Журналы для народа (Некрасова)/Версия 2/ДО

Журналы для народа
авторъ Екатерина Степановна Некрасова

Опубл.: 1891. Источникъ: az.lib.ru

Журналы для народа *).

*) Русская Мысль, кн. II.

V.

Къ журналамъ, подобнымъ Русскому Рабочему, отличающимся обиліемъ иллюстрацій, и иллюстрацій довольно недурныхъ, относится и Русь (съ 1878 г.), изданіе М. О. Микѣшина, выходившая, какъ и Русскій Рабочій, каждый мѣсяцъ тетрадками, только не въ одинъ, а въ 1½ листа.

Русь несетъ съ собой въ народъ славянофильскую окраску; ея девизъ — православіе и народъ; славянофильскій духъ не только сквозитъ въ статьяхъ, но и въ картинахъ. Журналъ даетъ массу рисунковъ, изображающихъ преимущественно битвы за свободу славянъ, портреты полководцевъ. Вмѣсто виньетки, на каждомъ нумеръ дается изображеніе выдающагося за этотъ мѣсяцъ церковнаго праздника, кондакъ и тропарь, а вмѣсто преміи, изображеніе, наприм., иконы Николая Чудотворца.

Только эта иллюстрированная часть собственно и можетъ быть пригодна и доступна народу, которому въ Руси г. Микѣшина почти нечего читать, если не считать примѣтъ, пословицъ, календаря. Какое народу дѣло, напримѣръ, до «Ширъ-Али-Хана» или до филологическаго происхожденія слова ноябрь — nowember, которымъ серьезно занята редакція? Но нельзя не признать, что та же самая редакція употребляла съ своей стороны старанія, чтобы ближе подойти къ народному пониманію. Она хлопотала, но эти хлопоты, быть можетъ, и не по ея винѣ, превращались въ какое-то непріятное кривлянье, ломанье передъ мужикомъ-читателемъ. Именно такимъ характеромъ отзываются въ журналѣ, несмотря на своя литературныя достоинства, разсказы, подобные, напримѣръ, разсказу г. Лейкина: Булгактеръ.

Неудивительно, что Русь съ своею славянофильскою окраской, оставшеюся еще въ самой программѣ^[1], вызвала далеко не одобрительные отзывы Отечественныхъ Записокъ.

Русь нагляднѣе другихъ народныхъ журналовъ убѣждаетъ, какъ мало отвлекались отъ литературныхъ и общественныхъ интересовъ интеллигентной среды народные журналисты, вслѣдствіе чего, бесѣдуя съ народовъ, они разыгрывали смѣшную роль Донъ-Кихотовъ, только съ тою разницей, что Донъ-Кихотъ никому, кромѣ себя, не вредилъ, ни чьихъ надеждъ не обманывалъ, что дѣлали вольно или невольно и чаще даже невольно и безсознательно народные журналисты. Въ большинствѣ они такъ мало знали деревню, такъ чужды были ихъ пониманію степень умственнаго развитія и жизненный интересъ мужика, что они въ наивности полагали возможнымъ, повернувши голову къ интеллигенціи въ сторону деревни, продолжать начатый ранѣе разговоръ, къ которому съ интересомъ прислушивался человѣкъ интеллигентной среды.

И не одна Русь заносила на страницы народнаго журнала чуждую народу вражду нашихъ литературныхъ партій. Родина (съ 1879 г.), вышедшая подъ редакціей Захарова, въ видѣ книжекъ, числомъ 12 въ годъ, едва ли не съ большимъ уваженіемъ выражала передъ народомъ свои порицанія партіи западниковъ, до которыхъ народу было такъ же мало дѣла, какъ китайскому богдыхану.

Славянофильскій духъ журнала не только проникалъ содержаніе, но осѣдался и на наружномъ видѣ книжекъ. Вмѣсто виньетки, журналъ имѣлъ на всю обложку по желтому фону крупными славянскими буквами надпись: Родина; славянскими же буквами печаталось и все остальное на обложкѣ. И стоило перевернуть листъ, чтобы съ первыхъ же строкъ убѣдиться, что Родина дѣйствительно славянофильскій органъ: онъ на первыхъ же порахъ бранитъ западниковъ, которые е принялись теперь за всевозможныя ухищренія", чтобы побрататься съ народомъ, который редакція называетъ «новыми людьми» въ отличіе отъ старыхъ, — должно быть, привилегированныхъ.

Съ первыхъ же строкъ чувствуется та партійность, которою были проникнуты славянофилы и западники и которою редакція желала бы теперь пропитать «новыхъ людей», а, главное, уберечь народъ отъ вліянія своихъ враговъ. А какъ народный журналъ, онъ ставитъ задачу: «открыть передъ нашею меньшею братіей галлерею образцовъ нравственности общественной, гражданской, семейной, по которой меньшая братія никогда не гуляла и картинами этими не восхищалась, такъ какъ она была тогда другаго прихода. Поэтому, — говоритъ редакція, — наша Родина будетъ, по мѣрѣ возможности, содѣйствовать какъ облагороженію и разумному развитію простолюдина и расширенію знанія въ тѣхъ сословіяхъ, которыя прежде не имѣли тѣхъ способовъ и средствъ къ обогащенію себя знаніями, нравственными образцами и правилами разумнаго общежитія, какія теперь представляются имъ на каждомъ шагу». И тутъ же прибавляетъ, правда, безъ всякой связи, — что у насъ есть «даровые учителя, которые готовы охотно и безмездно сѣять въ народѣ сѣмена ложныхъ и вредныхъ ученій и портить, калѣчить тѣ дѣтски-довѣрчивыя натуры, которыя готовы вѣрить на-слово всякой печатной книжкѣ и всякому печатному слову».

Чтобы предупредить, предостеречь народъ отъ такихъ даровыхъ учителей, редакція хочетъ сѣять Родиной «хорошія сѣмена религіи, знанія, нравственности, священныхъ обязанностей относительно высшей власти, государства и отечества».

Рядомъ съ этою партійною окраской журналъ представляетъ не мало весьма недурныхъ разсказовъ, какъ, наприм., разсказы г-жи Катенкампъ (Сѣтковой), изъ которыхъ нѣкоторые было бы недурно переиздать и сейчасъ. Вотъ хоть бы разсказъ Нравственныя силы, гдѣ описывается, какъ деревенская дѣвушка ушла въ горничныя въ городъ. Сколько ни приставалъ барчукъ съ своими ухаживаніями, она осталась стойкой, — отвергла его сладкія рѣчи и подарки и дождалась-таки своего жениха съ войны. Также не дуренъ и другой ея разсказъ — Наклепали. Много недурныхъ маленькихъ сказокъ, стихотвореній, сообщеній по сельскому хозяйству, исторіи, литературѣ, географіи встрѣчаемъ въ журналѣ; даются и современныя извѣстія. Только далеко не всѣ названныя сообщенія доступны читателю. Статьи научныя въ большинствѣ трудны пониманію, если бы даже допустить читателемъ не мужика деревенскаго, а хотя бы и кончившаго курсъ въ городской школѣ.

Но если Родина трудно справляется съ формою статей, съ содержаніемъ, за то почти всегда удачно выбираетъ темы для народнаго читателя^[2]. Въ ней уже не встрѣтите такого заглавія, какъ О воздѣлываніи растеній у финикіянъ и египтянъ, какое встрѣчается въ Грамотѣѣ даже за время завѣдыванія редакціей г. Алябьевымъ. Чью, напримѣръ, изъ біографій писателей выбираетъ редакція для передачи деревнѣ? Ломоносова, Некрасова… тѣхъ писателей, которые или содержаніемъ своей жизни, своего личнаго характера, или же мотивами своей поэзіи дѣйствительно близки и доступны народу.

Но счастливый выборъ темъ далеко не совпадаетъ съ удачей изложенія и съ выборомъ самаго матеріала. Каждая изъ названныхъ біографій какъ бы предполагаетъ, что читатель въ курсѣ интеллигентной жизни и литературныхъ интересовъ столичной журналистики и т. п. И счастливый выборъ темъ оказывается не больше, какъ случайностью, случайнымъ совпаденіемъ народныхъ нуждъ съ симпатіями редакціи, а никакъ не сознательнымъ выборомъ, опирающимся на знаніе деревни.

Въ Родинѣ, какъ и въ ея старшемъ братѣ — Русь, встрѣчаемъ въ концѣ книги пословицы, примѣты, «сельско-хозяйственныя замѣтки»^[3], напоминающія наставленія въ календарѣ Л. Н. Толстаго, предсказанія по солнцу, лунѣ, звѣздамъ, животнымъ, воздушнымъ явленіямъ.

Почти весь этотъ отдѣлъ, въ особенности примѣты, составляютъ не только балластъ въ народномъ журналѣ, но и балластъ, къ тому же, еще вредный. Въ народѣ, какъ уже не разъ говорено и говорится, и безъ помощи интеллигенціи такая масса всевозможныхъ суевѣрій, примѣтъ, что намъ ни въ какомъ случаѣ не только не слѣдуетъ поддерживать, но не слѣдуетъ и увлекаться мыслью, что мы въ этомъ отношеніи можемъ обогатить народнаго читателя: онъ несравненно богаче насъ, и по этой части едва ли мы сможемъ изъ собственнаго запаса дать ему что-нибудь новое или неизвѣстное.

Родина, въ общемъ составляющая сколокъ съ нашихъ интеллигентныхъ журналовъ, если, судя по заглавіямъ статей, и кажется подходящею народу, то, въ сущности, все ея приспособленіе къ народу сказывается въ приложеніяхъ — въ видѣ календаря, примѣтъ, предсказаній и особыхъ на религіозные сюжеты картинъ, изъ которыхъ почти всѣ исполнены прекрасно.

Картины, пословицы, примѣты, календарь въ концѣ семидесятыхъ годовъ сдѣлались почти главною принадлежностью народнаго журнала; на нихъ строилъ народный журналистъ всю особенность народнаго органа, все отличіе отъ интеллигентнаго, съ котораго представлялъ, въ сущности, только грубый сколокъ. Если не хватало мѣста, этотъ отдѣлъ печатался петитомъ и даже чуть не на оберткѣ.

