Замѣтка по внѣшнимъ дѣламъ.
правитьИзмышленія дипломатовъ и грубая военная сила заглушили кое-какъ на время восточный вопросъ въ Европѣ. Россіей впервые призванныя къ жизни балканскія народности, а теперь придавленныя искуственно созданною и навязанною имъ властію, ждутъ часа своего вторичнаго освобожденія для дѣйствительно самобытной народной жизни съ уставами и направленіемъ, какіе самъ народъ излюбитъ, и въ границахъ, не чуждоют а властною ихъ рукой положенныхъ по добровольному взаимному соглашенію. За то въ Африкѣ, въ долинѣ Нила, восточный вопросъ отрыгнулъ съ новою силой и съ новою болѣзненною тревогой для европейскихъ дипломатовъ.
Причины, возбудившія этотъ вопросъ въ Египтѣ, тѣ же самыя, отъ которыхъ онъ не разъ возгорался на почвѣ европейской. Это — пробужденіе народностей, взаимное недовѣріе и соперничество великихъ державъ и вмѣшательство ихъ во внутреннія дѣла Оттоманской имперіи вопреки признанной ими же самими цѣлости и неприкосновенности ея.
Возстаніе и освобожденіе грековъ Морей, возмущенія на островахъ Архипелага и Бритѣ, смуты и заговоры въ Болгаріи, возстановленіе полунезависимости въ Сербіи, упорное сопротивленіе боснійскихъ магометанъ стамбульской власти, частыя вспышки въ Герцеговинѣ, послѣднее герцеговинско-боснійское возстаніе и, наконецъ, движеніе въ Албаніи — всѣ эти постоянныя бурныя оказательства восточнаго вопроса имѣли въ нынѣшнемъ столѣтіи мѣсто въ Европейской Турціи. Они истекали главнѣйше изъ самосознанія пробуждавшихся народностей и выражались въ тревожномъ видѣ частію оттого, что балканскимъ народамъ становилось не въ моготу переносить произволъ «стамбульской сволочи», насылаемой Портою въ образѣ нашей и турецкаго пришлаго чиновничества, съ разнымъ полицейскимъ сбродомъ преимущественно изъ арнаутовъ, — частію потому, что ихъ подстрекали и возбуждали, даже иногда помогали имъ, нѣкоторыя европейскія правительства по своимъ разсчетамъ.
Виды Франціи и Англіи на Турцію были всегда своекорыстны; первая притягивала подъ свою власть или подъ свое исключительное вліяніе подчиненный верховенству султана сѣверный берегъ Африки; вторая руководилась своими торговыми выгодами и въ то же время не пропустила случая оттянуть для себя островъ Кипръ. Если, тѣмъ не менѣе, обѣ эти державы дружили съ Турціей) и поддерживали ее деньгами и совѣтами, то единственно изъ соперничества съ Россіей. Австрія также изъ-за вражды къ Россіи постоянно держала сторону Турціи, но тѣмъ не менѣе никогда не покидала мысли поживиться на счетъ смежныхъ султанскихъ владѣній; недавно объединенная Италія, какъ теперь обнаружилось, разсчитывала на преобладаніе въ Тунисѣ и Триполи. Германія, столь же недавно, какъ и Италія, объединившаяся въ сильную имперію, уже заявила рѣшительнымъ образомъ свои притязанія на руководительство Турціей, отторгнувъ отъ нея предварительно двѣ области въ пользу Австріи и посягая на дальнѣйшіе захваты для нѣмецкаго Drang nach Osten. Одна только Россія держала себя относительно Турціи честно, прямо, открыто. Она воевала съ Турціей изъ-за своихъ естественныхъ границъ, достигнувши которыхъ, она не шла далѣе и всѣ свои усилія напрягала лишь къ безкорыстной защитѣ христіанскихъ народовъ, угнетаемыхъ турецкимъ насиліемъ и безправіемъ.
Берлинскій трактахъ послужилъ временнымъ роздыхомъ для восточнаго вопроса на европейской почвѣ, кромѣ несчастныхъ Босніи и Герцеговины.
Первоначальное вмѣшательство западныхъ державъ въ дѣла Египта произошло въ тѣсной связи съ восточнымъ вопросомъ въ Европѣ, подъ свѣжимъ еще впечатлѣніемъ Адріанопольскаго мира, завершившаго первую русско-турецкую войну при императорѣ Николаѣ. Когда египетскій вице король Мехмедъ-али возсталъ противъ султана въ началѣ 30-хъ годовъ, и храбрый сынъ его Ибрагимъ-паша, овладѣвши Сиріей, приближался побѣдоносно къ Константинополю, тогда русскія войска, подъ начальствомъ Н. Н. Муравьева, переправленныя черезъ Босфоръ, преградили ему дорогу. Цѣлость Турецкой имперіи была спасена императоромъ Николаемъ. Вслѣдствіе этого заключенъ былъ въ 1833 году между Россіей и Турціей въ Ункіаръ-Скелесси договоръ, по которому Черное море было признано закрытымъ для военныхъ судовъ враждебныхъ Россіи государствъ. Въ этомъ договорѣ не заключалось никакого ограниченія верховныхъ правъ султана, потому что Черное море, какъ внутреннее русско-турецкое море, должно было находиться въ одинаковыхъ для Россіи и Турціи условіяхъ. Не такъ взглянули на этотъ договоръ западныя державы, особливо Англія и Франція. Онѣ подняли шумъ, раздули страхи и завели препирательства съ Россіей. Тогдашній египетскій вопросъ кончился однако тѣмъ, что онѣ же съ помощію своихъ флотовъ заставили Мехмеда-али смириться и вступить въ переговоры съ султаномъ Махмудомъ II въ виду англійской эскадры, подступившей, подъ начальствомъ Непира, къ Александріи. Онѣ же посягнули и на верховныя права султана, склонивши Абдулъ-Меджида дать полное самоуправленіе Египту съ признаніемъ лишь верховенства въ образѣ ежегодно платимой дани. Такъ западныя державы вмѣшались въ египетскія дѣла не въ качествѣ простыхъ союзницъ Турціи, какъ Россія, а въ качествѣ третейскихъ судей. Лондонская конференція въ 1840 году и послѣдовавшій затѣмъ въ 1841 году султанскій гаттишерифъ положили начало политическому отдѣленію Египта отъ Турецкой имперіи. Вмѣстѣ съ этимъ и вмѣшательство западноевропейскихъ державъ было установлено какъ дѣяніе совершившееся и не вызвавшее протеста со стороны султана.
Торговыя сношенія, европейская колонизація и прорытіе Суэзскаго канала окончательно выдѣлили Египетъ, какъ самостоятельную область, изъ круга дѣйствій султанской власти, оставляя за послѣднею лишь тѣнь верховенства. Недавно еще въ Константинополѣ между посланниками шла рѣчь о томъ, какъ называть султана по отношенію къ Египту — souverain или suzerain: принято называть suzerain.
Небрежность въ государственныхъ дѣлахъ и чрезмѣрная расточительность предшествовавшаго хедива Измаила подали для Франціи и Англіи поводъ еще глубже провести свое вліяніе въ область внутренняго самоуправленія Египта. По настоянію этихъ двухъ державъ, Измаилъ былъ смѣщенъ въ 1879 году, хедивомъ назначенъ сынъ его Тевфикъ, а къ египетскому управленію приставлены контролеры отъ Франціи и Англіи съ обширными полномочіями, на основаніи которыхъ они должны были не только наблюдать за правильною уплатой внѣшнихъ долговъ Египта, но и провѣрять общую государственную роспись, приходы и расходы египетскаго казначейства, поступающіе на разсмотрѣніе палаты, и присутствовать въ совѣтѣ министровъ.
Нельзя не согласиться, что такое право Франціи и Англіи истекало изъ обязанности ихъ правительствъ охранить интересы многочисленныхъ владѣльцевъ египетскихъ долговыхъ обязательствъ, по которымъ Египетъ, при Измаилѣ, оказался несостоятельнымъ плательщикомъ. Тѣмъ не менѣе исключительно этимъ двумъ державамъ принадлежавшее право контроля надъ египетскими финансами не могло не затронуть самолюбія нѣкоторыхъ другихъ державъ, преимущественно Италіи, которая занимаетъ третье мѣсто по обширности связей своихъ съ Египтомъ. Отсюда — взаимное соперничество державъ, послужившее къ осложненію нынѣшняго египетскаго вопроса.
