Еврейскій вопросъ и антисемитизмъ во Франціи.
правитьКакъ-то лѣтъ пятнадцать тому назадъ я проходилъ по бульвару Сэнъ-Мишель, въ центрѣ Латинскаго квартала, съ однимъ изъ близкихъ пріятелей, русскимъ евреемъ по происхожденію, быстро впитавшимъ въ себя элементы французской культуры и искренно полюбившимъ великую демократическую страну. Мой собесѣдникъ очень неглупый, очень чуткій человѣкъ, отличающійся большою воспріимчивостью къ измѣненіямъ въ общественной атмосферѣ и, можно сказать, болѣзненно тонкимъ инстинктомъ предугадывающій малѣйшія пертурбаціи въ этой области. Сколько разъ его разсужденія поражали меня именно этимъ даромъ предвидѣнія; и зачастую разговоръ съ нимъ заставлялъ меня всматриваться въ такія явленія, которыя еле-еле начинали обозначаться и на которыя я безъ него не обратилъ бы вниманія. Въ особенности чутокъ его барометръ въ сферѣ еврейскаго вопроса, гдѣ онъ обнаруживаетъ рѣдкое соединеніе глубокой, но скрытой и благородно-стыдливой любви къ своей расѣ и въ то же время замѣчательно безпристрастной, можетъ быть даже черезчуръ суровой критики ея недостатковъ.
— Посмотри, видѣлъ ты эту грошовую газетку? и онъ указалъ мнѣ на жалкій листокъ съ страннымъ, — какъ мнѣ показалось въ ту пору, — названіемъ «L’Antijuif» (Антиеврей), которое высовывалось изъ-за пачки нумеровъ, висѣвшихъ на стѣнкѣ газетнаго кіоска.
— Какая чепуха! — невольно вырвалось у меня при взглядѣ на эту крошечную, безобразно отпечатанную на сѣрой бумагѣ полу-газету, полу-аффишу.
— Ну, а я тебѣ скажу, другъ мой, что не нынче-завтра антисемитизмъ появится во Франціи… да, во Франціи, въ странѣ провозглашенія правъ человѣка и гражданина, и нашему брату «жиду» придется снова задаваться вопросомъ, есть-ли еще гдѣ-нибудь на свѣтѣ уголокъ, въ которомъ мы можемъ чувствовать себя свободными отъ ненависти и преслѣдованія…
Его грустный тонъ поразилъ меня, и я совершенно искренно сталъ протестовать противъ такой, казалось мнѣ, чудовищной гипотезы.
— Увидишь, увидишь, — повторялъ мой пріятель, и можетъ быть скорѣе, чѣмъ даже думаешь.
Нѣсколько дней спустя, мы снова встрѣтились, и я съ торжествомъ замѣтилъ пріунывшему другу, что никто на «Антиеврея» не обратилъ вниманія, кромѣ рошфоровскаго L’Intransigeant’а, который, однако, упомянулъ о газеткѣ, лишь какъ о вздорномъ курьезѣ. Мой пріятель какъ будто повеселѣлъ, но отвѣтилъ на мое замѣчаніе короткимъ «да, знаю, читалъ» и сейчасъ же погрузился въ молчаніе. И я чувствовалъ, что за этимъ молчаніемъ скрывалась упорная и горькая дума моего друга о злополучномъ народѣ, которому даже въ романѣ Евгенія Сю повелительный голосъ бросаетъ безпрестанное «иди, иди»…
Дѣло происходило приблизительно въ 1885 г. А въ 1886 г. вышла «Жидовская Франція» Дрюмона, которая произвела неслыханное возбужденіе въ печати и обществѣ и была распродана въ теченіе нѣсколькихъ лѣтъ въ числѣ полутораста тысячъ экземпляровъ. Въ 1890 г. антисемитская агитація перешла съ Морэсомъ и Герэномъ на улицу и служила предметомъ преній на народныхъ собраніяхъ. Въ 1894 г., послѣ нѣсколькихъ пробныхъ попытокъ, антисемитизмъ явственно обнаружился въ арміи и намѣтилъ себѣ жертву въ лицѣ несчастнаго Дрейфуса. Въ 1895 г. теченіе проникаетъ въ парламентъ, и стѣны палаты депутатовъ оглашаются дикою рѣчью «республиканца и свободнаго мыслителя» Дени, который на засѣданіи 25 мая предостерегаетъ «французовъ Франціи» противъ «еврейскаго нашествія». А затѣмъ мнѣ нечего напоминать читателю, въ какихъ яркихъ формахъ антисемитизмъ прокинулся и во Франціи, и особенно въ Алжиріи за послѣдніе три года съ того времени, какъ защитники основныхъ принциповъ современной цивилизаціи возстали противъ военнаго Шемякина суда во имя попранной истины и заушенной справедливости. Какъ видите, печальныя предвидѣнія моего пріятеля сбылись болѣе, чѣмъ могъ разсчитывать на это самый сангвиническій антисемитъ полтора десятка лѣтъ тому назадъ. И не вызови дѣло Дрейфуса сильной нравственной встряски, не пробудись въ лучшихъ элементахъ страны тотъ великолѣпный идейный энтузіазмъ, который въ общемъ всегда такъ высоко ставитъ французовъ надъ другими болѣе умѣренными и аккуратными націями, республиканская Франція была бы задушена темными силами реакціи, разорвана волками военщины, заклевана. воронами и совами клерикальнаго мракобѣсія…
Я задаюсь въ предлагаемомъ читателю этюдѣ разсмотрѣть положеніе еврейскаго вопроса во Франціи и объяснить возникновеніе здѣшняго антисемитизма, въ могущество котораго, каюсь, я не особенно вѣрилъ вплоть до печальныхъ событій послѣднихъ лѣтъ. Заранѣе могу, впрочемъ, предупредить читателя, что, изучивъ возможно добросовѣстно эту задачу, я прихожу къ тому отрадному заключенію, что антисемитизмъ распространенъ во Франціи лишь по поверхности; что его кажущееся временное могущество объясняется общими явленіями соціально-политической и умственной жизни страны; и что онъ долженъ идти — и уже рѣшительно идетъ — на убыль. Тамъ, гдѣ во время прилива антисемитствующаго настроенія на мутныхъ волнахъ юдофобской агитаціи гордо плавала «непобѣдимая армада» всѣхъ этихъ Дрюмоновъ, Гереновъ, Максовъ Рэжисовъ, Милльвуа и Рошфоровъ, тамъ скоро съ усиливающимся отливомъ мы увидимъ песчаныя и илистыя мели, жалкія лодчонки на боку, кучу нечистотъ, вздутые трупы выброшенныхъ на берегъ псовъ и грызню жадныхъ молюсковъ за куски падали…. Изъ временнаго, но спасительнаго кризиса великая страна выходитъ снова готовою къ великимъ подвигамъ. Опасность, повторяю, лежала не въ самомъ антисемитизмѣ, а въ общихъ условіяхъ Франціи на рубежѣ ХХ-го вѣка. Какъ только сознательная часть націи поняла отрицательныя стороны современнаго общественнаго процесса, какъ только она направила свои усилія на борьбу съ реакціей во всѣхъ сферахъ дѣятельности, критическое положеніе страны утеряло свой грозный характеръ, и здоровое теченіе должно скоро смыть безповоротно всѣ накипѣвшіе за послѣднее время шлаки французской жизни, а въ томъ числѣ и варварскій антисемитизмъ.
Интересно, прежде всего, отвѣтить на вопросъ, въ какой степени еврейство является виднымъ элементомъ во Франціи, насколько часто населенію приходится сталкиваться съ нимъ и испытывать на себѣ неудобства и прямыя страданія, необходимо вытекающія, по увѣренію антисемитовъ, изъ противуобщественныхъ стремленій этой «особой расы паразитовъ». Посмотримъ сначала на число евреевъ во Франціи. Тутъ, конечно, намъ придется довольствоваться приблизительными данными, такъ какъ со времени переписи 1872 г. рубрика религій исчезаетъ изъ оффиціальной статистики. Если оставить въ сторонѣ тенденціозныя цифры Дрюмона, какъ извѣстно не церемонящагося ни съ фактами, ни съ логикой и дающаго при сей вѣрной оказіи фантастическій итогъ въ 550.000 евреевъ для Франціи и въ 150.000 для одного Парижа[1], то никто изъ серьезныхъ изслѣдователей не насчитываетъ и 120.000 представителей еврейской расы на территоріи третьей республики. Исидоръ Лёббъ исчисляетъ общую цифру своихъ соотечественниковъ въ 97.790, изъ которыхъ 63.000 для собственно Франціи (въ томъ числѣ 42.000 живущихъ въ Парижѣ съ пригородами) и 34.790 для Алжиріи[2]. Съ своей стороны Теодоръ Рэйнакъ, писавшій нѣсколькими годами позже, даетъ общій итогъ въ 115.500, изъ нихъ для собственно Франціи 72.000 (причемъ на Парижъ приходится 40.000) и 43.500 для Алжиріи, включая сюда и части Сахары[3]. И если бы мы даже, по недовѣрію къ евреямъ, якобы умышленно скрывающимъ свою настоящую численность, значительно увеличили этотъ итогъ, то все же въ крайнемъ случаѣ получилась бы цифра въ 150.000 и, самое большее, 175.000 евреевъ для всей Франціи.
Пусть читатель сопоставитъ съ этимъ сравнительно очень умѣреннымъ итогомъ общую цифру иностранцевъ, которыхъ по послѣдней переписи (29-го марта 1896 г.) насчитывалось во Франціи 1.027.491 человѣкъ[4], и онъ не можетъ не придти къ заключенію, что если даже и считать французскихъ гражданъ еврейскаго происхожденія «чуждымъ элементомъ», то настоящихъ-то чужестранцевъ въ шесть-семь разъ больше на почвѣ республики. И однако, даже обострившіеся въ послѣдніе годы крики шовинистовъ противъ «иноземцевъ» далеко не сравнятся по силѣ и негодованію съ дикими воплями, вызываемыми у антисемитовъ присутствіемъ во Франціи гораздо меньшаго числа евреевъ, громадное большинство которыхъ при этомъ проникнуто общею культурою страны….
Но тутъ-то именно антисемиты и остановятъ насъ и съ торжествомъ станутъ указывать намъ на громадную разницу между «арійскими» иностранцами, которые очень скоро поглощаются французскимъ населеніемъ и вполнѣ сливаются съ нимъ, и совершенно чуждыми, непримиримыми, нерастворимыми «семитами», которые, молъ, вѣчно останутся особою расою и враждебнымъ постороннимъ тѣломъ внутри общественнаго организма. Что же, дѣлать нечего: приходится снова и снова становиться на почву антропологіи и исторіи и въ сотый разъ доказывать уже с;голь часто и съ успѣхомъ доказанное лучшими спеціалистами положеніе относительно того, что, во-первыхъ, евреи не представляютъ собою чистой и вполнѣ различной отъ арійцевъ расы, и что, во-вторыхъ, самую національность ихъ слѣдуетъ понимать въ особомъ, не столько этнографическомъ и политическомъ, сколько соціальномъ смыслѣ.
Я не буду вдаваться въ подробности общаго вопроса о расахъ, вопроса, который, по мѣрѣ того, какъ развивается серьезная наука, теряетъ все болѣе и болѣе значеніе и смыслъ. Въ одной изъ своихъ статей, посвященныхъ критикѣ этого расоваго міровоззрѣнія, я указалъ на основаніи новѣйшихъ изслѣдованій на всю призрачность ученія о чистыхъ расахъ, а вмѣстѣ съ тѣмъ на «химеричность» ихъ классификаціи, по выраженію Овелака.[5] Мнѣ остается лишь отослать читателей къ этому этюду. Но здѣсь. повторяю, мнѣ хотѣлось-бы коснуться болѣе частнаго вопроса, а именно: насколько состоятельна теорія «арійства» и насколько «семитъ» представляетъ собой особую, рѣзко отграниченную отъ арійской расу. Я позволю себѣ рекомендовать по первой половинѣ вопроса относящіяся къ этому страницы въ сжатомъ, но добросовѣстномъ и документальномъ трудѣ г. Деникера по антропологіи и этнографіи.[6]. Ученый авторъ выражается слѣдующимъ образомъ:
Но кто же были арійцы? Никто не знаетъ этого какъ слѣдуетъ… Достаточно сказать, что признанные авторитеты въ наукѣ (Поттъ, Гриммъ, Максъ Мюллеръ) въ теченіе долгаго времени поддерживали безъ всякаго прочнаго доказательства существованіе не только первобытнаго арійскаго языка, который далъ начало діалектамъ почти всѣхъ народовъ Европы, но также и существованіе «арійской расы», которая, какъ то предполагалось, возникла «гдѣ-то» въ Азіи, причемъ одна часть ея переселилась въ Персію и Индію, тогда какъ остальная доля медленными шагами продвинулась въ Европу. Поколѣнія ученыхъ принимали эту гипотезу, которая, въ концѣ концовъ, основана ни на чемъ другомъ кромѣ афоризмовъ въ родѣ «ex oriente lux», выдвинутомъ Поттомъ, или же «непреодолимаго стремленія къ западу», изобрѣтеннаго Гриммомъ. Должно, однако, замѣтимъ, что возраженія противъ этой гипотезы со стороны признанныхъ-же авторитетовъ возникли, какъ только она появилась. Эти возраженія исходили отъ филологовъ въ родѣ Латама (1855), этнологовъ въ родѣ Омаліуса д’Аллуа, антропологовъ въ родѣ Брока (1864); но лишь около 1880 г. выразилась замѣтная реакція противъ ходячихъ идей, и возникла она въ лагерѣ самихъ филологовъ. Соссюръ, Сепсъ и другіе, возвращаясь къ идеямъ, уже задолго до того выраженнымъ Бенфеемъ, справедливо замѣтили, что предполагаемая тѣсная связь между санскритскимъ и зендскимъ и первобытными арійскими языками основывается исключительно на томъ фактѣ, что архаическія формы упомянутыхъ двухъ діалектовъ сохранились до настоящаго времени въ письменныхъ памятникахъ, между тѣмъ какъ арійскіе языки Европы не обладаютъ такими древними документами. Они говорили далѣе, что европейскіе языки нашихъ дней, какъ, напр., литовскій, гораздо ближе къ первобытнымъ арійскимъ формамъ, чѣмъ азіатскіе діалекты, напр. лидусскій… Антропологія не въ силахъ сказать, говорили или нѣтъ на арійскомъ языкѣ древніе обладатели долихоцефалическихъ череповъ въ южной Европѣ. Кромѣ того, труды современныхъ филологовъ съ Оскаромъ Шмидтомъ во главѣ показываютъ, что мы не въ правѣ болѣе говорить въ настоящее время объ какой бы то ни было «арійской расѣ», но лишь о семьѣ арійскихъ языковъ и, можетъ быть, о первобытной арійской цивилизаціи, которая предшествовала отдѣленію различныхъ арійскихъ діалектовъ отъ ихъ общаго ствола… Однако, нѣтъ никакого доказательства того, что народы, говорящіе не арійскими языками, не обладали уже точно такою же цивилизаціею, которая въ средѣ ихъ развилась независимымъ путемъ… Вообще, арійскій вопросъ уже не имѣетъ въ наши дни той важности, которую ему придавали раньше. Все, что мы можемъ предполагать на законномъ основаніи, это то, что въ періодъ, который предшествовалъ неолитической эпохѣ, обитатели Европы были аріанизированы по отношенію къ языку безъ всякаго замѣтнаго измѣненія въ ихъ физическомъ типѣ или, вѣроятно, и въ ихъ цивилизаціи.[7].
