Замѣтки по внѣшнимъ дѣламъ.
правитьІ.
правитьНазначеніе статсъ-секретаря Гирса русскимъ министромъ иностранныхъ дѣлъ было настоящимъ праздникомъ и предметомъ ликованій для извѣстной части русскаго общества, которою въ направленія взглядовъ внѣшней политики руководитъ газета г. Горна — Journal de St.-Pétersbourg, получающая значительное денежное пособіе отъ министерства иностранныхъ дѣлъ. Для нея это было, по ея собственному выраженію, настоящимъ подаркомъ для Свѣтлаго Христова Воскресенія. Но замѣчательно, что она радовалась чужою радостью. Она и не скрывала этого. Ей было любо, что австро-венгерскія и германскія газеты приняли это назначеніе съ полнымъ удовольствіемъ, какъ знакъ миролюбиваго настроенія внѣшней политики Россіи. Въ этомъ событіи Австро-Венгры и Германія получили, какъ ей казалось, право разсчитывать на нѣчто большее, чѣмъ на личныя склонности г. Гирса, въ благопріятности которыхъ онѣ, конечно, никогда и не сомнѣвались. Конечно, чувство похвальное — утѣшаться тѣмъ, что мы другимъ доставляемъ собою утѣшеніе. Но при этомъ невольно напрашиваются вопросы: что разумѣютъ западные сосѣди наши подъ словомъ миръ? Правильно ли понимаютъ они условія мира примѣнительно къ себѣ самимъ, къ своимъ международнымъ обязанностямъ? Не служитъ ли въ ихъ глазахъ наше миролюбіе обезпеченіемъ такого мира, который въ свою очередь служилъ бы для нихъ удобнѣйшею подготовь кой себѣ такого положенія и такой обстановки, при которыхъ къ одна прекрасное утро они нашли бы возможнымъ сбросить съ себя личину и во всеоружіи предъявить Россіи новыя требованія съ открытою уже угрозой войны? Вѣдь былъ же примѣръ ихъ ничѣмъ не оправданнаго вмѣшательства во внутреннія дѣла Датскаго королевства — и это вмѣшательство окончилось отнятіемъ у Даніи Шлезвига и Голштиніи. Вѣдь была же попытка вмѣшаться въ наше внутреннее польское дѣло. Можно радоваться только взаимному миролюбію, когда съ полною искренностію соблюдается обоюдно status quo, когда ни явно, ни тайно, ни прямо, ни окольно на совершается наступательная политика. Вотъ этого-то мы и не замѣчаемъ въ нашихъ сосѣдяхъ. Съ нервною горячностью они что-то подготовляютъ на Балканскомъ полуостровѣ.
Поэтому отъ новаго русскаго министра иностранныхъ дѣлъ дозволительно бы было ожидать и новаго слова о нашихъ внѣшнихъ отношеніяхъ. Но, въ упоеніи самодовольства, оффиціозная газета русской дипломатіи объявила, что циркуляра отъ новаго министра не будетъ, что его программа наложена въ нотѣ 4 марта.
Какъ бы слагая съ себя бремя тяжелыхъ обязанностей, налагаемыхъ на вѣдомство внѣшнихъ дѣлъ нынѣшнею сложною, замысловатою, опасною политическою игрой Европы, требующею отъ приставленныхъ къ ней лицъ полнаго напряженія ума и испытанной преданности своему государству, русская дипломатическая среда по поводу назначенія г. Гирса спѣшитъ объявить, что Россія прежде всего займется самой собою. Непонятно, для чего понадобилось извѣщать другія державы о томъ, чѣмъ будетъ занята Россія: это ея собственное, независимое произволеніе, до котораго другимъ, казалось бы, не должно быть никакого дѣла. Развѣ Россія сошлась клиномъ, что у нея не достаетъ свѣжихъ, новыхъ, самородныхъ силъ для того, чтобы равномѣрно и единовременно заниматься и своими внутренними дѣлами, и своими внѣшними отношеніями? Когда внутренняя политика ввѣрена надежнымъ рукамъ, дипломатіи остается исполнить свой долгъ государственнаго служенія: неослабно, самоотверженно, ревностно вести внѣшнія дѣла и высоко держать знамя своей страны, если ужъ кому довелось служить ей. При тонкости дипломатическаго языка, допускать намекъ, что отъ Россіи можно и не ожидать сильнаго образа дѣйствій во внѣшнихъ дѣлахъ, и, подъ предлогомъ сосредоточенія государственной политики на внутреннихъ дѣлахъ, мѣнять напряженность труда и неподатливую стойкость въ преслѣдованіи государственныхъ интересовъ за границею на дешевую и легкую уступчивость и на самоуспокоеніе — было бы тяжкимъ грѣхомъ передъ исторіей, государствомъ, народомъ.
Въ программѣ г. Гирса, сообщаемой дипломатическою газетой, начертана нетрудная задача для Россіи — быть вполнѣ миролюбивою, оставаться вѣрною своимъ друзьямъ и неизмѣнною въ чувствахъ, освященныхъ преданіями.
Но кто друзья Россіи?… Подъ свѣжимъ впечатлѣніемъ Берлинскаго конгресса, еще не докончившаго своихъ протоколовъ, одинъ изъ русскихъ писалъ въ Agence Générale Russe: «Теперь-то мы узнали, каковы наши друзья и съ кѣмъ мы имѣемъ дѣло!» И эти слова прозвучали въ русской оффиціозной дипломатической газетѣ. Тогда, видно, была хотя минутная, до справедливая вспышка негодованія, а потомъ, разумѣется, все было забыто и опять по-старому Россія начала дружить и набиваться на дружбу. Казалось бы, о друзьяхъ вовсе нечего бы было говорятъ, потоку что едва ли они найдутся у Россіи.
Тѣмъ менѣе можно бы было ссылаться на чувства, освященныя преданіями. Давно ли установились эти преданія? Не на нашей ли памяти, послѣ уже всѣхъ преданій, Австрія изумила Европу своею неблагодарностію къ Россіи? Вотъ что, между прочимъ, писалъ Императоръ Александръ II М. Д. Горчакову отъ 23 февраля 1855 года: «Изъ Германіи ничего новаго нѣтъ. Императоръ австрійскій, какъ бы почувствовавъ угрызеніе совѣсти, объявилъ въ приказѣ по арміи, что въ память помощи, оказанной Австріи въ трудную годину Императоромъ Николаемъ, онъ повелѣваетъ кирасирскому полку, носившему его имя, сохранить оное на вѣчныя времена. При этомъ онъ приказалъ сказать Мнѣ, что сожалѣетъ до крайности, что не могъ доказать на дѣлѣ другу своему, что одна изъ самыхъ сильныхъ душевныхъ болей его та, что ему не удалось убѣдить, его въ своей готовности вернуться на старый путь. Дай Богъ, чтобъ это были не одни слова. Признаюсь, Я не имѣю къ нему, послѣ всего, что происходило, никакого довѣрія». Несомнѣнно, что этотъ взглядъ Императора Александра II былъ извѣстенъ и А. И. Горчакову, состоявшему тогда посланникомъ въ Вѣнѣ. Что же послѣ того сдѣлано было Австріей, чтобы возстановить прежнія преданія, имѣвшія, впрочемъ, съ ея стороны всегда лживую подкладку? Развѣ то, что во вторую русско-турецкую войну она не дозволила русскимъ войскамъ пройти черезъ Сербію по пути къ Плевнѣ, какъ объ этомъ еще недавно хвастливо заявилъ первенствующій венгерскій министръ Тисса въ венгерской палатѣ?… Князь Горчаковъ, сдѣлавшись министромъ иностранныхъ дѣлъ, какъ надо полагать, забылъ и о движеніи дружественной австрійской арміи въ тылъ князю Паскевичу, осаждавшему Силистрію, забылъ и о мнѣніи своего Императора, потому что впослѣдствіи мы видимъ его однимъ изъ главныхъ участниковъ въ заключеніи тройственнаго союза императоровъ, а потомъ предлагающимъ Австріи параллельное занятіе Босніи и Герцеговины и, наконецъ, безпрепятственно соглашающимся на отдачу ей въ управленіе этихъ областей или, другими словами, способствующимъ къ исполненію ея завѣтнаго стремленія, котораго она до него никакъ не могла добиться, несмотря даже на предложеніе Наполеона III въ пору его полнаго могущества. Journal de St.-Pétersbourg увѣряетъ, что и г. Гирсъ будетъ вѣрнымъ продолжателемъ той системы веденія внѣшнихъ дѣлъ, какая была при графѣ Нессельроде и князѣ Горчаковѣ. Не сомнѣваемся: это — дѣло не трудное.
