Политическое Обозрѣніе.
правитьЕвропа въ 1880 году.
правитьДо второй половины текущаго столѣтія, большинство европейскимъ государственныхъ дѣятелей не признавало значенія принципа, «національностей». Преслѣдуя династическіе и государственные интересы, правительства рѣдко принимали въ разсчетъ стремленіе народныхъ желаній и народной воли и не ставили условіемъ могущества государства единство народностей, входящихъ въ его составъ. Вотъ почему такъ часто приходится видѣть въ исторіи, что несвязанныя національнымъ единствомъ обширныя монархіи, искусственно созданныя геніемъ одного или нѣсколькихъ лицъ, легко распадались.
Сознаніе необходимости руководствоваться принципомъ «національностей» при рѣшеніи судебъ народовъ, начало проникать въ общество еще въ прошедшемъ столѣтіи, но потребовались десятки лѣтъ прежде", чѣмъ значеніе его признали правительства. Тѣмъ не менѣе и теперь многія государства, не смотря на уроки исторіи, считаютъ не только возможнымъ, но даже полезнымъ нарушить этотъ принципъ и, по всей вѣроятности, пройдутъ еще годы прежде, чѣмъ государственные люди Европы убѣдятся въ несостоятельности подобной политики.
Признавъ основательность желанія каждаго народа соединиться въ одно цѣлое (въ какой бы формѣ это соединеніе не произошло — федеративной или какой другой) и de jure право всякой націи располагать своею судьбою, Европа установила бы принципъ, обезпечивающій дальнѣйшее развитіе человѣчества. Но не далека еще отъ насъ та эпоха и живы еще современники ея, когда націи раздроблялись или насильственно соединялись въ интересахъ, совершенно чуждыхъ для нихъ государствъ; державы, прибѣгавшія къ подобнымъ насиліямъ, не понимали, что дѣйствуютъ въ ущербъ своимъ собственнымъ выгодамъ и спокойствію Европы. — Вѣнскій конгрессъ можетъ служить этому однимъ изъ лучшихъ примѣровъ.
Политическое раздѣленіе Европы, установленное этимъ конгрессомъ, не существуетъ, и можно удивляться только, какъ искусственное зданіе, построенное въ 1815 году, могло продержаться почти полстолѣтія. Только страху, внушенному континентальнымъ правительствамъ французскою революціею, видѣвшимъ задатки ея во всякой перемѣнѣ политическаго строя, обязанъ этотъ трактатъ своимъ продолжительнымъ существованіемъ. Первая французская революція сдѣлала европейскія правительства болѣе консервативными, чѣмъ того требовали ихъ собственные интересы.
Съ возшествіемъ на престолъ Наполеона III, дальнѣйшее поддержаніе Вѣнскаго трактата оказалось немыслимымъ. — Италіянская война и Цюрихскій договоръ разрушили одну изъ его существенныхъ частей; слѣдовавшій за Цюрихскимъ Пражскій, Франкфуртскій и Берлинскій договоры совершенно измѣнили карту Европы; но должно отдать справедливость первому изъ нихъ, что онъ составленъ несравненно раціональнѣе трехъ остальныхъ, такъ какъ въ основаніе его, дѣйствительно, положенъ принципъ «національностей», и при заключеніи его сообразовались съ народною волею. Политическое раздѣленіе Европы, установленное послѣдними тремя трактатами не долговѣчно, тогда какъ созданная Цюрихскимъ[1] договоромъ Италія всегда останется сильнымъ я вполнѣ самостоятельнымъ государствомъ.
Въ настоящее время, какъ внѣшняя, такъ и отчасти внутренняя жизнь европейскихъ государствъ находится въ зависимости отъ того положенія, которое создано, заключенными въ послѣдніе 20 лѣтъ, четырьмя трактатами. Поэтому-то, чтобы вполнѣ уяснить себѣ общее положеніе дѣлъ въ Европѣ, необходимо прослѣдить тѣ явленія, которыя, болѣе или менѣе, обусловливались этими трактатами какъ во внѣшней, такъ и во внутренней жизни народовъ.
Послѣ понесеннаго Австріей" въ 1859 г. пораженія, объединеніе Италіи стало вопросомъ времени, и всѣ усилія итальянскаго народа были направлены къ скорѣйшему достиженію этого объединенія. — Осенью 1859 г., избранныя всеобщею подачею голосовъ палаты представителей въ Моденѣ, Пармѣ и Флоренціи постановляютъ соединеніе герцогствъ съ Сардиніею и низложеніе царствовавшихъ домовъ. Весною 1860 г., Піемонтъ скрѣпляетъ рѣшеніе этихъ палатъ. Вслѣдъ за тѣмъ Гарибальди безъ боя овладѣваетъ Неаполемъ. Часть Папской области переходитъ въ руки патріотовъ. Плебисцитъ, къ которому обращается сардинское правительство, ярко свидѣтельствуетъ, что сознаніе необходимости объединенія, именно въ данныхъ условіяхъ, уже глубоко проникло въ итальянскій народъ. Вся южная Италія почти единогласно высказалась за соединеніе съ Піемонтомъ.
Мы видимъ за это время полное сближеніе между политическими партіями и искреннюю преданность народа главѣ государства. Викторъ Эммануилъ, Кавуръ и Гарибальди были самые популярные люди въ Италіи.
Занятые созданіемъ государства, итальянцы уклоняются отъ всякой активной роли въ возбуждающихся въ Европѣ политическихъ вопросахъ. Во внутренней же жизни молодаго королевства также замѣтно, за этотъ періодъ времени, спокойствіе, — всѣ партіи сблизились въ виду необходимости главной цѣли — объединенія отечества.
Франція, первая подавшая помощь Италіи, могла приготовить въ ней себѣ серьезнаго и вѣрнаго союзника, но Наполеону не удалось извлечь выгоды изъ Итальянской компаніи.
Извѣстно, какое тяжелое впечатлѣніе произвело на. итальянцевъ принятое въ 1859 г. Наполеономъ, остановленнымъ на границахъ Венеціанской области готовившеюся противъ него коалиціею, рѣшеніе оставить эту область во власти Австрійцевъ. Не удивительно, слѣдовательно, что предложеніе германскаго канцлера, заключить наступательный и оборонительный союзъ, сочувственно было встрѣчено правительствомъ Виктора Эммануила. Но насколько еще слаба была въ то время Италія, свидѣтельствуютъ результаты войны 1866 г. Разбитые яри Кустоццѣ, итальянцы были вынуждены принять Венецію изъ рукъ Наполеона. Подчиненіе подобному униженію объясняется только страстнымъ, хотя и вполнѣ естественнымъ, желаніемъ итальянцевъ объединенія и слабостію молодаго государства.
Съ 1866 до 1870 года въ жизни Италіи нельзя не замѣтить нѣкоторой перемѣны. Уклоняясь по-прежнему въ вопросахъ иностранной политики отъ всякой выдающейся роли въ Европѣ, во внутреннихъ своихъ дѣлахъ Италія начинаетъ выказывать большое оживленіе. Разъединеніе, партій выступаетъ все ярче и ярче. Обезпечивъ свое существованія и мало тревожимые внѣшними политическими вопросами, итальянцы начали обращать большее вниманіе на внутреннія дѣла. Въ виду общаго дѣла, смолкли всѣ раздоры; но прошли тяжелые дни и потребовалось свести домашніе счеты. — Въ общемъ же съ 1866 г. замѣчается почти постоянное движеніе въ Италіи справа налѣво.
Впрочемъ, до Франко-Прусской войны Италія была стѣснена еще сохранявшеюся въ Римѣ свѣтскою властію папы. Панскій престолъ ставилъ ее въ весьма щекотливое положеніе по отношенію къ нѣкоторымъ католическимъ державамъ и, въ особенности, къ Франціи, поддерживавшей свѣтскую власть намѣстника Петра. Такой политики Наполеона было послѣдствіемъ отчужденіе Италіи отъ Франціи, облегчившее Пруссіи достиженіе ея цѣлей. Передъ войною 1870 г., общественное мнѣніе въ Италія было, въ значительной степени, возбуждено противъ французскаго правительства. Могъ-ли же Викторъ Эммануилъ оказать поддержку своему, союзнику 1859 г., когда, только благодаря усиленію протестантской державы — Пруссіи, Римъ сдѣлался столицею Италіи?
Съ паденіемъ свѣтской власти папы, вопросъ объ объединеніи Италіи можно считать почти окончательно рѣшеннымъ. Съ этого времени всѣ усилія италіянцевъ могутъ быть направлены къ улучшенію внутренняго строя государства и пріобрѣтенію вліянія въ Европѣ.