Итакъ, вотъ какими туманами окружена легенда объ арійской расѣ, а между тѣмъ на основаніи этой-то легенды люди, претендующіе на званіе серьезныхъ ученыхъ, съ важностью, достойною лучшей участи, раздаютъ различнымъ народамъ дипломы «высшихъ» и «низшихъ» расъ и доставляю!ъ тѣмъ самымъ предлогъ рядиться въ перья научности разнымъ невѣжественнымъ и человѣконенавиствующимъ «соціологамъ» въ родѣ Дрюмона и т. п.
Обратимъ теперь вниманіе на второй вопросъ, насколько евреи могутъ считаться совершенно особой расой, не имѣющей никакого родства съ пресловутой «арійской». Чтобы не удлинять напрасно статьи, я позволю себѣ ограничиться: въ этомъ отношеніи самымъ существеннымъ и остановлюсь лишь на послѣднихъ наиболѣе серьезныхъ изслѣдованіяхъ. Въ недавнемъ «приложеніи» къ своему труду по «расовой географіи Европы» извѣстный американскій ученый Вилліамъ Риплэй какъ разъ занимается вопросомъ объ антропологіи евреевъ и изучаетъ ихъ происхожденіе и этническія черты на основаніи многочисленныхъ данныхъ, какъ-то измѣреніе череповъ, демографическая статистика, и т. п. Особенно интересенъ добытый этимъ изслѣдованіемъ фактъ, что въ большинствѣ случаевъ евреи — брахицефалы и тѣмъ сильно отличаются отъ семитовъ, считаемыхъ «чистыми», напр., арабовъ. Дѣйствительно, Риплэй указываетъ на то обстоятельство, что лишь евреи. сѣверной Афрйки приближаются, повидимому, къ долихоцефалическому типу арабовъ. Прочіе же сефардимы (испанскіе евреи) и всѣ ашкеназимы (нѣмецко-литовскіе евреи), — а такихъ громадное большинство, — принадлежатъ къ рѣзкимъ брахицефаламъ. Спрашивается, измѣнилось-ли со временемъ строеніе ихъ черепа, или же всѣ семиты были первоначально короткоголовыми, и арабы представляютъ собою лишь вырожденіе типа. Риплэй примыкаетъ въ этомъ вопросѣ къ русскому изслѣдователю Икову и принимаетъ первую гипотезу. Согласно ей,
около девяти десятыхъ современныхъ евреевъ такъ отличаются по формѣ головы отъ родственнаго основного ствола, какъ только можно себѣ представить. Пресловутая чистота происхожденія евреевъ является поэтому миѳомъ. Ренанъ былъ въ концѣ концовъ правъ, утверждая (въ 1883 г.). что названіе «еврей», покрайней мѣрѣ для русской и дунайской вѣтвей расы, уже давно потеряло всякое типографическое значеніе. Или, какъ замѣчаетъ Ломброзо, современные евреи въ физическомъ отношеніи скорѣе арійцы, чѣмъ семиты[8].
Такъ какъ рѣчь зашла о Ломброзо, общую мысль котораго передаетъ Риплэй, то замѣтимъ, что самъ итальянскій ученый выражается буквально слѣдующимъ образомъ:
Вообще же, понятіе объ этническомъ антагонизмѣ разсѣивается при свѣтѣ краніологіи, которая показываетъ намъ, что еврей болѣе аріецъ, чѣмъ семитъ. На широкомъ арійскомъ основаніи соединились для образованія еврейской расы столь выгодное для человѣчества этническое скрещиваніе и еще болѣе полезныя измѣненія подъ вліяніемъ различныхъ климатовъ. Это объясняетъ, почему, несмотря на столь многочисленныя причины отсталости, въ силу упомянутыхъ спеціальныхъ условій (включая сюда обиліе семитской крови, присутствіе которой несомнѣнно покрайней мѣрѣ для одной двадцатой части евреевъ), евреи такъ быстро освоились съ арійскими обычаями, такъ ассимилировали арійскій интеллектъ и даже въ нѣкоторыхъ случаяхъ превзошли его. Это объясняетъ, наконецъ, почему, даже сохраняя свой особый характеръ, — результатъ родственныхъ браковъ и однородной и замкнутой въ себѣ жизни, — они такъ быстро сблизились съ арійскими народами, среди которыхъ жили[9].
Въ самомъ дѣлѣ, не вдаваясь въ этнографическія подробности, мы все же можемъ констатировать нѣкоторые имѣющіе общее значеніе факты, которые опрокидываютъ ходячую теорію о нерастворимости еврейской расы. Не говоря уже о вышеупомянутомъ замѣчательномъ измѣненіи черепа, которое мы должны приписать смѣшенію расъ, общій типъ еврея измѣняется сообразно съ различною климатическою и этническою обстановкою, среди которой ему приходится жить. Всѣмъ извѣстна та разница, которая замѣчается между болѣе красивымъ, тонкимъ, такъ сказать, аристократическимъ типомъ западныхъ, такъ называемыхъ, испанскихъ евреевъ и болѣе грубымъ, массивнымъ и нерѣдко каррикатурнымъ типомъ восточныхъ польско-нѣмецкихъ евреевъ. Если этнологи указываютъ на несомнѣнную близость перваго типа съ расовымъ элементомъ южной Европы, то очень солидные ученые въ родѣ Вирхова предполагаютъ во второмъ типѣ сильную примѣсь славянскихъ и финскихъ элементовъ. Не интересно-ли, съ другой стороны, что въ то время, какъ у южныхъ евреевъ чрезвычайно преобладаютъ брюнеты, среди евреевъ, живущихъ на сѣверѣ Европы, насчитывается покрайней мѣрѣ одна пятая часть блондиновъ? Сравните въ самомъ дѣлѣ южнаго еврея, типъ котораго подаетъ поводъ къ курьезнымъ qui pro quo и смѣшеніямъ съ испанцемъ, итальянцемъ, французомъ-провансальцемъ, — вспомните лишь граціозно-юмористическое стихотвореніе Геине о дочери алькада, — и еврея англійскаго, который зачастую заимствовалъ у чистаго британца его мягкіе, шелковистые, бѣлокурые волосы, его высокій лобъ, его голубые глаза. Да и въ южныхъ странахъ, хотя бы въ Италіи, обратите вниманіе да піемонтскаго еврея, который, подобно окружающей его расѣ, отличается круглымъ черепомъ и свѣтлыми волосами, и еврея венеціанскаго, который, такъ-же, какъ и населеніе этой мѣстности, обладаетъ наоборотъ четырехугольнымъ и удлиненнымъ черепомъ и черной шевелюрой. У евреевъ, встрѣчающихся среди оазисовъ сѣверной Африки, профиль бѣлой расы сочетается съ цвѣтомъ кожи негровъ. Въ Абиссиніи еврей, наоборотъ, сохранилъ почти столь же бѣлую кожу, какъ и европейцы; но за то его, такъ сказать, мѣстная этническая маска пріукрасилась расплюснутымъ носомъ, толстыми губами и « курчавыми волосами, чуть не шерстью негра.
А нашъ русскій, особенно польско-литовскій еврей, надъ которымъ по преимуществу изощряютъ свое остроуміе русскіе юдофобы, не замѣчающіе того, что въ этомъ, порою каррикатурномъ, типѣ комическія черты усиливаются неподходящею примѣсью именно нашихъ отечественныхъ красотъ физіономіи: свѣтлорусыхъ кудрей, выдающихся скулъ и „носа картошкой на широкомъ основаніи“ (о каковомъ см. въ лекціяхъ по русской исторіи г. Ключевскаго). Съ другой стороны поставьте рядомъ съ этимъ типомъ типъ „воинствующаго Израиля“ на Кавказѣ, гдѣ вы не отличите горнаго еврея съ его высокимъ ростомъ, широкими плечами, орлинымъ носомъ и горящими глазами отъ какого-нибудь браваго лезгина, чеченца, черкеса или даже армянина, — оставившаго, кстати сказать, по наслѣдству извѣстныя черты своего носа еврею, какъ на то указываетъ знаменитый географъ Элизе Реклю, разрушившій съ своей стороны теорію о чистомъ семитическомъ происхожденіи евреевъ. Я оставляю въ сторонѣ упоминаніе о второстепенныхъ группахъ евреевъ въ родѣ, напр., тѣхъ которые живутъ въ Кохинѣ и поразительно напоминаютъ окружающихъ инДусовъ.
Для того, кто занимался этнографіей, приводимыя мною указанія не составляютъ, впрочемъ, чего-либо новаго. Уже въ началѣ 90-хъ годовъ нѣмецкій ученый Лушанъ (Luschan) на основаніи очень обширныхъ изслѣдованій пришелъ къ заключенію, что современные евреи состоятъ, покрайней мѣрѣ, изъ трехъ этническихъ элементовъ: семитовъ, арійцевъ (амонитовъ) и потомковъ древнихъ хиттитовъ. А историки уже давно указывали на факты смѣшанныхъ браковъ и религіознаго прозелитизма, благодаря чему много посторонней крови вливалось въ жилы „избраннаго народа“. Эти явленія упорно отрицались съ двухъ сторонъ: и самими еврейскими патріотами и филосемитами, которые не могли допустить, чтобы къ ихъ столь старой, столь аристократической, столь „священной“ расѣ могли примѣшаться чуждые элементы „гоевъ“; и изувѣрами-юдофобами, которые, вывертывая на изнанку положенія своихъ противниковъ, съ не менѣе комичнымъ ужасомъ отрицали возможность смѣшенія „высшей арійской“ и „нисшей семитической“ породы. Но исторіи нѣтъ дѣла до юдофобовъ и филосемитовъ и до ихъ взаимной оцѣнки чистоты и высоты двухъ расъ. Факты на лицо и смѣются надъ ахами и охами двухъ тяжущихся сторонъ. Я лишь вкратцѣ укажу на главнѣйшія данныя по этому вопросу.
Вмѣсто, напр., традиціоннаго воззрѣнія на существованіе двѣнадцати чистыхъ колѣнъ современная наука представляетъ болѣе, чѣмъ вѣроятную гипотезу о примѣси уже въ это время къ евреямъ туранскихъ и кугаитскихъ, т. е. желтыхъ и черныхъ племенъ, къ которымъ присоединились другіе этническіе элементы во время пребыванія евреевъ въ Египтѣ и завоеванномъ ими Ханаанѣ. При Осіи скиѳы стучались у воротъ Іерусалима и оставили, по всей вѣроятности, этнологическіе слѣды своего столкновенія съ избраннымъ народомъ. Но въ особенности начиная съ перваго плѣненія усилилось скрещиваніе евреевъ съ окружавшими племенами. Маймонидъ въ своей „Могущественной рукѣ“ (Ядъ-Хазака), говоритъ, что во время Вавилонскаго плѣненія евреи смѣшались съ такою массою различныхъ народностей, что дѣти, происшедшія отъ этого скрещиванія, воспроизвели нѣчто въ родѣ настоящаго новаго столпотворенія и смѣшенія языковъ. По возвращеніи же изъ плѣна они сблизились съ самаритянами, эдомитянами и моавитянами, а при завоеваніи Идумеи Гирканомъ, съ жителями этой страны. Позже, во время войны съ Римомъ, гордые легіонеры приживали дѣтей съ еврейками; и историки еврейскаго народа приводятъ наполовину горестный, наполовину юмористическій вопросъ, съ которымъ рабби-Улла обратился къ Іудѣ бэнъ-Егискилу: ,да можемъ-ли мы и сами быть увѣрены, что не происходимъ отъ тѣхъ язычниковъ, которые по взятіи Іерусалима обезчестили дочерей Сіона»?
