ЖИЗНЬ ДИКАРЕЙ
правитьПредисловіе.
правитьВъ древности образованные народы, напримѣръ, греки и римляне, называли всѣхъ необразованныхъ варварами, то есть дикарями. Они считали ихъ немногимъ выше дикихъ звѣрей, такъ какъ думали, что сами сильно отличаются отъ нихъ, и до того презирали этихъ варваровъ, что имъ и въ голову не приходило равнять ихъ съ собой. Послѣ, когда въ Европѣ распространилось христіанство, и европейцы познакомились съ новыми дикими странами, они стали относиться къ дикарямъ нѣсколько лучше. Евангеліе учило, что всѣ люди равны передъ Богомъ, стало быть дикари также люди, и если они принимали христіанство, то становились равными всѣмъ другимъ и на землѣ. Ихъ уже нельзя было обращать въ рабство и стравливать дикимъ звѣрямъ на аренѣ цирка. Если же кто учинялъ жестокости надъ дикарями, а это случалось нерѣдко, то онъ уже не могъ оправдываться тѣмъ, что они звѣри, а старался защищать себя тѣмъ, что они «поганые», «язычники», и пока не крещены, не могутъ пользоваться равными правами съ христіанами. Но и на это вскорѣ нельзя было ссылаться. Ученые, изучая устройство тѣла дикарей, ихъ нравы и бытъ, вскорѣ убѣдились, что всѣ люди на землѣ чувствуютъ, думаютъ и дѣйствуютъ одинаково, а различаются только своимъ развитіемъ. Поэтому они стали утверждать, что всѣ люди произошли отъ однихъ предковъ, въ главномъ сходны между собой и должны пользоваться одинаковыми человѣческими правами. Наука убѣдительно доказывала неразумнымъ людямъ то, что они и безъ того должны были знать изъ Евангелія. Когда плантаторы Сѣверо-Американскихъ Штатовъ возстали для защиты рабства негровъ, которое было имъ выгодно, то для оправданія себя они старались доказать, что негры не люди, а что то среднее между звѣрями и людьми. Они пытались убѣдить другихъ что бѣлые и черные люди произошли отъ разныхъ предковъ и во всемъ неравны другъ другу, а потому бѣлые въ правѣ пользоваться черными, какъ пользуются домашними животными. Но доказать это имъ не удалось. Напротивъ того: изъ-за такого практическаго вопроса ученые начали еще тщательнѣе изучать жизнь дикихъ народовъ, и все, что они узнавали, только подтверждало прежнюю мысль: всѣ люди на землѣ принадлежатъ къ одной породѣ и различаются мелкими особенностями въ устройствѣ тѣла и развитіемъ. Вотъ развитіе то дикарей особенно заинтересовало ученыхъ. На первый взглядъ въ образѣ жизни дикарей, въ ихъ нравахъ и обычаяхъ находили много страннаго. Когда же стали сравнивать между собой обычаи разныхъ дикихъ племенъ и образованныхъ народовъ, то увидѣли, что у всѣхъ много общаго. Конечно, если поставить австралійскаго дикаря рядомъ съ англичаниномъ, то различіе между ними громадно. Но если вставить между ними рядъ другихъ людей: новозеландца, малайца, монгола, персіянина, китайца, японца, то становится понятнымъ, какимъ образомъ дикое племя понемногу превращается въ цивилизованную націю. Значитъ предки самыхъ образованныхъ народовъ были когда то грубыми дикарями. Но это было такъ давно, что память объ этомъ стерлась, и какъ произошла такая удивительная перемѣна, невозможно было бы узнать, если-бы на землѣ не было дикарей. Ихъ жизнь открываетъ намъ тайну нашего прошлаго. Въ орудіяхъ дикарей, въ ихъ нравахъ и обычаяхъ мы открываемъ тѣ крупицы, изъ которыхъ развились наши инструменты и машины, наши законы и утонченные нравы. А развились они не потому, что наши предки были умнѣе нынѣшнихъ дикарей, а потому что они попали въ мѣста, гдѣ природа облегчала имъ жизнь. Значитъ нынѣшніе дикари ничѣмъ не виноваты въ томъ, что грубы и дики. Они пасынки природы, а мы ея любимцы. Нечего, стало быть, презирать ихъ, смѣяться надъ нимй и выжимать изъ нихъ соки, какъ это дѣлаютъ жадные и несправедливые люди изъ бѣлыхъ. Разъ всѣ люди братья, то справедливѣе будетъ, — если старшіе братья окажутъ помощь младшимъ.
ГЛАВА I.
Эскимосы.
править
Самый сѣверный пунктъ нашего полушарія, обитаемый людьми втеченіе круглаго года, это эскимосская деревня Ита на берегу Смитсъ-Зунда, въ Баффиновомъ заливѣ подъ 78° с. ш. Но обитатели этой деревни заходятъ въ своихъ охотничьихъ походахъ еще дальше, за 79-й градусъ сѣверной широты. Почти всякій слѣдъ растительности исчезаетъ въ этихъ мѣстахъ, и жители зависятъ тутъ главнымъ образомъ отъ животныхъ, населяющихъ море. Но ихъ окружаетъ не открытое море, а ледъ, и имъ стоитъ только далеко зайти, чтобы быть отрѣзанными отъ всякой помощи. Охотникъ нерѣдко погибаетъ на льдинѣ, пришедшей въ движеніе — она уноситъ его въ открытое море.
Разстояніе, отдѣляющее это царство льдовъ отъ области умѣреннаго климата, очень велико. Полярныя, племена втеченіи многихъ вѣковъ думали, что они — вмѣстѣ съ нѣсколькими индѣйскими племенами, заходившими такъ далеко, — единственные обитатели земли. Передъ ними разстилалась ледяная пустыня, и они жили въ полномъ уединеніи, отдѣленные отъ другихъ обитателей земли. Поэтому, когда корабль полярнаго путешественника Pècca приблизился въ 1818 году къ берегу, гдѣ находилась деревня Ита, то обитатели ея приняли его за привидѣніе. Эскимосы, которыхъ пустили на корабль, щупали палубу, борта, снасти и другіе предметы, они шепотомъ говорили другъ другу: «Какъ много дерева тамъ, на лунѣ!» Они были увѣрены, что корабль свалился съ луны!
Послѣ Росса къ этимъ же берегамъ приставалъ корабль, отправленный на поиски Франклина, погибшаго въ полярныхъ льдахъ, а затѣмъ стали появляться и другіе путешественники. Теперь и эскимосы иногда приходятъ къ мысу Іоркъ и, встрѣчая тамъ экипажи китоловныхъ судовъ, завязываютъ съ ними мѣновую торговлю, сбывая имъ тюленій жиръ и шкуры.
Отдѣленные отъ всего остального міра ледяною преградой, эскимосы болѣе другихъ народовъ не знали вліянія европейцевъ и могли сохраниться въ своемъ первоначальномъ видѣ. Дѣйствительно, они представляютъ какъ бы середину между современнымъ человѣкомъ и человѣкомъ древнихъ, давно забытыхъ временъ. Когда путешественники въ первый разъ посѣтили эскимосовъ, то увидѣли, что они еще не вышли Изъ каменнаго вѣка, то есть не знали металловъ, а пользовались для своихъ орудій только камнемъ, кобтями и деревомъ. Только недавно они познакомились съ употребленіемъ желѣза и стали. Въ очень отдаленныя времена жители Европы также не знали ни мѣди, ни желѣза, а приготовляли свои орудія изъ дерева, рога, костей и камня. Какъ живутъ теперь эскимосы въ Гренландіи и Лабрадорѣ, такъ жили нѣкогда во многихъ мѣстахъ сѣверной Европы и сѣверной Америки. Нѣкоторые ученые полагаютъ, что эскимосы населяли прежде половину сѣверной Америки, но впослѣдствіи ихъ вытѣснили оттуда индѣйскія племена, — гуроны, ирокезы и алгонкины.
Кому неизвѣстна, хоть по картинкѣ, наружность эскимоса? Толстое туловище на короткихъ ногахъ, маленькія руки и ноги, толстые пальцы, дряблое тѣло и продолговатый черепъ съ выдающимися скулами, широкимъ толстымъ лицомъ, приплюснутымъ носомъ и нѣсколько вкось поставленными глазами. Какой-то путешественникъ сострилъ, что подъ такою широтой не могла бы существовать человѣческая раса съ римскимъ носомъ. Такой носъ, занимающій слишкомъ выдающееся мѣсто на лицѣ, непремѣнно пострадалъ бы отъ мороза, тогда какъ приплюснутый носъ эскимоса менѣе подверженъ этой опасности. Волосы у эскимосовъ черные, а чертами лица они напоминаютъ отчасти монголовъ. Цвѣтъ кожи у нихъ довольно темный и свѣтлѣетъ зимой, лѣтомъ же темнѣетъ. Открытое и добродушное выраженіе лица производитъ обыкновенно пріятное впечатлѣніе.
Эскимосы называютъ себя «инуи» — слово, означающее — человѣкъ. Это названіе указываетъ, что они только себя считали обитателями земли и были очень удивлены, когда узнали, что ихъ племя — не единственное на свѣтѣ.
Инуиты разсѣяны на большомъ пространствѣ. Ихъ поселенія отдѣлены иногда разстояніемъ почти въ 150 верстъ. Ни одинъ обитатель другой красивой страны, покрытой зелеными рощами, цвѣтущими лугами, живописными горами и долинами, не привязанъ такъ къ своей родинѣ, какъ инуитъ, который любитъ свои снѣжныя равнины, ледяныя горы, сверкающія въ солнечныхъ лучахъ лѣтомъ, и суровую мрачную природу полярныхъ странъ. Пожалуй онъ даже не могъ бы жить въ другой странѣ.
Но инуитъ не остается постоянно на одномъ мѣстѣ. Лѣтомъ онъ совершаетъ экспедиціи, забирая съ собою все свое имущество — палатку и домашнюю утварь, которыя укладываетъ на сани, запряженныя собаками особой породы. Собака для эскимоса тоже — что олень для лопаря и самоѣда, верблюдъ для туарега, жителя пустыни Сахары, лошадь для бедуина. Отличаясь необыкновенною выносливостью, собаки оказываютъ громадныя услуги эскимосамъ. Чутье у нихъ очень развито: они всегда находятъ дорогу и узнаютъ прочность льда. Безъ нихъ эскимосъ не могъ бы совершать свои передвиженія. Но, къ сожалѣнію, онъ обращается съ ними далеко не такъ, какъ они этого заслуживаютъ, и искалѣченныя кнутомъ собаки встрѣчаются очень часто.
Жизнь инуита кажется намъ очень тяжелой, но онъ привыкъ къ ней. Полярная ночь, продолжающаяся подъ 82° с. ш. 137 дней, смущаетъ его только тѣмъ что приходится жечь больше ворвани на согрѣваніе жилища и растапливаніе въ каменномъ сосудѣ снѣга и льда для питья. Съ наступленіемъ полярной зимы начинается тяжелое время для инуита. Лѣтомъ онъ не нуждается ни въ чемъ; тюлени и рыбы доставляютъ ему обильную пищу и, кромѣ того, на узкой береговой полосѣ Гренландіи и Лабрадора, не покрытой вѣчными льдами, появляется скудная растительность, мохъ и нѣкоторыя съѣдобныя ягоды. Съ наступленіемъ холодовъ и мрака инуитъ осужденъ подчасъ терпѣть голодъ въ своей снѣговой хижинѣ. Казалось бы, долгій мракъ долженъ дѣлать его вялымъ и унылымъ. Но на самомъ дѣлѣ этого нѣтъ. Инуиты отличаются добродушною веселостью и общительностью, они близко держатся другъ друга, какъ будто сознаютъ, что только такимъ путемъ они могутъ противустоять суровой подавляющей природѣ. Полярные путешественники удивлялись, когда вмѣсто подавленнаго, угрюмаго и достойнаго сожалѣнія человѣка видѣли полнаго и веселаго обитателя снѣговой хижины, обнаруживающаго мужество и находчивость въ добываніи насущнаго хлѣба, и такія способности, которыя европейцы никакъ не ожидали найти у дикаря. Въ самомъ дѣлѣ, эскимосъ очень искусно изготовляетъ карты своей страны, настолько точныя, что ими могутъ пользоваться европейскіе путешественники. Одинъ путешественникъ показалъ свою морскую карту инуиту, который отлично понялъ ее и, спросивъ карандашъ, сдѣлалъ въ ней нужныя поправки. Въ Копенгагенскомъ музеѣ находятся деревянныя дощечки, на которыхъ вырѣзаны инуитами берега съ островами. Кромѣ того, инуиты довольно точно умѣютъ изобразить въ своихъ рисункахъ разныя сцѣны охоты и рыбной ловли, медвѣдей, тюленей и китовъ. Инструменты, которыми они дѣлаютъ свои рисунки, самые первобытные, это — заостренные камешки, острыя кости, рога.
Инуиты живутъ охотой, которая является для нихъ главнымъ источникомъ пропитанія. Тюлень и моржъ въ особенности служатъ предметомъ ихъ охоты, и еслибъ не эти животныя, то инуиты, пожалуй, не. могли бы существовать. Въ очень суровыя зимы, когда вокругъ селенія инуитовъ воздвигаются громадныя ледяныя преграды, и моржи и тюлени не показываются, инуиты терпятъ страшный голодъ. Эти звѣри не только доставляютъ имъ пищу, но и одежду, освѣщеніе и отопленіе. Они охотятся также на бѣлыхъ медвѣдей, но рѣже и только тогда, когда голодъ вынуждаетъ ихъ къ этому. Они предпочитаютъ мясо моржей и тюленей.
Медвѣдь, который самъ питается этими животными, возбуждаетъ удивленіе инуитовъ своею ловкостью въ охотѣ за тюленями, и каждый инуитъ можетъ разсказать про него чудеса. Медвѣдь взбирается на льдину и, притаившись тамъ, ждетъ тюленя. Какъ только тюлень высунетъ голову въ отверстіе во льду, медвѣдь быстро и ловко бросается на него. По словамъ инуитовъ, медвѣдь, чтобы вызвать тюленя, говоритъ «по тюленьи», льститъ и очаровываетъ бѣднаго простяка, усыпля его напѣвомъ, который подслушали инуиты, старающіеся подражать медвѣдю въ его уловкахъ. Вотъ что разсказываетъ путешественникъ Галь, прожившій нѣкоторое время у эскимосовъ:
"Куджили началъ говорить «по тюленьи». Онъ легъ на бокъ и подвигался впередъ скачками, подползая къ тюленю. Какъ только тюлень поднималъ голову, Куджили останавливался, но продолжалъ что-то бормотать. Тогда тюлень немного приподнимался и начиналъ вертѣться на спинѣ и на боку, нагибая голову, словно онъ собирался спать. Куджили тогда снова подвигался къ тюленю, пока тюлень опять не поднималъ голову. Такой маневръ возобновлялся нѣсколько разъ. Но, очевидно, Куджили приближался слишкомъ скоро, очарованіе было нарушено, и тюлень внезапно погрузился въ воду. Больше его не видѣли. "И-у-э! — воскликнулъ разочарованный охотникъ «еслибъ я умѣлъ также хорошо говорить по тюленьи, какъ медвѣдь»!
Въ обширной области, между Гренландіей и Беринговымъ проливомъ лукъ, стрѣлы и гарпунъ остаются еще главнымъ оружіемъ эскимосовъ. Наконечникъ стрѣлы дѣлается изъ камня, кости, изъ моржеваго зуба. Однако вслѣдствіе сношеній съ европейцами многіе эскимосы уже научились владѣть огнестрѣльнымъ оружіемъ, которымъ пользуются для охоты на сухопутныхъ животныхъ (на морскихъ они все-таки охотятся съ гарпунами). Они узнали употребленіе желѣза, изъ котораго дѣлаютъ наконечники для своихъ гарпуновъ. Однако желѣзо употребляется мало.
Какъ лицомъ, такъ одеждой и обычаями всѣ эскимосскія племена, разсѣянныя по большему пространству, похожи другъ на друга. Также похожи и ихъ языки. Гренландскіе инуиты, эскимосы съ Берингова пролива, Аляски, береговъ Азіи или Лабрадора, говорятъ почти одинаково, притомъ тонъ ихъ рѣчи всегда бываетъ простой и ясный, а не торжественный, какъ у сѣверныхъ индѣйцевъ. Въ одномъ словѣ, которое они произносятъ однимъ духомъ, они включаютъ цѣлую фразу, такъ что у нихъ попадаются слова, заключающія въ себѣ до 50 буквъ. Вотъ, напримѣръ, такое слово: «Igdlorssuatsialiorfigssaliarkugarrmk». Оно означаетъ: «пока онъ приказывалъ ему идти къ тому мѣсту, гдѣ долженъ былъ быть построенъ большой домъ». Это цѣлая фраза, но эскимосъ произноситъ ее однимъ словомъ. Способъ счисленія у нихъ самый простой: они считаютъ по пальцамъ. Чтобы сказать, восемь, они показываютъ одну руку и три пальца; число 24 они выражаютъ такъ: указываютъ человѣка (двѣ руки и двѣ ноги — двадцать пальцевъ) и прибавляютъ еще 4 пальца. Одежда инуита хорошо служить въ полярныхъ областяхъ. И женщины, и мужчины носятъ шаровары, которыя у мужчинъ дѣлаются болѣе узкими, нежели у женщинъ, и такъ тѣсно связываются ремнями надъ лодыжками и сапогами, что вода не можетъ проникнуть внутрь. Сверху надѣвается родъ рубашки или куртки, которая доходитъ до колѣнъ. У женщинъ на спинѣ имѣется глубокій мѣшокъ, въ которомъ онѣ носятъ ребятъ. Мѣховыя шапки въ видѣ чепчика носятъ оба пола. Въ очень холодную погоду надѣвается сверху другая куртка и мѣховые сапоги, доходящіе почти до самого туловища. Въ сырую лѣтнюю погоду эскимосы надѣваютъ сверху своего обыкновеннаго платья накидку изъ тюленьихъ кишекъ, непроницаемую для воды.
Жилища эскимосовъ бываютъ различныя для лѣта и зимы. Лѣто они проводятъ въ шалашахъ, а зиму въ снѣговыхъ хижинахъ. Послѣднія строятся такимъ образомъ: изъ утоптаннаго, твердого снѣга вырѣзываютъ плиты, которыя складываютъ въ куполообразныя хижины. Вырытая въ снѣгу лѣстница образуетъ входъ, который запирается снѣжною плитой. Впереди устраивается помѣщеніе для собакъ, затѣмъ идетъ жилое помѣщеніе и складъ домашней утвари. Человѣкъ средняго роста можетъ даже стоять въ такой хижинѣ. Свѣтъ проходитъ черезъ вставленную въ стѣну ледяшку. Снаружи хижина заваливается снѣгомъ. Внутри даже подставки для очага сдѣланы изъ снѣга, также какъ и постели, которыя сверху покрываются шкурами. Для освѣщенія, а таже для согрѣванія своего жилища эскимосъ употребляетъ свѣтильникъ изъ плоскаго камня съ углубленіемъ. Туда наливается ворвань и вставляется въ качествѣ свѣтильни сухой мохъ или трава. Если вы заберетесь въ такую эскимосскую хижину зимой, то увидите, что мужчины и женщины, скорчившись, сидятъ около этого скромнаго очага. Надъ нимъ виситъ котелъ, въ которомъ растапливается снѣгъ. Далѣе можно видѣть колышки, служащіе для просушки отсырѣвшей одежды, полки для утвари.
Джонъ Франклинъ пришелъ въ восторгъ, увидѣвъ впервые хижину инуита, и назвалъ ее такимъ же произведеніемъ искусства, какъ и греческій храмъ. Дѣйствительно инуиты очень искусно располагаютъ снѣговыя плиты въ сводѣ въ видѣ правильной спирали, которая постепенно уменьшается кверху; бѣлизна же и чистота матеріала, который они употребляютъ для постройки, изящество стѣнъ придаютъ этому странному жилищу своеобразную красоту.
Но къ сожалѣнію внутри впечатлѣніе уже не то. Свѣжій человѣкъ не въ состояніи пробыть и нѣсколькихъ минутъ въ такой хижинѣ. Надо обладать особенною привычкой, чтобы жить въ такомъ спертомъ воздухѣ, пропитанномъ всевозможными испареніями.
Землянки эскимосы строятъ такимъ образомъ, что стѣны ихъ глубоко уходятъ въ землю, почти до самой крыши, которая покрывается дерномъ. Входомъ служитъ отверстіе вверху, служащее также для выхода дыма. Но обитающіе на далекомъ сѣверѣ эскимосы живутъ исключительно только въ снѣговыхъ хижинахъ, такъ какъ мерзлая земля не дозволяетъ имъ строить землянокъ.
Инуиты — большіе обжоры. Это можно замѣтить уже по сильному развитію у нихъ челюстей и жевательныхъ мышцъ. Высшее наслажденіе для нихъ — ѣда, и просто трудно представить себѣ, какое количество пищи они могутъ поглотить, когда у нихъ изобиліе ея. Любимыми кушаньями считается содержимое желудка оленя, печень тюленя, которую ѣдятъ сырой и обернутой въ кусочекъ сала. Европейскіе путешественники, которымъ приходилось жить съ эскимосами, съ трудомъ могли привыкнуть къ ихъ пищѣ. Но нужда всему научитъ, и они также ѣли тюленье мясо и находили даже вкусными тюленьи кишки.
Потребность ѣсть много вызывается у инуитовъ климатомъ. Благодаря своему могучему пищеваренію, они сохраняютъ бодрость, силу и цеселье, несмотря на леденящій холодъ. Вѣдь въ хижинахъ у нихъ температура всегда ниже нуля, такъ какъ иначе крыша могла бы подтаять и пожалуй даже обрушиться на обитателей. Лишь изрѣдка эскимосъ прибѣгаетъ къ огню, чтобы согрѣться; это бываетъ только во время очень большой стужи. Но онъ нуждается въ свѣтѣ, и поэтому огонь служитъ ему столько же для варки пищи, сколько для освѣщенія.
Дѣти инуитовъ также добродушны и веселы, какъ ихъ родители. Они очень находчивы, и рѣдко случается, чтобы маленькій инуитъ не съумѣлъ найтись даже въ самомъ затруднительномъ положеніи. Игрушекъ у нихъ всегда бываетъ много и самыхъ разнообразныхъ. Искусные отцы дѣлаютъ для своихъ дѣтей модели саней, лодокъ (каяковъ), животныхъ. Могилы дѣтей обыкновенно бываютъ наполнены такими бездѣлушками, указывающими на трогательную любовь родителей. Мальчики уже съ десятилѣтняго возраста начинаютъ упражняться въ охотѣ, и когда юноша убьетъ перваго тюленя, то онъ считается взрослымъ мужчиной. Если сынъ захочетъ жениться, то онъ приводитъ дѣвушку домой и самъ остается въ родительскомъ домѣ. Несмотря на свои нѣжныя чувства къ, дѣтямъ и родителямъ, инуиты не останавливаются передъ убійствомъ дѣтей и стариковъ, когда наступаютъ голодные времена. Тяжело больныхъ, на выздоровленіе которыхъ не остается никакой надежды, постигаетъ такая же участь.
