Недавно Г. Профессоръ Арндтъ выдалъ книгу подъ именемъ: Реинъ рѣка, a не граница Германіи (Der Rhein, Deutschland’s strom; aber nieht deutshland’s grenze), въ которомъ онъ утверждаетъ между прочимъ, что есть одна только естественная граница, a именно языкъ. Богѣ положилъ различіе языковъ, чтобы не было на землѣ великаго, празднаго и ничтожнаго стада невольниковъ. Признаюсь, что сіе громкое объясненіе Божіихъ намѣреній для меня непонятно[1].
Различные языки, продолжаетъ сочинитель, постановляютъ естественныя границы земель и народовъ.
Естьли языки полагаютъ ограды, то сіи ограды всегда могутъ передвигаться. Самъ авторъ предвидѣлъ затрудненіе; ибо доказывая, что наши границы за триста лѣтъ передъ симъ назначены были по его правилу, онъ обращаетъ вдругъ мысли на Богемію и Моравію, и признается, что нѣсколько милліоновъ Славянъ принадлежали къ Германіи. Какимъ же образомъ соглашаетъ онъ этотъ случай съ правиломъ своимъ? Онъ думаетъ, что ихъ надлежало присоединить къ ней по тому, что Нѣмецкая земля отвсюду ихъ окружала, и что они остались одною чуждою отраслью отъ общаго корня народовъ прошедшихъ столѣтій. Но по сему положенію природная граница зависитъ отъ воли щастливаго завоевателя, a такая граница не есть природная.
Когда Римляне повелѣвали всѣмъ извѣстнымъ скотомъ, и распространили языкъ свой до самыхъ отдаленнѣйшихъ предѣловъ земли, то они могли бы, какъ завоеватели, сказать: всѣ эти земли предназначены намъ въ подданство самою Природою; ибо на послѣднихъ границахъ земли говорятъ языкомъ нашимъ, и тѣ страны, гдѣ языкъ нашъ не въ употребленіи, должны намъ повиноваться, какъ страны, отвсюду окруженныя Римскими владѣніями. Это заключеніе не можетъ не имѣть одобренія г. Профессора Арндта; ибо онъ самъ говоритъ: лежащія земли вдоль береговъ Балтійскаго моря по тому принадлежали Германіи во всей силѣ истиннаго права, что храбрые Нѣмецкіе рыцари завоевали ихъ за триста лѣтъ передъ симъ и ввели въ нихъ Нѣмецкій уставъ, обычаи и языкъ.
И такъ естьли бы Наполеонъ завоевалъ всю Германію, и ввелъ въ ней, какъ было явно его намѣреніе, Французскій государственный уставъ, обычаи и языкъ, то слѣдственно Французы имѣли бы черезъ триста лѣтъ право сказать: Нѣмецкая земля должна принадлежать Франціи, ибо она лежитъ внутри ея природныхъ границъ. Изъ того слѣдуетъ, что всякое неправое дѣло можетъ черезъ триста лѣтъ времени обратиться въ правое; а такое слѣдствіе не очень хорошо. Сочинитель можетъ судить, что Французы имѣютъ случаи воспользоваться симъ правиломъ не къ пользѣ нашей, a къ нашему вреду.
Ненавистное право завоеванія не имѣетъ ничего общаго съ тѣмъ паукомъ, который, какъ разсказываютъ, будучи запертъ въ коробочкѣ, черезъ нѣсколько столѣтій перераждается въ алмазъ.
Г. Профессоръ самъ вооружается противъ страсти къ завоеваніямъ, которая, по его словамъ, нарушаетъ порядокъ Природы и все несвойственное приводитъ въ смѣшеніе и въ потрясеніе; a между тѣмъ упоминаетъ съ великимъ усердіемъ о тѣхъ Нѣмецкихъ храбрыхъ рыцаряхъ, которые завоевали берега Балтійскаго моря; но правда, самымъ постыднымъ образомъ. Не имѣли ли тогда права Прусаки, Эстляндцы и другіе воскликнуть къ нимъ: вы нарушаете порядокъ Природы! вы приводите все въ смѣшеніе и въ потрясеніе!
Правда, можетъ многимъ показаться, что авторъ имѣетъ самъ маленькую склонность къ завоеваніямъ, и не льзя не радоваться, что онъ не имѣетъ подъ своимъ начальствомъ 300,000 воиновъ. Тогда онъ могъ бы возходить по исторіи далѣе Цезаря и можетъ быть отъискать Нѣмецкій языкъ, или по крайней мѣрѣ нѣкоторыя его нарѣчія въ предѣлахъ самой Персіи, которая имѣетъ, какъ извѣстно, много чистыхъ Нѣмецкихъ словъ въ своемъ языкѣ.
Мы, бѣдные смертные, которые едва прочитали нѣсколько страницъ изъ великой книги общей Исторіи свѣта, можемъ ли судить, на столькихъ языкахъ говорено было во всей Германіи до нынѣшняго времени? Сколько слѣдственно разъ естественныя границы перемѣщались? Но граница, въ самомъ дѣлѣ естественная, должна быть неизмѣнна; ибо сочинитель весьма ошибается, естьли онѣ думаетъ, что можно нарушать порядокъ природы, Богомъ предназначенный.