Не забудьте, кромѣ того, вліяніе религіозной пропаганды, которой евреи предавались съ такимъ пыломъ, что даже у классическихъ писателей осталось упоминаніе объ этой чертѣ евреевъ, усердно старавшихся о привлеченіи новыхъ прозелитовъ въ свою среду. «Какъ іудеи, и мы принудимъ тебя вступить въ этотъ отрядъ (поэтовъ)», восклицаетъ Горацій въ концѣ одной изъ своихъ сатиръ {Sermonum Lib. I, Sat. IV, 142—143:
… ac veluti te .
Judaei, cogemus in hanc concedere furbam.}. А Ювеналъ негодуетъ но то, что въ теченіе одного поколѣнія римлянинъ, затронутый еврейской пропагандой, успѣваетъ совсѣмъ ожидовиться: «Иные, которымъ выпалъ жребій родиться отъ отцовъ, соблюдающихъ субботу, ничему не поклоняются, кромѣ облаковъ и божества небесъ, не находятъ никакой разницы между человѣчьимъ мясомъ и свининой, отъ которой отецъ лишь просто воздерживался. Привыкнувъ презирать законы Рима, они изучаютъ и соблюдаютъ, и почитаютъ лишь іудейское право, которое передалъ въ тайной книгѣ Моисей; они не покажутъ и дороги никому, кромѣ тѣхъ, кто чтитъ одинаковыя съ нимъ святилища, и лишь однихъ обрѣзанцевъ доведутъ до источника, о которомъ ты спросишь ихъ» {Juven. sat. XII, 96—104:
Quidam, sortiti metuentem sabbata patrem,
Nil praeter nubes et coeli numen adorat.
Nec distare putant humana carne suillam,
Qna pater abstinuit; mox et praeputia ponnnt:
Romanas autem soliti contemnere leges,
Judaicum ediscunt, et servant ac metnunt jus,
Tradidit areano quodcumque volnmiue Moses:
Non monstrare vias, egdem nisi sacra colenti;
Quaesitum ad fontem solos deduccre verpos.}.
Въ первые вѣка христіанства еврейская пропаганда велась съ необыкновеннымъ жаромъ; и язычники, которые смѣшивали въ одну презираемую секту и евреевъ, и христіанъ, жалуются на опустошенія, производимыя въ ихъ средѣ прозелитизмомъ «іудеевъ». Римъ, Александрія, Антіохія, Дамаскъ, Кипръ служатъ главнѣйшими очагами этой пропаганды, которая прибѣгаетъ не только къ убѣжденію, но и къ насилію. Мозацзмъ вербуетъ себѣ приверженцевъ не только среди язычниковъ, но и среди христіанъ; и напр., когда въ царствованіе императора Гераклія Веньяминъ изъ Тиверіады завладѣваетъ Іудеей, палестинскіе христіане толпами переходятъ въ еврейство. Отсюда тотъ богословскій антисемитизмъ, который рано обнаружили христіанскіе отцы церкви. Въ теченіе цѣлыхъ вѣковъ вселенскіе соборы издаютъ постановленія, имѣющія цѣлью помѣшать евреямъ заманивать вѣрующихъ, запретить имъ обрѣзаніе ихъ христіанскихъ рабовъ и браки съ христіанами. И, однако, всѣ эти мѣры, до самаго времени страшныхъ повсемѣстныхъ гоненій на евреевъ въ среднихъ вѣкахъ, не могли остановить іудейскаго прозелитизма, вызывавшаго временами настоящіе скандалы. Въ VI-мъ вѣкѣ духовныя лица совращаются въ іудейство, и между ними даже одинъ епископъ. Позже папамъ приходится противодѣйствовать этому прозелитизму спеціальными буллами, между которыми можно упомянуть буллу Климента IV въ 1255 г., Гонорія въ 1288 г. Вмѣшиваются и короли: Филиппъ Прекрасный на рубежѣ ХІѴ-го столѣтія отдаетъ приказъ королевскимъ судьямъ «наказывать евреевъ, которые склонятъ христіанъ къ своей вѣрѣ подарками». Во верй Европѣ этотъ прозелитизмъ вливаетъ свѣжую чужую кровь въ жилы стараго еврейскаго народа. Особенно многочисленны обращенія въ еврейство среди испанцевъ: на Пиренейскомъ полуостровѣ рядъ соборовъ въ Толедѣ, уже начиная съ ѴІ-го столѣтія, пытается запретить смѣшанные браки между христіанами и евреями. Въ XIII-мъ вѣкѣ одинъ изъ венгерскихъ архіепископовъ жалуется, что евреи вступаютъ въ сожительство съ христіанками, и вѣрующіе переходятъ въ іудейство цѣлыми тысячами. Въ XIV-мъ столѣтіи въ Швейцаріи власти издаютъ особый декретъ, въ силу котораго христіанскія дѣвушки, прижившія дѣтей отъ еврея, наказываются тѣмъ, что должны носить и особыя еврейскія шляпы. Въ Польшѣ переходъ въ моисееву вѣру часто встрѣчается еще въ XVI-мъ столѣтіи, несмотря на указы Сигизмунда I.
Но, кромѣ скрещиванія съ такъ называемыми арійскими расами, евреи подвергаются скрещиванію съ урало-алтайскими племенами, которыя, можетъ быть, еще въ болѣе значительной степени обновляютъ своею кровью старую историческую расу. Еще до нашей эры евреи проникаютъ на сѣверные и восточные берега Чернаго моря, какъ о томъ свидѣтельствуютъ греческія надписи въ Анапѣ, Ольвіи и Пантикапеѣ. Въ ѴІІ-мъ и VIII-мъ вѣкахъ они эмигрируютъ изъ предѣловъ бывшаго Вавилонскаго царства и доходятъ до населенныхъ туркскими племенами городовъ Керчи на Азовскомъ морѣ, Дербента на Каспійскомъ, и т. д. Въ началѣ VII-го вѣка они обращаютъ въ свою вѣру хазаровъ, жившихъ въ нижнемъ бассейнѣ Волги, Дона и Днѣпра и въ свою очередь занимавшихся, какъ можно судить по нѣкоторымъ документамъ, удачною пропагандою между славянскими племенами полянъ, сѣверянъ и вятичей. Въ ХІІ-мъ вѣкѣ, цѣлыя татарскія племена Кавказа переходятъ въ моисееву вѣру, по сообщенію путешественника Петагіи изъ Регенсбурга. Въ ХІѴ-мъ столѣтіи, между полчищами Мамая, наводнившими смежныя съ Кавказомъ страны, встрѣчаются и многочисленныя группы евреевъ, которые смѣшиваются здѣсь съ урало-алтайскими племенами и, какъ мы раньше видѣли, состоятъ въ близкомъ родствѣ съ горными кавказскими народцами.
Такъ исторія отвѣчаетъ на традиціонное, но фальшивое представленіе о чистотѣ и нерастворимости еврейской расы. Но это нисколько не можетъ помѣшать намъ вмѣстѣ съ Бернаромъ Лазаромъ, этимъ замѣчательно безпристрастнымъ изслѣдователемъ судебъ своего племени, задаться вопросомъ, не представляютъ-ли все-таки собой евреи особой національности по своей психологіи, и не объясняется-ли этимъ вражда къ нимъ со стороны окружающихъ ихъ націй. Дѣйствительно, говоритъ Бернаръ Лазаръ,
то, что называютъ неподходящимъ терминомъ расы, представляетъ собой не этнологическое единство, но единство историческое, умственное и нравственное. Евреи не народъ въ этническомъ смыслѣ, но они національность: правда, среди нихъ замѣчаются различные типы, но какая же нація не разнообразна въ этомъ отношеніи? То, что дѣлаетъ людей народомъ, такъ это не единство происхожденія, но единства чувствъ, мысли и этики. Посмотримъ, не представляютъ-ли евреи этого единство и не найдемъ-ли мы въ этомъ обстоятельствѣ тайны питаемаго къ нимъ враждебнаго чувства[10].
Я не буду входить въ подробности аргументаціи этого серьезнаго изслѣдователя, фактами и выводами котораго я, однако, часто пользуюсь здѣсь тѣмъ съ большимъ удовольствіемъ, что авторъ можетъ служить положительно образцомъ объективнаго и вдумчиваго отношенія къ своей родной національности. У него мы можемъ учиться благородному идейному безстрашію, съ которымъ должны трактоваться вопросы національнаго патріотизма. Я позволю себѣ указать лишь на общій выводъ Б. Лазара, но ставя этотъ выводъ на болѣе широкое соціологическое основаніе, чѣмъ дѣлаетъ это самъ авторъ, занимающійся вопросомъ преимущественно съ исторической и культурной стороны. Выводъ этотъ можно резюмировать такъ: большинство евреевъ всегда сохраняло и сохраняетъ еще до сихъ поръ вѣру въ свою особую національность, основанную на религіи, которая, благодаря своему теократическому характеру, регулируетъ не одни духовныя, но и свѣтскія отношенія человѣка къ окружающимъ, являясь для него не только богословскимъ принципомъ, но основаніемъ его юридическихъ, экономическихъ, политическихъ, даже мелко-будничныхъ нормъ жизни и мысли. Эта религіозно-національная исключительность проходила красною нитью чрезъ всю исторію «избраннаго народа». Она окристаллизовалась въ Талмудѣ. Она достигла своего апогея въ эпоху средневѣковыхъ преслѣдованій, когда къ ужасному давленію со стороны христіанскихъ властей и дикимъ взрывамъ христіанскихъ массъ присоединилась внутри самаго еврейства свирѣпая борьба раввинистовъ, этихъ учителей религіозно-національныхъ традицій, противъ попытокъ либеральной еврейской мысли, пытавшейся примирить свѣтскую философію и науку съ догматомъ. Отсюда возникъ рядъ человѣконенавистническихъ предписаній и проклятій противъ гоевъ, подъ которыми, главнымъ образомъ, разумѣлись тѣ отступники отъ еврейства, что переходили на сторону враговъ его и, зная слабые пункты талмудизма, били раввинистовъ ихъ же оружіемъ.
Присоедините къ этому религіозно-національную солидарность, которая связывала въ одно цѣлое разбросанныя общины евреевъ и которая должна была доставить имъ преимущество по мѣрѣ того, какъ въ христіанскомъ обществѣ вырабатывалась отнюдь не христіанская война всѣхъ противъ всѣхъ на почвѣ экономической конкуренціи и столкновенія классовыхъ интересовъ. Прибавьте къ этому естественный циклъ развитія, который пробѣгала эта старая раса, которая, особенно со времени разсѣянія, уже успѣла выработать промышленный и торговый классъ и послать представителей его на завоеваніе видныхъ коммерческихъ постовъ среди гораздо болѣе молодыхъ и отсталыхъ народностей Европы, занятыхъ въ эту пору по преимуществу земледѣліемъ. Прибавьте, наконецъ, запрещеніе вѣрующимъ, со стороны средневѣковой церкви, и заниматься отдачей денежныхъ капиталовъ въ ростъ, что, благодаря исторической необходимости этой эксплуататорской, но фатальной функціи, вызвало притокъ и заполненіе этой сферы евреями. Присоедините, наконецъ, къ этому общій рядъ мѣръ со стороны правительствъ противъ евреевъ, мѣръ, которыя шли навстрѣчу усиливавшемуся выдѣленію еврейства изъ среды окружавшихъ ихъ націи и въ свою очередь обостряли это обособленіе. Таковы элементы, изъ которыхъ слагалось изолированіе еврейства въ качествѣ какого-то посторонняго тѣла въ общественномъ организмѣ, причемъ фанатизированному чувству гордости у подавляемой національности соотвѣтствовало чувство антипатіи, презрѣнія и ненависти среди христіанскихъ народностей.
Я сказалъ раньше, что фактъ религіозно-національнаго обособленія евреевъ слѣдуетъ поставить на широкое соціологическое основаніе. Дѣйствительно, какова основная причина этого обособленія евреевъ въ особый народъ, несмотря на отсутствіе, какъ мы видѣли, единства происхожденія? Это первобытный характеръ ихъ религіи, которая является не только духовною, но гражданскою и политическою связью между евреями. Словно эрратическій камень первобытныхъ формацій, еврейство лежитъ съ своимъ теократизмомъ среди овершенно иныхъ современныхъ наслоеній. Евреи платятъ тяжелую дань всевозможнымъ угнетеніямъ и преслѣдованіямъ въ сущности лишь потому, что остались представителями античнаго, теократическаго, узко-національнаго строя давно пережитыхъ временъ, и притомъ представителями, развившими своеобразную, довольно высокую культуру, а потому приходящими въ фатальное столкновеніе съ нашей современной культурой. Но что эта черта не есть лишь исключительная принадлежность евреевъ, а всего античнаго міра, извѣстно всякому, кто знакомъ съ цивилизаціей этого періода. Я — страстный поклонникъ античной, особенно же греческой цивилизаціи, которая привлекаетъ меня столькими своими сторонами. Но это поклоненіе нисколько не закрываетъ мнѣ глаза на непомѣрное развитіе религіознаго элемента въ древнемъ мірѣ, который въ сущности не зналъ настоящей свободы мысли, потому что ставилъ въ неразрывную связь съ религіознымъ обрядомъ политическую и національную жизнь гражданъ. Орлиный полетъ критической и творческой мысли былъ результатомъ пышнаго расцвѣта человѣческой индивидуальности, которая развилась не столько благодаря, сколько вопреки этому теократически-національному характеру древней цивилизаціи.
