что нѣмцамъ стало привольно-легко, ибо Гамбетта уже не воскреснетъ изъ гроба и мертвый не вернется съ погоста.
Всегда мѣткая въ своихъ опредѣленіяхъ, газета Times съ кончиною Гамбетты предусматриваетъ нарушеніе европейскаго равновѣсія и измѣненіе судьбы цѣлой націи. Другія англійскія газеты разныхъ оттѣнковъ, какъ и вообще вся англійская печать, глубже и основательнѣе своихъ европейскихъ собратій смотрящія на событія, приписываютъ кончинѣ Гамбетты важныя послѣдствія, которыя должны измѣнить политическіе разсчеты европейскихъ державъ. Чуткая славянская печать видитъ въ кончинѣ Гамбетты утрату друга славянъ и поборника славяно-романскаго союза противъ насѣдающаго союза нѣмцевъ. Общій выводъ тотъ, что съ кончиною Гамбетты за западною границей Германіи народныя силы подъ давленіемъ буржуазіи погрузятся въ беззлобіе мира и тишины, и Германія тѣмъ съ большею свободой напряженнаго напора нѣметчины можетъ дѣйствовать на Востокѣ. Спокойствіе и низменная ограниченность политическаго бездѣйствія во Франціи — вотъ что лежитъ въ прямыхъ выгодахъ Германіи.
Для Россіи, на русскій взглядъ, не отуманенный смиреннымъ подобострастіемъ и умственнымъ слабосиліемъ, кончина Гамбетты есть чувствительная потеря. Благодаря личному попустительству, довѣрчивой небрежности, болѣе нѣмецкимъ, чѣмъ русскимъ наклонностямъ и близорукой неразсчетливости, а можетъ-быть и еще чему-нибудь другому, что продолжалось десятки лѣтъ, Россія, очнувшись, увидала и поняла, что обокъ съ нею выросъ грозный, могучій, надмѣнный, назойливый сосѣдъ — цѣлая Германская имперія, примкнутая къ Пруссіи, — къ той самой Пруссіи, которая съ своею столицей два раза была буквально въ рукахъ Россіи и видѣла надъ собой развѣвающіяся побѣдоносныя знамена русскаго войска. А теперь эта основная часть Германской имперіи вся цѣликомъ высится надъ Россіей, какъ неприступный бастіонъ, созданный искусною рукой изъ множества крѣпостей, равно пригодныхъ и для обороны, и для наступленія. Въ этомъ сплошномъ бастіонѣ растутъ и твердѣютъ дополнительныя укрѣпленія; гарнизоны ихъ усиливаются; его приморье на всѣхъ доступныхъ мѣстахъ устанавливается броневыми башнями, защищается земляными укрѣпленіями, снабжается тяжелыми орудіями; береговая желѣзно-дорожная линія, сомкнутая двумя недавно вновь открытыми участками, уже представляетъ непрерывный военный путь между крайними предѣлами восточной и западной границъ — отъ устьевъ Вислы до устья Эльбы. Даже двѣнадцатилѣтній германскій флотъ далеко превзошелъ боевою способностью полуторастолѣтній русскій флотъ. Крѣпкій своимъ единодушіемъ, политическимъ смысломъ и народнымъ чувствомъ, руководимый преданными, умными и дальновидными патріотами, опираясь на свои вооруженныя силы и крѣпости, нѣмецкій народъ смѣло идетъ на встрѣчу Россіи, водворяя въ ней свои передовые посты, заселяя ея окраины, опираясь на свой элементъ въ ея дѣйствующихъ средахъ и, вообще, стараясь имѣть нѣкоторый вѣсъ надъ нею. Заносчивость германскихъ подданныхъ, проживающихъ въ Россіи, не можетъ быть также обойдена молчаніемъ, какъ весьма внушительный признакъ въ сынахъ того народа, который, въ противуположность русскому, проникнутъ до мозга костей самоувѣренностью и высокомѣріемъ народнаго чувства.
Исключительныя политическія обстоятельства, послѣдовавшія за Берлинскимъ конгрессомъ, дали новый толчокъ притязательности нѣмцевъ. Они уже обезпечены союзомъ съ Австріей. Пренебрегая заявленіемъ Россіи, что она желаетъ сохранять Берлинскій договоръ не только по буквѣ, но и по духу, предоставляя ей по добровольному смиренномудрію оставаться для самой себя при этомъ заявленіи, они, увлекаемые народною идеей, настойчиво тѣснятся къ Востоку. Независимо отъ ихъ торговаго давленія на Россію, ихъ банкиры-евреи умышленно и безпричинно держатъ государственный кредитъ Россіи на возможно-низшемъ уровнѣ; ихъ агенты-евреи скупаютъ по городамъ и деревнямъ русское золото и отправляютъ его въ германскіе банки на случай войны; уже мечтаютъ они о какомъ-то передѣлѣ со стороны Россіи и въ то же время толкаютъ Австрію все дальше въ глубь Балканскаго полуострова, предоставляя ея испытанному умѣнью искажать нравственное существо тамошнихъ народностей, а для себя подготовляя окончательное объединеніе великаго нѣмецкаго племени отъ моря до моря. Попытка Бисмарка въ 1875 году вторично объявить войну Франціи и добить сосѣда, который еще не совсѣмъ палъ подъ ударами Германіи, обнаруживаетъ всю безнравственность народной нѣмецкой политики, которая не гнушается никакимъ коварнымъ нарушеніемъ трактатовъ и добрыхъ отношеній, чтобы только воспользоваться слабостью сосѣда для нанесенія ему такого удара, послѣ котораго Германія могла бы безпечально глядѣть во всѣ стороны и управлять судьбами всего материка Европы. И дѣйствительно, здѣсь ни Франція, ни Австро-Венгрія, ни Италія не внушаютъ ей опасенія; одна только Россія еще могла бы помѣряться съ нею силами, и даже съ вѣроятнымъ успѣхомъ, если будетъ имѣть на своей сторонѣ союзника — Францію. Оставляя въ сторонѣ личные вкусы насчетъ того или другого образа правленія въ другихъ государствахъ, такъ какъ въ сношеніяхъ нужны не вкусы, а разсчеты, Россія могла бы протянуть черезъ нѣмецкія головы руку Франціи. Но если тамъ встрѣтила бы она безъотвѣтность въ людяхъ, которые въ то время будутъ направлять народныя чаянія; если тамъ нашла бы она только забвеніе обиды и вообще умѣренность бездарности и нищенства духа, — то, разумѣется, она одна очутилась бы подъ всею тяжестью напора враждебнаго сосѣда, поправшаго и дружбу, и-союзъ для того, чтобы въ разсчитанную минуту воспользоваться ея оплошностью, несостоятельностью: Хотя это — одно только гадательное предположеніе, но и въ области предположенія такъ же безусловно-вѣрно, какъ и въ дѣйствительности, то, что исключительно въ интересахъ одной только Германіи и, наоборотъ, къ невыгодѣ Россіи можно желать, чтобы съ запада за Вогезами царили въ сосѣдствѣ съ Германіей миролюбіе и увѣренность и чтобы вожделѣнія французскаго народа, нѣкогда блестящаго и геніальнаго, руководились людьми буржуазнаго пошиба, въ узкихъ рамкахъ сытаго довольства и спокойствія и безъ всякихъ возвышенныхъ порывовъ духа, составляющихъ украшеніе человѣчества.
Возвращаясь къ петербургской французской газетѣ, что же читаемъ мы въ ея заключительныхъ строкахъ по поводу кончины Гамбетты? — «Самое лучшее, что можно пожелать Франціи, это то, чтобъ она возможно меньше чувствовала утрату Гамбетты и доказала бы своимъ зрѣлымъ благоразуміемъ, что у ней нѣтъ недостатка въ людяхъ способныхъ, которые умѣютъ регулировать ея вожделѣнія и направлять ее по пути мира и умѣренности, охраняя отъ излишествъ».
Вотъ самая задушевная исповѣдь вождѣленій всякаго истаго нѣмца-патріота, который чувствуетъ потребность быть обезпеченнымъ со стороны Запада, чтобы тѣмъ свободнѣе направить свои шаги на Востокъ, въ эту обѣтованную землю, куда указываютъ ему и съ парламентской трибуны, и изъ торговыхъ конторъ, и изъ банкирскихъ домовъ, и изъ кабинетовъ государственныхъ дѣятелей. и эта исповѣдь повторяется у насъ въ Россіи, къ счастію, не въ русской газетѣ, но тѣмъ не менѣе бъ такомъ изданіи, которое будто стоитъ въ тѣсной связи съ нашимъ дипломатическимъ вѣдомствомъ. Странная несообразность! Странная смѣлость со стороны австро-венгерскаго подданнаго, г. Горна, оставлять безъ опроверженія и какъ бы поддакивать своимъ молчаніемъ тому мнѣнію, которымъ руководствуются за границей, считая его газету Journal de St.-Pétersbourg отголоскомъ воззрѣній извѣстной части русской правительственной среды. Объ этомъ еще недавно положительно высказался органъ князя Бисмарка — Norddeutsche Allgemeine Zeitung.
