Викитека

Заметки о древнерусской одежде и вооружении (Стасов)/ДО

Заметки о древнерусской одежде и вооружении
авторъ Владимир Васильевич Стасов
Опубл.: 1882. Источникъ: az.lib.ru

ЗАМѢТКИ О ДРЕВНЕ-РУССКОЙ ОДЕЖДѢ И ВООРУЖЕНІИ.

править
По поводу изданія:

Матеріалы по исторіи русскихъ одеждъ и обстановки жизни народной, издаваемые, по Высочайшему соизволенію, В. Прохоровымъ. С.-Петербургъ. 1881.

править

Книга, которой заглавіе мы выписали выше, заслуживаетъ самаго серьезнаго вниманія? Авторъ ея принадлежитъ къ числу немногихъ нашихъ истинныхъ знатоковъ древне-русской жизни въ ея бытовыхъ памятникахъ. Нѣсколько десятковъ лѣтъ своей жизни онъ употребилъ на собираніе и изслѣдованіе этихъ памятниковъ, а впослѣдствіи и на изданіе ихъ. Одинъ изъ крупнѣйшихъ отдѣловъ христіанскаго музея нашей академіи художествъ — отдѣлъ русскій, въ значительной долѣ составленъ" изъ бывшихъ коллекцій г. Прохорова. Изданія этого археолога: «Христіанскія древности и археологія», «Русскія древности», заключающія собраніе многочисленныхъ и разнообразныхъ статей но части археологіи русской, византійской и древне-христіанской, издавна пользуются у насъ заслуженною извѣстностію въ кругу знатоковъ. При такихъ данныхъ, быть можетъ, никто въ настоящее время не имѣлъ у насъ больше г. Прохорова правъ на то, чтобы заняться изслѣдованіемъ о древне-русской одеждѣ. Это такой предметъ, къ которому часто приходится теперь обращаться и нашему художнику, и ученому, и даже многимъ изъ среды нашей публики. Живописецъ и скульпторъ для своихъ художественныхъ произведеній, рисовальщикъ для театральныхъ костюмовъ, литераторъ для романа, повѣсти или драмы, ученый для своихъ историческихъ изслѣдованій — всѣ они нуждаются въ такой книгѣ, гдѣ были бы собраны и изслѣдованы имѣющіяся въ настоящее время ни лицо данныя о русской одеждѣ въ равные періоды вашей исторіи, и гдѣ были бы изображены эти одежды на основаніи совершенно точныхъ памятниковъ. Такія изданія давно уже есть въ остальной Европѣ, у всѣхъ значительнѣйшихъ народовъ, и давно уже стоитъ очередь также за нами. Къ сожалѣнію, ни одного не только вполнѣ удовлетворительнаго, по даже сколько-нибудь посредственнаго изданія подобнаго рода изслѣдованій и описанія древней русской одежды у насъ нѣтъ. То, что изложено Висковатовымъ на первыхъ страницахъ его извѣстнаго сочиненія: Историческое описаніе одежды и вооруженія россійскихъ войскъ", на столько кратко, поверхностно и неполно, что не можетъ заслуживать серьезнаго вниманія; притомъ, по самой сущности сочиненія, здѣсь ни слова не сказало объ одеждѣ древне-русскихъ женщинъ.

Лучшее, что было сдѣлано по этой части, это — небольшое изслѣдованіе Оленина: «Опытъ объ одеждѣ, оружіи, нравахъ, обычаяхъ» степени просвѣщенія Словянъ отъ времени Траяна и Русскихъ до Нашествія Татаръ". Оленинъ былъ въ свое время хорошій знатокъ русской археологіи и древне-русскаго искусства; притомъ, какъ президентъ академіи художествъ и директоръ императорской петербургской публичной библіотеки, онъ былъ постоянно окруженъ тѣми людьми и тѣмъ научнымъ матеріаломъ, которые могли быть ему всего болѣе пригодны для предпринятаго имъ изданія. И людьми, и матеріаломъ онъ имѣлъ возможность пользоваться очень хорошо, и потому небольшое его сочиненіе о русскихъ одеждахъ, съ небольшимъ же атласомъ рисунковъ: (12 листовъ), вышло сочиненіемъ, имѣющимъ очень значительную научную и художественную цѣнность, не смотря на всю недаровитость автора, и во многихъ случаяхъ очень смѣшной способъ его изложенія. Но въ настоящее время этого сочиненія уже нигдѣ нѣтъ въ обращеніи, оно составляетъ величайшую библіографическую рѣдкостъ. При томъ, оно не можетъ быть удовлетворительно теперь, такъ какъ Оленинъ далеко не воспользовался всѣмъ тѣмъ матеріаломъ, какимъ могъ бы воспользоваться въ свое время, и сверхъ того, его сочиненіе напечатано было въ 1832 году, а въ теченіе пятидесяти лѣтъ, протекшихъ съ тѣхъ поръ, появилось на свѣтъ много новыхъ памятниковъ и матеріаловъ, принадлежащихъ старѣйшимъ періодамъ русской жизни, и еще вовсе не извѣстныхъ Оленину. Г. Прохоровъ взялъ теперь ту самую задачу, которую далеко не вполнѣ выполнилъ его предшественникъ, и при обширномъ своемъ археологическомъ знаній и долговременной подготовкѣ, подвинулъ дѣло значительно впередъ.

Уже одни рисунки, приложенные къ его труду, прекрасно исполненные въ его собственной литографіи, далеко превосходятъ маленькій атласъ Оленина и по количеству, и по достоинству. Что касается послѣдняго качества, то у г. Прохорова немыслимо было бъ и ожидать такихъ странныхъ ошибокъ, какія еще возможны были во времена Оленина. Такъ напримѣръ, не смотря на все свое археологическое знаніе и на всѣ часто очень глубокія и важныя соображенія, сближенія и выводы по части, русской исторической древности, Оленинъ еще могъ представить, въ видѣ образца древнѣйшей русской архитектуры, рисунки Коломенскаго дворца, построеннаго при царѣ Алексѣѣ Михайловичѣ: въ послѣднія 60 лѣтъ понятія о русской архитектурѣ совершенно измѣнились, и получили, наконецъ, настоящую научную основу. Точно также, у г. Прохорова нѣтъ уже болѣе исключительнаго вѣрованія. въ норманское происхожденіе призванной въ наше отечество «Руси», а потому многое, что въ Оленинское время объяснялось норманскими памятниками, обычаями и жизнью, получаетъ у него совершенно другое объясненіе. Сверхъ того, въ наше время не царствуетъ болѣе въ археологической. наукѣ того эстетическаго высокомѣрія, которое. тамъ., еще гвѣздилось въ прежнее время и заставляло Оленина, сказать въ своемъ предисловіи: «Въ числѣ моихъ рисунковъ находятся и такіе, которые грубостью и уродливостью рисунка покажутся недостойными сего собранія; по за совершеннымъ недостаткомъ хорошихъ того времени памятниковъ, и сіи, такъ сказать, каррикатуры весьма драгоцѣнны и достойны большаго уваженія, какъ несомнѣнныя свидѣтельства въ вѣрности археологическихъ и этнографическихъ соображеній». Вслѣдствіе такого страннаго понятія, Оленинъ, заставлялъ своихъ рисовальщиковъ выправлять иное въ лицахъ, складкахъ и прочихъ изображаемыхъ у него въ атласѣ фигуръ. Нынѣшніе археологи посмотрѣли бы съ презрѣніемъ на такія поправки, и никогда не вздумали бы извиняться передъ своими читателями за недостаточное изящество и грубость своего историческаго матеріала. Чопорныя преданія, XVIII вѣка давно уже прошли, и нынѣшній археологъ, заботится только объ одномъ: какъ бы съ наибольшею вѣрностію и неумытною правдою передать все, всѣ рѣшительно черты и особенности своего оригинала, что бы, впрочемъ, о: нихъ ни подумала публика. Что же касается до количества памятниковъ, заключающихся въ атласѣ г. Прохорова, то они во много разъ превосходятъ собраніе древнихъ памятниковъ, представленныхъ въ. атласѣ Оленина. Оленинъ, правда, говорилъ въ своемъ текстѣ: «Мой трудъ составить какъ будто отрывокъ общаго этнографическаго ни народоописательнаго полнаго курса нравовъ и обычаевъ, который столь нуженъ, не только для Россіи, но, можетъ быть, и для художниковъ цѣлой Европы! Ибо подобнаго сочиненія съ надлежащею полнотою и разборомъ нигдѣ до сихъ поръ не существуетъ». Но, не смотря на многія достоинства, его книжкѣ и атласу далеко до того, чтобы составить удовлетворительный русскій контингентъ въ общеевропейскомъ сочиненіи о костюмѣ. Оленинъ оставилъ безъ вниманія, безъ употребленія для своего сочиненія множество фресокъ, разсѣянныхъ по древнимъ русскимъ церквамъ, множество миніатюръ, наполняющихъ древнѣйшія паши рукописи, множество крупныхъ и некрупныхъ памятниковъ всякаго рода, входящихъ въ составъ вашихъ музеевъ (и извѣстныхъ уже и въ его время), или до сихъ поръ находящихся въ рукахъ у народа: ему стоило бы только обратить больше вниманія на это обильное собраніе документовъ древности, и тогда онъ, уже 50 лѣтъ тому назадъ, сдѣлалъ бы то, что теперь только сдѣлано г. Прохоровымъ. Этотъ послѣдній воспользовался если не всѣмъ рѣшительно матеріаломъ, какой только у насъ есть на лицо, то по крайней мѣрѣ всѣмъ главнымъ, и потому-то его книга представляетъ такой значительный вкладъ въ нашу археологическую литературу. Мнѣ особенно пріятно указать на достоинства новаго изданія г. Прохорова потому, что значеніе этого археолога далеко не въ полной мѣрѣ и далеко не по заслугамъ признается вашими учеными. Выпущенный нынѣ въ свѣтъ томъ не заключаетъ въ себѣ всего сочиненія г. Прохорова. Текстъ и рисунки идутъ только до конца XII вѣка: значитъ, надо ожидать еще нѣсколько такихъ же выпусковъ, какъ настоящій, хотя ни въ текстѣ, ни на оберткѣ нигдѣ не объявлено о продолженіи сочиненія. Въ своемъ періодическомъ изданіи Русскія древности г. Прохоровъ, отъ 1871 до 1876 года, напечаталъ рядъ статей подъ заглавіемъ: «Матеріалы для исторіи русскихъ одеждъ». Эти статьи, составляющія какъ бы предварительную разработку, въ сокращенномъ и довольно сжатомъ видѣ, той же самой задачи, которую трактуетъ теперь въ большемъ объемѣ разсматриваемое здѣсь сочиненіе, представили обозрѣніе русскихъ одеждъ, начиная отъ временъ до-историческихъ до конца XVII столѣтія. Поэтому надо полагать, что настоящее изданіе не ограничится однимъ только первымъ періодомъ русской исторіи — временемъ до татарскаго нашествія — и впослѣдствіи представитъ полную разработку исторіи остальныхъ періодовъ, какъ это было сдѣлано въ статьяхъ Русскихъ древностей.