Въ тому же сравнительно недавнему времени относится собственноручная записка Императора Николая Павловича о предполагаемыхъ военныхъ дѣйствіяхъ съ февраля 1855 г. для князя Паскевича. Пояснивши, что Пруссія не допуститъ французскихъ войскъ къ границамъ Познани изъ страха возстанія поляковъ, Императоръ пишетъ въ заключеніе: «Послѣдствіе будетъ одинаково, т. е. тогда оборонительное положеніе Пруссіи для собственныхъ выгодъ должно удержать прибывшія французскія силы обратиться противъ однихъ насъ. Потому одно опасеніе возстанія заставитъ Пруссію, можетъ-быть, и не хотя, всѣми силами противиться появленію французовъ у границъ ея владѣній: такимъ образомъ, — продолжаетъ Императоръ, — она будетъ дѣйствовать почти за-одно съ нами, хотя и не сознательно». Все это наложено Императоромъ «въ предположеніи войны съ одними австрійцами (съ французами, англичанами, сардинцами и турками война уже шла), при неучастіи Пруссіи». Но такое предположеніе не вполнѣ оправдалось. Отъ 25 марта того же 1855 года Императоръ Александръ II писалъ князю Варшавскому: «Войска, оставшіяся подъ начальствомъ генералъ-адъютанта Дидерса, ослаблены до крайности и все огромное пространство западной нашей границы отъ Днѣстра до самаго Царства Польскаго совершенно открыто вторженію австрійцевъ, которые могутъ почти безпрепятственно овладѣть всѣмъ этимъ обильнымъ краемъ, оставя лишь наблюдательный корпусъ противъ арміи, сосредоточенной въ Царствѣ. Выгодное выдающееся положеніе сей послѣдней парализовано заключеннымъ между Австріей и Пруссіей трактатомъ».
Послѣ такого авторитетнаго свидѣтельства опускаю разоблаченія относительно дружелюбнаго поведенія Пруссіи въ критическое для насъ время крымской войны, печатавшіяся въ русскихъ газетахъ.
Стало-быть, дружба наша съ тѣни державами, къ которымъ мы особенно старались относиться дружелюбно, даже союзнически, и которымъ оказывали во всемъ наше содѣйствіе, не взирая, было ли то согласно или не согласно съ коренными, вѣковыми основами нашей политики, — имѣла свои перерывы. Вотъ въ эти-то перерывы и выступало наружу за нашею западною границей постоянное правило, громко высказываемое Австріей: «ratio status sic requirit», т. e. того требуютъ высшіе государственные интересы. А если это такъ, и притомъ несомнѣнно такъ, если стремленіе нашихъ сосѣдей непремѣнно, по заповѣди Фридриха Великаго, клонится къ тому, чтобы сдавить насъ и не только не дать роста нашему «колоссу», но и умалить, ослабить его, то не лучше ли было бы въ министерской программѣ ограничиться одними государственными воззрѣніями, оставивши въ сторонѣ сердечную сторону внѣшней политики? Преданія неизмѣнныхъ чувствъ, какъ видно изъ предыдущаго, для Россіи собственно, какъ государства, нѣтъ. Если же оно и было прежде, то сдѣлано ли было княземъ Бисмаркомъ что-либо такое, чтобы возстановить его со стороны Пруссіи? — Не знаемъ. Трудно однако доказывать, чтобы съ этою цѣлью онъ укрѣплялъ двойнымъ рядомъ крѣпостей восточную границу Пруссіи или не возвращалъ Даніи Сѣвернаго Шлезвига, какъ уговорено было сначала въ Микуловѣ, а потомъ окончательно въ Прагѣ, при заключеніи мирнаго трактата между Пруссіей и Австріей въ 1866 году. По этому поводу замѣчу, что въ вашей министерской программѣ за основаніе мура полагается уваженіе жъ праву и трактатамъ; потому не мѣшало бы нашей дипломатіи испытать подлинность дружбы Пруссіи, предложивши князю Бисмарку уважить право Даніи и исполнить невыполненное до онъ поръ условіе Пражскаго трактата.
Еще труднѣе было бы искать присутствіе освященныхъ преданіемъ чувствъ дружбы, довѣрія, доброжеланія въ слѣдующихъ, напримѣръ, дѣйствіяхъ германскаго канцлера, имѣющихъ несомнѣнно уже наступательный характеръ. На Берлинскомъ конгрессѣ, по предварительному соглашенію съ графомъ Андраши и мартомъ Солсбери, князь Бисмаркъ, чтобъ добавить перваго отъ щекотливаго предложенія просить самому дли Австріи занятія турецкихъ областей Босніи и Герцеговины, подговорилъ сдѣлать это предложеніе маркиза Солсбери и санъ горячо поддержалъ его; а чтобы привлечь къ тому же и Сенъ-Валье, обѣщалъ тогда же Франціи покровительство надъ Тунисомъ. При странномъ безучастіи князя Горчакова, графа Шувалова и г. Убри, графъ Андраши какъ бы нехотя принялъ этотъ даръ Европы, не взирая на сильное сопротивленіе Каратеодори-паши съ его товарищами. А между тѣмъ князь Бисмаркъ радостна потиралъ руки, съ самодовольствіемъ сознавая, что вѣковая дверь на Балканскій полуостровъ, въ которую такъ долго и назойливо стучалась Австрія, наконецъ отперта не кѣмъ инымъ, какъ имъ самимъ, съ цѣлью вытѣснить оттуда Россію. И дѣйствительно, едва успѣли русскіе уполномоченные подписать свои имена подъ Берлинскимъ трактатомъ и воротиться въ Петербургъ, валъ ужо въ Лондонѣ, Вѣнѣ и Пештѣ раздались съ оффиціальныхъ трибунъ, не говоря уже о газетахъ, горделивыя и полунасмѣшливыя заявленія, что важнѣйшая побѣда надъ Россіей была одержана именно рѣшеніемъ вопроса о Босніи и Герцеговинѣ и что отнынѣ, вліяніе Россіи должно быть вытѣснено дѣйствительною силой Австріи. Уже сдѣлалось общимъ мѣстомъ въ европейской печати, что кн. Бисмаркъ, вытѣснивши Австрію изъ Германіи, толкнулъ ее на Воетъ, указавши ей новое назначеніе быть наслѣдницею турецкихъ земель. Однимъ разомъ онъ достигалъ двухъ цѣлей: разграничивалъ и примирялъ интересы Австро-Венгріи и Германіи, изъ прежняго соперника дѣлалъ себѣ союзника и выставлялъ противъ Россіи новую силу, которая могла съ успѣхомъ дѣйствовать противъ Россіи, будучи поддержана союзною Германіей. Мысль эту кн. Бисмаркъ повелъ къ осуществленію еще гораздо ранѣе русско-турецкой войны. То, что думали ни сдѣлать собственнымъ починомъ, предлагая Австріи параллельное занятіе Босніи и Герцеговины, уже давно было внушаемо кн. Бисмаркомъ. Вотъ что венгерскій первенствующій министръ Тісса сообщилъ въ засѣданіи венгерской палаты депутатовъ 15 февраля 1879 года: «Что справедливо и что, впрочемъ, не безызвѣстно, такъ это то, что еще за много лѣтъ до Берлинскаго конгресса Германія съ прочими державами подсказывало Австро-Венгріи мысль о занятія Босніи и Герцеговины». Насколько важнымъ считалъ князь Бисмаркъ осуществленіе этой мысли, видно изъ того, что онъ самъ отправился въ Мну въ сентябрѣ 1879 года — въ то время, какъ графъ Андраши оставлялъ должность министра иностранныхъ дѣлъ и своими личными переговорами съ уходящимъ гр. Андраши и заступающимъ его мѣсто барономъ Гаімерле успѣлъ настолько криво поставить дальнѣйшее развитіе этого вопроса, уже вопреки смыслу и буквѣ Берлинсуаго трактата, что оказалось возможнымъ тутъ же заключить оборонительный и наступательный союзъ между Австро-Венгріей и Германіей, предметомъ котораго была Россія. Какія рѣчи генерала Скобелева могли бы сравниться съ гашишъ, начертаннымъ но этому случаю «высокочтимою рукою» князя Бисмарка, грозящею безъ всякихъ обиняковъ, что «Германія пойдетъ съ Австріей рука-объ-руку, бокъ-о-бокъ противъ славянскаго дракона», ноль скоро онъ, загнанный и припертый, посмѣетъ зашевелиться или помѣшаетъ имъ дѣлать свое дѣло на развалинахъ Турціи. Ре безъ особеннаго значеніи была въ Politiche Correspondenz помѣщена статья изъ Берлина, говорившая, что Австро-Венгрія и Германіи предоставятъ Россія свободно придвигаться въ Индіи, если она. отступится отъ Балканскаго полуострова. Однако въ Берлинѣ хорошо знали, что Россія не имѣетъ надобности переступать нейтральный поясъ между сферой ея вліяніи въ Средней Азіи и сферою такого же вліяніи Англіи, да притомъ но всякомъ случаѣ берлинскіе дипломаты и стратеги понижали, что Англія достаточно сильна, чтобы помѣриться здѣсь съ Россіей. Такъ что же они уступали Россіи взамѣнъ Балканскаго полуострова? — То, что Россіи недоступно и вовсе ненужно, или, другими словами, ровно ничего. А себѣ за то выторговывали изъ рукъ Россіи лакомый кусочекъ въ Европѣ. Эта ли дружба, освященная преданіемъ?