Больной инуитъ безропотно покоряется своей участи; понимая, что онъ составляетъ бремя для семьи, онъ охотно идетъ на встрѣчу смерти. Но пока есть еще какая нибудь надежда на его выздоровленіе, родственники не покидаютъ его. Одна изъ женщинъ кладетъ ему въ изголовье камень, вѣсъ котораго соотвѣтствуетъ силѣ болѣзни, и ежедневно утромъ взвѣшиваетъ этотъ камень въ рукѣ, прознося какія то молитвенныя слова. Если камень становится тяжелѣе, по ея мнѣнію, то значитъ дни больного сочтены. Она объявляетъ объ этомъ его друзьямъ, и они строятъ въ нѣкоторомъ отдаленіи хижину изъ снѣра, устилаютъ ее шкурами, ставятъ тамъ сосудъ съ водой и зажженную плошку, которая будетъ горѣть до тѣхъ поръ, пока хватитъ ворвани. Когда эти приготовленія сдѣланы, въ хижину вносятъ больного или дряхлаго старика, которые сознаютъ, что они уже безполезные члены семьи и только въ тягость ей. Всѣ родные приходятъ проститься съ ними Никакого волненія при этомъ не замѣтно, не видно слезъ, и не раздается рыданій. Больной или старикъ, рѣшившійся умереть, спокойно и серьезно разговариваетъ съ друзьями и родственниками, выражая послѣднюю волю. Когда онъ все сказалъ — родственники и друзья выходятъ, и послѣдній изъ нихъ закрываетъ льдиной входъ въ хижину. Человѣкъ въ ней считается уже умершимъ.
Европейскіе путешественники увидали такую уединенную хижину съ заваленнымъ входомъ въ одномъ инуитскомъ селеніи и поинтересовались узнать, что это такое. Когда имъ разсказали, они пришли въ ужасъ и, желая спасти заживо похороненнаго, пробили стѣну. Они увидѣли умирающаго, который сказалъ имъ слабѣющимъ голосомъ: «Что вы дѣлаете? Оставьте меня умереть спокойно!»
Какъ большинство дикихъ народовъ, инуиты населяютъ всю окружающую природу духами. Всякій предметъ, доселѣ имъ неизвѣстной, — причудливой формы, льдина, прибитый волнами къ берегу чурбанъ — возбуждаетъ въ нихъ страхъ и чувство почтенія. Они увѣрены, что въ этомъ предметѣ сидитъ духъ. Чтобы умилостивить духовъ, они прибѣгаютъ къ колдунамъ, которые могутъ вступать съ ними въ сношенія. Колдуномъ можетъ быть далеко не всякій. Для этого нужно обладать особенными способностями и быть посвященнымъ въ таинства колдовства съ юныхъ лѣтъ. Обыкновенно колдунъ — «ангакокъ», что означаетъ «великій или старшій» — выбираетъ себѣ учениковъ среди дѣтей, мальчиковъ или дѣвочекъ, не разбирая пола, и начинаетъ пріучать ихъ прежде всего мужественно переносить боль и подавлять свои потребности, чтобы тѣло безпрекословно повиновалось духу. Избранный ангакокомъ ученикъ долженъ отличаться молчаливостью и любить уединеніе. Онъ бродитъ по безмолвнымъ ледянымъ равнинамъ, освѣщеннымъ холоднымъ свѣтомъ луны и прислушивается къ завыванію вѣтра. Онъ всматривается въ темнѣющій вдали океанъ, по которому плаваютъ ледяныя глыбы, и въ этомъ глубокомъ уединеніи ему слышатся таинственные голоса и звуки. Дойдя до такого состоянія, онъ уже настолько отличается отъ своихъ сверстниковъ, что всѣ въ селеніи начинаютъ относиться къ нему съ суевѣрнымъ страхомъ и почтеніемъ. Мало по малу онъ и самъ проникается увѣренностью въ томъ, что обладаетъ сверхъестественными способностями. Ему кажется, что его преслѣдуютъ духи и всячески угрожаютъ ему, требуя, чтобы онъ повиновался имъ. Постоянно думая объ одномъ и томъ же, онъ доводитъ себя до такого состоянія, что ему начинаютъ грезиться видѣнія, и съ нимъ дѣлаются припадки судорогъ, во время которыхъ онъ произноситъ безсвязныя слова, которыя его ближніе принимаютъ за пророчества. Такой юноша уже находится на пути, чтобы сдѣлаться ангакокомъ, но ему надо вынести еще послѣднее испытаніе. По совѣту своего учителя, онъ отправляется на одинъ изъ необитаемыхъ острововъ, гдѣ по преданію въ пещерѣ погребены кости знаменитаго колдуна. Что тамъ происходитъ — неизвѣстно, но предполагается, что ученикъ получаетъ послѣднія наставленія отъ знаменитаго ангакока. Послѣ этого онъ уже самъ становится ангакокомъ и является народу въ качествѣ руководителя и наставника. Народъ вѣритъ, что онъ можетъ вызвать хорошую и дурную погоду, что онъ неуязвимъ, можетъ вырвать свой глазъ и съѣсть его, воткнуть себѣ ножъ въ грудь и пробить пулей голову, не претерпѣвая отъ этого никакого вреда. Шапка и одежда ангакока увѣшаны амулетами, и хижина его является складомъ предметовъ, обладающихъ волшебными свойствами и внушающихъ страхъ и отвращеніе обыкновеннымъ людямъ. Когда ангакокъ начинаетъ производить свои заклинанія и пророчества, то съ нимъ дѣлается какъ будто припадокъ бѣшенства, онъ говоритъ съ необычайною силой, на губахъ у него появляется пѣна, волосы становятся дыбомъ
Съ наступленіемъ зимы инуитъ рѣже отправляется на охоту и больше сидитъ въ своемъ убогомъ жилищѣ, освѣщенномъ коптящей плошкой. Инуиты очень любятъ общество, а суровый климатъ какъ будто даже побуждаетъ ихъ искать сближенія другъ съ другомъ и помогать другъ другу.
Зимою, для развлеченія, устраиваются празднества. Въ началѣ, когда запасы пищи еще велики, эскимосы приглашаютъ другъ друга, такъ какъ они не знаютъ лучшаго наслажденія, какъ наѣдаться до отвала. Въ промежуткахъ юноши занимаются состязаніями въ ловкости и борьбѣ, а взрослые люди и старики играютъ въ игры посредствомъ фигурокъ, сдѣланныхъ изъ кости и изображающихъ разныхъ животныхъ. Если возникаютъ какія-нибудь распри и ссоры, то собираются почетные и старѣйшія лица деревни и улаживаютъ споръ. Они же постановляютъ приговоръ, который тутъ же выполняется. Но серьезныя распри бываютъ рѣдко; эти люди какъ бы сознаютъ, что окруженные враждебной природой, они могутъ существовать только въ томъ случаѣ, если среди нихъ царитъ единеніе.
Однако, бываетъ иной разъ, что спорящіе не хотятъ примириться, и тогда ссора кончается поединкомъ. Противники награждаютъ другъ друга ударами до тѣхъ поръ, пока одинъ изъ нихъ не признаетъ себя удовлетвореннымъ, или присутствующимъ не надоѣстъ побоище. Иногда поединокъ замѣняется поэтическимъ состязаніемъ. Противники въ назначенный день излагаютъ свою взаимную обиду въ пѣсняхъ, жестахъ и осмѣиваютъ другъ друга въ присутствіи многочисленной публики, которая выражаетъ имъ одобреніе или порицаніе. Примирившись, противники обмѣниваются одеждами, протягиваютъ другъ другу руки и исполняютъ танецъ, къ которому присоединяются и остальные.
Инуитъ не можетъ представить себѣ существованіе безъ тюленя. До какой степени инуиты связываютъ себя съ этими животными доказываетъ, напримѣръ, слѣдующій разговоръ инуита съ миссіонеромъ, который явился на далекій сѣверъ проповѣдывать Евангеліе. Миссіонеръ описывалъ инуиту небесное царство. Тотъ слушалъ со вниманіемъ и вдругъ спросилъ; "ну а на вашемъ небѣ водятся тюлени?
— «Тюлени?» — воскликнулъ удивленный миссіонеръ. — Конечно нѣтъ, есть ангелы, архангелы, херувимы, серафимы, апостолы и святые…
— А какія же животныя живутъ на небѣ? — перебилъ инуитъ.
— Животныя? Ихъ нѣтъ…
— Ну такъ ваше небо для насъ не годится. Тамъ нѣтъ тюленей, а инуиты не могутъ жить безъ тюленей!
Удастся имъ убить тюленя или моржа — и они счастливы надолго. Такая большая добыча всегда бываетъ общимъ достояніемъ. Своею собственностью инуитъ считаетъ только сани, каякъ (лодку), одежду, да кое-какія домашнія орудія и снаряды. Ему не приходитъ въ голову дѣлить снѣжную равнину, на которой онъ обитаетъ, и море, которое поддерживаетъ его существованіе, на участки и присваивать только себѣ право охоты и рыбной ловли на своемъ участкѣ. Всякій пойманный тюлень дѣлится поровну между всѣми семьями, образующими инуитское селеніе, особенно во время голодовокъ. Несмотря на свое обжорство, ни одинъ инуитъ не присвоитъ себѣ добычи, не подѣлившись ею со своими голодающими односельчанами, и при этомъ дѣлежѣ наибольшая доля всегда предоставляется дѣтямъ. Часто запасы сохраняются только для дѣтей, въ то время какъ взрослые голодаютъ.
Гостепріимство инуита отличается необыкновеннымъ радушіемъ. Въ его хижину можетъ смѣло войти каждый иззябшій и голодный путникъ, сѣсть рядомъ съ другими у дымящагося очага и принять участіе въ общей трапезѣ. Инуитъ охотно отдаетъ гостю то, что понравилось тому въ его хижинѣ, и самъ не постѣснится взять у него то, что ему нравится. Когда инуиты въ первый разъ были пущены на европейскій корабль, они безъ церемоніи брали тамъ все, что имъ нравилось, но когда замѣтили неудовольствіе европейцевъ, то немедленно возвратили захваченное и стали извиняться. Надо прибавить, однако, что всѣ эти хорошія качества инуитовъ во многомъ измѣнились къ худшему съ тѣхъ поръ, какъ участились ихъ сношенія съ европейцами, отъ которыхъ они научились пить водку. Пьянство, которое раньше было имъ неизвѣстно, принесло имъ много вреда и содѣйствуетъ ихъ вымиранію.
До появленія европейцевъ между инуитами господствовала полная свобода и равенство. Не было ни начальства, ни подчиненныхъ; никто не приказывалъ, и никто не былъ обязанъ повиноваться. Только ангакоки, да особенно отважные и смѣлые охотники пользовались вліяніемъ и почетомъ въ селеніи. Если нужно было постановить какое-нибудь важное для всѣхъ рѣшеніе, то для этого собирался совѣтъ стариковъ. Всѣ миссіонеры признаютъ, что инуиты отличались кротостью, и миролюбіемъ. Они были довольны своею жизнью, не тяготились своею обстановкой, терпѣливо переносили страшную стужу и частыя голодовки. Племена, которыя живутъ въ мѣстностяхъ, изобилующихъ пушными звѣрями и крупными морскими животными, привлекавшими европейцевъ, заимствовали изъ своихъ сношеній съ ними много полезныхъ для себя вещей: огнестрѣльное оружіе, металлическіе ножи и топоры, ткани, домашнія орудія, но заимствовали, и многое другое. Они съ восторгомъ приняли европейцевъ, которые казались имъ высшими существами и покорно исполняли ихъ требованія, отдавая имъ свою добычу и получая отъ нихъ за это табакъ и «огненную воду», которая имъ такъ понравилась. Но мало-по-малу отношенія эти измѣнились. Кротость и сговорчивость инуитовъ какъ будто увеличивали алчность европейцевъ. Стараясь цивилизовать этихъ жителей снѣговыхъ равнинъ, обратить ихъ въ христіанство, научить ихъ жить лучше, чѣмъ они жили, европейцы въ тоже время притѣсняли ихъ. Европейцы были сильнѣе, и инуиты должны были покоряться имъ, но въ душѣ ихъ росло недовѣріе и ненависть къ своимъ притѣснителямъ, и прежняя безпечная и добродушная веселость замѣнилась уныніемъ и отчаяніемъ. Пьянство давало исходъ этому унынію, вызывая искусственную и шумную весёлость, и оно начало распространяться съ ужасающею быстротой;, вслѣдъ за нимъ появились эпидемическія болѣзни. Эскимосское племя, и такъ весьма немногочисленное, все уменьшается.
Въ своемъ первобытномъ видѣ сохранились лишь тѣ инуиты, которые обитаютъ среди вѣчныхъ льдовъ. Ихъ суровая родина слишкомъ непривлекательна для европейцевъ. Эти инуиты лишь случайно вступаютъ въ сношеніе съ обитателями другихъ частей холодной страны. Ихъ селенія находятся на краю земли, такъ какъ далѣе къ сѣверу уже нѣтъ обитаемыхъ мѣстъ, и они послѣдніе представители человѣческаго рода, затерянные въ снѣгахъ и льдахъ полярнаго круга.
ГЛАВА II.
Индѣйцы Америки.
править
Ни въ одной части свѣта, кромѣ Австраліи, появленіе европейцевъ не вызвало такихъ глубокихъ измѣненій, какъ въ Америкѣ. Первоначальное населеніе этой части свѣта, племена индѣйцевъ, почти совсѣмъ исчезли въ настоящее время. Трудно даже приблизительно опредѣлить, сколько индѣйцевъ пало жертвою вторженія европейцевъ. Они вытѣснили коренныхъ жителей обширныхъ прерій и лѣсовъ Сѣверной Америки въ такія области, которыя рѣзко отличались отъ ихъ прежняго мѣстожительства. Кромѣ того европейцы вызвали перемѣны въ образѣ жизни индѣйцевъ, такъ какъ они снабдили ихъ другимъ оружіемъ, другими орудіями и новыми животными. Все это явилось бы благомъ для индѣйцевъ, если бы вмѣстѣ съ этимъ они не подвергались безпощадному преслѣдованію, и ихъ не губили болѣзни, занесенныя европейцами, и пьянство. Индѣйцы поселены теперь на особыхъ участкахъ, которые называются «резервами», и скромно доживаютъ тамъ свой вѣкъ. Времена набѣговъ на поселенія бѣлыхъ и ожесточенныхъ кровопролитныхъ схватокъ съ краснокожими миновали. Воинственныя племена, долго отстаивавшіе свою независимость, теперь частью живутъ въ отведенныхъ для нихъ резервахъ, частью же кочуютъ безъ опредѣленнаго пристанища. У многихъ изъ нихъ въ душѣ еще не угасла ненависть къ пришельцамъ, отнявшимъ у нихъ родину, и они мстятъ имъ при случаѣ грабежами и убійствами, но большинство покорилось своей участи. Истребленіе бизоновъ, безчисленные стада которыхъ бродили нѣкогда по степямъ Сѣверной Америки, явилось смертнымъ приговоромъ для многихъ охотничьихъ племенъ индѣйцевъ, которые лишались этого главнаго источника своего существованія. Бѣлые отлично понимали это; одинъ изъ американскихъ губернаторовъ говорилъ: «убивайте бизоновъ, этимъ ваши пули истребятъ индѣйцевъ». Дѣйствительно, воинственное племя Апачей съ исчезновеніемъ бизоновъ начало влачить самое жалкое существованіе. Апачи долго и упорно боролись съ европейцами. Борьба съ ними составляетъ одну изъ самыхъ кровавыхъ страницъ сѣвероамериканской исторіи. Если Апачи прославились своею жестокостью, то и бѣлые въ этой борьбѣ также не отставали отъ нихъ. Всякое средство считалось хорошимъ для борьбы съ индѣйцами. Въ особенности жестоко поступилъ съ Апачами мексиканскій губернаторъ, назначившій премію за скальпъ (кожу съ волосистой части головы) индѣйца, все равно, будетъ ли то взрослый мужчина, женщина или ребенокъ. Тотчасъ же явились охотники добывать индѣйскіе скальпы, но вскорѣ оказалось, что многіе изъ нихъ обманывали губернатора. Такъ какъ бѣлыхъ убивать легче, нежели индѣйцевъ, то эти «охотники» сбывали скальпы бѣлыхъ, выдавая ихъ за индѣйскіе. Тогда было рѣшено дѣйствовать прямо и организовать военную экспедицію противъ индѣйцевъ, производившихъ постоянные набѣги на уединенныя фермы, разорявшихъ ихъ и уводившихъ въ плѣнъ фермеровъ, которыхъ они подвергали ужаснымъ истязаніямъ. Жизнь въ преріяхъ и лѣсахъ сѣверо-западной Америки была сопряжена съ постоянною опасностью для бѣлыхъ или «блѣднолицыхъ», какъ ихъ называли индѣйцы. Ни одинъ колонистъ или фермеръ, ложась спать, не былъ увѣренъ въ томъ что онъ не будетъ разбуженъ ночью воинственнымъ воемъ Апачей, Команчей или какого нибудь другого индѣйскаго племени. Ему приходилось всегда быть на готовѣ защищать свою жизнь, имущество и жизнь своихъ близкихъ. Такое существованіе вѣчно на военномъ положеніи вызывало сильнѣйшее ожесточеніе съ обѣихъ сторонъ. Индѣйцы не могли не видѣть въ блѣднолицыхъ пришельцахъ заклятыхъ враговъ, отнимавшихъ у нихъ землю, истреблявшихъ бизоновъ и лишавшихъ ихъ средствъ къ существованію. Всякіе договоры блѣднолицыхъ съ индѣйцами оказывались всегда невыгодными для послѣднихъ. Притомъ индѣйцы не считали себя обязанными исполнять условія, которыя имъ навязывали силою или хитростью. Но и бѣлые колонисты не видѣли другого способа обезпечить себѣ безопасное существованіе, какъ уничтожить первоначальныхъ хозяевъ страны. Поэтому всякая экспедиція, кончавшаяся избіеніемъ какого нибудь индѣйскаго племени, вызывала радость среди колонистовъ. Въ концѣ концовъ сила, бывшая на сторонѣ европейцевъ, побѣдила. Теперь уже фермеры могутъ спокойно спать въ своихъ усадьбахъ среди полей и лѣсовъ сѣверозападной Америки, фургоны переселенцевъ, отправляющихся со своимъ скарбомъ на новое мѣсто, лишь въ рѣдкихъ случаяхъ подвергаются нападенію грабителей-индѣйцевъ; путешествующіе же по желѣзной дорогѣ уже болѣе не опасаются, что на поѣздъ будетъ произведено нападеніе индѣйцевъ, какъ это неразъ случалось въ прежніе, не очень давніе, времена.
Однако бывали примѣры, что европейцы пріобрѣтали любовь краснокожихъ. Любопытна въ этомъ отношеніи исторія одного колониста, по имени Джона Смита. Дѣло было въ штатѣ Виргинія. Всѣ спутники Джона Смита были перебиты индѣйцами, и онъ остался одинъ среди нихъ. Стараясь придумать какой нибудь способъ умилостивить своихъ враговъ, онъ вздумалъ занять ихъ и показалъ имъ компасъ. Это была счастливая мысль. Индѣйцевъ очень заинтересовалъ компасъ. Джонъ Смитъ объяснилъ имъ его употребленіе и при этомъ разсказалъ кое что о формѣ земли, о планетной системѣ Послѣ этого индѣйцы почувствовали къ нему уваженіе, принимая его за высшее существо Его водили изъ лагеря въ лагерь и показывали, точно какую нибудь рѣдкость. Никто изъ индѣйцевъ не сомнѣвался въ томъ, что онъ обладаетъ особенными свойствами, но всѣхъ тревожилъ вопросъ, слѣдуетъ ли его считать существомъ, которое принесетъ добро племени, или наоборотъ — онъ будетъ злымъ геніемъ для индѣйцевъ. Въ теченіе трехъ дней индѣйскіе колдуны продѣлывали надъ бѣднымъ колонистомъ разные фокусы, чтобы проникнуть въ его намѣреніе, но такъ имъ и не удалось узнать ничего. Его необычайное хладнокровіе дѣйствовало на индѣйцевъ, и они обращались съ нимъ почтительно, но тѣмъ не менѣе изъ предосторожности все таки рѣшено было его убить. Но въ тотъ моментъ, когда индѣйскій воинъ, который долженъ былъ исполнить приговоръ, уже занесъ надъ его головой свой «томагавкъ» (индѣйскій топоръ), какой-то ребенокъ бросился къ нему и заслонилъ его своимъ тѣломъ. Это была дѣвочка лѣтъ десяти, дочь индѣйскаго вождя. Казнь была отмѣнена, и индѣйцы послѣ этого рѣшили усыновить Смита и сдѣлать его однимъ изъ своихъ вождей. Ему удалось, однако не безъ труда, получить свободу.
Видя индѣйца, неподвижно, словно каменное изваяніе, сидящаго на порогѣ его хижины или у горящаго костра, трудно представить его себѣ взволнованнымъ, въ состояніи гнѣва или радости. Онъ — олицетворенное спокойствіе и равнодушіе ко всему. Кажется, ничто не можетъ вывести его изъ этого состоянія покоя. Но это спокойствіе только наружное. Сдержанность — главная черта характера индѣйцевъ. Онъ привыкъ скрывать свои чувства и ни однимъ движеніемъ не выдаетъ себя. Черты его лица выражаютъ всегда одно и тоже спокойствіе и полное равнодушіе ко всему окружающему, хотя бы въ эту минуту душа его была переполнена ненавистью и жаждою мести. Точно также онъ ничѣмъ не выдаетъ своихъ страданій, и никто не услышитъ отъ него ни стона, ни жалобы. Вслѣдствіе этого индѣйца не легко изучить, не легко угадать его мысли и намѣренія. Индѣецъ никогда не выкажетъ любопытства, и даже предметъ, который онъ видитъ въ первый разъ, какъ будто не возбуждаетъ въ немъ интереса. Многіе изслѣдователи объясняютъ это равнодушіе индѣйцевъ ихъ умственною неподвижностью, отсутствіемъ любознательности, и говорятъ, что ихъ очень трудно цивилизовать. Между членами племени господствуетъ единеніе. Индѣецъ съ дѣтства привыкаетъ къ мысли, что жизнь его принадлежитъ собратьямъ и поэтому мужественно жертвуетъ собой, если того требуетъ честь племени. Всѣ члены индѣйской общины — равноправные товарищи; вождь у нихъ «первый среди равныхъ»; онъ такой же товарищъ, но только на него сильнѣе разсчитываютъ въ минуты опасности, вслѣдствіе-ли его личныхъ качествъ или какихъ-нибудь чудесныхъ свойствъ, которыя связываются съ его именемъ.
Каждый индѣйскій родъ имѣетъ свой тотемъ, т. е. гербъ. Это изображеніе животнаго или растенія, отъ котораго этотъ родъ ведетъ свое происхожденіе, и индѣецъ гордится своимъ тотемомъ и относится съ презрѣніемъ ко всѣмъ, непринадлежащимъ къ его роду: «Бобръ», напримѣръ, смотритъ съ пренебреженіемъ на «Оленя», а этотъ послѣдній на «Лисицу».
Раздоры между членами племени бываютъ очень рѣдко, и во взаимныхъ отношеніяхъ индѣйцы справедливы, вѣжливы и сдержанны. Ссоры между живущими въ одной хижинѣ рѣдки. Каждый имѣетъ свое мѣсто, и никто другой не станетъ посягать на него. Точно также принадлежащіе ему предметы считаются неприкосновенными.
Среди индѣйцевъ существуетъ правило, чтобы имущіе дѣлились со своими братьями, неимущими. Но тѣ не имѣютъ права касаться чужой собственности безъ позволенія. Одинъ миссіонеръ разсказываетъ, что къ нему въ палатку, въ его отсутствіе пришелъ индѣецъ и остался ждать его. Бѣдняга голодалъ уже давно, а въ палаткѣ было много съѣстного, но онъ не прикоснулся ни къ чему, пока не пришелъ хозяинъ и не угостилъ его.
Воспитаніе дѣтей составляетъ большой предметъ заботъ. Индѣйцы больше всего стараются о томъ, чтобы развить въ дѣтяхъ геройскій духъ. Какъ только ребенокъ достаточно окрѣпъ, онъ уже пользуется самостоятельностью; онъ можетъ гулять за предѣлами деревни вмѣстѣ съ другими дѣтьми, затѣмъ ему даютъ лукъ и стрѣлы, и онъ прыгаетъ и скачетъ, стараясь на бѣгу попасть въ цѣль. Проводя все время на открытомъ воздухѣ, среди природы, ребенокъ изучаетъ нравы животныхъ и старается подражать имъ, устраивая вмѣстѣ съ товарищами охотничьи предпріятія.