Насколько глубоко западныя европейскія державы пустили корни въ Египтѣ, можно видѣть изъ того, что |0дняхъ европейскихъ чиновниковъ насчитывается здѣсь до 1.230 человѣкъ, изъ коихъ итальянцевъ — 358, французовъ — 328, англичанъ — 269, австрійцевъ — 93, германскихъ нѣмцевъ — 41, грековъ — 118 и остальныхъ народностей — 73. Содержаніе всѣхъ этихъ служащихъ достигаетъ 373.491 егип. ливровъ, или свыше 9.800.000 франковъ; изъ того числа французамъ приходится 115.562 ливровъ, англичанамъ — 96.240 л., итальянцамъ — 70.650 л. Всѣ важнѣйшія отрасли государственнаго управленія имѣютъ въ своемъ личномъ составѣ европейскихъ чиновниковъ. Такъ французы служатъ преимущественно въ министерствахъ юстиціи, общественныхъ работъ и государственныхъ имуществъ; англичане предпочтительно завѣдываютъ желѣзными дорогами телеграфами, маяками и морскою почтою; по министерству финансовъ, государственному кадастру и сухопутнымъ сношеніямъ служатъ большею частію итальянцы. Въ двухъ городахъ, Каирѣ и Александріи, насчитывается въ судахъ 165 европейцевъ, въ вѣдомствахъ: общественныхъ работъ — 105, почтовомъ — 105, желѣзно-дорожномъ — 93, кадастровомъ — 111 и пр. Уже изъ этого одного можно видѣть, какъ сильно европейцы обрабатываютъ Египетъ въ свою пользу. Присоединить сюда должно многочисленныя торговыя конторы, банки, плантаціи и вообще обширнѣйшую европейскую колонизацію, обратившую Египетъ мало-помалу въ общеевропейское достояніе — въ область, незамѣтно подѣленную между западно-европейскими государствами, но такъ однако, что въ правительственныхъ учрежденіяхъ Египта участвуютъ почти исключительно граждане трехъ державъ — Франціи, Англіи и Италіи. Египетъ отнятъ у египтянъ. Вотъ другая причина, возбудившая египетскій вопросъ.
Если припомнить давнишнія рѣчи въ германскомъ рейхстагѣ, провозглашавшія, что вмѣсто Америки для нѣмецкой колонизаціи долженъ быть открытъ Балканскій полуостровъ; если сообразить, что мысль эта, брошенная съ трибуны однимъ изъ видныхъ представителей нѣмецкаго возрожденія, стала теперь не только общественнымъ, но и правительственнымъ догматомъ въ Германіи, что осуществленіе этой мысли входило между прочимъ въ разсчеты, съ которыми водворялось господство Австріи на Балканскомъ полуостровѣ, и что именно этому замыслу Турція обязана первою искрой возстанія въ Герцеговинѣ, повлекшаго за собою всѣ дальнѣйшія послѣдствія до Берлинскаго конгресса включительно, — если мы сопоставимъ это нѣмецкое стремленіе на Востокъ съ западно-европейскимъ стремленіемъ въ Египетъ, то увидимъ, что это послѣднее, въ свою очередь, заронило на берегахъ Нила искру возстанія, которое теперь и предстало въ видѣ египетскаго вопроса.
Домогаясь захватовъ въ Европейской Турціи, Австрія подстрекнула невесинцевъ къ возстанію. Если оно разрослось до болѣе широкихъ размѣровъ и приняло чисто народное, а не австрійское, направленіе, — если оно откликнулось болгарскою рѣтей и вызвало затѣмъ русско-турецкую войну, то это едва ли входило въ первоначальные разсчеты Австріи и Германіи. Тѣмъ не менѣе онѣ какъ нельзя лучше съумѣли воспользоваться всѣми событіями, чтобъ осуществить свой замыселъ. Цѣль ихъ достигнута. Послѣдняя вспышка восточнаго вопроса въ Европѣ, улаженнаго временно Берлинскимъ конгрессомъ, есть дѣло ихъ рукъ. Та же причина — такое же вторженіе иноземцевъ въ Египетъ и желаніе ихъ хозяйничать здѣсь и корыстоваться туземнымъ народнымъ богатствомъ — вновь подняла восточный вопросъ на этотъ разъ въ землѣ Фараоновъ. Египетская народная сторона увидала, наконецъ, въ чемъ дѣло и куда клонятся притязанія европейцевъ; она возстала, имѣя во главѣ своей перваго министра Махмуда-Баруди и военнаго Араби-бея. Опорою для нея явилось туземное войско.. Прямымъ предметомъ своего неудовольствія она сдѣлала хедива Тевфика за его слабодушіе, уступчивость европейцамъ, слушаніе ихъ совѣтовъ. Первоначальный поводъ смуты — вмѣшательство европейскихъ контролеровъ въ назначеніе такихъ статей государственныхъ доходовъ, которыя не составляли обезпеченія внѣшняго долга — уже на столько отодвинулся назадъ, что про него совсѣмъ забыли. Дѣло идетъ о государственномъ положеніи Египта. Народная сторона, къ которой принадлежатъ всѣ сословія: духовенство, старшины, высшее чиновничество, войско, — добивается одного, чтобъ Египетъ былъ для египтянъ. Современное движеніе есть чисто народное съ необходимымъ оттѣнкомъ фанатизма. Самъ Аллахъ внушилъ Араби-бею поднять народное знамя; султанъ есть верховный повелитель и калифъ надъ правовѣрными. Ему обязаны полнымъ повиновеніемъ. Его посланникъ Дервишъ-паша приходитъ какъ доброжелатель народа. И дѣйствительно, тогда какъ европейскіе кабинеты представляютъ египетское дѣло въ видѣ какой-то важной смуты, султанъ, съ мусульманской и народной точки зрѣнія, не видитъ здѣсь ничего подобнаго: мѣстное неудовольствіе противъ хедива, случайное побоище въ Александріи не на столько важны, чтобъ устроивать конференцію; а если посылать войска въ Египетъ, то противъ кого же? Гдѣ же бунтовщики, когда и правительство, и войско, и народъ благоговѣйно выражаютъ свое повиновеніе верховному повелителю правовѣрныхъ? Кого же усмирять? Надъ толпою, побившею до сотни европейцевъ, наряжено слѣдствіе, а впрочемъ все обстоитъ благополучно, и самъ Дервишъ-паша съ Араби-беемъ ручаются за сохраненіе порядка и личную безопасность. Мало того: Араби-бею, какъ достойному слугѣ султана, жалуется высшій орденъ — Меджидіе. Поведеніе султана согласуется совершенно съ народнымъ свойствомъ египетскаго движенія.
Такимъ образомъ вмѣшательство европейскихъ дворовъ въ государственно-политическое опредѣленіе Египта и вторженіе европейцевъ въ долину Нила вызвали отпоръ Mb народномъ сознаніи арабовъ, и отъ этихъ двухъ причинъ пробудился нынѣшній египетскій вопросъ.
Но онъ осложненъ еще третьей причиной — взаимнымъ соперничествомъ европейскихъ державъ.
Какъ въ Европейской Турціи вражда державъ къ Россіи запутала восточныя дѣла, оттянула время успокоительнаго воздѣйствія, привела къ болгарской рѣзнѣ и раздула огромный пожаръ, который пришлось тушить человѣческою кровью; какъ Австрія, въ слѣпой враждѣ къ Россіи, истребляя въ Боснія и Герцеговинѣ все, что имѣетъ связь съ русскимъ міромъ — сербскую народность и православную вѣру, возбудила въ этихъ областяхъ кровавое возстаніе, — такъ и въ Египтѣ соперничество европейскихъ державъ и тайно-враждебная политика нѣкоторыхъ кабинетовъ затянули дѣло успокоенія, осложнили вопросъ притязательностію, слѣдствіемъ чего были, во-первыхъ, побоище въ Александріи и повальное бѣгство 40 тысячъ европейцевъ изъ Египта, а во-вторыхъ — возникновеніе и сцѣпленіе новыхъ обстоятельствъ, которыя частный вопросъ сдѣлали общеевропейскимъ и приблизили къ взаимному столкновенію два міра — христіанскій и мусульманскій.
Таковы причины, породившія и осложнившія восточный вопросъ въ Африкѣ. Какъ видно, онѣ тождественны съ тѣми, которыя порождали время отъ времени тотъ же вопросъ въ Европѣ.