Но восточнѣе за степными среднеазіатскими ханствами лежатъ китайскія владѣнія, откуда пока никакая европейская держава не можетъ прямо тѣснить Россію. За то кн. Бисмаркъ заботливо посылаетъ сваяхъ новыхъ агентовъ въ Пекинъ, откуда уже три года отсутствовалъ нашъ китайскій посланникъ г. Бюцовъ, проживая въ Петербургѣ. Одновременно съ Берлинскимъ конгрессомъ Китай, до подстрекательству изъ Берлина, предъявляетъ Россіи свои права на Кульджу. Возникаетъ кульджинскій вопросъ. Печальный конецъ его извѣстенъ. Но онъ оставилъ за собою далекій слѣдъ на будущее время во внѣшней политикѣ пекинскаго двopa. Тогда какъ мы значительно ослабили себя въ военномъ отношеніи отдачею Кульджи китайцамъ, эти послѣдніе съ тревожною спѣшностью, подъ руководствомъ наставниковъ, присланныхъ изъ Германіи, образуютъ свои войска, вооружаютъ ихъ европейскимъ оружіемъ, выписываютъ пушки и предпринимаютъ громадный работы по укрѣпленію и заселенію всей пограничной съ Россіей линіи своихъ владѣній. Это — будущая гроза для Россіи, которая по предусмотрительности нашихъ друзей должна тѣснить и затруднять насъ на дальнемъ Востокѣ, отвлекая наше вниманіе и наши силы на Западѣ, когда наступательное къ Востоку движеніе нашихъ друзей достигнетъ извѣстныхъ размѣровъ.
Остается для насъ какъ бы открытою только одна закавказская сторона, гдѣ мы непосредственно соприкасаемся съ турецкими владѣніями. Въ Европѣ, какъ извѣстно, мы навсегда отгородили себя отъ Болгарія, введя Добруджу въ составъ независимаго королевства Румынскаго и предоставивъ самой Болгарія обращаться въ своей внѣшней политикѣ по вѣтру, какой она себѣ произвольно выберетъ. Зоркая и на много лѣтъ впередъ разсчитанная политика дружественной намъ Германіи не упустила изъ вида и нашего закавказскаго положеніи. Пользуясь затрудненіями англійскаго правительства въ Ирландіи, которыя затрогиваютъ глубочайшіе корни внутренней англійской политики и потому не даютъ надежды на скорое и прочное ихъ разрѣшеніе, Германія затѣяла величественное предпріятіе въ Азіятской Турціи. Можно угадывать, что берлинскій кабинетъ, несмотря ни недавнія взаимныя любезности съ турецкимъ султаномъ, готовъ приравнять его къ послѣднему великому Моголу Индіи, уступившему свои владѣнія англичанинъ. Дѣло въ томъ, что въ Малой Азіи Германія, какъ кажется, рѣшилась послѣдовать примѣру Англіи въ Ость-Индіи. Какъ въ послѣдней богатые англійскіе купцы, начавши съ устройства торговыхъ факторій и образовавши Остъ-Индскую компанію, подчинили страну своему правленію, а потомъ передали свою правительственную власть великобританской воронѣ, вслѣдствіе чего Остъ-Индія стала нераздѣльною частью королевскихъ великобританскихъ владѣній и при лордѣ Дизраэли возведена была въ санъ имперіи, такъ и Германія пускаетъ впередъ въ Малую Азію торговыхъ, желѣзнодорожныхъ, заводскихъ и другихъ предпринимателей съ явною цѣлію захватить въ своя руки всѣ главныя производительныя силы страны, а потомъ, опираясь на вновь водворенные здѣсь интересы своихъ подданныхъ, забрать всю страну и самое правленіе турецкое въ свою опеку и въ дальнѣйшемъ поступить по примѣру Англіи. Въ Politische Correspondens изложена вкратцѣ первоначальная программа этого предпріятіи, заднюю мысль котораго не особенно трудно угадать. Германскій представитель въ совѣтѣ правленія владѣльцевъ турецкихъ облигацій, Притеръ, но порученію своего правительства, изучаетъ громаднѣйшія предпріятія въ Малой Азіи, какъ-то: багдадскую желѣзную дорогу, гераклейскіе рудники, табачный акцизъ. Онъ уже вошелъ въ близкія сношенія съ богатѣйшій банкирскими домами въ Германіи, при участіи коихъ образовалось первое торговое общество съ капиталомъ въ 50 милліоновъ марокъ. Съ 1 мая текущаго года общество получитъ окончательную организацію и законное разрѣшеніе. На первый разъ оно намѣрено предпринять постройку желѣзной дороги въ Бруссу и заняться водвореніемъ обширной колонизаціи. Въ Аѳинахъ уже находится складъ германскихъ товаровъ, которые отсюда будутъ развозиться по всѣмъ главнѣйшимъ восточнымъ рынкамъ, гдѣ откроются нѣмецкія факторія. Принкеръ имѣетъ сильныя связи въ Илдызъ-Кюскѣ и пользуется покровительствомъ султана, на котораго главнѣйше вліяютъ старшій его адъютантъ, Решидъ-бей, и полковникъ Дрейпе, поддерживающій во дворцѣ порученіе, данное его соотечественнику.
Несомнѣнно, что эта нѣмецкая компанія, дѣйствующая совмѣстно съ политическими видами германскаго правительства, въ скоромъ времени приступитъ къ постройкѣ желѣзной дороги по долинѣ Евфрата въ направленіи къ нашему Закавказью. Здѣсь же кстати у насъ нѣтъ крѣпости Баязеда, которую по майскому договору съ маркизомъ Солсбери въ 1878 году графъ Шуваловъ нашелъ не лишнимъ возвратить Турціи, несмотря на двукратное взятіе ея русскими войсками и отчаянную оборону ея полковникомъ Штоквицемъ въ послѣднюю войну. Важность значенія этой крѣпости въ стратегическомъ отношеніи, ея положеніе, вдавшееся клиномъ въ наши владѣнія, оцѣнены но достоинству западными стратегами и еще недавно въ Memorial Militaire была помѣщена статья, указывающая на выгоды ея обладанія при наступательномъ военномъ движеніи на наше западно-каспійское побережье.
Видно такова ужь судьба наша, что дипломаты наши безъ особеннаго затрудненія отдаютъ обратно наши крайніе и важнѣйшіе стратегическіе пункты: тамъ — Кульджу, здѣсь — Баязедъ, въ то самое время, когда мы еще не обезпечены отъ дальнѣйшихъ затрудненій. Это поручится, что въ Кульджѣ и Баязедѣ не поселятся въ скоромъ времени военные агенты Германіи, а также Англіи, когда ея правленіе перейдетъ въ руки торіевь, и что эти природныя твердыня не сдѣлаются опорными пунктами для наступательныхъ противъ насъ дѣйствій?
Между тѣмъ въ самомъ Константинополѣ Германія не щадитъ никакихъ усилій, чтобы держать султана и Блистательную Порту въ своихъ рукахъ. Тамъ есть адъютанты и совѣтники султанскіе, приставленные кн. Бисмаркомъ, есть и устроители высшаго управленія, есть и учители военные, есть и служащіе, прибывшіе изъ Германіи — кто съ отпускомъ отъ своего начальства, кто съ порученіемъ отъ правительства, кто съ денежнымъ пособіемъ отъ казны. Всего болѣе требуется въ турецкія войска германскихъ офицеровъ. Отуманенный, прельщенный лживыми обѣщаніями возстановленія пошатнувшагося величія власти, султанъ въ благодарность шлетъ торжественное посольство къ императору Вильгельму съ высшимъ орденомъ Нишами-Имтіасъ, а императоръ Вильгельмъ отправляетъ въ султану чрезвычайное посольство съ орденомъ Чернаго Орла.
Это взаимное дружественное пожалованіе и изліяніе чувствъ высокаго уваженія и преданности, безъ всякихъ впрочемъ видимыхъ поводовъ, не лишено было политическихъ цѣлей. Али-Низами-паша и Решидъ-бей на возвратномъ пути изъ Берлина пробыли двѣ недѣли въ Вѣнѣ, а князь Радзивилъ изъ Константинополя поѣхалъ въ Букарештъ.