Въ первомъ, нынѣ появившемся, выпускѣ сочиненія г. Прохорова, главное достоинство заключается въ рисункахъ. Текстъ служитъ лишь объясненіемъ представленнаго въ рисункахъ матеріала и не моютъ считаться самостоятельнымъ, научнымъ, цѣлымъ. Для того, чтобъ ему быть, дѣйствительно строго-научнымъ, онъ долженъ былъ бы сдѣлаться менѣе отрывоченъ и болѣе послѣдователенъ и связенъ, а что касается первоначальнаго, до-историческаго времени, онъ не долженъ былъ бы вдаваться въ. обширное: изложеніе археологическихъ находокъ, со всею ихъ исторіей и обстоятельствами, а вмѣсто того долженъ былъ бы прямо налагать результаты, получаемые для даннаго времени, отъ находокъ. Такъ, напримѣръ, вмѣсто того, чтобы разказывать, что именно и когда, и какъ было найдено въ Чертомлыцкомъ курганѣ или въ Ананьинскомъ могильникѣ и другихъ археологическихъ мѣстностяхъ смѣшанно, одною общею массой; авторъ обязанъ былъ распредѣлятъ полученные изъ-раскопокъ предметы и свѣдѣнія прямо по тѣмъ систематическимъ отдѣламъ, куда они принадлежатъ по его мнѣнію: одежду съ одеждой, оружіе съ оружіемъ, предметы обстановки съ предметами обстановки. Первая манера изложенія очень умѣстна была бы въ сочиненіи, имѣющемъ предметомъ исторію археологическихъ находокъ, но не исторію одеждъ. То же самое относится и до временъ историческихъ. вмѣсто того, чтобы подробно описывать все изображенное на фрескахъ лѣстницы Кіевскаго Софійскаго собора, или на миніатюрахъ Святославова сборника… г. Прохоровъ долженъ былъ бы извлечь оттуда только то, что, по его мнѣнію, можотъ годиться для описанія русскихъ одеждъ XI вѣка. Вообще говоря, въ текстѣ г. Прохорова очень часто на первомъ мѣстѣ является страстный археологъ, увлекающійся любопытнымъ предметомъ, и нѣсколько нарушающій рамки избраннаго имъ: на нынѣшній разѣ исключительнаго вопроса.

Но не смотря, на указанные недостатки текста, мы въ немъ находимъ множество такихъ отдѣльныхъ наблюденій, выводовъ и указаній, которыхъ никто, кромѣ г. Прохорова, до сихъ поръ не дѣлалъ. Такъ на-r., примѣръ, онъ первый обратилъ вниманіе на одну подробность одежды, составляющую одно изъ различій между византійскимъ костюмомъ собственно самихъ Византійцевъ и византійскимъ костюмомъ, употребившимся Русскими. Эта подробность такъ-называемое «напольное украшеніе», большой четвероугольный кусокъ матеріи, нашитый на полѣ корзна или верхняго плаща на вышинѣ груди. Это напольное украшеніе всегда присутствуетъ на одеждахъ знатныхъ Византійцевъ и Византіекъ и всегда отсутствуетъ на одеждахъ знатныхъ Русскихъ, мужчинъ и женщинъ. Примѣта очень важная, очень пригодный и вѣрный признакъ для распознаванія національности, когда эта послѣдняя, что нерѣдко бываетъ въ нашихъ древнихъ памятникахъ, является сомнительною. Точно также, никто раньше г. Прохорова не дѣлалъ того наблюденія, что шапка на князѣ Святославѣ, въ извѣстной миніатюрѣ Святославова сборника, представляющей русское княжеское семейство, имѣетъ вполнѣ характеръ финскій: это головная покрышка съ поднятыми наушниками въ родѣ треуха и существуетъ до сихъ поръ, особенно на сѣверѣ, у многихъ Финскихъ племенъ. Такъ точно, никто раньше г. Прохорова не указывалъ на необыкновенное сходство узора въ шахматъ малороссійской плахты съ подобнымъ же узоромъ за платьѣ древне-малоазійскихъ, а значитъ, и древне-греческихъ и этрусскихъ женщинъ, какъ мы его видимъ на всѣхъ росписныхъ вазахъ болѣе древняго періода. Все это сближенія очевидныя, крайне остроумныя и важныя по своимъ послѣдствіямъ. Они свидѣтельствуютъ о большомъ знаніи и наблюдательности. А такихъ важныхъ новыхъ фактовъ я могъ бы въ сочиненіи г. Прохорова указать очень много, и по своей значительности они широко выкупаютъ тѣ недостатки текста, о которыхъ я говорилъ выше.

Повторяю, главную роль въ изданіи г. Прохорова играютъ рисунки. Правда, эти рисунки представляютъ въ иныхъ случаяхъ поводъ къ порицанію автора. Во многихъ случаяхъ онъ не входитъ ни въ какія детальныя объясненія формы, украшеній и употребленія того или другаго предмета, а прямо ссылается на рисунокъ, предоставляя самому читателю разсматривать, соображать и рѣшать какъ ему будетъ угодно. Сверхъ того, за многихъ таблицахъ нѣтъ никакого указанія: откуда происходятъ такіе или другіе предметы, гдѣ они были отысканы или въ какихъ сочиненіяхъ говорится о нихъ. Такъ напримѣръ, читателю предоставляется самому розыскивать, если ему понадобится провѣрка: откуда именно происходятъ тѣ предметы, подъ изображеніями которыхъ у г. Прохорова лаконически подписано: ожерелья изъ русскихъ кургановъ", браслеты, найденные въ древнихъ русскихъ курганахъ различныхъ мѣстностей", «каменныя бабы, наход. въ южной и восточной Россіи», «гребешки, пожны, копоушка, подвѣска, найденные въ курганахъ различныхъ мѣстностей Россіи» и т. д.[1]; точно также, рисунки, взятые изъ русскихъ: и иностранныхъ сочиненій, не носитъ указанія своего происхожденія. Текстъ, съ своей стороны, ничуть не пополняетъ этихъ пробѣловъ. Все это — недостатки, которые очень жалко встрѣчать въ книгѣ г. Прохорова, но они не умаляютъ внутренняго, кореннаго, значенія ея.

Раньше всего, нельзя не замѣтить, что эти рисунки выполнены отлично, со всевозможною археологическою точностью, а вовторыхъ, количество ихъ чрезвычайно значительно, такъ что наврядъ ли можно указать изъ всего, до сихъ поръ имѣющагося на лицо, матеріала для исторіи русскихъ одеждъ до конца XII вѣка что не вошло бы въ составъ рисунковъ г. Прохорова.

Сначала идутъ у него многочисленные рисунки, изображающіе разнообразныя подробности костюма и вооруженій тѣхъ племенъ до: историческихъ, которыя г. Прохоровъ счелъ нужнымъ включить въ свою общую картину — это племена Скиѳскія, о нихъ я буду говорить ниже. Затѣмъ у него представлены костюмы, принадлежащіе разнымъ" народамъ на нѣкоторыхъ керченскихъ фрескахъ первыхъ столѣтій послѣ Р. Хр. Далѣе слѣдуютъ въ высшей степени интересные предметы, полученные изъ раскопокъ въ Кіевской и Полтавской губерніи г. Самоквасова (два серебряныхъ турьихъ рога, желѣзные шлемы, рубашка и шапка изъ золотой матеріи съ золотыми металлическими бляхами и орнаментами, золотые вѣнчики, браслеты и другія женскія украшенія); потомъ представлены цѣлыя таблицы серегъ, ожерелій, браслетовъ, пряжекъ, застежекъ, подвѣсокъ, каменнаго, бронзоваго и желѣзнаго оружія, полученныхъ изъ раскопокъ въ разнообразнѣйшихъ краяхъ Европейской и Азіатской Россіи. Тутъ же является нѣсколько образцовъ такъ-называемыхъ каменныхъ бабъ изъ равныхъ мѣстностей южной и восточной Россіи и любопытная маленькая бронзовая статуэтка, до сихъ поръ извѣстная подъ именемъ божка, найденная въ одномъ курганѣ" Полтавской губерніи и хранимая въ музеѣ Кіевскаго университета. Потомъ помѣщены на нѣсколькихъ листахъ: вопервыхъ, тѣ барельефы съ Траяновой колонны, за которыхъ предполагаются изображенія Славянскихъ племенъ, во время ихъ войны съ императоромъ Траяномъ; далѣе, барельефъ изъ слоновой кости, представляющій покоренные императоромъ Констанціемъ II народа (въ томъ числѣ Славянъ, по мнѣнію г. Прохорова), и изображеніе двухъ Болгаръ изъ рукописнаго Menologium Graecorum X вѣка, находящагося въ Ватиканской библіотекѣ. Отъ сихъ поръ идутъ, въ атласѣ, изображенія разнаго рода, взятыя съ памятниковъ собственно русскихъ: значитъ, эта часть атласа имѣетъ для насъ особенно большой интересъ и значительность. Въ началѣ представлены въ высшей степени Любопытныя и очень разнообразныя фрески на лѣстницѣ нашего Кіево-Софійскаго собора, относимыя къ XI вѣку. Далѣе слѣдуютъ рисунки изъ Святославова Сборника 1073 года: княжеское семейство, «Дѣва», «Близнецы», «Стрѣлецъ», «Водолей» изъ «Зодіака» этой рукописи, и еще одна маленькая человѣческая фигурка съ поднятыми къ головѣ руками — изъ другаго мѣста той же рукописи. Потомъ являются: изображеніе во весь ростъ молодаго Русскаго князя въ рукописи XII вѣка «объ Антихристѣ», соч. Ипполита, папы Римскаго (рукопись находится въ Чудовомъ монастырѣ, въ Москвѣ); изображенія князей Бориса и Глѣба на окладѣ Мстиславова Евангелія, ХИ вѣка; изображеніе князя Бориса на рязанскихъ бармахъ, XII вѣха; изображеніе, во весь ростъ, князя Ярослава Владиміровича Новгородскаго, на фрескѣ XII вѣка Нередицкой церкви, близъ Новгорода, и изъ той же церкви, фресковыя изображенія святыхъ: «Катерины», «Хрѣстины», «Варвары» и «Улияны», также XII вѣка. Наконецъ, рядъ рисунковъ, приложенныхъ къ 1-му выпуску г. Прохорова, кончается 9-ю таблицами; содержащими изображенія множества матерій, найденныхъ въ могилахъ разныхъ русскихъ мѣстностей.