Но именно послѣ того, какъ достигнута была главная цѣль, во внутренней жизни Италіи началъ сильно проявляться индифферентизмъ. Индифферентизмъ въ народѣ, — индифферентизмъ и въ палатѣ, гдѣ одна треть представителей народа постоянно отсутствуетъ. въ этомъ явленія нельзя однако усматривать признакъ упадка нація. Исторія показываетъ намъ въ жизни народовъ много примѣровъ, когда послѣ чрезмѣрнаго возбужденія и напряженія наступаетъ періодъ какой-то апатіи. Въ данномъ же случаѣ, апатичное отношеніе итальянцевъ къ своимъ дѣламъ отчасти обусловливается и тѣмъ, что созданное ими себѣ положеніе еще слишкомъ ново для народа и мало людей, серьезно подготовленныхъ къ то# дѣятельности, для которой открывается теперь широкое поле. Кромѣ того, неблагопріятнымъ условіемъ для Италія служитъ малое пониманіе парламентской жизни во многихъ округахъ этого молодого государства и вообще низкій уровень образованія народа.
Тѣмъ не менѣе едва-ли подлежитъ сомнѣнію, что въ непродолжительномъ времени Италія снова выкажетъ свои жизненныя силы, такъ макъ нѣтъ данныхъ, на основаніи которыхъ можно было было отнести итальянцевъ къ отжившимъ народностямъ.
Самая слабая сторона Италіи — это ея финансовое положеніе, и забота объ устраненіи финансовыхъ затрудненій отчасти отодвигаетъ всѣ другіе внутренніе вопросы на второй планъ. Долгъ итальянскаго королевства первоначально не превышалъ двухъ слишкомъ милліардовъ лиръ, но за послѣдніе двадцать лѣтъ увеличился въ нѣсколько разъ.
Выдающуюся роль, при возростаніи долга, игралъ хроническій дефицитъ итальянскаго бюджета. Въ настоящее время Италія платитъ ежегодно по своимъ долгамъ около восьмисотъ милліоновъ лиръ процентовъ. Естественно, что возростаніе государственнаго долга тяжело ложится на массу населенія. Налоги въ Италіи значительно возросли, но и источники доходовъ также увеличились[2]. Увеличеніе расходовъ объясняется, впрочемъ тѣми условіями, въ которыхъ прошло для Италіи послѣднее десятилѣтіе. Содержаніе многочисленной армія особенно обременяетъ государственный бюджетъ; но политическія обстоятельства Европы заставляютъ итальянское правительство держать ее въ ущербъ существеннымъ экономическимъ потребностямъ страны. Изъ 1400 милліоновъ ежегоднаго государственнаго дохода Италіи до 200 мил. ежегодно уходятъ на содержаніе войска; а, между тѣмъ, правительство не въ силахъ отмѣнить крайне непопулярный въ народѣ налогъ на помолъ, доставляющій не болѣе 60 милліоновъ лиръ, и лотерея, представляющія такое же, если не большее, зло въ итальянскомъ государственномъ бюджетѣ, какъ въ русскомъ акцизъ на вино.
Вообще экономическое положеніе Италіи оставляетъ Многаго желать, Но отвѣтственность за неудовлетворительность этого экономическаго положенія ни въ какомъ случаѣ не можетъ падать на политическія перепѣвы послѣднихъ лѣтъ; напротивъ, благодаря этимъ перемѣнамъ, государство спаслось отъ окончательнаго разоренія, такъ какъ при усиленныхъ вооруженіяхъ, начавшихся повсемѣстно въ Европѣ съ конца пятидесятыхъ годовъ и продолжающихся до настоящей минуты — при прежней своей раздробленности — итальянцы должны бы были принести за этотъ періодъ времени несравненно большія жертвы.
Насколько же дѣйствительно отвѣчаетъ потребностямъ народа положеніе, созданное Италіи событіями, слѣдовавшими за войною 1859 г., свидѣтельствуетъ составъ итальянскаго парламента, въ которомъ мы не видимъ того раздѣленія на мелкія фракціи, которое замѣчается въ другихъ странахъ. Въ Италіи нѣтъ партій, тормазящихъ государственную жизнь народа. Итальянскій парламентъ строго можно раздѣлить только на умѣренныхъ либераловъ (Пелла, Ланца) и либераловъ (Депретисъ и Кайроли).
Къ сожалѣнію, въ Италіи глубоко вкоренилось другое зло, — это соединеніе личныхъ вопросомъ съ вопросами государственными: руководители партій враждуютъ не изъ-за принциповъ, а изъ-за портфелей. Зло это сильно мѣшаетъ дальнѣйшему развитію Италіи, но, несомнѣнно, явленіе это временное и, при лучшемъ пониманіи народомъ политической жизни, должно будетъ исчезнуть.
Въ международныхъ вопросахъ Италія выступаетъ самостоятельно только со времени герцеговинскаго возстанія, хотя до настоящей минуты правительство короля Гунберта, повидимому, не вполнѣ еще опредѣлило тотъ путь, которому оно должно слѣдовать въ этомъ вопросѣ, и агенты итальянскаго министерства то поддерживаютъ политику Англія, то склоняются за сторону Россіи.
Единственное рѣшеніе восточнаго вопроса, съ которымъ Италія не могла бы помириться — это, послѣдствіями котораго было бы предоставленіе сильнаго вліянія на Средиземномъ морѣ которой-нибудь изъ великихъ державъ. Албанія, Триполисъ, Тунисъ — все это для нея второстепенные вопросы. — Распредѣленіе вліянія т Балканскомъ полуостровѣ между Россіею, Англіею и Австріею также не имѣетъ для Италія громаднаго значенія, и ко всѣмъ этимъ вопросамъ итальянцы относятся лишь съ точки зрѣнія поддержанія политическаго равновѣсія.
По отношенію къ другимъ великимъ державамъ итальянское правительство держитъ себя съ крайнею осторожностію и уклоняется отъ прянаго вмѣшательства въ вопросы, не затрогивающіе непосредственно его личные интересы. Поэтому-то, каждая изъ державъ считаетъ возможнымъ привлечь ее, современенъ, на свой сторону; но едва-ли которой-либо изъ нихъ слѣдуетъ серьёзно разсчитывать на содѣйствіе Италіи. Послѣдняя не рѣшится ни на какой союзъ, могущій стѣснить ея свободу дѣйствій, если только не усмотритъ возможность извлечь изъ него прямыя для себя выгоды, а такого союза пока еще не можетъ предложитъ ей ни одно государство.
Какъ Виллафранкскій и Цюрихскій договоры обезпечили объединеніе Италіи, такъ Пражскій трактатъ послужилъ основаніемъ объединенія Германіи; но условія, при которыхъ совершились эти, повидимому, однородныя явленія, значительно разнятся между собою, я поэтому-то полученные результаты во многомъ несходны.
На Аппенинскомъ полуостровѣ Піемонтъ соединился съ Италіею; въ Германіи-же Пруссія подчинила себѣ нѣмецкія государства. Естественно, что между правительствомъ и народомъ не могло установиться той связи, какую мы видимъ въ Италіи. Пруссія подавляла Германію.
Стремленіе къ объединенію давно уже проявлялось въ германскомъ народѣ и не подлежитъ ни малѣйшему сомнѣнію, что въ непродолжительномъ времени онъ достигъ-бы своей цѣли. Но Бисмаркъ прервалъ естественное теченіе событій, насильственно подчинивъ Германію прусской коронѣ. Дѣйствуя какъ бы въ интересахъ народа, т. е. способствуя германскому объединенію, кн. Бисмаркъ, въ дѣйствительности, насиловалъ его волю, и поэтому-то невольно возникаетъ сомнѣніе въ прочности построеннаго имъ зданія. Основаніе положено было невѣрно, — поэтому и все зданіе должно было выйти неправильнымъ. То тяжелое положеніе, въ которомъ находятся теперь Германія, есть не болѣе какъ слѣдствіе ложнаго шага сдѣланнаго въ 1866 г.
Никогда еще нарушеніе народныхъ правъ и воспрепятствованіе народнымъ стремленіямъ не проходило безнаказанно.
Въ то время, какъ въ Италіи сами независимыя государства присоединились къ Піемонту, въ Германіи для объединенія потребовалась Садовая.
Но не смотря на Садовую, въ нѣмцахъ такъ сильно было отвращеніе къ Гогенцоллернской монархіи, что Бисмарку удалось подчинить Пруссіи лишь сѣверную часть Германіи. Какъ ни глубоко проникло въ народѣ сознаніе необходимости взаимнаго сближенія, но громадное большинство нѣмцевъ, за исключеніемъ, конечно, пруссаковъ, предпочитало остаться еще на нѣкоторое время разъединенными. Многіе выдающіеся нѣмецкіе дѣятели и ученые открыто заявляли, что подчиненіе Германіи Пруссіи будетъ имѣть для первой гибельныя послѣдствія. Хотя и не сбылись еще ихъ предсказанія; но важно и то, что будущность Прусско-Германской имперіи, не смотря на побѣды, до настоящей минуты далеко не обезпечена, тогда какъ Италія, сформировавшаяся при другихъ условіяхъ, настолько сплотилась, что сепаратистскія стремленія тамъ сдѣлались немыслимыми.