Совмѣстно ли въ самомъ дѣлѣ съ достоинствомъ и международнымъ положеніемъ великой державы, чтобъ ея представительница въ печати, — еслибы только газета г. Горна была таковою или хотя бы изображала въ себѣ одну малѣйшую часть русскаго общества, — чтобы, повторяю, эта газета одобряла все то, что прямо направлено ко вреду Россіи, желала того, что невыгодно для Россіи, освѣщала радужными надеждами то, что готовитъ мрачный исходъ для Россіи, превозносила похвалами то, что носитъ въ себѣ всѣ признаки неизвинительной ошибки, беззастѣнчиво лгала, поддерживая то, что уже къ самомъ себѣ несостоятельно, раболѣпно улыбалась, получая пощечины, отмалчивалась, какъ ни въ чемъ ни бывало, когда ея предвѣщанія оказывались вздоромъ, цѣловала ручки, по выраженію одного корреспондента, у оффиціозныхъ органовъ германскаго канцлера и въ то же время относилась съ презрительнымъ невѣдѣніемъ къ цѣлому народу, на землѣ котораго, она засѣла и деньгами котораго поддерживаетъ свое убогое существованіе? Въ Россіи никто, кромѣ не-русскихъ, не придаетъ этой газетѣ никакой цѣны и никакого вѣсу; правда, она обрѣтается на столахъ у нѣкоторыхъ лицъ высшаго круга, но она нравится тамъ единственно потому, что объясняется на французскомъ языкѣ, на которомъ и до сихъ поръ ведетъ свои разговоры высшее русское общество, и еще потому, что выражается со всею изысканною вѣжливостію иностранца — швейцара, одѣтаго въ парадную ливрею. Но чувство народнаго самолюбія не допускаетъ, чтобъ эта газета, коль скоро она признается за границею за органъ не одной только своей собственной редакціи, искажала на глазахъ и во мнѣніи иностранцевъ русскій народъ, изображая его какимъ-то безжизненнымъ, безстрастнымъ, неразумнымъ, загнаннымъ народомъ-молчальникомъ, который боится смотрѣть прямо въ глаза своему недругу, которому можно съ наглою беззастѣнчивостью говорить: вотъ мы-де то-то и то-то дѣлаемъ для тебя, но собственно противъ тебя, — а онъ въ состояніи лишь отвѣчать: благодарю васъ покорно за ваши заботы, попеченія и благодѣянія; котораго можно открыто вызывать всякою дерзостью, а онъ способенъ только не замѣчать и отмалчиваться; противъ котораго дозволительно строить безнаказанныя козни, а онъ готовъ самъ хвалить ихъ; надъ которымъ можно въ глаза издѣваться, вовлекая его въ пропасть погонею за призракомъ нарочно для него выдуманнаго общественнаго мнѣнія Европы, а онъ склоненъ простодушно вѣрить въ этотъ призракъ, восторгаться имъ и подчиняться ему до самопожертвованія и самоотрицанія.
У насъ есть цензура. Коль скоро она признается необходимымъ предохранительнымъ средствомъ къ тому, чтобъ обликъ Россіи, обращенный внутрь ея самой, не страдалъ искаженіями, которыя правительство считаетъ вредными, то дозволительно ли допускать, чтобы тотъ же самый обликъ Россіи, обращенный внѣ ея къ глазамъ иностранцевъ, былъ унизительно искажаемъ и фальшиво обезображиваемъ до полной неузнаваемости? Не способствуетъ ли это тому невыгодному мнѣнію о Россіи, которое не только держится, но по временамъ усиленно распространяется въ европейскомъ обществѣ? Не составляетъ ли западная Европа себѣ о Россіи ошибочное и крайне неблагопріятное понятіе, которое, при живой связи тамошняго общества съ правительственною властію, способно нарушить осторожную воздержанность и правомѣрность въ отношеніи къ Россіи? Не этимъ ли ложнымъ представительствомъ, отзывающимся раболѣпствомъ, слѣдуетъ объяснить тѣ нестерпимыя выходки, которыя позволяетъ себѣ иногда противъ Россіи западная печать? Желательно, чтобы тонъ, пріемы и самое направленіе газеты, предназначенной преимущественно для иностранцевъ, провѣрялись общимъ правительственнымъ учрежденіемъ для согласованія ихъ съ народнымъ и государственнымъ достоинствомъ и съ тою высшею пользой, которая едина и нераздѣльна какъ во внутреннихъ дѣлахъ, такъ — и во внѣшнихъ сношеніяхъ, и потому должна быть наблюдаема съ одинаковою строгостью и послѣдовательностію. Сочувствовать тому, что выковываетъ Западъ противъ Россіи въ своемъ постоянномъ стремленіи унизить, ослабить и обрѣзать ее: это — такое направленіе, которое не можетъ быть терпимо, какъ скоро проводится подъ вывѣскою оффиціозности.
Представленіе общаго положенія дѣлъ въ нашемъ отечествѣ въ самомъ безотрадномъ видѣ справедливо поставляется въ вину русской печати; но спрашиваю: постоянно приниженный тонъ, хваленіе или выставленіе въ благопріятномъ видѣ того, что явно клонится въ ущербъ или къ угрозѣ Россіи, не обнаруживаетъ ли это такую черту притворнаго непониманія настоящаго смысла явленій и вынужденнаго ласкательства, за которою подразумѣваются скрытыми — и сознаніе своего безсилія, чего, однако, на самомъ дѣлѣ нѣтъ, и отсутствіе чувства собственнаго достоинства и вѣры въ движеніе народнаго духа, что, однако, существуетъ въ нашемъ отечествѣ? Не приводитъ ли это за границей къ ошибочному мнѣнію о такомъ безотрадномъ положеніи нашего отечества, при которомъ, вслѣдствіе нашей боязни, возможны самыя смѣлыя выходки и дѣйствія противъ насъ? Не вводитъ ли это въ напрасное заблужденіе насчетъ насъ и не порождаетъ ли за границей такія недоразумѣнія, которыя могутъ повести къ прискорбнымъ политическимъ столкновеніямъ? Такимъ способомъ мы не только не предотвратимъ того, чего не желаемъ, но еще болѣе приблизимъ къ себѣ. Но эта черта почему-то безвозбранно присутствуетъ въ газетѣ г. Горна. Пусть эта газета остается проникнутою низкой трусливостью и служитъ австро-германскимъ интересамъ въ ущербъ русскимъ, насколько это дозволительно; но пусть же она и изображаетъ только одну себя и исключительно себя въ самой себѣ.
Было какъ-то объявлено, что только въ Правительственномъ Вѣстникѣ будутъ помѣщаться оффиціальныя дипломатическія сообщенія: однако послѣ того только одинъ разъ появилось въ этой газетѣ нѣчто въ родѣ сообщенія по поводу египетскихъ дѣлъ; въ немъ говорилось, что послѣ Берлинскаго конгресса Россія получаетъ полную свободу дѣйствій и будетъ слѣдовать только своимъ интересамъ. И какъ будто наперекоръ Правительственному Вѣстнику, съ того самаго времени Journal de St.-Pétersbourg усилилъ свою агитацію въ пользу европейскаго концерта, какъ единственнаго, по его увѣренію, полновластнаго рѣшителя египетскаго вопроса. Конечно, европейскій концертъ, уже испытанный въ Берлинѣ, никакъ не обезпечивалъ бы свободу дѣйствій за Россіей; поэтому можно было считать такое мнѣніе лично принадлежащимъ редакціи, а отнюдь не дипломатическому вѣдомству. А между тѣмъ въ газетѣ Journal de St.-Pétersbourg продолжали появляться по временамъ сообщенія, свѣдѣнія и воззрѣнія, имѣвшія, очевидно, оффиціальный источникъ. Куда же болѣе склонялась наша дипломатія — къ свободѣ ли дѣйствій, заявленной въ оффиціальной газетѣ, или къ новому плѣненію и подчиненію Россіи чужой волѣ и чужому уму въ составѣ европейскаго концерта, что такъ настойчиво проводилось оффиціозной Journal de St.-Pétersbourg? Петербургскій корреспондентъ Politische Correspondenz отъ 4-го іюля разрѣшаетъ этотъ вопросъ: онъ пишетъ, что Россія совѣтуетъ держаться «спасительнаго» европейскаго концерта въ дѣлахъ Египта. Итакъ, выходитъ, что наша дипломатія имѣетъ своимъ органомъ не оффиціальную, какъ было объявлено, газету, а частную, какъ это всѣми и подразумѣвается. Сверхъ того газета г. Горна, получая денежную субсидію, о которой не разъ упоминалось въ газетахъ безъ опроверженій, уже тѣмъ самымъ обязывается идти въ ладъ съ дипломатіей. Но послѣ этого уже едва ли кто будетъ въ состояніи объяснить возможность этого противурусскаго направленія, которое несомнѣнно проводится въ газетѣ г. Горна.
Не лучше ли бы было, еслибы прекратилось такое недоразумѣніе? Гдѣ, въ какомъ европейскомъ государствѣ, кромѣ Турціи, видано, чтобы газетой, имѣющей связь съ оффиціальнымъ вѣдомствомъ, заправлялъ иностранный подданный, или чтобы полуоффиціалыіыя газеты издавались на чужомъ языкѣ, а не на языкѣ того народа, интересамъ котораго онѣ служатъ? Пусть же нѣмцы учатся русскому языку не для однѣхъ военныхъ цѣлей, какъ это заведено въ прусскихъ войскахъ, но и для чтенія полуоффиціальной дипломатической русской газеты, которая говорила бы съ Европою въ томъ тонѣ, который приличествуетъ великой державѣ, прямо указывала бы то, что дѣлается во вредъ Россіи, называя вещи ихъ настоящимъ именемъ, и смѣло отстаивала бы интересы своего государства и народа. Перемѣна языка есть дѣло домашнее, — изъ-за этого вѣдь не возникнетъ войны.
II.
