Елизаветинское художество.
правитьВыставки, подобныя «Выставкѣ Ломоносовъ и Елизаветинское время», устраиваются у насъ только въ самое послѣднее время, а настоящая, въ смыслѣ попытки всесторонне характеризовать извѣстную эпоху, является даже первой. Художественный и научный интересъ ея сливается съ наглядно историческимъ и можетъ быть цѣлые томы изслѣдованій не дадутъ извѣстнаго представленія столь ярко, какъ ея обзоръ. Огромный трудъ собиранія, положенный на устройство выставки Академіей наукъ, тонкій вкусъ и удивительныя художественныя познанія такихъ лицъ, привлеченныхъ къ устройству, какъ Александръ Н. Бенуа, комиссаръ выставки бар. Н. Н. Врангель, архитекторъ ея Н. Е. Лансере и др., дали въ результатѣ нѣчто вполнѣ цѣнное, передачу самого аромата эпохи.
Разумѣется, гордость ея великій русскій ученый и человѣкъ, по поводу 200-лѣтняго юбилея котораго устроена и вся выставка, обнимавшій чутьемъ не всѣ сферы тогдашней духовной жизни, почти безпримѣрный у насъ образецъ огромной широты умственныхъ и духовныхъ интересовъ, проявлявшій изумительныя способности въ самыхъ разнообразныхъ областяхъ науки, искусства, техники. И можетъ быть, мы все еще повинны въ томъ, что проявляемъ недостаточно восторга и умиленія передъ русскимъ Леонардо-да-Винчи, какъ его назвалъ Александръ Бенуа. Конечно, все, что было собрано въ послѣдней комнатѣ выставки направо, всѣ вещи принадлежавшія великому ученому, наглядные результаты его ученыхъ и художественныхъ трудовъ, должны стать реликвіями, должны образовать особый музей.
Но эпоха, въ которую жилъ Ломоносовъ, была интереснѣйшей и еще мало оцѣненной эпохой въ Русской исторіи и его юбилейная выставка оказалась юбилейной выставкой всей эпохи. То, что при Петрѣ дѣлалось, болѣе или менѣе, насильственно, здѣсь какъ бы расцвѣтало само собой. Какъ бы впервые пускались корни русской культуры, жизни и художества, уже органически сплетенные съ европейскими корнями. Вкусъ явился результатомъ не переимчивости, тѣмъ болѣе насильственнаго насажденія, а какъ бы самобытнаго чутья и пониманія.
Замѣчательно, что выставка во всемъ своемъ цѣломъ прежде всего — художественная. Отпечатокъ своеобразнаго художества эпохи чувствуется рѣшительно во всѣхъ ея отдѣлахъ. Недаромъ устроителями такъ правильно была понята необходимость общаго декорированія, превращенія академическихъ залъ въ залы Елизаветинскаго дворца. Декоративность и нарядность барокко была внѣшнимъ отпечаткомъ всей эпохи, своеобразно проникнувъ даже въ народное искусство. И сейчасъ общее стильное изящество обстановки, жизненнаго обихода такъ своеобразно на фонѣ грубости и некультурности, далеко еще не исчезнувшихъ пережитковъ допетровскаго варварства. И нельзя думать, какъ думали, еще недавно, что Россію въ то время наряжали иностранные художники подобно тому, какъ аристократическій портной наряжаетъ грубаго мѣщанина. Именно не чувствуется этой внѣшней наряженности, а наоборотъ, всюду своеобразная мѣрка, прикинутая къ чужой полюбившейся модѣ.