Слишкомъ достаточный запасъ поученій и опыта должна была пріобрѣсти въ теченіе восточныхъ дѣлъ Россія, чтобы ей можно было опознаться въ настоящее время и воспользоваться событіями къ своей выгодѣ. Униженная, оскорбленная, обобранная своими недругами и друзьями-союзниками послѣ блестящей, хотя излишне дорого стоившей, войны съ Турціей, она могла бы въ нынѣшнихъ обстоятельствахъ нѣсколько исправить ошибки прежнихъ своихъ дипломатовъ и возстановить истинную цѣль той задачи, для которой ею принесены были такія громадныя жертвы.
Положеніе Россіи представлялось наиболѣе выгоднымъ въ концѣ прошлаго и началѣ нынѣшняго года, сравнительно съ другими державами. Она менѣе всѣхъ завязана въ дѣлахъ Египта; ни въ Каирѣ, ни въ Александріи, ни во всей плодоносной долинѣ Нила предпріимчивость ея не пустила своихъ корней; она не имѣетъ здѣсь своихъ колоній; ея торговля съ Египтомъ совершается несложно, безъ побочныхъ, взаимно скрещивающихся и разнообразно вліяющихъ связей; ея незначительнымъ хлопчатобумажнымъ плантаціямъ не грозитъ никакая опасность; и потому какіе бы перевороты ни случились въ Египтѣ, торговля ея могла бы развѣ только временно испытать нѣкоторыя затрудненія, но ни въ какомъ случаѣ не причинила бы ей ущерба. Тогда какъ Англія и Франція производятъ торговый оборотъ съ Египтомъ на 250 милліоновъ франковъ, Россія ограничивается 28 милліонами фр.; притомъ предстоящее въ скоромъ времени усиленіе и улучшеніе производства хлопчатника въ Средней Азіи, должно если не вовсе, то въ весьма значительной степени ослабить ея торговыя сношенія съ Египтомъ. Такъ же точно, не будучи обладательницею акцій Суэзскаго канала, она заинтересована лишь въ свободномъ плаваніи по этому каналу; но доступность канала составляетъ въ равной степени интересъ и другихъ державъ, такъ что усиленная или исключительная забота объ этомъ была бы для нея лишнею. Притомъ движеніе въ Египтѣ, повидимому, вовсе не касалось канала, и потому полную заботу о немъ можно бы было предоставить Франціи и Англіи. Если теперь уже предвидится какая-либо опасность для канала, то благодаря самой же европейской дипломатіи, усложнившей и затянувшей египетскій вопросъ; но и въ этомъ случаѣ никто лучше Франціи и Англіи не могъ бы успокоить тревожную заботу Россіи о Суэзскомъ каналѣ, — на сторонѣ этихъ двухъ державъ наилучшее въ томъ обезпеченіе.
Наибольшая воздержность отъ вмѣшательства и безусловно самостоятельный, исключительно въ собственныхъ выгодахъ направленный, образъ дѣйствій — такова, безъ всякаго сомнѣнія, должна быть единственная программа Россіи въ египетскомъ вопросѣ.
Можно было только радоваться, когда въ самомъ началѣ нынѣшняго года Правительственный Вѣстникъ сообщилъ, что разрѣшеніе вопросовъ, связанныхъ съ Берлинскимъ трактатомъ, даетъ Россіи свободу дѣйствій во внѣшней политикѣ. Египетскій вопросъ, до разрѣшенія его, будетъ преслѣдоваться Россіей исключительно въ собственныхъ интересахъ.
Но въ то же время зловѣщее карканье нашей французской дипломатической газеты и ея подголоски поспѣшили разочаровать всякаго, кто съ русской точки зрѣнія понималъ интересы и самостоятельность отечественной политики. Journal de St.-Pétersbourg объявлялъ, что египетскій вопросъ будетъ разрѣшенъ совмѣстно съ другими державами. Дѣйствительно, едва только сдѣлалось извѣстнымъ, что Франція и Англія отправили 7 января коллективную ноту хедиву Тевфику, обѣщая ему отъ себя поддержку во внутреннихъ и внѣшнихъ замѣшательствахъ, какъ нашъ дипломатическій оффиціозъ выставилъ противъ двухъ этихъ державъ избитую формулу европейскаго концерта. Въ немъ и его русскихъ подголоскахъ все, что ни происходило въ Египтѣ, истолковывалось въ неблагопріятномъ смыслѣ для Франціи и Англіи и сводилось къ единственному спасительному исходу, который заключался будто бы въ европейскомъ концертѣ. «Мы никогда не уставали утверждать настоятельную необходимость европейскаго концерта» — писалось въ Jonrnal de St.-Pétersbourg по поводу египетскихъ дѣлъ.
Итакъ, Россія опять вдалась въ мечту европейскаго концерта. Politische Correspondenz, хорошо свѣдущая въ кабинетныхъ переговорахъ, сообщала, что первый починъ вмѣшательства четырехъ державъ (Германіи, Австріи, Италіи и Россіи) въ дѣла Египта принадлежитъ Россіи и что русскій посолъ г. Новиковъ, въ засѣданіи, происходившемъ въ первыхъ числахъ февраля, у германскаго повѣреннаго въ Константинополѣ Гиршфельда, предлагалъ проектъ отвѣтной ноты союзнымъ Франціи и Англія.
Несомнѣнно, Россія вновь увлечена была интригою, потому что, имѣя менѣе всѣхъ другихъ державъ интересовъ въ Египтѣ, она менѣе всего имѣла надобности поддерживать здѣсь чьи-либо другіе интересы. Еще въ февралѣ лордъ Гренвиль заявилъ въ парламентѣ, что въ египетскомъ вопросѣ финансовый англо-французскій контроль, свободный путь чрезъ Суэзскій каналъ и невмѣшательство Турціи суть три пункта, которые должны быть устранены изъ общаго обсужденія, ибо прочія державы признали эти высшіе интересы Франціи и Англіи. Если это такъ, то Россія была обезпечена насчетъ Суэзскаго канала, а затѣмъ что же важнаго оставалось для обсужденія въ европейскомъ концертѣ, гдѣ бы Россія могла съ исключительною для себя пользою принять участіе? Не былъ ли европейскій концертъ лишь благовидною завѣсою для интриги другой державы, которая натолкнула на него Россію?
Объяснительная въ итальянской палатѣ рѣчь министра иностранныхъ дѣлъ Манчини приподнимаетъ отчасти эту завѣсу.
Европейскіе дворы сочли англо-французскую ноту 7 января обидною для себя, выводя изъ нея, во-первыхъ, что Франція и Англія намѣревались дѣйствовать въ Египтѣ особнякомъ, не совѣщаясь съ другими державами, а сообщая имъ только къ свѣдѣнію о своихъ дѣйствіяхъ; во-вторыхъ, что помощь, обѣщанная ими Тевфику, могла превратиться изъ мирной въ военную. Италія, которая признавала себя обойденною, несмотря на тѣсныя связи съ Египтомъ и не забывъ еще французскаго похода въ Тунисъ, гдѣ вслѣдствіе того она утратила свое независимое положеніе, естественно должна была вмѣшаться въ египетскія дѣла и для этого найти себѣ сильную опору внѣ Франціи и Англіи. Такою опорой представлялся европейскій концертъ или точнѣе концертъ четырехъ державъ. Германія, которая, въ заботѣ о безпрепятственномъ водвореніи господства Австріи на Балканскомъ полуостровѣ и обезопасеніи себя со стороны Франціи, крайне нуждается въ дружелюбіи Италіи, само собою разумѣется, должна была поддерживать ея претензіи въ Египтѣ. Съ другой стороны князь Бисмаркъ очень хорошо понималъ, что, наружно присоединяясь къ европейскому концерту, Франція и Англія все-таки внутренно будутъ недовольны этою формулой, какъ ограничивающею ихъ преобладающее вліяніе на дѣла Египта и лишающею ихъ свободы дѣйствія. Это-то и нужно было ему для того, чтобы, выставивъ Россію предъявительницей европейскаго концерта, поставить ее въ неблагопріятныя отношенія къ Англіи и особливо къ Франціи. Австрія, которая производитъ на 34 милліона франковъ торговаго оборота съ Египтомъ и имѣетъ тамъ изъ своихъ подданныхъ колоніи и чиновничество, не можетъ не поддерживать тамъ своего соразмѣрнаго вліянія, а это ей легче выполнить подъ прикрытіемъ европейскаго концерта, который уже разъ такъ обильно наградилъ ее въ Турціи за счетъ Россіи.
Всѣ эти отдѣльныя выгоды Италіи, Германіи и Австріи сходились между собой и разрѣшались общею выгодой стать въ дѣлахъ Египта на равную степень съ Франціей и Англіей.