Но вотъ мальчикъ становится юношей. Предметомъ всѣхъ его честолюбивыхъ стремленій служитъ теперь званіе воина. Это званіе онъ можетъ пріобрѣсти только тогда, когда докажетъ свою выносливость въ перенесеніи страданій. Иначе онъ не можетъ вступить въ кругъ взрослыхъ мужчинъ и считаться равноправнымъ членомъ племени; поэтому-то юноша первый требуетъ, чтобы его подвергли испытанію. Родители его знаютъ, какія мученія ожидаютъ его, но они также хотятъ, чтобы ихъ сынъ выказалъ себя достойнымъ сыномъ племени. Нѣтъ такого мученія, которому бы не подвергали бѣднаго юношу. Но онъ предпочитаетъ скорѣе умереть, чѣмъ просить о пощадѣ. Его заставляютъ голодать, терпѣть холодъ или солнечный зной, наносятъ ему глубокіе порѣзы на груди и рукахъ, подвѣшиваютъ его за волосы или за кожу, окутываютъ его въ сѣть съ больно кусающимися муравьями, наносятъ ему оскорбленія и обиды, которыя онъ долженъ переносить молча и, наконецъ, послѣ того какъ онъ съ честью вынесъ всѣ эти испытанія, его объявляютъ достойнымъ занять мѣсто среди остальныхъ мужчинъ племени и участвовать въ совѣтѣ войны.
Испытаніямъ подвергаются также и дѣвушки; онѣ тоже должны доказать свое мужество и выносливость. У нѣкоторыхъ племенъ мать ночью наноситъ дочери, лежащей на скамьѣ или камнѣ, удары тонкими прутьями до крови, и дѣвушка не должна при этомъ испустить ни одного крика или стона. Иногда дѣвушкѣ обжигаютъ волосы, затѣмъ кладутъ на камень и призываютъ колдуна, который дѣлаетъ ей клыками агути (животное изъ породы грызуновъ) два глубокихъ надрѣза отъ одного плеча до другого и натираетъ ихъ перцемъ. Послѣ того дѣвушку со связанными руками укладываютъ въ гамакъ и надѣваютъ на нее амулетъ изъ зубовъ. Она постится три дня и потомъ втеченіи цѣлаго мѣсяца питается только хлѣбомъ и сырыми кореньями. Послѣ этихъ суровыхъ испытаній дѣвушка считается достойной быть принятой въ среду индѣйскихъ женъ.
Положеніе женщины у индѣйцевъ не было особенно приниженнымъ. Индѣецъ могъ имѣть нѣсколько женъ, но большинство ограничивалось одною. Съ женами индѣйцы обращались большею частью хорошо. У нихъ существовало строгое раздѣленіе труда: война, охота, изготовленіе жилищъ, лодокъ, оружія и всякой утвари было обязанностью мужчины, женщины же должны были заботиться объ изготовленіи одежды, готовить пищу Уходъ за дѣтьми, пряденіе хлопка для гамаковъ, приготовленіе глиняной посуды и, вообще, домашнія работы предоставлялись женщинамъ, но мальчики и старики часто помогали имъ. Только у тѣхъ индѣйскихъ племенъ, которыя пришли въ упадокъ, мужчины стали взваливать всю работу на женщинъ.
Индѣйскіе юноши отличаются веселымъ нравомъ и склонностью къ щегольству. Но и суровые индѣйскіе воины не прочь покрасоваться, и бывали случаи, что тѣ изъ нихъ, которые были обезображены оспой, лишали себя жизни, чтобы избѣжать насмѣшекъ надъ своимъ безобразіемъ. Краски, которыми они раскрашиваютъ себѣ лицо, до безконечности разнообразны. Иногда они раскрашиваютъ себѣ одну половину лица иначе, чѣмъ другую — одна щека, напримѣръ, свѣтится у нихъ, какъ солнце, другая, намазанная черною краской, сливается съ волосами, одинъ глазъ изображается закрытымъ, а другой чрезмѣрно раскрытымъ. Самою обыкновенною краской служитъ киноварь — красный цвѣтъ считается цвѣтомъ радости и силы, а затѣмъ уже примѣняются другія краски: желтая и синяя со всѣми ихъ оттѣнками. Рисунки въ видѣ пятенъ, звѣздъ, крестовъ или полосъ мѣняются сообразно радостнымъ или печальнымъ событіямъ.
Кто увидитъ въ первый разъ такого раскрашеннаго индѣйца, содрогнется отъ ужаса. Но сами они до такой степени привыкаютъ къ разрисованнымъ лицамъ, что чистое лицо кажется имъ «лицомъ привидѣнія». Этимъ объясняется, почему индѣйцы прозвали европейцевъ «блѣднолицыми», цвѣтъ кожи которыхъ вдобавокъ свѣтлѣе, чѣмъ у индѣйцевъ.
Климатъ сѣверной Америки вынуждаетъ индѣйцевъ носить одежду, которую они шили прежде изъ шкуръ бизоновъ. Шерстяное одѣяло также составляетъ принадлежность индѣйскаго національнаго костюма. У нѣкоторыхъ племенъ молодыя женщины и дѣвушки носятъ красивую юбку изъ шкуръ серны съ нижнимъ краемъ вырѣзаннымъ въ видѣ бахромы, и отдѣланной блестящими раковинами. Племена, живущія въ резервахъ, носятъ куртки и шаровары, а женщины шьютъ себѣ одежду изъ привозныхъ матерій. Но среди племенъ, кочующихъ или живущихъ подальше отъ европейцевъ, еще сохранилась древняя одежда и вооруженіе, въ которомъ преобладаетъ камень въ видѣ наконечниковъ для стрѣлъ и копій, каменные топоры и ножи, а также деревянныя палицы. Большинство индѣйцевъ, впрочемъ, уже имѣетъ теперь европейское оружіе.
Религія индѣйцевъ заключается въ вѣрованіи въ Высшаго Духа — Маниту, что означаетъ «Невѣдомый». Кромѣ того, они вѣрятъ еще во множество низшихъ духовъ и въ загробный міръ. Всѣ индѣйцы поклоняются солнцу или свѣту. Ему возсылаются молитвы, когда оно восходитъ, клятвы, произнесенныя именемъ солнца, считаются священными. Въ случаѣ войны, охоты, дальняго пути всегда испрашивалось благословеніе солнца. Въ жертву ему предназначается первый дымъ трубки. Явленія природы также имѣли священное значеніе въ глазахъ индѣйцевъ — они поклонялись богу грома и плодородія.
Почти всѣ индѣйцы вѣрили, что человѣкъ продолжаетъ жить послѣ смерти въ видѣ духа. Духъ — это просто человѣкъ, сдѣлавшійся невидимымъ, но сохранившій еще многія свойства живого человѣка. Такой духъ продолжаетъ и въ другомъ мірѣ жить такъ, какъ жилъ человѣкъ до смерти. Индѣйцы приписываютъ человѣку двѣ души: одна, которая уже при жизни можетъ покидать тѣло во время сна и обморока, другая же всегда остается при тѣлѣ, вызываетъ въ немъ жизнь, и только послѣ смерти оставляетъ его. Души или духи умершихъ, но повѣрью индѣйцевъ, блуждаютъ по землѣ. Загробный міръ индѣйцы представляютъ себѣ въ видѣ прерій, изобилующихъ бизонами и вообще всякой дичью. Индѣйцы вѣрятъ также, что злыхъ ожидаетъ наказаніе, что они будутъ горѣть въ огнѣ, а добрые будутъ привольно жить и охотиться на берегахъ прекрасной рѣки. Человѣческія жертвоприношенія и людоѣдство существовали въ Америкѣ, но совершались лишь въ исключительныхъ случаяхъ. Очень часто жажда мести или же воинственная ярость заставляла прибѣгать къ людоѣдству. Во время войны американцевъ съ индѣйцами одинъ изъ индѣйскихъ вождей племени Сіу, по имени Сидячій Быкъ, вскрылъ у убитаго офицера грудную полость, вынулъ сердце и съѣлъ его, чтобъ присвоить себѣ храбрость врага. Мѣсто жрецовъ у индѣйцевъ заступаютъ колдуны. Колдунамъ приписывается сверхъестественное знаніе и сила. Такъ какъ индѣйцы находятся въ вѣчномъ страхѣ козней злыхъ духовъ, то занятіе колдуна, который охраняетъ ихъ отъ этихъ духовъ, оказывается дѣломъ весьма прибыльнымъ. Кромѣ того, колдунъ занимается врачеваніемъ. Случается, что колдунъ скрывается въ лѣсъ на нѣсколько дней для сношенія съ духами и тамъ проводитъ время въ постѣ и молитвѣ. Доведя себя до изступленія разными изстязаніями, или прикидываясь бѣсноватымъ, голый и покрытый кровью колдунъ врывается въ селеніе, издавая ужасные крики, такъ что всѣ моментально разбѣгаются и прячутся при видѣ его. Колдунъ бросается на перваго встрѣчпого и вырываетъ у него зубами кусокъ мяса, отчего всѣ такъ и боятся его. Въ то время, когда колдунъ скрывается въ лѣсу, въ деревнѣ принимаются всѣ предосторожности, чтобы никто не приближался къ этому лѣсу. Всякій, нарушившій это правило, подвергается наказанію, а женщины или рабы, совершившіе этотъ проступокъ, наказываются смертью.
Однако жизнь колдуна, не смотря на страхъ и почтеніе, которое оказывается ему племенемъ, далеко не сладкая. Онъ долженъ постоянно заботиться о поддержаніи уваженія къ себѣ и раздувать суевѣрный страхъ въ своихъ единоплеменникахъ. Если кто нибудь подсмотритъ сношенія колдуна съ духами въ лѣсу или какомъ нибудь уединенномъ мѣстѣ, то бѣдный колдунъ послѣ того долженъ лишить себя жизни, или онъ будетъ убитъ. Къ больному его призываютъ обыкновенно послѣ того, какъ искусство старухъ, исполняющихъ роль врачей у индѣйцевъ, окажется безсильнымъ. Тогда является на сцену колдунъ и начинаетъ дѣлать всевозможныя заклинанія надъ умирающимъ, чтобы испугать и прогнать злого духа, который хочетъ увести съ собою душу больного.
Нарядъ колдуна отличается пестротой и обиліемъ разныхъ снарядовъ, трещотокъ и масокъ. Онъ увѣшанъ всякаго рода побрякушками и разными странными предметами. Во всякихъ празднествахъ и религіозныхъ обрядахъ колдунъ всегда занимаетъ одно изъ главныхъ мѣстъ. Безъ него дѣло не обходится. Окруженный цѣлымъ хоромъ поющихъ, пляшущихъ и часто доводящихъ себя до судорожнаго состоянія мужчинъ и женщинъ, колдунъ также исполняетъ священный танецъ и извивается точно въ судорогахъ, пока не упадетъ на землю въ состояніи полнаго изнеможенія.
Одному англійскому маіору удалось быть свидѣтелемъ «пляски волковъ» у племени Тонкавасовъ въ Техасѣ. Это племя не занимается земледѣліемъ, не строитъ домовъ, а живетъ въ дуплахъ деревьевъ или во временныхъ шалашахъ изъ вѣтвей или древесной коры, а питаются они чѣмъ попало. Свое происхожденіе они ведутъ отъ человѣка, который былъ найденъ волками. Въ воспоминаніе объ этомъ важномъ событіи они ежегодно исполняютъ «танецъ волковъ».
Англійскій маіоръ, спрятавшись въ кустахъ, увидалъ вскорѣ 50 воиновъ, наряженныхъ въ волчьи шкуры, которые гуськомъ направлялись на четверинкахъ къ опредѣленному мѣсту. Они выли, ворчали, точно звѣри, и вообще очень искусно подражали волкамъ всѣми своими движеніями. Спустя нѣкоторое время, они вдругъ начали обнюхивать землю во всѣхъ направленіяхъ и наконецъ остановились, испустивъ пронзительный вой, и начали царапать землю руками, подражая. звѣрямъ. Спустя нѣсколько минутъ они отрыли живого голаго молодого индѣйца, который раньше былъ спрятанъ въ ямѣ и закрытъ сучьями. Какъ только индѣецъ вылѣзъ изъ тайника, волки начали бѣгать вокругъ него, обнюхивать и осматривать его съ головы до ногъ съ большимъ любопытствомъ и недоумѣніемъ, затѣмъ самые старые и почетные волки собрались на совѣтъ, который долженъ былъ рѣшить, какъ поступить со страннымъ двуногимъ существомъ. Тогда молодой индѣецъ обратился къ нимъ со слѣдующею рѣчью: «вы извлекли меня изъ страны духовъ, гдѣ я былъ доволенъ и счастливъ, и привели меня въ чужой для меня міръ. Я не знаю теперь, что я долженъ дѣлать, чтобы имѣть пищу и одежду. Лучше оставьте меня тамъ, гдѣ вы нашли меня, иначе я буду мерзнуть и умирать съ голоду». Но совѣтъ старыхъ волковъ послѣ продолжительнаго совѣщанія отвергъ его просьбу, и ему предложили жить такъ, какъ живутъ волки. Одинъ изъ волковъ вложилъ въ руки юноши лукъ и стрѣлы и объяснилъ ему, что при помощи этого оружія онъ долженъ добывать себѣ пищу и одежду, затѣмъ онъ дoлжeнъ былъ дать обѣщаніе никогда не строить жилища и не воздѣлывать земли, а вести бродячую жизнь, какъ волки. Поэтому-то индѣйцы племени Тонкава такъ строго придерживаются этого правила, — не занимаются земледѣліемъ и не строютъ домовъ, а бродятъ, словно волки, въ лѣсахъ, охотясь на разныхъ звѣрей.
Немало разсказовъ сохранилось о природной честности и благородствѣ индѣйцевъ, которыми они отличались прежде. Вотъ одинъ изъ такихъ эпизодовъ:
Еще въ настоящее время въ предѣлахъ Техаса обитаетъ благородное и богатое племя Шошоновъ, которое въ умственномъ и нравственномъ отношеніяхъ далеко превосходитъ всѣ восточныя племена. Эти отважные охотники западныхъ луговъ отличаются какимъ-то рыцарскимъ благородствомъ, напоминающимъ лучшія времена среднихъ вѣковъ. Они, напримѣръ, не нападаютъ на непріятелей скрытно, не убиваютъ женщинъ, старцевъ и дѣтей, и въ поединкахъ никогда не пользуются превосходствомъ оружія.
У всѣхъ индѣйскихъ племенъ извѣстное время въ году посвящено исключительно религіознымъ торжествамъ. Въ это время обыкновенно сбирается все племя, и старѣйшіе племенные начальники раздаютъ наиболѣе отличившимся юношамъ почетныя награды. Храбрѣйшій воинъ получаетъ орлиное перо, наилучшій охотникъ — пеструю одежду изъ буйволовой кожи, а добродѣтельнѣйшій награждается небольшимъ вѣнцомъ изъ золота или серебра. Эти знаки отличія выставляются въ домахъ и вигвамахъ на почетныхъ мѣстахъ и, переходя отъ отца къ сыну, сохраняются въ родѣ отличившагося.
Въ одно изъ такихъ собраній племени Шошоновъ, при раздачѣ долгожданныхъ наградъ, былъ вызванъ молодой человѣкъ двадцати двухъ лѣтъ для полученія награды за добродѣтель. Онъ скромно выступилъ изъ ряда зрителей и подошелъ къ племеннымъ начальникамъ, которые серьезно и важно сидѣли полукругомъ на землѣ. Одинъ изъ старѣйшинъ племени Шошоновъ всталъ и произнесъ рѣчь, въ которой отзывался о юношѣ, какъ о достойнѣйшемъ. Перечисляя всѣ благородные поступки, за которые ему былъ назначенъ вѣнецъ добродѣтели, старикъ съ особенною похвалою остановился на слѣдующемъ подвигѣ юноши:
Послѣ смерти трехъ воиновъ изъ племени Шошоновъ, ихъ жены и дѣти остались въ крайней бѣдности. Умершіе воины были непримиримые враги всего рода молодого Шошона, но онъ, несмотря на это, съ самоотверженіемъ старался облегчить горькую участь ихъ вдовъ и дѣтей: отдавалъ имъ добычу, которую ему доставляла охота, оставляя для себя только необходимо-нужное для собственнаго пропитанія. Такое безкорыстное попеченіе продолжалось непрерывно до тѣхъ поръ, пока не возмужали сыновья бѣдныхъ вдовъ и не пришли въ состояніе сами поддерживать свои семейства. «Это», заключилъ почтенный старецъ, «составляетъ самый благородный, добродѣтельный и Богу наиболѣе угодный поступокъ, который достоинъ подражанія всѣхъ Шошоновъ».
Молодой индѣецъ поклонился; но когда почтенный старецъ подошелъ къ нему, чтобы возложить на его голову блестящій вѣнецъ, то онъ, къ крайнему удивленію всѣхъ присутствовавшихъ, отступилъ назадъ и отказался отъ награды.
«Начальники нашего племени, воины, старѣйшіе Шошоновъ, простите меня!» сказалъ онъ. «Вамъ извѣстны мои добрыя дѣла, но вы не знаете объ одномъ моемъ злодѣйствѣ. Сначала я рѣшился умолчать о немъ и принять этотъ вѣнецъ; но внутренній голосъ не позволяетъ мнѣ присвоить себѣ то, чего другіе, можетъ быть, заслуживаютъ болѣе».
«Выслушайте меня Шошоны!» продолжалъ юноша. «Не должно скрывать истины — узнайте о моемъ позорѣ! Однажды я терпѣлъ страшный голодъ; это было въ большихъ лугахъ. На охотѣ мнѣ не посчастливилось — я не убилъ ни одного звѣря; возвращаться съ пустыми руками мнѣ было стыдно. Четыре дня сряду я пробылъ на охотѣ и не встрѣтилъ ни одного буйвола, ни одного кабана. Наконецъ я нашелъ палатку одного Аррапагоа. Я вошелъ; въ ней не было никого, и лежалъ только большой запасъ соленаго мяса. Втеченіе пяти дней у меня во рту ничего не было… голодъ меня мучилъ… я сдѣлался воромъ. Я взялъ большой кусокъ мяса и убѣжалъ, какъ трусливый волкъ. Вотъ, что я вамъ долженъ былъ сказать, Шошоны, — вы видите теперь, что я недостоинъ награды».
Шошоны встревожились, по всему собранію пронесся глухой говоръ, — племенные начальники совѣщались. Наконецъ, тотъ же почтенный старецъ снова подошелъ къ молодому человѣку, взялъ его за руку и произнесъ: «Мой сынъ, ты поступилъ благородно и честно! Твое признаніе и самоотверженіе очищаетъ тебя, и ты передъ Богомъ снова чистъ, какъ добрый духъ. Послѣ признанія и раскаянія худыя дѣла предаются забвенію, — склони голову, чтобы я могъ возложитъ на нее вѣнецъ добродѣтели. Ты дважды заслужилъ эту награду, и она слѣдуетъ тебѣ по праву».
Вотъ другой фактъ, который не менѣе говоритъ въ пользу индѣйцевъ. У одного Шошона была превосходная лошадь, быстроты удивительной: ни одинъ скакунъ не могъ съ нею сравняться въ бѣгѣ. Она такъ живо и бодро носилась на встрѣчу буйволовъ и медвѣдей, такъ искусно ихъ огибала, поворачиваясь на всемъ скаку, то направо, то налѣво, что невольно можно было подумать, будто охота ей доставляла, по крайней мѣрѣ, такое же удовольствіе, какъ неутомимому воину, которому она принадлежала.
Счастливому обладателю этого сокровища не переставали предлагать, — то продать, то промѣнять этого коня, но индѣецъ никакъ на это не соглашался. Нѣмой конь былъ истинный другъ, его неразлучный товарищъ; этотъ конь втеченіе многихъ лѣтъ раздѣлялъ съ нимъ всѣ опасности войны, всѣ лишенія во время охотничьихъ экспедицій въ безконечные луга, — зачѣмъ же имъ было разставаться?
Между тѣмъ лошадь Шошона дѣлалась все болѣе извѣстною, и молва о ней проникла въ самые отдаленные края. Даже въ Мексикѣ, куда этотъ Шошонъ однажды отправился, ему предлагали за нее большія деньги. Надобно замѣтить, что въ Мексикѣ лошади часто продаются за самыя ничтожныя цѣны, но, когда извѣстно, что лошадь особенно хороша для охоты или отличается необыкновенною быстротою, тогда за нее даютъ такую цѣну, за которую можно купить порядочнаго коня въ Англіи.
Одинъ молодой мексиканецъ, настойчивый и буйный человѣкъ, рѣшился овладѣть этимъ конемъ во что бы то ни стало. Узнавъ однажды, что Шошонъ долженъ вечеромъ возвращаться домой изъ сосѣднихъ плантацій, онъ прилегъ подлѣ дороги за кустарникомъ и принялся жалобно стонать, какъ будто страдая отъ нестерпимой боли. Человѣколюбивый индѣецъ, услыша эти печальные стоны, поспѣшилъ къ тому мѣсту, откуда неслись они, слѣзъ съ лошади и предложилъ несчастному страдальцу свою помощь. Къ этому времени совсѣмъ уже стемнѣло, такъ что Шошонъ, нагибаясь къ лежащему, увидѣлъ только, что это былъ блѣднолицый, но не могъ узнать Мексиканца, который не разъ хотѣлъ купить у него лошадь, и лицо котораго ему слѣдовательно, было знакомо. Мексиканецъ простоналъ, что чувствуетъ нестерпимую жажду. Добрый индѣецъ побѣжалъ въ чащу лѣса, чтобы изъ находившагося тамъ ключа почерпнуть для больного воды. Когда онъ отошелъ на нѣсколько шаговъ, молодой Мексиканецъ бросился къ его лошади и, вскочивъ на нее, крикнулъ Шошону:
«Дуракъ ты, красная кожа! гдѣ тебѣ съ Мексиканцемъ тягаться! Ты не хотѣлъ моего золота, — такъ вотъ же, я и даромъ получилъ коня! Посмѣются же охотники, когда я имъ разскажу, какъ я перехитрилъ Шошона».
У индѣйца была благородная душа. Низкій обманъ огорчилъ его невыразимо; онъ нѣсколько времени молча глядѣлъ на Мексиканца и потомъ спокойно сказалъ:
«Блѣднолицый! я не хочу тебя убить, ради другихъ. Бери коня, если ты до того безчестенъ, что хочешь похитить у бѣднаго человѣка единственное его добро. Возьми его, но никому не говори какимъ образомъ онъ тебѣ достался, иначе Шошоны сдѣлаются недовѣрчивыми къ блѣднолицымъ и перестанутъ подавать помощь несчастнымъ. Уходи скорѣе и старайся, чтобы мои глаза никогда не увидали этого коня, а то въ недобрый часъ, желаніе мести можетъ изъ меня сдѣлать злодѣя!»
Молодой Мексиканецъ, какъ мы сказали, былъ весьма буйный и легкомысленный человѣкъ; однако же онъ не былъ лишенъ всякаго благороднаго чувства. Слова индѣйца его тронули: спрыгнувъ съ лошади и отдавъ Шошону поводья, онъ сказалъ: «Братъ, прости! я поступилъ низко. Индѣецъ научилъ меня добродѣтели Въ минуты искушенія я буду помнить тебя».