Но всѣ подобныя приспособленія относятся скорѣе къ внѣшности: тутъ прибавить лишній листъ, тамъ приложить картинку, фундаментальныхъ же измѣненій, — не говорю уже въ самомъ типѣ журналѣ, а хотя бы въ программахъ, по которымъ издаются наши толстые и тонкіе, маленькіе и большіе, тетрадками и книжками журналы, — въ народныхъ журналахъ семидесятыхъ годовъ не встрѣчаемъ. Всѣ они — только грубые сколки и, притомъ, не имѣющіе ничего общаго съ попытками предшествующихъ десятилѣтій. Семидесятые годы словно бы нарочно старались забыть, что дѣло народнаго журнала имѣетъ за собой массу опытовъ и даже цѣлую исторію въ три десятилѣтія. Семидесятые годы имѣли даже рядомъ наглядные образцы прежнихъ журналовъ, возникшихъ еще въ 60-е годы: Грамотѣй, Мірской Вѣстникъ и журналъ 40-хъ годовъ Чтеніе для солдатъ, которые благополучно продолжали существовать, одни — второе, другой — третье десятилѣтіе. Но журналы семидесятыхъ годовъ не захотѣли походить на своихъ предшественниковъ, которые были, въ то же время, и ихъ современники, — они захотѣли быть самобытны среди своихъ собратій. Но всю самобытность свели они на приспособленіе маленькаго интеллигентнаго журнала къ народу, и, какъ уже мы видѣли, приспособленіе не удалось. Личный талантъ редакторовъ издателей былъ черезъ-чуръ малъ, чтобы въ приспособленіи сказалось что-нибудь оригинальное, что-нибудь такое, что бы могло пригодиться для заимствованія у этого десятилѣтія для дѣла изданія современнаго народнаго журнала. Но, впрочемъ, одинъ изъ журналовъ семидесятыхъ годовъ — журналъ г-жи Пейкеръ — не остался безъ подражанія. Черезъ три года, какъ уже мы видѣли, по его слѣдамъ пошла Русь г. Микѣшина, а въ восьмидесятые годы — князь Мещерскій съ своимъ журналомъ Воскресенье, а отчасти и Кормчій, издающійся въ Москвѣ съ 1888 года. Но Кормчій больше принадлежитъ къ духовной литературѣ: у него и редакторы, и издатель (священникъ Гурьевъ), а отчасти даже и сотрудники люди духовные. Журналъ предназначается какъ религіозно-нравственное чтеніе на воскресный день; выходитъ еженедѣльно по субботамъ, стоитъ 3 р. въ годъ. Въ каждомъ нумеръ, кромѣ недѣльнаго календаря съ сообщеніемъ о святыхъ, содержатся воскресное Евангеліе, духовныя поученія, разсужденія о расколѣ — однимъ словомъ, журналъ даетъ статьи духовнаго содержанія. Если же изъ 12 страницъ, составляющихъ нумеръ, 2—3 и отводятся поэзіи, литературѣ — помѣщаются стихи или разсказъ, но и они чаще всего пишутся на религіозные темы. Напримѣръ, Какъ вести себя при бѣдности, Слезы ангела, Наказаніе Божіе за дерзкое безстрашіе во время грозы и за непочитаніе праздниковъ, стихотворенія С. Лютова: Воскресеніе Господа нашего Іисуса, Распятіе Господа нашего Іисуса Христа. На такія же темы помѣщаются и картинки. Вслѣдствіе такого спеціальнаго характера журнала, не считаю себя вправѣ входить въ его болѣе подробное разсмотрѣніе. Другое дѣло Воскресенье кн. Мещерскаго. Оно стало выходить еженедѣльно тетрадями съ 1887 года, цѣною 3 рубля въ годъ. Оно вполнѣ примыкаетъ къ группѣ разсмотрѣнныхъ народныхъ журналовъ 70-хъ годовъ. Подобно Сельскому Чтенію С. Поля, Воскресенье сбивается на журналъ и на газету въ одно время. Здѣсь не только можно встрѣтить обзоры событій дня, но даже и телеграммы, видъ которыхъ кажется такъ неумѣстенъ въ журналѣ. По общему же нравоучительному характеру статей, по массѣ картинъ Воскресенье напоминаетъ изданіе г-жи Пейкеръ, которому оно уступаетъ если не въ численности иллюстрацій, та въ ихъ изяществѣ и вообще въ изящной внѣшности всего изданія. По программѣ же журналъ кн. Мещерскаго вполнѣ можетъ протянуть руку своимъ собратьямъ 70-хъ годовъ — Русскому Рабочему, Руси и т. д.

Да журналъ кн. Мещерскаго и не претендуетъ на оригинальность и самостоятельность: на его страницахъ то и дѣло мелькаютъ перепечатки не только стихотвореній (Языкова, Апухтина, А. Толстаго), но и повѣстей (Катенкампъ), что, на нашъ взглядъ, въ народномъ журналѣ не можетъ быть сочтено за недостатокъ. Для народа многое ново изъ того, что у каждаго изъ насъ можетъ вертѣться на языкѣ. Пусть лучше народъ перечитываетъ хорошее старое, чѣмъ кормить его плохими новыми изготовленіями. Зная этотъ пріемъ за журналомъ Воскресенье, необходимо только съ большою осторожностью указывать на имена сотрудниковъ, а то въ ихъ число придется занести и В. А. Жуковскаго и многихъ другихъ обитателей кладбища.

Этотъ пріемъ «заимствованія» практикуется не въ одномъ отдѣлѣ беллетристики, и практикуется, притомъ, съ меньшею удачей. Сообщенія по сельскому хозяйству, а также и по другимъ вопросамъ составляются здѣсь заимообразно изъ другихъ газетъ; но статьи наставительнаго характера, статьи, направленныя противъ старыхъ и новыхъ пороковъ деревни, составляются уже изъ собственныхъ средствъ, безъ всякаго займа.

Изъ новыхъ пороковъ возбуждаетъ особенное неудовольствіе редакціи неуваженіе къ старшимъ: «Стариковъ не уважаютъ, начальство не слушаютъ, въ церковь ходить не ходятъ; только одно — кабакъ, да веселье, а тамъ хоть земля провались». И чѣмъ же вооружается редакція, чѣмъ хочетъ исправить молодую деревню? Голыми наставленіями вродѣ тѣхъ, которыя мы уже читали въ Русскомъ Рабочемъ, что, молъ, не слушаться старшихъ очень нехорошо. Только и всего. Среди такихъ наставленій попадаются и курьезныя, вродѣ наставленія не вѣрить въ порчу. Авторъ старается разубѣдить читателя въ возможности нагонять на другаго болѣзнь, вгонять бѣса: «Посадить, вселить въ другаго бѣса, — этого не можетъ сдѣлать никакой извергъ, хотя бы и желалъ». Но рядомъ тотъ же авторъ допускаетъ, что «бѣсъ входитъ въ человѣка самъ, безъ всякаго злаго посредничества человѣческаго, и входитъ тогда лишь, когда попуститъ ему за наши грѣхи и для нашего вразумленія самъ Богъ»^[4].

Не меньше суевѣрія развитію ложныхъ взглядовъ помогаютъ и картины, которыя по своему обилію должны служить не малою приманкой для подписчика. Между ними иногда встрѣчаются непонятныя и невразумительныя, какъ, наприм., Георгіевскій крестъ.

Картина изображаетъ умирающаго. Съ одной его стороны стоитъ дьяволъ со свиткомъ въ рукахъ, съ другой — ангелъ; онъ держитъ надъ умирающимъ георгіевскій крестъ. Подъ картиной подпись: «Ангелъ-хранитель, развернувъ свитокъ дѣлъ храбраго воина, торжествуетъ и съ георгіевскимъ (?) крестомъ побѣждаетъ и охраняетъ дьявола».

VI.

Насколько въ журналахъ 70-хъ годовъ не замѣчается никакой преемственности съ народными журналами прежнихъ десятилѣтій, настолько она бросается въ глаза въ 60-хъ и 80-хъ годахъ, такъ какъ народные журналы этихъ обоихъ десятилѣтій въ общемъ представляютъ непосредственное повтореніе того журнальнаго типа, который сложился еще въ пятидесятыхъ годахъ неутомимыми трудами Погоскаго и испортился въ началѣ 60-хъ годовъ, перейдя въ руки Дерикера.

Успѣхъ Солдатской Бесѣды былъ достаточенъ, чтобы въ самый сильный разгаръ увлеченія народомъ, вслѣдъ за Погоскимъ, не потянулась съ разныхъ сторонъ цѣлая фаланга народныхъ издателей. Самъ Погоскій въ моментъ освобожденія, ободренный успѣхомъ и самимъ временемъ, одновременно съ Солдатскою Бесѣдой открываетъ второй журналъ; книгопродавецъ И. Н. Бушнеревъ въ одинъ годъ съ Народною Бесѣдой, въ 1862 году, выпускаетъ въ Петербургѣ свой журналъ Грамотѣй. Ихъ примѣромъ увлекается и генералъ-майоръ Гейротъ; съ 1863 г. онъ начинаетъ изданіе Мірскаго Вѣстника.

Журналъ г. Бушнерева Грамотѣй былъ какъ бы сколкомъ съ журнала Погоскаго: та же сокращенная программа большихъ толстыхъ журналовъ, тѣ же отдѣлы (словесность, наука, современное обозрѣніе и разныя извѣстія), дешевая подписная цѣна (1 р. 50 к. въ годъ, а за отдѣльный № 35 к.), только число книгъ меньше — всего пять въ годъ, и выходили онѣ какъ-то необычно: годъ начинался не съ января, а съ октября; журналъ зимой и осенью выходилъ черезъ два мѣсяца, а лѣтомъ и весной выпускался всего два раза. При журналѣ была масса рисунковъ, портретовъ и даже географическихъ картъ. На обложкѣ — виньетка: мужикъ растянулся въ канавѣ. Съ моста на него смотрятъ дѣти. Тутъ же по мосту проходитъ баба съ коромысломъ, офеня, около котораго собрались мужики.

Слѣдуя примѣру Солдатской Бесѣды, Грамотѣй ежегодно издавалъ массу книгъ для народа, цѣною отъ 5, 6 и 10 копѣекъ; книги представляли перепечатку статей, помѣщенныхъ въ журналѣ.

Зачинаясь одновременно съ Народною Бѣседой, которая въ рукахъ Дерикера давала наглядный обращикъ того положенія, что весьма недостаточно только начертать хорошую программу, все дѣло въ томъ, хватитъ ли таланта и знанія, чтобы ее выполнить, Грамотѣй повторилъ почти всѣ ошибки дерикеровской бесѣды, происходившія изъ одного и того же источника: незнанія деревенскаго читателя, его развитія и пониманія.

Начать хотя бы съ изложенія статей. Не трудно усмотрѣть, что у сотрудниковъ и у редакціи нѣтъ никакого опредѣленнаго представленія насчетъ того, какъ слѣдуетъ говорить съ народнымъ читателемъ. Редакція то забросаетъ иностранными словами, вродѣ «форейторъ», «мавзолей», «моментъ», то вдругъ останавливается на выраженіяхъ: «столбовая дорога», «сельское кладбище» или, еще курьезнѣе, на словѣ: «выселки», и начинаетъ обстоятельно толковать, что такое «столбовая дорога», что называется «выселками».

Подобная сбивчивость представленія замѣчается и въ самомъ содержаніи книжекъ. Здѣсь встрѣчаются такія статьи, какъ Экспедиція къ устью рѣки Енисея подъ начальствомъ лейтенанта Крузенштерна, масса математическихъ чертежей, фигуръ; а среди хозяйственныхъ замѣтокъ встрѣчаешь наставленія, какъ склеивать разбитую фаянсовую посуду или «какъ сдѣлать непромокаемый составъ для смазки кожаной обуви», для чего, оказывается, необходимо имѣть подъ руками чутъ ли не цѣлую аптеку съ ея чувствительными вѣсами.

Въ рубрикѣ «врачебныя средства» что ни совѣтъ, то поддержаніе существующихъ суевѣрій или распространеніе новыхъ, не менѣе невѣжественныхъ понятій. Но это нисколько не мѣшаетъ редакціи тутъ же рядомъ говорить о вредѣ суевѣрія, и говорить горячо.

Въ смыслѣ народнаго журнала немного выигралъ Грамотѣй и подъ другою редакціей, — даже подъ редакціей Н. И. Алябьева, который завѣдывалъ журналомъ, когда редакція изъ Петербурга перешла въ Москву^[5].

Изъ разсматриваемыхъ въ этомъ очеркѣ журналовъ Грамотѣй до восьмидесятыхъ годовъ былъ единственный народный журналъ, который издавался въ Москвѣ. Первопрестольная столица въ дѣлѣ народной журналистики, если не считать двухъ журналовъ восьмидесятыхъ годовъ: Сотрудника и Кормчаго, оказывается крайне несмѣлой, осторожной и мало предпріимчивой. Петербургъ же можетъ насчитать больше десятка народныхъ журналовъ, зародившихся въ его стѣнахъ. Впрочемъ, въ исторіи народной журналистики Петербургъ является почти единственнымъ городомъ, если не считать единичной попытки города Вильно издавать для народа Сельское Чтеніе подъ редакціей С. Поля, Варшавы, издающей Бесѣду у которую мнѣ не удалось видѣть, и сейчасъ указанныхъ журналовъ въ Москвѣ, куда изъ Петербурга была переведена и редакція Грамотѣя. Впрочемъ, такую же первенствующую роль играетъ Петербургъ не въ одной исторіи народной журналистики, а также и въ дѣлѣ народныхъ изданій вообще: въ Петербургѣ издавалось много народныхъ газетъ, въ Петербургѣ же возникли и солидныя народно-издательскія фирмы, какъ фирна Фанъ-деръ-Флита, с.-петербургскаго комитета грамотности и коммиссіи народныхъ чтеній.

