Еще о драгоценных откровениях г. фон Бокка (Аксаков)/ДО

Еще о драгоценных откровениях г. фон Бокка
авторъ Иван Сергеевич Аксаков
Опубл.: 1868. Источникъ: az.lib.ru

Сочиненія И. С. Аксакова.

Прибалтійскій Вопросъ. Внутреннія дѣла Россіи. Статьи изъ «Дня», «Москвы» и «Руси». Введеніе къ украинскимъ ярмаркамъ. 1860—1886. Томъ шестой

Москва. Типографія М. Г. Волчанинова (бывшая М. Н. Лаврова и Ко.) 1887

Еще о драгоцѣнныхъ откровеніяхъ г. фонъ Бокка.

править
"Москва", 13-го сентября 1868 г.

«Несмотря на то, что Россія въ своихъ польскихъ и литовскихъ владѣніяхъ принялась за дѣло еще съ большею страстью чѣмъ въ остзейскихъ провинціяхъ, въ ея рукахъ опытъ обрусѣнія оборачивается въ процессъ онемѣченія»[1].

Такъ говоритъ, торжествуя, знаменитый боецъ нѣмецкой національности въ русскомъ Балтійскомъ поморьѣ, бывшій вице-президентъ лифляндскаго гофгерихта, императорской россійской службы статскій совѣтникъ и разныхъ орденовъ кавалеръ, г Вильгельмъ фонъ-Боккъ. «Поляковъ (въ Сѣверозападномъ краѣ) вытѣснили — продолжаетъ онъ, — но такъ какъ ожидаемаго прилива чистой русской крови на рынокъ литовскихъ имѣній не оказалось (?), то были вынуждены (?!) прибѣгнуть къ смѣлой фикціи, будто въ указѣ о продажѣ имѣній, подъ категоріею лицъ русскаго происхожденія, подразумѣвались и Нѣмцы, уроженцы Остзейскаго края» {**) Wesentliche Verschiedenheit der Bedeutuug etc. gleichnamiger Factore des цffentlichen Lebens, etc. etc. etc. von W. v. Bock. Berlin. 1868. S. 37.}. Дѣйствительно смѣлая фикція — поясняетъ г. Самаринъ: предоставивъ право, на извѣстныхъ условіяхъ, пріобрѣтать имѣнія въ Западномъ краѣ исключительно лицамъ русскаго происхожденія, наше правительство вслѣдъ за симъ пояснило, что подъ этимъ выраженіемъ слѣдуетъ подразумѣвать и уроженцевъ нѣмецкой балтійской колоніи, т. е., по выраженію издателя «Русскихъ Окраинъ», «лицъ оффиціально называющихъ себя Нѣмцами!..» Нѣтъ сомнѣнія, что высшее правительство къ такому широкому истолкованію указа побуждалось чувствомъ деликатности и великодушія, — желаніемъ избѣжать всего, что могло бы обидѣть и огорчить щекотливую честь «вѣрнаго и преданнаго балтійскаго рыцарства» (die loyale Ritterschaft), — показать полное ему довѣріе… И вотъ, въ благодарность русскому правительству за такія великодушныя уступки, рыцарство надъ нимъ же смѣется! Въ то время, какъ всякое замѣчаніе русской печати по поводу такого страннаго расширенія категоріи «Русскихъ по происхожденію, признавалось со стороны цензурнаго вѣдомства неприличнымъ и для вѣрноподданническихъ чувствъ балтійскаго уроженца оскорбительнымъ, — балтійскіе рыцари издѣвались надъ оказываемымъ имъ почетомъ, надъ производимымъ въ ихъ пользу насиліемъ истины, и во всеуслышаніе Германіи объявляли въ Берлинѣ слѣдующее: „ожидать отъ насъ, чтобъ мы, оставаясь Нѣмцами, въ то же время были душою и сердцемъ Русскими (Russes de coeur et d'âme, какъ выразился покойный Государь) — все равно что требовать, чтобы квадратъ, не измѣняясь въ своей формѣ, сдѣлался треугольникомъ!“[2]. Все это, конечно, не помѣшало балтійскимъ дворянамъ воспользоваться предлагаемыми выгодами и накупить имѣній дешевою цѣной и на льготныхъ условіяхъ. Мы нарочно привели собственное свидѣтельство балтійскихъ Нѣмцевъ о томъ, что обрусѣніе Литовскаго края въ ихъ рукахъ становится процессомъ германизаціи. Все то, что мы писали въ „Москвѣ“ о предстоящемъ обращеніи Ковенской губерніи въ Kowenland, — что мы сообщали какъ предположеніе, основанное на извѣстіяхъ о подвигахъ одного изъ предводителей дворянства, графа К., — все это нашло себѣ неожиданное для насъ подтвержденіе въ хвастливомъ сознаніи одного изъ самыхъ видныхъ представителей балтійскаго рыцарства! Какъ неблаговолительно смотрѣли тогда изъ Петербурга на такія выходки московской печати, возбуждающія якобы „вражду одной части народонаселенія противъ другой!“ Любопытно бы знать, какъ посмотрятъ на нихъ въ настоящее время, послѣ драгоцѣнныхъ откровеній г. фонъ-Бокка? а также — какую участь испытаетъ теперь, уже выработанный, какъ мы слышали, курляндскими дворянами, проектъ о причисленіи Шавельскаго уѣзда къ Курляндской губерніи?… Обмѣнять Поляковъ на Нѣмцевъ въ Сѣверозападномъ краѣ, и именно въ Ковенской губерніи — не все ли это равно, что по пословицѣ, промѣнять кукушку на ястреба?