Какое же отношеніе ко всему этому имѣетъ Россія? — Не имѣетъ ровно никакого. Напротивъ, справедливѣе сказать, что общія выгоды трехъ упомянутыхъ державъ косвенно вредны ей, ибо поддерживаютъ устойчивость нѣмецкаго вторженія въ славянскія области Балканскаго полуострова и ставятъ ее въ неловкое положеніе къ Франціи и Англіи.
Нельзя не видѣть таинственно дѣйствующей руки «честнаго маклера», продолжающаго заправлять европейскими событіями и ловко руководящаго умомъ и волею другихъ. Преподнося султану европейскій концертъ, князь Бисмаркъ можетъ разсчитывать на двое: или концертъ этотъ возстановитъ въ нѣкоторой степени власть султана надъ Египтомъ, а по меньшей мѣрѣ торжественно напомнитъ объ его верховенствѣ; или же, если концертъ будетъ дѣйствовать несогласно съ видами султана, то честному маклеру всегда возможно будетъ давать султану подъ рукою совѣты, противуположные тому, что въ слухъ станетъ говорить Германія въ составѣ концерта, и такимъ образомъ дипломатическія разглагольствованія, непріятныя для султана, сведутся на ничто, а между тѣмъ въ угоду султана рѣшительность Франціи и Англіи будетъ парализована. Германія ищетъ тѣснаго сближенія съ Турціей для какихъ-то отдаленныхъ замысловъ, которымъ долженъ предшествовать союзъ ея съ Австріей, Италіей и Турціей. Уже много высказано взаимнаго сочувствія съ обѣихъ сторонъ: пущены въ ходъ и чрезвычайныя посольства съ орденами, и подарки, и германскіе офицеры въ турецкой службѣ, и дворцовые наушники, и многое другое. Было бы болѣе чѣмъ страннымъ предполагать, что князь Бисмаркъ не воспользуется въ возможной мѣрѣ египетскими замѣшательствами, чтобы не выставить предъ султаномъ Германію истиннымъ другомъ Турціи, заботящимся о возвеличеніи султанской власти и усиленіи его имперіи. Разрѣшеніе египетскаго вопроса европейскимъ концертомъ дастъ князю Бисмарку возможность сдѣлать громадный шагъ впередъ къ осуществленію своихъ замысловъ, отъ которыхъ Россія можетъ ждать для себя только новой опасности.
И однако Россія идетъ во главѣ требующихъ европейскаго концерта! Неужели мало для нея недавняго опыта, чтобъ убѣдиться, что и въ новомъ концертѣ если она ничего не проиграетъ, то ничего и не выиграетъ.
Неужели еще нужно доказывать, что европейскій концертъ есть обманчивая мечта воображенія? Передъ Берлинскимъ конгрессомъ, олицетворявшимъ собою европейскій концертъ, для котораго Россія отказалась не только отъ цѣны своихъ безчисленныхъ жертвъ и плодовъ войны, но и отъ своего державнаго полноправія, лордъ Биконсфкльдъ уже получилъ отъ Турціи, по конвенціи 4 іюня, островъ Кипръ въ управленіе, а переднюю часть Малой Азіи — въ ближайшее наблюденіе Англіи, Баддингтонъ же заручился, по достовѣрному свидѣтельству гамбеттовской газеты République Franèaise, формальнымъ подтвержденіемъ 4 іюня 1878 года существенныхъ правъ Франціи въ Египтѣ. Если присоединить къ этому, что на Берлинскомъ конгрессѣ шла рѣчь о будущемъ раздѣлѣ Турціи, какъ удостовѣряетъ лондонская Times на основаніи несомнѣнныхъ источниковъ, то не ясно ли, что на Берлинскою" конгрессѣ часть голосовъ была подкуплена? Хорошъ же послѣ этого и «честный» маклеръ, заправлявшій конгрессомъ! И такого-то торжественнаго воплощенія подкупнаго европейскаго концерта Россія, при своемъ прежнемъ канцлерѣ, по заявленію Правительственнаго Вѣстника, добивалась въ теченіе двадцати лѣтъ!…
А вотъ и толкованіе, что такое Европа и европейское согласіе. Въ засѣданіи австрійской делегаціи 20 октября 1880 года баронъ Гаймерле, отвѣчая на вопросъ Демеля о видахъ австрійской политики на Востокѣ, сказалъ: «обыкновенно злоупотребляютъ терминомъ „Европа“, предполагая, что можно требовать отъ европейской дипломатіи разрѣшенія всѣхъ вопросовъ. Правда, существуетъ Европа, но въ томъ только смыслѣ, что всѣ державы стараются въ каждомъ данномъ случаѣ не расходиться одна отъ другой. Высшая ихъ цѣль — уладить разнородныя стремленія, которыя между ними возникаютъ. Но Европа, облеченная правомъ рѣшенія, провозглашающая себя достаточно мудрою, чтобы разрѣшить всѣ затрудненія, принимающая подъ вывѣскою „европейской дипломатіи“ отвѣтственность за свои рѣшенія, на которыя можно бы было всегда положиться, — такая Европа не существуетъ». Не забудемъ, что это говорилъ тотъ самый баронъ Гаймерле, который былъ участникомъ Берлинскаго конгресса, котораго наша дипломатическая газета такъ горячо привѣтствовала при вступленіи въ общеимперское министерство и такъ жалобливо оплакивала, когда онъ преждевременно и внезапно сошелъ въ могилу. Это тотъ самый баронъ Гаймерле, который вмѣстѣ съ графомъ Андраши принималъ изъ рукъ конгресса управленіе Босніей и Герцеговиной, считая это «рѣшеніемъ» и «волею» Европы; а когда потребовалось пойти далѣе условій Берлинскаго трактата и наложить хищническую руку на управляемыя области, тогда въ устахъ этого самаго барона Гаймерле «рѣшающая» Европа превратилась въ фикцію, въ призракъ, въ ничто.
Какое должна была вынести разочарованіе наша дипломатія, узнавши изъ устъ ея любимца, барона Гаймерле, что «рѣшимость наша остаться вѣрными въ восточномъ вопросѣ солидарности съ великими державами» и что самоотреченіе наше въ пользу «солидарности и согласія, какъ единственныхъ залоговъ благополучія и общаго мира для всего христіанскаго Востока», были рѣшимостію и самоотреченіемъ лишь въ пользу мечты. Мечтѣ подчинились мы; призраку пожертвовали существеннѣйшими достояніями отечества.
И вотъ мы опять выступаемъ на поприще европейской дипломатіи съ призрачнымъ европейскимъ согласіемъ и навязываемъ его однимъ въ угоду другимъ, какъ прежде навязывали его себѣ и подчинялись ему.
Но замѣчу при этомъ существенную разницу. Передъ Берлинскимъ конгрессомъ наша дипломатическая газета сулила намъ всякое благополучіе отъ «мудрости и умѣренности» членовъ конгресса. Ареопагъ Европы признавался тогда облеченнымъ правомъ «верховнаго рѣшенія», которому Россія должна была подчиниться. Journal de St.-Pétersbourg и его подголоски кричали, что конгрессъ выражаетъ «волю Европы», что не признать этой верховной воли — нельзя. То, что, по выраженію правительственнаго заявленія, было со стороны Россіи «крайнимъ миролюбіемъ», означало не болѣе и не менѣе какъ наши уступки и наше подчиненіе вслѣдствіе признанія надъ собою верховной рѣшающей воли Европы. Таковъ былъ тогда взглядъ на значеніе «Европы» относительно Россіи. Его усердно проводила въ обществѣ извѣстная часть русской печати съ дипломатическимъ оффиціозомъ во главѣ. Представленіе о "рѣшающей "силѣ европейскаго согласія и о «волѣ» Европы на столько было искусственно возбуждено, что Санъ-Стефанскій договоръ двухъ полноправныхъ державъ былъ подвергнутъ произвольному дѣйствію этой рѣшающей силы; великая полноправная держава была обречена на такое подчиненное положеніе, что невольно общественная мысль увидала въ ней «подсудимую». И вдругъ потомъ оказалось, что эта «рѣшающая Европа» не существуетъ и никогда не существовала! Она обрѣтена была только для Россіи чужими и своими, когда нужно было запугать, унизить, втоптать въ грязьРоссію. И въ этомъ презрѣніи къ народному, въ этомъ отреченіи отъ народной чести, отъ наслѣдія прежнихъ поколѣній, отъ собственныхъ нравственныхъ и вещественныхъ интересовъ проявлялось какое-то нахальное щегольство европеизмомъ, примазываніе себя къ европейцамъ, не замѣчавшее на ихъ лицахъ насмѣшливой улыбки.
