Жорес (Троцкий)
| Жорес (Французский социализм) |
| Опубл.: 9 января 1909. Источник: Троцкий, Л. Д. Сочинения. — М.; Л., 1926. — Т. 8. Перед историческим рубежом. Политические силуэты. — С. 16–20. |
Над современной политической Францией возвышаются две фигуры: Клемансо[1] и Жореса.
Совсем не трудно было бы объяснить, как Клемансо на дне своей чернильницы журналиста нашел средства, которые позволили ему в конце концов овладеть судьбами Франции. Этот «непримиримый» радикал, этот грозный низвергатель министерств оказался на деле последним политическим ресурсом французской буржуазии: господство биржи он «облагораживает» знаменем и фразеологией радикализма. Здесь все ясно до последней степени.
Но Жорес? Что позволяет ему занимать так много места в политической жизни республики? Сила его партии? Конечно: вне своей партии Жорес был бы немыслим; однако же, нельзя отделаться от впечатления — особенно, если бросить взгляд на Германию, — что роль Жореса переросла действительные силы его партии. Где же разгадка? В могуществе самой индивидуальности? Но обаяние личности довольно удовлетворительно объясняет события в пределах гостиной или будуара — на политической арене самые «титанические» личности остаются исполнительными органами социальных сил.
В революционной традиции кроется разгадка политической роли Жореса.
Что такое традиция? Вопрос, не столь простой, как кажется сразу. Где гнездится она: в материальных учреждениях? в индивидуальном сознании? На первый взгляд кажется: и там и здесь. А на поверку оказывается: где-то глубже — в сфере бессознательного.
В известный период революционные события овладевают Францией, насыщают ее воздух своими идеями, называют ее улицы своими именами и триединый лозунг свой запечатлевают на стенах ее общественных зданий — от Пантеона до каторжной тюрьмы. Но вот события в бешеной игре своих внутренних сил развернули все свое содержание, высоко поднялся и отхлынул последний вал — воцаряется реакция. Со злобной неутомимостью она вытравляет все воспоминания из учреждений, памятников, документов, из журналистики, из обихода речи и — что еще поразительнее — из общественного сознания. Забываются факты, даты, имена. Воцаряются мистика, эротика, цинизм. Где революционные традиции? Исчезли без следа… Но вот что-то незримое случилось, что-то сдвинулось, какой-то неведомый ток прошел через атмосферу Франции, — и ожило забытое, и воскресли мертвецы. И всю свою мощь обнаружили традиции… Где скрывались они? В таинственных хранилищах бессознательного, где-то в последних нервных волокнах, подвергшихся исторической переработке, которой уже не отменит и не устранит никакой декрет. Так из 1793 года выросли: 30-й, 48-й и 71-й[2].
Невесомые, бесплотные, они, эти традиции, становятся, однако, реальным фактором политики, ибо способны облекаться в плоть. Даже в худшие дни свои упадший духом, растерзанный фракциями и сектами французский пролетариат стоял предостерегающей тенью над официальными отцами отечества. Вот почему непосредственное политическое влияние французских рабочих всегда было выше их организованности и их парламентского представительства. И этой исторической, из поколения в поколение идущей силой силен Жорес.
Но этот Жорес — носитель наследства — еще не весь Жорес. Другой стороною он стоит перед нами, как парламентарий третьей республики. Парламентарий с головы до ног! Его мир — избирательная сделка, парламентская трибуна, запрос, ораторская дуэль, закулисное соглашение, подчас — двусмысленный компромисс… Компромисс, против которого одинаково готовы протестовать и традиции, и цели — и прошлое, и будущее. Где психологический узел, который воедино связывает эти два лица?..
«Практический человек, — говорит Ренан в статье о Кузене, — необходимо должен быть низменным. Если у него возвышенные цели, то они только спутают его. Поэтому-то великие люди принимают участие в практической жизни лишь своими недостатками или мелкими качествами». В этих словах скептика-созерцателя, духовного эпикурейца, не трудно было бы найти ключ к противоречиям Жореса — если б только тут не было злостной клеветы на человека вообще, на Жореса в частности. Вся жизнь есть практика, есть творчество, есть делание. «Возвышенные цели» не могут спутывать практики, ибо они — лишь органы ее, и практика всегда сохраняет над ними свой высший контроль. Сказать, что практический человек — т.-е. общественный человек, по преимуществу — необходимо должен быть низменным, значит лишь раскрыть собственный нравственный цинизм, пугающийся своих практических выводов и потому исчерпывающий себя в идеалистических умозрениях.