Юдофобы любятъ, напр., подсмѣиваться надъ непомѣрнымъ обиліемъ религіозныхъ формулъ, при самыхъ обыденныхъ актахъ жизни, загоняющихъ въ колодки правовѣрнаго еврея. Но тотъ, кто изучалъ греко-римскій міръ, знаетъ, что таково было свойство и классической религіи. Я прошу читателей, которымъ некогда провѣрять такое положеніе, припомнить хотя бы, что говоритъ по этому вопросу Фюстель-де-Куланжъ въ своей извѣстной работѣ по исторіи «античнаго государства», въ столь сильной степени опиравшагося, по словамъ ученаго изслѣдователя, на религіозный — и замѣтьте при этомъ — строго обрядовый элементъ.
Тогда религія вмѣшивалась во всѣ акты жизни какъ на войнѣ, такъ и во время мира. Она повсюду присутствовала, она охватывала человѣка. Душа, тѣло, личная жизнь, жизнь общественная, пиры, праздники, народныя собранія, трибуналы, войны, все было въ рукахъ государственной религіи. Она управляла всѣми дѣйствіями человѣка, располагала всѣми моментами его жизни, закрѣпляла всѣ его привычки. Она руководила человѣческимъ существомъ съ такимъ безусловнымъ авторитетомъ, что внѣ ея не оставалось ничего[11].
Еврей, говорятъ намъ, шагу не можетъ ступить безъ самыхъ нелѣпыхъ обрядностей, и ему приходится все время, что называется, хитрить и надувать свое гнѣвное божество, чтобы слѣдовать буквѣ Талмуда и въ то же время имѣть возможность жить и исполнять необходимыя требованія будничной жизни: на этотъ счетъ существуетъ цѣлый коробъ анекдотовъ у господъ антисемитовъ. Но что они сказали-бы, если-бы знали путемъ, въ какой степени обрядовая формула опутывала древняго грека и римлянина? Какое мясо ѣсти и какого не ѣсть при жертвоприношеніи; какую одежду носить и какой не носить; какимъ можемъ рѣзать и какимъ не рѣзать; въ какую позу становиться, читая извѣстную формулу; къ какому божеству обращаться при исполненіи самомалѣйшаго акта; какое знаменіе подстерегать при выходѣ изъ дому; какихъ знаковъ дожидаться при открытіи военной кампаніи; какъ предотвратить дурное предвозвѣстіе; какой день счастливый и какой несчастный; какія внутренности у жертвы чисты и какія нечисты, и т. д., и тысячу разъ и т. д., — всѣ эти безконечныя предписанія цѣлою сѣтью опутывали жизнь общественнаго дѣятеля и частнаго человѣка. И педантическая точность, съ какою обитатель Греціи или Рима старался пройти въ такую, а не иную петлю этой сѣти, по истинѣ заслуживаетъ удивленія. Читайте у Тита-Ливія описаніе походовъ знаменитаго Камилла, или у Геродота эпизоды великой борьбы между персами и греками, или у Плутарха разсказъ объ экспедиціи аѳинянъ подъ начальствомъ Никія — и вы не въ состояніи отдѣлаться отъ той мысли, что эти герои древности, которыхъ псевдо-античный романтизмъ нашего времени перелицовываетъ и перекрашиваетъ въ современныхъ великихъ людей, были не только славными воинами и образцовыми гражданами, но и первосвященниками, жрецами, педантами-изувѣрами, которые по части соблюденія обрядовъ заткнутъ за поясъ любого талмудиста. Пусть читатель просмотритъ хотя-бы у того-же Фюстель-де-Куланжа характеристику «римлянина и аѳинянина» и описаніе ихъ времяпрепровожденія въ теченіе цѣлаго дня[12].
Намъ говорятъ точно также о свирѣпомъ націоналистическомъ духѣ, которымъ пропитана еврейская доктрина, особенно въ Талмудѣ. Но опять-таки эта вражда къ чужестранцу, это презрѣніе, это въ лучшемъ случаѣ недовѣріе къ нему и выдѣленіе его изъ общественнаго національнаго союза, — развѣ все это не является основною чертою всего древняго міра? Вспомните, какъ греки обращались съ чужестранцами, которымъ разрѣшеніе вступать въ бракъ съ гражданами даннаго города (ἐπιγαμία) или пріобрѣтать здѣсь собственность (ἒγκτησκ γῆς καί οἰκίας) давалось лишь въ случаѣ формальнаго трактата съ чужимъ государствомъ или же какъ вознагражденіе за исключительныя заслуги, тогда какъ обыкновенно иностранцы были совершенно безправны, но платили тяжелыя спеціальныя подати[13]. А римское законодательство двѣнадцати таблицъ съ его вѣчнымъ правомъ на то, что разъ римлянинъ взялъ у чужестранца, — который обозначался, кстати сказать, однимъ словомъ hostis наравнѣ съ врагомъ: adversus hostsem aeterna auctoritas esto? Лишь постепенно въ греко-римскомъ мірѣ вырабатывались универсалистическая религія и всеобщая, чуждая націонализма этика. Только въ Ѵ-мъ вѣкѣ до Р. X. появляется впервые, если не ошибаюсь, такая яркая формулировка космополитизма, какую мы встрѣчаемъ у Демокрита: «для мудраго мужа открыта вся земля; ибо весь міръ служитъ отечествомъ доблестной душѣ». Только во II-мъ вѣкѣ до Р. X. зазвучитъ глубоко гуманитарная фраза Теренція: «я человѣкъ, и ничто человѣческое не считаю чуждымъ себѣ» (homo sum, humani nil a me alienum puto). Съ другой стороны, болѣе раннее моисеево законодательство, если подчеркиваетъ элементъ національной солидарности, — напр., въ словахъ: «не мсти и не злопамятствуй противъ сыновъ народа . твоего; но возлюби ближняго, какъ самого себя»[14], — то и по отношенію къ чужестранцу предписываетъ человѣчное обращеніе, оставляющее за собою первобытныя воззрѣнія Греціи и Рима: «если пришлецъ поселится въ странѣ вашей, то вы не должны причинять ему несправедливости. Пришлецъ, поселившійся съ вами, пусть будетъ для васъ наравнѣ съ тѣмъ, кто родился среди васъ, и вы возлюбите его, какъ самихъ себя; ибо и вы были пришельцами въ землѣ египетской»[15]. Такимъ образомъ, разница между еврейскимъ первобытнымъ націонализмомъ и между греко-римскимъ первобытнымъ націонализмомъ будетъ скорѣе въ пользу еврейскаго міровоззрѣнія, какъ болѣе гуманнаго, по крайней мѣрѣ въ приведенномъ нами случаѣ.
Но юдофобы указываютъ намъ на Талмудъ, господство котораго надъ умами евреевъ достигло особенной силы, начиная съ ХІѴ-го столѣтія, когда возникшее было въ предшествовавшую эпоху движеніе свободной философской мысли среди еврейства было задавлено фанатическими приверженцами религіозныхъ традицій. Дѣйствиельно, Талмудъ проникнутъ духомъ ужасной національной исключительности и вражды къ иностранцамъ, т. е. иновѣрцамъ. Но я уже мимоходомъ замѣтилъ выше, что наиболѣе сильныя проклятія, расточаемыя гоямъ, выражаютъ прежде всего ненависть религіозно-національнаго союза евреевъ противъ ренегатовъ, переходившихъ въ ряды христіанъ и дававшихъ лишнюю пишу преслѣдованіямъ и угнетенію своихъ прежнихъ соотечественниковъ. Обратите, съ другой стороны, вниманіе на эти преслѣдованія и на весь духъ средневѣковья: вы найдете среди проповѣдниковъ христіанской любви достойныхъ соперниковъ свирѣпой іудейской морали. Въ самомъ дѣлѣ, если какой-нибудь рабби Іохай разражался кровожаднымъ афоризмомъ противъ не евреевъ: «если встрѣтишь и самаго лучшаго гоя, то, не колеблясь, убей его», то съ другой стороны Людовикъ IX, прозванный святымъ за свои добродѣтели, не говорилъ ли, что наилучшій способъ теологическаго спора съ евреемъ это «пырнуть его кинжаломъ въ брюхо» (lui bouter de la dague dans le ventre, на наивномъ французскомъ языкѣ того времени), а папа Урбанъ III не писалъ ли въ одной изъ своихъ буллъ: «всякій имѣетъ право убить отлученнаго отъ церкви, разъ дѣлаетъ это изъ ревности къ вѣрѣ»? Думаю, что христіане и евреи стоили другъ друга въ это мрачное время общаго фанатизма и религіозной ненависти.
Итакъ, для читателя, надѣюсь, стало достаточно ясно, что причины вражды между евреями и окружающими ихъ народами лежатъ, главнымъ образомъ, въ столкновеніи между первобытнымъ религіозно-національнымъ міровоззрѣніемъ «избраннаго народа» и нее болѣе и болѣе свѣтской и общечеловѣческой цивилизаціей нашей эпохи. По мѣрѣ того, какъ это архаическое міросозерцаніе еврейства уступаетъ мѣсто современнымъ идеямъ, стирается и исключительная національность евреевъ. И mojиho пожалѣть лишь, что неблагопріятныя историческія условія и часто повторяющіяся недоразумѣнія мѣшаютъ общечеловѣческому прогрессу охватить еврейскія массы, а позволяютъ ему проявляться надлежащимъ образомъ лишь среди выдающагося интеллигентнаго меньшинства.
Все сказанное мною прилагается къ евреямъ въ любой странѣ, хотя съ болѣе или менѣе значительными поправками, въ зависимости отъ каждой мѣстной цивилизаціи. Во всякомъ случаѣ, общая постановка вопроса на предыдущихъ страницахъ расчистила намъ путь для изображенія антисемитизма во Франціи; и мнѣ остается лишь коснуться спеціально французскихъ условій, уже не возвращаясь болѣе къ общимъ историческимъ и соціологическимъ соображеніямъ. Со времени изгнанія евреевъ изъ средневѣковой Франціи по декрету Карла VI отъ 17-го сентября 1394 г^я до возвращенія ихъ въ революціонную Францію, двери которой были имъ формально открыты голосованіемъ Національнаго Собранія отъ 27-го сентября 1791 г., т. е. значитъ въ теченіе почти четырехсотъ лѣтъ, на территоріи «христіаннѣйшаго королевства» жило очень мало адептовъ моиссева закона. Лишь въ Бордо, благодаря привиллегіямъ королей, существовала довольно большая колонія исключительно португальскихъ евреевъ, часть которыхъ очень разбогатѣла морской торговлей. Во всѣхъ же остальныхъ городахъ Франціи, не исключая и Парижа, евреи были въ 4 очень незначительномъ числѣ; и администрація, собственно говоря, не разрѣшала имъ пребыванія, а лишь терпѣла его. Только въ пріобрѣтенномъ отъ Германіи Эльзасѣ еврейскій элементъ мѣстами игралъ замѣтную роль въ населеніи. Но по мѣрѣ того, какъ философскія и гуманитарныя идеи «вѣка просвѣщенія» проникали въ умы, отношеніе къ евреямъ со стороны христіанскаго населе- * пія смягчалось все болѣе и болѣе; и декретъ Національнаго Собранія, признававшій за евреями право быть французскими гражданами, выражалъ преобладающія стремленія лучшихъ людей того времени. Съ тѣхъ поръ до самаго недавняго времени или, точнѣе сказать, до половины 80-хъ годовъ еврей былъ не только полноправнымъ гражданиномъ, но и вполнѣ законнымъ членомъ французскаго общества, причемъ вліяніе этой энергичной и способной «расы» возрастало не только въ общественномъ, но и въ политическомъ смыслѣ. Это именно и даетъ поводъ пресловутому Дрюмону такими словами охарактеризовать судьбы еврейства во Франціи XIX-го вѣка:
Въ 1790 г. еврей появляется у двери; во время первой республики и первой Имперіи онъ входить, шляется и ищетъ мѣста; при реставраціи и во время польской монархіи онъ усаживается въ салонѣ; во время второй имперіи онъ ложится въ чужую постель; при третьей республикѣ онъ начинаетъ изгонять французовъ изъ ихъ же дома или заставляетъ ихъ работать на себя. Въ 1890 г. (это пророчество Дрюмона относится къ 1886 г. H. K.), если только у насъ останется еще, какъ я надѣюсь, довольно скрытой энергіи, чтобы спасти себя отъ надвигающейся смерти, еврей долженъ будетъ вернуться къ своему отправному пункту и оптомъ возвратить все то, что онъ награбилъ по мелочамъ у черезчуръ гостепріимныхъ и довѣрчивыхъ людей[16].
Намъ дѣла нѣтъ до лубочныхъ изображеній Дрюмономъ могущества евреевъ. Но что касается до пророчества относительно ихъ будущей экспропріаціи, интересно отмѣтить тотъ фактъ, что если въ 1890 г. и не наступило такого событія, то къ этому времени относится замѣтное усиленіе антисемитизма не только въ печати, но и въ обществѣ. А въ самые послѣдніе годы, да рубежѣ ХХ-го столѣтія, юдофобство вспыхнуло столь яркимъ пламенемъ, что поразило своею неожиданностью и силою самыхъ внимательныхъ и вдумчивыхъ наблюдателей французской жизни. Для объясненія такого явленія намъ придется пристально вглядѣться въ элементы, которые соединились для того, чтобы вызвать этотъ взрывъ антисемитизма. Въ самомъ началѣ статьи я упомянулъ о томъ фактѣ, что численно евреи представляютъ собою незначительную долю населенія страны. Откуда же такое несоотвѣтствіе между пропорціею «семитовъ» и интенсивностью ненависти къ нимъ? Какъ и съ кѣмъ сталкиваются здѣсь евреи, чтобы внушить своими «противуобщественными инстинктами» вражду «французовъ Франціи»? Вѣдь для того, чтобы быть не академическимъ, а глубоко-жизненнымъ вопросомъ, антисемитизмъ долженъ же все-таки опираться на реальные факты эксплуатаціи евреями коренного населенія или, по крайней мѣрѣ, на явленія, которыя можно истолковать въ смыслѣ этой эксплуатаціи. Каковы же факты?