правитьЦѣлая буря пронеслась въ воздухѣ нѣмецко-германской печати по поводу свиданія русскаго министра иностранныхъ дѣлъ г. Гирса съ княземъ Бисмаркомъ въ Варцинѣ. Какъ нѣтъ безъ огня дыма, такъ и газетныя выходки, идущія изъ оффиціальнаго міра, не безпричинны. Припомнимъ, какую торжественную встрѣчу устроило г. Бирсу германское правительство при въѣздѣ его на прусскую границу. Особый чиновникъ для его сопровожденія, особый вагонъ для его спокойствія — но личному приказанію императора Вильгельма, предупредительный пріемъ въ Берлинѣ, нарочный поѣздъ въ Варцинъ и, въ дополненіе ко всему, самъ князь Бисмаркъ, за полторы мили отъ своего домашняго очага, на желѣзно-дорожной станціи, протягивающій обѣ руки дорогому гостю — такова обстановка совершеннаго г. Бирсомъ пути по прусско-германской области до уединеннаго помѣстья варцинскаго отшельника включительно. Б. Бирсъ ѣхалъ въ Италію по своимъ семейнымъ дѣламъ; но нѣтъ никакого сомнѣнія, что, намѣреваясь видѣться съ германскимъ канцлеромъ, онъ, по принятому обычаю, предувѣдомилъ его о своемъ посѣщеніи и главномъ предметѣ своей бесѣды съ нимъ. О чемъ вели рѣчь представители иностранной политики двухъ сосѣднихъ имперій съ глазу на глазъ — остается неизвѣстнымъ. Судя по оказанному пріему, можно было догадываться, что русскій министръ иностранныхъ дѣлъ везъ съ собою какое-нибудь важное и пріятное для, Берманіи предложеніе. Но едва лишь желанный гость оставилъ за собою порогъ княжескаго помѣстья и направилъ свой путь далѣе, минуя Вѣну, прямо въ Италію, какъ вслѣдъ ему одна германская газетка, Grenzboten, издаваемая пресловутымъ наперсникомъ князя Бисмарка, Бушемъ, бросила бомбу въ видѣ краткаго сообщенія, что между Берманіей и Австріей существуетъ союзный договоръ, заключенный съ соблюденіемъ всѣхъ формальностей и изложенный въ документахъ. Въ Германіи, въ которой задорное народное чувство наполнило политическую жизнь горючими веществами и разрывными снарядами, взрывъ этой неожиданной бомбы произвелъ страшное дѣйствіе. Какъ бы отъ сотрясенія, послѣдовали во всей нѣмецкой печати взрывъ за взрывомъ, и осколки летѣли за русскую границу..
Высокооффиціозный берлинскій корреспондентъ первый поспѣшилъ сообщить въ вѣнскую Politische Correspondenz, что австро-германскій союзъ исключаетъ третью державу и что онъ дѣйствительно изложенъ на бумагѣ по всѣмъ правиламъ дипломатіи. Затѣмъ Kцlnische Zeitung довершила разоблаченіе, разсказавши довольно подробно, какъ князь Бисмаркъ въ сентябрѣ 1879 года, прибывши въ Вѣну, договаривался, въ присутствіи императора Франца-Іосифа, съ оставлявшимъ тогда министерство графомъ Андраши и вступавшимъ въ него барономъ Баймерле. Договоръ былъ охотно принятъ со стороны Австріи, но князь Бисмаркъ не могъ опредѣлительно сказать, послѣдуетъ ли на условія этого договора согласіе императора Вильгельма. Съ этимъ вмѣстѣ онъ ставилъ на карту свое канцлерство. Графъ Штольбергъ-Вернигероде былъ отправленъ въ БаденъБаденъ, гдѣ находился въ то время германскій императоръ, чтобы добиться утвержденія съ его стороны. Въ поддержку графу, князь Бисмаркъ ежедневно писалъ къ императору, прилагая къ каждому письму краткую меморію. Съ трудомъ рѣшился императоръ Вильгельмъ подписать договоръ о союзѣ съ Австро-Венгріей, хотя исключительно оборонительномъ, но тѣмъ не менѣе могущемъ при случаѣ обратиться противъ Россіи, тогда какъ императоръ Вильгельмъ считалъ основою своей политики добрыя отношенія къ своему вѣрному другу — Императору Александру II. Подписывая, онъ потребовалъ, чтобъ объ этомъ договорѣ было сообщено въ Петербургъ съ объясненіемъ, что въ немъ преслѣдуются лишь мирныя цѣли. Впрочемъ самый договоръ по своему содержанію не былъ сообщенъ петербургскому кабинету. Такъ повѣствуетъ упомянутая газета, замѣчая, что дѣло идетъ не о простомъ протоколѣ, подписанномъ министрами, а о формальномъ союзномъ договорѣ, скрѣпленномъ подписями императоровъ Франца-Іосифа и Вильгельма, и что договоръ этотъ состоялся 3-го (15-го) октября срокомъ на пять лѣтъ: слѣдовательно, срокъ его истекаетъ въ 1884 году; но цѣль его настолько оправдываетъ самое себя, что можно разсчитывать на его продленіе. Газета подтверждаетъ извѣстіе, сообщенное въ Politische Correspondenz, что въ этомъ союзномъ договорѣ нѣтъ мѣста для третьей державы, ибо это союзъ — оборонительный, обязывающій одну сторону идти на помощь другой, если эта подвергнется нападенію съ двухъ сторонъ, и однако не исключающій взаимнаго содѣйствія даже и въ случаѣ нападенія съ одной стороны, смотря по обстоятельствамъ. Все это сообщеніе цѣликомъ перепечатала и Post, близко стоящая къ германскому канцлеру, прибавивши отъ себя, что крайне необходимо, чтобы союзный австро-германскій договоръ былъ подтвержденъ на болѣе продолжительное время. Такимъ образомъ разоблаченіе сдѣлки, состоявшейся между сосѣдними съ Россіей имперіями, получило почти оффиціальное подтвержденіе.
Не лишнимъ будетъ напомнить въ короткихъ словахъ исторію австро-германскаго договора, чтобы видѣть, съ какою цѣлью онъ заключенъ. Послѣ Берлинскаго конгресса, наше министерство иностранныхъ дѣлъ, наконецъ, хотя и поздно, убѣдилось, каковы были наши друзья, поддерживавшіе нашу активную политику на Востокѣ, ободрявшіе на войну съ Турціей и потомъ выдавшіе насъ головою, когда пришлось завершить европейскимъ трактатомъ всѣ наши труды и жертвы. Когда все уже было рѣшено безвозвратно, тогда, ни мало уже не стѣсняясь, стали на Западѣ оффиціально и оффиціозно разоблачать продѣлку съ Россіей и указывать на ту ловушку относительно восточной политики, куда она такъ простодушно допустила себя вовлечь. Такъ какъ добрый Западъ постоянно подсказывалъ намъ, что мы должны бы были дѣлать, хотя онъ и былъ увѣренъ, что именно-то этого мы и не станемъ дѣлать, пугаясь и общественнаго мнѣнія, и шумливости Европы, и безпокойства для дипломатовъ, то и на этотъ разъ здравый смыслъ внушилъ западной печати, что Россія, испытавъ разочарованіе, должна же искать себѣ гдѣ-нибудь союза, болѣе разумнаго и безъ подвоховъ и ехидства, которые неизбѣжны тамъ, гдѣ одинъ сосѣдъ разсчитываетъ тайно про себя обработать въ свою пользу другого. Естественно остановились на Франціи. Печать заговорила о сближеніи Россіи съ Франціей. Даже въ германскомъ парламентѣ депутатъ, бывшій вюртембергскій министръ, Варибюлеръ заявилъ, что будто изъ Петербурга обратились въ Версаль съ предложеніемъ союза и обѣщаніемъ выставить 300-тысячную армію на западной границѣ, но что французскій министръ Баддингтонъ сообщилъ объ этомъ въ Берлинъ. Хотя на это заявленіе послѣдовало со стороны германскаго и русскаго оффиціозовъ опроверженіе, однако случилось слѣдующее: императоръ Вильгельмъ поспѣшилъ на свиданіе съ русскимъ императоромъ, а князь Бисмаркъ бросился въ Вѣну. Для приготовленія свиданія, посланъ былъ фельдмаршалъ Мантейфель въ Варшаву. Изъ заявленія князя Бисмарка въ Norddeutsche Allgemeine Zeitung, что эта посылка состоялась безъ его вѣдома, а не съ его согласія, какъ сообщалось въ National Zeitung, можно вывести заключеніе, что германскій канцлеръ, столь ревниво оберегающій свое созданіе — единую Германію, и страшащійся даже призрака какой-либо опасности для нея, хотѣлъ поставить ребромъ вопросъ объ отношеніяхъ къ Россіи, хотя бы дѣло дошло до войны; но что престарѣлый императоръ оставался вѣренъ своему сердечному желанію не нарушать при своей жизни добрыхъ отношеній къ Россіи, столь мало заслужившей подозрѣнія сердечною простотой своей политики.
Свиданіе двухъ императоровъ состоялось 22-го и 23-го августа 1879 года въ мѣстечкѣ Александровѣ. Что оно окончилось ко взаимному удовольствію, видно изъ того, что фельдмаршалъ Ментейфель получилъ орденъ Владиміра 1-й степени, а управляющій министерствомъ иностранныхъ дѣлъ статсъ-секретарь Гирсъ — орденъ Краснаго Орла, графъ же Милютинъ, военный министръ, и генералъ-адъютантъ Тотлебенъ получили высшій прусскій орденъ Чернаго Орла. Императору Вильгельму дано было завѣреніе, что Россія останется по-прежнему при Германіи и Австріи.