Какъ ни казалось въ прошломъ году газетѣ министерства внутреннихъ дѣлъ „произвольнымъ и оскорбительнымъ“ встрѣчавшееся въ русскихъ журналахъ сравненіе дѣлъ 3ападнаго края съ дѣлами Прибалтійскихъ губерній, — но это сравненіе находитъ себѣ полное оправданіе въ фактахъ собранныхъ въ книгѣ г. Самарина. Впрочемъ и прежде, до обнародованія этихъ данныхъ, не трудно было, безъ всякаго особеннаго дара дальновидности, прозрѣть аналогію польскаго и нѣмецкаго дѣла. Какъ въ сѣверозападныхъ губерніяхъ Поляки, такъ и въ Балтійскомъ поморьѣ Нѣмцы — пришельцы и не принадлежатъ къ туземной національности края; какъ тамъ, такъ и здѣсь Нѣмцы и Поляки — господа въ краѣ, въ которомъ представляютъ значительное меньшинство, — послѣдніе одинъ десятый процентъ, а первые всего 8 %, мѣстнаго народонаселенія. Какъ тамъ, такъ и здѣсь въ рукахъ Поляковъ и Нѣмцевъ сосредоточена поземельная собственность, соціальныя привилегіи и всѣ средства давленія на непольскія и ненѣмецкія массы народа. Какъ тамъ, такъ и здѣсь господствуетъ у Поляковъ и Нѣмцевъ, у каждаго въ своемъ краѣ, стремленіе поглотить національность мѣстнаго населенія своею, чуждою ему, національностью, т. е. стремленія въ Сѣверозападномъ краѣ — ополячить Русскихъ и Литовцевъ, а въ балтійскихъ губерніяхъ — онѣмечить Латышей и Эстовъ. Какъ тамъ, такъ и здѣсь способы претворить туземную народность въ польскую и нѣмецкую — употребляются почти одинаковые: религія, школа, соблазны житейскихъ выгодъ, угрозы, Василія, гоненія, униженія… Какъ тамъ, такъ и здѣсь — высшіе классы, составленные изъ людей чуждой краю національности, т. е. изъ Поляковъ и изъ Нѣмцевъ, — заслоняли, а въ Балтійскомъ поморьѣ продолжаютъ заслонять и теперь, массы сельскаго населенія отъ верховной русской власти. Какъ тамъ, такъ и здѣсь въ этихъ массахъ угнетеннаго сельскаго населенія — глубоко вкоренена національная вражда къ своимъ къ польскимъ панамъ и къ нѣмецкимъ рыцарямъ, — живетъ искреннее влеченіе къ Россіи, искренняя вѣра въ Русскаго царя… Достаточно было одного этого сходства въ условіяхъ положенія той и другой мѣстности для того, чтобы русское общественное мнѣніе, значительно прозрѣвшее послѣ польскаго мятежа, — не „произвольно“, какъ говоритъ „Сѣверная Почта“, а по необходимости, — усмотрѣло готовящуюся Россіи опасность и на Балтійской окраинѣ. Что же касается до оскорбительности для Нѣмцевъ такого сравненія и сближенія съ Поляками, пусть на это отвѣчаетъ слѣдующая выписка изъ книги г. Самарина:

„По поводу балтійской агитаціи за границею, я не могу не обратить вниманія на тѣсный союзъ, заключенный между пропагандою нѣмецкою и пропагандою польскою. Въ Пруссіи, познанскіе Поляки, кажется, первые подняли голосъ за мнимо угнетенныхъ Балтійцевъ и продолжаютъ въ своихъ газетахъ оплакивать заранѣе горькую участь, ожидающую лютеранство и нѣмецкую національность. Въ свою очередь, въ отплату, за эту добрую услугу, балтійскіе публицисты указываютъ Европѣ на угнетеніе латинскаго духовенства и негодуютъ на насильственное введеніе въ Западномъ краѣ русскаго языка. Разверните любую заграничную брошюру балтійскаго издѣлія — и вы найдете въ ней всѣ знакомые вамъ мотивы польскаго изобрѣтенія; вы узнаете, напримѣръ, что Русскіе вовсе не Славяне, а выродившіеся Монголы, или Ту ранцы; что еслибы Русскія интриги не мѣшали дворянству, то крестьяне въ балтійскихъ губерніяхъ давно бы были облагодѣтельствованы своими помѣщиками и сдѣлались бы собственниками, что латинству и протестантству давно бы пора отложить всякія междоусобныя распри и. опознавъ себя взаимно какъ одно цѣлое, именно какъ западное христіанство (das abendländische Christenthum), объявить войну восточному христіанству (т. е. православію) и Москалю — этому исконному и непримиримому общему ихъ врагу (gegen den Erz- und Erbfeind, den Moscowiter)“[3].