Если по времени возникновенія нѣкоторыя издательскія фирмы московскія и оказываются старше петербургскихъ, то это старшинство только по годамъ, а не по солидности и достоинствамъ самаго цѣла и прочности фирмъ^[6]. Несомнѣнно, Петербургу принадлежитъ въ дѣлѣ народныхъ изданій первенствующая роль: обѣ названныя фирмы — с.-петербургскій комитетъ грамотности и коммиссія народныхъ чтеній — до сихъ поръ непрерывно ведутъ свое дѣло, а изданіи с.-петербургскаго комитета грамотности являются до сихъ поръ лучшими, какъ бы образцовыми. Общества же, возникшія въ Москвѣ, хотя возникли и давно, чуть не на цѣлыя 25 лѣтъ раньше петербургскихъ, но они сдѣлали неизмѣримо меньше, новая же фирма «Посредникъ», хотя и имѣетъ за собою въ исторіи развитія народныхъ изданій громадное и даже первенствующее значеніе, но неизвѣстно, куда ее слѣдуетъ отнести, къ Петербургу идя къ Москвѣ: печатала она свои книжки въ Москвѣ, а редактировала въ Петербургѣ.

Возвращаюсь къ Грамотѣю г. Алябьева. Г. Алябьевъ не предназначалъ своего журнала собственно для народа. Ему, какъ и многимъ, въ прежніе годы, казалось возможнымъ издавать журналъ, удовлетворяющій въ одно время и простолюдина, и «всякаго образованнаго человѣка, интересующагося народнымъ дѣломъ». Тогда казалось возможнымъ соединеніе двухъ такихъ несовмѣстимыхъ цѣлей. Въ шестидесятыхъ же и семидесятыхъ годахъ не казалась такъ рѣвка разница въ умственныхъ потребностяхъ народа и интеллигенціи, тогда казалось возможнымъ удовлетворять тѣхъ и другихъ одинаковыми литературными блюдами. Этимъ объясняется явленіе журналовъ вродѣ Грамотѣя г. Алябьева, предназначаемыхъ для такой обширной публики, — народъ и интеллигенція, городъ и деревня.

Всѣ подобныя изданія хлопотали, насколько возможно, объ одномъ: «доставить полезное, занимательное и дешевое чтеніе». Г. Алябьевъ значительно расширилъ программу Грамотѣя, сдѣлалъ ее разнообразнѣе. Кромѣ отдѣла беллетристики, сюда вошли разсказы изъ русской исторіи, біографіи — прежмущественно русскихъ людей, «разсказы о Россіи въ географическомъ, литературномъ, статистическомъ, втнографическомъ, промышленномъ и сельскомъ отношеніи. Все относящееся до русскаго сельскаго хозяйства и его улучшенія. Обзоръ жизни и особенно хозяйственныхъ занятій въ замѣчательныхъ мѣстностяхъ Россіи и другихъ странъ. Открытія, изобрѣтенія и совѣты. Народная гигіена. Объявленія о выходѣ въ свѣтъ народныхъ книгъ, съ ихъ критическою оцѣнкой, о вызовѣ рабочихъ, о цѣнахъ на рабочія силы, о составленіи артелей, объ открытіи промышленныхъ и ремесленныхъ заведеній. Разсказы о природѣ и ея явленіяхъ. Правительственныя распоряженія. Объясненіе необходимости знанія законовъ и указанія на важнѣйшія изъ нихъ съ поясненіемъ».

Вотъ какая широкая программа была у Грамотѣя подъ редакціей г. Алябьева. Но содержаніе журнала при всей своей широтѣ не представляетъ ничего, что бы могло годиться въ смыслѣ чтенія для народа. Чтопойметъ деревня, что найдетъ интереснаго въ такого рода историческихъ статьяхъ, какъ Юоюнославянскія земли и ихъ tepow, гдѣ, на подобіе политическаго обзора нашихъ толстыхъ журналовъ, излагаются событія современныя и вскользь указывается на прошлое, какъ хорошо извѣстное читателю? При чемъ же тутъ деревня? А что касается поэзіи, то вотъ ея обращикъ — стихи Дерунова:

На Шекснѣ.

Титъ, вѣдь, заговоры разные

Знаетъ; мастеръ сѣть вязать,

Насчетъ снасти рыболовныя

Мастеровъ не подыскать.

На питье не солощъ; знатную

Деньгу онъ теперь скопилъ

И квитанцію рекрутскую

Нынѣ за сына купилъ…

Пожалуй, и деревнѣ понять бы не мудрено, но что это за стихи, — стоитъ ли давать такую поэзію? Хорошія же стихотворенія вродѣ Въ страду С. Дрожжина встрѣчаются не часто.

Но, собственно говоря, въ каждой книжкѣ можно найти не мало любопытнаго, только не для деревни. Напримѣръ, въ отдѣлѣ Обозрѣніе отечественныхъ историческихъ журналовъ встрѣчается обозрѣніе Русской Старины за цѣлый годъ; разборъ Исторіи педагогики Карла Смита; Случаи и анекдоты при Петрѣ Великомъ, переданные въ томъ видѣ, какъ встрѣчаемъ ихъ на страницахъ Русской Старины или Русск. Архива; О воздѣлываніи растеній финикіянъ и египтянъ… Отдѣлъ же правительственныхъ распоряженій представляетъ простую перепечатку изъ Правительственнаго Вѣстника.

Но въ той же самой книжкѣ^[7], въ которой находятся сейчасъ указанныя статьи, встрѣчаются и совершенно умѣстныя для народнаго журнала заглавія статей, напримѣръ: Какъ лечить часотку у лошадей; Практическое разрѣшеніе вопроса о вредѣ отъ ежегоднаго передѣла крестьянскихъ земель; Крупный или мелкій картофель слѣдуетъ садить? Какъ выдѣлывать пряжу изъ крапивы?… Кажется, чего же лучше? — взяты самые подходящіе вопросы для деревни. Но самое изложеніе статей далеко не оставляетъ при томъ же убѣжденія. Сухо, непонятно… масса словъ вродѣ «суррогатъ», а то и того хуже — прямо латинскіе термины.

Но въ 70-е годы редакторы вродѣ г. Алябьева хлопотали не столько о деревенскомъ мужикѣ, сколько о кончающихъ курсъ ученикахъ народныхъ училищъ, для которыхъ совсѣмъ недоставало книгъ. И если журналъ г. Алябьева оказывается неудовлетворительнымъ съ точки зрѣнія современныхъ требованій на народный журналъ, то онъ все же не лишенъ былъ своихъ достоинствъ въ то время. Журналъ г. Алябьева былъ изданіе грамотное, и это одно уже даетъ ему перевѣсъ передъ Грамотѣемъ 60-хъ годовъ, даетъ преимущество и превосходство передъ лубочною литературой, которая по обилію была все же единственнымъ источникомъ, утолявшимъ жажду молодыхъ грамотниковъ деревни. Не могли также не сказаться въ самомъ направленіи и духѣ журнала тѣ добрыя мысли и желанія, которыми была преисполнена редакція^[8]. О, безъ сомнѣнія, на страницахъ Грамотѣя г. Алябьева нельзя было наткнуться хотя бы на такого рода лечебные совѣты и медицинскія сообщенія, какія попадались въ журналѣ г. Кушнерева, почти ничѣмъ не превосходящемъ со стороны содержанія и внѣшности лубочныя книги. Да и на виньеткѣ — на мѣсто пьянаго растянувшагося мужика уже виднѣлась изба съ надписью: Школа, отъ которой изображены во всѣ стороны лучи, — несомнѣнно лучи просвѣщенія, а возлѣ школы народъ: мужикъ, мальчикъ, дѣвочка — всѣ читаютъ, — дѣвочку слушаетъ старый старикъ. Тутъ же стоитъ раскрытый ящикъ, изъ котораго дѣти берутъ книги. Эта виньетка прямо указываетъ, о какомъ читателѣ имѣла въ виду заботиться редакція. Но журналъ ее пригоденъ для деревенскаго школьника, — едва ли кто изъ современныхъ деревенскихъ педагоговъ рѣшился бы дать книжку этого журнала въ руки своему деревенскому ученику.

Къ типу этого журнала вполнѣ примыкаетъ Сотрудникъ, начавшій издаваться г. Залѣсскинъ въ Москвѣ въ 1887 г., по 12 книжекъ въ годъ, каждая книжка въ 7—9 листовъ, при годовой подпискѣ въ 4 рубля. Программа журнала отличалась такими же широкими замыслами, какъ и у московскаго Грамотѣя, подобно которому редакція Сотрудника разсчитывала на самый обширный контингентъ читателей, начиная съ крестьянъ и кончая интеллигенціей. Но ошибки, плохо сознаваемыя въ 60-хъ и 70-хъ годахъ, не могли не быть тотчасъ же поняты въ послѣднее десятилѣтіе, значительно обогатившееся званіями по части народнаго развитія и пониманія. Сотрудникъ на первыхъ же порахъ очутился, по выраженію самой редакціи, въ «неблагопріятномъ положеніи» и въ январѣ 1888 года объявлялъ уже о необходимости пріостановить изданіе, которое въ концѣ года перешло въ новыя руки. Что представитъ изъ себя этотъ журналъ въ будущемъ, еще неизвѣстно.

VII.

Другой журналъ 60-хъ годовъ, одного типа съ журналомъ Погоскаго, Мірской Вѣстникъ, также имѣетъ большое сходство съ Грамотѣемъ — и по содержанію, и по внѣшности, — и опять съ Грамотѣемъ втораго фазиса, когда онъ редактировался г. Алябьевымъ. Мірской Вѣстникъ также выходилъ книжками — по 12 въ годъ, съ годовою цѣною въ 3 р. и тоже съ рисунками, издавалъ также много книгъ, составлявшихъ перепечатку статей журнала^[9]. Не только форматъ, но даже обложка у обоихъ журналовъ была одинаковая — лиловая, на обложкѣ виньетка. Только виньетка Мірскаго Вѣстника далеко не такъ проста, какъ у Грамотѣя. Мѣсто деревенской школы здѣсь занимаетъ каменная глыба съ надписью: «19 февраля 1861 года». На вершинѣ ея двуглавый орелъ, а надъ нимъ въ воздухѣ виситъ сіяніе и корона; книгу у подножія камня стоятъ и сидятъ мужики, есть и бабы, — всѣ слушаютъ чтеніе книги, на которой надпись: «законы». Это цѣлая аллегорія, которую едва ли уразумѣть деревенскому читателю. Но редакція въ объявленіи довольно ясно высказываетъ задачу изданія: «Быстрое распространеніе грамотности во всей массѣ русскаго народа и великія реформы, совершившіяся нынѣ въ гражданской жманы Россіи, вызвали въ послѣднее время потребность въ книгахъ, а также и въ особыхъ періодическихъ изданіяхъ для народа. Простолюдинъ въ настоящее время пріобрѣлъ обширныя гражданскія права, которыя даютъ ему возможность принять живое участіе въ общей дѣятельности всѣхъ сословій государства. Долгъ образованныхъ сословій братски помочь крестьянину въ дѣлѣ устройства его быта на новыхъ прочныхъ основаніяхъ и въ стремленіи его къ расширенію своего прежняго узкаго круга дѣятельности и понятій».