Во всемъ этомъ вмѣстѣ заключается богатый матеріалъ для пользованія ученаго, художника, литератора, наконецъ каждаго любознательнаго человѣка вообще, изъ среды публики. Часть этихъ рисунковъ, по преимуществу представляющая памятники до-историческіе, или не спеціально-русскіе, а вообще славянскіе, выбрана г. Прохоровымъ изъ множества ученыхъ и художественныхъ изданій, отдѣльно-изданныхъ въ разное время; рисунки эти никогда еще не являлись, какъ здѣсь, въ ихъ общей сложности, не представляли одной общей картины для иллюстрированія древне-славянской и древне-русской жизни и бытовой обстановки. Но другая часть, безъ сомнѣнія — наиважнѣйшая, представляетъ намъ памятники спеціально историческаго періода нашего отечества, и здѣсь проявляется наибольшая заслуга г. Прохорова, такъ какъ одни изъ памятниковъ, здѣсь находящіеся, хотя и были уже изданы, но являются въ болѣе вѣрной противъ прежняго, передачѣ (по снимкамъ самого г. Прохорова), а другіе до г. Прохорова, нигдѣ еще изданы не были. Къ числу первыхъ относятся, напримѣръ, фрески на лѣстницѣ Кіево-Софійскаго собора, (изданные прежде,: очень впрочемъ, неудовлетворительно, у г. Закревскаго при его сочиненіи: "Описаніе Кіева* (Москва, 1868 г., 4°, т. II, листъ 12-й), и повторенные въ атласѣ, также очень неудовлетворительномъ, при сочиненіи Погодина: «Древняя русская исторія до монгольскаго ига», (Москва, 1871 г., 4°, томъ III, листы 67—69). Ко вторымъ относятся слѣдующія въ высшей степени значительные памятники: 1) Изображеніе велико-княжескаго семейства, фресковою живописью, внутри Кіево-Софійскаго собора, на правой сторонѣ: г. Прохоровъ даетъ намъ это изображеніе, какъ оно было найденои срисовано г. Солнцевымъ, по отбитіи штукатурки; сильно поврежденное,; но очень значительное, по подробностямъ костюма представленныхъ тутъ лицъ: на четырехъ княжескихъ фигурахъ одежда по нѣкоторымъ подробностямъ — византійская, по другимъ — русская, какъ и за картинѣ Святославова Сборника. 2) Изображеніе князя въ рукописи Чуковскаго монастыря «объ Антихристѣ», соч. Ипполита, папы Римскаго. Изображеніе это до г. Прохорова никогда не было издано; г. Прохоровъ не только сообщилъ точную копію съ этого рисунка, къ несчастію сильно попорченнаго, но и присовокупилъ еще изслѣдованіе о личности изображеннаго тутъ князя: по его доводамъ (очень основательнымъ также и по моему мнѣнію), здѣсь мы не можемъ видѣть Всеволода-Гавріила, князя Новгородскаго, внука Мономахова, какъ это полагалъ профессоръ Срезневскій[2] и вслѣдъ затѣмъ повторялъ профессоръ Невоструевъ, въ своемъ изданіи рукописи Чуковскаго монастыря[3]. Г. Прохоровъ доказываетъ, что князь Всеволодъ-Гавріилъ не могъ бы быть изображенъ на миніатюрѣ безъ бороды, потому что умеръ имѣя болѣе тридцати лѣтъ отъ роду; что онъ не могъ бы также быть изображенъ съ крестомъ въ рукѣ, такъ какъ крестъ въ рукѣ — иконографическая принадлежность однихъ мучениковъ, а онъ мученикомъ не былъ. Къ этому г. Прохоровъ прибавляетъ ту важную для исторіи костюма замѣтку, что въ XII вѣхѣ «у насъ на Руси никакихъ скипетровъ не было и потому его не могло быть представлено на русской миніатюрѣ этого времени (какъ утверждалъ профессоръ Невоструевъ, при описаніи настоящей миніатюры); притомъ же предметъ, изображенный на этой миніатюрѣ, въ рукѣ у неизвѣстнаго князя, на столько явственно видѣнъ въ оригинальномъ рисункѣ, что о немъ сомнѣнія быть не можетъ. Что же касается до самаго костюма князя, то г. Прохоровъ признаетъ его отчасти византійскимъ, отчасти русскимъ. 3) Изображеніе князя Ярослава Владиміровича Новгородскаго, на стѣнѣ Спасо-Нередицкой церкви близъ Новгорода. На это изображеніе первый обратилъ вниманіе г. Прохоровъ, не смотря на то, что оно въ продолженіе долгихъ столѣтій стояло открыто передъ главами десятковъ и сотенъ тысячъ неученыхъ и ученыхъ посѣтителей, перебывавшихъ въ Нередицкой церкви. Г. Прохорову удалось даже, отбивъ верхнюю, болѣе позднюю штукатурку, найдти внизу самое древнее изображеніе князя, съ другими подробностями костюма, при чемъ у князя, вмѣсто длинной сѣдой бороды, обнаружилась небольшая русая борода, и князь оказался не старикомъ, а человѣкомъ среднихъ лѣтъ. 4) Изображенія четырехъ святыхъ мученицъ, съ фресокъ XII вѣка, изъ церкви Спаса въ Нередицахъ близъ Новгорода. Эти рисунки впервые замѣчены и опубликованы г. Прохоровымъ, и служатъ ему важнымъ матеріаломъ для подробнаго опредѣленія русской женской одежды XII вѣка, при чемъ г. Прохоровъ даже даетъ указаніе, какъ именно та или другая часть костюма надѣвалась и носилась (это всего болѣе относится къ той широкой полосѣ, въ родѣ эпитрахили, которая представлена на трехъ изъ числа этихъ святыхъ женъ: у свв. Екатерины, Христины и Варвары, и идетъ отъ шеи внизъ напереди до ногъ. По объясненію г. Прохорова, на свв. Екатеринѣ и Христинѣ надѣты одежды „нарядныя, принадлежащія высшему сословію“. Наконецъ, б) коллекція рисунковъ съ матерій. Эта коллекція есть одна изъ самыхъ важныхъ и интересныхъ частей всего атласа. Въ такомъ количествѣ и разнообразіи никогда еще матеріи, бывшія въ употребленіи у древнихъ Русскихъ, не бывали представлены. Г. Прохоровъ собралъ все, что до сихъ поръ извѣстно по этой части. „Нѣкоторыя изъ этихъ матерій“, говоритъ г. Прохоровъ, — „съ трудомъ собраны мною и съ натуры нарисованы. Много труда мнѣ стоило изъ множества отдѣльныхъ мелкихъ кусочковъ матеріи добиться общаго на ней узора“. Какой это былъ трудъ, и какихъ онъ требовалъ усилій, знаній, сообразительности и вѣрнаго археологическаго взгляда, я могъ въ томъ лично убѣдиться, когда, въ 1866 году, занимаясь изслѣдованіемъ Владимірскаго клада, принадлежащаго Эрмитажу, я приступилъ къ разсмотрѣнію и изданію также и кусковъ шелковой матеріи и позументовъ, по всей вѣроятности XII вѣка, входившихъ въ составъ этой драгоцѣнной находки. Куски матеріи и позументовъ образовали одинъ какой-то сплошной, слежавшійся въ землѣ темный комокъ, состоявшій изъ множества полусгнившихъ кусковъ, въ которыхъ почти ничего нельзя было различить. Но г. Прохоровъ взялъ на себя изслѣдовать и разсмотрѣть эти темные, безобразные комки, и черезъ нѣсколько дней упорной работы (при которой я иногда присутствовалъ) онъ разобралъ куски, нашелъ тѣ, которые сходятся, сложилъ разрозненныя и разбросавшія части и наконецъ составилъ, по возможности, общее цѣлое, гдѣ уже очень явственно можно было различать линіи и узоры. Въ такомъ видѣ эти отрывки матерій сохраняются теперь въ Эрмитажѣ, и тогда же, въ 1866 году, изданы мною въ Извѣстіяхъ Имп. Русса. Археологическ. Общества. Эта работа г. Прохорова совершенно напоминаетъ мнѣ работу подобнаго же рода, совершенную, лѣтъ тридцать назадъ, знаменитымъ французскимъ археологомъ, іезуитомъ Мартеномъ, надъ остатками разныхъ средневѣковыхъ матерій, найденныхъ имъ въ гробницахъ Карла Великаго въ Ахенѣ, епископа Гюнтера въ Бамбергѣ, и многихъ другихъ, хранимыхъ въ ризницахъ разныхъ нѣмецкихъ соборовъ. Про одну подобную работу свою, надъ матеріей епископа Гюнтера, Мартенъ разказываетъ такъ: Получивъ отъ капитула Бамбергскаго собора эту матерію, я увидѣлъ, что мнѣ предстоитъ работа, столько же способная привести въ уныніе, сколько и соблазнительная. Матерія эта — нѣчто въ родѣ тоненькой тафты, гдѣ разнообразныя краски сохранились почти вездѣ въ полномъ блескѣ, кромѣ средней части, которая, можно сказать безъ всякаго преувеличенія. раскрошилась на тысячу кусочковъ. Но именно эта средняя часть и казалась всего болѣе любопытною: каково же было отыскивать настоящее мѣсто такой массы крошечныхъ обрывковъ, совершенно незначительныхъ каждый въ отдѣльности, и принадлежащихъ къ неизвѣстному цѣлому? Мнѣ пришлось вооружиться всѣмъ терпѣніемъ антикварія и провести цѣлыхъ почти четыре дня, лежа на полу, лицомъ къ матеріи, въ худо освѣщенной залѣ, для того, чтобы совершить мое маленькое завоеваніе. Все нашлось, кромѣ лица императора (средняя фигура) и головы коня, на которомъ онъ ѣдетъ верхомъ. Я почувствовалъ себя вполнѣ вознагражденнымъ, увидавъ наконецъ передъ собою всю возстановленную мною сцену. Я очутился при блестящемъ дворѣ Константинопольскомъ, въ эпоху процвѣтанія художествъ. Наслѣдникъ Константина Великаго, Констанцій, почитающій себя владыкой цѣлаго міра, ѣдетъ въ великомъ парадѣ и принимаетъ поклоненіе Востока и Запада, изображенныхъ подъ видомъ двухъ царицъ, босоногихъ и подносящихъ ему шлемъ войны и вѣнокъ мира[4]. Открытія г. Прохорова не были столько же важны, какъ открытія Мартена: ему не привелось найдти и изслѣдовать ни той матеріи, въ которой погребенъ былъ Карлъ Великій, ни матеріи съ изображеніемъ Византійскаго императора Констанція; но и то, что онъ открылъ или изслѣдовалъ, имѣетъ для насъ очень важное значеніе, и, во всякомъ случаѣ, стояло ему такихъ же трудовъ и требовало такого же знанія, какіе были на лицо у Мартена. И мнѣ хотѣлось сохранить здѣсь память объ одной изъ тѣхъ работъ, результатами которыхъ впослѣдствіи всѣ пользуются, но которыя сами совершенно позабываются.