Еще вскорѣ послѣ Берлинскаго конгресса Австро-Венгрія пыталась закрѣпить свое новое положеніе на Востокѣ союзовъ съ Англіей. Маркизъ Солебери рукоплескалъ этому союзу и называлъ его счастливѣйшимъ событіемъ. По удачному выраженію чуть ли не самого князя Бисмарка, тѣнь германскаго канцлера изъ Юридрихсруэ прилетала въ среду договаривающихся и обѣими руками благословляла новыхъ союзниковъ. Но перемѣна англійскаго министерства и честныя, трезвыя отношенія Гладстона къ гнѣздилищу политической крамолы оборвали нить сплетаемаго противъ Россіи союза. За то не безъ основанія тогда же народилось предположеніе, что неудачу съ Англіей кн. Бисмаркъ постарается вознаградить удачею въ Турціи и что онъ создаетъ тройственный союзъ: Германіи, Австро-Венгріи и Турціи — съ цѣлью постепеннаго разрушенія того, что сдѣлано Россіей на Балканскомъ полуостровѣ, и водворенія здѣсь господства Австро-Венгріи подъ рукой одураченнаго ими султана. Нынѣшнее положеніе дѣлъ въ Турціи, Египтѣ, Тунисѣ и Малой Азіи находится въ такомъ броженіи и такъ спутано различными еще не приведенными въ согласіе стремленіями европейскихъ державъ, что надо ожидать, что когда оно установится, тогда и выступитъ на свѣтъ вышеупомянутый тройственный союзъ съ положительными признаками враждебнаго направленія противъ Россія. Впрочемъ въ Берлинѣ уже не стѣсняются предсказывать такой союзъ. Въ Tagblatt прямо говорятся, что преобразованіе турецкихъ войскъ съ помощію германскихъ офицеровъ есть одно изъ предварительныхъ условій заключеніи союза между Германіей и Турціей. При случаѣ турецкій войска должны сражаться противъ славянъ вмѣстѣ съ союзными австро-венгерскими и германскими арміями.
Къ этимъ союзникамъ можно присоединить и четвертаго — папу, стремленія котораго къ окатоличенію православныхъ жителей Балканскаго полуострова съ помощію Австріи слишкомъ извѣстны. Главнаго орудователя въ этомъ дѣлѣ, епископа Штросомайера, по мысли котораго славянскіе первоучители и просвѣтители Кириллъ и Меѳодій, для пущей приманки славянъ, причислены къ лику святыхъ римско-католической церкви, кардиналъ Нина, въ письмѣ къ нему, называетъ ревнителемъ и распространителемъ католицизма между славянами. Папа Левъ XIII, преемникъ тѣхъ римскихъ первосвященниковъ, которые нѣкогда двигали всю западную Европу въ крестовые походы противъ мусульманскаго Востока, нашелъ нужнымъ высказать султану Абдулъ-Гамиду свое искреннее сочувствіе и дружественное расположеніе, и султанъ, письмомъ отъ 19 іюли 1880 года, отблагодарилъ папу, увѣривъ его и съ своей стороны въ такихъ же дружескихъ чувствахъ. Послѣ того князь Бисмаркъ совершилъ покаянное странствіе въ Каноссу, и теперь союзъ Ватикана и германскаго правительства установленъ.
Послѣ всѣхъ этихъ данныхъ, которыя, какъ совершившіяся или совершающіяся, событія получаютъ уже несомнѣнное историческое значеніе, не трудно повѣрить и секретному меморандуму Узедона о границѣ Германіи но Вислу, и сказаніямъ о приглашеніи поляковъ русской Полыни въ 60-хъ годахъ признать надъ собою власть Пруссіи, и дальнѣйшему раздѣлу Турціи въ пользу верховенства Австріи на Балканскомъ полуостровѣ, что такъ настойчиво утверждали англійскія газеты Times и оффиціозная Pall Mall Gazette, и наконецъ новѣйшему плану князя Бисмарка о предоставленіи Познанскаго княжества и русской Польши саксонскому королю взамѣнъ Саксоніи, предназначаемой для Пруссіи.
Изъ всего этого можно вывести одно заключеніе, въ которомъ едва ли можно сомнѣваться: это — то, что кн. Бисмаркъ, заправляющій судьбами Германіи и намѣтившій надолго впередъ ихъ теченіе, хранящій на своемъ третьемъ прошеніи объ отставкѣ собственноручную надпись императора Вильгельма: «никогда», собственныхъ примѣромъ учитъ, что въ дѣлѣ внѣшней политики не можетъ быть ничего иного, какъ одно только безпредѣльно преданное, неукоснительное, неуступчивое служеніе исключительно. интересамъ своего государства и своей народности.
Эти только интересы и достаточно бы было имѣть въ виду и намъ въ нашей министерской программѣ.
Но о нихъ говорится только во поводу европейскаго равновѣсія, которое Россіи букетъ заботиться подержать согласно съ своими интересами. Что же такое европейское равновѣсіе? Ботъ ли въ немъ какое-нибудь неизмѣнное основаніе? По Парижскому трактату провозглашены была неприкосновенность и цѣльность Турецкой имперіи — и это было равновѣсіе. Италія сбросила съ себя австрійское иго и, возсоединивши свои разровненныя части, образовала единое цѣльное королевство въ качествѣ велико# державы: это — равновѣсіе. Австрія была вытѣснена Пруссіей изъ Германскаго Союза: это — равновѣсіе. Пруссія отторгнула отъ Даніи Голштинію и Шлезвигъ, отъ Франціи Эльзасъ и Лотарингію и всю Германію подчиняла своему главенству, Пруссія стала Германскою имперіей: и это — равновѣсіе. Австріи двинулась на Балканскій полуостровъ и захватила двѣ области: это — равновѣсіе. Турція урѣзана, подчинена во внутреннихъ дѣлахъ вмѣшательству другихъ державъ: и это — равновѣсіе. Гдѣ же начало и конецъ европейскому равновѣсію и гдѣ же при этомъ устойчивость русскихъ интересовъ? Ясно, что говорить объ европейскомъ равновѣсіи — значить не сказать ничего. Настоящее положеніе Европы, за исключеніемъ нѣкоторыхъ ея охранить, есть плодъ смѣлой предпріимчивости и хищническихъ захватовъ — съ одной стороны, и запуганности, приниженности, староколейной бездарности — съ другой. Не въ колебаніи. Стало быть, европейскаго условнаго равновѣсія, которое зиждется на признанія не права и правды, а совершившагося дѣянія, какъ учитъ князь Бвемаргь своимъ изреченіемъ «beati possedentes», могутъ покоиться интересы Россіи и зависящее отъ того мирное ея состояніе, но въ чемъ-либо иномъ болѣе существенномъ. Вотъ этого-то мы и не видимъ въ министерской программѣ, гдѣ по отношенію въ внѣшнимъ дѣламъ встрѣчаемъ только одну сердечную сторону — полное миролюбіе, неизмѣнность чувствъ и дружбу.
Какіе же наконецъ ближайшіе предѣлы поставлены для Россіи, отступая къ которымъ извнѣ, миролюбіе и дружелюбіе ея могли бы изсякнуть? Мы видимъ, что всѣ великія державы имѣютъ внѣ своего государственнаго очертанія еще большую или меньшую область своего преобладающаго вліянія. Это conditio sine qua non для всякой державы, желающей имѣть вѣсъ въ международныхъ сношеніяхъ и дорожащей своимъ достоинствомъ. Такъ Англія имѣетъ вліяніе на прибрежныя государства, благодаря ихъ доступности для ея флотовъ, — Данію, Португалію, Грецію, Египетъ, Малую Азію и часть Европейской Турція; Франція — на Сирію, Тунисъ, Египетъ, отчасти Бельгію, Эльзасъ и Лотарингію; Италія — на Тріестъ, Южный Тироль, Далмацію; Германія — на коронныя взяли Австріи, населенныя нѣмецкимъ племенемъ, и отчасти на Румынію. Прежнее обширное вліяніе Пруссіи на Германскій Союзъ увѣнчано подчиненіемъ всей Германіи ея главенству, точно также какъ вліяніе Сардинія на остальную Италію привело къ объединенію всей Италіи. Австро-Венгрія подчинила своему вліянію Сербію и Черногорію. Брутъ вліянія Россія съ Петра Великаго былъ громаденъ. Всѣ православныя области Турецкой имперія: Румынскія княжества, Болгарія, Сербія, Черногорія, Герцеговина, Боснія и даже Далмація, цѣлая половина австрійскихъ владѣній, населенная славянами, — входили въ кругъ ея вліянія, сами стремились къ тѣсной связи съ нею, искали въ ней опоры, засылали къ ней своихъ ходатаевъ, обращались съ письменными прошеніями. Не подчиненія конечно добивались они въ большинствѣ случаевъ, хотя въ равное время и Румынскія княжества, и Черногорія, и Сербія добровольно признавали русскаго царя какъ бы верховнымъ надъ собою владыкою и даже австрійскіе сербы просились подъ русское подданство. Россія обнаружила въ этомъ случаѣ умѣренность и безкорыстіе. Она отвергала такія предложенія въ противуположность Австріи, которая для подобныхъ обращеній не останавливалась ни передъ какою ложью, напередъ подкупами народныхъ измѣнниковъ. Она сдѣлала больше: отказалась отъ обладанія сосѣдними Румынскими княжествами и предпочла водвореніе въ нихъ самоуправленія. Но она, т. е. оффиціальная Россія, зашла уже слишкомъ далеко въ понятномъ движеніи. Тогда какъ турецкіе и австрійскіе славяне сами шли на встрѣчу ей, она пятилась отъ нихъ все дальше и дальше частію по непониманію началъ народности частію изъ угодливой робости. Вмѣсто того, чтобы поддерживать въ ихъ средѣ свое вліяніе, — разумѣется, нравственное, — она все болѣе и болѣе отрекалась отъ него, доходя порою до самоотрицанія. Чрезъ это она теряла свою международною силу к свое европейское значеніе; изъ-подъ ногъ ея уходила почва — та благодарная почва для воздѣйствія на другія державы, а гдѣ и для парализованія вражды. Другія державы всякими искуственными мѣрами добиваются такой почвы внѣ своихъ предѣловъ, а ей эта почва сама собою давалась. Держась на этой почвѣ, она являлась бы невидимою, но вліятельною силой внутри другаго государства, а это и есть верхъ стремленій и искусства дипломатія.