Такъ вотъ чему обязано появленіе Вѣстника: новымъ реформамъ, — онѣ вызываютъ интеллигенцію на новое дѣло непосредственнаго просвѣщенія народа, — вотъ что, слѣдовательно, означаетъ надпись, на виньеткѣ «19 февраля 1861 года», вотъ что означаетъ двуглавый орелъ съ сіяніемъ. А законы? какое они имѣютъ отношеніе къ Мірскому Вѣстнику, къ его программѣ? Въ томъ же объявленіи отъ редакціи говорится далѣе: редакція обѣщаетъ знакомить крестьянина съ наукою права, только не въ сухомъ видѣ, не въ формѣ учебника, «а въ живомъ, понятномъ изъясненіи главнѣйшихъ законоположеній, относящихся до крестьянъ, а также въ обсужденіи дѣятельности волостныхъ старшинъ и другихъ выборныхъ лицъ волостнаго и сельскаго управленія». Остальные же отдѣлы редакція обѣщаетъ посвятить «распространенію религіозныхъ истинъ въ народѣ и распространенію научныхъ и практическихъ свѣдѣній».

Едва ли когда возникалъ народный журналъ съ такими ясными, широкими и насущными задачами для деревни, какъ знакомство съ главнѣйшими законами, касающимися деревни, — съ намѣреніемъ входить не только въ разсмотрѣніе, но и въ обсужденіе дѣятельности непосредственныхъ деревенскихъ властей — волостнаго правленія съ его старшинами и предсѣдателемъ.

Въ степени выполненія этихъ задачъ и обѣщаній опять бросается въ глаза сходство съ Грамотѣемъ г. Алябьева. Всѣ статьи Мірскаго Вѣстника берутъ на нѣсколько тоновъ выше крестьянскаго пониманія и, такихъ образомъ, самаго главнаго своего читателя, деревенскаго мужика, оставляютъ за бортомъ, и какъ бы ни казались интересны статьи сами по себѣ, гдѣ толкуется и о фазахъ луны, и о взаимномъ притяженіи, и о полярныхъ звѣздахъ, но онѣ недоступны крестьянину. Журналъ съ удовольствіемъ — и не безъ пользы — прочтетъ сельскій учитель, собственно же для народа изо всѣхъ книжекъ за цѣлый, ну, хотя бы за 1875, годъ дай Богъ, чтобы оказались понятными два-три разсказа^[10] и нѣсколько стихотвореній, — остальное же совсѣмъ недоступно, и не столько по содержанію, сколько по языку.

Мірской Вѣстникъ пробовалъ временами отступать отъ рѣчи сухаго учебника и поддѣлываться подъ народную, но это выходило чуть ли не хуже. На неумѣстность поддѣлки указывалъ маленькій журналъ Руководство для сельскихъ пастырей. «Нѣтъ необходимости писать такъ, какъ говоритъ народъ; онъ самъ хочетъ научиться говорить лучше, чище, чтобы книжки были понятнѣй, къ чему же перенимать его рѣчь, переводить на бумагу, увѣковѣчивать ее въ печати и тѣмъ задерживать развитіе народной рѣчи, ея усовершенствованіе?»^[11] Несравненно строже относился къ народному журналу Современникъ; неумѣнье редакціи справиться съ задачей онъ принималъ какъ бы за насмѣшку надъ народнымъ образованіемъ^[12].

Но нѣтъ сомнѣнія, что у редакціи было и желаніе, и стараніе сдѣлать всѣ мудреныя вещи доступными простолюдину, но… для этого у нея недоставало только… умѣнья. Сомнѣваться въ добромъ желаніи редакціи нѣтъ ни малѣйшаго основанія. Какихъ попытокъ, какихъ опытовъ она ни дѣлала, чтобы упростить, подойти подъ пониманіе деревни! Возьмемъ статью: О томъ, какъ молодой солдатъ Демьянъ разспрашивалъ стараго служиваго Ивана Трофимова объ устройствѣ человѣческаго тѣла.

Сколько въ основѣ этой статьи лежитъ добрыхъ намѣреній и старанія — дать толково, просто понятіе о строеніи нашего тѣла! Ради упрощенія и большей доступности, сообщеніе дѣлается въ діалогической формѣ. Но діалогическая форма, какъ извѣстно, требуетъ особаго таланта, и прибѣгать къ рей всякому, умѣющему грамотно писать, — большой рискъ. Такъ рискнулъ авторъ названнаго діалога и только оконфузился: у него вышли не солдаты, а манекены, не разговоръ живой, а выдержки изъ учебника, причемъ солдатъ, долженствующій поучать, вышелъ, ну, ни дать, ни звать — профессоръ, а другой, долженствующій поучаться, — настоящій болванъ. И несмотря на все желаніе просто объяснить народу о строеніи человѣческаго тѣла, тутъ трудно что-нибудь уразумѣть.

Сходство Мірскаго Вѣстника съ Грамотѣемъ сказывается также и въ составѣ сотрудниковъ; и тамъ, и тутъ среди поэтовъ встрѣчаемъ крестьянина С. Дерунова съ его плохими стихами, составляющими плохое подражаніе Кольцову, вродѣ, наприм., стихотворенія Крестьянская забота, которое начинается такъ:

«Вотъ бьется онъ съ заботушкой,

Какъ бы стать въ селѣ хозяиномъ,

Запахать поля широкія,

Не знать жизни одинокія…» *)

• ) 1888 г., кн. 8.

Такихъ поэтовъ, какъ С. Деруновъ, изъ крестьянской среды не мало насчитываетъ на своихъ страницахъ Мірской Вѣстникъ, да и не только поэтовъ, а вообще сотрудниковъ изъ крестьянъ. Приложеніе къ имени автора «крестьянинъ», «мѣщанинъ» считается редакціей едва ли не украшеніемъ, и Мірскому Вѣстнику принадлежитъ честь открытія широкой журнальной дороги для поэтовъ деревни. Среди нихъ встрѣчаемъ здѣсь и старосту Желнобобова (Про грамотку {«Потихоньку, помаленьку

Все впередъ, да все впередъ,

Глядь, и въ нашу деревеньку

Божья грамотка идетъ…

…И тогда ужъ не обманетъ

Насъ пріятель никакой,

Разумъ нашъ про все разсудитъ

Ужъ своею головой…»

(Мір. Вѣстн. 1883 г., кн. 4).}, и мѣщанина Булычева, и др.

Въ этомъ, насколько кажется, все преимущество Мірского Вѣстника передъ Грамотѣемъ, съ которымъ, кромѣ указаннаго сходства внѣшняго и внутренняго, онъ сходится еще и въ безкорыстно-любовномъ отношенія къ дѣлу, которое, тѣмъ не менѣе, не удается обѣимъ редакціямъ.

Какъ вышеупомянутый солдатскій діалогъ, такъ и отдѣлъ извѣстій, гдѣ часто сообщается о солдатахъ, рекрутахъ, рекрутскихъ наборахъ, да и сами разсказы, гдѣ часто фигурируютъ солдаты, говорятъ за особую симпатію и интересъ редакціи къ людямъ военной среды. Эта симпатія легко объясняется профессіей самого редактора, А. Ѳ. Гейрота: онъ генералъ-майоръ. Это одно изъ именъ, которыя встрѣчались еще въ 40-хъ годахъ въ исторіи русской народной журналистики. Какъ припомнимъ, А. Ѳ. Гейротъ еще до освобожденія издавалъ журналъ Чтеніе для Солдатъ, который и сейчасъ продолжаетъ издаваться сыномъ покойнаго А. Ѳ. Гейрота одновременно съ Чтеніемъ для Народа, замѣнившимъ Мірской Вѣстникъ, который просуществовалъ около 25 лѣтъ, съ 1863 г. по 1885 годъ.

Но Мірской Вѣстникъ закрылся въ 1885 г. какъ бы затѣмъ, чтобы въ слѣдующемъ, 1886 г., возродиться подъ новымъ именемъ: Чтеніе для Народа, оставаясь въ рукахъ прежней редакціи и сохраняя прежній характеръ и даже ту же задачу, только съ маленькимъ измѣненіемъ согласно требованію времени. То-есть въ объявленіи теперь уже ни слова не говорилось объ освобожденіи, призывающемъ интеллигенцію на служеніе народу, а прямо, что цѣль журнала — «содѣйствовать первоначальному научному самообразованію народа, основанному на нравственныхъ началахъ и религіозныхъ истинахъ православной вѣры; утверждать въ народѣ религіозныя и нравственныя понятія и распространять первоначальныя полезныя знанія».

По наружному виду легко ошибиться и Чтеніе для Народа принять за Мірской Вѣстникъ. Книжки Чтенія одной величины съ Мірскимъ Вѣстникомъ, въ такой же лиловой обложкѣ, съ такою же аллегорическою виньеткой: та же глыба, орелъ, только безъ сіянія, та же надпись на глыбѣ: «19 февраля 1861 г.», а у подножія — чтецъ и слушатели.

Чтеніе такъ же, какъ и Мірской Вѣстникъ, только едва ли не въ большемъ числѣ, насчитываетъ сотрудниковъ между крестьянами. Тутъ и поэтъ Влазневъ, одинъ изъ постоянныхъ сотрудниковъ журнала, у котораго встрѣчаются за послѣднее время недурныя стихотворенія, и сторожъ сельской школы Захарычъ, и поэтъ крестьянинъ Денисовъ, помѣстившій въ Чтеніи, кромѣ мелкихъ стихотвореній, большую поэму Волга, сильно отзывающуюся подражаніемъ Кольцову; впрочемъ, въ ней встрѣчаются мѣста и не лишенныя дарованія:

«Прошепчи хоть ты

(говоритъ крестьянинъ-поетъ, обращаясь въ Волгѣ)

Тихимъ голосомъ

И повѣдай всю

Быль протекшую:

Сколько бурь, невзгодъ

Въ жизни встрѣтила?

Сколько тысячъ бѣдъ

Перевидѣла?…

Сколь кровавыхъ жертвъ

Пріютила ты

И могильнымъ сномъ

Убаюкала?…» *)

• ) 1886 г., № 7, стр. 80—81.

Есть, конечно, сотрудники и помимо крестьянъ: одинъ изъ постоянныхъ и плодовитыхъ — г. Серебровскій, котораго повѣсти были переизданы отдѣльными книжками у И. Д. Сытина^[13], затѣмъ С. Михайлова, А. Н. Величковъ, А. Платоновъ, В. Барсуковъ и др. Въ Чтеніи, какъ и въ Солдатской Бесѣдѣ Погоскаго, установилось общее правило — принимать и печатать статьи только съ подписями авторскихъ именъ.

Но Чтеніе, при всемъ своемъ сходствѣ съ Мірскимъ Вѣстникомъ, въ значительной, со стороны языка и изложенія, мѣрѣ превосходитъ его, какъ превосходитъ опытный педагогъ послѣ длинныхъ лѣтъ практики самого себя. Сообщаемыя свѣдѣнія, наприм., объ аэролитѣ, компасѣ, велосипедѣ дѣлаются уже въ значительно упрощенной формѣ, доступной, если не для крестьянина, то хоть для средняго читателя. Сообщается много въ нравственномъ и другихъ отношеніяхъ хорошо дѣйствующихъ на читателя фактовъ изъ деревенской жизни, наприм., постановленія на мірскомъ сходѣ объ общественныхъ запашкахъ, объ основаніи школъ и т. п.

Хотя направленіе журнала довольно сбивчиво, но въ общемъ недурно. Возьмемъ, наприм., комедію На свою же голову, гдѣ разсказывается, какъ хотѣли оклеветать деревенскаго учителя въ безбожіи собственно потому, что учитель мѣшалъ деревенскому лавочнику жениться на дочери богатаго мужика, Настѣ: дочь любила этого самаго учителя. Отецъ молодой дѣвушки стакнулся съ лавочникомъ-кулакомъ, чтобы убрать изъ деревни учителя, эту помѣху ихъ общимъ планамъ. И вотъ на учителя посыпались клеветы, что онъ безбожникъ, что дѣтей учитъ такимъ глупостямъ, будто земля вертится, виситъ на воздухѣ, а не стоитъ на китахъ. Но предводитель дворянства беретъ сторону учителя, и учитель остается на мѣстѣ, женится на Настѣ, а у кулака-лавочника опечатываютъ лавку.