Всей своей нравственной фигурой Жорес уничтожает ренановскую клевету на человека. Нетерпеливый действенный идеализм руководит им даже в самых рискованных его шагах.
В худшую пору мильеранизма (1902 г.) мне приходилось видеть Жореса рядом с Мильераном[3] на трибуне — рука об руку — связанных, по-видимому, полным единством средств и целей. Но безошибочное чувство говорило, что непроходимая пропасть разделяет их — этого зарвавшегося энтузиаста, бескорыстного и пламенного, и того парламентского карьериста, холодно-расчетливого. Есть что-то непреодолимо-убедительное, какая-то детски-атлетическая искренность в его фигуре, в его голосе, в его жесте…
На трибуне он кажется огромным, а между тем он ниже среднего роста. Коренастый, с туго сидящей на шее головой, с выразительными, «играющими» скулами, с раздувающимися во время речи ноздрями, весь отдающийся потоку своей страсти — он и по внешности принадлежит к тому же человеческому типу, что Мирабо и Дантон[4]. Как оратор, он несравним и несравненен. В его речи нет той законченной изысканности, иногда раздражающей, которой блещет Вандервельде. В логической неотразимости он не сравнится с Бебелем. Ему чужда злая, ядом напоенная ирония Виктора Адлера. Но темперамента, но страсти, но подъема у него хватит на всех их…
Правда, иной русский черноземный человек и у Жореса открывает лишь искусную техническую выучку и псевдо-классическую декламацию. Но в этой оценке сказывается только бедность нашей отечественной культуры. У французов ораторская техника — общее наследство, которое они берут без усилий и вне которого они немыслимы, как «культурный» человек без платья. Всякий говорящий француз говорит хорошо. Но тем труднее французу быть великим оратором. А таков Жорес. Не его богатая техника, не огромный, поражающий, как чудо, голос его, не свободная щедрость его жестов, а гениальная наивность его энтузиазма — вот что роднит Жореса с массой и делает его тем, что он есть…
Но мы отошли в сторону от нашего вопроса: какой психологический узел связывает в Жоресе наследника прометеевских традиций с парламентским дельцом?
Что такое Жорес: оппортунист? революционер? И то и другое — в зависимости от политического момента — и притом с готовностью к последним выводам в обоих направлениях. Жорес — натура действия. Он всегда готов «венчать мысль короной исполнения»… Во время дела Дрейфуса[5] Жорес сказал себе: «кто не схватит палача за руку, занесенную над жертвой, тот сам становится соучастником палача», — и, не спрашивая себя о политических результатах кампании, он кинулся в поток дрейфусиады. Его учитель, друг, впоследствии его непримиримый антагонист Гед сказал ему: «Жорес, я люблю вас потому, что у вас дело всегда следует за мыслью!».
В этом сила и слабость Жореса.
«Всякое время, — писал Гейне, — верит, что его борьба — самая важная из всех остальных. В этом собственно и состоит вера времени, в этой вере оно живет и умирает»…
У Жореса есть нечто сверх этой религии своего времени: у него есть пафос момента. Он не измеряет преходящей политической комбинации большим аршином исторических перспектив. Он весь, целиком — тут, в злобе дня сего. И в службе сему дню он не боится вступать в противоречие со своей большой целью. Свою страсть, энергию, талант он расходует с такой стихийной расточительностью, точно от каждого политического вопроса, стоящего на очереди, зависит исход великой борьбы двух миров.
В этом сила Жореса и в этом роковая слабость его. Его политика лишена пропорций, и часто деревья заслоняют от него лес.
"В делах людских бывает (говорит шекспировский Брут): И свой прилив: воспользуешься им - Он к счастью приведет; упустишь время - Вся жизнь пройдет средь отмелей и бедствий".