Индѣйцы отличаются необыкновенною зоркостью и наблюдательностью. Они изслѣдуютъ пространство, разсматриваютъ слѣдъ, оставленный на землѣ, помятые листья, поломанныя вѣтви и напряженно прислушиваются къ отдаленнымъ звукамъ, непрерывно вопрошая окружающую природу и предугадывая наступающія явленія. Напримѣръ, индѣецъ всегда предугадываетъ перемѣну вѣтра, знаетъ гдѣ образуются облака, и съ какой стороны явится дождь. Подкарауливая дичь, онъ изобрѣтаетъ необыкновенныя хитрости, а терпѣніе его превосходитъ всякое вѣроятіе. Онъ неутомимо начинаетъ снова всѣ свои уловки, если вначалѣ его постигла неудача.
Ни одинъ бѣлый не можетъ тягаться съ ними въ искусствѣ выслѣживанія. Индѣецъ съ раннихъ лѣтъ развиваетъ свои способности въ этомъ направленіи. Европейцевъ, при первомъ знакомствѣ съ индѣйцами, всегда поражала ихъ наблюдательность. Индѣецъ по слѣду и окружающимъ предметамъ угадываетъ мельчайшія подробности; онъ можетъ сказать, какое племя оставило эти слѣды, количество людей, ихъ возрастъ и многое другое. Онъ можетъ опредѣлить, отправилась ли эта партіи индѣйцевъ на охоту или на войну, или же она просто перекочевала на другое мѣсто, можетъ сказать, были ли съ ними женщины, и несли ли онѣ на себѣ какую нибудь тяжесть. Все это на первый взглядъ кажется совершенно необыкновеннымъ, но дѣло объясняется очень просто: все зависитъ отъ необычайной наблюдательности индѣйцевъ, которая развивается у нихъ и упражняется съ самаго ранняго дѣтства.
Англійскій генералъ Марси разсказываетъ, что онъ однажды проѣзжалъ по преріи въ сопровожденіи одного индѣйца Делавара и увидѣлъ слѣды огромной партіи индѣйцевъ, очевидно проѣхавшей тутъ недавно, такъ какъ слѣды казались совершенно свѣжими. На его замѣчаніе индѣецъ возразилъ: «О нѣтъ, господинъ, они были здѣсь два дня тому назадъ». Затѣмъ онъ объяснилъ удивленному генералу, почему онъ такъ думаетъ. Онъ обратилъ его вниманіе на то, что къ травѣ, примятой копытами лошадей, присталъ песокъ, который успѣлъ на ней высохнуть, такъ такъ уже двѣ ночи не было росы, а передъ тѣмъ она была очень сильная.
Во время войны съ индѣйцами американцы не разъ попадали въ засаду, устроенную врагомъ, о присутствіи котораго они даже не подозрѣвали. Не смотря на то, что индѣйцевъ не было видно, они зорко слѣдили за всѣми движеніями американцевъ и подстерегали ихъ. При такихъ условіяхъ путешествіе по странѣ было очень не безопасно, и кажущееся спокойствіе и отсутствіе индѣйцевъ не могло успокаивать ни переселенцевъ, отправляющихся въ своихъ фургонахъ на далекій западъ, ни отряды американскаго войска, нигдѣ не находившіе непріятеля, съ которымъ имъ нужно сражаться. И тѣ и другіе отлично знали, что невидимый врагъ слѣдитъ за каждымъ ихъ шагомъ и даетъ знать другъ другу, гдѣ они находятся, посредствомъ условленныхъ сигналовъ, дыма отъ костровъ и огней, которые внезапно загорались въ темной и пустынной, преріи и напоминали имъ, что опасность близка.
Въ прежнія времена индѣйцы часто уводили въ плѣнъ бѣлыхъ женщинъ и дѣтей, мужчинъ же или убивали и скальпировали на мѣстѣ, или же уводили ихъ въ свой лагерь и тамъ подвергали страшнымъ пыткамъ. Но съ плѣнными дѣтьми они большею частью обращались хорошо, и племя усыновляло ихъ. Такіе дѣти, выросшіе среди индѣйцевъ, часто забывали о томъ, что они — дѣти европейцевъ и не желали возвращаться въ свою прежнюю среду.
Робертъ Броунъ разсказываетъ такой случай. Команчи напали на ферму, убили всѣхъ обитателей и увели въ плѣнъ мальчика и дѣвочку — дѣтей фермера. Жены его по счастью на фермѣ не было, такъ какъ она гостила у своихъ родственниковъ, и такимъ образомъ избѣгла гибели. Мальчикъ и дѣвочка выросли среди индѣйцевъ, но впослѣдствіи мальчика купилъ у индѣйцевъ бѣлый торговецъ и доставилъ его въ одинъ изъ американскихъ фортовъ, откуда его переправили къ матери. Несчастная женщина, конечно, ужасно обрадовалась, когда ей вернули сына, котораго она давно уже считала погибшимъ, но все-таки она продолжала тосковать о дочери, участь которой ее сильно безпокоила. Юноша, видя постоянныя слезы матери, рѣшилъ вернуться къ Команчамъ и вступить съ ними въ переговоры относительно освобожденія своей сестры. Команчи приняли его ласково и даже готовы были отпустить съ нимъ его сестру, но она сама не согласилась. Она была замужемъ за индѣйцемъ и не знала другой жизни, кромѣ той, которую вела въ индѣйскомъ лагерѣ. Ея мужъ, ея друзья, всѣ, кто былъ дорогъ ей, находились среди Команчей, и поэтому она отказалась покинуть племя ради матери и родныхъ, которыхъ она совсѣмъ не помнила, и ради цивилизованной жизни, которая ей была совершенно неизвѣстна.
Вообще индѣйцы часто похищали европейскихъ женщинъ, которыя становились потомъ женами вождей. Обыкновенно индѣйцы обращались съ ними хорошо, только индѣйскія женщины — «скво», вымещали на нихъ порою свою злобу, такъ какъ завидовали имъ.
Полную противоположность съ дикими, безжалостными и разбойничьими племенами индѣйцевъ, производившихъ грабительскіе набѣги на уединенныя поселенія и часто воевавшихъ другъ съ другомъ, составляютъ полуцивилизованныя племена Новой Мексики, которыя живутъ въ деревняхъ, занимаются земледѣліемъ и торговлей и поэтому называются «пуэбло» (деревня). Ихъ считаютъ прямыми потомками древнихъ ацтековъ — довольно культурнаго народа, который обиталъ въ этой странѣ, когда туда явились завоеватели испанцы. Пуэбло — трудолюбивое племя; они очень привѣтливы, добры и гостепріимны, но поражаютъ каждаго европейца, впервые сталкивающагося съ ними, своимъ кроткимъ и печальнымъ выраженіемъ лица, на которомъ рѣдко появляется улыбка. Съ тѣхъ поръ, какъ страною завладѣли испанцы, пуэбло считаются христіанами, такъ какъ испанскіе миссіонеры обратили ихъ въ христіанство. Но на дѣлѣ они до сихъ поръ еще придерживаются своихъ старинныхъ языческихъ обрядовъ и тайкомъ зажигаютъ «священный огонь», который, до введенія христіанства, горѣлъ въ жилищѣ каждаго пуэбло.
Деревня пуэбло управляется своимъ собственнымъ кацикомъ или старшиной, котораго выбираютъ изъ самыхъ умныхъ людей деревни. Затѣмъ есть еще нѣсколько другихъ должностныхъ лицъ, на которыхъ возлагаются разныя общественныя обязанности. Законы издаютъ старики, они же выбираютъ другихъ должностныхъ лицъ, за исключеніемъ кацика.
Нѣкоторыя изъ деревень имѣютъ видъ настоящихъ почти неприступныхъ крѣпостей. Внѣшнія стѣны выстроены отвѣсно, не имѣютъ ни дверей, ни оконъ, а входить надо по лѣстницѣ, которая ведетъ прямо на крышу дома или террасу, откуда уже можно проникнуть во внутренній дворъ, гдѣ расположены отдѣльныя хижины.
Въ эти жилища пуэбло взбираются при помощи длинныхъ шестовъ съ боковыми зарубками. Другія племена продолжаютъ еще занимать жилища, выстроенныя на скалахъ, уединенно возвышающихся среди песчаной равнины, почти лишенной растительности. Отвѣсныя стѣны круто возвышаются надъ равниной, и обитатели такого страннаго жилища, стоя на краю пропасти, съ любопытствомъ смотрятъ внизъ на проѣзжающихъ путниковъ. Зато имъ нечего опасаться никакихъ разбойничьихъ набѣговъ со стороны свирѣпыхъ сосѣдей, Апачей или Наваховъ. Маленькая, головоломная тропинка, по которой только и возможно пробраться въ ихъ жилище, легко можетъ быть сдѣлана недоступной.
Первые испанскіе путешественники разсказывали объ огромныхъ и высокихъ крѣпостяхъ, расположенныхъ въ семь этажей, но теперь отъ нихъ остались только развалины, разсѣянныя по всей странѣ. Впрочемъ, крѣпость Цуни еще сохранилась и поражаетъ своею постройкой: она выстроена на уступахъ скалы, такъ что состоитъ изъ шести террасъ, возвышающихся одна надъ другой. Доказательствомъ того, что жители этой деревни все-таки придерживаются своихъ прежнихъ вѣрованій, несмотря на то, что считаются христіанами, служитъ существованіе вблизи Цуни священныхъ колодцевъ, изъ которыхъ ни человѣкъ, ни скотина не могутъ нить, такъ какъ вода въ нихъ посвящена лягушкамъ, черепахамъ и змѣямъ. Разъ въ годъ кацикъ со своимъ помощникомъ совершаетъ какіе-то религіозные обряды. Это бываетъ весной; тогда индѣйцы ставятъ на стѣны опрокинутые верхъ дномъ кувшины для воды, которые приносятъ въ даръ духу Монтезумы. Подножіе стѣнъ усѣяно обломками этихъ кувшиновъ, которые накопились здѣсь втсчепіи многихъ лѣтъ. Народъ вѣритъ въ великаго и добраго духа и въ сына его Монтезуму, который когда-нибудь явится съ востока и снова соединитъ всѣ племена подъ своимъ знаменемъ. Священный огонь поддерживаютъ старики, которые убѣждены, что если этотъ огонь погаснетъ, великое бѣдствіе постигнетъ народъ.
Любопытны брачные обычаи пуэбло. Въ противоположность тому, что существуетъ у всѣхъ народовъ, дикихъ и цивилизованныхъ, у нихъ молодая дѣвушка сама намѣчаетъ себѣ мужа среди молодыхъ людей деревни и сообщаетъ о выборѣ отцу. Тотъ отправляется къ отцу юноши и предлагаетъ ему свою дочь. Предложенія никогда не отвергаютъ. Женихъ приноситъ нужные для хозяйства вещи, а невѣста — съѣстные припасы, и затѣмъ свадьба празднуется пѣніемъ и пляской.
Кроткіе и гостепріимные пуэбло приняли, какъ братьевъ, испанскихъ авантюристовъ, когда тѣ явились въ Америку. Они разсчитывали на ихъ помощь въ борьбѣ съ дикими сосѣдями. Но скоро индѣйцамъ пришлось убѣдиться, что у этихъ господъ была только одна цѣль въ жизни — добыть какъ можно больше золота. Въ религіи же они придерживались одного правила: обращать въ христіанство силою и жестокостью. Послѣдствіемъ этого явилась ожесточенная борьба. Индѣйцы сопротивлялись испанцамъ насколько могли, но сила была не на ихъ сторонѣ. Испанцы обращали ихъ въ рабство и заставляли работать въ копяхъ. Не разъ бывало, что доведенные до отчаянія индѣйцы кончали жизнь самоубійствомъ. Смерть имъ казалась лучше рабства, которое ожидало ихъ. Теперь нѣкогда счастливое и свободное племя погибаетъ также, какъ и другіе индѣйскія племена. Ослабленныя войною съ испанцами, пуэбло уже не въ состояніи были защищаться отъ набѣговъ Апачай, которые становились смѣлѣе и разоряли деревни пуэбло, истребляли ихъ поля и жатву, уводили скотъ и умерщвляли жителей. Правда, «мертвые не говорятъ», но развалины за то краснорѣчиво разсказываютъ объ этомъ кровавомъ прошломъ.
Жилища индѣйскаго племени Гуарани, которое обитаетъ въ Гвіанѣ, тоже любопытны. Гуарани называются «лѣсными людьми», такъ какъ они часто устраиваютъ свои жилища на деревьяхъ. Дельта Ориноко ежегодно затопляется водой разлива. Обитатели этой области вынуждены строить свои жилища на такой высотѣ, чтобы наводненіе не достигало ихъ, и поэтому они устраиваютъ свои хижины на сваяхъ или же на деревьяхъ. У каждой хижины качается на водѣ челнокъ, при помощи котораго жители поддерживаютъ спошенія между отдѣльными хижинами. Челнокъ служитъ имъ также для рыбной ловли. Эти дикари воздѣлываютъ мало растеній и всецѣло зависятъ отъ того, что доставитъ имъ рыбная ловля и плоды ихъ болотистой страны. Больше всего пищи даетъ имъ пальма, сердцевина которой въ извѣстное время года содержитъ крахмалистое вещество вродѣ саго; древесный сокъ ея можетъ бродить и представляетъ тогда любимый напитокъ племени — опьяняющее пальмовое вино. Плоды этой пальмы, напоминающіе своимъ видомъ коричневыя сосновыя шишки, также доставляютъ имъ пищу, смотря потому, бываютъ ли они собраны въ зрѣломъ состояніи, когда въ нихъ развиваются сахаристыя вещества, или въ незрѣломъ, когда въ нихъ преобладаютъ мучнистыя вещества. Такимъ образомъ, цѣлое племя находится въ зависимости отъ одного дерева, точно какія-нибудь насѣкомыя.
Несмотря на низкій уровень развитія и первобытную жизнь, Гуарани не лишены способностей. Они выказываютъ много искусства въ постройкѣ лодокъ. Гуарани не выказываютъ ни малѣйшаго стремленія сколько-нибудь улучшить свою жизнь и, повидимому, совершенно довольны своею жизнью. Попытки обратить ихъ въ христіанство не имѣли успѣха, такъ какъ они убѣждены, что всѣ люди созданы такими, какими они есть, т. е. бѣлыми, черными и краснокожими, и что самое лучшее для каждаго человѣка оставаться въ своемъ состояніи. Религія бѣлыхъ хороша для бѣлыхъ, но не для краснокожихъ, — говорятъ Гуарани, — иначе краснокожіе съ самаго начала исповѣдывали бы эту вѣру.
Въ обширномъ бассейнѣ Амазонки живутъ и болѣе цивилизованныя племена, напр., Мундруку, отличающіяся особеннымъ искусствомъ татуированія. Они покрываютъ все тѣло самыми необыкновенными рисунками, какъ у мужчинъ, такъ и у женщинъ. Какъ всѣ американскіе дикари, они придаютъ огромное значеніе мужеству и стойкости въ перенесеніи страданій. Испытанія, которымъ они подвергаютъ юношей, прежде чѣмъ тѣ удостоятся почетнаго званія воина, поистинѣ ужасны. Между прочимъ, одно изъ испытаній заключается въ томъ, что на руки юноши надѣваютъ особыя перчатки, наполненные страшно кусающимися красными муравьями, которые водятся въ этой странѣ. Укусъ насѣкомаго производитъ такую же сильную боль, какъ еслибы въ тѣло воткнуть раскаленную иглу. Но будущій воинъ отплясываетъ и поетъ съ этими ужасными перчатками на рукахъ подъ бой барабановъ на празднествѣ, который устраивается въ его честь, и ни одинъ мускулъ въ его лицѣ не выдаетъ страданій, которыя онъ испытываетъ.
Если воинъ Мундруку убьетъ врага, то онъ отрубаетъ ему голову, затѣмъ извлекаетъ мозгъ черезъ затылочное отверстіе и наполняетъ опустѣвшій черепъ ватой. Черепа въ высушенномъ состояніи сохраняются возлѣ хижины. Въ торжественныхъ случаяхъ Мундруку насаживаетъ ихъ на колъ или копье. Точно также сохраняются головы друзей и близкихъ родственниковъ. Вдова въ извѣстные дни достаетъ голову умершаго супруга и начинаетъ вести съ ней разговоръ восхваляетъ его величіе и доброту, или же печально жалуется на смерть его, въ то время какъ ея друзья и родственники, въ знакъ своего сочувствія, исполняютъ вокругъ нея особенный танецъ.
Гвіанскіе индѣйцы въ общемъ довольно лѣнивы и любятъ проводить время въ разъѣздахъ по гостямъ. Время не имѣетъ у нихъ никакой цѣны; но если индѣйцу бываетъ нужно вернуться къ извѣстному сроку онъ оставляетъ друзьямъ родъ календаря — веревку, завязанную узлами. Каждый узелъ представляетъ день, и друзья въ его отсутствіи должны каждый день утромъ развязывать одинъ узелъ.
Нѣкоторыя племена гвіанскихъ индѣйцевъ славятся своимъ умѣньемъ приготовлять ядъ для стрѣлъ, знаменитый «кураре», составъ котораго до сихъ поръ не вполнѣ извѣстенъ европейцамъ. Индѣйцы приготовляютъ его изъ сока различныхъ растеній, который они смѣшиваютъ особеннымъ образомъ. Этотъ ядъ губительно дѣйствуетъ только тогда, когда онъ попадаетъ въ кровь; достаточно самой малѣйшей частицы этого яда, чтобы убить человѣка или животное. Знаменитый путешественникъ и натуралистъ Гумбольдтъ разсказываетъ, что нѣкоторыя индѣйскія племена въ бассейнѣ Ориноко намазываютъ «кураре» ноготь большого пальца. Достаточно чуть царапнуть кожу ногтемъ, чтобы вызвать неминуемую смерть. Индѣецъ, разсказывавшій Гумбольдту объ этомъ, такъ хвастался изобрѣтательностью своихъ собратьевъ: «вотъ вы, бѣлые, умѣете дѣлать мыло и приготовлять черный порохъ, который производитъ большой шумъ, убивая животныхъ, но нашъ ядъ выше всего того, что вы умѣете дѣлать. Онъ убиваетъ въ тишинѣ, такъ что никто даже не можетъ знать, откуда исходитъ ударъ».
Мясо животныхъ, убитыхъ «кураре», совершенно безвредно, и можетъ быть употреблено въ пищу.
Нѣкоторые изъ племенъ Ореноко, а именно Оттомаки, имѣютъ привычку употреблять въ пищу особенную жирную глину, которая не имѣетъ питательности, но уничтожаетъ чувство голода. Поэтому индѣйцы употребляютъ ее, когда пищи становится мало, а затѣмъ это становится у нихъ привычкой. Неумѣренное употребленіе глины однако сильно разстраиваетъ ихъ здоровье.
Одинъ путешественникъ замѣтилъ какъ то: «кто видѣлъ одного индѣйца — тотъ видѣлъ всѣхъ!» Такое заключеніе преувеличено, и различныя племена индѣйцевъ имѣютъ свои особенности. Но у всѣхъ индѣйцевъ есть общія черты: мужество, сдержанность, скрытность и величайшая выносливость къ страданіямъ. Это умѣнье переносить ужасающія страданія, не испустивъ ни одного стона, достигаетъ у индѣйцевъ поразительной степени. Какимъ бы страшнымъ пыткамъ его не подвергали, онъ будетъ стоически выносить ихъ, насмѣхаться надъ своими палачами, и говорить имъ, что они «старыя бабы» и не умѣютъ какъ слѣдуетъ мучить.
Приведемъ слѣдующій примѣръ изъ войны племени Сіуксовъ съ племенемъ Чипеваевъ. Одинъ изъ вождей Чипеваевъ былъ раненъ въ ногу и не могъ дальше идти. Тогда онъ обратился къ своимъ товарищамъ и просилъ ихъ, чтобы они оставили его: «Я хочу показать этимъ собакамъ Сіуксамъ, какъ умираетъ Чипевай!» сказалъ онъ. По его просьбѣ его посадили у подножія одного дерева и прислонили спиной къ его стволу. Онъ раскрасилъ лицо и запѣлъ «пѣснь смерти», продолжая пѣть и тогда, когда къ нему приблизились враги, размахивая своими скальпировальными ножами, и испуская дикіе воинственные крики. Онъ пѣлъ, не выдавая ни однимъ знакомъ, что замѣчаетъ приближеніе враговъ, которые набросились на него и сняли скальпъ съ его головы. Не смотря на страшныя мученія, онъ продолжалъ пѣть. Тогда они начали пускать въ него стрѣлы, искусно избѣгая ранить смертельно, и только пригвоздили его къ дереву, а въ это время остальные воины потрясали передъ нимъ его окровавленнымъ скальномъ. Но онъ продолжалъ пѣть… Тогда сіуіссы потеряли наконецъ терпѣніе, и одинъ изъ нихъ, замахнувшись томагавкомъ, разсѣкъ ему черепъ и заставилъ его замолчать на вѣки.
Подъ вліяніемъ перемѣны условій жизни многія племена индѣйцевъ теперь измѣнились. Лишенные свободы и вынужденные покориться силѣ, они уныло доживаютъ свой вѣкъ. Только немногіе сохранили въ неприкосновенности прежній характеръ и, завернутые въ пестрыя одѣяла, съ орлиными перьями въ волосахъ, продолжаютъ вести свой прежній образъ жизни въ предѣлахъ индійской территоріи, да еще въ лѣсахъ Центральной и Южной Америки сохранились первобытныя индѣйскіе племена, на которыхъ сношенія съ европейцами пока не оказали вліянія.
ГЛАВА III.
Дикія племена Индостана.
править
Врядъ ли найдется на земномъ шарѣ другая страна, подобная Индіи, гдѣ можно было бы встрѣтить такое разнообразіе народностей и племенъ на всевозможныхъ ступеняхъ культуры, начиная отъ цивилизованнаго европейца и индуса, и кончая самыми грубыми дикарями, среди которыхъ господствуютъ всевозможныя суевѣрія, и лишь въ послѣднее время прекратился обычай человѣческихъ жертвоприношеній, да и то подъ вліяніемъ англичанъ.
Въ горахъ Нильгирри или Голубыхъ, которыя возвышаются въ южной части Индостана, обитаетъ одно изъ самыхъ интересныхъ племенъ Индіи — тодды. Это красивое, рослое племя; цвѣтъ ихъ кожи свѣтлошоколадный, черты лица правильныя. Держатся они всегда спокойно и драппируются въ тоги, точно древніе римляне. Они производили бы самое пріятное впечатлѣніе, еслибъ жили чище. Женщины тоддовъ татуируютъ себѣ подбородокъ, грудь, руки и ноги. Характеръ тоддовъ отвѣчаетъ ихъ симпатичной наружности. Они нравятся своею добродушною веселостью, открытымъ нравомъ, самобытностью и независимостью, а также привѣтливостью. Такъ отзываются о тоддахъ всѣ путешественники, которымъ пришлось познакомиться съ ними. Но миссіонеры ими недовольны, такъ какъ всѣ попытки обратить ихъ въ христіанскую вѣру остались безуспѣшны.