Де можетъ быть, чтобы нынѣшняя русская министерская программа могла обойтись хотя безъ намека на эту вспомогательную силу, которою такъ ловко уже пользовались и пользуются другія великія европейскія державы и которая непосредственно дополняетъ собою внутреннюю государственную салу. Послѣ Парижскаго мира кн. Горчаковъ произнесъ извѣстныя слова: da Rassie ne boude pas, mais elle se recueille". Подъ конецъ однако оказалось, что la Russie recule. Теперь уже нельзя указать ни одного клочка запредѣльнаго ея вліянія въ Европѣ. Министерская программа намекаетъ, что таковъ взглядъ и нашей дипломатіи. Въ ней сказано: «Ей, т. е. Россіи, остается только упрочить свое положеніе, оградить себя извнѣ и развить свои силы, свои богатства, свое благостояніе». И далѣе: столько долгъ защитить честь свою или безопасность можетъ отвлечь ее отъ внутренней работы". Итакъ, ясно, что Россія уходитъ въ саму себя, замыкается въ самой себѣ. Чего только боялись ея сосѣди, а за ними и другіе, что такъ высоко въ ея пользу цѣнили они, противъ чего были постоянно направляемы ихъ усилія: земельные дѣлежи, пропаганда, колонизація, онѣмеченіе, вопли притворнаго ужаса, козни, клеветы, призраки панславизма, московскіе рубли и пр. и пр., — то Россія теперь добровольно покидаетъ, ограждаясь извнѣ. Неужели враги ея могутъ торжествовать новую мирную побѣду надъ ней, предполагая ее втиснутою въ свои географическія границы, сбитою съ европейской почвы, предоставившею на произволъ другихъ свое историческое наслѣдіе? Неужели можно предположить, что предѣлы чести и безопасности Россіи совпадаютъ съ ея географическими предѣлами и что внѣ ея государственной черты ни интересы православія, имѣющіе въ данную минуту политическое свойство, ни интересы народностей, привлеченныхъ подъ ея вліяніе трудами прежнихъ поколѣній, ни угрозы, воздвигаемыя противъ нея за этою чертою, — не затрогиваютъ ея державнаго достоинства и безопасности? Еслибъ это было такъ, то по-истинѣ громадную жертву принесла бы Россія, низойдя безъ борьбы до уступки тѣмъ вражескимъ подысканъ, которыми хотѣли выбить ее изъ европейскаго положенія.
Теперь только полнымъ свѣтомъ озаряется злорадство враговъ Россіи, которые давно уже усвоили себѣ дерзость громко заявлять, что Россія занята внутреннею смутой и что ей не до внѣшнихъ дѣлъ, которыя они обрабатаютъ по-своему, какъ имъ желательно. Если это дѣйствительно такъ, то какое страшное преступленіе совершаютъ русскіе крамольники противъ всего русскаго народа, производи такое подавляющее дѣйствіе на его внѣшнія дѣла! Не говоря о преступленіяхъ, которыми они поражаютъ внутренность Россіи (это не цѣль настоящей замѣтки), ихъ смута тяжко, губительно отражается и на международномъ положеніи Россіи, заставляя ее безмолвствовать и отказываться отъ всего, что за предѣлами своей государственной области она имѣла наслѣдственнаго отъ прежнихъ поколѣній. Мало того: отступая въ свои географическіе предѣлы, она свой внѣшній кругъ вліянія отдаетъ на жертву своимъ и его врагамъ, которые не замедлятъ обратить его противъ нея же самой. Военная конвенція между Австро-Венгріей и Сербіей — дѣло ближайшей минуты, и тогда сербскій войска, всегда прежде сражавшійся рука объ руку съ русскими, пойдутъ противъ нихъ; босняки и герцеговинцы споро дадутъ своихъ рекрутовъ Австріи, которая также поведетъ ихъ противъ Россіи; Черногорія, стиснутая Австріей, уже не будетъ въ состояніи сдѣлать въ пользу Россіи диверсію, какъ бывало прежде; а окатоличенное населеніе прежнихъ православныхъ земель повернетъ тыломъ къ Россіи и уже всѣмъ нравственнымъ существомъ своимъ будетъ противъ нея, и т. д. и т. д. до безконечности.
Нельзя признать, чтобы было въ порядкѣ вещей, при средствахъ, отпускаемыхъ русскимъ казначействомъ на содержаніе вѣдомства иностранныхъ дѣлъ, и при хорошемъ подборѣ людей, ослаблять и сокращать внѣшнее положеніе Россіи только потому, что она отвлечена внутренними затрудненіями. Тѣмъ менѣе можно бы было допустить, чтобы нашей дипломатіи удобно было докладывать Европѣ, что на Россіи лежатъ прежде всего заботы о самой себѣ. Но ужъ если таковъ въ дѣйствительности взглядъ нашей дипломатія, то нѣтъ достаточно словъ для обвиненія нашихъ внутреннихъ сѣятелей смуты. Уже но ходу однихъ внѣшнихъ дѣлъ каждый русскій, любящій свое отечество и горячо въ сердцу принимающій честь и достоинство своей родины, съ отвращеніемъ отнесется къ нимъ, видя въ нихъ орудіе враждебной силы, направленное къ сокрушенію внѣшняго могущества Россія. Они думаютъ, что дѣйствуютъ самостоятельно, по убѣжденію, — напрасно. Тайныя внушенія, пущенныя издалека, переходя черезъ нѣсколько молодыхъ головъ, уже превращаются въ убѣжденіе; такъ по крайней мѣрѣ имъ самимъ кажется, хотя для того, чтобы самому въ себѣ создать внутреннее убѣжденіе, нужно побольше и лѣтъ жизни, и научнаго образованія, и опытныхъ свѣдѣній, и мало ли еще какихъ умственныхъ и душевныхъ запасовъ, чѣмъ сколько ихъ есть налицо у русскихъ анархистовъ. При такомъ условіи и самый убѣжденія могутъ и должны измѣниться, если честность относительно самого себя не допускаетъ косненія въ изувѣрствѣ.
Не подлежитъ сомнѣнію, что послѣдній лондонскій конгрессъ анархистовъ отправилъ своихъ эмиссаровъ въ Россію; вѣрнѣе всего, что они снабжены австрійскими паспортами, потому что въ Австро-Венгріи всего болѣе найдется такихъ людей, которые по своей народности могутъ удобнѣе дѣйствовать въ Россіи. Съ другой стороны, нѣкоторыя польскія газеты обѣщали еще не такъ давно раскрыть доказательно нити крамолы, идущія изъ Германіи. Хитроумный Западъ умѣетъ скрыть первоначальный источникъ, откуда зарождается и поддерживается внутренняя смута въ Россія, такъ что для самихъ крамольниковъ остается это неизвѣстнымъ. Оставляя не русскія имена и носящія ихъ человѣческія существа, которыя во множествѣ встрѣчаются въ политическихъ процессахъ, обращаюсь къ русскимъ смутникамъ съ вопросомъ: неужели они не видятъ, что безусловно и исключительно дѣйствуютъ на руку внѣшнимъ недоброжелателямъ Россіи, придавая этимъ послѣднимъ болѣе смѣлости въ стѣсненіи Россіи извнѣ? Россію очевидно хотятъ поставить въ circulus vitiosus, въ заколдованный кругъ, въ которомъ она прежде всего должна истребить смуту для того, чтобы дотомъ можно было ей выйти на просторъ европейской международной жизни к постоять за себя; но внутреннюю смуту питаютъ и поддерживаютъ извнѣ ея же нравственно — испорченными силами, такъ что кругъ этотъ, по ихъ разсчетамъ, долженъ оставаться замкнутымъ.