Изслѣдованныя и объясненныя г. Прохоровымъ матеріи, оказавшіяся въ Россіи, слѣдующія: матеріи, найденныя профессоромъ Самоквасовымъ въ Левинскомъ курганѣ, близь Стародуба, Черниговской губерніи (4 узора); 2) матеріи, найденныя также профессоромъ Самоквасовымъ въ курганѣ близь Кіева (2 узора); 8) матеріи, составлявшія одежду великаго князя Андрея Боголюбскаго,; найденныя при открытіи его мощей: остатки эти хранятся теперь во Владимірскомъ Успенскомъ соборѣ (5 узоровъ); 4) матеріи, найденныя во время раскопокъ графа А. С. Уварова и П. С. Савельева, въ Юрьевскомъ и Суздальскомъ уѣздахъ Владимірской губерніи (13 узоровъ[5]); 5) матеріи, найденныя во „Владимірскомъ кладѣ“ (4 узора). Объясненія матерій, съ художественной и технической стороны, приложенныя г. Прохоровымъ къ этимъ 31 угорамъ матерій, по всей вѣроятности XI и XII вѣка, вполнѣ самостоятельны и составляютъ цѣнный вкладъ въ разработку вопроса о матеріяхъ, бывшихъ въ употребленіи въ древней Руси.

Я обозрѣлъ книгу г. Прохорова. Я указалъ ея составъ и матеріалы, сильная и слабыя стороны, и надѣюсь, что читатель можетъ изъ этого получить достаточное понятіе о ея настоящемъ значеніи. Но. я не считаю на этомъ задачу свою оконченною. Я нахожу, что мнѣ слѣдуетъ указать теперь на одинъ существенный недостатокъ, встрѣчаемый не только въ книгѣ г. Прохорова, но даже и въ большинствѣ существующихъ у насъ сочиненій и изданій, гдѣ трактуется о древне-русскомъ костюмѣ и бытовой обстановкѣ, вообще гдѣ приводятся памятники искусства, воспроизводящіе этотъ костюмъ и бытъ. Этотъ недостатокъ — включеніе, въ число предметовъ и вещей вполнѣ русскихъ, множества предметовъ и вещей, въ которыхъ нѣтъ ровно ничего но только русскаго, но вообще славянскаго. Эта ошибка происходитъ отъ недостаточнаго изученія этнографической стороны дѣла, а въ такомъ изученіи, по моему убѣжденію, лежитъ корень къ истинному познанію всего дѣйствительно національнаго въ костюмѣ и бытѣ народа. Когда это упускаютъ изъ виду, въ результатѣ нерѣдко получается рядъ очень крупныхъ ошибокъ. Надѣюсь это доказать слѣдующими примѣрами.

I. Изображенія костюма и быта Скиѳовъ. Въ новомъ своемъ сочиненіи г. Прохоровъ представилъ очень много таблицъ съ разными изображеніями, относящимися до Скиѳовъ и ихъ жизни. На нынѣшній разъ у г. Прохорова количество ихъ во много разъ превосходитъ количество рисунковъ подобнаго же рода, которые онъ приложилъ къ ряду статей, появившихся въ его Русскихъ древностяхъ 1871 года. Еслибы возможно было принять, что костюмъ, вооруженіе и разнообразнѣйшія подробности быта Скиѳовъ должны имѣть мѣсто въ изложеніи исторіи русскаго костюма и бытовой обстановки, тогда нельзя было бы не похвалить г. Прохорова за ревность и старательность, съ которою онъ занялся этимъ спеціальнымъ вопросомъ и старался представить наиполнѣйшее собраніе всего, встрѣчавшагося у Скиѳовъ по той части, которая составляла предметъ его обзора.

Изобразивъ, сначала, въ своемъ атласѣ, обѣ знаменитыя вазы Эрмитажи: никопольскую и куль-обскую, со всѣми ихъ безконечно оригинальными, интересными и важными подробностями, собственно для объясненія мужскаго костюма и вооруженія Скиѳовъ, г. Прохоровъ представилъ потомъ женскій скиѳскій костюмъ по предметамъ, найденнымъ въ Чертомлыцкомъ курганѣ. Золотой вѣнецъ съ головы Царицына остова, золотыя серьги изъ ея ушей, золотое ожерелье съ ея шеи, золотые браслеты и перстни съ рукъ, золотыя бляхи съ выбивными рисунками — съ остатковъ вуаля; затѣмъ, золотой головной уборъ и украшеніе одеждъ жрицы богини Димитры, и погонъ, цѣлая таблица, очень тщательно составленная, заключающая 25 женскихъ головныхъ уборовъ, выбранныхъ г. Прохоровымъ съ терракотовыхъ скиѳскихъ произведеній; далѣе, золотыя иныя украшенія, найденныя на остовахъ сначала скиѳскихъ воиновъ, потомъ Скиѳовъ вообще, средняго званія; наконецъ, изображенія многообразныхъ украшеній смолкой конской сбруи, колесницъ, военныхъ значковъ и т. д. Все это требовало огромныхъ розысканій, сообразительности и знанія. Еслибы дѣло шло собственно о Скиѳахъ, ничто по могло быть полнѣе, лучше и удовлетворительнѣе. Но дѣло идетъ не о Скиѳахъ, а о Славянахъ, и притомъ спеціально о Славянахъ Русскихъ. Съ какой же стати такъ много мѣста и няобриженій отведено этимъ народамъ? Неужели въ самомъ дѣлѣ надо считать, что Скиѳы — это прародители Русскихъ? Я знаю, не одинъ г. Прохоровъ это думаетъ, у него въ этомъ есть товарищи и у насъ, и между заграничными писателями. Но не на ихъ сторонѣ перевѣсъ доказательствъ, и филологическихъ, и географическихъ, и историческихъ. Преобладающее мнѣніе современной науки то, что Скиѳы — племя разносоставное, моэаичное, но такое, у котораго главное центральное ядро было составлено изъ племенъ Иранскихъ. Здѣсь не мѣсто для изложенія вполнѣ побѣдоносныхъ доказательствъ этого послѣдняго положенія, потому что наиглавнѣйшая ихъ доля принадлежатъ къ области филологіи и сравнительнаго языкознанія? Но если обратиться къ одному только костюму, насъ одному только здѣсь и занимающему, мы точно также должны будемъ отрицать всякую возможность считать Скноовъ тожественными со Славянами, и именно со Славявами Русскими. Разница у тѣхъ и другихъ въ костюмѣ и во всей бытовой обстановкѣ — громадная, рѣшительная. Обыкновенно ссылаются, въ вопросѣ о славянствѣ Скиѳовъ, на текстъ Геродота. Но именно этотъ-то текстъ всего болѣе и свидѣтельствуетъ противъ славянства Скиѳовъ. Геродотъ описываетъ Скиѳовъ кочевниками, наѣздниками, народомъ конниковъ, и это въ такой степени, что даже хоронились они вмѣстѣ со своимъ конемъ. Напротивъ, Славяне, и всего болѣе Славяне Русскіе, вовсе не были племенами ни кочевыми, ни конными. Для обозначенія такого характера ихъ, нѣтъ ни одной черты во всей древнѣйшей нашей исторіи, и ни одной черты во всемъ характерѣ и бытѣ послѣдующихъ временъ. Славяне были племена по преимуществу пѣшія и осѣдлыя. Если же считать, какъ это дѣлаютъ нѣкоторые наши писатели, въ томъ числѣ г. Забѣлинъ (въ превосходномъ, впрочемъ, сочиненіи своемъ Исторія русской жизни {}, что прародителями. Славянъ Русскихъ надо считать не Скиѳовъ вообще, не Скиѳовъ-кочевниковъ, а спеціально тѣхъ Скиѳовъ-оратаевъ, которые, по свидѣтельству Геродота, состояли, какъ покоренная народность, туземная и болѣе, автохтонная, въ подданствѣ пришельцевъ Скиѳовъ-кочевниковъ „то на это нельзя не отвѣчать, что это ничто иное, какъ только предположеніе, ничѣмъ не доказываемое въ текстѣ Геродота, тѣмъ болѣе, что все сказанное у этого писателя о Скиѳахъ-оратаяхъ отличается, необыкновенною, краткостью и отсутствіемъ опредѣленныхъ. подробностей, тутъ всего болѣе нужныхъ. Что Скиѳы-оратаи, то Геродоту, сѣяли хлѣбъ не для снѣды, а на продажу, это нисколько еще не доказываетъ, какъ думаетъ г. Забѣлинъ[6], что они-то и были наши прародители, и впослѣдствіи сдѣлались корнемъ нашей Руси. Между, нашими прародителями и Скиѳами мало ли тутъ могло., перебывать племенъ и поколѣній! Но пусть, даже, будетъ вполнѣ справедлива гипотеза г. Забѣлина, пусть его Скиѳы-оратаи суть ничто иное, какъ Поляне-Кіяне Нестора, и зародышъ Русскаго народа, — все-таки ни г. Прохоровъ, ни кто-либо другой изъ историковъ русскаго костюма не имѣетъ права возстановлять костюмъ Скиѳовъ. Полянъ-Кіянъ на основаніи костюма Скиѳовъ, ихъ владыкъ. Даже по признанію самого г. Забѣлина, между тѣми и другими существуетъ цѣлая, пропасть. Первые — коренные туземцы, вторые — пришлецы.

