Естественная история животных (Дараган)/ДО

Естественная история животных
авторъ Анна Михайловна Дараган

Опубл.: 1849. Источникъ: az.lib.ru

Это произведение было опубликовано до 7 ноября 1917 года (по новому стилю) на территории Российской империи (Российской республики), за исключением территорий Великого княжества Финляндского и Царства Польского, и не было опубликовано на территории Советской России или других государств в течение 30 дней после даты первого опубликования.

Поскольку Российская Федерация (Советская Россия, РСФСР), несмотря на историческую преемственность, юридически не является полным правопреемником Российской империи, а сама Российская империя не являлась страной-участницей Бернской конвенции об охране литературных и художественных произведений, то согласно статье 5 конвенции это произведение не имеет страны происхождения.

Исключительное право на это произведение не действует на территории Российской Федерации, поскольку это произведение не удовлетворяет положениям статьи 1256 Гражданского кодекса Российской Федерации о территории обнародования, о гражданстве автора и об обязательствах по международным договорам.

Это произведение находится также в общественном достоянии в США (public domain), поскольку оно было опубликовано до 1 января 1929 года.

ЕСТЕСТВЕННАЯ ИСТОРІЯ ЖИВОТНЫХЪ,

РАЗСКАЗАННАЯ ДЛЯ ДѢТЕЙ. СОСТАВИЛА АННА ДАРАГАНЪ. изд. В. ИСАКОВА. САНКТПЕТЕРБУРГЪ

1849.

ОГЛАВЛЕНІЕ (Статьи, означенныя звѣздочкой (*), объяснены картинками.) ВСТУПЛЕНІЕ.

Что надо знать, чтобы съ пользою прочитать естественную исторію животныхъ

О естественной исторіи вообще

О естественной исторіи животныхъ

Звѣздчатка

Гидры

Коралловый стволъ

Различіе между тѣлами живыми и неживыми (органическими и неорганическими)

Различіе между растѣніемъ и животнымъ

Питаніе

Чувствительность и движеніе

Разнообразіе животныхъ

Большая или меньшая степень ихъ совершенства

Молукскій ракъ

Рѣчной ракъ

Челюсти рака

Постепенность перехода отъ одного рода животныхъ къ другому —

Аксолотль. *

Лепидоспренъ. *

Превращенія лягушки

Головастикъ. **

Остальныя превращенія лягушки. ***

Лѣстница животныхъ

Классификація животныхъ

Польза классификаціи

1-ое Отд. Позвоночныя животныя

Позвонокъ. *

Позвоночный столбъ. *

Скелетъ кангуру. *

1-й классъ. Животныя млекопитающія —

1й разр. Двурукія

Человѣческіе зубы *

2й — Четырерукія

3й — Хищныя

Зубы плотояднаго

4й — Грызуны--

Нижняя челюсть и зубы кролика*

Зубы плодояднаго*

5й — Беззубыя

Голова муравьѣда.*

Голова насѣкомояднаго

6й — Сумчатки

7й — Толстокожія

Зубы травояднаго*

Кости ноги лошади. *

Голова кабана.*

8й — Жвачныя

Нога оленя. *

9й разр. Рыбообразныя

Голова кита и китовый усъ *

Важность отличительныхъ признаковъ

Коренной зубъ льва *

2й классъ. Птицы

Скелетъ страуса *

1й разр. Хищныя

2й — Воробьи

3 и — Лазуны

4й — Куры

5й — Бѣгуны

6 и — Долгоногія

7-й — Плавуны

3й классъ. Пресмыкающіяся

1й разр. Черепахи

2й — Ящерицы

3й — Змѣи

Голова крокодила *

Дыханіе въ водѣ

4и классъ. Гады

5й классъ. Рыбы

2-е Отд. Кольчатыя животныя

Нервная система насѣкомаго*

Сколопендра *

Раздѣленіе кольчатыхъ животныхъ на суставчатыхъ и червей

Превращенія кольчатыхъ животныхъ

Лернея *

Циклопъ *

Зародышъ лернеи *

Зародышъ циклопа *

1й классъ. Насѣкомыя

Агріонъ *

Бетилъ *

2й — Тысяченожки

Юлъ *

3й — Пауки

Домашный паукъ *

4й — Черепокожныя34

Тельфіозъ *

5й — Кольцовыя

Неренда *

Піявка *

6й — Спинножаберныя и коловратки

Ротиферъ *

7й — Внутренностныя

Лингатула *

Тенія

3 е Отд. Мягкотѣлыя животныя

Болотка *

1й классъ. Головоногія

Пульпа или осьминогъ *

2й — Крылоногія

Гіалея *

3й — Чревоногія

Ципрея или перламутръ *

4й — Безголовыя

Раковина Тридакны *

5й — Мѣшковыя

6й — Моховидныя

4-е Отд. Животворастенія

1-й классъ. Колючекожія

Голотурія *

2-й — Безкожія

Медуза *

Ризостомъ*

3й — Полипы--

Полипнякъ изъ роду коріофилій *

Коралловый полипъ *

4й — Инфузоріи*

5й — Губки

Губка *

Таблица классификаціи животныхъ

ЕСТЕСТВЕННАЯ ИСТОРІЯ ЖИВОТНЫХЪ. ОТДѢЛЕНІЕ ЖИВОТНЫХЪ ПОЗВОНОЧНЫХЪ. КЛАССЪ ПЕРВЫЙ. МЛЕКОПИТАЮЩІЯ.

РАЗРЯДЪ ДВУРУКИХЪ

Человѣкъ

РАЗРЯДЪ ЧЕТЫРЕРУКИХЪ

Семейство: Человѣкоподобныя

Орангъ Утангъ *

Кимпезей *

Семейство: Обезьяны

Мона

Павіанъ

Синещекій павіанъ *

Папіонъ

Семейство: Хвосторукія

Рыжій ревунъ *

Семейство: Полуобезьяны

Лемуръ-кошка *

РАЗРЯДЪ ХИЩНЫХЪ

Семейство: рукокрылыя

Обыкновенный нетопырь

Уши летучихъ мышей *

Вампиръ *

Семейство: Насѣкомоядныя

Ежъ *

Землеройка *

Кротъ *

Семейство: Плотоядныя

Бурый медвѣдь *

Бѣлый медвѣдь *

Енотъ *

Барсукъ *

Россомаха сѣверная *

Хорекъ обыкновенный *

Хорекъ африканскій *

Горностай *

Куница

Вонючка американская *

Выдра рѣчная *

Выдра морская или камчатскій бобръ

Собака

— Сибирская *

— Сентъ Бернардская *

— лягавая *

Волкъ *

Шакалъ или чакалка

Лисица *

Песецъ

Виверра цибетовая

Ихневмонъ или Фараонова мышь —

Гіена полосатая *

Левъ *

Львица *

Тигръ *

Кугуаръ или Пума *

Барсъ*

Гепардъ

Леопардъ *

Рысь *

Дикая кошка *

Домашняя кошка *

Земноводныя

Обыкновенный тюлень или нерпа

Сивучъ или морской левъ *

Морской котикъ *

Ракоѣдъ *

Моржъ **

РАЗРЯДЪ: ГРЫЗУНЫ

Бѣлка обыкн. или векша *

Полетуша *

Сурокъ Альпійскій *

Байбакъ

Хомякъ обыкн. *

Мышь

Крыса

Пеструшка *

Домоводка или луговая мышь *

Полевая мышь *

Водяная крыса *

Бобръ *

Дикобразъ хохлатый *

Заяцъ

Кроликъ

Пищуха, чекушка или сѣноставецъ

Шиншилла

Заморская свинка *

Тушканчикъ *

РАЗРЯДЪ: БЕЗЗУБЫЯ

Лѣнивецъ или ай *

Броненосецъ *

Ящеръ *

Муравьѣдъ *

Утконосъ *

РАЗРЯДЪ: СУМЧАТКИ

Кангуру *

РАЗРЯДЪ: ТОЛСТОКОЖІЯ

Слонъ *

Ископаемыя животныя *

Мамонтъ *

Мастодонтъ *

Динотеріумъ *

Палеотеріумъ **

Аноплотеріумъ **

Олень великанъ *

Мегатеріумъ

Милодонтъ *

Ископаемыя птицы *

Ихноозауросъ *

Плезіозауросъ *

Мегалозауросъ

Птеродактиль *

Гидрархосъ *

Бегемотъ двустихійный или рѣчная лошадь *

Кабанъ

Домашняя свинья

Африканская свинья *

Бабирусса *

Носорогъ индѣйскій *

Носорогъ африканскій

Тапиръ *

Лошадь *

Джигетай или куланъ *

Зебр *

Оселъ*

Мулъ *

РАЗРЯДЪ: ДВУКОПЫТНЫЯ или ЖВАЧНЫЯ

Устройство желудка жвачнаго *

Жвачныя безрогія

Верблюдъ одногорбый *

Верблюдъ двугорбый *

Льама *

Альпака *

Вигонь *

Кабарга *

Жвачныя рогатыя

Олень европейскій *

Лань

Козуля *

Лось или сохатый *

Сѣверный олень *

Жирафъ *

Антилопы: Газель *

Сайга *

Серпа *

Гну *

Пиль-Гау *

Козелъ горный *

Козелъ безоаровый *

Козелъ домашній и коза

Туръ

Баранъ **

Быкъ домашній *

Корова *

Буйволъ *

Зубръ

Браминскій быкъ *

Бизонъ *

Охота за бизонами *

РАЗРЯДЪ: РЫБООБРАЗНЫЯ

Дельфинъ или морская свинка *

Нарвалъ или Рогозубъ *

Кашалотъ плевунъ *

Китъ *

Китовая ловля *

КЛАССЪ ВТОРОЙ. ПТИЦЫ.

РАЗРЯДЪ: ХИЩНЫЯ

Кондоръ * —

Ягнятникъ

Орелъ царскій *

Бѣлохвостъ или Сѣроватен. *

Орелъ и его добыча **

Орелъ бѣлоголовый

Соколиная охота

Кречетъ *

Дербникъ или дербничекъ *

Кобецъ или кобчикъ *

Змѣеловъ *

Филинъ, пугачъ или бугалень *

Бѣлая сова, бѣлянка или пороша *

Неясыть *

РАЗРЯДЪ: ВОРОБЬИ

Сорокопутъ или жуланъ *

Мухоклевка *

Дроздъ черный *

Рябинникъ или дроздъ сѣдоголовый *

Пересмѣшка или травничокъ *

Соловей *

Малиновка *

Крапивникъ *

Трясохвостка *

Козодой, лилокъ, полуночникъ или ночная ласточка *

Ласточка городская *

Жаворонокъ *

Канарейка *

Чижъ или чижикъ *

Снигирь *

Клестъ *

Скворецъ *

Воронъ *

Ворона *

Сорока *

Парадизка

Лирохвостая менура *

Колибри **

Потатуйка *

Зимородокъ *

РАЗРЯДЪ: ЛАЗУНЫ256

Дятелъ черный *

Дятелъ зеленый *

Вертишейка *

Кукушка *

Туканъ *

Попугай красный *

Какаду *

Попугай сѣрый *

РАЗРЯДЪ: КУРЫ

Голубь почтовый

Голубь перелетный *

Павлинъ *

Индюкъ *

Цесарка *

Домашній пѣтухъ и курица

Фазанъ Кавказскій *

— золотой *

Глухой тетеревъ *

Рябчикъ *

Сѣрая и красная куропатки

Перепелка *

РАЗРЯДЪ: БѢГУНЫ

Страусъ *

Гнѣздо страуса *

Казоаръ *

Додо *

РАЗРЯДЪ: ДОЛГОНОГІЯ

Драхва или дудакъ *

Пигалица, чибесъ или луговка *

Агами или псофія трубачъ *

Журавль хохлатый *

Цапля *

Выпь или бугай *

Аистъ бѣлый *

Колпица бѣлая *

Ибисъ священный *

Ибисъ зеленый или коровайка *

Парра или яканна *

Турухтанъ или морской пѣтушекъ или драчунъ-боецъ *

Бекасъ лѣсной, вальдшнепъ, слойка или крехтунъ *

Прибережникъ кривоклювый *

Фламинго красный *

РАЗРЯДЪ: ПЛАВУНЫ

Чомга или поганка хохлатая *

Чистикъ или пингвинъ *

Альбатросъ или бѣлый тогакъ *

Чайка морская *

Чеграва или морская ласточка *

Пелеканъ или баба-птица *

Бакланъ черный *

Фрегатъ или морской орелъ *

Лебедь красноклювый или шипунъ *

Гусь дикій *

Крахаль, лутокъ или поганка *

Гага или гагка

Добыча гагачьяго пуху *

Гнѣздо длиннохвостой синицы *

Гнѣздо сѣраго дрозда *

Гнѣздо американскихъ снигирей *

КЛАССЫ ТРЕТІЙ И ЧЕТВЕРТЫЙ. ПРЕСМЫКАЮЩІЯСЯ И ГАДЫ.

ПРЕСМЫКАЮЩІЯСЯ

РАЗРЯДЪ: ЧЕРЕПАХИ

Черепаха Греческая *

Черепаха Пенсильванская *

Нижній щитъ Псисильван. черепахи *

Черепаха свирѣпая *

Черепаха великанъ *

Черепаха съ орлинымъ носомъ *

Сфартсъ или лютня *

РАЗРЯДЪ: ЯЩЕРИЦЫ

Крокодилъ *

Алигаторъ *

Мониторъ *

Зеленая ящерица *

Драконовая ящерица и ременный-хвостъ *

Игуана *

Василискъ *

Драконъ *

Гекко стѣнная *

Кудрявая ящерица *

Хамелеонъ *

Втянутый языкъ хамелеона *

Вытянутый языкъ хамелеона *

Сцинкъ *

Двуногая ящерица или двуручка *

РАЗРЯДЪ: ЗМѢИ

Амфисбена *

Удавъ или боа *

Удавъ священный *

Ужъ кольчатый *

Гремучая змѣя или кроталъ *

Випера, гадюка или козюзька *

Очковая змѣя *

КЛАССЪ ПЯТЫЙ. РЫБЫ.

ГАДЫ *

Квакша или древесница *

Жаба обыкновенная *

Жаба зеленая *

Пипа *

Жаба ушастая *

Жаба бразильская *

Саламандра великанъ *

Псевдолягушка *

Саламандра *

Протей *

Рыбы *

Окунь *

Верхоглядъ *

Краснобородка *

Долгоперъ летучій *

Непріятели летучихъ рыбъ *

Дорада или Золотобровка *

Макрель *

Тунецъ *

Сѣть для ловли тунцовъ *

Острорылъ или саблянка *

Тонкотѣлъ тесьмовидный *

Лягушникъ или рыболовъ *

Губастикъ зеленый *

Плутъ *

Блестунъ или златикъ *

Спиношипецъ *

Лоцманъ*

Зубатка *

Носачъ брызгунъ *

Карпъ

Золотая рыбка *

Уклейка *

Щука *

Щука остроносая *

Семга *

Форель *

Сельдь или селедка *

Сортировка и соленье сельдей *

Сардинка *

Треска *

Ремера *

Угорь *

Пескорой *

Угорь электрическій *

Морской конекъ *

Драконовый пегасъ *

Труба-рыба *

Четырезубецъ *

Луна-рыба * —

Треугольный сундучекъ *

Осетръ *

Бѣлуга *

Стерлядь *

Акула *

Куша молотокъ *

Пила рыба *

Иглистый скатъ *

Галваніевъ гнюсъ *

Минога *

Удочка и узлы, которыми связываются различныя части лѣсы *

ОТДѢЛЕНІЕ ЖИВОТНЫХЪ КОЛЬЧАТЫХЪ.

Насѣкомыя *

Пчелы: Рабочая пчела. Трутень.

Царица *

Улей *

Сотъ *

Отроившійся рой *

Медовая кукушка *

Бабочка-мертвая-голова *

Шмель *

Пчела каменьщикъ *

Жилище пчелы-столяра *

Гнѣздо пчелы-обойщика *

Какъ работаетъ пчела-обойщикъ *

Домъ осы-каменьщика *

Дубовая вѣтка съ чернильными орѣхами *

Чернильная муха *

Разрѣзанный чернильный орѣшекъ *

Гуммилакъ и гуммилаковыя мухи *

Кошениль *

Могильщикъ *

Муравьи

Термиты **

Домы термитовъ **

Муравей-левъ *

Свѣтящійся червячекъ *

Божія коровка

Гусеницы ********

Моль *

Гусеницы процессіонистки *

Зеленая букашка *

Бабочка *

Куколки ***

Шелковичный червь

Бабочка *

Пауки

Работа садоваго паука *

Паутинный снарядъ паука *

Водяной паукъ *

Паукъ великанъ *

Скорпіонъ *

ЧЕРЕПОКОЖНЫЯ

Вестъиндскій крабъ *

Свѣтящійся ракъ *

Китовый ракъ *

Ракъ-пустынникъ *

Зоэа *

Молукскій ракъ *

Погребной червь, мокрица *

Корабельный червь *

Морская глиста *

Лаодицея *

Морская мышь *

Піявка

Яйце піявки *

ОТДѢЛЕНІЯ ЖИВОТНЫХЪ МЯГКОТЕЛЫХЪ И ЖИВОТВОРАСТЕНІЙ. МЯГКОТѢЛЫЯ И ЖИВОТВОРАСТѢНІЯ

Сепіа *

Аргонавтъ *

Перламутровая раковина *

Арфа *

Оливковая раковина *

Раковина-кегли *

Раковина-деньги *

Крылатая раковина *

Бочка. Тритоновъ рогъ. Груша *

Луна-раковина. Вавилонская башня *

Морское ухо. Круглая лѣстница *

Роговая раковина. Болотка. Тинистая раковина *

Обжора. Муміи *

Обыкновенная улитка *

Подорожный слизень *

Вѣтряная раковина *

Раковина-тарелка. Туфля. Зонтикъ *

Венгерская шапка *

Обыкновенная ракушка *

Жукъ раковина *

Палица-раковина *

Луковичная скорлупа *

Устрица *

Зубчатая раковина. Молотковая раковина *

Жемчужная раковина *

Съѣдомая раковина *

Раковина-великанъ *

Прудовая раковина *

Финиковая раковина *

Черенокъ раковина *

Треугольный шишакъ *

Утиный мохъ *

Морской тюльпанъ *

Кораллы

Кораллъ, усаженный полипами *

Королевскій кораллъ *

Кровавый или красный кораллъ *

ПРЕДИСЛОВІЕ.

Было время, и не такъ еще давно, когда система ученія шутя, играючи, была въ большомъ ходу; даже и теперь есть жаркіе поборники этой системы, и многія матери думаютъ еще, будто ребенокъ скорѣе, легче и удобнѣе выучится, ежели золотить ему горькія пилюли знанія, ежели прикрывать ученье игрой. Система эта, кажется, совершенно ложная; кажется, должно пріучать ребенка учиться точно такъ-же не шутя, какъ пріучаютъ его къ чистотѣ и опрятности; а ученіе, какъ туалетъ ума, безъ сомнѣнія, должно занимать первое, по важности, мѣсто, послѣ молитвы.

При такомъ убѣжденіи, Естественная Исторія животныхъ для дѣтей перваго возраста невозможна. Для дѣтей пяти, семи или осьми лѣтъ доступенъ только сухой списокъ названій животныхъ и при немъ нѣсколько сказокъ о вѣрности Собаки, о лѣности Лѣнивца, о строительной способности Бобра, о понятливости Слона, о трудолюбіи Пчелы, и т. д. Такое изложеніе подходило-бы нѣсколько къ системѣ ученія шутя: привыкнувъ думать о Естественной Исторіи животныхъ какъ о собраніи сказокъ о звѣряхъ, птицахъ и насѣкомыхъ, дѣти будутъ скучать, когда придетъ время серьезнаго занятія этимъ предметомъ. Ожидая басни, юноша непріятно будетъ удивленъ, когда услышитъ нешутливый разсказъ объ анатомическихъ подробностяхъ устройства тѣла и ученыхъ примѣтахъ различныхъ животныхъ; первый урокъ будетъ скученъ, а это уже огромный шагъ назадъ.

"Естественная Исторія животныхъ, " предлагаемая теперь маленькимъ читателямъ, вовсе не руководство къ изученію Зоологіи; книга эта имѣетъ цѣлью первоначальное, самое поверхностное знакомство съ царствомъ животныхъ, но не одни анекдоты о томъ, какъ обезьяна любитъ перенимать все, что видитъ, какъ попугая можно выучить говорить, какъ у Обри Мондидье была вѣрная собака, и какъ слонъ окатилъ водой сіамскаго портнаго. Кромѣ подобныхъ анекдотовъ, безъ которыхъ нельзя было обойтись, книга эта заключаетъ въ себѣ Вступленіе, объясняющее общее устройство животныхъ и классификацію ихъ. Такимъ образомъ молодой читатель или учащійся видитъ науку не издали, а прямо входитъ въ нее, безъ труда знакомится съ первыми ея основаніями, видитъ ея начала и естественнымъ образомъ пріобрѣтаетъ охоту ближе познакомиться съ объясненіемъ премудрыхъ тайнъ природы, существованіе которыхъ онъ начинаетъ подозрѣвать. — Кромѣ вступленія, передъ каждымъ описаніемъ жизни, привычекъ и нравовъ животнаго помѣщены ученыя его примѣты, т. е. тѣ признаки, которыми оно отличается отъ прочихъ животныхъ и по которымъ помѣщено учеными въ тотъ или другой классъ, разрядъ или родъ цѣпи животныхъ. Но ученыя примѣты эти напечатаны здѣсь особеннымъ, мелкимъ шрифтомъ, такъ что маленькіе читатели, которымъ рано еще понимать Естественную Исторію какъ науку, легко могутъ пропускать напечатанное мелко; тутъ есть польза, и очень важная, потому что, прочитавъ книгу, они будутъ помнить, что они далеко еще не знаютъ Естественной Исторіи, что Естественная Исторія не сказка, а наука, которая со временемъ пояснитъ имъ множество поучительнаго, любопытнаго и страннаго въ жизни животныхъ.

Такимъ образомъ, вовсе не думая составить руководство, и тѣмъ менѣе еще. конечно, ученую книгу, авторъ совершенно достигнетъ своей цѣли, ежели книга эта внушитъ маленькимъ читателямъ охоту ближе познакомиться съ природой.

А. Д.

17 Декабря

1848.

ЧТО НАДО ЗНАТЬ. ЧТОБЫ СЪ ПОЛЬЗОЮ ПРОЧИТАТЬ ЕСТЕСТВЕННУЮ ИСТОРІЮ ЖИВОТНЫХЪ.

Куда ни посмотришь, куда ни оглянешся на бѣломъ свѣтѣ, вездѣ есть животныя, вездѣ есть движеніе, жизнь, и не найдешь на свѣтѣ уголка, въ котромъ не было бы хоть какого нибудь живаго существа. Посмотришь на улицу: тамъ ходятъ и суетятся люди; солдаты въ косматыхъ шишакахъ идутъ на службу Царскую: мужики весело работаютъ, распѣвая свои пѣсни: ребятишки играютъ или ссорятся, сами не зная изъ за чего; разносчики увѣряютъ, будто у нихъ очень хорошіе апельсины и лимоны, и все это, солдаты, ребятишки, разносчики, бабы, офицеры, чиновники, дамы. извозчики, дѣвочки, купцы, кадеты, молочницы, слуги, всѣ они идутъ и ѣдутъ въ разныя стороны. встрѣчаются, толкаются, молчатъ, расходятся, бѣгутъ, кричать, кланяются, спѣшатъ, и все это живетъ, движется, и все это животныя. Вѣдь всякій изъ насъ давно знаетъ, что человѣкъ тоже животное, только гораздо лучше, умнѣе всѣхъ остальныхъ животныхъ. Кромѣ человѣка, на улицѣ увидишь еще множество животныхъ: лошадь, которая какъ будто за тѣмъ и создана, чтобы помогать, человѣку въ самыхъ тяжелыхъ работахъ; вѣрную собаку, которая бѣжитъ за своимъ господиномъ, сводя знакомство со всѣми встрѣчными собаками; иной разъ увидишь и корову, которая вѣчно что то жуетъ. Но кромѣ ихъ, сколько еще птицъ, сколько воронъ, голубей, воробьевъ, ласточекъ, и какое безчисленное множество мухъ, жуковъ, мошекъ, комаровъ, червяковъ, которыхъ съ перваго взгляда и не замѣтишь! и все это живетъ, движется; и все это животныя.

Послѣ улицы взглянешь куда нибудь на крышу, — и тамъ вездѣ животныя, вездѣ жизнь. Тутъ долгоносая ворона заботливо гложетъ какую нибудь косточку; тамъ курносый воробей торопливо скачетъ обѣими ногами разомъ и отъискиваетъ себѣ какого нибудь зернушка или мухи; здѣсь потихоньку, виляя хвостомъ, крадется хитрая кошка, подбираясь къ неосторожной птичкѣ; а тутъ, подъ крышей, ласточка искуснѣе всякаго каменьщика строитъ себѣ гнѣздо; толстый паукъ заботливо раскидываетъ свои сѣти; большія зеленоватыя муки съ шумомъ и жужжаньемъ летаютъ въ перегонку, дѣлаютъ круги, и садятся отдохнуть на солнушкѣ; иная муха летаетъ не двигаясь съ мѣста, машетъ крыльями такъ проворно, что невозможно примѣтить, а не подвигается впередъ; вотъ налетѣла на нее другая, сшиблись, зажужжали, мигомъ облетѣли небольшой кругъ, и опять обѣ неподвижно держатся въ воздухѣ; маленькіе стѣнные муравьи по своей протоптанной дорожкѣ хлопотливо пробираются одинъ за другимъ и несутъ себѣ домой запаснаго корму на зиму; худенькіе комары, которые, кажется, цѣлый свой вѣкъ на досугѣ, празднуютъ хорошую погоду, собравшись поплясать въ одну большую кучу, и носятся, и прыгаютъ, и толпятся около одного и того же мѣста; кромѣ того множество малѣйшихъ, едва примѣтныхъ желтыхъ, голубыхъ, зеленыхъ, коричневыхъ, красноватыхъ, сѣрыхъ, черныхъ мошекъ и червячковъ ползаетъ, крадется, скачетъ, летаетъ, жужжитъ и ищетъ поживиться чѣмъ Богъ пошлетъ.

Подумаешь о томъ, что дѣлается гдѣ нибудь не въ городѣ, а далеко, въ какомъ нибудь лѣсу, — и тамъ животныя, и тамъ жизнь на каждомъ шагу. Медвѣди, волки, лисицы, зайцы, кролики, тетерьки, рябчики, совы, ястребы, коршуны, куропатки, голуби, овсянки, жаворонки, муравьи, черви, бабочки, пчелы, мухи, мошки, все такъ и кипитъ жизнью, все ходитъ, бѣгаетъ, ползаетъ, суетится, ищетъ себѣ пропитанія.

И въ водѣ, въ морѣ — такъ же много жизни и животныхъ, какъ на землѣ. Громадный китъ, прожорливая акула, ерши, окуни, щуки, сиги, стерляди, и безчисленое множество такихъ рыбъ и такихъ червяковъ, о которыхъ даже не всякій и слыхалъ.

Да, по правдѣ сказать, на свѣтѣ много и не червяковъ, и не животныхъ, а другихъ вещей, гораздо обыкновеннѣе и проще, которыя знаетъ не всякій и не всякій понимаетъ.

Возьмемъ въ примѣръ хоть самую простую вещь, камень. Ежели бросить камень какъ можно дальше вверхъ, то почему онъ непремѣнно упадетъ на землю? Дѣло очень простое и отвѣтъ самый легкій, не правда ли? — Потому что онъ тяжелъ. — Очень хорошо; да почему же все тяжелое, брошенное, падаетъ непремѣнно на землю? почему именно падаетъ, летитъ прямо къ землѣ? — Вотъ это ужъ не такъ просто, надъ этимъ и призадуматься можно; а между тѣмъ былъ одинъ великій человѣкъ, который уже давнымъ давно умеръ, и который лучше всѣхъ отвѣчалъ на этотъ вопросъ и объяснилъ его такъ подробно, что и прибавить нечего.

Или вотъ еще любопытный вопросъ: ежели злое дитя у мухи отрѣжетъ голову, то муха непремѣнно умретъ, а ежели у деревца отрѣзать вершину, да кромѣ того обкарнать половину вѣтвей, — деревцо не умретъ, а будетъ продолжать рости. Почему? — Отчего муха умретъ, а деревцо будетъ жить?

Или еще: ежели кого нибудь слегка, потихоньку, такъ чтобы онъ не видалъ, уколоть булавкой, то почему онъ въ ту же самую секунду почувствуетъ боль? Можетъ быть вамъ кажется, что и на это отвѣчать легко? Да. это правда, очень легко отвѣчать на всякій вопросъ, ежели отвѣчать на него кое-какъ; а между тѣмъ, ежели захотимъ все дѣло объяснить подробно и понятно, такъ чтобы послѣ того и спросить ничего не оставалось, то отвѣтить очень трудно. Такъ почему же человѣкъ почувствуетъ боль? Потому что у него нѣжная кожа? Потому что онъ живъ, и только неживое не чувствуетъ боли? — Этого мало; послѣ этаго можно еще спросить: почему же нѣжная кожа чувствуетъ боль? почему живому тѣлу больно то, что не живому ничего? и такъ далѣе, можно разстрашивать до того, что вы ужъ не въ состояніи будете отвѣчать. А между тѣмъ отвѣтъ на этотъ вопросъ есть совсѣмъ готовый, только вы его не знаете, потому что не знаете всѣхъ тѣхъ наукъ, которыя вмѣстѣ называются Естественной Исторіей.

Можетъ быть вамъ приходилъ когда нибудь въ голову вопросъ: почему термометръ можетъ показывать холодъ и тепло? — Термометръ — самая простая вещь, которая есть въ каждомъ домѣ, по которой всякій ребенокъ можетъ сказать сколько теперь градусовъ тепла или морозу; — такъ не жалко ли не понимать такой простой, обыкновенной вещи и не умѣть объяснить почему она можетъ показывать и жаръ, и холодъ? И есть еще безчисленное множество подобныхъ очень простыхъ вещей. которыхъ вы не понимаете, и въ тоже время въ Естественной Исторіи есть готовый отвѣтъ на всякій разумный вопросъ, какой только можетъ придти вамъ въ голову. Спросите: какъ предсказать въ какой день и въ которомъ часу въ будущемъ году будетъ затмѣніе солнца? Сколько верстъ отъ земли до луны, и какъ это смѣрить? Отчего какой нибудь предметъ сквозь увеличительное стекло кажется намъ больше, нежели на самомъ дѣлѣ? Какъ дѣлается красная краска? Откуда достается золото? Какъ дѣлается сталь? Какъ сдѣлать, чтобы на яблонѣ росли груши? Что ѣдятъ слоны? Гдѣ живутъ киты? Чѣмъ питаются муравьи? Изъ чего пчелы дѣлаютъ медъ? Гдѣ живутъ зимою мухи и комары, и от-куда они берутся лѣтомъ? На все это, и на всѣ подобные вопросы отвѣтитъ вамъ Естественная Исторія; а небольшая частица ея, именно о животныхъ, разскажетъ вамъ только о томъ, какія на свѣтѣ есть животныя, и какъ, и гдѣ, и чѣмъ они живутъ.

И о животныхъ Естественная Исторія разсказываетъ очень много любопытнаго, не всякому извѣстнаго. Напримѣръ всякій ли знаетъ, что въ иныхъ рѣкахъ водится небольшая рыбка, которая на обѣдъ себѣ бьетъ мухъ, стрѣляя въ нихъ водою? Эта рыбка держится обыкновенно около береговъ, и какъ только замѣтитъ на травкѣ гдѣ нибудь, не очень высоко надъ водой, сытную муху, изъ за которой стоитъ похлопотать, она выстрѣлитъ въ нее изо рта небольшою кругленькою каплей воды, непремѣнно всякій разъ попадетъ, собьетъ муху съ травки, та падаетъ въ воду, а искусная рыбка тотчасъ ее глотаетъ. Всякій ли знаетъ, что на свѣтѣ есть такое животное, у котораго три рога на лбу? и другое, у котораго одинъ рогъ на носу? Впрочемъ теперь вовсе еще не время разспрашивать, кто что знаетъ и чего не знаетъ: гораздо лучше будетъ спросить объ этомъ въ концѣ книги.

Покамѣстъ довольно знать, что на свѣтѣ есть удивительныя животныя, о которыхъ, не зная хорошенько, нельзя даже и подумать, что они животныя, а скорѣе покажется, что они какія нибудь растѣнія, напримѣръ то, которое нарисовано здѣсь.

Все тѣло этого страннаго животнаго, которое называется Звѣздчаткой или Морской Звѣздой, и живетъ обыкновенно въ морѣ, покрыто жесткой, даже колючей оболочкой красноватокоричневаго цвѣта; нѣтъ у него ни ногъ, ни рукъ, ни крыльевъ, ни плавательныхъ перьевъ; только съ лѣвой стороны, въ углу между двумя лучами этой жесткой звѣзды замѣтно отверстіе, которое можетъ сжиматься и разжиматься; это ротъ.

Есть еще животныя, которыя чуть ли не страннѣе этого, именно Гидры; онѣ такъ малы и такъ похожи на маленькія растѣнія, что если бы не сказать, то иной подумалъ бы, что приложенный здѣсь рисунокъ представляетъ какія нибудь корни. Тутъ сверху, около того мѣста, гдѣ поставлена буква а, нарисованы маленькіе зеленые кружечки, которые часто случается видѣть на стоячей водѣ, гдѣ нибудь на болотѣ или въ глухой канавѣ. Около корешковъ этихъ зеленыхъ кружечковъ часто можно примѣтить небольшіе, мягкіе, длинноватые наросты, цвѣтомъ и прозрачностью похожіе на студень, величиной не длиннѣе ногтя на маленькомъ пальцѣ, такъ что здѣсь на рисункѣ онѣ, какъ видите, сильно увеличены, чтобы было яснѣе. Усики, которые видны здѣсь пучками около одного мѣста, противъ буквъ е и d, — руки этого маленькаго животнаго; въ срединѣ, между этими усиками, есть маленькое отверстіе, ротъ гидры, который можно различить и у насъ на рисункѣ, противъ буквы d. Всякій, кто хочетъ, можетъ достать себѣ этихъ странныхъ животныхъ и разсматривать ихъ настоящихъ, живыхъ, а не на рисункѣ. Для этого стоитъ только въ миску съ водою набрать нѣсколько зеленыхъ кружечковъ съ болотной воды, или просто какихъ нибудь водяныхъ травъ, и поставить миску на солнцѣ такъ, чтобы освѣщалась только небольшая часть кружечковъ. Гидры, которыя всегда стараются помѣщаться на солнцѣ, гдѣ потеплѣе, оставятъ корешки, за которые онѣ держались и всѣ пустятся на освѣщенное мѣсто; иныя поплывутъ, извиваясь, другія медленно поползутъ, и тогда навѣрное подъ большею частію зеленыхъ кружечковъ на освѣщенномъ мѣстѣ можно будетъ найти нѣсколько гидръ. Онѣ питаются другими животными, которыя еще мельче ихъ, схватываютъ ихъ своими длинными, гибкими усиками, которыя служатъ имъ вмѣсто рукъ, подносятъ ко рту и глотаютъ. Что всего удивительнѣе въ гидрахъ, такъ это то, что онѣ чрезвычайно живучи. Каждую изъ нихъ можно разрѣзать на нѣсколько кусочковъ, и черезъ нѣсколько времени каждый изъ этихъ кусочковъ выростетъ, станетъ двигаться, выростутъ у него такіе же какъ и преждѣ усики, такъ что изъ одного животнаго разомъ сдѣлается два, три, пять, или пожалуй больше. Гидру, у которой тѣло ни что иное, какъ продолговатая, пустая, закрытая съ одного конца трубочка, можно также выворотить на изнанку, какъ палецъ перчатки, такъ что наружная кожа будетъ внутри, а внутренняя съ наружи, и животному отъ этого не сдѣлается особенно неловко; оно будетъ продолжать двигаться и питаться по прежнему. У гидры нѣтъ ни ушей, ни глазъ, ни носа; есть только маленькая чувствительность въ усикахъ, которые тотчасъ схватываютъ всякое маленькое животное, только что оно къ нимъ прикоснется. Замѣчательно еще, что гидры не несутъ яичекъ, а родятся отростками. Въ нашемъ рисункѣ противъ буквы Ѣ, видно какъ на большой гидрѣ съ длинными усами выросли двѣ маленькія, съ коротенькими усиками. Обыкновенно онѣ подростутъ еще немножко, отстанутъ отъ тѣла своей матери и поплывутъ куда нибудь жить отдѣльно, прилѣпятся къ водянной травкѣ, растутъ, живутъ, питаются и скоро изъ нихъ понемногу начинаютъ выростать другія гидры, съ которыми опять повторится тоже самое.

Есть еще множество странныхъ животныхъ, еще болѣе похожихъ на растѣнія, напримѣръ кораллъ, удивительно похожій на деревцо безъ вѣтвей и листьевъ, а между тѣмъ это животное, или. Лучше сказать, цѣлая колонія животныхъ, которыя выводятся такъ же какъ гидры, отростками; только не отстаютъ отъ своихъ матерей, живутъ, мало по малу твердѣютъ, продолжаютъ жить въ своей твердой оболочкѣ, и умираютъ, оставляя послѣ себя небольшой твердый бугорокъ съ впадиной, въ которой заводится новое, молодое животное.

Но мы послѣ будемъ говорить о кораллахъ, а теперь посмотримъ справедливо ли мы называемъ кораллъ животнымъ, а не растѣніемъ, и какая же разница между всякимъ другимъ животнымъ и всякимъ растѣніемъ?

Развѣ растѣніе также не живетъ? Вѣдь оно питается, выростая изъ маленькаго зернушка, брошеннаго въ землю, пускаетъ сначала маленькій корень, потомъ…. нѣтъ пусть лучше разскажетъ намъ это нашъ знаменитый поэтъ Жуковскій.

Слушайте дѣти! Въ каждомъ зернушкѣ тихо и смирно

Спитъ невидимкой малютка зародышъ. Долго, долго

Спитъ онъ, какъ въ люлькѣ, не ѣстъ, и не пьетъ, и не пикнетъ, доколѣ

Въ рыхлую землю его не положатъ и въ ней не согрѣютъ.

Вотъ онъ лежитъ въ бороздѣ, и малюткѣ тепло подъ землею;

Вотъ тихомолкомъ проснулся, взглянулъ и сосетъ, какъ младенецъ,

Сокъ изъ роднаго зерна, и ростетъ, и невидимо зрѣетъ;

Вотъ уползъ изъ пеленъ, молодой корешокъ пробуравилъ,

Роется въ глубь, и корма ищетъ въ землѣ, и находитъ.

Что же?… Вдругъ скучно и тѣсно въ потемкахъ… «Какъ бы провѣдать

Что тамъ на бѣломъ свѣтѣ творится?»… Тайкомъ, боязливо

Выглянулъ онъ изъ земли… Ахъ, Царь мой небесный, какъ любо!

Смотришь, — Господь Богъ ангела шлетъ къ нему съ неба:

«Дай росинку ему и скажи отъ Создателя: здравствуй.»

Пьетъ онъ… ахъ какъ малюточкѣ сладко, свѣжо и свободно!

Рядится красное солнышко; вотъ нарядилось, умылось,

На горы вышло съ своимъ рукодѣльемъ; идетъ по небесной

Свѣтлой дорогѣ; прилежно работая смотритъ на землю,

Словно какъ мать на дитя, и малюткѣ съ небесъ улыбнулось,

Такъ улыбнулось, что всѣ корешки молодые взъиграли,

«Доброе солнушко, даромъ вельможа, а всякому ласка!»

Въ чемъ же его рукодѣлье? Течетъ облако дождевое; —

Смотришь; — посмеркло; вдругъ — каплетъ; вдругъ полилось, зашумѣло.

Жадно зародушекъ пьетъ; по подулъ вѣтерокъ, — и обсохнулъ.

"Нѣтъ (говоритъ онъ), теперь ужъ подъ землю меня не заманятъ.

«Что мнѣ въ потемкахъ? здѣсь я останусь; пусть будетъ что будетъ!»

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Свѣжесть повѣяла…. солнышко яркое на горы вышло;

Смотритъ: гдѣ нашъ зародышекъ? что съ нимъ? и крошку цѣлуетъ.

Вотъ онъ и ожилъ опять, и себя отъ веселья не помнитъ.

Мало по малу одѣлись поля муравой и цвѣтами;

Вишня въ саду зацвѣла, зеленѣетъ и слива, и въ полѣ

Гуще становится рожь, и ячмень, и пшеница, и просо,

Наша былиночка думаетъ: «я назади не останусь!»

Кстатиль! листки распустила… кто такъ прекрасно соткалъ ихъ?

Вотъ стебелекъ показался… кто изъ жилочки въ жилку

Чистую влагу провелъ отъ корня до маковки сочной?

Вотъ проглянулъ, палился и качается въ воздухѣ колосъ….

Добрые люди, скажите, кто такъ искусно развѣсилъ

Почки по гибкому стеблю на тоненькихъ, шелковыхъ нитяхъ?

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

(Овсяный Киселъ.)

И въ самомъ дѣлѣ, всякое растѣніе родится изъ зернушка, мало по малу выростаетъ изъ земли, ростетъ, питается земнымъ сокомъ, зрѣетъ, умираетъ, сохнетъ и гніетъ, такъ что смѣло можно сказать, что растѣніе живетъ. За то камень, напримѣръ, или земля, или какой нибудь песокъ, или золото, желѣзо, мѣдь, — вовсе не живутъ, не питаются. Всякій съ перваго взгляду отличитъ тѣло живое отъ неживаго. Тѣло неживое бываетъ всегда неправильное, угловатое, иногда очень большое, иногда очень маленькое; а тѣло живое на видъ всегда одинаково, и не угловато, а скорѣе имѣетъ формы болѣе выгнутыя и скругленныя. Возьмемъ въ примѣръ неживаго тѣла хоть мраморъ; онъ и въ маленькомъ кусочкѣ съ булавочную головку, и въ цѣлой скалѣ, или горѣ — все мраморъ; ежели онъ не обдѣланъ, то окраины у него ломанныя, угловатыя; можно его разбить на множество мельчайшихъ кусочковъ, и все таки онъ останется мраморомъ. А тѣло живое, на примѣръ левкой или резеда, никакъ не можетъ быть величиною съ домъ или съ гору, всегда бываетъ одинаковаго виду, всегда приноситъ одинаковые цвѣточки.

Живое тѣло бываетъ обыкновенно живо нѣсколько времени, питается, старѣетъ, и непремѣнно умираетъ; а тѣло неживое умереть не можетъ, ужъ потому самому, что оно не живетъ; оно будетъ вѣчно и неподвижно существовать до тѣхъ поръ, пока чья нибудь посторонняя сила не придетъ его разрушить.

Въ живомъ тѣлѣ всегда есть частицы твердыя и частицы жидкія, и твердая половина живаго тѣла всегда устроена такъ, что въ ней есть трубочки и жилки, по которымъ течетъ и переливается питательная жидкость. Сорвите цвѣтокъ, травку, сломите вѣтку съ дерева, всегда на оторванномъ или переломленномъ мѣстѣ замѣтите маленькую влажность; не поливайте долго какого нибудь растѣнія, — земля засохнетъ, растрескается и растѣніе умретъ, высохнетъ, потому что оно не можетъ жить безъ пищи. А въ тѣлѣ неживомъ ничего такого нѣтъ; въ немъ всѣ частицы одинакія, нѣтъ ни трубочекъ, ни жилокъ для питанія, потому что нѣтъ самаго питанія, все грубо, и просто, и неподвижно, и неизмѣнчиво.

Такъ во всѣхъ живыхъ тѣлахъ есть трубочки, жилки, отверстія, или, какъ говорится, органы, которые всѣ вмѣстѣ и составляютъ самое тѣло; и потому всѣ живыя тѣла называются также и органическими. Собака, береза, гвоздика, лошадь, мышь, маргаритка, медвѣдь, лягушка, дубъ, овесъ, муха, резеда, муравей, человѣкъ, левъ, липа, змѣя, роза, комаръ, елка, — все это тѣла органическія; только нельзя же ихъ такъ смѣшивать; одни изъ нихъ животныя, а другія растѣнія. Какъ же и чѣмъ отличить животное отъ растѣнія? Конечно ничего нѣтъ легче; животное можетъ ходить, или прыгать, или ползать, или летать, или плавать, или бѣгать, или, вообще, двигаться, а растѣніе не можетъ. Но мы видѣли что такое коралъ, знаемъ, что онъ твердъ, какъ камень, не можетъ двигаться, приростаетъ неподвижно къ морскому дну, и въ тоже время знаемъ, что онъ животное. Какъ будто нарочно напротивъ того есть растѣнія, у которыхъ есть какое то движеніе. Напримѣръ, въ сырыхъ, болотистыхъ мѣстахъ Каролины (такъ называется одна область въ Соединенныхъ Сѣвероамериканскихъ Штатахъ), и у насъ въ иныхъ оранжереяхъ есть небольшое растѣніе, Мухоловка. Оно какъ будто слышитъ какъ муха, или какое нибудь другое насѣкомое, сядетъ на его нѣжный листокъ, потому что въ то же самое мгновеніе обѣ половинки листа сжимаются, и чѣмъ больше бьется насѣкомое, чтобы вырваться, тѣмъ крѣпче жметъ безжалостный листокъ, и разжимается опять только тогда, когда бѣдный его плѣнникъ умретъ. Другое растѣпіе, которое называется Недотрогой, еще болѣе чувствительно. Ежели взять его съ собой въ карету и ѣхать, то отъ качанья листки его всѣ закроются, сожмутся и повиснутъ, какъ будто растѣніе заснетъ; но черезъ нѣсколько времени они привыкнутъ къ качанью и мало по малу опять распустятся. Когда недотрога спокойно стоитъ въ теплицѣ, то ея мелкіе листки, похожіе на листья нашей обыкновенной садовой акаціи, только помельче, днемъ бываютъ раскрыты, а къ вечеру, когда солнце садится, по немногу закрываются, сжимаются, свѣшиваются на своихъ тоненькихъ вѣточкахъ, и остаются въ такомъ положеніи до утра, когда опять просыпаются и входятъ въ свое прежнее положеніе. Кромѣ того недотрога особенно чувствительна, когда до нея дотронуться. Ежели очень, очень легко прикоснуться къ одному ея лиску, онъ сейчасъ посторонится, точно живой; ежели прикоснуться къ нему немного посильнѣе, сейчасъ онъ сложится вдвое и какъ будто слипнется; ежели взяться за вѣтку, на которой много листьевъ, то всѣ они разомъ сожмутся и повиснутъ.

Что же это такое? Неужели въ самомъ дѣлѣ иное растѣніе можетъ чувствовать? Не ужели березѣ можетъ быть больно, когда мужикъ ее рубитъ въ лѣсу на дрова? Неужели больно тѣмъ цвѣткамъ, которые мы рвемъ, чтобы сплести вѣнокъ? И надо же наконецъ знать въ чемъ именно состоитъ разница между растѣніемъ и животнымъ.

И растѣніе, и животное живутъ, но живутъ не одинаково, потому что въ жизни главное дѣло — питаніе, а животныя питаются вовсе не такъ, какъ растѣнія. Всякое растѣніе приросло корнемъ къ землѣ, и питается ея сокомъ; мелкіе отросточки корня сосутъ этотъ сокъ, который потомъ тянется вверхъ по корню въ стволъ, въ вѣтви, въ листья, въ цвѣты и потомъ въ плоды, такъ что можно почти сказать, что у каждаго растѣнія столько же ртовъ, сколько мелкихъ отросточковъ его корня. У животныхъ, напротивъ, по большей части всего только одинъ ротъ, которымъ они сосутъ не сокъ изъ земли, а берутъ удобную для себя пищу, отъискиваютъ ее, или выжидаютъ. Часто случается, что на одномъ и томъ же клочкѣ земли рядомъ ростутъ и береза, и елка, обѣ впиваются корнями въ землю, обѣ высасываютъ изъ нея сокъ и дѣлаютъ себѣ изъ него разныя украшенія: береза рядится почти въ круглые, немного заостренные, съ зубчиками, листики, съ безчисленнымъ множествомъ мелкихъ жилокъ, которыя переплетаются какъ ниточки въ самомъ рѣдкомъ и дорогомъ кружевѣ; а елка изъ того же соку выдѣлываетъ себѣ жесткія, зеленыя иглы. И можно такимъ образомъ насадить рядомъ на одной землѣ цѣлую сотню разныхъ деревьевъ, травъ, кустарниковъ и всѣ они будутъ украшать себя разными листьями, и потомъ принесутъ различные плоды, а все изъ одного и того же сока земли.

Но какъ бы то ни было, земной сокъ входитъ въ растѣніе сквозь корень совсѣмъ готовый, такой, какой нуженъ для его питанія, и какъ пробрался въ корень, почти въ такомъ же видѣ пробирается по всему дереву до послѣдняго листка. Напротивъ то, что съѣстъ, проглотитъ, выпьетъ, или высосетъ животное — еще не совсѣмъ готово, и въ жилахъ лошади совсѣмъ не овесъ, и не сѣно, а у человѣка въ жилахъ не супъ, не жаркое, не пирожное, не соусъ какой нибудь, и не что иное, что человѣкъ ѣстъ обыкновенно каждый день, а кровь. Какъ же у лошади изъ овса и сѣна, а у человѣка изъ супу, жаркаго, пирожнаго и соусу дѣлается кровь?

Не только у человѣка и у лошади, но и у всякаго животнаго проглоченная пища попадаетъ внутри его тѣла въ особенный мѣшокъ, который называется желудкомъ. Желудокъ, это особеннаго рода кухня, въ которой безъ огня и безъ плиты пища переработывается, или, какъ говорятъ, переваривается, выжимается изъ нея питательный сокъ и различными органами превращается въ кровь. Всякій знаетъ, что кровь есть во всякомъ человѣкъ, во всякомъ животномъ, въ мухѣ, въ комарѣ, въ малѣйшемъ насѣкомомъ: кромѣ того надо знать, что кровь не спокойно стоитъ у насъ въ жилахъ, какъ вода, налитая въ стаканъ, а напротивъ, безпрестанно движется, переходитъ изъ одной жилки въ другую, потомъ дальше и дальше въ самыя мелкія жилки, которыя ужъ невозможно разсмотрѣть простыми глазами, а надо видѣть въ увеличительное стекло. Въ этихъ то мелкихъ жилкахъ кровь, своимъ быстрымъ потокомъ, уноситъ по маленькой частицѣ нашего тѣла и въ тоже время оставляетъ на ихъ мѣстѣ новыя частицы, а между тѣмъ все продолжаетъ свое теченіе. Эти маленькія жилки, которыя гораздо тоньше обыкновеннаго человѣческаго волоса, мало по малу соединяются въ примѣтныя жилы, потомъ въ другія, еще толще, и наконецъ въ одну толстую, чрезъ которую кровь возвращается въ сердце. А сердце, — это простой, толстый, грубый, жилистый мѣшокъ; его обязанность состоитъ въ томъ, чтобы, разжимаясь, принимать кровь, которая воротилась изъ обращенія, и потомъ, сжимаясь, выгонять эту кровь опять на старую дорогу, по прежнему направленію, и кровь опять переходитъ изъ толстыхъ жилъ въ тонкія, и дальше, черезъ волосные сосуды или жилки въ другія, болѣе толстыя, и возвращается опять къ сердцу.

Приложивъ руку къ лѣвой сторонѣ груди, всякій легко можетъ слышать какъ бьется его сердце: это оно сжимается и выгоняетъ изъ себя кровь.

Но старая кровь, которая возвратилась къ сердцу, ужъ не такъ хороша, какъ свѣжая, и потому прежде, чѣмъ пуститься въ дальнѣйшій путь, она всякій разъ обновляется, и вотъ какимъ образомъ.

Всѣ животныя дышатъ, это мы знаемъ; очень хорошо также извѣстно, что всякому животному нельзя не дышать, что оно непремѣнно умретъ, задохнется, ежели какъ нибудь не давать ему дышать, хоть на примѣръ туго завязавши ротъ и носъ: такъ важно и необходимо, чтобы во всякое живое тѣло входилъ воздухъ.

И именно для обновленія крови. Когда животное дышетъ, тогда воздухъ, снаружи, черезъ его ротъ и носъ входитъ въ его внутренность, въ грудь; это вѣрно замѣчаетъ всякій, потому что грудь, при вдыханіи, очень замѣтно поднимается, разширяется, а при выдыханія опускается.

Черезъ дыхательное горло и сквозь тысячи крупныхъ и мелкихъ вѣточекъ воздухъ проходитъ въ два мѣшка у насъ въ груди, которые состоятъ изъ безчисленнаго множества мельчайшихъ пузырьковъ, и называются легкими. Въ тоже самое время приходитъ въ легкое и старая кровь, черная, тяжелая, густая, негодная для обращенія; но въ ту самую минуту, какъ только прикоснется къ ней воздухъ, она становится красною, очищается и пріобрѣтаетъ разныя питательныя свойства, такъ что, продолжая свое обращеніе по всему тѣлу, можетъ снова приносить пользу. Это обращеніе крови не останавливается никогда и продолжается днемъ и ночью, безпрерывно, при помощи дыханія, которое возобновляетъ старую кровь, и при помощи пищеваренія, которое изъ пищи приготовляетъ свѣжую кровь и безпрестанно прибавляетъ ея къ старой. Все это вмѣстѣ, пищевареніе, кровообращеніе и дыханіе, составляетъ главнѣйшія обстоятельства жизни животнаго и называется питаніемъ.

И растѣніе питается, только совсѣмъ иначе; и оно дышетъ, и въ немъ питательные соки движутся, только не такъ, какъ въ животномъ, а совсѣмъ особеннымъ образомъ. Какъ же именно? Это разсказывается въ другой, отдѣльной части Естественной Исторіи, въ Ботаникѣ.

Но кромѣ разницы въ питаніи, животныя отличаются отъ растѣній еще двумя такими способностями, какихъ у растѣній нѣтъ и быть не можетъ, именно чувствительностью и движеніемъ.

Растѣніе не видитъ, не слышитъ ничего, что вокругъ него дѣлается, не чувствуетъ ни какого запаху, ни вкусу, потому что всѣ его органы устроены только для питанія, а для чувства нѣтъ ни одного органа. Между тѣмъ у животнаго, кромѣ особенныхъ орудій для зрѣнія, слуха, обонянія и вкуса, которыя всякому хорошо извѣстны, на всѣхъ частяхъ тѣла есть безчисленное множество мельчайшихъ бѣлыхъ жилочекъ, называемыхъ нервами; они переплетаются, соединяются, раздѣляются, опять соединяются и непрерывной сѣткой покрывая все тѣло, всѣ сходятся въ мозгу. Дѣло нервовъ состоитъ въ томъ, чтобы передавать мозгу получаемыя снаружи впечатлѣнія. Въ растѣніяхъ, устроенныхъ, какъ мы говорили, только для питанія, ничего подобнаго нѣтъ, и растѣніе конечно не чувствуетъ ни боли, ничего пріятнаго, ни непріятнаго.

Растѣніе не можетъ двигаться; ежели случится, что земля подъ нимъ высохла, что оно не находитъ уже въ ней пищи, оно засыхаетъ и умираетъ.

Животное, напротивъ, отъискивая себѣ пищи, переходитъ съ одного мѣста на другое, бѣгаетъ, летаетъ, плаваетъ, ползаетъ или скачетъ, и не здѣсь, такъ въ другомъ мѣстѣ найдетъ себѣ пищу. Животное слышитъ или чувствуетъ толчокъ или ударъ, тепло или холодъ и всегда старается противодѣйствовать наружному дѣйствію: толчекъ или ударъ заставитъ его убѣжать, или, напротивъ, заставитъ его защищаться какимъ нибудь изъ его природныхъ оружій, рогами, зубами, или когтями; отъ лишняго жару оно укроется въ тѣни; отъ холоду оно заберется въ землю, въ берлогу. И ударъ, и тепло, и холодъ могутъ дѣйствовать также и на растѣніе; напримѣръ оно можетъ быть сломано, изрѣзано, можетъ быть убито морозомъ, можетъ засохнуть отъ жару; но оно не можетъ всего этого чувствовать, какъ вещество неодушевленное.

Недотрога, о которой мы говорили, двигается въ самомъ дѣлѣ очень странно, только не такъ, какъ ей хочется, не по своей волѣ, потому что воли у нея нѣтъ и быть не можетъ; нельзя даже сказать, чтобы у нея была чувствительность; то, что замѣчается въ ней, скорѣе какая то раздражимость, непонятная, правда, такая которой не могутъ объяснить самые ученые натуралисты; по надо признаться что человѣкъ не въ состояніи объяснить ни одной изъ безчисленныхъ тайнъ природы, скрытыхъ отъ нашей пытливости волею всеблагаго Провидѣнія. При видѣ подобной тайны, человѣкъ можетъ только съ покорностію благоговѣть предъ премудростію созданія, которой никогда онъ не будетъ въ состояніи разгадать, и можетъ только описывать и удивляться.

И въ самомъ дѣлѣ, пристально всматриваясь въ природу, хоть на примѣръ животныхъ, возможно ли не удивляться безконечному разнообразію ихъ устройства?

Инымъ изъ нихъ дано не много жизни, не много способностей и очень ограниченный кругъ дѣятельности; имъ не много дѣла на землѣ, почти только ѣсть, и больше ни чего; у другихъ, напротивъ, множество разныхъ способностей и дѣятельность очень большая и разнообразная; дѣла имъ гораздо больше; чтобы выражать это различіе между животными, часто говорятъ, что одни животныя выше, совершеннѣе другихъ. — Напримѣръ окунь гораздо выше, совершеннѣе улитки, или гидры, потому что у него гораздо больше признаковъ жизни, больше самой жизни, его дѣйствія не такъ однообразны, какъ дѣйствія улитки; но собака еще несравненно выше, совершеннѣе окуня, потому что жизнь ея еще сложнѣе, кругъ дѣйствій еще обширнѣе, чѣмъ у него; на конецъ человѣкъ еще совершеннѣе собаки, потому что у него есть такія способности, какихъ у нея нѣтъ, и дѣйствія его еще разнообразнѣе.

Животное обыкновенно тѣмъ совершеннѣе, тѣмъ выше, чѣмъ больше у него различныхъ органовъ, такъ что ежели у какого нибудь животнаго нѣтъ ушей, то очень понятно, что у него одною способностью меньше, нежели у того, у котораго есть уши, и очень естественно, что животныя безъ слуху ниже тѣхъ, которыя хорошо слышатъ..

Мы знаемъ теперь, что такое гидра. Это одно изъ самыхъ простыхъ животныхъ. Его можно разрѣзать на нѣсколько частей, и оно не умретъ, и будетъ продолжать жить по прежнему; это очень естественно потому, что у гидры мало органовъ, или лучше сказать, всего только одинъ, желудокъ; отдѣленная отъ гидры часть все таки останется желудкомъ, только короче прежняго; потому то ей и нѣтъ ни какой причины умирать, ежели ее разрѣжутъ пополамъ. Но ежели станемъ разсматривать животныхъ, у которыхъ жизнь не такъ проста, то будемъ встрѣчать еще и другіе органы, кромѣ желудка, такъ что ужъ рѣзать животное ни на нѣсколько частей, ни пополамъ нельзя, потому что не возможно раздѣлить тѣло такъ, что бы на каждую половину достались всѣ органы, безъ которыхъ животное не можетъ жить; не премѣнно или та, или другая часть, или даже обѣ, должны будутъ умереть.

У иныхъ животныхъ есть множество такихъ орудій, или органовъ, которыхъ у другихъ нѣтъ, и вообще животное тѣмъ совершеннѣе, чѣмъ болѣе частей, изъ которыхъ оно состоитъ. Напримѣръ въ морѣ, около Молукскихъ островъ, водится особеннаго роду ракъ; у него ротъ обставленъ со всѣхъ сторонъ ногами, которыя въ тоже время и руки, для хватаніе пищи, и челюсти, для пережевыванія пищи тѣми мѣстами ногъ, которыя приходятся около самаго рта. Само сабою разумѣется, что какъ не хорошо въ одно время дѣлать два дѣла, потому что оба будутъ не совсѣмъ хорошо сдѣланы, такъ и здѣсь, всѣ шесть паръ ногъ Молукскаго рака ни очень хорошія ноги, ни совсѣмъ удобныя руки, ни хорошія челюсти, потому что онѣ должны и ходить, и брать, и жевать. Нашъ обыкновенный рѣчной ракъ гораздо совершеннѣе, потому что у него есть особые члены для всѣхъ этихъ трехъ нуждъ. Около самаго рта у него помѣщено шесть паръ челюстей (a); есть особенная пара членовъ, клещи (b), которыя устроены только для того, чтобы брать ими пищу или добычу; кромѣ того есть четыре пары ногъ, изъ которыхъ означенная буквою с — послѣдняя; остальныя буквы означаютъ здѣсь: d-усики, е-усы, f-глаза, g-слуховыя отверзтія, h-хвостъ. Но такъ какъ подъ верхнею челюстью скрыты здѣсь всѣ остальныя, то вотъ другой рисунокъ, въ которомъ представлены всѣ шесть паръ (1. 2. 3. 4. 5. 6.) порознь.

Не смотря на огромную разницу между различными животными, невозможно не замѣтить однакоже, что въ природѣ нигдѣ нѣтъ рѣзкаго перехода отъ одного вида животнаго къ другому; напримѣръ между ящерицей и сигомъ — огромная разница и по виду, и по жизни. У ящерицы четыре ноги, круглое тѣло и длинный. круглый хвостъ; живетъ она на землѣ, а не въ водѣ; и отъ формы и отъ жизни ящерицы природа сдѣлала совершенно незамѣтный переходъ къ формѣ и къ жизни сига, именно: есть животное саламандра, у которой хвостъ уже не такой круглый, какъ у ящерицы, а плоскій, напоминающій нѣсколько хвостъ рыбы; но у саламандры еще четыре ноги. Аксолотль еще болѣе похожъ на рыбу своимъ сплющеннымъ видомъ; есть наконецъ ящерица, которая называется Двуручкой, потому что у нея только одна передняя пара ногъ, а заднихъ вовсе нѣтъ; наконецъ есть Лепидосиренъ, родъ рыбы, у которой вмѣсто ногъ, составляющихъ принадлежность ящерицы, — около головы и среди тѣла — по парѣ простыхъ отростковъ; у миноги, похожей на лепидосирена, и очень близкой ко всѣмъ остальнымъ рыбамъ, вовсе уже нѣтъ ничего, напоминающаго ноги. Такого рода переходъ замѣчается не только при сравненіи различныхъ животныхъ, но часто даже въ одномъ и томъ же животномъ въ различные его возрасты. Возьмемъ въ примѣръ хоть лягушку. Она несетъ въ водѣ множество яичекъ, которыя опускаются на дно и лежатъ тамъ нѣсколько дней; потомъ поднимаются на поверхность, изъ каждаго яичка выходитъ маленькій червячекъ, и скоро превращается въ головастика. Вѣрно всякому, кто только живалъ въ деревнѣ, случалось видать гдѣ нибудь въ болотѣ, или въ грязной, болотистой канавѣ, или въ лужѣ — маленькое вертлявое животное, почти черное, съ большой головой, съ маленькимъ, тонкимъ хвостикомъ, которое плаваетъ съ удивительною быстротой. Мѣсяца черезъ два послѣ того, какъ изъ перваго червячка сдѣлался головастикъ, то есть около половины іюня, у него показываются заднія ножки; переднія развиваются въ тоже самое время, только сначала онѣ скрываются подъ кожей и пробиваются наружу гораздо позже. При видѣ головастика нельзя и подумать; что онъ ни что иное, какъ молоденькая лягушка; но только что у него покажутся переднія ноги, хвостикъ его начинаетъ уменьшаться и наконецъ совсѣмъ пропадетъ; тогда остается только похожая на нарисованную здѣсь обыкновенная меленькая лягушка которая однако же скоро выростаетъ.

Такъ въ природѣ все измѣняется постепенно; природа не дѣлаетъ скачковъ, какъ говорятъ ученные, которые, примѣтивъ указанную нами сейчасъ постепенность, построили цѣлую цѣпь или лѣстницу животныхъ, начиная съ самаго простаго, хоть напримѣръ съ гидры, и кончая человѣкомъ. Они разставили въ своемъ спискѣ всѣхъ животныхъ въ такомъ порядкѣ, что самое совершенное изо всѣхъ, человѣкъ, стоитъ на верху этой лѣстницы; а за нимъ, по мѣрѣ подобія и близости устройства, по мѣрѣ большаго или меньшаго совершенства животнаго, всѣ остальныя.

Кромѣ того, ученные распредѣлили всѣхъ животныхъ на отдѣленія, эти отдѣленія на классы, потомъ на колѣна, семейства, роды и наконецъ виды, такъ что говорятъ напримѣръ, что нашъ обыкновенный конь — видъ изъ рода лошадей, семейства однокопытныхъ, разряда толстокожихъ, класса млекопитающихъ, отдѣленія позвоночныхъ животныхъ.

Но къ чему все это? для чего такое сбивчивое раздѣленіе и подраздѣленіе животныхъ? спроситъ можетъ быть кто нибудь. Развѣ мы больше и лучше отъ этого знаемъ, что какъ будто разсадимъ въ эти отдѣленія и классы всѣхъ животныхъ, точно въ клѣтки. Не лучше ли просто назвать какое нибудь животное, да потомъ и разсказать какое оно, гдѣ живетъ, чѣмъ питается? Къ чему же всѣ эти раздѣленія?

Дѣло очень простое, и съ небольшимъ вниманіемъ легко примѣтить, что умъ человѣческій ужъ такъ устроенъ, что, разсматривая различные предметы, непремѣнно распредѣляеть ихъ на классы, на группы, и представляетъ эти группы какимъ нибудь однимъ именемъ или особеннымъ знакомъ. Даже дитя, которое въ одно и тоже время учится и говорить и думать, лепечетъ слово: папа при видѣ всякаго мужчины, хотя на самомъ дѣлѣ и не смѣшиваетъ отца ни съ кѣмъ другимъ. Въ самомъ обыкновенномъ языкѣ большая половина словъ называетъ не одну какую нибудь вещь, а цѣлый разрядъ или классъ вещей. Въ дѣйствительности мы окружены со всѣхъ сторонъ такимъ безчисленнымъ множествомъ различныхъ и одинакихъ предметовъ, что и вообразить страшно; если бы нужно было разсматривать каждый предметъ отдѣльно, то на это не достало бы жизни нѣсколькихъ десятковъ людей; напримѣръ еслибы вы хотѣли знать жизнь и привычки ласточекъ, и для этого вздумали бы разсматривать какъ живетъ наша ласточка, которая свила себѣ гнѣздо у насъ подъ крышей, и другая ласточка, которая живетъ надъ окошкомъ у сосѣдей, и третья, и четвертая, и стали бы замѣчать какъ живетъ каждая ласточка, какую намъ случится только встрѣтить, то въ цѣлый годъ мы ушли бы совсѣмъ не далеко. По этому, что бы легче и удобнѣе было разбирать всѣ вещи на свѣтѣ, ученые натуралисты распредѣляютъ ихъ на классы, на группы, и каждую группу представляютъ одною какою нибудь вещью, однимъ именемъ. Впрочемъ каждый изъ насъ, хоть и не натуралистъ, дѣлаетъ это каждый день; напримѣръ, когда мы говоримъ: птица, то этимъ словомъ называемъ и воробья, и ворону, и орла, и ласточку, и гуся, и рябчика, и глухаря, и голубя, и еще многихъ другихъ. Есть ли на свѣтѣ животное — птица? Конечно нѣтъ; на свѣтѣ есть только орлы, вороны, голуби, ласточки, ястребы, канарейки, соловьи, и другія разныя породы птицъ. А птица? Это слово выдумано для того, чтобы означать особенный классъ животныхъ съ крыльями и покрытыхъ перьями. Когда мы говоримъ: рыба, то называемъ этимъ словомъ не ерша, не сига, не окуня, не лососину, не щуку, ни какую нибудь другую рыбу, а особенный классъ животныхъ, которыя живутъ въ водѣ. Значитъ умъ человѣческій и безъ науки, а такъ, самъ по себѣ уже раздѣляетъ животныхъ на классы. Въ наукѣ это раздѣленіе еще нужнѣе: если бы почталіонъ долженъ былъ отдать письмо такому господину, котораго нѣтъ у него адреса, а только примѣты, именно, что у этого господина орлинный носъ, средній ростъ, черные волосы, и т. д., то почталіону очень трудно было бы отъискать того, кому назначено письмо; между тѣмъ, если бы на адресѣ прежде всего было назначено государство, потомъ губернія, городъ. кварталъ, улица, домъ и наконецъ этажъ, въ которомъ живетъ господинъ, котораго онъ ищетъ, то почталіонъ безо всякаго труда и очень, скоро могъ бы сдѣлать свое дѣло. — Точно тоже и для натуралиста. Если бы ему хотѣлось узнать какое нибудь животное, и еслибы для этой цѣли онъ сталъ сравнивать съ нимъ описанія всѣхъ извѣстныхъ животныхъ, то работа его была бы продолжительна и трудна; между тѣмъ, при помощи раздѣленія животныхъ на классы, онъ и скоро, и вѣрно дойдетъ до своей цѣли. Положимъ на примѣръ, что мы во все ни какого не имѣемъ понятія о раздѣленіи на классы, или о классификаціи животныхъ, и что намъ нужно было бы сказать: что такое шиншилла. Что бы отличить ее это всѣхъ, остальныхъ животныхъ, нужно было бы сперва хорошо и подробно описать ее, а потомъ подробно показать чѣмъ она отличается это всѣхъ остальныхъ животныхъ, которыхъ извѣстно болѣе ста тысячь различныхъ видовъ; такой работѣ и конца бы не было; тогда какъ ежели мы скажемъ, что шиншилла есть животное позвоночное, изъ класса млекопитающихъ, разряда грызуновъ, рода зайцевъ, то однихъ этихъ словъ довольно для того, что бы мы знали, что это за животное шиншилла, у которой мѣхъ такъ красивъ, такъ мягокъ, такъ пушистъ. Значитъ классификація вовсе не сбиваетъ, а напротивъ, помогаетъ и облегчаетъ занятія естественной исторіей животныхъ.

Посмотримъ теперь что же за раздѣленія животныхъ придумали ученые, чтобы облегчить эти занятія, которыя уже и сами по себѣ вовсе не скучны?

Надо замѣтить, что ученые раздѣленій не придумывали; они открыли только чѣмъ на самомъ дѣлѣ, въ природѣ, животныя замѣтнѣе всего отличаются одно отъ другого. Ежели внимательно разсматривать всѣхъ животныхъ, какія только есть на свѣтѣ, то нельзя не замѣтить, что всѣ они подходятъ подъ четыре разные образца, съ тысячами измѣненій при каждомъ изъ нихъ. Этими образцами можно принять животныхъ, очень хорошо всѣмъ извѣстнымъ: собаку, рака, улитку и звѣздчатку, о которой мы уже говорили. По этому всѣ животныя раздѣляются на четыре большія отдѣленія: на позвоночныхъ, кольчатыхъ, мягкотѣлыхъ и на животно-растѣнія.

Позвоночныя животныя — тѣ, у которыхъ есть позвонки. Надо знать, что позвонки въ этомъ случаѣ значатъ вовсе не колокольчики, которые иногда привѣшиваютъ на шею коровамъ, лошадямъ, козамъ, и нѣкоторымъ другимъ животнымъ, когда ихъ гонятъ въ поле. Позвонки, это — особаго рода кости, которыя въ тѣлѣ животнаго идутъ отъ головы до начала ногъ, или даже до конца хвоста, цѣлымъ столбомъ, который такъ и называется — столбомъ позвоночнымъ. Чрезъ весь этотъ столбъ, въ каждомъ позвонкѣ есть отверзтіе, которое всякій легко можетъ видѣть, напримѣръ очистивши хорошенько одну изъ косточекъ вареной куриной шейки. Нарисованный здѣсь позвонокъ — человѣческій. Тѣмъ мѣстомъ, около котораго стоитъ буква а, онъ обращенъ къ спинѣ, отросткомъ противъ буквы b, — внутрь тѣла. Съ верху его и съ низу помѣщаются еще позвонки такъ, что отверзтіе одного приходится прямо противъ отверзтія другаго; такимъ образомъ составляется цѣлая трубка, наполненная особеннымъ мозгомъ. Но кромѣ позвоночнаго столба въ тѣлѣ животнаго есть еще много другихъ костей, въ груди, въ рукахъ, въ ногахъ, въ пальцахъ рукъ и ногъ и, главное, въ головѣ. Въ костяхъ головы или въ черепѣ, внизу, противъ отверзтія верхняго позвонка на шеѣ — также есть отверзтіе, сквозь которое головной мозгъ сообщается съ спиннымъ. Этотъ нѣжный мозгъ и эти кости, устроенныя премудрой природой для того, чтобы покрывать и предохранять мозгъ отъ какого нибудь наружнаго поврежденія, — самыя важныя части въ тѣлѣ животнаго, потому что на нихъ то прежде всего основывается самое различіе животнаго отъ растѣнія. Еслибы тѣло состояло изъ одного мяса, безъ какой нибудь твердой и прочной основы, оно не могло бы двигаться; а теперь мягкія части прикрѣплены къ костямъ, къ скелету, какъ здѣсь, въ прилагаемомъ рисункѣ кангуру, небольшаго животнаго, которое водится въ Новой Голландіи. Тутъ видно какъ внутри его тѣла расположены кости, а то, что вокругъ костей, черное, — мясо, прочно укрѣпленное на костяхъ

Но кромѣ движенія, позвоночный столбъ еще особенно важенъ для чувствительности, которая также составляетъ главное отличіе животнаго отъ растѣнія. Въ мозгу черепа и позвоночнаго столба соединяются тысячи бѣлыхъ жилокъ, покрывающихъ все тѣло и уже извѣстныхъ намъ подъ именемъ нервовъ, посредствомъ которыхъ животное чувствуетъ, и приводитъ въ движеніе свое тѣло. У животныхъ позвоночныхъ всѣ нервы и все ихъ сцѣпленіе, называемое нервной системой, гораздо полнѣе, лучше, совершеннѣе, нежели у всѣхъ остальныхъ животныхъ, и потому позвоночныя неоспоримо занимаютъ первое мѣсто въ цѣпи творенія.

Но позвоночныхъ животныхъ много; у большей части самыхъ обыкновенныхъ изъ извѣстныхъ намъ животныхъ внутри тѣла есть кости, позвонки, скелетъ; они есть и у слона, и у курицы, у корюшки, у змѣи, у лошади, у гуся, у лягушки; такъ что мало еще одного такого раздѣленія: мы сами видимъ, что въ немъ есть и птицы, и рыбы, и пресмыкающіяся, и гады, и млекопитающія животныя.

Млекопитающія, то есть тѣ, которыя молокомъ кормятъ своихъ дѣтей, ближе всѣхъ къ человѣку по своему устройству, совершеннѣе всѣхъ, потому что у нихъ и движеній разныхъ больше, и чувства острѣе, и способности болѣе развиты, любопытнѣе всѣхъ для насъ тѣмъ, что животныя, самыя полезныя для пищи. работъ и торговли человѣка — по большей части млекопитающія.

Всегда легко съ перваго взгляду отличить млекопитающее отъ рыбы, отъ птицы, и отъ всякаго другаго животнаго по наружному его виду, именно потому, что тѣло его всегда покрыто волосами или шерстью. Этого рода животныя всегда нѣсколько похожи на тѣхъ, которыя у насъ всегда передъ глазами, на лошадь, на собаку, на корову, и т. п. Только немногія породы отличаются тѣмъ, что живутъ въ водѣ и похожи нѣсколько на рыбъ, на примѣръ китъ, тюлень: по этому простой народъ, да и всякій, кто не знаетъ хорошенько дѣла, считаетъ кита и подобныхъ ему млекопитающихъ животныхъ — рыбами, тогда какъ они и дышатъ иначе, нежели рыбы, и кормятъ своихъ дѣтенышей молокомъ, тогда какъ рыбы выводятся изъ икры, и тотчасъ пускаются плавать, сами себѣ доставая пропитаніе, отъискивая червячковъ, и т. д..

Но и этотъ классъ, млекопитающихъ, слишкомъ еще великъ, въ немъ слишкомъ много различныхъ животныхъ, такъ что легко сбиться; къ этому классу причисляется и человѣкъ, и олень, и кангуру, и китъ, и обезьяна, и мышь, и слонъ, и баранъ, и кошка, и лошадь, и левъ, и собака, и тюлень, и медвѣдь.

Чтобы ясно различить между собою всѣхъ этихъ животныхъ, ученые натуралисты начали сравнивать ихъ и нашли особенно большую и постоянную разницу въ ногахъ, въ рукахъ и въ зубахъ, на этомъ основаніи они раздѣлили весь классъ млекопитающихъ еще на девять разрядовъ.

Къ первому принадлежатъ животныя двурукія, то есть одинъ человѣкъ. Всякій знаетъ, что пальцы у человѣка на рукахъ и на ногахъ не одинакіе; на ногахъ они коротки и, главное, всѣ сгибаются въ одну сторону, а на рукахъ они длиннѣе и кромѣ того, четыре сгибаются къ ладони, а пятый, большой, гнется не въ одну съ ними сторону, а почти навстрѣчу; по этому рука и можетъ служить для того, чтобы ею брать, придерживая большимъ пальцемъ то, что захвачено четырьмя другими.

Другой признакъ, отличающій одинъ отъ другаго разряды, зубы человѣка, устроены природой удивительно удобно для всего, что приходится ими дѣлать. Впереди, сверху и снизу у насъ по двѣ пары такихъ зубовъ, какіе нарисованы здѣсь подъ буквою а, рѣзцы, широкіе, довольно острые, чтобы откусывать хлѣбъ или всякую другую пищу. По обѣ стороны этихъ четырехъ паръ, сверху и снизу, по одному клыку, b, который къ верху оканчивается небольшимъ остріемъ, чтобы раздирать иную волокнистую пищу, или раскусывать что нибудь твердое; остальные зубы, по пяти съ каждой стороны, сверху и снизу, коренные, c и d, крошатъ, толкутъ и мелютъ нашу пищу. Такимъ образомъ мы насчитали двадцать коренныхъ зубовъ, четыре клыка и восемь рѣзцовъ, такъ что у человѣка, значитъ, всего — тридцать два зуба.

Второй разрядъ млекопитающихъ составляютъ животныя четырерукія. У нихъ такіе же зубы, какъ у человѣка, но въ ногахъ большая разница; у нихъ на ногахъ пальцы расположены точно такъ же какъ на рукахъ, то есть четыре пальца сгибаются къ ладони, а пятый, большой, почти къ нимъ на встрѣчу, отъ того ихъ и называютъ четырерукими. Ходить имъ обыкновенно довольно трудно, и потому они ходятъ иногда на всѣхъ четырехъ рукахъ, иногда на однихъ заднихъ; только все это имъ неудобно, — и большая часть четырерукихъ, обезьяны, живутъ всегда почти на деревьяхъ и лазятъ по вѣтвямъ съ удивительною ловкостію, помогая себѣ своимъ цѣпкимъ хвостомъ.

Третій разрядъ составляютъ животныя хищныя, то есть такія, которыя питаются мясомъ другихъ животныхъ. При этомъ само собою разумѣется, что они должны нападать на другихъ животныхъ, убивать ихъ и потомъ съѣдать, а для этого имъ нужно сильное оружіе, крѣпкіе зубы, большіе клыки, чтобы разрывать свѣжее, сырое мясо, и твердые, острые коренные зубы, чтобы пережевывать кости. Лапы большей части этихъ животныхъ имѣютъ пальцы, вооруженные острыми когтями, — оружіе, такъ же необходимое въ ихъ разбойничьей жизни, какъ и острые, крѣпкіе зубы.

Четвертый разрядъ млекопитающихъ составляютъ грызуны, у которыхъ совсѣмъ нѣтъ клыковъ, какъ здѣсь, на этой картинкѣ, изображающей нижнюю челюсть кролика; за то у грызуновъ особенно велики рѣзцы, и инымъ неосторожнымъ дѣтямъ случалось на себѣ испытать какіе острые зубы у бѣлки, которая вертится въ колесѣ. Природа во всемъ и вездѣ распоряжается такъ премудро, что ни одинъ благоразумный человѣкъ не найдетъ: что можно бы перемѣнить въ томъ, что ею создано. Если пища животнаго состоитъ изъ однихъ мягкихъ плодовъ, то ему даны рѣзцы, чтобы откусывать, и коренные зубы его оканчиваются небольшими скругленными возвышеніями.

Зубы плодояднаго. Пятый разрядъ составляютъ животныя беззубыя, которыя питаются муравьями или другими насѣкомыми. Медвѣдь, называемый муравятникомъ или муравьѣдомъ, не ѣстъ ничего, кромѣ муравьевъ; онъ обыкновенно отъискиваетъ муравейникъ и опускаетъ въ него свой длинный, клейкій языкъ, и когда чувствуетъ, что на него насѣло довольно муравьевъ, втягиваетъ его себѣ опять въ ротъ, спокойно глотаетъ муравьевъ, и потомъ опять опускаетъ языкъ въ муравейникъ. При такомъ способѣ питанія, муравьѣду вовсе не нужно зубовъ, и въ самомъ дѣлѣ ихъ у него нѣтъ; но такъ какъ природа не хотѣла оставить ни какого животнаго безъ защиты, и оленю дала проворныя ноги, быку рога, льву и тигру зубы и когти, бѣлкѣ — способность взбираться на деревья отъ преслѣдованій непріятельскихъ, то муравьѣду дала взамѣнъ зубовъ огромные когти. У другихъ животныхъ, питающихся насѣкомыми, рѣзцовъ или вовсе нѣтъ, или есть очень небольшіе и тупые, а коренные зубы устроены такимъ образомъ, что насѣкомое, которое попадается между ними, непремѣнно бываетъ раздавлено, потому что они сжимаются совершенно плотно и между нами вовсе не остается ни малѣйшей пустоты: острые концы верхнихъ зубовъ входятъ во впадины нижнихъ, и на оборотъ, острые концы нижнихъ приходятся прямо во впадины верхнихъ зубовъ.

Шестой разрядъ позвоночныхъ животныхъ составляютъ сумчатки или двуутробки, которыя водятся по большей части въ Австраліи. У нихъ подъ грудью есть особеннаго роду сумка, въ которую они проворно прячутъ своихъ маленькихъ детенышей. когда они еще такъ малы, что сами не могутъ спасаться отъ опасности. Зубы и лапы животныхъ этого класса не у всѣхъ одинаковы, и потому мы будемъ говорить о нихъ послѣ.

Седьмой разрядъ, заключающій въ себѣ животныхъ толстокожихъ, состоитъ большею частію изъ породъ крупныхъ, слонъ, бегемотъ, носорогъ, лошадь, и т. д. Всѣ они питаются растѣніями, и потому зубы у нихъ, сообразно этой цѣли, широкіе, почти плоскіе, точно жернова, для того, чтобы молоть ими траву, листья и даже молодыя вѣтви деревьевъ и кустарниковъ. Пальцы у нихъ на ногахъ оканчиваются не ногтями, и не когтями, а копытами. Къ этому же разряду принадлежитъ и кабанъ, у котораго хотя коренные зубы и плоски, какъ у всѣхъ остальныхъ животныхъ этого разряда, однакоже клыки такъ велики, что ужъ не помѣщаются во рту, а выходятъ наружу и составляютъ такимъ образомъ сильное и страшное для охотниковъ оружіе.

Осьмой разрядъ млекопитающихъ составляютъ животныя жвачныя или двукопытныя, которыхъ самый извѣстный и обыкновенный образецъ — корова. Они отличаются тѣмъ, что въ верхней челюсти у нихъ вовсе нѣтъ рѣзцовъ, въ нижней ихъ шесть или восемь, и ими-то животное срѣзываетъ траву, листья или вѣтви, загребая ихъ языкомъ и зажимая верхней губой. Коренные зубы у нихъ такіе же, какъ у всѣхъ травоядныхъ. Ноги у нихъ съ двумя пальцами; иногда повыше и позади этихъ двухъ пальцевъ бываетъ еще два, на которые однакоже животное не ступаетъ. Здѣсь представлены кости ноги оленя, который принадлежитъ къ животнымъ жвачнымъ, и, какъ боль шая часть изъ нихъ, имѣетъ рога. Нога его отъ a до b покрыта бываетъ мясомъ и шерстью, и только противъ буквы c раздѣляется на двойное копыто. Особенно замѣчательны у жвачныхъ желудокъ и пищевареніе. Желудокъ у нихъ раздѣляется на четыре части перехватами и цѣль этого раздѣленія очень любопытна: на-скоро пережеванная пища проглатывается, идетъ прямо въ первое отдѣленіе желудка, и остается тамъ до тѣхъ поръ, пока животное ходитъ и продолжаетъ ѣсть свѣжую пищу. Но потомъ, на досугѣ, остающаяся въ первомъ отдѣленіи желудка пища входитъ опять назадъ ротъ и снова пережевывается окончательно; отъ этой особенности этотъ разрядъ животныхъ и называется жвачными.

Девятый и послѣдній разрядъ млекопитающихъ животныхъ составляютъ рыбообразныя. Они живутъ въ водѣ, однако же дышатъ воздухомъ, для чего выплываютъ на поверхность моря. Зубы у нихъ не у всѣхъ одинакіе: у кита, напримѣръ, вмѣсто зубовъ — длинныя роговыя пластинки, которыми пищу нельзя жевать, а можно только захватывать мелкую рыбу и процѣживать воду. Эти то роговыя, гибкія пластинки, называемыя китовымъ усомъ, играютъ такую важную роль въ туалетѣ. У другихъ рыбообразныхъ есть и зубы, очень острые, конической формы; у другихъ, немногихъ, есть даже и клыки.

=

Съ перваго взгляду покажется, что и скучно, и безполезно знать, какіе зубы и какіе ноги у какого животнаго; но ежели попристальнѣе всмотрѣться въ устройство животныхъ, то невозможно не примѣтить и не удивиться гармоніи и точности, съ какими природа надѣлила каждое существо именно такими орудіями, какія необходимы для поддержанія его существованія. И въ самомъ дѣлѣ, тѣло животнаго никогда не бываетъ скопленіемъ различныхъ органовъ, собранныхъ въ одно существо какъ будто нечаянно, на удачу; всегда части его тѣсно зависятъ одна отъ другой, и между образованіемъ каждой отдѣльной части и всѣмъ животнымъ всегда есть неизмѣнная гармонія. Иной разъ такъ легко примѣтить эту гармонію устройства, что въ нѣкоторыхъ случаяхъ натуралисты по одному только органу могутъ угадать устройство остальнаго тѣла, вывести нѣкоторыя необходимыя слѣдствія и такимъ образомъ составить почти всю исторію животнаго. Такъ напримѣръ, смотря на нарисованный здѣсь зубъ, мы можемъ сказать, что животное, которому принадлежалъ этотъ органъ, должно было имѣть костяную основу для укрѣпленія этого зуба и поддерживанія всѣхъ остальныхъ частей тѣла: и такъ у него былъ скелетъ; но эта внутренняя основа бываетъ у животныхъ для того, чтобы предохранять и защищать мозгъ головной и спинной; такимъ образомъ, потому только, что у животнаго былъ этотъ зубъ, мы заключаемъ, что у него былъ и мозгъ и, слѣдовательно, множество нервовъ. Этотъ мозгъ и эти нервы заставляютъ думать, что у животнаго было множество органовъ чувствъ для сообщенія съ внѣшнимъ міромъ; по виду этого зуба можно навѣрное сказать, что онъ принадлежалъ животному съ очень полнымъ и совершеннымъ кровообращеніемъ, и что кости его были такъ сильно развиты, что образовали глубокія ямы для помѣщенія корней зуба, а это замѣчается только у извѣстныхъ четвероногихъ; можно даже навѣрное сказать, что это животное принадлежало къ разряду млекопитающихъ. Но виду же этого зуба легко заключить, что онъ былъ назначенъ для разрыванія сыраго мяса и жеванія костей; значитъ, онъ принадлежалъ животному хищному. По величинѣ зуба надо полагать, что и самое животное было велико и такъ далѣе, и такъ далѣе, отъ вывода къ выводу, легко найти всѣ главнѣйшіе признаки животнаго, именно потому, что всѣ части его тѣла созданы природой не кое-какъ, не на удачу, а сообразно съ цѣлью, и каждая часть въ строгой сообразности и зависимости это всего остальнаго. По этому не должно пренебрегать изученіемъ зубовъ; по нимъ и по другимъ остаткамъ, точно такъ же зависящимъ отъ устройства тѣла, ученые показали устройство многихъ животныхъ, которыя теперь уже не существуютъ, и по одной кости строили у себя въ воображеніи цѣлыхъ звѣрей, которыхъ никто никогда не видалъ.

=

Другой отдѣльный классъ позвоночныхъ животныхъ составляютъ птицы. Ихъ всегда легко отличить это всѣхъ остальныхъ животныхъ тѣмъ, что тѣло ихъ покрыто перьями, и что вмѣсто рукъ, или передныхъ ногъ, или лапъ у нихъ крылья. Все прочее въ устройствѣ тѣла измѣнено сообразно съ ихъ назначеніемъ: скелетъ не такой прочный, какъ у млекопитающихъ, за то очень удобный для главной нужды птицы, для летанія, и все въ ихъ тѣлѣ приспособлено для этой важной потребности: легкое у птицы необыкновенно большое, потому что ему надо вмѣщать въ себѣ какъ можно больше воздуху, для легкости полета; кромѣ того большая часть костей и перья въ крыльяхъ и въ хвостѣ наполняются воздухомъ въ ту минуту, когда птица хочетъ летѣть. Такимъ образомъ она становится очень легка, такъ что ей ужъ не много надо силы, чтобы поддерживать себя въ воздухѣ. Но самая замѣчательная особенность птицъ, которая отличаетъ ихъ отъ млекопитающихъ, состоитъ въ томъ, что дѣти у птицъ выводятся изъ яичекъ, и мать кормитъ ихъ не молокомъ своимъ, потому что птичьяго молока не бываетъ на свѣтѣ, а тою самою пищей, которую ѣстъ сама.

Въ этомъ классѣ позвоночныхъ животныхъ столько, однако же, различныхъ породъ: и орловъ, и жаворонковъ, и кукушекъ, и голубей, и страусовъ, и бекасовъ, и утокъ, и совъ, и ласточекъ, и попугаевъ, и павлиновъ, и журавлей, и гусей, что надо непремѣнно раздѣлить ихъ на нѣсколько разрядовъ.

Первый разрядъ составляютъ хищныя птицы. Онѣ питаются сырымъ мясомъ животныхъ млекопитающихъ, или другихъ птицъ; по этому природа имъ дала большія, сильныя крылья, крѣпкіе когти и быстрый полетъ, для того что бы догонять животныхъ, которыя спасаются отъ нихъ бѣгствомъ и уносить ихъ далеко, куда ни будь на дерево или на скалу, что бы тамъ спокойно съѣсть свою добычу. Кромѣ того природа имъ дала сильный, острый, загнутый на концѣ клювъ, которымъ онѣ раздираютъ свою кровавую добычу. Къ этому разряду принадлежатъ орлы, коршуны, соколы, совы, ястребы, которые такъ часто въ деревняхъ уносятъ цыплятъ у насѣдки, не смотря пакудахтанье всѣхъ домашнихъ птицъ задняго двора.

Второй разрядъ птицъ составляютъ воробьи, не тѣ птички, которыя стаями налетаютъ на вишни, или такъ смѣло клюютъ кормъ вмѣстѣ съ курами, или въ хорошую погоду такъ рано будятъ насъ въ деревнѣ своимъ чириканьемъ; нѣтъ, въ разрядѣ воробьевъ заключаются всѣ птицы, которыя на нихъ похожи топкими, слабыми ногами, съ однимъ пальцемъ обращеннымъ назадъ, слабымъ, прямымъ или почти прямымъ клювомъ, небольшимъ ростомъ и легкими формами; тутъ разумѣются свиристели, иволги, дрозды, соловьи, пѣночки, трясохвостки, ласточки, синицы, жаворонки, воробьи, зяблики, канарейки, снигири, скворцы, вороны, вороны, колибри, извѣстная своею малостію и красивыми перьями, райскія птички, и еще множество другихъ птицъ.

Третій разрядъ составляютъ лазуны. Онѣ отличаются отъ воробьевъ тѣмъ, что два пальца на каждой ногѣ обращены у нихъ впередъ, а два назадь, такъ что отъ этого имъ удобнѣе лазить на деревья и на вѣтви, помогая себѣ даже клювомъ. Сюда принадлежатъ кукушки, дятлы, попугаи.

Четвертый разрядъ птицъ — куры, то есть всѣ породы птицъ, больше или меньше похожихъ на куръ. Клювъ у нихъ не большой, согнутый сверху немного въ низъ, удобный только на то, чтобы ѣсть имъ зерна; крылья короткія, тѣло тяжелое, лапки не большія, пальцы слабые. Большая часть этого рода птицъ, кромѣ голубей, летаетъ плохо, мало живетъ на деревьяхъ и почти всегда ищетъ своей пищи на землѣ. Сюда принадлежатъ голуби, горлицы, тетерева, рябчики, куропатки, цесарки, фазаны, павлины, индѣйки.

Пятый разрядъ — бѣгуны. У нихъ крылья такъ малы, что онѣ вовсе не летаютъ; за то проворно бѣгаютъ на своихъ высокихъ ногахъ и нѣсколько помогаютъ своему бѣгу, безпрестанно махая крыльями. Этотъ разрядъ не великъ: въ немъ только страусы и казоары.

Шестой разрядъ, долгоногія, отличаются необыкновенно длинными ногами, какъ будто онѣ на ходуляхъ; при этомъ шея у нихъ бываетъ такъ длинна, что не сгибая ногъ, онѣ могутъ доставать съ земли свою пищу. Большая часть изъ нихъ питается травой, другія червяками, лягушками, мелкой рыбой и другими водянными животными, и по этому живутъ по большой части возлѣ воды и легко ходятъ по болотамъ. Сюда принадлежатъ журавль, цапля, ибисъ, куликъ, бекасъ, вальдшнепъ, допельшнепъ, гаршнепъ.

Седьмой и послѣдній разрядъ птицъ составляютъ плавуны, которыя отличаются тѣмъ, что ихъ коротенькія ножки оканчиваются пальцами съ широкой плавательной перепонкой. Ходятъ онѣ обыкновенно довольно плохо, потому что ноги у нихъ далеко отставлены назадъ; за то плаваютъ очень хорошо. Въ примѣръ этого разряда птицъ можно привести пингвина, съ такими короткими крыльями, что онъ вовсе не можетъ летать, чайку, съ длинными крыльями и могучимъ полетомъ, наконецъ лебедя, гуся, утку, съ клювами, одѣтыми мягкой кожей, а не роговой оболочкой.

Кромѣ млекопитающихъ и птицъ есть множество позвоночныхъ животныхъ низшихъ, не такъ совершенныхъ, съ меньшимъ кругомъ дѣйствія и болѣе ограничеными способностями, именно: пресмыкающіяся, гады и рыбы.

=

Изо всѣхъ животныхъ, о какихъ мы до сихъ поръ говорили, пресмыкающіяся первыя, у которыхъ кровь холодная; кромѣ этого отличательнаго признака можно замѣтить, что тѣло у нихъ покрыто чешуей. По виду, пресмыкающіяся приближаются болѣе къ млекопитающимъ, нежели къ птицамъ; впрочемъ въ этомъ отношеніи они очень разнообразны, потому что къ числу пресмыкающихся принадлежатъ и черепахи, и ящерицы, и змѣи.

Эти три животныя представляютъ и разряды, на которые раздѣляется классъ пресмыкающихся. Первый разрядъ, черепахи, замѣчателенъ тѣмъ, что у нихъ позвонки на спинѣ и ребра срослись въ одинъ щитъ, покрывающій все тѣло; такъ однакоже, что по скелету черепахи легко отличить, что она принадлежитъ къ числу животныхъ позвоночныхъ. На груди у нихъ, также во все тѣло величиной, плоскій щитъ, приросшій къ верхнему почти во всѣхъ мѣстахъ, такъ что между ними остается только шесть отверзтій, въ которыя высовываются четыре ноги, голова и хвостъ; надо замѣтить, что позвонки шеи и хвоста не срослись и остаются свободными, такъ что въ случаѣ опасности черепаха можетъ почти совершенно спрятать подъ свой твердый щитъ всѣ свои конечности, и быть въ безопасности это всякаго нападенія.

Во второмъ разрядѣ пресмыкающихся, у ящерицъ, и въ третьемъ, у змѣй, позвонки и ребра очень подвижны, и ихъ гораздо больше, нежели у всѣхъ остальныхъ животныхъ позвоночныхъ; ящерицы отличаются отъ змѣй тѣмъ, что у первыхъ есть ноги, которыхъ у вторыхъ вовсе нѣтъ. Какимъ же образомъ онѣ могутъ двигаться безъ ногъ, это мы увидимъ послѣ; покамѣстъ замѣтимъ только, что у большой части ящерицъ, къ которымъ принадлежатъ и крокодилы, пасть вооружена острыми зубами, и что у змѣи, кромѣ обыкновенныхъ зубовъ, въ верхней челюсти есть два большіе клыка, въ которые проведенъ особеннымъ каналомъ ядъ. Змѣиное жало, которое намъ часто случается видѣть на картинкахъ раздвоеннымъ, вовсе не опасно и ни что иное, какъ языкъ, которымъ змѣя пробуетъ свою добычу, не дѣлая ей этимъ ни какого вреда. У нѣкоторыхъ породъ змѣй, именно у ужей, вся внутренняя верхняя часть рта, которая называется обыкновенно небомъ, усажена зубчиками, точно щетка.

=

Ежели станемъ внимательно разсматривать какія животныя гдѣ живутъ на земномъ шарѣ, то прежде всего насъ поразитъ то обстоятельство, что одни изъ нихъ живутъ вѣчно въ водѣ и скоро умираютъ, какъ только вытащить ихъ на воздухъ, а другія, напротивъ, могутъ жить только въ воздухѣ и умираютъ въ ту самую минуту, какъ погрузятъ ихъ въ воду. Почему же одни могутъ жить только въ водѣ, а другія только въ воздухѣ?

Говоря о дыханіи, мы уже говорили, что оно необходимо животному для обновленія крови. Воздухъ снаружи проходитъ къ намъ въ легкое, и въ тоже самое время приходитъ въ легкое старая, черная, густая тяжелая кровь изъ обращенія по всему тѣлу: въ ту минуту, какъ прикоснется къ ней воздухъ, она очищается, становится красна и пріобрѣтаетъ разныя питательныя свойства, которыя при новомъ обращеніи, опять могутъ приносить пользу. Когда мы будемъ учиться химіи, которая такъ же какъ и исторія животныхъ, составляетъ часть Естественной Исторіи, то увидимъ, что въ водѣ также есть тѣ самыя частицы, которыя служатъ для дыханія въ воздухѣ, именно кислородъ; только въ водѣ его гораздо меньше, разъ въ шестнадцать меньше, нежели въ воздухѣ. Для дыханія главное обстоятельство состоитъ въ томъ, чтобы кровь какъ нибудь прикоснулась къ этимъ животворнымъ частицамъ, къ кислороду, и потомъ опять продолжала свое обращеніе. Значитъ у животныхъ, которыя живутъ въ водѣ, легкое должно быть устроено совсѣмъ иначе, нежели у тѣхъ, которыя живутъ въ воздухѣ; и въ самомъ дѣлѣ мы видимъ, что у всѣхъ живущихъ въ водѣ, вмѣсто мѣшка, состоящаго изъ безчисленнаго множества пузырьковъ, соединенныхъ вѣточками, то есть вмѣсто легкаго, жабры. Легко разсмотрѣть жабры у рыбы; онѣ состоятъ изъ нѣсколькихъ рядовъ мягкихъ вѣточекъ, въ которыя проходитъ кровь для того, чтобы освѣжиться, прикоснувшись къ водѣ или, вѣрнѣе сказать, къ тѣмъ живительнымъ частицамъ кислороду, которыя въ водѣ есть такъ же какъ и въ воздухѣ, только въ гораздо меньшемъ количествѣ. Такимъ образомъ кровь въ жабрахъ обновляется точно такъ же, какъ въ легкомъ, не смотря на то, что животное дышетъ не воздухомъ собственно, а водою. Жабры помѣщаются у рыбъ позади головы, подъ особенными большими отростками чешуи, которые обыкновенно также называется жабрами; но есть еще множество животныхъ, у которыхъ жабры не прикрыты ничѣмъ, а свободно плаваютъ въ водѣ по сторонамъ головы, какъ напримѣръ у аксолотля. На нашемъ рисункѣ, на стр. 15-й у аксолотля очень явственно видны совершенно открытыя вѣточки жабръ, свободно лежащія вдоль боковъ.

Есть цѣлый классъ позвоночныхъ животныхъ, извѣстныхъ подъ именемъ гадовъ, потому что они въ самомъ дѣлѣ некрасивы, гадки, холодны, покрыты слизью на голой кожѣ: у нихъ жабры бываютъ только въ молодости, а потомъ, когда они пройдутъ всѣ свои превращенія, жабры исчезаютъ. Прежде мы говорили уже о превращеніяхъ лягушки; у головастика, кромѣ закрытыхъ жабръ, какъ у лягушки, въ первые дни существованія бываютъ еще и внѣшнія, которыя, точно вѣеръ свободно плаваютъ позади его головки. Когда изъ него сдѣлается совершенная лягушка, — исчезнутъ и внѣшнія, и закрытыя жабры; потому что взрослая лягушка дышетъ одними легкими. У нѣкоторыхъ изъ гадовъ, впрочемъ, какъ напримѣръ у аксолотля, жабры остаются на всю жизнь, не смотря на то, что въ тоже время у него есть и легкое.

=

Пятый и послѣдній классъ позвоночныхъ животныхъ, — рыбы, дышатъ одними жабрами и никогда во всю жизнь не имѣютъ легкихъ. На видъ онѣ бываютъ различны, но у всѣхъ почти голова одной толщины съ тѣломъ, безъ перехвата для шеи, и хвостъ не отличается толщиною отъ тѣла. У иныхъ рыбъ вовсе нѣтъ плавательныхъ перьевъ, но у большей части этихъ перьевъ много: на животѣ, на груди, на спинѣ, на бокахъ, за щеками; у нѣкоторыхъ плавательныя перья образуются изъ острыхъ иголъ, соединенныхъ перепонкой, у другихъ эти перья очень неполныя. Почти только по плавательнымъ перьямъ классъ рыбъ раздѣляется на десять разрядовъ: иглоперыя, животоперыя, подгрудоперыя, неполноперыя, пучкожаберныя, срослочелюстныя, свободножаберныя, поперечноротыя и наконецъ круглоротыя, которыхъ отличія понятны уже изъ самыхъ названій разрядовъ.

Исторія рыбъ, конечно, не можетъ интересовать насъ такъ, какъ исторія остальныхъ позвоночныхъ высшихъ разрядовъ, потому что жизнь ихъ для насъ совершенно чужда: наблюдать ихъ нравы и привычки трудно, потому что живутъ онѣ въ водѣ, гдѣ человѣкъ жить не можетъ, такъ что большая часть рыбъ для насъ важна только какъ пища, и интересна только по способу ея ловли и приготовленія, или потому, что нѣкоторыя породы ихъ отличаются страннымъ видомъ, или особенно опасны въ морѣ для несчастныхъ матросовъ, которые какимъ нибудь случаемъ падаютъ въ воду.

До сихъ поръ мы говорили только о такихъ животныхъ, у которыхъ внутри тѣла есть скелетъ, кости для прикрытія мозгу, основа для прикрѣпленія мяса; но природа такъ богата средствами, виды Создателя такъ сложны и для насъ непостижимы, что Премудрость Его создала еще безчисленныя миріады животныхъ безъ костей внутри тѣла, но съ оболочкой, которая жесче всѣхъ внутренностей.

Все тѣло этихъ животныхъ раздѣлено на части и состоитъ какъ будто изъ цѣпи колецъ, нанизанныхъ одно къ другому. У иныхъ есть нѣсколько поперечныхъ складокъ, которыя опоясываютъ поперегъ все тѣло; другія вмѣсто кожи имѣютъ твердую оболочку, состоящую изъ ряда колецъ, твердо скрѣпленныхъ между собою, или такихъ, которыя позволяютъ имъ дѣлать движенія. Эта твердая оболочка и эти кольца устроены для того же, для чего въ позвоночныхъ животныхъ скелетъ: они прикрываютъ мягкія части тѣла. Къ нимъ изнутри прикрѣплены всѣ эти части, такъ что оболочку кольчатаго животнаго почти можно называть внѣшнимъ скелетомъ, тогда какъ внутреннимъ называется скелетъ животнаго позвоночнаго, не смотря на то, что кольца того отдѣленія животныхъ, о которыхъ идетъ рѣчь, — ничто иное, какъ отвердѣвшая кожа. Мозгу и становой жилы, такъ важныхъ у позвоночныхъ животныхъ, у кольчатыхъ вовсе нѣтъ; вмѣсто того у нихъ вдоль всей нижней стороны тѣла проходитъ двойная цѣпь мозговыхъ или нервныхъ узелковъ, соединенныхъ между собою небольшими жилками. Первый такого рода узелокъ помѣщается обыкновенно въ головѣ животнаго и можетъ быть названъ мозгомъ; далѣе, въ нижней части тѣла, въ каждомъ изъ колецъ, составляющихъ животное, есть по узелку такой же величины; отъ каждаго узелка идетъ множество нервныхъ вѣточекъ по всему кольцу, къ которому принадлежитъ узелокъ, и по членамъ, прикрѣпленнымъ къ этому кольцу. Большая часть колецъ этого отдѣленія животныхъ довольно похожи одно на другое, какъ напримѣръ у сколопендры.