Мысли почти во всѣхъ разсказахъ добрыя, но художественное ихъ выполненіе далеко не высокой пробы, хотя бы взять въ этой комедіи: пьяный мужикъ болѣе походитъ на каррикатуру, чѣмъ на дѣйствительнаго мужика. Крестьянка Настя и по внѣшности (она гуляетъ въ вѣнкѣ изъ васильковъ съ книжкой въ рукахъ), и по рѣчамъ не крестьянка, а воспитанная барышня. Но за то всѣ симпатіи автора на сторонѣ бѣдной дѣвушки, даже тогда, когда она не покоряется отцу, бѣжитъ вонъ изъ дому, бѣжитъ къ жениху-учителю и когда идетъ къ предводителю просить защиты противъ отца.

Вся комедія, направлена къ тому, чтобы разсѣевать невѣжество, нелѣпости суевѣрнаго представленія. Но это не мѣшаетъ тутъ же, въ первомъ отдѣлѣ, гдѣ помѣщаются проповѣди и духовныя бесѣды, говорить о бѣсноватыхъ.

Я нарочно нѣсколько подробнѣе остановилась на направленіи и содержаніи Чтенія для Народа, такъ какъ этотъ журналъ не есть только достояніе исторіи, а представляетъ образецъ того, что сейчасъ дается народу.

Та же самая редакція, какъ уже упоминалось раньше, издаетъ Чтеніе для Солдатъ. Этотъ журналъ издается съ 40-хъ годовъ; но мнѣ удалось его отыскать лишь за семидесятые годы, не раньше, когда онъ издавался рядомъ съ Мірскимъ Вѣстникомъ, съ которымъ во многихъ отдѣлахъ представлялъ полное тождество статей. «Такъ какъ оба эти журнала, — говорилось отъ редакціи, — въ основаніи своемъ имѣютъ цѣлью содѣйствовать умственному и нравственному развитію въ народѣ вообще, то и статьи духовно-нравственнаго отдѣла, и нѣкоторые разсказы, повѣсти я стихотворенія, имѣющіе общій интересъ, предназначаются для помѣщенія въ обоихъ журналахъ».

Программа обоихъ журналовъ была почти одна и та же; въ шестидесятыхъ годахъ въ Чтеніи для Солдатъ были введены еще ра новыхъ отдѣла: Солдатскій собесѣдникъ, куда входили статьи о законоположеніяхъ, уставахъ, относящихся до воинскихъ нижнихъ чиновъ, и отдѣлъ Солдатскія сочиненія.

Въ послѣдній отдѣлъ входятъ исключительно труды солдатъ. Этотъ отдѣлъ возбудилъ такое соревнованіе, что редакція въ 1863 году была завалена обиліемъ солдатскихъ сочиненій и принуждена была начать издавать отдѣльный Сборникъ солдатскихъ сочинениій, который выходилъ въ годъ въ числѣ шести нумеровъ, цѣною 1 р. 60 к. съ пересылкою. Но помѣщаемыя сочиненія подвергались значительной выправкѣ со стороны редакціи, потому о степени ихъ достоинствъ, какъ произведеній солдатскихъ, судить трудно.

Въ 60-хъ годахъ содержаніе каждой книжки Чтенія для Солдатъ представляло чрезвычайное разнообразіе: въ первый отдѣлъ входили статьи духовнаго характера — и проповѣди, и простые разсказы, и разговоры священника съ раскольниками, затѣмъ шли историческія статьи, статьи по гигіенѣ, зоологіи, біографіи (Слѣпушкина, Никитенко, Шевченко), стихи Некрасова, разсказы Даля, Марка-Вовчка, Тургенева. Въ книжкахъ было больше разнообразія, широты, простора для мысли и фантазіи читателя, чѣмъ представляетъ журналъ въ настоящее время. Онъ выходилъ въ годъ въ числѣ 6 книгъ или 24 нумеровъ и стоилъ съ пересылкою 3 р. 10 в. Теперь же онъ выходитъ 12 выпусками и стоитъ съ пересылкою 4 р. Въ настоящее время въ его содержаніи преобладаетъ военный характеръ. Всѣ статьи, за исключеніемъ одной-двухъ духовно-нравственныхъ, посвящаются дѣламъ и вопросамъ военнымъ^[14]. Это обычный характеръ содержанія книжки, а если иногда встрѣчаются стихи, то и они непремѣнно, воинственнаго характера. Вотъ стихотвореніе: Закаспійская желѣзная дорога, — оно прекрасно знакомитъ съ поэзіей журнала за 1888 годъ.

«Дружно, быстро мы, ребята,

Подвигаемся впередъ,

Лихо отъ Кизилъ-Арвата

Батальонъ второй идетъ.

Наши лагери — укладка,

А вагонъ у насъ палатка;

Мы среди полей живемъ,

И намъ горе ни по чемъ…»

Съ этой стороны любопытна статья, какъ бы родъ исповѣдуемаго редакціей катехизиса: Бесѣда отца съ сыномъ. Отецъ наставляетъ сына-солдата: «о всякихъ людяхъ, которые ведутъ непотребныя рѣчи, гдѣ бы то ни было: въ казармахъ, либо по трактирамъ, немедленно нужно докладывать начальству».

Сынъ спрашиваетъ: «Если цивильный человѣкъ какой, то гдѣ же его начальство искать?» Отецъ: «А полиція зачѣмъ? Полиціи и слѣдуетъ докладывать. Она, вѣдь, и поставлена для того, чтобы оберегать честныхъ людей отъ разныхъ подлыхъ людишекъ. Ежели бы каждый хорошій человѣкъ тотчасъ сообщалъ полиціи о появившихся вредныхъ людяхъ, такъ ихъ бы у насъ не было».

Далѣе сынъ спрашиваетъ: «Какой вредъ могутъ сдѣлать разные прощалыги своими глупыми рѣчами, батюшка?» Отецъ на это даетъ длинную отповѣдь, которая въ концѣ урезониваетъ сына на благородный подвигъ доноса: «Теперь зѣвать не стану, батюшка, — говоритъ сынъ. — Совсѣмъ я не понималъ вреда рѣчей нашего дворянчика о неравномѣрномъ распредѣленіи земли»^[15].

Таково современное направленіе журнала Чтеніе для Солдатъ, которое ничего не имѣетъ общаго съ тѣмъ же журналомъ шестидесятыхъ годовъ, хотя редакторъ и издатель его и сейчасъ носатъ одно и то же имя — Гейротъ, но тогда были шестидесятые годы, а теперь настали восьмидесятые; тогда были отцы, а теперь дѣти.

VIII.

Всѣ четыре сейчасъ разсмотрѣнныхъ журнала въ выработкѣ народнаго журнальнаго типа шли по стопамъ Погоскаго — его Солдатской Бесѣды.

Собственно этому редактору принадлежитъ самостоятельность выработки, и то, впрочемъ, не типа: Солдатская Бесѣда вполнѣ примыкала къ типу существующихъ интеллигентныхъ журналовъ, — а, вѣрнѣе, въ самостоятельности выработки программы журнала, главное же — въ умѣньи выполнить эту программу.

Погоскій держался правила: въ новомъ дѣлѣ начинать съ маленькаго, — ни широкихъ программъ, ни заманчивыхъ обѣщаній. Погоскій понималъ, какъ трудно было то дѣло, за которое онъ брался, и что еще труднѣе — вѣрно намѣтить его границы при самомъ началѣ и взять прямо тотъ настоящій тонъ, который бы не смахивалъ на сюсюканье глупыхъ нянекъ съ дѣтьми и не сбивался бы на каррикатуру, а еще того хуже, какъ бы не взять тономъ выше пониманія читателя.

Принципъ постепенности отъ простаго къ сложному, а, главное, прекрасное знакомство съ средой и жизнью простаго читателя уберегли автора отъ тѣхъ ошибокъ, въ которыя стали впадать одинъ за другимъ журналисты, шедшіе вслѣдъ за Погоскимъ. Прекрасно понимая, что такое дѣло, какъ веденіе народнаго журнала, не столько будетъ стоять въ зависимости отъ теоретическихъ начертаній, сколько отъ самой жизни и отъ личнаго умѣнья редактора, Погоскій не давалъ читателю широкихъ обѣщаній, но заманивалъ ни числомъ книгъ, ни ихъ величиною; все это (и число книгъ, и ихъ объемъ), какъ извѣстно, зависитъ отъ накопленія годнаго матеріала. И журналъ Погоскаго давалъ маленькія книжки, — сперва всего3 въ годъ, а потомъ число ихъ дошло до 6, и только черезъ 4 года журналъ сталъ выходить въ двойномъ изданіи и объявилъ свою подробную программу, состоявшую изъ пяти отдѣловъ. Но съумѣть ее выполнить, съумѣть остаться въ предѣлахъ намѣченныхъ рубрикъ и съумѣть не выдти за предѣлы пониманія и близкихъ интересовъ деревни, — такую задачу могъ выполнить только знатокъ народа, его развитія, интересовъ. И Погоскій выступаетъ дѣйствительно такимъ знатокомъ. Любая статья, любая замѣтка, изъ какого бы отдѣла ни взять, всѣмъ своимъ содержаніемъ близка интересамъ деревни, касается ея духовныхъ или матеріальныхъ нуждъ. Въ этомъ собственно и сказался Погоскій, не столько, какъ творецъ народнаго журнала, сколько знатокъ простаго народа. Талантъ же его ясно выразился въ умѣньи справляться съ каждою темой, не только оставаясь въ должныхъ границахъ, когда приходится касаться самыхъ разнообразныхъ предметовъ, но и въ умѣньи вести бесѣду постоянно въ той формѣ, которая доступна читателю безъ всякихъ усілій. Это едва ли не самая трудная сторона народнаго журнала — умѣть по самымъ разнообразнымъ предметамъ не только изъ области повседневной жизни, но и науки, разныхъ наукъ, доступно говорить съ народомъ, говорить такъ, чтобы читателю пониманіе не стоило никакихъ усилій. И это Погоскому вполнѣ удалось. Но на него за это же въ одно время сыпались похвалы и порицанія. Онъ, долго жившій среди солдатъ казарменною жизнью, бокъ-о-бокъ спавшій съ мужикомъ-солдатомъ, съ утра до вечера слушавшій солдатско-мужицкій говоръ, такъ свыкся съ этимъ жаргономъ, что могъ говорить на немъ, какъ говоритъ сынъ или дочь языкомъ своихъ родителей. Природный талантъ съ оттѣнкомъ юмора далъ ему возможность ловко подхватить остроту и усмѣшку русскаго солдата, и вотъ въ такомъ вооруженіи онъ выходитъ передъ своимъ простонароднымъ читателемъ. Читатель видитъ въ немъ своего собрата, слышитъ своего человѣка, который съумѣетъ всякую умную и полезную вещь передать въ шутливомъ, легкомъ тонѣ, нисколько не умаляя ни ея значенія, ни важности взятаго предмета. Вотъ за этотъ шутливый тонъ, за эту приправу серьезнаго дѣла балагурствомъ, въ которомъ Погоскій усматривалъ лучшее средство сдѣлать самое трудное доступнымъ, самое серьезное и дѣловое легкимъ и заманчивымъ, и доставалось ему даже отъ такихъ талантливыхъ критиковъ, какъ Писаревъ^[16].