Уже при входѣ на выставку удивительно эффектно символизировалась пышность эпохи раззолоченной съ цвѣтами каретой, подаренной Фридрихомъ Великимъ Императрицѣ Елизаветѣ, хрустальными люстрами, краснымъ сукномъ, устилавшимъ полъ и ступени лѣстницъ. Подлинное художество чуть-ли не въ каждомъ предметѣ военнаго отдѣла, въ украшеніяхъ рукоятокъ шпагъ, барабановъ, ружейныхъ прикладовъ, въ рельефахъ гренадерокъ, въ пушкахъ съ серебряной чеканкой, при чемъ и ружья и нѣкоторыя пушки вполнѣ русскаго тульскаго издѣлія. Появились уже и прекрасные русскіе медальеры, съ работами которыхъ можно было познакомиться въ богатомъ нумизматическомъ отдѣлѣ. Особенно художественно стояло книжное дѣло, издательство, ничтожное сравнительно количественно и столь привлекательное качественно. Шрифты, украшенія, переплеты съ тисненіемъ, удивительно красивыя обложки съ золотомъ и цвѣтами, особенно въ кіевскихъ изданіяхъ, совершенно лишены рыночнаго характера современной книги, такъ же, какъ художественные орнаменты указовъ, грамотъ, въ родѣ, напр., грамоты на дворянское достоинство Волкову, и пр. Красиво и остроумно декорированная библіотека съ плафономъ Лагрене — одна изъ очень привлекательныхъ комнатъ на выставкѣ. Книга не была еще общимъ достояніемъ и можетъ быть потому все еще прилагалась такая забота объ ея внѣшности, какъ и въ до-Петровскую эпоху въ старинныхъ рукописяхъ и манускриптахъ. Насколько была художественна обстановка того времени, почти всѣ предметы домашняго обихода, наглядно свидѣтельствовалъ небольшой, но очень характерно и удачно подобранный бытовой отдѣлъ. Какой-то веселой нарядностью вѣетъ отъ сочныхъ, рельефныхъ извивовъ, прихотливыхъ несимметричныхъ формъ стиля, въ которомъ такое отсутствіе скучнаго и однообразнаго. Удивительное по наглядности тронное кресло Императрицы, синій съ золотомъ буфетъ, рамки зеркалъ, образцы матерій, особенно парчи, фарфоръ, серебро, финифтяныя издѣлія, рѣзьба изъ моржовой кости — всюду отпечатокъ любовной художественной работы. А въ витринѣ съ табакерками и мелкими предметами сплошь собраніе маленькихъ художественныхъ сокровищъ, съ которыми по вкусу, художественности работы даже и приблизительно не могутъ равняться аналогичныя современныя издѣлія. Пышность, нарядность и богатство совершенно особеннымъ образомъ сказались и на украшеніяхъ церквей, на предметахъ церковнаго обихода. Богатство сочной золотой лѣпки, игривость завитковъ, толстенькіе амуры, превратившіеся здѣсь въ ангелочковъ, все это иногда прямо курьезно проникло въ церкви того времени. Къ Елизаветинскому времени относятся самыя огромныя и тяжелыя Евангелія въ богатѣйшихъ окладахъ, украшенныхъ драгоцѣнными камнями и жемчугомъ, массивные подсвѣчники и паникадила. А секретъ удивительной художественной, мягкой и тонкой чеканки въ образцахъ бывшихъ на выставкѣ чашъ, сосудовъ, вѣнцовъ, окладовъ иконъ кажется совершенно утеряннымъ въ современномъ механическомъ производствѣ. Все та же художественность именно самой техники, которая такъ характерна въ народномъ и старинномъ производствѣ вообще. Но самое яркое, дожившее до нашихъ дней и сейчасъ еще популярное — «растрелліевскій стиль», которымъ такъ удивительно запечатлѣна вся архитектура эпохи на русской почвѣ. Царствованіе Елизаветы было царствованіемъ Растрелли въ русскомъ художествѣ. Такъ же, какъ именемъ Ломоносова, именемъ Растрелли можетъ гордиться Россія, ибо, несмотря на иностранное происхожденіе, онъ былъ несомнѣнно русскимъ художникомъ. И не даромъ имя Растрелли до сихъ поръ еще такъ популярно въ самыхъ глухихъ углахъ Россіи, что ему часто приписываются самыя разнообразныя постройки XVIII в. Бросающаяся въ глаза оригинальность стиля полюбилась и на всегда тѣсно связана съ именемъ художника, думается, слишкомъ еще мало европейски оцѣненнаго. Смольный монастырь, не говоря уже о его сказочной модели, одно изъ самыхъ прекрасныхъ художественныхъ произведеній въ Россіи, одинъ изъ самыхъ оригинальныхъ образцовъ общеевропейскаго искусства. Чуть-ли не общее мѣсто еще недавнихъ лекцій по исторіи искусствъ — признаніе упадочности стиля рококо, а между тѣмъ, развѣ въ такой постройкѣ, какъ Смольный монастырь, наряду съ общимъ страннымъ характеромъ всѣхъ Растрелліевскихъ построекъ — соединеніемъ нарядности съ нѣкоторой траурностью, не чувствуется при удивительной художественной выразительности строгость пропорцій, сочетаній массъ въ орнаментикой? То же самое во всѣхъ Растрелліевскихъ дворцахъ и церквахъ, напр. Кіевскомъ Андреевскомъ соборѣ, которые такъ же популярны сейчасъ, какъ кубическіе храмы Владиміро-Суздальскаго періода, какъ шатровыя колокольни XVII вѣка. Также популярны и уцѣлѣвшая мѣстами растрелліевская отдѣлка комнатъ, иконостасы въ растрелліевскомъ стилѣ, столь иногда оригинально сочетающіеся съ общимъ характеромъ до-Петровской архитектуры храмовъ.