Какъ же разомкнуть его? — Ужь конечно не завѣреніями передъ иностранцами въ смыслѣ la Russie recule. Такія завѣренія могутъ лишь ободрять дерзость внѣшней крамолы, разсчитывающей на внутреннюю слабость Россіи. Этой слабости нѣтъ и не можетъ быть въ народномъ русскомъ существѣ; но заграничныя предположенія о ней могутъ доискаться какъ бы нѣкотораго себѣ подтвержденія, перетолковывая въ свою пользу то мѣсто министерской программы, гдѣ говорится, что Россіи остается только «оградить себя извнѣ».
II.
правитьДипломатическая школа Меттерниха, окончательно въ 1848 году отжившая въ западной Европѣ, продолжала у насъ дѣйствовать при гр. Нессельроде и кн. Горчаковѣ, а можетъ-быть и впредь будетъ дѣйствовать. По ученію этой школы, привѣденному къ Австро-Венгріи, русская дипломатія поддерживаетъ представленіе объ этой разноплеменной и искусственно свинченной монархіи Габсбурговъ какъ о живомъ и болѣе или менѣе цѣльномъ тѣлѣ, подобно другимъ государствамъ, въ которыхъ самородное правительство вышло изъ народа и дѣйствуетъ съ народомъ, въ народѣ и для народа. Не желая знать или принять въ соображеніе искуственность, съ которою Габсбургскій домъ, чуждый всѣмъ австро-венгерскимъ народностямъ, кромѣ одной незначительной доли нѣмцевъ, старается править своимъ государствомъ, русская дипломатія смотритъ, по своимъ старымъ преданіямъ, на населеніе, управляемое Габсбургами, какъ на нѣчто безразличное, какъ на простой матеріалъ управленія. Эти, исключительно кабинетныя, отношенія, при которыхъ только въ воображеніи дипломатовъ существуютъ единство и крѣпость государственнаго строенія Австро-Венгріи, вводили Россію въ прежнее время въ большія ошибки и порою горькое разочарованіе. Петербургскій кабинетъ сносился съ вѣнскимъ кабинетомъ по одному общепринятому шаблону, а что составляло существо государственное въ Австріи, загораживаемое правительствомъ, того и де принимали въ разсчетъ. Оттого Россія ошибочно измѣряла удѣльный вѣсъ Австріи и теперь, кажется, продолжаетъ измѣрять его величиною государственной области и населенія: отсюда — и ошибочная оцѣнка ея силъ.
Но стоило бы только измѣнить нашу кабинетную политику, какъ она вездѣ въ Европѣ измѣнена, на народную, стоило бы только провѣтрить этотъ застоявшійся въ четырехъ стѣнахъ кабинетный воздухъ, впустить въ него свѣжую струю народности — и тогда представленіе объ Австріи или нынѣшней Австро-Венгріи, какое мы издавна составили себѣ, улетучилось бы. Австрія явилась бы на половину проникнутою склонностію ея населенія къ Россіи, и эта естественная склонность, будучи совершенно законною, постоянно дѣлала бы суетными всѣ движенія противъ Россіи другой половины населенія. Такимъ образомъ при народной и сколько-нибудь естественно-человѣческой политикѣ Россія не имѣла бы причины не только опасаться Австріи, но даже и принимать въ строгій разсчетъ ея голосъ въ международныхъ дѣлахъ, гдѣ замѣшаны наши существенныя пользы и выгоды. Относительно Россіи Австрія оставалась бы всегда недвижною, потому что два внутреннихъ противуположныхъ теченія взаимно сдерживали бы одно другое. Эта тайна основнаго бытія Австріи давно уже сознавалась и самими Габсбургами, и ихъ правительствомъ; они ставили ее выше даже самыхъ важныхъ политическихъ затрудненій, которыя имъ приходилось испытывать, — для нея они жертвовали многимъ. И тогда, когда Россія, ошибочно считая Австрію государствомъ подобнымъ другимъ, избирала путь и дѣйствовала согласно этому общему представленію, Австрія, руководимая тайною своего бытія, вдругъ сворачивала въ сторону и избирала, повидимому, ничѣмъ необъяснимое положеніе, которое только въ этой тайнѣ находило всегда свое разрѣшеніе. «Россія не должна имѣть нигдѣ и никогда въ Европѣ рѣшительнаго успѣха, особенно въ дѣлахъ славянскихъ, иначе она привлечетъ къ себѣ расположеніе австрійскихъ славянъ — и тогда Австрія окажется въ разложеніи. Внутреннее разложеніе еще не столь опасно, — его можно исцѣлить изворотливостію внутренней политики, — но разложеніе, устремленное за предѣлы государства и внѣ ихъ находящее себѣ причину, это то же, что государственное безсиліе, это — косность». Такова приблизительно формула этой тайны. Для поясненія достаточно указать на слѣдующее. Когда Суворовъ спасалъ Австрію отъ французовъ въ Италіи, вѣнскій дворъ подставлялъ ему при этомъ ногу и едва не успѣлъ сгубить всей русской арміи въ Швейцаріи. Когда императоръ Александръ I, изгнавши Наполеона изъ предѣловъ Россіи, шелъ освобождать Европу, Австрія оставалась на сторонѣ Франціи въ явномъ противорѣчіи съ своими собственными интересами. Только усиленное ухаживаніе русской дипломатіи за княземъ Шварценбергомъ и значительныя обезпеченія со стороны освобождающей Россія освобождаемой ею Австрія, и притомъ насчетъ славянъ, подвигнули, наконецъ, Австрію пристать къ союзнымъ Россіи и Пруссіи. Когда императоръ Николай I спасъ Австрію отъ распаденія, она всѣми мѣрами старалась умалить и исказить этотъ напрасный подвигъ союзническаго великодушія и потомъ въ удобную минуту нанесла вредъ Россіи. Только страхомъ за свое государственное бытіе можно объяснить эти поступки австрійскаго правительства и множество мелкихъ, съ ними однородныхъ. Вся Европа кричала на первыхъ порахъ о неблагодарности Австріи, тогда какъ тутъ дѣйствовало другое, болѣе уважительное и понятное, чувство самосохраненія. Отъ самосохраненія Австрія въ удобныя минуты спѣшила перейти къ нападенію, выражавшемуся во вредныхъ проискахъ и подкопахъ противъ Россіи. Примѣровъ — безъ числа.
Что же русская дипломатія, наученная опытомъ ы, вѣроятно, не хуже другихъ понимающая суть дѣла, — приняла ли она какія-либо мѣры къ тому, чтобы для Россіи Австрія ни въ какомъ случаѣ и ни при какихъ обстоятельствахъ не имѣла значенія какого бы то ни было препятствія?
Есть документальная доказательства, что въ 50-хъ годахъ русская дипломатія смотрѣла на Австрію именно такъ, какъ я сказалъ выше; затѣмъ въ завѣдываніе министерствомъ иностранныхъ дѣлъ вступилъ князь Горчаковъ, имѣвшій во время своего пребыванія въ Вѣнѣ полную возможность изучить внутренній составъ Австрійской имперіи. При кн. Горчаковѣ взглядъ нашей внѣшней политики, а также и пріемы ея нисколько не измѣнялись. Послѣ Парижскаго мира нашей дипломатіи предоставлялось навѣсить и обсудить наши отношенія въ Австрія, пользуясь свѣжимъ урокомъ, который долженъ былъ убѣдить въ совершенной непригодности школы гр. Нессельроде. Прежнія связи порваны, свобода дѣйствія была полная. Однако мы не только ни на шагъ не отступили отъ прежняго способа воззрѣнія на Австрію, не только не постарались познакомиться съ отечественною исторіей прошлаго столѣтія и заручиться въ самой Австріи благопріятными для насъ элементами, а напротивъ, при всякомъ лживомъ крикѣ, умышленно-недобросовѣстномъ обвиненія насъ въ панславизмѣ, принимая все это за чистую монету, старались чураться всего славянскаго, отказывались и отъ законныхъ общечеловѣческихъ правъ, какими пользовались, напримѣръ, германскіе нѣмцы относительно остзейскихъ нѣмцевъ. Нашъ представитель въ Вѣнѣ г. Новиковъ зналъ только кабинетныя сношенія и старался быть пріятнымъ вѣнскому двору, обнаруживая совершенно противоположное направленіе тому, которому долженъ бы былъ слѣдовать въ истинныхъ интересахъ Россіи и въ преемствѣ историческаго преданія.