Въ этомъ отдѣленіи, то есть въ отдѣленіи кольчатыхъ, членовъ, то есть ногъ, гораздо больше, нежели у позвоночныхъ, но за то чувствъ меньше, то есть у нихъ недостаетъ или зрѣнія, или слуха, или обонянія; но вѣроятно у всѣхъ есть вкусъ, и навѣрное есть осязаніе, ежели не во всемъ тѣлѣ, иногда покрытомъ твердою роговою оболочкой, то по крайней мѣрѣ въ усикахъ.

Животныя этого отдѣленія очень разнообразны. У иныхъ, какъ напримѣръ у талитра, или у рака, есть ноги, то-есть органы движенія суставчатые; у другихъ, какъ напримѣръ у піявки — вовсе нѣтъ суставчатыхъ ногъ. По этому все отдѣленіе кольчатыхъ животныхъ дѣлится на двѣ части: на суставчатыхъ, и на червей.

Но тутъ наблюденіе надъ животными и раздѣленіе ихъ на классы становится необыкновенно трудно. Обыкновенно, чтобы знать, до какой степени два животныя близки одно къ другому, довольно взглянуть на нихъ, на ихъ наружныя формы, потому что очень часто по виду животнаго легко угадать его жизнь; напримѣръ чтобы увѣриться, какъ близки одна къ другому кошка и тигръ — довольно разсмотрѣть ихъ устройство. Съ животными кольчатыми — совсѣмъ другое дѣло. У нихъ есть превращенія (а мы уже знаемъ, что такое превращеніе, по головастику и лягушкѣ), и потому — не довольно разсматривать ихъ взрослыхъ, чтобы знать, до какой степени они родня или близки одно другому по устройству: надо знать еще, какія превращенія они проходятъ, чтобы дойти до своего настоящаго вида. Есть, напримѣръ, странное маленькое животное, лернея, чужеядное животное, которое иногда находятъ на рыбахъ, и другое, циклопъ, небольшое черепокожное, живущее въ прѣсной водѣ; между ними, кажется, никакого нѣтъ сходства, однако же наблюденія показали, что они родня и очень близкая между собою, потому что ихъ зародыши такъ сходны, что трудно бываетъ ихъ различить.

Внимательныя изслѣдованія ученыхъ облегчатъ намъ этотъ трудъ.

Изъ кольчатыхъ, суставчатыя животныя дѣлятся на четыре класса: къ первому принадлежатъ насѣкомыя, которыя намъ очень знакомы: тутъ и комары, и жуки, и мухи, и пчелы, и тараканы, и муравьи, и кузнечики, и шмели, и бабочки. Они отличаются отъ другихъ кольчатыхъ животныхъ тѣмъ, что у нихъ тѣло состоитъ изъ трехъ явственно отличныхъ частей: головы, груди и живота; у нихъ бываетъ три пары ногъ, и почти всегда есть крылья. Вотъ напр. рисунокъ саранчи. Тутъ представленъ ея наружный скелетъ съ оборванными крыльями, потому что онѣ заняли бы у насъ слишкомъ много мѣста, и съ отдѣленными одно отъ другого колѣнцами, для ясности. По рисункамъ агріона и бетила ясно видно какъ голова, грудь и тѣло насѣкомыхъ явственно отдѣляются одно отъ другого. Кромѣ того всегда есть у нихъ маленькіе усики, состоящіе изъ множества мелкихъ суставовъ, какъ можетъ разсмотрѣть всякій въ увеличительное стекло. Дышатъ они не ртомъ, а безчисленнымъ множествомъ трубочекъ или легочныхъ мѣшечковъ, расположенныхъ по всему тѣлу.

Другой классъ суставчатыхъ кольчатыхъ животныхъ — тысяченожки, только надо замѣтить, что у нихъ не въ самомъ дѣлѣ по тысячѣ ногъ, а гораздо меньше; но все таки много, какъ наприм. у юла; вообще до двадцати четырехъ паръ и больше. Тысяченожки отличаются отъ насѣкомыхъ тѣмъ, что у нихъ голова отдѣльная, но живота нельзя отличить отъ груди. У нихъ никогда не бываетъ крыльевъ и дышатъ они какъ насѣкомыя, легочными мѣшечками или трубочками.

Третій классъ суставчатыхъ кольчатыхъ — пауки. Грудь ихъ, какъ у нашего обыкновеннаго домашняго паука, который здѣсь на картинкѣ очень увеличенъ, явственно отличается отъ живота, а голова вовсе не отдѣляется отъ груди. У нихъ обыкновенно четыре пары ногъ и вовсе нѣтъ ни крыльевъ, ни усиковъ. Всѣ они большею частію хищныя, то есть убиваютъ другихъ животныхъ, конечно такихъ же маленькихъ, какъ они сами, и съѣдаютъ ихъ или сосутъ изъ нихъ соки; для этого большей части изъ нихъ природа дала органы съ ядомъ, чтобы имъ удобнѣе и легче было убивать свою добычу: у иныхъ ядъ помѣщается около рта, у другихъ напротивъ, какъ напримѣръ у скорпіона, ядъ — въ крайней части хвоста, и такой сильный, что отъ ужаленія скорпіона умираютъ животныя довольно большія, какъ собаки.

Четвертый и послѣдній классъ суставчатыхъ кольчатыхъ животныхъ — черепокожныя. У нѣкоторыхъ изъ нихъ, какъ напримѣръ у тельфюза — пять, у другихъ шесть или даже семь паръ ногъ, но у всѣхъ жесткая и твердая кожа, или вмѣсто кожи — скорлупа. Всѣ они живутъ въ водѣ и дышатъ жабрами.

Есть еще кольчатыя животныя безъ суставчатыхъ ногъ; этихъ мы будемъ называть просто червями. Они отличаются тѣмъ, что тѣло ихъ длинно и состоитъ изъ множества колецъ. Сюда принадлежатъ животныя кольцевыя, коловратки и спинножаберныя, и внутренностныя.

Классъ кольцовыхъ животныхъ (разряда кольчатыхъ) состоитъ изъ червей длинныхъ, мягкихъ, иногда имѣющихъ явственную голову, иногда нѣтъ; у большей части изъ нихъ вдоль всего тѣла, по обѣимъ сторонамъ, есть мягкія шишечки, служащія вмѣсто ногъ, иногда усаженныя пучками шелковистыхъ усиковъ, какъ напримѣръ у нереиды, иногда же вовсе безъ этихъ усиковъ, какъ у піявки.

У нѣкоторыхъ мѣсто ногъ обозначено только нѣсколькими жесткими волосками и даже есть такія, у которыхъ нѣтъ никакого слѣда членовъ или ногъ. У иныхъ есть по нѣскольку пятнушекъ, въ родѣ глазъ; у большей части голова снабжена наростиками, похожими на тѣ, которые у нихъ вмѣсто ногъ, по служащими не для движенія, а для хватанія пищи. Кровь почти у всѣхъ красная; есть впрочемъ кольцевыя животныя и съ зеленою, и съ безцвѣтною, какъ вода, кровью.

=

Классъ животныхъ спинножаберныхъ и коловратокъ заключаетъ въ себѣ червей съ плоскимъ тѣломъ, съ едва примѣтными кольцами, усаженныхъ со всѣхъ сторонъ мельчайшими подвижными усиками. Нѣкоторыя изъ нихъ живутъ въ тѣлѣ другихъ животныхъ, а другій, именно кругляшки, замѣчательны для насъ тѣмъ, что открываютъ намъ цѣлый міръ, совершенно новый, мало извѣстный. Силы природы такъ велики, непостижимы, что до открытія микроскопа никто не могъ и подозрѣвать животныхъ еще мельче, нежели мельчайшія изо всѣхъ намъ извѣстныхъ. Напримѣръ есть животное ротиферъ, величиною въ тысячу разъ меньше булавочной головки, устроенное однакоже такъ мелко, такъ сложно и замысловато, что въ этомъ маленькомъ, непримѣтномъ тѣлѣ есть и ротъ, и желудокъ, и почти столько же различныхъ органовъ, сколько у всѣхъ остальныхъ Кольцовыхъ. Эти мелкія, микроскопическія животныя водятся вообще въ стоячей водѣ; тѣло ихъ почти прозрачное, однако въ немъ ясно видны кольчатыя раздѣленія. Съ двухъ сторонъ, или даже вокругъ всего рта помѣщены у нихъ подвижные усики, которые безпрестанно вертятся; на противуположномъ концѣ тѣла есть вилкообразный хвостикъ, которымъ ротиферъ хватается за какой нибудь предметъ, для того чтобы отдохнуть. Жизнь ихъ до такой степени сложна, что на маленькомъ ихъ тѣлѣ, около подвижныхъ усиковъ рта примѣчены два красныя пятнушка, невообразимой малости, которыя должны быть ничто иное, какъ глаза. Эти микроскопическія животныя плаваютъ съ невѣроятной быстротой, и несутъ яички, которыя еще во сто разъ меньше ихъ маленькаго тѣла.

Послѣдній классъ червей, отдѣленія живовныхъ кольчатыхъ, — черви внутренностные, у которыхъ на тѣлѣ вовсе нѣтъ органовъ движенія. Иные изъ нихъ видомъ похожи на обыкновенныхъ дождевыхъ червей, какъ напримѣръ лингатула; другія, напротивъ, длинны, плоски и похожи на измятую тесемку, напр. тенія или такъ называемый солитеръ.

=

Есть еще два огромныя отдѣленія животныхъ, безконечно разнообразныхъ, удивительныхъ, не очень важныхъ для насъ, но любопытныхъ, какъ любопытно въ природѣ все. Одни изъ этихъ животныхъ — мягкотѣлыя, другія — животно-растѣнія.

У мягкотѣлыхъ нѣтъ ни внутренняго составнаго, ни внѣшняго кольчатаго скелета; отъ этого движенія ихъ медленны и неопредѣленны; у иныхъ есть, правда, длинныя, гибкія приставки для движенія, но большая часть передвигается съ мѣста на мѣсто ползкомъ, съ удивительною медленностью; если же такія приставки и есть, то онѣ помѣщаются обыкновенно пучкомъ около одного мѣста, а не не вдоль тѣла и по парно, какъ у животныхъ кольчатыхъ. Большею частію мягкая кожа мягкотѣлыхъ прикрыта еще раковиной, иногда двустворчатой, какъ у устрицы, иногда односворчатой, завиткомъ, какъ напримѣръ у нашей обыкновенной болотки. Кровь у нихъ у всѣхъ безцвѣтная, или немножко синеватая; дышатъ изъ нихъ иныя сосудами, похожими на легкія, иныя просто жабрами. По наружному виду мягкотѣлыя животныя очень разнообразны и дѣлятся на шесть главныхъ классовъ, отличныхъ одинъ отъ другого.

Первый классъ составляютъ головоногія, очень странной формы: голова у нихъ помѣщается между туловищемъ и ногами, или приставками, служащими для движенія, такъ что ползаютъ они по землѣ тѣломъ вверхъ, а головою внизъ, какъ пульпа или осьминогъ. Ноги ихъ прикрѣплены къ головѣ, вокругъ рта, потому они и называются головоногими; впрочемъ можно бы называть ихъ пожалуй и головорукими, потому что тѣже самыя приставки служатъ и ногами, и руками для схватыванія добычи. Головоногія мягкотѣлыя животныя водятся только въ морѣ и слѣдовательно дышатъ жабрами. Всѣ они черезвычайно прожорливы, питаются большею частію маленькими рыбками или черепокожными, которыхъ ловятъ своими гибкими и сильными руками.

Второй классъ отдѣленія мягкотѣлыхъ составляютъ крылоногія, небольшія животныя, которыя водятся въ водѣ, имѣютъ замѣтную голову и плаваютъ двумя плавательными веслами, похожими на крылья, помѣщенныя у нихъ по обѣ стороны шеи какъ напр. гіалея. Нѣкоторыя изъ нихъ голыя, у другихъ есть раковина.

Третій классъ — чревоногія. Они, какъ напримѣръ болотная лимнея, могутъ двигаться только при помощи большаго мясистаго круга, помѣщеннаго у нихъ подъ животомъ. Раковина этихъ животныхъ завиткомъ; есть однакоже такія, у которыхъ вовсе нѣтъ раковины, напримѣръ слизень, извѣстный подъ именемъ улитки. Къ этому классу принадлежитъ и та раковина, изъ которой дѣлаютъ перламутровыя вещи, называемая ципрея или просто перламутръ.

Четвертый классъ — животныя безголовыя. Не то, что бы у нихъ вовсе не было головы, она только непримѣтна, а конечно есть; покрайней мѣрѣ есть ротъ, безъ котораго не можетъ обойтись и самое простое и несложное изо всѣхъ животныхъ. о какихъ мы только до сихъ поръ говорили, гидра. Безголовыя всѣ живутъ въ двустворчатыхъ раковинахъ, которыя хорошо намъ знакомы по раковинамъ устрицъ; а вотъ для образца и другая, раковина тридакны.

Пятый классъ отдѣленія животныхъ мягкотѣлыхъ составляютъ мѣшковыя. Все тѣло ихъ заключено въ тонкомъ слизистомъ мѣшкѣ, такъ что съ перваго взгляда трудно принять ихъ за животныя, однако же у нихъ есть все, что нужно для отличія животнаго отъ растѣнія: ротъ и желудокъ для питанія, сердце и всѣ необходимые сосуды для кровообращенія, и внутреннія жабры, для дыханія. Только въ кровообращеніи ихъ замѣчается очень странная особенность: въ ихъ жилахъ теченіе крови часто измѣняется, такъ что сначала кровь идетъ какъ обыкновенно, какъ у всѣхъ животныхъ, изъ сердца въ большія жилы, потомъ въ маленькія, и потомъ возвращается черезъ другія жилы въ сердце; потомъ, вдругъ, черезъ нѣсколько минутъ, кровь начинаетъ выходитъ изъ сердца по тѣмъ жиламъ, по которымъ входила, и возвращается уже черезъ тѣ, которыя служили прежде для выхода. Черезъ нѣсколько минутъ порядокъ опять перемѣняется, потомъ опять, и такъ далѣе.

Шестой и послѣдній классъ мягкотѣлыхъ — моховидныя. Это животныя почти микроскопическія, однакоже замѣчательны своимъ сложнымъ устройствомъ. Жабры у нихъ не скрыты, а напротивъ, образуютъ около рта вѣтвистые, очень красивые пучки, ежели только смотрѣть на нихъ въ микроскопъ, потому что простымъ или, какъ говорятъ, невооруженнымъ глазомъ тутъ ничего не увидишь. Нижняя часть обыкновенно твердѣетъ, обращается въ массу каменистую, такъ что у нихъ дѣлается родъ каменной трубочки, въ которую легко можетъ спрятаться все животное, въ случаѣ опасности. Вообще эти мелкія твари живутъ вмѣстѣ большими кучами, такъ что вся ихъ колонія часто походитъ на мохъ; отъ того и самое ихъ названіе — моховидныя.

Четвертое и послѣднее отдѣленіе животныхъ составляютъ существа гораздо менѣе совершенныя, нежели всѣ предъидущія; главныя части ихъ тѣла расположены не попарно вдоль животнаго, а пучками вокругъ одной точки или оси, отчего видомъ онѣ или круглыя, или лучистыя. Жизни въ нихъ такъ мало, такъ она органиченна, видомъ они такъ похожи на растѣнія, что ихъ справедливо можно назвать столько же растѣніями, сколько животными, то есть животворастѣніями. По виду они очень разнообразны: у иныхъ кожа колючая, какъ у звѣздчатки, о который мы уже говорили; у другихъ кожи совсѣмъ нѣтъ, такъ что все тѣло ихъ точно кисель; третьи живутъ огромными колоніями на одномъ каменистомъ стволѣ, какъ кораллъ; четвертыхъ нельзя и думать увидать простыми глазами, и можно различить только сквозь сильный микроскопъ; у пятыхъ, наконецъ, такъ мало жизни, что около ихъ колоніи можно различить одинъ кисель, который невозможно принять ни за что иное, кромѣ тѣлъ какихъ-то мелкихъ животныхъ.

Такимъ образомъ отдѣленіе животно — растѣній раздѣляется на пятъ классовъ: Къ первому принадлежатъ колючекожія, такого рода лучистыя животворастѣнія, у которыхъ кожа толстая, колючая и внутреннее устройство довольно сложно. Они устроены такъ, что могутъ ползать по дну моря, и по большой части имѣютъ множество гибкихъ приставокъ, для того чтобы хвататься ими за песокъ или за скалы. У большей части этихъ колючекожихъ внутренность — ничто иное, какъ трубка, открытая съ двухъ сторонъ и около рта усаженная нѣсколькими вѣтками жабръ, какъ напр. у голотурій; у звѣздчатки внутренность — простой мягкій мѣшокъ, окруженный у входа болѣе или менѣе гибкими и вѣтвистыми приставками; нѣкоторыя изъ нихъ совершенно круглы, какъ яблоко и со всѣхъ сторонъ часто усажены тупыми иглами по жесткому черепу. Колючекожія животворастѣпія — самыя совершенныя ихъ остальныхъ животныхъ этого отдѣленія.

Второй классъ составляютъ безкожія. Они мягки, похожи на кисель или на какую то слизь, и образованы для плаванія; у нихъ нѣтъ, какъ у предъидущихъ, ни какой кожи, и устройство ихъ тѣла чрезвычайно просто: всего только желудокъ, съ однимъ наружнымъ отверзтіемъ. а отъ него идетъ нѣсколько питательныхъ каналовъ во всѣ части тѣла.

Сюда принадлежатъ медузы, которыхъ всегда много около морскихъ береговъ, и ризостомы, съ особенно страннымъ устройствомъ рта. Онъ у нихъ не прямо открывается изъ желудка, какъ у остальныхъ животныхъ этого отдѣленія, а состоитъ изъ мельчайшихъ трубочекъ, сквозь которыя вода проходитъ въ желудокъ. Къ этому же классу принадлежатъ: бероя, похожая на маленькій мячикъ; цестъ, похожій на длинную слизистую тесемку, и физофора, похожая на гирлянду изъ цвѣтовъ и полодовъ, только, конечно, слизистую.

Гидры, о которыхъ мы прежде говорили, составляютъ часть третьяго класса, полиповъ. Тѣло у нихъ круглое, такого же точно простаго устройства, какъ палецъ перчатки, съ однимъ отверзстіемъ вмѣсто рта и съ нѣсколькими гибкими приставками, для того, что бы ими ловить добычу, которую несетъ мимо ихъ текучая вода. Нижняя часть полипа устроена такъ, что ею животному суждено прилѣпляться къ какому нибудь постороннему тѣлу и жить на немъ неподвижно; оболочка его мало по малу твердѣетъ, такъ что около него образуется роговое, или известковое помѣщеніе, какъ напримѣръ видно на прилагаемомъ рисункѣ полипа изъ роду каріофилій. Мы уже говорили, что такое кораллъ и видѣли, что онъ похожъ на растѣніе. Вотъ въ сильно увеличенномъ видѣ то животное, изъ остатковъ котораго образуется то, изъ чего такъ красивы красныя коралловыя бусы и серьги. Къ классу полиповъ также надо причислить актинію, съ мясистымъ тѣломъ, съ совершенно лучистымъ образованіемъ приставокъ около рта, которую часто можно видѣть около морскихъ береговъ, на камняхъ, не глубоко подъ водою.

Четвертый классъ животворастѣній — микроскопическія животныя, инфузоріи, которыхъ жизнь однако же очень полна, не смотря на ихъ малость. Для движенія или плаванія (потому что онѣ живутъ только въ стоячей, гніющей водѣ) есть у нихъ на всемъ тѣлѣ подвижные усики, и особенно замѣчательно то, что у нихъ не одинъ, а нѣсколько желудковъ. Есть между ними такія маленькія, что въ самые лучшіе микроскопы не могли, различить ни чего, кромѣ малѣйшихъ движущихся шариковъ; это монады, означенныя на нашемъ рисункѣ цифрою (I); трахеліи (II), энхеліи (III), парамеки (IV), прилипалы (V), изъ которыхъ одна прилѣпилась къ микроскопическому растѣнію; (VI) — тоже трахелія, которая ползетъ по одному изъ этихъ растѣній.

Пятый и послѣдній классъ животворастѣній — губки. Что опиживотныя, это можно примѣтить только въ первое время ихъ существованія, а потомъ они скорѣе похожи на какія то безобразныя растѣнія. При самомъ рожденіи странныя эти существа похожи на нѣкоторыя инфузоріи: тѣло ихъ кругловатое и со всѣхъ сторонъ усажено подвижными усиками, посредствомъ которыхъ они плаваютъ. Но это не долго. Черезъ нѣсколько времени молодой зародышъ губки прилѣпляется къ какому нибудь постороннему тѣлу, становится совершенно неподвиженъ, не даетъ никакого признака ни движенія, ни чувствительности, и, выростая, такъ перемѣняетъ свою форму, что не узнать. Слизистое тѣло его дѣлается мѣстами жестко и образуетъ изъ себя трубочки роговидныя, известковыя, и даже кремнистыя; трубочки эти, одна возлѣ другой, во всѣхъ направленіяхъ, перекрещиваются, и образуютъ то, что намъ очень хорошо извѣстно подъ именемъ грецкой губки, съ тою только разницей, что въ водѣ, на днѣ моря, онѣ покрыты и снутри, и снаружи слизью, которая живетъ, но живетъ такъ мало и такъ бѣдно, что за этимъ, кажется, предѣлъ жизни и начало безсознательнаго, неодушевленнаго растѣнія.

Вотъ и всѣ главнѣйшіе виды, въ которыхъ природа воплотила жизнь. Но кто знаетъ? можетъ быть многое вовсе намъ еще не извѣстно, многое, конечно, вовсе еще не попадалось на глаза человѣку, и потому никто изъ ученнѣйшихъ натуралистовъ не скажетъ, что онъ знаетъ природу; нѣтъ, самый ученый изъ ученѣйшихъ знаетъ ее лишь на столько, чтобы благоговѣть передъ безчисленнымъ множествомъ ея тайнъ и передъ безконечною премудростію Того, Кто устроилъ все что ему извѣстно и неизвѣстно. И дѣлитъ ученый натуралистъ всѣхъ животныхъ на отдѣленія, отдѣленія на классы, классы на разряды, и такъ далѣе, размѣщаетъ по всѣмъ этимъ отдѣленіямъ, классамъ и разрядамъ всѣхъ извѣстныхъ ему животныхъ, — только для того, что бы яснѣе видѣть ихъ безконечное разнообразіе, что бы явственно и правильно представилась ему вся удивительная картина творенія, въ которой виднѣе всего выражается одна великая мысль: о безконечной благости Провидѣнія.

ЕСТЕСТВЕННАЯ ИСТОРІЯ ЖИВОТНЫХЪ.

ОТДѢЛЕНІЕ ЖИВОТНЫХЪ ПОЗВОНОЧНЫХЪ.

КЛАССЪ МЛЕКОПИТАЮЩИХЪ.

Разрядъ Двурукихъ. (Bimanes.)

Человѣкъ (Homo. Homme. Mensch.) — единственный представитель этого разряда во всемъ царствѣ животныхъ. Всякій знаетъ, что человѣкъ чрезвычайно рѣзко отличается отъ прочихъ животныхъ не только тѣмъ, что у него двѣ руки, а не четыре, какъ напримѣръ у обезьянъ? но, что несравненно важнѣе, тѣмъ, что у него есть разумъ и даръ слова. Устройство тѣла человѣческаго такъ похоже на устройство остальныхъ млекопитающихъ, особенно въ скелетѣ, что многіе ученые-натуралисты, и между ними знаменитый Линней, думали, что разрядъ человѣка въ естественной исторіи надо соединить съ родомъ оранговъ, большихъ обезьянъ о которыхъ мы скоро будемъ говорить Однако превосходство человѣка надъ орангомъ и всѣми прочими животными, въ особенности относительно духовныхъ способностей такъ, огромно и неоспоримо, устройство его тѣла для насъ такъ важно и любопытно, проявленія жизни физической и нравственной такъ достойны самаго глубокаго вниманія, что мы не станемъ смѣшивать въ безразличной номенклатурѣ волка, рака, червяка, ерша, муху, ворону, устрицу, обезьяну съ тѣмъ животнымъ изъ класса млекопитающихъ, которое смѣетъ подчинять самымъ точнымъ вычисленіямъ звѣзды небесныя, которое разлагаетъ на составныя части всѣ существующія тѣла, которое изучаетъ всѣ явленія природы, открываетъ ихъ законы, которое, наконецъ, вѣруетъ въ безсмертное начало своей души. Линней, соединившій человѣка въ одинъ разрядъ съ органомъ, отличаетъ перваго именемъ Homo sapiens, человѣкъ разумный, отъ втораго, имя котораго, помалайски орангъ-утангъ, значитъ человѣкъ дикій, лѣсной. Надо придавать несравненно болѣе важности этому неизмѣримому различію между существомъ разумнымъ и неразумнымъ, и. рѣзко отдѣливъ его этимъ признакомъ отъ остальныхъ животныхъ, посвятить ему и, особую книгу, и тотъ возрастъ маленькихъ читателей этой книги, въ которомъ они перестанутъ быть дѣтьми и дойдутъ до той степени нравственнаго развитія, когда высокая наука о человѣкѣ и всѣхъ явленіяхъ его физической и нравственной жизни будетъ доступна ихъ молодому, неустановившемуся воображенію.

Разрядъ Четырерукихъ. (Quadrumanes)

Всѣ четырерукія болѣе или менѣе похожи на человѣка, но отличаются отъ него тѣмъ, что у нихъ на ногахъ вмѣсто обыкновенной ступни — рука, въ которой большой палецъ сгибается какъ на нашей рукѣ, на встрѣчу остальнымъ четыремъ. Четырерукія вообще ходятъ съ большимъ трудомъ, особенно на однихъ своихъ заднихъ рукахъ; за то лазить на деревья имъ очень легко, почему они всегда и живутъ въ лѣсахъ. Этотъ разрядъ раздѣляется еще на нѣсколько семействъ

Семейство: Человѣкоподобныя.

(Antropomorphes)

У нихъ точно такъ-же, какъ у человѣка, тридцать два зуба, изъ которыхъ по четыре прямые рѣзца въ каждой челюсти, по два клыка, которые приходятся прямо въ промежутокъ зубовъ противуположной челюсти, и по десяти коренныхъ. Ногти у нихъ плоски, хвоста нѣтъ. Движенія ихъ медленны и важны, совсѣмъ не такъ, какъ у многихъ другихъ обезьянъ.

Родъ: Орангъ (Pithecus, Geoffr). Оранги отличаются тѣмъ, что за щеками у лихъ нѣтъ мѣшечковъ, куда другія обезьяны засовываютъ запасную пищу, которую онѣ не успѣваютъ съѣсть; руки у нихъ очень длинны; уши кругловатыя, меньше, нежели у человѣка.

Формой головы, величиной черепа, ростомъ, орангъ — изо всѣхъ животныхъ самое похожее на человѣка. Ростомъ онъ аршина въ два, тѣло его покрыто рыжеватой шерстью, но лице безъ волосъ, немного синеватое; ноги короткія, руки длинныя.

ОРАНГЪ-УТАНГЪ (Simia sathyrus, Linn. Jocko, Buff. Der Orang-Outang). Нынче этихъ огромныхъ обезьянъ очень мало, а въ древности онѣ водились большими стадами. Страбонъ, ученый греческій географъ, писавшій около время Рождества Христова, разсказываетъ, что когда Александръ Македонскій пришелъ съ своимъ побѣдоноснымъ войскомъ въ Индію, то встрѣтилъ огромную толпу, которую принялъ было за отрядъ непріятельскаго войска, и тотчасъ выдвинулъ свою непобѣдимую фалангу. Но Царь Таксиль, который случился тогда возлѣ него, вывелъ завоевателя изъ заблужденія, и объяснилъ ему, что эти твари, хоть очень похожи на насъ, однако ничто иное, какъ самыя мирныя обезьяны, безъ малѣйшаго воинственнаго или завоевательнаго духа.

Можетъ-быть это и было двѣ тысячи лѣтъ тому назадъ, а въ наше время путешественникамъ очень, очень рѣдко случается встрѣтить орангъ-утанга, и то только въ самыхъ дремучихъ лѣсахъ восточной части Индіи, на Борнео, въ Кохинхинѣ и на полуостровѣ Малаккѣ. Въ дикомъ состояніи его мало наблюдали; извѣстно только то, что у себя въ лѣсу онъ большею частію питается плодами, но вѣроятно ѣстъ и яица маленькихъ птичекъ и мастерски умѣетъ отъискивать ихъ гнѣзда на вершинахъ самыхъ густыхъ деревьевъ. На деревѣ — онъ какъ дома; на деревѣ ѣстъ, на деревѣ спитъ, устроивая себѣ очень удобную койку, въ которую ложится вечеромъ и встаетъ съ солнечнымъ восходомъ.

Разсказывая много о понятливости орангъ-утанга, путешественники, конечно, много прибавляли; теперь уже очень хорошо извѣстно, что понятливость его ничуть не выше собачьей. Вся разница въ томъ, что онъ не торопливъ, не вертлявъ, а напротивъ, движенія его медленны, важны, какъ будто обдуманны, и похожи на человѣческія, потому что формы его и нужды почти однѣ и тѣже съ человѣкомъ; по этому, быть можетъ, и думали, будто орангъ-утангъ понятливѣе, нежели на самомъ дѣлѣ.

Лѣтъ десять тому назадъ въ парижскомъ ботаническомъ саду былъ орангъ-утангъ, котораго движенія, пріемы, положенія были удивительно похожи на человѣческія; онъ выучился ѣсть ложкой, пить изъ стакана, размачивать сухари или хлѣбъ. Но не было рѣшительно никакой возможности выучить его служить за столомъ, потому что ему трудно было стоять на однихъ заднихъ рукахъ, да, кромѣ того, онъ былъ такъ жаденъ, что съѣдалъ все кушанье, которое приходилось ему разносить. — Онъ очень любилъ общество; одинъ — скучалъ, и лишьбы съ нимъ играли, ему было все равно съ кѣмъ ни играть. Онъ жилъ въ большой дружбѣ съ дѣтьми своего сторожа, обращался съ ними очень осторожно, потому что они были слабѣе его, боялся ихъ какъ нибудь ушибить, и совершенію свободно и непринуждено игралъ только со взрослыми.

На пищу онъ былъ вовсе неприхотливъ, и ѣлъ почти все, что ѣла семья его сторожа; ежели иное блюдо нужно было ѣсть осторожно, какъ напримѣръ жареную рыбу, то онъ очень ловко справлялся съ этимъ дѣломъ и ни разу не подавился. Какъ большая часть дѣтей, онъ очень любилъ сладкое; когда онъ бывалъ сытъ и давали ему варенья, намазаннаго на хлѣбъ, то онъ дѣлалъ точно дѣти: варенье съѣдалъ, а хлѣбъ потомъ бросалъ какъ вещь уже совершенно ему ненужную и безполезную.

Капитанъ корабля, который привезъ этого орангъ-утанга во Францію, разсказываетъ какимъ образомъ онъ досталъ это любопытное животное. На островѣ Суматрѣ онъ вызвалъ нѣсколькихъ охотниковъ, и тѣ, за довольно значительную сумму, пустились въ лѣсъ на поиски за орангъ-утангомъ, съ тѣмъ, чтобы неубивать его, а захватить живаго. Скоро удалось имъ встрѣтить самку съ маленькимъ, которая въ туже минуту взобралась на ближнее дерево, держа подъ мышкой своего дѣтеныша. Охотники за ней; она перескочила на другое дерево, потомъ на третье, все дальше и дальше; наконецъ загнали они ее на такое дерево, у котораго мало по малу обрубили всѣ вѣтви, кромѣ одной. Бѣдное животное, окруженное со всѣхъ сторонъ, собралось-было перескочить на другое дерево; но въ туже самую минуту одинъ изъ охотниковъ отрубилъ ему руку топоромъ. Привыкнувъ лазить на деревья четырьмя руками, орангъ-утангъ скоро попался въ руки охотниковъ, потому что съ тремя руками, изъ которыхъ одна была еще занята дѣтенышемъ, онѣ не могъ уже и держаться на деревьяхъ. Его повезли, но отъ усталости во время преслѣдованія и въ дорогѣ, отъ сильныхъ жаровъ, — рана его разболѣлась, сдѣлалось воспаленіе, и онъ умеръ. Дѣтенышъ пережилъ, хоть ему было всего недѣль шесть; сначала на немъ не было ни одного волоска; но мало по малу онъ весь обросъ, стали прорѣзываться зубы. Его кормили молочной кашицей, какъ маленькаго ребенка; сначала онъ былъ очень слабъ и непонятливъ, но мало по малу сталъ живъ, дѣятеленъ, кротокъ, чувствителенъ къ ласкамъ, памятливъ и благодаренъ за добро, которое ему дѣлали. Изъ рукъ капитана, который привезъ его въ Парижъ, кормилъ съ первой молодости и всегда ласкалъ, маленькій орангъ-утангъ перешелъ въ руки сторожа, которому поручено было за нимъ ходить. Прошло нѣсколько мѣсяцевъ, прошелъ годъ, и животное совсѣмъ, какъ-будто, забыло своего прежняго хозяина; однакоже капитанъ возвратился; сначала орангъ-утангъ долго всматривался въ него, припоминалъ, и потомъ вдругъ кинулся къ нему на шею, душилъ отъ радости, обнималъ изо всѣхъ силъ, садился ему верхомъ за плеча, вертѣлся, и еще долго продолжалъ радоваться, пока наконецъ совершенію выбился изъ силъ.

Онъ обыкновенно въ всемъ слушался приказаній своего сторожа, и большею частію довольно было одной угрозы, чтобы заставить его исполнить что нужно. Иной разъ понадоблялось однакоже и наказаніе: тогда животное забивалось какъ можно дальше въ уголъ, молча вытерпливало побои, закрывши лице руками, и потомъ еще долго сердилось и дулось на всѣхъ, какъ нарисовано на нашей картинкѣ.

Родъ: Троглодитъ или Кимпезей (Чимпнзе. Понго.) (Simia troglodites, Lion. Chimpansé, G. Guv. Jocko и Pongo, Buff. Troglodites niger. Geoffr. Der Chimpanse.) отличается отъ оранга ушами, которыя гораздо больше, нежели у человѣка, и имѣютъ нѣсколько произвольнаго движенія, и руками, которыя гораздо короче, нежели у орангъ-утанга; у него одной парой реберъ меньше, нежели у насъ, клыки небольшіе, и не выходятъ изъ ряда обыкновенныхъ зубовъ, какъ у человѣка.

КИМПЕЗЕЙ удивительно похожъ на человѣка не только наружнымъ видомъ, но и тѣлодвиженіями, и поступками, и даже нѣкоторыми привычками; потому и всѣ имена его въ различныхъ странахъ выражаютъ почти одно и тоже, — поразительное сходство съ человѣкомъ. Именемъ Понго негры зовутъ родъ лѣснаго божества, духа; въ странѣ Конго троглодитъ называется Энжоко, а Французы передѣлали это имя просто въ Жоко. Конгскіе негры думаютъ, что кимпезей не говоритъ, молчитъ — только потому, что не хочетъ говорить, боясь, чтобы Европейцы не сдѣлали его невольникомъ и не заставили-бы работать; потому и прозвали его Энжоко, что на ихъ языкѣ значитъ молчи! Но на всемъ Гвинейскомъ берегу въ Африкѣ, онъ извѣстенъ подъ именемъ Кимпезей. Отъ орапга онъ отличается еще тѣмъ, что ему легко держаться на однихъ заднихъ рукахъ, а при помощи палки онъ можетъ стоять и ходить такимъ образомъ довольно долго.

Нѣтъ никакого сомнѣнія, что кимпезей — самое понятливое изо всѣхъ извѣстныхъ животныхъ. Нѣсколько лѣтъ тому назадъ въ Парижѣ, въ ботаническомъ саду, былъ молоденькій кимпезей, самка, которую прозвали Жакелиной. Она была кротка, добра, даже ласкова; она легко узнавала людей, которые къ ней часто приходили, и ласкалась къ нимъ больше, нежели къ другимъ. Ежели не исполнялось то, чего ей хотѣлось, то съ досады она плакала, рыдала какъ ребенокъ, и нѣсколько времени дулась на всѣхъ; но ея дѣтскій гнѣвъ тотчасъ проходилъ, когда ее хоть немного ласкали: она охотно забывала прошлое и пускалась играть по прежнему.

Не смотря на то, что ей было всего два съ половиной года отъ роду, однако она была понятлива не по лѣтамъ. Случилось однажды, что одинъ изъ ея посѣтителей снялъ перчатки и оставилъ ихъ подлѣ себя, на столъ; Жакелина въ туже минуту схватила ихъ и собралась надѣть, только не совсѣмъ удачно, потому что на правую руку надѣвала перчатку лѣвой руки. Ей указали какъ надо было надѣвать попа стоящему, и она такъ скоро поняла въ чемъ дѣло, что съ тѣхъ поръ никогда болѣе не ошибалась. Въ другой разъ извѣстный художникъ Вернеръ пришелъ ее рисовать. Жакелина такъ была удивлена тѣмъ, что портретъ ея незамѣтно выходилъ изъ подъ карандаша художника, что тоже захотѣла непремѣнно рисовать. Она важно усѣлась за столъ и съ восторгомъ провела карандашомъ нѣсколько кривыхъ, безобразныхъ линій; но такъ какъ она налегала на карандашъ съ необыкновеннымъ усердіемъ, изо всѣхъ силъ, то скоро переломила его и была въ совершенномъ отчаяніи отъ такого несчастій. Скоро утѣшили ее тѣмъ, что карандашъ очинили и, зная по опыту, что онъ опять можетъ сломаться, она стала налегать ни него гораздо меньше. На бѣду увидала она, что художникъ поднесъ карандашъ ко рту, — и она сдѣлала тоже; только вмѣсто того, чтобы помочить одинъ его кончикъ, она всякій разъ ломала его о свои зубы, и всякій разъ надо было чинить его снова. Растолковать ей дѣло не было никакой возможности, и потому — вѣчно изломанный карандашъ былъ причиной того, что ей пришлось совершенно бросить свои художественныя занятія. — Пробовала она также и шить, какъ женщина, которая была у нея сторожихой; но, не смотря на все свое усердіе, всякій разъ колола себѣ пальцы, съ досадой бросала работу, кидалась на веревку, которая тутъ-же была для нея протянута, и утѣшалась въ своей неловкости нѣсколькими удивительными прыжками, какихъ и не придумать самому ловкому плясуну на канатѣ.

У Жакелины, для забавы, была кошка и сабака, которыхъ она очень любила, и до того баловала, что всякій разъ укладывала съ собой на одну постель, одну съ правой, другую съ лѣвой стороны; однакоже она умѣла быть ихъ госпожей, а, когда было нужно, била ихъ жесточайшимъ образомъ, чтобы заставить себя слушаться и жить между собою дружно.

У нея была привычка по утрамъ умываться холодной водой; но, родившись подъ экваторомъ, для жизни въ тамошнихъ жарахъ, она не могла вынести ни этихъ умываній, ни парижскаго климата, и прожила не долго.

Пріученный къ домашней жизни, только не у насъ, не въ Европѣ, а въ лучшемъ для него климатѣ, кимпезей можетъ быть очень полезенъ. Путешественники видали въ Лоанго (Лоанго, какъ вѣроятно извѣстно нашимъ читателямъ, — государство въ западной Африкѣ) кимпезея, который ходилъ съ ведромъ за водой, въ лѣсъ за дровами, мелъ комнаты, оправлялъ постели, мылъ посуду. Однажды онъ захворалъ: докторъ насильно пустилъ ему кровь изъ руки, и спасъ такимъ образомъ отъ вѣрной смерти. Черезъ годъ послѣ того онъ опять лежалъ въ постели, уже отъ другой болѣзни, а только что увидалъ того же доктора, протянулъ ему руку и показывалъ знаками, чтобы опять открыли ему кровь. «Понятливость этого животнаго необычайна, пишетъ одинъ путешественникъ, Гранпре, которому въ этомъ случаѣ можно вѣрить; кимпезей ходитъ обыкновенно на однихъ заднихъ рукахъ, опираясь передними на древесную вѣтвь вмѣсто палки. Негры боятся встрѣтить его въ лѣсу, потому что онъ непремѣнно жестоко прибьетъ. Они совершенно убѣждены, что онъ не говоритъ только изъ лѣности; что не хочетъ признать себя человѣкомъ, чтобы не заставили его работать; этотъ предразсудокъ у нихъ всеобщій и они всегда заговариваютъ съ нимъ, ежели встрѣчаютъ.

„Я видѣлъ одного кимпезея, который служилъ на кораблѣ. Онъ выучился топить печь и внимательно смотрѣлъ, чтобы изъ нея не выпало ни одного уголька во время топки, отъ чего корабль могъ-бы загорѣться; очень хорошо понималъ когда печь простывала до того, что пора была сажать булки, и всегда во время давалъ объ этотъ знать булочнику. — Онъ охотно дѣлалъ все, что дѣлали на кораблѣ матросы, а когда нужно было убирать паруса, и для этого залѣзать на снасти и мачты, то онъ дѣлалъ это такъ искусно, ловко и проворно, что работалъ за троихъ, если не больше.“

Въ дикомъ состояніи кимпезей въ самомъ дѣлѣ страшенъ по своей необыкновенной ловкости, не смотря на то, что вмѣсто всякаго оружія у него одна палка, да, въ случаѣ нужды, камни, которые онъ очень мѣтко кидаетъ въ того, кто заберется слишкомъ близко къ его жилищу. Кимпезей живутъ небольшими колоніями въ дремучихъ лѣсахъ Гвинеи; тамъ они строютъ себѣ небольшіе шалаши изъ листьевъ, чтобы защитить себя отъ солнечнаго жару и дождей. Такимъ образомъ они живутъ маленькими деревнями и помогаютъ другъ другу отгонять опасныхъ животныхъ, слоновъ, львовъ, тигровъ. Ежели нападаютъ на нихъ люди, и случается, что одинъ изъ кимпезеевъ бываетъ раненъ изъ лука или изъ ружья, то другіе съ необыкновенною ловкостью вынимаютъ изъ раны стрѣлу или пулю, прикладываютъ къ ней какой-то жеваной травы и перевязываютъ берестой или лыками.

Но что всего удивительнѣе въ этихъ животныхъ, что доказываетъ самую высокую степень ихъ понятливости, это то, что они хоронятъ своихъ мертвыхъ. Они кладутъ трупъ въ яму и покрываютъ его большимъ количествомъ каменьевъ, вѣтвей и колючихъ вѣтокъ, чтобы какъ нибудь ночью гіены или пантеры не отрыли ихъ товарища.

Семейство: Обезьяны.

(Singes.)

У нихъ столько же зубовъ, сколько у человѣкоподобныхъ: по четыре рѣзца, по два клыка и по десяти коренныхъ въ каждой челюсти. Всегда есть хвостъ, хоть едва примѣтный, тогда какъ животныя предъидущаго семейства всѣ безхвостыя. Всѣ принадлежатъ къ старому свѣту.

Родъ: Генонъ (Cenopithecus, Linn.). Голова круглая, носъ плоскій, уши средней величины, а хвостъ длиннѣе тѣла. Всѣ обезьяны этого рода живы, капризны, однакоже довольно кротки въ цолодости: но чѣмъ старше, тѣмъ становятся злѣе.

МОНА (Cercopithecus mona, Geoffr. Mone, Buff.), хорошенькая, маленькая, проворная, забавная, ловкая, вертлявая обезьяна, величиной не болѣе десяти вершковъ отъ маковки до хвоста, а самый хвостъ — почти въ аршинъ. Губы и носъ у нея тѣльнаго цвѣта; мордочка коричневая съ черной полосой на лбу; шерсть на головѣ золотисто-зеленая, а на спинѣ яркокоричневая съ черными пятнушками.

Въ ней страннѣе всего то, что она никогда не гримасничаетъ, какъ другія обезьяны, а вѣчно сохраняетъ важный видъ. Ѣстъ все, что даютъ: вареную говядину, хлѣбъ, плоды, мухъ, а особенно любитъ пауковъ и муравьевъ. Она необыкновенно ловка и проворна, однакоже всѣ движенія ея милы и граціозны. Ежели ей чего нибудь хочется, то она проситъ этого долго и упрямо; но ежели она уже давно проситъ, и все-таки ей отказываютъ, вдругъ она сдѣлаетъ какой-нибудь забавный прыжокъ, перевернется, и какъ будто ужъ не думаетъ о томъ, чего просила.

Нельзя сказать, чтобы ея поведеніе было всегда безъукоризненно: у нея такая сильная наклонность къ воровству, что никакимъ наказаніемъ невозможно ее исправить отъ этой страсти. Она удивительно ловко и непримѣтно засовываетъ руку въ карманъ того, кто ее ласкаетъ, умѣетъ потихоньку утащить какіе нибудь плоды или лакомство, знаетъ какъ повернуть ключъ въ замкѣ или какъ сломать кольцо цѣпи.

Родина ея — сѣверная часть Африки; но она встрѣчается и въ Абиссиніи, и въ Персіи, и въ Аравіи, и даже въ нѣкоторыхъ другихъ частяхъ Азіи. Она очень робка, и потому никогда не подходитъ близко къ человѣческому жилью. Во время голоду, когда плодовъ въ нагорныхъ лѣсахъ становится мало, цѣлыя стаи монъ пробираются въ долины, и тамъ перевертываютъ и переворачиваютъ каждый камушекъ, отъискивая насѣкомыхъ. Для сбора добычи природа ей дала два очень удобные мѣшка во рту, за щеками; когда она уже совсѣмъ сыта и ѣсть больше не хочетъ, то все таки продолжаетъ брать въ ротъ пищу, но не глотаетъ ее, а складываетъ языкомъ въ свои запасные мѣшки. Эти мѣшки такъ велики, что она могла бы запрятать въ нихъ пищи на цѣлыя два дня; но жадность ея еще больше мѣшковъ, такъ что непремѣнно въ нѣсколько часовъ она съѣдаетъ то, чего достало бы надолго, еслибы она была бережлива.

Ничего не можетъ быть забавнѣе ея мордочки, когда набитые запасомъ мѣшки раздуваютъ ей щеки до того, что голова ея кажется вдвое больше обыкновеннаго; въ такомъ состояніи она похожа на толстыя, надутыя лица, которыми древніе живописцы представляли вѣтры. Тогда мода оставляетъ свою стаю, отъискиваетъ себѣ уединенный уголокъ, и прячется въ листьяхъ, чтобы товарищи не отняли ея запаса, побоями заставивъ ее открыть ротъ, что между ними иногда въ самомъ дѣлѣ случается. Усѣвшись гдѣ-нибудь на удобной вѣткѣ, она вынимаетъ насѣкомыхъ по одному изъ своего запаснаго магазина, заботливо ихъ осматриваетъ, обрываетъ имъ крылья и ноги своими маленькими пальчиками, а туловище и голову медленно кладетъ ротъ, въ нѣсколько пріемовъ раскусываетъ, какъ знатокъ, и потомъ уже глотаетъ. Эта самая операція продолжается до тѣхъ поръ, пока весь запасъ не истощится; тогда она со всѣхъ ногъ спѣшитъ присоединиться къ своей стаѣ.

Ридѣ: Павіанъ (Cynocephalus, Briss. Cynoceph. babouin, Fr. Cuv.). У нихъ мордочка довольно острая, носъ плоскій, похожій на собачій, клыки толстые, длинные; имѣютъ за щеками мѣшки для запаса пищи.

СИНЕЩЕКІЙ ПАВІАНЪ (Cynocephalus mormon, Fr. Cuv. Sïmia mai mon, Linn. Mandrill, G. Cuv. Choras, Buff. Der Mandrill oder Chorus). Шерсть у него темнокоричневая, на груди бѣловатая; небольшая желтоватая бородка; щеки синія, морщинистыя, живетъ на Золотомъ берегу и въ Гвинеѣ.

ПАВІАНЪ ростомъ бываетъ иногда почти съ человѣка; но невозможно представить себѣ животнаго необыкновеннѣе и отвратительнѣе его. Въ молодости онъ бываетъ еще довольно кротокъ и довѣрчивъ; но потомъ становится золъ и страшенъ до невѣроятности. На него нисколько не дѣйствуетъ самое кроткое обращеніе; отъ дѣйствія самаго ничтожнаго, отъ движенія, отъ взгляда, отъ одного слова онъ приходитъ въ бѣшенство; и хотя въ тоже самое время самое незначительное обстоятельство можетъ усмирить его бѣшенство, однакоже отъ этого онъ не лучше. Въ дикомъ состояніи вся его сила обращается только на то, чтобы дѣлать вредъ и уничтожать. Онъ ненавидитъ все живое и кажется, что для него самое лучшее удовольствіе — убивать, разрушать. Это видно и потому, какъ онъ ѣстъ: онъ рветъ, бросаетъ, и разбрасываетъ вѣтки растѣнія, которымъ питается, какъ-будто сердитъ на него за то, что оно его питаетъ. Онъ силенъ, знаетъ свою силу, и потому дерзокъ и неустрашимъ. Стукъ оружія, выстрѣлы для него не страшны; онъ храбро защищаетъ входъ въ лѣсъ, въ которомъ живетъ, и если тамъ на него нападаютъ, онъ защищается палками, каменьями и своимъ страшнымъ ревомъ старается навесть ужасъ на нападающихъ. Негры боятся встрѣчи съ нимъ, точно такъ-же, какъ встрѣчи кимпезея.

Есть еще другого рода обезьяны, нѣсколько похожія на синещекаго павіана, но гораздо меньше его, именно:

Родъ; Папіонъ (Cynocephalus раріо, Fr. Cuv. Papion, Buff.), около аршина величиной отъ маковки до хвоста. Тѣло его покрыто рѣдкой желтовато-коричневой шерстью; лице черное, съ бакенбардами, какъ будто зачесанными назадъ; верхнія вѣки бѣлыя, а руки черныя.

ПАПІОНЪ водится въ Африкѣ и живетъ не въ лѣсахъ, какъ другія обезьяны, а на самыхъ крутыхъ и неприступныхъ скалахъ, покрытыхъ рѣдкимъ и бѣднымъ кустарникомъ. Въ этихъ скалахъ его нѣтъ никакой возможности преслѣдовать, потому что онъ необыкновенно ловко перепрыгиваетъ такія огромныя пропасти, черезъ которыя человѣкъ строитъ мосты. Въ дикомъ состояніи онъ храбръ, сердитъ, бѣшенъ; но воспитанный въ звѣринцѣ онъ очень хорошо уживается съ другими обезьянами.

Въ парижскомъ звѣринцѣ есть огромная круглая клѣтка въ нѣсколько саженъ вышины и ширины, въ которой живетъ много разныхъ породъ обезьянъ вмѣстѣ; папіоны, какъ самые понятливые изо всѣхъ, присвоили себѣ неоспоримую власть надъ этой шумной, крикливой толпой, состоящей изъ двадцати различныхъ породъ, изъ которыхъ однѣ злѣе другихъ, и всѣ готовы драться по первому самому ничтожному поводу. Одинъ самый большой и самый старый папіонъ заставилъ ихъ жить между собою мирно. Только что услышитъ онъ какой-нибудь шумъ, сейчасъ выходитъ изъ своего отдѣленія и смотритъ въ чемъ дѣло: если это одна маленькая, незначительная ссора, онъ только крикнетъ, и спорщики разойдутся. Но ежели случится, что его голоса не хотятъ слушать, и дѣло дойдетъ у нихъ до серьезной драки, онъ кидается къ нимъ, прежде всего разниметъ, потомъ прибьетъ обоихъ, чтобы не ошибиться, кто правъ, кто виноватъ Однако же онъ не всегда бываетъ такъ несправедливъ: ежели противники одинаково сильны, онъ бьетъ обоихъ; еслиже одинъ больше и сильнѣе другого, то онъ жестоко бьетъ большаго, а маленькій, между тѣмъ, спасается бѣгствомъ; а ежели драка произошла изъ-за пирожка или конфекты, онъ непремѣнно отниметъ предметъ спора, съѣстъ его и такимъ образомъ помиритъ обѣ стороны.

Семейство: Xвосторукія.

(Sapajous.)

Четырерукія этого семейства водятся всѣ въ Америкѣ. У нихъ четырьмя коренными зубами больше, нежели у всѣхъ предъидущихъ, такъ что всего у нихъ во рту тридцать шесть зубовъ Хвостъ у нихъ длинный, крѣпкій, такъ что имъ они могутъ хвататься за деревья, за вѣтви, за все, около чего хвостъ можетъ обвиться; такимъ образомъ онъ почти составляетъ имъ пятую руку.

Родъ: Ревуны (Alouates. Mycetes, Illig.J Горло у нихъ устроено особеннымъ образомъ, такъ что голосъ ихъ отъ этого необыкновенно громокъ и страшенъ. какъ будто ревъ какого-нибудь ужаснаго и взбѣшеннаго звѣря, тогда какъ это простой, обыкновенный, спокойный крикъ обезьяны, величиной съ порядочную собаку. Отсюда и самое названіе ихъ — Ревуны.

РЫЖІЙ РЕВУНЪ, (Mono Colorado. Stentor seniculus, Geoffr. Hurleur roux, Buff. Alouate ordinaire, G. Cuv. Die Macoco.). Шерсть его цвѣту рыжей коровы, ярко рыжая на головѣ, бородѣ, рукахъ и хвостѣ; лице черное, безъ волосъ, кромѣ бороды.

РЫЖІЙ РЕВУНЪ сердитъ, золъ и живетъ въ самыхъ дремучихъ лѣсахъ Бразиліи. Его нельзя ни усмирить, ни пріучить къ себѣ; онъ больно кусается, хоть и не хищный звѣрь, однакоже другіе звѣри его боятся за страшный голосъ и острые зубы. Питается онъ только плодами, кореньями, зернами, да иногда, по нуждѣ, ѣстъ кое какихъ насѣкомыхъ; потому мясо его очень вкусно, и охотники ведутъ съ нимъ непримирную войну. Въ случаѣ нападенія онъ изо всѣхъ силъ скликаетъ своихъ товарищей, и тогда всѣ вмѣстѣ защищаются противъ охотниковъ, кидая въ нихъ каменья, вѣтви, плоды, землю, и все что попадется подъ руку, и при этомъ поднимаютъ такой ревъ, что ушамъ больно. Потомъ, когда они видятъ, что ничто не помогаетъ, они обращаются въ бѣгство, и такъ проворно, что какъ будто перелетаютъ съ дерева на дерево. Охотники говорятъ, что ревунъ, убитый, ни за что не упадетъ на землю, а непремѣнно зацѣпится хвостомъ или лапой за какую нибудь вѣтку, и такъ и повиснетъ, и будетъ мертвый висѣть до тѣхъ поръ, пока склюютъ его птицы. — Если на нихъ ни кто не нападаетъ, то они цѣлый день молчатъ; а поднимаютъ свой крикъ и ревъ, который слышно за двѣ версты, только во время восхожденія и захожденія солнца, и особенно передъ грозой.

Семейство: Полуобезьяны (Makis)

Онѣ составляютъ переходъ отъ обезьянъ къ другимъ млекопитающимъ; мордочка у нихъ болѣе похожа на собачью, нежели на человѣческое лице; заднія руки гораздо длиннѣе переднихъ; ногти у нихъ плоскіе, кромѣ двухъ, на большихъ пальцахъ заднихъ рукъ, которые очень остры, совершенные когти. Хвостъ, котораго у иныхъ породъ вовсе нѣтъ, слабъ и по можетъ хвататься за вѣтви и деревья.

Родъ: Лемуръ (Lemur, Linn.) имѣетъ тридцать два зуба: четыре рѣзца сверху, и шесть снизу: верхніе клыки немного высовываюся передъ нижними. Мордочка у него острая, какъ у лисицы, хвостъ длинный; водится на островѣ Мадагаскарѣ и любитъ жаръ даже въ своемъ жаркомъ климатѣ.

ЛЕМУРЪ КОШКА (Lemur cafta, Linn. Мососо, Bull. Die Meerkatze mit dem geringelten Schweife) очень красивое, доброе и умное животное, хорошаго сѣраго цвѣту на спинѣ, рыжеватое по плечамъ и на лбу, бѣлое на груди; хвостъ у него бѣлый съ чернымъ, кольцами. Изо всѣхъ полуобезьянъ лемуръ-кошка самая понятливая и кроткая, привыкаетъ къ своему хозяину и любитъ его, какъ собака.

По землѣ она ходитъ съ трудомъ, во только что подходитъ къ дереву, у котораго вѣтви не очень высоко отъ земли, не больше двухъ саженъ, дѣлаетъ безъ усилія, съ легкостью огромный скачекъ, и прицѣпляется къ вѣтви. Рѣдко она потрудится залѣзть на дерево иначе, развѣ что вѣтви уже слишкомъ высоко отъ земли; тогда она прыгнетъ прямо на стволъ, и всегда на огромную высоту. Тамъ не узнать сонливаго животнаго какимъ лемуръ-кошка бываетъ на землѣ; на деревѣ она жива, игрива, необыкновенно весела. Замѣчательнѣе всего — то, что она очень любитъ чистоту: лижетъ себя и разчесываетъ себѣ шерсть верхними зубами нѣсколько разъ въ день. Въ самомъ дѣлѣ верхніе рѣзцы лемура-кошки устроены какъ будто нарочно для того, чтобы ими чесаться, немного загнуты, длинны, узки, рѣдки, совершенно какъ зубцы гребенки. Руки у нихъ необыкновенно сильны, такъ что онѣ очень долго могутъ висѣть на одной рукѣ, и часто случается имъ въ такомъ странномъ положеніи обѣдать, срывая другой рукой плоды и листья, которыми онѣ питаются.

Разрядъ: Хищныя (Carnassiers.)

Всѣ животныя этого разряда питаются добычей, большею частію другими животными; нѣкоторыя ѣдятъ падаль, другія насѣкомыхъ, и немногія питаются плодами и кореньями; большой палецъ сгибается у нихъ не на встрѣчу остальнымъ; потому у нихъ нѣтъ руки. У большей части изъ нихъ клыки длиннѣе остальныхъ зубовъ, остры, крѣпки; коренные зубы похожи на широкую пилу съ острыми, неровными и широкими зубцами.

Семейство: Рукокрылыя.

(Cheiropteres)

Отличаются это всѣхъ хищныхъ тѣмъ, что у нихъ всѣ пальцы и переднія съ задними ногами соединены особой перепонкой, которая образуетъ крылья; для этого у всѣхъ крылановъ четыре пальца переднихъ лапъ чрезвычайно длинны и служатъ основою крылу; пятый палецъ коротокъ и оканчивается когтемъ.

Родъ: Нетопырь (Vesperlilio, Geoffr.).

Имѣетъ тридцать два зуба, изъ которыхъ четыре рѣзца въ верхней челюсти и шесть, немного зубчатыхъ, въ нижней; довольно большіе уши. въ которыхъ есть еще маленькое ушко; защечные мѣшки; водится во всѣхъ частяхъ свѣта.

ОБЫКНОВЕННЫЙ НЕТОПЫРЬ (Vesperlilio тиrinus, Linn. La Chauve souris, Buff) одна изъ самыхъ маленькихъ летучихъ мышей, величиной не болѣе одного дюйма; водится въ Европѣ. Шерсть его темно-бурая, а съ внутренней стороны бѣловато сѣрая.

И эта, и всѣ другія летучія мыши вѣчно прячутся; живутъ только въ темныхъ мѣстахъ, гдѣ нибудь въ старомъ заброшенномъ погребѣ или въ подземельѣ, вылетаютъ ночью и возвращаются опять въ свой темный уголъ до разсвѣта. Съ перваго взгляду кажется, будто онѣ не умѣютъ хорошенько летать, какъ то порхаютъ неуклюже, неловко, никогда не поднимаются очень высоко отъ земли, не летаютъ ни скоро, ни прямо, а извилинами; но это только такъ кажется: ихъ торопливо-неправильный полетъ произходитъ отъ того, что имъ надо хватать на лету комаровъ, мошекъ и особенно ночныхъ бабочекъ, которыя составляютъ ихъ любимую пищу, и сами летаютъ очень неправильно, непрямо.

У нихъ есть еще одна удивительная, почти необъясненная способность. Въ самыхъ темныхъ пещерахъ, въ самомъ глубокомъ мракѣ летучія мыши летаютъ по всѣмъ извилинамъ своего жилья, и никогда не задѣваютъ ни за острые углы скалъ, ни за края мрачныхъ сводовъ. Прежде говорили, будто это отъ того, что онѣ могутъ видѣть въ потьмахъ, только это неправда. У всѣхъ ночныхъ звѣрей есть способность видѣть въ темнотѣ, и довольно для нихъ очень маленькаго, не замѣтнаго для человѣка свѣту, чтобы довольно ясно различать предметы. Но въ совершенныхъ потемкахъ, тамъ, гдѣ нѣтъ ни малѣйшаго свѣту, и летучія мыши точно такъ же слѣпы, какъ всякое другое животное, потому что безъ какого нибудь, хоть маленькаго свѣту нѣтъ зрѣнія. А дѣло вотъ въ чемъ:

Ученые дѣлаютъ иногда очень жестокіе опыты, но можно имъ простить, потому что они дѣлаютъ ихъ изъ любви къ наукѣ, чтобы знать какъ можно больше тайнъ природы и какъ можно яснѣе понимать все величіе, все безконечное разнообразіе, всю великую премудрость творенія. Такъ вотъ что дѣлали ученые: они ловили летучихъ мышей, выкалывали имъ глаза и потомъ выпускали на волю недалеко отъ ихъ жилища: онѣ вспархивали, прямо летѣли въ свое подземелье, и хоть можно было-бы ждать, что онѣ станутъ ушибаться, падать, ударяясь обо всѣ углы и стѣны, однакоже онѣ летали такъ хорошо и свободно, какъ будто ни въ чемъ не бывало. Не смотря на этотъ кровавый опытъ, ученые теперь еще меньше понимаютъ способность летучихъ мышей: летать вѣрно и свободно въ самомъ глубокомъ мракѣ. Неужели въ природѣ, такъ безконечно богатой средствами, есть еще неизвѣстное и не понятное для насъ чувство, потому что его нѣтъ у насъ самихъ, при помощи котораго летучія мыши могутъ судить о формѣ, положеніи или, по крайней мѣрѣ, близости предметовъ не видимыхъ? Знаменитый Кювье старался объяснить эту тайну, и говорилъ, что, можетъ быть, огромныя уши летучихъ мышей, вмѣстѣ съ ихъ крыльями, почти безъ шерсти, представляютъ такую большую и чувствительную поверхность, что замѣняютъ имъ зрѣніе. Ежели и согласиться, что это справедливо, то тѣмъ болѣе должно удивляться глубинѣ и разнообразію непостижимыхъ для насъ тайнъ природы.

Родъ: Вампиръ (Vampirus sanguisuga, Less. Cespertiliospectrum, Linn. Le Vampire, Buff. Der Vampyr.) замѣчателенъ тѣмъ, что у него на носу есть кожаный наростъ, впрочемъ какъ у большей части рукокрылыхъ, которыя водятся въ жаркихъ странахъ земнаго шара У него тридцать четыре зуба, изъ которыхъ по четыре рѣзца, по два клыка въ каждой челюсти, десять коренныхъ въ верхней и двѣнадцать въ нижней. Въ большихъ ушахъ его есть еще другія, поменьше.

Величиною ВАМПИРЪ бываетъ съ ворону, но перепончатыя крылья его больше вороньихъ. Древніе путешественники разсказывали о немъ удивительно странныя вещи: будто-бы въ тѣхъ странахъ, гдѣ онъ водится, именно въ Мексикѣ, по ночамъ онъ незамѣтно, потихоньку налетаетъ на спящее животное, напримѣръ на лошадь, на корову, на осла, садится на него и, медленно размахивая крыльями, что бы навѣять на животное пріятную прохладу, прокалываетъ ему кожу своимъ острымъ языкомъ и сосетъ изъ него кровь, и иногда высасываетъ столько, или прокалываетъ кожу въ такомъ мѣстѣ, что животное издыхаетъ. Такія сказки разсказываютъ многіе старинные путешественники, но въ этомъ случаѣ имъ никакъ не должно вѣрить: американскіе натуралисты теперь совершенно убѣдились, что вампиръ не сосетъ кровь ни изъ человѣка, ни изъ другихъ животныхъ, а точно такая же неопасная летучая мышь, какъ и всѣ остальныя; что длинный, гибкій языкъ его служитъ вовсе не на то, чтобы прокалывать кожу; этимъ языкомъ вампиръ просто ловитъ себѣ на обѣдъ насѣкомыхъ, пауковъ, тысяченожекъ, засовывая его подъ отставшую кору старыхъ деревьевъ. Онъ, бѣдный, очень не красивъ, такъ ужъ на него и выдумываютъ всякія сказки.

Семейство: Насѣкомоядныя. (Insectivores.)

У нихъ, какъ у рукокрылыхъ, рѣзцы зубчатые, видятъ они гораздо лучше ночью, нежели днемъ; въ холодныхъ странахъ многія изъ нихъ на зиму засыпаютъ; лапки у нихъ короткія, съ крѣпкими когтями; на заднихъ лапкахъ по пяти пальцевъ. Всѣ они питаются насѣкомыми и только въ случаѣ крайности ѣдятъ коренья и плоды.

Родъ: ЕЖЪ (Erinaceus Europäers, Linn. Le H33;risson ordinaire, Buff.). У него очень короткія уши, тѣло покрыто колючими, твердыми, очень острыми, роговыми иглами, которыя лежатъ на немъ не въ одну сторону, а торчатъ какъ попало, не правильно. Онъ водится во всей Европѣ, живетъ въ лѣсахъ въ садахъ, и можетъ быть даже очень полезенъ тѣмъ, что уничтожаетъ червей, змѣй, лягушекъ. Онъ не роетъ себѣ норы, а отъищетъ обыкновенно гдѣ нибудь подъ корнями стараго дерева удобную ямку, обложитъ ее мохомъ, сухой травой, и живетъ тамъ спокойно цѣлое лѣто; а зимой засыпаетъ, и спитъ до самой весны. Ежели ему случится ловить небольшую змѣю, то онъ обыкновенно старается схватить ее за хвостъ; потомъ проворно свертывается въ клубокъ и катается съ нею, прокалывая ее своими иглами. Онъ умѣетъ и поднимать, и опускать свои иглы какъ хочетъ, такъ что животному, напримѣръ собакѣ или кошкѣ, которыя вздумаютъ на него напасть, придется очень плохо, когда онъ ощетинится, подожметъ подъ себя мордочку, коротенькій хвостикъ и ножки; до него невозможно дотронуться, не исколовъ себѣ до крови рукъ. Днемъ онъ лежитъ обыкновенно въ своемъ логовищѣ, а ночью выходитъ на охоту за червяками, мошками, бабочками, а ежели голоденъ, то съѣстъ и мышь, и лягушку. Его легко пріучить къ себѣ какъ кошку, такъ что онъ станетъ приходить, когда его зовутъ, будетъ пить молоко, и воевать съ кошками, которыхъ вовсе не боится, хоть самъ и меньше ихъ; въ одинъ мигъ подниметъ онъ свою щетину, и кошка, непремѣнно оцарапаетъ объ него свою лапку.

РОДЪ: Землеройка (Sorex araneus, Linn. La Musaraigne, Buff. Die Spitzmaus.). У нея тридцать зубовъ: по два рѣзца сверху и снизу; верхніе загнуты крючкомъ и зубчатые; клыковъ нѣтъ; шестнадцать клыковъ въ верхней челюсти и десять въ нижней.

ЗЕМЛЕРОЙКА ростомъ очень мала, почти такая, какъ нарисована здѣсь на картинкѣ, развѣ только одною третью больше; и цвѣтомъ такая же какъ мышь, только на груди бѣлѣе. Живетъ она обыкновенно въ поляхъ или въ лѣсахъ, въ очень удобныхъ и довольно глубокихъ норкахъ, которыя самъ себѣ роетъ. Она никогда не уходитъ далеко отъ своей порки, и при малѣйшей опасности скрывается въ нее: у нея только и защиты, что въ бѣгствѣ. Землеройка выходитъ на охоту за насѣкомыми по вечерамъ, когда садится солнце, и ежели уйдетъ отъ своего дому слишкомъ далеко, непремѣнно попадется на зубы одному изъ своихъ враговъ; а у этой малютки враговъ много: всѣ маленькіе хищные звѣрки и даже хищныя птицы, которыя всѣ сильнѣе землеройки. Осенью, когда листья съ деревьевъ опадутъ, она не находитъ больше насѣкомыхъ; тогда, чтобы не умереть съ голоду, переселятся на зимнія квартиры, куда нибудь на чердакъ, на сѣновалъ, въ конюшню, и живетъ тамъ остатками овса, или другими зернами.

Родъ: Кротъ (Talpa, Linn.). У всѣхъ кротовъ по сорока четыре зуба: шесть рѣзцовъ сверху и восемь снизу; два клыка въ верхней челюсти и по четырнадцати коренныхъ зубовъ сверху и снизу. Голова продолговатая, съ острой, голой мордочкой; не видать ушей; глаза такъ малы, что съ трудомъ ихъ можно примѣтить, переднія лапки широки, точно руки, съ пятью когтями, очень удобныя для того, чтобы рыться ими въ землѣ; заднія лапки слабы, хвостикъ коротенькій.

Цвѣтомъ КРОТЪ всегда бываетъ черный, атласистый, и хоть есть кроты другого цвѣту, но этотъ у насъ самый обыкновенный; только ладонь переднихъ лапокъ у него тѣльнаго цвѣту, и не покрыта шерстью. Онъ выкапываетъ себѣ ямку гдѣ нибудь около стѣны, или дерева, или забора, и устроиваетъ себѣ жилище съ большимъ искуствомъ. Тамъ, надъ гнѣздомъ, спокойно и мягко уложеннымъ сухими листьями и мохомъ, устроенъ сводъ изъ земли и песку, перемѣшанныхъ съ кореньями для прочности. Иной разъ, въ мѣстахъ сырыхъ, въ которыхъ кротъ можетъ ожидать наводненія, онъ строитъ себѣ большой прочный сводъ и въ немъ гнѣздо, выше земной поверхности. Страннымъ образомъ онъ достаетъ себѣ траву для постели: по корню судитъ онъ годится-ли ему трава, или нѣтъ, и ежели годится, то обрываетъ побочные корешки, и встаскиваетъ къ себѣ въ яму травку со всѣми ея листочками. Изъ этого гнѣзда идетъ галлерея направо и на лѣво на шестьдесятъ и даже на восемьдесятъ шаговъ, почти по прямому направленію; отъ нихъ въ разныхъ мѣстахъ идутъ еще небольшія побочныя галлереи, все недалеко отъ поверхности земли, если только не попадается ему на пути какое нибудь препятствіе; тогда онъ роется вглубь, даже на нѣсколько аршинъ, ежели нужно, подкапывается подъ основанія высокихъ стѣнъ, проводитъ свои галлереи подъ ручейками и даже подъ рѣчками.

Работая, кротъ врывается въ землю, разумѣется, прежде всего носомъ, потомъ своими сильными руками раздвигаетъ землю по сторонамъ, и часть ея вдавливаетъ впередъ лбомъ и плечами. Наконецъ передъ нимъ накопляется столько земли, что ему нужно бываетъ отнести куда нибудь ея излишекъ: для этого онъ роется вверхъ и выбрасываетъ на поверхность земли то, что ему мѣшало, дѣлая такимъ образомъ кротовые холмики, которые такъ часто попадаются у насъ въ полѣ. Отъ одного холмика до другого галлерея идетъ непремѣнно прямо.

Такъ какъ кротъ питается одними земляными червяками и насѣкомыми, то ему приходится всякій день рыться въ землѣ, чтобы искать себѣ пропитанія, и чѣмъ прокормить своихъ дѣтенышей. И всякій день онъ работаетъ съ удивительною правильностію: какъ только всходитъ солнце, онъ принимается за работу, и продолжаетъ съ часъ; потомъ въ десять часовъ, въ полдень, въ три часа, и при захожденіи солнца, онъ всякій разъ занимается дѣломъ по одному часу. Остальное время дня онъ спитъ въ своемъ гнѣздѣ. Кротъ очень рѣдко выходитъ изъ своего подземелья на свѣтъ Божій., и потому враговъ у него не много. Если же человѣку случится увидѣть крота на землѣ, то онъ побѣжитъ только въ такомъ случаѣ, когда земля подъ нимъ очень крѣпка, но на мягкой землѣ или на пескѣ, онъ ни за что не побѣжитъ, а вмѣсто того сей часъ закопается такъ проворно, что если вы отъ него шагахъ въ десяти, то но успѣете дойти, какъ онъ уже успѣлъ похоронить себя. Кротъ вообще очень жестокъ и жаденъ, такъ что кажется будто онъ вѣчно чуть не умираетъ съ голоду. Ежели онъ увидитъ добычу, то кинется на нее непремѣнно, не смотря ни на какую опасность; онъ съ удовольствіемъ ѣстъ лягушекъ и птицъ; только ему очень рѣдко случается полакомиться такимъ образомъ: вѣчно въ землѣ, вѣчно за работой, онъ ѣстъ однихъ червяковъ, да и тѣхъ не всегда у него довольно, особенно въ сухое время. Кротъ вредное животное для земледѣлія и для садоводства: онъ взрываетъ землю, подгрызаетъ корни растѣній, прокапываетъ иногда цѣлыя плотины, такъ что садовники и земледѣльцы стараются всѣми средствами уничтожать его.

Семейство: Плотоядныя. (Carnassiers)

У нихъ по шести рѣзцовъ въ каждой челюсти, очень большіе клыка и крѣпкіе, острые, зубчатые коренные зубы. Въ этомъ семействъ много различныхъ и очень замѣчательныхъ звѣрей, и потому мы будемъ говорить о нихъ нѣсколько подробнѣе.

Родъ: Медвѣдь (Ursus. Linn.) имѣетъ сорокъ два зуба: по шести рѣзцовъ и по два клыка въ каждой челюсти, двѣнадцать коренныхъ сверху и четырнадцать снизу; на ногахъ крѣпкіе, большіе когти; тѣло мохнатое, ноги толстыя, чрезвычайно сильныя; хвостъ короткій.

БУРЫЙ МЕДВѢДЬ (Ursus arctos, Linn. L’Ours brun (l’Europe, Buff. Der Landbär) очень хорошо извѣстенъ всякому: его водятъ у насъ по деревнямъ на показъ Цыгане, Бѣлоруссы и Нижегородцы, заставляютъ ходить на заднихъ лапахъ и плясать. что очень нравится у насъ простому народу. Медвѣди бываютъ иногда очень велики, даже до двухъ аршинъ отъ конца морды до хвоста; походка у нихъ неуклюжа, хотя звѣрь ловокъ и проворенъ; лобъ у него широкій, уши небольшія; острые когти въ полпальца длины; хвостъ очень малъ. Въ случаѣ нужды медвѣдь можетъ бѣгать очень скоро и если бѣжать не далеко, то перегонитъ и лошадь; онъ ловко лазитъ на деревья, даже совсѣмъ гладкія, безъ сучьевъ, такъ сильно цѣпляясь своими острыми когтями, что они входятъ у него сквозь кору въ самое дерево. Нападая на скотину, онъ поднимается на дыбы, глухимъ, грознымъ голосомъ реветъ, и прежде всего старается ударить непріятеля лапой; этотъ ударъ бываетъ обыкновенію смертельный, такъ онъ силенъ. Иногда медвѣдь схватываетъ своего непріятеля обѣими лапами, и такъ горячо его обнимаетъ, что ломаетъ ему кости и душитъ на мѣстѣ, при чемъ еще его когти впиваются непріятелю въ бока. Ежели медвѣдъ вздумаетъ поселиться около деревни, то смѣло идетъ отъискивать стадо, и спокойно нападаетъ на коровъ и лошадей; человѣка онъ никогда не тронетъ, ежели стоять или лежать смирно. Отъ охотника онъ никогда не убѣжитъ, а пройдетъ мимо, сердито смотря въ его сторону; онъ не любитъ, чтобы человѣкъ заходилъ въ пустыню его лѣса. По ежели его разсердить, онъ поднимается на дыбы и съ страшнымъ ревомъ идетъ на встрѣчу всякой опасности, не смотря ни на какое число непріятелей. Тогда его ни чѣмъ не испугать, и ежели съ перваго выстрѣла онъ не убитъ, то бѣшенство его бываетъ ужасно: онъ непремѣнно убьетъ своего врага или самъ добьется своей смерти.

Самая удобная охота на медвѣдя устроивается зимой, когда онъ заляжетъ въ свою берлогу, и уже не выходитъ оттуда, если не выгонютъ. Обыкновенно осенью по первому снѣгу, замѣчаютъ гдѣ онъ приготовилъ себѣ логовище, и потомъ, зимой, подходятъ къ самой его ямѣ и убиваютъ изъ ружья. Охота на медвѣдя всегда бываетъ очень опасна, и ежели стрѣлокъ промахнется, не попадетъ въ него, то приходится бороться съ нимъ и зарѣзать ножемъ. Между нашими крестьянами есть удивительные смѣльчаки, которые выходятъ на медвѣдя одинъ на одинъ, съ ножемъ въ рукахъ: ужасна бываетъ борьба смѣлаго, неустрашимаго, ловкаго человѣка съ страшнымъ звѣремъ, который уже непремѣнно сильнѣе своего врага. Медвѣдь, завидѣвъ непріятеля, за нѣсколько шаговъ поднимается на заднія лапы, въ бѣшенствѣ грозно реветъ, глаза его горятъ, страшная кроваваго цвѣту пасть открыта, и видны острые зубы и большіе клыки, которыми онъ легко перекуситъ руку или ногу. Ближе и ближе. Безстрашный охотникъ становится тогда на одно колѣно, держа въ правой рукѣ большой, острый ножъ и въ ту самую минуту, какъ медвѣдь готовится обнять его своими могучими лапами, быстро разрѣзываетъ его вдоль, снизу въ верхъ. и борьба вдрутъ кончается смертью звѣря. Но ежели рука охотника дрогнетъ, ежели въ рѣшительную минуту смѣлость его оставитъ, смерть его неизбѣжна, и онъ падаетъ замертво отъ одного удара лапой своего ужаснаго непріятеля.

Медвѣжата, пойманные съ молоду бываютъ очень забавны, играютъ, кувыркаются, лазятъ на деревья, могутъ выучиться пить изъ ковша и такъ далѣе. Тѣ медвѣди, которыхъ водятъ у насъ по деревнямъ на цѣпи, пріучены плясать по заказу, кувыркаться, бороться съ людьми, пить водку; но всякій разъ, какъ вожатый принуждаетъ медвѣдя показывать свое умѣнье, онъ сердится, глухо реветъ, скрежещетъ зубами. Но для прибыли своей человѣкъ бываетъ иногда ужасно жестокъ: у такихъ медвѣдей большею частію выломаны зубы, надѣтъ желѣзный намордникъ, обрублены когти, въ носу, сквозь хрящъ и мясо, продѣто желѣзное кольцо, и даже иногда выколоты глаза; но и въ такомъ положеніи медвѣдь все еще очень опасенъ, потому что, взбѣшенный, можетъ, обнявши человѣка, задушить его и переломать ему ребра въ одну минуту.

БѢЛЫЙ МЕДВѢДЬ (Ursus martimus. Linn. Ours de la mer Glaciale, Buff. Der Eisbär) по первому взгляду похожъ на бураго, но гораздо больше его ростомъ, часто въ сажень длины отъ носу до хвоста, а вѣсомъ пудовъ въ тридцать. Шерсть на немъ бѣлая, серебристая, длинная и мягкая: голова продолговатѣе и уже, а шея длиннѣе, нежели у бураго мѣдвѣдя; морда, брови и когти черные. Онъ водится на всемъ берегу Ледовитаго Океана въ Европѣ, въ Азіи и Америкѣ; держится всегда около безплодныхъ береговъ или на глыбахъ льда, питается рыбой, тюленями моржами, иногда, если случится, мясомъ сѣвернаго оленя, смѣло нападаетъ на человѣка, хотя рѣдко встрѣчаетъ его въ своихъ пустынныхъ краяхъ, и легко уноситъ его зубахъ. Онъ ловко плаваетъ и ныряетъ, не боясь никакой стужи и почти всегда держится въ одномъ мѣстѣ стадами. Въ тѣхъ странахъ, гдѣ бѣлый медвѣдь живетъ, онъ не находитъ непріятеля, который былъ бы сильнѣе его, и потому вовсе не знаетъ страха; не испытавъ никогда пи борьбы, ни сопротивленія, онъ понятія не имѣетъ объ опасности и такъ недальновиденъ, что не угадаетъ опасности, ежели она и есть. Часто онъ не торопясь, тихимъ шагомъ идетъ на цѣлую толпу хорошо вооруженныхъ матросовъ: иногда онъ вплавь кидается къ шлюпкѣ, въ которой сидитъ нѣсколько человѣкъ, и погибаетъ вовсе не отъ того, что очень храбръ, а потому что глупо неблагоразуменъ. Ежели онъ встрѣчаетъ сопротивленіе, ежели раненъ, то бѣжитъ какъ трусъ, чего никогда не сдѣлаетъ истинно храбрый звѣрь, напримѣръ бурый медвѣдь, левъ или тигръ. Ловко плавая, онъ пускается иногда за своей добычей въ открытое море, а когда почувствуетъ надобность отдохнуть, взбирается на какую нибудь льдину, которую несетъ теченіемъ, и уплываетъ на ней куда случится, куда принесетъ его вѣтромъ или потокомъ. Такимъ образомъ, на пловучихъ льдинахъ, часто приплываютъ къ берегамъ Россіи, Норвегіи и Исландіи, цѣлыя стаи голодныхъ медвѣдей, которые готовы броситься на все, лишь бы утолить голодъ. Тогда они бываютъ ужасны и для звѣрей, и для людей, дѣлая страшныя опустошенія въ стадахъ оленей. Случается, что льдина заноситъ эту стаю въ открытое море, такъ что имъ нельзя выйти на землю; тогда они всѣ погибаютъ отъ голоду, или пожираютъ одинъ другого. — Въ неволѣ, кромѣ того, что онъ съ трудомъ выдерживаетъ болѣе теплый климатъ, онъ не способенъ ни на какое образованіе, не привязывается ни къ кому и вѣчно остается дикъ и свирѣпъ.

Родъ: Ракунъ (Procyon, Storr.) имѣетъ сорокъ зубовъ: по шести рѣзцовъ, по два клыка и по двѣнадцати коренныхъ въ каждой челюсти; на каждой лапѣ по пяти пальцевъ съ острыми когтями; хвостъ длинный, пушистый.

ЕНОТЪ или ПОЛОСКУНЪ. (Procyon lotor, Is. Geoff. Vrsus lotor, Linn. Le Raton, Buff. Der Waschbär.) Его мѣхъ, употребляемый на шубы, извѣстенъ всякому; длиною бываетъ онъ около аршина, водится только въ сѣверной Америкѣ; шерсть на немъ сѣрая и бурая, съ черными шерстинками; хвостъ пушистый, въ кольцахъ.

Необыкновенно острые когти ЕНОТА позволяютъ ему легко и быстро взбираться на деревья, бѣгать по вѣтвямъ такъ же спокойно и съ такою же легкостью, какъ и по землѣ. Онъ изъ породы очень близкой къ медвѣдямъ, однако не сердитъ, не золъ, а только недовѣрчивъ очень и потому никогда не выходитъ изъ своихъ дремучихъ лѣсовъ, никогда не подходитъ близко къ жилью, какъ напримѣръ лисица. Онъ особенно любитъ жить въ долинахъ или оврагахъ, гдѣ есть небольшой ручеекъ или рѣчка; тамъ онъ постоянно охотится за водяными крысами, ловитъ рыбу и раковъ; въ случаѣ нужды ѣстъ насѣкомыхъ, плоды и коренья. Но самая любимая его пища, изъ за которой онъ хлопочетъ всю свою жизнь, это птицы, которыхъ онъ мастерски ловитъ, и яйца ихъ; къ вечеру, когда станетъ смеркаться, енотъ оставляетъ свою засаду на берегу ручейка, и отправляется на охоту. Онъ обшариваетъ берега болотъ, отъискивая гнѣздъ дикихъ утокъ или другихъ водяныхъ птицъ и при помощи своего превосходнаго чутья легко находитъ. Ежели ему удастся открыть гнѣздо молодыхъ утятъ, то онъ съѣдаетъ обыкновенно одного, двухъ, а остальныхъ низа что не тронетъ; но всякую ночь возвращается къ тому гнѣзду до тѣхъ поръ, пока доѣстъ всѣхъ остальныхъ. —

Ежели енотъ не достанетъ себѣ никакой водяной птицы, то пускается въ лѣсъ, взбирается на деревья и ловитъ тамъ или птицъ, или бѣлокъ. Страннѣе всего то, что разсказываютъ охотники, именно что онъ никогда не ошибается, а залѣзетъ непремѣнно на такое дерево, гдѣ есть какая нибудь добыча: обоняніе ли у него такое тонкое, что онъ издали чуетъ какое нибудь животное, или разсчитываетъ онъ гдѣ можетъ и гдѣ не можетъ быть добычи?

Замѣчательно почему енотъ прозванъ полоскуномъ: онъ полощетъ въ водѣ все, что собирается съѣсть, — дадутъ ли ему хлѣба… разумѣется когда онъ въ неволѣ, въ клѣткѣ; а на свободѣ онъ конечно убѣжитъ отъ того, кто вздумаетъ его потчивать…. ежели дадутъ ему хлѣба, онъ броситъ его въ свое корыто съ водой и вытащитъ только тогда, когда хлѣбъ совершенно вымокнетъ, и что бы ему ни дали, мяса варенаго или сыраго, рыбы, яицъ, живыхъ птичекъ, зерна, — онъ все непремѣнно прежде нежели съѣстъ, выполощетъ хорошенько въ водѣ. Онъ любитъ и насѣкомыхъ, ловитъ мухъ, пауковъ и ежели выпустить его въ садъ, то онъ подбираетъ и ѣстъ улитокъ, кузнечиковъ, червяковъ. Онъ очень любитъ все сладкое, особенно сахаръ; но ежели дать ему сахару хоть очень большой кусокъ, то онъ и его броситъ къ себѣ въ корыто, а потомъ презабавно удивляется, когда не найдетъ въ немъ ничего, потому что сахаръ распустится въ водѣ.

Родъ: Барсукъ (Meles, Briss.) имѣетъ тридцать шесть зубовъ: по шести рѣзцовъ и по два клыка сверху и снизу, восемь коренныхъ въ верхней челюсти и двѣнадцать въ нижней. Ростомъ онъ съ собаку средней величины, ноги коротенькія, по пяти пальцевъ, съ большими когтями на переднихъ йогахъ; хвостъ очень коротенькій, пушистый.

ОБЫКНОВЕННЫЙ БАРСУКЪ. (Ursus meles, Linn. Le Blaireau, Buff. Der Honigvielfrass) Шерсть у него жесткая, щестинистая, на спинѣ сѣрая, съ боковъ желтоватая, а на животѣ черная. Барсукъ лѣнивъ, недовѣрчивъ, любитъ уединеніе и живетъ всегда въ самыхъ пустынныхъ мѣстахъ, въ самыхъ дремучихъ лѣсахъ, вырывая себѣ тамъ глубокія норы; онъ бѣгаетъ не только отъ общества подобныхъ себѣ, но даже отъ отвѣта, и три четверти своей жизни проводить подъ землей, выходя только на охоту, за пищей. Нора его устроена всегда очень замысловато, съ множествомъ извилинъ, закоулковъ, и идетъ иногда очень глубоко въ землю. У него отъ непріятеля только и спасенія, что подъ землей, потому что онъ очень плохо бѣгаетъ на своихъ коротенькихъ ножкахъ; собаки легко его догоняютъ, ежели только не близко отъ его норы, однакоже не всегда могутъ его одолѣть, потому-что зубы и челюсти у него очень крѣпкіе, когти острые, и онъ защищается всегда изо всѣхъ силъ и всѣми оружіями, ложась на спину, и проворно махая ногами; онъ очень живучъ; израненный, все продолжаетъ драться и защищается до послѣдней крайности, до послѣдней капли крови.

Въ неволѣ кормить его очень легко; онъ ѣстъ все, что дадутъ, мясо, яйца, сыръ, масло, хлѣбъ, рыбу, плоды, орѣхи, коренья; легко привыкаетъ къ человѣку, ежели пойманъ еще очень мололоденькимъ, слушается голоса своего господина, играетъ съ собаками, и ручнѣетъ совершенно. — Барсукъ очень хитеръ и недовѣрчивъ, и рѣдко попадается въ сѣти. Старый барсукъ, который примѣтитъ, что около входа въ его нору разставлена сѣть, не выйдетъ изъ своего подземелья пять или шесть дней, и даже больше; но наконецъ голодъ сильнѣе его опасеній, и если ему невозможно вырыть другого выхода, онъ рѣшается, долго высматриваетъ мѣстность, наконецъ свертывается совершенію клубкомъ, припрятывая какъ можно лучше ноги и голову, кидается, и непремѣнно всякій разъ прокатится по сѣти, не запутавшись въ ней. Для охоты на барсуковъ есть особаго рода собачки, барсучьи или таксики, которыя должны быть однакоже очень осторожны съ своимъ непріятелемъ, потому что онъ хоть и малъ, но зубы у него остры. Жесткая шкура его идетъ на обивку сундуковъ, на чемоданы, охотничьи сумки; изъ волосъ его дѣлаютъ щеточки и кисти.

Родъ: Россомаха (Gitlo, Storr.) имѣетъ тридцать четыре или тридцать восемь зубовъ: по шести рѣзцовъ и по два клыка сверху и снизу, восемь или десять коренныхъ въ верхней челюсти и десять или двѣнадцать въ нижнеи

РОССОМАХА СѢВЕРНАЯ (Ursusgulo, Linn. Gulo arctic us, Desin. Le glouton, Buff. Der Vielfrass) величиной съ большую собаку, только ноги короче, уши маленькія, хвостъ короткій, пушистый; шерсть ея, очень нѣжная, темнокаштановая на спинѣ, посвѣтлѣе по бокамъ и на животѣ; водится въ самыхъ сѣверныхъ краяхъ Европы и Азіи, и въ Сибири попадается довольно часто. Россомаха живетъ также въ довольно глубокой норѣ, какъ барсукъ, и выходитъ только по вечерамъ на добычу. Ежели она живетъ около тѣхъ мѣстъ, гдѣ охотники ставятъ свои капканы на бобровъ, или горностаевъ, или какихъ нибудь другихъ пушныхъ звѣрей, то она прежде всего обойдетъ эти капканы, которые всѣ очень хорошо знаетъ и въ которые сама никогда не попадается, и непремѣнно съѣстъ попавшихся звѣрковъ, къ величайшей досадѣ охотниковъ. Еслиже не находитъ себѣ такой легкой добычи, то пускается по слѣдамъ оленя, и такъ упрямо и долго идетъ по этимъ слѣдамъ, хоть нѣсколько верстъ, — что непремѣнно находитъ спящаго оленя (надо помнить, что это бываетъ обыкновенно ночью); но олень спитъ чутко, и безъ особенной осторожности своего преслѣдователя, непремѣнно проснется, вскакиваетъ и легко убѣгаетъ, потому что россомаха бѣгаетъ худо.

Подстерегая добычу, россомаха прячется въ густой кустарникъ, подъ сухіе листья, въ дупла деревьевъ, всюду, гдѣ только она можетъ быть непримѣчена, и съ удивительнымъ терпѣніемъ выжидаетъ какого-нибудь неосторожнаго звѣря. Она очень хорошо знаетъ тропинки, протоптанныя дикими оленями; въ томъ мѣстѣ, гдѣ они выходятъ изъ лѣсу на поляну, залѣзаетъ на вѣтвь, и когда олень проходитъ подъ нею, кидается къ нему прямо на спину или на шею, вцѣпляется въ него зубами и когтями, такъ что несчастному животному нѣтъ никакой возможности отъ нея освободиться. Олень бѣгаетъ, скачетъ, трется о деревья, катается по землѣ и всѣми силами старается освободиться отъ своего страшнаго непріятеля. Но россомаха ужъ не выпуститъ добычи, и не смотря ни на что продолжаетъ ѣсть его живаго, до тѣхъ поръ, пока онъ совершенно выбьется изъ силъ и замертво падаетъ. Тогда россомаха спокойно продолжаетъ свой ужинъ, и ежели всего не можетъ доѣсть, то покрываетъ остатки сухими вѣтвями, листьями, даже отчасти землей, хорошо помнитъ это мѣсто, и возвращается доѣдать свою добычу, ежели не успѣетъ изловить какого-нибудь другого, свѣжаго звѣря. — Кромѣ этого, у нея есть другое средство доставать себѣ пропитаніе: такъ какъ она живетъ обыкновенно въ однихъ лѣсахъ съ одной породой лисицъ, которая называется песцомъ, то слушаетъ обыкновенно какъ лисица эта гоняется съ лаемъ и крикомъ за зайцемъ; тутъ россомаха обыкновенно притаится, издали, чтобы не испугать лисицу, слѣдитъ за нею, чтобы быть на готовѣ въ ту минуту, какъ она поймаетъ зайца. Въ рѣшительную минуту россомаха кидается, и несчастная лисица должна покинуть свою добычу, лишь-бы самой не попасться въ зубы непріятеля, который гораздо сильнѣе ея самой, только не такъ проворенъ, чтобы самому гоняться за зайцами.

=

Надо замѣтить, что всѣ хищныя животныя, о которыхъ мы до сихъ поръ говорили, ходятъ на всей ногѣ, то есть ступаютъ на все пространство ноги отъ пальцевъ до пятки; есть и другого рода животныя, которыя ходятъ на однихъ пальцахъ, а подошва и самая пятка у нихъ заростаютъ шерстью; по этому они и раздѣляются на два разряда или подъотдѣленія: стопоходящихъ, о которыхъ мы уже говорили, и пальцеходящихъ, къ которымъ причисляются роды: хорекъ, куница, собака, гіена, кошка и пр.

Родъ: Хорекъ (Putorius, Cuv.) имѣетъ отъ тридцати двухъ до тридцати осыни зубовъ; складъ тѣла тонкій, длиный, спина къ заду горбомъ, голова небольшая, ноги короткія, хвостъ небольшой, пушистый.

ОБЫКНОВЕННЫЙ ХОРЕКЪ (Mustela putorius, Linn. Le putois, Buff. Der Jltis), не считая хвоста, немного болѣе полуаршина длины, желтобураго цвѣта, мордочка и пятна за ушами бѣлыя; спина, хвостъ и ноги черныя, и вообще въ шерсти много черныхъ волосковъ; мѣхъ его довольно хорошъ и идетъ на легкія шубы.

Хорекъ довольно обыкновенное животное во всей Европѣ, живетъ охотнѣе всего около селеній, ловитъ куръ, голубей, утокъ и даже иногда гусей, проворно перегрызая имъ горло; днемъ онъ спитъ и выходитъ изъ своего жилья только ночью, на охоту за мышами, кроликами, всякими птицами, на которыхъ только можетъ нападать безнаказанно. Хорекъ удивительно хитеръ, ловко забирается на задній дворъ; дѣлаетъ себѣ лазейку въ птичникъ, залѣзаетъ на голубятни; онъ заѣдаетъ всю птицу, какую только найдетъ, и потомъ по одиначкѣ относитъ свою добычу къ себѣ въ нору. Часто случается, что онъ неможетъ протащить цѣльную птицу въ то отверзтіе, въ которое залѣзъ самъ; тогда онъ отгрызаетъ и уноситъ однѣ головы.

Хорекъ чрезвычайно золъ и дерзокъ, бросается ночью даже на самыхъ большихъ птицъ, на тетерева, на глухаря, на драхву; испуганная птица вспархиваетъ, летитъ, но онъ успѣлъ уже въ нее впѣпиться, поднимается съ своей добычей на воздухъ, перекусываетъ ей горло и, ловко цѣпляясь за нее лапами, падаетъ вмѣстѣ съ нею на землю всегда такъ, что остается на верху, и потому не ушибается. Самая смѣлая кошка не можетъ съ нимъ справиться; защищаясь, онъ мечется прыжками на непріятеля и всегда старается укусить ему горло.

АФРИКАНСКІЙ ХОРЕКЪ (Mustela furo, Linn. Le Furet, Buff. Das Frettchen.) отличается отъ нашего хорька только тѣмъ, что шерсть у него желтовато-бѣлая и глазки розовые. Этотъ странный звѣрокъ водится только въ Испаніи, и въ образѣ жизни, въ привычкахъ, ничѣмъ почти не отличается отъ нашего хорька. Но замѣчательно, что отъ самаго рожденія онъ терпѣть не можетъ кроликовъ, такъ что ежели только показать ему даже мертваго кролика, онъ съ бѣшенствомъ кидается на него, и начинаетъ кусать; если же кроликъ живъ, то онъ перегрызаетъ ему шею, и жадно сосетъ кровь. Охотники воспользовались этою ненавистью и пріучили его къ ловлѣ кроликовъ, на столько по крайней мѣрѣ, сколько онъ способенъ по своей дикой натурѣ. Африканскихъ хорьковъ выкармливаютъ въ бочкѣ или въ клѣткѣ, кидаютъ имъ туда льну, въ который они любятъ забиваться и спать; кормятъ ихъ хлѣбомъ, молокомъ, отрубями; но никогда не даютъ мяса, чтобы заставить, сколько возможно, забыть ихъ страсть къ крови. Для охоты, прежде нежели выпустятъ хорька въ кроличью норку, завязываютъ ему ротъ; иначе тамъ, въ норкѣ, онъ передушитъ всѣхъ кроликовъ, напьется ихъ крови, и потомъ заснетъ на своихъ жертвахъ; тогда ужъ ни чѣмъ не возможно выгнать его оттуда, и онъ пропадаетъ для охотника. Съ завязанной мордочкой онъ нападаетъ на кроликовъ только когтями; тѣ, въ испугѣ, кидаются отъ своего страшнаго непріятеля, и изъ норки — прямо въ мѣшокъ, которымъ охотникъ покроетъ тогда отверзтіе ихъ подземелья. Мы видимъ, что хорекъ вовсе не пріученъ къ человѣку, не сдѣланъ ручнымъ, какъ напримѣръ собака; человѣкъ только употребляетъ въ свою пользу его ненависть къ кроликамъ, а онъ никогда не пропуститъ случая, если успѣетъ, укусить руку, которая его кормитъ.

ГОРНОСТАЙ (Mustela herminea, Linn. L He rmine, Buff. Der Wiesel) бываетъ лѣтомъ краснобурый, а зимой весь бѣлый, кромѣ пушистаго кончика хвоста, который во всякое время года остается чернымъ.

Горностай не много поменьше хорька; онъ удивительно проворно прыгаетъ и лазитъ по деревьямъ, очень хорошо плаваетъ и пролѣзаетъ сквозь самыя узкія щели, въ сараи, курятники и погреба. Онъ такъ же дерзокъ и кровожаденъ, какъ хорекъ, одолѣваетъ даже зайцевъ, смѣло идетъ на самую большую крысу, но особенно лакомъ до яицъ, которыя отъискиваетъ по ночамъ на деревьяхъ, и до птицъ, на которыхъ кидается въ расплохъ. Горностай водится у насъ на сѣверѣ и сѣверо-востокѣ, живетъ въ дуплахъ, подъ корнями, въ камняхъ, въ развалинахъ, и даже въ норахъ, которыя отбиваетъ иногда у крота. Зимній мѣхъ горностая очонь хорошъ, бѣлъ, нѣженъ, пушистъ, а украшенный черными хвостиками съ давнихъ временъ употребляется на порфиры Владѣтельныхъ Особъ.

Родъ: Куница (Mttstela, Linn.) составляетъ ролъ очень близкій къ хорьку; у животныхъ этого рода отъ тридцати двухъ до тридцати осьми зубовъ.

ОБЫКНОВЕННАЯ КУНИЦА (Mustela martes, Linn. La Marte, Buff. Der Marder.) бываетъ вершковъ десять длины, не считая хвоста; головка небольшая, мордочка острая, шея довольно толстая; хвостъ длинный, пушистый; цвѣтомъ шерсть ея изъсѣра-бурая.

КУНИЦЫ необыкновенно гибки, ловки и быстры, прыгаютъ высоко, лазятъ по деревьямъ какъ векша, мастерски ловятъ птицъ и нападаютъ на всякое животное, съ которымъ могутъ только совладать. Водятся онѣ въ сѣверовосточной Россіи и особенно въ Сибири, и никогда не приближаются къ селеніямъ, а живутъ въ самыхъ темныхъ лѣсахъ. Надѣясь на свою ловкость, куница вовсе почти не пугается, ежели погонятся за ней собаки, а напротивъ, какъ будто забавляется ихъ преслѣдованіемъ, долго бѣгаетъ, обманываетъ ихъ, утомляетъ, а потомъ уже взбирается на дерево, и то никогда на самую вершину, а усядется обыкновенно на первой вѣткѣ, и совершенно спокойно и дерзко на нихъ смотритъ. Того-же самаго рода звѣрокъ, только гораздо болѣе рѣдкій, это

СОБОЛЬ (Mustela zibellina, Linn. La Marte zibelline, Buff. Der lobet.), цвѣтомъ шерсти гораздо темнѣе куницы, горло и грудь бѣлыя; пальцы на ногахъ обросли шерстью до самыхъ когтей; водится больше всего въ восточной Гибири, но съ каждымъ годомъ становится рѣже и рѣже, потому что охотники ведутъ съ нимъ непримиримую войну за его красивый» дорогой мѣхъ.

Родъ: Вонючка (Mephitis, Cuv." имѣетъ тридцать два зуба; по шести рѣзцовъ и по два клыка съ верху и съ низу, шесть коренныхъ въ верхней и десять въ нижней челюсти.

АМЕРИКАНСКАЯ ВОНЮЧКА (Mephitis americana, Desm. La mouffette, Buff. Das Stinwthier) величиной бываетъ съ обыкновенную кошку; шерсть ея мягка, блестяща, темно-бураго цвѣта съ темными полосками вдоль всего тѣла.

Этотъ гадкій звѣрокъ живетъ только въ Америкѣ, питается птицами, лягушками, ящерицами и особенно замѣчателенъ тѣмъ, что имѣетъ невыносимо непріятный запахъ, котораго не могутъ терпѣть не только люди, но и собаки; по этому звѣрокъ этотъ такъ непріятенъ, что даже говорить о немъ гадко.

Родъ: Выдра (Lutra, Storr.) имѣетъ тридцать шесть зубовъ: но шести рѣзцовъ, по два клыка и по десяти коренныхъ въ каждой челюсти; голова у нея плоская, тѣло длинное, лапки короткія, хвостъ плоскій, уши маленькія; глаза у нихъ большіе и большіе усы. Всѣ животныя этого рода держатся всегда около воды.

ОБЫКНОВЕННАЯ или РѢЧНАЯ ВЫДРА (Mustela luira, Linn. La Loutre, Buff. Die Otter.) длиной тѣла почти въ аршинъ, водится въ Азіи и Америкѣ, а также мѣстами и въ Европѣ; тѣло у нея толстоватое, округлое, уши и ноги короткія, лапки перепончатыя, шерсть короткая, краснобурая съ лоскомъ.

ВЫДРА плаваетъ и ныряетъ съ не обыкновенною легкостью, и на водѣ бываетъ такъ проворна, какъ никогда не бываетъ на землѣ, потому что лапки у нея очень короткія. Она всегда держится недалеко отъ воды, спрятавшись гдѣ нибудь въ густомъ кустарникѣ; слухъ, обоняніе и зрѣніе у нея удивительно хороши, и при малѣйшей опасности, при малѣйшемъ шумѣ, она бросается въ воду, и ныряетъ такъ глубоко, что вовсе пропадаетъ изъ виду охотниковъ. Ежели ее какъ нибудь застанутъ далеко отъ ея норы, она тотчасъ спрячется въ воду, подъ корни или въ густую траву, а на поверхность воды высовываетъ только кончикъ носа, чтобы дышать, и то спрятавши его подъ какимъ нибудь большимъ листомъ. Въ такомъ положеніи она остается неподвижно до тѣхъ поръ, пока увѣрится, что всякая опасность прошла. Нора ея всегда около берега озера или рѣчки, въ которой водятся раки; иногда она оставляетъ однако же свое обыкновенное жилище и перебирается на время въ другое мѣсто, къ болоту или поближе къ селенію, гдѣ случаются рыбные пруды или садки. Прежде всего она обозрѣваетъ мѣстность, отъискиваетъ себѣ удобное мѣстечко, чтобы прятаться, и потомъ уже начинаетъ свои опустошительные набѣги. Ежели селеніе близко и люди мѣшаютъ ея ловлѣ, то она распоряжается какъ хорекъ, убиваетъ прежде всего столько рыбы, сколько можетъ, и потомъ по одиначкѣ уноситъ ее въ свое жилище. Ежели она поселится на берегу большой рѣки, то приводитъ въ совершенное отчаяніе рыбаковъ не только тѣмъ, что уничтожаетъ много рыбы, но и тѣмъ, что часто перерываетъ у нихъ удочки, дѣлаетъ отверзтія въ сѣтяхъ и такимъ образомъ портитъ имъ работу нѣсколькихъ дней. Выдра можетъ оставаться въ водѣ очень долго безъ дыханія, однакоже случается, что и она утонетъ, ежели запутается гдѣ нибудь въ травѣ, или въ сѣтяхъ, и не успѣетъ во время ихъ перегрызть.

ВЫДРА МОРСКАЯ или КАМЧАТСКІЙ БОБРЪ. (Mustela lutris, Linn. Lutra marina, Erxl) Тѣло ея почти’во всѣхъ мѣстахъ одинаковой толщины, точно полѣно, и аршина полтора длины; ноги коротенькія; лапы и репончатыя, шерсть извѣстна всякому, потому что изъ нея дѣлаютъ дорогіе бобровые воротники.