Конечно, и чисто декоративная живопись (роспись комнаты и пр.) согласовалась съ характеромъ архитектуры, но живопись станковая — пожалуй наименѣе интересное въ области Елизаветинскаго художества вообще. Правда, на выставкѣ она не исчерпывалась довольно многочисленными портретами и картинами, въ большинствѣ конечно драгоцѣнными въ историческомъ, бытовомъ и иконографическомъ смыслѣ. Русско-европейская живопись тогда только еще зарождалась и изъ подлинно русскихъ художниковъ можно назвать только Антропова, И. Аргунова, Иконникова, начинавшаго тогда Рокотова, нѣкоторыхъ русскихъ граверовъ съ Чемесовымъ въ главѣ, предтечѣ удивительныхъ русскихъ портретистовъ конца XVIII в. Мѣняется и увы! не къ лучшему характеръ иконописи, стѣнныхъ церковныхъ росписей, гдѣ все болѣе и болѣе сказываются западно-европейскіе образцы и формы. Исчезаетъ строгій стиль рисунка древней иконописи, декоративная прелесть сочетаній яркихъ красокъ. На выставкѣ, впрочемъ, были любопытные образцы иконописи того времени, напр. икона, изображающая бракъ въ Канѣ Галилейской, гдѣ какъ бы переходъ отъ иконописи къ живописи. Совсѣмъ уже не иконописный характеръ фигуръ, но еще иконописныя краски и отчасти композиція. Художники, учившіеся у иностранцевъ, очевидно уже не имѣли никакого вкуса къ иконописи, вѣроятно считали ее варварствомъ. Мы, конечно, очень обязаны этимъ иностраннымъ мастерамъ, каковы напр. въ Елизаветинское время (и нѣсколько ранѣе) Караваккъ, Токэ, гр. Ротари, Эриксенъ, Гроотъ, скульпторъ Н. Жилле и др. Они не только насадили у насъ европейскую живопись и дали рядъ драгоцѣнныхъ сейчасъ изображеній историческихъ и бытовыхъ фигуръ, обстановки, жизни, но и оставили въ Россіи художественныя произведенія, обще-цѣнныя и обще-характерныя для всей эпохи. Таковы напр. на выставкѣ очаровательный портретъ дѣвочекъ — цесаревенъ Елизаветы и Анны раб. Каравакка, очень изящный, хотя и надо думать, сильно прикрашенный портретъ императрицы Елизаветы Эриксена, портреты Рослэна, скульптурные бюсты Шуваловыхъ раб. Жилле и многое другое. Справедливо на выставкѣ была отведена центральная парадная комната Императрицѣ, ея многочисленнымъ изображеніямъ и принадлежавшимъ ей предметамъ. Геніальная воспріимчивость къ новымъ формамъ ея отца несомнѣнно была унаслѣдована ею въ отношеніи къ «искусствамъ, наукамъ». Разумѣется, корни Петровскихъ реформъ не могли засохнуть. Основаніе Московскаго университета, Академіи Худодожествъ, дѣятельность Академіи Наукъ, столь блестяще выразившаяся въ Ломоносовѣ, были ихъ естественными побѣгами. Но «дщерь Петрова» въ своихъ начинаніяхъ, даже въ веселомъ образѣ жизни, гдѣ такъ оригинально сочетались «русскіе вкусы» съ версальскимъ блескомъ, шла не по инерціи, слѣдовала не только модѣ, а и вполнѣ личнымъ художественнымъ воспріятіямъ и запросамъ. Такъ рисуется она и современниками, такъ высматриваетъ и на портретахъ — русской красавицей, одаренной европейскимъ вкусомъ., весь ея образъ жизни, всѣ окружавшіе ее предметы и больше всего, конечно, созданіе такого художественнаго шедевра, какъ «Царское село», говорятъ объ этомъ вкусѣ.
Но едва ли бы вся эпоха представлялась такой привлекательной и интересной, если бы объяснять ея обликъ вкусами отдѣльныхъ лицъ, «примѣромъ двора», вліяніемъ нахлынувшихъ иностранцевъ и проч. Не сказалась ли здѣсь впервые особенно ярко послѣ византійской замкнутости и отрѣзанности характернѣйшая русская черта — русская воспріимчивость вообще и ко всемірному художеству въ частности?