Тодды — пастухи, всѣ ихъ помыслы сосредоточены на коровахъ. Земледѣліемъ они не занимаются, и главную ихъ пищу составляетъ молоко буйволицъ. Чувствуя благодарность къ животному, которое доставляетъ имъ пищу, они не рѣжутъ скота. Они не разводятъ никакихъ другихъ животныхъ, кромѣ буйволовъ. Тодды отличаются миролюбіемъ и рѣдко прибѣгаютъ къ оружію. Раздоры и ссоры между ними составляютъ большую рѣдкость, и если они бываютъ, то ихъ разрѣшаетъ жрецъ — пастухъ, и его приговоръ ненарушимъ. Единственное наказаніе существуетъ у нихъ для должника, который не платитъ долга. Кредиторъ привѣшиваетъ ему на шею тяжелый камень, «для того, чтобы онъ чувствовалъ тяжесть долга!» На языкѣ тоддовъ не существуетъ словъ «женщина», «дѣвушка» или «дѣвочка». Каждую женщину они неизмѣнно называютъ матерью и только прибавляютъ: старая, молодая или маленькая. Они очень любятъ дѣтей и обращаются съ ними ласково. Со своими женами они также хорошо обращаются, но у нихъ существуетъ не многоженство, какъ у многихъ дикихъ племенъ, а многомужество, — т. е. дѣвушка выходитъ замужъ сразу за всѣхъ братьевъ. Бракъ заключается очень просто. Молодой человѣкъ и молодая дѣвушка отправляются къ родителямъ и просятъ у нихъ разрѣшенія сдѣлаться мужемъ и женой. Тогда начинаются переговоры о платѣ за невѣсту, и когда все будетъ рѣшено, то молодой человѣкъ преклоняется передъ отцомъ невѣсты и тотъ, въ знакъ того, что усыновляетъ его, ставитъ ему ногу на голову. Послѣ этого женихъ ведетъ невѣсту въ домъ своихъ родителей, и тамъ повторяется такая же сцена, съ тою только разницей, что теперь невѣста преклоняется передъ родителями будущаго мужа и его братьями, причемъ каждый кладетъ ей свою ногу на голову. Этимъ выраженіемъ покорности заканчиваются всѣ брачныя церемоніи, и дѣвушка принимается въ новую семью.
Главное божество у нихъ называется «Гирья Дева»; посвященный ему колоколъ подвѣшиваютъ на шею лучшаго буйвола. Буйволъ становится священнымъ, ему поклоняются, возсылаютъ молитвы и приносятъ жертвы, состоящія изъ возліяній молока. Буйволы тоддовъ отличаются величиной и красотой, и тодды холятъ и ласкаютъ своихъ кормильцевъ, такъ какъ ихъ главную пищу составляетъ молоко буйволицъ съ прибавленіемъ ягодъ и плодовъ, растущихъ въ окрестныхъ лѣсахъ. Въ рѣчахъ они тоже постоянно упоминаютъ о буйволахъ и говорятъ: «буйволы намъ сказали», «буйволы все знаютъ», приписывая необыкновенную мудрость священнымъ буйволамъ, съ которыми они вступаютъ даже въ разговоры. Когда стадо буйволовъ возвращается домой, то мужчины и женщины становятся въ рядъ по обѣ стороныи отвѣшиваютъ по низкому поклону каждому изъ буйволовъ по очередно. При этомъ тодды жестами стараются показать буйволамъ свое глубокое уваженіе. Женщины кладутъ земные поклоны передъ каждою буйволицей и протягиваютъ ей руку съ клочкомъ травы. Та женщина, изъ руки которой главная буйволица удостоитъ принять кормъ, почитается счастливой. Доеніемъ буйволицъ занимаются мужчины и притомъ подъ присмотромъ главнаго жреца — пастуха. Выдоенное молоко семь разъ обносится въ сосудѣ изъ древесной коры вокругъ буйволицъ и затѣмъ уже относится въ молочную, отдѣльную хижину, которая содержится въ необыкновенной чистотѣ.
Прежде, когда умиралъ какой нибудь тоддъ, то на его могилѣ убивали много буйволовъ, но теперь англичане запретили такое массовое избіеніе и, поэтому тодды ограничиваются однимъ буйволомъ, который долженъ сопровождать душу умершаго въ загробный міръ.
Тоддъ поклоняется солнцу и лунѣ, когда они вос. ходятъ, прикладывая руку ко лбу и прикрывая носъ большимъ пальцемъ, причемъ онъ произноситъ краткую молитву, въ которой выражаются всѣ его желанія: «Да вырастаютъ наши дѣти, и да процвѣтаютъ они! Пусть наши люди и наши буйволы будутъ всегда здоровы!» говоритъ тоддъ, обращаясь къ солнцу. Какъ только солнце закатывается, тодды влѣзаютъ въ крошечныя отверстія своихъ ульеобразныхъ хижинъ. Одна огромная фигура за другой исчезаетъ въ нихъ, затѣмъ деревянная двеца захлопывается, и тоддъ уже не показывается больше до солнечнаго восхода,
Другое племя дикарей, также обитающее въ Голубыхъ горахъ, пользуется очень дурною славой Это — курумбы, обитающіе въ джунгляхъ, въ самыхъ нездоровыхъ и болотистыхъ мѣстахъ тропическаго лѣса. Наружность курумба жалкая и безобразная. Маленькаго роста, съ жидкими волосами и маленькими глазами, налитыми кровью, большимъ отвислымъ животомъ и длинными тонкими руками, онъ производитъ отталкивающее впечатлѣніе. Видъ у нихъ такой болѣзненный и хилый, что просто трудно представить себѣ, какъ они могутъ доживать до зрѣлаго возраста, между тѣмъ численность ихъ гораздо больше тоддовъ, которые живутъ въ очень здоровой мѣстности и поражаютъ своимъ крѣпкимъ видомъ. Среди мѣстныхъ жителей распространено мнѣніе, что курумбъ не можетъ жить въ здоровой мѣстности, что онъ сейчасъ же заболѣваетъ и умираетъ, но за то никто другой, кромѣ курумба, не можетъ жить въ джунгляхъ, не схвативъ лихорадки.
Курумбы занимаются, главнымъ образомъ, охотой и немного земледѣліемъ, но съ того времени, какъ англичане завладѣли ихъ страной, они начали заниматься ремеслами, и это оказалось для нихъ очень выгоднымъ. Среди туземцевъ курумбы пользуются очень дурною славой, имъ приписывается «дурной глазъ», и другія племена вѣрятъ, что курумбъ — злой карликъ, можетъ наслать болѣзнь и смерть на человѣка. Поэтому курумба всегда стараются задобрить. Особенно боятся ихъ бадаги — земледѣльческое племя Голубыхъ горъ. Если бадагу нужно засѣять поле, то онъ приглашаетъ курумба, и тотъ бросаетъ въ землю первую горсть сѣмянъ. Если на скотъ нападаетъ моръ, или гроза истребитъ жатву, то бадагъ зоветъ курумба, чтобы онъ умилостивилъ разгнѣванное божество. На свадьбахъ и похоронахъ бадаговъ непремѣнно присутствуетъ курумбъ, такъ какъ бадаги вѣрятъ, что онъ находится въ сношеніяхъ съ злыми духами и можетъ, если захочетъ, навлечь или предотвратить болѣзнь или несчастье. Но за то, если бадагъ случайно встрѣтится въ лѣсу съ курумбомъ, онъ улепетываетъ со всѣхъ ногъ. На свадьбахъ бадагъ курумбъ участвуетъ, кромѣ того, какъ музыкантъ; онъ играетъ на свирѣли, на барабанѣ. Тоддамъ также приписываютъ сверхъестественныя свойства: туземныя племена полагаютъ, что тодды могутъ уничтожить злые чары курумбовъ. Курумбы извлекаютъ не малую пользу изъ этого суевѣрнаго страха.
Тодды, курумбы и бадаги принадлежатъ къ такъ называемому дравидскому племени и представляютъ потомковъ древнихъ обитателей Индіи, оттѣсненныхъ къ югу пришедшими около 2000 лѣтъ до P. X. съ сѣверозапада арійцами индусами. Такимъ образомъ все разнохарактерное населеніе Индіи, не считая переселившихся туда европейцевъ, раздѣляется на двѣ расы: арійскую[1] и дравидскую. Въ сѣверной Индіи дравиды были поглощены пришельцами завоевателями и забыли даже свой языкъ; на югѣ же сохранились древнія племена, отличающіяся по своему виду и языку отъ индусовъ. Самыми чистыми представителями этихъ древнихъ обитателей Индіи служатъ тодды. Дравиды отличаются болѣе темнымъ цвѣтомъ кожи, имѣютъ густые, черные, курчавые волосы. Индусы же имѣютъ болѣе свѣтлый цвѣтъ кожи и большею частью похожи на европейцевъ.
Къ дравидскимъ народамъ принадлежатъ также кхонды, живущіе въ Бенгаліи. Еще въ концѣ прошлаго столѣтія они приносили ужасныя человѣческія жертвоприношенія въ честь богини плодородія «Тари». Дѣтоубійство также было очень распространено у нихъ. Какъ только рождался ребенокъ, то призывали жреца, чтобы рѣшить его судьбу, жить ли ему или умереть. Несмотря на жестокіе обычаи, кхонды, какъ въ умственномъ, такъ и нравственномъ отношеніи стояли гораздо выше другихъ дикарей. Самая выдающаяся черта ихъ характера — это справедливость и искренность. Кхондъ рѣдко прибѣгаетъ ко лжи или къ уклончивому отвѣту. Англійскимъ судьямъ часто приходилось выносить обвинительный приговоръ кхондамъ только на основаніи ихъ собственныхъ словъ. Недовѣріе къ своему слову иной кхондъ смываетъ кровью, и если не можетъ убить обидчика, то убиваетъ самого себя.
Вообще эти дикари до англійскаго завоеванія отличались гордыми и независимыми нравами. Они не платили никакой дани и не знали никакого начальства. Каждый кхондъ считалъ себя свободнымъ, и никто не смѣлъ посягать на его личность и имущество. Кхондскій народъ не зналъ порабощенія, и двадцать вѣковъ независимаго существованія отразились на ихъ обращеніи; они и теперь избѣгаютъ всякаго выраженія почтительности и вмѣсто поклона поднимаютъ лишь руку. Молодой кхондъ, встрѣчаясь со старикомъ, поднимаетъ руку и говоритъ: «Я иду по своимъ дѣламъ», — «Ступай!..» — отвѣчаетъ ему старикъ, также поднимая руку.
Пріятную черту въ характерѣ кхондовъ составляетъ ихъ миролюбіе. Въ то время какъ сосѣди ихъ таскаютъ другъ друга въ судъ по самымъ пустымъ предлогамъ, ссоры между кхондами представляютъ рѣдкость. Еще болѣе рѣдки ссоры между мужемъ и женой. Кхондскія женщины очень щепетильны: достаточно легкаго упрека, чтобы заставить ее прибѣгнуть къ самоубійству. Кхонды увѣрены, что душа самоубійцы приходитъ мучить того, кто оскорбилъ ее.
По словамъ путешественниковъ кхондскія женщины очень симпатичны. Привыкшія къ свободѣ, онѣ держатъ себя непринужденно и просто, совсѣмъ не такъ, какъ индусскія и мусульманскія женщины, которыхъ держатъ взаперти.
Гостепріимство было необыкновенно развито у этого племени: «Гость прежде друга и даже прежде ребенка» — гласитъ ихъ пословица.
Слѣдующій разсказъ показываетъ какъ далеко заходитъ гостепріимство кхондовъ:
Кхонды вели войну съ однимъ племенемъ, которое они изгнали изъ его селеній, въ которыхъ поселились сами. Лишенные крова бѣглецы вернулись и начали стучаться въ двери къ новымъ хозяевамъ:
— Мы лишены всего, окажите намъ гостепріимство, — просили они.
— Входите, — отвѣчали имъ кхонды, — и будьте гостями.
И вотъ началось странное сожительство побѣжденныхъ съ побѣдителями, которое продолжалось дни, недѣли и, наконецъ, мѣсяцы. Побѣдители кормили побѣжденныхъ и снабжали ихъ всѣмъ необходимымъ. Наконецъ, это оказалось имъ уже не подъ силу, побѣдители вступили въ переговоры и предложили тѣмъ вступить снова во владѣніе домами и землей, чтобы только избавиться отъ нихъ!
Кхонды оказываютъ гостепріимство даже врагамъ и преступникамъ. Случалось, что убійца просилъ и находилъ гостепріимство у отца того, кого онъ убилъ. Въ 1835 году, во время войны, которая лишила ихъ независимости, кхонды наотрѣзъ отказались выдать англичанамъ бѣглецовъ, которые искали у нихъ гостепріимства. «Подумайте! — убѣждали ихъ англичане, — мы васъ оставляли до сихъ поръ въ покоѣ, не вынуждайте же насъ прибѣгать къ силѣ. Ваши поля будутъ раззорены, деревни сожжены, ваши воины будутъ разстрѣляны. И если вамъ придется покориться силѣ, то мы поставимъ вамъ очень тяжелыя условія».
— Никогда этого не будетъ, чтобы кхондъ совершилъ дѣло, противное чести, и чтобы онъ выдалъ несчастнаго, который искалъ у него убѣжища! — было неизмѣннымъ отвѣтомъ.
Дикари защищались съ такимъ мужествомъ, что даже англичане восхищались ими. Война продолжалась два мѣсяца, но все-таки не нашлось ни одного кхонда, который измѣнилъ бы общему дѣлу. Кхонды были истреблены голодомъ, чумой и оружіемъ англичанъ, но остатки ихъ сохранили свою прежнюю энергію и не склонили головы передъ врагами.
Бракъ у кхондовъ совершается посредствомъ похищенія. Дѣвушка кричитъ, взываетъ о помощи, но это все притворство, такъ какъ раньше ведутся очень длинные переговоры и торгъ, потому что родители дѣвушки запрашиваютъ большую сумму, которая должна быть выплачена до похищенія; похищеніе же всегда совершается во время праздника. Въ самый разгаръ плясокъ дяди жениха и невѣсты съ материнской стороны хватаютъ невѣсту, сажаютъ себѣ на плечи верхомъ и убѣгаютъ. Тогда присутствующіе раздѣляются на два лагеря и начинается притворная ссора. Бѣглецовъ же сопровождаетъ нанятый для этой цѣли жрецъ, который долженъ удалить злыхъ духовъ съ ихъ дороги. Но черезъ три дня послѣ похищенія молодая супруга возвращается въ домъ родителей. Является супругъ и требуетъ, чтобы она шла за нимъ. Супруга плачетъ, кричитъ, кусается и царапается, но въ концѣ концовъ идетъ за своимъ мужемъ, какъ будто противъ воли, и только потому что онъ явился не одинъ, а съ друзьями, которые шумятъ и угрожаютъ бѣглянкѣ. Приличія соблюдены, молодая женщина доказала свою привязанность къ родительскому дому, а молодой мужъ — свою привязанность къ женѣ.
Несмотря на то, что кхондъ пріобрѣтаетъ себѣ жену покупкой, онъ никогда не позволяетъ себѣ обращаться съ нею, какъ съ рабой. Напротивъ, ея голосъ уважается, и къ ея совѣтамъ прибѣгаютъ въ частныхъ и общественныхъ дѣлахъ; она участвуетъ даже въ совѣтахъ племени. Черезъ полгода, если она недовольна мужемъ, то можетъ уйти отъ него. Но тогда отецъ долженъ вернуть обиженному супругу плату, которую получилъ за дочь, а она, если захочетъ, можетъ снова выйти замужъ.
Въ каждой деревнѣ кхондовъ непремѣнно есть роща, куда воспрещенъ входъ женщинамъ и дѣтямъ. Это роща посвящена богу войны «Лога», который воплотился въ старый ножъ. Этотъ ножъ на три четверти воткнутъ въ землю, но когда предстоитъ война, то ножъ медленно выдвигается изъ земли, по словамъ жреца, наблюдающаго за его движеніями, и снова уходитъ въ землю, когда пролито достаточно крови. Жрецъ увѣдомляетъ старшинъ племени, когда ножъ начинаетъ высовываться изъ земли, — слѣдовательно божество жаждетъ крови, и старшины созываютъ совѣтъ, чтобы рѣшить, съ кѣмъ они должны вести войну, такъ какъ, если разгнѣванное божество не будетъ удовлетворено, то племя постигаетъ какое нибудь бѣдствіе.
Когда приготовленія къ войнѣ кончены, глава деревни посылаетъ молодыхъ гонцовъ въ назначенныя мѣста. Эти гонцы, размахивая луками и стрѣлами, объявляютъ мужчинамъ другого племени, что ихъ ожидаютъ въ такомъ то мѣстѣ съ восходомъ солнца. Извѣщенные объ этомъ отвѣчаютъ на этотъ вызовъ выраженіями благодарности и вознаграждаютъ посланныхъ, какъ будто они принесли имъ самую пріятную новость.
Въ назначенный день и часъ воины являются на мѣсто свиданія, разряженные, начисто вымытые и раздушенные, какъ будто бы они отправились на свадебный пиръ. Въ прическу у нихъ воткнуты перья, которыя слегка колыхаются отъ вѣтра, точно султаны на каскахъ нашихъ солдатъ. Вслѣдъ за воинами приходятъ женщины съ кувшинами воды и корзинами съѣстныхъ припасовъ, такъ какъ бой можетъ продолжаться нѣсколько дней. Приходятъ также старики, которымъ годы уже не позволяютъ участвовать въ сраженіяхъ; но такъ какъ прежде они не разъ бывали въ нихъ участниками, то теперь они хотятъ помогать совѣтами своимъ племянникамъ и сыновьямъ и ободрять ихъ.
Сигналъ къ началу боя даетъ вызывающая сторона, которая бросаетъ на середину поля кусокъ красной матеріи. Это означаетъ, что землѣ будетъ дано «кровавое покрывало». «Джанки» — жрецы ударяютъ три раза въ ладоши, и бой начинается
Битва состоитъ изъ отдѣльныхъ поединковъ, за которыми слѣдуютъ отдыхъ и ѣда, но и во время отдыха воины обращаются другъ къ другу съ вызовами и рѣчами, точь въ точь какъ это дѣлали герои Гомера. Зрители приходятъ въ восторгъ отъ этого состязанія, которое напоминаетъ бой гладіаторовъ. Это не болѣе какъ развлеченіе, но развлеченіе ужасное! Каждый ловкій, искусный ударъ вызываетъ шумные восторги толпы. Женщины громко апплодируютъ. Присутствіе ихъ на такого рода битвахъ считается необходимымъ. Жены, сестры и матери вытираютъ потъ и кровь съ лица утомившихся воиновъ, увлажаютъ пересохшія уста водой, растираютъ ихъ усталые члены.
Когда первый воинъ падетъ бездыханный на землю, всѣ бросаются къ нему, чтобы оросить свои топоры его кровью, и въ нѣсколько минутъ его тѣло оказывается разрубленнымъ на куски. Тотъ счастливый воинъ, которому удастся убить противника и самому при этомъ не получить ни одной раны, отрубаетъ убитому руку и относитъ ее жрецу, чтобы онъ положилъ ее на алтарь бога войны. Къ вечеру на алтарѣ этого ужаснаго бога скопляется цѣлая куча отрубленныхъ рукъ. Но этимъ дѣло не ограничивается, и большею частью бой возобновляется на слѣдующіе дни. Такъ какъ это сраженіе представляетъ скорѣе какой то кровавый турниръ, нежели настоящую войну, и сражаются между собой не настоящіе враги, а люди, соперничающіе другъ съ другомъ въ мужествѣ и военномъ искусствѣ, то въ концѣ концовъ пылъ начинаетъ ослабѣвать. Первыми требуютъ окончанія кровопролитія женщины, которыя все время свободно переходятъ изъ одного лагеря въ другой. Такъ какъ кхонды не могутъ брать въ жены дѣвушекъ изъ своего племени, а должны похищать ихъ изъ другихъ, то женщины, присутствующія на такомъ кровавомъ состязаніи, имѣютъ обыкновенно родственниковъ какъ въ томъ, такъ и въ другомъ лагерѣ. Женщина видитъ, какъ сражается ея мужъ съ ея роднымъ братомъ, одинаково восхищается обоими и дрожитъ за ихъ жизнь. Она смотритъ, какъ убиваютъ другъ друга самые близкіе ей люди и друзья дѣтства и потому никто не поставитъ ей въ упрекъ, если она, на другой день сраженія, оплакиваетъ того, кто былъ убитъ ея мужемъ или отцомъ. И когда наконецъ мѣра огорченій переполнится, то онѣ вмѣшиваются между сражающимися и начинаютъ требовать мира. Обыкновенно имъ отвѣчаютъ на это: «Не мы хотѣли войны. Это богъ захотѣлъ ее. Если онъ хочетъ, чтобы война продолжалась, то стрѣлы будутъ вылетать и помимо насъ». «Это такъ», отвѣчаютъ умиротворительницы, "но если богъ удовлетворенъ, то и вы должны быть удовлетворены. Мы спросимъ у него, пусть каждая изъ сторонъ выберетъ двухъ человѣкъ, чтобы они были свидѣтелями того, что скажетъ богъ. «Джанни (жрецъ) приноситъ рисъ и втыкаетъ въ него стрѣлу, взятую съ алтаря бога войны. Если стрѣла станетъ прямо, то война должна продолжаться. Если она упадетъ — то заключаютъ миръ.»
Иногда бываетъ, что стороны не удовлетворяются этимъ отвѣтомъ и требуютъ еще новаго знаменія отъ бога. Тогда жрецъ призываетъ всѣхъ къ алтарю бога войны и взываетъ къ нему: «О Лога, ты потребовалъ войны. Зачѣмъ? Мы не знаемъ! Не затѣмъ ли, чтобъ заставить насъ показать свое мужество, которое могло бы ослабнуть въ бездѣйствіи? Не хотѣлъ ли ты избавить насъ отъ праздности и лѣни? Не хотѣлъ ли ты доставить прекрасную смерть нашимъ друзьямъ? Не было ли у тебя какой нибудь причины, намъ неизвѣстной? Какъ бы то ни было, но мы удовлетворены и хотѣли бы мира. Если ты на это согласенъ, объяви намъ свою волю!»
Затѣмъ жрецъ устраиваетъ новыя испытанія. На блюдо наливаютъ расплавленный жиръ, вставляютъ фитиль и зажигаютъ. Если пламя поднимается кверху — значитъ, богъ требуетъ продолженія кровопролитія, если же пламя склоняется, то онъ согласенъ на миръ. Затѣмъ въ блюдо съ рисомъ ставяетъ яйцо, и, если оно упадетъ, то миръ можетъ быть заключенъ.
Начинаются переговоры. Жрецъ провозглашаетъ, обращаясь къ толпѣ: "Пусть всѣ слушаютъ! Лога объявилъ: да будетъ война: "Онъ вселился въ наши орудія, которыя изъ орудій мира превратились въ оружіе войны. Онъ превратился въ остріе топора и въ оконечность стрѣлы.
"Онъ вселился во все, что мы пьемъ и ѣдимъ, и всѣ тѣ, которые выпили и поѣли, почувствовали ярость, и женщины, всегдашнія сторонницы мира, вмѣсто того, чтобы затушить воинственный пламень, еще болѣе раздули его.
"Любовь, дружба уступили мѣсто ненависти и раздорамъ. Произошла великая война.
"Теперь Лога получилъ то, чего желалъ. Земля насытилась кровью. Довольно!
"Пусть притупится оружіе и утихнетъ гнѣвъ! Пусть вернется любовь и дружба!
«Лога, обрати теперь свои стопы въ другую сторону, и пусть нашъ народъ размножается и процвѣтаетъ!»
Проговоривъ это, жрецъ обрызгиваетъ всѣхъ присутствующихъ священной грязью — смѣсь воды съ землей, взятой изъ муравейника.
Какъ только миръ заключенъ, вчерашніе враги тотчасъ же вмѣстѣ начинаютъ плясать танецъ мира и забываютъ всѣ раздоры. Миръ заключается отъ всего сердца и наполняетъ всѣхъ восторгомъ и радостью. Кхонды говорятъ, что эту радость вселяетъ въ ихъ сердца самъ богъ Лога, и было бы грѣхомъ не покоряться этому чувству и не выражать своего восторга по поводу окончанія войны.