По складу, по размаху своей натуры Жорес рожден для эпохи большого прилива. А развернуть свой талант ему довелось в период тягчайшей европейской реакции. Это не вина, а беда его. Но эта беда в свою очередь породила вину. Среди своих дарований Жорес не нашел одного: способности ждать. Не пассивно ждать у моря погоды, а в уверенном расчете на грядущий прибой собирать силы и готовить снасти. Он хотел немедленно перечеканить в звонкую монету практического успеха и великие традиции, и великие возможности. Оттого так часто попадал он в безвыходные противоречия «средь отмелей и бедствий» третьей республики…
Только слепец сопричислит Жореса к доктринерам политического компромисса. В эту политику он внес лишь свой талант, свою страсть, свою способность идти до конца, — но катехизиса он из нее не сделал. И при случае Жорес первым натянет на корабле своем большой парус и из песчаных отмелей выплывет в открытое море…
9 января 1909 г.
- ↑ Клемансо — крупнейший политический деятель буржуазной Франции. Выдвинулся как радикал еще в эпоху Парижской Коммуны. В 90-е годы Клемансо стал популярным, благодаря участию в деле Дрейфуса, на защиту которого выступил одновременно с писателем Золя и др. Один из виднейших членов парламента, Клемансо своими энергичными выступлениями против правительства неоднократно вызывал падение кабинета, в связи с чем получил прозвище «низвергателя министерств». С 1902 г. Клемансо участвует в кабинетах то в качестве премьера, то в качестве министра. В бытность свою премьером в 1917—1920 г.г. Клемансо прославился в качестве «организатора победы» и главного руководителя Версальской конференции. В эти же годы Клемансо был вдохновителем интервенции в России.
- ↑ 1793 годом — начинается второй период Великой Французской Революции, характеризующийся диктатурой мелкой буржуазии, поддержанной трудящимися массами столицы. Отрешенный от престола, король Людовик сделался центром всех контрреволюционных движений в стране; он подкупает членов законодательного собрания, вступает в связь с европейскими дворами и готовит военный поход на революционную страну. Робеспьер и Марат, вожди левого крыла якобинской коалиции, правильно оценивают роль короля в создании европейской коалиции против революционной Франции. «Прежде чем напасть на иноземных тиранов, надо покончить со своим собственным тираном», говорит Робеспьер. «Прежде чем иметь дело с королями вне Франции, покончим с королем Франции», говорит Марат. 21 января 1793 г. король был казнен. 1 февраля 1793 г. к европейской коалиции примкнула Англия. Революционная армия, одерживавшая до тех пор победы, в феврале уступает одну завоеванную территорию за другой. Конвент, в котором господствуют жирондисты, рассылает комиссаров в департаменты для набора трехсот тысяч человек. По предложению Дантона (см. о нем прим. 13), Конвент учреждает 10 марта чрезвычайный уголовный суд против посягательств на «свободу, равенство и самодержавие народа». В стране свирепствует голод, рекрутские наборы разоряют крестьянство, в Вандее вспыхивает контрреволюционный мятеж. В Конвенте идет борьба между Горой и Жирондой. Будут ли уничтожены без выкупа все феодальные повинности, будет ли введен закон о максимуме, т.-е. такса на хлеб и другие предметы первой необходимости, — от решения этих двух вопросов зависела судьба двух наиболее революционных классов — крестьянства и мелкой буржуазии городов. Коммуна Парижа постановляет взыскать с богатых единовременный налог в 12 миллионов ливров на военные нужды. Конвент учреждает Комитет Двенадцати для расследования действий Коммуны. 31 мая Коммуна объявляет восстание. Гора предает суду 29 депутатов-жирондистов. 13 июля Шарлотта Кордэ убивает Марата. 27 июля Дантон — представитель буржуазной интеллигенции, пытающийся примирить жирондистов с монтаньярами, — отстраняется от власти. Во главе правительства становится Робеспьер. Террор поражает врагов революции. 31 октября арестованные жирондисты казнены. Конвент принимает проект новой конституции, вводящей всеобщее избирательное право, безвозмездно отменяет все феодальные повинности, возвращает крестьянам общинные земли, издает закон о максимумах, о прогрессивно-подоходном налоге и целый ряд других мероприятий социально-экономического характера. 1793 год — кульминационный год в развитии революции. После него революция идет на убыль. 1830 г. — Период 1815—1830 г.