Не то теперь поютъ тѣ же органы тѣхъ же внушителей. Дѣло идетъ уже не о подчиненіи Россіи европейскому концерту, а о приглашеніи къ нему Франціи и Англіи. Вотъ въ чемъ существенная разница. Съ Россіей нечего было стѣсняться, — ее можно было отдать на произволъ «рѣшающей Европы»; но когда сама Австрія, въ лицѣ барона Гаймерле, отвергла возможность такой «Европы», то какъ же можно подчинить ей Францію и Англію? Точка зрѣнія на европейскій концертъ мѣняется. Да и политика западныхъ державъ на столько самостоятельно-народна и проникнута чувствомъ собственнаго достоинства, что кто бы ни стоялъ во главѣ ихъ министерствъ, никто не позволитъ себѣ подчиниться «Европѣ» въ ущербъ чести и выгодамъ своего государства и народа. Когда по поводу конференціи Фрейсине объявилъ въ палатѣ депутатовъ, что правительство французское не пожертвовало ни малѣйшею долей своей самостоятельности и что если, сверхъ ожиданія, оно встрѣтило бы рѣшенія противныя своему достоинству, оно немедленно возвратитъ себѣ свободу дѣйствія, — наша дипломатическая газета справедливо поддакнула: «да, и это весьма естественно; свобода дѣйствія предоставлена каждому правительству, ибо конгрессы и конференціи не рѣшаютъ, подобно парламентскимъ собраніямъ, большинствомъ голосовъ». Помнится, что та же газета приписывала Берлинскому конгрессу право рѣшенія. А одинъ изъ подголосковъ ея идетъ теперь еще далѣе; онъ говоритъ: «Англія, очевидно, готовится очень серьезно къ весьма возможному случаю, что въ то время, когда конференція будетъ вырабатывать въ Константинополѣ программу будущаго положенія Египта, въ этой странѣ снова начнутся безпордки, направленные противъ европейцевъ. Надо желать, чтобы представители другихъ державъ на конференція серьезно приняли въ разсчетъ это настроеніе Англіи — не для того, конечно, чтобы противодѣйствовать сентъ-джемскому кабинету, поступающему вполнѣ согласно съ требованіями патріотизна и интересами своей страны, а для того, чтобы взять себѣ за образецъ энергію британскаго правительства и его мудрое недовѣріе къ такимъ дипломатическимъ „панацеямъ“, какъ международныя совѣщанія, созываемыя безъ опредѣленной цѣли и съ разными эгоистическими задними мыслями». Подобныхъ умныхъ рѣчей что-то не слышно было отъ этой самой печати, когда собиралась въ 1876 году константинопольская конференція или когда засѣдалъ Берлинскій конгрессъ. Тогда, напротивъ, проповѣдывались покорность, безмолвіе, недвижимость, а объ энергіи, интересахъ своей страны, мудромъ недовѣріи къ дипломатической «панацеѣ» не было и помину. Впрочемъ тогда вопросъ касался Россіи, а теперь вопросъ идетъ о Франціи и Англіи… Это — дѣло другое.
Англія и подавно не допустятъ умаленія своихъ интересовъ я народнаго достоинства, еслибы на нихъ посягнула теперешняя константинопольская конференція. Въ Бобденскомъ клубѣ Бимберлей — за правительство я на митингѣ въ Willis’s Rooms Солсбери и Нортекотъ — за оппозицію, и вся англійская печать съ Times во главѣ громко и рѣшительно заявили, что въ египетскомъ вопросѣ Англія должна охранить во что бы то ни стало свои жизненные интересы и свое государственное достоинство, каковы бы ни были постановленія конференціи. Она выждетъ исхода конференціи, но отъ своихъ обязанностей не откажется никогда.
Таковъ взглядъ Франціи и Англіи на правоспособность международной конференціи.
Но если за европейскимъ концертомъ нѣтъ правъ рѣшенія; если дипломаты соберутся только потолковать изъ любви къ искусству и если впередъ могутъ быть увѣрены, что ни Франція, ни Англія, наиболѣе заинтересованныя въ Египтѣ, не поступятся нисколько своими интересами ради одной только дипломатической любезности, ибо не знаютъ никакой другой политики, кромѣ исключительно народной, о которой только въ Россіи можетъ быть еще споръ, то спрашивается, что за надобность была Россіи вмѣшиваться въ дѣла Запада и идти впереди другихъ съ формулою европейскаго концерта, тогда какъ самое выгодное для нея положеніе было бы въ сторонѣ отъ большой дороги и въ ожиданіи благопріятныхъ для себя обстоятельствъ? Ужь не попалась ли она опять на удочку, какъ прежде клюнула тройственнаго союза, разрѣшившагося для нея принужденною войной съ Турціей и подсудимостію въ Берлинѣ? По крайней мѣрѣ, не понятно, почему именно Россія, а не другая какая изъ трехъ державъ, болѣе, чѣмъ она, завязанныхъ въ египетскомъ вопросѣ, выдвинула этотъ вопросъ въ качествѣ общеевропейскаго. Для нея рѣшительно все равно: оставался ли бы онъ англо-французскимъ или англо-французско-турецкимъ, либо общеевропейскимъ. Для Италіи и Австріи это не все равно, ибо въ Египтѣ замѣшаны ихъ жизненные интересы, да и самое* Средиземное море, служащее воднымъ мостомъ въ землю Фараоновъ, сближаетъ ихъ берега до степени непосредственнаго сосѣдства. Для Германіи также не все равно, ибо вся ея внѣшняя политика построена на подмосткахъ кумовства, сплетенъ, обмана, ссоръ, перекидчивости и т. п. Если и въ этомъ случаѣ кн. Бисмаркъ втянулъ Россію въ египетскія дѣла, то, безъ сомнѣнія, съ тѣмъ, чтобъ она вытаскивала изъ огня каштаны для другихъ.
Не получая ровно ничего отъ своего вмѣшательства, Россія можетъ потерять многое. Во-первыхъ, пострадаетъ ея нравственное достоинство, если Турція окончательно откажется отъ участія въ конференціи. Франція и Англія, безъ сомнѣнія, не обратятъ вниманія на словоизверженія дипломатовъ, коль скоро эти коснутся ихъ существенныхъ правъ въ Египтѣ, и онѣ обѣ уже вооружаются на всякій случай. Въ довершеніе всего, даже у Россіи не оказалось представителя въ Константинополѣ — такого, который могъ бы предсѣдательствовать на конференціи, такъ какъ самая конференція есть не что иное, какъ прямое доказательство предъявленнаго ею европейскаго концерта. Во-вторыхъ, поколеблется ея международное положеніе. Изъ обнародованныхъ двухъ послѣднихъ Синихъ Книгъ и и Желтой Книги видно, что Гамбетта еще въ январѣ предлагалъ Англіи принять въ Египтѣ дѣятельныя и рѣшительныя мѣры, хотя бы и съ помощію военной силы. Гладстонъ, однако, не согласился, ссылаясь, что это встревожитъ другія государства. Этотъ отвѣтъ его совпадаетъ съ заявленіемъ Россіи объ общеевропейскомъ значеніи египетскаго вопроса. Отсюда можно заключить, что первою помѣхой въ скорыхъ и рѣшительныхъ дѣйствіяхъ двухъ западныхъ державъ, которыя предупредили бы дальнѣйшее осложненіе египетскаго вопроса и избіеніе европейцевъ въ Александріи, явилось заявленіе Россіи. Хотя вскорѣ Гамбетту замѣнилъ Фрейсине, болѣе сдержанный и уступчивый, однако можно ли предполагать, чтобы Франція и Англія не почувствовали нѣкотораго огорченія чрезъ это непрошенное вмѣшательство Россіи? А что дѣйствительно имъ что-то помѣшало въ свободѣ дѣйствія и на что онѣ не могутъ не сердиться, это доказываютъ ихъ теперешнія дѣятельныя приготовленія, къ которымъ онѣ возвращаются, несмотря на временную помѣху. Для пользы другихъ Россія должна неизбѣжно ослабить свои дружественныя отношенія къ Франціи и Англіи, съ которыми у нея нѣтъ никакихъ сталкивающихся интересовъ. Выигрываютъ же тѣ, которые всецѣло устремили замыслы свои на Востокъ, гдѣ каждый успѣшный шагъ ихъ есть вмѣстѣ попятный шагъ Россіи.