Отмѣчать тонъ шутки, какъ необходимую потребность народнаго журнала, было бы величайшею ошибкой: этотъ тонъ у Погоскаго не столько былъ слѣдствіемъ заранѣе обдуманнаго начертанія, сколько его природною способностью, талантомъ, который скрывалъ въ себѣ самомъ успѣхъ и уберегалъ отъ шаржа, который при иныхъ условіяхъ почти неизбѣженъ. Стоитъ взглянуть на Русь г. Микѣшина, чтобы убѣдиться въ справедливости, т.-е. что шутливый тонъ въ народномъ журналѣ вещь обоюдуострая. Изъ шутки въ изданіи г. Микѣшина, а также и другихъ, выходило кривлянье, подлаживанье, смахивающее на каррикатуру, — балаганъ.

Попытки другихъ журналистовъ-издателей, шедшихъ вслѣдъ за Погоскимъ, лучше всякихъ разсужденій показываютъ, въ чемъ собственно состояла и крылась вся сила удачи обѣихъ Бесѣдъ Погоскаго. Что вышло, что сталось съ тою же Народною Бесѣдой, когда отошелъ отъ редакціи Погоскій? Что сталъ представлять безъ него журналъ? Ничѣмъ, кромѣ формата, плохой бумаги, не отличался онъ отъ нашихъ толстыхъ журналовъ и народнымъ казался только потому, что назывался Народною Бесѣдой.

А, между тѣмъ, Дерикеръ по уходѣ Погоскаго не дѣлалъ въ журналѣ никакихъ нововведеній, ничего не мѣнялъ, и программа, и отдѣлы, все осталось прежнее. Отчего же вдругъ журналъ пересталъ быть народнымъ пересталъ походить на самого себя, на то, чѣмъ онъ былъ въ рукахъ Погоскаго? Оттого, что удача или неудача меньше, чѣмъ гдѣ-либо, въ изданіи народнаго журнала зависитъ отъ теоретическихъ начертаній, отъ мысленныхъ или словесныхъ задачъ и обѣщаній. Ужь, кажется, чего лучше, чего шире тѣхъ начертаній народнаго журнала, съ какими выступилъ Грамотѣй во второмъ фазисѣ своего развитія или Мірской Вѣстникъ! Но дали ли они то, что вправѣ былъ ожидать читатель послѣ ихъ объявленій? Эти журналы, какъ народные, не оправдали и тѣни надеждъ. Ни та, ни другая редакція, безъ сомнѣнія, не имѣла въ виду вводить кого-нибудь въ заблужденіе, а, тѣмъ не менѣе, онѣ ввели, какъ ввелъ и Дерикеръ, сохранившій и послѣ выхода Погоскаго за Народною Бесѣдой прежнюю программу и прежнія обѣщанія. Они являются въ такой роли невольно, впадаютъ въ ошибку безсознательно.

Дерикеръ упускаетъ изъ вида основную причину удачи журнала Погоскаго. Онъ, какъ и двѣ другія названныя редакціи, ошибочно видѣлъ ее въ программѣ, въ разграфленности отдѣловъ, въ теоретическихъ начертаніяхъ и ошибся. Разграфленность вся оставалась прежняя, а журналъ вышелъ не годенъ. И любовь, и желаніе остались у редакціи тѣ же, какъ при Погоскомъ, а вышло не то. Ясно, какъ день, что вся суть была въ личности Погоскаго, у котораго, кромѣ любви и желанія, были литературный талантъ и знаніе народа. Безъ этихъ двухъ условій хорошій народный журналъ немыслимъ. Подтвержденіе этого положенія пробѣгаетъ какъ бы черною ниткой всѣ попытки нашей народной журналистики, дѣлая микроскопическія незамѣтныя уклоненія въ сторону удачи и большіе выступы въ обратномъ направленіи. И Народная Бесѣда Дерикера, и Грамотнѣй въ рукахъ разныхъ редакцій, и Мірской Вѣстникъ, и Чтеніе для Народа, и Чтеніе для Солдатъ, и Сотрудникъ — журналы, созданные по типу Погоскаго, т.-е. представляющіе урѣзанную программу толстыхъ журналовъ, прекрасно иллюстрируютъ положеніе, что хорошій народный журналъ требуетъ непремѣннымъ условіемъ отъ редактора таланта и знанія. На изданіяхъ гг. Гейротовъ въ ихъ исторической послѣдовательности можно прекрасно услѣдить, какъ пріобрѣтаемая съ теченіемъ времени опытность помогаетъ редакціи до извѣстной степени исправить тѣ или другія ошибки, но одна опытность все же оказывается безсильна превратить его въ настоящій народный журналъ, пригодный для деревни. Чтеніе для Народа имѣетъ за собой въ этомъ смыслѣ нѣкоторыя преимущества сравнительно съ Мірскимъ Вѣстникомъ, Но все же, несмотря на практику редакціи, перешедшей отъ отца къ сыну, больше, чѣмъ въ четверть вѣка, несмотря на сходство программы съ Солдатскою Бѣседой, Чтеніе для Народа безконечно уступаетъ во многомъ журналу пятидесятыхъ годовъ. Тамъ за весьма немногими исключеніями всякая статья была понятна читателю, всякій вопросъ былъ близокъ, всякое слово, а если какое слово и превосходило народное пониманіе, оно не пропускалось безъ должнаго объясненія. А въ современномъ журналѣ проскальзываетъ много и словъ, и рѣчей, и вопросовъ, и цѣлыхъ статей, которые и сейчасъ оказываются выше пониманія и образованія читателя, а часто превосходятъ и его интересы. Все это говоритъ за недостатокъ тѣхъ двухъ условій, безъ которыхъ немыслимъ народный журналъ. Нѣтъ спору, что для дѣла важна и программа, долженствующая лечь въ основу, за которую будетъ держаться, какъ за путеводную веревочку, талантливый и знающій дѣло редакторъ, но она не есть условіе удачи, — послѣдняя всецѣло зависитъ отъ лица редактора, отъ его знанія народа и отъ его литературнаго таланта.

IX.

Среди народныхъ издателей-редакторовъ встрѣчаются и такіе, которые не ограничивались только прилаживаніемъ или приспособленіемъ типа интеллигентнаго журнала къ народу, урѣзываніемъ программъ, отдѣловъ, а которые сами стремились выработать новый, особый типъ, къ которому названіе «Журналъ», въ нашемъ общепринятомъ смыслѣ, какъ бы даже совсѣмъ не подходитъ.

Первая подобная попытка остается за именами Заблоцкаго и кн. Одоевскаго. Мы уже видѣли, что въ ихъ Сельскомъ Чтеніи отсутствовали всѣ тѣ атрибуты, которые составляютъ принадлежность журнала. Тамъ не было:

1) ни опредѣленнаго числа книгъ въ годъ,

2) ни періодичности выхода,

3) ни подписной цѣны.

За то, отбрасывая эти принадлежности въ народномъ журналѣ, издатели вносили взамѣнъ, какъ необходимость, другое условіе:

1) законченность въ книгѣ каждой статьи,

2) законченность каждой книги и

3) разнообразіе.

Но этими признаками далеко не исчерпывалась особенность изданія Заблоцкаго и кн. Одоевскаго, какъ новаго типа народнаго журнала, который при сейчасъ указанныхъ признакахъ возможно бы было смѣшать съ любымъ сборникомъ, любою хрестоматіей. |Въ планѣ каждой книги видна извѣстная постепенность, внутренняя, какъ все равно то и другое замѣтно въ отношеніяхъ каждой послѣдующей книги другъ къ другу. Вотъ это-то именно: 1) постепенность и 2) внутренняя послѣдовательность статей и книгъ, слѣдующихъ другъ за другомъ, и превращаетъ книги Сельскаго Чтенія изъ простыхъ сборниковъ въ особый новый видъ народнаго журнала.

Спеціальный характеръ изданія Заблоцкаго и кн. Одоевскаго составляетъ также оригинальную особенность новаго типа, которая вытекала у редакція изъ современныхъ народныхъ потребностей и обусловливалась народнымъ развитіемъ, деревенскою жизнью того времени. И Заблоцкій, и кн. Одоевскій прекрасно знали уровень развитія и знанія деревенскихъ школьниковъ сороковыхъ годовъ. Желая поддержать въ нихъ пробужденный школою интересъ и не дать заглохнуть тону, что расшевелила школа, ради этой цѣли они издаютъ журналъ какъ бы нѣсколько школьнаго характера. Собственный талантъ и хорошее знаніе деревни помогли прекрасно выполнить этотъ самостоятельный планъ новаго народнаго журнала. То и другое сказалось какъ въ выборѣ, разработкѣ вопросовъ, такъ и въ изложеніи статей. Трудно придумать болѣе простую и подходящую форму для изложенія серьезныхъ научныхъ, а также и практическихъ вопросовъ, которые составляютъ содержаніе Сельскаго Чтенія.

Самостоятельный и оригинальный примѣръ первыхъ народныхъ журналистовъ остался не безъ послѣдствій. Черезъ 25 лѣтъ имъ воспользовался… и кто же? — нашъ старый знакомецъ, оставившій по себѣ и безъ того глубокій слѣдъ въ народной журналистикѣ — А. Ѳ. Погоскій.

Въ тотъ самый годъ, когда Народная Бесѣда Дерикера дотягивала свои послѣдніе дни, Погоскій, бодрый, освѣженный, вернулся изъ на границы и разомъ подхватилъ замиравшее дѣло: онъ открылъ новый народный журналъ. То было въ 1867 году. Журналъ былъ названъ Досугъ и Дѣло^[17].

Этотъ журналъ не походилъ на прежнія типъ журналовъ Погоскаго, онъ имѣлъ мало сходства съ типомъ нашихъ толстыхъ журналовъ, а примыкалъ къ тому новому типу, который былъ созданъ Заблоцкимъ и кн. Одоевскимъ въ Сельскомъ Чтеніи. Это было:

1) изданіе повременное;

2) число книгъ въ годъ неопредѣленное, лишь бы въ общемъ было не больше 75 листовъ;

3) книжки неодинаковаго формата;

4) каждая книжка заключала законченныя вещи и

5) разнообразіе содержанія.

Что привело Погоскаго къ такой рѣзкой перемѣнѣ журнальнаго типа — отвѣтить трудно, но, несомнѣнно, тутъ отчасти дѣйствовалъ и тотъ громадный успѣхъ, какимъ продолжало пользоваться Сельское Чтеніе Заблоцкаго и кн. Одоевскаго въ шестидесятые годы, дѣйствовали отчасти и совѣты умныхъ, опытныхъ, преданныхъ дѣлу народнаго образованія людей, каковъ былъ военный министръ Милютинъ, который, какъ говорятъ, совѣтовалъ Погоскому не стѣснять себя въ дѣлѣ изданія однимъ опредѣленнымъ форматомъ книжекъ, такъ какъ ихъ объемъ и величина стоить въ непосредственной зависимости отъ случайности накопленія матеріала.

Погоскій былъ опытный журналистъ, за его журнальною дѣятельностью стоялъ опытъ почти цѣлаго десятилѣтія, и, тѣмъ не менѣе, вернувшись изъ-за границы и снова принимаясь за народную журналистику, онъ отказывается отъ имъ же самимъ выработаннаго типа и беретъ за образецъ типъ журнала Заблоцкаго и кн. Одоевскаго. Этимъ самымъ онъ какъ бы признаетъ, что ихъ типъ болѣе нормальный, болѣе подходящій къ жизни и условіямъ деревенскаго читателя. И несомнѣнно, здѣсь имъ, главнымъ образомъ, руководитъ личное знаніе, личная опытность; она заставляетъ опытнаго народнаго журналиста отказаться отъ стараго типа журнала, отъ типа интеллигентнаго, и пойти по чужимъ стопамъ, по стопамъ своихъ предшественниковъ въ сторону новаго.