Четвертой статьею Пражскаго трактата[3] Австрія исключается изъ Германскаго союза; статья эта, несомнѣнно, имѣетъ громадное историческое значеніе, дальнѣйшая судьба Германіи и Австріи въ значительной степени обусловливается ею. Первая съ этого времени получила возможность обратить все свое вниманіе исключительно на интересы германскаго народа, которая-же вынуждена создавать себѣ въ Европѣ новое положеніе. Пока, впрочемъ, ни одно изъ этихъ государствъ не достигло положительныхъ результатовъ.
Послѣ раздѣленія Германіи на Сѣверный и Южный союзы, прусское правительство начало заботиться объ упроченіи внутренняго могущества и подчиненіи враждебныхъ ему элементовъ. — Въ Германіи, прежде единодушно высказывавшейся за объединеніе, явилось столько противниковъ Пруссіи, что въ Берлинѣ серьезно были озабочены борьбою съ сепаратистами.
16 апрѣля 1869 г. Бисмаркъ былъ вынужденъ откровенно прибраться передъ рейхстагомъ, что «на югѣ необходимость единенія[4] такъ мало чувствуется, что намъ явно заискиваютъ за границею».
Дѣйствительно, нежеланіе видѣть Германію подъ гегемоніею Пруссіи открыто высказывали въ Баваріи и Виртембергѣ. Въ тотъ самый день, какъ Бисмаркъ заявлялъ рейхстагу о несочувствіи южногерманскихъ государствъ къ Пруссіи, т. е. 16 апрѣля, въ Штутгартѣ многочисленное собраній постановило слѣдующую резолюцію: «Независимость различныхъ государствъ служитъ единственною надеждою возстановленія отечества, болѣе чѣмъ когда либо внутренно разъединеннаго, вслѣдствіе системы насильственныхъ завоеваній, прилагаемой пруссакамъ къ своимъ соотечественникамъ. Независимость же служитъ намъ лучшей гарантіей противъ иностранцевъ».
"Она одна даетъ возможность противодѣйствовать тому ложному объединенію которое, подъ предлогомъ обезпеченія величія и чести Германіи, служитъ орудіемъ къ преобладанію въ рукахъ честолюбивой державы. Если мы не можемъ добиться отъ самихъ правительствъ, чтобы они организовали союзъ южныхъ государствъ, который, опираясь на общій парламентъ и народную милицію, положилъ бы начало возрожденія Германіи, то приглашаемъ, по крайней мѣрѣ, членовъ демократической партіи соединиться въ общемъ усиліи для установленія свободы. Только одна свобода оставитъ намъ истинное счастіе.
Еще ранѣе этого, одинъ изъ бывшихъ баварскимъ министровъ прямо заявилъ въ мюнхенскомъ парламентѣ министру-президенту Гогенлое, «что Сѣверо-Германскій союзъ опирается на ненавистный актъ, котораго Баварія не должна быть сообщникомъ. Всякій, кто принадлежитъ къ этому союзу, будетъ нести свою долю проклятій, т. е. будетъ увлеченъ въ, прусскій цезаризмъ й милитаризмъ.» — Министерство Гогенлое, нѣсколько симпатизирующее Пруссіи, вынуждено было выйти въ отставку.
Понятно, что, при подобныхъ условіяхъ, принятая кн. Бисмаркомъ на себя задача объединенія Германіи оказывалась далеко не легко, но откладывать рѣшеніе этой задачи канцлеръ не могъ. Отчужденіе отъ Пруссіи постоянно усиливалось, на югѣ, и приближался моментъ, когда надо было снова обратиться къ парламенту за разрѣшеніемъ военнаго бюджета. Поэтому-то Бисмаркъ такъ-же горячо желалъ войны съ Франціею, какъ Наполеонъ III — войны съ Германіею. Политическое положеніе Французской имперіи и Прусскаго королевства вызывало необходимость столкновенія. Всѣ средства были пущены въ ходъ съ обѣихъ сторонъ, чтобы убѣдить французовъ и нѣмцевъ въ необходимости войны, но цѣль далеко не была достигнута. Во Франціи уже въ 1870 г. никто почти не сомнѣвался, что война была вызвана государственными или точнѣе династическими соображеніями. Въ Германіи-же только позднѣе начали убѣждаться, что народные интересы вовсе не требовали ея.
Послѣдствія этой войны долго будутъ отражаться какъ на внутренней жизни Германіи, такъ и на внѣшней политикѣ ея. Однимъ изъ ея важнѣйшихъ послѣдствій было возникновеніе Прусско-Германской имперіи. "Мы и наши наслѣдники, " заявилъ императорѣ Вильгельмъ въ манифестѣ, обнародованномъ въ Версали въ 1871 г., «будемъ носить связанный съ прусскою короною императорскій титулъ.» Слова этого манифеста вполнѣ опредѣляютъ, какъ политику Бисмарка, такъ и характеръ объединенія Германій. Императорскій титулъ становится принадлежностію прусской короны.
Побѣды, одержанныя во Франціи, дали возможность Желѣзному канцлеру съ успѣхомъ бороться съ сепаратистами, которые не могли покориться съ мыслію видѣть Германію прусской.
Благодаря этимъ побѣдамъ, большинство нѣмцевъ, опьяненное успѣхами, охотно подчинилось Берлину, видя въ могуществѣ прусскаго короля торжество германскаго народа. Какъ геніальный государственный человѣкъ, кн. Бисмаркъ сумѣлъ воспользоваться всеобщимъ энтузіазмомъ и сломилъ сепаратизмъ въ южно-германскихъ государствахъ. Все время, отъ самаго заключенія французскаго мира до прошедшаго года, между канцлеромъ и сепаратистами продолжалась борьба съ перемѣннымъ счастіемъ. Въ настоящее же время, полное подчиненіе Пруссіи южно-германскихъ государствъ можно считать совершившимся фактомъ. Тѣмъ не менѣе, правительство все-таки не можетъ считать себя прочнымъ и вынуждено прибѣгать къ искусственному отвлеченію общественнаго вниманія отъ вопросовъ, могущихъ поколебать существующій строй.
Знаменитый Kultur-Kampf, исходъ котораго далеко не можетъ удовлетворить кн. Бисмарка, былъ однимъ изъ его первыхъ политическихъ проколовъ, но такъ какъ борьба съ клерикалами была въ то время отчасти и борьбою съ сепаратистами, то результаты ея едва-ли могутъ быть оцѣнены одними прямыми послѣдствіями. Kultur-Kampf принесла Бисмарку и косвенныя выгоды. Все вниманіе германскаго народа долгое время было сосредоточено на этой борьбѣ, и, благодаря ей, другіе внутренніе вопросы, грозившіе вызвать серьезныя затрудненія, были отодвинуты на второй планъ. Кромѣ того, многіе противники кн. Бисмарка стали его приверженцами вслѣдствіе начатой имъ борьбы съ клерикалами. Прусско-нѣмецкая партія націоналъ-либераловъ сдѣлалась преобладающею въ имперскомъ парламентѣ. Считая себя руководительницею Германіи на пути прогресса и внутренняго развитія, она, въ дѣйствительности, была лишь слѣпымъ орудіемъ въ рукахъ желѣзнаго канцлера, пользовавшагося ею для проведенія своихъ личныхъ взглядовъ. Естественно, что подобная партія должна была утрачивать мало-по-малу свое значеніе и свой «raison d’etre».
Въ прошедшемъ году; Бисмаркъ отвернулся отъ вѣрно служившихъ ему націоналъ-либераловъ и составилъ большинство изъ консерваторовъ, въ рядахъ которыхъ онъ началъ свою политическую карьеру, и партія центра, т. е. клерикаловъ, съ которыми такъ еще недавно велъ ожесточенную борьбу; часть націоналъ-либераловъ также присоединилась къ этому большинству.
Подобный политическій скачокъ со стороны всякаго другаго государственнаго дѣятеля показался-бы недобросовѣстнымъ, но Бисмарка никто, кромѣ самихъ націоналъ-либераловъ, не упрекнулъ: за измѣну. Германскій канцлеръ стоитъ внѣ всякихъ политическихъ партій, такъ какъ преслѣдуетъ извѣстныя задачи; для достиженія которыхъ онъ готовъ заключить союзъ со всякой политическою партіею; для него главное — достиженіе цѣли. Изъ сношеній его съ Лассалемъ видно, что онъ одно время не прочь былъ даже воспользоваться соціалистами. Политическая партія, наиболѣе подходящая для него, конечно; націоналъ-либеральная, поэтому-то онъ такъ долго и держался ея; но партія эта, будучи національной, т. е. настолько-же прусско-германской; насколько германо-прусской; въ тоже время либеральной; т. е. безусловно оппозиціонной всякимъ крайне реакціоннымъ мѣрамъ, не можетъ во всѣхъ случаяхъ удовлетворять германскаго канцлера. Тѣмъ не менѣе, союзъ его съ консерваторами и клерикалами не долговѣченъ и несомнѣнно, что со временемъ послѣдуетъ новое соглашеніе между Бисмаркомъ и реорганизованной націоналъ-либеральной партіею.