Вышло то, что мы собственными же усиліями придавали призрачной Австрія, какою она должна бы быть для Россія, плоть и кровь. Вопли противъ насъ продолжали раздаваться съ цѣлью запугать насъ, чтобы мы съ кривой не свернули на настоящую дорогу, и чѣмъ громче порою они слышались, тѣмъ ревностнѣе трудились мы надъ созданіемъ изъ Австріи дѣйствительнаго органическаго государства согласно нашимъ кабинетнымъ представленіямъ. Въ итогѣ получилось то, что и въ 70-хъ годахъ изъ опасенія Австріи, вамъ подлиннаго государства, мы сдѣлай ей такъ много уступокъ, такъ усердно засылали къ ней и заискивали въ ней, что послѣдняя турецкая война принесла намъ только ущербъ въ международномъ положеніи, а Австріи — осязательныя выгоды. Кромѣ того, держась стародавняго представленія объ Австріи, какъ цѣльномъ и свободно дѣйствующемъ государствѣ, мы дали поводъ Англіи и Германіи разсчитывать на Австрію какъ на могущественнаго фактора въ рѣшеніи восточнаго вопроса въ смыслѣ для насъ неблагопріятномъ.
Насколько мы не знали Австріи и ошибались въ ея дѣйствительномъ значеніи, укажу на одинъ случай, обнаружившій изъ-подъ личины государственной силы ея жизненную слабость. Какъ извѣстно, въ предпослѣднюю турецкую войну Австрія выдвинула въ тылъ нашивъ войскамъ двѣ арміи: одну — къ границамъ Румыніи, другую — къ Землину. Войска ея знали, что цѣль этого движенія была во вредъ Россіи; между тѣмъ всѣ вообще славянскія народности были одушевлены въ пользу Россіи, и это чувство не могло не отразиться и въ славянскихъ войскахъ. И вотъ, подойдя къ Землину, славянскіе полки отказались идти дальше. Смута и переполохъ были страшные. Австрійскія власти прибѣгли къ хитрости; они объявили солдатамъ, что они дальше не пойдутъ, что ихъ распускаютъ по домамъ и чтобы поэтому они сдали свое оружіе. Солдаты повиновались и когда оружіе было у нихъ отобрано, ихъ окружили нѣмецкими и мадьярскими полками и потомъ безъ разбора, отсчитывая девять, каждаго десятаго разстрѣливали. Случай этотъ не былъ допущенъ къ оглашенію въ печати. Австрійское правительство приглушило его. Извѣстенъ ли былъ онъ нашей дипломатіи? Но не мѣшало бы, чтобы тогда же дипломатія приняла его въ соображеніе на будущее время.
Итакъ, Австрія всего болѣе страшится русской народной политики и употребляетъ всѣ усилія, чтобъ ея не было и духа. Оффиціальный Петербургъ для нея не страшенъ: это видно изъ тысячи любезностей, которыми русская дипломатическая газета напутствовала удалявшагося изъ Петербурга графа Кальноки-де-Кереспатакъ, и изъ другихъ уже не совсѣмъ похвальныхъ поступковъ этой газеты, печатающей пристрастно и завѣдомо-ложно такія одностороннія извѣстія, которыя служатъ къ выгодѣ Австріи и обману общественнаго мнѣнія Европы. Австрія хорошо поникаетъ, что иное дѣло — Россія, представляемая дипломатіей, и иное дѣло — Россія въ русскомъ народѣ. Ничто не могло бы такъ убійственно подѣйствовать на Австрію и принести дѣйствительный миръ Европѣ, какъ хотя временное отстраненіе дипломатическихъ ширмъ и непосредственное пребываніе русскаго Царя въ средѣ своего народа. И вотъ наглядное и знаменательное тому доказательство.
Въ Боккѣ Которской объявленъ былъ прошлою весной рекрутскій наборъ. Австрійское правительство предвидѣло затрудненіе въ исполненіи итого несправедливаго распоряженія, нарушавшаго исконная права мѣстнаго населенія, укрѣпленныя за никъ обязательствомъ Габсбурговъ и ручательствомъ императора Александра I въ письмѣ къ черногорскому владыкѣ Петру Петровичу Негошу. Приготовленія однако шли своимъ чередомъ. Населеніе было оповѣщено. Вдругъ получается въ Вѣнѣ извѣстіе, что русскій Императоръ предпринялъ путешествіе въ Москву и далѣе во внутреннія великороссійскія губерніи. Мигомъ, будто но какому волшебству, всѣ слухи о наборѣ замолкли, распоряженія пріостановились, правительственныя власти смолкаютъ; нѣтъ больше и помину о наборѣ. Съ чуткимъ трепетомъ прислушиваются въ Вѣнѣ ко всему, что сообщается о Высочайшемъ путешествіи. Внутренняя австрійская политика притихла. Ее смущаютъ безчисленные неумолкаемые и восторженные голоса русскаго народа, встрѣчающаго и привѣтствующаго лицомъ къ лицу своего Государя и непосредственно изъ устъ царскихъ слышащаго милостивое царское слово. Грознымъ призракомъ возстаютъ передъ Вѣной живая русская сила, готовая на всякое самопожертвованіе, могучій русскій духъ въ прямомъ общенія съ русскимъ Царемъ. Все, что было затѣяно и подготовлялось смутнаго и неправеднаго, отложено въ ожиданіи будущаго. Ждутъ, не будетъ ли какихъ извѣстій, хотя косвенно относящихся до международнаго положенія Россіи. Но Высочайшее путешествіе окончено. Съ удвоенною торопливостью дѣлаются вновь изъ Вѣны распоряженія о рекрутскомъ наборѣ; возможность сопротивленія мѣстнаго населенія уже болѣе не принимается въ соображеніе. Вѣнскій кабинетъ какъ будто чувствуетъ себя вновь съ развязанными руками. Генералъ Даленъ объявляетъ рекрутскій наборъ и въ прокламаціи обязываетъ мѣстное населеніе, — умалчивая, что оно находится въ подданствѣ у султана, — служить подъ австрійскимъ знаменемъ и идти куда укажетъ его императорско-королевско-апостолическое величество. Послѣдствія принадлежатъ уже настоящей минутѣ.
Такимъ образомъ разгадка на-лицо. Внѣшнее опредѣленіе Россіи не тамъ, гдѣ сочиняются ноты, откуда направляются въ извѣстныя газеты восторженныя похвалы и барону Гаймерле, и графу Кальноки, гдѣ для общаго свѣдѣнія отмѣчается, какое выраженіе лица замѣчалось у князя Бисмарка, — не тамъ, гдѣ во всеуслышаніе говорятъ: «Мы счастливы, что предугадали со стороны гр. Кальноки и изъ его собственныхъ устъ свидѣтельство о томъ, что онъ удостовѣренъ въ миролюбіи Россіи» (тогда какъ, наоборотъ, приличнѣе бы было назвать гр. Кальноки счастливымъ вслѣдствіе миролюбія Россіи); но опредѣленіе это тамъ, гдѣ русскій Царь и съ нимъ весь его преданный народъ. Вотъ гдѣ подлинная Россія, которой боится, которою дорожитъ Австрія.
Да, не Австрія нужна Россіи, а Россія нужна для Австріи.
Данцигское свиданіе, состоявшееся въ послѣднихъ числахъ августа послѣ Высочайшаго путешествія по кореннымъ русскихъ областямъ, заставило Австрію обнаружить это признаніе довольно замысловатымъ способомъ. Будто бы императоръ Францъ-Іосифъ, находясь въ Мишкольце и спѣша на маневры къ своимъ «храбрымъ» войскомъ, бросилъ въ стоявшую на ему корзину клочки двухъ полученныхъ имъ въ тотъ день телеграммъ: одной — отъ русскаго Императора, другой — отъ барона Гаймерле.
На судѣ въ Мишкольце дѣло представилось въ слѣдующемъ видѣ. Послѣ отбытія императора Франца-Іосифа изъ Мишкольце, вся мебель изъ помѣщенія, имъ занимаемаго, была отнесена обратно въ мебельный магазинъ, откуда была взята на прокатъ для императорскаго двора. Въ числѣ прочихъ вещей попала въ магазинъ и корзина съ бумагами. Журналистъ Винчи, слѣдившій за этимъ передвиженіемъ мебели, замѣтилъ въ корзинѣ красные клочки какихъ-то бумагъ; онъ собралъ ихъ и унесъ съ собою. На досугѣ онъ сложилъ эти клочки и получилъ полный текстъ двухъ депешъ, которыя и отдалъ напечатать въ мадьярской газетѣ Egyétértes.
Депеши эти были шифрованныя и гласили:
Первая, которую, вслѣдъ за мадьярскою нескромною газетой, поторопилась обнародовать и наша Journal de St. Pétersbourg:
"Его величеству, императору австрійскому въ Мишкольце.
«Поздравительная телеграмма, присланная тобою по случаю дня Моего тезоименитства, глубоко тронула Меня и Я отъ души благодарю тебя за нее. Я былъ очень радъ видѣть императора Вильгельма, уважаемаго друга, съ которымъ насъ связываютъ общія узы самой глубокой привязанности» — «Александръ».
Эта депеша помѣчена: «С.-Петербургъ 12 сентября (31 августа) 1881 г.»