Согласимся, что иностранные мастера льстили въ своихъ портретахъ русскимъ вельможамъ. Но не поразительны ли все-таки эти, пусть сильно прикрашенные, щеголи въ красивыхъ камзолахъ и парикахъ часто съ очень тонкими лицами при сравненіи съ совсѣмъ еще недавними иконописными изображеніями ихъ предковъ въ самомъ концѣ XVII ст.? Давно ли царилъ древній русскій стиль въ архитектурѣ, иконописи, достигшей такого огромного художественнаго расцвѣта при Алексѣѣ Михайловичѣ, въ костюмахъ, бытѣ, давно ли казались совершенно ненарушимыми извѣстные каконы. И вотъ русскій человѣкъ чувствуетъ себя какъ дома въ нарядныхъ свѣтлыхъ растрелліевскихъ церквахъ, даже въ захолустьяхъ выдѣлываются и ставятся «елизаветинскіе иконостасы». Поразительнѣй всего то, что завитки, капризныя формы стиля очень быстро проникаютъ въ народное искусство и долго живутъ тамъ. И въ чисто русскихъ издѣліяхъ того времени чувствуется не грубое и внѣшнее подражаніе, а именно художническое любованіе. Въ разныхъ областяхъ объявляются свои оттѣнки. На выставкѣ была своеобразная красивая малороссійская комната съ своимъ особеннымъ узоромъ, красками въ живописи, издѣліяхъ, украшеніяхъ. И это южное художество совсѣмъ иного характера, чѣмъ сѣверное напр. художество извѣстной Выгорѣцкой старообрядческой области въ Повѣнецкомъ уѣздѣ Олонецкой губерніи, гдѣ выработалась своеобразная школа иконописи, картинъ, украшеній, письма. И не изумительно ли, что и сюда, гдѣ, казалось бы, должны особенно храниться завѣты церковнаго художества, проникаютъ новыя формы и такъ курьезно смѣшиваясь со старыми, сказываются въ нѣкоторыхъ картинахъ, обрамленіяхъ? Новыя формы принимаются свободно, облюбовываются такъ же, какъ свои русскія, исконныя, и своеобразно передѣлываются. Но не даромъ на интереснѣйшихъ рисункахъ и гравюрахъ, изображающихъ многіе русскіе и сибирскіе города въ Елизаветинское время, обликъ этихъ городовъ часто совершенно до-Петровскій. Во многихъ захолустьяхъ въ полной неприкосновенности долго еще доживали формы до-Петровской Руси и въ художествѣ и въ бытѣ. Еще въ 90 гг. прошлаго столѣтія почетныя гражданки города Торопца встрѣчали Вел. Кн. Владиміра Александровича, проѣзжавшаго черезъ городъ, въ старинныхъ до Петровскихъ костюмахъ. Весь художественный букетъ Елизаветинской эпохи удивителенъ этими яркими сочетаніями стараго и новаго. Старое не преслѣдовалось указами, не уничтожалось насильственно и отнюдь не умирало, но продолжало жить или вполнѣ самобытно, или своеобразно претворяясь въ новомъ. Остался общій характеръ русской иконы, но въ чеканкѣ ризъ, окладовъ такъ надолго были облюбованы совершенно новыя формы узора. Чудесный рисунокъ французской парчи такъ характерно -подошелъ къ русскимъ облаченіямъ. Европеецъ Растрелли создалъ удивительныя формы русскихъ церквей, столь непохожихъ на до-Петровскія, отнюдь не отступивъ отъ древнихъ каноническихъ основъ ихъ плана и характера (пятиславія, отдѣльныхъ колоколенъ и пр.)
Еще недавно просто отмахивались отъ древнерусскаго искусства, признавая его или варварскимъ или неоригинальнымъ. Но сейчасъ утонченность, завершенность и своеобразность многихъ его формъ несомнѣнны. Произошло не насильственное унижчтоженіе, а отчасти, какъ во всемірной исторіи искусства вообще, или естественное умираніе вслѣдствіе завершенности, или претвореніе въ новое и созданіе новаго вслѣдствіе сліянія съ новыми западными формами и ихъ своеобразнаго усвоенія. Этотъ интереснѣйшій моментъ и отразился очень ярко въ искусствѣ Елизаветинской эпохи, за широкое наглядное демонстрированіе котораго мы такъ обязаны устроителямъ замѣчательной выставки. Своеобразность этого русско-европейскаго искусства, совершенно исключительныя его явленія въ родѣ «растрелліевскаго стиля», возможность неожиданныхъ сопоставленій и выводовъ, думается, даютъ, правильнѣе сказать, дадутъ очень цѣнный и свѣжій матеріалъ для страницъ исторіи общеевропейскаго искусства.