23-го августа вечеромъ германскій императоръ выѣхалъ обратно въ Берлинъ, гдѣ пробылъ до 4-го сентября; 7-го же князь Бисмаркъ уже выѣзжалъ въ Вѣну, куда и прибылъ 9-го. Послѣ переговоровъ въ домѣ министерства иностранныхъ дѣлъ съ графомъ Андраши и барономъ Гаймерле и продолжительной аудіенціи у императора Франца-Іосифа, онъ установилъ договорные пункты, которые и послужили основаніемъ австро-германскому союзу. Содержаніе договора оставалось тайной; даже и о томъ, что онъ былъ письменный, газеты, служащія правительствамъ, старались пройти молчаніемъ. Германскія газеты сначала выдавали поѣздку князя Бисмарка какъ за простую вѣжливость, чтобъ отдать визитъ графу Андраши; австрійскія же газеты изъ всѣхъ силъ опровергали сообщенія русской и англійской печати, что договоръ скрѣпленъ подписями. Ближайшая австрійскому правительству Montags Revue замѣчала, что тутъ дѣло идетъ болѣе чѣмъ о простой вѣжливости, что цѣлью государственныхъ мужей Австріи и Германіи есть достиженіе прочныхъ ручательствъ мира и выясненіе способовъ къ огражденію взаимныхъ интересовъ. Въ этомъ смыслѣ выражалась вся австрійская печать, умалчивая о существованіи письменнаго договора и не признавая даже, чтобъ онъ былъ нуженъ при согласіи политическихъ видовъ обѣихъ державъ. Венгерская печать въ особенности не желала бы вѣрить въ существованіе письменнаго договора, такъ какъ, по ея мнѣнію, строго-обязательный союзный договоръ поставилъ бы Австрію въ подчиненныя отношенія къ Германія и сдѣлалъ бы ее орудіемъ послѣдней. Въ этомъ союзѣ она сходилась во мнѣніи съ Journal des Débats, которая полагала, что слѣдствіемъ австротерманскаго соглашенія будетъ предоставленіе Австріи Балканскаго полуострова, а это повлекло бы за собой обратную уступку нѣмецкихъ австрійскихъ областей Германіи. Австрія неминуемо потеряла бы черезъ то свою устойчивость, а Германія, достигнувши своего, бросила бы ее въ жертву балканскимъ славянскимъ народностямъ и на милость Россіи. Поэтому-то венгерская печать и во главѣ ея даже Pester Lloyd, органъ графа Андраши, старалась какъ можно болѣе ослабить значеніе тѣснаго сближенія двухъ имперій и отчужденіе, отъ Россіи; особливо же она возставала противъ поддержки со стороны Австріи въ наступательной политикѣ князя Бисмарка противъ Франціи. Упоминалось и объ униженіи и бѣдствіяхъ, причиненныхъ Австріи кн. Бисмаркомъ, — словомъ, какъ выразился Pester Lloyd, «вся дѣятельность Бисмарка тяготѣла надъ Австро-Венгріей какъ тяжкое проклятіе». Такъ какъ первенствующій министръ Тисса нарочно ѣздилъ въ Вѣну видѣться съ кн. Бисмаркомъ, то, по всей вѣроятности, онъ составилъ себѣ о партіи германскаго канцлера болѣе, чѣмъ графъ Андраши, самостоятельный взглядъ, отразившійся и въ печати; да и самъ гр. Андраши, безъ сомнѣнія, счелъ нужнымъ, въ интересахъ венгерской половины имперіи, нѣсколько охладить пылъ восторга, съ которымъ нѣмцы отнеслись къ этому союзу, тѣмъ болѣе, что кн. Бисмаркъ имѣлъ въ виду втянуть Австро-Венгрію и въ торгово-таможенный союзъ. Итальянскія газеты видѣли въ пребываніи кн. Бисмарка въ Вѣнѣ предвѣстіе будущаго округленія Германіи и перенесеніе центра тяжести Австро-Венгріи на Востокъ; по ихъ общему мнѣнію, всѣ государства должны приготовиться къ великимъ событіямъ. Англійская печать еще свободнѣе и прямѣе высказалась. По ея свѣдѣніямъ, союзный договоръ Австро-Венгріи съ Германіей изложенъ былъ на бумагѣ и скрѣпленъ надлежащими подписями. Онъ направленъ къ тому, чтобы парализовать политическую дѣятельность Россіи въ Европѣ. Германская печать сначала, какъ австро-венгерская, отвергавшая, или, вѣрнѣе, желавшая скрыть существованіе формальнаго договора, послѣ разоблаченій англійской печати, вынуждена была объясниться откровеннѣе. Оффиціозная Post приписала побужденіе къ заключенію союза дѣйствію панславизма — этого «первичнаго самочувствія народной души, которая, не достигнувъ пока сознательнаго самообладанія, являетъ признаки стремленія къ разрушенію; и если мечтательные умы еще смѣло играютъ такою силой, то какія отъ того произойдутъ послѣдствія — уже совсѣмъ нельзя предусмотрѣть». Въ этомъ туманномъ объясненіи указывалось, конечно, на возможность установленія въ Россіи народной политики, а подъ мечтательными умами разумѣлись руководители этой самобытной политики, въ которой естественно должна была проявиться вся широта стихійной народной силы, не разъ спасавшей Россію въ трудныя времена. Но былъ ли тогда поводъ предполагать такой спасительный поворотъ во внѣшней русской политикѣ — неизвѣстно; очевидно, одинъ только смутный намекъ на сближеніе Россіи съ Франціей, какъ на болѣе естественный союзъ, чѣмъ съ нѣмецкими державами, уже приводилъ въ трепетъ нѣмецкую газету и заставлялъ ее усматривать разрушеніе тамъ, гдѣ покоились болѣе прочныя основы европейскаго мира. Другой нѣмецкій оффиціозъ Norddeutsche Allgemeine Zeitung выразился проще: «Германія, находившая прежде опору въ надежныхъ отношеніяхъ къ Россіи, принуждена искать этой опоры въ иномъ мѣстѣ, чтобы спокойно выждать, приметъ ли русская политика въ разсчетъ мирное или враждебное по отношенію къ Германіи положеніе».
По мѣрѣ того, какъ германская печать дѣлала невольныя признанія, указывавшія на настоящую цѣль союза, направленнаго противъ Россіи, разъяснился и самый порядокъ, соблюденный при заключеніи формальнаго союзнаго договора. Независимая Kölnische Zeitung передала слѣдующую телеграмму изъ Вѣны отъ 13 то октября: «Встрѣтившіеся въ Вѣнѣ государственные дѣятели, Бисмаркъ, съ одной стороны, Андраши и Гаймерле, съ другой, изложили содержаніе переговоровъ, установившихъ основанія дальнѣйшаго образа дѣйствій обоихъ государствъ, въ двухъ тожественныхъ документахъ, которые вслѣдъ затѣмъ были представлены каждымъ министромъ на разсмотрѣніе и утвержденіе своего государя. Документы эти были подписаны обоими императорами, причемъ императоръ Вильгельмъ подписалъ документъ, представленный ему Бисмаркомъ, а императоръ Францъ-Іосифъ — документъ, представленный Гаймерле; такимъ образомъ ни на томъ, ни на другомъ документѣ нѣтъ двойной подписи. О приложеніи императорской подписи было сообщено изъ Берлина въ Вѣну и обратно и, по всей вѣроятности, обѣ стороны обмѣнялись документами. Во всякомъ случаѣ нельзя болѣе отрицать существованія подписаннаго обоими монархами формальнаго соглашенія, а обнародованныя до сихъ поръ оффиціозныя сообщенія суть не болѣе какъ ловкая игра словъ».
Нельзя не замѣтить, что князь Бисмаркъ съ особеннымъ удареніемъ давалъ понять, что этотъ союзъ ни мало не касается Франціи. По пріѣздѣ своемъ въ Вѣну, онъ сдѣлалъ визитъ одному только французскому посланнику, и извѣстно было, что онъ увѣрилъ его, что дружескія отношенія Германіи къ Франціи остаются неизмѣнными. Такой вѣжливости кн. Бисмаркъ не счелъ нужнымъ удостоить русскаго посла г. Новикова. Вмѣстѣ съ тѣмъ его ближайшій органъ Norddeutsche Allgemeine Zeitung поспѣшилъ указать, что германская печать, вполнѣ сообразно-правильнымъ отношеніямъ Германіи къ Франціи, всюду высказывается въ дружелюбномъ духѣ, обращаясь ли къ самой Франціи, или говоря о ней; она относится съ должною признательностію къ заслугѣ, которую оказала французское правительство сохраненіемъ добрыхъ сосѣдскихъ отношеній. Ясно, что недовѣріе, опасенія и угрозы были направлены вѣнскимъ соглашеніемъ лишь въ сторону Россіи.