Я сказалъ, что египетскій вопросъ для Россіи безразличенъ. Въ Константинополѣ Англія, прежде соперничествовавшая съ Россіей, теперь имѣетъ предъ собою другаго соперника вмѣсто Россіи — Германію.
Въ Средней Азіи никакое умное правительство той и другой державы не возбудитъ взаимнаго недовѣрія или опаснаго столкновенія. Авганистанъ, въ силу прежняго договора, продолжаетъ оставаться промежуткомъ между предѣлами вліянія Россіи и Англіи. Послѣдняя еще остается въ долгу у насъ, ибо мы не переступили за договоренные предѣлы, а между тѣмъ Англія, захвативши горные проходы въ Авганистанъ — Кветту и Боланъ и удерживая за собою Кандагаръ, выдвинулась впередъ за установленную черту.
Съ Франціей мы рѣшительно нигдѣ сталкиваться не можемъ.
Такимъ образомъ восточный вопросъ во всѣхъ своихъ частныхъ проявленіяхъ не вноситъ никакого противорѣчія въ интересы Россіи и двухъ западныхъ морскихъ державъ.
Кажется, все — и опытъ прошлаго, и разсчетъ будущаго — подсказывало бы намъ, что мы въ египетскихъ дѣлахъ должны бы были стоять на сторонѣ Франціи и Англіи.
Изъ объясненія министра иностранныхъ дѣлъ Фрейсине во французской палатѣ депутатовъ оказывается, что конференція займется лишь общими вопросами: опредѣленіемъ верховной власти султана надъ Египтомъ, власти хедива, отношеніями Египта къ международнымъ обязательствамъ, его правами и вольностями въ той степени, какъ они признаны султанскими фирманами, и, наконецъ, спеціальными договорами хедива съ Франціей и Англіей. Но въ настоящую минуту дѣло не въ отвлеченностяхъ, а въ приведеніи въ исполненіе условій прежняго положенія или status quo ante, которое существовало между египетскимъ правительствомъ и двумя западными державами до возбужденія народной стороны и ея непріязни къ хедиву. Дѣло, стало-быть, въ «жандармѣ» и «жандармскихъ мѣропріятіяхъ»; но объ этомъ ничего не упоминается въ объясненіи г. Фрейсине, а снаряженіе флотовъ и дессантныхъ войскъ во Франціи и Англіи производится ускореннымъ образомъ. Изъ этого можно заключить, что конференція не достигнетъ существенной цѣли. Хотя ее предложили сами западныя державы, дѣлая отъ себя этотъ починъ какъ бы въ видѣ косвеннаго отпора притязаніямъ Россіи и трехъ другихъ державъ, однако, пока конференція будетъ разсуждать объ основаніяхъ, о которыхъ никто не споритъ, Франція и Англія, несмотря ни на что, исполнятъ однѣ и сами собою вторую часть вопроса — о возстановленіи прежняго порядка вещей въ Египтѣ.
Намъ не слѣдовало бы забывать, что Россія съ своими дипломатами и исключительно дипломатическими, а не народными воззрѣніями, не то, что Франція и Англія съ ихъ дипломатами или, вѣрнѣе, цѣлыми кабинетами и безспорно народными воззрѣніями, и что если Россія признала надъ собою «рѣшающій голосъ», décision, конгресса, то онѣ никогда не признаютъ его, а тѣмъ менѣе подчинятся ему. Что бы тамъ ни говорилось на конференціи, какъ бы часто ни произносилось общеевропейское значеніе египетскихъ дѣлъ, Франція и Англія никогда не только не допустятъ умаленія своихъ особенныхъ и существенныхъ правъ въ Египтѣ, но и не подумаютъ отказаться отъ свободы дѣйствія, благо сама же русская дипломатія не признаетъ въ отношеніи ихъ рѣшающаго значенія конференціи или конгресса, какое она признавала для Россіи.
Не лучше ли бы было намъ послѣ таковыхъ соображеній поддержать двѣ западныя державы, уравновѣшивая собою колебаніе европейскихъ вѣсовъ? Мы бы ничего чрезъ это не потеряли, но могли бы кое-что выиграть. Пусть князь Бисмаркъ покосился бы на насъ, или даже погрозилъ бы намъ пальцемъ, — что же дѣлать: не все коту масляница. Да онъ именно потому-то и не покосился бы на насъ и не сталъ бы грозить намъ, что видѣлъ бы великую континентальную и двѣ великія морскія державы согласными между собою.
При обдуманности, дипломатическомъ искусствѣ и сердечномъ рвеніи служить исключительно нашимъ отечественнымъ пользамъ и выгодамъ, мы могли бы, казалось, безъ вреда для себя попытаться примирить двѣ великія морскія державы съ Египтомъ. Примемъ въ соображеніе слѣдующее: Франція и Англія имѣютъ здѣсь тождественные интересы, касающіеся торговли, колоній, внѣшняго долга и свободнаго плаванія чрезъ Суэзскій каналъ. Сверхъ того Франція охраняетъ здѣсь свое политическое обаяніе для поддержанія своего господства въ Алжирѣ и преобладанія въ Тунисѣ; Англія заинтересована преимущественно торговлею и возможностію пользоваться Суэзскимъ каналомъ не только для торговыхъ судовъ, но и для военныхъ и для перевозки войскъ. Всѣ эти интересы вполнѣ между собою совмѣстимы; ни одинъ не исключаетъ другаго, что и доказывается тѣмъ, что Франція и Англія въ настоящемъ случаѣ дѣйствуютъ по взаимному соглашенію, а никакъ не въ разрѣзъ другъ другу. Стало-быть съ этой стороны почва для нашего участія не представляла бы никакого затрудненія. Съ другой стороны, народная партія въ Египтѣ не исключаетъ вовсе участія этихъ двухъ западныхъ державъ изъ той области внутреннихъ египетскихъ дѣлъ, до которой онѣ имѣютъ справедливый доступъ, именно — контроль за правильною уплатой Египтомъ его долговыхъ обязательствъ. Откуда же возникъ такой острый характеръ вопроса? — Отвѣтъ на это находимъ въ письмѣ Блунча и отрывкахъ Ринга. Частный агентъ британскаго правительства, Блунчъ, въ письмѣ своемъ, о которомъ былъ запросъ и въ парламентѣ, прямо винитъ французскаго и англійскаго контролеровъ въ неумѣньи вести себя съ египетскими властями, въ излишнемъ вмѣшательствѣ во внутреннія дѣла Египта, до нихъ не касавшіяся, и вообще въ притязательности, которая и раздула всю настоящую смуту. Такой же точно отзывъ дѣлалъ и генеральный агентъ Франціи — Рингъ. Если это такъ, если Араби-паша и все министерство хедива заявляли о всегдашней готовности обезпечить правильную уплату внѣшняго египетскаго долга, а равно имущество, личность и безопасное пребываніе иностранцевъ въ Египтѣ, если они искали и ищутъ только правомѣрности въ отношеніяхъ къ нимъ иностранныхъ представителей, то и съ этой стороны возможность соглашенія являлась вѣроятною. Знатокъ египетскихъ дѣлъ, Лессепсъ, утверждаетъ, что примиреніе двухъ западныхъ державъ съ Египтомъ безъ удаленія отъ дѣлъ Араби-паши желательно и достижимо. Вотъ эти-то соображенія и мнѣнія такого авторитетнаго лица, какъ Лессепсъ, и даютъ поводъ думать, что еслибы Россія, не присоединяясь къ Гердоніи, Австріи и Италіи, установила для себя свой собственный путь и предложила Франціи и Англіи свои услуги, то, въ виду коалиціи трехъ сейчасъ названныхъ державъ, ея предложеніе было бы принято съ признательностію. Успѣла ли бы она въ своемъ добромъ намѣреніи примирить двѣ западныя державы съ народною стороной въ Египтѣ, вопросъ другой; но можно бы было надѣяться, что, при умѣньи дѣйствовать, она привлекла бы къ себѣ и Италію. По крайней мѣрѣ, судя по словамъ министра Манчини, произнесеннымъ недавно въ палатѣ, Италія не желаетъ враждовать съ народною египетскою стороной, которая въ свою очередь оказываетъ отличительное вниманіе въ итальянцамъ. Такимъ образомъ Россія и Италія были бы достаточно вліятельными посредниками между двумя западными державами и Арабипа шею, какъ представителемъ господствующей въ Египтѣ народной стороны. Чрезъ это и Италія была бы нѣсколько отвлечена отъ притягательной силы Германіи, а это очень важно для будущаго положенія Россіи относительно своихъ сосѣдей. Даже еслибъ эта попытка посредничества и не имѣла успѣха, то Россія отъ того ни мало не проиграла бы; она оставалась бы въ болѣе дружескихъ отношеніяхъ въ Франціи и Англіи, сошлась бы ближе съ Италіей, еслибы только Италія приняла участіе въ ея посредничествѣ, и — что главное — руководящая нить европейской политики, которою кн. Бисмаркъ опуталъ весь Востокъ Европы, ослабла бы значительно.