Надо замѣтить, что ВЫДРА вовсе не то, что бобръ, что дорогіе воротники дѣлаются вовсе не изъ бобра, а изъ морской выдры, которую впрочемъ для различія, называютъ не бобръ, а боберъ. Этотъ звѣрь плаваетъ и ныряетъ свободно и долго; держится большею частію въ морѣ, питается рыбой и другими морскими животными, водится у сѣверозападныхъ береговъ Америки, у Курильскихъ и Алеутскихъ острововъ, гдѣ его жестоко преслѣдуютъ охотники. Собственно для звѣриныхъ промысловъ и торговли, Русская Сѣвероамериканская Компанія основала на сѣверозападномъ берегу Америки, на островѣ Ситхѣ, поселеніе Новоархангельскъ. Тамошніе охотники убиваютъ выдру иногда на берегу, сонную, но большею частію въ морѣ, съ своихъ легонькихъ лодокъ, стрѣлами и копьями. Примѣтивъ, что въ такомъ то мѣстѣ моря есть выдра, охотники преслѣдуютъ ее, подстерегаютъ то мгновеніе, когда она вынырнетъ, чтобы перевести духъ, стрѣляютъ въ нее изъ лука или, окруживъ на челнокахъ, убиваютъ. Крикъ этого животнаго походитъ на дѣтскій; мѣхъ его — самый дорогой изъ всѣхъ мѣховъ: шкура, изъ которой выходитъ обыкновенно пять воротниковъ, стоитъ отъ 200 до 700 руб. серебромъ.

Родъ: Собака (Canis, Linn.) имѣетъ сорокъ два зуба: по шести рѣзцовъ и по два клыка сверху и снизу, двѣнадцать коренныхъ зубовъ въ верхней и четырнадцать въ нижней челюсти, пять пальцевъ на переднихъ лапахъ и четыре на заднихъ; зрачки круглые; когти не остры; главная пища ихъ — мясо, но они привыкаютъ и къ хлѣбному корму. Къ этому роду принадлежатъ собственно собаки, волки и шакалы.

СОБАКА (Le Chien, der Hund). Мы видѣли, что хорекъ употребляется иногда для охоты, что онъ ловко выгоняетъ изъ норы кроликовъ; но можно-ли сравнить его съ собакой, которая до того покорилась человѣку, до того посвятила ему всѣ свои способности, что сдѣлалась настоящимъ его другомъ. Это умное, послушное, полезное животное стережетъ домъ отъ вора, бережетъ отъ волка стадо, помогаетъ ловцу на охотѣ и бываетъ до такой степени привязана къ своему хозяину, что иногда жертвуетъ для него жизнью: по этому вѣрность собаки давно вошла въ пословицу.

Когда дѣло идетъ о томъ, чтобы защитить хозяина, собака не знаетъ ни страха, ни опасности, и хоть погибнуть въ борьбѣ, она бросается съ неустрашимостью, съ бѣшенствомъ, и дерется съ непріятелемъ изо всѣхъ силъ, со всею храбростью, до самой смерти. Она защищаетъ хозяина своего отъ разбойниковъ, отъ дикихъ звѣрей, которые вдесятеро сильнѣе ея, стережетъ хозяина, если онъ раненъ и оставляетъ только за тѣмъ, чтобы призвать ему помощь, вытаскиваетъ его изъ воды, согрѣваетъ своимъ дыханіемъ, своимъ тѣломъ, совершенно забываетъ себя, чтобы спасти того. кого она любитъ.

Собака живетъ только для своего господина. все дѣлитъ съ нимъ, и радость, и печаль, и любовь, и не любовь, и богатство, и бѣдность…. Собакѣ хорошо тамъ, гдѣ хорошо ея господину; она ласкается къ его роднымъ, любитъ дѣтей, осторожно съ ними играетъ, живетъ жизнью своего хозяина и ежели онъ умираетъ, то и она иногда уходитъ на его могилу, ложится на нее. и издыхаетъ отъ горя и печали.

Собака терпѣливо переноситъ даже и дурное обращеніе, которымъ платятъ иногда за ея службу и привязанность; бранятъ ее, — она это чувствуетъ; бьютъ, — она тотчасъ это забываетъ, ползетъ къ ногамъ своего хозяина, лижетъ ему руки, старается тронуть его и никогда не старается отразить силу силой.

О преданности и понятливости собакъ есть множество любопытныхъ анекдотовъ.

Одна собака сломала себѣ ногу. Докторъ сдѣлалъ ей перевязку, и совершенно вылечилъ. Черезъ нѣсколько времени послѣ того другая собака тоже сломала себѣ ногу; должно быть эта собака была другомъ той, прежней. Та беретъ ее съ собой, является къ доктору, лижетъ ему руки и съ печальнымъ видомъ показываетъ ему сломанную ногу своего товарища. Значитъ и собака понимала, что наука — полезна?

Въ Парижѣ у одного бѣднаго мальчика, который занимался только тѣмъ, что чистилъ прохожимъ сапоги за нѣсколько копѣекъ, былъ пудель. Маленькій хозяинъ и его пудель какъ будто сговорились: пудель пачкалъ прохожихъ, а мальчикъ ихъ чистилъ. Вотъ какъ они обдѣлывали свои дѣла: Собака безпрестанно мочила свои мохнатыя лапы гдѣ нибудь въ лужѣ или въ грязной канавѣ и ежели издали еще примѣчала щеголя въ блестящихъ сапогахъ, осторожно подходила къ нему и становилась обѣими лапами своими на ноги. Дѣлать было нечего; прохожій останавливался и тотчасъ смотрѣлъ во всѣ стороны, чтобы отъискать средство поправить свою неудачу; а мальчикъ со щетками какъ тутъ, и кричалъ уже: «не угодно ли почищу, баринъ?» При помощи собаки дѣла мальчика шли хорошо, такъ что онъ заработывалъ гораздо больше нежели всѣ его товарищи.

Собака вообще привязана къ человѣку и всегда хочетъ служить ему; скучно ей безъ господина.

Въ Сибири, Самоѣды, которые ѣздятъ обыкновенно на собакахъ, отпускаютъ ихъ отъ себя на лѣто, чтобы не кормить; тогда собаки сами отъискиваютъ себѣ пропитанія, ловятъ зайцевъ, вмѣстѣ травятъ волковъ, даже медвѣдей. но какъ только подходитъ зима, онѣ возвращаются домой и снова возятъ сани, не смотря на то, что съ ними и обращаются дурно, и работа тяжела, и кормятъ ихъ плохо: одной сырой или сушеной рыбой.

На Востокѣ, въ Египтѣ, въ Индіи, есть множество собакъ, у которыхъ нѣтъ ни господина, ни какого убѣжища; иныя изъ нихъ привязываются къ иностранцу, ласкаются къ нему, ластятся, забавляютъ его, и выбиваются изъ силъ, что бы только соблазнить человѣка и заставить себя принять.

Изо всѣхъ животныхъ собака больше всего привязана бываетъ къ человѣку и защищаетъ его противъ своихъ же землякокъ, другихъ животныхъ. Есть породы собакъ необыкновенно сильныхъ и храбрыхъ. Въ Англіи, во время королевы Елизаветы, былъ знаменитый бульдогъ, который, говорятъ, одинъ могъ побѣдить медвѣдя. Но такая сила — большая рѣдкость; любопытнѣе всего храбрость, съ какою напримѣръ барсучья собака дерется иногда съ животными въ двадцать разъ больше ея самой, и разорванная на клочки умираетъ молча, какъ воинъ, имѣющій своего рода понятіе о чести.

Наши домашнія собаки конечно теряютъ большую часть своихъ природныхъ способностей, потому что онѣ и сыты, и безопасны отъ всякихъ непріятелей; но тамъ, гдѣ нужно, собаки показываютъ необыкновенныя способности и большую хитрость.

На берегахъ Нила, въ которомъ водятся огромныя и страшныя животныя, крокодилы, собаки часто пьютъ на бѣгу, не останавливаясь, чтобы только не попасться въ зубы крокодиламъ.

Въ новомъ Орлеанѣ, когда собакѣ нужно бываетъ переправиться на другую сторону рѣки, въ которой водятся алигаторы (почти такое же страшное животное какъ крокодилъ, только ростомъ по меньше), она сперва долго лаетъ на берегу, и скликаетъ такимъ образомъ въ одно мѣсто всѣхъ сосѣднихъ алигаторовъ; потомъ во всю прыть пускается берегомъ вверхъ по теченію и переплываетъ рѣку на цѣлую версту выше.

Въ Англію была привезена одна эскимосская собака; принужденная жить на родинѣ своими трудами, она выучилась такимъ хитростямъ, о которыхъ и понятія не имѣетъ ея европейская родня. Напримѣръ когда ее кормили, она не ѣла того, что ей давали, а разбрасывала свой кормъ около себя, и потомъ притворялась будто спитъ; курица, или даже крыса какая нибудь изъ подполья пользовались этимъ временемъ и подкрадывались, что бы утащить что случится; но хитрой собакѣ того только и было нужно; она кидалась на неосторожнаго вора и прибавляла его мясо къ своему обѣду.

Собаки вообще очень любятъ охоту, такъ что иная собака уйдетъ на охоту съ чужимъ, ежели господинъ ея самъ идти не можетъ; а на охотѣ иной разъ, не смотря на всю свою вѣрность, оставитъ своего хозяина и пойдетъ за чужимъ, который искуснѣе стрѣляетъ. Изъ за чего она бьется? должно быть только изъ за того, чтобы помочь человѣку, потому что она не очень любитъ кости дичины, и ѣстъ ихъ только тогда, когда у нея нѣтъ ничего лучшаго.

Во многихъ земляхъ собака служитъ вмѣсто лошади. Эскимосы, Камчадалы и другіе сѣверные народы въ Сибири и въ Америкѣ вѣчно ѣздятъ на собакахъ особенной породы, скорѣе похожихъ на волка, чѣмъ на собаку. Камчатская или сибирская собака большаго росту, шерстью бѣлая, желтоватая, черная, или сѣрая, очень кротка и смирна, такъ что на людей никогда не бросается. Собаки эти рѣдко лаютъ и при томъ лай ихъ болѣе походитъ на завыванье. Зимой запрягаютъ этихъ собакъ въ сани отъ пяти до пятнадцати, смотря по величинѣ саней и по тяжести клади. Передовая служитъ вожакомъ, и должна быть хорошо пріучена усиливать бѣгъ, останавливаться, брать въ право и въ лѣво по одному слову хозяина, потому что ими правятъ безъ возжей, словами, а иногда еще длинной хворостиной, на которую навязаны бубенчики. Хозяинъ бросаетъ иногда этой палкой въ лѣнивую или непослушную собаку, и потомъ подхватываетъ свое орудіе со снѣга на всемъ бѣгу собакъ, правитъ палкой по раскатамъ и косогору, и останавливаетъ собакъ, если онѣ понесутъ, втыкая палку въ снѣгъ передъ санями. Править собаками очень трудно; иной разъ онѣ уносятся, почуя гдѣ нибудь въ сторонѣ звѣря, и мчатъ сѣдока по пнямъ и каменьямъ безъ разбора. Но за то собаки никогда не заплутаются; какъ бы ни была темна ночь, и какая бы мятель ни стояла, онѣ всегда вѣрно привозятъ человѣка къ жилью, иногда до самой кровли занесенному снѣгомъ.

Пастушья собака или овчарка принадлежитъ къ самымъ большимъ и полезнымъ породамъ; голова короткая, толстая, уши стоячія, шерсть очень косматая, хвостъ большой и довольно прямой, косматый. Овчаки особенно извѣстны у насъ въ южныхъ губерніяхъ, гдѣ съ большою смѣтливостью охраняютъ отъ волковъ большія стада овецъ, приводятъ отста лую овцу, и не датутъ подойти чужому человѣку, не только звѣрю. Замѣчательно, что ежели человѣкъ, на котораго онѣ случайно за что нибудь нападутъ: ляжетъ на спину и вытянется, то собаки съ лаемъ и воемъ будутъ держать его въ осадѣ, но ни за что не укусятъ.

Пастушья собака такъ полезна, что ея ни какъ не возможно бы замѣнить даже цѣлымъ десяткомъ пастуховъ: по одному слову хозяина она собираетъ разсѣянное стадо и гонитъ его въ ту сторону, куда онъ укажетъ; она держитъ въ порядкѣ огромное стадо не столько тѣмъ, что бѣгаетъ и суетится, сколько разными звуками своего лаю, къ которому овцы наконецъ привыкаютъ. Мало этого, въ случаѣ нужды собака бываетъ еще полезнѣе:

У одного пастуха, въ Малороссіи, было на рукахъ семьсотъ овецъ, которыхъ онъ однажды плохо заперъ, такъ что онѣ ночью разбѣжались и разсыпались въ кустарникѣ по пригоркамъ и оврагамъ. Бѣдный пастухъ примѣтилъ свою пропажу около полуночи. Не зная что дѣлать, въ отчаяніи, онъ бросился весь въ слезахъ къ своей собакѣ, и принялся ее обнимать и цѣловать, приговоривая: «Арапка, голубчикъ! всѣ, всѣ до одной разбѣжались!, Потомъ онъ опомнился, примѣтилъ, что слезы ничему не помогаютъ, и побѣжалъ отъискивать бѣглецовъ; ушла и собака. На разсвѣтѣ усталый, измученный, не найдя ни одной овцы, онъ шелъ уже къ дому, какъ вдругъ увидалъ, что его Арапка, въ лощинѣ, стережетъ не часть овецъ, какъ ему показалось сначала, а все стадо, такъ что не пропало ни одной.

Случилось однажды, что загорѣлся скотный дворъ, наполненный скотомъ. Въ такомъ случаѣ овцы никогда не выбѣгутъ, а, перепуганныя, столпятся въ одну кучку, поднимутъ страшный крикъ, и непремѣнно погибнутъ; собака два раза бросалась въ овчарню и силой выгнала большую часть овецъ, кусая упрямыхъ на право и на лѣво. Она бросилась и въ третій разъ, чтобы выгнать остальныхъ, но было поздно: она задохлась въ дыму.

Дворная собака, дворняшка, не составляетъ особенной породы, а бываетъ въ разныхъ мѣстахъ различныхъ породъ. Отличить ее можно развѣ только тѣмъ, что она живетъ на дворѣ, мокнетъ подъ дождемъ, дрожитъ подъ снѣгомъ; любитъ своихъ хозяевъ и стережетъ домъ лучше всякаго сторожа-человѣка; особенно удивительно ея чутье, которымъ она можетъ отличить гостя отъ совершенно чужаго человѣка и даже чужаго отъ вора, потому что на каждаго изъ нихъ лаетъ особеннымъ голосомъ.

Однажды былъ такой случай, что собака погналась за двумя разбойниками, которые залѣзли-было въ домъ ея хозяина. Съ однимъ она сейчасъ схватилась драться, и хоть у него былъ въ рукахъ ножъ, однако она успѣла перекусить ему горло; другой между тѣмъ убѣжалъ, и залѣзъ на дерево.

Умный несъ отъискалъ это дерево, пролежалъ около него до утра, и спокойно ушелъ домой только тогда, когда собрались люди и взяли виноватаго.

А сколько есть анектотовъ о томъ, какъ собака открывала убійцъ своего господина? Всѣмъ известенъ старинный разсказъ о знаменитой собакѣ Обри-Мондидье:

При Дворѣ Французскаго короля Карла V былъ одинъ завистливый и злой кавалеръ, по имени Макеръ. Онъ не взлюбилъ одного изъ своихъ товарищей, по имени Обри-Мондидье, за особенную къ нему милость короля, подстерегъ его какъ то разъ въ лѣсу, одного, только съ собакой, убилъ его, закопалъ тамъ же на мѣстѣ, и возвратился въ Парижъ, какъ ни въ чемъ не бывалъ. Собака не сходила съ могилы господина до тѣхъ поръ, пока голодъ не заставилъ ее прибѣжать въ Парижъ, къ друзьямъ ея хозяина, только для того, чтобы поѣсть; но наѣвшись она тотчасъ опять убѣжала на могилу. Она еще нѣсколько разъ прибѣгала и убѣгала, такъ что друзья покойника примѣтили наконецъ ея странное поведеніе и стали за ней слѣдовать. Пришли въ лѣсъ, ходили, ходили и остановились наконецъ около небольшого холмика свѣжей, недавно взрытой земли. Стали копать; собака изо всѣхъ силъ, съ воемъ и лаемъ, помогала своими лапами, и отрыли мертвое тѣло Мондидье. Послѣ его похоронъ собака однакоже не успокоилась. Случайно какъ то встрѣтила она убійцу покойника, и какъ будто въ туже минуту взбѣсилась: она напала на него, вцѣпилась ему въ горло, и задавила бы, еслибы ее скоро не отогнали; но и послѣ она рвалась и металась, и долго еще лаяла на убійцу издали. Тоже самое повторялось при каждой встрѣчѣ Макера съ собакой, такъ что придворные стали наконецъ подозрѣвать, — не случилось ли чего, потому что собака, ласковая со всѣми, нападала и злилась только на одного. Наконецъ и король узналъ, о странномъ поведеніи собаки, узналъ, что она принадлежала дворянину, найденному убитымъ въ лѣсу, приказалъ привести ее къ себѣ и велѣлъ Макеру стать посреди толпы другихъ придворныхъ. Тогда собака, будто еще ободренная присутствіемъ короля, изо всей толпы прямо бросилась на одного убійцу и жалобнымъ лаемъ будто просила мщенія и справедливости. Дѣло показалось очень страннымъ; король самъ допрашивалъ Макера, однакоже тотъ ни какъ не хотѣлъ признаться въ своемъ преступленіи, такъ что наконецъ рѣшено было кончить дѣло поединкомъ между нимъ и собакой. Макеру дали въ руки толстую палку для защиты, а собакѣ поставили бочку, въ которую она могла бы прятаться въ случаѣ нужды. Только что ее пустили, какъ она кинулась на своего непріятеля, однако въ туже минуту отскочила, увернулась, потому что своей тяжелой палкой онъ могъ бы убить ее съ одного разу. Наконецъ, вертясь то въ одну сторону, то въ другую, она такъ удачно выбрала себѣ время, что однимъ прыжкомъ вцѣпилась ему въ горло, повалила его на землю, и тутъ только злодѣй признался, что онъ убилъ своего товарища.

У Попа, знаменитаго англійскаго поэта, была собачка. Однажды ночью поэтъ вдругъ просыпается отъ страшнаго шуму; собачка его лаетъ и мечется всѣми силами; онъ подбѣжалъ къ окну, а между тѣмъ люди его уже успѣли поймать трехъ воровъ, которые забрались къ нему въ садъ. А собака все продолжала метаться и лаять; пошли посмотрѣть изъ за чего она бьется, и увидали, что она не выпускаетъ изъ темнаго угла еще одного человѣка, съ пистолетомъ въ рукѣ. Несчастный былъ камердинеръ самого Попа; онъ тутъ же на мѣстѣ признался, что за одно съ ворами онъ хотѣлъ убить своего господина. Собака видѣла этого человѣка всякій день, играла съ нимъ, онъ кормилъ ее; неужели тутъ она вдругъ поняла, и какъ могла она понять, что онъ дурное задумалъ противъ ея господина?…

Одинъ мальчикъ былъ такъ золъ, что вздумалъ утопить свою собаку. Для этого онъ сѣлъ въ лодку, посадилъ съ собою собаку, выѣхалъ на средину рѣки и столкнулъ ее въ воду. Собака поплыла, и безпрестанно подплывала къ лодкѣ, чтобы какъ нибудь залѣзть въ нее; но всякій разъ злой мальчикъ сталкивалъ собаку и та снова погружалась въ воду. Случилось, что одно изъ его такихъ движеній было такъ сильно, что лодка закачалась и онъ самъ полетѣлъ въ воду головой впередъ; непремѣнно пришлось бы ему тотчасъ же утонуть, потому что онъ не умѣлъ плавать, если бы не явился избавитель. Кто же такой былъ этотъ избавитель? — Собака. Опавъ туже минуту все забыла, какъ только увидала своего господина въ опасности, схватила его зубами за воротникъ и черезъ нѣсколько времени приплыла съ нимъ къ берегу.

Одному фермеру случилось однажды быть въ городѣ, гдѣ онъ получилъ значительную сумму денегъ. На обратномъ пути онъ остановился отдохнуть на лужайкѣ, подъ деревомъ, пустилъ свою лошадь пощипать травки, но изъ предосторожности снялъ съ сѣдла мѣшокъ съ деньгами, и положилъ его возлѣ себя. Черезъ часъ онъ опять пустился въ дорогу. Едва проѣхалъ онъ нѣсколько шаговъ, какъ собака принялась лаять и прыгать на голову его лошади, и кусала ее. Сначала фермеръ не обращалъ на это ни какого вниманія, однакоже собака не унималась, и даже кнутомъ нельзя было ее унять. Тутъ вспало вдругъ хозяину на мысль, что она взбѣсилась и, въ первую минуту страха, онъ выстрѣлилъ въ нее изъ пистолета; собака упала и онъ поскакалъ дальше. Не прошло пяти минутъ, какъ онъ примѣтилъ, что съ нимъ нѣтъ кошелька съ деньгами. Проворно воротился онъ къ тому мѣсту, гдѣ отдыхалъ и къ удивленію не нашелъ собаки на томъ мѣстѣ гдѣ въ нее выстрѣлилъ; только маленькая дорожка крови привела его къ знакомой лужайкѣ. Тамъ собака лежала на его деньгахъ и, издыхая, жалобно смотрѣла на своего хозяина.

Въ Альпійскихъ горахъ, на одной высокой горѣ, лѣтъ девять сотъ тому назадъ Св. Бернардъ построилъ монастырь. Встарину черезъ эти горы была всего только одна дорога въ Италію, именно черезъ гору Святаго Бернарда; на этой дорогѣ путешественниковъ часто захватывали мятели, часто обваливались на нихъ снѣжныя лавины, часто падали они въ глубокія пропасти. Надо было помогать заплутавшимся путешественникамъ, надо было, что бы люди жили въ этихъ опасныхъ проходахъ. Но какіе люди захотятъ оставить отца, мать, родныхъ, друзей, все, что есть хорошаго въ жизни и пойти жить посреди льдовъ и снѣговъ? Такую рѣшимость могла внушить одна христіанская вѣра съ своею надеждою на лучшую жизнь и на вѣчную награду. Отъ времени Святаго Бернарда до сихъ поръ находятся люди, готовые жертвовать собой для спасенія ближняго, монахи, живущіе въ этой святой обители; но очень часто ихъ самоотверженія недостало бы, ничего они не могли бы сдѣлать безъ удивительно понятливыхъ и неустрашимыхъ помощниковъ. Всякій день изъ монастыря идутъ на поиски двѣ собаки, иной разъ съ монахами, но чаще всего, особенно въ бурную погоду, однѣ. Идутъ онѣ медленно, часто останавливаются, заглядываютъ въ пропасти, прислушиваются къ вѣтерку. Ежели случится, что нападутъ на слѣдъ человѣка, тотчасъ бросаются къ нему. Если онъ не усталъ, онѣ ласкаются къ нему, провожаютъ его глазами, и какъ будто желаютъ ему добраго пути. Но ежели путникъ озябъ, усталъ, надо видѣть какъ онѣ за нимъ ухаживаютъ, лижутъ его, стараются согрѣть своимъ тѣломъ. Онѣ особенно полезны, когда находятъ несчастнаго, который провалился въ пропасть или занесенъ снѣгомъ; тогда ни что ихъ не удержитъ; онѣ сами двадцать разъ подвергаютъ опасности свою жизнь, чтобы къ нему пробраться, а ежели не могутъ, то во всю прыть бѣгутъ къ монастырю, лаютъ и сзываютъ къ себѣ на помощь монаховъ. И сколько несчастныхъ спасли онѣ такимъ образомъ! Вотъ хоть одинъ примѣръ, а ихъ безчисленное множество:

Лѣтъ двадцать пять тому назадъ между монастырскими собаками былъ особенно сильный, храбрый и понятливый песъ, Дьяманъ. Однажды погода была ужасная: буря такъ разъигрались, что воздухъ былъ наполненъ снѣгомъ отъ страшной мятели, порывистый вѣтеръ едва не снесъ крыши съ монастыря, вылъ въ ущельяхъ, срывалъ съ горъ цѣлыя кучи снѣгу. Для Дьямана прекрасная была ночь, потому что онъ могъ тутъ сдѣлать доброе дѣло. И въ самомъ дѣлѣ его небыло дома. Недалеко отъ монастыря почуялъ онъ путника, поднялъ страшный лай, чтобы созвать на помощь монаховъ, а самъ побѣжалъ впередъ. Нѣсколько жильцевъ святой обители, съ фонарями, съ палками вышли по зову Дьямана. Онъ ихъ ведетъ и подводитъ наконецъ къ кучѣ обвалившагося снѣгу; изъ подъ него отрыли мужчину и женщину, полузамерзшихъ. Монахи подняли несчастныхъ и понесли въ богадѣльню; но Дьяманъ — ни съ мѣста; напротивъ, онъ все роется въ снѣгу и лаетъ, какъ будто не всѣхъ еще отрыли. Монахи долго еще искали, искали и наконецъ ушли; но добрая собака чуяла еще несчастнаго. Въ самомъ дѣлѣ не прошло еще часу, какъ Дьяманъ отрылъ ребенка, полумертваго, безъ дыханія, окоченѣвшаго. Онъ лижетъ малютку, ложится на него, отогрѣваетъ своимъ дыханіемъ, наконецъ мало по малу оживляетъ его и осторожно взваливаетъ къ себѣ на спину. Нѣсколько опомнившійся ребенокъ ухватился изо всѣхъ силъ за ея длинную шерсть и въ такомъ положеніи скоро доѣхалъ до дверей богадѣльни, изъ которыхъ монахи выходили на поиски за этимъ самымъ ребенкомъ. Спасенная женщина была его мать: она также пришла въ себя, и не смотря на свою слабость, уже хотѣла бѣжать отъискивать его въ снѣгу, во льду, спасти его, или сама съ нимъ погибнуть. — какъ вдругъ въ комнату медленно вошелъ съ своей живой ношей усталый, дрожащій, измученный — Дьяманъ.

Породы собакъ до такой степени бываютъ различны, что между ними есть огромныя, напримѣръ Ньюфоундлендскія, ростомъ съ добраго теленка, и другія, напримѣръ болонки, ростомъ чуть ли не съ мышь. У иныхъ шерсть короткая, у другихъ такая длинная, что чуть не до земли; у иныхъ мордочка длинная, острая, напримѣръ у борзыхъ собакъ, у другихъ морда тупая.

У Ньюфоундлендской собаки голова широкая, морда толстая, уши обвислыя, хвостъ мохнатый, шерсть довольно длинная, мягкая, больше, нежели у другихъ собакъ. Ньюфоундлендки очень росли, понятливы, кротки, отлично плаваютъ и ныряютъ, и каждую минуту готовы кинуться въ воду, чтобы спасти человѣка. Есть даже такія, которыя какъ будто помѣшались на спасеніи.

Въ Парижѣ одно время была собака, которая цѣлый день прогуливалась по берегу Сены и спасала тѣхъ, кто купается. И ей хоть говори, хоть нѣтъ, что не тонешь, а купаешся для собственнаго удовольствія; она ничего не слушаетъ, хватаетъ васъ за руку и тащитъ изо всѣхъ силъ къ берегу.

Лягавая собака такъ умна и понятлива, что съ нею можетъ равняться въ этомъ отношеніи развѣ одинъ только пудель. Лягавая собака употребляется собственно для охоты; отъискавъ дичь, хорошо пріученная собака останавливается, по приказанію охотника бросается и выгоняетъ ее, а убитую приноситъ. Послушаніе, понятливость, и привязанность этой собаки такъ любопытны, что разсказами объ этомъ можно бы наполнить цѣлую книгу; но мы перейдемъ теперь къ другимъ видамъ рода собакъ.

ВОЛКЪ (Cants lupus, Linn. Le Loup. Der Wolf.) похожъ бываетъ на иную собаку; голова у него широкая, морда острая, шея толстая, хвостъ обвислый, шерсть жесткая изжелтасѣрая, а въ самыхъ сѣверныхъ странахъ даже бѣлая: уши острыя, стоячія; ростомъ онъ бываетъ съ самую большую собаку.

ВОЛКЪ — самый кровожадный звѣрь въ Европѣ; онъ лукавъ, очень остороженъ, даже трусливъ; но ежели считаетъ себя безопаснымъ, или когда голоденъ, — бываетъ наглъ и дерзокъ до крайности. Питается онъ только мясомъ или рыбой, а по нуждѣ и падалью, бродитъ по ночамъ около стадъ и табуновъ, стараясь какъ нибудь подкрасться, обойти пастуховъ и сторожевыхъ собакъ; не рѣдко забирается онъ и въ хлѣва и на скотные дворы и никогда не довольствуется тѣмъ, что можетъ съѣсть или унести, а убиваетъ наповалъ всякую скотину, какая только попадается. На человѣка волкъ никогда почти не нападаетъ, но въ очень холодную зиму, когда въ лѣсу ему нечего ѣсть, заходитъ даже днемъ въ селенія и города, бросается на собакъ, на скотъ, и на людей. Зимою волки ходятъ большими стаями и тогда, надѣясь другъ на друга, бываютъ очень опасны. Бросаясь на добычу, волкъ всегда старается ухватить ее за горло; онъ такъ силенъ, что уноситъ барана, держа его зубами за шею и перекинувъ себѣ черезъ спину. Почуявъ приближеніе волка, лошади ржутъ, становятся въ кружокъ головами въ середину и обороняются, лягаясь задними ногами; но бываютъ смѣлыя лошади, которыя сами преслѣдуютъ волка, бросаются на него и бьютъ его передними ногами, вздымаясь на дыбы. Волы и коровы также собираются въ кружокъ, но выставляютъ волку рога. Ежели ему случится примѣтить гдѣ нибудь около задняго двора, на полѣ, молодую, неопытную собачку, онъ подходитъ къ дому довольно близко, шаговъ на пятьдесятъ, и начинаетъ заигрывать съ ней совершенно по собачьи, ложится, прыгаетъ, именно какъ будто ему поиграть хочется съ неопытнымъ новичкомъ. Собака въ самомъ дѣлѣ бываетъ обманута, приближается къ нему безо всякой осторожности; но волкъ тотчасъ на нее кидается, перекусываетъ горло и уноситъ въ лѣсъ.

Но ежели собака сильна, такъ что можетъ поспорить за свою жизнь, то волкъ принимается за дѣло совсѣмъ иначе; онъ подходитъ обыкновенно до тѣхъ поръ, пока собака его примѣтитъ, и бросится на драку; тогда волкъ ударится бѣжать, какъ будто испугался, а дворовая собака, въ восторгѣ отъ своего торжества, преслѣдуетъ его изо всѣхъ силъ до лѣсочка или кустарника, гдѣ дожидается другой волкъ; тотъ выскакиваетъ изъ своей засады, бѣглецъ возвращается къ нему на подмогу, и несчастная собака становится жертвой своей храбрости и предательства своихъ непріятелей.

Есть у насъ старинная пословица: сколько волка ни корми, а онъ все въ лѣсъ глядитъ; но это неправда, и надо наконецъ отдать справедливость несчастному животному, на которое давно и ужъ слишкомъ много нападаютъ. Правда, волкъ золъ, но ужели пойманъ еще маленькимъ, то привязывается къ своему господину, какъ самая вѣрная собака.

Одинъ волкъ, воспитанный совершенно собачьи, сдружился со всѣми домашними, но больше всѣхъ полюбилъ своего хозяина: повиновался ему совершенно во всемъ, ласкался къ нему, слушался его голоса и смирно ходилъ съ нимъ по улицамъ. Но господину его нужно было куда то уѣхать; волка дѣвать было не куда, такъ онъ и подарилъ его парижскому ботаническому саду, въ звѣринецъ; несчастный звѣрь долго скучалъ по своемъ господинѣ, да такъ, что ничего не ѣлъ, и едва не умеръ съ горя. Но прошло нѣсколько недѣль, обыкновенный апетитъ его возвратился и онъ будто забылъ свою прежнюю привязанность. Черезъ полтора года хозяинъ его пріѣхалъ, случайно зашелъ въ ботаническій садъ и, стоя въ толпѣ зрителей, попробовалъ назвать его по имени. Волкъ не видалъ его, но узналъ голосъ, запрыгалъ, завизжалъ и до крайности обрадовался. Клѣтку его открыли, онъ бросился къ къ своему старинному другу и ласкался къ нему какъ самая вѣрная собака. По несчастію надо было опять разстаться, и несчастный звѣрь опять захворалъ отъ тоски, но на этотъ разъ былъ боленъ дольше прежняго. Прошло три года; прошла давно и болѣзнь, волкъ былъ опять веселъ, мирно жилъ съ своимъ товарищемъ, собакой, ласкался къ своимъ сторожамъ. Хозяинъ его возвратился еще разъ, но пришелъ вечеромъ, когда звѣринецъ былъ запертъ. Волкъ почуялъ его, отвѣтилъ на его зовъ страшнымъ воемъ и поднялъ такой шумъ, что надо было его выпустить. Въ туже минуту завылъ онъ громче прежняго, кинулся къ къ своему другу, прыгнулъ, положилъ ему на плеча лапы, ласкалъ, лизалъ ему лице и скалилъ зубы на тѣхъ же сторожей, съ которыми за полчаса до того игралъ. Наконецъ надо же было разстаться. Волкъ, печальный, сердитый, не хотѣлъ ничего ѣсть, снова захворалъ, похудѣлъ, шерсть ощетинилась, посѣдѣла; черезъ недѣлю нельзя было его узнать и всѣ такъ и думали, что онъ издохнетъ. Однако хорошее обращеніе, заботы — съ большимъ трудомъ сохранили его жизнь, но съ тѣхъ поръ онъ никогда ни къ кому не ласкался и не терпѣлъ, чтобы его ласкалъ кто нибудь другой.

И волкъ бываетъ благодаренъ за ласки и хорошее обращеніе.

Волки водятся во всей Европѣ, кромѣ Великобританіи, гдѣ они истреблены всѣ до одного, почти во всей Азіи, Египтѣ, Сѣверной Америкѣ; они держатся равно въ лѣсистыхъ мѣстахъ и въ степяхъ, вырываютъ весной для логовища своего со щенятами неглубокія ямы, а въ остальное время шатаются безъ жилья, залегая на день въ кустарникахъ и оврагахъ. На большихъ горахъ и въ дремучихъ лѣсахъ волки не водятся.

Мѣхъ волчій не дорогъ, но въ большомъ употребленіи на дорожныя шубы, полости и проч.; чѣмъ сѣвернѣе волкъ водится, тѣмъ мѣхъ его пушистѣе и лучше; иногда попадаются волки почти бѣлые, а изрѣдка также черные, которые цѣнятся дороже простыхъ.

Волка травятъ собаками или бьютъ изъ ружей, выгоняя изъ лѣсу на поле. Въ Малороссійскихъ степяхъ есть особеннаго рода охота за волкомъ: нѣсколько искусныхъ всадниковъ на добрыхъ коняхъ гоняются за звѣремъ, только не всѣ разомъ, а по очереди, нагоняя волка другъ на друга. Ежели случится, что передъ тѣмъ волкъ плотно пообѣдалъ, то онъ не можетъ долго выдержать подобной охоты, скоро выбивается изъ силъ и падаетъ; тогда его легко убить просто палкой. Волковъ ловятъ также въ ямахъ, покрытыхъ хворостомъ, на который кладутъ какую нибудь приманку, кусокъ испортившейся говядины, или поросенка, или курицу, но и то, и другое остается цѣло, потому что волкъ, неуспѣвъ схватить добычи, обрывается на хворостѣ и падаетъ въ глубокую яму, которая нарочно для него вырыта и покрыта сухими вѣтвями. Въ Камчаткѣ ловятъ волка даже на удочки; для этого на удочку, величиною съ большой гвоздь, на толстой, крѣпкой веревкѣ, насаживаютъ кусокъ рыбы, и вѣшаютъ ее на такомъ разстояніи отъ земли, чтобы волкъ, подпрыгнувъ, могъ схватить ее зубами.

ШАКАЛЪ или ЧАКАЛКА (Canis aureus, Linn. Le Chacal ou Loup doré, G. Cuv. Der Schackal.) по меньше волка и такъ же походитъ на собаку. Шерсть на немъ короткая, жесткая, не пушистая, цвѣтомъ похожа на волчью, но по желтѣе, какъ будто съ золотистымъ отливомъ; хвостъ тоньше и короче.

ШАКАЛЫ бѣгаютъ стаями, по дватцати и по тридцати вмѣстѣ; иногда ихъ собирается впрочемъ и до ста, особенно въ пустыняхъ Индіи и Африки. Большею частію выходятъ они на охоту по ночамъ,ѣдятъ ужасно много, большею частію падаль, и отрываютъ человѣческіе трупы. Звѣри эти глупы, трусливы, визжатъ пронзительно по ночамъ, и никогда не нападаютъ на человѣка. Ежели имъ случится встрѣтить человѣка, даже одного, въ лису и безъ оружія, они вдругъ останавливаются, нѣсколько времени дерзко на него смотрятъ, и потомъ уходятъ неторопясь.

Больше всего они нападаютъ на газелей и антилопъ, по иногда случается имъ отважиться напасть и на корову или лошадь; только въ такомъ случаѣ они собираются большою гурьбой и помогаютъ другъ другу съ необыкновенною ловкостію», потому что чутье у нихъ собачье, хитрость лисья, и волчая храбрость противъ слабѣйшаго непріятеля.

Родъ: ЛИСА, ЛИСИЦА (Pulpes) отличается отъ рода собаки устройствомъ зубовъ: верхніе рѣзцы менѣе зубчаты, даже совершенно ровные; рядъ зубовъ не прерывный, по три первые коренные стоятъ отдѣльно, не прикасаясь одинъ къ другому; особенно широкій промежутокъ между клыками и первыми коренными: зрачекъ устроенъ для ночнаго зрѣнія, узкій, вытянутый сверху внизъ.

ОБЫКНОВЕННАЯ ЛИСИЦА (Canis vulpes, Linn. Le Renard, Buff. Der Fuchs) бываетъ длиною съ изрядную собаку; но гораздо ниже ея на ногахъ. Шерсть на лисѣ красно- и желто-бурая, разныхъ отливовъ, съ черными подпалинами; рыльце у нея очень острое, уши стоячія, хвостъ длинный и весьма пушистый. Проворство, осторожность и хитрость лисы вошли въ пословицу; звѣрь этотъ рѣдко попадается въ ловушки, хотя часто опустошаетъ курятники, довольствуясь впрочемъ по нуждѣ не только полевыми мышами, рыбою и раками, но и ящерицами, улитками, жуками, и даже падалью. Лиса также лакома до сыра, меду, яицъ и плодовъ, а въ особенности до винограда. Она устроиваетъ себѣ въ уединенномъ мѣстѣ, большею частію на опушкѣ лѣса, на косогорѣ, для избѣжанія наводненій, глубокую нору съ нѣсколькими скрытыми отнорками, и живетъ тамъ только въ то время, когда выкармливаетъ своихъ щенятъ, да спасается тамъ въ случаѣ опасности. Въ остальное время цѣлый день она спитъ гдѣ нибудь въ кустарникѣ недалеко отъ норы, а ночью выходитъ на охоту. На разсвѣтѣ она возвращается въ лѣсъ и всегда въ то самое мѣсто, которое прежде выбрала.

Если она подмѣтитъ, что гдѣ нибудь домашняя птица выходитъ съ задняго двора въ поле, она спрячется въ засаду, выбираетъ себѣ глазами жертву и терпѣливо выжидаетъ случая, чтобы завладѣть ею. Покамѣстъ по близости есть собака, она неподвижно дожидается; но только что та отвернется, лиса осторожно, ползкомъ приближается къ своей добычѣ, прячется за кустарникомъ, за деревомъ, за высокимъ пукомъ травы; приблизившись на довольно близкое разстояніе, однимъ прыжкомъ кидается на добычу, и тотчасъ бѣжитъ въ лѣсъ, гдѣ спокойно принимается ужинать. Ежели такая продѣлка ей удалась, то навѣрное можно сказать, что она будетъ возвращаться каждые два, три дня, такъ что въ годъ не останется на заднемъ дворѣ ни одной птицы, ежели только во время не поймать вора.

Въ тѣхъ мѣстахъ, гдѣ много дичи, лисица занимается настоящей охотой. За зайцемъ, напримѣръ, онѣ охотятся всегда вдвоемъ. Одна прячется въ засаду, около заячьей норы, другая отъискиваетъ и спугиваетъ зайца, гонится за нимъ, вскрикая разъ восемь или десять въ минуту, чтобы повѣстить о себѣ товарищу; крикъ ея, похожій не столько на лай, сколько на открывистое завываніе, слышится въ лѣсистыхъ мѣстахъ, по ночамъ между десяти и двѣнадцати часовъ. Заяцъ бѣжитъ и хитритъ передъ своимъ непріятелемъ, какъ передъ собаками, но все напрасно: лисица угадываетъ всѣ его хитрости, потому что ей случается хитрить и самой, и всегда гонитъ зайца такъ, чтобы заставить его пройти мимо своей вспомогательной засады. Когда заяцъ ужъ недалеко, засадная сила кидается на него, схватываетъ, подоспѣваетъ охотникъ, и они вмѣстѣ съѣдаютъ добычу. Но такое товарищество не всегда бываетъ удачно; иной разъ случается, что лисица, которая выжидаетъ, не выдержитъ, отъ нетерпѣнія бросится слишкомъ рано, заяцъ увернется, и тогда все погибло, догнать его нѣтъ возможности; съ минуту она какъ будто удивляется своей неловкости, потомъ возвращается на свое прежнее мѣсто, и повторяетъ свой прыжокъ, какъ будто для того, чтобы вспомнить и отдать себѣ отчетъ какъ это такъ неловко случилось? Нѣсколько разъ повторяетъ она все тотъ же скачекъ, а между тѣмъ прибѣгаетъ ея товарищъ и въ туже минуту угадываетъ въ чемъ дѣло. Въ досадѣ на то, что труды его пропали, онъ бросается на неловкаго, подерутся и потомъ идутъ въ разныя стороны охотиться всякъ про себя.

Лисица знаменита своею хитростію, и вполнѣ заслуживаетъ эту славу; то, что волкъ дѣлаетъ силой, она дѣлаетъ хитростью, и ей чаще удается; у нея идетъ въ дѣло болѣе смѣтливости, чѣмъ движенія. Она осторожна, умна и благоразумна до терпѣливости, и вѣчно кстати употребляетъ свои запасныя продѣлки, переставая хитрить для спасенія отъ опасности только въ ту минуту, какъ издыхаетъ.

Одна старая лисица, за которой гналась цѣлая стая собакъ и цѣлая толпа охотниковъ, долго обманывала своихъ преслѣдователей и наконецъ бросилась въ неглубокую и широкую яму, куда тотчасъ набѣжали собаки, и стали ее тормошить; наѣхавшіе охотники отогнали собакъ, поворачивали лису во всѣ стороны; но цѣлые четверть часа она притворялась мертвою; потомъ, когда собаки успокоились и полеглись отдыхать, она вскочила и мигомъ изчезла изъ глазъ охотниковъ въ ту минуту, когда этого меньше всего можно было ожидать.

Когда на охотѣ за ней гонятся собаки, она раза два схитритъ передъ ними, обманетъ на слѣду, и потомъ бросается въ свою нору; но, испугавшись кусочковъ бѣлой бумаги, разбросанной охотниками около отверзтій, она убѣгаетъ въ самую чащу лѣса, ежели не случится ей наткнуться на пулю. Сдѣлавши огромный кругъ по лѣсу, она опять возвращается къ норѣ, и ежели охотникъ опять въ нее не попадаетъ, то она побѣжитъ прямо, вдаль, и не воротится.

Лиса водится въ Европѣ, Сибири и Сѣверной Америкѣ. Мѣхъ ея довольно дорогъ, и каждая шкурка разрѣзывается на нѣсколько частей, которыя потомъ подбираются отдѣльно для образованія мѣховъ.

Породъ или видоизмѣненій лисицы довольно много; у насъ въ Россіи отличаютъ напр. лѣсную или красную лису; степную, которая бываетъ сѣрѣе; крестовку, съ темнобурымъ крестомъ на затылкѣ; сиводушку, бурую, и наконецъ чернобурую, которая попадается только въ Камчаткѣ и Сѣверной Америкѣ, и даетъ одинъ изъ самыхъ драгоцѣнныхъ мѣховъ.

ПЕСЕЦЪ (Vulpes lagopus, Scheb. Le Renard bleu, Buff. L' Jsatis.) водится въ сѣверной Сибири, бываетъ лѣтомъ бурый, а зимою бѣлый; мѣхъ его очень длинный, густой, мягкій, почти похожій на шерсть. Есть особенная порода песцовъ, голубые, которые и зимою сохраняютъ темноватую шерсть.

РОДЪ; ВИВЕРРА (Viverra, Cuv.) имѣетъ сорокъ зубовъ; языкъ у нея шершавый, даже иглистый; на ногахъ по пяти пальцевъ: когти до половины прячутся во время ходьбы.

ВИВЕРРА ЦИБЕТОВАЯ (Viverra zibetta, Linn. Le Zibeth, G. Cuv. Die 7Àbethkatze) небольшой звѣрокъ, немного болѣе полуаршина, не считая хвоста. Шерсть ея желтовато-сѣрая съ черными пятнами, которыя, сливаясь, образуютъ полосы; звѣрокъ этотъ водится въ Индіи изъ особенности на Филиппинскихъ островахъ. Днемъ онъ видитъ плохо и потому цѣлый день спитъ, а ночью отправляется на охоту въ совершенномъ молчаніи и такъ тихо, что самое привычное ухо его не услышитъ. Больше всего онъ любитъ птичекъ и ихъ яйца. Особенно замѣчательно въ немъ то, что въ тѣлѣ у него есть отдѣльное небольшое помѣщеніе для жиру, въ родѣ помады, съ сильнымъ и непріятнымъ запахомъ мускуса.

ИХНЕВМОНЪ или ФАРАОНОВА МЫШЬ (Viverra типgo, Linn. Ichneumon mungoz, Less. La Mangouste de l’Inde, Buff. Der Ichneumon.). Это хорошенькое, маленькое животное, почти такой-же величины, какъ виверра, водится въ Индіи, на Малабарскомъ берегу и на островѣ Явѣ, живетъ всегда на берегахъ ручьевъ и рѣкъ, плаваетъ очень хорошо и вѣчно возится въ водѣ около берега. Онъ ведетъ непримиримую воину со всѣми пресмыкающимися, ѣстъ яица водяныхъ птицъ, ѣстъ маленькихъ млекопитающихъ и насѣкомыхъ.

Но ИХНЕВМОНЪ особенно знаменитъ своими драками съ змѣями. Безпрестанно бродитъ онъ по болотамъ и вездѣ, гдѣ только можетъ встрѣтить змѣю; кидается на нее однимъ скачкомъ, и прежде нежели она успѣетъ приготовиться къ защитѣ, прогрызаетъ ей голову или шею. Если же онъ замѣчаетъ змѣю далеко отъ себя, то ничего нѣтъ смѣшнѣе ужимокъ и прыжковъ, какими онъ старается незамѣтно къ ней подойти. То становится онъ на заднія лапы, чтобы осмотрѣть мѣстность; потомъ видъ змѣи приводитъ его въ ярость, онъ идетъ къ ней, поднявши и изогнувъ спину какъ верблюдъ; то, примѣтивъ что змѣя сдѣлала движеніе, чтобы уползти, онъ ложится на животъ, вытягивается и проворно ползетъ въ травѣ. Наконецъ онъ кидается на своего страшнаго врага, и тутъ то начинается ужасная борьба, которая всегда оканчивается смертью одного изъ двухъ, а иногда и обоихъ. Ихневмонъ старается схватить змѣю зубами за шею или за черепъ; и тогда бой конченъ. Но ядовитое животное какъ будто знаетъ намѣренія непріятеля, кружится и крутится безпрестанно въ своихъ кольцахъ, да изрѣдка только съ быстротою молніи вытягивается къ нему головой и наноситъ ему смертельную рану своими ядовитыми крючками. Тогда усилія ихневмона направлены только на то, чтобы высвободиться изъ колецъ, въ которыя онъ зажатъ; потомъ онъ медленно, ползкомъ, болѣзненно удаляется съ поля битвы, ищетъ какого то цѣлительнаго растѣнія, ѣстъ его листы, катается по немъ: и тогда, будто волшебствомъ, силы ему возвращаются, съ покой силой и новымъ мужествомъ онъ снова кидается въ бой. и убиваетъ наконецъ змѣю.

Это разсказываютъ путешественники, по едва ли можно вѣрить въ этомъ разсказѣ каждому слову. Другой породы ихневмонъ, египетскій, говорили, вползаетъ сквозь открытую пасть во внутренность сонныхъ крокодиловъ, и убиваетъ ихъ, прогрызая насквозь тѣло; но здѣсь такъ же мало правды, какъ и въ томъ, будто ихневмонъ можетъ не умереть отъ страшнаго яду нѣкоторыхъ змѣй.

Родъ: ГІЕНА (Hyaena, Briss.) имѣетъ тридцать четыре зуба; по шести рѣзцовъ и по два клыка сверху и снизу, десять коренныхъ въ верхней челюсти и восемь въ нижней; языкъ у нея жесткій, глаза на выкатѣ; лапы о четырехъ пальцахъ.

ГІЕНА ПОЛОСАТАЯ (Hyaena vulgaris, Geoff. Canis hyaena, Linn. Vhyène rayée. Die Нуаепё) бываетъ величиною съ волка; голова у нея толстая, широкая, морда скругленная, языкъ сверху усаженъ роговыми бородавками; уши стоячія, довольно длинныя, шерсть косматая, желто-сѣрая, съ черными полосками; на затылкѣ и хребтѣ родъ гривы; задъ тѣла ниже переда и весь хребетъ идетъ горбомъ. Гіена питается падалью и трупами, по нападаетъ и на животныхъ; взглядъ ея свирѣпъ; по ночамъ ходитъ она стаями; водится въ теплыхъ мѣстахъ Азіи, начиная съ Закавказья, въ Персіи, Аравіи, Сиріи и сѣверной Африкѣ.

Полосатая гіена — звѣрь страшный и отвратительно прожорливый, но трусливый и робкій — хуже волка. Гіены бродятъ безъ отдыха цѣлую ночь, отъискивая чего нибудь, чтобы удовлетворить своему огромному и гадкому апетиту, приближаются иногда къ человѣческому жилью, но вовсе не за тѣмъ, чтобы безпокоить человѣка, котораго онѣ всегда боятся, а чтобы поискать удобной для себя пищи. Ежели и случается, что онѣ нападаютъ на какую нибудь домашнюю скотину, то не иначе, какъ на ягненка или другое слабое животное, которое не можетъ имъ сопротивляться. Если же гіена бываетъ поймана въ своемъ разбоѣ, то такъ перетруситъ, что безо всякаго сопротивленія даетъ себя убить хоть палкой.

Есть еще другого вида гіена, чубарая (Canis crocatus, Linn. Hyaena rufa, G. Cuv. L’Hyène tachetée), которая водится большею частію на мысѣ Доброй Надежды. Она не такъ дика и не такъ труслива, какъ всѣ остальныя породы гіенъ.

Родъ: Кошка (Felis. Linn, имѣетъ тридцать зубовъ: по шести рѣзцовъ и по два клыка сверху и снизу, восемь коренныхъ въ верхней и шесть въ нижней челюсти; когти острые, подвижные, прячутся и выпускаются по произволу животнаго; переднія лапы о пяти пальцахъ, заднія о четырехъ; языкъ шершавый, иногда иглистый. Звѣри эти хорошо видятъ въ темнотѣ, гдѣ узкая щель зрачка ихъ сильно разширяется; слухъ у нихъ острѣе чутья. Къ этому роду принадлежитъ много кошекъ, начиная отъ царя звѣрей, страшнаго льва, до ласковой домашней кошки.

Кошачій родъ всю свою жизнь, и день, и ночь на караулѣ, на сторожѣ; кошки большихъ, маленькихъ и среднихъ видовъ, считая тутъ и льва, и тигра, и леопарда, и домашнюю кошку, и ягуара, и кугуара, и оцелота, и рысь, всѣ удивительно хитры и терпѣливы, почти никогда не нападаютъ открыто, а все изъ-подтишка, по этому и слухъ кошекъ едвали не лучше, нежели у всѣхъ остальныхъ родовъ млекопитающихъ животныхъ. Зрѣніе у кошекъ также очень хорошо, и зрачекъ устроенъ такъ, что онѣ видятъ ночью. Только вкусъ ихъ — самое тупое изо всѣхъ чувствъ; и всамомъ дѣлѣ языкъ у нихъ шершавый, жесткій, усаженный роговыми бородавками, а у нѣкоторыхъ даже иглистый. Сила ихъ чрезвычайная, гораздо больше, нежели какой можно-бы ожидать отъ ихъ роста. Кошки почти никогда не бѣгаютъ, за то прыгаютъ необыкновенно далеко; онѣ ползаютъ, скользятъ, карабкаются, цѣпляются, и пробираются къ своей добычѣ такъ ловко, что потомъ съ одного прыжка достаютъ уже ее когтями. И прыжокъ этотъ всегда такъ хорошо разсчитанъ, что очень рѣдко не удастся кошкѣ разомъ попасть на свою добычу; за то въ случаѣ неудачи, съ досады-ли, съ чего-ли другого, но кошка никогда не нападетъ въ другой разъ.

Кошки далеко не такъ понятливы, какъ животныя предъидущихъ родовъ, никогда не живутъ стаями, по многу вмѣстѣ, и никакое воспитаніе не можетъ переломить ихъ суровыхъ привычекъ, ихъ не зависимаго и дикаго характера, какъ напримѣръ у домашней кошки, не смотря на то, что она съ незапамятныхъ временъ живетъ вмѣстѣ съ человѣкомъ. Впрочемъ — понятно почему онѣ такъ любятъ жить уединенно, такъ боятся общества: онѣ питаются по большей части живою добычею, такъ по этому для пропитанія каждой кошки необходимо довольно большое пространство земли, и все, что дѣлитъ съ нею дичь, что можетъ оспоривать средства существованія, конечно — врагъ. Домашняя кошка, даже самая кроткая и ласковая, и та гораздо больше привязывается къ дому, нежели къ своему хозяину.

ЛЕВЪ (Fills leo, Lin. Le Lion. Der Löwe). Голова короткая, толстая, рыло округлое, носъ приподнятъ нѣсколько и отдѣляется отъ лица, лобъ въ морщинахъ, шерсть короткая, бурожелтая, хвостъ длинный, гладкій, съ кистью темной шерсти на концѣ; у самца вокругъ головы и шеи косматая грива, ноги жилистыя, толстыя, лапы велики и круглы, когти закорюченные, большіе. Изо всего кошачьяго рода одинъ только левъ родится не слѣпымъ, а съ открытыми глазами, и притомъ зрачекъ у него круглый. Длина тѣла льва до двухъ аршинъ и даже нѣсколько больше, вышина — аршинъ съ четвертью. Ростъ его, ловкость и гибкость, чрезвычайная сила, особенно въ переднихъ лапахъ, смѣлый взглядъ, величественная и гордая осанка, и страхъ который онъ наводитъ на всѣхъ животныхъ глухимъ и дикимъ рыканіемъ своимъ, все это присвоило ему названіе царя звѣрей. Съ такимъ названіемъ льву приданы были и царскія добродѣтели, благородство характера, необыкновенная храбрость, гордость, великодушіе, и. т. д. Нынче безпристрастное наблюденіе показало, что льву недостаетъ многихъ изъ этихъ качествъ. Левъ нападаетъ всегда нечаянно, или дожидается добычи гдѣ-нибудь въ засадѣ, или подкрадываясь къ своей жертвѣ потихоньку, незамѣтно; а эта жертва бываетъ обыкновенно слабое, невинное животное, которое не можетъ нисколько ему противиться. Когда левъ уже очень голоденъ, только тогда онъ рѣшается напасть на лошадь, или на быка, но никогда по своей охотѣ не нападаетъ на животное, которое можетъ еще съ нимъ бороться. Когда онъ не голоденъ, то не нападаетъ на животныхъ, потому что онъ увѣренъ въ своей силѣ, знаетъ, что съ нимъ не сладить никакому непріятелю, разсчитываетъ на свое проворство и силу, и не боится долго голодать; наѣвшись до-сыта, онъ засыпаетъ дня на два или на три, просыпается и выходитъ изъ своего бездѣйствія только потому, что снова захочется ѣсть. Таковъ онъ въ пустынѣ, онъ не знаетъ страха, потому что нечего ему бояться. Но въ тѣхъ земляхъ, гдѣ около его жилища поселился человѣкъ, у него нѣтъ уже ни храбрости, ни гордости. Выходитъ онъ изъ своего лѣсу по ночамъ, бродитъ, отъискивая добычи, и подходитъ къ селеніямъ только для того, чтобы попользоваться какимъ-нибудь животнымъ, которое ушло со скотнаго двора; ежели выдастся удобный случай, то онъ не презираетъ и гуся, и другую домашнюю птицу.

Въ древности львы водились и въ Европѣ, и вообще на землѣ было ихъ гораздо больше, нежели теперь; нынче въ Азіи они очень рѣдки, а въ Африкѣ хоть ихъ гораздо больше, но и тамъ трудно встрѣтить льва, потому что, въ вѣчной войнѣ съ человѣкомъ, левъ съ величайшею осторожностью приближается къ жилищу своего сильнаго непріятеля. Варварійскій левъ (который водится въ сѣверныхъ очень населенныхъ частяхъ Африки) убѣжитъ отъ женщины, испугается крику ребенка; по левъ степной, напротивъ, смѣло кинется и на человѣка, бросается одинъ на цѣлые караваны и дѣлаетъ въ нихъ страшныя опустошенія. Въ степи сытый левъ рѣдко или никогда не видавшій человѣка, всамомъ дѣлѣ такъ гордъ, такъ благороденъ, что глядя на него, невольно повѣришь всѣмъ тѣмъ анекдотамъ, которые давнымъ давно про него разсказываются.

Напримѣръ всякій вѣрно слыхалъ о знаменитомъ львѣ Андрокла:

Въ древнемъ Римѣ былъ такой обычай, что преступниковъ, приговоренныхъ къ смертной казни, выводили въ циркъ и заставляли драться съ дикими звѣрями на потѣху жестокаго народа. Къ такой казни былъ приговоренъ за какое-то преступленіе и Андроклъ, но за день до исполненія приговора, бѣжалъ и долго скрывался въ Африкѣ, въ степяхъ. Однажды въ полдень, когда солнце жестоко пекло и жаръ былъ несносенъ, Андроклъ отъискалъ пещеру, и спрятался въ ней отъ нестерпимаго зноя. Вскорѣ послѣ того, въ туже самую пещеру со стопомъ и ревомъ входитъ огромный левъ, приподнявши одну лапу, которая была вся въ крови; Андроклъ перепугался и думалъ, что насталъ его послѣдній часъ: но левъ медленно подошелъ къ нему и положилъ ему на колѣна свою широкую, окровавленную лапу. Онъ вытащилъ изъ раненной лапы огромную занозу, вытеръ своей одеждой рану и перевязалъ какъ умѣлъ. Левъ почувствовалъ облегченіе и, оставивъ лапу въ рукахъ своего лекаря, заснулъ. Съ тѣхъ поръ левъ съ человѣкомъ жили въ этой пещерѣ вмѣстѣ цѣлые три года, и благодарное животное каждый день приносило своему товарищу по лучшему куску говядины изъ своей добычи. Наконецъ человѣку наскучила такая дикая жизнь; онъ выбралъ время, когда левъ отправился на свою обычную охоту, и вышелъ изъ пещеры; но не долго удалось ему пробыть на свободѣ; вскорѣ встрѣтился онъ съ римскими солдатами, которые схватили его и представили въ Римъ, гдѣ онъ снова приговоренъ былъ къ той же самой казни, отъ которой бѣжалъ. Прошло нѣсколько времени, и вотъ наконецъ назначается день казни, къ которому недавно привезены были рѣдкіе и необыкновенно сильные звѣри. Между ними одинъ левъ особенно отличался и необычайнымъ ростомъ. и огромными размѣрами, и невиданной силой. Жестокій народъ ждалъ необыкновенно блестящаго зрѣлища, потому что звѣрей навезено было много, и преступниковъ накопилось еще больше; ждали стоновъ, криковъ отчаянія, смерти, страшнаго рева дикихъ звѣрей, крови…. И вотъ наконецъ поднимается рѣшетка, выходитъ на арену несчастный преступникъ, Андроклъ, бѣдный, худой, изнуренный, полуодѣтый, съ короткимъ мечемъ въ рукѣ. И нѣтъ у него больше ничего, нѣтъ другого оружія противъ страшнаго врага, который можетъ повалить его однимъ взмахомъ хвоста, убить однимъ ударомъ лапы. Въ тоже самое почти время поднимается рѣшетка на противуположномъ краю арены, и въ одинъ прыжокъ на серединѣ очутился огромный, косматый левъ; съ глухимъ рыканіемъ осматривается онъ во всѣ стороны, припадаетъ къ землѣ и готовится еще однимъ и послѣднимъ прыжкомъ уничтожить человѣка; бьетъ себя по боку хвостомъ, сладко облизывается, предчувствуя наслажденіе кровью. Но что же онъ не прыгаетъ? почему онъ не рѣшается разомъ окончить мученія своей жертвы?… Вотъ онъ встаетъ, медленно подходитъ къ Андролку, ласково мурлычетъ, лижетъ ему руки и тихо ложится къ его ногамъ, сердито посматривая нѣтъ-ли гдѣ врага. Съ величайшимъ удивленіемъ всѣ узнали исторію Андрокла, когда онъ разсказалъ, что теперь противъ него былъ выпущенъ тотъ самый левъ, котораго онъ лечилъ въ африканской степи и съ которымъ вмѣстѣ прожилъ въ одной пещерѣ цѣлые три года.

Всякій знаетъ также анекдотъ о Флорентійскомъ львѣ. Въ семнадцатомъ столѣтіи, во Флоренціи, левъ какъ то успѣлъ вырваться изъ своей клѣтки на улицу. Народъ перепугался, всѣ бросились бѣжать, крикъ, стукъ экипажей, разбитыхъ испуганными лошадьми, дикій ревъ освободившагося звѣря, суматоха, и посреди всего этого — женщина, съ ребенкомъ на рукахъ, бѣжитъ безъ оглядки, и вдругъ, въ смертельномъ ужасѣ, роняетъ своего ребенка, который повалился прямо въ лапы льва. Бѣдная мать, въ отчаяніи, ужъ и не думала бѣжать; она бросилась передъ страшнымъ звѣремъ на колѣна, и, сама себя не помня, просила, чтобы онъ отдалъ ей сына. Левъ остановился, пристально посмотрѣлъ на нее, и самъ-ли испугался испуганнаго и отчаяннаго виду матери, или всамомъ дѣлѣ стало ему жаль бѣдной женщины, но онъ повернулся и отошелъ, не дотронувшись до такой легкой добычи.

Впрочемъ взоръ человѣка всегда имѣетъ сильное вліяніе на звѣрей. Однажды на мысѣ Доброй Надежды два Голландца пошли на охоту; одинъ изъ нихъ подходитъ къ болоту, и вдругъ левъ, бывшій въ засадѣ за высокой травой, думая, можетъ быть, что къ нему подходитъ газель, или другое какое-нибудь животное, кидается, и, не успѣвъ еще хорошенько разсмотрѣть Голландца, хватаетъ его за руку; онъ узнаетъ человѣка, и, удивляясь своей собственной смѣлости, испуганный тѣмъ, что сдѣлалъ, остается неподвиженъ на одномъ мѣстѣ не выпуская впрочемъ изъ зубовъ добычи; онъ видитъ смѣлое человѣческое лице, и дрожитъ всѣмъ тѣломъ; онъ закрываетъ глаза, чтобы не видать грознаго взгляда, который сильнѣе его бѣшенства. Несчастный Голландецъ, видя, что другъ его не можетъ выстрѣлить въ звѣря, не ранивши его самого, рѣшается на послѣднее, отчаянное средство: Онъ пользуется оцѣпененіемъ льва, чтобы опустить свою свободную руку въ карманъ, вынимаетъ кинжалъ, разсчитываетъ ударъ и поражаетъ звѣря въ самое сердце. Но издыхая, онъ разрываетъ на части свою жертву и оба мертвые падаютъ на окровавленную траву.

Голосъ льва ужасенъ, и всѣ звѣри дрожатъ на двѣ версты кругомъ, когда ночью слышится его страшное, отрывистое рыканіе: это продолжительный, густой, отрывистый ревъ съ перекатами и болѣе острымъ воемъ. Взбѣшенный левъ морщитъ лобъ, приподнимаетъ губы, показываетъ свои огромные зубы и фыркаетъ, какъ домашняя кошка; глаза его свѣтятся и блестятъ изъ подъ густыхъ бровей, которыя судорожно поднимаются и опускаются; грива поднимается дыбомъ и волнуется; хвостомъ бьетъ онъ себя по бокамъ; открываетъ пасть, въ которой виденъ такой шершавый языкъ, усаженный такими острыми бородавками, что ему стоитъ только лизнуть, чтобы содрать кожу съ своей добычи и съ одного разу добраться и до мяса, и до крови. Вдругъ онъ припадаетъ на переднія лапы, глаза его вполовину закрываются, усы поднимаются щетиной, онъ неподвиженъ и только кончикъ его прямо вытянутаго хвоста едва замѣтно движется направо и налѣво. Бѣда живому существу, на которое онъ смотритъ въ такомъ положеніи: онъ сейчасъ кинется и разорветъ свою жертву.

Какъ ни ужасенъ левъ, какъ ни страшна его сила, однакоже и онъ подчиняется волѣ человѣка, и одной волѣ, безо всякаго другого оружія, кромѣ глазъ.

Нѣсколько лѣтъ тому назадъ въ Брюсселѣ также вырвался изъ клѣтки левъ и съ страшнымъ ревомъ бѣгалъ по улицамъ. Въ бѣшенаго звѣря выстрѣлили нѣсколько разъ изъ ружья, но самые неустрашимые охотники не смѣли встрѣтить лицемъ къ лицу такого непріятеля. Однакоже нашелся человѣкъ, который подошелъ прямо къ нему, безо всякаго оружія. Это былъ Мартенъ, извѣстный укротитель дикихъ звѣрей; сначала онъ грозно закричалъ на льва; тотъ остановился, оглянулся и, видя неустрашимаго и безоружнаго непріятеля, прилегъ; между тѣмъ Мартенъ подошелъ, все пристально глядя ему въ глаза, и наконецъ приблизился къ нему до того, что обвязалъ ему шею не больше, какъ своимъ носовымъ платкомъ, и такимъ образомъ отвелъ его назадъ въ клѣтку, все не спуская взоровъ съ его глазъ, отъ чего левъ потуплялся и становился кротокъ какъ овечка.

Пойманный еще очень маленькимъ, левъ привыкаетъ къ своему господину, и ежели иногда его свирѣпость и проявляется, то очень рѣдко бываетъ обращена противъ того, кто дѣлалъ ему добро; однакоже на дружбу его не всегда можно полагаться.

Охота на льва чрезвычайно опасна. Только что онъ замѣтитъ человѣка, который хочетъ на него нападать, онъ встаетъ, медленно и гордо проходитъ шаговъ тридцать, часто оглядываясь назадъ, и потомъ опять ложится.

Охотникъ можетъ приблизиться къ нему шаговъ на сорокъ; на этомъ разстояніи можно еще или нападать, или уйти, какъ угодно; но онъ рѣшается повертываетъ лошадь, соскакиваетъ на землю, и стрѣляетъ.

Ежели пуля попала прямо въ мозгъ, левъ падаетъ, лапы его вытягиваются и и дрожатъ; онъ издохъ.

Но если пуля попала въ тѣло, то и съ смертельной раной, съ прострѣленнымъ насквозь сердцемъ, случается что левъ еще такъ бѣшенъ и силенъ, что прежде своей смерти успѣваетъ разтерзать лошадь охотника.

Ежели левъ раненъ только слегка, то самая проворная лошадь не спасетъ охотника, потому что въ два, три прыжка левъ уже на спинѣ лошади, опрокидываетъ ее и раздираетъ.

Въ такомъ случаѣ впрочемъ есть еще спасеніе: левъ хлопочетъ за своей добычей и, обливаясь ея кровью, съ наслажденіемъ кусаетъ свѣжее мясо, и на это время совершенно закрываетъ глаза. Тутъ охотнику всегда достанетъ времени снова зарядить ружье и снова выстрѣлить, хоть въ самое ухо.

Кафры, которые живутъ возлѣ колоніи мыса Доброй Надежды, очень хорошо знаютъ эту особенность и на ней основываютъ свой способъ нападенія.

Одинъ изъ нихъ впереди всѣхъ приближается къ звѣрю съ большимъ, выпуклымъ, толстымъ и прочнымъ щитомъ изъ буйловой кожи, и кидаетъ въ непріятеля дротикомъ. Левъ кидается къ охотнику, но человѣкъ ничкомъ падаетъ на землю и крѣпко покрывается щитомъ. Тогда и когтями, и зубами звѣрь пытаетъ верхнюю часть щита, но скользитъ по немъ, какъ по желѣзу. Въ бѣшенствѣ онъ, закрывши глаза, удвоиваетъ свои усилія, по между тѣмъ, окруженный толпой вооруженныхъ людей, падаетъ, пораженный множествомъ дротиковъ.

На мѣстѣ открытомъ, гдѣ есть небольшія неровности почвы, левъ пользуется ими для отступленія, но никогда не побѣжитъ, какъ будто всамомъ дѣлѣ это ему совѣстно и гордость не позволяетъ; онъ ходитъ и переходитъ, какъ будто занятъ чѣмъ нибудь другимъ, а между тѣмъ все таки удаляется; онъ пойдетъ такимъ образомъ даже очень далеко, ежели человѣкъ не станетъ предпринимать ничего особеннаго. Остановить его, когда онъ въ виду — очень легко: стоитъ только, идя къ нему, махать рукой и кричать. Левъ останавливается и слушаетъ; замолчать, — опять уходитъ; опять закричать, онъ опять остановится; а ежели съ этимъ вызовомъ выстрѣлить изъ ружья, — тотчасъ ложится.

Левъ принимаетъ тогда вызовъ какъ будто нехотя; но охотникъ можетъ еще, ежели хочетъ, опять прогнать звѣря, и средство на это очень легкое и странное: часто земля покрыта высокой травой, въ аршинъ, и больше: человѣку стоитъ только присѣсть, и левъ, въ испугѣ, что не видитъ больше своего непріятеля, непремѣнно убѣжитъ безъ оглядки.

Львица, которая бываетъ ростомъ обыкновенно меньше льва, кромѣ того не имѣетъ и гривы, которая такъ много украшаетъ важную и величественную голову льва.

Въ Парижскомъ звѣринцѣ была одна львица, по имени Константина, пойманная еще малюткой въ степи Сахарѣ. Когда ее однажды кормили, то между прочей пищей бросили ей и маленькую собачку, которая, въ испугъ, забилась въ уголъ и дрожала всѣми членами. Львица медленно встала, и съ глухимъ ревомъ подошла къ бѣдному животному, которое жалобно завизжало, и смотрѣло на нее, ожидая смерти. Должно быть этотъ отчаянный взглядъ тронулъ ее, потому что она опять спокойно легла, не дотронувшись до собаки. На другой день, когда снова стали раздавать кормъ, бросили обѣдъ и львицѣ, которая поѣла, и оставила немного своему новому товарищу; однакоже онъ не смѣлъ и дотронуться до остатковъ, потому что не смѣлъ выйдти изъ темнаго уголка, куда забился отъ страху. На третій день собакѣ ужъ не такъ было страшно, и она рѣшилась съѣсть то, что львица опять оставила ей, повчерашнему; потомъ она вышла изъ своего угла и ѣла вслѣдъ за львицей; черезъ недѣлю онѣ ѣли вмѣстѣ, а еще черезъ недѣлю собака — первая бросалась на обѣдъ, и не позволяла львицѣ дотронуться до него прежде, нежели сама была совсѣмъ сыта. Ежели Константина приближалась, то собака выходила изъ себя, и, чисто по капризу, кидалась на нее и кусала изо всѣхъ силъ. На свѣтѣ нѣтъ ничего злѣе и сварливѣе слабаго существа, которое взяло надъ сильнымъ власть, данную только добротой и привязанностью. Въ благодарность за любовь, собака бросилась однажды на свою покровительницу, вцѣпилась ей въ хвостъ, перекусила его пополамъ и такимъ образомъ навсегда изуродовала благородное животное. Черезъ нѣсколько лѣтъ собака умерла, частію отъ старости, а частію отъ припадка злости, и бѣдная львица была неутѣшна. Давали ей много другихъ собакъ, но она всѣхъ съѣдала; наконецъ одну оставила въ живыхъ, но никогда не была къ ней такъ привязана, какъ къ первой, и вскорѣ послѣ того издохла отъ горя, печали, а можетъ быть и сожалѣнія.

ТИГРЪ (Felis tigris, Lin. Le tigre royal, Buff. Le tigre. Der Tiger) самый сильный и лютый звѣрь, послѣ льва, но гораздо кровожаднѣе его; онъ бросается, сытый и голодный, на всякое животное, и на человѣка, котораго легко уноситъ въ зубахъ. Тигръ бываетъ иногда длиннѣе льва, аршина въ два съ половиной, но онъ ниже его на ногахъ. Шерсть на немъ короткая, гладкая, изкрасна желтая, съ черными поперечными полосками; хвостъ длинный; голова не велика и походитъ на кошачью. Водится онъ въ Восточной Индіи, Китаѣ, Персіи, до предѣловъ русскихъ, попадается въ Закавказскомъ краѣ и даже, изрѣдка, въ юговосточной Сибири. Тигръ хитрѣе льва подкрадывается къ своей добычѣ, нападаетъ на нее смѣлѣе, и побѣждаетъ такъ храбро, что уступаетъ только смерти. Приближеніе льва слышно издали, по страшному реву, который поражаетъ ужасомъ и оцѣпенѣніемъ его жертву; тигръ подкрадывается потихоньку и застаетъ добычу всегда въ расплохъ; левъ удаляется, ежели встрѣчаетъ сопротивленіе, тигръ нападаетъ, дерется и заставляетъ себя убить. Прыжки тигра необыкновенно велики: случалось, что онъ выскакивалъ изъ лѣсу, выхватывалъ всадника посреди цѣлаго, большаго отряда, уносилъ его въ лѣсъ и изчезалъ, прежде нежели кто нибудь успѣвалъ опомниться.

Въ Индіи охота на тигра считается удовольствіемъ королевскимъ: отправляется на эту охоту множество людей, слоновъ, лошадей и собакъ.

Охотники обыкновенно узнаютъ о приближеніи тигра по слонамъ, которые ревутъ, поднимаютъ хоботы и бьютъ землю передними ногами. По этимъ вѣрнымъ признакамъ весь отрядъ внимательно и медленно подвигается впередъ. Обыкновенно тигръ держится на равнинахъ, покрытыхъ такой высокой травой, что за ней скрываются и лошади, и всадники; приближеніе звѣря замѣтно по колебанію этой травы.

Почуявъ непріятеля, звѣрь кидается съ раскрытой пастью, и ничто не можетъ его остановить, бѣшенство его не знаетъ никакихъ преградъ; ни число непріятелей, ни выстрѣлы, ни крики, никакой шумъ, ничто его не пугаетъ. Онъ нападаетъ и на людей, и на животныхъ, вцѣпляется въ хоботъ слону и иногда съ одного разу его опрокидываетъ.

Когда тигръ нападаетъ на слона, то чаще всего слонъ схватываетъ его хоботомъ и отбрасываетъ отъ себя шаговъ на тридцать; по ежели тигръ успѣетъ удержаться, крѣпко вцѣпившись въ хоботъ, тогда битва становится ужасна: жестоко раздираемый слонъ кидается во всѣ стороны, страшно реветъ, и наконецъ бросается на землю, стараясь своимъ огромнымъ тѣломъ хоть раздавить ужаснаго врага.

Усталый, или тяжело раненый, тигръ уходитъ на нѣсколько времени въ лѣсъ, отдохнуть, по скоро возвращается къ бою бѣшенѣе прежняго и издыхаетъ часто на окровавленномъ тѣлѣ непріятеля.

КУГУАРЪ или ПУМА (Felis concolor, LinnLe Couguar ou Puma. Der Cuguar, das Puma.), мутно-желтоватой шерсти, гораздо меньше льва, но во многомъ на него похожъ, кромѣ того, что не имѣетъ ни гривы, ни пучка волосъ на концѣ хвоста. Водится въ Парагваѣ, въ Бразиліи, въ Гвіанѣ и въ Соединенныхъ Штатахъ.

Кажется, что изо всѣхъ кошекъ, КУГУАРЪ самый кровожадный и жестокій звѣрь, потому что онъ одинъ убиваетъ животныхъ только изъ удовольствія убивать, безо всякой необходимости. Если онъ какъ нибудь успѣетъ забраться въ овчарню, овецъ въ пятьдесятъ, то непремѣнно всѣхъ перебьетъ и передушитъ, прежде нежели выберетъ одну, чтобы унести. Въ этомъ отношеніи кугуаръ похожъ на волка, и точно такъ же какъ волкъ прикрываетъ остатки своей добычи хворостомъ, листьями, травой и пескомъ, и, въ случаѣ нужды, возвращается ее доѣдать, чего впрочемъ волкъ никогда не дѣлаетъ.

Звѣрь этотъ нападаетъ только ночью, а днемъ трусливъ до подлости; около Буэносъ-Айреса его травятъ собаками или просто убиваютъ изъ ружья.

ЯГУАРЪ (Felis onèa, Linn. Le Jaguar. Der Jaguar), послѣ тигра и льва — самой большой звѣрь изъ кошачьяго рода. Шерсть у него изкрасна желтая, съ черными, большею частію кольцеобразными пятнами, располженными кучками.

ЯГУАРЪ водится во всей сѣверной половинѣ южной Америки, и больше всего около Буэносъ-Айреса, гдѣ ягуаровъ такъ много, что они смѣло нападаютъ на человѣка. Тамъ каждое утро и каждый вечеръ, при восхожденіи и захожденіи солнца, ихъ вой и ревъ, пронзительный и острый, раздается далеко по лѣсамъ. Но есть у ягуара и другой ревъ, особенный, которымъ онъ реветъ въ минуты злости, или когда хочетъ кинуться на добычу; этотъ похожъ на слабые, отрывистые перекаты грома и окончивается такимъ ужаснымъ взвизгомъ, отъ котораго задрожитъ всякій, даже самый неустрашимый человѣкъ.

Ягуаръ такъ силенъ, что смѣло кидается на быка или на лошадь и съ легкостью уноситъ ихъ въ зубахъ. Не смотря однакоже ни на эту силу, ни на ловкость ягуара, въ Бразиліи есть смѣльчаки, которые выходятъ на него одинъ на одинъ, и безъ огнестрѣльнаго оружія. Человѣкъ беретъ въ правую руку небольшое копье, аршина въ два длиной, а лѣвую обвертываетъ овечьей шкурой съ ея густою шерстью, и смѣло идетъ въ тотъ кустарникъ, гдѣ знаетъ, что засѣлъ ягуаръ. Въ то самое мгновеніе, какъ звѣрь хочетъ уже сдѣлать свой смертельный скачекъ, храбрецъ охотникъ вонзаетъ въ него копье. Ежели ударъ не удастся, то онъ ловко увертывается, кидая звѣрю овечью шкуру, и покамѣстъ онъ съ бѣшенствомъ рветъ ее на клочки, новымъ ударомъ поражаетъ его уже смертельно.

БАРСЪ (Felis pardus, Linn. Ln Panthère и l’Once, Buff. Der Panther.), живетъ въ дремучихъ лѣсахъ Африки и Индіи, съ легкостью лазитъ на деревья, преслѣдуя обезьянъ и дикихъ кошекъ.

Глаза БАРСА живы, блестящи, взглядъ жестокій, ужасный, характеръ кровожадный. Безъ особенной обиды барсъ не нападаетъ на человѣка; но по малѣйшему поводу приходитъ въ бѣшенство, бросается на него съ необыкновенной быстротой и раздираетъ его прежде нежели онъ успѣетъ и подумать о защитѣ.

Барсъ привыкаетъ къ человѣку, но не совсѣмъ; онъ никогда не бываетъ ручной, никогда не теряетъ своего кровожаднаго характера; его пріучаютъ иногда къ охотѣ, но для этого надо много заботы и очень много осторожности.

Везутъ его обыкновенно на телѣжкѣ, въ клѣткѣ, и отворяютъ ее въ ту минуту, какъ покажется олень, или лань, или другая дичь такого рода. Барсъ кидается къ животному, настигаетъ его обыкновенно въ три или четыре прыжка и убиваетъ; но ежели ему не удалось, ежели онъ не успѣлъ поймать добычу, то онъ приходитъ въ такое бѣшенство, что бросается иной разъ даже на своего господина, который предупреждаетъ опасность тѣмъ, что у него всегда съ собой или кусокъ говядины, или животное въ родѣ ягненка или козленка, которыхъ онъ кидаетъ барсу, чтобы усмирить его бѣшенство.

Гораздо лучше привыкаетъ къ охотѣ и гораздо больше слушается человѣка.

ГЕПАРДЪ (Felis jubata, Linn. Le Guépard). Это красивое животное водится въ нижней Азіи и во многихъ мѣстахъ Африки; длина его тѣла, аршина полтора, не считая хвоста; шерсть на немъ пзкрасва желтая, съ маленькими, круглыми, черными пятнушками; на головѣ и на шеѣ шерсть длиннѣе, чѣмъ на остальныхъ частяхъ тѣла, почему и кажется, будто у него есть что-то въ родѣ гривы. Когти у него тупые и не подвижные, какъ у всѣхъ остальныхъ кошекъ и потому онъ не можетъ лазить на деревья, по прыгаетъ по кошачьи, и очень хорошо умѣетъ бѣгать, такъ что догоняетъ любую добычу, если не удается ему напасть на нее въ расплохъ.

Характеръ ГЕПАРДА вовсе не такой предательскій и жестокій, какъ у всѣхъ остальныхъ кошекъ. Хоть онъ обитаетъ въ лѣсу и живетъ одной охотой, однакоже не очень золъ, и легко привязывается къ человѣку, слушается его голоса, ласкается къ нему и показываетъ столько же кротости, сколько понятливости. Нѣсколько лѣтъ тому назадъ въ парижскомъ звѣринцѣ былъ гепардъ изъ Сенегала. Онъ былъ такой ручной, что его посадили въ небольшой огороженный садикъ, изъ котораго онъ никогда не старался уйдти. Онъ слушался голоса своего сторожа и особенно любилъ собакъ, съ которыми цѣлый день игралъ, не дѣлая имъ ни малѣйшаго вреда. Однажды маленькій слуга-негръ, лѣтъ десяти или двѣнадцати, пришелъ въ звѣринецъ погулять; онъ увидалъ гепарда въ его садикѣ и тотчасъ принялся его кликать: Фадъ! Фадъ! Гепардъ смотритъ на него, подходитъ, а маленькій арабъ сбросилъ свою фуражку, куртку, проворно перелѣзъ черезъ заборъ и бросился къ Фаду, который ждалъ его, въ нетерпѣніи переступая съ ноги на ногу; и вотъ они цалуются, лижутъ другъ друга, обнимаются, катаются по травѣ и играютъ, не обращая ни на кого вниманія. Зрители этой страшной сцены перепугались, позвали сторожей, и тогда только узнали, что маленькій арабъ и гепардъ пріѣхали во Францію на одномъ кораблѣ, подружились между собой еще во время переѣзда, и теперь, увидавшись послѣ цѣлаго года разлуки, узнали другъ друга и, на радостяхъ, разъигрались.

Въ Суратѣ, на Малабарскомъ берегу, въ Персіи и въ нѣкоторыхъ другихъ частяхъ Азіи гепардовъ воспитываютъ для охоты. Охотникъ обыкновенно верхомъ, а гепардъ сзади его, на сѣдлѣ, въ цѣпяхъ и съ завязанными глазами. Ѣдутъ они такимъ образомъ вдвоемъ на поиски за газелями или антилопами, по дикимъ долинамъ, по крутымъ холмамъ и по широкимъ равнинамъ. Примѣтивъ издали газель, охотникъ останавливается, снимаетъ съ гепарда цѣпь, обращаетъ его то лову въ ту сторону, гдѣ дичь, снимаетъ съ глазъ повязку. Тогда гепардъ осторожно соскакиваетъ съ коня, по тихоньку забирается въ кустарникъ, ползетъ въ высокой травѣ, приближается безъ шуму, все стараясь укрываться за неровностями почвы, за каменьями, останавливается, припадаетъ къ землѣ, когда боится, что газель его примѣтитъ, и потомъ опять продолжаетъ осторожно подкрадываться. Наконецъ, когда онъ думаетъ, что добыча ужъ недалеко, вдругъ бросается, огромными тремя или четырьмя скачками настигаетъ добычу, хватаетъ ее, душитъ, и тотчасъ принимается сосать изъ нея кровь. Тогда приближается къ нему охотникъ, начинаетъ съ нимъ дружески заговаривать, даетъ ему кусокъ говядины, ласкаетъ его, снова завязываетъ глаза, и опять помѣщаетъ сзади себя на сѣдло. Не смотря однакоже на всѣ хитрости и уловки, гепарду случаются иногда неудачи. Тогда онъ вдругъ останавливается, какъ будто стыдясь своей неловкости и никогда не преслѣдуетъ долго дичи; хозяинъ утѣшаетъ его, ободряетъ ласками, и снова пускается на поиски.

ЛЕОПАРДЪ (Felis pardus, Cuv. Le Léopard. Der Leopard.). Вообще путешественники называютъ тиграми всѣхъ большаго рода кошекъ, у которыхъ шерсть покрыта черными кругловатыми пятнами, тогда какъ у настоящаго тигра шерсть вовсе не пятнистая, а полосатая.

И всамомъ дѣлѣ всѣ пятнастыя крупныхъ породъ кошки такъ похожи однѣ на другихъ, что самъ знаменитый Кювье сомнѣвался: естьли всамомъ дѣлѣ важная разница между леопардомъ и барсомъ или пантерой.

Какъ-бы то ни было, однакоже въ Африкѣ звѣрь, называемый леопардомъ, знаменитъ своею храбростью и жестокостью. Видомъ онъ страшенъ, взглядъ его жестокъ, глаза бѣгаютъ и ревъ похожъ на густой лай самой большой собаки. Жизнь ведетъ онъ почти такую-же, какъ барсъ, подстерегаетъ свою добычу, кидается на нее изъ засады, жаденъ до крови, и потому не станемъ лучше повторять подробностей этой разбойничьей жизни.

РЫСЬ (Felis lynx, Linn. La Loup-cervier. Der Luchs.), отличается это всего остальнаго кошачьяго рода тѣмъ, что шерсть ея по длиннѣе, хвостъ коротенькій, уши большія, съ кисточками на концахъ.

Водится почти во всей Европѣ и сѣверной Азіи, въ гористыхъ и лѣсистыхъ мѣстахъ, а зимою, какъ волкъ, подходитъ ближе къ селеніямъ. Въ Англіи и Франціи рысь истреблена, и вообще нигдѣ не водится въ большомъ числѣ. Шерсть ея жестковата, бурая, съ темными крапинами. Рысь ловко лазитъ по деревьямъ, бросается прыжкомъ на свою добычу, и притомъ не только на птицъ, зайцевъ, овецъ и козъ, но даже и на сѣвернаго оленя, впиваясь ему въ затылокъ и перегрызая горло. Хотя на видъ она и довольно тяжела, однакоже движенія ея легки, граціозны: глаза блестятъ, и имѣютъ выраженіе даже кротости. Воспитанная въ неволѣ, рысь привыкаетъ къ своему хозяину и становится даже ласкова; но чтобы сохранить ее, надо вѣчно держать на привязи, потому что при первомъ удобномъ случаѣ она убѣжитъ въ лѣсъ, и ужъ не воротится.

ДИКАЯ КОШКА (Felis catus férus. Lin. Le Chat sauvage. Die wilde Katze) отличается отъ нашей обыкновенной домашней кошки тѣмъ, что больше ея, длиною въ три четверти аршина, по крайней мѣрѣ, не считая хвоста, и всегда буро-желтаго цвѣта съ черноватыми полосками, тогда какъ домашняя кошка бываетъ чуть-ли не всѣхъ возможныхъ цвѣтовъ со всякими пятнами. Она живетъ въ лѣсахъ, уединенно, питается куропатками, зайцами и всякими слабыми животными. Ежели гоняются за ней собаки, то она водитъ и обманываетъ ихъ, какъ лисица; но, когда устанетъ, легко взбирается на дерево и, помѣстясь на первой вѣтви, спокойно на нихъ смотритъ. Не смотря на свой небольшой ростъ, дикая кошка ведетъ почти такую-же жизнь и имѣетъ почти такія-же привычки, какъ и большія породы того же кошачьяго рода.

ДОМАШНЯЯ КОШКА (Felis catus, Linn. Le Chat domestique. Die Hauskatze) очень хорошо всѣмъ извѣстное, небольшое, красивое, легкое, ловкое, граціозное, чистенькое животное, такъ что и описывать его совсѣмъ не надо. Но непремѣнно нужно за нее заступиться, потому что на бѣдняжку вообще слишкомъ нападаютъ:

Говорятъ, напримѣръ, что кошка любитъ воровать; но не всѣ же кошки такія дурныя, и ежели за которой и водится такой грѣхъ, то ужъ конечно виноваты сами хозяева: или мало кормятъ кошку, или даже вовсе ее не кормятъ, потому, будто-бы, что если она не голодна, такъ не станетъ мышей ловить.

Она хитра, робка, но и хитритъ, и труситъ она не по своей винѣ, а потому что принуждена вѣчно жить съ своимъ заклятымъ врагомъ, собакой, которую хозяинъ обыкновенно больше любитъ. Отъ такого сообщества ей вовсе не весело, и она стала недовѣрчива, и прикрываетъ свою слабость необыкновенною осторожностью, и походка ея стала не тверда, подходитъ она бокомъ, дѣлая кругъ, и оглядываетъ комнату робкимъ взглядомъ, и входитъ только тогда, когда нѣтъ никакой опасности. Развѣ это значитъ, что она, какъ говорится, фальшива? Она только осторожна, и поневолѣ, и хорошо дѣлаетъ.

Кошка голодная, съ которой худо обращаются, конечно воспользуется первой удобной минутой, первыми сумерками, чтобъ забраться въ кухню и утащить какой нибудь дрянной кусочекъ говядины. Но зачѣмъ же ее не кормить, зачѣмъ же обращаться съ ней дурно? Кошка неласкова и дика только въ такомъ случаѣ, когда на нее не обращаютъ никакого вниманія; но ежели воспитать ее съ кротостью, то она привязывается къ своему господину и слушается его.

Хорошее обращеніе развиваетъ въ ней и способности, и хитрость совершенію неожиданныя.

Разсказываютъ напримѣръ, что въ Парижѣ, въ одномъ монастырѣ была чудесная ангорская кошка. Монастырскій поваръ нѣсколько дней сряду былъ отрываемъ отъ своего занятія звонкомъ, проведеннымъ отъ наружной двери; онъ уходилъ отпирать, и всякій разъ возвращаясь, находилъ что недоставало одной порціи изъ того, что онъ приготовилъ. Больше всего пропадала рыба. Тогда онъ сталъ примѣчать, и въ первый разъ, какъ позвонили, вмѣсто того, чтобы пойти отворять, сталъ къ сторонѣ, и смотрѣлъ на свою рыбу. Вскорѣ монастырская кошка впрыгнула въ окно, на столъ, схватила какой то кусокъ и опять выскочила прежней дорогой. Теперь — извѣстно кто воръ; остается узнать кто звонитъ. На другой день поваръ продолжалъ свои наблюденія, и открылъ, что звонитъ — таже ангорская кошка, подбираясь къ колокольчику по крышѣ.

Кошка можетъ привязываться къ своему господину совершенно по собачьи. Бывали примѣры, что кошки издыхали отъ горя послѣ смерти хозяина. Въ Версали, у одного господина Фламана, была кошка, которая показала ему чрезвычайную привязанность и столько смѣтливости, что — хоть любой собакѣ. Однажды вечеромъ онъ возвратился довольно поздно съ довольно значительной суммой денегъ, которую онъ получалъ каждый годъ въ одинъ и тотъ же день. Едва отворилъ онъ дверь въ свою комнату, какъ его кошка, никогда почти не выходившая оттуда, кинулась къ нему подъ ноги съ жалобнымъ мяуканьемъ, такъ что ему трудно было идти, и какъ будто для того, чтобы помѣшать ему сдѣлать еще хоть одинъ шагъ; наконецъ она бросилась къ нему на грудь и со страхомъ смотрѣла на его постель. Фламанъ, не понимая въ чемъ дѣло, ласкаетъ ее и голосомъ, и рукой, но кошка не обращаетъ на это вниманія; когда же онъ сталъ подходить къ постели, она соскочила на полъ, и ощетинилась: уши ея опустились, спина выгнулась дугой, шерсть на спинѣ поднялась и хвостъ проворно шевелился на право и на лѣво. Господинъ ея немного нагнулся, примѣтилъ у себя подъ кроватью чью-то ногу и, не теряя присутствія духа, взялъ кошку на руки, говоря: Пойдемъ, Биби, пойдемъ! цѣлый день взаперти сидѣла, проголодалась! Съ этими словами онъ вышелъ, накрѣпко заперъ дверь, созвалъ людей, которые изъ подъ его кровати вытащили разбойника, вооруженнаго кинжаломъ….

Можно-ли послѣ этого сказать, что кошка не любитъ того, кто ее любитъ?

=

Вспомнимъ, что всѣ хищныя животныя, о которыхъ мы до сихъ поръ говорили, раздѣляются на два подъотдѣленія, на стопоходящихъ (медвѣдь, ракунъ, барсукъ, россомаха) и пальцеходящихъ (хорекъ, куница, собака, кошка). Теперь замѣтимъ, что есть еще третье и послѣднее подъотдѣленіе хищныхъ, именно

Земноводныя. (Amphibies.)

Всѣ они проводятъ большую часть жизни въ водѣ или по близости ея, по берегамъ полярныхъ и другихъ морей, а иногда и на взморьи большихъ рѣкъ. Голова этихъ животныхъ походитъ на собачью, съ ушами кошачьими; шерсть на нихъ короткая, гладкая; пальцы на коретенькихъ лапахъ запрятаны въ кожу, какъ въ рукавицу, и образуютъ родъ веселъ, чтобы грести въ водѣ; заднія вытянуты назадъ, иногда въ родѣ раздвоившагося плавательнаго пера.

Природа дала имъ особенное устройство, по которому они могутъ дышать съ большими промежутками, такъ что они долго могутъ оставаться въ водѣ; при томъ и носъ у нихъ устроенъ такъ, что закрывается особенной перепонкой, когда они опускаются въ воду, что и мѣшаетъ водѣ попадать имъ въ носъ. Иныя породы любятъ жить въ мѣстахъ песчаныхъ, другія на скалахъ, омываемыхъ моремъ, третьи, наконецъ, въ густой прибрежной травѣ. Кормятся они рыбой, слизнями, морской травой, но ежели случится схватить какую-нибудь водяную птицу, напримѣръ чайку, то никогда не упускаютъ подобнаго случая. Однакоже это бываетъ очень рѣдко, потому что на сушѣ двигаются они съ большимъ трудомъ. Ежели имъ случается долго пробыть на землѣ, то они ничего не ѣдятъ и сильно худѣютъ. Даже въ неволѣ, когда они собираются съѣсть что дадутъ, то непремѣнно опускаютъ пищу въ воду.

Когда земноводныя хотятъ выйти изъ моря, то выбираютъ для этого какую-нибудь отлогую скалу, по которой имъ удобно всползти вверхъ; удобнѣе всего для нихъ, ежели съ другого краю скала оканчивается обрывомъ прямо въ воду; оттуда они кидаются въ волны при малѣйшемъ видѣ опасности. Всползая на берегъ, они уцѣпляются лапами и зубами за всѣ неровности, потомъ съеживаютъ тѣло, подбирая его какъ можно ближе и тѣснѣе къ головѣ, послѣ того опять протягиваютъ лапы и голову и продолжаютъ эту затруднительную операцію на каждомъ шагу. Не смотря на то, что ползти имъ, кажется, трудновато, однакоже они подвигаются довольно скоро даже по довольно крутому берегу.

Скала, на которой такого рода земноводное, какъ напримѣръ тюлень или моржъ, обыкновенно отдыхаетъ съ своимъ семействомъ, считается его собственностью. Хотя въ морѣ и живутъ они большими стадами, и очень дружно защищаютъ другъ друга въ случаѣ опасности, но на землѣ они каждый у себя дома, и никто изъ товарищей не имѣетъ права придти нарушить домашнее спокойствіе другого. Если же это иногда и случается, то изъ посѣщенія выходитъ обыкновенно ужасная драка; ея концомъ бываетъ или смерть хозяина скалы, или отступленіе непрошеннаго гостя. Никогда не овладѣваютъ они пространствомъ большимъ, нежели какое нужно для ихъ семейства, но терпятъ сосѣдей не иначе однакоже, какъ на разстояніи саженъ пятидесяти: въ случаѣ нужды три или четыре семейства живутъ вмѣстѣ въ одной пещерѣ, на одной скалѣ, даже на одной льдинѣ, но каждый живетъ непремѣнно на томъ мѣстѣ, которое досталось ему при раздѣлѣ, не вмѣшиваясь въ дѣла другой семьи.

Во время бури, когда море бушуетъ, вѣтеръ реветъ, молнія безпрестанно рѣжетъ мрачное небо, и дождь льетъ какъ изъ ведра, моржи и тюлени особенно любятъ, кинувшись въ море, играть и плескаться въ водѣ; напротивъ, когда небо чисто и солнце согрѣваетъ землю, они только и дѣлаютъ, что спятъ, да такъ крѣпко, что заставши ихъ въ такомъ положеніи, легко подойти и убивать ихъ палкой, или копьемъ. Однакоже борьба эта не всегда бываетъ легка, потому что моржи защищаются храбро; но не смотря на ихъ страшные, острые зубы такая борьба большею частію безопасна: на сушѣ моржъ всегда неповоротливъ, такъ что охотникъ успѣваетъ обыкновенно отскочить отъ него и увернуться.

Жители холодныхъ приморскихъ странъ сѣвернаго ледовитаго океана достаютъ себѣ изъ тюленя и моржа почти всѣ потребности жизни: мясо и жиръ идетъ въ пищу, а жиръ употребляется также и въ лампады, безъ которыхъ невозможно обойтись въ тѣхъ странахъ, гдѣ въ продолженіе длинной зимы почти круглые сутки царствуетъ ночь; изъ кожи дѣлаютъ одежду и обувь, дѣлаютъ легкія и прочныя байдары или челноки, на которыхъ смѣло пускаются въ открытое море; кожей также покрываютъ свои шалаши; изъ внутренностей этихъ животныхъ шьютъ себѣ непромокаемое верхнее платье; сухія жилы служатъ вмѣсто нитокъ и дратвы, а изъ костей выдѣлываютъ всякую домашнюю посуду, украшенія и оружіе, копья и стрѣлы. Жиръ и шкура этихъ животныхъ составляютъ довольно значительный предметъ торговли, почему изъ Англіи, Соединенныхъ Штатовъ и Россіи ежегодно идутъ суда промышленниковъ къ берегамъ Хили, Патагоніи, Огненной Земли, а также въ Южный и Сѣверный Ледовитые океаны собственно для ловли тюленей и имъ подобныхъ звѣрей.

Родъ: ТЮЛЕНЬ (Le Phoque.) имѣетъ и клыки, и рѣзцы; верхніе клыка обыкновенной величины и не выходятъ изо рта.

ОБЫКНОВЕННЫЙ ТЮЛЕНЬ или НЕРПА (Phoca vitulina, Fabr. Le Phoque commun. Der Seehund) большею частію въ аршинъ съ четвертью длины; шерсть на немъ жесткая, короткая, то желто-сѣрая, то темная, почти черная, и нерѣдко даже съ бѣлыми пятнами, какъ на нашемъ рисункѣ. Водится онъ больше всего въ сѣверныхъ европейскихъ моряхъ, также въ Аральскомъ, Каспійскомъ, Байкальскомъ и около Камчатки; изрѣдка попадается онъ даже въ устьяхъ Невы, на берегахъ Англіи и Франціи.

Пойманный въ молодости, тюлень совершенно привыкаетъ и привязывается къ своему господину, точно какъ собака, узнаетъ его голосъ, повинуется ему, ласкается. При необыкновенно кроткомъ характерѣ и понятливость у тюленя необыкновенная; онъ добръ и терпѣливъ чрезвычайно.

Когда онъ плыветъ, то изъ воды высовывается его круглая голова съ большими живыми глазами, и плеча, такъ что издали очень легко принять его за плывущаго человѣка.

СИВУЧЪ или МОРСКОЙ ЛЕВЪ (Phoca leonina, Lin. Le Phoque à crinière. Der Seelöwe) отличается большимъ ростомъ, часто въ сажень и больше, и кромѣ того тѣмъ, что одно время въ году на носу у него выростаетъ большой, мягкій, морщинистый наростъ, въ родѣ хобота, длиною почти въ полъаршина.

МОРСКОЙ КОТИКЪ (Phoca ursina, Linn. L’Ours marin. Buff. Der Seebär) длиною аршина въ два, съ круглой головой и небольшимъ ртомъ; глаза у него навыкатѣ, усы длинные, уши острыя; шерсть на немъ густая, мягкая, темносѣраго или чернаго цвѣту; водится около береговъ Камчатки и Алеутскихъ острововъ. Мѣхъ его довольно дорогъ, но его трудно ловить или убивать, потому что чутье у него превосходное и онъ издали слышитъ приближеніе охотника. Живетъ онъ больше всего около скалистыхъ береговъ, на самомъ прибоѣ волнъ, гдѣ въ бурю особенно разъигрываются волны.

Недавно еще. въ одно изъ своихъ послѣднихъ путешествій, знаменитый капитанъ Россъ открылъ особенную породу тюленя, и привезъ одного такого въ Англію. Такъ какъ питается онъ большею частію морскими раками, то и назвали его Ракоѣдомъ: плаваетъ онъ очень хорошо, живетъ точно такъ же, какъ и всѣ остальные тюлени, точно такъ же покрытъ шерстью, любитъ воду, почти всю свою жизнь проводитъ въ морѣ и составляетъ нѣчто среднее между морскимъ котикомъ и сивучемъ.

Родъ: МОРЖЪ (Morse.) видомъ похожъ на тюленя, только на нижнеи челюсти нѣтъ ни клыковъ, ни рѣзцовъ, а верхніе клыки далеко высовываются изо рта внизъ.

МОРЖЪ (Trichechus rosmarus, Linn. Le Morse, Buff. Das Wallrosz.) самое большое изо всѣхъ земноводныхъ животныхъ, семейства плотоядныхъ, бываетъ длиною даже болѣе двухъ саженъ; голова его не велика, кругла, морда тупая, наружнаго уха нѣтъ; огромные клыки, въ аршинъ длины, выходятъ изъ верхней челюсти и направлены прямо въ низъ. Хвостъ у моржа короткій, толстая кожа покрыта рѣдкою, свѣтлорусою шерстью. Водится это животное среди льдовъ/ Въ полярныхъ моряхъ обоихъ полушарій; живетъ оно стаями, выходитъ на льдины и на берега для отдыха съ своими дѣтенышами, на землѣ бываетъ очень неповоротливо, реветъ при приближеніи человѣка, и иногда обороняется клыками, которые служатъ также чтобы ими хвататься за окраины льдинъ и каменьевъ. Сало, кожа и въ особенности клыки его идутъ въ торговлю; Архангелогородцы славятся рѣзьбой и разными подѣлками изъ моржевыхъ клыковъ.

Ловля или бой тюленя, котиковъ, сивучей и моржа почти вездѣ и всегда бываютъ одинаковы: промышленники подстерегаютъ стаю этихъ животныхъ на берегу, тихо подъѣзжаютъ съ моря, обыкновенію ночью, подходятъ осторожно, противъ вѣтра, чтобы они не послышали чутьемъ непріятеля, потомъ вдругъ бросаются, не пускаютъ всю стаю къ морю; убиваютъ первый рядъ животныхъ и складываютъ ихъ кучами, чтобы остальныя не могли перелѣзть; такимъ образомъ вся стая дѣлается жертвой охотниковъ. Искусные тюленьщики захватываютъ иногда огромное число, нѣсколько тысячь тюленей, на берегу, обложивъ ихъ съ возможнымъ проворствомъ заваломъ тюлень ихъ же труповъ, и обогащаются однимъ удачнымъ заловомъ.

Разрядъ: Грызуны. (Rongeurs.)

Животныя этого разряда отличаются устройствомъ зубовъ: въ каждой челюсти у нихъ по парѣ большихъ рѣзцовъ, отдѣленныхъ отъ коренныхъ пустымъ пространствомъ; клыковъ у нихъ нѣтъ; заднія ноги обыкновенно длиннѣе переднихъ.

Родъ: БѢЛКА (Ecureuil) имѣетъ двадцать зубовъ, по два клыка и по осьми коренныхъ сверху и снизу; хвостъ очень длиненъ и пушистъ; на переднихъ лапкахъ по пяти, а на заднихъ по четыре пальца.

ОБЫКНОВЕННАЯ БѢЛКА или ВѢКША (Sciurus vulgaris, Linn. L’Ecureuil d’Europe ou commun. Dus Eichhörnchen), которая водится въ Россіи во всѣхъ лѣсахъ, кромѣ южныхъ губерній, извѣстна всякому, потому что ее легко видѣть и дикую, и въ клѣткахъ, и наконецъ въ мѣху, пушистомъ, мягкомъ, пепельнаго цвѣта. Лѣтомъ она рыжая; хвостъ у нея длиннѣе тѣла, и очень пушистъ, вся она ростомъ въ 9 дюймовъ, а хвостъ въ 10.