Благодаря своему политическому маневру, имперскому канцлеру удалось провести протекціонный проектъ таможеннаго тарифа въ Германіи, которому кн. Бисмаркъ придаетъ громадное значеніе. Но оправдаетъ-ли этотъ тарифъ его надежды, пока еще вопросъ. Въ запискѣ, приложенной къ проекту таможеннаго тарифа, кн. Бисмаркъ объясняетъ его необходимостью увеличить косвенные налоги, чтобы имѣть возможности со временемъ облегчить прямые, и также неудовлетворительнымъ состояніемъ въ Германій промышленности, требующей для успѣшнаго ея развитія покровительственныхъ пошлинъ.
Для достиженія этой цѣли онъ предложилъ всѣ ввозные предметы, не подлежавшіе оплатѣ пошлинъ 5 % съ ихъ цѣнности, что, по его разсчету, должно будетъ дать ежегодно 70 милліоновъ марокъ.
Съ нѣкотораго времени въ Германіи замѣтно возрастаетъ нелюбовь въ народѣ къ желѣзному канцлеру. Таможенный законъ еще болѣе усиливаетъ всеобщее нерасположеніе къ нему и, не смотря на всѣ его громадныя и безспорныя заслуги Пруссіи, положеніе Бисмарка можетъ быть серьезно поколеблено. Канцлеръ хорошо понимаетъ, какъ къ нему относится масса и знаетъ объ истинныхъ чувствахъ германскаго народа; но, если-бы недовольство его образомъ дѣйствій было даже значительнѣе теперешняго, онъ все-же продолжалъ-бы слѣдовать по избранному и начертанному имъ пути. Бисмарку не разъ уже приходилось быть самымъ непопулярнымъ человѣкомъ въ Германіи, но враги его впослѣдствіи всегда преклонялись передъ нимъ, а слава и популярность канцлера все возрастала, хотя услуги его обусловливаются преимущественно его политическими, а не государственными соображеніями.
Въ чемъ-же заключалась политическая дѣятельность желѣзнаго канцлера за послѣднія годы?
Послѣ Франкфуртскаго договора единственнымъ серьезнымъ союзникомъ Пруссіи-Германіи оставалась Россія. Отношенія между обѣими державами были настолько дружественнымъ, что между ними казалось не можетъ возникнуть недоразумѣній. Послѣднія событія, однако, доказали противное. Австрія, поставленная послѣ пораженія Франціи въ весьма затруднительное положеніе, начала съ 1871 г. явно заискивать въ Пруссіи. Не имѣя опоры на западѣ и сознавая несостоятельность союза съ Россіею, она была вынуждена обратиться къ своему побѣдителю при Садовой. Въ Берлинѣ Австрію приняли съ распростертыми объятіями. При посредствѣ «честнаго маклера» состоялось сближеніе между Петербургомъ и Вѣною, и Австрія была включена въ союзъ императоровъ. — Всѣ выгоды въ этомъ союзѣ остались на сторонѣ Германіи и Австріи, — за дружеское расположеніе императоровъ, Вильгельма и Франца Іосифа, которое впослѣдствіи оказалось далеко не прочно, мы временно отреклись отъ нашей традиціонной политики. Политическій маневръ, употребленный кн. Бисмаркомъ при созданіи союза трехъ императоровъ нельзя не признать за очень искусный. Россія не могла болѣе, безъ ущерба своимъ собственнымъ интересамъ, способствовать достиженію цѣлей германскаго канцлера. Поэтому Бисмарку необходимо было стѣснить намъ свободу дѣйствій и подготовить себѣ новаго союзника, который въ случаѣ надобности, могъ бы принесть ему пользу. — Подобнымъ союзникомъ могла быть Австро-Венгрія, и онъ не ошибся въ своихъ соображеніяхъ. Недоразумѣнія, возникшія между Берлиномъ и Петербургомъ по поводу намѣреній Германіи начать въ 1875 г. новую войну съ Франціею, свидѣтельствуютъ о дальновидности германскаго канцлера. Война эта нарушила-бы интересы Европы, и Россія не могла, слѣдовательно, ея допустить; но такъ какъ, съ точки зрѣнія кн. Бисмарка, она была необходима для Германіи, то дальнѣйшее сближеніе съ Россіею, интересы которой не совпадали съ германскими, оказывалось не желательнымъ. Въ томъ же 1875 г. возникъ и другой вопросъ, въ которомъ мы не могли идти вмѣстѣ съ Германіею, а она не была солидарна съ Россіею. Это восточный или славянскій вопросъ, такъ какъ съ восточнымъ вопросомъ связано и рѣшеніе участи азіятскихъ провинцій Турціи. Для Германіи же, съ точки зрѣнія кн. Бисмарка, серьезное политическое значеніе можетъ имѣть только будущность Балканскаго полуострова. Дѣятельность всѣхъ великихъ державъ, во время народнаго движенія на Балканскомъ полуостровѣ, а въ томъ числѣ и въ Германіи, очерчена в прошедшей хроникѣ (янв. кн.). Съ самаго начала герцеговинскаго возстанія, мы нигдѣ не встрѣчали поддержки германскаго правительства, хотя надо признать, что открыто оно никогда не было противъ Россіи.
Берлинскій конгрессъ показалъ до какой степени неосновательно было полагаться на дружбу Германіи. Въ настоящій моментъ наши отношенія къ Германской имперіи продолжаетъ быть дружественны, но странно было бы утверждать, что они за послѣдніе годы не измѣнились. Только въ личныхъ отношеніяхъ монарховъ не произошло ни малѣйшей перемѣны. Но такъ какъ союзы между государствами обусловливаются главнымъ образомъ ихъ интересами, то естественно, что кн. Бисмаркъ не считаетъ возможнымъ оставаться по отношенію къ Россіи тѣмъ, чѣмъ онъ былъ въ въ началѣ семидесятыхъ годовъ. Руководствуясь активною политикою, онъ долженъ былъ, для предоставленія себѣ свободы дѣйствій, дать намъ понять свои намѣренія и, нельзя не сознаться, достигъ этого.
До послѣдняго времени въ Россіи и вообще въ Европѣ полагали, что интересы Германіи нисколько не затрогиваются восточнымъ вопросомъ; теперь-же оказывается, что это мнѣніе ошибочно, если и не абсолютно, то съ точки зрѣнія политики германскаго канцлера. Основательно-ли же поступаетъ онъ, отыскивая интересы Германіи тамъ, гдѣ существованіе ихъ очень сомнительно, это вопросъ еще? Взгляды, высказанныя по этому вопросу однимъ изъ выдающихся органовъ германской печати, во всякомъ случаѣ, заслуживаютъ особеннаго вниманія, такъ какъ могутъ служить нѣкоторымъ указаніемъ для разъясненія будущей германской политики.
Берлинская National Zeqtung, заявляя о полной несостоятельности настоящаго политическаго строя Оттоманской имперіи, утверждаетъ, что въ Турціи надо ожидать въ непродолжительномъ времени всеобщаго возстанія. Въ виду подобнаго возстанія, газета высказываетъ слѣдующія соображенія: «Повсюду въ Турціи обѣдненіе, раззореніе и склонность къ отпаденію; называютъ уже по имени мѣстности, гдѣ слѣдуетъ ожидать открытаго возстанія. Во всякомъ случаѣ; о возстановленіи спокойствія не можетъ быть и рѣчи; — населеніе окончательно извѣрилось въ: возможность дальнѣйшаго существованія нынѣшняго порядка вещей. Вотъ почему со стороны Германіи, и Австріи было бы дѣломъ благоразумія серьезно подумавъ о будущемъ. Развѣ недостаточно очевидно, что, при предстоящемъ переустройствѣ смежныхъ съ Австріей обширныхъ и весьма способныхъ къ дальнѣйшему культурному развитію земель, оба государства могутъ много выиграть, но и много потерять? То, что утрачено за послѣднее время султаномъ, представляетъ собой пространство, равное по величинѣ прусскому государству, съ населеніемъ отъ 10 до 11 милліоновъ жителей; а это, между тѣмъ, было лишь началомъ переворота. Изъ этого пространства можно достигнуть сухимъ и отчасти также морскимъ путемъ, до остальныхъ турецкихъ владѣній по кротчайшей линіи, и неужели все это не должно побуждать насъ къ бдительности и наблюденію и внушать намъ принять заблаговременно нѣкоторыя мѣры и приступить къ дѣйствію? Неужели мы должны предоставить земли, которыя находятся въ столь недалекомъ разстояніи отъ насъ, и которыя такъ щедро надѣлены природою, отдаленнымъ западнымъ державамъ или Россіи? Государство можетъ становиться слабѣе и клониться къ упадку, не утрачивая при этомъ, хотя бы одной квадратной мили своей территоріи; это можетъ и должно съ ними непремѣнно случиться, когда другія государства, его соперники, ростутъ и пріобрѣтаютъ, въ то время когда на его долю ничего не перепадаетъ, ибо мѣриломъ могущества, силы и безопасности всякаго государства служитъ положеніе окружающихъ его государствъ и ихъ могущество. Вѣдь могущество и сила — понятія относительныя.»