Всякое сомнѣніе насчетъ этого исчезаетъ, если мы припомнимъ кое-что, громко тогда высказанное уже лицами оффиціальными. Одновременно съ прибытіемъ князя Бисмарка въ Вѣну появилось въ Norddeutsche Allgemeine Zeitung письмо изъ Вѣны, писанное, по выраженію редакціи, «высокоцѣнимою рукою». Въ этомъ письмѣ изъ Hôtel Impérial, гдѣ остановился канцлеръ, между прочимъ, сказано: «Отвѣтный визитъ князя Бисмарка графу Андраши служитъ вѣрнѣйшимъ доказательствомъ сердечныхъ отношеній не только между обоими государственными людьми, но и между самими обоими государствами. Настроеніе Германіи и Австріи показываетъ, что въ народы ихъ перешло твердое сознаніе полной общности интересовъ. Совершенно невѣрно воззрѣніе тѣхъ, кто выступаютъ съ нападками на все болѣе и болѣе усиливающееся согласіе между Германіей и Австріей и настаиваютъ на вызывающемъ свойствѣ этого согласія по отношенію къ Россіи. Для Россіи, которая честно относится къ Берлинскому трактату, австро-германская дружба не можетъ быть бѣльмомъ на глазу. Весьма серьезнымъ и рѣшительнымъ „memento“ является оно для панславизма, который принужденъ былъ забиться со скрежетомъ въ уголъ и въ бѣшенствѣ бросаетъ заигрывающіе взоры въ сторону Сены. Въ ту минуту, какъ эта партія пожелала бы перейти отъ болѣе скромныхъ желаній къ дѣлу, она встрѣтила бы Германію и Австрію идущими рука съ рукою и плечомъ къ плечу». Тутъ полныя и откровенныя, но нѣсколько иносказательныя, начертанныя высокоцѣнимою канцлерскою рукою, требованія, предъявленныя къ Россіи. Россія берлинская или оффиціальная должна держать Себя честно прикованною къ Берлинскому трактату, и тогда союзныя Германія и Австрія, обработывая далѣе свои дѣла на Востокѣ, не будутъ для нея страшны. Россія же панславистская или, что то же, по выраженію Post, нигилистическая, т. е. народная, съ своею самобытною русско-славянскою политикою, предпочитающая защиту свободной самостоятельности балканскихъ народностей, хотя бы для этого потребовалось сближеніе съ Франціей, должна оставаться прижатою въ уголъ съ своими тщетными желаніями, и еслибы только она шевельнулась, то встрѣтила бы противъ себя двухъ тѣсно сплоченныхъ союзниковъ, готовыхъ поразить «этого дракона, загнаннаго въ пещеру». Такъ какъ письмо высокоцѣнимой руки появилось 9-го сентября, въ тотъ самый день, какъ князь Бисмаркъ пріѣхалъ въ Вѣну, то надо предположить, что письмо это приготовлено было заранѣе, можетъ-быть въ Гаштейнѣ, и что германскій канцлеръ явился для переговоровъ съ заранѣе опредѣленными основаніями союза. Цѣль этого союза была настолько понятна, что маркизъ Солсбери на банкетѣ въ Манчестеръ 6 октября не затруднился изложить со всею подробностью взглядъ торійскаго кабинета на положеніе Россіи, въ которомъ она очутилась послѣ Берлинскаго конгресса. «Россія, — сказалъ ораторъ, — теперь не можетъ двинуться ни шагу впередъ. Австрія довольно сильна, чтобы загородить ей дорогу. Событія послѣднихъ недѣль даютъ британскому правительству право думать, что если Австрія подвергнется нападенію, то она будетъ не одна. Газеты говорятъ, что между Австріей и Германіей заключенъ оборонительный союзъ; не знаю, насколько это извѣстіе точно, но скажу только: это — великая, радостная вѣсть». Членъ министерства Биконсфильда повторилъ то же самое, что высказано и въ вышеупомянутомъ письмѣ изъ Вѣны; но, радуясь оковамъ, наброшеннымъ союзниками на Россію, онъ не могъ унизиться, подобно нѣмецкой служебной канцлерской печати, чтобы чрезъ подтасовку и клевету назвать народную Россію панславистскою или нигилистическою, съ цѣлью запугать оффиціальный русскій міръ и оттолкнуть его отъ народнаго; поэтому онъ имѣетъ въ предметѣ одну цѣльную Россію, какъ она ему представлялась, съ возможностію усвоить себѣ, наконецъ, народную политику, естественно напрашивавшуюся послѣ горькихъ дипломатическихъ разочарованій. Призракъ этой народной Россіи настолько былъ страшенъ для Германіи, что ея министръ просвѣщенія и исповѣданій Путкаммеръ, въ бытность свою въ Эссенѣ на обѣдѣ 14 октября, произнесъ слѣдующія замѣчательныя и поучительныя слова: «Вы, можетъ-быть, читали вчерашній нумеръ Кельнской Газеты; въ такомъ случаѣ вы прочли тамъ, что его величество въ со.стояніи пожертвовать благосостоянію своего народа своими сокровеннѣйшими личными чувствами, и императоръ сдѣлалъ это въ сознаніи долга заключить, ради поддержанія европейскаго мира, союзъ, который, будемъ надѣяться, останется долговѣченъ. Вотъ почему въ настоящую минуту сердце наше исполнено возвышенною и великою гордостію при созерцаніи такого готоваго къ самопожертвованію и честнаго императора и короля». Этими словами слишкомъ ясно обозначалось то направленіе, которое приняла тогда Германія въ своей восточной политикѣ; это было необходимое послѣдствіе и дальнѣйшее развитіе Берлинскаго договора. Отнынѣ союзныя имперіи становились угнетательною силою, орудіемъ Drang’а nach Osten къ захвату восточнаго наслѣдія, оставляемаго Россіей и Турціею.
Свиданіе въ Александровѣ лично доставило императору Вильгельму одно лишь безусловно искреннее успокоеніе; оно никакъ не могло быть источникомъ побужденій, заставившихъ князя Бисмарка уже послѣ свиданія отправиться въ Вѣну. Слѣдовательно образъ дѣйствій Германіи былъ начертанъ ранѣе и безповоротно, несмотря ни на какія впечатлѣнія, которыя могло бы имѣть свиданіе въ Александровѣ. Спрашивается, къ чему же было это свиданіе? Не для того ли, чтобы Россію оставить при прежней безпечности и какъ бы въ усыпленіи передъ подготовленною несмѣняемымъ канцлеромъ и уже возставшею за ея западною границей новою союзною силой? Относительно Россіи, Германія въ это время являлась двуличнымъ богомъ Янусомъ. Игра была сыграна ловко, но честно ли? Все давленіе австро-германскаго союза было устремлено противъ Россіи; отрицаніе всѣхъ дружественныхъ преданій было полное, самъ даже императоръ совершилъ пожертвованіе своими сокровеннѣйшими личными чувствами.
Такъ окончательно выяснились событія, совершившіяся въ германской политикѣ съ 22 августа по 3-е октября 1879 года.
Какъ же держала себя въ виду этихъ важныхъ событій та издающаяся въ Россіи газета, которая признается органомъ русской дипломатіи? Сначала Journal de St.-Pétersbourg заодно съ австрійскими и германскими газетами отвергала существованіе союзнаго, а тѣмъ менѣе письменнаго, договора; точь-въ-точь какъ оффиціозныя газеты вѣнскаго и берлинскаго бюро печати, она находила этотъ союзъ невѣроятнымъ и ненужнымъ. Но какимъ образомъ интересы русской политики совпадали съ интересами австро-германскими въ томъ, чтобъ умалчивать объ этомъ союзѣ, затирать его по возможности, ослаблять его силу, — зналъ и понималъ только г. Горнъ съ своими вдохновителями; это было дѣломъ его совѣсти. О маркизѣ Солсбери, огласившемъ оффиціально существованіе этого союза, газета Journal de St.-Pétersbourg выразилась, что сообщеніе это «сорвалось у него съ языка ради краснаго словца». О Путкаммерѣ она не нашла ничего другого сказать, какъ то, что министръ «пропустилъ удобный случай помолчать». Вынужденная, наконецъ, сознаться, что союзъ дѣйствительно существуетъ, она, опять въ интересахъ австро-германскихъ, постаралась, насколько возможно, отвести глаза отъ его настоящаго значенія: она выразила скромное убѣжденіе, что этотъ союзъ заключенъ лишь для успокоенія Балканскаго полуострова и обузданія… Турціи (!!!) и что онъ, по всей вѣроятности, послужитъ началомъ общей лиги мира. Вотъ все, что сказала газета г. Горна, выдаваемая за отголосокъ русской дипломатіи; а эта дипломатія, какъ предполагается, служитъ выразительницею стомилліонной великой державы въ ея международной жизни. Удивительно, что русская дипломатія, хорошо знающая, что за границей эту газету признаютъ ея органомъ, не нашла тогда нужнымъ дать отъ себя твердое, ясное, съ полнымъ соблюденіемъ и рѣшительнымъ сознаніемъ силы и достоинства Россіи, объясненіе по поводу такого важнаго дѣла, какъ союзъ двухъ имперій, направленный исключительно противъ Россіи и настолько ей враждебный, что престарѣлый императоръ Вильгельмъ долго колебался его подписать, усматривая въ немъ противорѣчіе своимъ сокровеннѣйшимъ сердечнымъ чувствамъ.
Содержаніе союзнаго австро-германскаго договора все время хранилось въ строгой тайнѣ. Во всей европейской печати не встрѣчалось почти никакихъ о немъ свѣдѣній. Толковалось о 21 пунктѣ, но въ чемъ заключались эти пункты, было неизвѣстно. Однако, спустя около года, получено было частнымъ путемъ изъ Вѣны краткое извѣстіе въ общихъ чертахъ о содержаніи этого договора и тогда же было напечатано въ Русскихъ Вѣдомостяхъ. Оно гласило, что этимъ союзнымъ договоромъ установлялось господство Австріи на Балканскомъ полуостровѣ и договорившіяся державы обезпечивали себѣ обоюдную помощь. На сей конецъ было условлено, что Австрія, укрѣпившись на Балканскомъ полуостровѣ, въ Босніи, Герцеговинѣ и Новобазарскомъ округѣ, поддерживаетъ въ сосѣднихъ славянскихъ земляхъ status quo, т.-е. ихъ полнѣйшее разъединеніе, и подчиняетъ ихъ своему вліянію. Румынія привлекается къ видамъ союзниковъ, сообщеннымъ князю Карлу лично эрцгерцогомъ Албрехтомъ. Всякое движеніе въ славянскихъ земляхъ на Балканѣ Австрія подавляетъ всѣми своими силами, хотя бы для того понадобилось военное занятіе которой-либо изъ нихъ. Въ случаѣ надобности, Австрія, по соглашеніи съ Германіей, двигается далѣе за Митровицу. Германія принимаетъ на себя обязанность военнаго резерва и гарантируетъ цѣлость всѣхъ австро-венгерскихъ владѣній. Это извѣстіе впослѣдствіи нашло себѣ почти дословное подтвержденіе въ одной французской газетѣ, получившей свои свѣдѣнія чрезъ Италію. Теперь мы можемъ дополнить ихъ изъ Kölnische Zeitung тѣмъ, что союзники подъ обоюдною помощью разумѣли также взаимную вооруженную помощь въ случаѣ нападенія съ двухъ сторонъ на одного изъ нихъ, не исключая взаимнаго содѣйствія даже и при нападеніи съ одной стороны, смотря по обстоятельствамъ; и, наконецъ, что въ этомъ союзѣ не могла имѣть мѣсто третья держава.
Но къ чему понадобилось теперь, спустя три года, напоминать объ этомъ союзѣ и сопровождать его дальнѣйшими угрозами?