Въ глазахъ кхонда нѣтъ болѣе возвышеннаго занятія, чѣмъ война и земледѣліе. Всякія ремесла, требующія сидячаго образа жизни, вызываютъ въ немъ только одно презрѣніе. Отъ плуга кхондъ переходитъ къ оружію, на войнѣ отдыхаетъ отъ земледѣльческихъ работъ, точно также какъ за плугомъ онъ отдыхаетъ отъ войны. У этого страннаго народа война не прекращаетъ ни дружескихъ, ни семейныхъ отношеній между воюющими племенами. Во время войны продолжается обмѣнъ любезностей и даже сватовство. Даже свадьба не откладывается до заключенія мира, а воюющія стороны только на время пріостанавливаютъ сраженіе и вмѣстѣ участвуютъ въ празднествахъ, безпечно веселятся и обращаются другъ съ другомъ съ. дружелюбіемъ, совершенно не думая о томъ, что завтра имъ предстоитъ встрѣтиться на полѣ битвы въ качествѣ враговъ и убивать другъ друга.
Величайшимъ грѣхомъ кхонды считаютъ отказать въ гостепріимствѣ, нарушить клятву или обѣщаніе, говорить ложь, если только она не нужна для спасенія гостя, нарушить дружбу, нарушить старинный законъ или обычай, сдѣлать долги, уплата которыхъ разорительна для племени, такъ какъ племя отвѣчаетъ за нихъ, отлынивать во время войны, измѣнить общественной клятвѣ. Главными же добрдѣтелями они считаютъ слѣдующія три: убить врага въ общественной битвѣ, умереть на полѣ битвы и быть жрецомъ.
Похоронные обряды, придумываемые большинствомъ народовъ для того, чтобы обезпечить покой умершаго, у кхондовъ также сопровождаются празднествами и жертвоприношеніями. Самымъ почетнымъ способомъ погребенія считается у нихъ сожженіе тѣла умершаго, но этой чести удостаиваются только взрослые мужчины, вожди и вообще почетныя лица; женщины же и дѣти не считаются достойными такого погребенія, и тѣла ихъ просто предаютъ землѣ.
Жертвоприношенія составляютъ основу рѣшительно всѣхъ человѣческихъ религій. Всѣ древнія религіи требовали пролитія крови — жизненной жидкости, дающей силу и жизнь растеніямъ и животнымъ. Земля, чтобы стать плодородной, больше всего нуждается въ этой жизненной жидкости, и поэтому на всѣхъ жертвоприношеніяхъ ее проливали, словно воду, которая должна освѣжить землю. Кхонды, защищенные лѣсами и болотами отъ вторженія цивилизаціи, сохраняли въ теченіе долгаго времени въ первобытной чистотѣ это древнее вѣрованіе въ силу и значеніе пролитой крови, въ особенности, когда эта жертва приносится добровольно. Несмотря на то, что кхонды вообще отличались звѣрствомъ, они не всегда находили въ собственной средѣ достаточное число жертвъ для удовлетворенія кровожадной богини плодородія «Тари». Приходилось покупать жертвы, и поставщиками явились сосѣднія племена, въ особенности племя Пану, занимавшееся ремеслами и мелкою торговлей. Кхонды оказывали покровительство этимъ племенамъ и за это получали отъ нихъ дѣтей для жертвоприношеній. Плата за этотъ жертвенный товаръ была установлена заранѣе, и отъ нея никогда не отступали. Случалось, что братья продавали сестеръ, даже отцы дѣтей, въ особенности когда они не могли прокормить ихъ. Такимъ образомъ въ жертвахъ никогда не было недостатка. Дѣвушки, обреченныя на ужасную смерть, назывались «Меріахъ». Онѣ покорялись своей участи, но, пока не наступила ихъ очередь, старались взять отъ жизни все, что можно. Онѣ даже успѣвали иногда выйти замужъ и имѣть дѣтей, но эти дѣти уже отъ рожденія обрекались на ту-же участь. Поэтому кхонды даже поощряли браки дѣвушекъ, которыя ожидали своей очереди, такъ какъ рождающіяся отъ такого брака дѣти пополняли собою число жертвъ. Однако кхонды щадили отцовскія чувства и не приносили въ жертву дѣтей на глазахъ отцовъ. Деревни обмѣнивались между собою дѣтьми, такъ что въ жертву приносились только чужія дѣти.
За десять или двѣнадцать дней до наступленія жертвоприношенія всѣ жители деревни начинали къ ней готовиться, совершать омовенія и разные обряды, предписываемые религіей. Въ священной рощѣ, состоящей изъ величественныхъ вѣковыхъ деревьевъ первобытнаго лѣса, также дѣлались приготовленія, и богиню извѣщали, что готовится празднество.
Первые три дня проходили въ пиршествахъ; раздавались пѣсни; музыка и шумъ этихъ празднествъ разносился далеко. Молодежь веселилась въ ожиданіи великаго дня. Несчастную героиню празднества мыли и одѣвали во все ноБое. Она должна была поститься, чтобы быть чистой внутри, какъ и снаружи. Затѣмъ, во главѣ торжественной процессіи, ее подводили къ дверямъ каждой хижины, и когда она перебывала у всѣхъ, то ее отводили въ темный лѣсъ — обитель богини. Тамъ посрединѣ поляны былъ приготовленъ высокій столбъ, убранный цвѣтами, съ изображеніемъ павлина наверху. Къ нему жрецъ привязывалъ жертву и украшалъ ее зелеными гирляндами, на голову надѣвалъ вѣнокъ, а тѣло намазывалъ масломъ, затѣмъ всѣ падали передъ нею ницъ и возсылали ей молитвы, такъ какъ вѣрили, что съ этой минуты въ ней воплотилась богиня. Съ наступленіемъ сумерекъ всѣ бросались и спѣшили притронуться къ ней, такъ какъ прикосновеніе приносило счастье, затѣмъ съ нея срывали одежду и разрывали ее на куски, оспаривая другъ у друга обрывки ткани. Нѣкоторые съ мольбой простирали къ ней руки, умоляя плюнуть имъ въ лицо, такъ какъ плевокъ ея долженъ принести счастье. Наконецъ наступала ночь, и толпа расходилась. Несчастная жертва, ставшая богиней, оставалась одна въ темномъ лѣсу у столба Легко себѣ представить, какія чувства и мысли волновали ее въ эту послѣднюю ночь. Въ темнотѣ ночи она прислушивалась, вѣроятно, къ таинственнымъ звукамъ первобытнаго лѣса и съ замираніемъ сердца ожидала появленія первыхъ лучей разсвѣта, возвѣщавшихъ ей смерть.
Съ восходомъ солнца вся деревня являлась въ лѣсъ. Поднимался страшный гамъ: пѣніе, крики, гонги, барабаны, бубенчики и колокола — все смѣшивалось въ ошеломляющій и оглушающій гулъ, какъ будто всѣ старались довести себя до изступленія, такъ какъ иначе имъ трудно было бы совершить то, что надо было совершить. Меріахъ окружали, и всѣ наперерывъ выражали ей любовь и сожалѣніе. Они вспоминали, что она была товарищемъ ихъ игръ, вспоминали ея живость, веселось, остроуміе, доброту. А въ это время несчастная жертва проливала слезы и умоляла пощадить ее. Но слезы ея считались благодатью, онѣ должны были превратиться въ дождь и оросить землю, чтобы жатва была обильнѣе. Когда волненіе достигало крайняго предѣла, жрецъ подавалъ знакъ, и всѣ умолкали. Онъ произносилъ длинную молитву, послѣ которой всѣ обращались къ Меріахъ съ просьбами, какъ къ богинѣ, а въ это время жрецъ уже приготовлялъ священный топоръ. Но прежде чѣмъ нанести ударъ, онъ заставлялъ Meріахъ выпить одуряющій напитокъ, приготовляемый изъ опіума и соковъ другихъ растеній, и затѣмъ развязывалъ ее, такъ какъ правила требовали, чтобы жертва была добровольна.
Англичане, сдѣлавшіеся владѣтелями Индіи, очень долго ничего не знали объ этихъ жертвоприношеніяхъ. Только въ 1836 году объ нихъ узналъ одинъ офицеръ, случайно бывшій свидѣтель этихъ ужасовъ. Но заставить кхондовъ отказаться отъ этихъ жертвоприношеній было нелегко. Англичане дѣйствовали на этотъ разъ очень разумно и осторожно. Они вступили въ переговоры съ вождями и объяснили имъ, чего отъ нихъ требуютъ. Послѣ долгихъ разсужденій имъ удалось добиться отъ кхондовъ клятвы, что жертвоприношенія прекратятся. Чтобы успокоить кхондовъ, англичане торжественно объявили: «Пусть гнѣвъ богини и другихъ боговъ обрушится на нашу голову!»
Послѣ этого богиня Тари стала довольствоваться жертвами животныхъ вмѣсто человѣческихъ.
ГЛАВА IV.
правитьВрядъ-ли можно найти на земномъ шарѣ другой народъ, сохранившій свой прежній бытъ въ такомъ же видѣ, какъ чернокожіе обитатели Австраліи. Ученые считаютъ это племя самымъ жалкимъ. Словно дикіе звѣри бродятъ австралійцы по лѣсамъ и пустынямъ Австралійскаго материка, отыскивая что-нибудь съѣдобное, и ѣдятъ все, что ни попало, даже насѣкомыхъ, которыхъ ловятъ въ своей косматой головѣ.
На европейцевъ австралійскіе дикари произвели отталкивающее впечатлѣніе при первой встрѣчѣ. Въ самомъ дѣлѣ, наружность ихъ не можетъ возбудить симпатій. Средняго роста, съ густыми всклокоченными волосами, очень худые, со впалыми глазами, безпокойно и дико сверкающими изъ подъ нависшихъ бровей, съ толстыми безобразными губами и широкимъ сплюснутымъ носомъ, дикари далеко не могутъ назваться красивымъ народомъ, да притомъ еще кожа ихъ издаетъ отвратительный запахъ, въ особенности послѣ дождя.
Племена австралійцевъ различаются другъ отъ друга, смотря по условіямъ своей жизни. Тѣ, которые обитали въ плодородныхъ прибрежныхъ областяхъ Австраліи, не имѣли такого хилаго, несчастнаго и изнуреннаго вида, какой мы находимъ у племенъ, живущихъ въ центральныхъ, безводныхъ областяхъ Австраліи.
Австралія долго оставалось неизвѣстной. Никто не заглядывалъ туда, не вступалъ въ сношенія съ ея населеніемъ, и поэтому оно могло сохранить по сіе время свое первобытное состояніе. Австралійскіе дикари находятся еще въ первомъ періодѣ каменнаго вѣка, т. е. всѣ свои орудія и оружіе изготовляютъ изъ камня и дерева. Они не додумались еще до приготовленія глиняной посуды, а огонь добываютъ самымъ первобытнымъ способомъ при помощи тренія. Продѣлаетъ дикарь въ кускѣ дерева небольшое углубленіе, вставитъ въ него заостренную палочку и давай вращать ее какъ можно быстрѣе. Отъ тренія конецъ палочки загорается. Такъ какъ добываніе огня все-таки не легкая работа, то предусмотрительный дикарь носитъ съ собою тлѣющую головню изъ костра, когда переносить свою стоянку на другое мѣсто.
Австралійскіе дикари ведутъ бродячую жизнь. Обыкновенно три-четыре семейства дикарей составляютъ одинъ родъ, члены котораго дѣлятъ другъ съ другомъ всѣ невзгоды. Въ вѣчныхъ поискахъ за пищей, дикари не имѣютъ постояннаго жилища и спятъ на голой землѣ, расположившись кругомъ горящаго костра. Иногда они устраиваютъ свой ночлегъ въ дуплѣ какого-нибудь дерева или въ пещерѣ или же строятъ себѣ шалаши изъ древесной коры или ширмы отъ вѣтра.
Нельзя сказать, чтобы австралійскіе дикари были совершенно лишены умственныхъ способностей. Такъ, напримѣръ, оказывается, что у нихъ существуетъ нѣчто вродѣ письма. Они употребляютъ палочки, покрытыя разными рисунками, изображеніями предметовъ и прямыми и косыми линіями. Эти разрисованныя палочки служатъ имъ для передачи разныхъ свѣдѣній другъ другу и для объявленія войны. Гонецъ, имѣющій въ рукахъ такую палочку, считается священнымъ лицомъ, и никто не смѣетъ посягнуть на него.
Главнымъ занятіемъ австралійскихъ дикарей является охота. Ни земледѣліе, ни скотоводство имъ неизвѣстны. Домашнихъ животныхъ у нихъ нѣтъ, за исключеніемъ собаки. Они не знаютъ лука и стрѣлъ, но за то у нихъ есть метательный снарядъ — бумерангъ, который до сихъ поръ возбуждаетъ изумленіе. Австралійцы выдѣлываютъ его изъ вѣтвей нѣкоторыхъ деревьевъ, причемъ куску сырого дерева придается желательная кривизна при помощи огня. Бумерангъ, брошенный искусною рукой, летитъ къ намѣченной цѣли, описывая спиральные круги, и, нанеся ударъ, возвращается назадъ. Дикарь умѣетъ придавать ему любое направленіе и дѣлаетъ его опаснымъ оружіемъ на войнѣ, такъ какъ почти невозможно бываетъ опредѣлить въ ту минуту, когда бумерангъ покажется въ воздухѣ, куда онъ направится, и гдѣ упадетъ. Бумерангъ, брошенный въ середину стаи попугаевъ-какаду, расположившихся на ночлегъ на какомъ-нибудь деревѣ и сидящихъ обыкновенно тѣсно прижавшись другъ къ другу, производитъ въ стаѣ такое же дѣйствіе, какъ картечный зарядъ, попавшій въ середину батальона солдатъ. Бумерангъ настигаетъ бѣгущаго со всѣхъ ногъ звѣря, который падаетъ съ перебитыми задними ногами и становится добычей дикаря. Но, чтобы научиться владѣть бумерангомъ, надо долго упражняться въ этомъ искусствѣ. Дикари обучаются ему съ самаго ранняго дѣтства, и на лужайкахъ, возлѣ лагеря всегда можно видѣть группы чернокожихъ мальчугановъ, которые съ утра до вечера упражняются въ искусствѣ метать бумерангъ. Цѣлью имъ служитъ или какой-нибудь пень, который долженъ изображать сидящаго кэнгуру, или же чучело птицы — австралійскаго страуса казуара, насаженное на палку.
Австралійцы ходятъ почти совершенно нагіе или же носятъ поясъ, сплетенный изъ травы, мочалы, человѣческихъ волосъ или шерсти животныхъ. Нѣкоторыя племена носятъ такой поясъ вокругъ тѣла и туго стягиваютъ имъ животъ въ голодное время. Нѣкоторые носятъ плащи изъ звѣриныхъ шкуръ, женщины употребляютъ плащъ изъ шкуры кэнгуру съ мѣшкомъ для ношенія дѣтей, который онѣ носятъ на веревкѣ, повязываемый на лобъ или вокругъ шеи.
Обходясь почти безъ всякой одежды, австралійскіе дикари очень любятъ украшать себя. Самымъ обычнымъ украшеніемъ у нихъ служитъ раскрашиваніе тѣла и татуировка. Они размалевываютъ тѣло бѣлымъ, краснымъ и чернымъ цвѣтомъ, рисуютъ на кожѣ правильные круги, четыреугольники, кресты. Особенно въ чести у нихъ красная краска, которою служитъ красная глина. Они раскрашиваютъ ею мертвецовъ и себя въ особо торжественныхъ случаяхъ. Татуировку они производятъ острымъ кускомъ раковины и нѣсколько разъ растравляютъ раны, чтобы получились замѣтные рубцы.
Какъ ни печально существованіе австралійскаго дикаря, но жизнь его жены еще печальнѣе. Это дѣйствительно несчастное существо, которое исполняетъ самыя тяжелыя работы. Убійство жены не считается преступленіемъ, такъ какъ она такая же собственность мужа, какъ его оружіе или собака. Онъ добываетъ себѣ жену изъ другой общины или похищеніемъ, или же уплачивая за нее выкупъ. И въ томъ, и въ другомъ случаѣ онъ съ нею не церемонится и большею частью обращается съ нею жестоко, заставляя ее работать на себя. Жена должна заботиться объ устройствѣ ночлега, о поддержаніи огня въ кострѣ и приготовленіи пищи. Ея мужъ и повелитель всякое занятіе, кромѣ охоты, считаетъ для себя унизительнымъ. Если онъ не на охотѣ, то отдыхаетъ или упражняется въ метаніи бумеранга. Жена не смѣетъ прикоснуться къ кушанью, которое она готовитъ для мужа, и получаетъ только объѣдки. Она сидитъ на корточкахъ въ отдаленіи и голодная смотритъ, какъ ея мужъ уписываетъ за обѣ щеки приготовленную ею ѣду. Изрѣдка онъ бросаетъ ей какую-нибудь полуобглоданную кость, которую она ловитъ на лету, какъ собака. За всѣ свои заботы и покорность она получаетъ только побои.
У австралійскихъ дикарей широко распространено дѣтоубійство, но тѣ изъ дѣтей, которыхъ оставляютъ въ живыхъ, не знаютъ дурного обращенія. Ихъ не бьютъ, и они выростаютъ на свободѣ, какъ маленькіе звѣрьки, слѣдуя за старшими. Когда мальчики подростутъ, то они подвергаются цѣлому ряду жестокихъ испытаній и только послѣ этого становятся равноправными членами общины.
Австралійскіе дикари вѣрятъ въ злыхъ духовъ, которыхъ чрезвычайно боятся. Такъ какъ они думаютъ, что злые духи боятся огня, то всегда зажигаютъ костеръ у своего шалаша, даже въ жару. У нихъ нѣтъ настоящей религіи, и поэтому нѣтъ ни храмовъ, ни жертвенниковъ, а мѣсто жрецовъ у нихъ заступаютъ колдуны, которые должны умѣть отгонять злыхъ духовъ при помощи разныхъ заклинаній и лѣчить больныхъ. Вѣря, что весь міръ наполненъ духами и привидѣніями, австралійцы, не могутъ обходиться безъ этихъ колдуновъ тѣмъ болѣе, что они не допускаютъ естественной смерти, кромѣ смерти въ сраженіи, и твердо убѣждены, что смерть отъ болѣзни вызывается злыми чарами. Поэтому, какъ только дикарь умретъ, его друзья и родственники стараются узнать врага, который наслалъ на него смерть. У нѣкоторыхъ племенъ ближайшій родственникъ умершаго проводитъ первую ночь у его трупа, приложивъ къ нему голову, чтобы получить отъ него указаніе, кто былъ причиною его смерти. На слѣдующій день трупъ выносятъ на носилкахъ, а друзья умершаго, которые несутъ его, называютъ имена разныхъ лицъ и наблюдаютъ, не сдѣлаетъ ли при этомъ трупъ какого-нибудь указанія. Иногда умирающій породъ смертью называетъ самъ имя кого-нибудь изъ враговъ, какъ виновника своей смерти, и тогда его друзья или родственники мстятъ за него. Кто-нибудь изъ нихъ тайкомъ пробирается къ ничего не подозрѣвающему дикарю, убиваетъ его, а затѣмъ вырѣзаетъ у него почечный жиръ и приноситъ своему племени въ доказательство, что месть совершена.
У нѣкоторыхъ племенъ похороны сопровождаются людоѣдствомъ. Если умираетъ мужчина въ цвѣтѣ лѣтъ или юноша, то родственники и друзья, чтобы выразить ему свою любовь, поѣдаютъ его. Въ южной Австраліи распространенъ обычай поѣдать умершихъ дѣтей. Кромѣ того, почти у всѣхъ австралійскихъ племенъ распространенъ обычай съѣдать нѣкоторыя части тѣла убитыхъ враговъ, чтобы подкрѣпить себя ихъ храбростью, чаще всего сердце или почечный жиръ, которому приписываются волшебныя свойства, потому что онъ считается мѣстопребываніемъ души человѣка. Глаза убитаго врага, — «въ которыхъ пылала ярость во время битвы», также пожираются. Людоѣдство распространено больше всего въ центральной Австраліи, гдѣ его можно объяснить частыми голодовками. Многія австралійскія племена приготовляютъ изъ череповъ сосуды для питья, и часто высшимъ выраженіемъ привязанности къ умершей матери служитъ то, что дѣти пьютъ воду не иначе, какъ изъ ея черепа.
Въ дни полнолуній австралійскіе дикари устраиваютъ ночныя празднества — «корробори». Они собираются на какой-нибудь лѣсной полянѣ, и тамъ мужчины исполняютъ священный танецъ подъ звуки ударяемыхъ другъ о друга палокъ и пѣніе женщинъ. Мужчины заранѣе готовятся къ нему. Цѣлый день они сидятъ въ кустарникѣ, и жены растираютъ имъ тѣло жиромъ и разрисовываютъ разными красками, такъ что танцоры получаютъ по истинѣ дьявольскій видъ. Когда наступаетъ ночь, женщины разводятъ огромный костеръ и, усѣвшись на землю въ нѣкоторомъ отдаленіи отъ него, затягиваютъ заунывную пѣснь, аккомпанируя себѣ ударами палокъ. Затѣмъ изъ кустовъ выскакиваютъ дикари съ копьями въ рукахъ, хватаютъ пылающія головни и начинаютъ исполнять дикій танецъ, кружиться, кривляться на всѣ лады, стучать и потрясать оружіемъ. Отъ времени до времени они оглашаютъ воздухъ дикими, странными криками, бросаютъ на землю головни съ такою силой, что искры разлетаются во всѣ стороны, и затягиваютъ пѣсню, состоящую большею частью изъ повторенія однихъ и тѣхъ же словъ или повѣствующую о какихъ-нибудь геройскихъ подвигахъ или продѣлкахъ духовъ.
Кромѣ этихъ ночныхъ собраній, у австралійскихъ дикарей бываютъ дневныя собранія — «борбоби», для улаживанія распрей или споровъ путемъ единоборства. И къ этимъ собраніямъ дикари также готовятся, какъ и къ корробори, т. е. всячески украшаютъ себя согласно своимъ понятіямъ о красотѣ. Въ назначенный день племена собираются въ опредѣленномъ мѣстѣ, затѣмъ съ одной стороны выходятъ трое воиновъ со щитами въ рукахъ, начинаютъ размахивать копьями и кривляться самымъ ужасающимъ образомъ. Это они дѣлаютъ вызовъ желающимъ вступить съ ними въ единоборство. Съ другой стороны выходятъ тоже трое воиновъ. Начинается состязаніе, но до пролитія крови дѣло никогда не доходитъ. Какъ только копье, проткнувъ щитъ, касается тѣла сражающагося, онъ объявляетъ себя побѣжденнымъ.
Самая важная роль въ этихъ собраніяхъ принадлежитъ старухамъ. Онѣ садятся позади сражающихся, держа въ рукахъ палки, которыя служатъ имъ для выкапыванія корней, и ударяютъ ими въ землю. Своими дикими криками онѣ возбуждаютъ сражающихся. Иногда онѣ окружаютъ какого-нибудь воина, размахивая руками и крича, словно бѣсноватыя. Видомъ своимъ онѣ совершенныя вѣдьмы, и можно подумать, что онѣ жаждутъ крови. Но на дѣлѣ этого нѣтъ. Лишь только какой-нибудь воинъ оказывается побѣжденнымъ, онѣ тотчасъ же окружаютъ его и, протянувъ палки надъ его головой, чтобы защитить его отъ ударовъ противника, кричатъ: «Не убивайте его! Не убивайте его»!
Туземцы не знаютъ, что такое собственность. Случалось, что европейцы дарили какому нибудь дикарю, оказавшему имъ услугу, платье или муку, и потомъ оказывалось, что это платье по очереди надѣвали всѣ его соплеменники, а изъ муки каждый получалъ свою часть, хотя бы всего горсть. Все, что имѣетъ дикарь, составляетъ общее достояніе, и собственностью признается только оружіе.
Каждое племя австралійцевъ распадается на нѣсколько родовъ. Каждый отдѣльный родъ выбираетъ своимъ знакомъ или тотемомъ какое нибудь животное или растеніе. Такой знакъ называется у нихъ кобонгъ. Если кобонгомъ служитъ животное, то австраліецъ, принадлежащей къ его знаку, не убиваетъ его, а если, растеніе — то не вырываетъ и не ѣстъ его.