Первые, пахари, земледѣльцы; вторые — кочевники. Что можетъ быть, общаго между, тѣми и другими, какая связь, какое соотношеніе? Руководствуясь своими же собственными великолѣпными раскопками (безконечно драгоцѣнными не только для русской, но и для всей европейской науки), принимая также въ соображеніе все, что изображено на барельефахъ нашихъ чудныхъ скиѳскихъ вазъ и другихъ однородныхъ, предметовъ, г. Забѣлинъ говоритъ[7]: Скиѳская одежда была именно одежда. лихаго наѣздника“. Это совершенно справедливо», стоить взглянуть даже на однѣ, только двѣ вазы, никопольскую (чертомлыцкую), и куль-обскую, а также на. тѣ, очень извѣстные золотые бляшки и обручи, гдѣ изображены Скиѳы верхомъ, чтобы согласиться съ опредѣленіемъ г. Забѣлина. Коротенькій и плотно сидящій кафтанчикъ, коротенькіе сапожки, перевязанные у лодыжки и подтянутые подъ, пятку, узкіе рукава, станъ туго стянутый ремнемъ, башлыкъ отъ непогоды и холода во время долгихъ переѣздовъ и кочевокъ на открытомъ воздухѣ, часто по цѣлымъ ночамъ напролетъ все это подробности, какъ нельзя болѣе удобныя и пригодныя для наѣздника и кочевника. Но какое значеніе все это имѣетъ для пахаря, для осѣдлаго жителя, работающаго только въ. продолженіе извѣстной доли дня? Неужели можно указать на такихъ земледѣлье новъ, которые ходятъ на полосу въ сапогахъ, башлыкахъ и мѣховыхъ кафтанчикахъ? Этого не найдешь нигдѣ, въ томъ числѣ и не въ древней Россіи. Нашъ земледѣлецъ всегда работалъ и работаетъ на полѣ — въ лаптяхъ, или какой ни на есть легкой обуви, мѣха и башлыка не надѣнетъ, потому что у него и такъ потъ градомъ катись по лицу и груди. Длинныхъ панталонъ, завязанныхъ у лодыжки, узкихъ, почти въ обтяжку (какъ на куль-обской вазѣ), покрытыхъ притомъ полосами разнообразныхъ узоровъ, никогда, по видимому, и не слыхано и не видано во всемъ славянствѣ, въ томъ числѣ въ сдавянстиф русскомъ. Но спрашивается: какую вообще роль могутъ играть, дли изображенія мирныхъ пахарей, фигуры людей, постоянно представляемыхъ съ луками, щитами и копьями, арканящихъ себѣ степныхъ коней для набѣга, перевязывающихъ другъ другу раны, или свидѣтельствующихъ зубы во рту, сокрушенные во время боевъ и схватокъ? Очевидно, тутъ нѣтъ ровно ничего для иллюстраціи. Кіянъ-Полянъ, Нестора, нашихъ прародителей. Мы признаемъ только тогда возможнымъ переносить одежду Скиѳовъ-кочевниковъ на Скиѳовъ-пахарей, когда будетъ доказано, что побѣдители отступились отъ одежды своей профессіи и позаимствовали отъ своихъ побѣжденныхъ подданныхъ то, что у тѣхъ было прежде въ употребленіи. Но этого нѣтъ, да и быть не можетъ, потому что мы находимъ у Скиѳовъ-кочевниковъ только ту одежду, какая имъ свойственна и пригодна по роду ихъ жизни. Но этого мало. Мы находимъ у Скиѳовъ нашихъ вазъ множество такихъ подробностей, которыя заставляютъ насъ еще, сильнѣе призадуматься. Мы находимъ у нихъ царей и царицъ, цѣлый придворный штатъ, парадныя колесницы, военные значки, множество предметовъ обихода, богатыхъ, изящныхъ, но преимуществу металлическихъ, изъ драгоцѣнныхъ металловъ: гдѣ все это найдемъ мы у Славянъ Русскихъ, народовъ по видимому спеціально демократическихъ въ самомъ корню своемъ (если судить по «призванію князей изъ Руси») и слишкомъ незнакомыхъ съ роскошью? Колесницы, не только пышныя, но какія бы то ни было, художественные чаши и кубки, золотые барельефы и тонкіе орнаменты, изумительныя конскія сбруи, неужели все это имѣетъ что-нибудь общее съ первобытнымъ, бѣднымъ, малосложнымъ бытомъ Кіянъ-Полянъ, нашихъ предковъ? Поэтому мы имѣемъ, полагаю я, все право сказать, что впредь до появленія на свѣтъ новыхъ, до сихъ поръ неизвѣстныхъ памятниковъ, живописующихъ жизнь и бытъ нашихъ мирныхъ предковъ во всей ихъ правдѣ, точно съ такою же правдою, точностью и подробностью, съ какою никопольскіе, куль-обскіе и другіе памятники живописуютъ жизнь воинственныхъ Скиѳовъ, намъ слѣдуетъ оставить въ сторонѣ Скиѳовъ обоего рода и вовсе не приплетать ихъ къ вопросу о характерѣ костюма и бытовыхъ подробностей древнихъ Русскихъ. Гораздо лучше намъ будетъ держаться, въ этомъ случаѣ, осторожныхъ пріемовъ нѣкоторыхъ западныхъ писателей, трактующихъ о древне-русскомъ костюмѣ. Возьмемъ для примѣра Вейса въ его превосходной «Kostümkunde». Этотъ писатель находитъ, что есть сходство между костюмами Южно-Руссовъ, казаковъ, и кафтанчиками Скиѳовъ-кочевниковъ. Но изъ этого онъ не выводитъ, чтобъ Скиѳы были нашими предками, а только замѣчаетъ, что древніе Славяне-Руссы могли заимствовать иныя части своего костюма отъ своихъ сосѣдей, между прочимъ и отъ Скиѳовъ. Сходство — объ немъ можно говорить, но объясненій для него не одно, а нѣсколько. Главное было бы то, что тотъ костюмъ, который мы видимъ на Скиѳахъ никопольской и куль-обской вазъ, есть съ давнихъ поръ костюмъ племенъ Иранскихъ (что вполнѣ соотвѣтствуетъ иранству Скиѳовъ, доказываемому лучшими современными лингвистами, Цейсомъ, Мюлленгофомъ Фикомъ и другими). Въ доказательство я приведу терракотовую статуетку иранскаго происхожденія (нашъ рисунокъ № 3), найденную Лаярдомъ близь Мосула[8], если сравнить ее со скиѳскими изображеніями никопольской вазы (нашъ рисунокъ № 1) и куль-обской вазы (№ 2), то мы найдемъ однѣ и тѣ же подробности костюма: высокую остроконечную шапку или башлыкъ на головѣ; узкій кафтанъ запахнутый на груди, на-кось, и отороченный или подбитый мѣхомъ; узкіе рукава съ узкою полоской орнамента у плеча и кисти; узкій металлическій поясъ, туго подтягивающій талью; на ногахъ сапоги. Что жители южной Россіи (отъ которыхъ произошли впослѣдствіи и казаки) могли все это заимствовать отъ многочисленныхъ конныхъ сосѣдей, при одинакихъ условіяхъ воинственной жизни, могли заимствовать въ сравнительно позднее время короткій кафтанчикъ и длинныя узкія штаны (впрочемъ безъ орнаментовъ) — тутъ ничего мудренаго нѣтъ. Съ иранствомъ скиѳскаго костюма вполнѣ согласенъ и Вейсъ, который, правда, помѣстилъ его, какъ я сказалъ выше, въ отдѣлѣ Славянскихъ народовъ[9], но ранѣе того помѣстилъ его и въ отдѣлѣ Персовъ[10], при чемъ замѣчаетъ, что этотъ костюмъ, вполнѣ тожественный съ костюмомъ ново-персидскимъ, замѣнилъ собою, вслѣдствіе вліянія Парѳянъ, древне-персидскій костюмъ. Длинныя панталоны, иногда очень широкія и всѣ въ складкахъ до низу, а иногда узкія и почти въ обтяжку, кафтаны коротенькіе, съ мѣхомъ и съ орнаментальными перехватами на рукавахъ, у плеча и у кисти, обувь, перевязанная поперекъ и подъ пятку ремнемъ[11], безъ счету встрѣчаются и на всѣхъ сассанидскихъ памятникахъ. Славянскаго во всемъ этомъ ничего нѣтъ.

А по всему этому я и считаю, что все скиѳское, костюмъ, вооруженіе, вообще всѣ подробности быта скиѳскаго, не должны занимать никакого мѣста въ изложеніи исторіи собственно-русскаго, славянскаго костюма и быта. Они могутъ быть допущены здѣсь развѣ только какъ костюмъ и бытовые предметы иноземныхъ племенъ и народовъ, жившихъ и дѣйствовавшихъ, въ извѣстныя древнія эпохи, на тѣхъ самыхъ мѣстахъ, гдѣ нынѣ живутъ и дѣйствуютъ русскіе.

II. Изображенія костюма и оружія съ фресокъ керченскихъ катакомбъ. Г. Прохоровъ привелъ рисунки изъ одной такой катакомбы, и именно на томъ основаніи, что признаетъ изображенныя тутъ народности — поздними потомками Скиѳовъ, первыхъ столѣтій послѣ Рождества Христова. Я, напротивъ, полагаю, что эти народности ничего не имѣютъ общаго со Скиѳами, и думаю, что наврядъ ли кто-либо изъ людей науки не согласится въ этомъ со мною.

Въ изслѣдованіи моемъ о тѣхъ самыхъ фрескахъ, которыя приводитъ теперь въ своемъ сочиненіи г. Прохоровъ, я уже указывалъ на то, что тутъ представлена не одна народность, а цѣлыхъ три[12], и что та, которая играетъ въ фрескахъ главную роль, должна почитаться одною изъ народностей Иранскаго племени: это я выводилъ изъ подробнѣйшаго разсмотрѣнія всѣхъ даже мельчайшихъ подробностей костюма и вооруженія представленныхъ тамъ личностей. Если же Скиѳы-кочевники (изображенные на вазахъ и Другихъ предметахъ эрмитажныхъ коллекцій) принадлежатъ также къ племени Иранскому, то нельзя все-таки не замѣтить сразу, такъ оно явственно вездѣ обозначилось, что народность у этихъ личностей — совершенно другая. Все иное: и типъ лица, и головная покрышка, и кафтанъ, и сапоги, и всѣ вообще детали, отъ первой до послѣдней. Такъ напримѣръ, у первыхъ — острые башлыки, у вторыхъ — желѣзные шлемы въ видѣ сахарной головы. У первыхъ (наши рисунки №№ 1 и 2) — кафтанъ съ запахивающимися одна на другую полами, у вторыхъ (рисунокъ № 4) — кафтанъ съ разрѣзомъ по серединѣ груди, да въ добавокъ поверхъ кафтана узкая кольчуга, съ узкими же кольчужными рукавами, часто доходящими, до кистей рукъ. У первыхъ — сапоги сверхъ штановъ, у вторыхъ — подъ штанами, и т. д. Въ добавокъ ко всему остальному, у вторыхъ очень часто — короткій плащъ за плечами, у первыхъ — никогда никакого намека на что-нибудь подобное этому обычаю. Во всякомъ случаѣ, этотъ шлемъ, и этотъ кафтанъ, и эти штаны, и эти сапоги, а равно и все вооруженіе имѣютъ величайшую аналогію съ костюмомъ и вооруженіемъ народностей Иранскаго племени, и никакой аналогіи со всѣмъ тѣмъ, что намъ извѣстно въ этомъ же родѣ у Славянъ. По всему этому, неизбѣжными становятся два заключенія: первое — что личности керченскихъ фресокъ, изображенныя у г. Прохорова, не Скиѳы; второе — что они, точно также какъ и Скиѳы, ничего не имѣютъ общаго со Славянами русскими, а потому ихъ костюмъ и вооруженіе не должны занимать никакого мѣста въ исторіи костюма и бытовой обстановки нашихъ предковъ.