Посмотримъ, изъ какихъ группъ слагается французское еврейство, и въ какихъ точкахъ соприкосновенія сотня тысячъ евреевъ причиняетъ столь нестерпимыя, по словамъ юдофобовъ, страданія 38 милліонамъ «арійцевъ». Рѣзче всего, конечно, бросается въ глаза группа королей капитала, которые служатъ для антисемитовъ исходнымъ пунктомъ ихъ демагогическихъ разглагольствованій, имѣющихъ цѣлью убѣдить, что каждый еврей это непремѣнно эксплуататоръ и маленькій Ротшильдъ. Кто, дѣйствительно, не слышалъ отъ Дрюмона и его приспѣшниковъ, что изъ 80 милліардовъ франковъ, составляющихъ общую сумму движимаго имущества Франціи, 20 милліардовъ, т. е. цѣлая четверть принадлежатъ евреямъ. Оставимъ въ сторонѣ невозможную провѣрку этой юдофобской статистики; допустимъ, что это не фантастическая цифра, а выраженіе дѣйствительности. Интересно знать, кто же является обладателями этой грандіозной суммы. Уже самый характеръ движимой собственности показываетъ, что здѣсь дѣло идетъ главнымъ образомъ о денежныхъ капиталахъ. Но если наиболѣе крупныя состоянія, оперирующія въ сферѣ денежнаго хозяйства, принадлежатъ во Франціи дѣйствительно еврееямъ въ родѣ Альфонса Ротшильда, Эрлангера, Камондо, то спрашивается, много-ли насчитается такихъ грандіозныхъ капиталистовъ — семитовъ, которые, кстати сказать, принадлежатъ по своимъ операціямъ къ категоріи всемірныхъ эксплуататоровъ, хотя и живущихъ во Франціи? Съ кѣмъ соприкасаются эти властелины биржи и банка, на какихъ «французовъ Франціи» обрушивается золотая артиллерія ихъ милліардовъ, кого изъ дѣйствительныхъ производителей страны они эксплуатируютъ? Если оставить въ сторонѣ падающіе на каждаго гражданина платежи по государственнымъ займамъ, платежи, видная, но не исключительная пропорція которыхъ течетъ въ карманы первостепенныхъ еврейскихъ капиталистовъ, кредитующихъ государство, то не видишь, какими непосредственными присосами какой-нибудь Ротшильдъ извлекаетъ изъ рядового француза золотую влагу «всеобщаго эквивалента». Трудящіяся массы, эти вѣчныя плательщицы столь же христіанскихъ, сколько и еврейскихъ кредиторовъ правительства, не вступаютъ ни въ какія прямыя отношенія съ царями биржи. Ротшильдъ страшенъ не имъ, а тѣмъ соперникамъ «этого королевскаго тигра изъ Палестины», — какъ я назвалъ однажды въ печати знаменитаго барона, — который своимъ рычаніемъ отгоняетъ отъ лакомыхъ кусковъ спекуляціи всѣхъ этихъ волковъ и шакаловъ биржевого капитала. Но какое дѣло настоящему народу до львинаго дѣлежа, производящагося въ верхахъ капиталистической храмины, въ сферѣ биржи и банка, между еврейскими королями обмѣна и ихъхристіанскими вассалами — спекуляторами, которые пытаются порою бороться противі удивительнаго нюха и могучихъ капиталовъ семитовъ?
Вспомните, напр., отчаянную игру на биржѣ, ознаменовавшую четырехлѣтнія операціи (1878—1882) католическаго банка, извѣстнаго подъ оффиціальнымъ названіемъ «Union générale», игру, въ" результатѣ которой пресловутый администраторъ его Бонту, взогнавъ временно 125-франковыя акціи до 3200 фр., ощипалъ своихъ легитимистскихъ и клерикальныхъ кліентовъ на 212 милліоновъ. Что выигралъ или проигралъ настоящій народъ отъ этого краха, хотя извѣстно, что Бонту, эксплуатировавшій католическо-монархическія чувства своихъ акціонеровъ, громко заявлялъ о своемъ походѣ противъ еврейскихъ капиталовъ и былъ въ отмѣстку раздавленъ именно этими капиталами? Золя, который въ своихъ «Деньгахъ» рисовалъ въ лицѣ Саккара портретъ съ Бонту, прекрасно изобразилъ всю психологію этого католическаго антисемита, «тѣмъ болѣе ненавидѣвшаго евреевъ, что онъ въ сущности восторгался ими, завидовалъ ихъ поразительнымъ финансовымъ способностямъ» и т. ,д. Ясно, что противъ крупнѣйшихъ биржевыхъ и финансовыхъ капиталистовъ изъ племени Сима пламя искренняго антисемитизма можетъ пылать лишь въ груди ихъ неудачныхъ конкуррентовъ-христіанъ; да и пылать-то лишь потому, что Ротшильдъ и другіе евреи болѣе успѣшно занимаются биржевою эксплуатаціей «простофиль» (gogos на французскомъ дѣловомъ жаргонѣ), добивающихся легкой наживы при помощи спекулятивной игры своими капиталами и капитальцами. Если, значитъ, вы прибавите къ крупной биржевой буржуазіи только-что упомянутыхъ простаковъ-спекуляторовь и мелкихъ торговцевъ и лавочниковъ, которые въ послѣднее время раздавливаются фатальнымъ процессомъ концентраціи капиталовъ и жалуются, и ропщутъ на всѣхъ и на все, и отыскиваютъ повсюду враговъ, а въ томъ числѣ среди евреевъ, то вы исчерпаете этимъ почти всѣ горючіе матеріалы антисемитизма среди дѣловой буржуазіи.
Въ области индустріи евреи, дѣйствительно, играютъ лишь второстепенную роль: между фабрикантами, владѣльцы наиболѣе крупныхъ копей, металлургическихъ, сахарныхъ и т. п. заводовъ — христіане, да и вообще очень значительное большинство фабричныхъ предпріятій принадлежитъ во Франціи представителямъ «арійской расы». Но еще интереснѣе, можетъ быть, то обстоятельство, что самые крупные коммерческіе дома въ родѣ гигантскихъ магазиновъ «Бонмаршэ», «Весны», «Самаритянки», бакалейной Потэна, тоже по большей части находятся въ рукахъ чистыхъ французовъ. Соотвѣтственно этому, реальнаго, т. е. непосредственнаго, не навѣяннаго со стороны антисемитизма вы мало найдете среди рабочихъ и служащихъ, пристегнутыхъ къ колесу крупнаго капиталистическаго производства и крупной торговли. Въ особенности же фабричные и заводскіе рабочіе чужды юдофобства, и на народныхъ собраніяхъ рѣзкая критика Ротшильда бываетъ направлена всегда противъ него, лишь какъ крупнѣйшаго капиталиста, а не какъ еврея. Рабочіе самымъ складомъ жизни, самыми условіями дѣйствительности приведены къ тому, что для нихъ борьба труда съ капиталомъ принимаетъ характеръ соціальной, а отнюдь не расовой и не религіозной борьбы.
Можетъ быть, нѣкоторое обостреніе реальнаго антисемитизма замѣчается въ послѣдніе годы на границѣ между классомъ рабочихъ и классомъ капиталистовъ, среди той промежуточной группы непосредственныхъ производителей, которая состоитъ изъ ремесленникомъ и одними своими признаками примыкаетъ къ представителямъ труда, а другими къ представителямъ капитала. Но на возникновеніе и усиленіе юдофобства въ только-что упомянутой средѣ вліяютъ причины, похожія на тѣ, съ которыми мы встрѣтились немного выше, говоря о тяжеломъ положеніи мелкихъ торговцевъ и лавочниковъ: и среди ремесленниковъ общее развитіе крупнаго производства вліяетъ на ухудшеніе условій существованія; и подъ вліяніемъ этого ухудшенія мелкій мастерокъ-хозяинъ готовъ искать всюду виновниковъ своего обострившагося положенія, и находитъ ихъ, между прочимъ, между евреями. Какъ бы то ни было, въ тѣхъ центрахъ, гдѣ развито ремесло, напр. въ Парижѣ, и гдѣ существуетъ въ этой области извѣстная конкурренція со стороны евреевъ, тамъ соперничающіе съ ними христіане не могутъ безъ натяжки говорить о владычествѣ семитовъ: ремесленники-евреи, всѣ эти оптики, часовщики, портные, переплетчики и т. ц. — столь же безжалостно оттираются крупнымъ капиталомъ, какъ и ихъ «арійскіе» собраты, не говоря уже о сравнительно незначительномъ числѣ семитовъ, теряющихся въ массѣ парижскихъ мастерковъ. Можетъ быть, нѣсколько болѣе рѣзкое отношеніе замѣчается во взглядѣ этой группы трудящихся на недавно переселившихся изъ Россіи бѣдныхъ евреевъ, которые осѣли въ Сэнтъ-Антуанскомъ предмѣстьѣ, занимаются шапочнымъ и картузнымъ ремесломъ и, благодаря низкой степени своихъ потребностей, сбиваютъ цѣну на производимые ими предметы. Но это враждебное отношеніе ничѣмъ не отличается отъ чувствъ антипатіи, питаемыхъ французскими рабочими къ ихъ пришлымъ конкуррентамъ изъ Бельгіи, Германіи, Италіи, Швейцаріи, довольствующимся болѣе незначительной заработной платой.
За то антисемитизмъ процвѣтаетъ довольно изрядно среди представителей недвижимаго капитала, особенно среди земельныхъ собственниковъ, заключающихъ въ своихъ рядахъ очень замѣтную пропорцію аристократовъ или тянущихся въ аристократію буржуа. Въ основаніи антисемитизма этой общественной категоріи лежатъ общія соціально-экономическія причины, которыя на извѣстной ступени народно-хозяйственной эволюціи заставляютъ оттираемыхъ на задній планъ владѣльцевъ земельнаго капитала съ завистью и злобою смотрѣть на все усиливающихся фабричныхъ, а въ особенности денежныхъ капиталистовъ. А такъ какъ семиты представляютъ наиболѣе способныхъ и энергичныхъ, хотя далеко не единственныхъ агентовъ этой эволюціи, то землевладѣльцы уже издавна привыкаютъ смотрѣть на евреевъ, какъ на виновниковъ на самомъ то дѣлѣ фатальнаго хода вещей. Ростовщичество, гипотека и переходъ земельной собственности въ руки денежныхъ капиталистовъ кажутся землевладѣльческому классу непосредственнымъ слѣдствіемъ вторженія еврея въ экономическую жизнь страны.
Не мѣшаетъ кстати отмѣтить тотъ фактъ, что пока представители фабричнаго и денежнаго капитала были вовлечены въ исторически неизбѣжную борьбу противъ земельнаго капитала, они опирались на содѣйствіе еврейскихъ капиталистовъ и не могли нахвалиться ихъ «прогрессивною ролью». Вспомните хотя бы могущество и почетъ, которыми пользовались всѣ эти Исааки Перейры и Миресы во время второй имперіи, когда «арійскій» капиталъ съ энтузіазмомъ шелъ до указанному сынами Израиля пути обширныхъ желѣзнодорожныхъ и банковыхъ операцій. Лишь по завершеніи этого цикла капиталистическаго развитія, поведшаго къ преобладанію денежной и фабричной эксплуатаціи надъ эксплуатаціею земельною, христіанскіе фабриканты и биржевики утратили первоначальный пылъ своего дѣлового юдофильства и стали все чаще и чаще щипать гитару антисемитизма. На нашихъ глазахъ этотъ поворотъ въ воззрѣніяхъ христіанскихъ капиталистовъ ярко обозначился въ Алжиріи. Здѣсь пока еврейскій капиталъ расхищалъ общинную собственность арабовъ, онъ пользовался ободреніемъ и покровительствомъ «французовъ Франціи»; а какъ только, согласно фатальному закону разбуханія, подвергъ эксплуатаціи и французскихъ колонистовъ и собственниковъ, то вызвалъ свирѣпое антисемитическое движеніе среди заинтересованныхъ дѣльцовъ «арійской расы»[17]. И теперь жертвами этого движенія являются какъ разъ еврейскіе пролетаріи Алжиріи, изнемогающіе въ непосильной работѣ…
Но возвратимся къ антисемитизму аристократіи и вообще земельныхъ собственниковъ. Не смотря на яркія проявленія юдофобства въ этихъ слояхъ, и тутъ было-бы несправедливо не сдѣлать нѣкоторыхъ очень существенныхъ оговорокъ. Дѣло въ томъ, что душа здѣшняго представителя «благородныхъ» традицій разорвана на двѣ части въ вопросѣ антисемитизма: если потомокъ средневѣковаго сеньера или пролѣзшій въ аристократію буржуа — обуревается по отношенію къ еврею злобнымъ чувствомъ неоплатнаго должника, то въ то же время онъ не безъ нѣжности взираетъ на еврейскій капиталъ, съ которымъ онъ чрезвычайно охотно вступаетъ во всяческія степени родства и свойства. Не была-ли въ печати дана статистика смѣшанныхъ браковъ между христіанами и іудеями, статистика, изъ которой оказывается, что, по меньшей мѣрѣ, три десятка самыхъ аристократическихъ фамилій Франціи связаны родственными узами съ чистокровными евреями? Особенно усердствуютъ по этой матримоніальной части молодые шалопаи изъ прогорающихъ знатныхъ семей, всѣ эти захудалые маркизы, графы и бароны, которые съ рвеніемъ, достойнымъ лучшей участи, женятся на дочеряхъ Сіона, чтобы покрыть новой позолотой еврейскихъ милліоновъ — облинялый и разваливающійся въ прахъ родовой гербъ.