Миссіонеры, имѣвшіе дѣло съ туземцами Австраліи, говорятъ, что они не лишены способностей. Въ миссіонерскихъ школахъ дѣти чернокожихъ иногда обгоняли своихъ бѣлыхъ товарищей. Но бѣда въ томъ, что у чернокожихъ нѣтъ никакой устойчивости, привычка къ бродячей жизни наложила на нихъ отпечатокъ, отъ котораго они не такъ то скоро могутъ отдѣлаться; даже послѣ нѣсколькихъ лѣтъ обученія дикарь все таки возвращается къ своимъ родичамъ и въ короткое время забываетъ все, чему научился. Въ ручной работѣ, въ изобрѣтательности австралійцы часто не уступаютъ бѣлымъ, но имъ недостаетъ умѣнія сосредоточить свои мысли. Какъ и всѣ жители пустыни, австралійцы отличаются особенною остротою чувствъ, умѣньемъ подражать голосамъ животныхъ, памятью и слухомъ. Съ самаго же начала европейскіе колонисты сильно враждовали съ ними. Дикари мѣшали имъ и часто наносили имъ ущербъ своими нападеніями, поэтому ихъ принялись яростно истреблять. Дикари не могли примириться съ тѣмъ, что европейцы захватили обширныя и лучшія области страны для своихъ стадъ. Въ концѣ концовъ сила взяла верхъ, и дикари отступали все дальше и дальше въ безводныя пустыни.
Вымираніе чернокожихъ идетъ теперь очень быстро, и скоро, пожалуй, совсѣмъ не останется этого первобытнаго племени.
На Новой Гвинеѣ и окружающихъ ее островахъ живутъ папуасы, что по малайски значитъ «курчавый». Дѣйствительно, волосы папуаса жесткіе и курчавые, вьются мелкими кудряшками, образующими на его головѣ цѣлую шапку. Больше всего они заботятся о своей прическѣ и въ этомъ отношеніи выказываютъ удивительную изобрѣтательность. Одинъ зачесываетъ свои волосы клиномъ, другой устраиваетъ очень замысловатое сооруженіе въ видѣ башни. Но въ прическѣ каждаго дикаря неизмѣнно красуется остроконечный бамбуковый гребень съ нѣсколькими длинными зубьями, къ которому сверху привязываются какія-нибудь яркія тряпки или цвѣтное перо. Чтобы не попортить своей пышной прически, папуасъ, также какъ и японки, подкладываетъ себѣ подъ шею, когда ложится спать, особенную подставку — деревянный брусокъ, такъ что голова у него остается на вѣсу. Бываетъ, что прическа не возобновляется недѣлями. Жители Новой Гвинеи строятъ свои хижины на вѣтвяхъ большихъ деревьевъ, стволъ которыхъ очищается отъ лишнихъ вѣтокъ. Лѣстницы устраиваются изъ ліанъ или бамбука, — а у подножія дерева строится другая хижина для пребыванія въ ней втеченіе дня.
Оружіе папуасовъ и вообще всякая утварь, а также пороги и крыши ихъ хижинъ изобилуютъ всякаго рода фантастическими украшеніями. Особенно художественной отдѣлкой отличается оружіе. Надо удивляться терпѣнію, прилежанію и искусству папуасовъ. Свои каменные топоры и ножи, напоминающіе тѣ, которые употребляли первобытные обитатели Европы, жившіе въ каменномъ вѣкѣ, папуасы украшаютъ вычурною рѣзьбой. Но особенно изумительны рѣзные деревянные щиты папуасовъ.
Въ умственномъ отношеніи папуасы стоятъ выше, нежели ихъ сосѣди австралійцы и, какъ это видно по ихъ замысловатымъ украшеніямъ, у нихъ довольно развитъ художественный вкусъ. Но это не мѣшаетъ имъ, подобно австралійскимъ дикарямъ, быть отвратительно нечистоплотными.
Папуасы, какъ и австралійцы, добываютъ огонь съ большимъ трудомъ, посредствомъ тренія. Кремень и огниво имъ неизвѣстны, и потому они, также какъ и австралійскіе дикари, оставляютъ для новаго костра тлѣющія головешки.
Торговля у папуасовъ довольно сильно развита. Они даже понимаютъ значеніе денегъ. Деньгами считаются у нихъ камешки, стеклянные и фарфоровые черепки, кусочки эмали и бусъ. У одного племени существуетъ, слѣдующая легенда о деньгахъ: «Однажды пришла, лодка, въ которой сидѣло семь родовъ денегъ, они отправились искать новыхъ земель. Долго плавали они по океану, не находя ничего, и наконецъ приплыли на одинъ островъ. Когда лодка остановилась въ гавани, то Бракъ (самый рѣдкій родъ денегъ), какъ самое знатное лицо, приказалъ слѣдующему за нимъ по чину Пангунгау выйти на берегъ и осмотрѣть островъ. Самъ же онъ лежалъ растянувшись въ лодкѣ и не хотѣлъ двигаться. Но Пангунгау былъ также лѣнивъ, какъ и его начальникъ и также не захотѣлъ безпокоиться, а отдалъ приказаніе слѣдующему — Кальбукуку. Тотъ поступилъ точно также и отдалъ приказаніе Кальдоиру, а Кальдоиръ — Клуку, и такъ продолжалось до тѣхъ поръ, пока не пошелъ наконецъ многострадальный Олелонгль, такъ какъ ему уже некого было посылать, но онъ пошелъ и не вернулся. Черезъ нѣсколько времени Бракъ повторилъ свое приказаніе, и пришлось, идти Аделобберу, который былъ очень этимъ недоволенъ. Но и онъ не вернулся, и тогда былъ посланъ. Клукъ, чтобы привести ихъ обоихъ; однако и онъ остался на островѣ. Такъ продолжалось до тѣхъ поръ, пока всѣ не разошлись, и остался одинъ покинутый своими слугами Бракъ. Онъ самъ пошелъ за ними, но ему тоже понравился городъ, и онъ остался тамъ жить. Всѣ семеро продолжали вести свой прежній образъ жизни, т. е. Бракъ, какъ самый знатный, только и дѣлалъ, что ѣлъ, пилъ, спалъ и отдавалъ приказаній. Крупныя деньги спокойно сидятъ дома, а мелкія бѣгаютъ взадъ и впередъ и работаютъ за себя и за высшихъ».
Частыя войны между племенами развиваютъ свирѣпость папуасовъ и закрѣпляютъ людоѣдскія привычки. Нѣкоторыя племена съѣдаютъ даже своихъ родственниковъ, умершихъ естественною смертью, а послѣ войны въ селеніяхъ можно найти цѣлыя груды человѣчьяго мяса. Племена, обитающія на западномъ побережья Новой Гвинеи — людоѣды и притомъ отличаются такою смѣлостью, что производятъ даже нападенія на купеческіе корабли, чтобы достать лакомую добычу. А на Соломоновыхъ островахъ существовалъ даже рынокъ, гдѣ продавали плѣнныхъ для людоѣдскихъ пиршествъ.
Вѣрованія папуасовъ заключаются въ суевѣріи и въ боязни духовъ, которыми наполненъ весь міръ. Для защиты отъ козней этихъ духовъ они прибѣгаютъ къ колдунамъ. Они вѣрятъ также, что умершій продолжаетъ за гробомъ вести прежнее существованіе.
Погребальные обряды папуасовъ указываютъ на эту вѣру въ посмертную жизнь и стремленіе облегчить духу покойнаго путешествіе въ загробный міръ и пребываніе тамъ. Обитатели Соломоновыхъ острововъ умерщвляютъ женъ и ближайшихъ родственницъ умершаго для того, чтобы онъ послѣ смерти былъ окруженъ тѣми, кто его любилъ.
Нѣкоторыя племена папуасовъ въ Новой Гвинеѣ, среди которыхъ, между прочимъ, прожилъ довольно долго нашъ русскій путешественникъ Миклуха Маклай, принадлежатъ къ самымъ дикимъ. Когда Миклуха Маклай посѣтилъ ихъ, то они находились еще въ вѣкѣ камня, раковинъ и дерева, не умѣя дѣлать ни оружія, ни орудій изъ другого матеріала. Металлы имъ были совершенно неизвѣстны, но этого мало! — они даже не умѣли добывать огонь. Если огонь погасалъ въ одномъ домѣ, то приходилось идти занимать огонь у сосѣда, и обыкновенно одна деревня одолжалась у другой тлѣющими угольями. Старики же разсказывали Маклаю, что еще не такъ давно огонь былъ совсѣмъ имъ неизвѣстенъ, и они ѣли мясо сырымъ.
Деревни папуасовъ построены на сваяхъ, глубоко вколоченныхъ въ илистое дно бухтъ. Эти сваи поддерживаютъ помосты, сдѣланные изъ бревенъ, переплетенные ліанами и сглаженныхъ при помощи каменныхъ топоровъ. Посрединѣ помоста, надъ которымъ возвышается крыша изъ пальмовыхъ листьевъ, очагъ, а вокругъ дома идетъ небольшая галлерея, на которой обыкновенно играютъ маленькіе черномазые ребятишки, а взрослые удятъ рыбу. Отъ одного дома къ другому проложены жерди.
Большую изобрѣтательность проявляютъ папуасы въ постройкѣ судовъ. Нѣкоторыя изъ ихъ лодокъ имѣютъ до шести прямоугольныхъ, сдѣланныхъ изъ рогожи, парусовъ, поддерживаемыхъ двумя мачтами. На иныхъ лодкахъ парусъ натягиваютъ на двѣ мачты, составленныхъ рогаткой. Такая оснастка образуетъ какъ бы два заостренныхъ рога, и издали лодка становится похожею на какое то странное, огромное животное, двигающееся по морю. Лодки папуасовъ, сдѣланныя при помощи самыхъ первобытныхъ орудіи, не переворачиваются.
Часто папуасы устраиваютъ жилища на водѣ. Они связываютъ другъ съ другомъ двѣ, три и даже четыре лодки и устраиваютъ наверху маленькій шалашъ.
Жители острововъ Тихаго океана вообще хорошіе мореплаватели. Жизнь на островахъ, разсѣянныхъ по океану, волей неволей превращала ихъ въ мореплавателей и переселенцевъ. Островитяне не ведутъ замкнутой жизни, и между различными островами съ давнихъ временъ существуютъ постоянныя сношенія. Война и торговля бываютъ обыкновенно главными причинами того. Нерѣдко они предпринимаютъ цѣлыя путешествія въ нѣсколько сотъ миль, чтобы посѣтить сосѣдніе острова и добыть головы для украшенія своихъ общественныхъ домовъ или же для обмѣна товаровъ. Часто жители какого нибудь острова спасаются бѣгствомъ отъ нападенія своихъ сосѣдей и переселяются на другой островъ. Иногда къ такимъ переселеніямъ вынуждаетъ голодъ. Такимъ образомъ суда дикарей, еще раньше появленія европейскихъ кораблей въ Тихомъ океанѣ, разсѣкали его волны, и поэтому число совершенно необитаемыхъ острововъ въ этомъ океанѣ оказалось весьма незначительнымъ. Многіе изъ этихъ острововъ были посѣщаемы только отъ времени до времени, ради рыбной ловли или сбора кокосовыхъ орѣховъ, и на многихъ теперь необитаемыхъ островахъ европейцы нашли признаки прежней населенности.
Благодаря такимъ издревле установившимся сношеніямъ языкъ, обычаи, вѣрованія и легенды островитянъ представляютъ много сходства между собой. Вѣроятно островитяне имѣли также сношенія и со Старымъ Свѣтомъ, такъ какъ нѣкоторые обычаи и вѣрованія ихъ сходны съ обычаями и вѣрованіями народовъ, населяющихъ азіатскій материкъ, полуострова и острова. На основаніи различій и принято дѣлить всю Океанію на Полинезію, Меланезію и Микронезію. Населеніе Меланезіи отличается чернымъ цвѣтомъ кожи, полинезійцы же имѣютъ болѣе свѣтлую кожу.
Характеръ меланезійцевъ отличается отъ характера полинезійцевъ большою откровенностью, шумливостью, но въ тоже время и большею раздражительностью и склонностью пускать въ ходъ силу. Они очень хвастлибы и мстительны. Житель острововъ Фиджи до тѣхъ поръ не успокоится, пока не отмститъ за себя. Онъ ставитъ гдѣ нибудь на виду палку или кладетъ камень, для того, чтобы эти предметы постоянно напоминали ему о мести. Если кто либо изъ жителей отказывается отъ пищи или уклоняется отъ пляски, то это считается дурнымъ знакомъ для его враговъ. Пусть они берегутся! Измѣненіе прически также служитъ признакомъ, что фиджіецъ задумалъ мстить.
Съ появленіемъ европейцевъ жизнь туземцевъ, населяющихъ острова Тихаго океанаподверглась большимъ перемѣнамъ. Почти всѣ обитатели Полинезіи обращены теперь въ христіанство. Старые храмы опустѣли и разрушились, идолы повалены.
На многихъ островахъ, напр. въ Новой Зеландіи, на Гавайскомъ архипелагѣ красуются уже настоящіе европейскіе города тамъ, гдѣ лѣтъ 40—50 тому назадъ совершались человѣческія жертвоприношенія и происходили людоѣдскія торжества. Въ окрестностяхъ портоваго города Левука, на одномъ изъ острововъ Фиджи, можно до сихъ поръ видѣть остатки печей, въ которыхъ жарили человѣческіе трупы. Фиджійцы были особенно яростными людоѣдами, и людоѣдство даже составляло часть ихъ вѣрованій, на это указываютъ и названія ихъ боговъ. У нихъ былъ напримѣръ «богъ пожиратель человѣческихъ мозговъ» и «богъ избіенія». Фиджійцы увѣряли, что боги любятъ кровь, что было бы неуваженіемъ къ богамъ, если бы люди не проливали ее въ честь боговъ. Сопротивленіе жертвъ считалось оскорбленіемъ для боговъ, и многіе несчастные такъ были проникнуты этимъ убѣжденіемъ, что покорно ожидали своей ужасной участи. Миссіонеры разсказываютъ, что одна женщина, которая была предназначена для жертвоприношенія, но была ими спасена, бѣжала отъ нихъ ночью и добровольно отдалась въ. руки своимъ палачамъ, потому что боялась прогнѣвить боговъ. Трапезы изъ мяса человѣка или «большой свиньи», какъ называли человѣческую жертву, были священною церемоніей, и женщинамъ, какъ существамъ низшимъ, а также дѣтямъ не позволялось въ нихъ участвовать. При этомъ мужчины, всегда употреблявшіе; при ѣдѣ собственные пальцы, не имѣли права прикоснуться къ священному мясу, какимъ считалось, человѣческое мясо, иначе, какъ при помощи вилокъ, сдѣланныхъ изъ особеннаго дерева и сохраняемыхъ съ религіознымъ уваженіемъ. Точно также и печи, въ которыхъ жарились трупы людей, не могли служить ни для чего другого.
Самыя большія перемѣны произвело появленіе европейцевъ въ Новой Зеландіи, притомъ въ очень короткій промежутокъ времени, менѣе чѣмъ въ сто лѣтъ. Островитяне, найденные европейцами въ Новой Зеландіи, сравниваютъ теперь свою судьбу съ судьбою животныхъ и растеній этихъ острововъ. Они говорятъ европейцамъ: «Наша крыса съѣдена крысой изъ Европы, наши мухи улетаютъ отъ вашихъ, и мы сами будемъ замѣнены вами!» Между тѣмъ именно эти островитяне, принадлежащіе къ полинезійскому племени, были однимъ изъ самыхъ способныхъ народовъ, населяющихъ острова Тихаго океана. Маори — какъ они себя называютъ — переселились въ Новую Зеландію съ острововъ Самоа. Очевидно, какія нибудь важныя причины заставили маори покинуть прежнюю родину. Новая Зеландія имѣла уже свое темнокожее населеніе, и въ преданіяхъ маори говорится о какихъ то людяхъ, которые обитали въ ущельяхъ и неприступныхъ горахъ и были совершенно дики. Маори увѣряютъ, что остатки первобытнаго дикаго племени, населявшаго Новую Зеландію, сохранились и теперь, но они такъ прячутся, въ неприступныхъ ущельяхъ, что отыскать ихъ трудно. По словамъ маори они больше похожи на дикихъ звѣрей, нежели на людей, носятъ длинные волосы и длинные ногти, вродѣ когтей, которыми они раздираютъ, мясо животныхъ и ѣдятъ его сырымъ.
Первые маори жили привольно, такъ какъ страна была, не бѣдна рыбой и растеніями. Правда, въ ней не было крупныхъ млекопитающихъ, но за то водилась исполинская птица моа страусовой породы, которая доставляла имъ мясную пищу. Птица эта была огромной величины, одни ея ноги, какъ объ этомъ можно судить по находимымъ костямъ, имѣли въ вышину около двухъ аршинъ. Теперь она. истреблена совершенно, и только огромное количество ея костей и скорлупа яицъ указываетъ, что сравнительно-недавно моа водилась огромными стаями. Маори безпощадно истребляли этихъ птицъ, и когда онѣ исчезли, то, за отсутствіемъ въ Новой Зеландіи другихъ крупныхъ животныхъ, островитяне лишились мясной пищи, къ которой привыкли. Многіе путешественники думаютъ, что именно это было причиной появленія и развитія людоѣдства. Вызванное, можетъ быть, голодомъ, оно потомъ обратилось въ привычку. Кромѣ того съ увеличеніемъ народонаселенія между племенами маори стали возникать несогласія, споры и раздоры, отъ. которыхъ одинъ шагъ до войны. Война же, какъ, всѣмъ извѣстно, не дѣлаетъ человѣка лучше.
Для искорененія ужаснаго обычая нужно было позаботиться о томъ, чтобы маори могли имѣть мясную пищу, т. е. надо было привезти въ Новую Зеландіюживотныхъ, которые могли бы служить пищей человѣку. Первый объ этомъ позаботился Кукъ, знаменитый путешественникъ, посѣтившій три раза Новую Зеландію. Въ свое второе путешествіе Кукъ привезъ туда нѣсколько свиней, которыхъ пустилъ на волю. Теплый климатъ могъ содѣйствовать ихъ размноженію, но туземцы не дали имъ развестись.
Маори принадлежатъ къ числу самыхъ красивыхъ островитянъ Океаніи. Они высокаго роста, нѣкоторые изъ нихъ прямо великаны. Черты лица у нихъ правильные, взглядъ проницательный. Они носили плащи, искусно сплетенные изъ волоконъ новозеландскаго льна. Маори, вмѣсто нарядной одежды, татуировали свое тѣло. Они дѣлали по рисунку надрѣзы и наколы и втирали въ израненную кожу окрашивающій ѣдкій сокъ растеній. Операція эта очень мучительная, потому что татуированныя мѣста воспаляются, припухаютъ и сильно болятъ. Но черезъ 10—12 дней опухоль спадаетъ, и раны заживаютъ. Тогда молодой маори чувствуетъ себя вполнѣ вознагражденнымъ за мученія, такъ какъ кожа его покрылась, словно кружевомъ, мелкою сѣтью голубыхъ линій.
Маори долго боролись съ англичанами за независимость. Борьба эта продолжалась много лѣтъ, и было пролито много крови. Маори встрѣтили недоброжелательно и недовѣрчиво первыхъ европейцевъ, появившихся у береговъ Новой Зеландіи, но мало по малу между ними и европейцами завязались сношенія. У береговъ Новой Зеландіи стали появляться китоловныя суда, и началась мѣновая торговля. Мало этого: красота туземныхъ женщинъ такъ нравилась европейцамъ, что многіе матросы, женившись на дѣвушкахъ Маори, оставались навсегда жить въ колоніи. Это и были первые европейскіе колонисты въ Новой Зеландіи, къ которымъ вскорѣ присоединились разные искатели приключеній и преступники, бѣжавшіе изъ австралійскихъ колоній. Отъ этихъ испорченныхъ, безнравственныхъ и одичавшихъ людей нельзя было ожидать хорошаго вліянія на дикарей. Напротивъ, они подавали дикарямъ на каждомъ шагу дурные примѣры, да еще кромѣ того, гордясь своимъ европейскимъ происхожденіемъ, съ презрѣніемъ смотрѣли на маори и вредили имъ на каждомъ шагу. Однако маори къ удивленію довольно терпѣливо сносили сначала эти выходки бѣлыхъ, такъ какъ они все таки извлекали пользу отъ ихъ пребыванія. Особенно высоко они цѣнили огнестрѣльное оружіе, съ тѣхъ поръ какъ испытали его превосходство надъ своими палицами и топорами, и ничего не жалѣли, чтобы пріобрѣсти ружье, за которое платили иногда отъ 30 до 40 свиней и нѣсколько сотъ корзинъ съ какими нибудь плодами. Однако безчинства, которыя позволяли себѣ европейскіе капитаны судовъ и переселенцы возбудили противъ нихъ маори.
Между тѣмъ торговыя сношенія между европейцами и маори разростались. Европейцы привозили въ Новую Зеландію шерстяныя одѣяла, старыя ружья, порохъ, свинецъ, ножи, сабли, топоры, табакъ и т. п., а вывозили оттуда овощи, плоды, свинину, новозеландскій ленъ.
Маори, питавшіе особенное влеченіе къ путешествіямъ, стали ѣздить въ Австралію, нанимаясь на корабли матросами. Такъ поступали даже сыновья начальниковъ. Ни драгоцѣнностей, ни вещей, ни денегъ у нихъ не было, чтобы заплатить за переѣздъ, но желаніе видѣть чужія страны было сильно. Нечего дѣлать, приходилось мириться со своею судьбой и исполнятъ; на кораблѣ, въ качествѣ матросовъ, такую работу, на которую гордые маори никогда бы не согласились у себя дома. Однако капитаны часто нарушали условія и позволяли себѣ продѣлывать надъ беззащитными маори всякаго рода возмутительныя жестокости, просто ради забавы, не считая ихъ за людей.
До какой степени маори были любознательны и способны къ развитію доказываетъ, между прочимъ, примѣръ одного молодого начальника племени по имени Руа-Тара, пожелавшаго непремѣнно увидѣть Англію. Онъ нанялся матросомъ на китоловный корабль, но капитанъ самымъ вѣроломнымъ образомъ обманулъ его. Цѣлый годъ возилъ онъ его и заставлялъ работать, но Англіи Руа-Тара такъ и не увидѣлъ. Въ концѣ концовъ капитанъ объявилъ ему, что больше въ немъ не нуждается и за всю его службу втеченіи цѣлаго года не заплатилъ ему ни копѣйки.
Но Руа-Тара былъ человѣкъ, съ характеромъ и не хотѣлъ отказаться отъ своего плана. Онъ рѣшилъ предпринять путешествіе во второй разъ и послѣ разныхъ злоключеній и неудачъ наконецъ добрался до Лондона. Когда Руа-Тара сталъ просить капитана, чтобы онъ заплатилъ ему обѣщанное жалованье за продолжительную службу на кораблѣ, то капитанъ приказалъ своимъ матросамъ избить его и выбросить на набережную Темзы. Долго скитался несчастный Руа-Тара, одѣтый въ лохмотья, точно нищій. Когда онъ замышлялъ свою поѣздку въ Англію, то больше всего мечталъ о томъ, чтобы быть представленнымъ англійскому королю Георгу III. Но въ Лондонѣ ему не удалось добиться этого, онъ не видѣлъ короля даже мелькомъ. Измученный и больной онъ снова нанялся матросомъ на корабль, отходившій въ Сидней и поплылъ назадъ въ Австралію. Къ счастью для него онъ встрѣтился на пароходѣ съ миссіонеромъ Марсденомъ, который ѣхалъ въ Австралію. Марсденъ былъ очень хорошій человѣкъ и принялъ участіе въ бѣдномъ маори. Онъ взялъ его съ собою въ Сидней и поселилъ въ своемъ домѣ, гдѣ Руа-Тара прожилъ, пока не выздоровѣлъ. Тогда онъ захотѣлъ вернуться на родину и опять нанялся на одинъ англійскій корабль. Онъ снова напалъ на недобросовѣстнаго капитана, который не только не уплатилъ ему жалованья, но высадилъ его, вмѣсто Новой Зеландіи, на островъ Норфолькъ. Тамъ его нашелъ другой капитанъ, который и доставилъ его въ Сидней къ Марсдену. Марденъ сжалился надъ бѣднымъ Руа-Тарой и самъ позаботился о томъ, чтобы онъ былъ отвезенъ на родину.