Правительственный Вѣстникъ какъ бы подсказывалъ самостоятельный образъ дѣйствій русской дипломатіи, обѣщая, что Россія, свободная отнынѣ въ своихъ дѣйствіяхъ, будетъ преслѣдовать въ египетскомъ вопросѣ лишь исключительно собственные интересы. Можно было надѣяться, что Россія, пользуясь своимъ чрезвычайно выгоднымъ положеніемъ въ этомъ вопросѣ, легко попадетъ на самобытную дорогу и избавитъ себя по крайней мѣрѣ отъ безцвѣтнаго служенія безплодному полуевропейскому концерту. Оставалось только желать, чтобъ у насъ хватило достаточно подвижности, сообразительности, умѣнья пользоваться обстоятельствами и въ нѣкоторомъ родѣ мужества отречься отъ излишка одностороннихъ сочувствій. Однако петербургская газета г. Горна, выставлявшая впереди всего не собственные интересы Россіи, о которыхъ Она даже ни разу ни упомянула, а европейскій концертъ, видно, лучше понимала нашу дипломатію…
Вѣдь и безъ этого Франція и Англія не посмотрятъ ни на концертъ четырехъ державъ, ни на конференцію, а сдѣлаютъ то, что имъ нужно. къ чему же было идти подъ руку Германіи и лишать себя выгоднаго положенія и возможности успѣха?
Напротивъ, не ища себѣ ничего особливаго ни въ долинѣ Нила, ни въ Суэзскомъ каналѣ, не угрожаемые опасностію какихъ-либо со стороны другихъ государствъ ограниченій, противъ насъ однихъ направленныхъ, мы могли бы, оставаясь на сторонѣ Франціи и Англіи, наверстать себѣ многое въ европейскомъ отдѣлѣ восточнаго вопроса.
У насъ одно горе и на насъ одно пятно.
По Санъ-Стефанскому договору Порта обязалась уплатить намъ за военныя издержки деньгами триста милліоновъ рублей. Жаль, что не оговорено было, какими рублями. Но такъ какъ всѣ международныя денежныя сношенія ведутся на звонкую монету или по соотвѣтствующему ей курсу и такъ какъ мы сами платили и платимъ въ предѣлахъ Турціи лишь звонкою монетою, то нѣтъ никакого сомнѣнія, что подъ рублемъ подразумѣвался въ договорахъ русскій металлическій рубль. Переговоры о размѣрѣ и срокахъ уплаты велись въ то время, когда египетскій вопросъ уже давно провозглашенъ былъ со стороны Россіи общеевропейскимъ и на Францію и Англію отовсюду сыпались приглашенія дѣйствовать не иначе, какъ по предварительному соглашенію съ прочими великими державами. Переговоры гг. Новикова и Тернера кончились тѣмъ, что Порта согласилась уплачивать Россіи ежегодно въ погашеніе капитальнаго своего долга, безъ нарощенія процентовъ, 350 тысячъ турецкихъ лиръ. Считая турецкую лиру въ 5 руб. 67 коп., мы получимъ сумму ежегоднаго платежа въ металлическихъ рубляхъ въ 1.984.500 рублей. Полагая даже ежегодный платежъ круглымъ счетомъ въ 2.000.000 руб., мы видимъ, что Турція расплатится съ нами за военныя издержки 1877 года въ теченіе ни болѣе, ни менѣе какъ полутораста лѣтъ. А еще Journal de St-Pétersbourg посвятилъ восторженную статью исходу дѣла о военной контрибуціи и приписалъ успѣхъ такого въ сущности плачевнаго, даже насмѣшливо-оскорбительнаго, исхода — искусству, терпѣнію и настойчивости нашего посла г. Новикова. Пусть дипломатическая газета восхваляетъ дипломата и видитъ въ его дѣйствіяхъ такія черты, которыхъ другой, пожалуй, и не примѣтитъ; но восторгаться успѣхомъ въ дѣлѣ по безспорному платежу, видѣть здѣсь какія-то затрудненія какъ будто въ какомъ сомнительномъ и спорномъ искѣ и превозносить заслуги тамъ, гдѣ не требовалось ничего другаго, какъ твердаго и рѣшительнаго слова, въ которомъ слышалось бы, что говоритъ человѣкъ, проникнутый силой и сознаніемъ народнаго духа, — вотъ что значитъ усвоить себѣ не народное понятіе о Россіи и смотрѣть на нее не иначе, какъ подъ угломъ приниженности, робости, запуганности, такъ что если Порта, вдоволь натѣшившись надъ нами шуточкою: «хочу — не хочу, дамъ — не дамъ», — кинула наконецъ ежегодную подачку въ два милліона срокомъ на полтораста лѣтъ, то мы и тутъ готовы радоваться и превозноситься. Такова ужь газета г. Горна, стипендируемая дипломатическимъ вѣдомствомъ.
Итакъ, вмѣсто 300.000.000 рублей мы имѣемъ по 2.000.000 рублей въ годъ въ теченіе полутораста лѣтъ. Горе наше въ томъ, что мы не доживемъ, да и ближайшіе потомки наши не доживутъ до той отрадной минуты, когда Порта, внося послѣдніе два милліона въ русскій государственный банкъ, скажетъ Россіи: «мы разочлись». Да и скажетъ ли когда? — Вѣрнѣе, что никогда не скажетъ…
Въ интересахъ цѣлаго народа и государства, когда дѣло идетъ о народномъ достояніи, великодушіе не можетъ имѣть мѣста. Положимъ, что Турція не въ состояніи была бы платить больше; за то у нея есть земли, города, крѣпости. Въ пунктѣ 60-мъ Берлинскаго трактата сказано: «Долина Алашкерта и городъ Баязедъ, уступленные Россіи ХІХ-мъ пунктомъ Санъ-Стефанскаго договора, возвращаются Турціи». Почему нашимъ дипломатамъ не припомнить этого пункта, вошедшаго въ предварительное майское соглашеніе между графомъ Шуваловымъ и лордомъ Солсбери, и не попытать возстановить соотвѣтствующую статью единственнаго нравственно-обязательнаго для русскаго народа Санъ-Стефанскаго договора, какъ акта свободной воли и государственнаго полноправія? Почему бы не испробовать, напримѣръ, такого рода сдѣлку: завязавши съ Портою переговоры о военной контрибуціи и прежде, чѣмъ объявлять себя на сторонѣ Германіи, Австріи и Италіи, войти въ конфиденціальныя сношенія съ Франціей и Англіей и предложить имъ наше содѣйствіе по безразличному для насъ египетскому вопросу, а отъ нихъ заручиться содѣйствіемъ къ возвращенію намъ отъ Турціи Баязеда въ виду прямой несостоятельности Турціи? Еслибы послѣдовало ихъ на то согласіе, что довольно вѣроятно, потому что видѣть себя господами въ Египтѣ для нихъ важнѣе, чѣмъ видѣть Баязедъ въ русскихъ, либо турецкихъ рукахъ, — тогда потребовать отъ Порты или такого способа уплаты военной контрибуціи, который имѣлъ бы дѣйствительное значеніе для русскихъ финансовъ и соотвѣтствовалъ бы достоинству Россіи, или замѣны его земельнымъ вознагражденіемъ, а именно возвращеніемъ намъ Баязеда. Мы получили бы тогда нѣчто существенное вмѣсто теперешняго нуля, ибо два милліона суть почти нуль сравнительно съ нашимъ свыше семисотъ-милліоннымъ годовымъ бюджетомъ. Еслибы, напротивъ, Франція и Англія не согласились на такую сдѣлку, то мы были бы правы передъ ними, принимая сторону ихъ противниковъ, а сойтись съ Портою на двухъ милліонахъ ежегодной безпроцентной уплаты долга, въ теченіе ста пятидесяти лѣтъ, т. е. войти въ сдѣлку, неудобопонятную съ серьезной ея стороны, успѣли бы и послѣ. А теперь, не испытавши окольныхъ способовъ, мы прямо приняли худшее, чѣмъ только могла попотчивать насъ заносчивая- Порта. Вотъ наше горе.