«Поэтому мы должны либо извлечь себѣ пользу изъ распадѣнія Турецкой имперіи и держаться въ этомъ вопросѣ на одинаковой высотѣ съ другими государствами, либо перестать занимать то положеніе, которое мы занимаемъ въ настоящее время и упасть ниже. Какъ это несомнѣнно, такъ справедливо и то, что всегда слѣдуетъ дѣйствовать, не теряя времени и не колеблясь, сообразно наступающимъ обстоятельствамъ, если не желаемъ упускать случаевъ, необходимыхъ для нашего благосостоянія и предоставить ихъ въ чужія руки. Теперь Австріи и Германіи предстоитъ задача войти въ сношеніе съ бывшими сѣверными окраинами Турціи путемъ торговли, сообщеній и также переселенія, создать себѣ тамъ положеніе и принять въ руки дѣло прогресса. Цѣль эта не можетъ быть достигнута исключительно и вполнѣ вывозомъ товаровъ и пріобрѣтеніемъ сырья; необходимо, кромѣ того, чтобы мы вносили въ эти страны экономическое движеніе, просвѣщеніе, науку, промышленность, духъ предпріимчивости.»
«Что подобная дѣятельность послужитъ намъ самымъ благодѣтельнымъ толчкомъ и поощреніемъ, что она сдѣлаетъ насъ зажиточнѣе и подвижнѣе, обостритъ нашъ торговый, промышленный, государственный и свѣтскій взглядъ, доставитъ, такъ или иначе, прониканіе извѣстной части нашего населенія, — не требуетъ, конечно, доказательствъ. Вопросъ можно сводить лишь къ тому, какимъ образомъ преодолѣть встрѣчающіяся затрудненія. Въ этомъ отношеніи первенствующимъ условіемъ является возможно большее облегченіе сношеній между Германіей и Австріей; всякій, имѣющій въ виду при заключеніи торговыхъ договоровъ благосостояніе народовъ, согласится съ этимъ. Для Австріи, какъ государства, было-бы, очевидно, выгодно, если-бъ въ тѣхъ странахъ вступили въ дѣйствіе нѣмецкія силы; какъ силы отдѣльныхъ личностей, онѣ никогда не могли-бы подавать повода австрійскому Государству къ зависти, а напротивъ послужили-бы къ упроченію его вліянія. Если для Германіи преобразованіе юго-востока имѣетъ важное значеніе, то еще большее значеніе имѣетъ оно для Австріи; но, дѣйствуя согласно и совмѣстно, оба государства могутъ охранять каждое свои собственное интересы».
Въ Германіи усматриваютъ, слѣдовательно, весьма существенные для нея торговые интересы на балканскомъ полуостровѣ. Но какимъ способомъ добиться обезпеченія ихъ, газета не говоритъ. Впрочемъ, способъ этотъ такъ ясенъ, что не трудно прочесть его между строкъ Для достиженія цѣли Германіи надо подчинить Балканскій Полуостровъ Австро-Венгерской монархіи, которая уже будетъ служить ей орудіемъ для обезпеченія вліянія.
Планъ простъ и разуменъ. Проектирована даже сѣть желѣзныхъ дорогъ которая, связавъ Германію съ Балканскимъ полуостровомъ, должна доставить послѣдней тамъ преобладающее торговое значеніе. Чрезъ Кроацію, Боснію и Македонію Гермаія была-бы соединена съ Салониками, а чрезъ австрійская линіи Бѣлградъ и Нишъ съ Константинополемъ. Подобнымъ намѣреніямъ Австріи и Германіи едва-ли будетъ противодѣйствовать Англія, если только первыя согласятся предоставить ей свободу дѣйствій въ Малой Азіи и опредѣленное положеніе въ Константинополѣ. Пріобрѣтеніе Австрійскою компаніею Рущуко-Варнской желѣзной дороги есть одинъ изъ первыхъ шаговъ къ достиженію завѣтной цѣли, такъ откровенно высказанной «National-Zeitung».
Но при разсчетахъ, сдѣланныхъ въ Берлинѣ и Вѣнѣ, не принятъ, повидимому, во вниманіе принципъ «національностей», играющій громадную, если не первенствующую роль въ судьбахъ народовъ. А, между тѣмъ, благодаря этому принципу, Германія и Австрія могутъ очутиться въ весьма затруднительномъ положеніи. Ненавидимая Франціею и разъединенная съ Россіею, первая естественно ищетъ поддержки въ Австріи, но Австрія сама не имѣетъ прочнаго положенія и выступитъ ей съ какимъ-нибудь опредѣленнымъ знаменемъ среди народовъ, населяющихъ Балканскій полуостровъ, далеко не легкая задача; въ особенности-же, когда по сосѣдству съ Балканскими славянами находится могущественная славянская Россія. Князь Бисмаркъ, конечно, не можетъ не понимать этого. Поэтому-то онъ, ни въ какомъ случаѣ, не приступитъ теперь-же къ выполненію задачи: «Drang nach Osteh». Какъ необходимо было подготовить почву для организаціи Сѣверо-Германскаго союза, какъ потребовалась предварительная подготовка для объединенія Германіи, такъ и теперь для «Drang nach Osten» требуется подготовка. Но одно пріобрѣтеніе торговаго вліянія едва-ли можетъ настолько плѣнять нѣмецкихъ государственныхъ людей, чтобы прибѣгать для него къ рѣшительнымъ средствамъ. Есть условія, которыя могутъ сильнѣе побудить слѣдовать подобной политикѣ, — это желаніе пріобрѣсти нѣмецкія провинціи Австріи. Что рано или поздно австрійскіе нѣмцы сольются со своимъ Vaterland, не подлежитъ сомнѣнію; но можетъ еще пройти много времени, прежде чѣмъ это случится. Успѣхъ, обусловливается тѣмъ, будетъ ли отодвинута Австрія на юго-востокъ. Существеннымъ препятствіемъ успѣху подобныхъ, какъ торговыхъ, такъ и политическихъ соображеній является Россія. Нѣтъ, слѣдовательно, ничего удивительнаго, если въ германскомъ канцлерѣ можетъ зародиться мысль о необходимости лишить насъ возможности препятствовать достиженію національныхъ цѣлей. Насколько дѣйствительно Бисмаркъ намѣренъ противодѣйствовать, теперь, невозможно сказать, но, что въ германской политикѣ начинаетъ выясняться, мало-по-малу новое напряженіе, это вполнѣ очевидно. Поѣздка желѣзнаго канцлера прошедшею весною въ Вѣну и его переговоры съ гр. Андраши свидѣтельствуютъ, что онъ имѣетъ какое-то серьезные планы; въ чемъ-же именно они заключаются, можно только сдѣлать болѣе или менѣе основательныя предложенія. Что новое сближеніе Германіи съ Австріей не направлено противъ Франціи — это ясно для всякаго, хотя нѣсколько знакомаго съ политическимъ положеніемъ Европы и отношеніями Австріи къ Франціи, Что оно также не можетъ быть въ ущербъ интересамъ Англіи, или Италіи, тоже не подлежитъ сомнѣнію, такъ какъ интересы двухъ послѣднихъ государствъ ни въ чемъ существенномъ не сталкиваются съ интересами Германіи на юго-востокѣ Европы. Единственно о чемъ могъ трактовать слѣдовательно, кн. Бисмаркъ съ гр. Андраши это объ отношеніяхъ къ Россіи.
Активная политика германскаго правительства вызывается также м внутренними дѣлами. Положеніе кн. Бисмарка становится, теперь, почти также затруднительнымъ, какъ передъ Австрійскою, и Франко-Прусской, войнами. Тѣмъ не менѣе, серьезно опасаться теперь-же какихъ нибудь недоразумѣній съ Германіей едва-ли возможно. Кромѣ политическаго положенія Европы, мало благопріятствующаго всякимъ новымъ замѣшательствамъ, есть и во взаимныхъ отношеніяхъ Россіи съ Германіей такія условія, которыя будутъ препятствовать всѣмъ существенными размолвкамъ; — хотя исторія свидѣтельствуетъ намъ, что нерѣдко событія совершаются несравненно быстрѣе, чѣмъ можно предполагать.