Замѣчательно развитіе этихъ угрозъ. Та же рейнская-газета Kölnische Zeitung напечатала у себя о вооруженіяхъ Россія и устройствѣ новыхъ желѣзныхъ дорогъ вблизи западной ея границы. Kreutz-Zeitung поспѣшила добавить, что Германія должна усилить на своей восточной границѣ крѣпости и увеличить гарнизоны. Другія германскія газеты подхватили хоромъ на тотъ же ладъ; а когда краковская Nowa Reforma стала завѣрятъ, что война между Россіей и Австріей уже рѣшена и что въ Царствѣ Польскомъ стоитъ уже готовая 400-тысячная армія и устроены укрѣпленные лагери въ Вильнѣ и Гроднѣ, — нѣмецкая печать забила тревогу. Vossische Zeitung съ особенною настойчивостью указывала на близость войны. Нѣмцы съ логическою послѣдовательностью повели весь этотъ походъ противъ Россіи. Сначала выставленъ былъ на видъ союзъ съ Австріей; потомъ надо было придать значенію союза какое-нибудь дѣйствительное примѣненіе: ухватились за какія-то спѣшныя и усиленныя вооруженія Россіи; затѣмъ перешли къ своимъ оборонительнымъ силамъ я въ концѣ концовъ вывели отсюда заключеніе, что можно толковать и о предстоящей войнѣ съ Россіей, присовокупляя: «мы готовы».
При неожиданности полуоффиціальнаго сообщенія о существованіи союзнаго оборонительнаго договора, можно утвердительно сказать, что поводомъ къ тому послужила поѣздка русскаго министра, г. Гирса. Въ этомъ случаѣ германскій канцлеръ прибѣгнулъ къ вошедшему уже въ обычай на Западѣ способу окольнаго оглашенія дипломатическихъ тайнъ газетнымъ путемъ. На Западѣ печать является связующимъ звѣномъ между правительствомъ и обществомъ, какъ важный и необходимый двигатель политической жизни государства, смыкающій политическія преднамѣренія съ общественнымъ настроеніемъ въ общую совокупную силу, противъ которой всегда останется въ проигрышѣ та дипломатія, которая, завернувшись особнякомъ въ своей одинокой скорлупѣ, не хочетъ знать и не уважаетъ ни общественной мысли, ни народныхъ чувствъ своей страны. Возбужденіе народной мысли, а за нею и воли ведетъ иногда къ ощутительнымъ послѣдствіямъ.. Такъ и теперь нѣмецкая печать была полною госпожей; ей принадлежало первое и за нею осталось послѣднее слово. Газеты Journal de St.-Pétersbourg достало только на то, чтобы пролепетать смиренное воззваніе къ дружелюбнымъ чувствамъ, связующимъ Германію и Россію, и то уже послѣ того, какъ Norddeutsche Allgemeine Zeitung съ высоты величія, невидимо осѣняемаго княземъ-канцлеромъ, нашла нужнымъ скомандовать: довольно!
Нельзя не пожалѣть, что русскія газеты не обладаютъ за границею достаточными источниками, чтобы почерпать вѣрныя свѣдѣнія независимо отъ тенденціозныхъ сообщеній иностранной нѣмецкой печати, которая настолько проникнута политическимъ смысломъ и единодушнымъ недоброжелательствомъ къ Россіи, что, несмотря на разнообразіе своего направленія, никогда не скажетъ того, чего не слѣдуетъ говорить въ интересѣ нѣмецкой родины. Такъ и въ настоящемъ случаѣ русскимъ газетамъ пришлось лишь повторять разсужденія иностранныхъ газетъ и довольствоваться, за отсутствіемъ собственнаго матеріала, лишь чужими, намѣренно недосказанными, свѣдѣніями. Если Journal de St.-Pétersbourg, имѣющая возможность пользоваться нѣкоторыми самостоятельными свѣдѣніями, молчитъ, держась противурусскаго направленія, то долгъ патріотизма заставляетъ русскую печать усилить свой внѣшне-политическій отдѣлъ для того, чтобы, когда нужно, бросить въ глаза враждебной нѣмецкой печати правдивымъ обличеніемъ, сорвать съ нея личину и заставить замолчать. Всякая изобличаемая продѣлка уже теряетъ свою силу. Безъ собственнаго запаса для борьбы, русская печать оказалась безсильною, а наглая дерзость противника тѣмъ съ большею отвагой ее же обвинила, какъ зачинщицу всего этого шума: что называется — съ больной головы на здоровую.
Судя по главнымъ чертамъ, обозначившимъ всю эту шумную выходку нѣмецкой печати противъ Россіи по поводу свиданія въ Варцинѣ, есть полная возможность предполагать, что на этомъ свиданіи шла рѣчь о возобновленіи союзныхъ отношеній между Россіей и Германіей. Поводъ къ этому могли подать египетскія дѣла, или дунайская коммиссія, или -смуты въ Арменіи, или еще что другое; но въ сущности то, что русская дипломатія, какъ бы не надѣясь на собственныя силы для самостоятельной, свободной, истинно-русской политики, все еще продолжаетъ поддерживать мысль о пагубномъ европейскомъ концертѣ. При настоящей же группировкѣ европейскихъ державъ — этотъ концертъ можетъ выразиться теперь лишь въ новомъ тройственномъ Союзѣ имперій. По положеніе, которое, десять лѣтъ тому назадъ, занимала Россія относительно двухъ сосѣднихъ съ нею имперій, было иное и для нея болѣе выгодное. За нею тогда ухаживали и Германія и Австро-Венгрія для заключенія тройственнаго союза. Три года назадъ, когда заключался австро-германскій союзъ, положеніе ея хотя значительно понизилось вслѣдствіе условій Берлинскаго договора, но за то тогда Франція была- сильна и опасна съ своимъ Гамбеттою, Теперь же нѣтъ ни того, ни другого. Съ какимъ же удѣльнымъ вѣсомъ могла бы теперь Россія войти въ союзъ и для какихъ цѣлей? Присвоивать себѣ что-либо она не можетъ и не должна, потому что ея задача — охранять то, что есть, что ею совершено, и исправить то, что испорчено другими при ея попущеніи. Но при наступательной политикѣ сосѣднихъ имперій такая задача можетъ быть лишь противодѣйствіемъ съ ея стороны, при независимомъ и вполнѣ свободномъ положеніи, а никакъ не въ союзѣ съ тѣми, кому она должна непремѣнно противодѣйствовать, если не желаетъ впослѣдствіи стать предметомъ ихъ посягательствъ.
Въ настоящее время весь перевѣсъ силы, всѣ выгоды положенія — на сторонѣ ея сосѣдей. Прежде они не кричали: «мы готовы»; прежде не слышно было зажигательныхъ словъ: «не ждать же намъ, пока сама она объявитъ намъ войну; мы должны первые напасть на нее въ удобную для насъ минуту». Теперь, обезпеченные новыми военными законами, дающими обоимъ имъ до 2.500.000 войска, огражденные крѣпостями, снабженные военными дорогами, — они если и допустили бы великодушно Россію въ свою среду, то не иначе какъ въ предѣлахъ уже существующаго между ними союза. Россія явилась бы лишь придаточною частицею. -Если принять во вниманіе, что Россія извѣстною ливадійскою нотой г. Бирса сама добровольно приковала себя къ духу и буквѣ Берлинскаго трактата, что союзники требуютъ отъ нея, чтобъ она честно оставалась при этомъ трактатѣ; и если сопоставить съ этимъ заявленіе барона Гаймерле, что Австро-Венгрія смотритъ на Берлинскій трактатъ какъ на исходную точку для дальнѣйшей своей политики на Востокѣ и что Германія безусловно согласна съ нею: то не будетъ невѣроятнымъ, если подъ такими воззрѣніями въ Варцинѣ отъ г. Гирса потребовали признанія окончательнаго присоединенія къ Австріи временно занимаемыхъ ею турецкихъ областей Босніи и Герцеговины. Пожалуй, при этомъ сослались бы и на обѣщаніе, данное Россіей въ Рейхштадтѣ. Неизвѣстно, что отвѣчалъ бы на это г. Гирсъ; но онъ могъ бы указать на обѣщаніе, данное австрійскимъ императоромъ Францемъ, за поручительствомъ императора Александра I, о неприкосновенности Боки Которской, и однако не исполненное. Согласиться на такое требованіе князя Бисмарка значило бы уже не попустительствомъ сквозь пальцы, а самымъ яснымъ и положительнымъ образомъ отречься отъ своего историческаго назначенія и вступить на бездорожье всякихъ нриключеній.
Не было бы также удивительнымъ, еслибы въ Варцинѣ кн. Бисмаркъ завелъ рѣчь о передѣлѣ на восточной границѣ Пруссіи. При нынѣшнемъ соотношеніи государственныхъ величинъ, представляемыхъ съ одной стороны Россіей, утратившею на Балканскомъ полуостровѣ сплошную опору, какую представляло для нея до Берлинскаго конгресса все сербское племя по Дунаю и Савѣ и даже въ предѣлахъ самой Австро-Венгріи, а съ другой — союзными Германіей и Австро-Венгріей, — смѣлость нѣмецкихъ патріотовъ въ видахъ государственнаго сплоченія Германія можетъ дойти до поразительныхъ размѣровъ. По еслибъ указано было на удобства естественныхъ границъ, наприм. рѣки Вислы, то стоило бы только указать хотя на ту же рѣку Вислу въ нижнемъ ея теченіи. Перейдя эту рѣку, прусская граница вдалась въ русскія владѣнія самымъ безобразнымъ мысомъ, сколько полезнымъ для Пруссіи, столько же невыгоднымъ для Россіи во всѣхъ отношеніяхъ, преимущественно же въ военномъ, судоходномъ и таможенномъ. Надо только дивиться великодушію императора Александра I, какъ онъ, освободившій всю Пруссію изъ-подъ власти Наполеона, возвратившій короля, прусскаго въ освобожденную русскими войсками столицу его, Берлинъ, знавшій о несправедливомъ при Фридрихѣ II захватѣ части Силезіи и Польши, главенствовавшій на конгрессахъ въ размежеваніи Черногоріи, Италіи, Саксоніи, Германіи и Франціи, наградившій землями Австрію и Пруссію, — не заблагоразсудилъ для своей Россіи установить границею все теченіе Вислы до ея впаденія въ Балтійское море! Впрочемъ, нечего этому дивиться, когда со стороны Россіи дипломатствовалъ не кто иной, какъ графъ Карлъ-Робертъ Нессельроде, родившійся на кораблѣ въ Лиссабонскомъ заливѣ, потомокъ прирейнскихъ нѣмецкихъ, дворянъ, которые впослѣдствіи жили въ Венгріи и считались графами Священной Римской имперіи, а напослѣдокъ переѣхали въ Россію искать здѣсь службы и счастія. Еслибы на его мѣстѣ были Бестужевъ или Румянцевъ, то, можетъ-быть, города Ельбингъ, Маріенбургъ, Пилава, Кролевецъ (Кёнигсбергъ), Мемель, Грудежъ (Грауденцъ), Квидзина (Маріенвердеръ) находились бы въ русскомъ владѣніи.