Она прыгаетъ и лазитъ съ удивительнымъ проворствомъ, вообще очень жива, игрива, забавна, садится на корточки и подноситъ пищу ко рту передними лапками; питается она орѣхами, плодами, зерномъ, еловыми шишками и почками, Заготовляетъ изъ нихъ на зиму запасъ въ дуплахъ или зарываетъ его въ землю и покрываетъ хворостомъ. Никогда не попадается она на поляхъ или въ открытыхъ мѣстахъ, никогда не приближается къ селеніямъ, не любитъ жить и въ кустарникахъ, но всегда на высокихъ, густыхъ и вѣтвистыхъ деревьяхъ. Какъ существо слабое, беззащитное, она всегда на сторожѣ, всегда боится, такъ что стоитъ только ударить по дереву, на которомъ она живетъ, сейчасъ она выскочитъ изъ своего гнѣзда, и перепрыгнетъ на другое дерево, или запрячется въ густую вѣтвь. Голосъ у бѣлки громкій, пронзительный, но кромѣ того ворчитъ она иногда не открывая рта, когда ее разсердятъ. Она какъ будто слишкомъ легка, чтобы ходить, а обыкновенію скачетъ и прыгаетъ; когти у нея такія острые и движенія такъ быстры, что въ одно мгновеніе можетъ она забраться на высокую березу по совершенно гладкой корѣ. Бѣлки боятся солнечнаго жару; днемъ онѣ сидятъ дома и выходятъ играть, рѣзвиться, прыгать и ѣсть — только вечеромъ. Домикъ у нихъ устроенъ чисто, тепло, и такъ что въ него дождь не проходитъ. Онъ помѣщается обыкновенію на томъ мѣстѣ дерева, гдѣ расходятся двѣ толстыя вѣтви; сначала собираютъ онѣ мягкихъ, тонкихъ вѣтокъ, перемѣшиваютъ ихъ съ мохомъ, утаптываютъ все это хорошенько и укладываютъ такъ тщательно и прочно, чтобы можно было сидѣть тамъ безопасно. На верху оставляютъ онѣ небольшое отверстіе, въ которое можно лишь пролѣзть, а надъ этимъ отверзтіемъ устроивается родъ небольшой покрышки, такой плотной, что съ нея скатывается самый проливной дождь.

Въ Сибири и сѣверныхъ губерніяхъ нашихъ бѣлку большею частію стрѣляютъ изъ ружей, которыя крестьяне-охотники, особенно въ Олонецкой губерніи, дѣлаютъ себѣ сами. Нуля такого ружья очень маленькая, чтобы не испортить ею бѣличьей шкурки и чтобы тратить на каждый выстрѣлъ какъ можно меньше пороху. По кромѣ того охотники, которые занимаются этимъ ремесломъ всю свою жизнь, такъ привыкаютъ наконецъ владѣть своимъ оружіемъ, что считаютъ для себя большимъ безчестьемъ, ежели маленькая пуля ихъ попадетъ бѣлкѣ въ тѣло, а большею частію стараются отстрѣлить ей самый кончикъ мордочки. Это очень трудно уже и потому, что, примѣтивъ охотника, бѣлка всегда держится за древеснымъ стволомъ, и прячется за нимъ по мѣрѣ того, какъ человѣкъ обходитъ дерево. Между тѣмъ она все продолжаетъ взбираться выше и выше, и, добравшись до такого мѣста, гдѣ расходятся двѣ вѣтви, уляжется между ними и совершенно изчезаетъ. Наши охотники пріучаютъ собакъ, простыхъ дворняшекъ, бросаться къ тому дереву, гдѣ сидитъ бѣлка, и лаять на нее; тогда она обращаетъ все свое вниманіе на собаку и охотникъ можетъ съ осторожностью подкрасться.

Есть еще особеннаго виду бѣлка, которая водится въ сѣверовосточной Россіи и Сибири, именно:

ПОЛЕТУША (Sciurus volans, Linn. Le Polalouche, Buff. Das fliegende Eichhörnchen) замѣчательная тѣмъ, что у нея по бокамъ тѣла, между передними и задними лапками, есть перепонка, которая служитъ для поддержки животнаго во время огромныхъ его прыжковъ съ дерева на дерево. Прыжки эти бываютъ на разстояніи шаговъ сорока или пятидесяти, если вѣрить путешественникамъ.

Родъ: СУРОКЪ (Marmotte.) имѣетъ двадцать два зуба, именно: четыре острые рѣзца: клыковъ разумѣется нѣтъ; десять коренныхъ сверху и восемь снизу; шкурка косматая, голова широкая, плоская, ножки коротенькія, хвостъ пушистый.

АЛЬПІЙСКІЙ СУРОКЪ (Arctomys marmotta, Gml. La marmotte des Alpes. Das Alpenmurmelthier) величиной бываетъ съ полъ-аршина, не считая хвоста, цвѣтомъ бурожелтый, нѣсколько пепельный къ головѣ.

Сурокъ живетъ небольшими стаями на вершинахъ всѣхъ высокихъ горъ въ Европѣ, около ледниковъ, часто попадается на Альпахъ и на Пиренеяхъ. Онъ очень кроткаго характера, легко привыкаетъ къ человѣку и даже способенъ привязаться къ своему господину. Когда онъ свыкается хорошенько съ домомъ, въ которомъ живетъ, и особенно когда думаетъ, что его сторону держитъ хозяинъ, то показываетъ большую храбрость, которая ни въ чемъ не уступаетъ остальнымъ домашнимъ животнымъ, и рѣшается нападать на кошку и на собаку, чтобы выгнать ихъ изъ уголка, занятаго имъ возлѣ камина или печки.

Въ Парижѣ бѣдные Савояры ходятъ съ сурками по улицамъ, заставляютъ ихъ плясать, ходить съ палкой и дѣлать множество смѣшныхъ продѣлокъ. Но образованность сурка обыкновенно нейдетъ далеко: кувыркается онъ только тогда, когда хозяинъ крѣпко дернетъ его за цѣпь, прыгаетъ, когда воткнетъ ему передъ ногами палку. На волѣ сурокъ можетъ очень хорошо служить образчикомъ самаго лѣниваго животнаго: большую часть своей жизни онъ сидитъ у себя въ норѣ, сидитъ тамъ ночью, въ дождь, въ бурю, во время тумана, и выходитъ только въ самую хорошую погоду. Покамѣстъ вся стая сурковъ щиплетъ травку и играетъ на лугу, всегда не въ далекѣ отъ норъ, одинъ изъ нихъ гдѣ нибудь на бугоркѣ стоитъ на корточкахъ,.часовымъ, и, смотритъ нѣтъ-ли какой опасности; ежели онъ завидитъ охотника, или собаку, или какую нибудь хищную птицу, громко и протяжно свищетъ, и по этому знаку всѣ товарищи его изчезаютъ, при чемъ, конечно, онъ не забываетъ и себя.

Какъ скоро наступаютъ холода, сурки уходятъ въ свои норы, затыкаютъ ихъ отверзтія грязью и глиной такъ плотно, что легче прорыть землю въ какомъ нибудь другомъ мѣстѣ, нежели тамъ, гдѣ она задѣлана, свертываются на сухой травѣ и мху, нарочно для этого наготовленномъ и засыпаютъ на всю зиму тѣмъ крѣпче, чѣмъ сильнѣе холодъ. Просыпаются они только весною, и тогда снова начинается ихъ безпечная и лѣнивая жизнь. Мясо сурка довольно вкусно, но имѣетъ непріятный запахъ, почему и не употребляется въ Пищу. Вся заслуга сурка состоитъ въ томъ, что пойманный, въ рукахъ бѣднаго Савояра, онъ доставляетъ пропитаніе своему голодному хозяину, который показываетъ его забавное коверканье изъ-за того, кто что дастъ.

У насъ, въ Россіи, водится похожее на сурка животное

БАЙБАКЪ (Arctomys bobac, Gml. La Marmotte de Pologne, Buff. Der Boback). Живетъ онъ точно такъ же, какъ альпійскій сурокъ, но такъ какъ жилище его у насъ холоднѣе тамошняго, то байбакъ и не забирается на горы, а роетъ свои норы на низкихъ покатостяхъ, въ долинахъ.

Родъ: ХОМЯКЪ (Cricefus) имѣетъ шестнадцать зубовъ, именно: четыре рѣзца, клыковъ нѣтъ, шесть коренныхъ сверху и шесть снизу; за щеками большіе мѣшки для запаса пиши; на переднихъ лапкахъ по четыре, а на заднихъ на пяти пальцевъ; когти крѣпкіе, хвостъ коротенькій.

ОБЫКНОВЕННЫЙ ХОМЯКЪ (Сгісеtus vulgaris, Desm. Le Hamster, Buf. Der Hamster). Шерсть его сѣро-рыжеватая сверху и черная снизу; ножки бѣлыя; ростомъ онъ съ обыкновенную крысу.

Водится хомякъ во всей средней Европѣ и Азіи, кормится зерномъ, плодами и овощами, опустошая поля, сады и теплицы. Онъ не любитъ ни очень сырыхъ, ни песчаныхъ полей, потому что ему неудобно тамъ рыть свою норку.

Роетъ онъ себѣ прежде всего наискось въ землю небольшую, узенькую галлерею, которая оканчивается всегда магазиномъ, прочно построеннымъ, хорошо утоптаннымъ, и съ отличнымъ, крѣпкимъ сводомъ; величина этого магазина вершковъ пять или шесть въ длину, въ ширину и въ вышину. Отъ него, прямо вверхъ, на поверхность земли выходитъ другая галлерея, обыкновенный путь хомяка для входа и выхода изъ дому; около того же мѣста устроиваетъ онъ обыкновенно еще нѣсколько довольно большихъ магазиновъ, только не всегда одинакое число, потому что принимается за постройку новаго только въ такомъ случаѣ, кода старые всѣ полны.

Все лѣто хомякъ трудится, наполняетъ свои магазины, принося въ нихъ провизію въ своихъ защечныхъ мѣшкахъ, которые могутъ вмѣстить въ себѣ съ полърюмки всякой всячины; провизія эта — сухія, очищенныя зерна, ржаные колосья, бобы, горохъ, и т. д. Къ концу Августа обыкновенно кончается эта работа; потомъ хомякъ занимается очисткою своего сбора, снимаетъ съ зеренъ мякину, съ гороху кожицу и выбрасываетъ весь соръ изъ своего жилья черезъ косвенную галлерею. Затѣмъ онъ задѣлываетъ всѣ входы въ свое подземелье грязью и глиной такъ искусно, -что и примѣтить невозможно, и всю зиму только и дѣлаетъ, что ѣстъ, да спитъ, такъ что весной выходитъ изъ своего подземелья гораздо жирнѣе, нежели вошелъ.

Не смотря на то, что хомякъ очень искусно строитъ свои подземелья, однакоже онъ глупъ и безсмысленно золъ; не смотря на самое нѣжное воспитаніе, онъ никогда не узнаетъ руки, которая его кормитъ, И что всего страннѣе, такъ это то, что онъ злится безо всякой пользы, безтолково; ежели какой нибудь другой хомякъ въ случаѣ опасности кинется къ нему въ нору, чтобы спастись отъ непріятеля, онъ въ туже минуту бросается на своего гостя, душитъ его и съѣдаетъ. Ежели два хомяка встрѣчаются гдѣ нибудь въ полѣ, тотчасъ-же останавливаются и сначала оба торопливо опоражниваютъ свои защечныя сумки вынимая изъ нихъ зерна передними лапками, потомъ съ ожесточеніемъ бросаются другъ къ другу и побѣдитель съѣдаетъ побѣжденнаго. Съ такою же злостью они защищаются и противъ всѣхъ другихъ животныхъ, противъ собакъ и человѣка. Ежели лѣто было неурожайное, зерна у нихъ мало, то между ними начинается война на смерть, при чемъ они безпощадно пожираютъ другъ друга.

Родъ: МЫШЬ (Souris) имѣетъ шестнадцать зубовъ: по два рѣзца и по шести коренныхъ сверху и снизу; хвостъ длинный, чешуистый, почти безъ волосъ.

ОБЫКНОВЕННАЯ МЫШЬ (Mus muscufus, Linn. La Souris. Die J. aus) маленькое, красивое, проворное животное, очень хорошо извѣстное всякому. Шерсть ея, довольно пушистая, пепельнаго цвѣта, снизу немножко побѣлѣе; попадаются также иногда мыши совершенно бѣлыя, красноглазыя, называемыя въ народѣ князьками. Ростомъ она не болѣе одного вершка отъ мордочки до начала хвоста, а иногда и еще меньше; кромѣ того она такъ топка и гибка, что можетъ пролѣзать въ малѣйшее отверзтіе, такъ что иногда трудно объяснить какимъ образомъ она попала въ такой сундукъ Или ящикъ, который, кажется, закрытъ со всѣхъ сторонъ. Она ѣстъ почти все, что ни попадется, бѣлье, книги, бумагу, всякій товаръ въ магазинахъ, но больше всего любитъ хлѣбъ, масло сыръ, сахаръ, конфекты, плоды, муку, зерновой хлѣбъ и даже сальныя свѣчи.

Ежели одна или нѣсколько мышей нападаютъ на какой нибудь большой предметъ, напримѣръ на ковригу хлѣба, то прогрызаютъ обыкновенно маленькое отверстіе, лишь-бы пролѣзть въ средину. Тамъ онѣ принимаются глодать, и черезъ нѣсколько дней остается вмѣсто ковриги хлѣба одна тоненькая корочка, такъ что вовсе и не замѣтно, что хлѣбъ внутри весь пустой

Мышь вообще кротка и труслива, но другое, похоже на нее животное, только второе больше и потемнѣе цвѣтомъ, именно

КРЫСА (Mus rattus. Lin. Le Rat Die Rafle) такъ нагла и дерзка, что дерется иной разъ и съ кошкой, а на стаю крысъ ни за что не пойдетъ даже самая смѣлая кошка. Бывали примѣры, что крысы, напавши огромной стаей, заѣдали даже человѣка. Ѣдятъ онѣ все, что случится, и плоды, и зерновой хлѣбъ, и мясо, и насѣкомыхъ; живутъ въ домахъ и дѣлаютъ особенно большія опустошенія въ хлѣбныхъ магазинахъ: прогрызаютъ полъ, дѣлаютъ отверзтія даже въ стѣнахъ, поселяются обыкновенно подъ поломъ, гдѣ дѣлаютъ свои складочныя мѣста, куда уносятъ все, что только могутъ унести. Зимою онѣ стараются найти себѣ мѣстечко потеплѣе, охотно поселяются подъ печкой, подъ поломъ въ конюшнѣ, въ соломѣ и въ сѣнѣ. Между крысами попадаются иногда совершенно бѣлыя, съ красными глазами; но это рѣдкость.

Кромѣ безчисленнаго множества разныхъ ловушекъ, изобрѣтенныхъ человѣкомъ для истребленія крысъ и мышей, кромѣ кошекъ, заклятыхъ враговъ этихъ маленькихъ воришекъ, прибѣгаютъ еще къ разнымъ отравамъ, и даже къ опасному мышьяку, который отъ этого получилъ и самое названіе свое. Но эта отрава слишкомъ опасна для самого человѣка, потому и должно избѣгать ее, а вмѣсто ея употреблять что нибудь другое, напримѣръ мелко искрошенную грецкую губку, жареную въ маслѣ.

Есть на свѣтѣ еще множество различныхъ мышей, большихъ и маленькихъ, домашнихъ и полевыхъ, земляныхъ и водяныхъ, столько, что всѣ ихъ разныя, особенныя и странныя породы и перечесть невозможно. Напримѣръ въ сѣверныхъ частяхъ Норвегіи и у насъ въ Сибири водится родъ мыши, которая называется

ПЕСТРУШКА (Mus lemnus, Linn. Le Lemming, Buff. Der Lemming.), небольшое животное, величиной съ крысу, и отличается отъ нея тѣмъ, что хвостикъ у нея коротенькій, а на переднихъ лапкахъ не четыре пальца, а пять, съ большими, крѣпкими когтями; шерсть на немъ желтая сѣтемнобурыми пятнушками, довольно жесткая, однакоже красивая; изъ нея дѣлаются иногда муфты.

ПЕСТРУШКА живетъ съ своей семьей въ довольно глубокой норѣ, но не устроиваетъ себѣ запасныхъ магазиновъ, а питается круглый годъ чѣмъ случится, зимой мохомъ, а весной и лѣтомъ — травой и кореньями, которые попадаются ей въ земляныхъ ея работахъ. Всего удивительнѣе и всего непонятнѣе то, какъ вѣрно и безошибочно пеструшки предчувствуютъ когда зима будетъ особенно холодна, такъ что имъ нельзя будетъ рыться въ мерзлой землѣ, ни находить никакой другой пищи; тогда онѣ собираются большими стаями и переселяются въ другой край, потеплѣе.

Богъ знаетъ сколько разъ мы говорили, да и на каждой страницѣ этой книги приходилось бы говорить, что въ природѣ есть чудеса необъяснимыя, тайны совершенно непонятныя для человѣка. Какимъ образомъ пеструшка осенью узнаетъ, что наступающая зима будетъ особенно холодна, и какъ знаетъ она куда и въ какую сторону пересилиться, чтобы не замерзнуть и не умереть съ голоду? Можетъ быть передъ особенно холодной зимой, лѣтомъ, погода бываетъ какая нибудь особенная, чего мы примѣтить не можемъ; или, быть можетъ, передъ такою зимой не родится какая нибудь любимая травка пеструшки; какъ бы то ни было, предчувствіе никогда не обманываетъ этого маленькаго звѣрка, и передъ необыкновенно холодной зимой несчетное множество пеструшекъ будто по уговору какому нибудь, собираются огромной стаей, строятся въ параллельныя колонны и пускаются въ походъ по прямому направленію туда, куда ведетъ ихъ чутье. И никакое препятствіе не можетъ принудить ихъ своротить съ прямаго пути; встрѣчается ли гора, скала, — онѣ взбираются прямо на нее, и спускаются съ противуположной стороны; дойдутъ до ручейка, до рѣки, — вся стая пускается вплавь, и ежели поднимется вѣтеръ, тысячи пеструшекъ тонутъ, но остальныя добираются до противуположнаго берега, и опять по прежнему идутъ все прямо и прямо. Тонетъ ихъ иногда такое множество, что волнами выбрасываетъ на берегъ ихъ трупы цѣлыми кучами, и воздухъ заражается отъ огромнаго количества мертвыхъ тѣлъ. Идутъ онѣ ночью, днемъ останавливаются, и — бѣда тому мѣсту, гдѣ бываетъ у нихъ привалъ, потому что въ нѣсколько часовъ сады, нивы, всякая зелень, овощи, все бываетъ уничтожено, съѣдено голодной стаей, и земля становится нага и пустынна, какъ будто прошелъ по ней огонь. Счастье еще, что пеструшки никогда не заходятъ ни въ дома, ни въ избы, хоть и случается имъ проходить и черезъ города, и черезъ деревни.

Вся эта огромная стая обыкновенно все храбрецы большіе; каждая пеструшка храбро защищается отъ нападенія другихъ животныхъ и человѣка; всегда старается прыгнуть въ лице тому, кто обижаетъ, грызетъ палку, которая ее бьетъ; и если въ сердцахъ за что нибудь ухватилась зубами, то уже не разожметъ рта хоть-бы умереть пришлось. Разсерженныя пеструшки даже сами иной разъ нападаютъ на того, кто ихъ обижаетъ, и тогда поднимаютъ визгливый вой, точно стая маленькихъ собаченокъ.

Пеструшки никогда не оставляютъ свою родину навсегда, и не поселяются въ другомъ мѣстѣ; онѣ отправлются только на зимнія квартиры въ болѣе теплыя мѣста, а потомъ опять возвращаются въ свое отечество. На обратномъ пути ихъ огромныя, безчисленныя стаи, которыя прежде шли тѣсными рядами, до того рѣдѣютъ, что возвращеніе пеструшекъ бываетъ едва замѣтно. Лисицы, хорьки и множество другихъ небольшаго роста плотоядныхъ животныхъ слѣдуютъ за ними во время переселенія и питаются только ими; хищныя птицы также уничтожаютъ ихъ не мало, а большая часть остальныхъ погибаетъ отъ усталости, бурь, непогодъ и голода, и едва сотая доля всей стаи возвращается на родину. Жители тѣхъ мѣстъ, черезъ которыя пеструшки проходятъ, много терпятъ отъ ихъ переселеній; но обыкновено тутъ горю помочь нечѣмъ. Появленіе ихъ всегда такъ неожиданно, что простой народъ думаетъ, будто онѣ падаютъ съ дождемъ изъ облаковъ.

ДОМОВОДКА или ЛУГОВАЯ МЫШЬ (Mus campestris, Fr. Cuv. Le Mulot nain. Die Herbstmaus.), одна изъ самыхъ маленькихъ мышей на свѣтѣ, водится во всей Европѣ, въ лугахъ, около селеній. Часто живетъ она въ небольшихъ норкахъ, по случается, что строитъ себѣ гнѣздо въ высокой травѣ, или во ржи, или даже въ кустарникѣ это гнѣздо, круглое, величиной съ кулакъ, всегда прикрѣплено бываетъ къ колосьямъ или къ вѣткамъ такъ высоко отъ земли, чтобы до него не доставала сырость во время дождей. Съ боку гдѣ нибудь въ этомъ гнѣздушкѣ, удивительно искусно сотканномъ и связанномъ изъ мягкой, но довольно прочной сухой травы, есть небольшое отверзтіе, въ которое лазитъ маленькая домоводка. Она такъ мала и такъ легка, что залѣзаетъ на ростущіе высокіе колосья ржи и такъ искусно подбирается къ самому зерну, что колосъ едва гнется.

ПОЛЕВАЯ МЫШЬ (Mus arvalis, Lin. Le Campagnol или Petit Rat des champs. Die Feldmaus), живетъ въ поляхъ, садахъ и лѣсахъ, но никогда не забирается ни въ дома, ни въ хлѣбные магазины. Величиной она съ обыкновенную домовую мышь, и отличается отъ нея тѣмъ, что хвостъ — втрое короче тѣла, а шерсть — сверху желтобурая, а снизу грязно бѣлая. Она строитъ себѣ маленькую порку вершка въ два ширины, отъ которой въ разныхъ направленіяхъ извилинами идутъ разныя галлереи для входа и выхода. Полевая мышь дѣлаетъ себѣ на зиму запасъ всякихъ зеренъ, орѣховъ, дубовыхъ желудей, но больше всего, кажется, любитъ рожъ. Въ Іюлѣ мѣсяцѣ, когда рожъ начинаетъ созрѣвать, полевыя мыши являются въ поляхъ чуть не стадами, подгрызаютъ колосья и ѣдятъ зерно, такъ что иной разъ дѣлаютъ жатвѣ много вреда; онѣ вѣчно идутъ слѣдомъ за жнецами и подбираютъ опавшія ржаныя зерна и колосья; подобравши все, отправляются на вновь засѣянную землю, и заранѣе уничтожаютъ сборъ будущаго года. Осенью и зимой большая часть изъ нихъ отправляется въ лѣса и тамъ выѣдаетъ опавшія еловыя шишки, орѣхи, желуди. Бываютъ годы, когда полевыхъ мышей такъ много, что онѣ, кажется, уничтожили-бы все что ростетъ, если бы въ нуждѣ не заѣдали другъ друга; кромѣ того онѣ служатъ пищей полевымъ крысамъ, а лисицы, дикія кошки, куницы, хорьки большею частію ими только и питаются. Къ счастію для земледѣльцевъ полевыхъ мышей не такъ много еще потому, что ихъ часто заливаютъ въ поркахъ осенніе дожди, и весной вода отъ тающаго снѣгу.

ВОДЯНАЯ КРЫСА (Mus ainphibius, Lin. Le Hat d’eau. Die Wasserratte). ростомъ побольше обыкновенной домовой крысы, водится во всей Европѣ, на сѣверѣ Азіи и Америки, темно бураго цвѣта. Водяная крыса никогда не уходитъ далеко отъ берега рѣки или болота, и при малѣйшемъ знакѣ опасности тотчасъ кидается въ воду. Питается она кореньями, зернами, разными водяными растѣніями; въ иныхъ земляхъ водяныхъ мышей даже ѣдятъ, и говорятъ, будто мясо ихъ довольно вкусно, похоже на мясо заморской свинки, о которой мы будемъ говорить послѣ, въ своемъ мѣстѣ.

Родъ: Бобръ (Castor, Linn.) имѣетъ двадцать зубовъ, именно по два рѣзца и по осьми коренныхъ сверху и снизу; клыковъ нѣтъ; по пяти пальцевъ на каждой лапѣ; хвостъ широкій, плоскій, овальный и покрытъ вмѣсто шерсти, чешуей.

БОБРЪ НАСТОЯЩІЙ (Castor fiber, Lin. Le Castor. Der Biber). Бобры когда-то, давно уже, водились почти во всей Европѣ, по теперь уже очень стали рѣдки, живутъ поодиначкѣ, робко, а большими стадами держатся едвали не въ од юй только сѣверной Америкѣ, на просторѣ тамошнихъ необитаемыхъ пустынь. Въ старинныхъ грамотахъ нашихъ говорится еще о бобровыхъ ловахъ въ Московской, Нижегородской и другихъ губерніяхъ, гдѣ теперь и слѣду нѣтъ этихъ животныхъ. На рѣчномъ бобрѣ (какъ называютъ его для отличія отъ морскаго, камчатскаго, который впрочемъ вовсе не бобръ, а выдра) шерсть рыжебурая, пушистая, съ черными волосками; длина туловища — аршинъ съ четвертью, а хвостъ или лопатка — немного менѣе полуаршина. Животное это держится всегда около рѣкъ и озеръ, плаваетъ и ныряетъ превосходно, кормится разными кореньями и древесной корой. Въ самыхъ дикихъ и уединенныхъ мѣстахъ, именно только въ сѣверной Америкѣ, бобры живутъ довольно большими стаями и съ большимъ искуствомъ устроиваютъ себѣ на водѣ жилища, какъ будто обдѣланныя рукою человѣка. Такого роду домъ бобра бываетъ обыкновенно въ два яруса, одинъ подъ водой, а другой надъ ея поверхностью, и каждый раздѣленъ кромѣ того на нѣсколько покоевъ. Этого мало: чтобы удержать воду въ своихъ жилищахъ всегда на одной высотѣ, бобры строятъ цѣлыя плотины изъ деревьевъ, хворосту, камня, земли, или глины; конечно при этихъ постройкахъ нѣтъ у нихъ другого орудія, кромѣ зубовъ (рѣзцы у нихъ необыкновенно крѣпки и остры), лапъ и хвоста, который по своей формѣ очень удобно можетъ служить вмѣсто лопаты. Плотину убиваютъ они такъ плотно и хорошо, что вода никогда ее не размываетъ; въ такой бобровой плотинѣ случается почти всегда, что свѣжія хворостины пускаютъ корни, и черезъ нѣсколько лѣтъ вся плотина поростаетъ лѣсомъ.

Надо замѣтить однакоже, что всѣ разсказы о необыкновенномъ искуствѣ бобра — сильно преувеличены, и хоть искуство его въ самомъ дѣлѣ удивительно для животнаго, однакоже дѣло объясняется очень просто и черезвычайная понятливость бобра остается, на повѣрку, гораздо проще. Бобровая плотина состоитъ изъ кучи наваленнаго въ русло ручейка всякаго сору, такъ что наконецъ вода въ самомъ дѣлѣ станетъ и образуется небольшое болото. Мало по малу плотина дѣлается толще и толще, по мѣрѣ того, какъ накопляется наносимый теченіемъ соръ, вѣтви, опавшіе листья, обростаетъ молодыми побѣгами, и никогда уже не размоется. Хижины или домы ихъ строятся почти на такихъ же основаніяхъ: прежде всего въ такомъ мѣстѣ, которое глубиною поменьше аршина, начинаютъ они собирать вѣтки, камни, землю, илъ, песокъ, пни и дѣлаютъ изо всего этого довольно высокую кучу, которой половина только въ водѣ; потомъ въ этой кучѣ, вровень съ самымъ дномъ болота, подъ водой, прогрызаютъ они круглую дыру, разширяютъ ее, и тамъ дѣлаютъ запасъ древесной коры на зиму; наконецъ продѣлываютъ еще отвезтіе въ верхнюю часть кучи, которой надъ водой, и разширяютъ его опять, такъ что образуется у нихъ и верхній этажъ или жилье.

Бобры очень хорошо умѣютъ пользоваться теченіемъ ручейка, чтобы по немъ сплавить къ самому мѣсту работъ лѣсъ, который употребляется ими на постройку; но будто-бы они вбиваютъ сваи, будто-бы складываютъ бревна одно на другое, какъ строятся избы, будто-бы у нихъ есть начальники, которые бьютъ и наказываютъ лѣнивыхъ и непослушныхъ, будто-бы стѣны ихъ домовъ оштукатурены очень плотію, — все это такого рода сказки и выдумки путешественниковъ, которымъ вовсе не должно вѣрить. Природа такъ богата, въ ней такъ много чудеснаго, что вовсе нѣтъ никакой падобцости выдумывать небывалыя вещи, безъ которыхъ природа нисколько не хуже, и премудрость творенія нисколько не меньше.

Бобръ не только вовсе не такъ понятливъ, какъ собака или какъ слонъ, по можно почти навѣрное сказать, что онъ довольно глупъ. Въ парижскомъ звѣринцѣ были два бобра, и оба сидѣли въ одной клѣткѣ; они были кротки, смирны, какъ будто всегда печальны, жили между собою мирно, спали почти цѣлый день, а въ промежуткахъ только умывались и гладили себѣ шерсть лапками. Давали имъ разные строительные матеріалы, чтобы посмотрѣть, не вздумается-ли имъ что-нибудь построить; но они сваливали все это въ кучу въ одинъ уголъ своей клѣтки, наблюдая только, чтобы не валялось на полу ни соринки.

Бобры, которые и теперь изрѣдка попадаются въ Европѣ и въ Сибири, живутъ обыкновенію по одиначкѣ или попарно, не больше, и не въ хижинахъ, а въ норахъ, которыя бываютъ иной разъ шаговъ триста пятьдесятъ въ длину. Въ этомъ длинномъ подземельѣ, не зная ни какихъ построекъ, ни плотинъ, бобръ живетъ, ѣстъ и спитъ до тѣхъ поръ, пока ловкій охотникъ не подкараулитъ его гдѣ нибудь въ чистомъ полѣ и не убьетъ, чтобы продать его мѣхъ, который цѣнится довольно дорого. Впрочемъ въ Америкѣ ѣдятъ и мясо бобровъ; особенно лакомымъ кускомъ считается хвостъ или, какъ говорятъ наши звѣроловы, лопата.

Родъ: ДИКОБРАЗЪ (Hystrix Linn.) отличается отъ остальныхъ животныхъ разряда грызуновъ тѣмъ, что тѣло его отчасти покрыто шерстью, а за тѣмъ еще толстыми, длинными иглами; зубовъ двадцать, языкъ шероховатый, мордочка тупая, уши закруленныя; хвостъ у иныхъ короткій, у другихъ длинный, иногда цѣпкій.

ХОХЛАТЫЙ ДИКОБРАЗЪ (Hystrix cristata, Linn. Le Porc-Epic commun ou à crinière, G. Cuv. Das Stachelschwein) величиной съ большую собаку, но такъ какъ на немъ иглы длиною почти въ полъ-аршина, то и кажется больше; хвостъ у него короткій, на затылкѣ щетинистая грива, въ видѣ хохла. Иглы, которыми такъ часто усажена его спина, только на взглядъ кажутся такимъ опаснымъ оружіемъ, что и подойти къ нему страшно; а на дѣлѣ эти иглы, всѣ пустыя внутри, очень похожи на гусиныя перья, только безъ бороды, или безъ тѣхъ пушистыхъ отростковъ, которые огрызаютъ обыкновенно лѣнивыя дѣти; оконечности этихъ иголъ вовсе не остры и сами онѣ такъ гибки, что дикобраза очень легко можно схватить, не наколовшись нисколько. Когда дикобразъ ощетинится, то иглы на немъ съ громкимъ шорохомъ поднимаются, при чемъ иногда одна изъ иголъ отламывается или выпадаетъ; на этомъ основаніи въ древности и заключили, будто дикобразъ мечетъ своими иглами въ непріятелей, какъ стрѣлами. Питается онъ кореньями, овощами, нѣкоторыми травами, живетъ въ довольно глубокой норѣ, на зиму засыпаетъ, сильно худѣетъ, а за лѣто снова полнѣетъ, такъ что осенью охотники убиваютъ его на продажу, потому что мясо его, довольно вкусное, ѣдятъ многіе съ удовольствіемъ. Водится онъ въ Италіи и въ Испаніи.

Родъ: ЗАЯЦЪ (Lepus, Linn.) взрослый имѣетъ четыре рѣзца въ верхней челюсти, два въ нижней, и двадцать или двадцать два коренные зуба. Въ молодости ростетъ у зайца въ верхней челюсти еще два рѣзца, которые со временемъ замѣняютъ два первые выпадающіе рѣзца, такъ что одно время въ верхней челюсти у него шесть рѣзцовъ; на переднихъ лапкахъ по пяти пальцевъ, а на заднихъ по четыре.

ЗАЯЦЪ (Lepus timidus, Linn. Le Lièvre. Der Hase)

КРОЛИКЪ или ТРУСИКЪ (Lepus cuniculus, Linn. Le Lapin. Das Kaninchen)

Зайцы и кролики похожи между собою не только наружнымъ видомъ, но и образомъ жизни, такъ что о нихъ можно говорить почти въ одно время.

Всѣ они такіе трусы, что трусость ихъ давно вошла въ пословицу; да и можно-ли быть не трусами, когда у нихъ нѣтъ никакого оружія противъ безчисленнаго множества ихъ непріятелей, когда у хорька, или куницы всегда достанетъ столько смѣлости, чтобы напасть на бѣднаго зайчика и безпощадно заѣсть его. Зайцы въ самомъ дѣлѣ никогда не знаютъ другого спасенія, кромѣ бѣгства и удивительной быстроты своего бѣга, а кролики, которые бѣгаютъ-то плохо, не имѣютъ другого убѣжища, кромѣ глубокой норы. Они безпрестанно на сторожѣ, каждую минуту боятся, и слухъ у нихъ превосходный, такъ что они очень далеко слышатъ непріятеля, и при малѣйшей опасности бѣгутъ изо всѣхъ силъ.

Что ни говорятъ дурнаго о зайцахъ, однако надо признаться, что они — животныя довольно понятливыя и умѣютъ употреблять хитрость не только для того, чтобы избавиться отъ опасности, но и чтобы предъупредить ее. Ежели земля покрыта снѣгомъ, то заяцъ очень хорошо знаетъ, что слѣды его лапокъ легко могутъ навести непріятеля прямо на него, и охотники не могутъ надивиться съ какимъ искусствомъ онъ умѣетъ заглаживать свои слѣды, много разъ проходя по одной и той же линіи и описывая тысячу круговъ и оборотовъ прежде, нежели уляжется; потомъ съ самой окраины этихъ слѣдовъ, которыхъ разобрать невозможно, заяцъ дѣлаетъ огромный прыжокъ прямо въ какой нибудь кустъ или въ глубокую лощинку и сидитъ тамъ спрятавшись безо всякаго движенія. Слѣдъ совершенно потерянъ; стараясь разобрать его, охотникъ десять разъ пройдетъ въ трехъ шагахъ отъ зайца, а онъ ни на волосъ не двинется, хоть между тѣмъ бѣдняжка, и Богъ знаетъ какъ труситъ. Знаютъ они также, что собаки и безъ снѣгу, однимъ чутьемъ могутъ ихъ выслѣдить, и тогда они поступаютъ точно такъ-же, какъ и зимой, хотя и не съ такою осторожностью, когда хотятъ улечься отдыхать. Когда зайца преслѣдуютъ собаки, то онъ хитритъ передъ ними, стараясь всячески обмануть, и случается, что въ самомъ дѣлѣ обманетъ. Иной разъ онъ кинется прямо въ стадо овецъ, совершенно увѣренный, что онѣ ничего ему не сдѣлаютъ, иной разъ вспрыгнетъ на поваленное дерево и, забившись въ его вѣтви, не подаетъ и признака жизни; иной заяцъ бросится въ болото, потому что на водѣ нѣтъ слѣда, и пробѣжавъ довольно много, измочившись по колѣна, продолжаетъ свое бѣгство сухимъ путемъ, а между тѣмъ собаки прибѣжали къ болоту, и слѣдъ потерянъ.

Зайцы почти всѣ живутъ по одиначкѣ, питаются травой, листьями, овощами, древесной корой, для чего часто забѣгаютъ въ сады и огороды. Днемъ они спятъ или лежатъ, притаившись подъ кустомъ или кочкой, а по ночамъ бѣгаютъ, и при томъ всегда прыжками.

Въ Россіи водятся двѣ отдѣльныя породы зайца, русакъ и бѣлякъ, или сѣверный заяцъ; первый встрѣчается вездѣ, а второй на сѣверѣ и на востокѣ. Русакъ немного побольше и посильнѣе бѣляка, уши у него длиннѣе, хвостикъ сверху черный, шерсть на всемъ тѣлѣ — смѣсь разныхъ оттѣнковъ бураго, рыжеватаго и сѣраго цвѣтовъ. Бѣлякъ лѣтомъ бываетъ почти такого же цвѣта, а зимою — весь бѣлый какъ снѣгъ; только за ушами у него есть нѣсколько черныхъ волосковъ.

Когда заяцъ не видитъ уже рѣшительно никакого спасенія въ бѣгствѣ, когда непріятель уже настигъ его, то ему случается иногда обороняться ногами: упавъ на спину, онъ отбивается лапами во всѣ стороны; только оружіе это такое слабое, что никогда почти его не спасаетъ.

Кричитъ заяцъ не всегда одинаково; по ночамъ, когда бѣгаетъ, онъ громко аукаетъ, а попавшись въ бѣду, въ западню какую-нибудь, или настигнутый собаками, кричитъ почти какъ ребенокъ.

ПИЩУХА, ЧЕКУШКА или СѢНОСТАВЕЦЪ (Lagomys pika, Geoff. Le Lagоmysalpin. Das Sc и ob er Ihier) небольшой зайчикъ, не много больше крысы, желтовато-рыжаго цвѣта, съ нѣсколькими черными волосками.

Пищуха водится у насъ въ Сибири и попадается тамъ довольно часто на высокихъ, крутыхъ горахъ, покрытыхъ лѣсомъ. Иногда роетъ онъ себѣ норку, но по большой части живетъ гдѣ нибудь въ углу скалы или въ дуплѣ дерева, почти всегда съ однимъ или двумя товарищами. Питается она листьями и травой; но главная особенность ея состоитъ въ томъ, что она удивительно предъусмотрительна, и дѣлаетъ себѣ на зиму огромные запасы изъ самой отборной, лучшей и мягкой травы. Въ разныхъ мѣстахъ, все неподалеку отъ своего жилья, складываетъ она собранную траву въ небольшіе стожки или копны, а ежели нѣсколько чекушекъ живутъ вмѣстѣ, то дѣлаютъ себѣ и магазины общіе, такъ что каждая копна ихъ запаса бываетъ аршина въ два вышины и въ три ширины. Для лошадей это самый лучшій кормъ и путешественники, конечно, не считаютъ большимъ грѣхомъ пользоваться предъусмотрительностью чекушки.

Къ числу грызуновъ принадлежитъ также и ШИНШИЛЛА (Cricetus laniger, Geoff. Le Chinchilla. Die Chinchilla) У шиншиллы шестнадцать зубовъ: четыре рѣзца, клыковъ нѣтъ, двѣнадцать коренныхъ; есть большіе защечные мѣшки; по четыре пальца на переднихъ и по пяти на заднихъ лапкахъ.

Это хорошенькое животное, величиной вершковъ въ шесть, не больше, всякому извѣстно по красивому и дорогому мѣху его. Шерстинки этого мѣха длинныя, шелковистыя, удивительно нѣжныя, цвѣту черновато-сѣраго съ бѣлымъ, такъ что вся шкурка его имѣетъ превосходные бархатные оттѣнки сѣраго, бѣлаго и чернаго; уши у этого звѣрка большія, кругловатыя, хвостъ коротенькій, покрытъ жесткими сѣрыми шерстинками.

Шиншилла живетъ на вершинахъ самыхъ высокихъ горъ Хили и Перу (въ южной Америкѣ) въ очень глубокихъ норкахъ; она очень кротка, смирна, однако же не очень робка, и потому легко привыкаетъ къ человѣку, даже привязывается къ своему господину, узнаетъ его, слушается, ласкается къ нему какъ собачка. На свободѣ шиншилла живетъ точно такъ-же, какъ кроликъ, часто большими стаями, очень весела, игрива, все прыгала-бы, да рылась-бы въ землѣ. Когда ѣстъ, сидитъ она обыкновенно на заднихъ лапкахъ, а передними подноситъ пищу ко рту.

ЗАМОРСКАЯ СВИНКА (Cavia, Erxi.) составляетъ особый родъ, съ двадцатью зубами: по два рѣзца и по осьми коренныхъ сверху и снизу; хвоста нѣтъ; на переднихъ лапкахъ по четыре, а на заднихъ по три пальца; когти короткіе, толстые, точно маленькія копытца.

ЗАМОРСКУЮ СВИНКУ (Cavia cobaya, Desm. Mus porcellus, Linn. Le Cochon d’Inde, Buff. Das Meerschweinchen) знаетъ всякій; ее часто носятъ въ деревянныхъ коробкахъ у насъ по улицамъ бѣдные Савояры, неотступно уговаривая всѣхъ прохожихъ посмотрѣть ихъ любопытнаго звѣрка; впрочемъ, по правдѣ сказать, мало любопытнаго въ этомъ небольшомъ животномъ, толстенькомъ, глупомъ, только привезенномъ изъ Южной Америки, изъ Бразиліи, или изъ Парагвая.

У заморской свинки нѣтъ вовсе никакой защиты; даже и бѣгать она хорошенько не умѣетъ, такъ что достается легкой добычей множеству своихъ непріятелей звѣрей, не считая уже человѣка, который безпощадно убиваетъ ее, потому что у нея очень вкусное мясо. Шерсть ея сверху рыжевато-сѣрая, а снизу бѣловатая; только это въ дикомъ состояніи; а домашняя заморская свинка бываетъ чуть-ли не всѣхъ возможныхъ цвѣтовъ, точно какъ кролики, которые на волѣ бываютъ всѣ пепельно-сѣраго цвѣта, съ бурыми лапками, горлышкомъ и кругами около глазъ, а ручные — бѣлые, дымчатые, черные, бѣлые, пѣгіе, и др. Надо замѣтить однакоже, что заморская свинка вовсе не одного рода и ничуть не похожа на нашихъ, настоящихъ свиней, о которыхъ мы будемъ говорить въ разрядѣ толстокожихъ.

А изъ разряда грызуновъ скажемъ еще объ одномъ маленькомъ звѣркѣ

ТУШКАНЧИКѢ (Dipus jaculue, Gml. La Gerboise. Der Springhase.), который весь длиною съ небольшимъ три вершка, не считая хвоста, значитъ не больше обыкновенной крысы; на переднихъ ногахъ у него пять пальцевъ, а на заднихъ только три, изъ которыхъ средній длиннѣе прочихъ. Тушканчикъ принадлежитъ къ

Семейству: Земляныхъ зайчиковъ

(Dipus, Schreb.-Gml.)

съ осемнадцатью зубами, именно: четыре рѣзца, клыковъ нѣтъ, восемь коренныхъ сверху и шесть снизу; заднія ноги несравненно длиннѣе переднихъ, хвостъ длинный, съ пушистимъ копчикомъ; бѣгать не умѣютъ, а только скачутъ.

ТУШКАНЧИКЪ водится у насъ на югѣ, начиная отъ Крыма до Каспійскаго моря, а на югѣ Сибири водится похожій на него, только еще меньше, табарганчикъ (Dipus jaculus pygmaeus, Evrsm.).

Тушканчикъ засыпаетъ на долго два раза въ годъ: зимою, и тогда плотно закупориваетъ всѣ отверзтія въ свое подземелье глиной и размоченной землей; а въ другой разъ лѣтомъ, въ большіе жары. Онъ не запасаетъ себѣ никакой провизіи, а собираетъ у себя въ норѣ только немного сѣна и моху, чтобы спать на этомъ. Любитъ онъ выходить изъ своей норы большею частію ночью, искать себѣ пропитанія, которое, впрочемъ, найти ему не трудно, потому что онъ питается большею частію травой, листьями и кореньями; впрочемъ съ удовольствіемъ ѣстъ и насѣкомыхъ, и даже маленькихъ птичекъ, ежели ему удается ихъ поймать. Такое маленькое животное, какъ тушканчикъ, дѣлаетъ такіе огромные прыжки, и такъ часто и проворно, что никакая самая прыткая лошадь не въ состояніи его обогнать; при такой силѣ заднихъ ногъ, случается ему иной разъ съ одного прыжка схватить птичку, которая поднялась уже довольно высоко отъ земли. Не смотря на свою малость, не смотря на свой игривый и веселый видъ, тушканчикъ ужасно золъ и жестокъ: ему случается заѣдать даже другихъ тушкачиковъ и даже своихъ собственныхъ дѣтей.

Разрядъ: Беззубыя. (Edentés)

У всѣхъ животныхъ этого разряда нѣтъ рѣзцовъ, у нѣкоторыхъ есть клыки а у большей части одни коренные зубы; по есть и такія, у которыхъ зубовъ вовсе нѣтъ ни одного; у всѣхъ большіе, загнутые, толстые когти, болѣе или менѣе похожіе на копыта. Въ этомъ разрядѣ три семейства: тихоходы, землекопы и птицезвѣри.

Семейство: Тихоходы

(Tardigrades.)

не имѣютъ ни рѣзцовъ, ни клыковъ, но всего осемнадцать коренныхъ; по три пальца на каждой лапѣ; переднія ноги вдвое длиннѣе заднихъ.

ЛѢНИВЕЦЪ или АЙ (Acheus aï, Fr. Cuv. L’Aï, Buff Das Faulthier oder Aï). Это странное животное величиной съ кошку, не больше. Шерсть на немъ жесткая, грубая, похожая на сѣно, буросѣраго цвѣта, иногда съ грязно-бѣлыми пятнами на спинѣ.

Знаменитый французскій естествоиспытатель Бюффонъ, который писалъ такъ красно и умѣлъ написать много о такомъ предметѣ, о которомъ почти нечего сказать, наговорилъ много неправды о ЛѢНИВЦѢ. Вотъ что онъ пишетъ: «Свойства лѣнивца совершенно противуположны свойствамъ обезьяны: та жива, игрива, вертлява и все существо ея вѣчно въ какомъ-то напряженіи; этотъ лѣнивъ, неповоротливъ, едва можетъ двигаться и едва только живъ; но онъ вовсе не виноватъ въ этомъ, онъ по настоящему даже не лѣнивъ, потому что у него ужъ такая природа, несовершенная, неполная, неудачная: во первыхъ у него нѣтъ ни рѣзцовъ, ни клыковъ, глаза темные, подслѣповатые; ноги дурно поставлены, заднія слишкомъ коротки; нѣтъ у него ни ступни, ни большаго пальца, ни вообще пальцевъ, а всего только три огромные, закорюченные когти, которые только мѣшаютъ ему ходить: отъ этого страннаго и нетщательнаго устройства тѣла происходитъ медленность, глупость животнаго, и даже вѣчное чувство боли при малѣйшемъ движеніи; нѣтъ у него никакого оружія ни для нападенія, ни для защиты, нѣтъ спасенія даже въ бѣгствѣ. Лѣнивцу суждено жить вѣчно на одномъ мѣстѣ, плѣнникомъ въ безграничномъ пространствѣ; въ часъ онъ можетъ проползти не больше сажени, лазитъ съ трудомъ, ползаетъ съ болью, а жалобно кричать осмѣливается только по ночамъ; все доказываетъ бѣдность его природы, и странное несовершенство животнаго, созданнаго какъ будто на пробу, неудавшагося, но забытаго въ числѣ живыхъ существъ.» Чтобы довершить этотъ печальный, но вовсе не похожій портретъ, Бюффонъ повторяетъ старую сказку, будто-бы ай съѣдаетъ на своемъ деревѣ всѣ листья, и потомъ, чтобы перебраться на другое, падаетъ на землю, такъ что можетъ переломать себѣ кости, и т. д.

Все это вовсе не правда. Развѣ могло въ природѣ, безконечно совершенной на всѣхъ ступеняхъ творенія, создаться такое животное, которому жить было-бы не ловко и даже больно? Между всѣми породами животныхъ бываютъ, конечно, уроды, по развѣ цѣлая порода можетъ быть уродлива? Конечно нѣтъ, и всякое животное превосходно и со всевозможнымъ совершенствомъ устроено для жизни тамъ, гдѣ ему суждено жить. Такого рода существованіе, какое описалъ у лѣнивца Бюффонъ, было-бы совершенно несносно, тогда какъ всеблагое Провидѣніе не создало ни одного животнаго только на страданіе. А правда о лѣнивцѣ вотъ что:

Онъ очень часто попадается въ дремучихъ лѣсахъ Бразиліи, и вообще южной и сѣверной Америки между тропиками, и чаще всего на высокихъ деревьяхъ, называемыхъ амбамба (Cecropia pellata), листьями которыхъ онъ питается. Лѣнивецъ переходитъ съ одного дерева на другое по вѣтвямъ; очень хорошо умѣетъ пользоваться вѣтромъ, который сближаетъ вѣтви и съ необыкновенною ловкостью ловитъ ихъ въ эту минуту. Рѣшительно никогда (развѣ только силой или случайно какъ нибудь) не сходитъ онъ на землю, гдѣ ему вовсе нечего дѣлать, такъ ему вовсе безполезно было-бы умѣть ходить, и природа отказала ему въ этой способности, точно такъ же какъ орангамъ и нѣкоторымъ другимъ обезьянамъ, которыя всю свою жизнь проводятъ на деревьяхъ. На землѣ ай въ самомъ дѣлѣ принужденъ съ трудомъ тащиться на локтяхъ, потому что заднія ноги у него слишкомъ коротки; но это нисколько не мѣшаетъ ему лазить по деревьямъ если не очень проворно, по крайней мѣрѣ съ большою ловкостью.

Ежели хорошенько разсмотрѣть, то нельзя не убѣдиться, что его безобразное и странное тѣло даже никакъ и не могло быть устроено иначе для всѣхъ его нуждъ. Ай держится на деревьяхъ вовсе не такъ, какъ обезьяны и бѣлки, а напротивъ, снизу, повиснувъ тѣломъ на всѣхъ четырехъ лапахъ; ходитъ онъ, ѣстъ, спитъ, все въ этомъ положеніи, потому что такъ ему легче, такъ онъ отдыхаетъ. Когти его легче сгибаются, чѣмъ разгибаются, всѣ кости переднихъ и заднихъ лапокъ такъ устроены, что цѣпляться онъ можетъ необыкновенно сильно, и всего удобнѣе для него положеніе, совершенію не сносное для другихъ животныхъ. Шея у него необыкновенно длинна (девять позвонковъ, что — единственный примѣръ между всѣми млекопитающими), такъ что ему очень легко повертывать и протягивать голову во всѣхъ направленіяхъ, чтобы хватать листья на дальнихъ вѣткахъ; жуетъ онъ листья зубами, очень хорошо устроенными для этой цѣли; шерсть его, грубая и всклокоченная, видомъ и цвѣтомъ похожа на сухую траву или мохъ, такъ что ай непримѣтенъ плотояднымъ звѣрямъ и птицамъ, которыя могли-бы на него нападать. Все это вмѣстѣ вовсе не такое жалкое и несчастное существованіе, какое приписываетъ лѣнивцу Бюффонъ, и многіе другіе натуралисты, которые думали, что въ природѣ можетъ быть такое странное и тяжкое для животнаго несовершенство; напротивъ, и здѣсь, въ каждомъ членѣ, въ каждой части тѣла лѣнивца видна глубочайшая и непостижимѣйшая премудрость творенія.

Ай живетъ обыкновенно въ чащахъ самыхъ дремучихъ лѣсовъ, гдѣ топоръ человѣка не успѣлъ еще надѣлать просѣкъ; онъ кротокъ, никого не обижаетъ, живетъ уединенно на своемъ деревѣ, и переходитъ съ него на другое только тогда, когда съѣстъ на немъ всѣ листья. Одинъ англійскій путешественникъ, Уэттертонъ, говоритъ, что «ай ходитъ вовсе не тихо, и еслибы, говоритъ, вамъ случилось, какъ мнѣ, видѣть какъ ловко онъ переходитъ съ одного дерева на другое, то вы и не подумали-бы въ самомъ дѣлѣ назвать его лѣнивымъ.» Если онъ не можетъ перебраться на другое дерево по вѣтвямъ, то вовсе не падаетъ, какъ говорили встарину путешественники, а сползаетъ довольно ловко, въ нѣсколько минутъ, и тащится по землѣ такъ скоро, какъ только можетъ, чтобы забраться на другое. Ежели застать его на землѣ, онъ остановится и будетъ защищаться какъ умѣетъ: сядетъ обыкновенно на корточки и машетъ изо всѣхъ силъ передними лапками. Ежели удастся ему схватить палку, или что другое, чѣмъ его бьютъ, то онъ прижметъ ее къ груди съ такой силой, что вырвать уже невозможно, и выпуститъ ее только умирая. Когда ему весело, или когда больно, обыкновенно кричитъ онъ одинаково: ай! почему такъ и прозванъ.

Называть его: ай — гораздо лучше, нежели лѣнивцемъ; зачѣмъ понапрасну давать такое обидное названіе бѣдному животному, которое ничѣмъ его не заслужило.

Семейство: Землекопы. (Edentés ordinaires)

имѣютъ длинную мордочку; у однихъ вовсе нѣтъ зубовъ; у другихъ одни коренные: у третьихъ наконецъ и рѣзцы и коренные, числомъ отъ двадцати шести до девятидесяти осьми; но къ беззубымъ причисляются потому, что почти всѣ зубы у нихъ безъ корней.

Въ этомъ семействѣ два разные рода беззубыхъ землекоповъ, которые отличаются одинъ отъ другого одеждой: броненосцы, покрытые на головѣ, спинѣ, бокахъ и хвостѣ костяными щитами, и муравьѣды, съ бурой, косматой шерстью и очень пушистымъ хвостомъ.

БРОНЕНОСЕЦЪ (Dasypus octode cimcinctus и — sexcinctus. L’Encoiibert. Buf. Das Gürtelthier). У всѣхъ животныхъ этого рода голова широкая, сплющенная, треугольная, покрытая костянымъ щитомъ, точно также какъ и верхъ всего тѣла. Кираса на спинѣ состоитъ изъ нѣсколькихъ подвижныхъ полосъ, числомъ отъ шести до восемнадцати. Иные броненосцы величиной съ кролика, другіе съ большую собаку, и всѣ водятся въ теплыхъ краяхъ Америки.

Эти животныя совершенно безопасны, кротки, не обижаютъ никого, однако же охотники преслѣдуютъ ихъ непримиримо, потому что мясо броненосца очень вкусно и жирно. — Всѣ они имѣютъ способность свертываться клубкомъ, какъ нашъ ежъ, подставляя непріятелю свою жесткую броню, которая однакоже не всегда хорошо ихъ защищаетъ, и зубы плотояднаго легко проходятъ въ промежутки поперечныхъ полосъ броненосца. Живутъ они въ норахъ, которыя выкапываютъ себѣ въ сырыхъ равнинахъ, и такъ ловко и проворно умѣютъ рыться въ землѣ, что въ этомъ отношеніи можно сравнить ихъ развѣ только съ кротомъ. Ежели охотнику надо пройти шаговъ пятьдесятъ, шестьдесятъ до броненосца, то не успѣетъ, потому что его добыча быстро зароется въ землю, и такъ глубоко, что не откопать и лопаткой. Въ Бразиліи, Гвіанѣ и Парагваѣ истребляютъ броненосцевъ огромное количество и охотятся за ними съ маленькими собаками, которыя преслѣдуютъ ихъ съ ожесточеніемъ; рѣдко броненосцу удается ускользнуть отъ чуткаго преслѣдованія, развѣ что случится ему быть по близости крутой скалы или глубокаго оврага; тогда онъ подбѣгаетъ къ краю, свертывается въ клубокъ и, подъ защитою своей костяной оболочки, безо всякой опасности скатывается на дно, и тамъ, на досугѣ, забивается какъ можно глубже въ землю.

Въ Азіи и Африкѣ водится другого рода звѣрь, одеждой похожій на броненосца, именно Чешуйникъ или

ЯЩЕРЪ (Manis pentadactyl", Linn. Le Pangolin, Buff. Das Schuppenthier) величиной аршина полтора, головка маленькая, мордочка длинная, узкая, тѣло толстое, покрытое треугольными острыми чешуйками, которыя накрываютъ одна другую, какъ черепица на крышѣ; мѣстами изъ подъ чешуекъ выходятъ у нихъ длинныя, мягкія шерстинки.

Ящеръ также выкапываетъ себѣ нору своими сильными когтями и выходитъ изъ нея только но ночамъ искать муравьевъ и другихъ насѣкомыхъ, которыми только и питается. Языкъ у него длинный, можетъ далеко высовываться изо рта, покрытъ липкою слизью и очень удобенъ для промысла муравьевъ. Ящеръ — животное неповоротливое, медленное; но природа дала ему хорошее средство защиты въ его чешуѣ, которая предохраняетъ его это всѣхъ почти непріятелей, кромѣ человѣка. При первомъ признакѣ опасности онъ свертывается въ клубокъ, да кромѣ того чешуя у него поднимается и опускается, какъ щетина дикобраза, когда ему угодно; чешуйки эти толсты, крѣпки и такъ остры, что выводятъ изъ терпѣнія всѣхъ плотоядныхъ животныхъ; самыя голодныя и кровожадныя изъ нихъ, какъ напримѣръ тигръ или пантера, иной разъ долго и все напрасно хлопочутъ о томъ, чтобы заѣсть ящера; они катаютъ его, топчутъ, и въ тоже время колютъ себѣ лапы объ его чешую такъ больно, что наконецъ бросаютъ. Только Индѣйцамъ и Неграмъ это не мѣшаетъ однакоже убивать ящера просто палками, чтобы ѣсть его вкусное, бѣлое, нѣжное мясо.

Видомъ ящеръ похожъ на ящерицу, однако же не должно ихъ смѣшивать; ящеръ животное млекопитающее, а ящерица принадлежитъ къ классу пресмыкающихся позвоночныхъ животныхъ, о которыхъ мы будемъ говорить послѣ.

Родъ: МУРАВЬѢДЪ (Myrmecophaga, Linn.) вовсе безъ зубовъ, и безъ костяной брони: мордочка длинная, оканчивается маленькимъ ртомъ; когти на переднихъ ногахъ большіе, толстые; уши коротенькія, хвостъ пушистый.

МУРАВЬѢДЪ (Myrmecophaga jubata, Linn. Le Tamanoir, Buff. Der Ameisenfresser) величиною съ большую собаку, низокъ на ногахъ, головка маленькая, мордочка вытянутая, длинная, почти круглая, съ небольшимъ отверзтіемъ для рта.

Ходитъ муравьѣдъ съ трудомъ и некрасиво, не на ступнѣ, а на кулакѣ, подогнувши когти переднихъ лапъ. Цѣлый день лежитъ онъ гдѣ нибудь въ густомъ кустарникѣ, а ночью ходитъ. Но ежели по какому нибудь случаю придется ему выйти на свѣтъ Божій днемъ, то ходитъ обыкновенно поднявши на спину свой пушистый хвостъ, вмѣсто зонтика, что бы защититься отъ солнечнаго жару. Жизнь его уединенная и печальная, держится онъ всегда въ мѣстахъ сырыхъ, даже наводненныхъ; иногда забирается въ лѣса искать себѣ пищи, но не смотря на то, что у него очень сильные когти, никогда не лазитъ на деревья. Главная пища его состоитъ въ муравьяхъ и термитахъ, но ѣстъ также и другихъ насѣкомыхъ. Послѣ, когда мы будемъ говорить о муравьяхъ, увидимъ, что есть небольшія насѣкомыя въ родѣ муравьевъ, термиты, которые строятъ себѣ изъ грязи высокія, прочныя кучи и живутъ въ нихъ огромными стаями. Когда муравьѣдъ найдетъ такой муравейникъ, то обыкновенно обойдетъ его раза три кругомъ, высмотритъ слабое мѣстечко и продѣлаетъ въ немъ небольшое отверзтіе своими передними когтями. Потомъ онъ приставитъ къ этому отверзтію свою мордочку, высунетъ въ нее свой языкъ, толщиною въ гусиное перо и длиною вершковъ въ десять или въ одиннадцать, и поводитъ имъ въ муравейникѣ во всѣ стороны, покамѣстъ онъ покроется муравьями, которые прилипаютъ къ его клейкой поверхности; тогда онъ вдругъ втягиваетъ его къ себѣ въ ротъ и разомъ глотаетъ всѣхъ насѣкомыхъ, которыя на него налипли. Эта продѣлка повторяется очень проворно и продолжается до тѣхъ поръ, пока муравьѣдъ совсѣмъ утолитъ свой голодъ.

Хотя онъ и лѣнивъ довольно, и большой соня, однакоже большой храбрецъ, и упрямо защищается, ежели на него нападаютъ. Въ такомъ случаѣ онъ становится обыкновенно на заднія лапы, старается спиной стать къ скалѣ или къ древесному стволу, накрываетъ себѣ тѣло хвостомъ, и слабую свою мордочку прячетъ въ густую шерсть на груди. Въ такомъ положеніи онъ безпрестанно подставляетъ непріятелю свои могучіе когти, которыми наноситъ ему глубокія раны. Говорятъ, что такимъ образомъ онъ защищается даже противъ ягуара, схватываетъ его въ объятія и не выпуститъ, покамѣстъ не задушитъ. Муравьѣдъ большой, о которомъ теперь у насъ идетъ рѣчь, водится въ Бразиліи, Гвіанѣ, Парагваѣ и Перу; въ тѣхъ же странахъ попадаются муравьѣды и гораздо меньше; есть такіе, что не болѣе кошки, и маленькій муравьѣдъ, съ двумя пальцами и когтями на переднихъ лапахъ, бываетъ не больше обыкновенной средняго роста крысы.

Семейство: Птицезвѣри (Monotrema.)

по виду своему представляютъ странный переходъ отъ млекопитающихъ къ птицамъ; напримѣръ:

УТКОНОСЪ (Оrnilhohynchus paradoxus, Blumenb. Lé Ornithorhinque paradoxal. Das Schnabellhier) небольшой звѣрокъ съ совершенно такимъ-же носомъ, какъ утиный, роговой, широкій, сплюснутый, зубчатый по краямъ, съ отверзтіями для обонянія сверху, на концѣ; на всѣхъ пальцахъ перепонка; на заднихъ лапкахъ шпоры, какъ у пѣтуха.

Съ перваго взгляду страннѣе всего въ утконосѣ покажется голова; она покрыта короткой и гладкой шерстью; глазки маленькіе, ушей нѣтъ, такъ что вообще она похожа на голову крота, если бы не носъ, совершенно утиный, жесткій, роговой. Все животное величиной съ кролика; тѣло его длинное, круглое, покрыто рыжеватой, короткой, гладкой шерстью, и оканчивается сплющеннымъ какъ у бобра небольшимъ хвостомъ.

Утконосы не ѣдятъ ни зерна, ни травы. ни илу, а однихъ червяковъ и водяныхъ насѣкомыхъ, безпрестанно плаваютъ они по вязкимъ берегамъ болотъ, барахтаются въ грязи и въ травѣ, совершенно какъ утки. Плаваютъ они очень хорошо, проворно, и ныряютъ глубоко, чтобы доставать со дна насѣкомыхъ; на землѣ ходятъ они не совсѣмъ хорошо, а скорѣе ползаютъ, потому что ножки у нихъ короткія; въ случаѣ опасности утконосъ кидается въ воду, отъ которой никогда не уходитъ далеко, или въ свою нору, ежели она.но близости. Вообще привычки утконоса во многомъ похожи на привычки нашихъ обыкновенныхъ водяныхъ крысъ.

Разрядъ: Сумчатки. (Marsupiaux.)

Сумчатки отличаются это всѣхъ остальныхъ млекопитающихъ тѣмъ, что у нихъ подъ грудью, на животѣ есть особеннаго рода сумка, въ которую они проворно прячутъ своихъ маленькихъ дѣтенышей, когда они еще такъ малы, что сами не могутъ спасаться отъ опасности. Въ этомъ разрядѣ три семейства: сумчатки плотоядныя, овощеядныя и крысовидныя.

Къ семейству овощеядныхъ принадлежитъ

Родъ: КАНГУРУ (Kängurus, Geoff, Le Kangurou. Das Känguruh.), у животныхъ этого рода двадцать четыре зуба: шесть верхнихъ рѣзцовъ и два нижніе; клыковъ нѣтъ; по осьми коренныхъ сверху и снизу; голова длинная, усики коротенькіе, рѣдкіе, хвостъ толстый и очень сильный.

КАНГУРУ живетъ въ самыхъ густыхъ лѣсахъ Покой Голландіи, но можетъ жить и у насъ, въ средней полосѣ Россіи. Переднія лапки кангуру очень малы, съ пятью пальцами и довольно острыми когтями; ходить на этихъ лапкахъ животному неудобно и потому онѣ служатъ только вмѣсто рукъ, чтобы подносить ими пищу ко рту. Заднія лапы чрезвычайно длинны, съ четырьмя длинными пальцами, изъ которыхъ на одномъ изъ среднихъ вмѣсто когтя настоящее копыто. Изъ такого образованія ногъ выходитъ, что самое естественное положеніе кангуру — на заднихъ лапкахъ, еще при помощи крѣпкаго хвоста, на которъій онъ опирается; по этому кангуру не бѣгаетъ, а только скачетъ. Копыта заднихъ ногъ служатъ оружіемъ оборонительнымъ и наступательнымъ, потому что, стоя на одной ногѣ и на хвостѣ, кангуру можетъ остальной, свободной ногой давать довольно сильные удары. Ежели двумъ кангуру случается подраться между собою, то у нихъ идутъ въ дѣло и когти переднихъ лапокъ. Скачки дѣлаютъ они огромные, шаговъ въ двѣнадцать, и даже въ пятнадцать.

Кангуру живутъ небольшими стаями, а можетъ быть и семействами, подъ предводительствомъ одного стараго самца, который идетъ обыкновенно впереди, наблюдаетъ нѣтъ ли какой опасности, даетъ знакъ отдыха или бѣгства, смотря по обстоятельствамъ. Питается кангуру травой, однако не пренебрегаетъ и другой пищей, и съ удовольствіемъ ѣстъ иной разъ мясо, и даже старую кожу, а по нуждѣ привыкаетъ пить и вино, и водку. Всѣ животныя этого рода чрезвычайно кротки и робки, и самыя крупныя изъ нихъ думаютъ о защитѣ только въ такомъ случаѣ, когда ужъ рѣшительно нѣтъ никакого спасенія въ бѣгствѣ. Тогда животное старается вскочить на какой нибудь камень или скалу, аршина полтора вышины, и оттуда, сидя на одной лапѣ и на хвостѣ, ударами другой ноги старается удалить непріятеля, и очень ловко умѣетъ пользоваться своимъ положеніемъ. Въ домашней жизни кангуру легко привыкаетъ къ своему хозяину и ручнѣетъ какъ собака.

Разрядъ; Толстокожія. (Pachidermes)

Разрядъ этотъ состоитъ изъ довольно разнообразныхъ, большею частію крупныхъ животныхъ, съ слѣдующими примѣтами: отъ двухъ до пяти пальцевъ, которые вмѣсто ногтя или когтя оканчиваются копытомъ; коренные зубы широки, для размола растительной пищи; тѣло покрыто толстою кожею, шерсть рѣдкая, по крайней мѣрѣ короткая. Къ этому разряду причисляются всѣ копытчатыя животныя, кромѣ жвачныхъ, составляющихъ по себѣ особый разрядъ. Къ рязряду толстокожихъ принадлежатъ самыя огромныя и толстыя животныя, какъ слонъ, бегемот, носорогъ и пр.

Въ этомъ разрядѣ — четыре семейства: хоботныя (слонъ), четпэпалыя, то-есть такія животныя, у которыхъ четное число пальцевъ или копыіъ (бегемотъ, свинья), нечетнопалыя, у которыхъ нечетное число пальцевъ (носорогъ, тапиръ) и однокопытныхъ (лошадь, оселъ, зебра).

Родъ: СЛОНЪ (Elephas, Linn.) очень хорошо извѣстенъ по своему огромному росту, носу, удлиннешіому въ большой хоботъ и длиннымъ изогнутымъ клыкамъ, выходящимъ изъ верхней челюсти. У слона шесть или десять зубовъ, именно: два клыка, и по два или по четыре коренные зуба въ каждой челюсти, смотря по возрасту животнаго.

ИНДѢЙСКІЙ СЛОНЪ (Elephas maximus, Linn. L’Eléphant des Indes. Der asiatische Elephant) — самое огромное изо всѣхъ существующихъ на сушѣ животныхъ, замѣчательное также по особенному устройству тѣла и по необыкновенной смышленности; у АФРИКАНСКАГО СЛОНА (Е Іер ha s ajricanas, Cuv. L’Eléphant d Afrique. Der а frikanische Elephant) голова круглѣе, лобъ выпуклый, покатый, уши огромныя, клыки иногда до сажени длины и вѣсомъ до 150 фунтовъ. Вышиною индѣйскій слонъ бываетъ до двухъ саженъ, голова довольно большая, лобъ будто вдавленъ, большія обвислыя уши, маленькіе глаза, толстая, неповоротливая шея; лапы какъ бревна и замѣчательный хоботъ, который такъ силенъ, что можетъ замѣнить всякое иное орудіе, и почти такъ ловокъ и проворенъ, какъ рука человѣка, — наконецъ клыки, выходящіе изъ верхней челюсти, и почти голая кожа, съ рѣдкою щетиной, сѣрая, черноватая, въ рѣдкихъ случаяхъ бѣлесоватая, — вотъ замѣчательная наружность этого животнаго.

Хоботъ слона, составляя продолженіе носа, образуетъ трубку, которой стѣнки состоятъ изъ крѣпкихъ мускуловъ; хоботъ во всю длину, внутри, раздѣленъ перегородкой, какъ носъ, на двѣ половины, и оканчивается мясистымъ отросткомъ, который, когда вытянется, довольно похожъ на палецъ человѣческой руки. Весь хоботъ очень гибокъ, ловокъ и силенъ въ движеніяхъ своихъ; слонъ вырываетъ имъ деревья, однимъ ударомъ убиваетъ на повалъ человѣка, можетъ охватить и удушить имъ льва и тигра; а между тѣмъ кончикъ или палецъ хобота выбираетъ и щиплетъ траву и древесную зелень по листочку, подавая пищу въ ротъ, который приходится подъ самымъ корнемъ хобота: этимъ же пальцемъ слонъ развязываетъ узлы, откупориваетъ бутылку, поднимаетъ съ земли мелкую монету, и пр. Хоботомъ же слонъ набираетъ воду, выливаетъ ее изъ того же отверзтія себѣ въ ротъ, а въ жаркое время закидываетъ также хоботъ съ водою назадъ и въ бокъ, дуетъ въ него и окачивается водяною струей. Клыки служатъ слону иногда орудіемъ для защиты, и ударъ ихъ, соразмѣрно силамъ этого животнаго, бываетъ ужасенъ. На переднихъ лапахъ слона пять копытчатцхъ ногтей, на заднихъ только четыре, или даже, у африканскаго, три: подошвы круглыя, мозолистыя. Ноги служатъ слону иногда также для обороны, и если ему только удастся подмять подъ себя непріятеля, напримѣръ льва, или всадника съ лошадью, то имъ нѣтъ спасенія. Кожа слона вообще толста и тверда, такъ что ружейная пуля рѣдко ее пробиваетъ: на сгибахъ же есть морщины и складки. Слонъ питается плодами, травами, кореньями, ручные охотно ѣдятъ хлѣбъ, овощи, сахаръ, медъ и пьютъ вино; на волѣ живутъ они небольшими стадами, въ болотистыхъ лѣсахъ и камышахъ.

Молодые слоны легко ручнѣютъ, привязываются къ хозяевамъ и повинуются имъ, какъ собака; въ Индіи на слонахъ ѣздятъ, и употребляютъ ихъ на всякія домашнія работы; они удивительно терпѣливы и смышлены, но не рѣдко мстятъ за обиды и дурное обращеніе, и тогда бываютъ тѣмъ опаснѣе, что убить ихъ чрезвычайно трудно.

Смышленость слона до такой степени поразительна, что онъ какъ будто иной разъ понимаетъ языкъ человѣка.

Извѣстенъ разсказъ объ одномъ слонѣ, который, взбѣсившись на своего вожатаго за дурное обращеніе, сбросилъ его на землю и убилъ. Жена этого несчастнаго была въ отчаяніи отъ горя; она схватила двухъ дѣтей своихъ и вмѣстѣ съ ними бросилась подъ ноги взбѣшеннаго животнаго. ₍"Ты убилъ моего мужа, кричала она, такъ убей-же и дѣтей его, и жену!" При этомъ крикѣ разсерженный звѣрь остановился, успокоился, какъ будто обдумывалъ что-то, припоминалъ, потомъ осторожно взялъ хоботомъ старшаго изъ дѣтей, посадилъ его къ себѣ на шею, и съ той минуты никого не слушался, кромѣ этого ребенка.

Въ Индіи вожатый заставлялъ одного слона спускать съ берега въ море только что построенную большую лодку. Это было однако выше его силъ; онъ попробовалъ, не могъ, и заупрямился. Тогда хозяинъ его закричалъ вожатому: «Отведи эту лѣнивую и скверную скотину и приведи мнѣ добраго, сильнаго слона.» При этихъ словахъ слонъ самъ по себѣ снова взялся за работу, толкалъ лодку спиной, бокомъ, головой, устранялъ всѣ препятствія, — дѣлалъ усилія сверхъестественныя; наконецъ, видя что все напрасно, онъ далеко разбѣжался, ударился лбомъ о лодку, разбилъ себѣ голову и тутъ-же издохъ на мѣстѣ.

Странно еще въ этомъ громадномъ животномъ то, что у него очень нѣжный вкусъ, будто избалованное обоняніе, и прихотливыя желанія. Онъ любитъ благоуханія, блестящее убранство и цвѣты; цвѣты онъ рветъ по одному, собираетъ ихъ пучками или букетами, любуется ихъ блестящими красками и вдыхаетъ ихъ ароматъ. Онъ любитъ музыку и танцы; ежели встрѣчаетъ дѣтей, играетъ съ ними, ласкаетъ и, въ случаѣ нужды, покровительствуетъ имъ. Онъ кротокъ и послушенъ, и ежели обращаться съ нимъ хорошо, по дружески, то онъ чувствителенъ ко всякой ласкѣ.

Слоны водятся только въ Азіи, и именно въ Индіи, и въ Африкѣ; азіатскіе или индѣйскіе составляютъ другую, нѣсколько отличную отъ африканскихъ породу; они крупнѣе, но клыки ихъ гораздо меньше, и, отличіе самое важное, хотя не замѣтное съ перваго взгляда, первые гораздо понятливѣе, смышленѣе вторыхъ.

На волѣ слоны очень смирны и никого не обижаютъ; ходятъ они большею частію стаями, вовсе не для безопасности, не потому чтобы они боялись какого-нибудь животнаго, а только для того, чтобы жить вмѣстѣ. Старшій идетъ обыкновенно впереди и осматриваетъ мѣстность; другой, также старый и опытный слонъ, замыкаетъ шествіе. Самцы идутъ по сторонамъ, въ серединѣ самки и маленькіе. Такое стадо оставляетъ по себѣ обыкновенно страшные слѣды, потому что всякое препятствіе на ихъ пути уничтожено, земля взрыта клыками при добываніи кореньевъ, тамъ и сямъ молодое дерево вырвано съ корнемъ, и каждый слонъ съѣлъ не менѣе ста килограммовъ травы, древесныхъ листьевъ и кореньевъ. Обыкновенно слѣдуютъ они по теченію рѣкъ, потому что любятъ купаться; ежели на походѣ попадается имъ трупъ одного изъ товарищей, то они тщательно прикрываютъ его вѣтвями и травой.

Ежели мимо ихъ пройдетъ какое нибудь животное или даже человѣкъ, они спокойно смотрятъ какъ онъ проходитъ, и никогда не нападутъ; но ежели какъ нибудь ихъ обидѣть, то — бѣда несчастному. Когда они опустошаютъ какіе нибудь посѣвы, и ежели откуда нибудь изъ дому въ нихъ выстрѣлятъ, то они кидаются всей стаей на домъ, и ежели онъ не очень крѣпокъ, то скоро они разобьютъ его въ щепки.

На слоновъ два разные рода охоты, одна — ловля слоновъ живыхъ, другая — бой слоновъ, на пищу и на продажу ихъ дорогихъ клыковъ и кожи.

Бить слоновъ чрезвычайно опасно; тутъ не помогутъ ни собаки, ни ружья; все это совершенно безполезно, и безъ особенной ловкости, безъ необычайнаго проворства, охотникъ непремѣнно гибнетъ. Вотъ какимъ образомъ убиваютъ слона въ Африкѣ: Какой нибудь ловкій арабъ, выѣзжаетъ на хорошемъ конѣ, вооруженный только лукомъ съ одной стрѣлой, и острой саблей. Сначала раздражитъ онъ слона этой стрѣлой, и потомъ, когда разъяренное животное кинется на безстрашнаго охотника, онъ ловко увернется, и со всего размаха ударитъ его саблей по одной изъ заднихъ ногъ, чтобы перерѣзать жилы, но ловкій Арабъ опять увернулся и опять наноситъ ему по другой ногѣ такой ударъ, который перерѣзываетъ жилы до самой кости. Такой опасный поединокъ продолжается еще нѣсколько времени, пока наконецъ слонъ падаетъ, наѣзжаютъ другіе Арабы и добиваютъ его пиками и топорами. Говорятъ, что слоновое мясо довольно вкусно.

И въ глубокой древности, тысячи за двѣ лѣтъ до нашего времени, слоновъ

Слонъ, взбѣшенный отъ боли и досады, поворачиваетъ, бѣжитъ, и вотъ сейчасъ сомнетъ разомъ и всадника, и лошадь; убивали почти такимъ же образомъ. Вотъ какъ описываетъ подобную охоту одинъ древній писатель: "Жители Эѳіопіи, говоритъ, прячутся на деревьяхъ около тѣхъ мѣстъ, гдѣ часто проходятъ слоны. Когда слонъ проходитъ подъ деревомъ, охотникъ на него падаетъ, хватается за его хвостъ лѣвой рукой, а ногами — за одну изъ его ногъ, и въ тоже время топоромъ перерубаетъ у него на правой ногѣ мясо и жилы. Все это дѣлается съ удивительною быстротою; надо разомъ повалить громадное животное, или погибнуть, потому что ежели дать слону время опомниться, онъ раздавитъ охотника объ дерево, или упавши, уничтожитъ его подъ страшною тяжестью своего тѣла.

Живьемъ стараются захватывать слоновъ больше въ Индіи, потому что тамъ они въ большемъ употребленіи для разной домашней работы и для перевозки тяжестей.

Для ловли слоновъ, Индѣйцы выбираютъ довольно большое пространство лѣса и огораживаютъ его высокими насыпями и глубокими, широкими рвами. На ночь въ отгороженное мѣсто загоняютъ ручныхъ или домашнихъ слоновъ, которые особеннымъ ревомъ созываютъ свободныхъ товарищей, которые въ самомъ дѣлѣ и соберутся внутри загородки, сквозь большія оставленныя отверзтія; къ свѣту эти отверзтія задѣланы; являются охотники съ домашними слонами, и загоняютъ дикихъ въ маленькія, прочно выстроенныя отгородки. Только что примѣчаютъ они, что попались, они дѣлаютъ необычайныя усилія, чтобы возвратить себѣ свободу; по ихъ оставляютъ бѣсноваться до тѣхъ поръ, пока голодъ и утомленіе совершенно не истощатъ ихъ силы. Тогда держатъ ихъ въ порядкѣ и повиновеніи еще домашніе слоны, тѣснятъ ихъ, бьютъ хоботами. Охотники закидываютъ на нихъ петли изъ толстыхъ веревокъ, привязываютъ къ деревьямъ и оставляютъ такъ пока совсѣмъ не присмирѣютъ. Окончательно усмиряютъ ихъ ласками, заботами, ласковыми разговорами, потомъ выпускаютъ ихъ на паству съ домашними слонами, и скоро они совершенно привыкаютъ къ домашней жизни.

Усмиренный слонъ становится самымъ кроткимъ и терпѣливымъ животнымъ, привязывается къ тому, кто за нимъ ходитъ, ласкаетъ его, предупреждаетъ, и какъ будто угадываетъ все, что можетъ ему нравиться; въ короткое время доходитъ онъ до того, что понимаетъ наконецъ знаки и даже звуки голоса. Онъ никогда не ошибается въ томъ, что приказываютъ ему голосомъ, внимательно выслушиваетъ приказанія и исполняетъ ихъ умно и старательно; онъ ласкаетъ хоботомъ друзей своего хозяина и кланяется тѣмъ, кого ему укажутъ; онъ самъ поднимаетъ тяжести и самъ помогаетъ нагружать на себя разныя вещи; постромками привязываютъ его къ телѣгамъ, къ плугу, и онъ пашетъ землю какъ у насъ лошади и волы, съ тою только разницею, что работаетъ одинъ за десятерыхъ и тянетъ ровно и безпрерывно, всегда съ большою охотой, лишь-бы не обижали его ударами не кстати и только показывали-бы, что очень благодарны ему за его труды.

Въ Индіи слоны оказываютъ человѣку безчисленныя услуги: они перевозятъ всякія тяжести вовсе не такъ, какъ лошадь или верблюдъ, а какъ могъ-бы перевозить человѣкъ съ такою огромной силой, какъ у слона; они не ломаютъ и не портятъ ничего, что имъ довѣрено, не подмачиваютъ тюковъ, бережно кладутъ ихъ на показанное мѣсто, да потомъ еще присматриваютъ хорошо-ли они положены; а ежели предметъ круглый, какъ напримѣръ бочка, то они сами подкладываютъ подъ нее куски дерева или камни, чтобы она не укатилась. Большею частію дѣлаютъ это они сами, безъ проводника, только-бы бы разъ имъ была указана дорога.

Въ Пондишери одного слона послали къ мѣднику, поправить распаявшійся самоваръ; слонъ отправился одинъ. Когда онъ воротился, показываютъ ему, что самоваръ починенъ худо, что изъ него все еще бѣжитъ вода; онъ опять пошелъ къ мѣднику, но дорогой налилъ въ самоваръ воды, и какъ пришелъ, такъ поднялъ его надъ головой неискуснаго мастера, такъ что водяная струя облила ему лице.

Слоны употребляются также и для путешествія; для этого на спинѣ у слона укрѣпляется особаго устройства большое кресло или даже палатка, для защиты отъ жару. Владѣтельныя Особы въ Индіи почти не употребляютъ другого экипажа, кромѣ слона, который при этомъ бываетъ разукрашенъ самымъ богатѣйшимъ образомъ. Въ отечествѣ своемъ слонъ можетъ пройти до ста пятидесяти и даже болѣе верстъ въ сутки, но должно умѣть беречь его, чтобы онъ не натеръ ногъ. Обыкновенный шагъ слона, по скорости, равняется усиленному шагу человѣка; но бѣгъ слона, не смотря на громадную тяжесть животнаго, не уступаетъ быстрой лошади. На шеѣ у домашняго слона сидитъ обыкновенно вожатый съ желѣзнымъ, заостреннымъ крючкомъ въ рукахъ, и бьетъ имъ слона по головѣ, и колетъ его за ушами, чтобы заставить бѣжать, или прибавить шагу; но часто, когда слонъ хорошо знаетъ своего вожатаго, довольно однихъ словъ, безъ всякихъ другихъ побужденій.

Въ 1799 году одинъ тунгузскій рыболовъ нашелъ близь устья рѣки Лены (слѣдовательно на самомъ глубокомъ сѣверѣ Сибири), по склону берега, среди льда и песчаной глины — почти полный остовъ огромнаго животнаго, гораздо больше еще слона. Остовъ этотъ былъ еще съ. мясомъ, кожей и длинной, косматой, рыжебурой шерстью; въ этомъ видѣ пролежалъ онъ подъ землей, мерзлый, Богъ знаетъ сколько времени, потому что теперь давно уже нигдѣ на свѣтѣ не встрѣчается такого страннаго и громаднаго животнаго. Кромѣ того, онъ былъ найденъ на самомъ глубокомъ сѣверѣ, во льду: неужели когда нибудь слоны водились въ этихъ холодныхъ пустыняхъ, гдѣ теперь едва могутъ жить бѣлые медвѣди? И чтоже это за животныя, которыхъ теперь вовсе нѣтъ на свѣтѣ? Значитъ прежде они существовали и потомъ всѣ уничтожились съ лица земли по какой нибудь неизвѣстной для насъ причинѣ?

Кромѣ огромнаго слона, который въ 1807 году привезенъ изъ Сибири въ музей Императорской Академіи Наукъ, на сѣверныхъ берегахъ Сибири, на сѣверѣ Европы и Америки часто находятъ огромныя кости, которыя непремѣнно принадлежали различнымъ животнымъ, теперь уже не существующимъ; на островахъ Сѣвернаго Ледовитаго океана часто попадаются цѣлыя кучи разныхъ громадныхъ костей и огромной величины клыковъ, закорюченныхъ круто, какъ бараній рогъ; и все это остатки когда то жившихъ въ тѣхъ мѣстахъ животныхъ. Извѣстно еще, что тысячи за двѣ лѣтъ до нашего времени, именно Пиѳагоръ, находилъ уже въ скалахъ, среди земли, далеко отъ моря, разныя морскія раковины, которыя и въ его время уже не попадались въ живомъ видѣ; по всему этому надо думать, что прежде, очень давно, были на свѣтѣ такія животныя, которыхъ теперь вовсе нѣтъ; въ землѣ находятъ иногда и растѣнія окаменѣлыя, очень странныя, вовсе не похожія на нынѣшнія; все это вмѣстѣ заставило ученыхъ надѣлать множество всякихъ предположеній объ этихъ животныхъ, но предположеній этихъ, которыя по большей части не совсѣмъ удачны мы разсказывать не станемъ. Самое дѣло заключается въ томъ, что въ ближнихъ къ земной поверхности слояхъ попадаются иногда окаменѣлые остатки человѣка и другихъ животныхъ, которыя существуютъ и теперь; ниже, глубже въ землю, въ слояхъ болѣе старинныхъ, попадается смѣсь остатковъ породъ живущихъ, и такихъ, которыхъ теперь уже нѣтъ; потомъ, чѣмъ далѣе въ землю, чѣмъ глубже роются изъискатели, тѣмъ рѣже встрѣчаютъ существующія породы животныхъ, и тѣмъ чаще и больше находятъ окаменѣлыхъ костей такихъ звѣрей, такихъ рыбъ, такія раковины, которые теперь никогда не попадаются въ живомъ видѣ, и тѣмъ болѣе отличаются онъ нынѣшнихъ животныхъ, чѣмъ глубже лежатъ въ землѣ. Всѣхъ этихъ животныхъ вмѣстѣ ученые называютъ допотопными или ископаемыми, и, какъ мы уже говорили, по костямъ строятъ ихъ у себя въ воображеніи въ такомъ видѣ, въ какомъ они, по предположенію ихъ, могли существовать. На этой картинкѣ, напримѣръ, представлена огромная рыба, ихтіозауросъ, которой одна нижняя челюсть больше трехъ аршинъ длины, а вся она слѣдовательно, по крайней мѣрѣ аршинъ двадцать; плезіозауросъ, почти такое-же громадное животное съ длинной шеей, похожей на змѣю, которая высовывалась-бы изъ воды; птеродактили, летучія пресмыкающіяся, съ огромными, зубастыми клювами; пловучая раковина съ бѣлыми отростками въ видѣ парусовъ, и наконецъ разныя не существующія уже теперь растѣнія.

Какъ-бы то ни было, когда-бы ни существовали такія животныя, вѣрно то, что они существовали. Изъ нихъ въ числѣ млекопитающихъ

МАМОНТЪ или МАМУТЪ (Elephas primogenius, Blum. Mammouth ou Mammouth. Das Mammuth oder, richtiger, Mammont) замѣчателенъ огромнымъ ростомъ, большими закорюченными клыками и рѣзцами, которыхъ вовсе нѣтъ у нынѣшняго слона; коренные зубы его площе, нежели у слона и чаще испещрены жесткими полосками.

Нарисованный здѣсь скелетъ мамонта стоитъ теперь въ музеѣ Императорской Академіи Наукъ. Нашелъ его одинъ тунгузскій рыболовъ, Осипъ Шумаховъ.

Извѣстно, что Тунгузы, кочевой народъ, никогда не живутъ на одномъ мѣстѣ. Изъ нихъ тѣ племена, которыя живутъ въ лѣсахъ, иной разъ такъ долго кочуютъ по горамъ, что лѣтъ по десяти не возвращаются на прежнее мѣсто; другія племена кочуютъ по берегамъ рѣкъ и въ извѣстное время года цѣлой толпой отправляются на охоту или на рыбную ловлю. Въ одну изъ такихъ ежегодныхъ экспедицій, Осипъ Шумаховъ примѣтилъ, что на отлогомъ берегу Лены, изъ подъ таявшаго льда и глины высовываются два огромныя клыка; онъ сталъ рыть глубже, съ удивленіемъ увидалъ голову, покрытую шерстью, и дальше, что-то огромное, чему и конца не было видно; въ тотъ разъ, однакоже, ему некогда было хорошенько заняться своей находкой. Послѣ разсказалъ онъ товарищамъ, что нашелъ такого диковиннаго звѣря, да и самъ испугался: суевѣрные Тунгузы увѣрили его, что это дурной знакъ, что видно боги прогнѣвались на него, и вѣрно не даромъ послали ему цѣлаго звѣря, тогда какъ въ томъ краю находили обыкновенно одни только клыки. Захворалъ съ перепугу бѣдный Осипъ, однакоже когда оправился, вспомнилъ, что какъ-бы то ни было, хорошій это знакъ, или дурной, однако все таки можно выгодно продать огромные, крѣпкіе, бѣлые какъ снѣгъ клыки звѣря, которые продавались тамъ на разныя подѣлки, вмѣсто слоновой кости. Въ 1804 году досталъ онъ клыки и въ самомъ дѣлѣ продалъ ихъ очень выгодно, а черезъ два года послѣ того Адамсъ, извѣстный естествоиспытатель, пріѣхалъ въ Сибирь. Узнавъ о чудной находкѣ, тотчасъ отправился онъ на мѣсто, и нашелъ, что изъ остатковъ многаго уже не доставало: проѣзжіе охотники почали его, чтобы кормить собакъ его мясомъ, потомъ помогли имъ и дикіе звѣри, такъ что у скелета недоставало уже цѣлой ноги. Не смотря на это, Адамсъ собралъ все, что оставалось, отъискалъ того человѣка, которому Осипъ Шумаховъ продалъ клыки, перекупилъ ихъ у него, и все вмѣстѣ отправилъ въ Петербургъ.

До сихъ поръ невѣжественные и полудикіе Якуты и Тунгузы думаютъ, будто мамонтъ — вовсе не древнее животное, изчезнувшее теперь съ лица земли, а настоящій нынѣшній звѣрь, который нигдѣ не встрѣчается будто-бы только потому, что живетъ подъ землей, какъ кротъ, и никогда не выходитъ на поверхность.

Трудно даже вообразить себѣ, какой огромной величины должны были быть нѣкоторые изъ этихъ животныхъ. Въ 1830 году на берегу Миссури (въ сѣверной Америкѣ) нашли цѣлую голову мамонта, и ежели по ней разсчитывать какъ великъ былъ весь звѣрь, то придется, что онъ былъ съ домъ, потому что голова его — съ порядочную комнату. Одни клыки его были аршинъ по десяти длины каждый.

МАСТОДОНТЪ (Mastodon, Cuv. Le Mastodonte. Das Mastadori).

Давнымъ давно уже въ Европѣ и въ Америкѣ часто находили въ землѣ окаменѣлые остатки животныхъ, которыя называются теперь у натуралистовъ мастодонтами. Эти остатки, состоявшіе большею частію изъ коренныхъ зубовъ, изрѣдка попадались также и въ Азіи. Сначала, когда естественная исторія была далека отъ той степени совершенства, на какой она теперь, ученые предполагали, что эти зубы въ древности были во рту у людей необыкновенно большаго роста, сажень въ пять, другіе думали, что это остатки какихъ то другихъ громадныхъ млекопитающихъ животныхъ; къ тому же нашли еще кое какія кости, такъ что теперь никто уже не споритъ, что зубы эти и другіе остатки принадлежали большимъ, изчезнувшимъ съ лица земли животнымъ, которыхъ знаменитый Кювье назвалъ мастодонтами.

Отличаются они особенно тѣмъ, что коренные зубы у нихъ были не гладкіе, а съ шишками, которыя отъ употребленія изглаживались; между тѣмъ около этого зуба росъ другой, свѣжій, и по мѣрѣ того, какъ старый становился уже совершенно негоднымъ, его замѣнялъ другой. Таже самая замѣна старыхъ зубовъ новыми замѣчается и у нынѣшнихъ слоновъ, какъ мы уже говорили объ этомъ выше. У нѣкоторыхъ породъ мастодонтовъ были рѣзцы и въ нижней челюсти, только очень маленькіе, а въ верхней у всѣхъ почти на мѣсто рѣзцовъ были огромные клыки, которые далеко высовывались изо рта. У мастодонтовъ вѣроятно былъ хоботъ, питались они, должно быть, тѣмъ же, чѣмъ и слоны, или кабаны, искали кореньевъ, рвали молодыя вѣтки, и т. д.; надо предполагать, что они охотно держались въ сырыхъ, болотистыхъ мѣстахъ, но не совсѣмъ въ водѣ, какъ нынѣшніе гиппопотамы. По всему кажется, что родъ мастодонтовъ уничтожился еще не очень давно, потому что въ нѣкоторыхъ мѣстахъ сѣверной Америки находили довольно хорошо еще сохранившимися мягкія части ихъ тѣла. Индѣйцы многихъ племенъ сѣверной Америки до сихъ поръ думаютъ, что животныя, которыхъ кости попадаются въ землѣ — существуютъ; а виргинскіе дикари въ видѣ священнаго преданія разсказываютъ сказку, будто-бы эти страшныя четвероногія въ древнія времена пожирали безчисленное множество ланей, буйволовъ и другихъ животныхъ, созданныхъ на пользу Индѣйцевъ, будто бы за это Великій Духъ взялъ свой громъ и поразилъ ихъ всѣхъ, кромѣ одного, самаго большаго, который убѣжалъ къ большимъ озерамъ, и держится тамъ до сихъ поръ.

Одно изъ самыхъ странныхъ, теперь уже не существующихъ животныхъ, это

ДИНОТЕРГУМЪ, громадный звѣрь совершенно необыкновеннаго вида. У него изъ нижней челюсти выходятъ два сильно изогнутые зуба, и направленіе ихъ — не вверхъ, какъ обыкновенно, а внизъ. Въ самомъ началѣ, говоря вообще о зубахъ, мы сказали уже какъ ученые по одному зубу или по другому остатку создаютъ у себя въ воображеніи цѣлыхъ животныхъ, которымъ эти остатки принадлежали; такъ и здѣсь, рисунокъ динотеріума сдѣланъ по не многимъ остаткамъ; однакоже навѣрное можно сказать, что динотеріумъ любилъ жить около воды, на болотахъ, и питался кореньями; въ длину онъ былъ сажени двѣ, слишкомъ, а въ вышину сажени полторы. Страннымъ и не понятнымъ покажется съ перваго взгляду какимъ образомъ динотеріумъ могъ употреблять для своей защиты такое неудобное оружіе, какъ его клыки, обращенные внизъ; но потомъ предполагать можно, что природа создала это животное для жизни въ водѣ, какъ моржа, что этими загнутыми внизъ клыками онъ долженъ былъ вырывать со дна рѣки коренья водяныхъ растѣпій, обыкновенно лежащіе очень глубоко. Ученые сравнивали даже зубы динотеріума съ обыкновеннымъ корабельнымъ якоремъ, посредствомъ котораго корабль держится привязаннымъ къ морскому дну, когда нужно бываетъ остановить его бѣгъ: динотеріумъ, быть можетъ, втыкалъ свои клыки въ берегъ, а самъ весь погружался въ рѣку, и въ такомъ положеніи спокойно отдыхалъ, потому что его не уносило теченіемъ: можетъ быть еще, что клыки служили ему, какъ моржу, для залѣзанія по крутой берегъ.

Окаменѣлые остатки динотеріума находятъ теперь часто въ сѣверной Германіи, въ Баваріи, во Франціи, около подошвы Пиренейскихъ горъ, въ окрестностяхъ Вѣны, у насъ въ Подольской губерніи и въ Крыму, такъ что, судя по этому, динотеріумъ водился въ древности почти во всей Европѣ.

Въ окрестностяхъ Парижа, въ копяхъ Монмартра и вообще во Франціи находятъ множество окаменѣлыхъ костей

ПАЛЕОТЕРІУМА (Palaeotherium, Cuv.), принадлежащаго также, судя по всѣмъ признакамъ, къ разряду животныхъ толстокожихъ. Остатки другаго животнаго

АНОПЛОТЕРІУМА (Anoplotherіит, Cuv.), въ такомъ же родѣ, нѣсколько на него похожаго, попадаются въ тѣхъ же мѣстахъ.

И давно уже встрѣчаются эти кости, но долго на нихъ не обращали ни какого вниманія; наконецъ Кювье, примѣтивъ въ этихъ остаткахъ большую разницу съ костями нынѣшнихъ животныхъ, собралъ ихъ, разобралъ и нашелъ, что полеотеріумъ непремѣнно долженъ былъ имѣть длинный носъ, въ родѣ маленькаго хобота, какъ у слона; кромѣ того онъ примѣтилъ, что зубовъ у него было гораздо больше, чѣмъ у слона, именно шесть рѣзцовъ и небольшіе клыки, ровные со всѣми остальными зубами.

Въ окрестностяхъ Парижа попадались кости палеотеріумовъ разнаго роста, одни съ лошадь (это большой палеотеріумъ), другіе поменьше, и наконецъ маленькій, величиной въ обыкновенную овцу.

Апоплотеріумъ устройствомъ зубовъ и раздвоеннымъ копытомъ былъ очень похожъ на корову, но остальное устройство его тѣла не похоже ни шг которое изъ нынѣшнихъ животнымъ: шея длинная, хвостъ также очень длинный, но не у всѣхъ породъ; у иныхъ на спинѣ небольшой горбъ, иныя величиной аршина въ полтора, другіе не больше обыкновенной собаки. Гречское имя этого животнаго по русски значитъ: животное безъ клыковъ.

Существовалъ еще когда-то, въ древнія времена, огромный олень,

ОЛЕНЬ-ВЕЛИКАНЪ (Cervus giganteus, Goldf).

Такіе величественные звѣри не бѣгаютъ больше по нашимъ лѣсамъ, колосальные рога ихъ не украшаютъ больше стѣнъ въ комнатахъ нашихъ охотниковъ, а изрѣдка только попадаются въ землѣ, и то окаменѣлые.

Можно представить себѣ огромную величину этого животнаго, когда знаемъ, что отъ крайняго отростка одного рога до крайняго отростка другого — цѣлыя двѣ сажени. Эти олени водились, какъ видно, стадами, потому что не такъ давно отрыли тридцать скелетовъ этихъ огромныхъ животныхъ на одной пашнѣ, въ Германіи.

Недавно въ Гималайскихъ горахъ отрыли еще необыкновенно большаго зрѣря, у котораго между глазами были два рога, а немножко пониже ихъ вѣроятно еще два другіе; кости носа его устроены такъ же, какъ у слона, такъ что это громадное животное, названное учеными СИВАТЕРІУМЪ, было страшно вооружено огромнымъ хоботомъ, клыками и четырьмя колоссальными рогами.

Еще въ концѣ прошлаго столѣтія въ южной Америкѣ найдены кости

МЕГАТЕРІУМА (Megatherium. Вгаdypus giganteus, Bonn. Das Riesen Faulthier). Это животное, котораго отъискали и составили въ Парагваѣ четыре почти полные скелета, было величиною почти съ нынѣшняго слона, и должно входить въ разрядъ беззубыхъ. Устройство костей его почти такое-же, какъ у лѣнивца или ая, съ тою только разницею, что нашъ нынѣшній ай величиною съ обыкновенную кошку, а тотъ, мегатеріумъ. съ индѣйскаго слона.

Другого рода подобное животное, — милодонтъ, существовало тамъ же, и по устройству зубовъ его видно, что оно должно было такъ же, какъ лѣнивецъ, питаться древесными листьями. Но громадность животнаго и чрезмѣрно толстыя лапы не позволяли ему, вѣроятно, лазить на деревья; но природа позаботилась объ этомъ, и вѣроятно именно для предъупрежденія такого неудобства дала ему необыкновенно крѣпкую костяную основу и къ тому еще такой толстый и крѣпкій хвостъ, какого нѣтъ ни у одного изъ извѣстныхъ намъ животныхъ. По всѣмъ вѣроятностямъ милодонтъ, какъ представлено на нашей картинкѣ, становился на заднія лапы и, поддерживая себя еще хвостомъ, передними опирался на дерево и шаталъ и трясъ его до тѣхъ поръ, пока осыпалась съ него большая часть листьевъ.

Есть особенная наука, очень интересная и важная, какъ всѣ науки вообще, Палеонтологія, что по русски значитъ: изученіе древнихъ существъ. Наука эта посвящена изслѣдованію ископаемыхъ растѣній и животныхъ. Въ землѣ попадаются иногда такія растѣнія и такія животныя, какихъ теперь вовсе нѣтъ, но всѣ они больше или меньше похожи на нынѣшнія, и главная разница заключается только въ величинѣ. Мы видѣли уже какіе найдены остатки не существующихъ животныхъ млекопитающихъ, и теперь, чтобы не возвращаться болѣе къ Палеонтологіи, скажемъ нѣсколько словъ и объ остальныхъ ископаемыхъ животныхъ, принадлежащихъ къ другимъ классамъ.

Долгое время въ рукахъ ученыхъ были одни лишь небольшіе кусочки окаменѣлыхъ ископаемыхъ костей птицъ, такъ что изъ нихъ невозможно было заключить ничего вѣрнаго. Наконецъ не дальше, какъ въ 1844 году, англійскій профессоръ Оуэнъ сдѣлалъ такое открытіе, какое давно не удавалось естественной исторіи. Сначала кто то принесъ и предлагалъ Оуэну купить большую кость, которая, будто-бы, составляла часть скелета гигантскаго новозеландскаго орла. Профессоръ внимательно разсмотрѣлъ кость, и нашелъ, что она въ самомъ дѣлѣ птичья, только вовсе не орлиная, потому что въ ней нѣтъ трубочекъ, которыя наполняются воздухомъ, когда птица летитъ. Кость эта была гораздо больше страусовой и больше кости аптерикса, другой ископаемой птицы, означенной у насъ на рисункѣ буквою е. Профессоръ Оуэнъ продолжалъ искать, разъискивать, и наконецъ узналъ, что на островѣ Покой Зеландіи у одного миссіонера есть большое собраніе подобныхъ костей, что тамошніе дикіе жители разсказываютъ, будто въ древнія времена предки ихъ предковъ охотились за этими огромными птицами и истребили ихъ всѣхъ. Самый рослый е траусъ бываетъ ростомъ въ сажень, а эта древняя птица, которую назвали Динормисомъ, или опасною птицей, ежели судить по огромности ея окаменѣлыхъ костей, должна была быть по крайней мѣрѣ въ двѣ съ половиною сажени. Остатки ея костей находятъ только въ сѣверной половинѣ Новой Зеландіи; но и въ другихъ мѣстахъ земнаго шара попадаются кости птицъ, которыя по величинѣ нисколько не уступали динормису.

На нашемъ рисункѣ буквою а означена одна изъ костей динормиса, b — нога этой птицы, въ сравненіи съ подобною-же костью страуса, е; далѣе, d, вновь открытая птица, названная Кассовари, и е, тоже ископаемый новозеландскій аптериксъ.

Не всѣ еще натуралисты согласны какое мѣсто въ царствѣ животныхъ дать

ИХТЮОЗАУРОСУ (Ichthyosaurus), который столько же похожъ на рыбу, сколько на ящерицу, на кита, на крокодила, и т. д.; животное это было вѣроятно очень велико, потому что изъ найденныхъ до сихъ поръ скелетовъ иные сажени въ четыре съ половиной длины.

ПЛЕЗІОЗАУРОСЪ (Plesiosaurus). Такъ называется животное въ родѣ ящерицы, извѣстное только по окаменѣлымъ остаткамъ очень страннаго вида. Тѣло плезіозауроса, который длиною былъ сажени въ четыре, было кругловатое, съ шеей, которая длиннѣе самаго туловища, а въ концѣ шеи — небольшая головка съ частыми, острыми зубами, обращенными нѣсколько назадъ.

МЕГАЛОЗАУРОСЪ или ящерица великанъ, была такъ огромна, что, по вычисленію Кювье, не меньше осьми саженъ длины. Зубы у него были острые, круглые и къ концу немного загнутые, такъ же какъ у

ПТЕРОДАКТИЛЯ (Pterodactylus), самаго страннаго животнаго, какихъ теперь вовсе нѣтъ и похожихъ, такъ что очень трудно представить его себѣ такъ, какъ онъ былъ на самомъ дѣлѣ. Голова у него похожа нѣсколько на крокодилову, а между тѣмъ переднія лапы большія, точно у летучей мыши, и точно какъ у нея одинъ палецъ былъ очень удлинненъ для того чтобы натягивать летательную перепонку; шея и голова его длинныя, точно у нѣкоторыхъ птицъ, а тѣло между тѣмъ коротенькое, слабое; вся длина его была около аршина, а отъ оконечности одного крыла до оконечности другого — по крайней мѣрѣ аршина четыре….