Естьли же языкъ не опредѣляетъ истинной границы природной, естьли горы, моря и рѣки полагаютъ также предѣлы весьма несовершенные, то какія же естественныя границы имѣютъ народы? Совсѣмъ никакихъ.
О слонѣ можно сказать: онъ живетъ только въ теплыхъ странахъ, и о Лапландскомъ оленѣ: онъ разводится только въ Лапландіи; о хлѣбномъ деревѣ можно сказать: оно растетъ только на островахъ Южнаго Океана; о виноградѣ: онъ вызрѣваетъ только въ умѣренныхъ климатахъ: слѣдственно звѣри и растенія имѣютъ природныя границы свои; а человѣкъ не имѣетъ ихъ. Послѣдній отличается отъ всѣхъ другихъ тварей способностію жить во всѣхъ поясахъ земли; онъ отличается и тѣмъ, что, хотя бы на скатѣ горы Тимборасо не произрастало ни малѣйшаго моху, Гумбольтъ дерзаетъ восходить еще выше и далѣе. Человѣкъ живетъ на всѣхъ долготахъ и широтахъ, на вершинѣ утесовъ и на днѣ болотъ, даже подъ самою землею въ золотыхъ рудникахъ Потозскихъ и въ соляныхъ рудникахъ Вилицкихъ; и гдѣ онъ живетъ, тамъ онъ размножается; a гдѣ размножается, тамъ обнимаетъ всѣ окрестности; вытѣсняетъ сосѣдей, или съ ними мѣшается; сообщаетъ имъ языкъ свой, или отъ нихъ языкъ заимствуетъ. Гдѣжъ естественная граница? — Съ такимъ же основательнымъ правомъ можно бы было утверждать, что на парникѣ, засѣянномѣ бобами, бобы составляютъ естественныя границы сего парника. Но садовникѣ смѣется надъ опредѣленіемъ, перекапываетъ землю, и садитъ можетъ капусту.
Нѣкогда море, и на всякой случай пустыня Сагарская, могли служить природной границей; но съ того времени, какъ изобрѣтено судоходство и какъ переходятъ караваны изъ мѣста въ мѣсто, и эта граница изчезла. Люди не могутъ быть покойны безъ того, чтобы не распространиться повсюду, гдѣ есть только возможность чѣмъ нибудь завладѣть, или что нибудь себѣ присвоить; ибо Гельвецій говоритъ дѣло, что властолюбіе есть наслѣдственный грѣхъ людей. Безъ сомнѣнія, въ одномъ эта страсть сильнѣе, a въ другомъ слабѣе; но горе, когда сія неизцѣлимая болѣзнь на тронѣ! Тогда люди доживаютъ до того, до чего мы къ нещастію дожили. Тогда границы смѣшиваются, подобно разрѣзаннымъ картамъ Географическимъ, которыми дѣти играютъ.
Благодаря Небо, рѣдки тѣ случаи, въ которые на тронъ попадаетъ жаднѣйішй изъ всѣхъ ко власти и къ пріобрѣтенію.
Но что дѣлать, когда онъ сидитъ на престолѣ? ничего другаго, какъ только его свергнуть, или когда нѣтъ возможности, подставить шею подъ яремъ съ терпѣніемъ. Нѣтъ другаго средняго пути. Побѣдить врага мира и покоя? Одинъ разъ, два раза, три раза, можно; но онъ возвращается въ четвертый разъ. Я всегда смѣялся и смѣюсь, когда говорятъ о мирѣ съ Наполеономъ. Кто полагаетъ возможнымъ заключить съ нимъ вѣрный миръ, тотъ можетъ быть очень честнымъ человѣкомъ; но тотъ не знаетъ людей. Что можетъ ручаться за прочность такого мира? Естественныя границы Профессора Арндта? Онъ уважаетъ ихъ также мало, какъ хвалимые Г. Профессоромъ Нѣмецкіе рыцари мало уважали берега Балтійскаго моря, ими завоеванные. Его обѣщанія? Онѣ намъ извѣстны. Крѣпости? Онѣ не обезпечиваютъ въ нынѣшнее время границъ земель и городовъ, однимъ словомъ, естьли не вырвутъ дерева съ корнемъ, то я не буду искать другаго отечества, какъ стращаетъ насъ Профессоръ Арндтъ; но вѣрно не куплю себѣ имѣнія на берегу Рейна[2].
- ↑ Отъ того и мы сдѣлали ошибку, объявленную въ 7 книжкѣ Вѣстника, принявъ слово langue (въ извѣстіи о сей книгѣ, переведенномъ нами изъ Conservateur) въ другомъ совсѣмъ значеніи. Просимъ нашихъ читателей извинить заблужденіе, въ которое насъ ввело недостаточное понятіе о всѣхъ возможныхъ теоріяхъ смѣлаго ума человѣческаго! Но можетъ быть замѣчанія Нѣмецкаго критика на эту книгу оправдаютъ нашу вину и наши сомнѣнія.
- ↑ Читатели наши вспомнятъ, что мы приводили уже сіи мысли въ нашей цредъидуищей книжкѣ, по случаю мирнаго конгресса Мы взяли ихъ изъ этой самой критики Г. Коцебу на книгу Профессора Арндта.