Какъ бы то ни было, какія бы предложенія ни были сдѣланы г. Бирсомъ и, наоборотъ, княземъ Бисмаркомъ, — вѣрно то, что Германія уже чувствуетъ себя въ союзѣ съ Австро-Венгріей настолько сильною, что не затруднилась свиданіе въ Бардинѣ двухъ дипломатовъ напутствовать угрозами, оффиціальное происхожденіе которыхъ не подлежитъ сомнѣнію. Это уже фактъ, съ которымъ должна считаться русская дипломатія. Одна она едва ли въ состояніи охранить свободу дѣйствій Россіи; ей нужно наконецъ повернуться лицомъ къ той странѣ, которой она предназначена служить, и здѣсь въ народномъ голосѣ найти себѣ такую же опору, какая оказана была въ 1863 году князю Горчакову, уже готовому на уступки, предъявленныя западными державами.
Можно бы поздравить г. Гирса, еслибъ ему удалось сберечь Россію отъ новаго уступчиваго соглашенія.
Однако Journal de St.-Pétersbourg такъ умильно посмотрѣлъ въ глаза варцинскому кудеснику, что удостоился благосклоннаго отзыва отъ его покорнѣйшаго слуги, г. Пиндтера, редактора Norddeutsche Allgemeine Zeit и и g. Газета г. Горна поспѣшила воспроизвести этотъ отзывъ на своихъ страницахъ, какъ лестный знакъ вниманія къ ней высокочтимаго ею германскаго оффиціоза.
Затѣмъ и Московскія Вѣдомости почему-то возымѣли ревность доказывать, что ни у Россіи, ни у Германіи нѣтъ никакихъ побудительныхъ причинъ ко взаимной враждѣ или вооруженному столкновенію между собою. И на нихъ также обратилъ свой благосклонный взоръ г. Пиндтеръ, и онѣ также не устояли отъ искушенія воскликнуть: magister dixit, приводя старую выписку изъ Norddeutsche Allgemeine Zeitung въ похвалу и въ ободреніе себя. Тѣмъ не менѣе, если не въ выгодахъ нѣмецкаго оффиціоза было изобличить московскую газету въ излишнихъ натяжкахъ къ оправданію, безкорыстнаго, поведенія Германіи относительно Россіи, то для русскихъ читателей натяжки эти слишкомъ прозрачно сквозятъ искаженіемъ истины. «Ни въ чемъ на Востокѣ Германія непосредственно не замѣшана», говорятъ Московскія Вѣдомости. Жаль, что князь Бисмаркъ и его будущіе преемники не догадаются передать во всеуслышаніе разсчеты своей дальновидной политики относительно Востока. Развѣ ничего не означаютъ эти постоянныя въ Германіи указанія на Востокъ, гдѣ не пропадутъ безплодно для великаго нѣмецкаго отечества тѣ многочисленные переселенцы, которые теперь исчезаютъ безслѣдно въ Америкѣ? Развѣ согласованіе интересовъ Германіи и Австріи и удовлетвореніе этой послѣдней землями на Балканскомъ полуостровѣ не есть прямая выгода Германіи? Кто же не понимаетъ, что иногда посредственно можно быть болѣе замѣшаннымъ, чѣмъ непосредственно? Это высказывали сами же Московскія Вѣдомости въ 1879 году по поводу письма «высокоцѣнимой руки». Несправедливо также, что «при обезпеченіи себя въ другихъ пунктахъ Германія можетъ желать намъ на Востокѣ всякаго успѣха». Достаточно припомнить угрозы, содержащіяся въ томъ же письмѣ «высокоцѣнимой руки» изъ Hôtel Impérial. А развѣ самый союзъ австро-германскій не есть прямой подкопъ подъ Россію на Востокѣ? Неужели московская газета забыла восторги маркиза Солсбери по поводу этого «вожделѣннаго» союза, ставящаго преграду Россіи на Востокѣ; въ его манчестерской рѣчи 6 октября 1878 г. картинное выраженіе, повторенное многочисленными оффиціозными и другими газетами, объ «австрійскомъ клинѣ, вбитомъ въ славянскія земли на Балканѣ для того, чтобъ уничтожить здѣсь вліяніе Россіи»; или увѣреніе графа Андраши, высказанное имъ въ бюджетной коммиссіи австрійской делегаціи 1-го декабря 1879 г. въ отвѣтъ Гискрѣ и Байрейтеру, что отнынѣ Сербія и другія славянскія земли на Балканѣ должны подчиниться въ матеріальномъ и политическомъ отношеніи вліянію Австріи; или недавнія слова графа Кальноки, что Черногорія «только отъ одной Австріи должна искать своего спасенія и благополучія»? Что же это все, какъ не слѣдствіе германской политики на Востокѣ, о которой еще баронъ Гаймерле въ бюджетныхъ делегаціяхъ въ октябрѣ 1880 года объявилъ, что «на Востокѣ Австро-Венгрія и Германія дѣйствуютъ безусловно вмѣстѣ и заодно»? Послѣ этого какихъ же пожеланій намъ успѣха на Востокѣ могутъ ожидать отъ Германіи Московскія Вѣдомости?…
Не вѣрно также то, что говоритъ эта газета объ уступкѣ Босніи и Герцеговины во время рейхштадтскаго свиданія, будто бы, «при посредствѣ не германскаго, а русскаго канцлера». Что русскій канцлеръ являлся тутъ главнымъ виновникомъ уступки, это вѣрно: но посредникомъ и душой этого положительно былъ германскій канцлеръ. Рядъ свиданій трехъ императоровъ и ихъ министровъ, продолжавшійся въ теченіе нѣсколькихъ лѣтъ послѣ франко-прусской войны и окончившійся установленіемъ тройственнаго союза на условіяхъ, въ которыя входила уступка Австріи двухъ турецкихъ областей, есть дѣло князя Бисмарка, принадлежащее къ числу тѣхъ же глубоко обдуманныхъ и искусно выполненныхъ дипломатическихъ ходовъ, которыми онъ открывалъ себѣ послѣдовательно возможность вести войны съ Даніей, съ Австріей, съ Франціей. Это — дѣло его великаго ума и исключительно народнаго чувства, чего недоставало другимъ дипломатамъ. Безъ него, безъ стачки съ нимъ, одинъ графъ Андраши едва ли бы успѣлъ осуществить эту мысль, составлявшую вожделѣнную и давнишнюю мечту Австріи. Еще съ прошлаго столѣтія Австрія добивалась захвата ближайшихъ турецкихъ областей, что ей однако неудавалось, пока не явились у дѣлъ два столь неравносильные канцлера. Да и самый починъ во всемъ этомъ принадлежитъ князю Бисмарку. Выходя изъ состава министерства въ 1878 году, лордъ Дерби въ верхней палатѣ 16 іюля прямо объявилъ, что еще въ 1873 году, задолго до русско-турецкой войны, три сѣверныя державы вошли между собой въ важные уговоры относительно Европейской Турціи и тогда же уступка Босніи и Герцеговины входила въ условія соглашенія трехъ императоровъ. Такое указаніе на князя Бисмарка, сдѣланное англійскимъ министромъ иностранныхъ дѣлъ, имѣетъ полную силу достовѣрности и вмѣстѣ съ тѣмъ опровергаетъ то, что будто бы «наша дипломатія упорно отталкивала всякую попытку Германіи войти съ нами въ соглашеніе». Герцогъ Аргайль въ 1879 году, оправдывая, въ своей брошюрѣ, политику гр. Дерби, отказавшагося отъ подписи Берлинскаго меморандума, подтверждалъ, что отъ Англіи скрывали сдѣлку, совершенную Германіей, Австріей и Россіей, о коренномъ переворотѣ на Балканскомъ полуостровѣ. Благодаря этимъ разоблаченіямъ англійскихъ государственныхъ дѣятелей, касавшихся тройственнаго союза, видно, что наша дипломатія не только не сторонилась отъ Германіи, но, напротивъ, шла на всякую сдѣлку, на которую наталкивала ее Германія, въ полномъ забвеніи о русскомъ народѣ и русской исторіи.