Во всякомъ случаѣ, со стороны Россіи не только не послѣдуетъ вызова, но мы будемъ, по возможности, уклоняться отъ всякихъ недоразумѣній съ кн. Бисмаркомъ. Объ агрессивной политикѣ не только по отношенію къ Германіи, но и относительно Австріи думать невозможно, хотя намѣренія послѣдней — упрочить свое положеніе на Балкарскомъ полуостровѣ и вытѣснить оттуда наше вліяніе для всѣхъ очевидно.
Послѣ Пражскаго мира имперія Габсбурговъ нѣкоторое время надѣялась еще возвратить себѣ въ Германіи положеніе, утраченное при Садовой. Временно упрочивши внутренній строй возстановленіемъ Венгерскаго королевства и конституціей 1867 г., австрійское правительство выжидало благопріятной минуты, чтобъ отмстить Пруссіи. Непримиримый врагъ послѣдней — графъ Бейстъ — сталъ во главѣ Австро-Венгріи. Пока онъ оставался руководителемъ австрійской политики, никакое серьезное сближеніе между Берлиномъ и Вѣною было немыслимо. Легко примирившись съ утратою вліянія въ Италіи, Австрійцы до Франуфуртскаго мира не допускали мысли, что роль ихъ въ Германіи кончилась. Чтобы возвратить Австріи прежнее положеніе, гр. Бейстъ былъ готовъ даже сдѣлать большія уступки въ восточномъ вопросѣ. Тройственный союзъ Австріи, Франціи и Россіи сильно занималъ одно время бывшаго австрійскаго канцлера. Въ концѣ 1866 г., онъ откровенно признался что Австрія не прочь способствовать развитію самостоятельности между турецкими христіанами и учрежденію самруправленія, ограниченнаго вассальными обязательствами по отношенію къ Турціи. Въ нотѣ отъ 1 января 1867 г. кн. Меттерниху Бейстъ даже заявилъ о готовности приступить къ пересмотру Парижскаго трактата и выразилъ желаніе сдѣлать, въ немъ измѣненія въ интересахъ Россіи. Заигрываясь съ Россіей, онъ къ тоже время поддерживалъ дружественныя отношенія съ Наполеономъ, который утратилъ въ то время довѣріе къ Пруссіи. Но не смотря на готовность австрійцевъ оказать намъ поддержку въ восточныхъ дѣлахъ, Петербургскій кабинетъ считалъ болѣе выгоднымъ остаться союзникомъ Пруссіи. Русско-Франко-Австрійскій союзъ оказался положительно неосуществимымъ, и Бейсту пришлось ограничиться союзомъ съ Наполеономъ, хотя до самаго начала Франко-Прусской войны онъ по-видимому, не терялъ надеждъ разъединить Россію съ Пруссіей. Имѣя задачей — снова поставить Австрію во главѣ Германской имперіи, гр. Бейстъ былъ готовъ сдѣлать уступки австрійскимъ славянамъ, лишь-бы найти въ нихъ опору, своимъ геройскимъ стремленіямъ. Коалиціонное министерство Потоцкаго и федеративное гр. Гогенварта отчасти обусловливались этимъ направленіемъ австрійской политики. Война 1867 г. и Франкфуртскій миръ лишили австро-нѣмецкую партію всякой надежды снова занять въ Германіи прежнее положеніе. Политическія задачи гр. Бейста оказались невыполнимыми.
Вскорѣ послѣ назначенія австрійскимъ канцлеромъ гр. Андраши, обнаружилось стремленіе въ Вѣнѣ возстановить дружественныя отношенія съ Пруско-Германской имперіею. Естественнымъ условіемъ подобнаго сближенія должно было быть отреченіе имперіи Габсбурговъ отъ всякихъ намѣреній вступить въ германскій союзъ. Только подъ' этимъ условіемъ кн. Бисмаркъ считалъ возможнымъ поддерживать Австрію. Съ этого времени и до настоящей минуты, отношенія между Германіей и Австро-Венгріей постоянно все болѣе и болѣе упрочиваются, и обѣ державы успѣли уже извлечь изъ союза существенныя выгоды.
Вслѣдствіе политики Германіи, результатъ второй восточной войны оказался далеко не удовлетворительнымъ для Россіи. Этимъ успѣхомъ Германія въ значительной степени обязана русофобской политикѣ Австріи, за что послѣдняя и получила въ награду Боснію и Герцеговину. Въ настоящее время, нельзя не понять, что мы не имѣемъ съ Германіею общихъ интересовъ. Можетъ ли такой реалистъ, какъ канцлеръ Германской имперіи, заботиться о поддержаніи Въ Вѣнѣ не сомнѣваются поэтому въ искренности дружбы Германіи. Значительная партія въ Австріи считаетъ даже необходимымъ идти по указываемому Габсбургамъ изъ Берлина пути. Теперь почти оффиціально признается возможнымъ создать на юго-востокѣ Европы Нѣмецко-Мадьяро-Славянскую имперію; если-бы Австріи дѣйствительно удалось это преобразованіе, то несомнѣнно она быстро превратилась бы въ Мадьяро-Славянское государство. Мысль о соданіи изъ Австріи юго-восточной имперіи была еще высказываема сыномъ Маріи-Терезіи въ прошедшемъ столѣтіи, но что возможно было тогда, въ настоящее время неосуществимо. Вопервыхъ, историческое прошлое Австріи не можетъ не препятствовать подобному превращенію, во-вторыхъ-же, мадьярскій элементъ несовмѣстимъ съ славянскимъ.
Хотя гибельные для Габсбурговъ результаты подобной политики вполнѣ сознаются нѣкоторыми государственными дѣятелями Австро-Венгріи, но необходимость имѣть точку опоры заставляетъ искать ее даже на юго-востокѣ. Берлинскій трактатъ, доставившій Австрійцамъ Герцеговину и Боснію опредѣлилъ будущую политику австрійскаго правительства. Оно, теперь, поневолѣ должно обратить все свое вниманіе на наслѣдіе Турціи. До берлинскаго конгресса Австрія могла еще оставаться искусственно соединеннымъ конгломератомъ различныхъ народностей; въ настоящее же время, вступивъ на путь пріобрѣтеній на Балканскомъ полуостровѣ, она неизбѣжно должна мало-помалу преобразовываться въ юго-восточное государство. Но, утративъ свое прежнее положеніе на западѣ, пріобрететъ-ли она прочное на востокѣ? И теперь уже слишкомъ 45 %[5] всего населеніи Австро-Венгріи составляютъ славяне (не считая босняковъ и герцеговинцевъ); можно ли же увеличить славянскій элементъ въ имперіи не предоставивъ ему равныхъ съ другими двумя главными народностями правъ? Сдѣлавшись же самостоятельными, вопросъ еще: пожелаютъ-ли славяне остаться частью преобразованной Австрійской имперіи.
Сознаніе необходимости сдѣлать уступки славянамъ настолько уже созрѣло въ Австріи, что, въ виду невозможности поддерживать долѣе централистскую систему, которой руководствовалось правительство почти съ момента назначенія канцлеромъ гр. Андраши, признано необходимымъ удовлетворить нѣкоторыя требованія цислейтанскихъ славянъ. Съ Франкфуртскаго мира въ Австріи господствуетъ централистская партія. Предоставивъ, послѣ преобразованія Габсбургской имперіи въ Австро-Венгрію, мадьярамъ преобладающую роль въ Транслейтаніи нѣмцы остались въ Цислейтаніи полными хозяевами. Ни одна изъ народностей, входящихъ въ въ составѣ послѣдней, не получила національной 'политической автономіи; имъ было предоставлено лишь областное управленіе. Конституція 1867 г. вполнѣ обезпечила господство за нѣмцами. Этимъ остались тогда недовольны поляки и чехи. Министерства Потоцкаго и Гогенварта одно время возбудили было надежду, что законныя требованія славянъ будутъ удовлетворены, но эти надежды, впрочемъ, быстро разсеялись. Вполнѣ нѣмецко-централистское министерство Ауэрсперга не считало даже возможнымъ, входить въ переговоры съ чехами. Удовлетворивъ отчасти поляковъ, нѣмецкая партія обезпечила себѣ преобладающее вліяніе въ палатахъ, и только послѣ прошлогоднихъ выборовъ въ австрійскій рейхстагъ правительство убѣдилось, что дальнѣйшее поддержаніе въ Цислейтаніи прежней системы не удовлетворяетъ большинство населенія. Потребовалось преобразованіе кабинета. Новое министерство графа Таффе ведетъ уже переговоры о соглашеніи съ чехами, и въ числѣ членовъ его кабинета есть нѣсколько лицъ, не принадлежащихъ къ централистской партіи. Во внутренней политикѣ Австріи, слѣдовательно, также произошелъ нѣкоторый переворотъ и тоже благопріятный для австрійскихъ славянъ. Возможно, впрочемъ, что и здѣсь не обошлось безъ нѣкотораго вліянія Берлина. Хотя цислейтанскій министръ-президентъ и самъ принадлежитъ отчасти уъ нѣмецкой централистской партіи, т. е. вѣренъ конституціи 1867 г., но, тѣмъ не менѣе, во многомъ онъ расходится съ Шмерингомъ и Гербстомъ, ультра-централистскими. Назначеніе Тафф главой кабинета есть только первый шагъ по пути расширенія автономіи отдѣльныхъ народностей, но несомнѣнно, что въ непродолжительномъ времени почувствуется необходимость въ сформированіи министерства, еще болѣе чуждаго централистамъ. Благодаря послѣднимъ выборамъ, эта партія не располагаетъ теперь большинствомъ въ палатѣ, и едва ли когда либо ей снова удастся занять прежнее положеніе. Быть можетъ, еще будетъ сдѣлано нѣсколько попытокъ снова вернуться къ дуализму, который былъ девизомъ Австро-Венгріи, но измѣнившіяся обстоятельства не позволятъ упрочиться этой системѣ; время ее отжито, и никакія усилія не воскресятъ ее.