Есть и пятно на насъ. Болѣе чѣмъ кто-либо мы повинны въ томъ, что Боснія и Герцеговина отданы въ управленіе Австріи. Наши дипломаты обязаны были знать исторію австрійскаго правленія, какъ знаетъ ее каждый образованный человѣкъ; имъ по преимуществу должно бы быть извѣстнымъ постоянное нарушеніе австрійскимъ правительствомъ обязательствъ, которыя оно давало присоединяемымъ къ габсбургской коронѣ областямъ и переселявшимся въ габсбургскія владѣнія иноплеменнымъ народамъ. Надо исписать сотни листовъ, чтобы перечислить только главнѣйшія правонарушенія, совершенныя австрійскимъ правительствомъ и касавшіяся правъ и привилегій, торжественно скрѣпленныхъ императорскимъ словомъ каждаго изъ царствовавшихъ Габсбурговъ. Наши дипломаты не могли не предвидѣть на основаніи историческаго опыта прежнихъ лѣтъ и свѣжихъ указаній современныхъ имъ событій, если только они занимались ихъ изученіемъ, что Австрія непремѣнно явится въ занятыхъ ею турецкихъ областяхъ гонительницею православія и народности, попирательницею священнѣйшихъ правъ человѣка, поборницею кривды и гражданскаго безправія, коль скоро все это становилось ей нужнымъ въ ея вѣковыхъ стремленіяхъ къ истребленію въ славянскихъ земляхъ духовныхъ и прирожденныхъ основъ, связующихъ ихъ съ Россіей — предметомъ ея вѣчной вражды.
Такъ и случилось.
Отдавая Боснію и Герцеговину въ руки іезуитской Австріи, мы нарушили нашъ долгъ относительно православія и греко-восточной православной церкви.
Отдавая эти области швабо-мадьярской Австріи, мы измѣнили началу народному и нашей задачѣ на Востокѣ — освобождать народности для самостоятельной жизни.
Отдавая эти области въ руки иноплеменниковъ, мы вмѣстѣ съ западною Европой посягнули на человѣческія священнѣйшія права народа, который вовсе отъ насъ не зависѣлъ и судьбою котораго поэтому ни мы, ни западная Европа вовсе не имѣли никакого права располагать. Мы приняли участіе въ насиліи, невозможномъ, немыслимомъ для XIX столѣтія, — въ насиліи порабощенія цѣлаго народа подъ чужеплеменное иго.
Отдавая эти области чуждой имъ Австріи и вопреки согласію представителей ихъ законнаго повелителя — султана, мы поступили вопреки праву. Мы согласились съ султаномъ по Санъ-Стефанскому договору дать самоуправленіе этимъ областямъ. Договоръ этотъ, какъ свободно заключенный двумя сторонами, оставался обязательнымъ для той и другой, онъ могъ быть отмѣненъ лишь при обоюдномъ согласіи; но мы на Берлинскомъ конгрессѣ одни, безъ согласія султана, нарушили этотъ договоръ, отрекшись отъ самостоятельности этихъ областей и передавъ ихъ въ управленіе Австріи. Мы не имѣли права да и никто не могъ обязать насъ взять обратно наше слово, данное султану, когда султанъ противился этому. Одностороннее нарушеніе договора не допускается по праву.
Наконецъ, отдавая эти области Австріи по Берлинскому трактату, мы стали въ противорѣчіе съ юридическою, какъ и всякою, правдою. Эти области, не выдѣленныя изъ состава Турецкой имперіи и оставляемыя подъ верховною властію султана, тѣмъ самымъ стояли внѣ всякаго подчиненія трактовавшей въ Берлинѣ Европѣ. Подчиниться ея приговору онѣ могли лишь съ согласія ихъ владѣльца и повелителя — султана. Но султанъ, въ лицѣ засѣдавшихъ на конгрессѣ представителей Турціи, не былъ согласенъ на отдачу ихъ въ управленіе Австріи и, какъ полноправный государь, не могъ быть ни на какомъ основаніи подчиненъ приговору конгресса. Въ этомъ случаѣ, если не было его согласія, онъ и его владѣнія, Боснія и Герцеговина, оставались собственно внѣ дѣйствія договаривающихся сторонъ, каковыми являлись въ Берлинѣ Россія съ своимъ Санъ-Стефанскимъ мирнымъ трактатомъ и другія пять державъ съ своими предложеніями. Но вопреки юридической азбукѣ, вопреки своимъ государственнымъ интересамъ, въ угоду остальнымъ державамъ, мы силу договора двухъ сторонъ распространили на третье лицо, до котораго нашъ обоюдный договоровъ съ Европою не могъ быть ни въ какомъ случаѣ обязателенъ, — не могъ потому, что султанъ, какъ верховный властелинъ Босніи и Герцеговины, не соглашался на ихъ отчужденіе подъ управленіе Австріи и тѣмъ самымъ становился внѣ участія въ договорѣ, а слѣдовательно на него, какъ на третье лицо, юридическая сила договора не могла распространяться. Ни Россія и ни какая другая изъ договаривающихся державъ не имѣла никакого права простирать свою волю на области, которыя принадлежали исключительно одной только Турціи и вмѣстѣ съ нею составляли въ представленіи международнаго права такую же точно недѣлимую, независимую державу, подчиненную одному только султану, какъ и всѣ другія независимыя и полноправныя государства Европы. Если Турція въ этомъ случаѣ уступила, то единственно въ силу общаго давленія и безпомощности сопротивленія. Санъ-Стефанскій договоръ обязывалъ Россію поддержать Турцію.
И вотъ теперь въ Босніи и Герцеговинѣ льются потоки неповинной крови единственно по произволу, своекорыстію, недовѣрію и угодливости, воплощеніемъ которыхъ были статьи Берлинскаго трактата.
Это пятно, которое наложено на Россію ея прежнею дипломатіей, отошедшею уже въ историческую вѣчность, не можетъ и не должно оставаться не смытымъ въ исторіи. Безпристрастный и свободный судья — будущая исторія — воздастъ каждому по дѣламъ его. Если еще не пришла пора смыть съ себя это пятно, то уже одна попытка къ тому должна принести честь и долю оправданія тому, кто рѣшился бы на нее…
Едва ли не удобный случай пропустили мы приступить къ этой попыткѣ.
Судя даже по биллямъ, касающимся возмущенной Ирландіи, Гладстонъ остается неизмѣнно вѣренъ своимъ основнымъ свободолюбивымъ убѣжденіямъ. Теперь для Англіи, а тѣмъ болѣе для Франціи опасною въ Европейской Турціи стала Германія въ оборонительно-наступательномъ союзѣ съ Австріей. Нѣтъ сомнѣнія, что Гладстонъ стоитъ и теперь за произнесенныя имъ въ Медліотанѣ слова «руки прочь!» Слова эти должны быть и нашими словами. Еслибы мы предложили Франціи и Англіи нашу поддержку въ египетскомъ вопросѣ, то онѣ вѣроятно были бы не прочь отъ сознанія новаго конгресса по боснійско-герцеговинскому вопросу, въ которомъ австрійская опека уже успѣла оказаться не только негодною, но и зловредною. Положимъ, что Германія и Австрія не пошли бы на этотъ конгрессъ; за то Италія и Турція приняли бы предложеніе. Положимъ также, что конгрессъ не состоялся бы; но для теперешняго времени было бы достаточно одной попытки поставить боснійско-герцоговинскій вопросъ вновь на очередь. Исторія занесла бы на свои страницы эту попытку нѣсколькихъ державъ, подписавшихъ Берлинскій трактатъ, какъ похвальное намѣреніе смыть съ себя позоръ такого дѣянія, которое въ ХІХ-въ вѣкѣ не могло бы имѣть мѣста. Исторія отличила бы и главныхъ виновниковъ величайшаго изъ насилій и заклеймила бы. ихъ своимъ неумытнымъ приговоромъ.
Конечно, умѣть воспользоваться благопріятными обстоятельствами для того, чтобы принести нравственную и вещественную пользу тому государству и народу, на служеніе которому мы рождены или призваны, — дѣло не всегда легкое; но если кто стоитъ у какого дѣла, то съ умомъ, искусствомъ, преданностію, сочувствіемъ предмету служенія, однозвучною съ народомъ внутреннею жизнію и душевнымъ рвеніемъ, отсюда истекающимъ, можно во многомъ успѣть и постепенно успѣвать…
Такъ за чѣмъ же дѣло стало?