В № 1 Бюллетеня Заграничного Комитета Бунда (сентябрь 1916 г.) напечатана пространная статья Л. Мартова «Опасность упростительства» в защиту известной кавказской поездки депутата Чхеидзе. Статья, наряду с некоторыми фактическими сообщениями и дополнениями, содержит в себе приуроченную к случаю философию политического действия. Нас интересуют, однако, преимущественно фактические элементы статьи.
Мартов сообщает прежде всего об участии союза русского народа в кавказских погромах на почве дороговизны. Об этом телеграфировал депутату Чхеидзе городской голова Сухума. По словам кавказской марксистской газеты, сухумская полиция, арестовав главу громившей толпы, Карпа Педанова, нашла у него при обыске подписанный В. Пуришкевичем документ, рекомендующий Педанова, как лицо «способное руководить толпой и вести в массах агитацию». На борьбу с этой агитацией и выступил кавказский социал-демократический депутат[1].
«В каком же духе при этом выступал т. Чхеидзе, — продолжает Мартов, — можно судить по тому, что, по словам агентских телеграмм петербургских газет, он „говорил о политическом положении России“, а по словам кавказского с.-д. органа („Ахали Квали“) „не оставил ни одной причины дороговизны неосвещенной“; на просьбу же тифлисских буржуа принять участие в народном собрании, созванном городской думой, ответил „предупреждением[“], что не намерен ограничивать себя в изложении причин создавшегося положения».
Опираясь на эти данные, Мартов не только не согласен признать, что кавказское турнэ Чхеидзе выступает в «плачевном до последней степени виде», но, наоборот, считает, что Чхеидзе безукоризненно выполнил свой социалистический долг. Если же его поездка жестоко критиковалась в социалистической печати, то это между прочим потому, что критики пользовались отчетом «Кавказского Слова», руководимого известным черносотенцем Тимошкиным, и представили читателям «совершенно ложную картину» выступлений депутата Чхеидзе. Насколько ложной является эта картина, позаимствованная радикальными «упростителями» у черносотенной газеты, видно в частности из того, что выступавший рядом с Чхеидзе полковник оказывается отставным офицером Микеладзе, «известным в своем уезде радикальным общественным деятелем», а поп — священником Хундадзе, «привлекавшимся в 1905 году к ответственности за участие в с.-д. движении».
Этими данными исчерпывается первая, фактическая часть статьи. Можно не сомневаться, что статья эта показалась очень убедительной тем читателям, которые были убеждены заранее.
Начать с источника — «Кавказского Слова». Состоит ли руководителем его Тимошкин до сих пор, мы не знаем. Возможно, что и так. Но дело-то в том, что отчет «Кавказского Слова» есть перевод из грузинской марксистской газеты. Мартов об этом молчит, хотя он прекрасно знает, что это так, ибо в самом «Кавказском Слове» есть прямая ссылка на грузинскую с.-д. газету, и ссылка эта обошла значительную часть русской прессы. Выходит, что Мартов знает, что делает, когда умалчивает о действительном источнике «черносотенного» отчета.
Но, может быть, «Кавказское Слово» дало ложный перевод? Тогда так и нужно было бы говорить. Но поразительно, что сам Чхеидзе — достаточно заинтересованное лицо! — нигде не выступал с опровержением этого отчета, перепечатанного значительной частью «левой» прессы (в том числе и самарским меньшевистским «Голосом», № 1), — так что русские рабочие узнали о поездке Чхеидзе именно то, что, на основании марксистской газеты, сообщил черносотенец Тимошкин.
Самое поразительное, казалось бы, состоит, однако, в том, что черносотенный орган обнаружил столь исключительную симпатию к выступлениям Чхеидзе, дав место в высшей степени хвалебному отчету о красноречии Чхеидзе, его юморе, убедительности, влиянии на массу и пр. Если т. Мартов старательно подчеркивает, что «упростители» опираются на Тимошкина, почему же он не задумывается над вопросом о том, зачем Тимошкину понадобилось хвалить и рекламировать Чхеидзе? Уж не для того ли, чтоб дать пищу «упростителям»? Или, может быть, потому, что Чхеидзе выполнил работу, пришедшуюся по душе хозяевам Тимошкина?
Но Чхеидзе—об этом даже агентские телеграммы сообщают— «говорил о политическом положении России». Но Чхеидзе-— смотрите! — заявил тифлисским буржуа, что «не намерен ограничивать себя в изложении причин создавшегося положения». Ни агентские телеграммы, ни Мартов не сообщают нам, к сожалению, что именно говорил Чхеидзе о политическом положении России. Но мы охотно допускаем, что он говорил много хорошего. Никто же не думает, что Чхеидзе говорил свои речи по шпаргалке Тимошкина, — иначе ни сухумским ни тифлисским буржуа не было бы никакой необходимости выписывать социал- демократического депутата для успокоительного воздействия на массы. Но неизвестная ни нам ни Мартову речь Чхеидзе была произнесена им в обоснование единогласно [2] принятой резолюции. Об этой же последней нам известно — не от Тимошкина, а из марксистского первоисточника — во — первых, что она порицала разгром лавок (сие конечно правильно) и рекомендовала устройство кооперативов и вообще «самодеятельность» против дороговизны, и, во-вторых, что резолюция встретила полное одобрение г. губернатора, который рекомендовал приставам не чинить никаких препятствий к дальнейшему устройству собраний депутатом Чхеидзе. Достаточно одного этого факта, чтоб разрушить всю мозаику Мартова. К сожалению, этот последний, столь обстоятельный на счет «примыкавшего» священника и «радикального» в своем уезде отставного полковника, совершенно молчит о губернаторе. Или, может быть, сей губернатор тоже к чему-нибудь примыкал? Или, может быть, он… отставной? Нет, не похоже: ибо отдает распоряжения полиции не мешать депутату Чхеидзе выяснять голодающим массам «политическое положение России», сохраняя при этом в резерве вещественные аргументы, на случай, если невещественные доводы левого депутата не окажут ожидаемого действия. Мы видим, что Мартов особенно красноречив в тех случаях, когда он о чем-нибудь умалчивает.
В этом отношении наш автор похож, впрочем, на депутата Чхеидзе, который очень хорошо (см. «Кавк. Слово») говорил о «политическом положении», но еще красноречивее умолчал в рассчитанной на единогласие резолюции о тех элементарнейших лозунгах, которые только и могли оправдать его выступление. Ибо — тут Мартов согласится с нами — если бы Чхеидзе не припрятал своих лозунгов, то не было бы ни губернаторского поощрения, ни тимошкинского отчета, ни агентских телеграмм, вообще всей этой демонстрации «священного единения». А к этому-то ведь и сводится вопрос!
Все те банальности насчет «стихийности» и «сознательности», которые Мартов многословно преподносит по этому поводу с мало мотивированным видом превосходства, должны несомненно встретить полное одобрение редакции «Бюллетеня». Но они не могут скрыть от критического читателя того факта, что Чхеидзе выполнял в своей поездке чужую работу и не вносил в стихийность первейших элементов социалистической сознательности. И именно по тем самым причинам, по которым так довольны поведением Чхеидзе губернатор, тифлисские буржуа, Тимошкин, официальное агентство, уездные радикалы в рясе (и… цюрихские комментаторы?), — мы, с своей стороны, считаем эту поездку скандальным политическим фактом.