Въ первый годъ Досугъ и Дѣло Погоскаго вышелъ шестью выпусками, представлявшими весьма разнородное содержаніе.

Первый выпускъ содержалъ: 1) Календарь толковый 1867 года; 2) Букварь солдатскій и 3) Старики Погоскаго; 2 выпускъ: 1) Солдатскій бытъ прежде и теперь; 2) Крестьянскій бытъ прежде и теперь, и 3) Сказаніе о Царѣ-градѣ; 3 выпускъ: 1) Общія понятія объ ариѳметикѣ; 2) Куликовское поле и 3) Правительственныя распоряженія и современныя извѣстія и т. д. По мнѣнію редакціи, эти книжки должны были служить помощью для желающихъ учиться грамотѣ, а также должны быть пригодны и для научившихся немного.

Мнѣ лично не пришлось видѣть этотъ журналъ Погоскаго, — нельзя было его разъискать, потому приходится говорить о немъ по словамъ другихъ. Руководство для сельскихъ патырей, всегда особенно интересовавшееся изданіями для народа, очень хвалитъ Досугъ и Дѣло Погоскаго. Но на этотъ разъ нельзя отнести его похвалы къ присущей ему слабости — больше хвалить, чѣмъ критиковать: за достоинство новаго журнала ручалось уже само талантливое имя Погоскаго, а, главное, его опытность и знаніе деревенскаго читателя. Досугъ и Дѣло издавался, кажется, спеціально для солдатъ и чуть ли не былъ вызванъ въ свѣтъ высочайшимъ повелѣніемъ.

Погоскій много и долго работалъ для этого журнала, помѣщалъ свои повѣсти, передѣлки для театра, работалъ вплоть до послѣднихъ дней своей жизни, до 1874 г.^[18].

Но журналъ Погоскаго больше, чѣмъ Сельское Чтеніе Заблоцкаго и кн. Одоевскаго, походитъ на сборникъ: хотя каждая книжка и представляетъ законченное цѣлое, но ни между статьями, ни между самыми книжками нѣтъ ни той послѣдовательности, ни той внутренней сваей, которыя превращали Сельское Чтеніе изъ отдѣльныхъ книжныхъ сборниковъ въ журналъ.

Современный журналъ Досугъ и Дѣло, издающійся ген.-майоромъ Зыковымъ, не имѣетъ указанныхъ особенностей типа новаго народнаго журнала: выходитъ періодически 12 книжками въ годъ. Онъ издается для войска и народа, въ Петербургѣ, по высочайшему повелѣнію; цѣною 4 р. въ годъ съ пересылкою. Журналъ сохранилъ только нѣкоторыя особенности своего соименника; именно, временами какъ бы отсутствіе отдѣловъ, разграфленности программы; нѣкоторыя книжки, наприм., выходятъ чуть не въ 500 страницъ мелкаго шрифта, и всѣ сплошь, съ начала до конца, заняты перепечаткою житій святыхъ за какой-нибудь одинъ мѣсяцъ^[19]. Эти книжки не представляютъ даже необходимыхъ принадлежностей не только всякаго журнала, но и его первоначальнаго прототипа-сборника, онѣ часто не представляютъ даже разнообразія содержанія и не оставляютъ за Досугомъ и Дѣло гtн.-майора Зыкова права именоваться журналомъ, хотя бы редакція и удержала періодичность выхода, подписную цѣну и опредѣленное число книгъ въ годъ.

Этотъ журналъ въ настоящее время представляетъ собою какъ бы смѣшанный видъ обоихъ типовъ народнаго журнала, служитъ самымъ яркимъ доказательствомъ, что суть дѣла, т. е. пригодность, успѣхъ, лежитъ неоспоримо все въ томъ же знаніи и талантѣ, которые служили ручательствомъ успѣха какъ Заблоцкаго и кн. Одоевскаго, такъ и Погоскаго, а не въ выработкѣ программы, въ извѣстной разграфленности плана и отдѣловъ.

На этомъ же опирается успѣхъ народныхъ книжекъ, издававшихся съ 1862 года Л. Н. Толстымъ при его журналѣ Ясная Поляна. Книжки имѣли ту же спеціальную цѣль, какъ и Сельское Чтеніе Заблоцкаго и кн. Одоевскаго — не дать школьнику забыть грамоту. Но между книжками яснополянскими не замѣчается въ содержаніи ни той постепенности, ни той внутренней связи, которая бы давала имъ право изъ періодически выходившихъ сборниковъ стать въ ряды народныхъ журналовъ, да и гр. Толстой вовсе не претендовалъ на роль народнаго журналиста, несмотря на періодичность и опредѣленную подписную цѣну. Но ясно-полянскія книжки оказались пригодны не меньше журнала кн. Одоевскаго и Заблоцкаго, пригодны, какъ умныя, хорошія, пріятныя книги для народнаго чтенія. За ихъ необычайную удачу говорить ихъ успѣхъ и въ настоящее время, когда онѣ не перестаютъ переиздаваться.

Тонъ бесѣды ясно-полянскихъ книжекъ совпадаетъ съ серьезнымъ тономъ Сельскаго Чтенія, хотя Левъ Николаевичъ и говоритъ съ народомъ по-своему, какъ находитъ удобнымъ и лучшимъ; показателемъ ему служить — собственное знаніе и несравнимый собственный талантъ. Его языкъ въ книжкахъ для народа является въ настоящее время образцовымъ, какъ должно говорить съ народомъ.

Удачный опытъ Льва Николаевича нашелъ свое, хотя, можетъ быть, и случайное, отраженіе въ настоящее время. Я имѣю въ виду Читальню Народной Школы А. Н. Альмедингена, издающуюся въ Петербургѣ съ 1888 года, цѣною 3 р. за 12 выпусковъ въ годъ. Она имѣетъ много общаго съ ясно-полянскими книжками: кромѣ періодичности выхода, опредѣленной подписной цѣны, и въ Читальнѣ тоже нѣтъ никакихъ другихъ журнальныхъ признаковъ, въ выпускѣ нѣтъ ни отдѣловъ, ни рубрикъ, ни обозрѣній, не замѣтно и внутренней связи одного выпуска съ другимъ. Правда, начиная изданіе, редакція объявила свою программу, состоящую изъ 5 отдѣловъ^[20], которую она старается расширять, но это только для отмежеванія собственныхъ границъ, за которыя она не имѣетъ права переступать, а не ради какихъ бы то ни было лестныхъ обѣщаній читателю, зазывая подписчиковъ новою приманкой или даже выполненія этихъ отдѣловъ въ каждомъ выпускѣ. Каждый выпускъ, какъ и въ ясно-полянской книжкѣ, содержитъ нѣсколько (отъ 2 до 5) цѣльныхъ, вполнѣ законченныхъ разсказовъ. Только у Льва Николаевича эти разсказы, составляющіе выпускъ, переплетены вмѣстѣ, а въ Читальнѣ съ 1889 года каждый разсказъ, каждая статья дается отдѣльною маленькою, красивою книжкой съ одною общею для всѣхъ книжекъ виньеткой, состоящею изъ двухъ картинокъ: на верхней изображено село съ народною школой, а на нижней — два читающихъ мальчика. Всѣ книжки одного мѣсяца вкладываются въ одну общую обложку, на внутренней сторонѣ которой печатаются разныя полезныя сообщенія для деревенской школы, сельскаго учителя, наприм., Положеніе о начальныхъ народныхъ училищахъ для народныхъ учителей; правила о безплатныхъ народныхъ читальняхъ; о новооткрытомъ книжномъ складѣ А. М. Калмыковой и т. п.; иногда на той же обложкѣ дается мѣсто отзывамъ сельскихъ учителей о самомъ журналѣ. Если книжки не больше листа, то въ мѣсяцъ ихъ дается до 5, и если въ 1½-- 2 листа, то число ихъ сокращается настолько, чтобы весь мѣсячный выпускъ не превышалъ 4—5 листовъ. Въ этой отдѣльной брошюровкѣ каждой статьи есть много удобствъ какъ для школы, такъ и для самого издателя; во-первыхъ, каждый выпускъ Читальни можетъ одновременно читаться нѣсколькими учениками, а это очень важно при той бѣдности, какую испытываютъ наши народныя школы въ книгахъ для чтенія; во-вторыхъ, издатель можетъ каждую статью продавать какъ отдѣльную книжку.

По содержанію выпуски довольно разнообразны. Юный читатель и читатель деревни вообще найдутъ въ нихъ много поучительнаго, изложеннаго въ доступной формѣ. Возьмемъ, наприм., разсказъ г. Песковскаго о томъ, Какъ липовцы оправились. Авторъ незамѣтнымъ образомъ внушаетъ читателю, что кабаки въ деревенской жизни такое зло, какое въ конецъ можетъ разорить не только одного какого-нибудь мужика, а цѣлую семью, мало этого — всю деревню отдать въ полонъ къ кабатчику, сдѣлать неоплатнымъ должникомъ, въ конецъ запутать. Но вотъ на помощь къ исхудалымъ и разореннымъ липовцамъ приходмтъ ихъ односельчанинъ, ловкій, работящій, а, главное, непьющій. Онъ уговариваетъ міръ отказаться отъ водки, закрыть кабаки и съ помощью Божіей приняться за работу, которой у липовцевъ, какъ живущихъ на берегу судоходной рѣки, въ волю. И разъ только они дали согласіе, жизнь направилась на благой путь. Скоро и сами липовцы увидали разницу между кабалой и свободною жизнью^[21]. Мораль отсюда выходитъ сама собою, чувствуется безъ словъ. Это одно изъ главныхъ достоинствъ Читальни, гдѣ редакція, видимо, задалась благою цѣлью — сообщать полезныя знанія, наводить на добрыя мысли, разсѣевать существующія ложныя понятія и взгляды. Въ этомъ отношеніи очерки г. Квашнина Запрещенныя ягоды и Коровья оспа въ высшей степени удачны; они незамѣтнымъ образомъ наводятъ на прекрасныя мысли. Въ Читальнѣ Народной Школы встрѣчаются стихотворенія, составляющія перепечатку Изъ извѣстныхъ авторовъ, и сказки, но послѣднія, въ большинствѣ случаевъ, имѣютъ въ виду, кромѣ пріятнаго чтенія, заронить что-нибудь доброе въ голову юнаго читателя. Встрѣчаются также статьи съ цѣлью сообщить тѣ или другія знанія, и непремѣнно въ доступной формѣ. Редакція зорко слѣдитъ, чтобы не пропустить безъ объясненія непонятнаго слова, незнакомаго термина. Входятъ и историческіе разсказы, вродѣ очерка Б. А. Разиной: Первые подвижники русской земли, гдѣ читатель знакомится съ житіями Антонія и Ѳеодосія Печерскихъ, съ основаніемъ Кіево-Печерскаго монастыря, наконецъ, съ отношеніемъ этихъ подвижниковъ къ русскимъ князьямъ. Не забываетъ редакція и современныхъ выдающихся событій, наприм., событіе 17 октября 1888 г. на харьково-азовской ж. д. Каждая или почти каждая книжка имѣетъ 1—2 картинки, иллюстрирующія текстъ. Несомнѣнно, редакція съ любовью и вниманіемъ относится къ взятой на себя задачѣ, которая сказывается въ самомъ заглавіи журнала, — дать чтеніе деревенскимъ школьникамъ и вообще малограмотнымъ читателямъ. Заботою и любовью къ дѣлу цѣль на половину достигается; говорю «на половину» потому, что журналъ не богатъ даровитыми сотрудниками, въ немъ нѣтъ талантовъ, нѣтъ именъ нашихъ лучшихъ писателей, нѣтъ лучшаго любимаго народнаго писателя Л. Н. Толстаго, да и по цѣнѣ журналъ все же недоступенъ деревнѣ по своей дороговизнѣ. Если считать каждый выпускъ въ 4—5 листовъ, то въ годъ на 3 р. Читальня Народной Школы даетъ весьма немного.