III. Предметы изъ раскопокъ русскихъ кургановъ. Пріятно имѣть въ одномъ сочиненіи собраніе предметовъ, происходящихъ изъ всѣхъ русскихъ раскопокъ, пріятно представлять себѣ, на основаніи подобныхъ таблицъ, вмѣстѣ сведенныхъ, что мы имѣемъ на лицо предметы костюма, убранства и вооруженія (вѣнцы и вѣнчики, серьги, браслеты пряжки, ожерелья, привѣски разнаго рода, топоры, стрѣлы, и т. д.) изъ всѣхъ главныхъ русскихъ мѣстностей. Если смотрѣть съ этой точки зрѣнія, нельзя намъ не быть благодарными г. Прохорову за его «сводъ» раскопокъ русскихъ. Но изъ того, что серьги, браслеты, ожерелья, топоры, стрѣлы, и другіе предметы получены изъ раскопокъ Кіевскихъ, Черниговскихъ, Полтавскихъ, Владимірскихъ, Смоленскихъ и другихъ, еще вовсе не слѣдуетъ, чтобъ эти серьги, ожерелья, браслеты, топоры, стрѣлы и другіе предметы дѣйствительно когда-то принадлежали Русскимъ, и были въ употребленіи у Кіевлянъ, Черниговцевъ, Владимірцевъ, Смолянъ и т. д. Наши мѣстности столько разъ переходили изъ рукъ въ руки, что надо всегда напередъ подвергнуть очень тщательному изслѣдованію данный предметъ, а потомъ уже пріурочивать его къ тому или другому племени, побывавшему и пожившему однажды на этихъ мѣстахъ, Какъ можно назвать такую-то серьгу или топоръ древне-русскимъ, когда онъ можетъ быть сдѣланъ вовсе не Русскими и не для Русскихъ, а людьми и для людей котораго-нибудь изъ племенъ, сидѣвшихъ на этихъ мѣстахъ гораздо раньше Русскихъ? Не надо также забывать, сколько въ древней Руси всегда было чужеземцевъ, временно пребывавшихъ на раздольѣ ея мѣстностей по дѣламъ военнымъ, торговымъ и инымъ. Все это, вмѣстѣ взятое, должно было давать всегда, въ курганахъ и другихъ погребальныхъ и непогребальныхъ пунктахъ, громадный контингентъ предметовъ чужеземныхъ, которыхъ никакъ не слѣдуетъ смѣшивать (какъ къ сожалѣнію, это не рѣдко у насъ дѣлается) съ предметами несомнѣнно русскаго происхожденія.

Возьмемъ, напримѣръ, очень извѣстный желѣзный шлемъ, сохраняемый въ музеѣ Кіевскаго университета (рисунокъ № 5)[13]. Онъ найденъ былъ въ 1834 году, въ Старо-Кіевскомъ валу, на Крещатикѣ, и съ тѣхъ поръ такъ и слыветъ, поэтому, шлемомъ русскимъ, кіевскимъ. Г. Прохоровъ, относящій его къ X вѣку и признающій его русскимъ, повторилъ въ этомъ только общераспространенное у насъ заблужденіе на счетъ русскаго происхожденія этого шлема. Но этотъ шлемъ формы вовсе не русской: шлемы подобной формы зачастую встрѣчаются въ раскопкахъ Германіи и обыкновенно относятся германскими археологами къ эпохѣ бронзоваго вѣка (рисунокъ № 6).[14]. Замѣтимъ, что спускающіяся внизъ лопасти для прикрытія лица — подробность, совершенно неизвѣстная на славянскихъ шлемахъ, которые либо вовсе не прикрывали лица, либо прикрывали его желѣзною кольчугой. На нѣмецкихъ же шлемахъ, они — явленіе очень обыкновенное: см. на приложенномъ рисункѣ (№ 6), гдѣ видны дырочки, служившія для прикрѣпленія пластинокъ, прикрывавшихъ лицо. Затѣмъ, вопросъ о томъ, какой народности принадлежалъ нашъ кіевскій шлемъ, собственно германской или скандинавской, остается покуда открытымъ.

Другой примѣръ: оба турьи рога, съ серебряною оправой, найденные профессоромъ Самоквасовымъ въ 1873 году, въ Черной могилѣ близъ Чернигова, и относимые къ IX вѣку. Изображенія, вырѣзанныя здѣсь на серебряной оправѣ, въ высшей степени интересны и важны, и нельзя не высказать благодарности г. Прохорову, впервые издавшему эти драгоцѣнные остатки древности. На одномъ изъ роговъ эти изображенія состоятъ изъ человѣческихъ фигуръ, по видимому охотниковъ, бѣгущихъ, со своими луками и стрѣлами, въ погоню за разными фантастическими птицами и животными; тутъ же являются фигуры собакъ, пѣтуховъ, и т. д. (рисунокъ № 8). На другомъ они состоятъ изъ орнаментальныхъ переплетающихся фигуръ. Г. Прохоровъ признаетъ всѣ эти изображенія за русскія. Но съ этимъ не только трудно, но просто невозможно согласиться, такъ какъ всѣ изображенныя здѣсь фигуры принадлежатъ, по стилю и подробностямъ, искусству совершенно иной народности. Вопервыхъ, оба охотника представлены въ чешуйчатахъ латахъ, покрывающихъ все ихъ тѣло въ обтяжку, словно трико танцовщиковъ; даже голова у нихъ покрыта, въ обтяжку, такими же чешуями. Но никакіе памятники художества, а также никакія свидѣтельства историковъ византійскихъ, западноевропейскихъ, восточныхъ или собственно-русскихъ, нигдѣ не дѣлаютъ ни малѣйшаго намека на подобное вооруженіе Славянъ вообще, и Славянъ-Русскихъ въ особенности. Напротивъ, такія чешуйчатыя вооруженія въ обтяжку мы встрѣчаемъ на нѣкоторыхъ варварскихъ народахъ, изображенныхъ на Траяновой колоннѣ, и обыкновенно признаваемыхъ за Сарматовъ[15]. Эти латы назывались у Римлянъ «catafracta», а эти латники, «catafractarii», всегда изъ варваровъ, служили нерѣдко наемниками въ римскихъ войскахъ. Про форму луковъ и стрѣлъ стрѣльцовъ, изображенныхъ на первомъ турьемъ рогѣ, также форму вовсе не славянскую, я буду говорить ниже. Фантастическія животныя, у которыхъ все тѣло и крылья покрыты чешуями, и притомъ животныя (=драконы), переплетающіяся хвостами и крыльями, а также фантастическіе цвѣтки, которыми кончаются эти сплетенія, имѣютъ вполнѣ формы, очень извѣстныя въ искусствѣ сассанидскомъ. Поэтому, относить всѣ эти изображенія къ созданіямъ русскаго искусства, а предметы на которыхъ они помѣщены, къ числу предметовъ русскихъ, совершенно невозможно.

Третій примѣръ. Въ своемъ атласѣ г. Прохоровъ даетъ изображеніе рубашки и шапочки изъ золотой матеріи, найденныхъ профессоромъ Самоквасовымъ въ одномъ курганѣ Кіевской губерніи, Каневскаго уѣзда, близъ села Россовы. Онъ называетъ эту рубашку и шапочку княжескими русскими. Эти въ высокой степени интересные предметы, равно какъ и предыдущіе турьи рога, изданы въ первый разъ, и значитъ, г. Прохоровъ заслуживаетъ за это нашей благодарности: лѣтъ десять прошло со времени находки, и никто, однакоже, не вздумалъ ихъ издать. Но мудрено признать эти предметы русскими. Конечно, если говорить про одну матерію (которой узоръ онъ даетъ въ настоящую величину), можно было бы сказать, что она (рисунокъ № 9) не представляетъ ничего необыкновеннаго, такъ какъ матеріи, очень похожія на эту, мы нерѣдко встрѣчаемъ на одеждахъ разныхъ личностей на рисункахъ византійскихъ рукописей IX, X, XI вѣка, напримѣръ, на одеждахъ палачей и мучителей, часто представленныхъ на рисункахъ знаменитой рукописной греческой Минеи X вѣка, хранимой въ Ватиканской библіотекѣ[16]. И мы не можемъ видѣть въ этомъ фактѣ ничего удивительнаго, такъ какъ большинство истязаній святыхъ происходитъ въ этомъ «Menologium» — на Востокѣ, а мучители но большей части все язычники, изъ азіатскихъ провинцій Восточной Римской имперіи; притомъ же, вообще отъ азіатскихъ сосѣдей Византія съ раннихъ поръ заимствовала не только матеріи, но даже иногда и самыя формы одеждъ. Но если мы затѣмъ обратимся къ формѣ рубашки и шапочки, то не найдемъ уже тутъ ничего ни византійскаго, ни славянскаго, ни русскаго. Вопервыхъ, «о золотыхъ рубашкахъ» ни у Византійцевъ, ни у Славянъ ничего не извѣстно, и никакіе памятники ихъ не показываютъ; вовторыхъ, если даже считать одежду, о которой здѣсь рѣчь идетъ (рисунокъ № 10), не рубашкой, а хитономъ (то-есть, короткою матерчатою одеждой), то все равно ни у Византійцевъ, ни у Славянъ мы не знаемъ одежды этого рода съ маленькимъ стоячимъ воротникомъ, и съ горизонтальными длинными нашивками вдоль всего этого воротника, на подобіе стоячаго воротника у нашихъ военныхъ мундировъ. Это форма совершенно чуждая и Визаитіи, и славянству. Одежда съ маленькимъ стоячимъ воротникомъ есть, напротивъ, дѣло очень обычное въ изображеніяхъ сассанидскихъ. Лучшій примѣръ — на колоссальной фигурѣ на скалѣ Такъ-и-Бостанъ, въ изображеніи «охоты на кабановъ»[17]. Что касается до шапочки, сдѣланной изъ той же самой золотой матеріи (рисунокъ № 11), то мы тоже не можемъ признать въ ней славянской формы. Славянская (и въ особенности русская) шапка — всегда съ мѣхомъ, а на нашей шапочкѣ незамѣтно никакихъ признаковъ мѣха. Притомъ она имѣетъ наверху украшеніе изъ слоновой кости, очень похожее на шандалъ. Ни въ Византіи, ни у Славянъ какого бы то ни было времени и народности, ничего подобнаго никогда не видано, и нигдѣ слѣдовъ подобныхъ формъ не осталось. Напротивъ, славяно-русскіе шлемы и вообще головные уборы никогда не кончаются втулкою, куда можно было бы вставить султанъ изъ перьевъ, волоса или инаго матеріала. Это одна изъ характернѣйшихъ чертъ славянскихъ головныхъ уборовъ. У настоящей же шапочки вершина именно представляетъ втулку изъ слоновой кости, для вставленія туда какого-нибудь султана или украшенія. Г. Прохоровъ даетъ, для сравненія, изображенія двухъ головныхъ уборовъ, взятыхъ съ монетъ: одинъ — Парѳянскаго царя Мехердата, 49—50 года до Р. Хр., другой — скиѳской шапки, изображенной на скиѳскомъ золотомъ щитѣ. Оба примѣра мало удачны: ни на томъ, ни на другомъ нѣтъ и тѣни какой-нибудь втулки (костяной или металлической) для султана. Притомъ же, будь г. Прохоровъ въ настоящемъ случаѣ правъ, и окажись на лицо тѣ сходства съ шапками на представленныхъ у него монетахъ, онъ только доказалъ бы, что эта шапочка принадлежитъ къ стилю иранскому. Золотыя украшенія на этой самой шапочкѣ, представленныя у него на слѣдующемъ листѣ, имѣютъ также сходство лишь съ орнаментами скиѳскими, но никакъ не славянскими.