Событія, совершавшіяся въ Италіи, Германіи, и Австріи, косвенно отражались и на политикѣ Франціи, послѣ Франкфуртскаго мира въ девять лѣтъ съумѣла возстановить свое благосостояніе. Но, не смотря на благопріятные для нея результаты мирной политики, нельзя сомнѣваться, что при первой же возможности, Франція разрушитъ тяжелый и угнетательный для нея договоръ и постарается возвратить себѣ прежнія границы. Только то министерство и можетъ быть популярно во Франціи, которое подготовляетъ средства для достиженія этой цѣли.
Наполеонъ, оказавъ существенную и важную услугу Италіи, благодаря своей колебательной политикѣ, въ нѣсколько лѣтъ съумѣлъ возстановить противъ себя итальянцевъ. Улучшивъ послѣ Парижскаго трактата отношенія съ Россіей, онъ во время послѣдняго польскаго возстанія вызвалъ ея неудовольствіе и навсегда оттолкнулъ отъ себя Петербургскій кабинетъ, который былъ вынужденъ искать себѣ другаго союзника. Признавая принципъ «національностей» и руководствуясь имъ въ нѣкоторыхъ случаяхъ, Наполеонъ такъ часто грубо нарушалъ его, что его образъ дѣйствій невольно возбуждаетъ во многихъ удивленіе. Во имя этаго принципа способствовавъ объединенію Италіи и допустивъ объединеніе Германіи, онъ въ то же время намѣревался захватить Люксембургъ, часть прирейнской Пруссіи и даже часть Палатина. Единственно, чѣмъ возможно объяснить подобную политику, это — желаніемъ тѣшить самолюбіе своихъ подданныхъ и тѣмъ обезпечить за своей династіей французскій престолъ.
Слишкомъ тяжелыя условія, наложенныя кн. Бисмаркомъ, соединили всѣхъ французовъ въ одномъ чувствѣ ненависти къ Пруссіи и желанія скорѣй возвратить утраченное. Тотъ путь, который вѣрнѣе ведетъ къ этой цѣли, естественно привлекаетъ къ себѣ французовъ, и такое значеніе для нихъ имѣетъ республиканское правленіе. — Представляя большее число данныхъ для упроченія могущества Франціи, оно заставляетъ и умѣренныхъ консерваторовъ мало-по-малу переходить въ лагерь республиканцемъ. Съ тѣхъ поръ какъ Тьеръ провозгласилъ во Франціи республиканскій образъ появленія, недовѣріе въ прочность порядка, установленнаго республикой, постоянно ослабѣваетъ. Вмѣстѣ съ этимъ, надежды на возстановленіе одной изъ царствовавшихъ во Франціи династій также слабѣетъ, и, въ настоящее время, ни она изъ монархическихъ партій можетъ разсчитывать провести своего кандидата. Но если республика окажется несостоятельной выполнить ту задачу, которая именно многихъ французовъ и заставила примкнуть къ ней, — то, по всей вѣроятности, мы еще разъ увидимъ Францію монархической. — Возстановленіе величія отечества имѣетъ громадное значеніе для массы населенія, и увлечь ее надеждами достичь этого будетъ неособенно трудно, если только республика не приведетъ къ ней Францію. Но всѣ данныя заставляютъ предполагать, что республиканская Франці восторжествуетъ надъ внутренними и внѣшними врагами. Удивительный тактъ, выказанный республиканской партіей за послѣднее время, свидѣтельствуетъ, что она хорошо подготовлена къ политической жизни.
Съ момента паденія Тьера, когда будущности республики грозила опасность, и до настоящей минуты республиканская Франція держала себя не только умно, но и осторожно. Рѣдкое единодушіе, проявившееся за это время въ республиканцахъ всѣхъ оттѣнковъ, доставило имъ такую Силу, что, не смотря на тормазъ, въ родѣ септенатовъ и реакціонныхъ министровъ, Фурту и Брольи, республика восторжествовала. Постоянно уменьшавшееся число консервативныхъ депутатовъ въ палатѣ служить лучшимъ доказательствомъ; какъ несочувственно относится къ маневрамъ консерваторовъ французскій народъ. Если внимательно слѣдить за происходившими во Франціи перемѣнами, то нельзя не замѣтить, что сознаніе необходимости упрочить республику слагалось въ народѣ мало-по-малу по мѣрѣ того, какъ онъ убѣждался въ возможности не только существованія при республиканскомъ правленіи, но и процвѣтанія государства. Избирая первоначально весьма умѣренныхъ республиканцевъ, почти консерваторовъ, французы съ каждымъ годомъ начали посылать въ палату все большее и большее число лицъ, вполнѣ преданныхъ республикѣ, и сами умѣренные консерваторы присоединялись къ либеральной республикѣ. Почти конституціонное министерство Дюфора замѣнилось умѣренно-либеральнымъ Ваддингтона; послѣдній же долженъ былъ уступить свой портфель Фрейсине, подъ именемъ котораго управляетъ Гамбетта. Болѣе крайняго министерства нельзя ожидать теперь во Франціи. Республиканской партіи, стоящей во главѣ французскаго правительства предстоитъ нынѣ воспользоваться тѣми средствами, которыя подготовлены въ странѣ и возстановить политическое значеніе Франціи въ Европѣ. До настоящей минуты роль, которую съ 1871 г. предоставляли послѣдней играть въ международныхъ вопросахъ, была весьма незавидна, даже въ такомъ существенномъ вопросѣ, какъ восточный, она не имѣла рѣшающаго голоса, а шла какъ-то колеблясь на буксирѣ за другими державами. Понятно, что французы, такъ много заботящіеся о славѣ своего отечества, не могутъ удовлетвориться этою ролью, и своей безцвѣтной политикѣ министерства Ваддингтона, отчасти обязано паденіемъ.
Новое французское министерство успѣло уже дать понять, что не желаетъ въ политическихъ вопросахъ быть орудіемъ другихъ великихъ державъ. Сдѣланное имъ заявленіе, что оно не считаетъ основательнымъ увязывать вопросы о признаніи независимости Румыніи съ вопросомъ о выкупѣ румынскихъ желѣзныхъ дорогъ, къ которому присоединилась и Англія, свидѣтельствуетъ о намѣреніи Франціи de facto занятъ принадлежащее ей по праву мѣсто въ европейскомъ ареопагѣ. Въ Берлинѣ это заявленіе произвело повидимому, неблагопріятное впечатлѣніе и, по всей вѣроятности, отвлечетъ нѣсколько вниманіе кн. Бисмарка на западъ. — Россія же можетъ только сочувствовать происшедшей съ Франціей перемѣнѣ, такъ какъ не въ нашихъ интересахъ, чтобы вниманіе Германіи было сосредоточено исключительно на насъ.
Если же настоящее министерство упрочится во Франціи, то быть можетъ, въ непродолжительномъ времени наступитъ моментъ, когда въ Германіи вспомнятъ поданный въ 1871 г. ей Россіей совѣтъ — не слишкомъ тѣснить французовъ. Какъ ни остроуменъ извѣстный отвѣтъ кн. Бисмарка, что лишившись одной провинціи, французы настолько возненавидятъ Германію, что сильнѣе нельзя ненавидитъ, и поэтому онъ предпочитаетъ отнять у нихъ и другую; но на этотъ разъ желѣзный канцлеръ едва-ли не ошибся въ разсчетѣ. Чѣмъ болѣе значительный органъ парализованъ, тѣмъ сильнѣе чувствуется необходимость снова владѣть имъ.