Такъ какъ предоставленіе Австріи занять Боснію и Герцеговину составляетъ во всемъ Берлинскомъ трактатѣ капитальнѣйшій для Россіи пунктъ, потому что этимъ пунктомъ отворялась дверь въ заповѣдный дотолѣ Балканскій полуостровъ и впервые допускалось правовое господство здѣсь чужой державы съ ея началами, совершенно противными и истребительными для здѣшнихъ народностей, всецѣло преданныхъ Россіи, то для большаго удостовѣренія Московскихъ Вѣдомостей я укажу еще на рѣчь самого первенствующаго министра венгерской половины — Коломана Тиссы. 3-го февраля 1879 года вотъ что сказалъ между прочимъ Тисса въ палатѣ депутатовъ: «Дѣлаютъ намеки какъ въ палатѣ, такъ и внѣ ея, на занятіе Босніи и Герцеговины. Что несомнѣнно вѣрно и что впрочемъ уже извѣстно всѣмъ и каждому, это то, что гораздо ранѣе, за нѣсколько лѣтъ до Берлинскаго договора, Германія, вмѣстѣ съ нѣкоторыми другими державами (Россіей)?), внушила Австро-Венгріи мысль занятія Босніи и Герцеговины». Можно ли послѣ этихъ оффиціальныхъ показаній и свидѣтельствъ отрицать фактъ настолько враждебный Россіи по своему коренному смыслу и своимъ послѣдствіямъ для ея восточной политики, что передъ нимъ блѣднѣютъ всѣ другія «услуги» князя Бисмарка, — фактъ, что не кто иной, какъ князь Бисмаркъ, былъ главнымъ виновникомъ настоящаго, а еще болѣе будущаго исключенія всякаго значенія Россіи на Балканскомъ полуостровѣ, тогда какъ противуположное значеніе Австріи водворялось и укрѣплялось здѣсь прочно земельными пріобрѣтеніями?
Вполнѣ несправедливо также голословное завѣреніе Московскихъ Вѣдомостей, что «въ вопросахъ, которые на Берлинскомъ конгрессѣ еще оставались открытыми, князь Бисмаркъ постоянно былъ на нашей сторонѣ». Печатные протоколы Берлинскаго конгресса доказываютъ совершенно противное, хотя надо сознаться, что скорѣе представители Турціи, чѣмъ Россіи, изображали на конгрессѣ сторону противорѣчившую, гдѣ было можно, притязаніямъ враждебнымъ Россіи, противъ которой въ стачкѣ, называемой европейскимъ концертомъ, находились и ея собственные представители. Если мало всего этого для Московскихъ Вѣдомостей, то пусть припомнятъ онѣ рѣчи, сказанныя княземъ Бисмаркомъ 12-го и 14-го іюня прошлаго года въ германскомъ парламентѣ по поводу табачной монополія. Тамъ мы встрѣчаемъ слѣдующее мѣсто: «Не хочу касаться вопроса: изъ удовольствія ли, или чего другого наши сосѣди, особенно Франція и Россія, держатъ большія арміи; ограничусь только фактомъ (!), что эти милліоны штыковъ обращены, какъ магнитныя стрѣлки, къ полюсу, къ центру Европы. Мы составляемъ этотъ центръ и какъ по своему географическому положенію, такъ и вслѣдствіе условій, созданныхъ исторіей (!), привлекаемъ коалиціи прочихъ державъ». Неужели и въ этихъ словахъ о милліонахъ штыковъ московская газета ничего не примѣчаетъ?
Всѣ мѣры, принимаемыя для того, чтобы постоянно насѣдать на сосѣда, угрожать ему, вымогать у него, при превосходствѣ силы и обстоятельствъ, не требуютъ, конечно, того, чтобъ ихъ оглашали, или о нихъ напоминали. Понятно, что органъ князя Бисмарка несказанно обрадовался, когда Московскія Вѣдомости, опустивши или извративши все, что во враждебномъ смыслѣ съ дальнозоркою предусмотрительностью предпринимается и готовится за нашею западною границей, стали доказывать, что мы не имѣемъ никакихъ поводовъ ссориться съ Германіей. Но вѣдь не мы являемся нападающей или готовящеюся къ нападенію стороной; не мы выставляемъ на-показъ оборонительно-наступательные союзы; не мы проводимъ у себя и у своихъ союзниковъ новые военные законы, клонящіеся къ увеличенію боевыхъ силъ; не мы предупреждаемъ своихъ сосѣдей на десятки лѣтъ превосходствомъ крѣпостей, военныхъ желѣзныхъ дорогъ, прибрежнымъ укрѣпленій и флотовъ; не мы задорно грозимъ войной. Стало-быть, не намъ и увѣрять, что «изъ нелѣпостей нелѣпость есть война между Россіей и Германіей». Никто у насъ и не помышляетъ объ этой нелѣпости, лишь бы только насъ, сидящихъ смирно и далеко еще не обезопасившихъ себя извнѣ, оставили въ покоѣ, не напирали бы на насъ и не тѣснили бы насъ ни съ юга — въ нашемъ историческомъ, наслѣдственномъ кругѣ нашего вліянія, ни съ запада — въ нашей собственной землѣ, вовсе не предназначенной для того, чтобы служить мостомъ для нѣмецкаго Drang nach Osten, ни внутри насъ — въ нашихъ собственныхъ дѣйствіяхъ, вовсе не имѣющихъ задачей склоняться въ пользу чужихъ разсчетовъ. Въ этомъ случаѣ Московскія Вѣдомости попали въ-просакъ, и нѣмецкая оффиціозная газета имѣла полное удовольствіе лукаво похвалить ихъ за ихъ «истинно-русское направленіе»… Впрочемъ, не направленіе газеты значитъ здѣсь что-нибудь, а средство, которымъ московская газета желала бы въ данномъ случаѣ оказать услугу отечественной политикѣ. Повторю здѣсь, что не разъ говорилъ о другой газетѣ съ не-истинно-русскимъ направленіемъ: извращеніемъ правды, а тѣмъ болѣе исторической, забѣганіемъ къ враждебному сосѣду съ своимъ заискивающимъ прислуживаніемъ, изображеніемъ въ обратномъ видѣ положенія вещей и вообще ложью, подъ которой скрывается чувство робости и неувѣренности въ самихъ себѣ, — русская печать не только не принесетъ пользы ни самой себѣ, ни народу, а скорѣе повредитъ дѣлу, ободряя всякое наступательное движеніе противъ насъ въ предположеніи нашего безсилія.
Выборъ средствъ даже и въ газетной полемикѣ — важное дѣло. Въ сосѣдней заграничной печати по отношенію къ Россіи очень осторожны газеты, будучи всѣ проникнуты единодушнымъ политическимъ тактомъ. У насъ не то. Московскія Вѣдомости неосмотрительно припутали къ газетной шутихѣ, продѣланной противъ Россіи но поводу поѣздки г. Гироа, какую-то «польскую справу» и повели рѣчь о «самоубійственныхъ перемѣнахъ» въ составѣ Россіи, которыя яко бы требуются для ея обезпеченія на случай войны съ Германіей. Вопросъ о какихъ-то перемѣнахъ, самоубійственныхъ или не самоубійственныхъ, могъ бы послужить предметомъ особыхъ статей, если только еще можно допустить возможность этого вопроса съ точки зрѣнія двухъ полемизирующихъ газетъ, но припутывать его къ нашимъ внѣшнимъ отношеніямъ было безтактно. Зоркій органъ князя Бисмарка Norddeutsche Allgemeine Zeitung не замедлилъ ухватиться
Іза этотъ благопріятный предлогъ, чтобы съ не меньшимъ лукавствомъ выразить свое единомысліе съ Московскими Вѣдомостями, которыя такимъ образомъ опять попали въ-просакъ. Статочное ли дѣло, чтобы нашъ сосѣдъ, вошедшій въ формальный союзъ съ другимъ единственно противъ насъ, искренно желалъ спокойствія и мирнаго устроенія на нашей западной окраинѣ, когда онъ очень хорошо знаетъ, что его союзникъ тутъ же рядомъ съ нашею границей искуственно поддерживаетъ противъ Россіи очагъ непріязни и смуты, — поддерживаетъ не изъ любви къ самому этому очагу, а изъ разсчета, чтобы постоянно имѣть его своимъ орудіемъ на всякій случай противъ Россіи. Нельзя предположить такой двойственности взгляда въ одной и той же германской политикѣ, сводящей всѣ свои нити къ одному узлу — округленію границъ и обезопасенію Германской имперіи на счетъ ея сосѣдей. Пусть сосѣднія съ этою имперіей государства сами знаютъ, какъ обходиться съ однимъ и тѣмъ же народнымъ элементомъ, въ нихъ пребывающимъ: это — ихъ домашнее дѣло; вступаться же постороннему политическому дѣятелю въ этотъ внутренній вопросъ своего сосѣда съ безпричиннымъ доброжелательствомъ и непрошеными совѣтами: это — отзывается лицемѣріемъ и двоедушіемъ. Такіе авторитеты не могутъ быть полезны для русской печати: ссылаться на единомысліе съ ними — значитъ просто дурачить себя.
Закончу настоящую замѣтку пожеланіемъ, чтобъ основательное знаніе русской и славянской исторіи, пониманіе не только умомъ, но и сердцемъ народнаго русскаго смысла и глубокое прирожденное русское чувство предохранили Россію отъ какихъ бы то ни было союзовъ и дальнѣйшихъ раздѣловъ. Полное исключеніе чужероднаго господства въ видѣ земельныхъ пріобрѣтеній на Балканскомъ полуостровѣ; въ христіанскихъ областяхъ — объединеніе, независимостъ и политическая самостоятельность разрозненныхъ народностей, возстановленіе падшихъ, охраненіе всего того, что имѣетъ свою собственную жизнь и имѣетъ право на самобытное существованіе, поддержаніе православной вѣры у родственныхъ съ нами народовъ, усиленіе средствъ къ противодѣйствію въ духѣ православія иновѣрной пропагандѣ, преслѣдующей также и политическія цѣли, уваженіе къ народному существу и полнѣйшее изверженіе изъ нашей дипломатической школы устарѣлаго воззрѣнія на отдѣльные народы какъ на безразличное человѣческое мясо, которое можно расчленять и которымъ можетъ владѣть и управлять всякій, кто въ отрѣшенномъ отъ дѣйствительной жизни мірѣ дипломатіи успѣетъ обдѣлать искуснѣе другихъ свои дѣла — вотъ задача Россіи, указывающая основной путь ея внѣшней политики и могущая дать ей опору внѣ ея предѣловъ, безъ которой немыслимо быть въ Европѣ великою державой[1].