Давнымъ давно спорили и до сихъ поръ еще многіе спорятъ о существованіи морскихъ змѣй необычайной величины, и ежели послушать разсказовъ матросовъ, которые увѣряютъ, будто они сами видали морскихъ змѣй, то будешь продолжать сомнѣваться развѣ только потому, что эти колоссальныя животныя никогда еще не попадались на глаза ученымъ. За то теперь уже неоспоримо доказано, что во времена глубочайшей древности, времена, которыхъ не помнитъ человѣчество, бывали такія громадныя змѣи, которыя теперь только чудятся суевѣрнымъ матросамъ. Въ Пьюіоркѣ (въ Соединенныхъ Штатахъ) любопытнымъ показываютъ нынче огромный скелетъ

ГИДРАРХА. — Длиною онъ пятнадцать саженъ, а вѣсомъ весь скелетъ семь тысячь пятьсотъ фунтовъ. Такихъ колоссальныхъ животныхъ теперь ужъ нѣтъ, и ежели мы удивляемся громадности удава, то онъ все-же и въ десятеро тоньше и въ четверо короче гидрарха, который, можетъ быть, могъ цѣликомъ глотать порядочнаго мамонта.

Кромѣ всѣхъ этихъ животныхъ, въ землѣ найдено еще множество окаменѣлыхъ рыбъ, гораздо больше, нежели всѣхъ остальныхъ животныхъ. Ископаемыхъ рыбъ ученые распредѣлили даже на четыре разряда съ рѣзкими отличительными признаками.

Кромѣ того, попадаются въ землѣ окаменѣлости всѣхъ возможныхъ отдѣленій, классовъ и разрядовъ животныхъ: и насѣкомыя, и черепокожныя, и мягкотѣлыя, и суставчатыя, и даже окаменѣлыя инфузоріи. Послѣднія, открытыя, какъ мы говорили уже, въ сильный микроскопъ, такъ малы, что сто восемьдесять семь миліоновъ этихъ маленькихъ тварей вѣсятъ всего одинъ гранъ. При такой безконечной малости воображеніе теряется, ежели еще представимъ себѣ, что въ каждомъ изъ этихъ малѣйшихъ тѣлъ есть ротъ, желудокъ, жабры, сердце, кровь, и множество разныхъ питательныхъ каналовъ.

=

Пора однакоже возвратиться къ нынѣшнему свѣту и къ животнымъ по крупнѣе инфузорій; вспомнимъ, что мы говорили объ индѣйскомъ слонѣ, по поводу котораго упомянули о слонѣ ископаемомъ, а по поводу его и обо всѣхъ остальныхъ животныхъ, изъ которыхъ многія теперь уже не существуютъ и многія имѣютъ въ нынѣшнемъ мірѣ только подобныхъ, похожихъ представителей.

Родъ: БЕГЕМОТЪ (Hyppopotamus. Linn.) имѣетъ тридцать восемь зубовъ, именно по четыре рѣзца и по два клыка сверху и снизу, всѣ огромные; четырнадцать коренныхъ сверху и двѣнадцать снизу; тѣло толстое, ноги короткія, кожа почти безъ шерсти; хвостъ короткій, морда раздутая; на пальцахъ копытца.

БЕГЕМОТЪ ДВУСТИХІЙНЫЙ или РѢЧНАЯ ЛОШАДЬ (Hyppopotamus amphibius, Linn. L’Hippopotame amphibie Das Fluspferd) огромное животное, часто аршинъ въ пять длины; формы его массивны, неуклюжи; толстый животъ на короткихъ ногахъ почти тащится по землѣ, глаза и уши у него маленькія, кожа чрезвычайно толстая, чернаго аспиднаго цвѣта; водится въ средней и нижней Африкѣ, около большихъ рѣкъ и озеръ.

Послѣ слона и носорога, БЕГЕМОТЪ самое большое изъ существующихъ четвероногихъ млекопитающихъ животныхъ; подъ кожей у него много жиру и мясо очень вкусное. Бегемотъ очень тяжелъ, ходитъ не хорошо, но плаваетъ и ныряетъ съ необыкновенною легкостью и, говорятъ, можетъ ходить подъ водой по рѣчному дну гораздо проворнѣе, чѣмъ по землѣ. Въ водѣ онъ можетъ оставаться довольно долго, не выплывая на поверхность, чтобы дышать; по этому преслѣдовать его очень трудно: при первой опасности онъ бѣжитъ къ берегу рѣки или озера, бросается въ воду, ныряетъ, и выплываетъ чтобы подышать уже на большомъ разстояніи. Крикъ его похожъ на ржаніе лошади, потому онъ и прозванъ рѣчною лошадью. Бегемотъ свирѣпъ и дикъ, и хоть никогда не нападаетъ на человѣка, однакоже съ бѣшенствомъ защищается, ежели его преслѣдуютъ слишкомъ сильно; но по глупости своей онъ не умѣетъ различить нападающаго отъ его лодки или шлюпки, и раскусивъ лодку, изорвавъ снасти, онъ больше не мститъ.

Бегемотъ цѣлый день проводитъ въ водѣ, выходитъ изъ нея только ночью, пастись на берегу, и никогда не уходитъ далеко отъ воды, потому что не надѣется на быстроту своихъ ногъ, чтобы въ случаѣ опасности спастись бѣгствомъ и кинуться въ свою любимую стихію. Питается онъ больше всего тростникомъ, всякой травой, и ежели встрѣчаетъ плантаціи сахарнаго тростника, то жестоко ихъ опустошаетъ, потому что ему много надо съѣсть, чтобы наѣсться. Говорили, что онъ ѣстъ и рыбу, только теперь доказано, что это неправда. Не оставляя болотистыхъ, грязныхъ мѣстъ, береговъ рѣкъ и озеръ, бегемотъ не живетъ однакоже на одномъ мѣстѣ, и часто показывается въ такихъ мѣстахъ, гдѣ давно его не было. Его способъ путешествія очень легкій и удобный: обыкновенію опускается онъ въ воду, выставивъ на поверхность только уши, глаза и носъ; въ такомъ спокойномъ положеніи отдается онъ на произволъ теченія, однакоже не дремлетъ, и наблюдаетъ нѣтъ-ли какой опасности. И спитъ онъ въ такомъ-же точно положеніи, спокойно и пріятно покачиваясь на волнахъ. Охота за бегемотомъ разнообразна и чрезвычайно опасна; его толстую кожу невозможно пробить ружейной пулей и часто опрокидываетъ онъ лодки съ охотниками на рѣкѣ, и затаптываетъ людей. Иногда охотникъ прячется въ густой кустарникъ на берегу рѣки, около того мѣста, гдѣ бегемотъ выходитъ обыкновенію изъ воды, что очень легко узнать по огромнымъ его слѣдамъ. Осторожный звѣрь, не примѣчая опасности, проходитъ иной разъ въ двухъ шагахъ отъ охотника, который стрѣляетъ ему прямо въ ухо и убиваетъ на повалъ. Еслиже пуля попала не въ мозгъ, то бегемотъ кидается въ воду и никогда больше не показывается въ тѣхъ мѣстахъ, гдѣ его ранили; убить-же его иначе, какъ попавши въ мозгъ, нѣтъ ни какой возможности, потому что толстую кожу его пуля можетъ пробить только въ глубокихъ складкахъ, на сгибахъ. Когда Негры, и особенно Готентоты, примѣтятъ широкую тропу, по которой онъ выходитъ изъ рѣки, то поперегъ его дороги вырываютъ большую и глубокую яму, набрасываютъ на нее легкаго хворосту и покрываютъ его дерномъ и сухими листьями; бегемотъ всегда почти туда свалится и тогда уже безопасно убиваютъ его ружьями и копьями.

Родъ: СВИНЬЯ (Cochon.) очень хорошо извѣстна всякому по своей не очень красивой наружности; обыкновенно считается она животнымъ двукопытчатымъ, но у нея по четыре копытчатые пальца на каждой ногѣ, изъ которыхъ однакоже два крайніе короче и недостаютъ до земли, а торчатъ сзади ноги. Голова у нея толстая, рыло подвижное, длинное, тонкое, но съ отрубистомъ толстымъ концомъ, которымъ свинья роетъ землю; клыки большіе, особенно у кабановъ; шерсть весьма жесткая, а по хребту щетина; хвостъ топкій, короткій; уши у дикой свиньи полустоячія, у домашней обвислыя; глаза узкіе.

КАБАНЪ (Вепрь, Дикая свинья, Sus scrofa, Linn. Le Sanglier commun. Der Eber) извѣстенъ своимъ свирѣпымъ нравомъ и страшнымъ оружіемъ, клыками, которые высовываются у него изо рта вверхъ. Кабанъ бываетъ длиною аршина въ два, слишкомъ, а вѣсомъ до 12 пудовъ; цвѣтъ щетинистой шерсти его — чернобурый. Онъ водится, мѣстами, въ дремучихъ лѣсахъ и камышахъ, въ средней Европѣ, у насъ-же въ западныхъ губерніяхъ, на Кавказѣ и изрѣдка около Каспійскаго моря, а за тѣмъ также кое гдѣ въ Азіи, Африкѣ и Америкѣ. Онъ свирѣпъ до невѣроятности и храбръ чрезвычайно; ежели иногда бѣжитъ онъ отъ стаи собакъ, то будто потому, что не хочется ему съ ними связываться; ежели встрѣтитъ въ этомъ бѣгствѣ человѣка, то ни за что не своротитъ съ прямой своей дороги: онъ свалитъ встрѣчнаго, нанесетъ ему жестокую рану клыкомъ, пробѣжитъ по его тѣлу и продолжаетъ свое бѣгство; но онъ не своротитъ съ прямой дороги и для того, чтобы отъискивать охотника, ежели тотъ постарается избѣгнуть его встрѣчи или увернуться. Но ежели ранить его пулей, то онъ ужъ не тотъ; какъ-бы далеко ни былъ его непріятель, онъ кидается прямо къ нему сквозь стаю собакъ, которыхъ проворно разбрасываетъ клыками въ разныя стороны, многихъ убивая на повалъ. Ежели и тутъ увернуться отъ его удара, то онъ рѣдко продолжаетъ нападеніе, а ежели охотникъ стоитъ на толстомъ пнѣ, то кабанъ раза два ударитъ клыками въ дерево, такъ сильно, что во всѣ стороны полетятъ щепки, и потомъ уйдетъ. Живетъ онъ въ лѣсу обыкновенно одиноко, любитъ валяться въ грязи и въ болотной тинѣ, плаваетъ очень хорошо и легко переплываетъ широкія рѣки.

Обыкновенная пища кабана — коренья, зерна и плоды, но онъ ѣстъ также и ящерицъ, и змѣй, и лягушекъ, и яйца птицъ, и всякое молодое животное, какое только попадется. Не смотря на то, что онъ очень неуклюясь, онъ бѣгаетъ очень скоро; искать себѣ пищи выходитъ большею частію по ночамъ, и ежели заберется на поле, засѣянное картофелемъ, то жестоко его опустошаетъ.

ДОМАШНЯЯ СВИНЬЯ (Le Cochon domestique. Das Schwein.) рѣдко достигаетъ такой величины, какъ дикая; клыки у нея гораздо меньше, цвѣтъ шерсти различный, то черный, то желто-бурый, то пѣгій, и т. д. Свинья питается зерномъ, плодами, овощами, травами, кореньями, насѣкомыми, но ѣстъ все, даже всякую нечистоту и падаль. Свинья очень не красивое и непріятное животное; она прожорлива, неопрятна, любитъ грязь и лужи, но мясо ее довольно вкусно, и тѣмъ бываетъ вкуснѣе, чѣмъ опрятнѣе и чище ее содержать. Свинина и свиное сало, окорока, свиныя колбасы, и пр. составляютъ общеупотребительную пищу многихъ народовъ, кромѣ Мусульманъ и Евреевъ. которые свинины не ѣдятъ. Такъ не смотря на то, что свинья очень некрасивое животное, однако она очень полезна; кромѣ того, что мясо ея идетъ въ пищу, щетина свиньи идетъ на щетки и кисти, а также у сапожниковъ для дѣланія дратвы или нитокъ, которыми они шьютъ сапоги, и потому свиньи составляютъ довольно важный предметъ торговли.

Домашнихъ свиней — множество различныхъ породъ; есть напримѣръ большая англійская и ютландская породы, которыхъ откормленныя свиньи бываютъ такъ велики, что достигаютъ пудовъ пятнадцати вѣсу; китайская порода, не крупная, на низенькихъ ножкахъ; этой же самой породы свиньи водятся и на всѣхъ островахъ. составляющихъ мелкіе архипелаги Австраліи я Полинезіи: порода турецкая, съ нѣсколько курчавою шерстью, порода съ сережками, и пр.

АФРИКАНСКАЯ СВИНЬЯ Sws éthiopiens, Linn. L’Engalo. Le Porc à large grouin. Das afriKanische Schwein), съ очень широкой мордой, съ небольшой гривой, подъ глазами у нея два большіе нароста, въ родѣ ушей, такъ что охотники и прозвали ее четыреухой. Во всемъ остальномъ африканская свинья очень похожа на кабана, водится около мыса Доброй Надежды, питается плодами и кореньями, отрывая ихъ изъ земли своими ногами и широкой мордой. Глаза у нея маленькіе, помѣщены очень высоко, отъ чего она и худо видитъ; по слухъ ея и обоняніе очень тонки. Нравъ ея капризный и свирѣпый, сила чрезвычайная и неустрашимость очень опасная для охотниковъ.

БАБУРУССА (Sus babirussa, Linn. Le Babirussa ou Cochon cerf, Buff. Der Hirscheber), свинья кривозубая, высока на ногахъ, и отличается четырьмя длинными загнутыми вверхъ клыками. Бабирусса по устройству зубовъ составляетъ очень странное исключеніе изо всѣхъ животныхъ. У всѣхъ животныхъ, какихъ только намъ случается видать, мы очень хорошо знаемъ, зубы ростутъ по краямъ рта, и изъ верхней челюсти внизъ, а изъ нижней — вверхъ. А у бабируссы напротивъ, въ верхней челюсти есть два клыка, которые ростутъ не внизъ, а прямо вверхъ, такъ что приходятся немного пониже лба, точно рога, на верху нѣсколько загнутые назадъ; кромѣ того и въ нижней челюсти есть клыки, тоже довольно большіе, которые выростаютъ почти вровень съ верхними, такъ что все животное — очень страннаго виду, будто съ четырьмя рогами. Водится бабирусса въ Индіи, на Молукскихъ островахъ, на Целебесѣ, но и тамъ она такъ рѣдка, что составляетъ предметъ любопытства, и выкармливается какъ рѣдкость. Въ дикомъ состояніи никогда онѣ не попадаются стадами, а въ неволѣ никогда не привыкаютъ къ тому, кто ихъ кормитъ.

Родъ: НОСОРОГЪ (Rhinoceros, Linn.) имѣетъ тридцать два зуба; по два рѣзца и по четырнадцати коренныхъ сверху и снизу; клыковъ нѣтъ; на каждой ногѣ по три копытчатые пальца, кожа чрезвычайно толстая, безъ шерсти; на носу рогъ, а у нѣкоторыхъ породъ два рога, одинъ позади другого.

ИНДѢЙСКІЙ НОСОРОГЪ Rhinoceros unicornis, Linn. Le Rhinocéros, Buff. Das Nashorn.) обыкновенно аршина четыре съ четвертью длины и аршина два съ половиной вышины.

НОСОРОГЪ, послѣ слона, — самое сильное изъ млекопитающихъ, живущихъ на землѣ; видомъ неуклюжъ; на носу одинъ рогъ, глаза маленькіе; на хвостѣ и на ушахъ есть у него нѣсколько щетинистыхъ шерстинокъ; остальная кожа голая, сѣробураго цвѣта съ фіолетовымъ отливомъ; на ней двѣ глубокія морщины, одна за передними, другая передъ задними ногами; безъ этихъ морщинъ онъ вовсе не могъ-бы двигаться, потому что кожа у него такъ толста, крѣпка и суха, что ея никакъ не пробить пулей.

Рогъ, который у этого животнаго на носу, по настоящему совсѣмъ не рогъ; онъ состоитъ какъ будто изъ сросшихся волосъ и образуетъ продолженіе кожи; и держится онъ на одной только кожѣ, ничѣмъ не прикасаясь къ носовой кости, вовсе не такъ, какъ напримѣръ рога извѣстныхъ намъ животныхъ, коровы, барана, оленя. Этотъ рогъ, хоть и страшное оружіе, однакожъ рѣдко идетъ у носорога въ дѣло, потому что онъ никогда не нападаетъ на другихъ животныхъ, и такъ силенъ, что другія животныя боятся съ нимъ воевать. Такъ чаще всего онъ употребляетъ рогъ только на то, чтобы раздвигать и разрывать вѣтви въ густыхъ лѣсахъ, въ которыхъ онъ живетъ. Нравъ его печальный, грубый, дикій и неукротимый; живетъ онъ одиноко, въ лѣсахъ, около большихъ рѣкъ и болотъ, и любитъ валяться въ грязи: питается листьями и кореньями, срывая и вырывая ихъ своей верхней губой, которая довольно длинна и гибка. Когда онъ не сердитъ, спокоенъ, то голосъ его похожъ на обыкновенное хрюканье свиней, но разсерженный воетъ и визжитъ пронзительно и такъ громко, что слышно за нѣсколько верстъ.

Носорогъ очень любитъ своего дѣтеныша, пасется всегда съ нимъ вмѣстѣ, и тогда встрѣтить его очень опасно, особенно ежели онъ боится за дѣтеныша какой нибудь опасности. Тогда носорогъ съ бѣшенствомъ кидается на всякое встрѣчное животное, и тигръ, и левъ, и даже слонъ бросится бѣжать со всѣхъ ногъ, чтобы только избавиться отъ его страшнаго рога.

Это животное такъ глупо и капризно, что безо всякой видимой причины, вовсе нечаянно, вдругъ, переходитъ отъ самаго глубокаго спокойствія къ ужасному бѣшенству. Тогда эта тяжелая, лѣнивая масса становится страшно легка: носорогъ прыгаетъ и мечется направо и налѣво, потомъ вдругъ бросается впередъ съ быстротой самой лучшей лошади, ломаетъ, бьетъ, опрокидываетъ и топчетъ все что попадется, и воетъ съ визгомъ такъ ужасно, что по неволѣ струситъ самый храбрый охотникъ. По этому нападать на него можно только верхомъ на самой быстрой и легкой лошади. Примѣтивъ его, охотники слѣдятъ за нимъ издали, потихоньку, до тѣхъ поръ, пока онъ ляжетъ спать: тогда они какъ можно осторожнѣе подъѣзжаютъ къ нему на ружейный выстрѣлъ, стрѣляютъ всѣ разомъ, нацѣлясь въ голову, и потомъ скачутъ во весь духъ прочь, ежели онъ только раненъ, потому что раненый онъ съ ужаснымъ бѣшенствомъ кидается на непріятелей, и бѣда тому, кого онъ догонитъ! Къ счастію бѣжитъ онъ всегда по прямому направленію и съ трудомъ поворачиваетъ въ сторону, такъ что, круто повернувъ, можно проскакать въ десяти шагахъ мимо его, а онъ не обернется. Жители тѣхъ мѣстъ, гдѣ онъ водится, убиваютъ его для того, во первыхъ, чтобы ѣсть его вкусное мясо, потомъ для его толстой кожи, изъ которой дѣлаютъ отличные и крѣпкіе щиты, и наконецъ для его рога, изъ котораго дѣлаютъ кубки и стаканы. Суевѣріе ихъ приписываетъ такимъ стаканамъ разныя чудесныя свойства, и между прочимъ то, что вода или все другое, выпитое изъ того стакана, спасетъ это всякой отравы.

Захваченный смолоду, носорогъ привыкаетъ къ человѣку, но не годится въ работу, ни въ упряжь, ни подъ вьюкъ, потому что слишкомъ капризенъ и на него находятъ иногда непонятные припадки самаго глупаго бѣшенства.

Другого вида носорогъ, именно

АФРИКАНСКІЙ НОСОРОГЪ, ростомъ побольше азіатскаго, и отличается отъ него особенно тѣмъ, что на носу у него два рога, спереди большой, а за нимъ поменьше; шкура на всемъ тѣлѣ нѣсколько глаже, и рыло тупѣе.

Родъ: ТАПИРЪ (Tapir americanus, Linn. L’Anta ou Tapir Buff. Der Tapir oder Anta.) имѣетъ по шести рѣзцовъ и по два клыка въ каждой челюсти; четырнадцать коренныхъ зубовъ сверху двѣнадцать снизу; всрхная губа образуетъ небольшой хоботокъ; шея толстая, дугой; на переднихъ ногахъ по четыре, а на заднихъ по три копычатые пальца.

ТАПИРъ водится въ южной Америкѣ: онъ величиною почти съ небольшую лошадь, плотенъ, на толстыхъ ногахъ; кожа почти безъ шерсти; мѣстами короткіе волоски темнобураго цвѣта, какъ самая кожа; голова большая, толстая и особенно замѣчательная небольшимъ мясистымъ очень подвижнымъ хоботкомъ, которымъ тапиръ ломаетъ вѣтви, сахарный тростникъ и вырываетъ изъ илу и грязи коренья водяныхъ растѣній; хвостикъ у него коротенькій, отрубистый. Тапиръ смиренъ, чрезвычайно трусливъ, и смѣетъ выходить изъ густаго кустарника, въ которомъ лежитъ цѣлый день, только по ночамъ, купаться въ ближнемъ озерѣ, болотѣ или рѣкѣ. Никогда онъ не ѣстъ мяса, живетъ растѣніями и кореньями, и зубовъ своихъ не употребляетъ ни противъ людей, ни противъ животныхъ. Онъ такъ смиренъ, или, лучше сказать, такъ трусливъ, что избѣгаетъ всякаго боя, и когда на него нападаютъ, онъ умѣетъ лишь бѣжать или умирать. Однакоже когда онъ въ водѣ, то кажется, что необыкновенное умѣнье плавать придаетъ ему нѣсколько бодрости, потому что передъ самою смертью онъ бросается иногда на лодки, съкоторыхъ въ него стрѣляютъ: но это бываетъ только при послѣдней крайности, когда и трусъ, въ отчаяніи, рѣшается защищаться только потому, что ужъ слишкомъ перетрусилъ.

Привычками тапиръ похожъ немного на кабана: любитъ также валяться въ грязи, съ тою только разницею, что прежде нежели воротится къ себѣ въ кустарникъ, онъ всякій разъ обмоется въ чистой, текучей водѣ, чтобы не осталось на немъ ни капли грязи; питается также кореньями, плодами, травой и зерномъ; также не своротитъ ни за что съ прямой дороги, когда бѣжитъ, и по дорогѣ опрокидываетъ все что попадается, людей и животныхъ, только никогда не дѣлаетъ имъ ранъ зубами. Захваченный смолоду, онъ легко привыкаетъ и привязывается къ человѣку, и когда уживается въ домѣ, то бродитъ всюду, словно чего то ищетъ, и по неловкости опрокидываетъ и разбиваетъ все, что можетъ только разбиться, такъ что сильно надоѣдаетъ своей дружбой.

Въ прежнія времена тапировъ было много въ уединенныхъ лѣсахъ южной Америки, и жили они иногда довольно большими стадами. Но съ тѣхъ поръ, какъ на нихъ охотятся огнестрѣльнымъ оружіемъ, они стали довольно рѣдки и попадаются только по одиначкѣ. Всякій вечеръ выходитъ тапиръ изъ лѣсу купаться на рѣку и всякое утро возвращается по одной и той же тропинкѣ къ себѣ въ лѣсъ. Индѣйцы подмѣчаютъ эту хорошо протоптанную дорожку, становятся на нее, а тапиръ непремѣнно набредетъ прямо на охотника, который тутъ же его убиваетъ. Иногда на его тропинкѣ роютъ яму и покрываютъ хворостомъ и дерномъ, и несчастный непремѣнно туда свалится. Охотятся на тапира также съ собаками;тогда онъ со всѣхъ ногъ бросается бѣжать, сильно согнувъ голову, и какъ можно скорѣе къ водѣ; кинувшись въ рѣку, онъ ныряетъ, и такъ проворно плыветъ подъ водой, что выплываетъ отдохнуть иногда шаговъ за триста. Мясо тапира довольно жестко, не совсѣмъ вкусно, однакоже дикари и вообще туземцы ѣдятъ его съ большимъ удовольствіемъ; особенно же убиваютъ они тапира изъ за его толстой кожи, которая идетъ у нихъ на щиты, очень прочные, непроницаемые для стрѣлъ.

Родъ: ЛОШАДЬ (Equus, Linn.) имѣетъ сорокъ два зуба: по шести рѣзцовъ и по два клыка въ каждой челюсти, четырнадцать коренныхъ сверху и двѣнадцать снизу; а главная примѣта ея состоитъ въ томъ, что у всѣхъ животныхъ этого рода одинъ палецъ, заключенный въ одно нераздѣльное копыто на каждой ногѣ. Сюда причисляются: конь, оселъ, мулъ, лошакъ, джигетаи, зебра, квагга, и другія.

КОНЬ (Equus caballus, Linn. Le Cheval Das Pferd,) по наружности извѣстенъ всякому: извѣстно, что онъ не всегда бываетъ одинаковой величины, такъ что есть напримѣръ лошади маленькія, ростомъ едва не съ большую собаку, и другія, огромныя, чуть не съ верблюда; у иныхъ шерсть длинная, немножко курчавая, но по большой части короткая и гладкая; есть и такія, что вовсе безъ шерсти, какъ турецкія собаки.

КОНЬ въ дикомъ видѣ перевелся уже съ незапамятныхъ временъ, и человѣкъ давнымъ давно покорилъ себѣ это гордое и красивое животное, которое дѣлитъ съ нимъ и опасности войны и славу побѣдъ; конь такъ же неустрашимъ, какъ человѣкъ: видитъ опасность и идетъ ей навстрѣчу, привыкаетъ къ стуку оружія, ищетъ его, одушевляется громомъ битвы. Конь послушенъ до того, что не только повинуется рукѣ своего господина, но какъ будто иной разъ старается угадывать его желанія, скачетъ, останавливается, идетъ направо и налѣво, совершенно какъ угодно хозяину; конь отрекается отъ самого себя и существуетъ только для человѣка, старается изо всѣхъ силъ, даже черезъ силу, даже умираетъ, стараясь только какъ можно лучше повиноваться.

Лошадь, конечно, самое красивое, умное, сильное, терпѣливое и полезное животное, безъ котораго человѣкъ, въ нынѣшнемъ быту своемъ, никакъ не можетъ обойтись: конь раздѣляетъ труды его при обработкѣ полей, мчитъ его на битвы, подвергаясь равной съ нимъ опасности, быстро переноситъ его съ мѣста на мѣсто, перевозитъ товаръ всякаго рода и тяжести на тысячи верстъ.

Лошадь такъ ужилась съ человѣкомъ, что совершенно на свободѣ не водится нигдѣ; въ нашихъ южныхъ и восточныхъ степяхъ лошади живутъ табунами на свободѣ, но всегда подъ присмотромъ своего хозяина; въ южной Америкѣ водятся лошади полуодичалыя, завезенныя туда первоначально Европейцами; онѣ не очень статны: голова большая, ноги довольно толстыя, шерсть длиннѣе, нежели у нашихъ, немного курчавая, но все таки эти дикія лошади чрезвычайно красивы, потому что природа всегда лучше искуства: у нихъ походка, бѣгъ, скачки — свободны, непринужденны; онѣ убѣгаютъ человѣка, не хотятъ ни его заботъ, ни его корму, сами ищутъ и находятъ себѣ кормъ; онѣ скитаются, скачутъ на волѣ по необозримымъ лугамъ, безъ постояннаго жилища, безо всякаго другого покрова, кромѣ вѣчно яснаго неба. И домашняя лошадь удивительно хороша, подъ ловкимъ всадникомъ, въ легкой уздѣ и щегольскомъ сѣдлѣ; гордо изогнувъ шею, она шаловливо переступаетъ съ ноги на ногу, или плавно скачетъ, но какая разница, когда, случайно сбросивъ съ себя узду, безъ поводьевъ и постромокъ, безо всякаго другого украшенія, кромѣ своей природной красоты, конь вырвется на волю, и необузданно скачетъ, распустивъ по вѣтру и хвостъ, и гриву; то вдругъ остановится, сдѣлаетъ крутой оборотъ, въ дугу изогнетъ шею; замотаетъ красивой головкой, поднимется на дыбы, и потомъ опять вдругъ пустится какъ изъ лука стрѣла….

Самыя красивыя лошади считаются теперь Арабскія, и можно думать, что первоначальное отечество коня — Аравія. Арабская лошадь бываетъ средняго роста, станъ длинный, ноги тонки и сухи, копыта маленькія, шея крутая, головка небольшая, шерсть короткая, тонкая, гладкая, хвостъ и грива густые, вся осанка гордая и смѣлая, но кроткая. У насъ въ Россіи арабская лошадь цѣпистя иногда въ десять тысячь и болѣе рублей серебромъ; но и въ Аравіи лошади довольно дороги, особенно хорошія. Жители Аравіи большіе охотники до лошадей, знаютъ по именамъ чуть-ли не всѣхъ лучшихъ лошадей своего отечества, знаютъ ихъ происхожденіе, цвѣтъ шерсти, малѣйшія отмѣтинки; кормятъ они своихъ лошадей сухою стенною травой, а тамъ, гдѣ травы нѣтъ, Финиками и верблюжьимъ молокомъ; отъ такой пищи лошади ихъ крѣпки, худы, и необыкновенно сильны и быстры.

У степныхъ жителей Аравіи нѣтъ другого дома, кромѣ палатки; таже самая палатка служитъ у нихъ и конюшней, такъ что лошадь поневолѣ составляетъ у нихъ часть семейства, и Арабъ любитъ свою лошадь какъ свое дитя.

У одного очень бѣднаго Араба была чудесная лошадь. Ему предложили: не хочетъ-ли онъ продать ее за большую сумму? Сначала онъ и слушать не хотѣлъ, но потомъ нужда заставила его согласиться, и въ назначеный день онъ, печальный, скучный, явился съ своею лошадью къ Европейцу. Бѣдному Арабу показываютъ кучу денегъ, за которыя онъ согласился продать своего коня, и у него глаза разбѣжались; но потомъ онъ взглянулъ на свою лошадь, потомъ печально взглянулъ на деньги, опять на лошадь, и долго не рѣшался; однако недоумѣніе его скоро кончилось: «На кого я тебя оставлю? вскричалъ онъ въ отчаяніи; Европейцы тебя привяжутъ, будутъ тебя бить, ты будешь несчастна! Воротимся назадъ, моя красавица, радость дней моихъ; будь сестрой моимъ дѣтямъ!» Съ этими словами онъ вскочилъ на нее и изчезъ изъ глазъ удивленнаго Европейца.

Другой Арабъ долженъ былъ продать свою лошадь, и никогда уже не могъ утѣшиться. Онъ всякій день ходилъ ее смотрѣть, плакалъ, ласкалъ ее, гладилъ и говорилъ печальнымъ голосомъ: «Глаза мои, мое сердце, мое красное солнушко! Ни днемъ, ни ночью не знаю я покою, съ тѣхъ поръ, какъ тебя продалъ; ты вѣдь знаешь, газель моя, что я сдѣлалъ это поневолѣ; я воспитывалъ тебя какъ дочь свою, лелѣялъ пуще глаза. Я никогда ни билъ тебя, ни бранилъ. Богъ съ тобой, моя красавица.»

Однажды старый Арабъ не пришелъ повидаться съ своей лошадью: онъ умеръ съ горя.

Однажды, на пути изъ Дамаска въ Акру, толпа Арабовъ напала на караванъ, разбила его, но между тѣмъ какъ разбойники разбирали и дѣлили богатую добычу, отрядъ кавалеріи акрскаго паши напалъ на нихъ, многихъ перебилъ, остальныхъ забралъ въ плѣнъ и отправился назадъ. Одинъ изъ плѣнниковъ былъ раненъ пулей, но такъ какъ рана его была не смертельна, то взяли и его, и его лошадь. Ночью, на время отдыха, отрядъ остановился въ степи; раненый арабъ, съ связанными ногами, былъ брошенъ возлѣ палатки, гдѣ спали солдаты. Вдругъ слышитъ онъ, что его любимая лошадь заржала; онъ узналъ ее по голосу и не могъ утерпѣть, чтобы не повидаться еще разъ съ товарищемъ своей бурной и кочевой жизни. Съ большимъ трудомъ дотащился онъ до нея и горестно сказалъ: «Бѣдный другъ мой! что ты станешь дѣлать между Турками? Ты будешь въ плѣну, въ какой нибудь богатой конюшнѣ, съ лошадьми какого нибудь паши; женщины и дѣти ужъ не станутъ носить тебѣ верблюжьяго молока, не станутъ больше кормить тебя изъ рукъ отборными финиками и лучшимъ зерномъ; ты не станешь больше свободно бѣгать и носиться по степи, какъ вольный нашъ вѣтеръ; не разсѣкать тебѣ больше свѣжихъ волнъ рѣки, которыя освѣжали твою шерсть, бѣлую, какъ твоя пѣна; ежели я въ плѣну, такъ покрайней мѣрѣ ты будь на волѣ. Ступай, воротись къ твоей знакомой палаткѣ, скажи моей женѣ, что мужъ ея ужъ не вернется!….» Съ этими словами Арабъ зубами перегрызъ веревку, которою связаны были ноги его лошади, и снова припалъ къ землѣ, въ изнеможеніи отъ усталости и отъ раны. Вѣрная и умная лошадь поняла, что господинъ ея раненъ, не можетъ подняться; она опустила голову, обнюхала его, и схвативъ зубами за его кожаный поясъ, ускакала далеко, далеко въ степь, къ тому мѣсту, гдѣ стояло лагеремъ племя ея хозяина. Прибѣжавъ и бросивъ Араба къ ногамъ его жены, лошадь издохла отъ усталости; все племя плакало по ней, поэты воспѣвали ее въ своихъ пѣсняхъ и до сихъ поръ имя ея безпрестанно на языкѣ у Арабовъ, кочующихъ въ іерихонской степи.

Арабы гордятся умѣньемъ хорошо воспитать лошадь и иногда любятъ своихъ лошадей и любуются ими, какъ художники, какъ знатоки, а вовсе не такъ, какъ хозяева. "

У одного довольно зажиточнаго араба была удивительная лошадь, на удивленье всей Аравіи, красивая, статная и до такой степени быстрая, что никто еще ея не перегонялъ. Другому, также богатому Арабу, очень захотѣлось имѣть этого коня, и онъ предлагалъ за него хозяину неслыханную сумму, тотъ однакоже никакъ не соглашался, не слушая ни просьбъ, ни моленій своего пріятеля.

— Такъ я ее у тебя украду! вскричалъ наконецъ тотъ, выведенный изъ терпѣнія.

— Пожалуй, отвѣчалъ хозяинъ, можешь украсть, только ежели это тебѣ удастся, потому что я берегу ее пуще глаза; къ тому же она всегда со мной въ одной палаткѣ, такъ это будетъ трудно.

Надо замѣтить, что нравственность полудикихъ Арабовъ позволяетъ имъ иногда такія вещи, которыя вовсе были-бы непростительны Европейцу. Въ степи у себя Арабъ считаетъ ловкое воровство почти такимъ точно позволительнымъ дѣломъ, какъ и ловкую ѣзду, необузданную храбрость и страстную любовь къ своимъ необозримымъ, безграничнымъ степямъ.

Хозяинъ той лошади, о которой теперь у насъ идетъ рѣчь, сталъ присматривать за нею больше прежняго, спалъ вмѣстѣ съ нею, положа голову къ ней на плечо, и для большей безопасности нѣсколько ночей сряду не спалъ. Наконецъ усталость взяла свое; онъ заснулъ такъ крѣпко, что ловкій пріятель его воспользовался случаемъ и увелъ спорнаго коня. Почти въ туже минуту хозяинъ проснулся, примѣтивъ пропажу, и взревѣлъ съ досады какъ раненый звѣрь въ своемъ логовищѣ. Въ одинъ мигъ выскочилъ онъ изъ палатки, схватилъ первую попавшуюся лошадь и полетѣлъ въ погоню за похитетелемъ, который между тѣмъ тоже вскочилъ на украденнаго коня. И вотъ оба они мчатся по степи, одинъ за другимъ; одного подстрекаетъ страстное желаніе имѣть лучшую лошадь въ Аравіи, другому хочется воротить свою собственность; но въ тоже время хозяинъ съ удивленіемъ сталъ замѣчать, что онъ мало-по-малу догоняетъ своего несравненнаго скакуна на какой-то дрянной клячѣ. Ближе и ближе, такъ что наконецъ онъ поровнялся съ бѣглецомъ, и насмѣшливо смотритъ ему въ глаза. Воръ всѣми силами погоняетъ украденную лошадь и старается угадать секретъ, какъ погонялъ ее самъ хозяинъ.

У всякаго Араба есть непремѣнно какой-нибудь тайный знакъ, котораго особенно слушается его умная лошадь: иной дернетъ ее за гриву, другой потреплетъ по щекѣ, третій закроетъ ей рукой одинъ глазъ, и такъ далѣе. Эта лошадь также знала какой-то тайный знакъ, неизвѣстный вору.

Хозяинъ скакалъ возлѣ и внутренно сердился, что его скакуна могла догнать дрянная лошадь, за которую онъ не далъ-бы и волоска изъ гривы своего кони. Наконецъ онъ вышелъ изъ терпѣнія, и сердито сказалъ вору:

— Да ущипни ее за ухо, за лѣвое то ухо!….

Тотъ исполнилъ этотъ совѣтъ, и чудный конь какъ будто почуялъ хозяина, какъ будто ожилъ, и полетѣлъ какъ изъ лука стрѣла. Тогда настоящій его хозяинъ остановился, долго, съ любовью, смотрѣлъ ему вслѣдъ, потомъ пробормоталъ въ полголоса:

— Вотъ конь, такъ конь!…

И поѣхалъ шагомъ назадъ къ своей палаткѣ.

Магометъ въ своемъ Коранѣ удивительно картинно описываетъ сотвореніе лошади:

«Богъ позвалъ южный вѣтеръ, говоритъ онъ, и сказалъ ему: „Я хочу создать изъ тебя новое существо; сгустись и прими видимую форму.“ Вѣтеръ повиновался и явился на свѣтъ чудной красоты конь.» По этому сказанію, Магометане въ самомъ дѣлѣ думаютъ, что конь созданъ изъ вѣтра и чрезвычайно уважаютъ это животное, что не мѣшаетъ имъ однакоже съ удовольствіемъ ѣсть его мясо. По крайней мѣрѣ всѣ русскіе Татары, Киргизцы и другіе магометанскіе народы ѣдятъ лошадиное мясо (конину) и особенно вкуснымъ считаютъ мясо жеребятъ.

Отъ арабской породы лошадей произошло множество другихъ породъ, испанская, англійская, горская (черкесская), персидская, турецкая, туркменская, и пр. Изъ англійскихъ лошадей особенно знамениты скакуны, которые сложеніемъ своимъ немножко, напоминаютъ борзую собаку и хоть очень хороши, можетъ быть, какъ скакуны, но вовсе не красивы, какъ лошади.

Крымской породы лошади происходятъ также отъ арабскихъ и замѣчательны тѣмъ, что съ удивительною вѣрностью: ни когда не спотыкаясь, ходятъ по самымъ дурнымъ дорогамъ, по самымъ крутымъ и обрывистымъ тропинкамъ.

У башкирской лошади — большая голова и необыкновенное упрямство.

Очень замѣчательна у насъ въ Россіи порода небольшихъ, но очень крѣпкихъ и плотныхъ лошадокъ, именно вятская. ГОСУДАРЬ ПЕТРЪ I, узнавъ, что на рѣкѣ Обвѣ, въ Вятской губерніи, есть огромные луга тимофеевой травы, которую за границей нарочно сѣютъ, какъ лучшій кормъ для лошадей, переселилъ въ тѣ мѣста эту превосходную конскую породу изъ Лифляндіи, гдѣ она нынѣ уже почти перевелась. Вятки или обвинки въ послѣднее время распространились въ особенности по Симбирской губерніи.

Еще замѣчательны у насъ Мезенскія лошадки, маленькаго роста, но очень крѣпкія и терпѣливыя; онѣ извѣстны тѣмъ, что въ мезенскомъ уѣздѣ (Архангельской губерніи) гдѣ овесъ, ежели мѣстами и ростетъ, то не дозрѣваетъ, онѣ довольствуются самымъ плохимъ кормомъ, даже отчасти мохомъ, какъ сѣверные олени, а овса, этого лакомаго кушанья нашихъ лошадей, и не знаютъ, и если дадутъ, то не ѣдятъ.

Лошади вообще способны понимать многое, чего сначала за ними нельзя-бы и подозрѣвать:

О одного станціоннаго смотрителя была лошадь, которая привыкла по субботамъ и понедѣльникамъ получать лишнюю порцію овса, потому что въ эти дни было ей больше работы. Всякій разъ, какъ ямщикъ опаздывалъ въ извѣстное время приносить ей эту прибавочную порцію, она, въ нетерпѣніи, поднимала шумъ, стучала ногами, ржала изо всѣхъ силъ, такъ что поневолѣ вспоминали, что она забыта. А во всѣ остальные дни она стояла спокойно и очень хорошо знала, что прибавки ей не дадутъ.

Очень часто бывали примѣры, что лошадь, бывшая когда-то въ строю и потомъ проданная за старостью или по какой-нибудь болѣзни, возила воду или дрова, и какъ-будто забывала свою прежнюю славную службу; но случайно встрѣтивъ стройный рядъ конницы, услыхавъ громъ военной музыки, оживала, и, выпрямивъ свои старыя, обвислыя уши, изогнувъ по формѣ шею, со всѣхъ ногъ бросалась къ своимъ прежнимъ товарищамъ и занимала свое мѣсто въ строю.

Въ древнія времена было много знаменитыхъ лошадей, и между прочимъ всякій знаетъ, что у Александра Македонскаго былъ бойкій, неукротимый конь — Буцефалъ.

Тогда самыя славныя лошади были Ѳессалійскія, и изъ нихъ была одна, самая красивая изъ красивѣйшихъ, чрезвычайно бойкая, огненная. На груди у нея было нѣсколько природныхъ пятенъ, изъ которыхъ случайно выходило изображеніе бычачьей головы, почему она и прозвана Буцефаломъ. Хозяинъ ея считалъ, что она, по красотѣ своей, можетъ принадлежать только великому государю, и привелъ ее Филиппу Македонскому.

Вышли на поле ее пробовать, но никто ни изъ конюховъ, ни изъ знатныхъ лицъ свиты не могъ справиться съ необузданнымъ конемъ, который бѣсился и сбрасывалъ всякаго, кто только хотѣлъ на него сѣсть. Стали поговаривать даже, что надо прогнать хозяина и его бѣшеную лошадь. Молодой Александръ отвѣчалъ, что жаль потерять такого коня отъ простаго неумѣнья и трусости. Филиппъ упрекнулъ сына за то, что онъ по напрасну бранитъ его конюшихъ. «Я усмирю этого коня, отвѣчалъ Александръ, если мнѣ его дадутъ, и тогда увидимъ, кто правъ.» — «Хорошо, посмотримъ, отвѣчалъ Филиппъ; ежели ты усмиришь эту лошадь, то она будетъ твоя.»

Тогда Александръ взялъ Буцефала за узду и повернулъ его глазами прямо къ солнцу, такъ что онъ не могъ видѣть своей тѣни: Александръ примѣтилъ, что коня особенно пугала своя тѣнь и тѣнь того, кто собирился на него сѣсть. Не смотря на эту предосторожность, Буцефалъ все еще продолжалъ бѣситься и не стоялъ на мѣстѣ; Александръ принялся его ласкать и такъ удачно выбралъ минуту, что успѣлъ на него вскочить. Бѣшеный конь взвился на дыбы, повернулся, сталъ прыгать на одномъ мѣстѣ и всѣми силами старался сбросить смѣлаго всадника. Дѣло было на огромной равнинѣ; Александръ бросилъ поводья, да еще пришпорилъ Буцефала и стрѣлою полетѣлъ вдаль. Копь усталъ скорѣе всадника, и хотѣлъ отдохнуть, но Александръ снова его пришпорилъ, и снова началась отчаянная скачка до тѣхъ поръ, пока Буцефалъ не выбился изъ силъ и едва не упалъ отъ усталости.

Тогда онъ привелъ къ отцу коня совершенно укрощеннаго и послушнаго.

Съ тѣхъ поръ Буцефалъ сдѣлался любимымъ конемъ Александра, чуть-ли не другомъ его. Буцефалъ долженъ былъ признать Александра своимъ побѣдителемъ, и какъ будто сталъ гордиться такимъ господиномъ. Безъ сѣдла на немъ могъ ѣздить его конюхъ, но покрытый богатымъ чепракомъ, онъ никому не давалъ къ себѣ подойти, кромѣ царя; когда онъ чувствовалъ, что къ нему приближается Александръ, онъ становился на колѣна, чтобы ему удобнѣе было сѣсть; и такъ далѣе, древніе историки разсказываютъ много чудеснаго о необычайной понятливости Буцефала, но мы, конечно, не во всемъ будемъ имъ вѣрить.

Лошади способны также привязываться одна къ другой, и недавно, говорятъ, въ одномъ полку была очень старая лошадь, которую двѣ другія кормили: она сама не могла ужъ жевать, потому что съѣла зубы.

Съ перваго взгляду это выраженіе: съѣла зубы — покажется очень страннымъ, но надо замѣтить, что это вовсе не значитъ, будто она свои зубы проглотила; совсѣмъ нѣтъ; а вотъ въ чемъ дѣло: Зубы у лошади довольно мягки, такъ что отъ жеванья, въ продолженіи многихъ лѣтъ, мало по маму стираются, изнашиваются, но очень рѣдко лошадь доживетъ до того, что совсѣмъ съѣстъ зубы.

Кромѣ этого выраженія: съѣсть зубы, есть и въ нашемъ языкѣ, и во всякомъ другомъ — множество словъ, которыми простой народъ и вообще люди, часто обращающіеся съ различными животными, означаютъ разныя ихъ части и разныя обстоятельства ихъ жизни. Напримѣръ народъ говоритъ, что волкъ рѣжетъ скотину, а медвѣдь деретъ или ломаетъ ее; волчій хвостъ называется у насъ въ народѣ полѣномъ, а лисій — трубой; напустить собакъ въ лѣсъ, чтобы онѣ выгнали оттуда звѣря, называется у охотниковъ: закинуть собакъ въ островъ, хоть лѣсъ и вовсе не окруженъ со всѣхъ сторонъ водою; вмѣсто: собаки выгоняютъ звѣря, охотники говорятъ: выживаютъ или ставятъ звѣря; морда лягавой собаки называется у нихъ чутьемъ, а когда собака, открывъ дичь, неподвижно останавливается на одномъ мѣстѣ, то говорятъ, что она дѣлаетъ стойку; большія стада овецъ называются отарами; хвостъ бобра называется лопатой, а хвостикъ зайца — цвѣткомъ; вмѣсто: зайцы по ночамъ бѣгаютъ, говорятъ: зайцы жируютъ; клыки слона и мамонта, для отличія отъ клыковъ другихъ" животныхъ, называются бивнями; клыки свиньи зовутъ иногда копалами, а отрубистую, круглую оконечность ея морды, съ двумя носовыми отверзтіями, зовутъ пятакомъ.

О лошадяхъ, которыя чаще всѣхъ остальныхъ животныхъ подъ рукой у человѣка, составилось въ нашемъ языкѣ множество такихъ словъ, которыхъ, конечно, мы проводить здѣсь не будемъ.

Извѣстна, напримѣръ, старинная пословица, что даровому коню въ зубы не смотрятъ. Она произошла отъ того, что по зубамъ лошади можно узнать сколько ей лѣтъ, и чѣмъ моложе лошадь, тѣмъ лучше, потому что она можетъ больше прослужить. Обыкновенный вѣкъ лошади, при работѣ не слишкомъ изнурительной, двадцать пять лѣтъ, слѣдовательно служить она можетъ лѣтъ двадцать; но пятнадцатилѣтняя лошадь считается уже старою.

На югѣ и востокѣ Россіи — безчисленное множество лошадей, которыя ходятъ табунами и зиму и лѣто на свободѣ; это лошади степныя, но не дикія, потому что черезъ нѣсколько дней послѣ того, какъ онѣ пойманы, совершенно привыкаютъ къ человѣку и повинуются ему очень охотно. Больше всего лошадей встрѣчается у Киргизовъ Внѣшней Орды, между которыми есть богачи, владѣющіе нѣсколькими тысячами лошадей. Лошади и овцы составляютъ все богатство степнаго жителя, который мѣняетъ на скотъ свой у осѣдлыхъ жителей все. что ему нужно, и цѣнитъ всякую вещь сравнительно съ овцою, конемъ или верблюдомъ. Но степныя киргизскія лошади вовсе не то, что

ДЖИГЕТАЙ или КУЛАНЪ, котораго французы неправильно называютъ дикимъ конемъ. Джигетай водится большими табунами въ степяхъ Средней Азіи и Дауріи. Онъ частію походитъ на лошадь, а частію на осла; цвѣтомъ бываетъ всегда желтовато-рыжій, съ темными ногами и черной полосой по всей спинѣ. Онъ очень силенъ, бѣгаетъ необыкновенно скоро, такъ что никакая лошадь не можетъ его догнать; кромѣ того обоняніе и слухъ его очень остры, такъ что Монголамъ, которые убиваютъ его ради очень вкуснаго его мяса, очень трудно бываетъ его подкараулить. Джигетай, пойманный хоть и смолоду, никогда не привыкаетъ къ человѣку, и ни въ какую работу или ѣзду не дается. Къ роду лошади принадлежитъ также и

ЗЕБРА (Equus zebra, Linn. Le Zèbre. Das Zebra.), побольше джигетая, ростомъ съ нашу обыкновенную вятку.

Она особенно замѣчательна своей красивой бѣлой шерстью съ очень правильными черными полосами.

Это красивое животное водится довольно большими стадами въ степяхъ южной Африки, только не на равнинахъ, а всегда въ горахъ. Зебра не такъ проворна, какъ джигетай, однако также очень скоро бѣгаетъ, такъ что и лошади ее не догнать. Питается она сухою травой, которая ростетъ на обрывахъ, на каменистыхъ скалахъ; чутье у нея превосходное, такъ что она очень далеко слышитъ охотника и бѣжитъ еще прежде, нежели ея замѣтятъ. По этому возможно подойти къ ней на ружейный выстрѣлъ развѣ только какъ нибудь случайно, а захватить живую нельзя иначе, какъ очень маленькую, убивъ сперва мать.

Голландцы Мыса Доброй Надежды напрасно всѣми мѣрами старались пріучить ее къ человѣку и сдѣлать ручною. Въ какомъ возрастѣ ни была-бы она захвачена, вѣчно остается неукротимою, вѣчно капризна и упряма, такъ что ни въ работу, ни для верховой ѣзды не годится.

ОСЕЛЪ (Equus asinus, Linn. L’Ane. Der Esel), называемый въ нѣкоторыхъ мѣстахъ Россіи, гдѣ живутъ Азіатцы, ишакъ, — одно изъ самыхъ несчастныхъ животныхъ, передъ которымъ человѣкъ давно и много виноватъ. Оселъ животное трудолюбивое, понятливое, полезное, однакоже не смотря на все это, въ тѣхъ странахъ, гдѣ онъ водится, на него смотрятъ съ презрѣніемъ и обращаются съ нимъ очень дурію. И за что это презрѣніе? За то что оселъ, сравнительно съ лошадью, не такъ красивъ, за то что у него нѣтъ ея красивыхъ формъ, ея маленькой головки, ея шеи, изогнутой дугой, ея блестящихъ глазъ, ея легкой, граціозной поступи; за то что у него нѣтъ воинственнаго духа и легкости коня. Но надо помнить, что у него есть еще другія качества, едва ли не лучше и не полезнѣе лошадиныхъ. Давнымъ давно и всѣмъ извѣстна поговорка о глупости осла, но и поговорка эта доказываетъ только несправедливость и неблагодарность человѣка, который не могъ-бы извлекать столько пользы изъ осла, еслибы въ этомъ животномъ не было послушанія и слѣдовательно извѣстной степени понятливости.

Оселъ удивительно умѣренъ, довольствуется самымъ грубымъ и дурнымъ кормомъ, даже охотно ѣстъ бурьянъ, чертополохъ и репейникъ, и этой даже дрянной травы ѣстъ немного; пьетъ онъ также мало, только ему нужна вода чистая, прозрачная; онъ удивительно чистоплотенъ, боится замочить себѣ ноги и непремѣнно обходитъ всякую грязь; онъ очень любитъ своихъ дѣтенышей, любитъ также своего господина, узнаетъ его, ласкается къ нему, даже ежели съ нимъ и не хорошо обращаются.

Въ мѣстахъ гористыхъ оселъ даже лучше и полезнѣе лошади, потому что можетъ снести на спинѣ такую же тяжесть, какъ она, да, кромѣ того, такъ вѣрно и осторожно ходитъ по камнямъ, скаламъ и самымъ обрывистымъ тропинкамъ, что ни разу не споткнется тамъ, гдѣ лошадь двадцать разъ сломала-бы себѣ шею. Походка его спокойна и не такъ тряска, какъ лошадиная; на немъ очень хорошо ѣздить женщинамъ и дѣтямъ.

У насъ держатъ осла почти только на Кавказѣ, и вообще онъ любитъ теплый и умѣренный климатъ и приноситъ большую пользу, какъ вьючная и верховая скотина, въ Испаніи, Франціи, Италіи и на всемъ Востокѣ. Оселъ работаетъ неутомимо, но не охотно бѣгаетъ, и за это пріобрѣлъ дурную славу лѣнтяя; только онъ не виноватъ, что у него вовсе не такая натура, чтобы бѣгать. Оселъ упрямится почти только тогда, когда отъ него требуютъ работы сверхъ силъ, и ежели сѣдокъ на немъ слишкомъ тяжелъ, и ежели сверхъ того онъ больно дерется, то часто наказываетъ онъ его тѣмъ, что вмѣстѣ съ нимъ ложится въ грязь или въ лужу, и тогда — никакими побоями, никакими истязаніями невозможно заставить его встать и продолжать путь.

У осла голова толстая, соразмѣрно съ тѣломъ большая, уши длинныя и широкія, хвостъ почти какъ у коровы, а цвѣтъ шерсти сѣрый, почти какъ у мыши. Крикъ его нестерпимо пронзителенъ, и походитъ на протяжное ржаніе съ какимъ-то визгомъ и икотой.

Не смотря на такую незавидную наружность, на непріятный голосъ, и вообще на дурную славу лѣности и упрямства, оселъ способенъ однакоже на такія вещи, какихъ за нимъ и подозрѣвать трудно. Напримѣръ его можно до нѣкоторой степени образовать. Когда-то показывали за деньги ученаго осла, который отвѣчалъ на вопросы своего хозяина да и нѣтъ всегда очень кстати, знаками головы; ударами копыта онъ считалъ часы и минуты; показывалъ кто изъ его зрителей самый веселый, кто самый скучный, показывалъ которое дитя самое жадное.

Бывали ослы — даже охотники до художествъ.

Однажды три пріятеля прогуливались въ полѣ. У одного изъ нихъ, большаго любителя музыки, была флейта, на которой онъ для развлеченія сталъ играть. На томъ же самомъ полѣ паслось стадо ословъ; при первыхъ звукахъ флейты всѣ они перестали щипать траву и остановились неподвижно, чтобы слушать, очень ясно показывая своей физіономіей, что имъ пріятно. Два осла, должно быть болѣе любители, нежели остальные, медленно, молча, потихоньку подошли сзади къ музыканту, и, какъ будто боясь проронить малѣйшій звукъ, положили къ нему на плеча свои толстыя морды и оставались въ такомъ положеніи безъ движенія до тѣхъ поръ, пока онъ пересталъ играть.

Исторія разсказываетъ даже объ одномъ ослѣ, большомъ любителѣ поэзіи.

У Аммонія, который читалъ въ Александріи курсъ поэзіи, былъ очень мудрый оселъ. На лекціяхъ Аммонія собиралось множество народу, и между ними всегда былъ его оселъ, на которомъ пріѣзжалъ профессоръ. Оселъ обыкновенно не хотѣлъ дожидаться его у дверей, входилъ вмѣстѣ съ господиномъ своимъ въ аудиторію и помѣщался въ числѣ его слушателей. Никто во всю лекцію не былъ внимательнѣе и молчаливѣе его; онъ такъ любилъ поэзію, что забывалъ для нея и ѣсть и пить. Подъ самый носъ ему можно было положить самаго лучшаго репейнику или чертополоху, и онъ не прикасался къ этому лакомому кушанью до тѣхъ поръ, пока продолжалось чтеніе поэмы. Ежели стихи были хороши и по его вкусу, то онъ одобрительно покачивалъ головой, а ежели дурны, то съ нетерпѣніемъ хлопалъ ушами, когда же читать дурныхъ стиховъ не переставали, онъ позволялъ себѣ даже сперва насмѣшливо, а потомъ и сердито ревѣть и кричать.

Жители Востока лучше Европейцевъ умѣютъ цѣнить заслуги осла, обращаются съ нимъ справедливѣе, и тщательнѣе за нимъ ходятъ.

Въ Египтѣ и въ Аравіи ослы и ростомъ больше, и красивѣе европейскихъ, между которыми лучше другихъ испанскіе; походка у нихъ легкая и вѣрная, и на нихъ ѣздятъ верхомъ и купцы, и самые богатые частные лица, и самыя знатныя дамы. Въ Капрѣ на ослѣ ѣздитъ всякій, кромѣ военныхъ; въ этомъ городѣ нѣтъ ни каретъ, ни дрожекъ, за то на всякомъ перекресткѣ множество осѣдланныхъ ословъ вмѣсто нашихъ извозчиковъ.

Оселъ вообще терпѣливѣе лошади, да, кромѣ того, и кормить его легче, такъ по этому магометанскіе богомольцы ѣздятъ въ Мекку всегда почти на ослахъ.

Мясо ослиное чрезвычайно дурно и невкусно; говорятъ даже, что оно очень вредно; за то молоко ослицы — испытанное и вѣрное средство противъ многихъ болѣзней, въ особенности противъ болѣзней грудныхъ. Кожа ослиная очень очень крѣпка и упруга, и потому ее съ пользою употребляютъ на разныя издѣлія; изъ нея дѣлаютъ сита, решета, барабаны, очень прочные башмаки, и наконецъ толстый пергаминъ.

Въ родѣ осла животное

МУЛЪ (Equus mulus. Le Mulet. Dus Mault hier) — въ теплыхъ и умѣренныхъ краяхъ особенно полезно для верховой ѣзды и для носки тяжестей въ горахъ.

Ростомъ мулъ больше осла, и гораздо красивѣе, уши у него меньше, шерсть короче и глаже; и по силѣ своей онъ гораздо полезнѣе осла тамъ, гдѣ оба они употребляются.

Вся красота мула, сравнительно съ осломъ состоитъ въ томъ, что онъ наружностью гораздо ближе подходитъ къ лошади, рѣже бываетъ боленъ, не такъ разборчивъ на пищу, и вѣрнѣе ходитъ; больше всего употребляется онъ теперь въ гористыхъ мѣстахъ Испаніи, и кое гдѣ въ Америкѣ.

Разрядъ: Двукопытныя или Жвачныя. (Ruminants.)

На каждой ногѣ у нихъ по два пальца, съ копытами, вмѣсто когтей; иногда по выше и позади этихъ двухъ пальцевъ бываетъ еще два, на которые однакоже животное не ступаетъ. Почти никогда въ верхней челюсти нѣтъ рѣзцовъ, а въ нижней отъ шести до осьми, которыми животное срѣзываетъ траву, загребая ее языкомъ и прижимая верхней губой. У нѣкоторыхъ жвачныхъ есть небольшіе клыки (у верблюда), у другихъ значительный промежутокъ до коренныхъ зубовъ, широкихъ и плоскихъ, числомъ всего двадцать четыре.

Другое названіе этого разряда животныхъ, Жвачныя, — очень не красиво, но обстоятельство, по которому оно имъ дано, очень любопытно, какъ любопытно въ природѣ все. Желудокъ этихъ животныхъ устроенъ совершенно особеннымъ образомъ, вовсе на такъ, какъ у всѣхъ другихъ, о которыхъ мы до сихъ поръ говорили. У нихъ желудокъ состоитъ изъ четырехъ частей, отдѣленныхъ одна отъ другой перехватами. На нашемъ рисункѣ надо представить себѣ сверху горло, совершенно отрѣзанное прочь. Сначала вся наскоро пережеванная и проглоченная пища идетъ прямо въ первое и самое большое отдѣленіе желудка, А, которое у мясниковъ называется рубцомъ или требушиной. Тамъ пища остается довольно долго, задержанная волокнистымъ и мясистымъ перехватомъ отверзтія, а другое отверзтіе ведетъ изъ этого отдѣленія желудка въ другое, небольшое, одѣтое внутри сѣтчатыми ячейками, которое называется рукавъ, В. Изъ рукава пищѣ некуда выйти, какъ опять тудаже, откуда вошла, въ горло. Въ самомъ дѣлѣ такъ и дѣлается. Когда двукопытное животное наѣлось, то-есть наполнило себѣ пищей все первое отдѣленіе желудка, рубецъ или требушину, тогда оно болѣе не ѣстъ, а успокоивается совершенно, ложится отдыхать, или нѣтъ, но во всякомъ случаѣ небольшимъ непримѣтнымъ усиліемъ выталкиваетъ часть проглоченной пищи во второе отдѣленіе желудка, а оттуда назадъ, въ горло, оттуда въ ротъ и снова на досугѣ хорошенько ее пережевываетъ. Про это говорится, что животное отрыгаетъ жвачку, и жуетъ жвачку. Во второй разъ проглоченная пища идетъ уже прямо въ третье отдѣленіе, D, которое у мясниковъ называется листовымъ желудкомъ или книжкой, потому что состоитъ внутри изъ множества продольныхъ складокъ, въ видѣ листовъ. Послѣднее отдѣленіе желудка, въ которое пища переходитъ изъ третьяго, есть сычугъ, C; это уже настоящій желудокъ, какъ у другихъ животныхъ; въ немъ пища окончательно переваривается и идетъ обыкновеннымъ порядкомъ далѣе. Вода, которую животное пьетъ, идетъ прямо въ первое отдѣленіе, въ требушину.

Большая часть двукопытныхъ животныхъ рогаты, и рога служатъ имъ для обороны. У нѣкоторыхъ, напримѣръ у верблюда, нѣтъ роговъ, и онъ, для обороны, лягается какъ лошадь и оплевываетъ непріятеля своего жвачкой. Рога у различныхъ животныхъ бываютъ разные: сплошные, то-есть весь рогъ одного вещества, напримѣръ у оленя; полые, то-есть пустые внутри, какъ будто надѣтые на костяную подставку, у быка, барана, козла и серны; у коровы и сайги рога гладкіе; у барана и козла — въ рубцахъ и шершавые; у оленя вѣтвистые; у иныхъ жвачныхъ рога развалистые (у быка), у другихъ крючковатые (у серны), у третьихъ свитые витушкой (у барана), или почти прямые (у козла), или слегка выгнутые лирой (у сайги) и пр. Сверхъ того у нѣкоторыхъ двукопытчатыхъ рога сваливаются каждый годъ, какъ у оленя, и потомъ опять выростаютъ; а большая часть прочихъ носитъ постоянно во всю жизнь одни и тѣже.

Жвачныя животныя раздѣляются по этому на два подъотдѣленія, на безрогихъ (верблюдъ, льама, кабарга) и на рогатыхъ (быкъ, баранъ, козелъ, олень). Послѣднія еще могутъ быть подраздѣлены на 1) жвачныхъ о плотныхъ и смѣнныхъ рогахъ (олень), 2) о рогахъ плотныхъ безсмѣнныхъ (жирафъ), и 3) о рогахъ безсмѣнныхъ и пустыхъ внутри (сайга, серна.)

Почти всѣ жвачныя животныя очень смирны, и большая часть изъ нихъ обращены человѣкомъ въ домашнихъ животныхъ, потому что они чрезвычайно полезны. Домашній скотъ служитъ намъ въ упряжи, пашетъ землю, ворочаетъ мельницы и другія машины; онъ даетъ намъ молоко, изъ котораго добываемъ сливки, масло, творогъ, сыръ и проч., шерсть на сукна и другія ткани, на войлоки и для набивки разныхъ вещей; мясо, которое въ разныхъ видахъ служитъ намъ главнѣйшею пищей; кожу, на обувь, упряжъ обивку, и проч.; сало, на освѣщеніе, на смазку колесъ, на выдѣлку мыла, и проч.; рога и кости — на гребни, черенки и множество издѣлій; копыта; изъ которыхъ вмѣстѣ съ обрѣзками кожи и другими остатками вывариваютъ столярный клей, и такъ далѣе…

Жвачныя безрогія. (Ruminants sans cornes.)

Отличаются тѣмъ, что у нихъ нѣтъ роговъ и есть рѣзцы въ обѣихъ челюстяхъ; сверху обыкновенно два, а снизу шесть.

Родъ: ВЕРБЛЮДЪ (Camelus, Linn.) большое животное, которое рѣзко отличается отъ другихъ тѣмъ, что у него на спинѣ одинъ или два большіе горба. Тридцать четыре зуба, именно: два рѣзца сверху и шесть снизу; по два клыка въ каждой челюсти; двѣнадцать коренныхъ въ верхней и десять въ нижней челюсти. Оба пальца, на всѣхъ ногахъ, срослись мозолистой подошвой.

ВЕРБЛЮДЪ бываетъ двухъ видовъ:

ОДНОГОРБЫЙ, наръ или дромедаръ (Camelus dromedarius, Linn. Le Dromadaire. Das Dromedar.) и

ДВУГОРБЫЙ (Camelus bactrianus, Linn. Le Chameau. Das Trampelthier.)

Народъ нашъ въ пріазіатскихъ губерніяхъ называетъ обыкновенно эти два вида верблюда: объ одной кочкѣ и о двухъ кочкахъ. Горбы верблюда вовсе не костяные наросты, какъ можетъ быть иной подумаетъ съ перваго взгляда; горбы или кочки состоятъ изъ хрящеватаго, жирнаго нароста. Животное это вполовину выше и длиннѣе быка; у него длинная, выгнутая дугою внизъ шея, небольшая голова и уши, верхняя губа раздвоена, хвостъ не великъ, шерсть желтобурая, иногда рыжѣе, темнѣе или свѣтлѣе, а изрѣдка даже почти бѣлая; лѣтомъ она коротка и рѣдка, зимой гуще; кочки и шея верблюда косматы.

Неуклюжее, неповоротливое, но чрезвычайно полезное животное это водится въ тепломъ и среднемъ поясахъ и притомъ только въ сухихъ почти совершенно безплодныхъ степяхъ, составляя тамъ домашнюю скотину; но въ дикомъ состояніи его нѣтъ нигдѣ. Двугорбаго держатъ въ Персіи, въ Туранѣ, Монголіи,

Китаѣ, а у насъ — въ Крыму, въ Астраханской губерніи и Киргизской степи; одногорбый водится въ Африкѣ, Аравіи, а частію также средней Азіи; но шерсть на немъ не такъ густа, короче, нежели у перваго и потому онъ не такъ хорошо переноситъ зиму.

Безконечно предусмотрительная природа въ каждой странѣ, въ каждомъ климатѣ поселила такихъ животныхъ, которымъ въ каждомъ мѣстѣ жить и удобно и необходимо. Въ плодоносныхъ краяхъ Азіи и Африки нуженъ былъ слонъ, который можетъ переносить ужасные жары; онъ легко можетъ удовлетворять своему огромному апетиту тамъ, гдѣ земля покрыта безчисленнымъ множествомъ деревьевъ и травъ; его сила и понятливость нужны были Индѣйцамъ для того, чтобы они могли извлекать пользу изъ необычайно плодородной своей почвы.

Въ Аравіи, обширной и жаркой странѣ, почти безплодной, пустынной, гдѣ мало корму и еще меньше воды, нуженъ былъ верблюдъ.

Верблюдъ въ самомъ дѣлѣ — самое умѣренное изо всѣхъ животныхъ, онъ можетъ пробыть десять и даже пятнадцать дней не пивши; онъ не ѣстъ и не пьетъ, а между тѣмъ не перестаетъ служить; ѣстъ не больше осла, а тяжестей носитъ отъ шестнадцати до двадцати двухъ пудовъ, и въ день можетъ пройти отъ шестидесяти до семидесяти верстъ. Во время продолжительныхъ путешествій, иной разъ нѣсколько недѣль сряду, онъ довольствуется самою грубою пищей, жесткой травой, почти сожженной солнцемъ; иногда въ цѣлый день ему даютъ одинъ только шарикъ изъ хлѣба, а для отдыха только часъ. Его плоская, широкая, мозолистая нога такъ приспособлена къ ходьбѣ по сухой, песчаной почвѣ, что въ мѣстахъ сырыхъ онъ почти не можетъ ходить, скользитъ и падаетъ безпрестанно.

Жители Аравіи и песчаныхъ африканскихъ степей считаютъ верблюда самымъ драгоцѣннымъ даромъ неба и по справедливости называютъ его кораблемъ пустынь; безъ него они не могли-бы ни существовать, ни торговать, ни путешествовать.

Они иногда ѣдятъ его мясо, питаются его молокомъ, изъ шерсти его, которая линяетъ и возобновляется каждый годъ, они дѣлаютъ красивыя и прочныя ткани.

Но это еще не все: гдѣ нибудь въ необозримой и безконечной степи сочится изъ земли маленькій, непримѣтный источникъ свѣжей воды, и арабъ, томимый самою несносною жаждой, проѣдетъ отъ него въ двухъ шагахъ и не примѣтитъ; но верблюдъ, его вѣрный другъ, откроетъ этотъ источникъ, почуетъ его за версту и привезетъ къ нему своего усталаго хозяина. А ежели знойное солнце изсушило всѣ источники, ежели часы и дни проходятъ, а караванъ не находитъ ни капли воды, тогда кто спасетъ его отъ ужасной смерти? Опять верблюдъ, только на этотъ разъ цѣною своей собственной жизни. Около перваго отдѣленія желудка верблюда, около требушины, есть особенный прибавочный мѣшокъ, котораго нѣтъ у другихъ жвачныхъ; въ этомъ мѣшкѣ долго сохраняется довольно чистая вода, которую онъ самъ изрѣдка и по немногу выжимаетъ себѣ въ горло, чтобы смачивать слишкомъ сухую пищу. Въ крайности, когда смерть отъ жажды почти уже не минуема, путники убиваютъ верблюда и пьютъ эту воду, которая, конечно, не свѣжа, тепла, имѣетъ не совсѣмъ пріятный вкусъ, но все таки надолго можетъ утолить мучительную жажду путешественниковъ.

Въ африканскихъ и аравійскихъ степяхъ часто свирѣпствуетъ ужасный вѣтеръ, жаркій, удушливый, который несетъ цѣлыя тучи мелкаго степнаго песку и налетаетъ такъ неожиданно, что засыпаетъ иной разъ цѣлые караваны; и тутъ, и въ этотъ вѣтеръ опять верблюдъ спасаетъ человѣка отъ вѣрной смерти. У верблюдовъ есть такое чутье, которымъ они за два или за три часа чувствуютъ приближеніе страшнаго вѣтра; тогда они останавливаются, обратясь къ сторонѣ, противуположной вѣтру, ложатся и зарываютъ себѣ морду въ песокъ. Ни чѣмъ уже невозможно бываетъ заставить верблюда перемѣнить принятое положеніе, и онъ пролежитъ такимъ образомъ хоть два дня, покамѣстъ буря не пройдетъ совершенно.

Такое предчувствіе никогда ихъ не обманываетъ; безъ него, посреди огромной степи, и люди, и лошади были бы врасплохъ захвачены вѣтромъ, не успѣли-бы принять нужныхъ предосторожностей и всѣ задыхались-бы отъ жаркаго вѣтра и тучь мельчайшаго краснаго степнаго песку.

Верблюдъ ходитъ и въ упряжи, въ ярмѣ, какъ напримѣръ у насъ въ Крыму, но онъ болѣе сроденъ ко вьюку, и въ этомъ отношеніи незамѣнимъ въ степныхъ караванахъ, по быстротѣ и дешевизнѣ его содержанія. Когда верблюда нужно навьючивать, то есть взваливать ему на спину тяжести, которыя онъ долженъ переносить, хозяинъ только дѣлаетъ ему знакъ и послушное животное тотчасъ становится на колѣна и ложится; ежели верблюдъ навьюченъ не слишкомъ тяжело, то самъ встаетъ; а ежели вьюкъ выше его силъ, то онъ начинаетъ упрямиться, жалобно, протяжно и невыносимо пронзительно рычитъ, однакоже встаетъ, и съ покорностью идетъ подъ вьюкомъ до послѣдняго изнеможенія, и если уже ляжетъ, то болѣе не въ силахъ подняться.

Верблюды ходятъ обыкновенно караванами. Предводитель каравана обыкновенно сидитъ верхомъ на первомъ, а остальные слѣдуютъ за нимъ безо всякаго понужденія; не надо ихъ ни бить, какъ лошадь, ни колоть въ голову, какъ слона; но ежели они слишкомъ устали отъ продолжительной и дальней дороги, идутъ медленно и опустя голову, то Арабы поддерживаютъ ихъ бодрость какими нибудь пѣснями или музыкой. Тогда они забываютъ усталость, голодъ, жажду; они идутъ въ тактъ съ пѣсней, медленно, если она медленна, а ежели пѣвецъ мало по малу поетъ скорѣе и скорѣе, то и они прибавляютъ шагу.

Когда пѣсня кончена, караванъ останавливается, верблюды становятся на колѣна, ложатся, и хозяинъ развязываетъ у нихъ на спинѣ веревку, которая держитъ висящій по обѣ стороны тѣла вьюкъ. Верблюдъ остается въ такомъ положеніи и засыпаетъ посреди своей ноши, которую потомъ опять связываютъ такъ же легко, какъ развязали. Цѣлую ночь онъ не двигается съ мѣста, такъ что хозяинъ его вовсе о немъ не заботится. Ежели случайно караванъ встрѣтить пастбище, то верблюдовъ пускаютъ пощипать травы: въ часъ они наѣдятся на цѣлый день и напьются только одинъ разъ на двѣ недѣли. Въ Аравіи водится особая порода одногорбаго верблюда, бѣгуны или рысаки, которые употребляются для верховой ѣзды, славятся скоростію своего бѣга и даже обгоняютъ добрую лошадь.

Для жителя степной Аравіи, бедуина, верблюдъ вовсе не животное, не вьючная скотина, которая годится только на то, чтобы его возить; нѣтъ, верблюдъ ему другъ, товарищъ; онъ дѣлитъ съ нимъ и радость, и горе; въ степяхъ, во время продолжительныхъ путешествій, онъ разговариваетъ съ нимъ, разсказываетъ ему старинныя преданія, древнія сказки. Когда бедуинъ доволенъ своимъ дромедаромъ, то разсказываетъ ему о тѣхъ верблюдахъ, которые были его предками, говоритъ, что племя, отъ котораго онъ произходитъ, славится дальними путешествіями, обѣщаетъ ему счастливую старость и многочисленное потомство, увѣряетъ, что онъ вѣчно будетъ ему другомъ, и разсказываетъ ему знаменитые подвиги своихъ собственныхъ предковъ. Изрѣдка дѣлится съ нимъ и удовольствіемъ куренія, пуская ему въ носъ табачнаго дыму, и увѣряетъ, что онъ всѣми силами будетъ стараться о томъ, чтобы сдѣлать его счастливымъ.

Но ежели степь страшно суха и безплодна, ежели верблюду не хочется идти впередъ, то хозяинъ осыпаетъ его бранью и укаризнами. «Знаешь-ли ты, сынъ собаки, говоритъ онъ тогда, что ты произходишь отъ гадкаго и трусливаго племени? Ты забываешь, что ты мой рабъ? И дѣтямъ твоимъ, и всему потомству твоему разскажу я, что ты трусъ, что ты ведешь себя неблагородно! Знаешьли ты, что я всегда кормилъ твоихъ предковъ, что я выкормилъ тебя самого? Нѣтъ, а вижу, что все мое добро прахомъ пошло, что ты просто — неблагодарный!…»

Говорятъ, что верблюдъ иногда бываетъ чувствителенъ къ такимъ укоризнамъ и храбро продолжаетъ путь.

Когда верблюдъ, при недостаткѣ пищи, худѣетъ, то горбы или кочки его почти пропадаютъ, потому-что жиръ ихъ обращается на питаніе тѣла; остается только обвислая, мохнатая кожа.

Верблюдъ живетъ до тридцати пяти лѣтъ, а служитъ лѣтъ двадцать или двадцать пять.

Въ степныхъ военныхъ походахъ нашихъ, а также и у Французовъ въ Африкѣ, и Англичанъ въ Индіи верблюда ничѣмъ невозможно замѣнить; гдѣ вовсе нѣтъ ѣзжалыхъ дорогъ, вода солоновата и кормъ грубый, тамъ мѣсто обозовъ на колесахъ должны заступить вьючные караваны. Въ степномъ поискѣ нашемъ противу Хивы, въ 1839 году, около Оренбурга собрано было для этой цѣли до двѣнадцати тысячъ верблюдовъ.

Родъ: ЛЬАМА (Came lus llama, Linn. Llama, жителей Перу. Le Lama, Buff. Das Lama) имѣетъ тридцать зубовъ: два рѣзца сверху и шесть снизу; по два клыка каждой челюсти; десять коренныхъ сверху и восемь снизу. Пальцы (по два на ногѣ) не срослись; верхняя губа раздвоена. Ростомъ она отъ земли до спины — аршина полтора.

ЛЬАМА походитъ на маленькаго верблюда, но шея у нея прямѣе, кочекъ нѣтъ, шерсть и уши длиннѣе, а хвостъ короче. Головка у нея поменьше, красивѣе, круглые, на выкатѣ глаза ея живы, взглядъ быстрый и очень скрашенный длинными, густыми рѣсницами. У дикой льамы шерсть рыжебурая, а у ручной всякая, часто пятнами, иногда совсѣмъ бѣлая.

Прежде, до завоеванія Испанцами Америки, тамъ не было другой вьючной скотины, кромѣ льамы; и до сихъ поръ она употребляется, для той же цѣли, но ужъ не такъ много, какъ прежде, потому что ее выгодно замѣнили лошади и мулы.

Она слаба, можетъ снести на себѣ всего пуда три клади, а ежели чувствуетъ, что ноша для нея слишкомъ тяжела, то не встанетъ, точно верблюдъ, до тѣхъ поръ, покамѣстъ ее не облегчатъ. И далеко идти льама не можетъ, сдѣлаетъ въ день верстъ десять или двѣнадцать, и болѣе уже не въ состояніи; кромѣ того ей нужно отдыхать по крайней мѣрѣ два дня въ недѣлю. Ходитъ она довольно медленно, но поступь ея такъ вѣрна, что она легко идетъ по всякимъ ущельямъ, по краямъ скалъ, по краямъ такихъ страшныхъ пропастей, что туда легко свалиться не только человѣку, но и мулу. По этому горные жители еще употребляютъ иногда льаму на самыхъ непроходимыхъ горныхъ дорогахъ. Если льама работаетъ черезъ силу, ежели она уже устала, а ее все еще торопятъ и понукаютъ, то она дѣлаетъ нѣсколько усилій, потомъ, понуривъ голову, приходитъ въ отчаяніе, ложится на землю, и ее скорѣе можно убить, чѣмъ заставить снова подняться на ноги; кромѣ того, ежели принуждать ее встать побоями, она непремѣнно разобьетъ себѣ голову о первый попавшійся камень.

Впрочемъ льама — животное чрезвычайно кроткое, никого не обижаетъ, и вмѣсто всякой защиты только плюетъ на своего непріятеля или на того, кто ее бьетъ. Она очень умѣренна, ѣстъ сѣно и всякую дрянную траву и можетъ нѣсколько дней обойтись безъ питья, потому что у нея, какъ у верблюда, въ желудкѣ есть особенное отдѣленіе для запасной воды.

Въ южной Америкѣ, въ горахъ, водится дикая льама, которая можетъ быть только домашняя, возвратившая себѣ свободу. Водится она довольно большими стадами, на вершинахъ самыхъ высокихъ горъ, около тѣхъ мѣстъ, гдѣ начинаются вѣчные снѣга. Отъ преслѣдованія собакъ все стадо дикихъ льамъ кидается въ неприступныя скалы, перепрыгивая огромныя пропасти, гдѣ всякое другое животное непремѣнно сломитъ себѣ шею.

АЛЬПАКА (Lama расо. Less. Camelus paces, ЕгхІ. Le Расо, Buff. Das Alpaca) пониже обыкновенной льамы на ногахъ и по шире тѣломъ.

АЛЬНАКА вся, кромѣ головы, покрыта длинною темнобурою шерстью почти въ полъаршина, по всему тѣлу. Она недовѣрчива, дика, но очень кротка;

когда къ ней подходитъ человѣкъ, то она удаляется, но не бѣгомъ; крикъ ея похожъ на блеяніе молодаго барашка. Шерсть на ней такъ шелковиста и тонка, что не уступаетъ лучшему кашемиру, и въ тѣхъ мѣстахъ, гдѣ она водится, и именно въ Перу, житети дѣлаютъ изъ нея очень хорошія и тонкія ткани.

ВИГОНЬ (Camelus vicugna, Linn. Lama vicugna. Less. La Vigogne, Buff Die Vicunna.) ростомъ съ козу, свѣтлобураго цвѣту; шерсть ея необыкновенно тонка, шелковиста, въ полвершка длины на всемъ тѣлѣ и въ полтора вершка на груди.

ВИГОНЬ — характера чрезвычайно дикаго и въ тоже время робкаго; она никогда не привязывается къ человѣку и привыкаетъ къ нему съ большимъ трудомъ. Въ неволѣ она старается укусить и своихъ сторожей и всякаго, кто къ ней подходитъ. Она живетъ большими стадами около вѣчныхъ снѣговъ на вершинахъ Андовъ и тамъ охотятся за нею туземцы для добычи ея тонкой шерсти. Изъ нея дѣлаютъ пончосы, удивительно тонкую ткань, которую носили встарину одни кацики, а теперь носятъ богатые американскіе Испанцы. Когда охотники замѣтятъ мѣсто, гдѣ есть стадо вигоней, то на всѣхъ проходахъ, сквозь которые она можетъ пройти, они протягиваютъ веревочки, изукрашенныя разноцвѣтными тряпками, а потомъ пускаются преслѣдовать стадо, которое состоитъ иной разъ двухъ или трехъ сотъ вигоней. Эти животныя такъ удивительно трусливы, что, добѣжавъ до веревокъ, они пугаются до того, что неподвижно останавливаются, вытянувъ шею къ краснымъ, бѣлымъ, желтымъ и зеленымъ тряпкамъ, которыми играетъ вѣтеръ. Охотники приближаются, ни одна изъ вигоней не смѣетъ оглянуться на преслѣдователей, которые хватаютъ свою добычу за заднія ноги и убиваютъ всѣхъ до одной. Если же случится, что въ стадо вигоней вмѣшается альпака, то охота не удается, потому что она перепрыгиваетъ черезъ веревку, а за ней всѣ вигони. Въ Чили и Перу закономъ запрещены такія бойни, потому что гораздо выгоднѣе было-бы стричь вигоней и потомъ снова отпускать на волю; но и мясо этихъ животныхъ необыкновенно вкусно, гораздо лучше, говорятъ, телячьяго, и потому законъ этотъ плохо исполняется.

КАБАРГА (Moschus inoschiférus, Linn. Le Musc ou Chevrotain. Das Moschusthier.) имѣетъ тридцать четыре зуба: въ нижней челюсти восемь рѣзцовъ и двѣнадцать коренныхъ, а въ верхней два довольно большіе клыка и тоже двѣнадцать коренныхъ.

КАБАРГА очень красивое, легкое и проворное животное, величиной съ небольшую козу, но сложеніемъ похожа на оленя. Шерсть кабарги грубая, бураго цвѣта, клыки высовываются изъ верхней челюсти внизъ. Водится у насъ на Алтаѣ, а оттуда до Тибета и Китая. Въ тѣлѣ этого животнаго есть небольшой мѣшечекъ, въ которомъ заключается пахучее вещество, извѣстное подъ именемъ мускуса; вещество это, чрезвычайно сильно пахучее и дорогое, употребляется врачами.

Кабарга живетъ на утесистыхъ вершинахъ самыхъ высокихъ горъ, посреди скалъ и пропастей, черезъ которыя скачетъ съ удивительною ловкостью. Копытца на заднихъ ногахъ у нея могутъ широко раздвигаться; по этому ступаетъ она съ большею вѣрностью, легко бѣгаетъ по крутизнамъ, однимъ прыжкомъ перелетаетъ черезъ пропасти, смѣло скачетъ съ высокихъ скалъ внизъ, или съ одной скалы перепрыгиваетъ на другую такъ быстро, что охотникъ едва поспѣваетъ за ней глазами.

Зимою питается она мохомъ, который ростетъ на скалахъ и на стволахъ деревьевъ, лѣтомъ отъискиваетъ она кореньевъ и очень ловко откапываетъ ихъ ногами и вырываетъ клыками; ѣстъ также древесныя почки и листья нѣкоторыхъ кустарниковъ. Кабарга очень труслива и выходитъ изъ чащи или изъ ущелья какого-нибудь только по ночамъ, такъ что убивать ее трудно и цѣлительный мускусъ по этому очень рѣдокъ и дорогъ.

Жвачныя рогатыя. (Ruminants à cornes.)

а) Съ рогами плотными и смѣнными.

Съ плотными и смѣнными рогами — всѣ виды оленей. Сначала, въ первой молодости, у оленя всего только двѣ небольшія, покрытыя шерстью шишки на томъ мѣстѣ, гдѣ потомъ будутъ рога. Мало по малу эти шишки выростаютъ и шерсть, которая ихъ покрывала, высыхаетт и сваливается; на другой годъ, весною, прямые молодые рога оленя падаютъ, или, лучше сказать, олень самъ ихъ съ легкостью сбрасываетъ, нарочно зацѣпившись за какую нибудь вѣтвь; но рѣдко случается, что оба рога падаютъ въ одно время, такъ что олень ходитъ обыкновенно одинъ или два дня съ однимъ рогомъ. Тогда олени, которые зимою держатся всегда небольшими стадами, разходятся въ разныя стороны, бродятъ поодиначкѣ по лѣсамъ, опустя голову, боясь задѣть своими новыми рожками за вѣтви деревьевъ, потому что тогда рога ихъ очень мягки, нѣжны, хотя и покрыты толстой кожей съ густою шерстью. Ежели въ то время отрѣзать оленю рогъ, то изъ раны выйдетъ много крови. Къ осени у двухъ-лѣтняго оленя рога все еще почти прямые, безъ вѣтвей. На слѣдующій годъ весною рога опять падаютъ, а къ осени снова выростаютъ, уже съ вѣточками, и такъ далѣе, каждый годъ олень теряетъ свои рога, и каждый годъ выростаютъ у него новые съ одною лишнею вѣточкой, до осьми лѣтъ, а съ тѣхъ поръ рога, нисколько не измѣняясь, выростаютъ снова каждый годъ въ прежнемъ видѣ.

Есть нѣсколько животныхъ схожихъ между собою и называемыхъ оленями. Всѣ они стройны, тонконоги, чрезвычайно легки и быстры; они живутъ большею частію въ лѣсахъ, чутки, робки, осторожны, быстро убѣгаютъ при малѣйшей опасности, по иные, когда настигнуты, смѣло обороняются рогами. Мясо ихъ вкусно, шкура и рога идутъ на разныя подѣлки, а изъ кожи дѣлается особенно замша.

ОЛЕНЬ НАСТОЯЩІЙ или ЕВРОПЕЙСКІЙ (Cercus elaphus, Lino. Le Cerf ordinaire. Der Edelhirsch, Rothhirsch.) имѣетъ тридцать четыре зуба: два рѣзца сверху и восемь снизу, клыковъ нѣтъ и по двѣнадцати коренныхъ въ каждой челюсти; величиною онъ съ небольшую лошадь; рога большіе, прямые, круглые (т. е. не плоскіе), хвостъ самый короткій, лѣтняя шерсть рыжебурая, зимняя сѣробурая, съ черной полосой по спинѣ.

Этотъ ОЛЕНЬ по статности и быстротѣ своей считается представителемъ оленьяго рода; онъ водится въ густыхъ лѣсахъ Европы и Азіи, а у насъ только на Кавказѣ и въ южной Сибири, гдѣ называется: маралъ. Охота на оленя, по чрезвычайной дороговизнѣ содержанія множества людей, лошадей, собакъ, экипажей, составляла нѣкогда въ Европѣ княжескую забаву и до сихъ поръ, еще считается самою высокою охотой.

Олень очень робокъ, не слишкомъ дальновиденъ, однакоже хитритъ передъ собаками и употребляетъ иной разъ удивительныя средства, чтобы избавиться отъ опасности. Охотники разсказываютъ множество примѣровъ его хитрости, и вотъ одинъ изъ нихъ:

Извѣстно, что собаки гонятся за оленемъ по его слѣду. Такимъ образомъ за однимъ старымъ оленемъ стая собакъ гонялась разъ двадцать; онъ бѣгалъ по лѣсу съ четверть часа, а за нимъ стая собакъ, толпа псарей и множество всадниковъ верхами; охота бывала удивительно блестящая, но не удачная: вдругъ олень изчезалъ, собаки теряли его слѣдъ, и вся охота въ недоумѣніи останавливалась. Наконецъ уже одинъ крестьянинъ случайно примѣтилъ его хитрость и выдалъ оленя, который въ слѣдующій-же разъ и попался. Вотъ что онъ дѣлалъ: побѣгавъ нѣсколько по лѣсу, чтобы выиграть время, онъ выбѣгалъ на ближнюю большую дорогу, помѣщался передъ какой-нибуь каретой, ѣхавшей на почтовыхъ, не торопясь бѣжалъ передъ лошадьми, которыя затаптывали его слѣдъ, и не пугаясь ни встрѣчныхъ телѣгъ, ни возовъ, пробѣжавъ по дорогѣ версты три, опять скрывался въ другой лѣсъ, откуда возвращался на другой день, когда опасности уже не было.

ЛАНЬ (Cercus dama, LinnLe Daim, BuffDer Damhirsch,) меньше настоящаго оленя: рога вѣтвистые, но плоскіе и жирокіе, по наружному краю зубчатые; шерсть краснобурая, зимою болѣе темная, съ бѣловатыми пятнами.

ЛАНЬ, по настоящему, невѣрное названіе этого животнаго; лань, по коренному значенію слова, есть оленья самка. Гораздо вѣрнѣе называть это животное чубарымъ оленемъ. Онъ не такъ дикъ и суровъ, не такъ боится человѣка, какъ настоящій олень; не любитъ жить въ очень густыхъ лѣсахъ, а больше любитъ мѣста, гдѣ изрѣдка есть воздѣланныя земли, и особенно гдѣ есть холмы и небольшія долины. Чубарый олень легко ручнѣетъ и ѣстъ многое, чего олень не любитъ, водится въ сѣверной Африкѣ и въ Европѣ, особенно въ хвойныхъ лѣсахъ Великобританіи. Мясо его нѣжно и вкусно.

КОЗУЛЯ или ИЗЮБРЪ (Cercus capreolus, Linn. Le Chevreuil. Buff Das Reh.) меньше прочихъ видовъ оленей; рога прямые, вѣтвистые, круглые; хвостъ едва замѣтенъ. Шерсть лѣтомъ краснобурая, зимою сѣробурая.

КОЗУЛЯ живетъ попарно въ возвышенныхъ лѣсахъ умѣренной Европы, но въ Россіи попадается только на Кавказѣ и въ Сибири. Козуля красивѣе оленя, живѣе его, даже храбрѣе, и защищаетъ своего дѣтеныша почти противъ всякаго непріятеля; случается, что она уноситъ дѣтеныша въ зубахъ, ежели на нее нападаетъ волкъ, и съ этой ношей бѣжитъ такъ скоро, что легко уходитъ отъ волка. Она и хитрѣе оленя, ловчѣе его можетъ увернуться отъ собакъ, и чтобы хитрить, не ждетъ того времени, какъ устанетъ; напротивъ, только что почувствуетъ она, что первыя усилія самаго быстраго бѣга безполезны, тотчасъ начинаетъ хитрить, какъ заяцъ, старается перепутать свои слѣды и потомъ дѣлаетъ огромный скачекъ въ сторону, ложится, и не двигаясь пропускаетъ мимо себя всю стаю собакъ и толпу охотниковъ. Послѣ того она, конечно, проворно вскакиваетъ и спасается бѣгствомъ въ противуположную сторону.

ЛОСЬ ИЛИ СОХАТЫЙ (Cercus alces, Linn. L’Elan Buff. Der Elenhirsch, Elen, Elch.)

ЛОСЬ самый большой изо всѣхъ европейскихъ оленей, величиною съ большую лошадь ломоваго извозчика. Рога у лося очень широки, плоски, направлены назадъ; отростки, выходя какъ будто изъ чашки, обращены наружу и вверхъ; шея у него не приподнята, а вытянута, вмѣстѣ съ большою головой, прямо впередъ, хвостъ короткій, шерсть темнобурая. Лось живетъ въ густыхъ, сырыхъ лѣсахъ сѣверной Европы, Азіи и Америки; но въ Европѣ онъ во многихъ мѣстахъ истребленъ и встрѣчается теперь только въ Прусіи, Норвегіи и кое гдѣ въ Россіи, въ Петербургской и Балтійскихъ губерніяхъ.

Замѣчательно, что шея этого животнаго такъ коротка, что лось долженъ сгибать колѣна, когда щиплетъ траву; иначе онъ не достанетъ ртомъ до земли. По этому онъ охотнѣе питается древесными листьями, корой и почками, нежели травой. Больше всего онъ любитъ большіе лѣса, особенно гдѣ есть болота. Тамъ въ лѣтнее время онъ ложится въ воду, чтобы избавиться отъ шмелей и осъ, которыя не даютъ ему покою. Въ такомъ положеніи онъ ѣстъ водяную траву и при этомъ сильно дуетъ носомъ въ воду, поднимаетъ множество пузырей и мутитъ все болото.

Хоть онъ и трусливъ, какъ всѣ остальные олени, однакоже храбро защищается, когда бѣжать уже невозможно; тутъ онъ дѣйствуетъ и рогами, и копытами. Когда онъ принужденъ спасаться бѣгствомъ, то никогда не скачетъ галопомъ, а бѣжитъ чрезвычайно скорою рысью, и разомъ, не отдыхая, можетъ пробѣжать верстъ шестьдесятъ. Странно, что когда онъ идетъ или бѣжитъ, то кости у него въ ногахъ трещатъ или щелкаютъ, какъ бываетъ у человѣка, когда онъ силою согнетъ у себя на рукѣ пальцы.

Мясо этого животнаго невкусно, но изъ кожи дѣлаютъ лосину, которая употребляется на нѣкоторыя части одежды нашихъ военныхъ.

СѢВЕРНЫЙ ОЛЕНЬ (Cercus tarandus, Linn. Le Henne. Das Rennthier.) или сибирскій, величиною равняется европейскому, только ноги у него покороче и потолще; шею и голову носитъ почти какъ лось

У СѢВЕРНАГО ОЛЕНЯ рога тонкіе, очень вѣтвистые, отлогіе, ложатся болѣе назадъ; подъ шеей грива; шерсть лѣтомъ буросѣрая, зимою гораздо бѣлѣе. Это животное до того смирно, и кротко, что легко ручнѣетъ и изъ дикаго состоянія переходитъ въ домашнее. Сѣверный олень питается травой, а зимою мохомъ, и водится большими табунами на самомъ сѣверѣ Европы, Азіи и Америки.

Чукчи, Лапландцы, Самоѣды и другіе народы сѣверной Сибири содержатъ огромныя стада оленей и питаются только ими. Сѣверный олень — истинное богатство той бѣдной страны, гдѣ онъ водится. — Вопервыхъ онъ даетъ много превосходнаго и очень густаго, слѣдовательно и очень питательнаго молока. Изъ этого молока дѣлаютъ превосходный сыръ, а сбивая его, получаютъ не масло, а что то въ родѣ сала. Во вторыхъ мясо сѣвернаго оленя очень вкусно; далѣе, полудикій владѣлецъ стада оленей одѣваетъ себя и все свое семейство оленьей шкурой. Изъ жилъ, свитыхъ съ шерстью, дѣлаются веревки, кости обращаются въ ложки, а рога, приносимые въ жертву богамъ, украшаютъ ихъ жертвенники. Одежда. обувь, даже стѣны и кровля переноснаго, кочеваго жилья ихъ, юрты или палатки — все это дѣлается изъ оленьихъ шкуръ.

Но самая большая польза оленя состоитъ въ томъ, что онъ, запряженный въ легкія санки, быстро перевозитъ на огромныя разстоянія своего хозяина, и его товаръ, на продажу. Товаръ этотъ — звѣриныя шкуры и всякая рыба, соленая и копченая.

Само собою разумѣется, что чѣмъ больше сани и чѣмъ тяжеле въ нихъ кладь, тѣмъ больше надо запрягать оленей. которые управляются одною возжей, пристягнутой къ лѣвому передовому оленю, а также длиннымъ шестомъ или хворостиной и голосомъ проводника.

Сѣверный олень отъ природы очень капризенъ; иногда случается ему не слушаться хозяина, иногда онъ не хочетъ остановиться, когда велятъ, не узнаетъ голоса своего господина, котораго всегда слушался, и даже кидается на него, опрокидываетъ санки и топчетъ его ногами. Что-бы сколько нибудь защититься отъ бѣшенства оленя, человѣкъ прячется подъ свои легкія санки, опрокинувъ ихъ на себя и подъ этимъ щитомъ терпѣливо ждетъ, пока пройдетъ припадокъ бѣшенства оленя.

Въ началѣ зимы, послѣ спокойно и безъ работы проведеннаго лѣта, олень бываетъ особенно своенравенъ, и тогда особенно трудно бываетъ имъ управлять; къ началу весны, напротивъ, истомленный продолжительной и трудной зимней работой, олень едва ходитъ. За то сколько пользы успѣлъ онъ принести въ продолженіи длиной зимы! Сколько удовольствія отъ неимовѣрно быстрой ѣзды!

Санки, въ которыя Чукчи и Самоѣды запрягаютъ своихъ оленей, бываютъ обыкновенно очень легки и видомъ похожи на маленькую лодку съ острымъ носомъ, для разрѣзыванія не воды, конечно, а снѣгу. Впереди лежитъ небольшой запасъ пищи на дорогу, и нѣсколько моху, который однакоже рѣдко понадобляется, потому что олень умѣетъ находить себѣ кормъ подъ снѣгомъ, раскапывая его ногами. Сѣверный олень созданъ именно для этой грубой и сухой пищи, и другой терпѣть не можетъ; отъ нея онъ не слабѣетъ, не худѣетъ; что же касается до его упрямства, то оно происходитъ часто отъ очень простыхъ и умныхъ причинъ:

Напримѣръ олень не всегда по капризу не хочетъ ѣхать въ ту сторону, куда его гонютъ. Два рода насѣкомыхъ, о которыхъ мы будемъ говорить дальше, оводъ и слѣпень, какъ нарочно выбираютъ кожу оленя, чтобы нести въ ней свои яички; изъ этихъ яичекъ выводятся прежде всего червяки, которые въ первое время питаются соками оленя и мучатъ несчатстное животное до того, что оно наконецъ бѣсится. И олени такъ ихъ боятся, что одного овода или слѣпня довольно, чтобы перепугать все стадо головъ въ тысячу. Вдругъ всѣ они поднимаютъ головы и уши, дуютъ, топаютъ ногами, трутся одинъ о другого, потомъ останавливаются неподвижно, и черезъ нѣсколько времени снова принимаются безпокоиться. Наконецъ все стадо бросится со всѣхъ ногъ и тѣсно столпится возлѣ палатки или юрты пастуха. Изъ юрты выходитъ почти всегда густой дымъ ельнику, который пастухъ жжетъ, чтобы самому избавиться отъ мухъ и комаровъ Стадо помѣщается въ той сторонѣ, куда вѣтеръ песетъ этотъ благодѣтельный дымъ, который прогоняетъ слѣпней, и спокойно засыпаетъ, пережевывая свою запасную пищу.

Оводы и слѣпни особенно привязываются къ молодымъ рогамъ, сосутъ изъ нихъ кровь и приводятъ въ совершенное бѣшенство несчастнаго оленя. Должно быть, что они иной разъ ни за что не хотятъ бѣжать по вѣтру потому, что очень боятся этихъ насѣкомыхъ, и чутьемъ понимаютъ, что вѣтеръ хоть ненадолго можетъ относить ихъ непріятеля.

=

Стоитъ замѣтить, что въ нашей Оренбургской губерніи, возлѣ южныхъ покатостей Урала, на самой границѣ между холодными, непроходимыми лѣсами и безплодными степями, тамъ гдѣ суровая зима смѣняетъ знойное лѣто, почти на одной почвѣ водятся и сѣверный олень, въ дикомъ видѣ, и обитатель южныхъ степей, верблюдъ. Этому нѣтъ другого примѣра на всемъ земномъ шарѣ.

b) Съ рогами плотными и постоянными.

ЖИРАФЪ Camelopardalis, Linn. Giraffa Camelopardalis, Less. La Girafe. Die Giraffe.) имѣетъ тридцать два зуба: восемь рѣзцовъ внизу и по двѣнадцати коренныхъ въ каждой челюсти; клыковъ нѣтъ; уніи длинныя, острыя; хвостъ короткій съ клокомъ длинныхъ волосъ на концѣ.

ЖИРАФЪ или камелопардъ самое большое или, лучше сказать, самое длинное и высокое животное изо всѣхъ млекопитающихъ, потому что ростомъ, отъ земли до вершины головы, онъ часто бываетъ въ двѣ съ половиной сажени.

Съ перваго взгляда онъ поражаетъ необыкновенною рослостію, страннымъ складомъ тѣла, длинною, прямою шеей и покатой спиной. Голова не велика, переносье горбатое, два небольшіе коротенкіе рога покрыты кожей и шерстью; по шеѣ короткая грива; ноги чрезвычайно длинныя и толстыя, переднія повыше заднихъ, все тѣло и шея немного сдавлены съ боковъ, какъ будто животное было подъ прессомъ, хвостъ, довольно длинный, оканчивается волосяною кистью; шерсть на жирафѣ чубарая: желтоватая съ темпобурыми пятнами неправильнаго вида.

Всѣ движенія жирафа очень неловки и некрасивы; бѣгаетъ онъ очень странно, всегда иноходью, какъ нѣкоторыя лошади. Обыкновенно лошадь ходитъ вотъ какимъ образомъ: сначала дѣлаетъ шагъ правой передней ногой и въ тоже время ступаетъ лѣвой задней, потомъ выносится у нея впередъ лѣвая передняя нога вмѣстѣ съ правой задней, и такъ далѣе, всякій разъ ступаетъ она въ одно время передней и задней ногой противоположныхъ сторонъ; а жирафъ — напротивъ; онъ въ одно время ступаетъ обѣими правыми ногами, потомъ обѣими лѣвыми, потомъ опять правыми, и такъ далѣе. Отъ этого и выходитъ, что когда жирафъ бѣжитъ, онъ какъ будто хромаетъ, покачиваясь со стороны на сторону.

Жирафъ водится на равнинахъ средней Африки до Абиссиніи, небольшими табунами, головъ въ шесть или восемь, можетъ быть семействами. Когда онъ хочетъ пить, то долженъ стать на колѣна или войти въ воду, а чтобы достать ртомъ до земли, долженъ широко разставить переднія ноги. По этому онъ охотнѣе всего питается древесными листьями и почками: для срыванія вѣтвей у него верхняя губа довольно большая и гибкая, да кромѣ того длинный, черный. гибкій языкъ, который жирафъ можетъ высовывать изо рта на полъаршина и захватывать имъ вѣтви. Глаза у него большіе, черные, съ кроткимъ выраженіемъ, и характеръ жирафа не противорѣчитъ взгляду, потому что даже ребенокъ можетъ водить его куда хочетъ, на тоненькой ленточкѣ. Живя около лѣсовъ, гдѣ безпрестанно слышитъ онъ рычаніе льва и пантеры, онъ не знаетъ другой защиты отъ этихъ страшныхъ непріятелей, кромѣ бѣгства; но онъ такъ проворенъ, что самая лучшая лошадь не можетъ его догнать; такъ ему легко бываетъ убѣжать отъ этихъ животныхъ, которыя прыжками бросаются на свою добычу, а не преслѣдуютъ ее. Впрочемъ нельзя сказать, чтобы онъ уже вовсе былъ трусомъ, и, если вѣрить путешественникамъ, то онъ храбро защищается, когда ужъ не можетъ убѣжать, и такъ проворно и сильно лягается передними ногами, что побѣждаетъ иной разъ, будто-бы, льва.

Готтентоты очень любятъ мясо жирафа, а изъ кожи его, между прочимъ, дѣлаютъ мѣха для храненія воды. Въ Кордофанѣ молодыхъ жирафовъ ловятъ съ лошади арканами, и подстерегаютъ на водопоѣ и бьютъ изъ луковъ.

с) Съ рогами пустыми внутри и постоянными.

Родъ: Антилопа (Antilope. Linn. L’Antilope, Buff. Die Antilope.) no сложенію похожа на оленя, но гораздо меньше его; всѣ животныя этого рода замѣчательны статностію, легкостью и быстротой. Рога у нихъ къ корню внутри пустые круглые, насаженны на небольшой костяной наростъ на черепѣ. Антилопы, разныхъ видовъ, водятся стадами, особенно въ Азіи и Африкѣ.