г. характеризуется сильным развитием капитализма во Франции и соответственным ростом промышленной буржуазии. Однако лишь наиболее крупные промышленники и финансисты привлекались к управлению государством, власть в котором принадлежала дворянам и крупным буржуазным землевладельцам. В их интересах вводились высокие хлебные пошлины, удорожавшие цену на хлеб и, стало быть, невыгодные для промышленной буржуазии. Дворянская реакция все больше и больше закрепляла свои позиции; правительство решило наградить эмигрантов миллиардом франков за утерянные ими земли, уничтожить суд присяжных, изгнать оппозиционеров с государственной службы. Политическими представителями буржуазии являлись либералы, которые вместе с депутатами других оппозиционных групп насчитывали в парламенте 270 голосов из 430. Тогда указом 26 июля король распустил парламент. Ответом была июльская революция 1830 года. В продолжение трех дней рабочие Парижа сражались на баррикадах, солдаты отказались выступать против народа. Либеральная буржуазия испугалась революции. Вождь ее, Тьер, будущий палач Парижской Коммуны, обратился к народу с воззванием, в котором предлагал передать корону избраннику французского народа. Результаты июльской революции — замена одного короля другим, переход власти к финансовой буржуазии от крупных землевладельцев. «С этого времени будут господствовать банкиры», сказал либеральный банкир Лафит, провожая в ратушу нового короля Луи-Филиппа Орлеанского. «Лафит, — говорит Маркс, — выдал тайну революции». 1848 год. — Во Франции этого периода противостояли друг другу два класса — пролетариат и буржуазия, но в борьбе с общим врагом, с господствующей финансовой кликой, они вступили во временное соглашение для ликвидации июльской монархии. Два мировых экономических события ускорили революционный взрыв 1848 г. — болезнь картофеля и неурожай 1845 и 1846 г.г. и общий торговый и промышленный кризис в Англии. Зимой 1847 г. в Париже приходилось оказывать помощь более чем трети населения города. Ряд банкетов послужил началом движения, в котором вначале принимала участие самая умеренная группировка буржуазии. Она требовала понижения избирательного ценза. К умеренной буржуазии, так называемой династической левой, присоединились республиканцы. После запрещения правительством банкета в XII округе движение вылилось на улицу. Дело, начатое буржуазией, было завершено революционным движением трудящихся масс. 24 февраля, после трехдневного боя на баррикадах, июльская монархия была свергнута. Было образовано временное правительство, в состав которого вошло двое представителей от рабочих: Луи Блан (см. прим. 131) и Альбер. Под давлением парижского пролетариата временное правительство провозгласило республику, в правительстве которой представители рабочих, выдвинули требование: «организация труда, создание особого министерства труда». Пролетарское министерство труда, существующее рядом с буржуазными министерствами финансов, торговли, общественных работ, которое является не чем иным, как буржуазным министерством труда, неизбежно должно было превратиться «в министерство бессилия, в министерство благих пожеланий, в социалистическую синагогу». Парижский пролетариат заставил республику сделать ему эту уступку. Были организованы национальные мастерские, в которых к концу мая число рабочих достигло 100 тысяч, с ежедневным расходом на них до 70 тысяч ливров. Однако «право на труд» не могло разрешить основных вопросов, стоящих перед страной. Финансовый вопрос был разрешен правительством путем введения нового налога в 45 сантимов на крестьянское хозяйство, — это озлобило крестьян против революции. Второй вопрос — о сроке созыва Учредительного Собрания. Буржуазия пыталась ускорить созыв Собрания. Республиканцы и социалисты старались отсрочить выборы в Собрание, дабы иметь возможность организовать революцию, воспитать массы в доверии к революционной власти. Они добились отсрочки с 9-го на 23-е апреля. Большинство членов созванного Учредительного Собрания состояло из умеренных республиканцев, из рабочих представителей прошли только Луи Блан и Альбер. Выборы означали победу буржуазии над пролетариатом, города над деревней. Почувствовав свою силу, правительство буржуазии 24 мая издало приказ о закрытии национальных мастерских и удалении занятых в них рабочих из Парижа. 21 июня приказ начал проводиться в жизнь. Ответом было июньское восстание, потопленное в крови парижских рабочих. Количество убитых насчитывают до 50 тысяч, арестованных — до 25 тысяч. 28 июня восстание было подавлено, 30 июня было объявлено об отмене декрета, ограничивающего продолжительность рабочего дня. Реакция восторжествовала. Дальнейшие этапы развития революции таковы: 10 декабря 1848 г. были назначены выборы президента республики. Избранным оказался Луи-Наполеон Бонапарт, получивший 5 1/2 миллионов голосов из 7 1/2. «10 декабря 1848 года, — говорит Маркс, — было днем восстания крестьян. Республика возвестила о себе этому классу сборщиком податей, он возвестил о себе республике императором». 2 декабря 1851 г. президент республики разогнал законодательное национальное собрание и провозгласил себя императором. Луи-Наполеон царствовал до 1871 г. 1871 г. — Речь идет о Парижской Коммуне. (См. т. XII, прим. 28.)