Не забудьте, кромѣ того, что немалая доля аристократовъ выбросила за бортъ щепетильное отношеніе къ пріемамъ буржуазной эксплуатаціи и занялась комерческими предпріятіями, нерѣдко вступая въ компанію съ «жидами» и пользуясь ихъ совѣтами при веденіи дѣлъ, особенно на биржѣ. Среди этой категоріи самая антипатія къ семитамъ является сплошь и рядомъ вполнѣ эгоистическою завистью несчастнаго конкуррента къ счастливому. Я попрошу читателя припомнить лишь біографію пресловутаго маркиза Морэса, который сочеталъ въ своей душѣ очень удачно вкусъ кондотьери-авантюриста къ приключеніямъ съ чисто буржуазными тяготѣніями къ наживѣ, и который потому только возненавидѣлъ евреевъ, что они перебили у него, если не ошибаюсь въ Канадѣ, очень выгодную спекулятивную аферу, помѣшавъ ему лично объегорить массу простаковъ-христіанъ.
Всего замѣтнѣе антисемитизмъ прокидывается среди буржуазной интеллигенціи; и въ этомъ-то лежитъ въ значительной мѣрѣ объясненіе той силы антисемитизма, которой совершенно не соотвѣтствуетъ слабая распространенность евреевъ во Франціи и болѣе, чѣмъ скромная роль ихъ въ совокупности экономической жизни страны (за исключеніемъ, какъ я уже сказалъ, верховъ капиталистической храмины). Дѣйствительно, располагая значительными средствами агитаціи въ родѣ періодической прессы, литературы, публичныхъ рефератовъ, буржуазная интеллигенція успѣла раздуть антисемитическое движеніе до размѣровъ, далеко превосходящихъ фактическую роль евреевъ во Франціи. Изучая особенности этой агитаціи, поднятой буржуазною интеллигенціею, мы поймемъ, откуда почерпнулъ силы французскій антисемитизмъ. Центръ тяжести лежитъ здѣсь, дѣйствительно, въ интересномъ сочетаніи грубо-матеріальныхъ и идеальныхъ факторовъ.
Сначала возьмемъ матеріальные факторы. Вопреки мнѣнію юдофобовъ, отрицающихъ всякія умственныя качества у евреевъ, за исключеніемъ «практической сметки», «безстыдства» и «пронырливости», мы должны признать, что эта нація наоборотъ поражаетъ своимъ, если можно такъ сказать, интеллектуализмомъ. И если мы не можемъ слѣдовать въ этомъ отношеніи за патріотами-филосемитами, которые хотятъ увѣрить насъ въ исконныхъ преимуществахъ своей «расы», то мы въ интересахъ истины не можемъ не отмѣтить того факта, что, благодаря извѣстнымъ историческимъ событіямъ, доля умственнаго труда въ массѣ еврейства превосходила и продолжаетъ превосходить ту же долю въ массѣ другихъ національностей. Обратите вниманіе на историческую древность этой расы, которая успѣла донести до насъ свою культуру въ то время, какъ народы, бывшіе ея историческими сверстниками, всѣ эти вавилоняне, ассиріяне, финикійцы превратились лишь въ простой звукъ, въ предметъ чисто академическихъ разсужденій. Не забудьте, что, въ качествѣ такой болѣе старой исторической національности, евреи, появляясь среди другихъ, болѣе молодыхъ, болѣе отсталыхъ экономически національностей, брали на себя и «болѣе отвлеченныя функціи труда», какъ сказалъ бы Контъ: среди земледѣльческихъ народовъ они представляли собою ремесленно-промышленный, торговый и финансовый элементъ. Самая жизнь ихъ по преимуществу въ городахъ должна была поставить ихъ въ соприкосновеніе съ болѣе интеллектуальной средой. Возьмите распространеніе между ними грамотности на почвѣ стремленія сохранить предписанія стараго закона. Присоедините къ этому несравненную фехтовку понятіями и казуистику Талмуда, который хотя и подавлялъ настоящій порывъ научной мысли, но училъ логической эквилибристикѣ формальныхъ опредѣленій. Не забудьте также, что евреи уступаютъ, можетъ быть, лишь англо-саксонской расѣ сочетаніемъ практическихъ, грубо-матеріальныхъ потребностей и мистическихъ стремленій. Соедините все это вмѣстѣ, и вы поймете, почему средній умственный уровень еврейскихъ массъ долженъ быть выше средняго же умственнаго уровня массъ въ другихъ національностяхъ. Отсюда, даже и оставляя въ сторонѣ солидарность угнетенной расы, вы поймете, почему въ умственной сферѣ средній, еврей является опаснымъ соперникомъ средняго индивидуума любой другой народности, — опять-таки, можетъ быть, за исключеніемъ англо-саксонца, который не даромъ же, говоря вообще, не боится еврейской конкурренціи и въ большинствѣ случаевъ почти не знаетъ антисемитизма.
Какъ бы то ни было, во Франціи еврей, сдѣлавшійся полноправнымъ членомъ общества, скоро сталъ играть видную роль_въ сферѣ умственнаго труда. Пропорція медиковъ, адвокатовъ, инженеровъ, журналистовъ, профессовъ, администраторовъ, политическихъ дѣятелей значительно выше въ еврейскомъ населеніи но сравненію съ общимъ населеніемъ Франціи. И эта пропорція все увеличивалась по мѣрѣ общаго прогресса страны, причемъ нельзя игнорировать то важное обстоятельство, что это было не случайно, а въ силу взаимной причинной зависимости между развитіемъ цивилизаціи и возрастаніемъ общественнаго значенія еврея. Дѣйствительно, ходъ современной цивилизаціи во Франціи состоитъ въ усиленіи свѣтскаго, антиклерикальнаго, антикатолическаго элемента. И въ то время, какъ этотъ общій прогрессъ достигался среди французовъ лишь вѣчной борьбой, вѣчнымъ колебаніемъ между свободомыслящей «акціей» и католической «реакціей», въ силу традиціоннаго клерикальнаго воспитанія, — въ это время пріобщившійся къ цивилизаціи еврей порывалъ безповоротно связь съ своимъ архаическимъ, узко-формальнымъ, чисто-обрядовымъ религіознымъ кодексомъ и становился настоящимъ свободнымъ мыслителемъ, «рыцаремъ духа» современной культуры. Но здѣсь мы уже переходимъ къ идеальнымъ факто рамъ, о которыхъ рѣчь будетъ ниже…
Итакъ, еврей чѣмъ дальше, тѣмъ больше овладѣвалъ сферою умственнаго труда, либеральныхъ профессій и государственныхъ должностей. Но въ этой-то сферѣ ему пришлось столкнуться съ представителями буржуазной интеллигенціи, съ сыновьями французской буржуазіи, привыкшей разсматривать эту область въ нѣкоторой степени своей родовой вотчиной, служащей при этомъ для всей той части подростающаго поколѣнія, которая не успѣла размѣститься въ процессѣ прямой капиталистической эксплуатаціи. Не слѣдуетъ, кромѣ того, забывать, что сама эволюція этого процесса все увеличиваетъ число буржуазныхъ дѣтей, не могущихъ найти приложенія своимъ силамъ въ соотвѣтствіи со своими аппетитами: и вопросъ о «перепроизводствѣ интеллигенціи» дѣлается въ извѣстный моментъ жизненнымъ вопросомъ мѣщанства. Можете представить себѣ, какой крикъ подняли обитатели «идеологической» вотчины, когда семитъ сталъ притекать туда все въ большемъ и большемъ количествѣ и отнимать порою у «французовъ Франціи» наиболѣе выгодныя мѣста и позиціи.
Особенно замѣтной волной этого семитскаго прилива было выступленіе на арену политической дѣятельности новаго правящаго персонала послѣ переворота 4-го сентября 1870 г., поставишаго республику на мѣсто Имперіи. Не говоря уже о евреѣ Жюлѣ Симонѣ, представлявшемъ собою типъ политика переходной эпохи, ведшей отъ либеральной оппозиціи Имперіи къ оппортунистской республикѣ, главною фигурою этого новаго строя является ГаАмбетта, потомокъ евреевъ Гамберлэ, возлѣ котораго, какъ вокругъ центральной статуи группы, размѣщается, въ видѣ второстепенныхъ фигуръ, немало политическихъ адьютантовъ изъ семитовъ въ родѣ Жозефа Рэйнака, Давида Рэйналя и т. п., тогда какъ на барельефахъ проходитъ цѣлый рядъ префектовъ-евреевъ, замѣнившихъ католическихъ префектовъ мак-магоновскаго coup d’Etat 16-го мая.
Ощутительную роль стали въ это время играть евреи и въ республиканской журналистикѣ, которой пришлось защищать интересы свободной мысли и свѣтской цивилизаціи противъ нападеній клерикальной и монархической партіи. Замѣтнымъ элементомъ евреи явились и въ сферѣ народнаго образованія, и притомъ на видныхъ постахъ, — не столько въ качествѣ простыхъ учителей, сколько въ качествѣ лицъ, вдохновлявшихъ выработку программъ, раздѣляя этотъ трудъ съ свободными мыслителями и свободомыслящими протестантами. И параллельно съ усиленіемъ этого значенія евреевъ въ политической и общественной дѣятельности замѣчается общій притокъ семитическихъ элементовъ въ разнообразныхъ сферахъ умственнаго труда, между тѣмъ какъ дальнѣйшее развитіе капиталистическаго строя окружало лишнимъ ореоломъ еврейскихъ королей биржи и банка. Все это подготовляло почву для антисемитизма среди буржуазной интеллигенціи, встрѣчавшей въ лицѣ евреевъ опасныхъ не столько количествомъ, сколько качествомъ конкуррентовъ, успѣвавшихъ занимать лучшія позиціи. И это антисемитическое движеніе, дѣйствительно, проявилось, какъ только выросли въ процессѣ общественной жизни благопріятные для того элементы. Здѣсь-то именно и слѣдуетъ разсмотрѣть значеніе идейныхъ факторовъ въ антисемитизмѣ.
Если оставить въ сторонѣ трудящуюся массу мелкаго еврейства, ремесленниковъ и пролетаріевъ, ничѣмъ особеннымъ не выдѣляющихся во Франціи изъ окружающей ихъ среды мелкаго же рабочаго люда, то роль остального, такъ сказать, не рядового еврейства отличается замѣчательно двойственнымъ, противорѣчивымъ по своимъ результатамъ характеромъ. Семиты являются наилучшими выразителями, виртуозами капиталистической эксплуатаціи, и въ этомъ смыслѣ ихъ роль отрицательная. Дрюмонъ и тому подобные грошовые «соціологи» и фантастическіе юдофобы могутъ сводить дѣятельность евреевъ исключительно къ эксплуататорской карьерѣ; безпристрастные изслѣдователи остановятся и на ихъ общечеловѣческой и цивилизаторской миссіи. Уже упомянутому Дрюмону угодно, напр., выхватить даже изъ среды адептовъ соціально-реформаторскихъ ученій, — въ родѣ сенъ-симонизма, насчитывавшаго столькихъ семитовъ, — лишь такихъ евреевъ, которые представляютъ практически-промышленную струю «новаго христіанства»: съ видимымъ удовольствіемъ онъ говоритъ хотя-бы о томъ, что Перейра сдѣлался въ концѣ концовъ крупнѣйшимъ дѣльцомъ[18]. Но отчего бы не взять среди евреевъ, проникнутыхъ сенъ-симонизмомъ, людей высоко-нравственнаго типа, исполненныхъ идейнаго энтузіазма, въ родѣ Эйхталя, которые даже свою принадлежность къ угнетаемой расѣ ставили въ тѣсную зависимость съ долгомъ служенія всему человѣчеству. Вспомните profession de foi, которое сдѣлалъ пылкій и благородный Эйхталь на лекціяхъ, организованныхъ «отцомъ» Анфантэномъ:
Я еврей по рожденію, я исповѣдовалъ еврейскую религію. Въ четырнадцать лѣтъ я обратился въ католичество и пылалъ самой жаркой католической вѣрой. Въ девятнадцать лѣтъ я воспринялъ ученіе сенсимонизма въ томъ видѣ, какъ мнѣ передалъ его Огюстъ Контъ; конечно, то не была религіозная вѣра, и однако съ того момента я вѣрилъ въ прогрессивную судьбу человѣчества, которой поучалъ меня Контъ. Наконецъ, о «отецъ» мой, по происшествіи шесты лѣтъ неполной вѣры, я встрѣтилъ васъ, и вы обратили меня въ новую религіозную вѣру[19].
Вспомните особенно введеніе Эйхталя къ «Письмамъ о черной и бѣлой расахъ», составленнымъ имъ въ сотрудничествѣ съ другимъ сенсимонистомъ, нѣкіимъ негромъ Юрбэномъ:
Юрбэнъ, бывшій въ то время еще очень молодымъ, прибылъ изъ Кайены и привезъ оттуда съ собою живое чувство страданій, причиняемыхъ цвѣтному человѣку предразсудкомъ кожи. Самъ я сохранилъ неизгладимое чувство горести, которое вызывало въ моемъ дѣтствѣ порицаніе, связанное съ именемъ еврея; и это-то общее чувство, можетъ быть, сильнѣе всякаго другого побудила насъ вступить въ менильмонтанскій кружокъ и сдѣлалось могущественною связью между нами: «Юрбэнъ и я, — писалъ я въ то время одному другу, говоря о насъ обоихъ, — Юрбэнъ и я это черная раса и бѣлая раса: мы — оба изгнанники, оба — провидцы»[20].