Но, возразятъ можетъ-быть въ Петербургѣ: вольно же ссылаться все на фонъ-Бокка и фонъ-Бокка! Въ семьѣ не безъ урода, — фанатизмъ одного или двухъ выродковъ изъ балтійскихъ дворянъ не можетъ оправдывать огульнаго осужденія всему благородному и вѣрному балтійскому рыцарству… Замѣтимъ на это, вопервыхъ, что не одинъ г. фонъ-Боккъ, а и Егоръ фонъ-Сиверсъ, и Юліубъ Экартъ, и множество другихъ писателей раскрываютъ печатно за границей тайны балтійскихъ нѣмецкихъ тенденцій. Эти писанія составляютъ цѣлую литературу, которой первенствующимъ корифеемъ долженъ бить призванъ г. фонъ-Боккъ, какъ по своему личному усердію, такъ и по своему общественному положенію въ краѣ. Не говоримъ уже о цѣломъ потокѣ корреспонденцій изъ Риги, Митавы, Ревеля и прочихъ балтійскихъ мѣстностей, неистощимо наводняющемъ германскіе періодическіе листки. Вовторыхъ: ни сочиненіи Бокка и Ко, ни эти корреспонденція, не вызвали, со стороны мѣстной балтійской прессы или отъ кого-либо изъ балтійскихъ рыцарей, ни единаго опроверженія, ниже какого-либо, хотя бы слабаго, выраженія негодованія. Въ томъ-то и дѣло, что оппозиція Россіи на Балтійской окраинѣ не можетъ бытъ отнесена только къ личной винѣ того или другаго сына „лифляндской отчизны“, а является общимъ совокупнымъ дѣйствіемъ всей нѣмецкой колоніи, въ которомъ личности исчезаютъ. Это неопровержимо доказывается всею исторіей нашего управленія краемъ и раскрыто г. Самаринымъ во всѣхъ подробностяхъ… Однакожъ, — возразятъ опять въ Петербургѣ, — если и есть какая-либо внѣшняя аналогія въ положеніи Сѣверозападнаго края и Балтійскаго поморья, то не только нѣтъ аналогіи, но я ни малѣйшаго сходства между легальнымъ, мирнымъ проявленіемъ любви къ своей народности Нѣмцевъ и мятежнымъ образомъ дѣйствія польской шляхты. Конечно, отвѣчаетъ г. Самаринъ, въ Балтійскомъ краѣ мы не увидимъ ни религіозныхъ процессій съ революціонными эмблемами, — не услышимъ ни пѣнія возмутительныхъ гимновъ, ни одного даже выстрѣла: „тамошніе дворяне никогда не пойдутъ до лясу (гдѣ бы ихъ всѣхъ перехватали Латыши) и ужъ конечно никогда не подумаютъ подкупать народъ къ возстанію отмѣною повинностей и даровыми надѣлами (за это ручается мудрая разсчетливость тамошнихъ помѣщиковъ и общій характеръ всѣхъ сочиненныхъ ими крестьянскихъ положеній)“. Но воображая себѣ мятежъ не иначе, „какъ въ типическомъ образѣ шляхтича съ закрученными усами и откидными рукавами, мы какъ будто ужъ забыли про закулисныя пружины и общіе пріемы политической интриги, которыми иногда дѣйствительно подготовляются революціонные взрывы, а иногда совершенно иными средствами, втихомолку, безъ всякаго нарушенія благочинія, безъ выстрѣловъ, безъ набата и шитыхъ знаменъ преобразуется духъ цѣлой страны… Медленно и незамѣтно ослабляются узы, скрѣплявшія область съ государствомъ, осторожно и тихо подпиливаются сваи, на которыхъ опиралась верховная власть; потомъ заблаговременно предусмотрѣнный ударъ извнѣ довершаетъ эту работу и самые слѣды ея исчезаютъ въ общей катастрофѣ“…

Пріемы политической интриги, общіе нѣмецкой колонія и польской шляхтѣ, сводятся, по мнѣнію издателя „Русскихъ Окраинъ“, при всемъ ихъ разнообразіи, къ четыремъ главнымъ: пропагандѣ въ деревняхъ, пропагандѣ въ министерствахъ и столичныхъ гостиныхъ, подрыву личныхъ репутацій и наконецъ журнальной агитаціи за границей. Вотъ что говоритъ г. Самаринъ о первомъ пріемѣ:

„Обыкновенно, начинаютъ съ пропаганды въ деревняхъ. Цѣль ея — отвлечь отъ правительства и отъ. господствующей народности довѣріе и сочувствіе массъ. Для этого не требуется ни особеннаго краснорѣчія, ни правдоподобія вымысловъ, ни убѣдительности доводовъ, — дѣло сподручно всякому; во необходимо, чтобы за него брались многіе, единовременно, на разныхъ пунктахъ, я долбили бы постоянно по одному мѣсту, пуская въ ходъ всякаго рода небылицы, приспособленныя къ понятіямъ простонародья, перетолковывая въ дурную сторону распоряженія власти, благоразумно умалчивая о дѣйствіяхъ ея явно благопріятныхъ для большинства, наконецъ, — это самое эффектное средство — выискивая, даже создавая поводы обносить народъ передъ правительствомъ и наводить на деревни военныя экзекуціи, хотя бы-маскированныя простою перемѣною въ дислокаціи войскъ (какъ это теперь дѣлается въ балтійскихъ губерніяхъ). Этого рода пропаганда дѣйствуетъ конечно медленно, но вѣрно, и хороша тѣмъ, что высмотрѣть ее изъ Петербурга довольно трудно“…