Вернувшись къ своему племени, Руа-Тара началъ прежде всего вводить земледѣліе. Онъ привезъ съ собою изъ Сиднея сѣмена разныхъ растеній. Позвавъ друзей и начальниковъ другихъ племенъ, онъ показалъ имъ сѣмена и старался объяснить, что изъ этихъ сѣмянъ выростаетъ пшеница, изъ которой приготовляется хлѣбъ. Маори недовѣрчиво слушали его и только покачивали головами. Онъ роздалъ имъ сѣмена, и они посѣяли ихъ по его указанію.
Когда пшеница взошла и зазеленѣла, то маори пошли осматривать ее, отыскивая плодовъ. Они не хотѣли вѣрить, что сѣмена на концѣ стебля. Они думали, что, какъ у бататовъ, плоды слѣдуетъ искать въ землѣ, и поэтому начали выдергивать зеленые стебли. Ни зеренъ, ни клубней они не нашли и въ досадѣ повыдергали всю пшеницу и сожгли ее. Руа-Тара не трогалъ посѣянной имъ пшеницы; она выросла, выколосилась и поспѣла. Тогда онъ срѣзалъ пшеницу и вымолотилъ ее.
Марсденъ, не упускавшій изъ вида своего пріятеля, прислалъ ему въ подарокъ маленькую ручную мукомольную мельницу. Руа-Тара очень обрадовался ей и тотчасъ же, въ присутствіи своихъ соплеменниковъ, началъ молоть пшеницу. Когда маори увидѣли муку и пощупали ее руками, то принялись прыгать, скакать и громко визжали отъ радости. Руа-Тара при нихъ замѣсилъ тѣсто и спекъ первую лепешку въ Новой Зеландіи изъ новозеландской пшеницы. Это было въ началѣ прошлаго столѣтія, а теперь новозеландская пшеница, составляетъ уже одинъ изъ главныхъ предметовъ торговли колоніи.
Когда Марсденъ пріѣхалъ въ Новую Зеландію, то Руа-Тара съ гордостью показывалъ ему зеленѣющія поля. Онъ сообщилъ ему о своихъ грандіозныхъ планахъ. Пшеница такъ прекрасно родилась, что онъ мечталъ увеличить ея производство и посылать ее на продажу, а взамѣнъ получать разныя нужныя орудія, чай, сахаръ и все, въ чемъ нуждались его соплеменники. Онъ мечталъ даже построить городъ на европейскій ладъ, съ правильными прямыми улицами и домами, но увы! смертельная болѣзнь помѣшала ему привести свои планы въ исполненіе и сдѣлаться благодѣтелемъ своего племени. Онъ умеръ очень молодымъ, ему не было и 28 лѣтъ.
Руа-Тара былъ умный и добрый человѣкъ, искренно желавшій добра своему племени. Онъ много перенесъ несправедливостей отъ европейцевъ, но не помышлялъ о. мщеніи, а хотѣлъ какъ можно скорѣе передать своимъ соплеменникамъ тѣ полезныя знанія, которыя онъ пріобрѣлъ отъ европейцевъ. Совсѣмъ другимъ оказался его дядя Гонги, честолюбивый и воинственный начальникъ племени. На него знакомство съ европейскою цивилизаціей и видъ могущества и богатства Англіи имѣли совсѣмъ другое вліяніе, чѣмъ на Руа-Тара. Руа-Тара самъ, съ великимъ трудомъ, добрался до Лондона. Гонги же былъ отправленъ туда миссіонерами, которые надѣялись на то, что внѣшній блескъ англійской столицы и пріемъ короля произведутъ такое неизгладимое впечатлѣніе на этого воинственнаго начальника дикарей, что онъ сдѣлается союзникомъ англичанъ. Но всѣ ихъ разсчеты оказались ошибочными. Руа-Тара, мечтавшій о томъ, чтобы увидѣть англійскаго короля хоть мелькомъ, не видалъ его, а Гонги не только былъ принятъ королемъ, но даже получилъ отъ него множество подарковъ. Тѣмъ не менѣе, онъ остался недоволенъ, такъ какъ король не исполнилъ его просьбы и не снабдилъ его огнестрѣльнымъ оружіемъ и снарядами. Гонги мечталъ о томъ, чтобы прославиться, и когда узналъ исторію Наполеона, то задумалъ подражать ему и сдѣлаться новозеландскимъ Наполеономъ, т. е. покорить себѣ всѣ племена. Поэтому, возвращаясь изъ Англіи, онъ продалъ въ Сиднеѣ всѣ подарки короля и накупилъ на эти деньги всякаго оружія и военныхъ снарядовъ. Скоро миссіонерамъ пришлось убѣдиться, что тотъ, кого они считали своимъ приверженцемъ, превратился въ свирѣпаго и кровожаднаго людоѣда. Онъ собралъ войско и началъ свои завоеванія. Въ первой же битвѣ съ сосѣднимъ племенемъ онъ выказалъ свою жестокость. Предводитель племени былъ имъ убитъ собственноручно, и Гонги подскочилъ къ умирающему врагу, вырвалъ у него правый глазъ и проглотилъ его, а затѣмъ, въ припадкѣ кровожадности, воткнулъ ножъ ему въ затылокъ и, приложивъ губы къ ранѣ, началъ съ жадностью пить горячую кровь. Разсказываютъ, что послѣ этого сраженія, тутъ же на полѣ битвы, было съѣдено 1300 убитыхъ.
Шесть лѣтъ свирѣпствовалъ Гонги въ Новой Зеландіи, и со смертью его (онъ погибъ отъ раны, полученной въ одномъ сраженіи) кончился самый яростный періодъ людоѣдства. Такъ какъ маори чувствовали потребность мира, то настало благопріятное время для миссіонерской проповѣди. Раньше эта проповѣдь имѣла мало успѣха, отчасти по собственной винѣ миссіонеровъ. Одинъ англійскій живописецъ, посѣтившій въ своихъ разъѣздахъ по бѣлу свѣту Новую Зеландію, такъ описывалъ дѣятельность большинства миссіонеровъ: «Прежде всего они строятъ для себя большіе, удобные и крѣпкіе дома, окружаютъ ихъ рвами и палисадами на случай нападенія. Когда дома готовы и отлично меблированы, то они принимаются за свои сады и огороды. Когда все это приведено въ порядокъ, они вспоминаютъ о цѣли, ради которой отправились въ Новую Зеландію и начинаютъ проповѣдывать Слово Божіе, но, быть можетъ, проповѣдь ихъ шла бы успѣшнѣе, если бы они раньше попытались сойтись съ дикарями, научили бы ихъ, какъ лучше строить дома, обрабатывать поля, ковать желѣзо! Тогда бы они снискали дружбу и довѣріе дикарей, и тѣ охотнѣе слушали ихъ, считая ихъ своими друзьями»! Среди миссіонеровъ попадались и такіе, которые самоотверженно старались отвлечь дикарей отъ людоѣдства и внушить имъ нравственныя правила христіанъ, обучая ихъ въ тоже время разнымъ полезнымъ ремесламъ и занятіямъ. Но такихъ миссіонеровъ было немного, а поэтому проповѣдь христіанства плохо подвигалась.
Вскорѣ въ Англіи возникла «Новозеландская компанія» для образованія колоній въ Новой Зеландіи. Тогда то начались споры съ туземцами изъ за земли, которые въ концѣ концовъ привели къ кровавой борьбѣ за независимость, продолжавшейся цѣлыхъ двадцать лѣтъ. Маори не разъ одерживали побѣды надъ англійскими войсками, и эти побѣды, согласно древнему обычаю, сопровождались людоѣдствомъ.
Въ храбрости и настойчивости у маори не было недостатка. Когда англійскій генералъ Камеронъ осадилъ съ пятью тысячами войска одно укрѣпленіе и, узнавъ, что въ укрѣпленіи находится много женщинъ и дѣтей, предложилъ маори отпустить ихъ, обѣщая что не возьметъ ихъ въ плѣнъ и не сдѣлаетъ имъ ничего дурного, то маори отвѣчали: «Наши жены хотятъ съ нами сражаться и вмѣстѣ съ нами умереть, а нашимъ дѣтямъ лучше погибнуть, чѣмъ сдѣлаться рабами бѣлыхъ!» Сила была на сторонѣ англичанъ, и имъ съ неимовѣрными усиліями удалось подавить возстаніе маори. Многіе честные и хорошіе люди въ Англіи принимали сторону несчастныхъ туземцевъ и возмущались войной, говоря, что англичане сами виноваты, что они зачинщики и нападаютъ. «Честный англійскій солдатъ, говорили они, долженъ стыдиться такой войны!» Но такихъ справедливыхъ людей было мало, да и англичане зашли такъ далеко, что уже не могли остановиться.
Маори, увѣровавшіе въ христіанское ученіе, отказались отъ него, когда христіане начали отнимать у нихъ землю и вести съ ними несправедливую войну, унижая и раззоряя ихъ. Битвы пробудили ръ нихъ кровожадность и людоѣдскія привычки. Охваченные местью, маори вели неравную борьбу, а покоренные англичанами долго остались такимъ же гордымъ и независимымъ народомъ, какимъ были прежде. Надо отдать впрочемъ справедливость побѣдителямъ; они очень заботятся теперь о томъ, чтобы сохранить остатки первобытнаго населенія и стараются распространить образованіе среди маори. Дѣти маори также посѣщаютъ школы, какъ дѣти колонистовъ. Въ Новозеландскомъ парламентѣ, т. е въ собраніи выборныхъ представителей, которое управляетъ колоніей, также есть четыре маори, а въ выборахъ этихъ представителей участвуютъ не только мужчины маори, но даже женщины, которыя могутъ подавать голосъ за того, за кого хотятъ.
Кончились войны, и теперь наступила пора спокойнаго развитія страны. Города выростаютъ теперь какъ по мановеніи волшебнаго жезла, желѣзныя дороги проходятъ по тѣмъ мѣстамъ, гдѣ еще такъ недавно совершались людоѣдскія пиршества. Какъ то одинъ старый маорійскій вождь, путешествуя съ молодымъ маори, указалъ на одну мѣстность и замѣтилъ: «Вотъ тамъ, около этого дерева мы убили нѣкогда твоего отца и тутъ же зажарили его и съѣли». Молодой маори былъ тогда совсѣмъ крошечнымъ ребенкомъ; онъ не помнилъ своего отца, но старикъ, полакомившійся его мясомъ, спокойно вспоминалъ объ этомъ фактѣ, какъ о чемъ то вполнѣ естественномъ, хотя онъ уже давно сдѣлался христіаниномъ и пересталъ быть людоѣдомъ.
Теперь это кровавое прошлое кажется очень далекимъ. Европейцу, пріѣхавшему въ Новую Зеландію, съ трудомъ вѣрится, что происходило тутъ недавно. Въ настоящее время это самая передовая страна на свѣтѣ, и даже мы, европейцы, можемъ многому поучиться у бѣлыхъ новозеландскихъ жителей.
ГЛАВА V.
правитьНа развитіе отдѣльнаго человѣка, а также на цѣлыя племена оказываютъ вліяніе не только разнообразныя свойства и способности ихъ, но и окружающая природа. Дикарь вполнѣ зависитъ отъ природы. Чтобы освободиться хоть немного отъ ея власти, онъ долженъ обезпечить себѣ пропитаніе умѣлымъ трудомъ. Первымъ шагомъ на этомъ пути является занятіе скотоводствомъ и земледѣліемъ. Дикіе народы, сдѣлавшіе этотъ шагъ, уже находятся на пути къ достиженію высокой культуры, хотя отъ этого перваго шага до той высоты, которой достигли въ настоящее время культурные народы, лежитъ очень большое разстояніе.
Природа всегда или задерживала или поощряла развитіе народовъ. Народы, обитавшіе въ такихъ мѣстахъ, гдѣ заниматься земледѣліемъ и скотоводствомъ было трудно, напр. Австралія, въ сѣверныхъ полярныхъ странахъ и въ самыхъ сѣверныхъ и южныхъ частяхъ Америки, отстали въ культурѣ отъ другихъ народовъ, живущихъ въ болѣе счастливыхъ мѣстахъ. Дикія племена, обитающія въ этихъ негостепріимныхъ странахъ, поневолѣ вынуждены скитаться въ поискахъ пищи, а это вызываетъ у нихъ разрозненность, мѣшаюшую ихъ развитію. Только при общей жизни и взаимной помощи люди достигаютъ образованности, на которой находятся теперь многіе народы.
У всѣхъ дикарей есть много общаго: языкъ, вѣрованія, оружіе и орудія составляютъ общее имъ всѣмъ достояніе.
Зачатки письменности также встрѣчаются у всѣхъ дикихъ народовъ Они выражаются въ образномъ письмѣ или письмѣ знаками, т. е. люди могутъ посредствомъ рисунковъ выражать извѣстныя мысли. Эти знаки становятся понятными многимъ людямъ и составляютъ одинъ изъ важнѣйшихъ способовъ общенія между ними. Изъ этого образнаго письма, которое въ первоничальномъвидѣ встрѣчается только у дикарей, развился впослѣдствіи буквенный шрифтъ — алфавитъ. Съ помощью буквъ человѣку легче выражать свои мысли, сохранять и передавать ихъ изъ поколѣнія въ поколѣніе.
Въ душѣ каждаго человѣка живетъ глубокая потребность отыскивать причину каждаго событія или явленія природы. У дикарей эта потребность выражается тѣмъ, что они одушевляютъ всѣ явленія природы. Отсюда и вытекаетъ страхъ дикаря передъ призраками собственнаго воображенія, которыми онъ населяетъ весь міръ. Этотъ страхъ составляетъ его отличительную черту и властвуетъ надъ всѣми его дѣйствіями и стремленіями. Дикарь боится ночной темноты еще сильнѣе, чѣмъ ребенокъ. Одинъ путешественникъ говоритъ о суевѣріи жителей Верхняго Нила: «ночью туземцы изъ страха дикихъ звѣрей и боязни вреднаго вліянія луны не хотятъ идти впередъ. Но и днемъ, въ теченіе цѣлой половины года, они чувствуютъ себя нехорошо и стараются, по крайней мѣрѣ до нѣкоторой степени, оградить себя отъ постояннаго чувства страха тѣмъ, что общую всѣмъ вѣру въ несчастные дни распространяютъ до безсмысленности. У нихъ только три дня въ недѣлю считаются хорошими, остальные же — несчастные дни».
Знаменитый африканскій путешественникъ Ливингстонъ разсказываетъ, какой страхъ внушалъ онъ неграмъ, въ первый разъ увидѣвшимъ бѣлаго человѣка: «женщины сидятъ, притаившись позади стѣнъ, когда я подхожу къ нимъ, — говоритъ онъ, — и затѣмъ быстро скрываются въ дома. Когда же на улицѣ встрѣчается со мною маленькій ребенокъ, несознающій опасности, то поднимается ужасающій крикъ». Даже вещи, побывавшія въ рукахъ бѣлаго человѣка, пріобрѣтаютъ въ глазахъ дикарей волшебныя свойства.
Сравнивая себя съ могучими проявленіями силъ природы, дикарь сознаетъ свою безпомощность. Все, что кажется ему непонятнымъ, пугаетъ его; поэтому воображеніе его населило темный лѣсъ духами и окружило горы легендами. Буря, землетрясеніе, вулканическія изверженія производятъ на него глубочайшее впечатлѣніе. Отыскивая причины и виновниковъ этихъ явленій, дикарь приписываетъ ихъ дѣйствію разгнѣванныхъ или злыхъ духовъ. Благодѣтельныя солнечные лучи должны были вызывать чувства признательности у человѣка, въ особенности же у тѣхъ людей, которые живутъ въ умѣренномъ поясѣ или на сѣверѣ — поэтому и поклоненіе солнцу было широко распространено у народовъ, занимавшихся земледѣліемъ въ болѣе умѣренномъ климатѣ. Кромѣ солнца поклоняются огню, которому не даютъ угаснуть, и зажигаютъ съ извѣстными заклинаніями.
Къ погодѣ, которая также имѣетъ большое значеніе для земледѣльца, дикари относятся съ суевѣріемъ, У всѣхъ пастушескихъ и земледѣльческихъ народовъ имѣются свои заклинатели дождя и плодородія полей. Одушевляя всю окружающую природу, дикій человѣкъ постепенно началъ придумывать божества и наполнилъ весь міръ этими созданіями своей фантазіи. Вѣрованія состоятъ у нихъ исключительно въ страхѣ и поклоненіи духамъ, которыхъ можно задабривать, и волю которыхъ можно узнавать; оттого у дикарей имѣетъ такое значеніе всякое волшебство, предсказанія, заклинанія дождя и другія суевѣрія, особенно страхъ передъ смертью и передъ мертвыми. Повсюду дѣломъ шамановъ, знахарей и колдуновъ является отыскиваніе причинъ смерти и болѣзней и затѣмъ сношенія съ духами умершихъ, на которыхъ близкіе смотрятъ съ глубокимъ страхомъ. Напуганное воображеніе дикарей ищетъ духовъ въ разныхъ окружающихъ предметахъ, которымъ приписываются сверхъ-естественныя свойства. Такимъ образомъ возникаетъ вѣра въ фетишей и въ амулеты, распространенная у всѣхъ дикихъ народовъ. Шея и поясъ колдуна обвѣшены всевозможными предметами, которымъ приписывается волшебная сила, камешками странной формы, рогами и зубами животныхъ. По странной случайности первый большой алмазъ на мысѣ Доброй Надежды былъ найденъ въ кожаной сумкѣ на шеѣ у одного кафрскаго колдуна. Почитаніе камней широко распространено среди дикарей, но обыкновенно они поклоняются большимъ глыбамъ. Нѣкоторые дикари носятъ на себѣ цѣлый грузъ этихъ священныхъ предметовъ, которые должны ограждать ихъ отъ различныхъ напастей или помогать исполненію ихъ желаній.
Дикарь, питается дарами природы, но все таки онъ долженъ потрудиться, чтобы добыть себѣ пищу. Для этого онъ изобрѣтаетъ ловушки для мелкой и крупной дичи, оружіе для охоты или орудія для рыбной ловли. Многое онъ находитъ готовымъ, выкапывая съѣдобныя коренья при помощи заостренной палки или собирая плоды, растущіе на деревьяхъ и кустахъ. По мѣрѣ того, какъ число людей увеличивается, требуется больше пищи, и дикари поневолѣ должны изыскивать новыя средства для поддержанія или улучшенія своей жизни. Многому дикарь научается отъ животныхъ. Нѣкоторые дикари ищутъ только тѣхъ корней и клубней, которыя употребляютъ въ пищу обезьяны, способы охоты они также заимствуютъ у животныхъ. Первыми изобрѣтателями какого нибудь способа или орудія были люди, одаренные особенною наблюдательностью и умомъ. Изобрѣтеніе способа добывать огонь треніемъ было умственнымъ подвигомъ, не менѣе великимъ, чѣмъ изобрѣтеніе паровой машины. Изобрѣтатель лука или гарпуна также былъ геніемъ. Природа возбуждала умъ человѣка къ дѣятельности, и у нѣкоторыхъ болѣе одаренныхъ людей это выражалось въ изобрѣтеніяхъ, которыя облегчали дикарю добываніе или сохраненіе пищи, или же улучшали его жизнь.
Когда людей стало еще больше, наступала тѣснота и голодъ. Люди научились собирать запасы, а затѣмъ у нихъ явилась мысль заставить природу принести болѣе обильные плоды, и люди попробовали сѣять. Это было великимъ открытіемъ въ жизни дикаря, положившимъ начало земледѣлію и осѣдлости.
Прирученіе животныхъ, скотоводство, развилось постепенно у охотничьихъ племенъ. Охотники нерѣдко захватываютъ животныхъ живыми, особенно маленькихъ. А такія животныя иногда легко приручаются и становятся полезными людямъ. Такъ, напримѣръ, у дикихъ, не имѣющихъ понятій ни о скотоводствѣ, ни о земледѣліи, собака постоянный спутникъ. Вообще человѣкъ легко дружитъ съ животными, и эта дружба даже въ настоящее время связываетъ пастуха съ его стадомъ.
Первая хижина, выстроенная дикаремъ для защиты отъ непогоды, послужила началомъ строительнаго искусства, точно также какъ и стремленіе къ украшенію своего тѣла и потребность защитить его отъ непогоды въ болѣе суровомъ климатѣ, положили начало одеждѣ. Одежда и украшенія дикарей зависятъ отъ того, какой матеріалъ доставляетъ ему природа. Въ тропической Бразиліи, напримѣръ, растетъ «рубашечное дерево», обладающее необыкновенно гибкою и легко снимающеюся корой. Индѣйцы раздѣляютъ его стволъ на куски, длиною отъ 4 до 5 футовъ, начисто снимаютъ кору, размягчаютъ ее и выколачиваютъ до мягка, прорѣзываютъ два отверстія для рукъ и головы, и рубашка готова. У дикихъ народовъ никто не остается безъ украшенія, и ради этого украшенія они претерпѣваютъ иногда немалыя страданія, напр., когда дикарь подвергаетъ татуировкѣ свое тѣло. Татуировка служитъ у нихъ племенными и семейными знаками отличія, обозначеніемъ побѣдоносныхъ походовъ и вступленіемъ въ возрастъ возмужалости. Такое же значеніе имѣютъ различныя уродованія зубовъ и искусственные рубцы на лбу и на щекахъ, которые нѣкоторые дикари дѣлаютъ себѣ исключительно ради украшенія. Одни племена раскрашиваютъ свое тѣло, другіе татуируютъ его, а третьи главное вниманіе обращаютъ на прическу. Употребленіе древесной коры для одежды было распространено почти во всѣхъ тропическихъ странахъ. Обитатели тропиковъ отличаются скудостью одежды въ сравненіи съ обитателями холодныхъ странъ.
Изъ этихъ начатковъ развились съ теченіемъ времени искусства и ремесла. Семья явилась основаніемъ государства. Потребность взаимнаго сближенія для защиты своихъ интересовъ, своей собственности, сдѣлала то, что люди составляли общество, члены котораго обязаны были подчиняться старѣйшему или сильнѣйшему и соблюдать установленные правила или законы. Это и есть начало государства.
Знакомясь съ жизнью народовъ, которые называются дикими, и культура которыхъ находится еще въ самомъ зачаточномъ состояніи, мы научимся лучше судить о нихъ, какъ о людяхъ. Мы открываемъ въ нихъ человѣческія свойства и видимъ, что они далеко не похожи на звѣрей, какъ думали въ прежнія времена. Среди культурныхъ европейцевъ иногда встрѣчаются люди, которые ближе къ звѣрямъ, нежели дикари;, между тѣмъ какъ у дикарей мы находимъ порою такія нравственныя качества, которыя сдѣлали бы честь любому изъ насъ.
- ↑ Арійцами называется народъ, потомки котораго населяли, за весьма незначительными исключеніями, всю западную Азію и Европу. Ученые полагаютъ, что большая часть европейскихъ языковъ происходитъ отъ одного общаго первобытнаго языка — арійскаго.