Заблудившійся трамвай
авторъ Николай Степановичъ Гумилёвъ
Изъ сборника «Огненный столпъ». Источникъ: Николай Степановичъ Гумилёвъ. Огненный столпъ. — Петербургъ - Берлинъ: Petropolis, 1922. — С. 36—39.

[36]
ЗАБЛУДИВШІЙСЯ ТРАМВАЙ

Шелъ я по улицѣ незнакомой
И вдругъ услышалъ вороній грай,
И звоны лютни, и дальніе громы,
Передо мною летѣлъ трамвай.

Какъ я вскочилъ на его подножку,
Было загадкою для меня,
Въ воздухѣ огненную дорожку
Онъ оставлялъ и при свѣтѣ дня.

Мчался онъ бурей темной, крылатой,
Онъ заблудился въ безднѣ временъ....
Остановите, вагоновожатый,
Остановите сейчасъ вагонъ.

[37]


Поздно. Ужъ мы обогнули стѣну,
Мы проскочили сквозь рощу пальмъ,
Черезъ Неву, черезъ Нилъ и Сену
Мы прогремѣли по тремъ мостамъ.

И, промелькнувъ у оконной рамы,
Бросилъ намъ вслѣдъ пытливый взглядъ
Нищій старикъ, — конечно тотъ самый,
Что умеръ въ Бейрутѣ годъ назадъ.

Гдѣ я? Такъ томно и такъ тревожно
Сердце мое стучитъ въ отвѣтъ:
Видишь вокзалъ, на которомъ можно
Въ Индію Духа купить билетъ.

Вывеска... кровью налитыя буквы
Гласятъ — зеленная, — знаю, тутъ
Вмѣсто капусты и вмѣсто брюквы
Мертвыя головы продаютъ.

Въ красной рубашкѣ, съ лицомъ какъ вымя,
Голову срѣзалъ палачъ и мнѣ,
Она лежала вмѣстѣ съ другими
Здѣсь въ ящикѣ скользкомъ, на самомъ днѣ.

[38]


А въ переулкѣ заборъ дощатый,
Домъ въ три окна и сѣрый газонъ...
Остановите, вагоновожатый,
Остановите сейчасъ вагонъ.

Машенька, ты здѣсь жила и пѣла,
Мнѣ, жениху коверъ ткала,
Гдѣ же теперь твой голосъ и тѣло,
Можетъ ли быть, что ты умерла!

Какъ ты стонала въ своей свѣтлицѣ,
Я же съ напудренною косой
Шелъ представляться Императрицѣ,
И не увидѣлся вновь съ тобой.

Понялъ теперь я: наша свобода
Только оттуда бьющій свѣтъ,
Люди и тѣни стоятъ у входа
Въ зоологическій садъ планетъ.

И сразу вѣтеръ знакомый и сладкій,
И за мостомъ летитъ на меня
Всадника длань въ желѣзной перчаткѣ
И два копыта его коня.

[39]


Вѣрной твердынею православья
Врѣзанъ Исакій въ вышинѣ,
Тамъ отслужу молебенъ о здравьи
Машеньки и панихиду по мнѣ.

И все-жъ навѣки сердце угрюмо,
И трудно дышать, и больно жить...
Машенька, я никогда не думалъ,
Что можно такъ любить и грустить.