- ↑ Мильеран, Александр (род. в 1859 г.) — бывший президент французской республики. В молодости был социалистом, но в 1899 году изменил социализму, вступив в буржуазное министерство Вальдека — Руссо, Мильеран «открыл» эру «мильеранизма» и «министериализма» (т.-е. соучастия социалистов в буржуазных министерствах). Этот поступок был предметом страстных дебатов на Амстердамском конгрессе II Интернационала в 1904 г., и «мильеранизм» стал нарицательным именем оппортунизма и министериализма в социализме. Эволюционируя вправо, Мильеран стал вождем французской реакции. В 1924 г. вынужден был покинуть пост президента республики. (См. подробн. т. XII, примечание 55.)
- ↑ Мирабо (Габриэль-Онорэ, граф де-Рикетти) (1749—1791) — один из видных деятелей Великой Французской Революции. До революции за свои конституционные убеждения неоднократно подвергался преследованиям и несколько раз был вынужден эмигрировать за границу. При выборах в генеральные штаты Мирабо прошел депутатом от третьего сословия. Мирабо всю жизнь оставался конституционным монархистом, и в королевском дворце были обнаружены документы, доказывавшие его связь с королевским двором. Превосходный оратор и публицист, Мирабо пользовался большим влиянием среди либеральных депутатов Национального Собрания. Дантон, Жорж-Жак (1759—1794) — политический деятель эпохи Великой Французской Революции. Адвокат по профессии, он выдвинулся как блестящий народный трибун с первых же дней революции. В 1790 г. вместе с Маратом, Демуленом, Шометтом и др. основывает революционный клуб «Кордельеров». После организации Революционной Парижской Коммуны Дантон был назначен помощником прокурора. В 1792 г. Дантон был избран в Национальный Конвент, который послал его в Бельгию для организации управления этой страной. После восстания 10 августа 1792 г., повлекшего за собой падение королевской власти, законодательное собрание назначает Дантона министром юстиции. При первом известии о приближении неприятельских войск Дантон берется за организацию и руководство обороной революционной Франции. В 1793 г. по инициативе Дантона был создан революционный трибунал, ставший на путь террора. В декабре 1793 г., считая, что достижения революции уже достаточно закреплены, Дантон стал высказываться за необходимость прекращения террора. «Я предлагаю, — говорил он, — не верить тем, кто хотел бы повести народ за пределы революции и стал бы предлагать ультрареволюционные меры». С этого времени Дантон открыто и решительно выступает против сторонников террора, представителей наиболее демократических слоев, Шометта и Гебера, и помогает Робеспьеру расправиться с ними. Но сам он возбуждает подозрения Робеспьера, который находит линию дантонистов недостаточно революционной. Под давлением Робеспьера Дантон и его сторонники 31 марта 1794 г. были арестованы и обвинены в сношениях с жирондистами, в присвоении казенных денег и пр. Судебный процесс закончился вынесением смертного приговора, и 5 апреля 1794 г. Дантон со своими ближайшими единомышленниками был гильотинирован.
- ↑ Дело Дрейфуса — стояло в центре политической жизни Франции в 90-х годах. Оно возникло в результате ложного обвинения еврея, капитана Дрейфуса, в шпионаже. По существу же оно было лишь поводом для наступления монархических элементов против республики. Контрреволюция и здесь оперировала с подложными документами. Ответную кампанию за Дрейфуса, подняли все лево-республиканские круги во главе с Жоресом и известным писателем Золя. В конце концов Дрейфус был оправдан.