IV. Бронзовая статуэтка, находящаяся теперь въ музеѣ Кіевскаго университета и найденная въ одномъ курганѣ Полтавской губерніи, у рѣки Хопра, въ 1864 году, представлена у г. Прохорова съ фотографіи, нарочно имъ заказанной въ Кіевѣ, и потому отличается большою вѣрностью (рисунокъ № 12). Этого нельзя было сказать про изображенія ея, впервые явившіяся въ изданіи г. С. Стрекалова: "Русскія историческія одежды отъ X до XII вѣка. С.-Пб., 1877, рисунокъ 1-й: здѣсь рисунокъ былъ въ высшей степени невѣренъ и неаккуратенъ[18]. Почему и у г. Стрекалова, и у г. Прохорова эта статуэтка названа «славянскимъ божкомъ», понять трудно. Такое названіе ничѣмъ не оправдывается: здѣсь нѣтъ ни малѣйшаго намека на религіозный, миѳологическій характеръ этого изображенія. Передъ нами простой смертный. Но этотъ смертный ни по какимъ подробностямъ не можетъ быть признанъ за Славянина. Черты лица, прическа — все здѣсь не славянское, а германское или скандинавское. Главнымъ же опредѣлительнымъ признакомъ являются, по моему мнѣнію, тѣ орнаменты, которые украшаютъ подолъ кафтана. Они состоятъ изъ бляшекъ (вѣроятно металлическихъ), расположенныхъ треугольниками. Но этотъ узоръ изъ бляшекъ, расположенныхъ треугольниками, намъ очень извѣстенъ изъ орнаментистики многихъ предметовъ, находимыхъ въ гробницахъ разныхъ германскихъ народностей. Представляемые для сравненія узоры (рисунки №№ 13 и 14) взяты съ костяныхъ гребней, найденныхъ въ аллеманскихъ и франкскихъ могилахъ, около Нордендорфа, и хранимыхъ въ Мюнхенскомъ Антикваріумѣ[19]. Замѣтимъ, что такіе орнаменты совершенно свойственны и скандинавскому сѣверу.

V. Въ своемъ вышеупомянутомъ сочиненіи и атласѣ Оленинъ первый указалъ на диптихъ изъ слоновой кости, находящійся въ извѣстномъ изданіи Гори[20], гдѣ, по его мнѣнію, представлены древніе Славяне IV вѣка[21]. Г. Прохоровъ въ своемъ сочиненіи повторилъ и текстъ, и рисунокъ. Но оба археолога совершенно не правы. Никакихъ Славянъ нѣтъ въ этомъ изображеніи (нашъ рисунокъ № 15). Оленинъ не обратилъ вниманія на то, что представленные тутъ депутаты побѣжденнаго народа идутъ къ своему побѣдителю, императору Констанцію, съ данью, въ числѣ которой находится, между прочимъ, и левъ! Г. Прохоровъ этого льва почему-то выпустилъ. Какіе же это Славяне? Притомъ, въ верхней части диптиха, одинъ изъ побѣжденныхъ стоитъ подлѣ верховой фигуры императора-побѣдителя, въ томъ самомъ костюмѣ, какъ и на нашемъ рисункѣ, но на головѣ у него башлыкъ. Какой же это Славянинъ? Значитъ, и этотъ диптихъ надо выключить изъ числа документовъ для костюма нашихъ предковъ Славянъ.

VI. Важную; роль во многихъ сочиненіяхъ послѣднихъ 20—30 лѣтъ о русскихъ древностяхъ и костюмахъ играютъ фрески, находящіяся на лѣстницѣ съ западной стороны Кіево-Софійскаго собора. Тутъ многіе видятъ изображеніе древне-русскаго княжескаго дворца, древнихъ Русскихъ князей и народа на вѣчѣ и судѣ, древне-русской княжеской охоты, древне-русскихъ музыкантовъ, плясуновъ и т. д. Все это были бы въ высшей степени важные и многозначительные документы для исторіи древней Руси, еслибы только можно было доказать, что тутъ дѣйствительно изображены Русскіе. Но, къ сожалѣнію, это, по моему твердому убѣжденію, невозможноВо всемъ, что тутъ представлено, нѣтъ ни единой черты русской или вообще славянской, и напротивъ, все здѣсь — византійское, отъ первой и до послѣдней черты. Первое, что насъ поражаетъ, это — изображеніе нѣсколькихъ четырехконныхъ колесницъ, представленныхъ съ лица, и какъ бы приготовляющихся устремиться въ ристалище. Наврядъ ли кто рѣшится отнести ипподромъ и состязаніе колесницъ къ числу явленій древне-русской, кіевской жизни. Напротивъ, точь въ точь такое изображеніе византійскихъ четырехконныхъ колесницъ, съ лица, съ возницей или кучеромъ, стоящимъ во весь ростъ, въ самой серединѣ изображенія, очень обыкновенно на византійскихъ матеріяхъ[22], стеклянныхъ сосудахъ[23] и т. д. Сверхъ того, цари съ семействами или приближенными, глядящіе изъ верхнихъ колоннадъ или галлерей дворца на происходящее внизу, въ циркѣ, какъ на кіево-софійской фрескѣ, также очень нерѣдко встрѣчаются на разныхъ византійскихъ изображеніяхъ; напримѣръ, на диптихѣ изъ слоновой кости, изданномъ у Гори во ІІ-мъ его томѣ[24]. Изъ числа музыкантовъ, одинъ играетъ на инструментѣ, совершенно имѣющемъ видъ арфы, то-есть, струннаго, вертикально стоящаго инструмента, на которомъ играютъ обѣими руками. Такіе инструменты, очень часто встрѣчаемые въ рисункахъ византійскихъ и на скопированныхъ съ нихъ русскихъ миніатюрахъ, совершенно чужды древне-русской музыкѣ, гдѣ изъ инструментовъ подобнаго рода извѣстны были только гусли, инструментъ струнный, но лежачій, съ деревяннымъ дномъ, какъ table de résonnance: на немъ играли щипкомъ, какъ на арфѣ, но не въ бокъ, а сверху внизъ. Сцены охоты (рисунокъ № 16 А. В.С.) очень близко напоминаютъ подобныя же сцены на фрескахъ и мозаикахъ византійскихъ, напримѣръ, на мозаикѣ короля Рожера Сицилійскаго, въ извѣстной его «охотничьей палатѣ» въ Палермскомъ дворцѣ (рисунокъ № 17)[25]. И фигуры стрѣльцовъ, стоящихъ на колѣняхъ, и дерево, кончающееся вверху фигурой на подобіе цвѣтка, съ коронкой изъ 16—18 лепестковъ, и собаки, и олени — все тутъ очень схоже. Но вообще надо замѣтить, что эти фрески на лѣстницѣ Кіево-Софійскаго собора вездѣ, гдѣ только ни были изданы до сихъ поръ[26], изданы въ высшей степени небрежно и неаккуратно. Не извѣстно, которымъ изъ всѣхъ этихъ рисунковъ можно вполнѣ довѣрять, до того разнятся подробности въ типахъ лицъ, въ формѣ одеждъ (остроконечныя или же неостроконечныя шапки; у однѣхъ личностей, повязки или же какія-то чалмы на головѣ у другихъ; присутствіе или же отсутствіе мѣха на одеждѣ и шапкахъ?), въ формѣ архитектуры (колонки или столбы въ верхней галлереѣ; присутствіе или отсутствіе у нихъ капителей? и т. д.). Эти фрески надо было бы сначала хорошенько изслѣдовать на мѣстѣ, отдѣлить оригинальный, первоначальный рисунокъ отъ позднѣйшихъ реставрацій, приписокъ и записокъ и издать ихъ во всей точности: тогда только можно будетъ окончательно рѣшить вопросъ о точномъ происхожденіи этихъ фресокъ, на основаніи множества подробностей архитектуры, костюма, вооруженія, утвари, инструментовъ, мебели и византійскихъ привычекъ жизни, сравненныхъ съ русско-славянскими.