ГАЗЕЛЬ АФРИКАНСКАЯ (Antilope àorcas, Linn. La Gazelle, Buff. Die Gazelle.) чрезвычайно красивое животное аршина въ полтора вышины; шерсть на ней рыжебурая сверху, бѣлая снизу.

ГАЗЕЛЬ водится почти во всей Африкѣ, въ Сиріи, въ Аравіи, попадается въ Сенегалѣ, и все большими стадами, хотя ее неутомимо преслѣдуютъ степные львы, пантеры, гіены, чакалки, волки, даже орлы и человѣкъ, который охотится за нею съ собаками, соколами, и разставляетъ ей всевозможныя сѣти.

Ото всякаго непріятеля у нея только и спасенія, что въ бѣгствѣ, чрезвычайно быстромъ, такъ что газель изчезаетъ изъ глазъ въ одно мгновеніе, ежели только бываетъ захвачена не врасплохъ; въ послѣднемъ случаѣ отчаяніе даетъ ей какую-то храбрость, и въ случаѣ крайней опасности газели становятся въ тѣсный кружокъ, и со всѣхъ сторонъ выставляютъ свои слабые рожки. Это служитъ обыкновенно лишь для того, чтобы дать пантерѣ или льву время выбрать самую лакомую жертву, и сдѣлать окончательный, страшный прыжокъ: въ тоже самое мгновеніе все стадо въ ужасѣ разсыпается со всѣхъ ногъ въ разныя стороны.

У этого невиннаго животнаго такіе прекрасные глаза, взглядъ такой кроткій и добрый, что арабскіе поэты воспѣваютъ ихъ со всякими лестными сравненіями, и глаза доброй женщины часто сравниваютъ со взглядомъ газели. Самые ученые и строгіе натуралисты даже не могутъ говорить о газели своимъ сухимъ, ученымъ языкомъ и невольно смягчаютъ выраженія, говоря о такомъ миломъ животномъ. Въ неволѣ газель привыкаетъ къ человѣку, и любитъ ласки; но привязаться къ своему хозяину она не можетъ, и слушается его только потому, что чувствуетъ какъ она слаба. Она удивительно чистоплотна и почти никогда не слыхать ея голоса, что видно чемъ у нея общее со всѣми антилопами. Она не старается бѣгствомъ возвратить себѣ свободу, но примѣтно скучаетъ по своимъ привольнымъ степямъ, и не долго живетъ въ неволѣ.

САЙГА (Capra tatarica, Linn. Antilope saiga, PallLe Saiga, Buff. Die Satga.) въ юговосточныхъ степяхъ нашихъ называется также маргачъ и сайгакъ.

САЙГА замѣчательна для насъ тѣмъ, что водится въ Россіи, въ юговосточныхъ степяхъ нашихъ, отъ Волги до Иртыша, особенно-же въ Киргизской степи. Животное это подходитъ ближе къ предѣламъ нашимъ и даже переступаетъ ихъ, лѣтомъ, и на зиму удаляется огромными стадами на югъ. Сайга такъ легка и быстра, что легко уходитъ отъ самыхъ проворныхъ борзыхъ собакъ, не только отъ лошади, и какъ будто безо всякаго усилія перескакиваетъ черезъ коннаго человѣка. Когда сайга пьетъ, то погружаетъ въ воду и носъ, такъ что втягиваетъ воду не однимъ ртомъ, а вмѣстѣ и носовыми отверзтіями. Глаза у нея устроены какъ у всѣхъ остальныхъ антилопъ, по днемъ, и особенно около полудня, она такъ плохо видитъ, что охотники легко подходили-бы къ ней, если бы не было у нея удивительно тонкаго слуху и чутья. Сайги слышатъ непріятеля за двѣ версты, и чтобы не быть захваченными врасплохъ когда спятъ или ѣдятъ, разставляютъ на далекомъ разстояніи сторожевыхъ, нѣкоторые путешественники примѣтили у сайги странную особенность, какой не замѣчено ни у какого другаго животнаго: когда она пасется и щиплетъ траву, то идетъ не впередъ, какъ другія, а назадъ. Сайгу бьютъ изъ ружей, подкрадываясь издали, или загоняютъ въ ямы; мясо ея можно ѣсть, шкура идетъ въ дѣло, а рога, бѣлые и прозрачные, идутъ на продажу въ Китай, гдѣ изъ нихъ выдѣлываются превосходные фонари.

СЕРНА (Capra rupicapra, Linn. Ant Пора rupicapra, Pall. Le Chamois, Buff. Die Gemse.) величиною съ козла, шерсть бурая, съ черными подпалинами; лобъ и щеки бѣлые; рожки маленькіе, загну іые крючкомъ назадъ.

СЕРНА единственное животное изъ рода антилопъ, какое только водится въ Европѣ, и то попадается очень рѣдко, только на самыхъ вершинахъ Альпійскихъ и Пиренейскихъ горъ. Серна живетъ небольшими стадами, головъ въ пятнадцать, много двадцать, на самыхъ скалистыхъ и обрывистыхъ горахъ. Въ проворствѣ и ловкости не сравнится съ нею ни какое животное: она перепрыгиваетъ пропасти, взбирается по крутизнамъ, ходитъ по самымъ узкимъ тропинкамъ, по краямъ глубокихъ обрывовъ скачетъ со скалы на скалу, и вдругъ останавливается на какой нибудь остроконечной вершинѣ, тамъ, гдѣ едва едва могутъ тѣсно помѣститься всѣ ея четыре ноги, и все это съ удивительною легкостью и непринужденностью, какъ будто на гладкой и ровной землѣ.

Оружій противъ непріятеля у нея нѣтъ другихъ, кромѣ бѣгства, и зрѣніе, обоняніе и слухъ у нея такъ тонки, что захватить ее врасплохъ нѣтъ никакой возможности; кромѣ того, когда стадо пасется, то на ближнихъ вершинахъ скалъ всегда есть сторожа, изъ старыхъ сернъ; только что примѣтятъ они что нибудь подозрительное, тотчасъ возвѣщаютъ опастность пронзительнымъ свистомъ, и все стадо разсыпается съ невѣроятной быстротой. Въ одно мгновеніе всѣ онѣ изчезнутъ посреди неприступныхъ скалъ и непроходимыхъ пропастей. По этому охота за ними чрезвычайна опасна и охотникъ каждую минуту можетъ сломить себѣ шею, сорвавшись въ какую-нибудь пропасть; иной разъ даже серны сталкивнютъ охотника, когда онѣ окружены, и другаго спасенія быть не можетъ, какъ черезъ тѣло непріятеля. Когда подходитъ зима, эти животныя оставляютъ сѣверныя покатости горъ и переходятъ на южныя; но никогда не спускаются въ долины.

ГНУ (Boselaphus gnu. — Antilope gnu, Gml. Le Gnou ou Niou, Buff'. Das Gnu.) странное животное, у котораго голова и хвостъ похожи на бычачьи, рога почти какъ у буйвола, ноги оленьи, а тулови nie конское, съ гривой по хребту шеи.

ГНУ чрезвычайно быстръ, водится огромными стадами во всей южной Африкѣ, въ особенности около мыса Доброй Надежды. Не смотря на то, что съ виду онъ ужасно свирѣпъ, на дѣлѣ онъ трусъ большой и капризенъ какъ балованное дитя. Ростомъ онъ не больше осла, а цвѣтъ его шерсти темнобурый.

НИЛЬ-ГАУ (Boselaphus piclus — Antilope picta, Pall. Le Nil gout, Buff. Das Nilghau.) по синевато дикому цвѣту шерсти называется въ иныхъ мѣстахъ голубымъ быкомъ, что именно и значитъ ниль-гау, а въ другихъ, по устройству тѣла: быкомъ-оленемъ.

НИЛЬ-ГАУ — красивое животное, ростомъ съ большаго оленя. Онъ водится около Инда, въ горахъ Кашемирскихъ и вѣроятно также въ Гималайскихъ. Тамъ охотятся за нимъ для мяса, которое очень вкусно. Хотя онъ такъ же робокъ и трусливъ, какъ и всѣ остальныя антилопы, однакоже въ случаѣ крайности защищается очень храбро, становясь на переднія колѣна. Когда онъ въ этомъ положеніи, то опасно бываетъ къ нему подойти, и надо убить его или изъ ружья, или длиннымъ копьемъ. Когда два ниль-гау соберутся между собой подраться, то точно такъ-же еще издали оба становятся на колѣна и сближаются, довольно проворно, но не прямо, а кругами; потомъ на довольно близкомъ уже разстояніи однимъ прыжкомъ бросаются другъ на друга. Ежели одинъ изъ нихъ раненъ, то бѣжитъ, а другой остается побѣдителемъ на полѣ битвы; еслиже оба промахнулись, то расходятся, становятся опять на колѣна, и опять повторяютъ прежнюю продѣлку.

Ниль-гау, которые живутъ въ европейскихъ звѣринцахъ, очень кротки, легко привыкаютъ къ людямъ и любятъ ласки.

Родъ: КОЗЕЛЪ (Capra, Linn.) имѣетъ тридцать два зуба; восемь рѣзцовъ внизу и по двѣнадцати коренныхъ въ каждой челюсти; за большими копытцами, повыше, есть еще маленькія, на которыя козелъ не ступаетъ; рога не витушкой, какъ у барана, а загнутые дугою назадъ и вверхъ; подъ иижнею челюстью бородка.

ГОРНЫЙ КОЗЕЛЪ (Capra ibex, Linn. Le Bouquetin. Der Steinbock.) называется иногда козерогомъ, а иногда и каменнымъ козломъ.

ГОРНЫЕ КОЗЛЫ и козы живутъ небольшими стадами подъ предводительствомъ одного стараго козла, который наблюдаетъ за всѣми, возвѣщаетъ опасность, бѣжитъ послѣ всѣхъ или даже, въ случаѣ необходимости, вступаетъ съ непріятелемъ въ бой. Живутъ они на самыхъ высокихъ горахъ Европы, держатся еще выше серны и никогда не спускаются ниже.

Съ виду горный козелъ далеко не такъ красивъ, какъ антилопы, но проворенъ и ловокъ точно серна, и такъ чутокъ и зорокъ, какъ будто вѣчно окруженъ непріятелями; а между тѣмъ въ тѣ мѣста, гдѣ онъ живетъ, никакъ не можетъ пробраться никакое животное, кромѣ, разумѣется, человѣка съ его пулей. Въ бѣгствѣ его черезъ пропасти движенія его быстры какъ молнія, сильны и такъ вѣрны, что горный козелъ вдругъ можетъ остановиться на самой острой оконечности льду или гранита. Перепрыгивая съ одной вершины на другую, онъ вдругъ падаетъ съ высоты трехъ или четырехъ саженъ на такую остроконечную скалу, гдѣ едва могутъ помѣститься всѣ его четыре ноги, останавливается тамъ на нѣсколько мгновеній и прыгаетъ дальше, или вверхъ, или ниже. Онъ чуетъ охотника прежде, нежели тотъ его увидитъ, и ежели нѣсколько опытныхъ охотниковъ окружатъ стадо горныхъ козловъ такъ, что не оставятъ имъ никакого выходу и по близости не будетъ какой-нибудь скалы или камня, куда-бы можно перескочить, они всѣ кидаются въ пропасть, пригнувъ голову между передними ногами, чтобы рога прежде всего ударились объ землю и такимъ образомъ уменьшили силу паденія. Иногда, ежели горному козлу дерзость кажется выгоднѣе бѣгства, онъ обращается, прыгаетъ, пролетаетъ съ быстротою стрѣлы и сталкиваетъ охотника въ пропасть.

Захваченный смолоду, горный козелъ легко привыкаетъ къ человѣку и охотно живетъ вмѣстѣ съ домашними козами.

Ученые говорятъ, что всѣ наши домашнія породы козъ произошли отъ

БЕ3ОАРОВАГО КОЗЛА (Capra aegagrus, Pall. Lu Chèvre sauvage. Die Bezoarziege.), который и до сихъ поръ водится въ дикомъ видѣ на Кавказѣ и въ Персіи.

БЕЗОАРОВЫЙ КОЗЕЛЪ получилъ это названіе отъ странныхъ камешковъ, которые образуются у него во внутренностяхъ и называются безоаромъ. Встарину врачи приписывали этимъ камешкамъ большую цѣлительную силу во мно гихъ болѣзняхъ.

Правы и привычки безоароваго козла тѣже самыя, что и горнаго, такъ что о его образѣ жизни намъ пришлось-бы повторить слово въ слово то, что сказано выше.

Отъ него произошло множество различныхъ породъ козловъ и козъ, изъ которыхъ намъ извѣстнѣе всѣхъ прочихъ

ДОМАШНЫЙ КОЗЕЛЪ И КОЗА (Capra hircus, Linn La Chèvre domestique. Die Hausziege.) видомъ очень хорошо извѣстные всякому.

У насъ держатъ КОЗЪ и КОЗЛОВЪ большею частію безъ особенной цѣли и пользы, вмѣстѣ съ овцами, которымъ онѣ нерѣдко служатъ вожаками, потому что коза быстра, смѣла, прыгаетъ и лазитъ ловко и притомъ смышленѣе овцы; мясо козы, кромѣ молочныхъ козлятъ, не хорошо, молока даетъ она немного, но оно вкусно и почитается цѣлительнымъ въ грудныхъ болѣзняхъ; кожа довольно дорога; потому что изъ нея-то собственно дѣлаются сафьяны (особенно въ Казани).

Но во многихъ гористыхъ странахъ Европы и Азіи, тамъ, гдѣ почва бѣдная и для земледѣлія неудобная, трава слишкомъ мала и дурна для коровы, тамъ коза составляетъ главное богатство поселянина, и во Франціи нерѣдко выкармливаетъ младенцевъ, служа имъ вмѣсто кормилицы.

Коза ѣстъ почти всѣ растѣнія, и не отказывается отъ того, что оставляютъ коровы и лошади; она довольствуется самой грубой пищей и никогда отъ этого не бываетъ нездорова. Не смотря на такую неразборчивость, коза любитъ особенно молодые побѣги всякихъ деревьевъ и кустарниковъ, уничтожаетъ ихъ жесточайшимъ образомъ и часто портитъ и губитъ очень красивыя молодыя деревья.

Коза очень понятлива, несравненно понятливѣе овцы, и вотъ что разсказываетъ по этому поводу одинъ очевидецъ: Двѣ козы встрѣтились на довольно узкой дощечкѣ, положенной черезъ глубокій оврагъ, вернуться не было возможности, а доска была такъ длинна, что пятиться было невозможно, не глядя куда ставишь ногу. Что дѣлать, однакоже? ручей въ оврагѣ шумитъ и готовъ поглотить ихъ при малѣйшемъ движеніи, при первомъ неудачномъ шагѣ. Обѣ онѣ разомъ поняли какъ тутъ быть: одна легла, а другая осторожно перешла по ея тѣлу.

Шерсть козы обыкновенно довольно груба; но зимою подъ этой шерстью выростаетъ у нея на тѣлѣ другая шерсть, гораздо тоньше, называемая подшерсткомъ. Въ восточныхъ краяхъ нашихъ, особенно въ Оренбургскомъ, коза даетъ замѣчательный по тонкости своей подшерстокъ, извѣстный подъ названіемъ козьяго пуха, который идетъ на самыя драгоцѣнныя ткани, женскіе платки и шали, и продается на вѣсъ серебра, и дороже. Нѣсколько такихъ шалей выдѣлывается и въ Россіи, но большая часть козьяго пуха идетъ отъ насъ во Францію. Пухъ этотъ есть тотъ самый, который, еще въ большемъ количествѣ и можетъ быть лучшаго количества добывается отъ козы Кашемирской, особенной породы домашней козы. Восточныя шали ткутся совсѣмъ не такъ, какъ наши, безъ челна, коклюшками, а потому работа эта очень затруднительна и медленна: два работника сидятъ иногда за дорогою шалью нѣсколько лѣтъ.

Коза вообще даетъ этотъ пухъ только въ суровомъ климатѣ, и если ее держать на свободномъ воздухѣ; по этому даже и кашемирская коза, которая водится на высокихъ, снѣжныхъ горахъ, перевезенная въ болѣе мягкій климатъ, не производитъ пуху или даетъ его слишкомъ мало, потому что природа, соображаясь съ потребностію животнаго, образуетъ этотъ теплый подшерстокъ тамъ только, гдѣ онъ нуженъ для защиты отъ холоду.

У насъ на Кавказѣ въ дикомъ видѣ водится козелъ, замѣчательный потому особенно, что представляетъ многія сходства съ козлинымъ и бычачьимъ родомъ. Его тамъ называютъ туромъ.

ТУРЪ, названіе древнее, которое встрѣчается во многихъ памятникахъ русской старины, когда между прочимъ турьи рога служили за пирами вмѣсто кубковъ; но тотъ-ли это самый туръ, водившійся въ тѣ времена почти повсемѣстно въ Россіи, или же это былъ другого вида дикій быкъ, или даже нынѣшній зубръ, о которомъ мы еще будемъ говорить послѣ, это неизвѣстно.

Родъ: БАРАНЪ (Ovis, Linn. Le Mouton Dos Schaf.). Закрученные витушкой рога, горбатое переносье, курчавая шерсть и другіе признаки барана всякому извѣстны.

БАРАНЪ принадлежитъ къ числу самыхъ необходимыхъ и полезныхъ домашнихъ животныхъ; въ дикомъ видѣ баранъ рѣдокъ и дикіе виды его, именно муфлонъ и аргали, попадаются очень рѣдко, и ни нравами, ни почти видомъ, вовсе не отличаются отъ домашняго барана.

Овцеводство, то есть воспитаніе овецъ, составляетъ одинъ изъ важнѣйшихъ промысловъ жителей многихъ странъ, въ Англіи, Франціи, Испаніи, Германіи, южной и восточной Россіи. Овца живетъ до пятнадцати лѣтъ; мясо, а въ нѣкоторыхъ мѣстахъ и молоко, овчина, и въ особенности шерсть, сдѣлались для человѣка необходимостью. Овца животное кроткое и очень глупое. Если бы стадо овецъ оставить безъ проводника и безъ собакъ на совершенной свободѣ, то все стадо не прожило бы и мѣсяца, всѣ погиблибы съ голоду и въ зубахъ хищныхъ звѣрей. Овцы не только не защищаются отъ нападеній непріятеля, но даже не стараются и убѣжать; онѣ только попустому храбрятся, стуча въ землю передними ногами. Появится-ли волкъ, — тотчасъ все стадо остановится и смотритъ на него съ безсмысленнымъ любопытствомъ, и если кровожадный звѣрь не приближается, то онѣ сами пойдутъ къ нему на встрѣчу, постукивая ногами. Когда волкъ кинется и схватитъ которую нибудь изъ нихъ, тогда только онѣ бросятся въ безпорядкѣ бѣжать; но не видя больше непріятеля, онѣ забываютъ и страхъ, и во ста шагахъ опять остановятся, чтобы съ любопытствомъ на него смотрѣть. Отъ этого происходитъ, что ежели волку не удастся разъ схватить овцы, то непремѣнно удастся въ другой, въ третій или въ десятый. Когда онъ бѣжитъ въ лѣсъ, унося въ зубахъ такую легкую добычу, все стадо кидается бѣгомъ его преслѣдовать, и тогда пастуху трудно бываетъ удержать ихъ.

Въ овечьихъ стадахъ всегда есть пріученные вожаки, изъ числа старыхъ барановъ, и все стадо слѣдуетъ до того слѣпо этому вожаку, что если напримѣръ ему подставить палку, черезъ которую онъ долженъ перескочить, то все стадо, до послѣдней овцы, подскакиваетъ на томъ же мѣстѣ, хотя бы палка давно уже была принята. Ежели случится, что этотъ вожакъ остановится передъ какой-нибудь небольшой преградой, то и всѣ овцы остановятся, и готовы хоть умирать, а впередъ не пойдутъ; въ такомъ случаѣ пастухъ переноситъ обыкновенно вожака на рукахъ, тогда и остальныя переходятъ.

Овца, по природѣ своей, животное очень нѣжное, подверженное многимъ повальнымъ болѣзнямъ, почему она и требуетъ большихъ заботъ и ухода. Замѣчательно однакоже, что овца, безо всякаго вреда, и притомъ съ жадностію, ѣстъ мизгиря (тарантула), тогда какъ большая часть другихъ животныхъ отъ укушенія этого ядовитаго насѣкомаго долго хвораютъ и даже нерѣдко умираютъ. Разостланная по землѣ овчина, или овчинный тулупъ, или войлокъ, навѣрное предохраняютъ человѣка отъ тарантула. Овца любитъ сухія равнины, степи, боится мокроты и только нѣкоторыя породы (напр. киргизская) переносятъ суровыя зимы. Овецъ стригутъ весной, разбираютъ (сортируютъ) шерсть при самой стрижкѣ, раскладывая отдѣльно срѣзанную со спины, съ боковъ, съ ногъ, съ живота, и т. д. Овечья шерсть, какъ извѣстно, идетъ на выдѣлку суконъ и множества шерстяныхъ тканей.

Различныхъ породъ овецъ — множество:

Русская порода бываетъ разныхъ цвѣтовъ: черная, бѣлая, пѣгая, бурая, и пр., и вообще не хороша, однакоже надо замѣтить, что овчинный нагольный тулупъ, который выдѣлывается изъ шкуръ этой овцы, употребляется на всемъ пространствѣ нашего отечества и составляетъ одну изъ самыхъ необходимыхъ частей одежды простолюдина. Трудно представить себѣ чѣмъ бы крестьянинъ нашъ, въ суровую и продолжительную зиму, могъ замѣнить свой овчинный тулупъ или полушубокъ, если бы у насъ не было простой русской овцы.

А необыкновенною добротою шерсти въ особенности извѣстна испанская, мериносы; они всегда бѣлые, съ чрезвычайно густою и тонкою шерстью въ мелкихъ и частыхъ завиткахъ. Почти всѣ государства старались развести у себя эту драгоцѣнную породу, съ которой шерсть идетъ на лучшія сукна, и у насъ въ Новороссійскомъ краѣ удачно основаны многими владѣльцами овчарни для мериносовъ, въ огромныхъ размѣрахъ: тамъ есть стада въ десять тысячь и болѣе овецъ, а всего въ Россіи считается около пяти съ половиною милліоновъ мериносовъ, которые даютъ по три фунта шерсти въ годъ каждый, или всего до четырехъ сотъ тысячь пудовъ. При малѣйшемъ небреженіи и не совсѣмъ внимательномъ уходѣ мериносы у насъ легко перерождаются и шерсть на нихъ грубѣетъ.

Въ Россіи достойны замѣчанія еще слѣдующія породы овецъ:

Волосская или цыгайская, въ Бессарабіи, длинношерстая, бѣлаго цвѣта; ее стригутъ и шерсть употребляютъ для суконъ втораго сорта.

Черкасская, довольно схожая съ волосской, водится на Дону.

Шлепская произходитъ отъ нѣмецкой (силезской, шленской), водится на Украйнѣ (Полтавской губерніи); шерсть ея также идетъ на сукна.

Рѣшетиловская, также на Украйнѣ: шерсть короткая, черная, курчавая; овчина идетъ на тулупы, шапки и околыши.

Крымская, извѣстная также подъ названіемъ широкохвостой или курдючной, водится въ Крыму; шерсть на ней сѣрая, голубоватая, мелко-курчавая, идетъ также только на мѣха, называемые, какъ и рѣшетиловскіе, смушками. Крымская овца замѣчательна длиннымъ и необыкновенно толстымъ хвостомъ своимъ (курдюкомъ), который весь состоитъ изъ одного жира, вѣситъ до двадцати и тридцати фунтовъ и иной разъ до того затрудняетъ барана, волочась по землѣ и протираясь, что подъ курдюкъ этотъ подвязываютъ лубковые желоба, на парѣ маленькихъ колесъ.

Калмыцкая или киргизская порода, которая также иногда называется курдючною, водится огромными стадами въ Киргизской степи и Средней Азіи и замѣчательна курдюкомъ вовсе не такимъ, какъ у Крымской овцы: сало, также до двадцати и болѣе фунтовъ, ложится горбомъ по обѣ стороны хвоста, — въ видѣ большаго нароста, а самый хвостъ остается едва замѣтнымъ. Шерсть на этихъ овцахъ мало-курчавая, бурая, такъ груба и жестка, что идетъ только на войлоки: за то тулупы, изъ шкурокъ молодыхъ овецъ этой породы, извѣстны во всей Россіи; это едва ли не самый прочный изо всѣхъ мѣховъ.

Родъ: БЫКЪ (Bos, Linn.) имѣетъ зубовъ столькоже и такихъ-же, какъ у барана и козла. Быкъ и корона по виду такъ извѣстны віякому, что описывать ихъ вовсе не нужно

ДОМАШНІЙ БЫКЪ и корова, извѣстные у насъ собственно подъ названіемъ крупнаго рогатаго скота. составляютъ одно изъ важнѣйшихъ средствъ жизни всякаго селянина и по пользѣ своей не уступаютъ овцѣ. Мясо, сало, кости, копыта, рога, кожа, шерсть, молоко, — все это идетъ на потребу человѣка; наконецъ волъ, запряженный въ плугъ, самъ пашетъ землю, какъ это напр. заведено во всей южной Россіи. Быка нашего въ дикомъ видѣ нѣтъ; человѣкъ поработилъ себѣ все это поколѣніе. Наружность быка всякому извѣстна: онъ величиною съ лошадь, кости широкія, толстыя, рога гладкіе, округленные, выгнутые дугою наружу, и очень рѣдко такіе, какъ представлено на вашей картинкѣ; лобъ плоскій, широкій, морда отрубистая, нагая, ноги толстыя, соразмѣрно короткія, кожа на груди обвислая, весь хребетъ, отъ затылка до хвоста, довольно прямой, хвостъ съ пучкомъ волосъ на концѣ. Откормленный волъ лучшей породы вѣситъ до шестидесяти пудовъ, и больше. Воловьи шкуры и сало составляютъ одинъ изъ самыхъ значительныхъ предметовъ нашей отпускной иностранной торговли, и вездѣ за границей въ Россіи обдѣланная кожа цѣнится выше всякой другой.

Корова вообще животное кроткое и смирное, но быки бываютъ злы и бодливы, и при чрезвычайной силѣ легко перекидываютъ рогами черезъ себя человѣка.

Въ Испаніи еще до сихъ поръ люди находятъ удовольствіе въ боѣ быковъ и съ быками. Тамъ безчисленное множество зрителей любуется какъ пѣшіе и конные бойцы, подвергаясь большой опасности, сначала раздразнятъ, раздражатъ быка, потомъ сражаются съ свирѣпымъ животнымъ и наконецъ его побѣждаютъ. Забава эта, конечно, не дѣлаетъ чести человѣку.

Лучшій скотъ — въ Англіи, Голландіи, Швейцаріи; знамениты также штирійская и тирольская породы; и у насъ, въ Россіи, есть очень замѣчательныя породы:

Скотъ украинскій, называемый также черкасскимъ, крупенъ, силенъ и мясистъ; рога у него большіе, шерсть сѣрая.

Калмыцкій скотъ, плотный, только не такой крупный; коровы даютъ много молока; бываютъ пестрыя, бѣлыя, бурыя.

Холмогорскій (Архангельской губерніи), въ которомъ мы видимъ памятникъ ПЕТРА 1, озаботившагося перевезти на холмогорскія долины голландскаго скота; холмогорскія коровы извѣстны и большимъ ростомъ, и большимъ количествомъ молока; шерсть на нихъ пестрая, бѣлая и черная.

Кеврольскій, происходящій отъ тирольскаго, отъ котораго происходитъ и переиначенное названіе его, цвѣтомъ бурый, водится въ Олонецкой губерніи.

Наконецъ Ярославскій или просто русскій скотъ, бываетъ разной шерсти, уступаетъ въ достоинствахъ украинскому и холмогорскому, но довольно хорошъ и цѣненъ.

Перегонъ рогатаго скота изъ разныхъ мѣстъ, а особенно съ юга, въ обѣ столицы, на убой, составляетъ у насъ значительный промыслъ, и по этимъ путямъ устроены особыя скотопрогонныя дороги. Повальная чума на рогатый скотъ, часто опустошающая разныя губерніи, наноситъ хозяевамъ огромные убытки; Правительство, со всею своею благодѣтельною заботливостью, безпрестанно старается о предупрежденіи и облегченіи этого зла.

Уходъ за молокомъ, храненіе его и приготовленіе изъ него разныхъ предметовъ для стола и пищи, или такъ называемыхъ, общимъ словомъ, молочныхъ скоповъ, составляетъ особое искуство, которымъ между прочимъ, славятся Англичане, Голландцы и Швейцарцы. Извѣстно, что парное молоко, по мѣрѣ того, какъ оно остываетъ, оставленное въ покоѣ, устаивается, то есть густыя, маслянистыя частицы его (сливки) всплываютъ на верхъ и могутъ быть сняты ложкой. Если молоко оставить на сутки и болѣе въ теплѣ, то оно прокиснетъ и сдѣлается густымъ: это простокваша и смятана. Ежели смятану и сливки перетопить въ печи, какъ дѣлаютъ русскіе крестьяне, то чистое масло всплываетъ на верхъ: это такъ называемое русское или топленое масло; а если бить сливки или смятану (пахтать) въ бутылкѣ или въ особомъ деревянномъ сосудѣ (маслобойнѣ), въ который опущено родъ мутовки, то масляныя частицы сбиваются и слипаются всѣ вмѣстѣ: это масло чухонское или пахтанное; остатокъ отъ него называется пахтаньемъ. Если простоквашу поставить въ теплую, но не горячую печь (въ вольный духъ), то она ссядется, створожится, а откинутая на сито дастъ творогъ; это сырныя частицы, которыя ссѣлись и отдѣлились, между тѣмъ какъ водянистая сыворотка стекаетъ.

Сыры разнаго рода дѣлаются также отдѣленіемъ и отвороженіемъ сырныхъ частицъ, но только не изъ квашенаго, а изъ парнаго молока, которое согрѣваютъ въ котлѣ, а потомъ кладутъ въ него небольшой кусочекъ телячьяго желудка; отъ этого прѣсное молоко тотчасъ свертывается; за тѣмъ его откидываютъ, или процѣживаютъ сыворотку, солятъ, прибавляютъ иногда пряности и другія снадобья, кладутъ въ мѣшкахъ подъ прессъ и такимъ образомъ дѣлаютъ сыръ. Голландскій, Швейцарскій, Англійскій и другіе сыры отличаются каждый различнымъ вкусомъ и свойствами, смотря по способу выдѣлки, по корму или травамъ, и пр. Сыры эти составляютъ значительный предметъ торговли. У насъ дѣлаютъ въ разныхъ мѣстахъ варенецъ; для этого берутъ парнаго молока, кипятятъ его, даютъ остынуть, потомъ, вмѣстѣ съ пѣнками, замѣшиваютъ смятаной и даютъ ему окиснуть. Итальянская рикота есть родъ сливочнаго творогу; татарскій айранъ — ничто иное какъ простокваша, разболтанная водой; у Чухонцевъ Петербургской и Выборгской губерній такое кушанье съ кускомъ хлѣба и селедкой, огромнаго роста и ужасно пересоленой, часто составляетъ и обѣдъ, и ужинъ; башкирскій крутъ — родъ соленаго сыру, или просушенаго и прокопченаго творогу, впрочемъ большею частію изъ овечьяго молока; каймакъ у Татаръ и Казаковъ, — сливочныя, толстыя пѣнки, которыя снимаются и складываются блинками.

Въ юговосточныхъ степяхъ нашихъ народъ употребляетъ въ пищу молоко отъ всякой домашней скотины; коровье молоко довольно густо, заключаетъ въ себѣ много творогу и масла, почему вещества эти добываются изъ коровьяго молока въ значительномъ количествѣ; верблюжье молоко еще гуще, и сверхъ того оно солоновато; лошадиное и ослиное молоко напротивъ очень жидко, въ немъ болѣе сыворотки и сахарныхъ частицъ. По этому ослиное молоко очень легко, здорово и питательно для слабаго человѣка; больной или слабый желудокъ не перевариваетъ масла и творогу, а сывороткой и распущеннымъ въ немъ молочнымъ сахаромъ не обременяется. Слегка окиснувшее лошадиное молоко даетъ вкусное, легкое и весьма питательное питье, которое никогда не обременяетъ желудка, и., въ большомъ количествѣ можетъ даже замѣнить твердую пищу. Окиснувшее, или оквашенное, коровье молоко дѣлается густымъ (простокваша), а лошадиное всегда остается жидкимъ, и это-то есть собственно кумызъ. которымъ питаются почти всѣ наши кочевыя азіатскія племена. Но кумызъ вовсе не пьяный, или не опьяняющій напитокъ; въ немъ очень мало винныхъ частицъ. Чтобы получить питье опьяняющее, Калмыки, Чуваши и другіе инородцы наши перегоняютъ квашеное молоко, и дѣлаютъ изъ него такимъ образомъ родъ вина или водки; но тогда это уже не кумызъ, а кумышка.

БУЙВОЛЪ (Bos bubalus, Gml. Le Buffle Bull. Der Büffel.) ростомъ съ быка и отличается отъ него болѣе выпуклымъ лбомъ, развалистыми, сплющенными рогами и рѣдкою чернобурою шерстью.

БУЙВОЛЪ замѣняетъ нашего вола и корову въ Индіи, Египтѣ, Турціи на Кавказѣ и въ Молдавіи. Нравъ у него свирѣпый и неукротимый, такъ что для управленія имъ надо продѣвать ему сквозь носъ желѣзное кольцо. Буйволъ любитъ воду, охотно валяется въ грязи и терпѣть не можетъ ярко-алаго цвѣту, котораго впрочемъ не любитъ и нашъ домашній быкъ. Мясо буйволово дурно, но молоко довольно хорошо, только жидко и не даетъ густаго масла, а шкура очень прочна и цѣнна, для выдѣлки изъ нея кожъ.

ЗУБРЪ (Bos férus, Linn. Bos urus, Bood. L' Aurochs et le Bonasus, Buff. Der Auerochs. Wiesent.) ростомъ гораздо больше обыкновеннаго рослаго быка.

ЗУБРЪ самое крупное животное изъ рода быковъ, съ небольшими, загнутыми круто вверхъ и внутрь рогами и съ косматой гривой, которая покрываетъ даже лобъ, всю шею, подбородокъ, и верхъ переднихъ ногъ; шерсть темно-бурая. Зубры очень сильны и дики и, сколько извѣстно, никогда не привыкаютъ къ человѣку, не ручнѣютъ. Они нѣкогда водились въ Литвѣ, Пруссіи, а около времени Рождества Христова во всей Германіи; теперь они перевелись почти всюду, но живутъ еще, въ небольшемъ числѣ, у сѣверной покатости Эльборуса, на Кавказѣ, а въ Гродненской губерніи, въ лѣсахъ или такъ называемой Пушѣ Бѣловѣжской. Въ этомъ послѣднемъ мѣстѣ Правительство издавна запретило бить зубровъ, приставивъ для этого особыхъ смотрителей (осочниковъ), которые заготовляютъ даже для зубровъ на зиму сѣно.

БРАМИНСКІЙ БЫКЪ (Bos indiens, Erxl. Le Zébu. Buff. Le Taureau bramine. Der Braminenstier.) особая порода домашняго быка.

БРАМИНСКІЙ БЫКЪ отличается отъ обыкновеннаго особенно маленькимъ ростомъ и кромѣ того жирнымъ горбомъ на передней части спины. Водится онъ въ теплыхъ частяхъ Индіи и вообще Азіи. Изъ этой породы выбираются животныя, посвященныя индѣйскому языческому божеству Сивѣ, и одинъ только изъ нихъ, быкъ Нанди, имѣетъ право носить на себѣ истуканъ этого ужаснаго бога. Быки эти живутъ въ капищахъ, за ними удивительно тщательно ухаживаютъ, и все дѣло ихъ состоитъ въ томъ, чтобы возить на себѣ браминовъ. Такъ какъ народъ ихъ очень уважаетъ, то они могутъ безнаказанно, когда вздумается, поѣдать засѣянныя хлѣбомъ поля, входить на дворы, даже 1ъ дома, и почти таскать со столовъ пищу, приготовленную для людей.

БИЗОНЪ Bos bison, Exrl. Bos americanus, Ginl. Le Bison, Fr. Cuv. Der Bisonochse.) съ косматой гривой на всей передней половинѣ тѣла. Видъ его можетъ дать нѣкоторое понятіе о нашемъ зубрѣ.

БИЗОНЪ или американскій быкъ водился нѣкогда во всей Америкѣ, но вытѣсненъ увеличившимся народонаселеніемъ и теперь держится только на равнинахъ, около рѣкъ Мисури и Мисисипи. Лѣтомъ живетъ онъ въ лѣсахъ, весною переходитъ по безконечнымъ равнинамъ къ сѣверу, а осенью опять прежнимъ путемъ къ югу. Въ этихъ переселеніяхъ бизоны собираются огромными стадами и, ежели вѣрить путешественникамъ, то иногда тысячь до двадцати головъ. Переходя съ мѣста на мѣсто, они такъ тѣсно толпятся, задніе такъ сильно напираютъ на переднихъ, что стадо ломаетъ, опустошаетъ и топчетъ все, что попадется на встрѣчу. Ежели попадется имъ преграда непреодолимая, то передовые бизоны по неволѣ останавливаются, слѣдующіе за ними, и вся масса, до заднихъ, продолжаетъ идти, напираетъ и выходитъ такая густая толпа, что многіе, слабѣйшіе, погибаютъ раздавленные, затоптанные.

Кожа ихъ идетъ на продажу, мясо ѣдятъ, и потому американскіе Индѣйцы собираются огромными толпами и охотятся за бизонами иной разъ такъ удачно, что вдругъ убиваютъ по нѣскольку сотъ штукъ. Вотъ какъ это дѣлается:

Примѣтивъ такое мѣсто, гдѣ много бизоновъ, Индѣйцы, на коняхъ, окружаютъ издали это мѣсто и потомъ понемногу съѣзжаются ближе и ближе, непримѣтно сгоняя бизоновъ въ одну сторону и именно такъ, чтобы пригнать ихъ къ какому нибудь крутому обрыву. Увѣрившись въ успѣхѣ, Индѣйцы поднимаютъ страшный крикъ, стрѣляютъ изъ ружей, изъ пистолетовъ, хлопаютъ бичами и во всю прыть гонятъ бизоновъ къ обрыву. Разсѣянное и испуганное стадо вдругъ соединяется, бѣжитъ, скачетъ, погоня все ближе и ближе, крики и выстрѣлы все чаще, и ежели передовой бизонъ, въ торопяхъ, не замѣтивъ обрыва, свалится въ пропасть, то охота бываетъ чрезвычайно удачна, потому что за передовымъ непремѣнно слетитъ все стадо и разобьется о камни.

Бизонъ сердитъ, но не свирѣпъ; онъ всегда бѣжитъ отъ человѣка, и никогда на него не нападаетъ, развѣ что очень сильно раненъ; тогда онъ оборачивается, кидается на охотника, и бѣда человѣку, ежели онъ не верхомъ на очень хорошей лошади.

=

Для всякаго Русскаго вѣроятно интересно будетъ знать нѣсколько подробностей о торговлѣ звѣриными шкурами въ Россіи.

Въ нашемъ отечествѣ торговля мѣхами, или пушнымъ товаромъ, очень значительна и обширна; она даетъ хлѣбъ промышленникамъ, цѣлые народы въ сѣверной Сибири и Америкѣ вносятъ государственныя подати свои (ясакъ) не деньгами, а мѣхами; торговля эта даетъ работу скорнякамъ, которые обработываютъ, а иногда и подкрашиваютъ (подцвѣчиваютъ) мѣха, она содержитъ много купцовъ, — и все это именно потому, что она даетъ намъ средство защищаться отъ зимней стужи.

Выдѣланныя шкурки животныхъ подбираются, для того чтобы сшить изъ нихъ красивую и прочную шубу, которая вообще называется мѣхомъ. Каждая шкурка разрѣзывается на нѣсколько частей, смотря по различію шерсти, которая бываетъ не одинаково хороша на спинѣ, на животѣ, на бокахъ, на лбу, и т. д., и всѣ однородные лоскутья подбираются и сшиваются отдѣльно. Отъ этого происходятъ и различныя названія мѣховъ: хребтовые, черевьи, завойчатые, дущатые, лобковые, бедерчатые, лапчатые, и т. д. Шкура лисы, у которой и цвѣтъ, и самая длина и степень мягкости шерсти въ разныхъ мѣстахъ тѣла весьма различны, разбивается на самое большое число частей.

Пушной товаръ, который продается въ Россіи, получается тремя главнѣйшими путями:

Самое большое количество его получается изнутри Россіи, отъ частныхъ промышленниковъ, изо всѣхъ сѣверныхъ губерній, а въ особенности изъ Сибири. Товаръ этотъ: соболь, куница, колонокъ, (сибирскій звѣрокъ, изъ рода хорьковъ), лиса, волкъ, медвѣдь, бѣлка, горностай, выхухоль, хорекъ, норка, перевощикъ, сусликъ, бурундукъ, олень, заяцъ, сурокъ, кошка; изъ сѣверныхъ, а частію и изъ другихъ европейскихъ губерній нашихъ вывозится: бѣлка, куница, лиса, волкъ, медвѣдь, выхухоль, норка, сурокъ, кошка, собака и, изъ разныхъ мѣстъ, овчина. Бѣличій промыслъ въ сѣверныхъ губерніяхъ нашихъ и въ Сибири особенно важенъ и значителенъ: бѣлокъ убивается въ Россіи ежегодно до пятнадцати милліоновъ штукъ; и не смотря на такое страшное истребленіе, не замѣтно, чтобы родъ этотъ сталъ рѣже прежняго. Торговля овчиной, разныхъ породъ, поддерживаетъ наше овцеводство.

Второй путь, это — Россійско-Американская компанія, у которой есть свои промысловыя заведенія; этимъ путемъ доставляются: камчатскій и рѣчной бобръ, котики, лисицы, песцы, соболи и пр.

Третій наконецъ путь, — заграничная торговля; изъ Лейпцига, Гамбурга и Лондона получаются большею частію мѣха американскіе, какъ напримѣръ енотъ, американскій медвѣдь, лисица, песецъ, кроликъ, шиншила, илька (виргинскій хорь), и другіе, всего на одинъ милліонъ рублей серебромъ ежегодно. За границу отпускается пушнаго товару, или мягкой рухляди, на два съ половиною милліона, и въ томъ числѣ въ Кяхту на полтора милліона рублей серебромъ. Количество внутренняго потребленія мѣховъ невозможно счесть даже и приблизительно.

Разрядъ: Рыбообразныя. (Cétacés.)

Всѣ животныя этого разряда живутъ въ водѣ; видомъ похожи на рыбъ, но дышатъ легкими и воздухомъ, для чего часто выплываютъ на поверхность моря. Такое наружное сходство ихъ съ рыбами и заставляетъ многихъ, незнающихъ хорошенько дѣла, думать, что они рыбы, тогда какъ на нихъ надо смотрѣть точно такъ-же, какъ и на всѣхъ остальныхъ млекопитающихъ, какъ на звѣрей, только совершенно особеннаго, страннаго устройства.

Всѣ животныя этого разряда велики, нѣкоторыя огромны, напримѣръ киты, которые и до сихъ поръ попадаются саженъ въ десять длины, а встарину ловились и гораздо еще болѣе. Заднихъ ногъ у нихъ нѣтъ, а есть только переднія, въ которыхъ замѣтны точно такія-же кости, какія составляютъ переднія лапы млекопитающихъ другихъ разрядовъ; но кости эти срослись, одѣты кожей въ видѣ рукавицъ, и называются плавниками; у нѣкоторыхъ даже есть на спинѣ перо, какъ у рыбъ, и у всѣхъ рыбій хвостъ (плесъ), лежащій однакоже не на ребро, какъ у рыбъ, а плашмя. Голова у однихъ обыкновенной величины, а у другихъ несоразмѣрно велика и составляетъ иногда четверть, иногда даже треть всей длины туловища; ротъ также великъ, но горло, соразмѣрно, узковато. У немногихъ есть клыки, у другихъ острые зубы, у третьихъ только роговыя пластинки (китовый усъ, рис. на стр. 24), служащія не для жеванія, а для захвата пищи ртомъ и процѣживанія воды. Дѣтеныши родятся живыми и питаются молокомъ матери; всѣ они плаваютъ легко, иные неимовѣрно быстро, какъ напр. морская свинка или дельфинъ; чувства ихъ мало развиты, зрѣніе тупо, языкъ неподвиженъ, но чутье хорошо. Отверзтія носа, называемыя дыхалами, большею частію находятся, не какъ у сухопутныхъ, на концѣ морды, а подъ самымъ лбомъ, и потому животныя эти могутъ дышать, не высовывая рта изъ воды; это удобно имъ тѣмъ болѣе, что дыхательное горло выходитъ у нихъ не въ ротъ, а прямо въ носъ, такъ что они могутъ глотать и дышать въ одно и тоже время.

По устройству зубовъ и пищѣ животныя рыбообразныя или китовидныя подраздѣляются на два семейства: на травоядныхъ и плотоядныхъ.

Семейство: Травоядныя. (Herbivores.)

Морда у нихъ снаружи усажена щетиной, тѣло въ шерсти, коренные зубы сверху плоскіе, рѣзцы въ одной верхней челюсти, клыковъ нѣтъ; пища ихъ — морскія растѣнія, а конечности устроены такъ, что животныя, по нуждѣ, ползаютъ, упираясь ими, по землѣ. Сюда принадлежатъ ламантины и дугоны или индѣйскіе моржи, видомъ нѣсколько напоминающіе тюленей сѣверныхъ морей.

Семейство: Плотоядныя или Сопуны. (Carnivores. Souffleurs.)

Отличаются гладкою мордой, дыхалами, вмѣсто носовыхъ отверзтій, на лбу или темени, и нагимъ тѣломъ; пища (рыба, слизни и пр.) проглатывается цѣликомъ, пѣнистая вода выбрасывается фонтаномъ изъ дыхалъ; зубы острые, коническіе, или вмѣсто ихъ роговыя поперечныя пластинки.

Родъ: ДЕЛЬФИНЪ (Delphinus, Blainv. Le Dauphin. Der Delphin.) или морская свинка; у него два дыхала вмѣсто носовыхъ отверзтій, на лбу, тѣло темнобурое, нагое, зубы въ обѣихъ челюстяхъ

ДЕЛЬФИНъ бываетъ длиною до полуторы сажени и водится во всѣхъ почти европейскихъ моряхъ. Онъ собирается иногда большими стаями вокругъ корабля, играетъ и рѣзвится, особенно передъ бурей, вскатываясь на поверхность моря. Замѣчательно, что дельфинъ плаваетъ необыкновенно быстро и легко обгоняетъ корабль на самомъ скоромъ ходу, подъ всѣми парусами. Изъ дельфина добывается сало, но мясо его вообще дурно.

Родъ: НАРВАЛЪ (Monodon, Linn.) замѣчателенъ тѣмъ, что зубовъ у него нѣтъ, а есть одинъ или два длинные клыка, въ верхней челюсти. Во всемъ остальномъ нарвалъ похожъ на другихъ рыбообразныхъ.

НАРВАЛЪ или РОГОЗУБЪ ОБЫКНОВЕННЫЙ (Monodon monoceros, Linn. Le Narval ordinaire. Das Meereinhorn oder der Narval.) одинъ только хорошо извѣстный видъ этого рода.

НАРВАЛЪ бываетъ длиною сажени въ двѣ, цвѣтомъ тѣла бѣловатый, съ черными небольшими пятнами; клыки его состоятъ изъ твердой превосходной кости, которая въ вещахъ едва ли не лучше слоновой, потому, что никогда не желтѣетъ. Нарваловъ бьютъ немного; жиръ ихъ лучше китоваго, но его мало, такъ что работа не вознаграждается продажею жиру.

Родъ: КАШАЛОТЪ (Physeter mac г oèeph alus. Le Grand cachalot. Der Kachelot oder Pottfisch.) имѣетъ въ верхней челюсти зубы.

КАШАЛОТЪ ПЛЕВУНЪ или головачъ держится огромными стадами въ южныхъ и гораздо рѣже въ сѣверныхъ моряхъ. Путешественники разсказываютъ, что стадо кашалотовъ занимаетъ иногда въ морѣ пространство въ двадцать или тридцать верстъ. Самъ кашалотъ бываетъ длиною саженъ въ десять, а громадная голова его занимаетъ почти треть этой длины. Этотъ морской великанъ жестокъ и кровожаденъ, безпощадно и неотступно преслѣдуетъ свою добычу, чрезвычайно быстро кидается въ разныя стороны, показывается, изчезаетъ, ныряетъ и снова показывается, чтобы залить своего непріятеля огромными водометами изъ пару, воды и пѣны. Посреди бою онъ страшно реветъ, а иногда и свищетъ, созываетъ такимъ образомъ товарищей и вмѣстѣ съ ними снова бросается на непріятелей.

Въ огромной головѣ его, кромѣ мозга, находится еще особенное жирное вещество, которое твердѣетъ на воздухѣ, походитъ на стеаринъ, только прозрачнѣе его и называется спермацетомъ. Во внутренностяхъ кашалота находятъ комками другое вещество, чрезвычайно пахучее, благовонное, и употребляемое иногда въ лекарствахъ, амбру. По этому ловля кашалота доставляетъ промышленникамъ огромныя выгоды, для которыхъ они преслѣдуютъ и бьютъ этихъ громадныхъ животныхъ не смотря ни на бури, ни на тысячи опасностей.

Родъ: КИТЪ (Balaena. La Baleine. Der Wallfisch.) вмѣсто зубовъ въ верхней челюсти имѣетъ расположенныя поперечными рядами роговыя пластинки, извѣстныя подъ названіемъ китоваго уса, хотя это вовсе не усъ. Внутренняя поверхность ихъ усѣяна щетиной, сквозь которую китъ такъ сказать процѣживаетъ воду, захватывая вмѣстѣ съ нею въ ротъ и мелкую рыбу, и слизней. Наружнаго уха нѣтъ, глазъ очень малъ, едва вдвое больше бычачьяго; на сппнѣ плавательнаго пера нѣтъ. Китовый родъ состоитъ изъ нѣсколькихъ схожихъ видовъ, но мы будемъ говорить объ одномъ

ОБЫКНОВЕННОМЪ КИТѢ или нордкаперѣ, который тѣмъ болѣе всякому извѣстенъ, хотя по имени, что слово китъ служитъ у насъ общимъ названіемъ для всѣхъ почти рыбовидныхъ млекопитающихъ огромныхъ размѣровъ. Китъ — самое большое изо всѣхъ существующихъ на земномъ шарѣ животныхъ; онъ бываетъ иногда въ десять, а изрѣдка попадаетъ даже въ двѣнадцать саженъ длины и вѣсомъ до шести тысячь пудъ. Водятся киты большею частію въ сѣверныхъ моряхъ, около Гренландіи, Шпицбергена, Камчатки, и западной Америки, но вообще во всѣхъ океанахъ, и живутъ, говорятъ, очень долго, лѣтъ по полутораста, и болѣе. Китовые промыслы, при удачѣ, бываютъ весьма выгодны и Англичане, Голландцы, Французы, Датчане, Американцы и другіе народы снаряжаютъ для этого особыя китоловныя суда. Изъ китоваго жира перетапливается ворвань, на выдѣлку и смазку кожъ, на смазку разныхъ машинъ и снарядовъ и для фабричнаго производства. Китовый усъ, извѣстный по крѣпости и упругости своей, довольно дорогъ и идетъ на различныя издѣлія: на зонтики, трости, шомполы, въ различныя части женскаго туалета, и пр. Лопари и другіе дикіе сѣверные народы выдѣлываютъ изъ внутренностей кита очень удобную непромокаемую одежду, изъ кожи его, — обувь и домашнюю утварь, изъ жилъ — веревки, и даже ѣдятъ мясо кита, которое однакожъ жестко и вообще дурно.

Китовый промыселъ и ловля лѣтъ за 50 былъ гораздо значительнѣе нынѣшняго, вопервыхъ потому, что китовидныхъ животныхъ было гораздо болѣе, а вовторыхъ, что въ новѣйшее время ворвань, приготовляемая изъ китоваго жиру, съ выгодою замѣняется растительными маслами, которыя такъ же дешевы и добываются безопасно. Китовый промыселъ требуетъ большихъ издержекъ, для снаряженія корабля съ принадлежностями, а притомъ и опасенъ, потому что животное однимъ ударомъ хвоста, въ котоходитъ къ киту на самое близкое разстояніе, забойщикъ, стоя на носу, кидаетъ изо всѣхъ силъ острогу (родъ копья), стараясь попасть ею между реберъ кита, а лодка поспѣшно удаляется нѣсколько. Раненый, разъяренный китъ бьетъ нѣсколько разъ по водѣ своимъ огромнымъ хвостомъ, пыряетъ и пускается въ бѣгство; а какъ острога привязана длинною веревкой къ лодкѣ, то онъ и ее тащитъ съ чрезвычайною быстротой за собою. Матросъ съ топоромъ стоитъ надъ этой ромъ сажени двѣ или три ширины, уничтожаетъ лодку съ ловцами и на мѣстѣ побоища не остается ничего, кромѣ осколковъ лодки и окровавленной воды.

Увидавъ кита, на разстояніи одной или двухъ верстъ, хозяинъ корабля отправляетъ на него лодку съ лучшими, опытными матросами: лодка на веслахъ под веревкой, съ тѣмъ чтобы вдругъ перерубить ее, еслибы китъ нырнулъ глубже обыкновеннаго и потащилъ бы лодку за собою. Черезъ четверть часа, или побольше, киту надо перевести духъ и веревка ослабѣваетъ: онъ начинаетъ подниматься. Другія лодки спѣшатъ его встрѣтить новыми острогами, разнаго вида и устройства: есть напримѣръ широкія остроги въ видѣ лопатокъ, которыми стараются перерѣзать у кита жилы на хвостѣ, и этимъ обезсилить его; — пораженный со всѣхъ сторонъ, при радостныхъ крикахъ и побѣдныхъ пѣсняхъ китолововъ, животное ныряетъ все рѣже и менѣе продолжительно, и наконецъ, ослабѣвъ отъ глубокихъ ранъ, издыхаетъ, обагривъ кровью своею большое пространство моря. Ловцы осторожно приближаются и, убѣдившись, что животное въ самомъ дѣлѣ ужъ не живо, тащутъ его къ кораблю, рѣжутъ на части, вырѣзываютъ жиръ и усъ, а у кашалота также спермацетъ и амбру, покидая все остальное на водѣ.

Особенно опасенъ бываетъ китовый промыселъ въ самыхъ сѣверныхъ странахъ сѣвернаго Ледовитаго океана: тамъ, кромѣ опасностей отъ самаго животнаго, на каждомъ шагу китоловы подвергаются опасности быть затертыми въ глыбахъ пловучаго льду, особенно когда раненый китъ съ неимовѣрной быстротой ныряя подъ ледъ, тащитъ туда же за собой и лодку. Но выгода заставляетъ забывать опасности, и выгоды китоваго промысла въ самомъ дѣлѣ значительны: китъ даетъ около двухъ сотъ пятидесяти боченковъ ворвани, по пятнадцати руб. сер. боченокъ; а корабль, въ теченіе годоваго промысла, добываетъ нѣсколько десятковъ и даже до сотни китовъ. Такъ какъ сотни двѣ или даже три судовъ разныхъ народовъ постоянно каждый годъ выходятъ на эту ловлю, то ежегодно убивается отъ десяти до двадцати тысячь китовъ.

Русскіе не занимаются собственно китовымъ промысломъ, хотя Государь Петръ I и старался завести его на Бѣломъ морѣ. Изрѣдка случайно сядетъ на мель гдѣ нибудь около береговъ Архангельской губерніи колоссальный китъ, и тогда онъ уже непремѣнно выкидывается волненіемъ на берегъ потому, что онъ едва можетъ пошевельнуться, когда подъ нимъ мало воды. А чтобы ему было гдѣ удобно развернуться съ своей колоссальной силой и огромнымъ ростомъ, ему нужно много простору и глубокое море.

Алеуты бьютъ китовъ, почти какъ бобровъ камчатскихъ, стрѣлками или острогами, а потомъ оставляютъ животное на произволъ судьбы; ежели китъ смертельно раненъ, то издыхаетъ черезъ нѣсколько дней и выкидывается волненіемъ на берегъ; по знаку на копьецѣ остроги узнаютъ хозяина добычи. Гренландцы дѣлаютъ тоже, преслѣдуя впрочемъ на одиночныхъ челнокахъ своихъ кита и поражая его нѣсколько разъ, такъ, что иногда убиваютъ на мѣстѣ. Дикіе Лабрадора и Ньюфоундленда дѣйствуютъ, по разсказамъ путешественниковъ, еще гораздо смѣлѣе: приближаясь къ киту на челнокѣ, одинъ изъ нихъ бросается вплавь, взбирается на кита и проворно заколачиваетъ ему на лбу одно дыхало, забивая туда приготовленный для этого деревянный колъ; китъ ныряетъ, и если дикарямъ удастся повторить эту продѣлку и заколотить другое дыхало, то животное вскорѣ задыхается и дѣлается добычей смѣльчаковъ.

Теперь, ежели мелькомъ вспомнить все, что мы говорили о млекопитающихъ, то нельзя не удивиться, нельзя не онѣмѣть отъ удивленія, при видѣ безконечнаго разнообразія всѣхъ этихъ животныхъ и въ тоже время чуднаго единства въ устройствѣ тѣла каждаго изъ нихъ. Самыя большія изо всѣхъ животныхъ — млекопитающія, какъ напр., слоны, жирафы, бегемоты, носороги, зубры, кангуру-великаны, и еще несравненно больше ихъ всѣхъ киты и кашалоты; есть млекопитающія и чрезвычайно маленькія, и между ними самое маленькое, конечно, землеройка; а изо всѣхъ землероекъ меньше всѣхъ, говорятъ, тосканская, которая гораздо меньше самаго маленькаго мышенка. Между китомъ и тосканской землеройкой, по величинѣ, помѣщается еще такое множество животныхъ самыхъ разнообразныхъ по виду, устройству тѣла, образу жизни, нравамъ, привычкамъ, и наконецъ по разнымъ климатамъ, въ которыхъ они живутъ, что ученые натуралисты насчитываютъ всего до тысячи шести сотъ тридцати породъ. Но и на этомъ огромномъ числѣ нельзя остановиться; человѣкъ знаетъ далеко еще не всѣхъ животныхъ, и на землѣ много еще мѣстъ, вовсе ему не извѣстныхъ, такъ что смѣло можно положить, что на землѣ всего до трехъ тысячь различныхъ видовъ млекопитающихъ. Обо всѣхъ, этихъ видахъ, конечно, мы говорить не можемъ; изученіе всѣхъ ихъ наполнило цѣлыя жизни многихъ ученыхъ, и многихъ безсмертно прославило; мы упомянули здѣсь только о самыхъ любопытныхъ и самыхъ извѣстныхъ животныхъ, и перейдемъ теперь къ другому классу отдѣленія животныхъ позвоночныхъ, къ птицамъ.

=

ОТДѢЛЕНІЕ ЖИВОТНЫХЪ ПОЗВОНОЧНЫХЪ.

КЛАССЪ ВТОРОЙ.
ПТИЦЫ.

Классъ Птицъ.

Прежде мы говорили уже, чѣмъ птицы отличаются отъ всѣхъ остальныхъ животныхъ. Мало сказать, что птицы отличаются тѣмъ, что летаютъ и несутъ яйца. Мы видѣли, что летаютъ и нѣкоторыя млекопитающія, именно летучія мыши и полетуши, а яйца несутъ почти всѣ животныя низшихъ классовъ и отдѣленій. У птицъ исключительная особенность та, что у нихъ тѣло покрыто перьями, а вмѣсто рукъ, или переднихъ лапъ, или ногъ у нихъ — крылья.

Кровообращеніе птицъ точно такое же, какъ у млекопитающихъ. Изъ сердца по всему тѣлу идетъ непрерывный потокъ крови, который уноситъ за собою старыя, ветхія частицы тѣла и замѣняетъ ихъ новыми; другая половина сердца выталкиваетъ воротившуюся изъ обращенія и почернѣвшую кровь въ легкое; тамъ, отъ прикосновенія къ питательнымъ частицамъ воздуха, эта кровь снова краснѣетъ, пріобрѣтаетъ живительныя и питательныя свойства, и снова изъ сердца расходится по всему тѣлу.

Но есть одно важное обстоятельство, которое отличаетъ одинъ отъ другого два высшіе класса животныхъ, именно дыханіе. У млекопитающихъ легкое, прикрытое снаружи ребрами, отдѣляется отъ остальныхъ внутренностей особой перегородкой и воздухъ дальше легкаго нейдетъ. У птицъ этой перегородки нѣтъ; легкое — очень велико; вѣрно всякому случалось примѣтить за обѣдомъ, когда разрѣжутъ цыпленка, черноватую, запекшуюся, довольно рыхлую массу, которая прилипла снутри къ его ребрамъ и позвоночному столбу: это остатки пузырьковъ легкаго. Но тутъ еще не всѣ органы дыханія птицъ: вѣтви легкаго идутъ тысячами вѣточекъ по всему тѣлу, охватываютъ всѣ его части, входятъ въ кости и даже во внутренность перьевъ. Отъ этого птица становится очень легка, такъ что ей ужъ не много надо силы, чтобы поддерживать себя въ воздухѣ взмахами крыльевъ.

Птицу всегда легко отличить отъ другихъ животныхъ; всѣ птицы болѣе или менѣе похожи одна на другую и для глазъ того, кто безъ особеннаго вниманія смотритъ на природу и всѣ ея явленія, самое ясное различіе между разными породами птицъ состоитъ въ величинѣ ихъ и цвѣтѣ перьевъ. Но по такимъ неяснымъ и неопредѣленнымъ примѣтамъ очень трудно былобы распознать и различить болѣе семи тысячь извѣстныхъ нынче различныхъ породъ птицъ. По этому ученые распредѣлили всѣхъ птицъ на разряды, разряды эти на семейства, семейства на роды, роды на виды по устройству клювовъ и лапокъ; части эти, служащія для хватанія пищи, находятся въ тѣсной связи съ родомъ самой пищи, а слѣдовательно и съ правами, образомъ жизни и привычками птицы, такъ что распредѣленіе по этимъ признакамъ удобнѣе всякаго другого.

Разрядъ: Хищныя. (Oiseaux de proie. Rapaces.)

Онѣ питаются мясомъ животныхъ млекопитающихъ или другихъ птицъ; по этому природа имъ дала большія, сильныя крылья, крѣпкіе когти (которые движутся взадъ и впередъ по волѣ птицы какъ у кошекъ) и быстрый полетъ для того, чтобы догонять животныхъ, схватывать ихъ, убивать и уносить далеко, куда нибудь на скалу или на дерево, чтобы тамъ спокойно съъсть свою кровавую добычу.

Хищныя птицы раздѣляются на дневныхъ и ночныхъ. Дневныя летаютъ за добычей днемъ, какъ напр. коршуны, орлы, сокола, ястребы; глаза у нихъ смотрятъ по сторонамъ, какъ у большей части, птицъ, то-есть помѣщены по бокамъ головы. Ночныя днемъ плохо видятъ; для охоты ихъ самое удобное время сумерки, а глаза ихъ, помѣщенные на передней части головы, оба смотрятъ впередъ.

Сравните только жадную и глупую физіономію КОНДОРА съ благородной, гордой и величественной осанкой орла, и вы нисколько не удивитесь, когда узнаете, что кондоръ питается одними трупами, тогда какъ орелъ не ѣстъ ничего, кромѣ живой добычи.

КОНДОРЪ (Kultur gryphus, Linn. Le Condor ou grand Vautour des Andes. Der Condor.) принадлежитъ къ семейству Грифовъ (Vultur ini, Linn.)

Семейство ГРИФОВЪ отличается небольшой головой безъ перьевъ, совсѣмъ лысой; шея длинная, сверху тоже голая, а снизу окруженная ошейникомъ изъ пуху или длинныхъ перьевъ; глаза навыкатѣ; осанка не благородная; полетъ не очень быстрый, но чрезвычайно высокій.

Въ размахъ у кондора по крайней мѣрѣ полторы сажени; онъ черноватаго цвѣту, а концы перьевъ на крыльяхъ пепельные. Кондоръ водится на Кордильерскихъ горахъ въ южной Америкѣ; летаетъ онъ несравненно выше всѣхъ остальныхъ птицъ. Съ обрывистыхъ вершинъ своихъ горъ, лежащихъ подъ экваторомъ, съ высоты двухъ тысячь саженъ, спускается онъ въ долины, на равнины, и даже къ самымъ скаламъ, о которыя разбиваются волны Тихаго океана. Оттуда поднимается онъ опять выше и выше, плаваетъ въ воздухѣ далеко надъ вершинами громадныхъ Кордильеровъ, на высотѣ десяти или одиннадцати верстъ надъ океаномъ. Ночь проводитъ онъ гдѣ нибудь въ ущельѣ, въ разсѣвшейся скалѣ, но только что первые лучи солнца отразятся въ вѣчныхъ снѣгахъ, которые его окружаютъ, онъ выпрямляется, наклоняетъ свое тѣло впередъ и летитъ. Сначала полетъ его тяжелъ и неловокъ, будто онъ не можетъ еще справиться съ воздухомъ и своею тяжестью, по скоро поднимается онъ выше и выше; его округлыя крылья поддреживаютъ его въ воздухѣ почти безъ движенія, ему довольно одного усилія или поворота головы, чтобы устремиться нѣсколько вверхъ; то несется онъ около самой земли, такъ что едва не задѣваетъ крыльями за камни, то поднимается за облака и совсѣмъ, совсѣмъ пропадаетъ изъ глазъ.

Странно подумать, чтобы такая сильная и громадная птица — была такая же точно трусливая, какъ и все остальное семейство грифовъ; а между тѣмъ это такъ. Путешественники говорили, будто кондоръ нападаетъ на барановъ и ламъ, и уноситъ ихъ въ когтяхъ; разсказывали даже, будто онъ кидается и на человѣка, а нѣсколько кондоровъ вмѣстѣ убиваютъ будто-бы иной разъ быка. На повѣрку оказалось, что все это неправда, что кондоръ питается только трупами или животными умирающими, что его легко прогоняетъ отъ стада осьмилѣтній ребенокъ, что ежели и случается ему нападать на животныхъ, то всегда на такихъ слабыхъ, которыя нисколько не могутъ ему противиться.

Кондоръ не вьетъ себѣ гнѣзда; онъ несетъ всего два яйца, гдѣ нибудь въ разсѣлинѣ скалы, и высиживаетъ ихъ нѣсколько времени. Шестинедѣльные птенцы его могутъ уже летать, а черезъ два, три мѣсяца потомъ — отецъ и мать ихъ прогоняютъ, потому что устаютъ удовлетворять ихъ прожорливости.

Нашъ обыкновенный КОРШУНЪ также принадлежатъ къ семейству грифовъ, и такъ же какъ всѣ они, питается только трупами, и особенно сильно испортившимся мясомъ. Величиною онъ бываетъ съ гуся, а въ размахѣ его крыльевъ аршина полтора. У стараго перья на спинѣ красиваго синевато-пепельнаго цвѣту, а на груди почти бѣлыя; хвостъ и крылья черные.

Къ семейству грифовъ принадлежитъ и

ЯГНЯТНИКЪ (Vullur barbotas, Linn. Le Griffon ou Gypaète. Der Lämmergeier.) самая большая изо всѣхъ европейскихъ хищныхъ птицъ

Весь онъ черноватый, только голова и ошейникъ бѣлые. Онъ водится на всѣхъ очень высокихъ и обрывистыхъ горахъ, и бываетъ хоть поменьше кондора, но гораздо страшнѣе его, потому что нападаетъ на живыхъ животныхъ, и уловки его почти всегда ему удаются. Когда онъ примѣтитъ, что ягненокъ, барашекъ или даже горный козелъ, пощипывая травку, подошелъ слишкомъ близко къ обрыву крутой скалы, онъ быстро налетаетъ на животное, ударомъ крыла сталкиваетъ его внизъ, и потомъ спускается спокойно ѣсть разбившуюся о скалы добычу, не унося ее на высоты. Впрочемъ ежели ягнятникъ и презираетъ иногда трупы, то все-таки, въ случаѣ нужды, питается ими, чего не сдѣлаетъ ни одна птица изъ

Семейства Соколовъ (Falconidae, Linn.),

которое отличается тѣмъ, что у всѣхъ почти родовъ этого семейства клювъ загнутъ не только на концѣ, но весь, и надъ блестящими глазами густыя навислыя брови. Сюда принадлежатъ: орлы, соколы, ястребы и змѣеловы.

ЦАРСКІЙ ОРЕЛЪ (Falco fulvus, Linn. L’Aigle impérial. Der Königsadler, конечно, самая храбрая, самая благородная изо всѣхъ хищныхъ птицъ. Величина его — полтора аршина, отъ клюва до когтя, въ размахѣ почти четыре аршина.

Водится ЦАРСКІЙ ОРЕЛъ въ дремучихъ лѣсахъ и на лѣсистыхъ горахъ умѣренной Европы, Малой Азіи и сѣверной Африки, а питается большими птицами, зайцами, барашками и молодыми оленями. Онъ живетъ съ своей подругой посреди скалъ и прогоняетъ отъ се-бя всякую хищную птицу, какая только поселится по сосѣдству. Орелъ налетаетъ на свою добычу съ быстротою молніи и, упившись ея кровью, уноситъ въ когтяхъ къ своему гнѣзду, гдѣ дѣлитъ дрожащее мясо своимъ орлятамъ. Гнѣздо его состроено обыкновенно на плоской вершинѣ скалы изъ толстыхъ, переплетенныхъ между собою вѣтвей, безо всякихъ другихъ окраинъ, кромѣ безпрестанно накопляющихся костей. Орлица несетъ обыкновенно два яйца и высиживаетъ ихъ мѣсяцъ. Въ это время орелъ приноситъ ей пищу; а когда орлята выведутся, орелъ съ орлицей охотятся вмѣстѣ; горные жители увѣряютъ, что орлица выпугиваетъ дичь изъ кустовъ, а орелъ между тѣмъ сидитъ гдѣ нибудь на скалѣ и выжидаетъ минуты когда заяцъ или другой звѣрокъ покажется на полѣ, налетаетъ на него съ быстротой падающей звѣзды, и, не останавливаясь на землѣ, какъ будто мимолетомъ схватываетъ его когтями и поднимается подъ облака. За его смѣлый и важный видъ, величественную осанку, звучный голосъ, сверкающій изъ подъ густыхъ бровей взглядъ, за быстрый полетъ и особенно за его силу и храбрость, орла во всѣ времена принимали знаменованіемъ могущества и побѣды, и теперь двуглавый орелъ служитъ символомъ самой могущественной имперіи въ мірѣ.

Другихъ породъ орлы держатся постоянно около большихъ рѣкъ, озеръ и морей, какъ напр.

БѢЛОХВОСТЪ или СѢРОВАТЕНЪ (Falco ossifragus, albicilla, albicaudus, Linn. Le Pygarque ou Orfraie. Der Seeadler. Beinbrecher.), у котораго съ молоду черный клювъ и черноватый съ бѣлыми пятнами хвостъ; потомъ перья мало по малу измѣняются, такъ что подъ старостъ онъ становится весь сѣрый, сѣдой.

БѢЛОХВОСТЪ водится въ лѣсахъ по близости большихъ озеръ и моря. Летаетъ онъ не такъ скоро и не такъ высоко, какъ настоящій орелъ, и ростомъ поменьше; питается большею частію рыбой. Охотится онъ ночью точно такъ же какъ и днемъ, хватаетъ рыбу, которая поднимается близко къ поверхности воды и даже ныряетъ иногда за нею; ѣстъ также и молодыхъ тюленей, и морскихъ птицъ и земныхъ млекопитающихъ. Ежели онъ увидитъ, что другая хищная птица, послабѣе его, поймала себѣ рыбу, онъ непремѣнно пустится за ней въ погоню и гонится до тѣхъ поръ, пока несчастный соперникъ не броситъ наконецъ добычи; рыба падаетъ, а бѣлохвостъ на нее, и успѣетъ обыкновенно подхватить прежде, нежели она долетитъ до воды.

Въ сѣверной Америкѣ водится

ОРЕЛЪ БѢЛОГОЛОВЫЙ (Falco leucocephalus, Linn. Aigle à tète blanche.) весь темносѣрый, голова, шея иВотъ какимъ образомъ знаменитый Одюбонъ описываетъ нравы БѢЛОГОЛОВАГО ОРЛА:

"Къ концу осени, когда перелетныя птицы тысячами летятъ на югъ, въ теплый край, возлѣ какой нибудь большой рѣки, на вершинахъ двухъ высокихъ противуположныхъ деревьевъ, сидятъ орелъ и орлица. Орелъ, своимъ блестящимъ, огненнымъ взглядомъ озираетъ огромное пространство воды и воздуха; иногда заглядываетъ и на землю; наблюдаетъ, ждетъ и все слышитъ: не ускользнутъ отъ его чуткаго слуха и шаги лани, которая ступаетъ такъ легко, что, кажется, едва прикасается къ травѣ. Насупротивъ его — орлица; изрѣдка она отрывистымъ крикомъ будто уговариваетъ орла потерпѣть. Онъ отвѣчаетъ хлопаньемъ крыльевъ, наклоняется всѣмъ тѣломъ впередъ, и дико и пронзительно щелкаетъ и воетъ такимъ голосомъ, какъ смѣется сумасшедшій; потомъ онъ выпрямляется и остается неподвиженъ и молчаливъ, какъ статуя. Подъ нимъ, около рѣки, тысячами несутся къ югу дикія утки, водяныя курочки; но орелъ презираетъ такую легкую добычу, и это презрѣніе спасаетъ ее отъ смерти. Но вотъ вѣтерокъ приноситъ далекій, слабый, съ какимъ-то мѣднымъ, скрипящимъ звукомъ крикъ: это голосъ лебедя. Орлица перекликается съ орломъ; тотъ весь дрожитъ и, готовясь летѣть, два три раза бьетъ себя клювомъ по перьямъ.

«Летитъ лебедь по поднебесью, какъ корабль, плывущій по воздуху; его бѣлоснѣжная шея вытянута впередъ, глаза блестятъ безпокойствомъ. Послышался крикъ войны, крикъ бою, и орелъ летитъ. быстрѣе стрѣлы. Лебедь увидѣлъ своего палача; онъ опустилъ шею, далъ большой кругъ и въ ужасѣ старается какъ-нибудь увернуться, чтобы избѣгнуть вѣрной смерти. Ему остается одно спасеніе: нырнуть въ рѣку; но орелъ видитъ эту увертку: онъ принуждаетъ свою добычу остаться на воздухѣ, безпрестанно держась подъ нею и угрожая ударить лебедя въ грудь или подъ крыло. Мало по малу лебедь ослабѣваетъ, устаетъ и теряетъ всякую надежду на спасеніе; по тогда непріятель его опять боится, чтобы онъ не упалъ въ рѣку: ударомъ когтей поражаетъ его подъ крыло съ такою силой, что полумертвый лебедь бокомъ летитъ на берегъ.

„Искуство, ловкость, проворство и сила довершили побѣду; но невозможно безъ ужаса видѣть торжества орла: онъ пляшетъ и прыгаетъ на трупѣ, глубоко запускаетъ въ умирающаго лебедя свои когти; онъ бьетъ крыльями и ворчитъ отъ радости; онъ, кажется, въ восторгѣ отъ послѣднихъ судорогъ птицы; онъ поднимаетъ голову къ небу; глаза его блестятъ и наливаются кровью. Прилетаетъ орлица, и оба вмѣстѣ пробиваютъ грудь лебедя и упиваются его теплою кровью“.

Теперь давно вывелась изъ моды соколиная охота, а встарину она составляла одно изъ первыхъ наслажденій владѣтельныхъ особъ и знатныхъ и богатыхъ людей.

Для этой охоты нужно было прежде всего заставить дикую и сильную птицу, сокола, совершенно отказаться отъ своей воли и принудить ее потерять всякую вѣру въ свои собственныя средства, словомъ сказать совершенно подчинить ее своей волѣ страхомъ и надеждой. Чтобы пріучить сокола къ повиновенію, заставить его смирно сидѣть на одномъ мѣстѣ съ завязанными глазами, довольно бываетъ трехъ сутокъ, въ продолженіи которыхъ ему не даютъ ни ѣсть, ни пить, ни спать; къ концу этого времени измученный соколъ отдается совершенно на волю человѣка, позволяетъ надѣть себѣ шапочку, а черезъ мѣсяцъ кое-какихъ предварительныхъ упражненій онъ уже совершенно пріученъ къ охотѣ.

На фазановъ, куропатокъ, дикихъ утокъ охотились столько же для удовольствія, сколько для пользы; но самая занимательная охота была на воронъ, коршуновъ, сорокъ и на цаплю. Рѣже всего случалась охота на коршуна; тутъ первая трудность состояла въ томъ, чтобы заставить его спуститься съ тѣхъ заобличныхъ высотъ, гдѣ не долетѣлъ бы до него и соколъ. Для этого ловили прежде всего сову, привязывали ей къ ногамъ пушистый лисій хвостъ и пускали летать по кустамъ. Не много проходило времени, какъ коршунъ, котораго прежде не видать было за облаками, начиналъ спускаться, чтобы поближе разсмотрѣть странное животное, бившееся въ кустахъ. Тогда, снявъ шапочку, пускали на него сокола, который едва не первымъ ударомъ крыльевъ поднимался выше его, чтобы упасть на него камнемъ; тутъ начинался бой или, вѣрнѣе сказать, тысячи различныхъ увертокъ и хитростей: коршунъ обращался въ бѣгство, поднимался, опускался, бралъ вправо и влѣво по всѣмъ возможнымъ самымъ непредвидимымъ направленіямъ; соколъ, такой же ловкій и проворный, какъ и его непріятель, да кромѣ того подстрекаемый голодомъ, слѣдовалъ за нимъ неотступно, и наконецъ схватывалъ, ударомъ клюва пробивалъ ему голову и мертваго приносилъ своему господину.

Охота на цаплю и на журавля была такъ же интересна, но опаснѣе для сокола: птицу легче было догнать, но она храбрѣе защищались, и соколъ получалъ иной разъ смертельную рану длиннымъ клювомъ своего противника.

Соколовъ и въ особенности КРЕЧЕТОВЪ употребляли также для охоты на зайца: гончая собака выгоняла зайца, ja прежде спущенный кречетъ, летавшій надъ поляной, примѣчалъ зайца и падалъ на него какъ пуля, пущенная вѣрною рукой.

КРЕЧЕТЪ (Falco islandus, Linn. Le Gerfaut. Der Jagdfalke) самая большая птица изъ роду соколовъ, которая водится только въ Исландіи и на сѣверѣ Россіи. Встарину много живыхъ кречетовъ, для охоты, вывозилось отъ насъ въ южную Европу и даже въ Персію.

КРЕЧЕТЪ считался птицей самою драгоцѣнною для охоты, потому-что онъ и больше другихъ соколовъ, и смѣлѣе, и сильнѣе, и его можно было образовать лучше другихъ. Цвѣтомъ онъ по большой части сѣроватый съ бѣлою полоскою но окраинамъ каждаго пера; иногда бываетъ онъ впрочемъ свѣтлѣе, иногда темнѣе, такъ что есть кречеты почти бѣлые, съ однимъ чернымъ пятномъ посреди каждаго пера на крыльяхъ и на хвостѣ.

Соколовъ есть еще множество различныхъ породъ, и между ними

ДЕРБНИКЪ или ДЕРБНИЧЕКЪ (Falco Aesalon, Linn. L’Emerillon. Der Merlinfalke.) самая маленькая изо всѣхъ хищныхъ птицъ, величиною съ галку.

ДЕРБНИКЪ такъ же храбръ, послушенъ и горячъ, какъ соколъ; служитъ онъ для охоты на перепелокъ, и даже на куропатокъ, которыхъ на лету убиваетъ однимъ ударомъ своего остраго, загнутаго клюва и приноситъ своему

господину, не смотря на то, что добыча больше его самого. Летаетъ онъ не высоко, но очень скоро и легко, почти всегда по кустарникамъ, гдѣ хватаетъ мелкихъ птичекъ.

КОБЕЦЪ, или КОБЧИКЪ, или красноногій соколъ, (Falco Unnancultts, Linn, La Crécerelle Der Abendfalke.) Пальцы у него короче, нежели у дербипка и полетъ не такой быстрый.

Нападаетъ онъ большею частію на полевыхъ мышей и крысъ, ѣстъ насѣкомыхъ, ящерицъ, и иногда налетаетъ на мелкихъ птичекъ, когда онѣ сидятъ; но ежели добыча его слетитъ, онъ преслѣдуетъ ее съ ожесточеніемъ, всюду, даже во внутренность домовъ. У насъ въ деревняхъ часто случается видѣть, что въ воздухѣ, довольно высоко, медленно плаваетъ и даетъ большіе круги какая-то птица, и изрѣдка покрикиваетъ громко и пронзительно: это кобчикъ, а иногда, быть можетъ и

ЯСТРЕБЪ (Falco palumbarius, Linn. L’atdour ordinaire. Der Hühnerhabicht), гораздo больше кобчика, часто аршина въ три четверти вышины.

Вообще ястребъ величиною бываетъ съ кречета, но въ храбрости далеко ему уступаетъ. Онъ какъ-то бокомъ всегда налетаетъ на добычу, иногда далеко ее преслѣдуетъ, но большею частію подстерегаетъ, усѣвшись на деревѣ, и кидается на нее вдругъ, скокомъ и летомъ въ одно время; онъ питается обыкновенно голубями, бѣлками, зайчиками и мышами. Ястреба пріучаютъ также къ охотѣ: его можно брать съ собой даже безъ шапочки, онъ скорѣе сокола кидается на свою добычу, только слишкомъ неразборчивъ, потому что охотно нападаетъ на самую легкую добычу, на куръ, на гусей, такъ отъ него житья нѣтъ заднему двору.

Къ соколиному семейству принадлежитъ также и

ЗМѢЕЛОВЪ (Fatco serpentarius, Linn. Le Messager ou Secrétaire. Der Seeretiir oder Schlangenfresser.), котораго Французы прозвали секретаремъ за то, что у него на головѣ длинный хохолъ изъ нѣсколькихъ перьевъ, какъ будто человѣкъ, у котораго за ухомъ заткнуты перья. Ноги у него гораздо длиннѣе, нежели у всѣхъ хищныхъ птицъ, о которыхъ до сихъ поръ у насъ шла рѣчь.

Змѣеловъ — заклятый врагъ змѣй. Онъ рѣдко летаетъ, но всегда бѣгаетъ и догоняетъ змѣй обыкновенно бѣгомъ; тогда любопытно и страшно бываетъ видѣть бой этихъ двухъ животныхъ; змѣя останавливается, приподнимается на своихъ кольцахъ, грозно свищетъ, и шипитъ, и надуваетъ себѣ шею, а птица между тѣмъ проворно распускаетъ одно изъ своихъ крыльевъ и выставляетъ его передъ собой какъ щитъ. Змѣя кидается, птица трясетъ крыломъ, бьетъ, скачетъ, отпрыгиваетъ и прыгаетъ во всѣ стороны; и всѣ ея продѣлки были-бы смѣшны, если-бы дѣло шло не о жизни и смерти одного изъ противниковъ; потомъ змѣеловъ опять нападаетъ, все подставляя конецъ своего крыла ядовитымъ зубамъ пресмыкающагося, которое истощаетъ весь свой ядъ, кусая нечувствительныя его перья; а между тѣмъ змѣеловъ безпрестанно бьетъ его другимъ крыломъ. Наконецъ, выбравъ удобное мгновеніе, однимъ ударомъ клюва перешибаетъ ей позвоночный столбъ, и змѣя падаетъ замертво: въ туже минуту онъ ловко подбрасываетъ ее на воздухъ, потомъ разбиваетъ ей клювомъ черепъ я съѣдаетъ.

Такимъ образомъ змѣеловъ приноситъ много пользы тѣмъ странамъ, въ которыхъ онъ живетъ, уничтожая безчисленное множество самыхъ ядовитыхъ змѣй. Ради этой-то пользы Французы развели эту благодѣтельную птицу на своихъ Антильскихъ островахъ и въ особенности на Мартиникѣ, чтобы сколько нибудь предохранить себя отъ множества страшно ядовитыхъ змѣй, о которыхъ мы будемъ говорить въ своемъ мѣстѣ.

Ночныя Хищныя Птицы.

У всѣхъ ночныхъ хищныхъ птицъ голова большая, шея короткая, глаза большіе и направлены впередъ. Глазъ у нихъ очень чувствителенъ къ свѣту, и потому въ сумеркахъ видятъ онѣ очень хорошо, а днемъ почти ровно ничего не видятъ; около каждаго глаза кругъ тонкихъ, мягкихъ, лучами расположенныхъ перьевъ.

Клювъ у нихъ круто загнутъ, крылья очень мягкія, всѣ покрытыя чрезвычайно тонкимъ и нѣжнымъ пухомъ, такъ что онъ летаютъ очень тихо и неслышно. Глотаютъ онѣ свою добычу цѣликомъ, не ощипывая перьевъ и не сдирая шкурки; но потомъ, по странному устройству желудка, непереварившіяся части, какъ кости, шкура, кожа, перья, скатываются въ довольно большіе шарики и выбрасываются изо рта. Когда солнце сядетъ, зловѣщій крикъ хищника наводитъ ужасъ на мелкихъ птицъ и мелкихъ млекопитающихъ. За то ежели сова покажется изъ своего дупла днемъ, то это праздникъ для всѣхъ окрестныхъ птичекъ: онѣ стаями налетаютъ и нападаютъ на сову изо всѣхъ силъ, своими слабыми клювами, съ крикомъ, пискомъ и визгомъ, который скликаетъ отовсюду еще цѣлыя стаи; а сова не защищается; она спокойно сидитъ въ какомъ нибудь странномъ положеніи, терпѣливо выноситъ обиды и выжидаетъ сумерекъ, чтобы отомстить за все и передушить множество мелкихъ непріятелей своихъ въ ихъ гнѣздахъ.

ФИЛИНЪ, ПУГАЧЪ или БУГАЛЕНЬ (Slrix Bubo, Linn. Le Grand duc. Der Uhu, die grosse Ohreule.) самая большая изо всѣхъ ночныхъ птицъ, длиною въ три четверти аршина, цвѣтомъ сѣрая, съ бурыми пятнами.

ФИЛИНЪ попадается довольно часто въ большихъ лѣсахъ Россіи и остальной Европы, питается зайцами, кроликами, кротами, полевыми мышами, которыхъ будитъ и выгоняетъ по ночамъ своимъ страшнымъ. зловѣщимъ крикомъ. Говорятъ, что онъ нападаетъ иной разъ и на ягнятъ, ѣстъ охотно ящерицъ и лягушекъ, и ими большею частію кормитъ своихъ птенцовъ Несетъ онъ обыкновенно два и не больше трехъ яичекъ; птенцы его ужасно жадны и прожорливы, такъ что филинъ губитъ множество мелкихъ животныхъ въ то время, какъ выкармливаетъ своихъ малютокъ.

БѢЛАЯ СОВА, БѢЛЯНКА или ПОРОША (Strix пусtea, Linn. La Chevêche. Harfaug. Die Schneeeule.) бываетъ самаго чистаго бѣлаго цвѣта съ мелкими черными пятпушками, которыя къ старости совершенно пропадаютъ.

Бѣлая сова водится только у насъ на сѣверѣ, въ Архангельской губерніи, въ сѣверной Азіи и Америкѣ. Промышленники, которые почти всегда живутъ въ лѣсахъ для добычи пушныхъ звѣрей, часто имѣютъ случай наблюдать странные нравы различныхъ животныхъ, населяющихъ архангельскія приморскія пустыни. Между прочимъ разсказываютъ они, что бѣлая сова служитъ въ тѣхъ мѣстахъ покровительницей черныхъ гусей, и вотъ какимъ образомъ: довольно близко отъ земли, на какомъ нибудь обгорѣломъ пнѣ или въ сухомъ кустарникѣ, почти всегда на открытомъ мѣстѣ, бѣлая сова вьетъ себѣ гнѣздо, а вокругъ него, на разстояніи шаговъ пятидесяти, вьютъ свои гнѣзда черные гуси, и такъ тѣсно, что иногда вокругъ одного совинаго гнѣзда бываетъ до ста и болѣе гусиныхъ. Бѣлая сова, какъ довольно большая и сильная хищная птица, предохраняетъ гусей, ихъ яппа, а потомъ и гусенятъ отъ приближенія разныхъ мелкихъ хищныхъ звѣрей: хорьковъ, куницъ, соболей, песцовъ, и т. д.; но въ случаѣ нужды предохраняетъ и отъ лисицы. Только что подходитъ такого рода сильный врагъ, бѣлая сова слетаетъ съ своего гнѣзда, поднимаетъ страшный крикъ, на который слетаются всѣ ея сосѣдки, и не сдобровать это всѣхъ ихъ вмѣстѣ звѣрю, ежели заранѣе не позаботится онъ о своемъ спасеніи бѣгствомъ. Съ черными гусями бѣлыя совы живутъ довольно мирно, не трогаютъ ихъ дѣтенышей, не обижаютъ ихъ самихъ, какъ будто презирая такую легкую добычу, а сами питаются большею частію животными млекопитающими, которыхъ привлекаетъ къ нимъ большое число на самой землѣ лежащихъ гусиныхъ гнѣздъ.

НЕЯСЫТЬ (Stria stridula, Linn. Le Chat-Huant. Das Käutzchen.) одна изъ самыхъ мелкихъ ночныхъ хищниковъ.

НЕЯСЫТЬ кричитъ очень непріятно, пронзительно, какъ и всѣ вообще совы, которыхъ простой народъ у насъ не любитъ, и считаетъ предвѣстницами какого нибудь несчастія и даже смерти. Суевѣрныхъ людей особенно пугаетъ обыкновенная сова (Strix flamme», Lin. L’Effraie ou Fresaie. Der Scheierkaw*), которая живетъ обыкновенно въ городахъ и въ селахъ; днемъ она прячется на колокольняхъ, подъ церковными крышами и въ другихъ высокихъ зданіяхъ, а на добычу вылетаетъ только въ сумеркахъ. Ея непріятный, скрыпучій крикъ, ночная темнота, близость кладбищь и церквей, все это вмѣстѣ внушаетъ ужасъ и страхъ дѣтямъ, женщинамъ и даже мужчинамъ, которые имѣютъ несчастіе быть суевѣрными, и которые вѣрятъ привидѣніямъ, чародѣямъ и другимъ подобнымъ нелѣпостямъ: они думаютъ, что сова — похоронная птица, посланецъ смерти; они воображаютъ, что ежели сова усѣлась на крышу дома и тамъ кричитъ своимъ дикимъ голосомъ, такъ это значитъ, что она зоветъ кого нибудь по кладбище. Тутъ дѣлать больше нечего, какъ жалѣть несчастныхъ суевѣрныхъ людей.

Разрядъ: Воробьи. (Parsereauæé)

Разрядъ воробьевъ самый большой во всемъ классѣ птицъ. Къ разряду этому принадлежатъ птицы, которыя питаются большею частію зернами, плодами, насѣкомыми. У тѣхъ, которыя питаются зернами, клювъ толстый, коническій; у насѣкомоядныхъ клювъ довольно длинный, чтобы удобнѣе доставать живую добычу; есть даже такія, у которыхъ клювъ довольно силенъ, чтобы нападать на маленькихъ птичекъ. Лапки не длинныя; пальцевъ, довольно тонкихъ и слабыхъ, обыкновенно четыре, изъ которыхъ три обращены впередъ, а одинъ назадъ; когти тонки и мало согнуты.

Почти всѣ птицы, о которыхъ мы до одномъ мѣстѣ; но въ разрядѣ воробьевъ сихъ поръ говорили, живутъ всегда на и въ другихъ разрядахъ будутъ намъ встрѣчаться птицы, которыя въ извѣстное время года улетаютъ отъ насъ и потомъ опять прилетаютъ. Переселеніе птицъ — самая непонятная часть всей ихъ исторіи. Однѣ, которыя питаются насѣкомыми, осенью улетаютъ на югъ, чтобы искать своей любимой пищи въ болѣе теплыхъ краяхъ, а потомъ опять прилетаютъ въ Апрѣлѣ. Другимъ нужна вѣчная зима; онѣ прилетаютъ къ намъ въ концѣ зимы, а послѣ мая мѣсяца летятъ дальше на сѣверъ, гдѣ проводятъ наше лѣто; потомъ являются у насъ опять осенью и прежде первыхъ заморозковъ улетаютъ дальше на югъ. Другимъ нужно непремѣнно наше умѣренное лѣто; онѣ улетаютъ изъ жаркихъ странъ въ концѣ весны, проводятъ у насъ три самые теплые мысяца, а къ осени улетаютъ. Есть наконецъ такія, которымъ нуженъ постоянно умѣренный холодъ; осенью улетаютъ онѣ съ сѣвера, изъ снѣжныхъ странъ, проводятъ зиму въ средней полосѣ Россіи, а весною улетаютъ на сѣверъ выводить своихъ птенцовъ.

Птицы переселяются изъ страны въ страну не только для того, чтобы найти болѣе легкія средства существованія, потому что насѣкомыхъ, напримѣръ у насъ, въ южной Россіи, всегда много во всякое время года; чаще всего онѣ улетаютъ отъ холоду, или отъ жару. Но всего удивительнѣе въ переселеніяхъ этихъ то, что птицы улетаютъ въ теплые края прежде нежели недостатокъ пропитанія и холодъ сдѣлаетъ переселеніе это необходимымъ; и это вовсе не преданіе, оставленное птенцамъ отъ родителей, потому что молодыя птички, вынутыя изъ гнѣзда еще до рожденія и выведенныя въ клѣткахъ, никогда не видавши родителей, въ извѣстное время чувствуютъ необходимость переселенія; такимъ образомъ молоденькій соловей переселяется не выходя изъ своей клѣтки, по которой тысячу разъ бѣгаетъ изъ конца въ конецъ, какъ будто въ сильнѣйшей лихорадкѣ. Это инстинктъ, внутреннее побужденіе животнаго, побудка, такая же необъяснимая вещь, какъ и множество другихъ непостижимыхъ для насъ явленій въ природѣ.

Разрядъ воробьевъ по устройству клювовъ раздѣляется на нѣсколько семействъ: зубчатоклювыя (свиристель, иволга, дроздъ, соловей), широкоротыя (лилокъ, ласточка), конусоклювыя (синица жаворонокъ, воробей, канарейка, чижъ, скворецъ, воропъ, галка, сорока,) и тонкоклювыя (колибри, медососъ, потатуйка.)

Переходъ отъ птицъ хищныхъ къ воробьямъ составляетъ

СОРОКОПУТЪ или ЖУЛАНЪ (Lanius collurio Linn La Pie-Grièche écorcheur. Der Neunlödter.)

ЖУЛАНЪ водится почти во всей Европѣ, и къ намъ прилетаетъ весною, а осенью улетаетъ. Питается онъ больше всего насѣкомыми, но ѣстъ и маленькихъ птичекъ, и ящерицъ, и лягушекъ, которыхъ прежде убиваетъ; но не ѣстъ на землѣ, а насаживаетъ или привѣшиваетъ на иглы шиповника, или другихъ колючихъ кустарниковъ, снимаетъ съ нихъ кожу и потомъ уже ѣстъ.

Почти такую точно жизнь ведетъ небольшая птичка

МУХОКЛЕВКА (Muscicapa grisola, Linn. Le GobeMouches grisâtre. Der gefleckte Fliegenschnepper.)

МУХОКЛЕВКА отличается большими, зоркими глазами; цвѣтомъ она буро-сѣрая; не очень красивая, но полезная птичка; въ нѣкоторыхъ мѣстахъ держатъ ее въ комнатахъ для уничтоженія мухъ.

Большихъ породъ мухоклевки питаются иногда и мелкими птичками.

ЧЕРНЫЙ ДРОЗДЪ (Turdus merula, Linn. Le Merle commun. Die Amsel.)

ЧЕРНЫЙ ДРОЗДЪ длиною бываетъ въ пять вершковъ, перья совершенно черныя, а клювъ и ободокъ вокругъ глазъ желтые. Дрозды водятся во всей Европѣ и живутъ постоянно на одномъ и томъ же мѣстѣ; обыкновенная пища ихъ — насѣкомыя и ягоды всякаго рода. Зимою дрозды собираются стаями въ еловыхъ и сосновыхъ лѣсахъ, а во все остальное время живутъ отдѣльно, парами. Они довольно дики и недовѣрчивы, но легко привыкаютъ къ человѣку, такъ что дрозда можно выучить пѣть, свистать и даже нѣсколько говорить.

Самецъ поетъ очень громко, въ особенности зимою, когда вмѣстѣ съ самкой вьетъ себѣ гнѣздо. Тамъ самка несетъ четыре или пять маленькихъ яичекъ синевато-зеленаго цвѣта съ множествомъ мелкихъ коричневыхъ пятнушекъ.

РЯБИННИКЪ или СѢДОГОЛОВЫЙ ДРОЗДЪ (Turdus pilaris, Linn. La Grive litorne ou Calandrotte Der Krammetsvogel.)

Голова и верхняя часть спины РЯБИННИКА синевато-пепельнаго цвѣта, иногда съ темными пятнушками; остальныя перья каштановыя съ чернымъ, грудь бѣлая съ каштановыми пятнами. Рябинникъ охотнѣе всего питается ягодами того дерева, отъ котораго получилъ свое названіе, но тамъ, гдѣ есть пища по вкуснѣе, онъ не отказывается и отъ нея: ѣстъ виноградъ, смородину, малину и пр. Несетъ онъ обыкновенно отъ четырехъ до пяти яичекъ очень красиваго зеленаго цвѣта съ коричневыми крапинками.

ПЕРЕСМѢШКА ИЛИ ТРАВНИЧОКЪ (Turdus polyglottus, Linn. Le Merle polyglotte. Der amerikanische Spottvogel.)

Обыкновенный крикъ этой птички очень печальный, но въ то время, какъ самка высиживаетъ своихъ птенцовъ, пересмѣшка поетъ такъ чудно хорошо, что, говорятъ, несравненно лучше нашего соловья. Водится она только въ сѣверной Америкѣ, гнѣздо свое вьетъ всегда около человѣческаго жилья и не боится людей, потому-что знаетъ какъ нравится имъ ея великолѣпное пѣніе; и люди не трогаютъ пересмѣшку, которая мирно живетъ, безопасная это всѣхъ враговъ, кромѣ хищныхъ птицъ и нѣкоторыхъ змѣй.

СОЛОВЕЙ (Motacilla luscinia, Linn. Le Rossignol. Die Nachtigall.)

СОЛОВЕЙ вовсе не красивая птичка, но поетъ удивительно, очаровательно, такъ что описать его чудную пѣснь нѣтъ никакой возможности. Одинъ Нѣмецъ, Пехштейнъ, старался написать словами то, что выходитъ изъ голоса соловья, и вотъ начало его пѣсни: Тіуу, тіуу, тіуу, тіуу, шпетіу, токуа. — По, но, но, по тіотіа.

— Куотіо, куутіо, куутіо, и т. д. но такая попытка — смѣшна; нѣтъ возможности составить себѣ какое нибудь понятіе о соловьиномъ пѣніи, никогда его не слыхавши.

МАЛИНОВКА (Motacilla rubecula, Linn. Le RougeGorge. Das Rothkelchen.)

МАЛИНОВКА поетъ тоже довольно хорошо, но съ соловьемъ никакого нѣтъ сравненія. Величиною малиновка немного меньше соловья, спинка коричневая, а горлышко и грудь красноватыя. Круглый годъ, и зиму и лѣто, живетъ она у насъ въ средней полосѣ Россіи, — и въ сильные холода не улетаетъ на югъ, а спасается отъ морозу даже въ домахъ; весною возвращается она въ лѣсъ вить себѣ гнѣздо и выводить птенцовъ, которыхъ очень любитъ, впрочемъ какъ всѣ птички.

КРАПИВНИКЪ (Troglodites parvulus, Linn. Le petit Troglodite. Das Goldhähnchen.)

КРАПИВНИКЪ едвали не самая маленькая изо всѣхъ птичекъ, какія только водятся въ Россіи, вѣсомъ меньше одного золотника. Цвѣтомъ крапивникъ бываетъ обыкновенно синевато-коричневый, и у самца на головѣ небольшой гребешокъ изъ золотистыхъ перьевъ.

ТРЯСОХВОСТКА (Molacilla alba, Linn. La Hochequeue. Die Bachstelze.)

ТРЯСОХВОСТКУ легко видѣть въ деревнѣ около болотъ и лужъ; она проворно бѣгаетъ, клюетъ насѣкомыхъ, безпрестанно покачиваетъ своимъ хвостикомъ вверхъ и внизъ, и довольно пріятно пищитъ. Гнѣздышко ея обыкновенно возлѣ воды, въ травѣ, въ какой-нибудь впадинѣ дерна.

КОЗОДОЙ, ПОЛУНОЧНИКЪ, ЛИКОКЪ, или НОЧНАЯ ЛАСТОЧКА (Caprimulgus eurapaeus, Linn. Z'Engoulevent d’Europe. Die Nachtschwalbe.)

ЛИЛОКъ питается кузнечиками, пчелами, стрекозами. Крикъ его похожъ нѣсколько на кваканье лягушки, и потому въ нѣкоторыхъ мѣстахъ его зовутъ летучей лягушкой. Полуночникъ не вьетъ себѣ гнѣзда, а несетъ свои яички гдѣ попало, въ дуплахъ, въ ямкахъ, даже иной разъ посреди какой-нибудь тропинки; но потомъ, когда примѣтитъ, что яичко его трогали, или перевернули какъ-нибудь, беретъ его клювомъ и уноситъ въ другое мѣсто.

ГОРОДСКАЯ ЛАСТОЧКА (Hirundo urbica, Linn. L’Hirondelle de fenêtre. Die Hausschwalbe.)

ГОРОДСКУЮ ЛАСТОЧКУ, эту красивую, милую птичку, которая такъ быстро летаетъ, которая такъ искусно вьетъ себѣ гнѣздо, которая такъ весело щебечетъ у насъ подъ окномъ, знаетъ всякій. Всѣ ласточки прилетаютъ къ намъ весною и поселяются большею частію въ томъ же самомъ гнѣздѣ, въ которомъ жили прошлое лѣто, а осенью опять улетаютъ въ теплые края. Ласточки живутъ между собою очень дружно; въ случаѣ опасности ласточка скликаетъ своихъ подругъ и тогда всѣ вмѣстѣ съ шумомъ и крикомъ кидаются на общаго непріятеля. Часто бываютъ примѣры, что воробей насильно завладѣетъ теплымъ и удобнымъ гнѣздомъ ласточки; тогда ласточки соберутся огромной стаей, задѣлаютъ отверзтіе гнѣзда грязью, и несчастный воробей погибаетъ жертвою своей собственной дорзости.

Къ разряду воробьевъ принадлежитъ еще множество птицъ, которыя безпрестанно попадаются у насъ въ деревнѣ, и даже въ городѣ. Въ этомъ числѣ и

ЖАВОРОНОКЪ (Alauda arvensis, Linn L’Alouette des champs. Die Lerche.),

который такъ высоко взвивается прямо вверхъ, и поднимаясь все поетъ; и

КАНАРЕЙКА (Fringilla canaria, Linn. Le Serin des Canaries. Der Canarienvogel.),

которая такъ мило поетъ у насъ въ клѣткахъ, и такъ ловко перенимаетъ то, что при ней часто поютъ или играютъ; и

СНИГИРЪ (Fringilla pyrrhula, Linn. Le Bouvreuil Der Gimpel. Dompfaff.)

котораго заставляютъ инога возить себѣ телѣжку съ кормомъ; и

ЧИЖЪ ИЛИ ЧИЖИКЪ (Fringilla spinus. Linn. Le Tarin. Der Zeisig. Erlenfink.)

одна изъ самыхъ красивыхъ у насъ птичекъ по цвѣту перьевъ: грудь красная, а спинка пепельнаго цвѣта; голосъ его довольно пріятный и гибкій, такъ что онъ можетъ выучиться хорошо пѣть и даже говорить; и

КЛЕСТЪ (Loxia curvirostra, Linn. Le Bec-Croisé. Der kleine Kreuzschnabel.)

у котораго клювъ какъ будто неловко закрывается, такъ что верхняя и нижняя части перекрещиваются между собою то въ одну, то въ другую сторону; такая странность не мѣшаетъ однакоже клесту съ большою легкостью клевать свой кормъ, чему впрочемъ, помогаетъ особенное устройство языка.

СКВОРЕЦЪ (Sturnus vulgaris, Linn. L Etourneau commun. Der Staarmatz.)

который бываетъ обыкновенно весь черный съ фіолетовымъ и зеленымъ отливами и съ бѣлыми пятнами; обыкновенный голосъ скворца — пронзительный свистъ, но воспитаніемъ можно много измѣнить его: скворецъ выучивается свистать, пѣть и даже нѣсколько говорить.

Родъ: ВОРОНЪ (Corvus, Linn.), не отличается отъ прочихъ конусоклювыхъ воробьевъ ровно ничѣмъ, кромѣ роста; къ роду этому принадлежатъ:

ОБЫКНОВЕННЫЙ ВОРОНЪ (Corvus corax, Linn. Le Corbeau. Der Rabe.)

который ѣстъ все, что попадется, обоняніемъ слышитъ какой нибудь трупъ за двѣ версты, летаетъ очень хорошо и высоко, и такъ силенъ, что можетъ нападать, заклевывать и съѣдать маленькихъ птичекъ.

ВОРОНА (Corvus cor nix, Linn. La Corneille mantelèe. Die Krähe.)

поменьше ворона; тѣло ея пепельнаго цвѣта, а хвостъ и крылья черныя. Вороны лѣтомъ держатся въ лѣсахъ, питаются тамъ чѣмъ попало, зернами, насѣкомыми, червяками, падалью, а зимою приближаются большими стаями къ человѣческому жилью. Птицы эти особенно надоѣдаютъ своимъ несноснымъ карканьемъ весною, когда вьютъ свои гнѣзда, и потомъ, когда выведутся у нихъ птенцы.