Въ подтвержденіе своихъ словъ, г. Самаринъ приводитъ нѣсколько поразительныхъ примѣровъ такой эксплуатаціи простонароднаго невѣжества нѣмецкими помѣщиками и пасторами — въ пользу нѣмецкой справы и во вредъ Россіи къ потрясенію въ массахъ упованія и надеждъ на русскую власть. Самыя мелкія обстоятельства идутъ здѣсь въ дѣло. Близко незнакомому съ процессомъ образованія народныхъ понятій, — справедливо замѣчаетъ г. Самаринъ, — каждый фактъ, взятый отдѣльно, можетъ показаться случайнымъ и ничтожнымъ; значеніе и силу пріобрѣтаетъ онъ только въ массѣ другихъ фактовъ совершенно однородныхъ и безпрестанно повторяющихся. Въ этомъ отношеніи изданіе г. Самарина представляется чрезвычайно поучительнымъ для русской администраціи: она можетъ видѣть изъ него — какой осторожности требуютъ, въ отношеніяхъ къ краю, каждое ея выраженіе, каждое дѣйствіе; какъ необходимо ей имѣть постоянно въ виду тѣ темныя массы безправнаго народа, для которыхъ всякое слово власти звучитъ „приказомъ“, или „запрещеніемъ“, отражается какъ рѣшительное наклоненіе въ ту или другую сторону. Такъ, напримѣръ, всѣ правительственныя мѣры въ томъ краѣ, направленныя къ облегченію смѣшанныхъ браковъ православныхъ съ лютеранами, были поняты народомъ какъ положительное покровительство и даже предпочтеніе, оказанное верховною властью лютеранству. Да и трудно было ему понять иначе: православному священнику воспрещается требовать отъ вступающаго въ бракъ православнаго лица предварительнаго исполненія обряда исповѣди и причастія и вызывать его къ себѣ для надлежащаго увѣщанія; между тѣмъ лютеранскіе пасторы, съ своей стороны, никогда не вѣнчаютъ небывшихъ на конфирмаціи и всегда вызываютъ къ себѣ своихъ прихожанъ, намѣренныхъ вступить въ бракъ съ православными, для увѣщанія и отклоненія отъ такихъ браковъ… На это, конечно, не замедлили пасторы обратить вниманіе крестьянъ-Латышей: „вы видите, — говорятъ они, — что Русскій Царь гораздо благосклоннѣе къ намъ и къ нашей вѣрѣ, чѣмъ къ русскимъ попамъ и русской вѣрѣ: попамъ онъ строго запрещаетъ удерживать своихъ отъ браковъ съ нашими, а намъ онъ не мѣшаетъ оберегать своихъ отъ браковъ съ Русскими…“ Повторяемъ: все идетъ въ дѣло, все годно балтійскому Нѣмцу для извращенія понятій Латыша о Россіи. Въ этой „просвѣщенной“ странѣ наставники и попечители латышскаго народа, представители германской культуры, издаютъ или издавали недавно духовную газету на латышскомъ языкѣ: „Другъ Народа“ (разумѣется, съ одобреніемъ мѣстной цензуры), и вотъ малый обращикъ, въ какомъ духѣ печатаются эти пасторскія назиданія:

„Если чортъ станетъ когда-нибудь искать себѣ пристанища на сушѣ, то, ей-богу, нельзя отрекомендовать ему мѣста болѣе приличнаго и удобнаго какъ Русскую землю…“[4].

Все это, скажутъ, мелочи, бредни, о которыхъ и разсказывать не стоитъ. Такъ, но эти бредни, говоритъ г. Самаринъ, „мало-по-малу дѣлаютъ свое дѣло. Капля за каплей, падая въ одно мѣсто, долбитъ камень. Когда-нибудь онъ намъ понадобится, этотъ камень, его же дущіе, и только тогда мы замѣтимъ, къ немалому своему удивленію, что онъ треснулъ во всю длину…“ Затѣмъ, приводя свидѣтельство самого г. фонъ-Бокка, основанное на статистическихъ данныхъ, что еще недавно крестьяне настоятельно требовали обученія русскому языку, а теперь стали къ нему охладѣвать и стараются преобразиться въ Нѣмцевъ, г. Самаринъ прибавляетъ: „Это значитъ, что прежде они тянули къ Россіи, а теперь тянутъ къ Германіи. Въ какихъ-нибудь двадцать лѣтъ, совершился въ ихъ настроеніи рѣшительный переворотъ! Спрашивается: сдѣлалось ли это случайно, такъ, само собою, безъ чьего-либо старанія, или эта нынѣ громко заявляемая побѣда мѣстнаго германизма надъ Россіею была плодомъ той неуловимой пропаганды, о которой ничего не звали и не знаютъ наши генералъ-губернаторы?…“