Другая:
"Вѣна 15 (3) сентября 1881 г., 4 ч. 58 м пополудни.
«Графъ Кальноки телеграфируетъ: г. Гирсъ, котораго я только-что видѣлъ, очень доволенъ взаимными впечатлѣніями данцигскаго свиданія. Императоръ Александръ возвратился съ высокими чувствами успокоенія и внутренняго удовольствія; въ особенности хорошее впечатлѣніе произвела какъ на Царя, такъ и на г. Гирса мудрость и неожиданная умѣренность словъ князя Бисмарка и успокоила ихъ относительно того, что онъ не преслѣдуетъ нигдѣ никакихъ иныхъ, кромѣ мирныхъ, цѣлей. Императоръ Вильгельмъ сообщилъ императору Александру столь успокоительное заявленіе въ Гаштейнѣ нашего всемилостивѣйшаго государя и прибавилъ, что онъ съ радостію нашелъ подтвержденіе извѣстныхъ ему дружественныхъ чувствъ его императорскаго королевскаго апостолическаго величества. Послѣ того, какъ г. Гирсъ фактически подтвердилъ, что на полѣ внѣшней политики нѣтъ никакого внушающаго опасенія вопроса, разговоръ сосредоточился главнымъ образомъ на борьбѣ съ соціалистическою опасностію, и тутъ также князь Бисмаркъ рекомендовалъ большую осторожность и умѣренность при предложеніи международныхъ мѣръ. Г. Гирсъ говоритъ, что самая многозначительная сторона данцигскаго свиданія заключается въ томъ, что Царь тѣмъ самымъ не двусмысленно выразилъ предъ лицомъ всей Россіи свою волю продолжать консервативную и миролюбивую политику». — «Гаймерле».
Судебное преслѣдованіе за напечатаніе этихъ депешъ было возбуждено по требованію барона Гаймерле, на основаніи полномочія, даннаго ему императоромъ Францомъ-Іосифомъ. Судъ приговорилъ журналиста Банчи къ аресту на 3 дня и денежному штрафу въ 30 флориновъ.
Бывшій австро-венгерскій министръ иностранныхъ дѣлъ бар. Гаймерле не нашелъ неумѣстнымъ предавать гласности суда это дѣло. Такимъ образомъ самый приговоръ суда установилъ достовѣрность того будто бы пути, какимъ депеши, не подлежащія обнародованію, попали въ печать.
Обвиненіе, поддерживаемое прокуроромъ, мотивировано нарушеніемъ тайны писемъ и депешъ, совершеннымъ чрезъ противозаконное присвоеніе себѣ того, что послано было на имя другаго лица. Но едва ли такого рода обвиненіе можетъ быть состоятельно въ данномъ случаѣ: могла ли тайна продолжать оставаться тайною, когда раскрытый шифръ депеши бросается въ корзину какъ уже ни къ чему не пригодный? И развѣ взять изъ корзины клочки бумаги, предоставленные на произволеніе перваго встрѣчнаго, значитъ присвоить себѣ то, что принадлежитъ другому? Подстольная корзина никогда не можетъ отправлять службу ни портфеля, ни архива.
Неизвѣстно, какъ взглянула на клочки императорской депеши русская дипломатія, по конечно въ русскомъ царствѣ найдется не одинъ вѣрноподданный, который возмутится такимъ обращеніемъ съ депешею своего Государя. Дальнѣйшее оффиціальное молчаніе не можетъ, конечно, успокоить справедливое негодованіе русскаго человѣка.
Но такъ ли все это было въ дѣйствительности, хотя приговоръ суда, повидимому, и подтвердилъ справедливость разсказа Банчи?
Въ недавнее время были на Западѣ случаи обнародованія секретныхъ документовъ, и каждый разъ такой поступокъ приписывался нескромности мелкихъ чиновниковъ, переписчиковъ, тогда какъ на самомъ дѣлѣ все совершалось по распоряженію самого министра, который, не рѣшаясь прямымъ путемъ нарушить дипломатическое приличіе, избиралъ для того окольный путь. Обыкновенно сообщался во всеобщее свѣдѣніе такой документъ, которымъ министръ могъ похвалиться передъ обществомъ или палатами. Достаточно припомнить дѣло Марвина.
18 (30) мая 1878 г. между маркизомъ Солсбери и графомъ Шуваловымъ состоялось секретное соглашеніе, безъ котораго не могъ быть созванъ и Берлинскій конгрессъ, какъ вѣнецъ стой солидарности съ великими державами, которой, по выраженію правительственнаго заявленія, Россія добивалась двадцать лѣтъ. По этому секретному соглашенію Россія отказалась въ Азіи отъ Баязеда, этой дорогой по своему стратегическому значенію крѣпости, вдвойнѣ дорогой — и по количеству пролитой подъ ея стѣнами русской крови, и по достославному сидѣнью въ ней полковника Штоквица. По этому хе соглашенію Россія отступилась отъ условій Санъ-Стефанскаго договора, касавшихся Европейской Турціи, и жертвовала миѳическому европейскому концерту, созданному воображеніемъ князя Горчакова, правами своей государственной полновластности и главнѣйшими итогами многотрудной войны. Всѣ эти лживыя угрозы европейскаго вооруженнаго вмѣшательства, всѣ эти семитысячныя индійскія арміи, перевезенныя на Мальту, всѣ эти флоты, снаряженные къ берегамъ Босфора, были лишь мыльнымъ пузыремъ, по позднѣйшему признанію самихъ англійскихъ министровъ, и однако они произвели въ свое время такое сильное дѣйствіе на графа П. А. Шувалова, что онъ счелъ нужнымъ совершить поѣздку въ Петербургъ и потомъ немедленно, по возвращенія въ Лондонъ, подписать роковое майское соглашеніе. Лорду Биконсфильду было чѣмъ щегольнуть передъ общественнымъ мнѣніемъ — и вдругъ въ газетѣ Globe появляется текстъ этого самаго соглашенія, переписанный въ лишнемъ экземплярѣ нѣкіимъ вольнонаемнымъ служащимъ въ Forreing Office, Марвиномъ. Публика могла бы еще сомнѣваться въ подлинности этого документа; но чтобъ отстранить всякое сомнѣніе въ этомъ отношеніи, лордъ Биконсфильдъ обращаетъ дѣло къ суду. Судъ разбираетъ и ставитъ противъ Марвина обвинительный приговоръ, опредѣляя [ему двухнедѣльный арестъ. Цѣль достигнута, подлинность оглашеннаго документа доказана — и лордъ Биконсфильдъ торжествуетъ.
Сходство обстоятельствъ наводитъ на мысль, не съ подобною ли цѣлью обнародованы и австрійскіе секретные документы, а для лучшаго отвода избрана незначительная, но независимая и сенсаціонная мадьярская газета? Въ самомъ дѣлѣ, въ Данцигѣ происходитъ неожиданное свиданіе между русскимъ и германскимъ императорами; общественное мнѣніе незадолго до того считаю Австро-Венгрію отстраненною отъ взаимныхъ дружескихъ связей двухъ сѣверныхъ имперій; свобода дѣйствія Австро-Венгріи на Балканскомъ полуостровѣ, еслибъ она не была обезпечена благоволительнымъ расположеніемъ Россіи, не могла бы казаться прочною; самые народы Австро-Венгерской монархіи не могли бы съ увѣренностію поддерживать свое правительство въ его движеніи на Востокъ, и вообще ощущалось въ это время какое-то тревожное опасеніе, которое невольно выдавало сокровенную робость и тайно сознаваемое безсиліе Австро-Венгрія, коль скоро у нея не было надежной поруки въ Россіи. И вотъ, чтобъ успокоить общественное мнѣніе, чтобы доказать, что Австро-Венгрія сильна въ своихъ дѣйствіяхъ дружбою Россія, что противъ нея нечего не имѣется, что и она причастна тѣснымъ узамъ связующимъ Россію и Германію, — появляются на свѣтъ двѣ секретныя депеши. Подлинность одной спѣшить подтвердить Journal de S.-Pétersbourg, воспроизводя ее у себя; подлинность второй никѣмъ не опровергается, а обѣихъ вмѣстѣ подтверждается судомъ, что и слѣдовало доказать въ интересѣ вѣнскаго двора.
Какъ бы то ни было, для трезваго русскаго взгляда не подлежитъ болѣе сомнѣнію, что силу свою и увѣренность въ самой себѣ Австрія почерпаетъ лишь въ Россіи при посредствѣ берлинскаго двора. Стало-быть, не мы должны заискивать въ ней, а она въ насъ. Если она обнаруживаетъ удивительную, даже непонятную спѣлость въ своихъ дѣйствіяхъ на Балканскомъ полуостровѣ, гдѣ каждый шагъ ея попираетъ старинныя историческія пріобрѣтенія Россіи и во всякое другое время могъ бы возбудить европейскую тревогу, то очевидно, что ей не страшенъ дипломатическій Петербургъ.,