Но, несмотря на всю кажущуюся разницу типа этихъ четырехъ удачныхъ журнальныхъ попытокъ — Заблоцкаго съ кн. Одоевскихъ, графа Толстаго, Погоскаго и г. Альмедингена, — всѣ они сводятся собственно къ одному новому типу, котораго главные признаки:

1) законченность и цѣльность каждаго выпуска;

2) разнообразіе содержанія;

3) рядомъ съ пріятнымъ полезное;

У кн. Одоевскаго и Погоскаго находимъ еще:

4) отсутствіе періодичности;

5) отсутствіе опредѣленнаго числа выпусковъ въ годъ.

И, наконецъ, у кн. Одоевскаго:

6) отсутствіе подписной цѣны и вообще какой-нибудь платы съ ученика;

7) постепенность и внутренняя послѣдовательность книгъ, слѣдующихъ другъ за другомъ.

Все это дѣлаетъ типъ новаго народнаго журнала непохожимъ на то, что мы привыкли понимать подъ интеллигентнымъ журналомъ. Этотъ типъ настолько своеобразенъ, настолько не похожъ въ интеллигентный, насколько не похожъ пріѣзжающій въ деревню наканунѣ большаго праздника въ большой телѣгѣ съ краснымъ товаромъ тряпичникъ на столичнаго коммерсанта съ его роскошнымъ моднымъ магазиномъ, выходящимъ на Невскій проспектъ или Большую Морскую. Что общаго между нашимъ богатымъ магазиномъ и деревенскою телѣгой тряпичника, который ради того же, для чего богатый коммерсантъ освѣщаетъ магазинъ яблочковскими фонарями, ради того же объѣзжаетъ изъ конца въ конецъ всю захудалую деревеньку и, подобно дядюшкѣ Якову, выкрикиваетъ своимъ охриплымъ голосомъ весь многочисленный реестръ привезенныхъ въ деревню товаровъ?

Оба, и тряпичникъ, и богатый коммерсантъ, служатъ для однѣхъ и тѣхъ же нуждъ, только одинъ — для нуждъ деревни, другой — для города; одинъ опустошаетъ карманы горожанина, другой увозитъ изъ деревни все имѣющееся въ наличности негодное тряпье въ каждой деревенской избѣ. Тряпичникъ, вмѣсто денегъ, за товаръ беретъ тряпьемъ, — отсюда его и прозваніе. И развѣ этотъ тряпичникъ съ своимъ своеобразнымъ магазиномъ — деревенскою телѣгой, сплошь уставленною коробами и коробочками, такъ мало похожій на богатаго городскаго коммерсанта съ его богатымъ, блестящимъ магазиномъ, не несетъ ту же службу для деревни, что и богатый коммерсантъ для города? И тотъ, и другой производятъ куплю и продажу, только форма у нихъ разная, — у каждаго она приспособлена къ мѣсту и условіямъ жизни. Нашъ городской магазинъ съ зеркальными окнами величиною съ ворота оказался бы въ деревнѣ непригоденъ, какъ непригоденъ оказался и нашъ журналъ. Деревня требуетъ отъ всѣхъ городскихъ явленій, разъ эти явленія желаютъ найти себѣ мѣсто въ деревенскихъ условіяхъ жизни и привиться, какъ потребность, къ ея обитателямъ, — особаго спеціальнаго приспособленія, городскаго созданія къ условіямъ сельской жизни.

Журналъ въ томъ видѣ, того типа, какъ издаются наши интеллигентные, не нуженъ для народа. Но отсюда отнюдь не слѣдуетъ, что деревня не нуждается въ подобнаго рода изданіяхъ. Какъ ей нуженъ свой «особый магазинъ», отвѣчающій ея жизненнымъ потребностямъ и ея экономичестъ условіямъ, какимъ является телѣга тряпичника, такъ точно ей нуженъ і «свой особый журналъ», непохожій на наши, журналъ съ своими особенностями, съ какими являются Сельское Чтеніе Заблоцкаго и кн. Одоевскаго, Досугъ и Дѣло Погоскаго, книжки Льва Николаевича и Читальня Народной Школы А. Н. Альмедингена. Всѣ названные журналы имѣютъ въ виду, главнымъ образомъ, подростковъ деревни, только что окончившихъ ш кончающихъ курсъ народной школы. Въ такомъ журналѣ неотложная необходимость деревни нашихъ дней.

Веденіе такого народнаго журнала, который имѣлъ бы въ виду именно школьниковъ, лежитъ на прямой обязанности земства; открывать школы, научать грамотѣ и затѣмъ ничѣмъ не поддерживать эту самую грамотность, т.-е. не давать въ руки смѣняющихся книгъ, — это значитъ дѣлать дѣли только въ половину. Если земство считаетъ своею обязанностью открывать школы, то оно же должно взять на себя и ближайшія послѣдствія этого начинанія, должно окончившему курсъ школьнику давать въ руки книгу, хотя бы даже не для подъема дальнѣйшаго развитія, самообразованія и просвѣщенія, а только для поддержанія пріобрѣтеннаго механизма грамотности и тѣхъ познаній, какія дала школа.

Для удобствъ съ матеріальной стороны земства могли бы вести дѣло изданія сообща, т.-е. всѣ земства могли бы въ складчину издавать одинъ журналъ для всѣхъ подростковъ деревни, фактически поручивъ самое дѣло одному изъ столичныхъ земствъ, которое съумѣло бы изыскать лицо талантливое, непосредственно знакомое съ деревней, деревенскими школами, учителями, веденіемъ школьнаго дѣла.

Такой журналъ для поддержанія знанія и грамотности долженъ давать легкое чтеніе по преимуществу, для пониманія котораго не требовалось бы знанія больше того, которое вынесъ ученикъ изъ школы.

Кромѣ извѣстныхъ талантливыхъ писателей, пусть допускаются сотрудниками талантливые ученики народныхъ школъ, окончившіе курсъ. Вѣдь, попадались же среди учениковъ Ясно-Полянской школы такіе, которые писали премилые разсказы.

Такой журналъ долженъ разсылаться во всѣ деревенскія школы Россіи даромъ, съ непремѣннымъ обязательствомъ выдавать для чтенія на домъ безвозмездно всѣмъ окончившимъ курсъ ученикамъ. При такомъ условія едва ли какой изъ извѣстныхъ талантливыхъ писателей откажетъ журналу въ своемъ сотрудничествѣ.

При совмѣстномъ веденіи всѣхъ земствъ, каждому изъ нихъ придется затрачивать на журналъ далеко не большую сумму, и такая затрата лежитъ въ полной возможности земства, а, главное, на его непремѣнной обязанности.

Въ такомъ органѣ, — онъ бы замѣнялъ для деревни отчасти и лубочныя книги, — настоятельная нужда по всѣмъ деревнямъ, гдѣ есть хоть по близости шкода, и чѣмъ скорѣе земство приступитъ къ удовлетворенію этой нужды, тѣмъ лучше.

Иное дѣло — журналъ для взрослыхъ; въ немъ такой еще всеобщей деревенской нужды пока нѣтъ, да и при существующемъ крайнемъ разнообразіи умственнаго развитія взрослыхъ каждой мѣстности, крайне трудно и даже невозможно выработать какую-нибудь одну программу, одинъ планъ журнала, который бы подходилъ и удовлетворялъ повсемѣстно; потому для нашего времени было бы пока большимъ хорошимъ дѣломъ нарожденіе такого народнаго журнала, въ которомъ ощущается нужда вседеревенская. И завидное мѣсто займетъ то земство въ исторіи народнаго просвѣщенія, которому будетъ принадлежать починъ такого дѣла.

Е. Некрасова.

"Русская Мысль", кн.III, 1891

---

1. Редакція объявила, что будетъ давать «ежемѣсячный очеркъ внутреннихъ и внѣшнихъ событій въ связи съ современною жизнью единовѣрныхъ намъ народовъ, жизнеописанія подвижниковъ и другихъ дѣятелей государства, славяно-русскія былины, преданія, разсказы, стихотворенія изъ современной жизни, смѣсь, народныя поговорки, списокъ лучшихъ, дешевыхъ, полезныхъ книгъ, брошюръ и періодическихъ изданій для народа».
2. Заглавія статей: Средства къ истребленію насѣкомыхъ, Выгоды глубокаго паханья, Огнебезопасныя постройки изъ саманнаго или земляного кирпича, Приготовленіе вина изъ черники и голубицы, Бесѣды врача о заразныхъ болѣзняхъ и способахъ избавленія отъ нихъ и т. д.
3. «Крестьяне въ августѣ заняты жнитвомъ и сѣвомъ. При уборкѣ хлѣба слѣдуетъ обращать вниманіе на погоду. Если погода не особенно хороша — дѣлать небольшіе снопы. Сжатая рожь, пролежавшая весь день и связанная подъ вечеръ аршинною или еще болѣе мелкой вязью, выстаивается 2—3 днями скорѣе. Никогда не допускать, чтобы снопъ пролежалъ на землѣ (потребуется для просушки дня 2 лишнихъ)», 1879 г., № 8.
4. Воскрес. 1887 г., № 3.
5. Вмѣсто 5 кн. въ годъ, Грамотѣй выпускаетъ теперь 12 кн., стоитъ не 1 р. 60 к., а 4 руб. съ перес., а безъ пересылки — 3 р.
6. Народныя книги для чтенія въ ихъ 25-ти лѣтней борьбѣ съ лубочными (Сѣв. Вѣстн. 1889 г. май, іюнь и іюль).
7. 1876 г., декабрь.
8. Сотрудниками г. Алябьева были: Баушовъ, М. Милюковъ, А. Ушаковъ, Ѳ. Тихоміровъ, П. Преображенскій, С. Дрожжинъ, Е. Щепкинъ, С. Дурново, кр. В. Ливановъ, А. Кротковъ, Л. Трефолевъ.
9. Книгъ до 30 въ годъ, цѣною отъ 5 до 35 к.
10. Напримѣръ, разсказъ Ваненко Нѣтъ худа безъ добра, который по содержанію, и по языку могъ бы прекрасно идти для народной книжки, взамѣнъ разсказа, наприм., О проказахъ чорта.
11. 1868 г., № 19, стр. 38.
12. Современникъ 1868 г., № 8.
13. Моя статья: Народныя книги для чтенія.
14. Наприм., Наши моряки на Дунаѣ, Воспоминанія о дѣйствіяхъ пѣхотнаго пензенскаго полка въ турецкую войну 1877—1878 гг., Воспоминанія Гиллявердынца о войнѣ 1877—1878 гг.
15. 1888 г., вып. VI, стр. 170—176.
16. Соч. Писарева, т. 9, стр. 48.
17. Біографическій очеркъ Арсеньева: А. Ѳ. Погоскій.
18. А. Ѳ. Погоскій умеръ скоропостижно 26 августа 1874 г.
19. Таково содержаніе Досуха и Дѣло ген.-майора Зыкова за январь, марта и май 1887 г.
20. Въ 1888 г. было всего 5 отдѣловъ: 1) Разсказы изъ священной исторіи, житія сватахъ; 3) Разсказы изъ отечественной исторіи и жизнеописанія знаменитыхъ людей; 3) Очерки и разсказы бытовые и беллетристическіе; 4) Очерки изъ окружающей природы; 5) Стихотворенія, басни, пословицы. Въ 1889 г. присоединены еще два отдѣла: 6) Драматическія произведенія и отрывки изъ нихъ и 7) Свѣдѣнія о происшествіяхъ событіяхъ текущей жизни. Но изъ послѣдняго отдѣла журналъ, можно сказать, совсѣмъ ничего не даетъ.
21. Читальня Народной Школы 1888 г., вып. 48.