Вотъ эта-то гуманитарная, общечеловѣческая точка зрѣнія, которую образованный еврей развиваетъ среди любой національности, куда поставила его судьба, и позволяетъ уже цитированному нами Бернару Лазару говорить о прогрессивной роли своихъ соотечественниковъ въ исторіи и въ частности о ихъ борьбѣ съ современнымъ фанатизмомъ и клерикальнымъ изувѣрствомъ:
…Въ исторіи современнаго либерализма въ Германіи, Австріи, Франціи, Яталіи еврей игралъ большую роль, и либерализмъ его шелъ рука объ руку съ антиклерикализмомъ. Еврей былъ несомнѣнно противникомъ клерикализма; онъ толкалъ на культуръ-кампфъ въ Германіи. онъ поддерживалъ законодательство Ферри во Франціи, и потому и могли подумать, что его либерализмъ вытекалъ. изъ вражды къ католицизму, тогда какъ на самомъ-то дѣлѣ отношеніе было какъ разъ обратное[21].
Въ частности, по отношенію къ Франціи и придется сказать, что пока устанавливающейся республикѣ нужно было отстаивать себя противъ жестокихъ нападеній монархистовъ и клерикаловъ; пока сторонники демократическаго режима, вплоть до самыхъ умѣренныхъ республиканцевъ, считали' своимъ долгомъ бороться во имя современной цивилизаціи и въ защиту свѣтскаго общества (во второй половинѣ 70-хъ годовъ), — до тѣхъ поръ объ идейномъ антисемитизмѣ не могло быть и рѣчи. Интеллигентный и свободомыслящій еврей былъ настолько драгоцѣннымъ союзникомъ, что даже его непосредственный конкуррентъ, интеллигентный французъ, не рѣшался агитировать противъ своего опаснаго, соперника, а наоборотъ охотно опирался на него въ борьбѣ противъ старыхъ партій. Для республиканской буржуазной интеллигенціи было въ то время жизненнымъ вопросомъ отстоять новыя учрежденія отъ все возобновлявшихся аттакъ умиравшаго, но не. хотѣвшаго умереть реакціоннаго строя. Не говоря уже объ идеальныхъ интересахъ, самый низменный разсчетъ внушалъ республиканцамъ тактику дружной обороны демократическихъ учрежденій. У всѣхъ еще было на памяти, сколько административныхъ каррьеръ ныталась было разбить реакція «нравственнаго порядка» (лѣто 1877 г.); какая буря взысканій, штрафовъ и всевозможныхъ каръ пронеслась надъ республиканской прессой; какими перспективами грозили поднявшіе голову клерикалы и монархисты защитникамъ свободнаго режима.
Немудрено, что демократы съ большимъ удовольствіемъ шли рука объ руку съ умными и энергичными семитами свободномыслящаго направленія; и эта совмѣстная дѣятельность продолжалась и во время выработки (1880—1881 г.) новыхъ законовъ о народномъ образованіи, которое самыя элементарныя политическія соображенія побуждали вырвать изъ рукъ католицизма и реформировать на почвѣ свѣтскаго, дарового и обязательнаго обученія. Съ другой стороны, боровшаяся противъ демократія консервативная интеллигенція до такой степени была въ свою очередь охвачена общей враждой къ новому порядку вещей, что и не думала изъ республиканской арміи выдѣлять евреевъ и дѣлать ихъ предметомъ особой сугубой злобы. Консерваторы питали усиленную ненависть въ этой горячей «враждѣ-войнѣ» развѣ къ масонскимъ ложамъ, независимо отъ происхожденія ихъ членовъ, полагая, — и не безъ основанія, — что въ этихъ обществахъ вырабатывается планъ кампаніи противъ католическаго и монархическаго режима.
Но когда прошелъ медовый мѣсяцъ свободомыслящяго теченія, когда (въ срединѣ 80-хъ годовъ) борьба съ клерикализмомъ стала мало-по-малу уступать мѣсто политикѣ примиренія съ «достойными всякаго уваженія духовными интересами», т. е., сказать попросту, съ католицизмомъ, то клерикальная партія снова подняла свою голову и, пользуясь антипатіями массъ къ хищнической оргіи находившихся у власти оппортунистовъ, вздумала взять въ руки оружіе антисемитизма. Она указывала на роль, которую играли евреи въ упроченіи оппортунизма; и, искусно компрометтируя политическій либерализмъ умѣреннаго 'республиканскаго большинства указаніемъ на рѣзко-буржуазный характеръ его экономической политики, она старалась произвести въ умахъ массъ смѣшеніе между теченіемъ свободной мысли и эксплуататорскими вакханаліями оппортунистской, якобы «жидовской» клики. Крупный успѣхъ реакціонеровъ на выборахъ 1885 г., пославшихъ въ палату двѣ сотни депутатовъ правой, несомнѣнно влилъ новое мужество въ душу консервативныхъ партій и вызвалъ въ нихъ, такъ сказать, рикошетомъ желаніе сильнѣе подчеркивать удавшуюся имъ тактику смѣшенія свободомыслія и хищничества, тактику, включавшую въ себѣ и пріемы антисемитической демагогіи.
Этой тактикѣ безспорно помогъ тотъ двойственный характеръ еврейскаго выдающагося меньшинства во Франціи, на который я уже указалъ нѣсколькими страницами выше: еврей — дѣлецъ и еврей — крайній демократъ и свободный мыслитель въ сущности столь же мало имѣютъ между собою общаго, какъ и католическій биржевикъ и выросшій въ католической средѣ рабочій-соціалистъ; ко они оба принадлежатъ къ одной энергической и способной «семитической расѣ». И юдофобствующему демагогу было не трудно въ борьбѣ противъ свободомыслящихъ евреевъ козырять не только милліонами Ротшильда, но и возмутительной желѣзнодорожной политикой еврея Рэйналя, который, въ качествѣ министра общественныхъ работъ, заключилъ съ компаніями выгодныя для акціонеровъ, но тяжелыя для государства, поистинѣ «преступныя конвенціи». Какъ бы то ни было, антисемитамъ, для того, чтобы набраться духу, надо было увидѣть ослабленіе антиклерикальной политики въ странѣ и внезапное усиленіе реакціонной партіи въ палатѣ. Не случайно «Жидовская Франція» Дрюмона вышла въ свѣтъ въ 1886 г., когда отчаянная борьба партій въ расколовшейся на три почти равныя части палатѣ сближала, путемъ временной коалиціи, радикаловъ и консерваторовъ и опрокидывала одно за другимъ тѣ министерства, которыя думали опираться на оппортунистовъ. А до того времени нашъ шустрый обличитель «жидовства» сидѣлъ въ «жидовской» же редакціи газеты «La Liberté», которую издавали Перейры, и преспокойно получалъ за свои статыі деньги изъ «жидовской» кассы.
Само собою разумѣется, что антисемитизнъ проявился во всей своей садѣ далеко не сразу; и напр., уже упомянутая книга Дрюзюна имѣла сначала главнымъ образомъ успѣхъ скандальнаго и шантажнаго произведенія, истинный характеръ котораго не могли затушевать ни несомнѣнный полемическій талантъ автора, ни та значительная доля правды, что заключалась въ повѣствованіяхъ объ эпопеѣ оппортунистскаго хищенія. Само нововведеніе Дрюмона, состоявшее въ приложеніи къ книгѣ алфавитнаго указателя всѣхъ упомянутыхъ въ «Жидовской Франціи» лицъ, уже свидѣтельствовало о томъ, что ловкій авторъ разсчитывалъ на сбытъ среди заинтересованныхъ. И мы, дѣйствительно, знаемъ, что книга жадно покупалась не только самими «раздѣланными», но и ихъ политическими и личными друзьями и врагами, — особенно, конечно, врагами. Лишь постепенно Дрюмону стали придавать значеніе «соціолога» и теоретическаго выразителя французскаго антисемитизма, равно какъ лишь нѣсколько лѣтъ спустя этотъ антисемитизмъ "талъ проникать въ широкіе слои.
Интересно кстати, что въ буланжистскомъ движеніи, выражавшемъ въ значительной мѣрѣ, отвращеніе массъ къ эгоистической политикѣ оппортунистовъ и скептицизмъ передъ широковѣщательными, но по большей части узкополитическими программами радикаловъ, — интересно, говорю я, что въ этомъ «національномъ» движеніи — таково его было даже и оффиціальное названіе, — евреи играли все еще не маловажную роль. И если еврей Жозефъ Рэйнакъ боролся въ первыхъ рядахъ республиканцевъ противъ «каррикатурнаго Цезаря», то за то еврей же Накэ былъ однимъ изъ самыхъ крупныхъ вдохновителей Буланже. Накэ написалъ «бравому генералу» пресловутую Турскую рѣчь, которую считаютъ за самый политичный актъ буланжизма и въ которой пылкимъ и наивнымъ сторонникамъ Буланже обѣщалась «открытая для всѣхъ» республика, а католикамъ «свобода совѣсти», т. е. существованіе клерикальнаго государства въ государствѣ свѣтскомъ[22]. Я не говорю, конечно, объ Артурѣ Менерѣ, монархизмъ котораго основанъ на такомъ чисто коммерческомъ разсчетѣ, что именно этот защитника трона и алтаря можно считать за наиболѣе удачный типъ каррикатурнаго «жида», живущаго только ради гешефтовъ.,
Сильно развился антисемитизмъ лишь въ началѣ 90-хъ годовъ, когда, съ одной стороны, восторжествовавшіе надъ Буланже оппортунисты почти поголовно пошли въ Каноссу, заимствуя у буланжизма его «открытую для всѣхъ» республику и заигрывая съ католиками и реакціонерами Для борьбы съ все усиливавшимся и усиливавшимся соціализмомъ; а съ другой стороны, Панамскій крахъ повалилъ нѣсколько самыхъ видныхъ столповъ оппортунизма. Въ это именно время (1892 г.) Дрюмонъ появляется во главѣ ежедневнаго антисемитскаго органа «La libre parole», который въ періодъ парламентскихъ скандаловъ печатался въ числѣ 200.000 Экземпляровъ и который до сихъ поръ печатается въ 40.000—50.000 экземпляровъ, подымаясь порою выше подъ вліяніемъ обостренія юдофобства по тому или другому поводу. Панамская катастрофа, дѣйствительно, направила много воды подъ антисемитскую мельницу, благодаря тому обстоятельству, что въ этомъ дѣлѣ двулицый Янусъ — еврей былъ повернутъ къ публикѣ исключительно своей стяжательной физіономіей, тогда какъ его гуманитарная, общечеловѣческая и свободомыслящая физіономія осталась въ тѣни. Забывая роль подлинныхъ «французовъ во Франціи» въ родѣ Лессепса и другихъ финансовыхъ пиратовъ; забывая продажность цѣлой сотни «арійскихъ» депутатовъ; смотря сквозь пальцы на подкупъ панамскими спекуляторами всей буржуазной прессы, — не исключая католической газеты Поль-де-Кассаньяка, — масса мелкой буржуазіи, общипанной спекуляторами, была загипнотизирована еврейскими именами Жака Рэйнака, Корнелія Герца, Артона и увѣровала въ семитическій характеръ этого грандіознѣйшаго финансоваго мошенничества всѣхъ временъ и народовъ.
Антисемиты ловко воспользовались этимъ настроеніемъ для своей юдофобской пропаганды, которая была, кромѣ того, поддержана двумя обстоятельствами: косвенно, уже упомянутымъ отреченіемъ умѣренныхъ республиканцевъ отъ антиклерикальной политики, а прямо, кокетничаньемъ съ антисемитизмомъ со стороны нѣкоторыхъ группъ соціалистовъ и даже анархистовъ. Нетрудно понять, какую выгоду извлекли юдофобы изъ «новаго духа» примиренія съ католичествомъ, духа, который, если не ошибаюсь, уже въ 1890 г. заявлялъ устами одного изъ видныхъ гамбеттистовъ, еврея Жозефа Рэйнака, о необходимости "умиротворенія религіозной борьбы между всѣми истинными патріотами, а нѣсколько позже (весной 1894 г.) находилъ свою подробную обосновку и даже оффиціальное названіе въ рѣчи другого крупнаго гамбеттиста, Спюллера. Все, что усиливало клерикализмъ, все, что ослабляло свободную мысль, шло въ пользу юдофобамъ, которые могли съ торжествомъ указывать теперь на банкротство «жидовско-оппортунистской» политики и вмѣстѣ съ тѣмъ приглашать католическихъ изувѣровъ на дальнѣйшія завоеванія. Бѣдный Жозефъ Рэйнакъ и не подозрѣвалъ, что своею, какъ ему казалось, маккіавелевскою, а на самомъ дѣлѣ наивною, — если только не ренегатскою, — рѣчью онъ ковалъ тотъ самый кинжалъ, который въ послѣдніе три года французскій антисемитизмъ оттачивалъ не только на евреевъ, но и на протестантовъ и свободныхъ мыслителей. Увлеченная борьбою съ соціализмомъ, буржуазія желала заручиться содѣйствіемъ католической церкви, но не замѣчала того, что этого содѣйствія она могла добиться лишь измѣною своей цивилизаторской миссіи. Мало того, затушевывая свое антиклерикальное міровоззрѣніе, она тѣмъ самымъ стирала прогрессивную роль боровшихся въ первыхъ рядахъ ея свободомыслящихъ евреевъ и превращала всѣхъ семитовъ для большой публики исключительно въ аферистовъ, спекуляторовъ и людей наживы. Можете себѣ представить, какъ цѣлесообразенъ былъ такой пріемъ именно со стороны либеральныхъ буржуа семитическаго происхожденія: ничего не выигрывая среди монархистовъ и клерикаловъ, они проигрывали и въ глазахъ трудящихся массъ, которыя все больше и больше проникались ядомъ демагогическаго юдофобства.