Не останавливаясь на документахъ приводимыхъ г. Самаринымъ въ подтвержденіе его словъ о систематической клеветѣ на народъ и о военныхъ экзекуціяхъ, какъ о средствѣ застращиванія крестьянъ грозою русской власти, перейдемъ къ словамъ г. Самарина — о второмъ пріемѣ интриги: о пропагандѣ въ министерствахъ, въ высшихъ русскихъ правительственныхъ сферахъ и гостиныхъ:

„Второй пріемъ, пропаганда въ высшихъ правительственныхъ сферахъ, употребляется для предупрежденія или обезсиленія всякаго противодѣйствія со стороны мѣстъ и лицъ, отъ которыхъ можно ожидать его, для устраненія серьезнаго обсужденія представляемыхъ проектовъ, для испрошенія разрѣшеній на всякаго рода ходатайства экстра-легальнымъ путемъ, вообще для образованія въ центрѣ правительства какого-нибудь, по возможности, изолированнаго и независимаго учрежденія (статсъ-секретаріата или комитета), въ которомъ бы сосредоточивались всѣ дѣла извѣстной области, и въ которомъ бы засѣдали, разумѣется, только люди безгласные, или такіе какіе нужны. Достаточно указать на Комитетъ по дѣламъ Остзейскимъ, въ теперешнемъ его составѣ и при теперешнемъ, установившемся въ немъ, порядкѣ производства законодательныхъ дѣлъ. Этотъ Комитетъ составляетъ какъ бы маленькое укрѣпленіе in partibus Russorum, выстроенное въ самомъ центрѣ высшаго правительства, и въ стѣнахъ котораго балтійская интеллигенція нашла себѣ неприступный операціонный базисъ и вѣрное убѣжище отъ всякихъ нападеній извнѣ[5]. Услуги, въ этомъ отношеніи оказанныя ей Остзейскимъ Комитетомъ (дѣйствующимъ иногда въ расширенномъ, а иногда въ сокращенномъ составѣ), до сихъ поръ еще не были оцѣнены по достоинству. Благодаря ему, для законодательныхъ дѣлъ Балтійскаго края установился какой то совершенно особенный, домашній порядокъ производства и разрѣшенія. Этимъ только обстоятельствомъ и можно объяснить себѣ… что, напримѣръ, цѣлыя уложенія о крестьянахъ, минуя Государственный Совѣтъ, восходили на высочайшее утвержденіе и вводились въ дѣйствіе въ видѣ опыта, на срокъ болѣе или менѣе продолжительный. При этомъ обыкновенно заявлялось, что не стоитъ очень строго разсматривать постановленія, которымъ сами составители придавали значеніе опытовъ, и о достоинствѣ которыхъ предстояло еще впереди имѣть окончательное сужденіе; а между тѣмъ, этими постановленіями, вводившимися въ видѣ опытовъ, разрѣшалось помѣщикамъ отрѣзывать участки отъ крестьянскихъ земель безповоротно и безвозвратно. Государственный Совѣтъ, или Главный Комитетъ но дѣламъ крестьянъ, пожалуй, призадумался бы подвергать цѣлый народъ такого рода опытамъ; но на то именно и нуженъ спеціальный Остзейскій Комитетъ, чтобы разрѣшать все, что подвертывается ему изъ Риги…“

Что же касается до пропаганды въ гостиныхъ» до этой Salonsmission, какъ выражается г. фонъ-Боккъ, то она, во свидѣтельству самихъ Нѣмцевъ, отлично дѣлаетъ свое дѣло.