Перемѣны, происшедшія за послѣднія двадцать лѣтъ въ политической жизни Италіи, Германіи, Австріи и Франціи, вызванныя проникающимъ въ массы сознаніемъ принципа «національностей» не обезпечили, однако, Европѣ спокойствія. Причины этого явленія обусловливаются, главнымъ образомъ, недобросовѣстнымъ отношеніемъ большинства правительствъ къ этому принципу, пропагандируя который они постоянно дѣйствовали вопреки интересамъ народа, не сознавая, что этимъ готовятъ лишь новыя затрудненія въ будущемъ и отсрочиваютъ рѣшеніе самыхъ существенныхъ для нихъ вопросовъ. Изъ четырехъ трактатовъ, заключенныхъ съ 1860 г., три служатъ этому лучшимъ доказательствомъ.
Только одинъ Цюрихскій договоръ, положившій основаніе объединенію Италіи, можно признать отраднымъ явленіемъ среди массы политическихъ интригъ и соглашеній, вызывавшихъ и вызывающихъ искусственное напряженіе силъ въ государствахъ и безполезныя жертвы. Хотя нѣкоторыя второстепенныя статьи Цюрихскаго трактата также нарушаютъ принципы «національностей», но такъ какъ онѣ приняты были только «par courtoisie», то едвали это можетъ отражаться на его политическомъ значеніи. Благодаря толчку, данному въ Цюрихѣ, Италія достигла положенія великой державы. Въ настоящее время, не смотря на свои финансовыя затрудненія и недостаточную подготовку народа къ самоуправленію, общее положеніе дѣлъ въ Италіи, съ политической точки зрѣнія, нельзя не признать болѣе благопріятнымъ, чѣмъ въ другихъ государствахъ. Держава эта такъ прочно организовалась, что не имѣетъ политическихъ вопросовъ, которые грозили бы ей серьезной опасностью въ будущемъ. Сформировавшись на основаніяхъ принципа «національностей», и не нарушивъ его, Италія можетъ быть спокойна относительно прочности своего положенія.
Пражскій, Франкфуртскій и Берлинскій договоры, хотя и слѣдовали за Цюрихскимъ, и, при заключеніи ихъ, также провозглашался принципъ національностей, но правительства, въ дѣйствительности, не руководствовались имъ. Мыслимо ли, что для выполненія воли народа надо нарушать конституцію и прибѣгать къ вооруженной силѣ противъ того же самаго народа, который желаютъ облагодѣтельствовать, какъ сдѣлалъ кн. Бисмаркъ? Приступая къ объединенію Германіи, онъ пренебрегъ однимъ изъ самыхъ существенныхъ условій, необходимыхъ, при примѣненіи принципа «національности» — желаніемъ народа, и вся дальнѣйшая его политическая дѣятельность есть не болѣе, какъ рядъ самыхъ грубыхъ нарушеній этого принципа. Но такъ какъ уклоненіе отъ законовъ природы никогда не остается безнаказаннымъ, то, не смотря на блестящій успѣхъ, положеніе Германской имперіи, въ дѣйствительности, далеко не прочно. Со времени побѣды при Садовой и до настоящей минуты, Германія не жила спокойною жизнью, и правительство было вынуждено постоянно вести борьбу съ внутренними и внѣшними врагами. А, между тѣмъ, число этихъ враговъ почти не уменьшалось. Подобный результатъ Бисмарковской политики лучше всего характеризуетъ значеніе ея. Трактаты Пражскій и Франкфуртскій, считающіеся одними изъ лучшихъ доказательствъ благодѣяній оказанныхъ желѣзнымъ канцлеромъ Германіи, пока еще не доставили ей тѣхъ выгодъ, на какія-бы можно было разсчитывать, да едва ли и доставятъ когда-либо, и, подобно Вѣнскому, со временемъ должны будутъ подвергнуться существеннымъ измѣненіямъ.
Изъ сдѣланнаго выше краткаго очерка жизни Германіи за послѣдніе годы, видно, что результаты объединенія неудовлетворительны и для поддержанія, созданнаго порядка постоянно приходится слѣдовать агрессивной политикѣ. Хотя, при поверхностномъ взглядѣ, успѣхи нѣмцевъ кажутся болѣе значительными, чѣмъ итальянцевъ; но послѣдніе, если когда-либо и вынуждены будутъ слѣдовать агрессивной политикѣ, то ни въ какомъ случаѣ не для поддержанія statu quo, подобно Германіи, а лишь для удовлетворенія стремленія своихъ соотечественниковъ, остающихся еще подъ чужеземнымъ владычествомъ и выражающихъ желаніе соединиться съ Италіей.
Впрочемъ, какія бы ни были сдѣланы ошибки государственными дѣятелями, объединеніе каждой народности должно рано или поздно произойти. Германскій народъ тоже доставитъ одно цѣлое; но это объединеніе совершится при другихъ условіяхъ, чѣмъ тѣ, о которыхъ мечтаетъ канцлеръ Германіи. Въ виду лишь этихъ-то соображеній, а никакъ не дѣятельности Пруссіи за послѣдніе годы, будущность Германіи можно считать вполнѣ обезпеченной — вопросъ только, когда цѣль будетъ достигнута.
Въ совершенно другихъ условіяхъ поставлена Австрія, которая сильна именно тѣмъ, что принципъ «національности», — de jure признанный почти всѣми, de facto не примѣняется. Но чѣмъ болѣе будетъ распространяться въ народѣ этотъ принципъ, тѣмъ положеніе Австріи будетъ усиливаться. Пражскій трактатъ также мало принесетъ Австріи пользы, какъ и Пруссіи; выдѣляя изъ Германіи часть ея, онъ можетъ имѣть значеніе только временнаго компромисса. Когда же послѣдуетъ дѣйствительное объединеніе послѣдней, то никакіе трактаты не въ силахъ будутъ удержать естественное стремленіе народа.
Подъ давленіемъ народной воли, подвергнется измѣненіямъ и Франкфуртскій договоръ. Искусственное напряженіе силъ и лихорадочность въ политической жизни Германіи и Францій свидѣтельствуютъ, что, при составленіи его, руководились не дѣйствительными потребностями народа, а чисто государственными соображеніями. Какъ не сильна Германія въ военномъ отношеніи, но Европа сильнѣе ея; раздавить Францію ее не допустятъ; а пока законныя требованія народа не будутъ удовлетворены, не могутъ быть возстановлены и дружественныя отношенія между французами и нѣмцами!
Есть, слѣдовательно, достаточно основаній для того, чтобы сомнѣваться въ прочности Пражскаго и Франкфуртскаго трактатовъ, хотя при составленіи того и другаго, провозглашался принципъ «національностей». Третій же нежданный трактатъ послѣдняго двадцатилѣтія — Берлинскій — признается самими составителями его неудовлетворительнымъ.
Англія, какъ почти не понимавшая непосредственнаго участія въ событіяхъ, вызвавшихъ Цюрихскій, Пражскій и Франкфуртскій договоры, не могла войти въ настоящее обозрѣніе и какъ происходившія въ ней въ послѣдніе годы перемѣны, такъ и теперешнее ея политическое положеніе, будутъ предметомъ отдѣльнаго очерка.
- ↑ Ст. 3.
- ↑ Въ 1866 году доходъ Италіи достигалъ 911 мил. лиръ. Ввозилось товаровъ на 770 мил., вывозилось на 451 мил. Въ 1876 г. доходъ возросъ до 1429 мил. Ввозная торговля — до 1327 мил., вывозная до 1216, т. е. увеличилась въ три раза.
- ↑ Artikel VI. Seine Majestät der Kaiser von Oesterreich erkennt die Auflösung der bisherigen Deutschen Bundes an und giebt seine Zustim mung zu einer neuen Gestaltung Deutschlands ohne Betheiligung des Oesterreiehischen Kaiserstaates. Eben so verspricht Seine Majestät das engere Bundesverbältniss anzuerkennen, welches Seine Majestät der König von Preussen nördlich von der Linie des Mains begründen wird, und erklärt Sich damit einverstanden, dass die südlich von dieser Linie gelegenen Deutschen Staaten in einen Verein zusammen treten, dessen nationale Verbindung mit dem Norddeutschen Bunde der näheren Verständigung zwischen beiden Vorbehalten bleibt und der eine îhrternationale unabhängige Existenz haben wird.
- ↑ Въ прусскомъ смыслѣ.
- ↑ Фиккеръ 1876 г. Въ Австріи 20 милліоновъ нѣмцевъ мадьяръ и др. и 17 м славянъ.