СОРОКА (Corvus pica, Linn. La Pie d’Europe. Die gewöhnliche Elster.)

извѣстна всякому по своему несносному щебетанью, особенно на зарѣ, въ хорошую погоду и, разумѣется, въ деревнѣ; перья на ней черныя съ пурпурнымъ, синимъ и золотистымъ отливами; на крыльяхъ по бѣлому пятну. Сорока любитъ драгоцѣнности и вообще все, что блеститъ; по этому ее и прозвали воровкой; она воруетъ все, что можетъ потихоньку утащить: серебряныя ложки, серьги, фермуары и уноситъ все это къ себѣ въ гнѣздо или прячетъ въ другое какое нибудь мѣсто.

ПАРАДИЗКА (Paradisaea opoda, Linn. L Oiseau de paradis émeraude. Der Paradiesvogel.)

обыкновенно называется райской птичкой. Парадизка водится въ Новой Гвинеѣ и на окружающихъ островахъ; съ боковъ, подъ крыльями, ростутъ у нея длинныя, очень красивыя перья густыми прядями, такъ что онѣ мѣшаютъ парадизкѣ летать, особенно во время вѣтра, который раздуваетъ ихъ и уноситъ съ собою птицу; по этому она поднимается очень высоко, въ тѣ слои воздуха, гдѣ вѣтеръ не такъ силенъ. Эти великолѣпныя птицы долго были извѣстны въ Европѣ только по перьямъ, которыя употреблялись на вѣеры. Жители тѣхъ странъ, гдѣ парадизка водится, поймавъ такую птицу, обыкновенно обрывали ей ноги и крылья, такъ что въ Европѣ долго думали, будто у парадизки въ самомъ дѣлѣ нѣтъ этихъ членовъ, будто она всегда живетъ на воздухѣ, поддерживаясь своими огромными боковыми перьями; но потомъ, когда ученые разсмотрѣли что это такое — парадизка, то нашли, что по устройству тѣла она птица очень обыкновенная, и и причислили его къ семейству воробьевъ, помѣстивъ родъ парадизки возлѣ рода ворона.

ЛИРОХВОСТАЯ МЕНУРА (Menura lyra. Vieillot. La Lyre. Der prächtige Leierschwanz.)

великолѣпная птица, которая водится въ Новой Голландіи, по устройству тѣла, именно клюва, лапокъ, причисляется къ семейству воробьевъ зубчатоклювыхъ, хотя по росту нѣкоторые натуралисты и причисляли ее къ разряду куръ.

Изъ семейства воробьевъ тонкоклювыхъ нельзя не сказать нѣсколько словъ о

Семействѣ: Колибри (Trochilus, Linn),

самой мелкой породѣ птичекъ изо всего класса птицъ. У нихъ клювъ длинный, тонкій, а въ немъ тоненькій язычекъ, раздѣленный на двѣ ниточки, который можетъ далеко высовываться изо рта, и которымъ птичка сосетъ изъ цвѣтовъ сладкій сокъ. Колибри раздѣляются на два рода; МЕДОСОСОВЪ, съ прямымъ клювомъ, и НАСТОЯЩИХЪ КОЛИБРИ, съ клювомъ немного изогнутымъ; и тѣ, и другія водятся только въ Америкѣ, между тропиками.

КОЛИБРИ МЕДОСОСЪ (Trochilus minimus, Linn. Le plus petit Colibri. Der Zwergkolibri.)

КОЛИБРИ РУБИНОВЫЙ (Troc hilus colubris, Linn, Le Colibri rubis. Der Colibri.)

КОЛИБРИ, самая мелкая изо всѣхъ птичекъ на свѣтѣ, славится чрезвычайнымъ богатствомъ красокъ, которыми природа изукрасила перушки этого маленькаго созданія.

При видѣ этого маленькаго творенія, которое, на своихъ пріятно жужжащихъ крылушкахъ быстро и игриво носится по волнамъ воздуха, отъ цвѣтка къ цвѣтку, и облетаетъ обширныя равнины Америки и какъ будто сѣетъ по нимъ изумруды, яхонты и рубины, при видѣ блеска, легкости и быстрыхъ движеній этой частицы радуги, чья душа не вознесется къ Тому, Кто создалъ это маленькое диво? Потому что ежели Богъ не всякому далъ разумъ творящій, то никому не отказалъ въ дарѣ удивленія и изумленія. — Когда солнце приводитъ новую весну и когда распускаются милліоны зародышей растительнаго царства, — является съ юга медососъ, порхая на своихъ волшебныхъ крылушкахъ; онъ тщательно осматриваетъ каждый распустившійся цвѣтокъ, и вытаскиваетъ изъ него забравшихся въ самую глубину насѣкомыхъ, какъ сталъ бы дѣлать записной охотникъ до цвѣтовъ. который боится, чтобы какой нибудь внутренній врагъ не испортилъ нѣжной ткани лепестковъ любимаго цвѣтка. Медососъ держится на воздухѣ противъ цвѣтка, и такъ проворно и часто машетъ крылушками, что будто вовсе недвижимъ: онъ пытливо осматриваетъ всѣ самые тайные закоулки лепестковъ, и легкимъ движеніемъ своихъ крылушекъ, будто живымъ вѣеромъ, освѣжаетъ цвѣтокъ, на который любуется. Вдругъ онъ впускаетъ въ глубину цвѣтка свой длинный, тонкій клювъ, мягкій, раздвоенный язычекъ его нѣжно высовывается, прикасается къ насѣкомому и тотчасъ втягиваетъ его въ себя. Продѣлка эта происходитъ въ одно мгновеніе и стоитъ цвѣтку одной незамѣтной капельки нектара, захваченной вмѣстѣ съ насѣкомымъ: такая подать не разоряетъ растѣнія, и освобождаетъ его отъ вреднаго насѣкомаго.

По полямъ, виноградникамъ, лугамъ и лѣсамъ — всюду бываетъ медососъ, и всюду находитъ удовольствіе и пищу. Горлушко его — блеску неописаннаго: то блеститъ оно, какъ дрожащій свѣтъ огня, то сіяетъ всѣми отливами радуги, то кажется чернымъ, какъ бархатъ; вся птичка, золотисто-зеленаго цвѣта, перелетаетъ съ мѣста на мѣсто съ быстротою молніи и падаетъ на каждый цвѣтокъ точно лучъ свѣта. Она поднимается, носится вверхъ и внизъ, вправо и влѣво, иной разъ вовсе пропадаетъ для глаза въ солнечномъ лучѣ, иной разъ блеститъ золотистой точкой на глубокой синевѣ небесъ, иной разъ на мрачной зелени лѣса сверкаетъ маленькимъ лучемъ радуги….

Въ то время, когда самка высиживаетъ свои яички, между нею и самцомъ — какая нѣжная дружба, какая удивительная заботливость, сколько искреннѣйшей и нѣжнѣйшей любви! Онъ кружится около своей подруги, будто забавляя ее огненнымъ блескомъ своего золотистаго горлушка; потомъ кидается на распустившійся цвѣтокъ, ловко хватаетъ добычу, возвращается, и нѣжно отдаетъ своему другу насѣкомое и медъ, которые для нея были собраны. Когда подходитъ время птенцамъ вывестись изъ яичекъ, самецъ удвоиваетъ свои заботы и показываетъ такую храбрость, какъ будто онъ сильнѣе всѣхъ своихъ враговъ; смѣетъ мѣряться силами даже съ огромными пауками, и, гордясь своею смѣлостью, возвращается къ своей подругѣ, весело размахивая своими звучащими крылушками.

Гнѣздо медососа чрезвычайно мало, впрочемъ по росту птички; оно мягко, но прочно, прицѣплено бываетъ къ вѣткѣ или даже къ листику; въ немъ всегда два яичка, величиною съ маленькую горошинку, а выводятся изъ нихъ птенцы не больше обыкновенной мухи.

Изъ воробьевъ тонкоклювыхъ замѣчательна еще

ПОТАТУЙКА (Upupa epops, Linn. La Huppe commune. Der Wiedehopf.) у которой на головѣ хохолъ изъ двойнаго ряда перьевъ, которыя опускаются и поднимаются по волѣ птицы.

ПОТАТУЙКА ѣстъ обыкновенно жуковъ; сначала она жука убиваетъ, потомъ бьетъ его клювомъ до тѣхъ поръ, что сдѣлаетъ изъ него продолговатую пилюлю; тогда она подбрасываетъ эту пилюлю на воздухъ и старается подхватить ее на лету вдоль клюва; если же она падаетъ поперегъ, то потатуйка снова ее подбрасываетъ, и продолжаетъ эту операцію до тѣхъ поръ, пока пища ея попадетъ такъ удобно, что легко будетъ ее проглотить. Обѣдая такимъ образомъ, она не забываетъ остерегаться хищныхъ птицъ; ежели слышитъ она, что надъ нею летитъ воронъ, она ложится на землю, развертываетъ вокругъ себя хвостъ и крылья, голову запрокидываетъ на спину клювомъ вверхъ, такъ что въ этомъ странномъ положеніи бываетъ похожа на старую тряпку.

Къ разряду воробьевъ принадлежитъ также

ЗИМОРОДОКЪ (Alcedo ispida Linn. Le Martinpêcheur Alcyon. Der Eisvogel.), замѣчательная тѣмъ, что два пальца ея ногъ почти совсѣмъ срослись.

ЗИМОРОДОКЪ европейскій, величиною съ воробья, замѣчателенъ необыкновенно красивыми перьями своими яркоголубаго цвѣта сверху и красно-огненнаго снизу. Зимородокъ печаленъ, дикъ и недовѣрчивъ; живетъ одиноко почти цѣлый годъ. Онъ летаетъ быстро около самой поверхности воды, садится на камень или на вѣтку надъ водой; тамъ терпѣливо ждетъ онъ своей добычи, и быстро кидается на маленькихъ рыбокъ и водяныхъ насѣкомыхъ, которыми исключительно питается. Зимою онъ не улетаетъ въ теплые края, а держится тамъ же, гдѣ жилъ лѣтомъ и продолжаетъ свою ловлю въ прорубяхъ.

Разрядъ: Лазуны. (Grimpeurs.)

У всѣхъ птицъ этого разряда такіе-же нравы и точно токоеже устройство тѣла, какъ у воробьевъ; разница состоитъ только въ томъ, что у нихъ на ногахъ впередъ обращены не три пальца, а всего только два, а назадъ — тоже два. Такое расположеніе позволяетъ имъ — крѣпко цѣпляться за древесный стволъ и вѣтви, и большая часть изъ нихъ пользуется этимъ, чтобы лазить вверхъ и даже внизъ. Оттуда и самое имя ихъ — ЛАЗУНЫ.

Не должно однако принимать это слово буквально, потому что и въ разрядѣ воробьевъ есть роды птицъ, которыя лазятъ, и въ разрядѣ лазуновъ есть такія, которыя лазить не могутъ, напримѣръ кукушки. Надо помнить, что этотъ разрядъ учрежденъ собственно по устройству пальцевъ, а не по умѣнью птицъ этого разряда лазить.

Родъ: ДЯТЕЛЪ (Picas, Linn), особенно хорошо подходитъ подъ это названіе лазуновъ.

Птицы этого рода могутъ лазить и прямо вверхъ по дереву, и кружась около него и въ тоже время поднимаясь. Хвостъ ихъ состоитъ изъ десяти жесткихъ и упругихъ перьевъ, которыя тоже помогаютъ птицѣ лазить. Носъ прямой, твердый, острый, удобный для доставанія изъ подъ древесной коры насѣкомыхъ.

ЧЕРНЫЙ ДЯТЕЛЪ (Picas Martins., Linn. Le grand Pic noir. Der Krähenspecht, Schwarzspecht oder die Holzkrähe.)

бываетъ величиною почти съ ворону, и весь черный, кромѣ головы, которая вся — краснаго цвѣта. Черный дятелъ живетъ большею частію въ еловыхъ лѣсахъ и дѣлаетъ иногда вредъ деревьямъ тѣмъ, что срываетъ съ нихъ кору, доставая себѣ изъ подъ нея насѣкомыхъ.

ЗЕЛЕНЫЙ ДЯТЕЛЪ (Picus viridis, Linn. Le Pic vert. Der Grünspecht.), по цвѣту перьевъ одна изъ самыхъ красивыхъ птицъ въ Россіи и даже вообще въ Европѣ.

Цвѣтомъ зеленый дятелъ сверху зеленый, къ хвосту золотистый, снизу бѣловатый, головка красная, и на крыльяхъ красныя пятна. Питается онъ большею частію насѣкомыми, которыя живутъ на деревьяхъ, въ корѣ и подъ корой; но любитъ также муравьевъ и часто подбираетъ ихъ на землѣ, чего не дѣлаютъ другіе дятлы. Гнѣзда себѣ зеленый дятелъ не вьетъ, а выдалбливаетъ своимъ крѣпкимъ клювомъ довольно глубокую косвенную ямку въ деревѣ, устилаетъ ее мохомъ и тамъ несетъ свои яички и живетъ съ своими птенцами.

ВЕРТИШЕЙКА (Funx lor quitta, Linn. Le Torcol commun. Der Wéndehals.)

Имя этой красивой, коричневой съ черными пятнушками птички происходитъ отъ того, что когда ее поймаютъ, или когда она примѣтитъ совершенно новый, незнакомый для себя предметъ, то начинаетъ медленно во всѣ стороны поворачивать шею, такъ что голова ея запрокидывается и обертывается всюду. Питается она большею частію муравьями и ихъ яичками.

КУКУШКА (Сисніиз canorus. Le Coucou commun. Der Kukuk.)

КУКУШКА очень хорошо всякому извѣстна своимъ однообразнымъ, скучнымъ кукованьемъ, отъ котораго произошло и самое имя ея. У насъ въ народѣ говорятъ обыкновенно, что это она скучаетъ по своимъ птенцамъ, потому-что забываетъ куда положила свои яички. И въ самомъ дѣлѣ въ жизни кукушки есть очень странная особенность: кукушка не только никогда не вьетъ себѣ гнѣзда, но и яички свои кладетъ всегда въ чужія гнѣзда; особеннымъ чутьемъ выбираетъ она гнѣзда такихъ птичекъ, которыя, какъ она сама, питаются насѣкомыми. Когда яичко снесено, самка беретъ его въ свой широкій клювъ, и несетъ въ гнѣздо пѣночки, или трясохвостки, или снигиря, или соловья, или чернаго дрозда, и всего замѣчательнѣе то, что птичка, у которой въ гнѣздѣ очутилось чужое яйцо, дѣлается очень нѣжною и заботливою матерью для своего пріемыша. Но маленькая кукушка бываетъ обыкновенно очень неблагодарна за гостепріимство, и платитъ зломъ за добро, которое ей дѣлаютъ. Первыя силы свои, только что выведется она изъ яйца, она употребляетъ на то, чтобы выбросить вонъ изъ гнѣзда своихъ братьевъ, которые слабѣе ея: она забивается подъ одного изъ птенцовъ, поддерживаетъ его у себя на спинѣ распростертыми крыльями, потомъ подбирается къ краю гнѣзда и выбрасываетъ бѣдную птичку на землю. Операція эта повторяется до тѣхъ поръ, пока она побросаетъ на землю всѣхъ остальныхъ. Впрочемъ, ежели мать можетъ приносить столько корму, что достаетъ всѣмъ птенцамъ, и молоденькая кукушка всегда бываетъ сыта, то пріемышъ живетъ обыкновенно мирно съ своими названными братьями.

Кукушки прилетаютъ къ намъ довольно позднею весною, а осенью улетаютъ въ теплые края, отъискивать подъ тропиками пищи, которой не найти бы имъ у насъ въ зимнее время. Осенью кукушка бываетъ довольно жирна и мясо ея вкусно.

Странный родъ ТУКАНОВЪ (Ramphastos Tucanus, LathLe Toucan tocaï. Der Pfefferfresser.) отличается огромнымъ клювомъ, больше еще, чѣмъ представлено на нашей картинкѣ, величиною почти со все тѣло птицы.

Съ перваго взгляду кажется, будто этотъ огромный клювъ Тукана долженъ быть очень тяжелъ и неудобенъ для птицы; но онъ пустой внутри и такъ тонокъ и легокъ, что вовсе не можетъ служить орудіемъ для защиты. Туканъ водится небольшими стаями въ теплыхъ краяхъ Америки и питается насѣкомыми, яицами и маленькими птичками. Схвативъ пищу клювомъ, туканъ бросаетъ ее обыкновенно на воздухъ и ловитъ такъ, чтобы она падала ему прямо въ горло. Голова, спинка и крылья тукана черныя, шейка — чрезвычайно блестящаго золотистаго цвѣта, а грудь ярко-малиновая.

Къ разряду лазуновъ принадлежитъ также многочисленное

Семейство: ПОПУГАЕВЪ (Psiltacus, Linn.) которые летаютъ неохотно, и очень ловко умѣютъ лазить, цѣпляясь за вѣтви клювомъ и ногами.

Отличительный признакъ попугаевъ состоитъ въ томъ, что клювъ у нихъ толстый, крѣпкій, сильно изогнутый, языкъ толстый, мясистый, круглый; горло имѣетъ особенно сложное устройство, такъ что попугаи довольно легко могутъ подражать человѣческому голосу. Питаются они только плодами, и особенно миндальными орѣхами, очищая ихъ очень тщательно; когда ѣдятъ, то держатся обыкновенно на одной ногѣ, а другою подносятъ пищу къ клюву. Большею частію держатся они стаями по близости ручьевъ, и купаются по нѣскольку разъ въ день. Птицы эти водятся только въ жаркомъ поясѣ стараго и новаго свѣта, и бываютъ такъ разнообразны, что почти каждый большой островъ имѣетъ свою особенную породу.

По красотѣ перьевъ особенно извѣстна порода

КРАСНЫЙ ПАПУГАЙ (PsUtacus Macao, Linn. L’Ara rouge.),

Голова, тѣло и хвостъ у него красные, а крылья сверху зеленыя, а снизу голубыя съ чернымъ; на щекахъ у него голая морщинистая кожа, не покрытая перьями. Еще извѣстно цѣлое большое семейство

КАКАДУ (Psittacus cristatus, Linn. Le Cacatoe blanc. Der Kakadu.),

Всѣ какаду бываютъ бѣлые, съ короткимъ, ровнымъ ХВОСТОМЪ II съ хохломъ, который поднимается и опускается по волѣ птицы; они водятся въ болотистыхъ мѣстахъ на островахъ Южнаго океана.

Но всего больше извѣстна въ Европѣ порода

СѢРЫХЪ ПОПУГАЕВЪ (Psittacus erythacus, Linn Le Perroquet gris.),

извѣстныхъ подъ общимъ именемъ Жако. Перья у нихъ сѣропепельнаго цвѣта, кромѣ хвоста, который бываетъ красный, и оконечностей перьевъ, которыя бываютъ черныя. У насъ именно эту породу держатъ больше всего въ клѣткахъ, потому что попугаи эти кротки, любятъ своего хозяина, и легко выучиваются говорить.

Горло попугаевъ устроено такъ сложно, что имъ легко подражать всякому звуку человѣческаго голоса; по само собою разумѣется, что они не понимаютъ того, что говорятъ; да и всякое животное, самое понятливое даже, самое умное, какъ напр. собака, понимаетъ слова человѣка скорѣе по выраженію голоса, чѣмъ по смыслу самыхъ словъ.

Изъ Африки и жаркихъ странъ Америки въ Европу привозятъ множество живыхъ попугаевъ; туземцы ловятъ ихъ различными способами: иногда вынимаютъ ихъ изъ гнѣздъ маленькими, иногда бьютъ стрѣлами, у которыхъ вмѣсто остраго наконечника надѣтъ большой комокъ хлопчатой бумаги; отъ удару хлопчатой бумагой птица падаетъ безъ памяти, но не убита и даже не ранена. Въ другихъ мѣстахъ, подъ деревьями, на которыхъ живетъ много попугаевъ, ночью жгутъ смолу и смолистыя свѣжія вѣтви деревьевъ; отъ дыму попугаи пьянѣютъ и падаютъ въ руки охотниковъ. Въ иныхъ мѣстахъ попугаевъ ловятъ сѣтями, и потомъ, чтобы унять ихъ шумный и опасный гнѣвъ, пускаютъ имъ въ носъ табачнаго дыму, который разомъ отбиваетъ у нихъ память; это одно средство брать ихъ безопасно въ руки. Только что дѣйствіе табаку проходитъ, опять имъ пускаютъ въ носъ дыму, до тѣхъ поръ, пока они совершенно присмирѣютъ, и мало по малу совсѣмъ привыкнутъ къ неволѣ.

Разрядъ: Куры. (Gallinacés.)

Изо всего класса птицъ этотъ разрядъ — самый полезный человѣку; большая часть родовъ куръ пріучена человѣкомъ къ домашней жизни, а тѣ, которыя остаются въ дикомъ состояніи, доставляютъ собою очень хорошую дичь. Клювъ у нихъ не большой, согнутый немного внизъ; крылья короткія; тѣло тяжелое, лапки небольшія, пальцы слабые. Большая часть этого рода птицъ, кромѣ голубей, летаетъ плохо, мало живетъ на деревьяхъ и почти всегда ищетъ своей пищи на землѣ.

Родъ: ГОЛУБЬ (Columba) составляетъ переходъ отъ разряда воробьевъ къ разряду куръ. Между голубями есть нѣсколько отличныхъ одна отъ другой породъ какъ дикихъ, такъ и домашнихъ.

Нашъ домашній голубь извѣстенъ всякому; извѣстно какъ онъ кротокъ, ласковъ, какъ онъ мало боится людей, какъ онъ нѣжно любитъ своихъ птенцовъ, какъ голубь любитъ свою голубку. И въ самой глубокой древности, и теперь, въ нѣкоторыхъ мѣстахъ Европы голубь, употребляется на то, чтобы переносить вѣсти изъ одного мѣста на дальнее разстояніе въ другое. У голубя замѣчена странная и непостижимая способность летѣть прямо въ то мѣсто, откуда онъ привезенъ, и такъ вѣрно и прямо, что какъ будто въ воздухѣ есть прямая дорога къ самому тому мѣсту, гдѣ онъ родился или гдѣ у него птенцы. Если бы мы хотѣли, напримѣръ, какъ можно скорѣе, сообщить нашимъ друзьямъ въ деревню какую нибудь особенно интересную столичную новость, надо-бы привезти изъ деревни голубя, въ закрытой клѣткѣ, и кормить его до тѣхъ поръ, пока онъ понадобится. Во всякое время дня и ночи можно вынуть его изъ клѣтки, привязать ему подъ крылушко или къ лапкѣ записочку, и пустить. Онъ не полетитъ тогда ни направо, ни налѣво, а поднимется прямо вверхъ, нѣсколько минутъ будетъ держаться въ воздухѣ, какъ будто не рѣшаясь куда летѣть, и потомъ быстро понесется по прямому направленію домой, откуда привезенъ, будь это хоть на разстояніи пяти сотъ верстъ, черезъ горы, рѣки, озера, лѣса, и непремѣнно прилетитъ на свою голубятню конечно гораздо скорѣе, нежели придетъ письмо по обыкновенной почтѣ или даже по желѣзной дорогѣ.

Въ Сѣверной Америкѣ водится особенная порода голубей, извѣстныхъ подъ названіемъ:

ПЕРЕЛЕТНЫЙ ГОЛУБЬ (Columba migraloritt, Linn. Colombe émigrante ou Pigeon de Passage. Die Wander taube,) Отличается отъ домашняго особенно длиннымъ и остроконечнымъ хвостомъ.

Перелетный голубь переносится съ сѣвера на югъ, съ востока на западъ и обратно, начиная отъ Мексиканскаго залива до Гудзонова не по временамъ года, а по мѣрѣ того, какъ съѣдаетъ весь кормъ въ томъ мѣстѣ, гдѣ остановился. Быстрота полета перелетныхъ голубей удивительна: въ Нью-Іоркѣ убиваютъ иногда голубей, у которыхъ въ желудкѣ находятъ еще не переварившійся рисъ; но они не могли наѣсться рису нигдѣ иначе, какъ въ Каролинѣ, на разстояніи семисотъ верстъ отъ Нью-Іорка. Доказано, что у голубей пищевареніе совершается всего въ 12 часовъ, слѣдовательно изъ Каролины въ Нью-Іоркъ голуби прилетаютъ часовъ въ шесть, съ небольшимъ; значитъ въ минуту летятъ они около двухъ верстъ.

И зрѣніе у нихъ такъ же сильное, какъ и полетъ. Съ огромной высоты, на которой они летятъ, они могутъ разсмотрѣть на землѣ кормъ, который можетъ ихъ напитать, различаютъ есть-ли плоды на тѣхъ деревьяхъ, которыя питали ихъ въ предъидущемъ году, и если нѣтъ, то летятъ мимо въ болѣе плодородныя мѣста.

Но что всего удивительнѣе въ исторіи перелетныхъ голубей, это несмѣтное ихъ количество. Одюбонъ, о которомъ мы имѣли уже случай говорить, разсказываетъ, что надъ нимъ въ 1813 году, пролетѣло въ продолженіи двадцати минутъ шестдесятъ три огромныя стаи; наконецъ эти стаи слились въ одну, и громадная туча голубей затмила ему солнечный свѣтъ, наводя дремоту однообразнымъ и продолжительнымъ свистомъ крыльевъ въ воздухѣ. По примѣрному вычисленію Одюбона птицъ этихъ пролетѣло въ тотъ разъ надъ нимъ около тысячи двухъ сотъ милліоновъ.

Около того мѣста, гдѣ они останавливаются на нѣсколько дней кормиться, выбираютъ они себѣ мѣсто въ лѣсу для общаго ночлега, и непремѣнно, при захожденіи солнца, всякій день возвращаются на одно и тоже мѣсто, иногда верстъ за полтораста отъ тѣхъ мѣстъ, гдѣ кормятся. Эта вѣрность ночлегу бываетъ для нихъ пагубна: подъ вѣковыми деревьями, на которыхъ они собираются отдыхать, готовится страшная бойня. Цѣлыя толпы охотниковъ и поселянъ собираются тамъ задолго до захожденія солнца; одни привозятъ пустыя телѣги, которыя должны черезъ нѣсколько часовъ наполниться, другіе пригоняютъ цѣлыя стада свиней, которыя станутъ ѣсть сочное и вкусное мясо голубей. Всякій готовится по своему: ружья заряжены. Факелы зажжены, разложены костры подъ жаровнями съ сѣрой, которой испареніе будетъ душить бѣдныхъ птицъ. Часовъ въ девять вечера радостный крикъ: вотъ они! возвѣщаетъ прибытіе голубей, и тутъ начинается отвратительная и жалкая сцена убійства, которая продолжается до утра: безпрерывные выстрѣлы, крики охотниковъ, трескъ вѣтвей, которыя ломаются подъ тяжестью птицъ и давятъ нижнихъ, все это вмѣстѣ и странно, и жалко, и удивительно естествоиспытателю, который убиваетъ только съ тою цѣлью, чтобы наблюдать. Во время этого убійства голуби слетаются милліонами; послѣднія стаи прилетаютъ въ лѣсъ около полуночи; но только что первыя лучи солнца покажутся на вершинахъ деревьевъ, голуби улетаютъ снова кормиться, и опять такими стаями, какъ будто число ихъ вовсе не уменьшилось; люди также расходятся по домамъ. Тогда сцена перемѣняется, и вмѣсто ночнаго шуму слышно завываніе волковъ, лисицъ, рысей, кугуаровъ, медвѣдей, которые сбѣгаются принять участіе въ пирѣ, приготовленномъ для нихъ человѣкомъ; слетаются и орлы, и ястребы, и коршуны, и вороны — попользоваться этою ночью убійства.

Къ разряду куръ принадлежитъ еще

ПАВЛИНЪ (Pavo cristatus, Linn. Le Paon domestique. Der Pfau.)

Павлинъ очень хорошо извѣстенъ по необыкновенной красотѣ своихъ перьевъ и по богатому хвосту, который блеститъ безчисленнымъ множествомъ различныхъ отливовъ. Въ дикомъ состояніи павлинъ водится въ густыхъ лѣсахъ, на сѣверѣ Индіи; тамъ онъ еще красивѣе, цвѣтъ его перьевъ еще богаче, и когда онъ распускаетъ свой хвостъ, ничто не можетъ сравниться съ нимъ въ блескѣ и богатствѣ красокъ. Самка павлина вовсе не такъ красива, какъ самецъ; у нея богато убрана только головка, а остальное тѣло вовсе не красиво.

ИНДЮКЪ (Meleagris gallo-pavo, Linn. Le Dindon commun, Der Truthahn.)

ИНДЮКЪ или индѣйскій пѣтухъ — самая сердитая изо всѣхъ домашнихъ птицъ. Красный цвѣтъ сердитъ его всегда жесточайшимъ образомъ; онъ распускаетъ хвостъ, опускаетъ крылья такъ, что они трутся объ землю, и въ тоже время синяя кожа, которою покрыта у него голова и верхняя часть шеи, наливается кровью. Не всегда безопасно бываетъ дразнить индѣйскихъ пѣтуховъ; иной разъ они платятъ за обиды жестокими ударами клюва. Индѣйки родомъ изъ Америки и въ Европу привезены только въ половинѣ шестнадцатаго вѣка. — Въ дикомъ состояніи индѣйки больше нашихъ домашнихъ, цвѣтъ перьевъ у нихъ красивѣе и мясо несравненно вкуснѣе; однако же и наши очень вкусны, и въ деревняхъ помѣщики выкармливаютъ множество этихъ птицъ.

ЦЕСАРКА (Numida meleagris, Linn. La Pintade mèléagride. Das Perlhuhn).

родомъ изъ Африки; цвѣтъ ея аспидный съ бѣлыми и черными пятнушками. Въ дикомъ состояніи цесарки водятся большими стадами, но у насъ на птичникахъ трудно бываетъ воспитывать цесарокъ, потому что онѣ крикливы, сердиты, злы, и вѣчно ссорятся и дерутся со всѣми остальными домашними птицами.

ДОМАШНІЙ ПѢТУХЪ (Phasianus gallus. Linn. Le Coq domestique. Das gemeine Huhn.), и самка его, КУРИЦА, въ домашней жизни произвели безчисленное множество породъ, болѣе или менѣе похожихъ одна на другую.

Наружность домашняго пѣтуха и курицы такъ извѣстны, что мы описывать ихъ не станемъ. Въ курицѣ нашей особенно замѣчательна заботливость, съ какою она высиживаетъ своихъ цыплятъ. Когда она снесетъ десятокъ или дюжину яицъ, то выражаетъ желаніе высиживать ихъ особеннымъ кудахтаньемъ, которое хорошо знакомо заботливымъ хозяйкамъ; тогда въ удобномъ и спокойномъ мѣстѣ ей ставятъ гнѣздо, устроенное изъ рубленой соломы, въ корзинѣ, и черезъ двадцать одинъ день терпѣливаго и удивительно постояннаго высиживанья, цыпленокъ разбиваетъ свою скорлупу и выходитъ на свѣтъ Божій маленькой, слабой, беззащитной птичкой. Надо видѣть какъ нѣжно мать заботиться о своихъ цыплятахъ, какъ она гордо и смѣло смотритъ кругомъ, какъ храбро защищаетъ она свое потомство отъ малѣйшей опасности, какъ заботливо учитъ она своихъ малютокъ отъискивать пищу. Пѣтухъ не принимаетъ никакого участія въ высиживаніи цыплятъ; за то всѣ остальныя куры, которыя не насѣдки, находятся подъ его покровительствомъ, и за нихъ онъ до смерти готовъ драться съ другими пѣтухами, которые пришли бы на его дворъ ѣсть пищу назначенную для него и для его семьи.

КАВКАЗСКІЙ ФАЗАНЪ (Phasianus colchicus, Linn. Le Faisan ordinaire. Der gemeine Fasan.), водится въ дикомъ состояніи на кавказскихъ горахъ и на болотистыхъ равнинахъ, примыкающихъ къ Каспійскому морю.

ФАЗАНЪ извѣстенъ необыкновенно красивымъ цвѣтомъ перьевъ и вкуснымъ мясомъ; Фазановъ съ большимъ трудомъ выкармливаютъ во всей полуденной Европѣ; тамъ они служатъ украшеніемъ садовъ, потому что перья у нихъ въ самомъ дѣлѣ красивы: спина его шоколаднаго цвѣта съ рыжеватымъ, бѣлымъ и малиновымъ отливами, верхъ головы темнозеленый, грудь малиновая съ чернымъ отливомъ, крылья исперщрены треугольными пятнами рыжеватаго цвѣта.

ЗОЛОТОЙ ФАЗАНЪ (Phasianus pictus, Linn. Le Faisan doré. Der Goldfasan.), еще красивѣе. Голова его украшена чудеснымъ золотистымъ хохломъ, шея ранжевая, съ черными блестящими пятнами; спина зеленая, грудь огненно красная; крылья рыжія съ красивымъ голубымъ пятномъ; хвостъ длинный, коричневый, съ сѣрыми пятнами. Водится онъ въ Китаѣ; его ѣдятъ тамъ съ удовольствіемъ, и вотъ какимъ образомъ: на столъ подается въ самоварѣ кипятокъ, и вмѣстѣ съ нимъ очищенный и ощипанный фазанъ; хозяинъ рѣжетъ его тонкими кусочками, гости берутъ по кусочку на вилку, опускаютъ на минуту въ кипучую воду, и потомъ тотчасъ ѣдятъ.

ГЛУХОЙ ТЕТЕРЕВЪ (Tetrao urogallus, Linn. Le grand Coq de bruyère. Der Auerhahn!), самый большой родъ изо всего разряда куръ.

Это большая птица аспиднаго цвѣта съ тонкими поперечными полосками чернаго цвѣта; водится она въ лѣсахъ и, большею частію, въ гористныхъ мѣстахъ. Самецъ можетъ поднимать хохломъ у себя на головѣ перья и распускать хвостъ какъ индѣйскій пѣтухъ. Глухой тетеревъ чрезвычайно недовѣрчивъ и подойти къ нему на ружейный выстрѣлъ очень трудно: сейчасъ вспорхнетъ и улетитъ; но это не всегда; въ то время, какъ онъ поетъ, къ нему легко подкрасться, потому что тогда онъ ничего не видитъ и не слышитъ, поетъ свою заунывную, однообразную и протяжную пѣсню закрывши глаза, такъ что можно подходить къ нему прямо. За это онъ и прозванъ глухаремъ.

РЯБЧИКЪ (Tetrao bonasia, Linn. La Gelinotte. Das Rebhuhn.),

также принадлежитъ къ разряду куръ. Какъ одно изъ лучшихъ жаркихъ, мясо рябчика употребляется всѣми, и зимою, по первому пути, битыхъ рябчиковъ цѣлыми обозами везутъ въ столицы. Рябчики водятся въ густыхъ гористыхъ лѣсахъ елей и сосенъ.

СѢРАЯ КУРОПАТКА (Tetrao perdrix, Linn. Le Perdrix gris,) и

КРАСНАЯ КУРОПАТКА (Tetrao rufus, Linn. Le Perdrix rouge.)

отличаются одна отъ другой тѣмъ, что у красной клювъ и лапки красныя, а у сѣрой сѣрыя. Впрочемъ образъ ихъ жизни, привычки почти одинаковыя. Сѣрая куропатка живетъ всегда стадами и никогда не уходитъ далеко отъ того мѣста, гдѣ родилась. Куропатки живутъ почти всегда на равнинахъ, засѣянныхъ рожью, и тамъ выводятъ своихъ птенцовъ, на землѣ, въ какой-нибудь лощинкѣ. Когда птенцы еще малы, отецъ и мать рѣдко покидаютъ ихъ даже въ самой крайней опасности; но когда прятаться ужъ невозможно, когда собака напала на слѣдъ и охотникъ близко, самецъ поднимается на воздухъ первый, летитъ медленно и какъ будто лѣниво, такъ что его легко убить; а самка, между тѣмъ, быстро летитъ въ другую сторону, потомъ опускается, во всю прыть бѣжитъ назадъ къ своимъ птенцамъ, которые притаились въ травѣ, собираетъ ихъ и спасается бѣгствомъ, ежели опасность еще не миновалась.

ПЕРЕПЕЛКА (Tetrao coturnix, Linn. La Caille commune. Die Wachtel),

меньше куропатки, съ виду тяжела и какъ будто плохо можетъ летать, а между тѣмъ она знаменита дальними странствованіями. Каждую весну прилетаетъ она къ намъ, каждую осень улетаетъ большими стаями, и летитъ большею частію при лунномъ свѣтѣ и въ сумерки.

Питается она, точно такъ-же какъ и всѣ птицы этого разряда, куръ, зернами, червячками, всякими мелкими насѣкомыми.

Разрядъ: Бѣгуны. (Coureurs.)

У птицъ этого разряда клылья такъ малы, что онѣ вовсе не летаютъ; за то проворно бѣгаютъ и нѣсколько помогаютъ своему бѣгу, безпрестанно махая крыльями. Этотъ разрядъ не великъ, въ немъ только страусы и казоары.

СТРАУСЪ (Strutio camelus, Linn. L’Autruche d’Afrique. Der Strauss), имѣетъ только два пальца, изъ которыхъ внѣшній короче и безъ когтя.

СТРАУСъ самая большая изо всѣхъ птицъ; она бываетъ иногда въ сажень и больше величиной. Самецъ обыкновенно черный съ бѣлыми перьями на крыльяхъ и въ хвостѣ; а у самки черный цвѣтъ замѣняется сѣропепельнымъ. Страусовый самецъ даетъ тѣ прекрасныя, волнистыя перья, которыя употребляются въ дамскихъ нарядахъ. — Страусъ водится въ Африкѣ, въ cтранахъ, лежащихъ между тропинками; тамъ онъ не высиживаетъ своихъ яицъ, а просто оставляетъ ихъ въ ямкѣ, на солнечномъ припекѣ, но не удаляется отъ нихъ никогда на большое разстояніе. Но по сю и по ту сторону тропиковъ, гдѣ по холоднѣе, солнечнаго жару не довольно и высиживанье производится обыкновеннымъ порядкомъ. Страусъ питается травою и зернами, но прожорливость его такъ велика, вкусъ такъ тупъ, что онъ безъ различія глотаетъ камни, кремни, куски желѣза, мѣди, деньги, стекло, все что попадется. Страусы очень осторожны и очень хитро избѣгаютъ хитростей охотниковъ. Они бѣгаютъ скорѣе самой лучшей лошади, и на всемъ бѣгу съ большою силой кидаютъ назадъ каменья, которые попадаются имъ подъ ноги; не смотря на все это, Арабы бьютъ страусовъ палками, и вотъ какимъ образомъ: верхами на хорошихъ лошадяхъ, они издали окружаютъ стадо страусовъ, мало по малу стѣсняютъ занимаемое ими пространство, гоняютъ страусовъ изъ конца въ конецъ своего круга и наконецъ, когда несчастныя птицы падаютъ отъ усталости, добиваютъ ихъ палками.

КАЗОАРЪ (Sruthio casuarius. Linn. Le Casoar à casque. Der Kasuar),

самая большая птица послѣ страуса и точно также какъ онъ не можетъ летать. Казоаръ водится въ Индѣйскомъ архипелагѣ; перья у него чрезвычайно тонки, крылья малы и гибки, такъ что летать на нихъ невозможно; на головѣ костяной наростъ въ родѣ каски, покрытый голой кожей небесно голубаго и огненнаго цвѣта. Зеренъ онъ не ѣстъ, а питается плодами и япцами. Замѣчательно, что у него на крыльяхъ есть нѣсколько перьевъ жесткихъ и вовсе безъ бороды, будто ощипанныхъ.

Къ этому же разряду по причинѣ короткихъ крыльевъ, надо причислить и Додо. странную птицу, которая впрочемъ теперь уже не существуетъ. Это странное животное, покрытое перьями, не имѣетъ довольно длинныхъ ногъ, чтобы бѣгать, ни довольно крѣпкихъ и большихъ крыльевъ, чтобы летать. Прежніе мореплаватели встрѣчали Додо на островахъ остъ-индскихъ морей; въ лондонскомъ музеумѣ есть одна лапа, въ оксфордскомъ голова этой птицы; въ старинныхъ описаніяхъ путешествій встрѣчается ея изображеніе; но какимъ образомъ уничтожился весь ея родъ — неизвѣстно.

Разрядъ: Долгоногія. (Echassiers.)

Долгоногія отличаются необыкновенно длинными ногами, какъ будто онѣ на ходуляхъ; при этомъ шея у нихъ бываетъ такъ длинна, что, не сгибая ногъ, онѣ могутъ доставать съ земли свою пищу. Большая часть изъ нихъ питается травой, другія червяками, лягушками, мелкой рыбой и другими водяный животными, и по этому живутъ по большой части возлѣ воды и легко ходятъ по болотамъ.

ДРАХВА ИЛИ ДУДАКЪ (Otis tarda, Linn. La Grande Outarde, Die grosse Trappe.)

самая большая изо всѣхъ европейскихъ птицъ; цвѣтомъ она желтая съ черными полосками; у самца около ушей перья длинныя, въ родѣ усовъ. Драхва водится во всей Европѣ, и охотно живетъ въ нашихъ малороссійскихъ степяхъ; походка у нея довольно тяжелая; летаетъ она рѣдко, а крылья особенно служатъ ей для того, чтобы помогать бѣгу; тогда драхва движется необыкновенно быстро, такъ что ее съ трудомъ догоняетъ самая прыткая собака. Трава, насѣкомыя, червяки служатъ ей пищею; драхва никогда не сидитъ на деревьяхъ, не вьетъ себѣ гнѣзда, а несетъ свои яйца прямо на землѣ, посреди густой травы.

ПИГАЛИЦА ЧИБЕСЪ или ЛУГОВКА (Tringa vanellus, Linn. Le Vanneau huppé. Der Kiebitz.).

красивая птичка, величиною съ голубя; цвѣтъ ея черно-бронзовый съ металлическими отливами; на головѣ большой, красивый хохолъ. Когда она прилетаетъ къ намъ съ юга, то живетъ около болотъ и сырыхъ луговъ, отъискиваетъ тамъ червей и ловко умѣетъ вытаскивать ихъ изъ земли; полетъ у нея могучій и высокій; поднимаясь, она нѣсколько разъ повторяетъ крикъ, очень похожій на Французское слово, означающее осемнадцать, dixhuit.

АГАМИ или ПСОФІЯ ТРУБАЧЪ (Psophia crepitans, Linn. L’Oiseau Trompette ou Agami. Der Trompetenvogel.).

Агами водится въ южной Америкѣ; величиною она немного по больше курицы; имя ея происходитъ отъ странныхъ звуковъ ея голоса, похожихъ на звукъ трубы. Перья на ней черноватыя, съ блестящимъ фіолетовымъ отливомъ на груди. Агами живетъ на землѣ, около древесныхъ стволовъ; летаетъ съ трудомъ, но бѣгаетъ очень скоро. Она легко привыкаетъ къ домашней жизни и такъ привязывается къ своему господину, что бѣгаетъ за нимъ какъ собака, повинуется іего приказаніямъ и такъ любитъ ласкаться, что иной разъ надоѣдаетъ. Въ нѣкоторыхъ земляхъ ее употребляютъ на то, чтобы стеречь стада, и она дѣлаетъ тогда свое дѣло такъ-же хорошо, какъ собака. Обыкновенно довѣряютъ ей только домашнюю птицу; но нѣкоторые путешественники увѣряютъ, будто она караулитъ иной разъ и овецъ.

ЖУРАВЛЬ ХОХЛАТЫЙ (Ardea par опіи а, Linn. La Grue couronnée. Der Riesenkranich.),

Хохлатый журавль очень красивая африканская птица, вышиною почти въ аршинъ и три четверти. Сверху она пепельнаго цвѣта, снизу чернаго, крылья бѣлыя; на головѣ хохолъ изъ тонкихъ желтыхъ перьевъ, которыя поднимаются и опускаются по волѣ птицы. Въ западной Африкѣ хохлатаго журавля выкармливаютъ въ птичникахъ, гдѣ онъ питается зернами; но въ дикомъ состояніи онъ живетъ на болотахъ и ѣстъ только рыбу.

ЦАПЛЯ (Ardea major, Linn. Le Héron cummun. Der Reiher.),

большая птица синевато-пепельнаго цвѣта съ чернымъ хохломъ на головѣ. Цапли живутъ по берегамъ рѣкъ, озеръ и болотъ и уничтожаютъ тамъ безчисленное множество молюсковъ, червяковъ, насѣкомыхъ, лягушекъ и рыбы. Цапля по цѣлымъ часамъ стоитъ неподвижно около воды, пригнувши шею, такъ что голова ея входитъ почти въ плеча; полетъ ея такъ силенъ, что, не смотря на величину свою, она поднимается на такую высоту, что совершенно пропадаетъ изъ виду. Спасаясь отъ хищной птицы, наприм. сокола, цапля старается всегда подняться выше ея, и обѣ несутся, летятъ, все выше и выше, наконецъ обѣ пропадаютъ изъ виду, и черезъ нѣсколько времени только — въ воздухѣ снова показываются двѣ черныя точки: это цапля падаетъ съ подбитымъ крыломъ или разбитой головой, и за нею побѣдитель соколъ.

ВЫПЬ ИЛИ БУГАЙ (Ar de а stellaris, Linn. Le Butor. Die Rohrdrommel.),

довольно большая птица бураго цвѣта съ золотистымъ отливомъ и черными пятнушками. Она попадается иногда въ средней полосѣ Россіи, притаившись гдѣ нибудь около болота, въ тростникѣ, неподвижно и поднявши вверхъ носъ. Крикъ этой птицы необыкновенно страшный: она воетъ и реветъ такимъ-же голосомъ, какъ разъяренный быкъ.

БѢЛЫЙ АИСТЪ (Ardea ciconia, Linn. La Cigogne Hanche. Der Storch.)

Отличается необыкновенно длиннымъ, крѣпкимъ прямымъ, скругленнымъ клювомъ. Бѣлый аистъ живетъ на болотахъ, гдѣ питается въ особенности пресмыкающимися и гадами; ходитъ онъ медленно, мѣрными шагами, и колѣна его устроены такъ, что ему легко спать, стоя на одной ногѣ, а другую поджавши подъ себя. Къ зимѣ аисты большими стаями улетаютъ въ Африку, а весною возвращаются въ Европу. Въ средней Европѣ бѣлые аисты выбираютъ обыкновенно для жилища своего башни, колокольни, трубы, помѣщаютъ на нихъ свои гнѣзда и вездѣ, во всѣхъ странахъ люди не обижаютъ этой мирной птицы за то, что она уничтожаетъ множество змѣй и гадовъ. Въ нѣкоторыхъ земляхъ думаютъ даже, что бѣлый аистъ приноситъ счастье: у Египтянъ смертью называлось уничтоженіе одной изъ этихъ полезныхъ птицъ; древніе восточные народы, примѣтивъ нѣжную привязанность аиста къ своимъ птенцамъ, приписывали ему такія семейныя добродѣтели, которыя не подтвердились однакоже болѣе близкимъ наблюденіемъ.

КОЛПИЦА (Platalea leucorodia Linn. La Spatule blanche. Der Löffelreiher.)

КОЛПИЦА замѣчательна странной формой скоего клюва, который длиненъ, плоскъ, къ концу шире, нежели къ головѣ, и скругленъ; клювъ этотъ слабъ; имъ птица можетъ только рыться въ грязи и ловить маленькихъ рыбокъ. Бѣлая колпица попадается довольно рѣдко, она водится на всемъ материкѣ стараго свѣта и вьетъ себѣ гнѣздо на вершинахъ высокихъ деревьевъ, по близости болотистыхъ мѣстъ.

ИБИСЪ СВЯЩЕННЫЙ (Ibis religiosus, Cuv. L’Ibis sacré. Der Ibis.)

Клювъ ЭТОЙ ПТИЦЫ ДЛИННЫЙ, ТОНКІЙ, изогнутый и такой слабый, что ибисъ можетъ только отъискивать въ грязи червячковъ и мелкихъ насѣкомыхъ, которыми питается. Священный ибисъ водится во всей Африкѣ; ростомъ онъ съ курицу. Древніе Египтяне боготворили ибиса; онъ свободно жилъ у нихъ въ городахъ; даже невольное убійство одной изъ этихъ птицъ наказывалось смертью, а трупъ ея бальзамировали необыкновенно тщательно. Такое вѣрованіе основано было на чувствѣ народной благодарности: думали будто ибисъ останавливаетъ на границѣ египетской цѣлые милліоны ядовитыхъ змѣй, которыя безъ него ворвались бы и уничтожили бы все народонаселеніе.

Есть еще особаго рода ибисъ, именно ИБИСЪ ЗЕЛЕНЫЙ или КОРОВАЙКА (Scolopax falcinellus. Linn L’Ibis vert. Der grosse Brachvogel.).

который водится въ южной Европѣ И имѣетъ очень красивыя зеленыя перья по всему тѣлу.

ПАРРА ИЛИ ЯКАННА (Parra Jacanna Linn, Lé Jacanna. Die Jacanna.),

довольно красивая, большая птица, почти черная, съ разноцвѣтными крыльями. Водится она въ Китаѣ; тамъ держатъ ее часто въ птичникахъ, для защиты домашнихъ птицъ отъ хищныхъ.

ТУРУХТАНЪ, или МОРСКОЙ ПѢТУШЕКЪ, или ДРАЧУНЪ БОЕЦЪ (Tringa pugnax. Linn. Le CombattantDer Streithahn.)

ТУРУХТАНЪ замѣчателенъ своимъ воинственнымъ характеромъ и тѣмъ еще, что въ разныя времена года перья его бываютъ различныхъ цвѣтовъ. Имя: Драчунъ — очень идетъ этой храброй птичкѣ, которая составляетъ впрочемъ странное исключеніе: изо всѣхъ птицъ она одна очень часто, почти безпрестанно, дерется жесточайшимъ образомъ съ своими товарищами; иногда у нихъ это просто поединокъ, иногда двѣ стаи турухтановъ бьются между собою, такъ что иной разъ поле ихъ сраженія покрывается кровью.

БЕКАСЪ ЛѢСНОЙ, ВАЛЬДШНЕПЪ, СЛОНКА или КРЕХТУНЪ (Scolopax rusticola, Linn. La Becasse commune. Die Schneppe.),

очень извѣстная птичка, величиною немного меньше куропатки. Бекасъ водится во всемъ Старомъ Свѣтѣ, а иной разъ попадается и въ Новомъ. Лѣтомъ бекасъ живетъ на высокихъ горахъ, а осенью слетаетъ въ низменные и самые дремучіе лѣса; тогда особенно упорно отъискиваютъ его охотники, потому что мясо его осенью, отъ изобильнаго лѣтняго корму, бываетъ жирно и вкусно. Бекасъ видитъ ночью лучше, нежели днемъ, ходитъ худо, поднимается тяжело, и послѣ короткаго и быстраго перелета, вдругъ опускается, какъ падающій камень.

ПРИБЕРЕЖНИКЪ КРИВОКЛЮВЫЙ (Scolopax sub arcuata, Linn. Le Bécasseau cocorli Der Possen re.isser.).

Отличается отъ обыкновенныхъ бекасовъ своимъ нѣсколько загнутымъ клювомъ; кончикъ его клюва, впрочемъ, мягокъ, и чрезвычайно чувствителенъ, какъ у всѣхъ остальныхъ птицъ, одного рода съ прибережникомъ. Прибережники водятся вездѣ, но вездѣ попадаются очень рѣдко; живутъ они небольшими стаями, около береговъ моря и болотъ, и рѣдко проводятъ много времени въ одномъ мѣстѣ, не смотря на то, что прибрежная грязь наполнена всякими червяками и молюсками.

ФЛАМИНГО КРАСНЫЙ (Phoenicopterus ruber. Le Flammant. Der Flamingo)

ФЛАМИНГО водится въ Африкѣ и въ Азіи, и въ жаркую пору прилетаетъ иногда на южные берега Европы. Питается Фламинго мелкими раковинами, насѣкомыми и рыбной икрой, которую ловко достаетъ со дна болотъ и рѣчекъ своимъ странно изогнутымъ клювомъ. Цвѣтомъ эта птица розовая, а крылья ея и спина — ярко красныя, огненныя. Мясо ея довольно вкусно, по особенно вкусенъ языкъ, толстый и жирный, изъ котораго (конечно не изъ "дного, а изъ нѣсколькихъ тысячъ) у Римскаго Императора Геліогабала чдсто подавались цѣлыя блюда на сотни гостей.

Разрядъ: Плавуны. (Palmipèdes.)

Плавуны отличаются тѣмъ, что ихъ коротенькія ножки окончиваются пальцами съ широкой плавательной перепонкой. Ходятъ онѣ обыкновенно довольно плохо, переваливаясь съ боку на бокъ, потому-что ноги у нихъ отставленны далеко назадъ; за то плаваютъ очень хорошо. Въ примѣръ этого разряда птицъ можно привести пингвина, съ такими короткими крыльями, что онъ вовсе не можетъ летать, чайку, съ длинными крыльями и могучимъ полетомъ, наконецъ лебедя, гуся, утку, съ клювами, одѣтыми мягкой кожей, а не роговой оболочкой.

ЧОМГА или ПОГАНКА ХОХЛАТАЯ (Podiceps cristatus, Linn. Le Grèbe huppé. Der Steiss fuss.)

ЧОМГА бываетъ величиною съ утку, темпобураго цвѣта сверху и серебристо бѣлаго снизу; на головѣ у нея хохолъ, который поднимается и опускается какъ она хочетъ; мясо ея очень не вкусно и съ непріятнымъ запахомъ; по этому, быть можетъ, она и прозвана поганкой.

ЧИСТИКЪ ИЛИ ПИНГВИНЪ (Aptenoddes patagonicu, Linn. Le Grand Manchot. Der Fetttaucher.)

ПИНГВИНЪ такая птица, у которой почти нѣтъ крыльевъ; на томъ мѣстѣ, гдѣ должны-бы быть крылья, у нея два отростка, даже вовсе не покрытые перьями, а какимъ-то пушкомъ пополамъ съ чешуей. Ходятъ пингвины съ большимъ трудомъ, и большую часть жизни проводятъ на водѣ; на твердую землю выходятъ они только высиживать своихъ птенцовъ. Этимъ временемъ спѣшатъ пользоваться моряки, пристающіе иногда къ пустыннымъ островамъ, населеннымъ одними пингвинами: матросы прямо, открыто, почти безо всякой осторожности подходятъ къ стаѣ пингвиновъ и бьютъ ихъ просто палками, а бѣдныя птицы, отъ жиру, отъ неудобства и непривычки ходить по землѣ — не въ состояніи ни улетѣть, ни убѣжать отъ своихъ преслѣдователей.

АЛЬБАТРОСЪ ИЛИ БѢБЫЙ ТОГАКЪ (Diomedea ехи Ians, Linn. L’Albatros du Cap. Le Mouton de Cap. Der Albatros.)

АЛЬБАТРОСЪ самая большая птица изо всѣхъ, какія только попадаются мореплавателямъ въ открытомъ морѣ. У альбатроса большой, крѣпкій и острый клювъ съ большимъ крючкомъ на концѣ. Альбатросы иногда по цѣлымъ днямъ слѣдуютъ за плывущимъ на всѣхъ парусахъ кораблемъ; они летаютъ, качаются на волнахъ и ежели застигнетъ ихъ утомленіе, они отдыхаютъ и спятъ.

Клювъ чайки сплюснутый, длинный, острый, на концѣ немного загнутый. Чайка живетъ почти всегда въ открытомъ морѣ, но часто попадается и около береговъ; иногда залетаетъ она и на землю, и тогда это вѣрное предвѣстіе бури. Чайка прожорлива, криклива, труслива, плаваетъ и летаетъ превосходно и быстро опускается на добычу, которая состоитъ изъ труповъ и на поверхности воды. Они съ жадностью питаются трупами и живыми животными; они чрезвычайно сильны, за то и необыкновенно трусливы: слабыя чайки часто обращаютъ ихъ въ бѣгство.

ЧАЙКА МОРСКАЯ (Larus marinus, Linn. Le Goéland à manteau noir. Die More.)

изъ живой рыбы. Чаекъ множество различныхъ породъ: между ними есть и очень большія, съ гуся, и маленькія, съ галку.

ЧЕГРАВА или МОРСКАЯ ЛАСТОЧКА (Sterna hirundo, Linn. L’Hirondelle de mer à bec rouge. Le Pierre Garin. Die Seeschwalbe.)

Морская ласточка, которая называется у моряковъ птицей бурь, вѣчно держится въ открытомъ морѣ, далеко отъ земли; она можетъ летать противъ самаго сильнаго вѣтра, но когда приближается ураганъ, морскія ласточки слетаются отдыхать на мачтахъ и снастяхъ какого нибудь корабля. Онѣ ныряютъ и плаваютъ очень рѣдко, но въ своемъ быстромъ полетѣ онѣ касаются воды и иной разъ бѣгаютъ по волнамъ, поднявши крылья.

ПЕЛЕКАНЪ или БАБА-ПТИЦА (Pelecanus опосгоtalus, Linn. Le Pelican ordinaire. Der Pelikan.) большая птица, величиною съ лебедя, свѣтло розоваго цвѣта.

На нашемъ рисункѣ не довольно ясно представлено, что подъ клювомъ этой странной птицы есть особеннаго рода мѣшокъ, въ которомъ помѣщается запасная пища, и именно рыбы, которыя наловлены уже тогда, когда она была совсѣмъ сыта. Пелеканъ летаетъ очень хорошо и иногда очень высоко; но большею частію держится по близости береговъ; завидѣвъ добычу, онъ какъ камень кидается въ воду, далеко разбрызгиваетъ ее во всѣ стороны, ныряетъ и выплываетъ на поверхность какъ ни въ чемъ не бывалъ.

Въ Китаѣ рыбаки съумѣли обратить въ свою пользу необыкновънную ловкость пелекана въ рыбной ловлѣ: на большихъ рѣкахъ въ Китаѣ часто можно видѣть, что на широкихъ плотахъ выплываютъ рыбаки, и съ ними множество пелекановъ съ кольцами на шеѣ. Кольца эти надѣваются за тѣмъ, чтобы птица не глотала наловленной рыбы, а потомъ, когда мѣшокъ ея наполнится добычей, рыбаки опоражниваютъ его, даютъ пелекапу съѣсть какую-нибудь дрянную рыбку, снова надѣваютъ ему на шею кольцо, и опять пускаютъ на ловлю.

БАКЛАНЪ ЧЕРНЫЙ (Carbo cormoranus. Linn. Le grand Cormoran. Der Kormoran.)

ФРЕГАТЪ ИЛИ МОРСКОЙ ОРЕЛЪ (Trachydetes aquilus. Linn La grande Fregatte. Der Fregattenvogel)

На рисункѣ нашемъ нельзя узнать этой сильной птицы: во первыхъ ея хвостъ — вилкообразный, и во вторыхъ крылья чрезвычайно длинны, гораздо длиннѣе еще хвоста, когда они сложены, и въ размахѣ больше полуторы сажени. Водится фрегатъ на тропическихъ моряхъ и полетъ его такъ силенъ, что онъ встрѣчается иногда морякамъ за четыреста миль отъ земли; питается онъ летучими рыбами и ловко умѣетъ отбивать добычу у другихъ птицъ.

БАКЛАНЪ похожъ на пелекана, только по меньше его и безъ мѣшка подъ клювомъ. Онъ ныряетъ и плаваетъ очень хорошо и съ невообразимою быстротою преслѣдуетъ подъ водою угрей, которыми питается. Летаетъ онъ быстро и долго, но на землѣ ходитъ довольно плохо.

ЛБЕЕДЬ КРАСНОКЛЮВЫЙ или ШИПУНЪ (Anas Dior, Linn. Le Cygne à bec rouge. Der Schwan.)

Лебедь сталъ нынче домашней птицей и составляетъ украшеніе прудовъ и садовъ: въ дикомъ состояніи онъ водится около Чернаго и Каспійскаго морей. Питается лебедь сѣменами водяныхъ растѣній и рыбками, летаетъ очень высоко и очень скоро, и крылья служатъ ему также оборонительнымъ оружіемъ, да такимъ сильнымъ, что хорошимъ ударомъ крыла онъ можетъ переломить человѣку ногу, впрочемъ это только тогда, когда ему приходится защищаться; а самъ онъ нрава кроткаго и мирнаго.

ДИКІЙ ГУСЬ (Anser cinereus, Linn. L’Oie sauvage. Die wilde Gans.)

Дикій гусь очень близкая родня нашему домашнему гусю, который отъ него, вѣроятно, и происходитъ. Теперь у насъ откармливаютъ огромныя стада гусей для того, чтобы получать отъ нихъ писчія перья. Въ Малороссіи, на Дону и въ другихъ мѣстахъ южной Россіи гусей кормятъ только зимою, а весной выгоняютъ ихъ на рѣку, откуда они черезъ нѣсколько времени улетаютъ въ дальніе края, на сѣверъ, тамъ сами заботятся о своемъ пропитаніи, выводятъ птенцовъ, а позднею осенью подъ родной кровъ возвращается стадо гусей иной разъ вчетверо многочисленнѣе, нежели какое улетѣло. Кромѣ гусинаго мяса, которое употребляется въ пищу, полезенъ и пухъ его, который идетъ на подушки и перины.

КРАХАЛЬ, ЛУТОКЪ ИЛИ ПАГАНКА (Mergtis albellus, Linn. Le petit Harle. La Piette. Die Nonne J

КРАХАЛЬ — родъ дикой утки, съ очень тонкимъ, слабымъ клювомъ; водится крахаль лѣтомъ у насъ на сѣверѣ, а къ зимѣ перелетаетъ на югъ. Изо всѣхъ дикихъ утокъ онъ отличается особенно красивымъ цвѣтомъ перьевъ: клювъ и лапки красныя, голова темнозеленая, съ хохолкомъ, крылья черныя, шея и грудь розовыя. Плаваетъ крахаль очень хорошо и быстро, весь погружается въ воду, такъ что на поверхность высовывается одна головка, и плыветъ на лапкахъ и на крыльяхъ.

ГАГА ИЛИ ГАГКА (Anas mollissima, Linn L’Eider. Die Eidergans.)

Дѣдушка Крыловъ удивительно хорошо сказалъ, что гдѣ до прибыли коснется, не только тамъ гусямъ, и людямъ достается. Такъ ничего нѣтъ удивительнаго, что человѣкъ подвергается безчисленнымъ опасностямъ при добываніи драгоцѣннаго пуху птицы, въ родѣ утки, называемой гага. Въ Исландіи и вообще около береговъ Сѣвернаго Ледовитаго океана, на обрывистыхъ скалахъ, въ мѣстахъ самыхъ неприступныхъ, гага вьетъ себѣ гнѣздо, ощипываетъ себѣ тончайшій пухъ, который растетъ у нея на груди, имъ устилаетъ свое гнѣздо, несетъ яички и потомъ приготовляетъ еще пуху, чтобы покрывать ихъ въ то время, когда улетаетъ на добычу (а питается она рыбой и водяными насѣкомыми.) Не смотря ни на какія опасности, человѣкъ взбирается на неприступныя скалы, съ чрезвычайнымъ трудомъ спускается съ нихъ по веревкѣ и въ самыхъ тайныхъ лощинахъ и разсѣлинахъ достаетъ себѣ нѣсколько золотниковъ этого драгоцѣннаго пуху. Черезъ нѣсколько времени гага снова ощипываетъ себя, снова несетъ яички на томъ же самомъ мѣстѣ, и снова человѣкъ возвращается и похищаетъ и яички, и пухъ. Тогда она несется еще въ третій разъ, самецъ ощипываетъ себѣ грудь, и человѣкъ щадитъ уже бѣдныхъ птицъ, которыя безъ того навсегда покинули-бы тѣ выгодныя для охотниковъ мѣста.

Такъ человѣкъ повсюду ищетъ, вездѣ находитъ и изо всего извлекаетъ свою выгоду, не смотря на то, что гага выбираетъ для своего гнѣзда самыя неприступныя ущелья, на которыя невозможно, кажется, и подумать взобраться.

И всѣ птицы болѣе или менѣе стараются скрыть свое гнѣздо какъ это всякихъ четвероногихъ и крылатыхъ хищниковъ, такъ и отъ человѣка. Такъ на примѣръ вотъ какого роду гнѣздо строитъ себѣ длиннохвостая синица: изъ моху, грязи и вѣточекъ на какой нибудь тонкой вѣткѣ сдѣлаетъ она такой шаръ, что не достать изъ него ея маленькихъ яичекъ и безопасно въ немъ сидятъ ея маленькіе птенцы.

Особеннаго рода сѣрый дроздъ укрѣпляетъ свое гнѣздо въ тростникѣ, недалеко отъ воды, такъ, что онъ совершенно безопасенъ отъ нападенія разныхъ мелкихъ враговъ, которые моглибы его безпокоить, еслибы гнѣздо его было на землѣ. Кромѣ того, около воды у него всегда есть легкая добыча насѣкомыхъ, которыми онъ питается.

Въ Сѣверной Америкѣ есть особеннаго рода спигири, которые не живутъ поодиночкѣ или попарно, а строютъ одно общее гнѣздо для нѣсколькихъ сотъ паръ; тамъ они живутъ вмѣстѣ, мирно, не ссорятся, и помогаютъ другъ другу защищаться отъ непріятелей.

Мы не могли, конечно, говорить обо всѣхъ птицахъ на свѣтѣ, точно также, какъ говорили только о самыхъ занимательныхъ млекопитающихъ; но ежели окинемъ взоромъ все что знаемъ теперь о птицахъ, то сколько примѣтимъ особенностей, странностей, любопытныхъ и занимательныхъ вещей, и сколько неизчислимой пользы это всѣхъ этихъ разнообразныхъ животныхъ, наполняющихъ воздухъ: одни украшаютъ и разнообразятъ жизнью и пѣніемъ своимъ сельскія картины природы, другія уничтожаютъ и ѣдятъ вредныхъ насѣкомыхъ и гадовъ, ѣдятъ мертвыя тѣла, которыя заражалибы воздухъ; третьихъ, наконецъ мы ѣдимъ сами, и благодаримъ Провидѣніе за безчисленные дары Его, за всю природу, созданную для человѣка.

ОТДѢЛЕНІЕ ЖИВОТНЫХЪ ПОЗВОНОЧНЫХЪ.

КЛАССЫ ТРЕТІЙ И ЧЕТВЕРТЫЙ.
ПРЕСМЫКАЮЩІЯСЯ И ГАДЫ.

Пресмыкающіяся и Гады.

Пресмыкающіяся. (Reptiles.)

Классъ пресмыкающихся заключаетъ въ себѣ всѣхъ животныхъ позвоночныхъ съ холодною кровью, у которыхъ дыханіе съ самаго рожденія воздушное и неполное. Правда легкое у нихъ точно такоеже какъ у млекопитающихъ и у птицъ, но кровообращательный аппаратъ всегда устроенъ такъ, что нѣкоторая часть крови, воротившейся изъ обращенія по всему тѣлу, смѣшивается съ новою кровью, не обновившись воздухомъ, то-есть не зайдя въ легкое. Кожа этихъ животныхъ почти всегда покрыта чешуей.

Съ виду пресмыкающіяся больше походятъ на млекопитающихъ, нежели на птицъ; впрочемъ сами по себѣ чрезвычайно разнообразны, какъ увидимъ, когда сравнимъ черепаху, крокодила и змѣю. Голова у нихъ почти всегда маленькая, и тѣло очень длинное; у иныхъ, напримѣръ у змѣй, вовсе нѣтъ ногъ; но у большей части этихъ животныхъ, напримѣръ у ящерицы, четыре ноги, устроенныя для плаванія и бѣганія. Впрочемъ ноги эти обыкновенно такъ коротки, что туловище животнаго непремѣнно тащится по землѣ, такъ что они скорѣе ползаютъ, пресмыкаются, нежели ходятъ; отсюда произошло и названіе ихъ.

Три животныя, о которыхъ мы сейчасъ говорили, черепаха, ящерица и змѣя, представляютъ и разряды, на которые дѣлится классъ пресмыкающихся.

Разрядъ: Черепахи. (Chéloniens.)

Очень хорошо извѣстна особенность черепахъ, которая состоитъ въ томъ, что тѣло ихъ сверху и снизу закрыто двумя щитами, образующими только отверзтія для головы съ шеей, хвоста и четырехъ лапъ животнаго. У черепахъ нѣтъ зубовъ; но челюсти ихъ покрыты роговой оболочкой, съ острыми краями, какъ птичій клювъ. Питаются онѣ растѣніями земными и водяными или мелкими животными; апетитъ у нихъ не большой; онѣ могутъ ничего не ѣсть по цѣлымъ мѣсяцамъ и даже по цѣлымъ годамъ. Черепахи несутъ въ пескѣ или на землѣ яица, изъ которыхъ солнечный жаръ выводитъ маленькихъ. Животныя эти замѣчательны продолжительною жизнью; нѣкоторыя черепахи жили по сту и по двѣсти лѣтъ; извѣстны даже такія, которыя жили по нѣскольку столѣтій.

Ученые распредѣлили черепахъ на четыре семейства: земныхъ, болотныхъ, рѣчныхъ и морскихъ; далѣе, каждое семейство распредѣлено у нихъ еще на роды, роды на виды, и такъ далѣе; но отличительные признаки этихъ родовъ, видовъ и семействъ такъ мелки, нелюбопытны и сбивчивы, что мы рѣшись избавить отъ нихъ нашихъ маленькихъ читателей, и представить классъ пресмыкающихся и гадовъ въ простомъ, послѣдовательномъ, не перебитомъ учеными названіями разсказѣ.

На 30-й страницѣ, говоря о классѣ рыбъ, мы указали признаки, по которымъ классъ этотъ дѣлится на свои десятъ разрядовъ; эти признаки состоятъ въ расположеніи плавательныхъ перьевъ, въ устройствѣ рта и жабръ; различіе по родамъ еще болѣе сбивчиво, а потому и рыбы пройдутъ у насъ безъ ученыхъ примѣтъ, безъ подробностей науки. Объ остальныхъ классахъ и разрядахъ животныхъ, о насѣкомыхъ, черепокожныхъ, мягкотѣлыхъ и о животнорастѣніяхъ мы будемъ говорить коротко; у насѣкомыхъ гораздо любопытнѣе наружнаго ихъ вида — чудный инстинктъ ихъ, чрезвычайно интересны подробности ихъ домашней жизни; мягкотѣлыя и животно-растѣнія мало еще извѣстны самимъ ученымъ и потому, разставаясь теперь съ учеными примѣтами животныхъ, мы будемъ возвращаться къ нимъ только тогда, когда рѣчь зайдетъ о цѣломъ классѣ или отдѣленіи животныхъ.

Черепахи бываютъ очень различныхъ видовъ и различныхъ величинъ; есть напримѣръ черепахи величиною меньше двухъ вершковъ и есть больше сажени.

Въ Европѣ чаще другихъ породъ попадается ГРЕЧЕСКАЯ ЧЕРЕПАХА; ее часто можно видѣть во всѣхъ странахъ, лежащихъ около Средиземнаго моря. Растетъ она чрезвычайно медленно и доростаетъ иногда до полуаршина; она любитъ песчаныя мѣста, любитъ грѣться на солнушкѣ питается сочными листьями, плодами, раковинами, и легко грызетъ своими острыми челюстями толстую и крѣпкую ихъ оболочку. Около средины лѣта несетъ она свои яички, похожія на голубиныя, числомъ пять, изъ которыхъ послѣ первыхъ сентябрскихъ дождей выводятся маленькія черепахи, величиной съ орѣхъ. Въ октябрѣ черепаха уходитъ въ землю, засыпаетъ, и выходитъ снова на поверхность только въ апрѣлѣ. Мясо греческой черепахи довольно вкусно; его ѣдятъ въ Греціи, въ Италіи и въ Сициліи.

Медленность черепахи вошла въ пословицу, и въ самомъ дѣлѣ черепаха такъ тихо ходитъ, что человѣку чрезвычайно трудно было-бы идти съ ней рядомъ; она становится не вдругъ на всю ногу, а сперва на одинъ ноготь, потомъ на другой, потомъ на третій, и такъ дальше, постепенно на всѣ пять, какъ будто лапки ея играютъ роль колеса и какъ будто она старается какъ можно медленнѣе тащить свои два тяжелые щита, изъ которыхъ нижній волочится по землѣ.

Есть черепахи, напримѣръ ЧЕРЕПАХА ПЕНСИЛЬВАНСКАЯ, очень обыкновенная въ болотахъ Флооиды и Каролины, у которыхъ нижній щитъ раздѣленъ поперегъ на двѣ части, и передняя довольно подвижна. Пенсильванская черепаха водится въ болотахъ, но попадается и въ мѣстахъ сухихъ, на солнцѣ. Оба щита ея такъ толсты, сама она такъ сильна, что не смотря на свой маленькій ростъ, всего вершка въ три, она можетъ выдержать на себѣ огромную гирю въ шесть сотъ фунтовъ и еще ходить съ нею. Пенсильванская черепаха ѣстъ жуковъ, улитокъ, змѣй, мышей. Въ Америкѣ держатъ ее въ садахъ для уничтоженія улитокъ и мышей.

Рѣчныя черепахи плаваютъ очень хорошо, цѣлый день проводятъ въ водѣ, и на землю выходятъ только ночью; онѣ очень прожорливы, и питаются большею частію рыбами и пресмыкающимися. СВИРѢПАЯ ЧЕРЕПАХА, которая водится въ рѣкахъ жаркаго пояса Америки, сидитъ обыкновенно притаившись въ тростникѣ, чтобы ловить свою добычу; она ѣстъ все, что попадется, птичекъ, рыбъ, и особенно любитъ маленькихъ каймановъ или американскихъ крокодиловъ, но потомъ, когда выростаютъ тѣ, которые успѣли отъ нея избавиться, она сама попадаетъ къ нимъ на зубъ.

Тоже самое мѣсто, которое киты и слоны занимаютъ въ классѣ млекопитающихъ, въ классѣ пресмыкающихся занимаютъ морскія черепахи. ЧЕРЕПАХА ВЕЛИКАНЪ достигаетъ иногда до сажени величины, изрѣдка попадается и больше. Черепаха великанъ водится въ тропическихъ моряхъ, цѣлую жизнь проводитъ въ морѣ, плаваетъ очень хорошо, попадается иногда въ открытомъ морѣ за пять сотъ миль отъ береговъ, а на землю выходитъ только нести свои яица.

Тогда черепаха великанъ выходитъ на какой-нибудь пустынный, необитаемый островъ, поднимается такъ высоко на берегъ, чтобы не досталъ до нея самый большой приливъ, вырываетъ въ пескѣ яму въ аршинъ глубины, кладетъ туда правильными рядами свои яйца, которыхъ въ одной ямѣ бываетъ болѣе сотни, зарываетъ ихъ и возвращается въ море. Тропическое солнце должно пригрѣть и вывести на свѣтъ ея многочисленное потомство. На это нужно бываетъ всего двѣ недѣли; маленькія черепахи-великаны вылупляются изъ яицъ и тотчасъ ползутъ къ морю. Но эта минута — самая критическая въ ихъ жизни; прежде нежели онѣ успѣютъ дойти до своей стихіи, надо имъ пройти сквозь тысячи опасностей. Птицы хищныя и долгоногія вмѣстѣ съ крокодилами ждутъ на берегу ихъ появленія, и только что маленькія черепахи разобьютъ свою скорлупу и поднимутъ слой песку, который ихъ прикрывалъ, начинается большое кормленіе птицъ и крокодиловъ живыми, только что родившимися черепахами. Однѣ въ туже минуту съѣдены, другія медленно торопятся къ морю, и дорогой еще многія изъ нихъ погибаютъ; которымъ особенно посчастливится, тѣ добираются до воды, но тутъ новое несчастье: сначала имъ очень трудно бываетъ опуститься на дно, онѣ плывутъ, а чайки, кормараны пользуются тѣмъ временемъ и вылавливаютъ еще часть; но и тутъ еще не конецъ несчастіямъ: наконецъ онѣ опускаются, а тамъ акулы глотаютъ ихъ десятками. Здѣсь предѣлъ страданіямъ несчастной семьи; скоро черепахи выростаютъ, кожа ихъ твердѣетъ, покрывается жесткой оболочкой, и онѣ перестаютъ бояться всѣхъ своихъ непріятелей. Есть впрочемъ еще одинъ, которому такое оборонительное оружіе ничего не значитъ, именно человѣкъ. Мореходы, утомленные лишеніями продолжительнаго плаванія, находятъ въ мясѣ черепахи вкусное и здоровое кушанье. Они ловятъ черепахъ или острогами, какъ китовъ, или захватываютъ на землѣ, въ то время, какъ онѣ приходятъ нести яйца. Тогда убиваютъ ихъ на мѣстѣ, а ежели нѣтъ времени взять ихъ всѣхъ съ собой, то переворачиваютъ только на спину.

ЧЕРЕПАХА СЪ ОРЛИНЫМЪ НОСОМЪ даетъ то вещество, изъ котораго дѣлаютъ гребенки и различныя украшенія. Для обработки сырой скорлупы, снятой съ черепахи, опускаютъ эту скорлупу въ кипятокъ; она размякнетъ, и тогда ее можно гнуть, вытягивать, и давать ей какую угодно форму. Куски, обломки, даже самыя опилки черепаховой скорлупы легко можно сваривать въ одну массу.

СФАРГИСЪ или ЛЮТНЯ, тоже черепаха, водится въ Средиземномъ морѣ; она замѣчательна тѣмъ, что скорлупа ея была первымъ инструментомъ, на который натянуты были въ древности струны. У Грековъ эта черепаха была посвящена Меркурію, который считался у нихъ изобрѣтателемъ лиры.

Къ классу пресмыкающихся принадлежатъ еще ящерицы, т. е. крокодилы, алигаторы, мониторы, игуаны, и др.

Разрядъ: Ящерицы. (Sauriens.)

Въ разрядѣ ящерицъ есть животныя очень большія, какъ напр. крокодилы, которые бываютъ иногда слишкомъ въ четыре сажени, и очень маленькія, напр. наши обыкновенныя зеленыя ящерицы, вершка въ полтора длины, не больше.

Спина и хвостъ КРОКОДИЛОВЪ покрыты толстой и крѣпкой чешуей, которую не пробиваетъ пуля. Водятся они въ рѣкахъ и озерахъ жаркаго пояса, плаваютъ очень хорошо, и проворно бѣгаютъ въ прямомъ направленіи; но съ трудомъ поворачиваютъ въ сторону, такъ что отъ крокодила легко убѣжать, часто вертясь направо и налѣво. Эти пресмыкающіяся чрезвычайно прожорливы; они нападаютъ даже на человѣка и на большихъ млекопитающихъ, и бой двухъ звѣрей часто бываетъ ужасенъ.

Тигръ пришелъ на берегъ озера утолить свою жажду; вдругъ за морду его схватила пара огромныхъ челюстей: это крокодилу захотѣлось полакомиться самымъ свирѣпымъ изъ хищныхъ животныхъ; тигръ не въ состояніи употребить въ дѣло своихъ страшныхъ клыковъ; но у него остаются еще когти, которые скользятъ по непроницаемой чешуѣ и впиваются въ глаза крокодила. Но голодъ у него могущественнѣе боли; онъ не разжимаетъ зубовъ, и тащитъ тигра въ самую глубину. Тигръ, хоть и въ водѣ, однакоже не оставляетъ единственнаго чувствительнаго мѣста своего противника, и оба вскорѣ погибаютъ жертвами своего ожесточенія: одинъ потонулъ и съѣденъ, а другой ослѣпъ и скоро долженъ издохнуть отъ голода. — Крокодилы не могутъ проглатывать свою пищу въ водѣ; они сначала обыкновенно утопятъ свою добычу, потомъ спрячутъ ея трупъ въ тростникѣ и ѣдятъ его только тогда, когда онъ начнетъ уже портиться.

Въ числѣ млекопитающихъ мы говорили уже о Фараоновой мыши, или Ихневмонѣ, который ведетъ страшную войну съ змѣями и поѣдаетъ множество крокодиловыхъ яицъ. Самыя змѣи иногда глотаютъ маленькихъ крокодиловъ, которые готовятся вывестись изъ своихъ яичекъ; примѣтивъ подобное покушеніе; мать вступается за свое потомство, и тогда начинается жестокій бой на смерть между двумя пресмыкающимися: змѣя, быстрая какъ молнія, обвиваетъ своими кольцами крокодила, искусно избѣгаетъ его страшныхъ челюстей, крутится и вьется, а между тѣмъ быстро пользуется минутами и выбираетъ слабыя мѣста, чтобы впустить въ него свой смертоносный ядъ. Наконецъ крокодилу удается схватить змѣю зубами и перекусить ее пополамъ; но черезъ нѣсколько времени онъ и самъ издыхаетъ отъ змѣинаго яду.

Говоря о крокодилѣ, нельзя не сказать, что между имъ и небольшой птичкой изъ разряда долгоногихъ именно дождевикомъ (Cheradrius pluvialis Linn.) существуетъ дружественный союзъ: дождевикъ входитъ въ огромную пасть крокодила, остается въ ней по нѣскольку часовъ и выходитъ когда вздумается. Чтобы понять такую терпимость съ одной стороны и такую смѣлость съ другой, надо знать, что крокодилъ отдыхаетъ и спитъ всегда на землѣ и непремѣнно съ открытой пастью. Въ это время вползаютъ къ нему въ ротъ тысячи муравьевъ, чтобы доѣдать остатки мясной пищи, которая остается у крокодила между зубами, и отъ которой онъ не можетъ самъ избавиться, потому что языкъ у него неподвиженъ. Эти насѣкомыя жестоко кусаютъ крокодила, а онъ ни какъ не можетъ ихъ выгнать; но дождевикъ, который очень любитъ этихъ самыхъ насѣкомыхъ, смѣло входитъ въ пасть крокодила, располагается тамъ какъ дома и вдоволь наѣдается муравьевъ. Крокодилъ чувствуетъ облегченіе отъ своего новаго гостя и не дѣлаетъ зла своему благодѣтелю; признательность его доходитъ даже до того, что особеннымъ движеніемъ онъ даетъ знать, что намѣренъ опуститься въ воду: тогда дождевикъ проворно улетаетъ.

Крокодилы водятся въ Африкѣ и въ южныхъ частяхъ Азіи. Въ Америкѣ также есть крокодилы, но они называются алигаторами или кайманами.

Алигаторъ далеко не такъ страшенъ, какъ крокодилъ, и поменьше его, потому что самый старый бываетъ сажени въ двѣ, рѣдко больше. Алигаторовъ много на югѣ Сѣверной Америки, около устьевъ Миссиссипи и въ необозримыхъ болотахъ, которыя образуются разливами этой рѣки. Тамъ они живутъ огромными стаями, барахтаются въ грязи и ревутъ изо всѣхъ силъ какъ тысяча дикихъ быковъ, которые подрались-бы между собою. Не смотря однакоже на то, что алигаторы такъ шумливы, они не нападаютъ на человѣка. На землю выходятъ они только нести свои япца, да за добычей, которая состоитъ въ земныхъ черепахахъ и поросятахъ. Ходятъ они медленно, а далеко, отъ воды алигаторъ еще трусливѣе: онъ ложится на землю, какъ-то сплющивается и не шевельнется. Ежели подходитъ къ нему человѣкъ, онъ не бѣжитъ, ни нападаетъ, но смотритъ на него съ безпокойствомъ, приподнимается, надувается и дышетъ какъ кузнечный мѣхъ, прямо въ лице подходящему. Онъ защищается только хвостомъ, но оружіе это страшное: онъ махаетъ имъ во всѣ стороны съ удивительной силой и проворствомъ; одного удара этой быстрой палицы довольно, чтобы положить человѣка на мѣстѣ. Но ежели человѣкъ сохраняетъ хладнокровіе и присутствіе духа, и нападаетъ на самаго страшнаго алигатора прямо съ головы, такъ чтобы держаться внѣ ударовъ хвоста, то легко убьетъ его палкой.

Есть еще одна порода очень большихъ ящерицъ, именно МОНИТОРЫ, которые водятся въ Египтѣ и больше всего въ Нилѣ; но это уже не крокодилы, а настоящія ящерицы, и отличаются тѣмъ, что у нихъ есть тонкій, гибкій языкъ, оканчивающійся такою-же тонкою и гибкою вилочкой. Мониторы бываютъ длиною почти въ сажень, питаются крокодиловыми яицами, а каирскіе фокусники ловятъ ихъ, выдергиваютъ имъ зубы и потомъ водятъ по улицамъ на показъ, заставляя плясать и дѣлать разные фокусы.

Ящерицъ собственно безчисленное множество различныхъ породъ и между прочимъ есть одна, очень красивая, ЗЕЛЕНАЯ ЯЩЕРИЦА, которая водится у насъ въ южной Россіи и Европѣ. Вся она довольно темнаго зеленаго цвѣта съ свѣтлозелеными пятнушками, расположенными точно жилки и пятна мрамора. Длиною она немного меньше полуаршина, быстра, проворна и питается всегда живою добычею, и больше всего насѣкомыми. Замѣчательно, что кромѣ зубовъ въ обѣихъ челюстяхъ, у нея на небѣ, то есть на верхней части рта, есть еще два ряда мелкихъ зубовъ.

Но есть ящерицы преотвратительнаго вида, скользкія, гадкія, какъ напр. нарисованныя здѣсь Драконовая ящерица и другая, прозванная Ременный хвостъ, за то что у нея длинный, гибкій и чрезвычайно проворный хвостъ.

Въ Южной Америкѣ водится ящерица тоже довольно отвратительнаго вида, но извѣстная своимъ необыкновенно вкуснымъ и сочнымъ мясомъ. Это ИГУАНА, довольно большая ящерица аршина въ два длины, красиваго желтовато зеленаго цвѣта съ чистыми зелеными жилками. Когда ее хотятъ схватить, она защищается, и укушеніе ея, хотя не ядовито, однако можетъ быть опасно, потому что она не разжимаетъ челюстей, если уже схватится за него зубами; кромѣ того, ея длинный, гибкій хвостъ играетъ роль кнута и жестоко дерется.

Игуана живетъ почти всегда на деревьяхъ, питается плодами, зернами и листьями.

Очень хорошо извѣстію миѳологическое преданіе о Василискѣ, который будто бы убивалъ всякаго однимъ своимъ взглядомъ. Въ Гвіанѣ водится пресмыкающееся того же имени, только вовсе не такое страшное, а напротивъ, очень красивое. Василискъ питается зернами и легко бѣгаетъ по деревьямъ, перепрыгивая съ вѣтки на вѣтку; въ его быстрыхъ движеніяхъ невозможно смотрѣть на него безъ особеннаго удовольствія, или когда, въ спокойномъ положеніи, онъ охорашиваясь, грѣется на солнушкѣ и медленно покачиваетъ своей красивой, блестящей гривой.

Другаго рода ящерица, ДРАКОНЪ, еще удобнѣе создана для жизни на деревьяхъ. Между передними и задними ногами дракона, по сторонамъ тѣла, есть довольно большія перепонки, на которыхъ онъ летать хоть и не можетъ, потому что ими онъ не можетъ махать, какъ крыльями, за то онѣ служатъ ему для предупрежденія паденія, такъ что прыжки его съ дерева на дерево бываютъ иногда шаговъ въ тридцать. Драконъ вовсе не такое страшное животное, какимъ описываютъ его древнія миѳологическія преданія; длиною онъ бываетъ рѣдко въ полъаршина, вмѣстѣ съ хвостомъ, не кусается, трусливъ, и питается мелкими насѣкомыми.

Есть на свѣтѣ и ночныя ящерицы, точно такъ же, какъ есть ночныя млекопитающія и птицы. Такого рода ящерица напримѣръ — ГЕККО СТѢННАЯ, некрасивое, сплющенное животное, величиною въ полъ аршина, съ широкой кожей на пальцахъ. Гекко часто попадается въ городахъ на Востокѣ, держится въ сырыхъ и темныхъ мѣстахъ домовъ, и иной разъ сидитъ на потолкѣ, схватившись за какія-нибудь неровности своими острыми когтями. Гекко нѣсколько ядовита, и ядъ у нея скопляется въ оконечностяхъ пальцевъ, такъ что ежели она проползетъ по тѣлу, то обожжетъ будто крапивой, а послѣ то мѣсто долго еще болитъ.

Есть еще странная ящерица, называемая Кудрявой. У нея на задней части головы есть странные отростки кожи, которая иногда измѣняется въ цвѣтѣ, смотря по тому, сердита ящерица, или голодна, или боится чего нибудь.

Но въ этомъ отношеніи есть животное, гораздо болѣе замѣчательное; именно ХАМЕЛЕОНЪ. У хамелеона множество странныхъ особенностей. Начать съ того, что пальцы, по пяти на каждой ногѣ, раздѣлены пополамъ, и впередъ обращены два, а назадъ три пальца, соединенные перепонкой, до самыхъ когтей.

Хвостъ у него круглый и цѣпкій, точно у обезьянъ, принадлежащихъ къ семейству хвосторукихъ. Глаза большіе и навыкатѣ; но кожа вѣкъ покрываетъ ихъ такъ, что для зрѣнія остается только небольшое отверзтіе; кромѣ того, глаза у него движутся независимо одинъ отъ другаго, то есть одинъ можетъ смотрѣть впередъ въ то время, какъ другой глядитъ назадъ, одинъ смотритъ вверхъ, въ ротъ. Но самая странная изъ особенностей хамелеона состоитъ въ томъ, что онъ можетъ измѣняться въ цвѣтѣ смотря по нуждамъ и страстямъ, какія онъ испытываетъ. Встарину думали, будто хамелеонъ принимаетъ всегда цвѣтъ окружающихъ его предметовъ, чтобы скрыться изъ виду своихъ непріятелей; а правда состоитъ въ томъ, что животное это измѣняется въ цвѣтѣ и дѣлается иногда бѣлымъ, иногда желтоватымъ, иногда зеленымъ, красноватымъ и даже почти чернымъ; но измѣненія эти зависятъ отъ того, тепло хамелеону или холодно, боится онъ чего-нибудь, или сердитъ, или голоденъ. — Хамелеоны водятся въ самыхъ жаркихъ странахъ Африки и Азіи, питаются мелкими насѣкомыми и до такой степени трусливы, что малѣйшій шумъ наводитъ на нихъ страхъ, отъ а другой внизъ. Языкъ хамелеона выдвижной, то есть животное можетъ вытягивать его далеко изо рта, ловить имъ мухъ и другихъ насѣкомыхъ, которыми питается, и потомъ опять втягивать его котораго они долго не могутъ опомниться.

Переходъ къ разряду змѣй отъ разряда ящерицъ, составляютъ СЦИНКИ, у которыхъ тѣло совершенно круглое, какъ у змѣй, и тоненькія ножки, на которыхъ они съ трудомъ ходятъ; движенія ихъ точно такія же, какъ у змѣй.

Другого рода животное, именно ДВУНОГАЯ ящерица или ДВУРУЧКА, еще ближе подходитъ къ разряду змѣй, потому что у нея заднихъ ногъ вовсе нѣтъ, а переднія такъ малы, что вовсе не помогаютъ движеніямъ.

Разрядъ: Змѣи. (Ophidiens.)

У змѣй вовсе нѣтъ никакихъ членовъ, то есть ногъ, такъ что весь скелетъ ихъ состоитъ изъ головы (черепа) и длиннаго ряда позвонковъ съ ребрами; тѣло у нихъ покрыто чешуей, сверху мелкой, а снизу по крупнѣе. На глазахъ вовсе нѣтъ вѣкъ, почему выраженіе ихъ страшно пристально. Позвонковъ у змѣи очень много: у виперы ихъ сто девяносто восемь, у удава тристачетыре, у ужа тристатринадцать.

Змѣи плотоядны; онѣ не жуютъ своей добычи, а глотаютъ ее цѣликомъ, переломавъ ей сначала всѣ кости. Онѣ могутъ прожить безъ пищи чрезвычайно долго, но прожорливость ихъ страшна, когда только онѣ могутъ ей удовлетворить; наѣвшись много до невозможности, онѣ остаются безъ движенія, пока пища не сварится.

Въ Южной Америкѣ есть небольшая змѣя, Амфисбена, величиною иногда немного побольше аршина, замѣчательная тѣмъ, что она одинаково хорошо движется въ обѣ стороны, то есть впередъ и назадъ, потому что голова у нея не шире остальнаго тѣла. Она питается насѣкомыми и часто держится въ муравейникахъ, почему необразованные туземцы думаютъ, будто муравьи приносятъ ей пищу. Ротъ у нея не можетъ сильно раскрываться, а у семейства настоящихъ змѣй нижняя челюсть прикрѣплена къ верхней посредствомъ двухъ другихъ очень подвижныхъ косточекъ, что даетъ змѣѣ возможность раскрывать свою пасть такъ широко, чтобы глотать добычу, которая толще ея самой. Такого рода змѣя, напримѣръ

УДАВЪ или БОА, которая водится въ жаркихъ и сырыхъ странахъ Южной Америки и длиною бываетъ иногда саженъ въ пять съ половиной и даже въ шесть. Представьте себѣ такое страшное пресмыкающееся, когда оно ползетъ въ высокой травѣ, какъ огромное, толстое, изогнутое дерево, оставляя на помятой травѣ широкій слѣдъ; но тогда оно еще не такъ страшно, потому что приближенія своего ни какъ ей не скрыть. Надо бояться удава, когда, притаившись въ тростникѣ, на берегу, онъ выжидаетъ своей добычи. Онъ ждетъ терпѣливо, ухватившись хвостомъ за какое нибудь дерево, а всѣмъ остальнымъ тѣломъ свободно плавая по водѣ, какъ огромный древесный стволъ безъ вѣтвей. Бѣда четвероногому, которое придетъ напиться не подалеку отъ этого страшнаго непріятеля! Оно тотчасъ будетъ схвачено, затянуто сильными кольцами змѣи и задохнется. Часто также боа помѣщается въ лѣсу, на деревѣ, подъ которымъ часто проходятъ звѣри; всякая добыча ей годится; однако же она предпочитаетъ животныхъ слабыхъ, которыя не въ состояніи защищаться; впрочемъ въ случаѣ нужды она нападаетъ и на самое свирѣпое животное. Перенеситесь мысленно въ дремучій, жаркій бразильскій лѣсъ: ягуаръ, или американскій тигръ выходитъ подъ вечеръ изъ своей пещеры на добычу; безо всякой недовѣрчивости проходитъ онъ подъ деревьями. а на одномъ изъ нихъ, смѣшиваясь съ благовонными ліанами, притаился громадный удавъ; вдругъ кольца его тѣла быстро развиваются и онъ падаетъ на ягуара съ легкостью стрѣлы. Тогда начинается страшный бой: когти ягуара скользятъ по чешуѣ змѣи, но клыки его могутъ надѣлать ей жестокихъ ранъ. Удавъ знаетъ это, и всегда начинаетъ нападеніе съ головы. Первымъ кольцомъ въ одно мгновеніе зажимается шея, и когда ягуаръ, задушенный этимъ страшнымъ ошейникомъ, не въ состояніи уже ни ревѣть, ни дышать, змѣя постепенно зажимаетъ его въ мертвые узлы своего тѣла. Подъ этимъ кольцами слышно бываетъ какъ трещатъ и ломаются кости животнаго, и тѣло его, потерявъ прежнюю форму, становится длинно, какъ тѣсто въ рукахъ булочника. Тогда змѣя смачиваетъ добычу своей клейкой слюной, потомъ, страшно разинувъ пасть, захватываетъ ею голову ягуара и втягиваетъ его въ себя съ необыкновенною медленостью. На такой обѣдъ удавъ употребляетъ иногда нѣсколько дней, и когда наконецъ добыча уже совсѣмъ проглочена, удавъ остается на мѣстѣ безъ движенія, иногда нацѣлую недѣлю, или на двѣ. Тогда убить его очень легко, и Индѣйцы, большіе охотники до его вкуснаго мяса, убиваютъ его въ такомъ положеніи просто топорами. Въ нѣкоторыхъ странахъ идолопоклонники дикари поклоняются удаву, какъ божеству. Удавы не ядовиты; природа снабдила ядомъ менѣе сильныхъ змѣй, которымъ безъ этого вспомогательнаго средства часто приходилось бы голодать. Но не всѣ змѣи такія страшныя; на примѣръ

КОЛЬЧАТЫЙ УЖЪ — такая добрая змѣя, что въ Сардиніи ее держатъ даже въ домахъ, и терпятъ охотно въ садахъ, потому что она уничтожаетъ множество насѣкомыхъ и лягушекъ. Тамъ кольчатый ужъ совершенно привыкаетъ къ человѣку и даже любитъ ласки своего господина. Мясо кольчатаго ужа, говорятъ, очень вкусно, и онъ самъ вовсе неядовитъ; да и во рту у него вовсе нѣтъ тѣхъ крючковъ, наполненныхъ ядомъ, какіе есть напримѣръ у

ГРЕМУЧЕЙ ЗМѢИ или кротала. Крючки эти ничто иное, какъ родъ клыковъ, которые ростутъ въ верхней челюсти и обращены внизъ и нѣсколько назадъ. Они внутри пустые и при укушеніи ядъ изъ нихъ входитъ въ тѣло чрезъ маленькое отверзтіе на самомъ концѣ. Ядъ этотъ можетъ убить животное, и даже человѣка, въ одну минуту, ежели только примѣшается къ крови; вкусомъ этотъ ядъ жирный, ни ѣдкій, ни жгучій; можно глотать его безо всякой опасности. Только смѣшанный съ кровью онъ бываетъ убійственъ, и самая змѣя тотчасъ издыхаетъ, ежели случайно какъ нибудь себя укуситъ. Ядъ гремучей змѣи, сколько извѣстно, самый сильный. Кроталъ не великъ, всего аршина два съ половиной длины; на хвостѣ у него есть костянные наросты, которыхъ каждый годъ прибавляется по одному; наросты эти производятъ глухой, гремучій шумъ въ то время, какъ змѣя движется. Водятся гремучія змѣи во всей Америкѣ, и не въ одномъ жаркомъ поясѣ, а даже въ Соединенныхъ Штатахъ, то есть въ такомъ климатѣ, который не много теплѣе нашего.

ВИПЕРА, ГАДЮКА или КОЗЮЛЬКА также очень ядовитая змѣя, отъ укушенія которой умираетъ всякое животное; длиною она не больше аршина и водится во всей средней и южной Европѣ и у насъ въ южной Россіи и на Кавказѣ, впрочемъ быстро и во время принятыя мѣры могутъ спасти укушеннаго отъ смерти: надо только выжечь рану раскаленнымъ до бѣла желѣзомъ, положить больнаго въ постель и поить теплымъ.

ОЧКОВАЯ ЗМѢЯ почти такъ же ядовита, какъ и гремучая; но ростомъ она поменьше, аршина въ полтора, и водится въ восточной Индіи. Индѣйскіе фокусники вырываютъ у нея ядовитые крючки и подъ звуки флейты заставляютъ плясать. Фокусники эти промышляютъ больше всего тѣмъ, что звуками своего инструмента выманиваютъ изъ домовъ гремучихъ змѣй, которыя иногда туда забираются. И страшно-ядовитое пресмыкающееся, повинуясь чарующему звуку флейты, выползаетъ прямо подъ камни, палки и другое оружіе людей, которые всегда очень негостепріимно встрѣчаютъ опаснаго гостя. У очковой змѣи на шеѣ есть черное украшеніе, похожее немного на очки.

Классъ гадовъ. (Batraciens.)

Мы говорили уже, на страницѣ 29-й, что гады составляютъ совершенно особенный классъ животныхъ, отдѣленныхъ отъ остальныхъ пресмыкающихся очень рѣзкими признаками. Всѣ гады въ молодости дышатъ жабрами и общимъ видомъ тѣла похожи на рыбъ; потомъ мало по малу съ ними дѣлаются превращенія, какъ мы видѣли, говоря о головастикѣ и лягушкѣ, стр. 15, является легкое и жабры изчезаютъ. Тѣло у всѣхъ гадовъ голое, то есть не покрытое ни волосами, ни шерстью, ни перьями, ни чешуей; кожа скользкая, влажная и вообще видъ очень не красивый, гадкій, такъ что ихъ довольно справедливо зовутъ гадами. Надо замѣтить однакоже, что мы только привыкли смотрѣть на нихъ, какъ на гадкихъ; а ежели смотрѣть на лягушку и не желать видѣть въ ней ничего, кромѣ лягушки, то нельзя не признаться, что она, какъ лягушка, очень хороша. Что же дурнаго напримѣръ въ нашей обыкновенной лягушкѣ?

Такая она гладенькая, пятнушки на ней расположены такъ красиво, вся она точно ситцевая, такъ что гадкаго въ ней ничего нѣтъ. Конечно, она не такъ красива, какъ собака, на видъ гораздо непріятнѣе напримѣръ бѣлки, или воробья; но зачѣмъ-же сравнивать ее съ другими животными? зачѣмъ не смотрѣть на нее просто какъ на лягушку? Природа, конечно, никакъ не могла создать ничего гадкаго, и ежели иное намъ не нравится, то это только по сравненію съ чѣмъ нибудь другимъ, къ чему мы болѣе привыкли.

Вотъ напримѣръ КВАШКА или ДРЕВЕСНИЦА — очень красиваго сѣровато зеленаго цвѣта съ желтой полоской на спинѣ; нѣжность красокъ доходитъ у нея до того, что верхняя часть пальцевъ слегка красноватаго цвѣта. Лѣтомъ квашка живетъ на деревьяхъ, преслѣдуя на нихъ насѣкомыхъ, которыми питается, а зимою держится на днѣ прудовъ или рѣчекъ. Впрочемъ есть гады не совсѣмъ красивыя, въ особенности изъ рода жабъ.

Обыкновенная жаба бываетъ большая, толстая, рыжевато сѣраго цвѣта съ шишками по всему тѣлу; она не можетъ прыгать, какъ лягушки, а бѣгаетъ довольно скоро. Заднія ноги у нея короче, нежели у лягушки; живетъ она въ мѣстахъ темныхъ и сырыхъ, откуда выползаетъ по вечерамъ или послѣ теплаго лѣтняго дождя.

ЗЕЛЕНАЯ ЖАБА, та прыгаетъ довольно хорошо, держится постоянно около прудовъ и болотъ, и кричитъ точно обыкновенная лягушка. Яички свои несетъ она въ водѣ, одно возлѣ другого, длинной тесемкой; головастиковъ, которые изъ нихъ выводятся, въ нѣкоторыхъ земляхъ ѣдятъ, какъ рыбу.

Въ Южной Америкѣ, около Каіены и Суринама, водится большая, сплюснутая жаба съ большою треугольною головой, называемая ПИПА; она часто попадается тамъ въ погребахъ и вообще въ темныхъ и сырыхъ мѣстахъ домовъ. Пипа несетъ свои яички, какъ и всѣ гады, въ водѣ; но потомъ самецъ раскладываетъ эти яички по ея спинѣ, и она сама погружается съ ними въ воду. Тамъ кожа ея пухнетъ и образуетъ маленькія клѣточки, въ которыхъ яйца лежатъ, и выводятся, какъ въ гнѣздахъ. Головастики, впрочемъ, не выходятъ изъ этихъ клѣтокъ, а оставляютъ спину своей матери только тогда, какъ пропадетъ у нихъ хвостъ и покажутся лапки.

Въ Южной Америкѣ водится еще странная, большая жаба съ наростами надъ глазами, въ родѣ ушей; потому ее и называютъ Ушастою жабой. Голая кожа ея красиваго голубаго цвѣта съ яркокрасными пятнами. Вообще Южная Америка и въ особенности Бразилія очень богата всякаго рода пресмыкающимися и гадами.

Между гадами есть еще такія, которыя очень похожи на ящерицъ, напр. псевдолягушка, но мы не могли говорить о нихъ въ томъ разрядѣ, потому что они выводятся изъ яичекъ головастиками и въ молодости дышатъ жабрами, тогда какъ ящерицы отъ самаго рожденія дышатъ легкими. Къ классу гадовъ принадлежитъ

САЛАМАНДРА, о которой встарину разсказывали, будто ее огонь не можетъ жечь, будто она даже гаситъ огонь; но это неправда. Ежели бросить саламандру въ огонь, то тѣло ея въ тоже мгновеніе покрывается бѣлою жидкостію, которая нѣсколько времени сопротивляется дѣйствію огня, но потомъ она сгараетъ точно такъ же, какъ всякое другое животное.

Мы говорили уже объ аксолотлѣ (стр. 15), который также принадлежитъ къ классу гадовъ. Другое животное, ПРОТЕЙ, похожее на обыкновенную ящерицу, всего въ полъ аршина, такъ же какъ и аксолотль, сохраняетъ всю свою жизнь наружныя жабры, хотя въ тоже время у него есть и легкое.

ОТДѢЛЕНІЕ ЖИВОТНЫХЪ ПОЗВОНОЧНЫХЪ.

КЛАССЪ ПЯТЫЙ.
РЫБЫ.

Рыбы.

Мы говорили уже, какъ вся природа богата жизнью. Въ воздухѣ, въ землѣ и въ водѣ безчисленное множество существъ живутъ и наслаждаются жизнью. Но большая часть тѣхъ животныхъ, которыхъ мы чаще всего видимъ, именно млекопитающія и птицы, устроена такъ, что они могутъ жить только въ воздухѣ; для жизни въ водѣ нужно было совсѣмъ другое устройство тѣла, совсѣмъ другое положеніе частей, и посмотрите какъ благая природа удобно и хорошо устроила и приладила въ рыбахъ все для ихъ особенной стихіи:

Вопервыхъ нужнѣе всего было, чтобы рыбы занимали все пространство водъ земнаго шара, для того, чтобы онѣ были у человѣка вездѣ подъ рукою: — Природа дала имъ превосходныя средства быстро переноситься съ мѣста на мѣсто, твердый скелетъ, къ которому снаружи прикрѣплены органы движенія, и создала такимъ образомъ животныхъ позвоночныхъ.