VII. Святославовъ сборникъ 1073 года. Въ этой рукописи знаменитый рисунокъ, изображающій Святославово семейство, несомнѣнно представляетъ личности и костюмы русскіе. Объ этомъ довольно уже говорено въ нашей археологической печати, и по моему мнѣнію, вполнѣ удовлетворительно. Въ числѣ лицъ, писавшихъ объ этомъ предметѣ, г. Прохоровъ занимаетъ едва ли не первое мѣсто по подробности, полнотѣ и точности изслѣдованія костюма, даже до мельчайшихъ и на первый взглядъ маловажныхъ, но въ сущности очень важныхъ подробностей. Онъ въ этомъ превосходитъ даже Оленина, который первый открылъ и изслѣдовалъ эту столько важную для русской науки миніатюру. Но оба они были гораздо менѣе счастливы, когда объясняли и приводили, какъ что-то тоже вполнѣ русское, три фигуры изъ Зодіака, находящіяся также въ числѣ рисунковъ этой самой рукописи. «Стрѣлецъ», правда, одѣтъ въ рубашку или тунику съ подоткнутыми къ поясу концами подола, на манеръ очень многихъ византійскихъ изображеній, но есть въ этой фигурѣ и другія подробности, совершенно отличающіяся отъ всего византійскаго и русскаго. Первая — это лукъ, вторая — стрѣла. Форма лука у здѣшняго стрѣльца совершенно особенная (рисунокъ № 18): онъ представляетъ выгибъ по серединѣ, тамъ гдѣ лежитъ стрѣла и оттуда въ обѣ стороны, но далѣе, къ концамъ тетивы, идутъ двѣ совершенно горизонтальныя линіи, образующія рѣзкій изломъ при встрѣчѣ съ остальною среднею выгнутою линіею лука. Такіе луки мы встрѣчали очень часто на памятникахъ сассанидскихъ, особенно тамъ, гдѣ представлена охота[27]. Нашъ рисунокъ № 20 представляетъ особенно явственно такой же сассанидскій лукъ, въ рукахъ у Сассанидскаго царя на охотѣ, изображенной на серебряномъ блюдѣ, принадлежащемъ графу С. Г. Строганову и найденномъ въ раскопкахъ въ Перми[28]. Но вспомнимъ еще, — такой же формы луки находятся въ рукахъ тѣхъ варваровъ, которые изображены на серебряномъ турьемъ рогѣ профессора Самоквасова, полученномъ изъ Черной могилы близъ Чернигова. Форма лука служитъ новою помѣхою, какъ для стрѣлковъ турьяго рога, такъ и для стрѣльца въ Зодіакѣ «Святославова Сборника», чтобы признать эти личности славянскими. Стрѣла въ рукахъ у «стрѣльца» также имѣетъ форму совершенно своеобразную, а именно — у нея не одно остріе, а два (въ рисункѣ у г. Прохорова и въ изданіи «Святославова Сборника» Обществомъ любителей древней письменности эта подробность вовсе опущена). Но эту форму стрѣлы мы встрѣчаемъ на многихъ предметахъ и изображеніяхъ характера вовсе не русскаго и не славянскаго. Такъ мы встрѣчаемъ стрѣлу подобнаго рода: 1) въ раскопкахъ нѣкоторыхъ кавкаpскихъ мѣстностей, въ Осетіи и близь Тифлиса (рисунокъ № 21 А. В.[29]), 2) въ раскопкахъ Владимірской губерніи[30], 3) у Тунгусовъ и нѣкоторыхъ другихъ сибирскихъ народовъ Тюрско-Монгольскаго племени (рисунокъ № 22)[31], 4) въ числѣ изображеній, изсѣченныхъ разными сибирскими племенами на скалахъ по рѣкѣ Иртышу[32], и наконецъ б) на серебряной оправѣ турьяго рога профессора Самоквасова (рисунокъ № 8). По всей вѣроятности, мы видимъ тутъ стрѣлы звѣролововъ, назначенныя на то, чтобы попадать пушному ввѣрю въ обхватъ горла, и тѣмъ не портить его шкурки. Если такое предположеніе справедливо, то и нашъ «стрѣлецъ» изъ «Святославова Сборника» есть не воинъ, а звѣроловъ — подробность любопытная. Во всякомъ случаѣ, и луки, и стрѣлы эти не заключаютъ ничего славянскаго. Многія подробности въ фигурѣ «водолея», изъ того же Зодіака, подкрѣпляютъ это положеніе новыми доводами. Эта фигура срисована въ атласѣ у Оленина[33] 50 лѣтъ тому назадъ, въ 1832 году, когда всѣ рисунки въ «Святославовомъ Сборникѣ» были гораздо свѣжѣе и сохраннѣе, чѣмъ теперь; аккуратность же всѣхъ почти вообще снимковъ въ атласѣ Олепина ручается за полную достовѣрность и этого изображенія (рисунокъ № 19). Что же мы видимъ въ этой фигурѣ? Широкій окладъ головы, широкую форму лица, усы, свѣсившіеся внизъ, широкія скулы, отвислыя широкія губы[34], а главное — сидячую позу, съ поджатыми ногами, и притомъ ногами, обутыми въ остроконечные сапоги: все признаки одной изъ расъ азіатскихъ, именно расы тюрко-монгольской. Оленинъ, по видимому, до нѣкоторой степени и самъ чувствовалъ, что фигуры Зодіака не совсѣмъ-то русскія, потому что въ объяснительномъ текстѣ при атласѣ своемъ указываетъ (и совершенно справедливо) на то. что форма лука и стрѣлы у стрѣльца такая, какая существуетъ и до сихъ поръ у Калмыковъ и Монголовъ. Онъ замѣчаетъ, что можетъ быть, это форма половецкая — замѣчаніе, конечно очень остроумное и мѣткое. Но необходимо обратить вниманіе еще и на вѣнцы, окружающіе, какъ сіяніе святыхъ, голову стрѣльца и водолея. Мы такое сіяніе нерѣдко видимъ въ изображеніяхъ сассанидскихъ, напримѣръ, въ той самой охотѣ на кабановъ въ Такъ-и-Востанѣ, которую мы упоминали выше, и въ другихъ мѣстахъ[35]. Но если приведенныя подробности препятствуютъ считать типъ, костюмъ и оружіе стрѣльца и водолея русскими, то соображенія подобнаго же этнографическаго свойства препятствуютъ признавать и «дѣву» Зодіака русскою личностью, носящею русскій костюмъ. Рубашка съ короткими широкими вышитыми рукавами, кончающимися гораздо выше локтя, — ничего не заключаетъ ни византійскаго, ни славянскаго, а можетъ, по этимъ подробностямъ костюма, быть сравниваема только съ архаическими, этрусскими и греческими фигурами, въ такомъ же костюмѣ, съ короткими рукавами, древнѣйшихъ росписныхъ вазъ, то-есть, съ изображеніями искусства чисто азіатскаго. Откуда всѣ эти подробности зашли въ болгарскій оригиналъ «Святославова Сборника» — въ самомъ ли дѣлѣ отъ Половцевъ, или отъ иныхъ азіатскихъ народовъ Тюркскаго племени, это вопросъ, ожидающій подробнаго изученія.

Таковы главнѣйшіе элементы, которые требуютъ полнаго выдѣленія изъ книги г. Прохорова и изъ исторіи русскаго костюма. Только выдѣливъ все постороннее, можно будетъ положить прочныя основы истинно-національному.

B. Стасовъ.
"Журналъ Министерства Народнаго Просвѣщенія", Часть ССХІХ, 1882


  1. ↑ Я не могу указать здѣсь, на какихъ именно таблицахъ сдѣланы такія неудовлетворительныя надписи, потому что ни одна таблица въ изданіи г. Прохорова не обозначена цифрою.
  2. ↑ Свѣдѣнія и замѣтки о малоизвѣстныхъ памятникахъ. С.-Пб., 1867, вып. II, стр. 41—48.
  3. ↑ Невоструевъ, Слово св. Ипполита объ Антихристѣ по списку XII вѣка, Москва, 1868, стр. 3.
  4. ↑ Mélanges d’archéologie, 1851, статья Мартена: Etoffes historiques, стр. 252.
  5. ↑ Эти послѣдніе матеріи были изданы, но безъ красокъ, въ атласѣ, составляющемъ III-й томъ „Древней русской исторія до монгольскаго ига“, Погодина. Въ объяснительномъ текстѣ къ рисункамъ (стр. 81) сказано, что рисунки эти доставлены г. Прохоровымъ. Въ болѣе полномъ видѣ, и въ краскахъ, эти матеріи изданы въ атласѣ при сочиненіи графа Уварова: „Меряне и ихъ бытъ“, С.-Пб., 1872, атласъ, табл. XXXV.
  6. ↑ Забелинъ, Исторія русской жизни, I, 251.
  7. ↑ Забелинъ, Исторія русской жизни, I, 642.
  8. ↑ Layard, Discoveries in the ruins of Nineveh and Babylon, London, 1853, 1 vol, p. 280. Авторъ относитъ эту статуэтку ко времени первыхъ столѣтій нашей эры, но ранѣе нашествія Арабовъ.
  9. ↑ Weiss, Kostümkunde. II B, 340 S.
  10. ↑ Weiss, ibid., S. 177.
  11. ↑ Texier, Voyage en Arménie et en Perse, II, pl. 149.
  12. ↑ Отчетъ Императорской Археологическій Коммиссіи за 1872 годъ, § VI.
  13. ↑ Изображенія его: Закревскій, Описаніе Кіева. Москва, 1868, II т., стр. 557; Погодинъ, Древняя Русская исторія до монгольскаго ига, III т., л. 38; настоящее изданіе г. Прохорова.
  14. ↑ Lindindselimit, Die Alterthümer unserer heidnischen Vorzeit. Mainz, 1864, IB., Heft XI, Tafel 1, №№ 1—2. Первый шлемъ найденъ въ Лужицахъ и сохраняется въ Клемовскомъ музеѣ въ Дрезденѣ; второй, найденный близь Доббертини въ Мекленбургѣ, сохраняется въ Шверинскомъ музеѣ.
  15. ↑ Froelmer, La Colonne Trajane, vol. I, p. 10, planches: 55—56; vol. IV, panchel 33.
  16. ↑ Menologium Graecorum, Urbini, 1727, Vol. I, pp. 197, 202, 205; II, 57,.
  17. ↑ Flandin, Voyage en Perse, I, Pl. 11.
  18. ↑ Вообще надо замѣтить, что изданіе г. Стрекалова не имѣетъ никакой ни художественной, ни археологической цѣнности и значенія. Оно — почти только перифраза и повтореніе перваго сочиненія г. Прохорова; реставраціи русскихъ одеждъ по древнимъ памятникамъ крайне неудачны и произвольны, а единственный интересный и новый предметъ — статуэтка, о которой теперь идетъ рѣчь, представленъ слишкомъ невѣрно.
  19. ↑ Lindenschmit, Die Alterthümer unserer heidnischen Vorzeit, B. I, Heft 9, Tafel 6: №№ 7 и 8.
  20. ↑ Gori, Thesaurus veterum diptychorum, Florentiae, 1759, vol. II, рисунокъ къ стр. 161.
  21. ↑ Оленина, Опытъ объ одеждѣ, оружіи и пр. Словянъ, стр. 65, таблица XII, рисунокъ L.
  22. ↑ Martin et Cahier, Mélanges d' archéologie, vol. IV, planche 21.
  23. ↑ Gori, Thesaurus diptychorum, vol. II, p. 44.
  24. ↑ Тамъ же, vol. II, стр. 86 таблица 16.
  25. ↑ Duca Serra difalco, Del duomo di Monreale ed altre chiese Siculo-Normanne, Palermo, 1838, рисунокъ на стран. 3.
  26. ↑ Сементовскій, Сказаніе о ловахъ великихъ князей Кіевскихъ, рисунки на всѣхъ почти страницахъ. С.-Пбургъ, 1857; Закревскій, Описаніе Кіева. Москва, 1868, T. II; Погодинъ, Древняя русская исторія, до монгольскаго ига. Москва, 1871, T. III, таблицы No № 57, 58, 59; Прохоровъ, Русскія древности. 1871, книга IV, таблицы 1—5; Прохоровъ, Матеріалы по исторіи русскихъ одеждъ и проч. С.-Пбургъ, 1881, таблица (въ краскахъ) при страницѣ 60.
  27. ↑ Flandin et Coste, Voyage en Perse, vol. I, planches 10, 12: Tak-i-Bostan, «Chasse aux sangliers».
  28. ↑ Отчетъ Археологической коммиссіи за 1878 и 1879 годы, таблица № 7.
  29. ↑ Вырубовъ, Предметы древности въ хранилищѣ общества любителей кавказской археологіи. Тифлисъ, 1877 г., таблица IV, №№ 1 и 3.
  30. ↑ Графъ Уваровъ, Моряне и ихъ бытъ, Москва, 1872 г., атласъ, табл. XXX, № 24. Сначала графъ Уваровъ считалъ эти наконечники стрѣлъ перьями отъ стрѣлъ, но впослѣдствіи оставилъ это предположеніе. Въ атласѣ Оленина (III, табл. 13) одинъ изъ такихъ наконечниковъ съ двумя остріями совершенно произвольно представленъ какъ нижнее перо стрѣлы.
  31. ↑ Klemm, Werkzeuge und Waffen, Leipzig, 1854, рисунки не стр. 289.
  32. ↑ Спасскій, О достопримѣчательнѣйшихъ памятникахъ сибирскихъ древностей (Зап. Р. Геогр. Общ., кн. XII), Табл. VII, №№ 1, 2, 3.
  33. ↑ Атласъ при сочиненіи Оленина: «Опытъ объ одеждѣ… и проч. Словенъ» Таблица IV, рисунокъ Е.
  34. ↑ Форма губъ у этой фигуры и прическа волосъ съ мыскомъ, вдающихся на лобъ, очень хорошо скопированы и переданы у г. Прохорова, въ его атласѣ, въ краскахъ; см. его рисунокъ къ страницѣ 66. «Святославовъ Сборникъ» мнѣ хорошо извѣстенъ по оригиналу.
  35. ↑ Flandin, Voyage en Perse, vol. I, planches 10, 12 bis, 27, 27 bis.
Источник — https://ru.wikisource.org/w/index.php?title=Заметки_о_древнерусской_одежде_и_вооружении_(Стасов)/ДО&oldid=5171071