«Здѣсь, на этой легкой, воспріимчивой почвѣ, — говоритъ г. Самаринъ, — опытными рунами разбрасываются сѣмена сомнѣній въ правотѣ самыхъ законныхъ требованій правительства и опорочиваются употребляемыя имъ средства. Запавшее сомнѣніе скоро порождаетъ ложный стыдъ, потомъ раскаяніе, а эти чувства располагаютъ къ уступкамъ — въ видахъ искупленія мнимыхъ несправедливостей…. Мы склонили головы предъ обличеніями, повѣряли всѣмъ небылицамъ, которыми заѣзжіе бароны (и паны) раздражали наше воображеніе, и повинились во всемъ — въ подговорахъ къ вѣроотступничеству, въ нагломъ нарушеніи всевозможныхъ правъ и договоровъ и т. д. и т. д…» "Такого рода миссіонеры, остзейскіе и польскіе, замѣчаетъ въ другомъ мѣстѣ издатель «Окраинъ Россіи», «никогда не переводятся въ тѣхъ же кругахъ; и теперь, какъ и тогда, наше высшее общество слушаетъ ихъ развѣся уши, не подозрѣвая даже, какое безконечное презрѣніе она внушаетъ имъ своею ребяческою довѣренностью, а еще болѣе легкостью, съ которою оно выдаетъ имъ головою все свое (т. с- русское) и всѣхъ своихъ»!

Третьимъ орудіемъ — клеветою и политическимъ доносомъ, по словамъ г. Самарина, die loyale Haitische Ritterschaft, владѣетъ также беззастѣнчиво, какъ и польская справа. Документальныя, фактическія доказательства, приведенныя г., Самаринымъ, не оставляютъ въ томъ никакого сомнѣнія. Въ смѣлости клеветы Нѣмцы не уступаютъ Полякамъ. Не дальше какъ въ прошломъ году вице-президентъ лифляндскаго гофгерихта напечаталъ въ Берлинѣ, для свѣдѣнія Германіи и Европы, что архіепископъ Платонъ и бывшій управляющій палатою государственныхъ имуществъ, Шафрановъ, "пытались въ самое послѣднее время терроризировать нѣмецкихъ помѣщиковъ посредствомъ краснаго пѣтуха и произвели рядъ тенденціозныхъ церковно-политическихъ поджоговъ[6]. Кромѣ явной клеветы и доноса, въ большомъ употребленіи и нашептыванье, для котораго, говоритъ г. Самаринъ, существуетъ спеціальный терминъ, часто встрѣчающійся въ конфиденціальныхъ перепискахъ агентовъ балтійскихъ сословій съ ихъ довѣрителями — Privat-Insimiationen: этотъ способъ могущественнѣе всякаго прямаго доноса…

Что же касается до четвертаго пріема политической интриги — до журнальной агитаціи за границей, то этотъ пріемъ не нуждается ни въ описаніи, ни въ доказательствахъ. Десятки иностранныхъ газетъ, ежедневно привозимыхъ намъ почтою ежедневно убѣждаютъ насъ въ томъ, что эта агитація организована систематически, постоянно ростетъ и ширится. Не можемъ не привести замѣчательныхъ строкъ Ю. Ѳ. Самарина по этому поводу. Авось-либо русское правительство я русское общество призадумаются надъ ними:

«Газетная агитація свое дѣло сдѣлала: она успѣла убѣдить Германію въ томъ, вопервыхъ, что на нашемъ Балтійскомъ поморьѣ частью совершаются, частью готовятся какія-то вопіющія беззаконія; вовторыхъ, что дѣйствія нашего правительства оскорбительны для Германіи, и втретьихъ, что, по своему историческому призванію, она имѣетъ поводъ вступиться въ дѣло: это первый моментъ. За этимъ, обыкновенно, слѣдуютъ запросы, предлагаемые въ представительныхъ собраніяхъ, вожаками крайнихъ партій, людьми отчаянными. Такихъ запросовъ было уже нѣсколько: это второй моментъ. Прусское министерство разъ уже на нихъ отвѣчало и отклонило отъ сеоя всякое вмѣшательство; вѣроятно, отклонитъ въ другой и въ третій разъ; но запросы будутъ продолжаться. Наконецъ (таковъ обыкновенный ходъ дѣла), правительство дружески къ намъ расположенной державы обратится въ Петербургъ съ ласковою просьбою сообщить ему что-нибудь, въ формѣ если не завѣренія, то хоть бы объяененія, чѣмъ бы оно могло унять у себя докучливую оппозицію и зажать ей ротъ. Я не говорю, чтобъ это могло случиться теперь, когда Пруссіи угрожаетъ ежеминутно разрывъ съ Фракціею; но утверждаю, что общественное мнѣніе Германіи настроено и подготовлено къ такого рода запросу для переду. Такъ какъ мы дѣйствительно ничего такого не замышляемъ и не творимъ, въ чемъ бы не могли громогласно сознаться, то почему бы и не успокоить нашихъ добрыхъ сосѣдей? Но, разумѣется, мы этимъ никого не удовлетворимъ, а вызовемъ опять-таки дружескій совѣть поступить такъ-то, или не дѣлать того-то, во имя спокойствія Европы и ради поддержанія тѣснаго союза съ державою, желающею намъ всякаго добра…. Только бы завязался разговоръ или обмѣнъ мыслей о Балтійскомъ краѣ, атакъ мы быстро скользнемъ по отлогому, къ несчастію, очень намъ знакомому скату, и какъ разъ очутимся на скамьѣ подсудимыхъ, предъ трибуналомъ Европы!…»

Читатели конечно не посѣтуютъ на насъ за такія обильныя выписки; мы увѣрены, что они, напротивъ, благодарны намъ за такую услугу. Мы сочли себя обязанными хотя нѣсколько ознакомить ихъ съ этимъ замѣчательнымъ, благороднымъ трудомъ, къ которому и правительство и русское общество должны отнестись не иначе, какъ съ величайшею признательностью и уваженіемъ, — и въ то же время съ краскою стыда на лицѣ — при мысли, что такой подвигъ, такое служеніе отечеству, такое исполненіе своего гражданскаго долга относительно Россіи — можетъ совершаться свободно лишь внѣ предѣловъ Россіи, при помощи заграничныхъ типографскихъ станковъ!…

Заключимъ на сей разъ наши выписки изъ книги г. Самарина слѣдующими многознаменательными его словами:

«Повторяю: политическая агитація, опознанная нами въ грубѣйшей ея формѣ уличнаго скандала и мятежа, имѣетъ въ своемъ распоряженіи много другихъ средствъ, не менѣе, если не болѣе дѣйствительныхъ, но къ которымъ мы, къ сожалѣнію, какъ будто не успѣли еще приглядѣться. Иной разъ, можно даже подумать, что мы преднамѣренно игнорируемъ ихъ, забывая, что если иногда цѣлыя полосы земли проваливаются мгновенно въ море отъ волканическихъ сотрясеній, то еще чаще случается, что море незамѣтно заливаетъ неукрѣпленный берегъ и шагъ за шагомъ отвоевываетъ его».



  1. Sein Russificirungsvetsuch ihm unter den Randen in den Genuanisationsproeess umschlägt.
  2. Livl. Beiträge. В. II. S. 118 и 119.
  3. Wesentliche Verschiedenheit etc. Berlin, 1868. S. 1, 10, 30. Livl. Beit, von W. о. Bock. В. I. L. 1. S. 10, 110 etc. etc.
  4. Lelweesehu Dravgs. стр. 27, л. 7. 1841 г. См. „Окраины Россіи“ выпускъ 2-й. „Записки Православнаго Латыша“.
  5. Если не ошибаемся, жалованье дѣлопроизводителю этого комитета полагается изъ суммъ балтійскаго дворянства.
  6. Livl. Beitr. I. S. 17—24.