Но эти позвоночныя животныя должны по всѣмъ направленіямъ переплывать упругую жидкость, то есть воду, и природа соединила наибольшую двигательную силу въ задней части, въ хвостѣ, который долженъ толкать впередъ все тѣло. Другіе члены, которые только помогаютъ силѣ хвоста, коротки и узки, чтобы двигались быстрѣе; кромѣ того они снабжены перепонкой, какъ пальцы птицъ изъ разряда плавуновъ; кожа этихъ животныхъ, отъ безпрестаннаго прикосновенія воды, могла бы пострадать, и потому она снабжена довольно прочной кирасой, которая покрываетъ все тѣло животнаго, какъ черепица на крышѣ.

Чѣмъ же однако питаться безчисленному множеству различныхъ породъ рыбъ? Иныя питаются растѣніями, которыя произрастаютъ въ соленой и прѣсной водѣ; другія породы, помельче, питаются трупами земныхъ животныхъ, попавшихъ въ воду или занесенныхъ въ море рѣками; еще болѣе мелкія породы питаются самою водою океана, которой каждая капля наполнена миріадами мельчайшихъ молюсковъ и животворастѣній; наконецъ самыя крупныя породы питаются болѣе мелкими рыбами.

Надо было, чтобы это племя жило безвыходно въ своей родной стихіи, въ водѣ, и потому дышать этимъ животнымъ нельзя иначе, какъ посредствомъ воды. На страницѣ двадцать девятой нашей книги мы объяснили, какъ животное можетъ дышать въ водѣ, и потому здѣсь не повторяемъ тѣхъ-же самыхъ подробстей.

Мы видѣли уже, что распредѣленіе рыбъ на разряды основано на положеніи плавательныхъ перьевъ, на устройствѣ рта, и что всѣ рыбы раздѣляются на иглоперыхъ, животоперыхъ, подгрудоперыхъ, неполноперыхъ, пучкожаберныхъ, срослочелюстныхъ, свободножаберныхъ, поперечноротыхъ и круглоротыхъ.

Одна изъ рыбъ, самыхъ невѣстныхъ у насъ, это ОКУНЬ, небольшая рыбка съ зеленоватой чешуей, съ широкими поперечными черноватыми полосками; нижнія плавательныя перья — красныя. Окунь одна изъ самыхъ красивыхъ и вкусныхъ рыбъ прѣсной воды; онъ водится въ рѣкахъ и прудахъ и никогда не попадается ни въ морѣ, ни въ какой солоноватой водѣ.

ВЕРХОГЛЯДЪ, морская рыбка рыжевато сѣраго цвѣта съ голубыми полосками и желтымъ отливомъ. Она прозвана верхоглядомъ потому что оба глаза ея помѣщены на самомъ верху головы. Мясо этой рыбы очень вкусно, но рыбаки боятся ея, потому что иглы ея верхнихъ плавательныхъ перьевъ жестоко колются. Держится она около морскихъ береговъ, забившись въ песокъ.

КРАСНОБОРОДКА водится больше всего въ Средиземномъ морѣ, и почти никогда не попадается въ другихъ мѣстахъ. Цвѣтомъ она ярко красная; мясо ея необыкновенно вкусно и любители уважаютъ эту рыбу и въ наше время; но въ древности, и именно у Римлянъ, которые славились самою безумною роскошью, страсть къ этой рыбѣ доходила до степени невѣроятной. При Императорѣ Тиверіи — Апицій купилъ одну краснобородку за пять тысячь сестерцій, т. е. за триста рублей серебромъ, потому что она была необыкновенно велика и вѣсомъ была въ четыре съ половиною фунта.

ТРИГЛА или ВОРЧУНЪ замѣчательна тѣмъ, что когда ее поймаютъ, она кричитъ или, вѣрнѣе сказать, ворчитъ, за что рыбаки и прозвали ее ворчуномъ. Голова ея и щеки покрыты прочными и и толстыми бляхами чешуи.

ЛЕТУЧІЯ РЫБЫ отличаются такими же толстыми и большими бляхами чешуи наголовѣ и щекахъ. Кромѣ того онѣ замѣчательны тѣмъ, что плавательныя перья у нихъ необыкновенно велики, такъ что размахивая ими изо всѣхъ силъ, рыба можетъ нѣсколько минутъ держаться на воздухѣ. Летучія рыбы попадаются иногда въ Средиземномъ морѣ, по больше всего ихъ въ тропическихъ моряхъ. Тамъ, по близости экватора, онѣ плаваютъ безчисленными стадами, а за ними, тоже въ огромномъ числѣ, дорады и другія хищныя рыбы; для избѣжанія опасности отъ прожорливыхъ непріятелей своихъ, летучія рыбы поднимаются на воздухъ, но въ этой новой стихіи онѣ встрѣчаютъ другихъ непріятелей, не менѣе опасныхъ, именно морскихъ птицъ, фрегатовъ, баклановъ, и другихъ, которыя ждутъ ихъ, чтобы схватить на лету, во время короткаго воздушнаго путешествія.

ДОРАДА или ЗОЛОТОБРОВКА — знаменитая въ древности рыба, которая у Римлянъ называлась Хризофрюсъ, т. е. золотая бровь, потому что отъ одного глаза до другаго у нея идетъ дугой золотая полоска. Эта рыба одна изъ тѣхъ, для которыхъ древніе Римляне стали строить басейны, чтобы во всякое время года удовлетворять своей безумной роскоши и отвратительной жадности. Иной разъ противные вѣтры и бури могли задержать на пути корабли, которые везли въ столицу міра добычу, взятую въ глубинахъ далекихъ морей; поэтому имъ надо было всегда имѣть подъ рукой всѣ рѣдкости, необходимыя для пышнаго ихъ стола. Стали строить огромные басейпы съ морской водой, чтобы содержать въ нихъ постоянно золотобровокъ и другихъ рыбъ, и въ этомъ отношеніи расточительность не знала предѣловъ. Знаменитый сумасбродствами своими Лукуллъ, съ огромными издержками, приказывалъ сносить цѣлыя горы, чтобы провести морскую воду въ басейпы, и Барронъ говоритъ, что властью надъ рыбами Лукуллъ ничѣмъ не уступалъ Нептуну. Для объясненія этого изреченія, мы просимъ маленькихъ читателей посмотрѣть въ миѳологіи кто это былъ Нептунъ.

МАКРЕЛЬ, небольшая рыбка съ голубою спинкой и черноватыми по ней полосками. Макрель водится въ Атлантическомъ океанѣ и Балтійскомъ морѣ, лѣтомъ подходитъ къ берегамъ и тогда — ловятъ ея безчисленное множество. Нѣкоторые естествоиспытатели думаютъ, будто макрель на зиму уходитъ въ Сѣверный Ледовитой океанъ; но можно также предполагать, что она опускается только въ самыя глубины моря, а подходитъ къ берегамъ только для того, чтобы метать икру, изъ которой выводятся потомъ маленькія макрели.

ТУНЕЦЪ — большая рыба, которая чаще всего попадается въ Средиземномъ морѣ. Въ извѣстное время года она поднимается изъ глубины моря къ берегамъ огромными стадами, и тогда ловля ея бываетъ необыкновенно изобильна. Тунцы попадаются иногда такіе огромные, что вѣсу въ одномъ бываетъ болѣе тысячи фунтовъ; вкусъ этой рыбы напоминаетъ вкусъ обыкновенной говядины. Тунцовъ ловятъ иногда обыкновенными сѣтями, какъ другую рыбу, иногда же совершенно особеннымъ образомъ. Отъ берега во всю глубину воды ставятъ сѣть, поперегъ пути тунцовъ, идущихъ вдоль береговъ. Потомъ, дальше отъ берега ставятъ цѣлый лабиринтъ сѣтей, открытый въ одномъ только мѣстѣ, С. — Стадо тунцовъ, преслѣдуя сардинокъ и въ свою очередь преслѣдуемое дельфинами или морскими свинками, идетъ вдоль берега, и, встрѣтивъ преграду, тотчасъ поварачиваетъ на лѣво, въ открытое море; но тамъ на пути снова сѣть, тунцы спѣшатъ пользоваться небольшимъ оставленнымъ отверзтіемъ, и заходятъ въ лабиринтъ, который состоитъ обыкновенно изъ пяти отдѣленій съ отверзтіями въ тѣхъ мѣстахъ, гдѣ у насъ поставлены буквы 1). Потомъ, когда рыбаки видятъ, что сѣть довольно наполнилась, они закрываютъ отверзтіе Е, ударами по водѣ сгоняютъ тунцовъ въ одно мѣсто, черезъ отверзтія E. Е. въ отдѣленіе В, которое называется у нихъ мертвою камерой. Тамъ рыбаки поднимаютъ съ самаго дна особо приготовленную сѣть, на ней поднимаютъ къ поверхности воды всѣхъ тунцовъ и убиваютъ ихъ множество, иной разъ однимъ заловомъ отъ пяти до семи сотъ огромныхъ рыбъ.

ОСТРОРЫЛЪ или САБЛЯНКА похожъ на тунца, но отличается тѣмъ, что верхняя челюсть у него длинная, въ видѣ остраго клюва, и служитъ ему страшнымъ оружіемъ. Острорылъ бываетъ иногда сажени двѣ длины, водится въ океанѣ, а больше всего въ Средиземномъ морѣ. Онъ поражаетъ иногда своимъ носомъ самыхъ большихъ рыбообразныхъ млекопитающихъ, но и его часто побѣждаетъ небольшое чужеядное животное, изъ класса черепокожныхъ, которое прогрызаетъ его кожу, забирается въ тѣло, и бѣситъ его до такой степени, что отъ боли и досады онъ выбрасываетъ себя на мель и издыхаетъ.

ТОНКОТѢЛЪ ТЕСЬМОВИДНЫЙ — странная рыба, длиною иногда сажени въ двѣ съ половиной, но очень тонкая, сильно сплющенная съ боковъ. Норвежцы зовутъ ее царемъ сельдей, потому что она часто попадается посреди безчисленнаго стада этихъ рыбокъ.

ЛЯГУШНИКЪ или РЫБОЛОВЪ — большая, очень некрасивая рыба, но замѣчательная ловкостью, съ какою ловитъ она мелкихъ рыбокъ: она забирается въ мелкое мѣсто и играетъ вѣтвистыми и мягкими отростками переднихъ плавательныхъ перьевъ на спинѣ. Мелкая рыба принимаетъ отростки эти за червячковъ, собирается вокругъ лягушника, который тутъ и хватаетъ своихъ довѣрчивыхъ непріятелей.

ГУБАСТИКЪ ЗЕЛЕНЫЙ замѣчателенъ красивымъ цвѣтомъ своей чешуи и мясистыми губами, которыя покрываютъ его челюсти.

ПЛУТЪ — странная рыба съ удивительною способностью далеко вытягивать впередъ свои губы, изъ которыхъ она вдругъ дѣлаетъ длинную трубку, чтобы схватывать мелкихъ водянныхъ животныхъ.

Такая же способность далеко вытягивать губы есть у рыбы, называемой БЛЕСТУНОМЪ или ЗЛАТИКОМЪ. Она отличается превосходнымъ золотистымъ цвѣтомъ своимъ и длинными иглами, которыя служатъ ей очень удобнымъ оборонительнымъ оружіемъ. Водится въ Нѣмецкомъ морѣ.

Мы говорили уже о макрели. Другая подобнаго рода рыба, только ужасно колючая, СПИНОШИПЕЦЪ, по темнѣе цвѣтомъ, зеленоватая, водится также въ Нѣмецкомъ морѣ.

Матросы замѣчаютъ, что во время продолжительнаго плаванія на морѣ около коробля безпрестанно вертится одна и таже рыбка нѣсколько дней сряду; за это они и прозвали ее ЛОЦМАНОМЪ. Рыба эта зеленоватаго цвѣта съ тремя черными полосами поперегъ тѣла.

Къ разряду иглоперыхъ принадлежитъ еще ЗУБАТКА, странная рыба, которая сама иной разъ выползаетъ изъ воды на берегъ. Унея надъ жабрами есть особенная пустота, въ которую набираетъ она воды; для дыханія рыбы вода необходима; этою запасною водою зубатка смачиваетъ свои жабры и можетъ такимъ образомъ долго оставаться на землѣ. Иногда, послѣ дождей, забирается она даже на деревья, ползкомъ, и тамъ дышетъ водою, которая накапливается на листьяхъ.

НОСАЧЪ БРЫЗГУНЪ — та самая рыбка, о которой мы говорили на 4 страницѣ, что она стрѣляетъ себѣ на обѣдъ мухъ; просимъ читателей пробѣжать еще разъ ту страницу и перейдемъ къ тѣмъ рыбамъ, у которыхъ плавательныя перья безъ иголъ, мягкія.

КАРПЪ — одна изъ самыхъ обыкновенныхъ нашихъ рыбъ. Карпъ водится въ стоячихъ водахъ, и очень легко разводится у насъ въ прудахъ; зиму онъ проводитъ забившись въ илъ на самомъ днѣ пруда, и ничего не ѣстъ нѣсколько мѣсяцевъ сряду; за то лѣтомъ онъ бываетъ страшно прожорливъ. Карпы чрезвычайно плодовиты и въ тѣлѣ десятифунтоваго карпа находятъ иногда до семи сотъ тысячь яичекъ, которыя всѣ вмѣстѣ образуютъ икру; само собою разумѣется, что изъ каждаго яичка вывелось-бы по рыбкѣ, если бы яичекъ этихъ не ѣли прежде времени другія рыбы. Карпы живутъ необыкновенно долго: знаменитый Бюффонъ пишетъ объ одномъ карпѣ, которому было сто пятьдесятъ лѣтъ; а величиною эта рыба попадается иногда такая огромная, что вѣрить трудно: иной разъ больше полутора аршина, а въ 1711 году около Франкфурта на Одерѣ поймали одного карпа длиною почти въ сажень и вѣсомъ почти въ два пуда.

Есть еще маленькая порода карповъ, которыхъ держатъ у насъ иногда въ хрустальныхъ вазахъ; это — золотая рыбка или Китайская дорада. Въ самой ранней молодости, только что выведется изъ яичка, дорада бываетъ черноватаго цвѣта; но потомъ она принимаетъ красный золотистый цвѣтъ. Золотыхъ рыбокъ разводятъ въ южной Европѣ въ прудахъ; у насъ имъ надо непремѣнно комнатный теплый воздухъ, и они очень удобно сохраняются у насъ зимою, ежели только всякую недѣлю перемѣнять имъ воду, не трогать руками и не оставлять ни на секунду безъ воды. — Ростомъ золотая рыбка бываетъ не больше маленькой селедки и мясо ея очень вкусно.

УКЛЕЙКА — небольшая рыбка блестящаго серебристаго цвѣта. Эта рыбка, величиною вершковъ въ пять, водится во всѣхъ прѣсныхъ водахъ Европы. На бокахъ у нея чешуя блестящаго металлическаго цвѣта съ перломутровымъ отливомъ; эту чешую употребляютъ на выдѣлку фальшиваго жемчуга.

ЩУКА, послѣ акулы, самая прожорливая изъ рыбъ на свѣтѣ; она пожираетъ рыбъ иногда едва не больше самой себя, а величиною бываетъ аршина въ полтора. Мясо ея, довольно вкусное, бѣлое, твердое, раздѣляется слоями. Ловятъ ее различными способами, даже стрѣляютъ изъ ружей, приманивая на поверхность воды отраженіемъ чрезъ зеркало солнечныхъ лучей.

Въ водахъ южной Европы водится остроносая щука, очень тонкая, длинная, рѣдко впрочемъ болѣе аршина длины.

СЕМГА — очень извѣстная по своему вкусному мясу рыба. Ростомъ она бываетъ иногда въ полтора, въ два и даже въ два съ половиной аршина; водится семга во всѣхъ сѣверныхъ моряхъ, но проводитъ тамъ только зиму; весною огромными стаями входитъ въ рѣки, и пробирается почти къ самому истоку ихъ, не смотря ни на какія препятствія. Ежели на пути попадается имъ плотина, или водопадъ, то они съ удивительною ловкостью скользятъ вверхъ по камнямъ, опираясь на свой хвостъ; а ежели встрѣчное препятствіе слишкомъ высоко, то они его перепрыгиваютъ, сперва изогнувшись дугой на какомъ-нибудь камнѣ, и потомъ вдругъ выпрямляя свое тѣло; такіе скачки бываютъ иногда сажени въ двѣ вышины и переносятъ семгу въ верхній потокъ, оттуда дальше и дальше, къ истоку. Тамъ, въ маленькихъ ручейкахъ и источникахъ онѣ отъискиваютъ удобныхъ мѣстъ, мечутъ тамъ свою икру въ пескѣ, а потомъ осенью возвращаются къ устью рѣкъ, чтобы зимовать въ морѣ. Точно такъ же какъ ласточки, семга всякую весну возвращается въ тоже самое мѣсто, гдѣ была въ предъидущемъ году. Такой опытъ много разъ дѣлали, и убѣдились, что это справедливо: на хвостъ нѣсколькихъ такихъ рыбъ надѣвали по мѣдному кольцу и на слѣдующій годъ тѣже самыя семги возвращались съ своими мѣдными кольцами.

ФОРЕЛЬ водится только въ потокахъ самой чистой прозрачной и свѣжей воды, мясо ея чрезвычайно вкусно.

СЕЛЬДЬ или СЕЛЕДКА — всякому извѣстная рыба. Она водится въ полярныхъ моряхъ, подъ льды которыхъ удаляется на зиму. Въ началѣ весны сельди выходятъ оттуда огромной стаей, потомъ дѣлятся на нѣсколько колоннъ и расходятся вдоль береговъ Европы, Америки и Азіи, не переходя однакоже за 45° сѣверной широты. Въ Апрѣлѣ мѣсяцѣ сельди начинаютъ показываться около Шетландскихъ острововъ, а къ концу Іюня являются тамъ тѣсными колоннами въ нѣсколько верстъ длины и ширины и въ нѣсколько десятковъ саженъ глубины. Дорогой они мечутъ свою икру, которая покрываетъ море будто толстымъ слоемъ опилокъ. Самыя лучшія сельди тѣ, которыя ловятся какъ можно дальше на сѣверъ, такъ что напримѣръ однѣ изъ лучшихъ сельдей въ Европѣ наши бѣломорскія; но тамошніе моряки не умѣютъ хорошо ихъ приготовлять и на соленье употребляютъ соль морскую; по этому наши селедки и не вкусны, а голландскія, которыя приготовляются гораздо тщательнѣе, считаются самыми вкусными. Не смотря на то, что селедокъ на земномъ шарѣ ловится каждый тодъ безчисленное множество, природа такъ богата, что число ихъ какъ будто вовсе не убываетъ, и каждый годъ новыя несмѣтныя стаи являоітся на томъ же самомъ мѣстѣ, гдѣ прежде выловлено было нѣсколько милліоновъ сельдей; впрочемъ плодовитость ихъ будетъ понятна, когда мы будемъ знать, что у самки средней величины по крайней мѣрѣ шестьдесятъ тысячь яичекъ или икринокъ.

САРДИНКА — также очень извѣстная рыба, которую продаютъ у насъ въ жестяныхъ коробкахъ, залитую прованскимъ масломъ. Сардинки водятся въ Атлантическомъ океанѣ, въ Балтійскомъ и Средиземномъ моряхъ. Зимою онѣ держатся въ глубинѣ моря, а въ Іюнѣ мѣсяцѣ подходятъ къ берегамъ безчисленными стаями. Тогда бываетъ, что закинутою сѣтью вылавливаютъ разомъ до пятидесяти тысячь сардинокъ, извѣстныхъ своимъ необыкновенно нѣжнымъ мясомъ.

ТРЕСКА — невкусная рыба съ сильнымъ, непріятнымъ запахомъ, но очень полезная потому, что идетъ въ пищу бѣднаго класса народа въ тѣхъ мѣстахъ, гдѣ она водится, именно около береговъ Норвегіи и Сѣверной Америки, между 40 и 60 градусами сѣверной широты. Стаи Трески бываютъ тамъ такъ многочисленны и тѣсны, что рыбаки ловятъ Треску на удочки безъ всякой приманки. Цѣлый день рыбакъ сидитъ на своей лодкѣ, кидаетъ въ море пустую удочку и потомъ вытаскиваетъ ее проворно, и всякій разъ почти удочка зацѣпитъ Треску величною въ аршинъ или въ полтора.

РЕМОРА или прилипало — небольшая рыбка всого въ полъ-аршина длины, но замѣчательная очень странною особенностью: у нея на верхней части головы почти круглое, плоское мѣсто, усаженное колючими приставками; этими-то приставками рыба можетъ прицѣпляться или прилипать къ какимъ нибудь постороннимъ тѣламъ, ко дну лодки, къ большой рыбѣ, и т. д. Древніе, которымъ ремора была знакома, разсказывали о ней множество сказокъ, именно будто она прилипаетъ ко дну кораблей и можетъ остановить плаваніе, будто она питается всасываніемъ пищи сквозь этотъ кругъ на головѣ, и такъ далѣе. Теперь доказано, что все это неправда, что ежели ремора и прилипаетъ къ кораблю, то все-таки не остановитъ его плаванія, и самая удивительная часть исторіи реморы состоитъ въ томъ, что около Иль-де-Франса водится похожая на нее рыба, которую Кафры употребляютъ на ловлю другихъ рыбъ, и вотъ какимъ образомъ: къ хвосту реморы привязываютъ длинную веревку, и пускаютъ рыбу въ открытое море. Тамъ она прилипаетъ къ какой-нибудь большой рыбѣ или къ морской черепахѣ, да такъ плотно, что когда ее снова потянутъ къ берегу, то она не отстанетъ отъ своей добычи, которую и вытаскиваютъ вмѣстѣ съ нею.

Обыкновенный УГОРЬ водится въ водахъ почти всѣхъ странъ; онъ прожорливъ, очень быстръ, плаваетъ одинаково хорошо впередъ и назадъ, и кожа его такъ скользка, что схватить его невозможно. Угорь можетъ жить и въ прѣсной и въ соленой водѣ, въ рѣкахъ, въ моряхъ и въ болотахъ; днемъ угри залегаютъ въ илъ; въ лѣтніе жары они перебираются изъ воды стоячей куда-нибудь въ рѣки или въ большой прудъ, и по ночамъ, случается иногда, ползутъ полемъ, какъ змѣи, на большое разстояніе, въ болѣе удобное пристанище.

Въ Средиземномъ морѣ водится особеннаго рода угорь, называемый пескороемъ; отличается онъ отъ обыкновеннаго угря тѣмъ, во первыхъ, что онъ гораздо больше, а во вторыхъ тѣмъ, что плавательныя перья у него снабжены иглами.

Въ рѣкахъ и прудахъ южной Америки водится особаго рода угорь, электрическій. У него есть удивительная способность тѣломъ своимъ производить электрическія искры, которыя онъ бросаетъ въ разныя стороны, куда хочетъ, и такъ сильно, что можетъ убивать ими рыбъ и даже довольно большихъ животныхъ. Прсила эта истощается отъ упражненія, и чтобы возобновить ее, угорь долженъ много ѣсть и долго отдыхать. Мясо электрическихъ угрей очень вкусно, и чтобы ловить ихъ, не подвергая опасности жизнь, въ рѣку загоняютъ сначала нѣсколько лошадей, на которыхъ угри истощаютъ всю свою электрическую силу, а потомъ, когда они утомятся и подплывутъ къ берегу отдохнуть, ихъ убиваютъ баграми и вытаскиваютъ на берегъ уже безо всякой опасности.

МОРСКОЙ КОНЕКЪ — странная рыбка, которая попадается иногда въ Атлантическомъ океянѣ. Все тѣло ея покрыто толстою особеннаго рода чешуею; но замѣчательнѣе всего то, что послѣ смерти рыбы, голова ея нагибается къ груди, и тогда она нѣсколько похожа бываетъ на голову коня съ его круто изогнутой шеей. Мясо этой рыбы не вкусно.

ДРАКОНОВЫЙ ПЕГАСЪ — маленькая рыбка странной формы. Тѣло ея какъ будто заключено въ костяной сундукъ, а плавательныя перья состоятъ изъ острыхъ толъ, соединенныхъ перепонкой.

ТРУБА-РЫБА замѣчательна тѣмъ, что пойманная, она издаетъ звукъ, кричитъ, и голосъ ея нѣсколько похожъ на звукъ трубы.

ЧЕТЫРЕЗУБЕЦЪ полосатый имѣетъ странную способность глотать много воздуху и надуваться. Въ такомъ положеніи рыба опрокидывается спиной внизъ и плаваетъ на поверхности воды по волѣ вѣтра. Такое положеніе служитъ впрочемъ для ея защиты, потому что когда она надуется, то на всемъ тѣлѣ у нея поднимаются колючія иглы, которыя могутъ сильно поражать ея дерзкихъ непріятелей.

ЛУНА-РЫБА или круглянка имѣетъ сплюснутое тѣло и странную форму: хвостъ у нея короткій, высокій, тѣло круглое, какъ будто у него отрѣзана вся задняя половина.

Въ индѣйскихъ моряхъ водится рыба, называемая ТРЕУГОЛЬНЫЙ СУНДУЧЕКЪ. Чешуя на ней слилась въ одну плотную кирасу, такъ что двигаться можетъ только хвостъ, губы и два небольшія плавательныя пера.

ОСЕТРЪ — большая и сильная рыба, которая съ легкостью можетъ плыть противъ самаго быстраго теченія. Осетры питаются мелкой рыбой, по иногда роются и въ илѣ, чтобы отъискивать червяковъ и молюсковъ. Какъ семга, осетры пробираются весною къ истоку рѣкъ, чтобы нести тамъ свои яйца, число которыхъ изумительно: въ одной самкѣ найдено до полутора милліона яичекъ, или икринокъ. Ловля осетровъ и бѣлуги составляетъ одинъ изъ главныхъ промысловъ жителей тѣхъ странъ, которыя лежатъ около устья Волги, Урала, Дона, отчасти Днѣпра и Дуная. Икра, добываемая изъ бѣлуги и осетра, солится на мѣстѣ и потомъ развозится по всей Россіи. Изъ бѣлуги добывается также довольно значительная отрасль торговли — рыбій клей.

СТЕРЛЯДЬ, знаменитая вкуснымъ мясомъ своимъ рыба, водится только у насъ, въ Россіи, и то въ однихъ самыхъ чистыхъ и прозрачныхъ водахъ. Шексна, Тверца, Молога, Волга — отечество этой вкусной рыбы, за которую богачи платятъ иногда огромныя суммы.

АКУЛА — самая жадная и прожорливая изо всѣкъ рыбъ на свѣтѣ, бываетъ иногда сажени въ три или въ четыре величиной. Челюсти у нея усажены острыми зубами, количество которыхъ прибавляется съ годами. У акулы удивительно острое обоняніе и необыкновенно хорошее зрѣніе, такъ что она издали чуетъ добычу и кидается на нее со всѣмъ бѣшенствомъ своего неутолимаго апетита. Страшное животное это часто не отстаетъ отъ плывущаго корабля по нѣскольку недѣль, и горе тому несчастному матросу, который вздумаетъ купаться въ морѣ: акула перекуситъ его пополамъ и съѣстъ въ два глотка. Матросы забавляются иногда ловлею этого ужаснаго животнаго. На огромный желѣзный крюкъ или даже на маленькій якорь прицѣпляютъ кусокъ гнилаго жиру и опускаютъ все это на толстой цѣпи въ море. Ежели акула голодна, то она тотчасъ схватитъ приманку и попадется; если же сыта, то сначала подплываетъ потихоньку, потомъ отойдетъ; потомъ опять подплываетъ, обернется на спину, потому что ротъ у нея такъ уже устроенъ и иначе она не можетъ схватить добычи; но какъ будто не рѣшается, и опять отплываетъ. Матросы съ корабля все это видятъ и только что она во второй разъ отойдетъ, они принимаются тащить приманку изъ воды. Тогда жадность акулы всякій разъ подстрекаетъ ее такъ сильно, хоть она и сыта, ей такъ жалко бываетъ разстаться съ добычей, что она кидается на нее, и попавшись на крюкъ — дѣлаетъ страшныя усилія, чтобы перекусить или оборвать цѣпь. Но всѣ увертки ея напрасны; матросы вытаскиваютъ чудовище на палубу, и прежде всего рубятъ ей голову: но и тогда она еще опасна, и огромныя челюсти съ пятью рядами подвижныхъ зубовъ не разъ дѣлали страшныя раны, судорожно сжимаясь.

КУША МОЛОТОКЪ — тѣломъ очень похожа на акулу, но страннымъ устройствомъ головы составляетъ исключеніе изо всего этого царства животныхъ. Голова у нея сплющенная, и по бокамъ расходится на стороны, такъ что видъ ея напоминаетъ молотокъ. По краямъ отростковъ этого молотка помѣщаются глаза рыбы.

ПИЛА РЫБА — не очень велика, но страшна своимъ оружіемъ даже самымъ крупнымъ обитателямъ моря. Она водитсявъ тѣхъ же самыхъ моряхъ, гдѣ и киты, т. е. около Гренландіи, Исландіи и Шпицбергена. Носъ у нея продолжается далеко впередъ въ видѣ острозубой пилы, которою она рветъ на части свою пищу и поражаетъ непріятелей. Китъ, этотъ морской великанъ, такъ боится ея, что обращается въ бѣгство только что примѣтитъ ее издали.

ИГЛИСТЫЙ СКАТЪ — сильно сплюонутая сверху внизъ рыба; глаза ея помѣщены сверху головы, а ротъ и отверзтія жабръ снизу. Порода скатовъ довольно многочисленна. Къ нимъ принадлежитъ и гальваніевъ гнюсъ, замѣчательный точно такими же электрическими свойствами, какъ и электрическій угорь, только не въ такой сильной степени.

МИНОГА — наименѣе совершенное изо всѣхъ позвоночныхъ животныхъ. Скелетъ у нея не костяной, а хрящеватый, плавательныя перья только на спинѣ и на хвостѣ, челюсти срослись, такъ что ротъ миноги совершенно круглый, окруженный мясистою губою; тѣло длинное, голое, скользкое. Минога страннымъ образомъ питается: она прилѣпляется ртомъ къ какой нибудь большой рыбѣ, присасываетcя и начинаетъ тянуть изъ нея кровь и соки. Такимъ образомъ, не отставая отъ своей добычи нѣсколько дней сряду, минога можетъ въ недѣлю, въ двѣ — уничтожить цѣлую семгу или подобную большую рыбу. Мясо миноги очень вкусно, точно такъ же какъ мясо большей части рыбъ. Благость Провидѣнія окружила материкъ безконечнымъ водянымъ поясомъ, наполненнымъ безчисленнымъ множествомъ рыбы, которая могла бы питать весь родъ человѣческій, если бы только на свѣтѣ было довольно много рыбаковъ. Рѣки, озера, пруды, ручейки, болота, каналы, моря, заливы, океаны — все наполнено рыбой, все это можетъ питать человѣка, всюду Богъ разсѣялъ дары Свои, чтобы человѣкъ жилъ, наслаждался и восхвалялъ Творца.

ЕСТЕСТВЕННАЯ ИСТОРІЯ ЖИВОТНЫХЪ

ОТДѢЛЕНІЕ ЖИВОТНЫХЪ КОЛЬЧАТЫХЪ.

СУСТАВЧАТЫЯ И ЧЕРВИ.

Отдѣленіе животныхъ кольчатыхъ.

Насекомыя.

Въ Духовъ день, въ прекрасное весеннее утро, пошли мы погулять на огромный лугъ, который съ одной стороны примыкалъ къ озеру, и, постепенно возвышаясь, доходилъ до опушки лѣса. Погода была чудесная, и весело было смотрѣть, какъ въ воздухѣ носилось по разнымъ направленіямъ множество мошекъ, комаровъ, жуковъ, бабочекъ, пчелъ, какъ всѣ эти мелкія животныя блестѣли на солнцѣ; весело было слушать ихъ радостное жужжанье, казалось, будто всѣ они опомниться не могутъ отъ радости, что прошла наконецъ наша длинная зима, что прошла и холодная ночь, и жаркіе лучи солнца оживили наконецъ природу и мелкихъ ея жильцовъ. А другіе обитатели, болѣе крупные, птицы, распѣвали чудесный концертъ, на всѣ голоса восхваляя жизнь и Творца ея. И на землѣ, между свѣжею травою и на каждой травкѣ — все кипѣло жизнью. Тутъ тяжело пробирается толстый черный жукъ, тамъ кузнечикъ работаетъ за своей безполезной работой; здѣсь муравей полезно трудится и весной уже предвидитъ зиму, тамъ едва замѣтная мошка ползетъ въ свѣжій, только что распустившійся цвѣтокъ, полакомиться его ароматическимъ медомъ. И все это живетъ, радуется жизни, ползетъ, скачетъ, летитъ, прыгаетъ, и хлопочетъ о своемъ пропитаніи; и жизнь каждаго изъ этихъ животныхъ точно такъ же сложна, точно такъ же исполнена веселыхъ и печальныхъ, радостныхъ и страшныхъ случайностей, какъ и жизнь самыхъ умныхъ млекопитающихъ. Вотъ напримѣръ какую страшную драму видѣли мы, усѣвшись отдохнуть на небольшомъ пригоркѣ, устланномъ роскошнымъ ковромъ изъ натуральныхъ цвѣтовъ и зелени: въ двухъ шагахъ отъ насъ поперегъ узенькой тропинки пробирался потихоньку, не торопясь, большой черный жукъ. Вдругъ, откуда ни возьмись, на него кидается другое насѣкомое, ростомъ съ него-же, только гораздо тоньше, золотисто зеленаго цвѣта и съ довольно длинными темно-желтыми ногами. Жукъ, защищаемый своею жестокою оболочкой, старается убѣжать, но непріятель проворно около него кружится, и маневры его торжествуютъ надъ тяжелой походкой и медленными движеніями несчастнаго жука. Извѣстно, что жукъ покрытъ довольно твердой оболочкой; но непріятель его нашелъ слабое мѣсто, прокусилъ нижнюю часть живота и вытащилъ оттуда длинный конецъ его внутренностей. Съ той минуты онъ уже не догоняетъ жука, а только вытаскиваетъ изъ своей жертвы внутренности и съ жадностью пожираетъ ихъ по мѣрѣ того, какъ жукъ отъ него удаляется. Когда всѣ внутренности были съѣдены, онъ оставилъ жука, который продолжалъ взбираться къ намъ по тропинкѣ, и скоро упалъ и умеръ. Такая отвратительная сцена сдѣлала на всѣхъ пренепріятное впечатлѣніе, и Ваня, самый храбрый изо всѣхъ, кто тутъ былъ, хотѣлъ уже раздавить побѣдителя изъ участія къ его жертвѣ; но я остановила его. "Оставь эту ЖУЖЕЛИЦУ, (это была жужелица золотая) сказала я; пускай она кончитъ свой обѣдъ. Если она питается живой добычей, то это потому, что Творцу угодно было такъ создать ее. Есть дѣти, которыя во сто разъ злѣе этого жаднаго насѣкомаго: они мучатъ насѣкомыхъ и животныхъ изъ какого-то злаго удовольствія, тогда-какъ жужелица убила жука для того, чтобы не умереть съ голоду. Кромѣ того надо знать, что этотъ жукъ не могъ уже летать, что ему оставалось лишь нѣсколько часовъ жизни, потому что онъ исполнилъ уже свое назначеніе и положилъ въ землю свои яички, изъ которыхъ должны вывестись новые жуки. Этотъ жукъ умеръ бы просто отъ старости, и гніющее тѣло его могло-бы прибавить нѣсколько вредныхъ частицъ къ воздуху, которымъ мы дышемъ: по этому гораздо полезнѣе было обратить его тѣло въ пищу другому животному. Предусмотрительность Творца ясна и очевидна, и всякій, кто только умѣетъ размышлять, пойметъ какую пользу приносятъ хищныя и плотоядныя насѣкомыя, точно такъ же какъ и пользу плотоядныхъ млекопитающихъ и птицъ. Что же касается до тѣхъ насѣкомыхъ, которыя, какъ жуки, грызутъ древесныя листья и часто дѣлаютъ большія опустошенія, то намъ не угадать какую именно они приносятъ пользу; однако же мы не можемъ сомнѣваться, что они полезны, ежели станемъ судить о тайныхъ цѣляхъ природы по дивной премудрости, которая открыта намъ въ такомъ безчисленномъ множествѣ случаевъ.

— Что же это такое, — насѣкомое?

— Что такое жужелица?

— Какъ могла жужелица съѣсть жука, который больше ея самой?

— Какъ могъ еще жукъ идти, когда изъ него вытянуты были всѣ внутренности?

— Какими прзнаками жукъ, который питается листьями, отличается отъ жужелицы, которая питается живой добычей?

И еще множество другихъ вопросовъ посыпалось со всѣхъ сторонъ. Я воспользовалась этимъ случаемъ, подняла жука, поймала жужелицу, и отвѣчала дѣтямъ:

"Насѣкомое есть животное съ бѣлою кровью, тогда какъ кровь млекопитающихъ, птицъ, пресмыкающихся, гадовъ и рыбъ всегда красная. Въ тѣлѣ насѣкомаго нѣтъ костей, къ которымъ прикрѣплялись-бы мягкія части; самая твердая часть насѣкомаго — снаружи: это болѣе или менѣе твердая кожа, къ внутренней сторонѣ которой прикрѣплено мясо животнаго. Мозгу и становой жилы, такъ важныхъ у позвоночныхъ животныхъ, у насѣкомыхъ вовсе нѣтъ; вмѣсто того у нихъ вдоль всей нижней стороны тѣла проходитъ двойная цѣпь мозговыхъ или нервныхъ узелковъ, соединенныхъ между собою небольшими жилками. Первый такого рода узелокъ помѣщается обыкновенно въ головѣ животнаго и можетъ быть названъ мозгомъ; далѣе, въ нижней части тѣла, въ каждомъ изъ колецъ, составляющихъ животное, есть по узелку такой же величины; отъ каждаго узелка идетъ множество нервныхъ вѣточекъ, по всему кольцу, къ которому принадлежитъ узелокъ, и по членамъ, прикрѣпленнымъ къ этому кольцу. Классъ насѣкомыхъ отличается это всѣхъ остальныхъ классовъ отдѣленія кольчатыхъ животныхъ тѣмъ, что у насѣкомыхъ тѣло состоитъ изъ явственно отличныхъ головы, груди и живота, и ногъ всегда три пары. Ротъ насѣкомыхъ устроенъ почти такъ же какъ у рака, (стр. 14.), именно изъ нѣсколькихъ твердыхъ челюстей. У жужелицы челюсти эти велики, крѣпки, раскрываются широко, и составляютъ сильное оружіе; у жука, напротивъ, челюсти раскрываются немного, онѣ не велики и не остры, а съ закругленными краями, такъ что онъ можетъ ѣсть только самую мягкую пищу. Но самое удивительное обстоятельство въ исторіи насѣкомыхъ, это ихъ превращенія. Говоря о гадахъ, мы видѣли уже что такое превращенія; но превращенія насѣкомыхъ еще разнообразнѣе: въ молодости насѣкомое нѣсколько разъ перемѣняетъ свою кожу и является вовсе не въ томъ видѣ, въ какомъ будетъ взрослое. Выходя изъ яичка, животное похоже бываетъ на червяка и называется тогда личинкой; вскорѣ оно принимаетъ совершенно другой видъ, извѣстный подъ именемъ куколки. Въ продолженіи всего втораго періода своего существованія, то есть въ видѣ куколки, животное не ѣстъ и не движется: но покой куколки только видимый, а внутри ея происходитъ дѣятельная работа,.слѣдствіемъ которой бываетъ полное развитіе насѣкомаго. Внутреннія части становятся мягкими и мало по малу принимаютъ настоящую форму, различные органы животнаго развиваются подъ кожей и къ концу развитія изъ оболочки куколки выходитъ совершенное насѣкомое. Только не многія насѣкомыя вовсе не имѣютъ превращеній; но жуки, комары, мухи, пчелы, тараканы, муравьи, кузнечики, шмели, бабочки — всѣ бываютъ сначала червячками или личинками, потомъ куколками и наконецъ настоящими, совершенными насѣкомыми. Самое любопытное и самое полезное для человѣка насѣкомое, конечно, ПЧЕЛА.

Польза пчелы состоитъ не только въ томъ, что она даетъ человѣку медъ; есть польза другая, гораздо болѣе важная, нравственная, высокая: пчела даетъ намъ примѣръ любви къ труду и къ порядку, примѣръ необыкновенной бережливости, презрѣнія къ тѣмъ, кто не трудится, преданности къ законной верховной власти; примѣръ отреченія отъ самаго себя на пользу общую, преданности родинѣ или мѣсту рожденія, ненависти къ иноземному владычеству, и вообще примѣръ всѣхъ гражданскихъ и домашнихъ добродѣтелей.

Взгляните на улей въ хорошую погоду: трудолюбивый рой толпится у входа; не бойтесь жужжанія пчелъ, подходите безъ страха, особенно ежели съ вами хозяинъ пчельника; его пчелы живутъ по сосѣдству съ людьми и привыкли къ человѣку; надо только не дѣлать слишкомъ сильныхъ движеній, не махайте руками, не пугайтесь, ежели на лице, или на руку къ вамъ сядетъ пчела: она не ужалитъ васъ, только не прогоняйте ее, а то она приметъ васъ за непріятеля. Ежели пчела уже очень надоѣстъ вамъ, то дуньте на нее потихоньку; она не любитъ воздуху, который выходитъ изъ нашихъ легкихъ, и непремѣнно улетитъ. А ежели вы хотите подойти къ улью настоящимъ другомъ, такъ возьмите въ руку ложку меду, и подходите смѣло, не боясь ничего: слетятся къ вамъ тысячи пчелъ, и ни одна васъ не ужалитъ. Въ награду вы можете вблизи наблюдать входъ въ улей: иныя пчелы возвращаются съ поля, нагруженныя такимъ богатымъ запасомъ, что едва могутъ летѣть; другія торопливо выходятъ изъ улья и проворно улетаютъ на поиски за медомъ и воскомъ; иныя вовсе и не входятъ въ улей, чтобы сложить на мѣсто свой запасъ: у входа ждутъ ихъ нарочные носильщики, которые проворно снимаютъ съ нихъ ношу; однѣ уносятъ на мѣсто воскъ и медъ, другія возвращаются въ поле за новой добычей. Но что же они дѣлаютъ въ полѣ? откуда достаютъ онѣ воску и меду? Чтобы знать это, сначала разсмотримъ хорошенько пчелу, обыкновенную, рабочую. Очень легко и безопасно можно поймать ее, схвативши за оба крыла, но гораздо удобнѣе разсматривать ее, намазавъ нѣсколько медомъ одинъ палецъ: какая нибудь пчелка сядетъ къ вамъ на руку полакомиться, и вы легко примѣтите, что ея черноватое тѣло покрыто густымъ сѣро-желтоватымъ темнымъ пушкомъ, образующимъ поперечныя полоски черныя и желтыя; челюсти и губа длинныя и вмѣстѣ составляютъ ротъ хобота; но особенно любопытна у пчелы задняя пара ногъ: на концѣ обѣихъ ногъ есть плоская оконечность, покрытая изогнутыми волосками пуху: пчела, собирая медъ и воскъ, забирается въ цвѣтокъ, сосетъ изъ него сладкую жидкость, а своимъ пушистымъ тѣломъ и лапками собираетъ на себя мягкую и нѣжную пыль, которая покрываетъ всегда внутреннюю часть цвѣтка. Когда мы будемъ читать ботанику, то увидимъ въ какихъ именно частяхъ цвѣтка заключено сладкое вещество, которое служитъ пчеламъ для приготовленія меду. Но какимъ образомъ жидкость изъ цвѣтка и пыль, собранная на тѣлѣ пчелы, обращаются въ воскъ и медъ, это не извѣстно и навсегда останется тайною природы наровнѣ со множествомъ другихъ тайнъ, которыхъ человѣкъ никогда не пойметъ. Изъ воску пчелы дѣлаютъ въ своемъ ульѣ совершенно правильныя шестиугольныя клѣточки или ячейки, которыя всѣ вмѣстѣ называются у насъ сотомъ. Въ эти ячейки складываютъ онѣ добытый медъ, и когда клѣточка совсѣмъ наполнится, то задѣлываютъ ее тоненькимъ слоемъ воску, и потомъ наполняютъ другія ячейки.

Но большая часть этихъ ячеекъ остается до времени пустыми, для того, что въ нихъ матка или царица улья несетъ свои яички. Черезъ три дня послѣ того, какъ яичко снесено, выводится изъ него маленькій, бѣлый, безногій червячекъ; пчелы-работницы заботливо кормятъ червячка, или, какъ говорятъ, личинку, цѣлые пять дней, а потомъ закрываютъ ячейку восковою крышкой. Тамъ, закрытая со всѣхъ сторонъ, личинка опутываетъ себя шелковистымъ кокономъ, на что ей надо тридцать шесть часовъ времени; черезъ три дня потомъ, личинка превращается въ куколку, проводитъ въ этомъ новомъ видѣ семь съ половиною дней, потомъ прогрызаетъ крышку своей клѣтки, разрываетъ свои покровы и выходитъ совершеннымъ насѣкомымъ. Тогда рабочія пчелы окружаютъ новое насѣкомое, чистятъ его, кормятъ, очищаютъ его клѣточку, и черезъ день послѣ того новый гражданинъ отправляется уже въ поле, на работу вмѣстѣ съ другими. Такимъ образомъ надо двадцать дней съ того дня, какъ снесено яичко, чтобы животное прошло черезъ всѣ свои превращенія и достигло совершеннаго развитія. — Когда въ ульѣ накопится уже слишкомъ много пчелъ и выведется пчела большая, матка или царица, то весь улей приходитъ въ необычайное безпокойство. Являются въ одномъ ульѣ двѣ власти, а такъ какъ сама природа необходимо требуетъ единодержавія, то одна изъ царицъ удаляется, а за нею и часть ея подданныхъ. Сначала новая колонія, рой, помѣщается недалеко отъ прежняго своего жилища, на какой нибудь вѣтви: пчелы прицѣпляются одна къ другой лапками, окружаютъ такимъ образомъ свою царицу, висятъ въ этомъ положеніи нѣсколько времени, какъ будто обдумываютъ куда имъ дѣваться, и потомъ пускаются отъискивать себѣ новаго жилища.

У пчелъ есть множество непріятелей, и между ними одинъ изъ самыхъ жестокихъ — медвѣдь, который любитъ медъ и достаетъ его очень искусно въ дуплахъ деревьевъ и въ обыкновенныхъ ульяхъ. Въ Америкѣ водится особеннаго рода КУКУШКА, МЕДОВАЯ, большая охотница до меду; но очень часто безъ помощи человѣка она не можетъ достать своего лакомства, заключеннаго внутри дерева, въ глубокомъ дуплѣ; по этому она очень дружна съ человѣкомъ, и въ лѣсу особеннымъ крикомъ приманиваетъ къ себѣ Готентотовъ и Кафровъ, которые понимаютъ уже крикъ этой птицы: тотчасъ приближаются къ ней, разрубаютъ дерево, достаютъ оттуда медъ, и въ благодарность за то, что кукушка указала имъ такую сладкую добычу, даютъ ей за работу немножко меду.

Въ теплыхъ краяхъ Европы водится особеннаго рода бабочка, завезенная къ намъ вмѣстѣ съ картофелемъ, изъ Америки.

Листьями картофеля питается особенный червякъ, который потомъ превращается въ большую бабочку, съ черными пятнами, образующими нѣчто похожее на изображеніе черепа; отъ этого бабочка эта называется МЕРТВОЮ ГОЛОВОЮ. Около конца лѣта, когда пчелы собрали уже часть своего годоваго запаса, иногда ночью забирается къ нимъ въ улей бабочка мертвая голова, убиваетъ множество пчелъ, съѣдаетъ неимовѣрное количество меду, такъ что три, четыре такія мертвыя-головы въ одну ночь легко опустошаютъ цѣлый улей.

Человѣка, само собою разумѣется, нельзя считать непріятелемъ пчелъ, и хоть, по правдѣ сказать, онъ отнимаетъ у пчелъ ихъ добычу, съѣдаетъ ихъ медъ, дѣлаетъ свѣчи изъ ихъ воску, но такъ угодно Богу, Который создалъ всю природу на пользу человѣка.

Есть еще множество насѣкомыхъ, которыя, какъ пчелы, питаются медомъ растѣній и строятъ себѣ ячейки изъ воску. Сюда принадлежатъ оси, которыя такъ больно жалятъ неосторожныхъ дѣтей, шмели, которыхъ множество различныхъ породъ.

ШМЕЛИ, точно такъ же, какъ и пчелы, питаются медомъ цвѣтовъ и соки тѣла ихъ всѣ очень сладки. Деревенскіе мальчики, въ нѣкоторыхъ мѣстахъ, знаютъ это и лакомятся иногда шмелями. Поймавъ шмеля, они отрываютъ ему голову и высасываютъ сокъ изъ его желудка; сокъ этотъ — настоящій медъ, нисколько не отличается вкусомъ отъ обыкновеннаго пчелинаго меду; но все-таки удовольствіе или лакомство это — жестоко. Впрочемъ въ этомъ случаѣ можно извинить деревенскихъ мальчиковъ: если-бы они понимали природу такъ, какъ понимаемъ ее мы, если бы они знали, что человѣкъ долженъ пользоваться всѣмъ, что создано, осмотрительно, справедливо, и только тогда, когда нужно, то конечно не поступали бы они такъ неблагоразумно и жестоко.

ПЧЕЛА КАМЕНЬЩИКЪ — видомъ похожа на обыкновеннаго шмеля, но поменьше ростомъ, и живетъ не общества мы, а одна; она строитъ себѣ изъ мокрой глинистой земли домъ, который, высохнувъ, защищаетъ жильца своего отъ непогодъ и всякаго непріятеля.

Есть еще ПЧЕЛА-СТОЛЯРЪ, которая свои ячейки или клѣточки дѣлаетъ не изъ воску, а выгрызаетъ ихъ въ деревѣ, правильными рядами.

ПЧЕЛА-ОБОЙЩИКЪ также живетъ одна, какъ и пчела каменьщикъ; только она не строитъ себѣ дома, а вырываетъ его въ твердой землѣ, и внутри выстилаетъ листьями такъ же тщательно, какъ обойщикъ, который оклеиваетъ стѣны обоями. Она вырѣзываетъ себѣ кусочки древесныхъ листьевъ, два или три такіе кусочка кладетъ на дно своей ямки, потомъ укладываетъ и остальные, наблюдая при томъ, чтобы одинъ кусочекъ удобно приходился къ другому, подрѣзываетъ, обрѣзываетъ, ровняетъ, пока наконецъ гнѣздо ея мягко и удобно устлано. Здѣсь представлено какъ работаетъ плела обойщикъ: ротъ ея очень удобно устроенъ для такого рода работы, и челюсти раскрываются точно ножницы.

ОСА-КАМЕНЬЩИКЪ такое же трудолюбивое насѣкомое, какъ и всѣ остальныя, которыя питаются медомъ; но работа ея чуть-ли не замысловатѣе всѣхъ остальныхъ: она роетъ себѣ гнѣздо въ землѣ, и по мѣрѣ того, какъ роетъ, складываетъ трубкой вырываемую землю, такъ что входъ въ ея подземелье становится длинной, узкой, изогнутой галлереей, въ которую боятся входить непріятели.

На левантскомъ дубѣ случается иногда видѣть небольшіе, круглые, жесткіе, зеленоватые съ красноватымъ оттѣнкомъ яблочки. Само собою разумѣется, что на дубѣ яблоки рости не могутъ; эти жесткіе почти какъ кость яблоки — ни что иное, какъ гнѣзда небольшаго насѣкомаго, называемаго чернильной мухой. Муха эта не велика, свѣтло-желтаго цвѣта и покрыта шелковистымъ бѣловатымъ пушкомъ. Когда приходитъ ей пора нести яички, то она прокалываетъ дубовый листъ, или вѣтку, и въ сдѣланную такимъ образомъ ямку кладетъ одно яичко; такимъ образомъ на одномъ листѣ кладетъ она иногда до пяти или семи яичекъ, иногда и меньше. Сокъ растѣнія вытекаетъ въ свѣжую раночку, точно кровь изъ порѣзаннаго пальца, только гораздо медленнѣе, застываетъ и мало по малу образуетъ вокругъ положеннаго яичка шарикъ или опухоль, которая потомъ снимается, идетъ въ продажу подъ именемъ чернильнаго орѣшка, и употребляется на выдѣлку черной краски и чернилъ. Эти орѣшки бываютъ различнаго виду и различной твердости, смотря по тому, въ которомъ мѣстѣ они образуются: на листкѣ ли, на стебелькѣ, на почкѣ, на корѣ или на корнѣ дуба; большая часть орѣшковъ — круглые, но есть и похожіе на яблокъ, на смородину, на артишокъ, на гробъ, и т. д. Внутри этого орѣшка, или, скорѣе, этой странной опухоли живетъ личинка чернильной мухи, питается внутренностью своего временнаго дома, и потомъ, когда приходитъ ей время обратиться въ куколку, прогрызаетъ свой орѣшекъ, падаетъ на землю, и зарывается; въ землѣ она обращается уже въ куколку, и лежитъ до тѣхъ поръ, пока изъ нея сдѣлается совершенное насѣкомое. Ежели разрѣзать пополамъ чернильный орѣшекъ, когда личинка выбралась уже изъ него, то легко примѣтить пустоту, въ которой она жила, и каналъ, сквозь который выбралась на свѣтъ Божій.

Почти въ такомъ же родѣ есть другая муха, которая производитъ не чернильный орѣшекъ, а вещество, называемое ГУММИЛАКОМЪ. Вещество это употребляется на выдѣлку самаго лучшаго лаку, употребляется въ хорошій сургучъ, и во множество другихъ полезныхъ вещей.

Есть еще насѣкомое, которое даетъ собою превосходную пурпуровую краску; это КОШЕНИЛЬ; она водится почти во всѣхъ умѣренныхъ странахъ земнаго шара; но самою лучшею считается та, которая живетъ на растѣніи, называемомъ кактусомъ. Кошениль, въ состояніи личинки, сначала бываетъ очень проворна, и почти не перестаетъ бѣгать по растѣнію, на которомъ живетъ; она такъ мала, что видѣть ее невозможно иначе, какъ въ увеличительное стекло. Готовясь проходить свои превращенія, она прилипаетъ къ растѣнію, и дѣлается куколкой и совершернымъ насѣкомымъ внутри своей собственной отвердѣвшей кожи. Кошениль никогда почти не летаетъ и живетъ очень недолго. Едва только самка успѣетъ вывестись, какъ уже начинаетъ строить себѣ гнѣздо изъ тончайшаго шелковистаго пуху, складываетъ туда свои яички, прикрываатъ ихъ своимъ тѣломъ, тыкъ что трупъ ея служитъ жилищемъ ея многочисленному семейству. И въ самомъ дѣлѣ многочисленность этого семейства удивительна: такое маленькое насѣкомое, какъ кошениль, несетъ до четырехъ тысячь яичекъ; представьте же себѣ какъ они малы, что могутъ всѣ помѣститься подъ тѣломъ матери! Личинки кошенили, выходя изъ своей странной колыбели, всегда находятъ удобную для себя пищу, потому что мать кладетъ свои яички между зародышами молодыхъ листковъ. Такимъ образомъ выведенныя изъ яицъ личинки, находятъ себѣ въ пищу листки такіе же молодые, какъ они сами. Для приготовленія краски собираютъ кошениль живую, осторожно соскабливая ее острымъ ножемъ съ кактуса и подбирая падающихъ насѣкомыхъ въ руку. Когда въ корзинахъ работниковъ наберется довольно кошенили, они несутъ свою живую добычу домой, складываютъ ее въ большой сосудъ и обвариваютъ кипяткомъ; потомъ сушатъ кошениль на солнцѣ и отсылаютъ въ Европу. Тамъ уже на фабрикахъ приготовляютъ ту чудесную пунцовую краску, которая даетъ такой яркій и чистый пунцовый цвѣтъ шелковымъ матеріямъ и лентамъ. Мы видимъ теперь, какое множество мелкихъ насѣкомыхъ нужно было за живо сварить, чтобы выкрасить одно какое нибудь пунцовое платье!

Въ началѣ этой статьи мы говорили о жужелицѣ, которая питается живыми насѣкомыми. Вотъ похожее на нее животное, которое называется МОГИЛЬЩИКОМЪ. Лѣтомъ очень легко наблюдать привычки этого страннаго насѣкомаго: возьмите крота или мышь только что убитую и положите ее на чистомъ воздухѣ на взрытую или вспаханную землю: черезъ нѣсколько часовъ трупъ изчезнетъ. Но ежели вы замѣтили то мѣсто, куда положили убитое животное, вѣткой, или камнемъ, или какъ-нибудь иначе, то вамъ будетъ стоить только разрыть немного землю, чтобы увидать зарытаго крота: приподнимите его, и вы увидите, что подъ нимъ могильщики, которые его похоронили. Ежели у васъ достанетъ терпѣнья и охоты стоять возлѣ крота, не спуская съ него глазъ, то скоро вы услышите жужжанье крыльевъ могильщиковъ, которые слетаются изъ-за нѣсколькихъ верстъ, можетъ быть, привлеченные запахомъ трупа, хоронить покойника. Ихъ прилетаетъ два, три, четыре, и никогда больше пяти. Они садятся на землю и подбираютъ свои тонкія крылушки подъ крѣпкіе ихъ футляры. Тотчасъ принимаютъ они свои мѣры, осматриваютъ со всѣхъ сторонъ тѣло, смотрятъ удобна ли земля; потомъ всѣ скрываются подъ трупомъ. Они работаютъ изо всѣхъ силъ: головами приподнимаютъ покойника, а лапками выгребаютъ изъ подъ него землю, такъ что кротъ все больше и больше углугляется въ землю и наконецъ совсѣмъ изчезаетъ. Вамъ довольно будетъ двухъ часовъ терпѣливаго ожиданія, чтобы погребеніе совершилось у васъ на глазахъ. Но дѣло еще не кончено: черезъ двадцать четыре часа кротъ очутится на глубинѣ пяти вершковъ; къ концу втораго дня кротъ уже на полъ-аршина подъ землей. Тогда могильщики кончаютъ свое дѣло и выползаютъ на свѣтъ Божій; вскорѣ самки зарываются въ землю и несутъ свои яички на томъ самомъ трупѣ, котораго погребеніе стоило имъ столькихъ трудовъ. Изъ каждаго яичка выводится личинка или червячекъ съ ярко-красными поперечными полосками; эти личинки съѣдаютъ крота совсѣмъ, съ кожей и костями, потомъ обращаются въ куколокъ и черезъ нѣсколько времени выползаютъ изъ земли уже совершенными насѣкомыми, чтобы въ свою очередь повторить то же самое, что дѣлали ихъ родители. Это одинъ изъ самыхъ удивительныхъ примѣровъ инстинкта насѣкомыхъ; личинка могильщика не можетъ питаться ничѣмъ, кромѣ гніющаго мяса, и могильщикъ прежде всего заботится о томъ, чтобы приготовить пищу своему потомству. Не думайте однако же, что могильщикъ только это и знаетъ, и умѣетъ дѣлать. Провидѣніе, одарило его инстинктомъ для обыкновенныхъ случаевъ жизни, но Оно дозволило, чтобы инстинктъ этотъ обращался почти въ умъ: положите вашего крота на небольшой камень возлѣ мягкой земли. Вы увидите, что трупъ начнетъ двигаться къ тому мѣсту, гдѣ онъ можетъ быть зарытъ. Тутъ могильщики перемѣнили свое ремесло: они были могильщиками по призванію и стали носильщиками по необходимости. Ежели ноша слишкомъ тяжела, то вы увидите, что одинъ изъ работниковъ улетитъ позвать помощниковъ, которые непремѣнно слетятся и помогутъ товарищамъ стащить тѣло на болѣе удобную землю. А вотъ еще болѣе поразительный примѣръ ихъ смѣтливости: одинъ наблюдатель воткнулъ въ землю палку, изогнутую въ видѣ висѣлицы, и къ ней привязалъ тѣло мыши, которое висѣло, едва касаясь до земли. Могильщики слетѣлись, принялись за работу, но мышь, привязанная къ веревкѣ, которая поддерживала ее на землѣ, не опускалась. Тогда могильщики выбрались наружу и стали бродить вокругъ и около, чтобы развѣдать причину своей неудачи, потомъ они стали подкапывать палку до тѣхъ поръ, пока она упала, мышь также припала къ землѣ и вскорѣ была погребена.

Необыкновенною смѣтливостью замѣчательны также муравьи, очень хорошо извѣстныя всякому трудолюбивыя насѣкомыя. Всѣмъ случалось встрѣчать въ лѣсу или въ деревнѣ гдѣ нибудь возлѣ забора небольшія кучки, построенныя муравьями; постройки эти, которыя, съ перваго взгляда, кажутся безпорядочной кучей кое какъ сваленныхъ сосновыхъ и еловыхъ иголъ и мелкихъ, сухихъ вѣточекъ и стебельковъ, на самомъ дѣлѣ — удивительное произведеніе самой остроумной архитектуры. Эта куча, муравейникъ, построена такъ, что ее не пробьетъ дождь, что она хорошо держитъ тепло, что непріятели не смѣютъ на нее нападать. Мы видимъ всегда только верхнюю часть, крышу строенія; самое интересное-то внутри и еще глубже, въ землѣ, изрытой подъ муравейникомъ множествомъ переходовъ; снаружи мы можемъ примѣтить только нѣсколько входовъ, довольно большихъ и широкихъ, и больше ничего. Ежели внимательно наблюдать что дѣлается весь день на муравейникѣ, то легко примѣтить, что широкіе входы, гдѣ днемъ могутъ встрѣчаться и расходиться столько муравьевъ, къ вечеру мало-по-малу начинаютъ закрываться, а на ночь бываютъ закрыты совершенно, такъ что муравейникъ бываетъ запертъ со всѣхъ сторонъ и всѣ муравьи удалились въ его внутренніе покои; два, три муравья остаются сторожевыми, а остальные отдыхаютъ. И каждый вечеръ въ лѣтнее время повторяется то же самое, и каждое утро муравьи снова разбираютъ заложенныя двери, за исключеніемъ дождливыхъ дней, въ которые входы остаются задѣланными цѣлый день. Когда небо покрыто облаками съ самаго утра, то муравьи открываютъ только часть входовъ въ свои галлереи и только что начинаетъ накрапывать дождь, они спѣшатъ ихъ задѣлать. — Внутри ихъ обширнаго и замысловато построеннаго жилища есть нѣсколько этажей, множество корридоровъ и галлерей; а подъ землею — особенные покои, въ которыхъ хранятся яички, личинки и куколки будущихъ молодыхъ муравьевъ, кромѣ того тамъ хранятся разные съѣстные припасы, которыхъ наготовлено бываетъ множество.

Въ тропическихъ странахъ водится насѣкомое, нѣсколько похожее на нашего муравья, называемое ТЕРМИТОМЪ. Африканскіе муравьи или термиты чрезвычайно вредныя насѣкомыя; они грызутъ и ѣдятъ всякое деревянное строеніе, домашнюю утварь, мебель, матеріи, товары и быстро превращаютъ все это въ порошокъ, если не принять противъ нихъ во время надлежащихъ мѣръ; только металлы и камни могутъ устоять противъ ихъ разрушительныхъ челюстей. Все племя термитовъ состоитъ изъ трехъ различнаго вида муравьевъ: изъ солдатъ, работниковъ и родителей ихъ. Солдаты, которые составляютъ почти седьмую часть всего населенія муравейника, — и ростомъ больше и сильнѣе работниковъ; они защищаютъ работниковъ въ то время, какъ тѣ строятъ общія жилища, защищаютъ и родителей, которыхъ дѣло состоитъ только въ томъ, чтобы нести яички. Жилище термитовъ бываетъ вышиною сажени въ полторы, или даже двѣ, и похоже видомъ на огромную сахарную голову съ нѣсколькими такой-же формы наростами. Домы эти бываютъ построены изъ Арязи, засыхаютъ, и бываютъ такъ прочны, что съ большимъ трудомъ даже человѣкъ можетъ ихъ разломать. Внутренность такого дома изрыта бываетъ корридорами, галлереями и большими общими залами, куда складывается общій запасъ пищи. Есть впрочемъ термиты, которыхъ домы бываютъ похожи на столбики съ круглыми остроконечными крышами.

Есть особеннаго рода летучій муравей, котораго личинка отличается удивительно странными привычками и нравами; это муравей — левъ, или, вѣрнѣе сказать, муравиный левъ. Это насѣкомое, въ совершенномъ видѣ, бываетъ крылатое, питается, вѣроятно, другими насѣкомыми, но наблюдать его чрезвычайно трудно, потому что оно летаетъ только ночью, а днемъ держится подъ листьями въ густыхъ кустарникахъ. Гораздо извѣстнѣе нравы и образъ жизни личинки муравья — льва. Личинка эта выходитъ изъ яичка съ шестью ногами, съ узкой грудью, сплющенной головой и двумя огромными челюстями въ видѣ роговъ. Чтобы хорошенько понять это странное и совершенно необыкновенное устройство личинки, надо наловить себѣ нѣсколько муравьевъ-львовъ; подите въ лѣсъ, у котораго почва довольно песчаная, и поищите хорошенько вдоль канавъ, обращенныхъ къ югу; съ небольшимъ вниманіемъ и терпѣніемъ вы примѣтите въ пескѣ маленькія углубленія въ видѣ воронки, въ вершокъ ширины и почти въ три четверти вершка глубины, такой точно формы и величины, какъ нарисовано здѣсь. Зачерпните горстью весь этотъ песокъ, и унесите домой. Тамъ, въ пескѣ, вы примѣтите муравья-льва, перепуганнаго, въ безпокойствѣ; надо заставить его показать намъ свое искусство, надо дать ему песку, посадить въ коробку и оставить работать на солнушкѣ. Не пройдетъ трехъ или четырехъ часовъ, какъ муравей-левъ Спока выроетъ себѣ точно такую же ямку, какъ прежде, и помѣстится на днѣ ея выжидать своей добычи. Онъ весь зарылся въ песокъ, видны только его рожки; они открыты и слегка приподняты надъ землей. Пустите муравья по близости этой воронки; муравей будетъ бродить туда и сюда, подойдетъ, быть можетъ и къ самому краю ямки; мелкій, сухой песокъ подъ нимъ посыплется, и бѣдный муравей вдругъ очутится на крутомъ скатѣ; конечно онъ будетъ всѣми силами стараться какъ бы выбраться оттуда поскорѣе, но терпѣливый и хитрый непріятель его примѣтилъ уже, что по близости есть добыча, потому что къ нему на дно докатились оборвавшіяся песчинки; тогда онъ захватываетъ песку головой, точно лопаткой, и быстро кидаетъ его въ ту сторону, гдѣ сдѣлался обрывъ. Муравей, на котораго посыпался этотъ неожиданный градъ, скатывается ниже, но все еще хлопочетъ какъ бы выбраться вверхъ, на ровное мѣсто. Тогда непріятель удвоиваетъ свои усилія, и безпрерывными движеніями головы осыпаетъ свою добычу градомъ песку; ошеломленный муравей скатывается на дно пропасти и падаетъ въ клещи своего врага. Тотъ немедленно начинаетъ сосать изъ него соки, и въ десять минутъ, не больше, совершенно высасываетъ муравья, а высохшій трупъ его, сильнымъ движеніемъ головы, выкидываетъ вонъ изъ своей ямы, какъ вещь, совершенно безполезную. Потомъ, такъ какъ битва эта испортила совершенно ровные и гладкіе края воронки, которая служитъ ловушкой, муравей-левъ принимается уравнивать ее, приводитъ въ порядокъ, и снова садится на дно выжидать добычи. Обыкновенные муравьи составляютъ любимую пищу личинки, о которой у насъ идетъ рѣчь; но она не отказывается и отъ пчелы, и отъ крупной синей мухи, тогда какъ всѣ эти животныя гораздо больше самаго муравья-льва.

Вѣрно вамъ случалось лѣтомъ, въ хорошую погоду, вечеромъ, когда становится уже совершенно темно, прогуливаясь въ саду или въ рощѣ, замѣчать, что въ травѣ что-то блеститъ, но не роса, и не огонекъ; блескъ этотъ синеватый, матовый, и такой пріятный, какъ будто звѣздочка упала на землю и свѣтится еще въ травѣ. Это свѣтящійся червячекъ или жучекъ, смотря по тому, въ какомъ онъ возрастѣ, личинка, или совершенное насѣкомое.

И есть еще безчисленное множество насѣкомыхъ, о которыхъ не достаетъ у насъ времени говорить, насѣкомыхъ чудныхъ, удивительныхъ по необыкновенному разнообразію своему.

Повѣришь ли; отъ удивленья.

Не станетъ и терпѣнья

Пересказать тебѣ, ни силъ.

Какія крохотны букашки,

Козявки, мошки, таракашки!

Однѣ какъ изумрудъ, другія кораллъ.

и такъ далѣе, всякій изъ насъ очень хорошо знаетъ басню дѣдушки Крылова: Любопытный. Но мы — вовсе не то, что этотъ любопытный; въ кунсткамерѣ нашей мы давно уже видѣли слона, еще въ первой половинѣ этой книги; а потомъ уже разсматриваемъ животныхъ помельче. Дошли мы наконецъ до животнаго очень маленькаго, красиваго, смирнаго, кроткаго, до Божіей коровки. Это маленькое созданіе удивительно. Въ видѣ личинки оно не красиво, даже гадко; личинка Божьей-коровки — червякъ съ шестью ногами, и съ двумя крѣпкими челюстями на головѣ, похожими на рога. Червякъ этотъ ужасно жаденъ, прожорливъ, даже золъ, уничтожаетъ безчисленное множество козявокъ, высасывая изъ нихъ соки, часто кидается на подобныхъ себѣ, и часто бываетъ, что ежели два такіе червячка встрѣтятся, то одинъ изъ нихъ становится жертвою другого. Но приходитъ время преобразованія, гадкій червякъ становится небольшой куколкой, а черезъ двѣнадцать или пятнадцать дней выходитъ изъ нея чудесное, красивое, маленькое невинное созданіе — Божія коровка.

Но сколько, сколько еще удивительныхъ насѣкомыхъ, о которыхъ еслибы мы стали говорить, то никогда не кончили-бы! Какое еще бесчисленное множество букашекъ, козявокъ, мошекъ, таракашекъ, жуковъ, жучковъ, мухъ, пчелъ, гусеницъ, червяковъ, которые населяютъ наши лѣса, рощи, луга и болота!

ГУСЕНИЦЫ. Не всякому, вѣроятно, извѣстно, что гусеницы, эти большіе, толстые, мохнатые червяки, которые бываютъ иногда желтые, иногда зеленые, иногда разноцвѣтные, пятнами, -ничто иное какъ личинки, изъ которыхъ въ послѣдствіи выведутся бабочки. Но мы знаемъ уже, что всякая личинка, прежде, нежели сдѣлаться совершеннымъ насѣкомымъ, должна нѣсколько времени пробыть куколкой. Мы знаемъ, какъ пчелы лѣпятъ свои соты, которые служатъ гнѣздами сначала для личинокъ, потомъ для куколокъ и наконецъ для совершеныхъ молодыхъ пчелъ; а у гусеницъ нѣтъ сотовъ, каждая гусеница должна свить сама себѣ гнѣздо, въ которомъ пролежитъ нѣсколько дней или даже недѣль въ видѣ куколки. Лѣтомъ гуляя въ лѣсу, или въ саду, вы вѣрно примѣчали страннымъ образомъ свернувшіеся листки, какъ на примѣръ нарисованные здѣсь. Ежели вамъ изъ любопытства случалось развертывать эти листки, то вѣрно вы находили маленькую гусеницу или червячка, который въ безпокойствѣ сказался и развивался, какъ будто былъ сильно перепуганъ. но какъ можетъ гусеница свернуть такимъ образомъ листокъ растѣнія? онъ или слишкомъ соченъ, такъ что переломится, ежели начать его гнуть, или такъ упругъ, что какъ ни сгибай его, онъ разогнется, и будетъ прямъ и ровенъ по прежнему. Прелюбопытно бываетъ вблизи разсматривать эту трудную для маленькаго червячка работу: онъ трудится изо всѣхъ силъ, хлопочетъ неутомимо, а листокъ все разжимается; наконецъ, какъ всякій усердный трудъ, и эта работа удается; червячекъ приклеиваетъ тончайшей паутиной края загнутаго листка, потомъ укрѣпляетъ эту паутину, стараясь прибавлять къ ней другихъ тончайшихъ шелковинокъ, и такъ далѣе, пока наконецъ гнѣздо готово. Въ этомъ гнѣздѣ гусеница скрывается отъ самыхъ страшныхъ непріятелей своихъ, отъ птицъ, и ежели вамъ случится видѣть, что изъ гнѣзда на своей паутинѣ, то подаждите немного и посмотрите, что будетъ, когда прилетитъ птичка: въ одно мгновеніе гусеница взбѣжитъ по своей паутинѣ и скроется въ изогнутомъ трубочкой гнѣздѣ.

Гусеницъ, которыя вьютъ себѣ такимъ образомъ гнѣзда, есть безчисленное множество различныхъ породъ, и всѣ эти породы для домовъ своихъ выбираютъ различныя деревья. Есть напримѣръ такая гусеница, которая свертываетъ въ трубку не часть листка, а весь; другія срываютъ нѣсколько молоденькихъ листковъ, склеиваютъ ихъ паутиной и вездѣ носятъ съ собою этотъ домъ; другія выбираютъ себѣ отломившійся кусочекъ соломенки или тростнику, забираются въ него такъ, что снаружи видна только головка, да и та въ случаѣ опасности, убирается въ свой переносный домъ. Есть еще порода, которая домикъ свой склеиваетъ изъ маленькихъ улитокъ и раковинокъ. — Другія породы гусеницъ живутъ на стѣнахъ, строятъ свой домикъ изъ моху такъ незамѣтно и удобно, что никто не можетъ тамъ безпокоить маленькаго жильца. Есть породы гусеницъ, чрезвычайно вредныхъ для человѣка, какъ напримѣръ моль, небольшой червячекъ, изъ котораго впослѣдствіи дѣлается маленькая бабочка, обыкновенно также называемая молью. Эти червячки поѣдаютъ шерстяныя вещи, шубы, шелковыя матеріи, и т. д., и бабочка, называемая молью, какъ и всѣ насѣкомыя, прежде всего заботясь о томъ, чтобы была пища личинкѣ, которая выведется изъ ея яичка, кладетъ свои яички такъ, что вокругъ ихъ всегда будетъ довольно пищи. Только что червячки выведутся, какъ начинаютъ глодать все, что ни попадется, и дѣлаютъ множество вреда, потому что моль будто нарочно кладетъ яички въ средину такихъ вещей, которыя полезны и необходимы человѣку, въ мебель, въ шубы, въ суконное платье, и т. д. Впрочемъ съ небольшимъ умѣньемъ есть возможность избавиться отъ этого непріятнаго гостя; для этого шубы и другія вещи, которыя въ лѣтнее время могутъ быть съѣдены молью, запираютъ въ сундукъ, перекладываютъ ихъ камфорой, и плотно закрываютъ замочную скважину; кромѣ того мѣховщики каждую недѣлю или каждыя двѣ недѣли выколачиваютъ сохраняемыя вещи, чтобы выпали изъ нихъ и тѣ яички моли, которыя могли быть положены прежде.

Есть гусеницы, которыя любятъ жить обществами, какъ напримѣръ процессіонистки. Когда онѣ выходятъ изъ своего общаго гнѣзда, то всегда въ одномъ и томъ же порядкѣ, именно: впереди идетъ одна гусеница, которая съ виду ничѣмъ не отличается отъ прочихъ; за нею двѣ рядомъ, за ними рядомъ-же три гусеницы, за ними четыре гусеницы въ рядъ, потомъ пять, потомъ шесть, и такъ дальше. Ежели такая стая гусеницъ нападетъ на дерево, то часто случается, что онѣ съѣдаютъ всѣ его листья до послѣдняго, и дерево остается голымъ, какъ зимой. Размноженіе гусеницъ чрезвычайно, почти невѣроятно: каждая бабочка кладетъ нѣсколько десятковъ, нѣсколько сотенъ, иногда даже нѣсколько тысячь яичекъ, изъ каждаго со временемъ выводится бабочка, которая въ свою очередь кладетъ опять столько же яичекъ, и такъ далѣе, такъ что черезъ два, три года на деревьяхъ въ нашихъ лѣсахъ не осталось-бы ни одного листочка, еслибы непріятели гусеницъ не уничтожали ихъ безпрестанно. А непріятелей этихъ множество: во первыхъ птички, которыя, какъ мы знаемъ, не всѣ питаются зернами и травой, а напротивъ, большая часть любитъ живыхъ насѣкомыхъ, червячковъ и гусеницъ; во вторыхъ другія гусеницы, которыя бываютъ чрезвычайно прожорливы. Очень часто пища гусеницы вовсе не та, что пища совершеннаго насѣкомаго, которое изъ нея выведется; напримѣръ бабочки, мы знаемъ, сосутъ изъ цвѣтовъ медъ, а гусеницы ихъ, или личинки, гложутъ листья, а нѣкоторыя даже ѣдятъ другихъ гусеницъ или насѣкомыхъ. Такимъ образомъ въ мелкой семьѣ насѣкомыхъ вѣчная война: одни ѣдятъ другихъ, потомъ въ свою очередь съѣдены третьими, а третьихъ цѣликомъ глотаютъ четвертые. Муравьи напримѣръ очень любятъ высасывать сокъ изъ мелкихъ зелено-желтоватыхъ букашекъ, которыя большими стаями живутъ на кустарниккхъ ветлы, ивы, и другихъ; муравьевъ ѣстъ особеннаго рода гусеница, которая выкапываетъ себѣ въ землѣ глубокую, узенькую ямку, прячется туда, высовываетъ только маленькую головку свою съ усиками и ждетъ, чтобы мимо ея по близости прошелъ муравей; и бѣда несчастному, который не примѣтитъ усиковъ непріятеля! тотъ схватитъ его поперегъ тѣла своими острыми челюстями и тотчасъ примется сосать изъ него соки. Муравей пропалъ; но за него скоро отомститъ или кротъ, или полевая мышь, которыя откопаютъ хитрую гусеницу, или наконецъ небольшая птичка, которой гусеница можетъ служить и завтракомъ, и обѣдомъ, и ужиномъ. Но и у крота, у мыши, у птички есть непріятели: хорекъ, лисица, или другой хищный звѣрь, или хищная птица кякая-нибудь — съѣдятъ маленькаго хищника, но въ свою очередь попадутся въ сѣть или будутъ убиты пулей человѣка; но гусеницы, которыя успѣютъ какимъ нибудь счастіемъ избавиться отъ непріятелей, превращаются въ своемъ гнѣздушкѣ въ куколокъ и черезъ нѣсколько времени изъ каждой куколки выходитъ бабочка. Для сна своего въ видѣ куколки гусеницы разныхъ породъ приготовляютъ себѣ различныя гнѣзда. Иныя, напримѣръ, завернувшись въ небольшой листокъ, висятъ на маленькомъ сучкѣ, на тоненькой шелковинкѣ; другія вьютъ себѣ изъ шелку или паутины своей похожій видомъ на яйце коконъ, внутри котораго лежатъ неподвижно до тѣхъ поръ, пока обратятся въ бабочекъ; есть даже такія, которыя плетутъ себѣ постель, похожую на койку, въ какихъ на корабляхъ спятъ матросы, привѣшиваютъ эту койку къ вѣткѣ или къ листку, и дожидаются спокойно той минуты, когда въ состояніи будутъ развернуть свои крылушки, вспорхнуть и улетѣть.

Шелкъ, изъ котораго дѣлаются такія чудесныя платья и ленты, ни что иное, какъ размотанныя гнѣзда или коконы шелковичнаго червя. Въ южной Европѣ и у насъ на Кавказѣ разводятъ множество тутовыхъ деревьевъ, листьями которыхъ питаются шелковичные черви. Бабочка, которая выводится изъ этого червяка, кладетъ свои яички только на листки тутовыхъ кустарниковъ; гусеницы питаются этими листьями, потомъ свиваютъ себѣ гнѣздушки, лежатъ въ нихъ нѣсколько времени въ видѣ куколокъ, и потомъ улетаютъ, обратившись въ бабочекъ. Люди осторожно снимаютъ опустѣвшія коконы, разматываютъ ихъ, прядутъ, и наконецъ ткутъ себѣ шелковыя матеріи. Бабочка шелковичнаго червя не красива, но между безчисленными породами различныхъ другихъ бабочекъ есть удивительно красивыя, красныя, малиновыя, лиловыя, съ различными пятнушками или глазками. Надо замѣтить еще, что ежели взять въ руку бабочку и потомъ отпустить ее, то на пальцахъ останется немножко блестящей разноцвѣтной пыли. Разсмотрите эту пыль въ микроскопъ, и вы увидите, что пыль эта ничто иное, какъ блестящія, чудно красивыя мельчайшія перушки бабочки, которыя вы оборвали однимъ прикосновеніемъ къ нѣжнымъ крылушкамъ этого нѣжнаго животнаго.

Встарину думали, что можно приготовлять шелковыя матеріи также изъ паутины обыкновеннаго домашняго паука; но всѣ попытки были напрасны. Паукъ извѣстно что такое; паукъ — это то самое не очень красивое животное, на которое съ такимъ страхомъ и ужасомъ глядятъ необразованныя дѣти. И почему они такъ боятся пауковъ? Они точно такія-же невинныя животныя, какъ мухи, только гораздо полезнѣе мухъ, потому что уничтожаютъ ихъ безчисленное множество. Бывали и есть даже охотники, которые ѣдятъ пауковъ; и между такими любителями извѣстенъ знаменитый астрономъ Лаландъ. Онъ и другіе такіе-же чудаки увѣряютъ, что бѣлая жидкость, которая заключается въ животѣ домашняго паука, очень вкусна и вкусомъ своимъ похожа именно на сокъ орѣха. Домашній паукъ отличается отъ садоваго самою паутиною своею; у домашняго паутина горизонтальная, а у садоваго вертикальная, или, чтобы говорить яснѣе, домашній паукъ вьетъ свою паутину всегда гдѣ-нибудь въ углу и непремѣнно вровень съ поломъ или съ землей; а садовый паукъ раскидываетъ свою чудно-правильную сѣть между двумя, тремя вѣтвями, между которыми сначала устроиваетъ сообщеніе посредствомъ паутинокъ. На нижней части живота паука есть особенный снарядъ, изъ котораго онъ выпускаетъ свою паутину. Ежели вы видите паутинку паука, то не думайте, чтобы это была одна паутинка: это веревка, состоящая по крайней мѣрѣ изъ четырехъ тысячь мельчайшихъ ниточекъ. Трудно представить себѣ чрезвычайную тонкость этихъ нитей, когда приходится въ умѣ раздѣлить на четыре тысячи частей паутину, которая и безъ того едва замѣтна для нашего глаза; а если подумать, въ какомъ маленькомъ животномъ заключена эта дивная машина? И что значатъ въ сравненіи съ этимъ устройствомъ всѣ замысловатыя машины, придуманныя человѣкомъ? Воображеніе теряется и умъ не находитъ сравненія со всѣми чудесами природы. Не только сдѣлать, но и придумать невозможно ничего такого, чего-бы не было еще въ природѣ.

Паутина служитъ пауку очень хорошимъ наступательнымъ орудіемъ. Когда въ сѣть его попадется муха, онъ тотчасъ кидается и хватаетъ ее; но иногда муха велика, пауку не подъ-силу; тогда онъ начинаетъ вокругъ нея бѣгать по всѣмъ направленіямъ, все выпуская изъ себя паутину. Бѣдная муха какъ ни бьется, ни жужжитъ, ни рвется, однако крѣпкая и липкая паутина склеиваетъ ей крылья и ноги, и несчастная становится жертвой паука, который тотчасъ-же принимается сосать изъ нея соки.

Пауковъ безчисленное множество различныхъ породъ; между ними есть напримѣръ такіе, которые живутъ постоянно въ водѣ, хотя дышатъ воздухомъ. Изрѣдка водяной паукъ выходитъ на землю, поохотиться за насѣкомыми земными, но это не надолго, и вскорѣ онъ возвращается въ воду; тамъ вы увидите, что онъ съ удивительною легкостью плаваетъ то вверхъ, то внизъ, большею частію на спинѣ, такъ что виденъ серебристо-блестящій животъ его. Этотъ блескъ происходитъ отъ того, что къ жирному и мохнатому животу паука вода не пристаетъ; тамъ остается слой воздуха, который держится пузырькомъ около животнаго. Этотъ воздухъ долженъ служить не только для дыханія паука, но и для постройки его подводнаго дома, и вотъ какимъ образомъ: немножко пониже уровня воды онъ прикрѣпляетъ къ водянымъ травкамъ свою крѣпкую, шелковистую паутину, густой, непроницаемой ни для воды, ни для воздуха сѣткой. Подъ этой сѣткой онъ соскабливаетъ ногами частицы воздуха, приставшія къ его тѣлу, воздухъ поднимается вверхъ и поднимаетъ собою сотканную заранѣе сѣтку; такимъ образомъ выходитъ родъ колокола, надутаго воздухомъ, и тамъ спокойно живетъ водяной паукъ, въ совершенной безопасности отъ воздушныхъ непріятелей своихъ сродниковъ.

Есть на свѣтѣ пауки и чрезвычайно большіе, какъ напримѣръ паукъ великанъ, жилецъ Южной Америки, непримиримый врагъ самой красивой изъ птичекъ, колибри; есть и чрезвычайно маленькіе, съ булавочную головку.

Въ южной Европѣ и у насъ въ Крыму и на Кавказѣ попадается иногда страннаго вида паукъ, называемый скорпіономъ; онъ питается другими пауками, разными насѣкомыми и маленькими раками. Скорпіоны живутъ на землѣ въ темныхъ и сырыхъ мѣстахъ, бѣгаютъ очень скоро, поднявши вверхъ свой хвостъ, и остріе, которымъ онъ кончается, употребляютъ для своей защиты и для нападенія. Подъ этимъ остріемъ есть нѣсколько отверзтій, которыя сообщаются съ резервуаромъ яду; ужаленіе скорпіона часто бываетъ убійственно даже для животныхъ, довольно большихъ, какъ напримѣръ для собакъ. Большіе скорпіоны тропическихъ странъ бываютъ также опасны для человѣка, но наши Кавказскіе причиняютъ только небольшое воспаленіе, лихорадку, сильную боль и дрожаніе всего тѣла. Разсказывали встарину о скорпіонѣ, что пойманный и обложенный со всѣхъ сторонъ горячими угольями, онъ уязвлялъ самого себя своимъ хвостомъ и издыхалъ; но теперь извѣстный естествоиспытатель Мопертюи доказалъ множествомъ опытовъ, что это вовсе не правда.

Клещи скорпіона напоминаютъ намъ клещи нашего обыкновеннаго рѣчнаго рака. Мы уже говорили о немъ на 15 страницѣ; на 31-й мы говорили о животномъ, похожемъ на него, именно о талитрѣ, на 34-й упомянули о тельфюзѣ, а теперь остается сказать еще нѣсколько словъ о классѣ-суставчатыхъ черепокожныхъ животныхъ, которыя всѣ могутъ называться однимъ общимъ именемъ раковъ.

Раки безъ хвоста называются вообще крабами; кольчуга на нихъ очень широкая, и кажется, будто покрываетъ все тѣло; крабы водятся во всѣхъ океанахъ и между ними есть такіе, которыхъ мясо очень вкусно; около береговъ Франціи водятся крабы величиною болѣе полуаршина, и вѣсомъ фунтовъ шесть или семь. На этой породѣ черепокожныхъ естествоиспытатели убѣдились, что на мѣсто оторваннаго или переломленнаго члена выростаетъ у нихъ другой, новый, какъ у пауковъ. Только новая выростающая часть не дополняетъ оторваннаго куска: ежели нога у краба отломлена на половинѣ, то онъ самъ себѣ вырываетъ остальную, иначе онъ истекъбы кровью. Тоже самое дѣлаютъ и пауки: попробуйте отрѣзать у паука часть ноги; онъ непремѣнно выдернетъ себѣ остатокъ.

Есть раки чрезвычайно большіе, какъ напримѣръ морской ракъ или гомаръ, и есть другіе, необыкновенно маленькіе, какъ напримѣръ свѣтящійся ракъ, который на нашемъ рисункѣ разъ въ пятьдесятъ увеличенъ. Извѣстно, что въ нѣкоторыхъ мѣстахъ поверхность моря въ темнотѣ свѣтится; теперь доказано, что свѣтъ этотъ происходитъ отъ безчисленнаго множества такихъ маленькихъ свѣтящихся раковъ, что ихъ съ большимъ трудомъ можно примѣтить простымъ глазомъ, безъ сильнаго увеличительнаго стекла.

Китовый ракъ водится въ безчисленномъ множествѣ въ водахъ Сѣвернаго Ледовитаго океана и служитъ тамъ самою обыкновенною пищею киту. На картинкѣ нашей онъ еще увеличенъ, а надо вообразить его себѣ величиною съ ту линію, которая надъ нимъ проведена. Конечно, для такого огромнаго звѣря, какъ китъ, такая мелкая добыча ровно ничего не значитъ; но надо принять въ соображеніе, что китъ глотаетъ этихъ раковъ не по одному, не десятками и не сотнями, а можетъ быть тысячами.

Ракъ-пустынникъ замѣчателенъ тѣмъ, что какъ будто недовольный своею твердою оболочкой, онъ выбираетъ себѣ еще болѣе твердую, именно раковину какую нибудь, изъ которой выгоняетъ природнаго ея жильца, а если не выгоняетъ, то просто его съѣдаетъ. Потомъ онъ самъ залѣзаетъ въ эту раковину, хвостомъ впередъ, и живетъ въ ней, и всюду за собою носитъ до тѣхъ поръ, пока выростетъ до того, что домъ его станетъ ему малъ. Тогда онъ выбирается вонъ, завоевываетъ себѣ новое жилище и поселяется въ немъ на прежнихъ основаніяхъ.

Вотъ еще страннаго виду животное, называемое Зоэа: въ немъ есть какое-то сходство съ обыкновеннымъ ракомъ, но мы рѣшительно не знаемъ ни нравовъ его, ни привычекъ; открыто это животное еще очень недавно Англичаниномъ Томсономъ, такъ что естествоиспытатели не сдѣлали еще надъ нимъ надлежащихъ наблюденій.

На 13 страницѣ мы говорили уже о Молукскомъ ракѣ; тамъ нарисована была нижняя часть его тѣла, а вотъ рисунокъ верхней его части.

Въ погребахъ и вообще въ мѣстахъ очень сырыхъ, водится небольшой червякъ, жесткой оболочкою своею напоминающій рака; погребной червь вовсе не такой большой, какъ означенный у насъ Фиг. 1; онъ несравненно меньше и Фиг. 2. даетъ его настоящую величину. Но мокрица — животное вовсе не вредное: она питается разнымъ соромъ и мертвыми тѣлами насѣкомыхъ; несравненнно опаснѣе и вреднѣе ея

КОРАБЕЛЬНЫЙ ЧЕРВЬ, маленькое, но страшное животное, потому что размножается необыкновенно скоро, и прогрызаетъ дерево, изъ котораго построены корабли. Маленькія челюсти его очень остры и крѣпки; ими червякъ грызетъ прочное дерево такъ же легко, какъ мы ѣдимъ хлѣбъ, прогрызаетъ его по всѣмъ направленіямъ, оставляя на пути своемъ каменистую трубочку. Черви эти водятся въ Индіи, откуда были нечаянно завезены въ Европу, и именно въ Голландію, на одномъ кораблѣ. Съ корабля они перешли на плотины, которыми Нидерланды защищены отъ моря, и вся Голландія едва не покрылась моремъ, такъ быстро стали они размножаться и такъ източили все дерево въ плотинахъ.

Червей въ природѣ такое безчисленное множество породъ, какъ и остальныхъ кольчатыхъ, суставчатыхъ. Жителямъ морскихъ береговъ очень хорошо извѣстна напримѣръ МОРСКАЯ ГЛИСТА которая бываетъ длиною почти въ полъ-аршина; ногъ у нея нѣтъ; вмѣсто нихъ волоски на всемъ тѣлѣ, пучками; между этими волосками почти во всю длину тѣла помѣщаются жабры или дыхательный снарядъ животнаго.

ЛАОДИЦЕЯ — тоже родъ морской глисты, только гораздо больше; а въ европейскихъ моряхъ водится толстый червякъ, замѣчательный чрезвычайнымъ богатствомъ красокъ, и называемый МОРСКОЮ МЫШЬЮ. Шишечки, на которыхъ ростутъ у него волоски, служащіе вмѣсто ногъ, золотистаго цвѣта, а верхняя часть тѣла зеленая съ чудеснымъ розовымъ отливомъ.

Піявка, о которой мы говорили на 34 страницѣ, также принадлежитъ къ классу кольцовыхъ червей; всякій знаетъ какъ полезно человѣку это животное, многимъ изъ насъ вѣрно случалось быть обязанными спасеніемъ жизни піявкѣ, которая высасываетъ изъ больнаго тѣла нашего лишнюю кровь. Любопытно, что яичко, которое несетъ піявка, сначала бываетъ съ булавочную головку, не больше; мало по малу яичко это ростетъ и становится точно такой величины, какое нарисовано здѣсь. Скорлупа этого яичка мягкая, довольно прозрачная, такъ что ежели всмотрѣться хорошенько, то легко можно примѣтить въ ней нѣсколько моледенькихъ піявокъ, которыя одна за другою выводятся изъ болѣе мелкихъ яичекъ, заключенныхъ въ одной общей оболочкѣ. По мѣрѣ того, какъ піявки выростаютъ, онѣ выходятъ не волю, и пускаются плавать въ прудѣ, гдѣ родились.

Изумительно разнообразіе, которое замѣчаемъ мы между животными кольчатыми. Здѣсь мы видимъ и чрезвычайно красивую бабочку, съ блестящими крылушками, и отвратительнаго, ядовитаго скорпіона, и ротифера (стр. 35.), величиною въ тысячу разъ менѣе булавочной головки, и тенію или солитера, который бываетъ иногда аршинъ во сто и даже болѣе длины. Отдѣленіе животныхъ кольчатыхъ составляютъ мухи, бабочки, піявки, раки, комары, пауки, глисты, гомары, ротиферы, крабы, скорпіоны, жуки, жужелицы, различнаго вида, различныхъ нравовъ, различнаго образа жизни и до такой степени разнообразныя, что воображеніе становится въ тупикъ передъ безконечною премудростью Создавшаго все это.

ЕСТЕСТВЕННАЯ ИСТОРІЯ ЖИВОТНЫХЪ.

ОТДѢЛЕНІЕ ЖИВОТНЫХЪ

МЯГКОТѢЛЫХЪ и ЖИВОТНО-РАСТѢНІЙ

Мягкотѣлыя и Животно-растѣнія.

Еще два огромныя отдѣленія животныхъ чрезвычайно любопытныхъ, но понижающихся на ступеняхъ совершенства организмовъ, составляютъ постепенный и незамѣтный переходъ отъ животныхъ къ растѣніямъ.

У мягкотѣлыхъ, точно такъ же, какъ и у кольчатыхъ, нѣтъ внутренняго скелета; но у нихъ нѣтъ и внѣшняго скелета, раздѣленнаго на кольца. Тѣло у иныхъ голое, у другихъ покрыто раковиной; отъ этого движенія ихъ медленны и неопредѣленны; у иныхъ есть длинныя, гибкія приставки для движенія, но большая часть передвигается съ мѣста на мѣсто ползкомъ, съ удивительною медленностью; если же такія приставки и есть, то онѣ помѣщаются около одного мѣста, пучкомъ, а не вдоль тѣла и не попарно, какъ напр. у животныхъ кольчатыхъ. Большею частію мягкая кожа мягкотѣлыхъ покрыта еще раковиной, иногда двустворчатой, какъ у устрицы, иногда одностворчатой, завиткомъ, какъ напр. у нашей обыкновенной болотки. Кровь у нихъ у всѣхъ безцвѣтная, или немножко синеватая: дышатъ изъ нихъ иныя сосудами, похожими на легкія, иныя просто жабрами.

На 37-й страницѣ мы дали рисунокъ пульны или осьминога. Почти одного съ нимъ рода другое животное, которое водится въ Средиземномъ и въ другихъ моряхъ, СЕПІА или чернильная рыба. Пульпа и сепіа чрезвычайно прожорливыя, жестокія и отвратительныя животныя; они очень проворны и уничтожаютъ множество рыбы. Сепіа отличается тѣмъ, что въ тѣлѣ ея отдѣляется особенная черная жидкость, которою она окрашиваетъ морскую воду, когда хочетъ спастись отъ преслѣдованія непріятеля. Изъ этой жидкости Китайцы дѣлаютъ свои чернила, а у насъ приготовляется очень хорошая краска. Настоящая пульпа — животное отвратительное, котораго боятся даже самые большіе раки и крупныя рыбы. Пульпа захватываетъ добычу своими длинными руками, присасывается къ ней, пробиваетъ своимъ острымъ клювомъ, и пожираетъ. Кромѣ чрезвычайно жесткихъ челюстей, во рту у нея еще нѣсколько рядовъ острыхъ зубовъ, такъ что она легко пережевываетъ жесткую скорлупу рака.

Почти такого же рода животное, только поменьше пульны, живетъ въ красивой и блестящей раковинѣ, называемой АРГОНАВТОМЪ. Встарину объ аргонавтѣ естествоиспытатели разсказывали множество чудесъ: говорили, будто животное это плаваетъ въ своей раковинѣ, какъ въ лодкѣ, гребетъ шестью своими ногами, а двумя остальными правитъ точно парусами; будто такимъ образомъ аргонавтъ переплываетъ большія пространства моря, а въ случаѣ опасности прячется весь въ свою раковину, опрокидывается съ нею, наливается водою и опускается на дно моря. Это не совсѣмъ правда, потому что животное аргонавта живетъ не въ своей раковинѣ, а въ чужой, и ничѣмъ къ ней не прикрѣплено. Оно завоевываетъ себѣ эту раковину, съѣдаетъ ея природнаго владѣльца и поселяется въ ней самовольно; свои длинныя руки она выставляетъ за тѣмъ, чтобы удержать подъ собой свою легкую лодочку, а также и затѣмъ, чтобы захватывать добычу, которая попадется подъ руку.

Раковинъ безчисленное множество различныхъ родовъ, и между ними особенно любопытна для насъ перламутровая раковина, которая даетъ красивое, разноцвѣтное съ радужными отливами вещество, называемое перламутромъ.

Какъ жаль, что мы не можемъ дать нашимъ читателямъ всѣхъ этихъ картинокъ, нарисованныхъ гораздо лучше и раскрашенныхъ, потому что вся прелесть, вся дивная красота раковинъ заключается именно въ ихъ роскошныхъ краскахъ, въ великолѣпныхъ переливахъ цвѣтовъ. Всѣ возможные цвѣта и всѣ самыя неожиданныя соединенія красокъ встрѣчаются въ этихъ раковинахъ, изъ которыхъ мы скажемъ нѣсколько словъ только о нѣкоторыхъ.

Раковина-деньги, нарисованная у насъ на 361 страницѣ, замѣчательна тѣмъ, что въ Африкѣ и въ Остъ-Индіи, у дикихъ народовъ, которые не имѣютъ еще своей монеты, она ходитъ вмѣсто денегъ; но конечино цѣна ея не высока, и едва только, можетъ быть, равняется цѣнѣ нашихъ мѣдныхъ денегъ.

Тритоновъ рогъ (на той же страницѣ), называется такъ потому, что древніе Греки и Римляне изображали своихъ Тритоновъ, которые были ни что иное, какъ мелкія морскія божества, трубящими въ такія раковины.

Устрица, не совсѣмъ хорошо нарисованная у насъ на 366 страницѣ, составляетъ очень значительный предметъ торговли. Раннею весною къ намъ въ, Петербургъ привозятъ на корабляхъ множество устрицъ, выловленныхъ въ Нѣмецкомъ морѣ и въ Ламаншѣ. Любители ѣдятъ слизней, заключенныхъ въ двустворчатой раковинѣ, глотая ихъ цѣликомъ и обливъ сначала лимоннымъ сокомъ. Ловля утрицъ строго запрещена въ Маѣ, Іюнѣ, Іюлѣ и Августѣ, когда животныя эти мечутъ свою икру; впрочемъ тогда онѣ бываютъ вовсе не вкусны и даже, говорятъ, вредны. Такимъ образомъ ловля устрицъ начинается съ Сентября и кончается въ Апрѣлѣ. Для ловли употребляютъ большую желѣзную изогнутую лопату, снабженную кожанымъ мѣшкомъ, или сѣтью. Веревкой лопата эта привязывается къ лодкѣ, которая плыветъ на парусахъ, и тащитъ за собою лопатку, которая огребаетъ съ морскаго дна устрицъ. Такимъ способомъ можно выловить отъ тысячи до тысячи двухъ сотъ устрицъ за одинъ разъ. Устрица становится вкусна только черезъ нѣсколько времени послѣ того, какъ вынута изъ моря; по этому передъ продажей устрицъ держатъ обыкновенно нѣсколько дней въ особо устроенныхъ садкахъ, соединенныхъ небольшими каналами съ моремъ. Въ этихъ садкахъ устрица получаетъ и пріятный вкусъ, и свѣтло-зеленоватый цвѣтъ, который такъ высоко цѣнится любителями.

Жемчужная раковина замѣчательна странною болѣзнью, отъ которой внутри ея дѣлаются твердые, круглые наросты, большіе и маленькіе. Наросты эти ничто иное, какъ жемчугъ, который считается однимъ изъ самыхъ дорогихъ украшеній дамскаго наряда. Жемчугъ попадается въ очень многихъ раковинахъ, только не во всѣхъ онъ одинаково хорошъ; лучшимъ считается жемчугъ восточный, который вынимается изъ раковинъ, живущихъ въ Индѣйскомъ морѣ. Ловля этихъ раковинъ бываетъ опасна ловцамъ: они опускаются въ море на веревкѣ и достигнувъ дна, торопятся набрать въ мѣшокъ, котодый берутъ съ собою, какъ можно больше раковинъ. Случается, что ловецъ захочетъ больше, нежели можно, и захлебнется, не успѣвъ вынырнуть на поверхность моря; случается также, что прожорливая акула оторветъ ногу или даже голову тому смѣльчаку, который надѣялся, можетъ быть, черезъ нѣсколько минутъ разбогатѣть отъ удачной ловли.

Переходимъ наконецъ къ животно-растѣніямъ, которыхъ жизнь такъ бѣдна, такъ незамѣтна и ничтожна, что естествоиспытатели долгое время не знали есть-ли у нихъ въ самомъ дѣлѣ та жизнь, которою живутъ животныя?

Мы говорили уже о звѣздчаткѣ, (стр. 4.), о гидрѣ (стр. 5.), о кораллѣ (стр. 6.), о голотуріи, о медузѣ, о ризостомѣ, о полипѣ изъ роду кориліофилій, о коралловомъ полипѣ, объ актиніи, объ инфузоріяхъ и о губкахъ (стр. 39,40 и 41). Все это животно-растѣнія, которыхъ движеніе едва замѣтно въ хорошій микроскопъ, а простымъ глазомъ такъ и вовсе не видно.

У полиповъ, которые образуютъ собою кораллы, тѣло совершенно круглое, точно такого устройства, какъ палецъ перчатки, съ однимъ отверзтіемъ вмѣсто рта и съ нѣсколькими гибкими приставками, для того, чтобы ими ловить добычу, которую несетъ мимо ихъ текучая вода. Нижняя часть полипа устроена такъ, что ею животному суждено прилѣпляться къ какому нибудь постороннему тѣлу и жить на немъ неподвижно; оболочка его мало по малу твердѣетъ, такъ что около него образуется роговое или известковое возвышеніе. Вскорѣ возлѣ него является другой полипъ, точно такой-же какъ онъ самъ; колонія эта мало по малу размножается, наростающія прибавки коралловаго вещества какъ будто пускаютъ вѣтви, и вотъ наконецъ образуется великолѣпный кустарникъ, красный, роскошно-вѣтвистый. Въ Южномъ океанѣ мореплаватели часто встрѣчаютъ цѣлые острова, поднявшіеся съ морскаго дна и поднимавшіеся вѣроятно нѣсколько столѣтій; много нужно было полиповъ, и много времени нужно было, чтобы скопилось множество коралловыхъ стволовъ, на нихъ такое же множество другихъ стволовъ, на нихъ еще и еще, а между тѣмъ волны морскія наносили песку, разныхъ нечистотъ, а между тѣмъ полипы размножались, и вотъ наконецъ изъ моря высовывалась подводная скала, образовавшаяся изъ остатковъ безчисленнаго множества милліоновъ мельчайшихъ животныхъ.

А теперь, ежели сравнимъ жизнь этого ничтожнаго, непримѣтнаго животнаго, полипа, съ нашею, богатою чувствами и наслажденіями жизнью, то чья душа не вознесется къ Тому, Кто вдохнулъ въ насъ дыханіе жизни и съ ней частицу Своей Божественности? Ежели припомнить всѣхъ тѣхъ животныхъ, о которыхъ мы говорили въ этой коротенькой книгѣ (а мы могли упомянуть развѣ только объ одной тысячной части всѣхъ животныхъ, существующихъ на свѣтѣ,), то чей умъ не будетъ пораженъ чрезвычайнымъ разнообразіемъ и удивительною пользою всѣхъ этихъ животныхъ? Всѣ они созданы для человѣка, каждое изъ нихъ приноситъ пользу, иногда для насъ сокрытую по волѣ Провидѣнія, но пользу несомнѣнную, потому что Благость Творца не дозволила-бы существовать ничему, что безполезно. Самый гордый умъ и самая необузданная самонадѣянность смиряются при подробномъ разсмотрѣніи всѣхъ чудесъ природы, изъ которыхъ человѣку едва-ли извѣстна и одна милліонная доля!

КОНЕЦЪ.