Немалую вину въ печальномъ дѣлѣ распространенія антисемитизма будутъ нести передъ исторіей и тѣ представители міровоззрѣнія трудящихся, которые тоже изъ-за худо разсчитаннаго маккіавелизма заигрывали съ юдофобствомъ. Особенно любопытно при этомъ то обстоятельство, что едва-ли не болѣе другихъ во Франціи согрѣшили въ этомъ отношеніи марксисты, т. е. именно партія, которая во всемъ цивилизованномъ мірѣ столь многимъ обязана геніальнымъ семитамъ, какими были Марксъ и Лассаль, и которая считаетъ въ своихъ рядахъ столькихъ умныхъ и самоотверженныхъ дѣятелей изъ евреевъ. Въ началѣ 90-хъ годовъ это кокетничанье доходило до того, что представители марксизма гораздо болѣе воевали съ другими соціалистическими фракціями, чѣмъ съ антисемитами, полемика противъ которыхъ была у нихъ зачастую проникнута скрытыми симпатіями и подозрительными умолчаніями. Въ этомъ пришлось публично признаться одному изъ теоретиковъ здѣшняго марксизма въ началѣ агитаціи по дѣлу Дрейфуса. А послѣдующее равнодушіе большинства вожаковъ партіи къ борьбѣ за истину и справедливость, постоянное подчеркиваніе ими «милліоновъ» капитала, изъ-за котораго, молъ, Жоресъ и К® измѣнили «классовой борьбѣ», все это достаточно ясно показываетъ, что и до сихъ поръ французскіе марксисты не желаютъ бить прямо въ забрало чудовищному ученію антисемитовъ. Сами анархисты считали въ началѣ 90-хъ годовъ небезполезной агитацію антисемитовъ; и одинъ изъ очень видныхъ сторонниковъ этой доктрины признавался мнѣ, что въ книжкахъ Дрюмона есть вещи, которыя можно выбросить за бортъ, но есть вещи, которыя должно принять къ свѣдѣнію (il faut en prendre et en laisser). А на мой вопросъ, говоритъ-ли онъ это лишь въ томъ смыслѣ, что разочарованные приверженцы Дрюмона станутъ рано или поздно убѣжденными сторонниками новаго міровоззрѣнія, онъ нѣсколько замялся и отвѣтилъ, что и помимо этого есть много правды въ критикѣ автора «Жидовской Франціи». Справедливость требуетъ замѣтить, что мой собесѣдникъ перемѣнилъ это снисходительное отношеніе къ юдофобской демагогіи; и что вообще анархисты подъ вліяніемъ событій послѣднихъ лѣтъ почти поголовно высказались противъ какого бы то ни было заигрыванія съ антисемитизмомъ даже въ надеждѣ «повернуть затѣмъ его къ вящей пользѣ для революціи»[23]. Но мы, впрочемъ, забѣжали нѣсколько впередъ…
Другимъ изъ идейныхъ факторовъ, благопріятствовавшихъ развитію антисемитизма, была все усиливавшаяся и усиливавшаяся пропаганда шовинизма. И въ этой области, можно сказать, повинны чуть не всѣ политическіе дѣятели и партіи третьей республики, за исключеніемъ представителей міровоззрѣнія четвертаго класса, да и то съ нѣкоторыми оговорками. Монархисты и клерикалы были вполнѣ въ своей роли, когда они вели проповѣдь человѣконенавистничества и вражды къ другимъ націямъ. По мѣрѣ того, какъ народъ выступалъ на политическую арену въ качествѣ дѣятельнаго фактора общественной и политической жизни, темнымъ силамъ прошлаго надо было придумать какое-нибудь внѣшнее отвлеченіе для массъ для того, чтобы властвовать надъ ними внутри страны. Не забудьте, что въ первой половинѣ этого вѣка народный патріотизмъ былъ даже прогрессивнымъ явленіемъ, такъ какъ угнетенныя національности боролись противъ произвольнаго ихъ присоединенія къ тому или другому государству, представленному привилегированными классами или даже правительственной кликой.
Но когда вторая имперія потонула въ грязи и крови нѣмецкаго нашествія, то смѣнившіе ее у власти республиканцы съ самаго же начала взяли, къ несчастію, столь высокую ноту патріотизма и реванша, что перещеголяли въ этомъ отношеніи сторонниковъ павшаго режима и вообще представителей монархическихъ партій. Основатели третьей республики задались цѣлью убѣдить страну, что новый строй возвратитъ Франціи то, что было потеряно рухнувшимъ. И нѣтъ сомнѣнія, что, рядомъ съ искреннимъ желаніемъ реванша, у наиболѣе пылкихъ и гордыхъ патріотовъ здѣсь играли роль чисто политическія соображенія, имѣвшія цѣлью придать прочность внутреннимъ учрежденіямъ страны, опираясь на возбужденіе среди массъ довѣрія и симпатіи къ республиканскому правительству за его внѣшнюю политику. Я не могу, конечно, вдаваться здѣсь въ подробности, какимъ образомъ рядомъ съ укрѣпленіемъ республики и демократическаго режима быстро шелъ и развивался процессъ систематическаго патріотизированія народа, процессъ, который рано или поздно долженъ былъ перейти, если можно такъ выразиться, въ культуру шовинистскаго микроба. Намѣчу лишь нѣкоторыя стороны этой эволюціи.
Всякаго безпристрастнаго наблюдателя должна была, напр., поразить неискренность, двойственность внѣшней политики Франціи, которая съ одной стороны поминутно говоритъ о томъ, что она никакъ не согласна примириться съ потерею Эльзаса-Лотарингіи, а съ другой поминутно же увѣряетъ всѣхъ и каждаго, что она стоитъ самымъ искреннимъ образомъ за миръ и все жалуется на козни Германіи, будто бы приготовляющейся броситься на нее врасплохъ. Не менѣе поразитъ наблюдателя и то шовинистское самохвальство, та пропаганда ненависти къ другимъ націямъ, которая беретъ француза еще на школьной семьѣ и доводитъ его до окончательнаго горделиваго помѣшательства путемъ «патріотической» печати. Я не буду уже подробно говорить объ уродливо-гипертрофированномъ культѣ «отечества», изъ котораго, казалось бы, искренніе республиканцы и демократы серьезно думали сдѣлать нѣчто въ родѣ «свѣтской религіи», каковая, молъ, должна замѣнить католицизмъ. Но печально-то при этомъ то обстоятельство, что жрецы той новой религіи видятъ въ этомъ «отечествѣ» не свѣтлый и всесторонній человѣческій идеалъ, удовлетворяющій въ предѣлахъ родной территоріи лучшимъ потребностямъ ума и сердца, наиболѣе высокимъ задачамъ современной цивилизаціи, но, наоборотъ, видятъ въ немъ уродливаго однобокаго идола, который вооруженъ съ головы до ногъ, словно свирѣпое изваяніе китайскаго бога войны, и обращаетъ свое перекошенное злобой лицо ко всему внѣшнему міру, стремясь силой доказать свое право на «цивилизаторскую» миссію французовъ. Отсюда то обожаніе арміи и мундира, которое доходитъ у француза норою до самыхъ комическихъ формъ, хотя въ этой воинственной психологіи играетъ гораздо большую роль не столько искренній военный пылъ, сколько заученная еще на. школьной семьѣ патріотическая риторика… Я нарочно, впрочемъ, нѣсколько сгущаю краски при этомъ изображеніи, но единственно только потому, что, не имѣя много мѣста въ распоряженіи для этого частнаго вопроса, не могу входить въ оттѣнки мысли и принужденъ давать общую характеристику француза третьей республики.
Во всякомъ случаѣ, несомнѣненъ тотъ фактъ, что съ большими или меньшими ограниченіями, съ большею или меньшею примѣсью гуманитарныхъ и общечеловѣческихъ идеаловъ, но патріотическое міровоззрѣніе во Франціи пропагандировалось какъ умѣренными, такъ и радикальными, какъ радикальными, такъ и переходящими въ легкій соціализмъ элементами. И только самыя крайнія партіи оставались, говоря вообще, чистыми отъ этой шовинистской заразы, хотя и онѣ въ исключительные моменты бѣлаго «патріотическаго» каленія не рѣшались рѣзко выступать противъ настроенія толпы. На этой-то почвѣ постепенно подготовлялся антисемитизмъ, который явился въ послѣднее время самою яркою разновидностью шовинизма, обращая на «чуждыхъ семитовъ» и «внутреннихъ враговъ отечества» чуть не весь запасъ человѣконенавистническихъ чувствъ, по очереди возбуждаемыхъ въ прессѣ то противъ нѣмцевъ, то противъ итальянцевъ, то противъ англичанъ. и одною изъ самыхъ удачныхъ формъ исторической ироніи было именно то обстоятельство, что евреи въ родѣ Жозефа Рэйнака, которые въ теченіе столькихъ лѣтъ занимались ярою пропагандою шовинизма, которые столько разъ предавали патріотической анаѳемѣ «космополитовъ» и «интернаціоналистовъ, не имѣющихъ отечества», теперь, наоборотъ, раздѣляютъ вмѣстѣ съ соціалистами привилегію этихъ кличекъ, щедра раздаваемыхъ шовинистской прессой. И опять можно сказать, что какъ въ религіозной сферѣ буржуазные семиты сами выковывали оружіе своимъ клерикальнымъ противникамъ, такъ въ политической области они сами приготовили для себя цѣпи и бичъ, которымъ ихъ полосуютъ шовинисты. Антисемитская демагогія сдѣлала свое дѣло. Опираясь на чувства шовинизма, гашишемъ котораго Франція отравлялась въ теченіе почти 30 лѣтъ; опираясь на усиленіе клерикализма, который поднялъ голову особенно въ послѣднія десять лѣтъ, она, эта юдофобская демагогія, ярко выразилась во всемірно-историческомъ дѣлѣ Дрейфуса.
По счастію, самые размѣры опасности, которой въ послѣднее трехлѣтіе подвергалась свѣтская цивилизація во Франціи, раскрыли искреннимъ республиканцамъ и демократамъ глаза на настоящее положеніе вещей. И вотъ со всѣхъ концовъ горизонта, изъ рядовъ самыхъ умѣренныхъ, какъ и самыхъ крайнихъ защитниковъ республики и принциповъ первой революціи, изъ среды буржуазіи, какъ и изъ среды рабочихъ выступили на арену идейной и политической борьбы рѣшительные противники шовинизма, клерикализма и антисемитизма. Это движеніе произвело небывалую перетасовку между партіями и породило неожиданныя на первый взглядъ, но вполнѣ логическія коалиція довольно далеко отстоящихъ другъ отъ друга элементовъ, равно какъ оно же вызвало распаденіе, казалось бы, родственныхъ группъ и личностей. Оно заставило многихъ умѣренныхъ и радикальныхъ республиканцевъ принести публичное покаяніе въ прежнихъ пріемахъ «патріотическаго» пропагандированія массъ. Оно сдѣлало невозможной на неопредѣленное время гибельную политику мирволенья католицизму. Оно отчасти разрушило даже классовые баррьеры между рабочими и буржуазіей и вызвало къ жизни союзъ между наиболѣе чуткими группами рабочихъ и лучшими представителями буржуазной интеллигенціи. Но оно же по закону реакціи сплотило въ одну массу сторонниковъ различныхъ темныхъ силъ и наслѣдій прошлаго, какъ бы противоположны ни были ихъ воззрѣнія по другимъ вопросамъ и какой бы антагонизмъ ни выражали ихъ формальныя знамена. Не характерное ли знаменіе времени представляютъ четыре предисловія — письма къ уморительной брошюрѣ третьестепеннаго антисемита, Альбера Монньо[24], обвиняющаго настоящее министерство въ «измѣнѣ» Франціи, проданной будто бы Вальдэкомъ Руссо по наущенію «жидовъ-космополитовъ»? Дѣйствительно, одно изъ предисловій написано уже знакомымъ читателю Дрюмономъ, другое ханжой — поэтомъ Франсуа Коппэ, третье еще недавнимъ скептикомъ и на все плевавшимъ дилеттантомъ (jemenfoutiste’омъ) Жюлемъ Леметромъ, четвертое «соціалистомъ-патріотомъ» Анри Рошфоромъ. Казалось бы, что было между ними общаго еще такъ недавно? А между тѣмъ, теперь, не прочитавъ въ концѣ каждаго письма подписи его автора, какъ вы можете узнать, что напр., фраза о «постыдныхъ измѣнникахъ, купленныхъ жидовской шкатулкой»[25] принадлежитъ Рошфору, а не Дрюмону, или что нескладный диѳирамбъ «любви къ отечеству»[26] написанъ Леметромъ, а не Коппэ?
Не характерно ли, съ другой стороны, что на защитѣ основъ современной цивилизаціи, попранной въ лицѣ Дрейфуса, сошлись соціалисты въ родѣ Жорэса, крайніе радикалы въ родѣ Клемансо, либералы въ лицѣ стольныхъ профессоровъ, художниковъ, артистовъ и ученыхъ, въ родѣ Золя, Дюкло, Поля Реклю, и т. п.? И что послѣ этого кризиса многія изъ этихъ лицъ, стоявшихъ внѣ политики, подвинулись со своимъ міровоззрѣніемъ рѣшительно влѣво, между тѣмъ какъ нѣкоторые, напр., Прессансэ, Морисъ Бушоръ, изъ умѣренныхъ республиканцевъ и даже «патріотическихъ» писателей превратились въ крайнихъ?
Во всякомъ случаѣ, можно сказать смѣло, что Франція, съ свойственною ей способностью производить соціологическіе опыты для всего человѣчества, успѣла показать міру реакціонный характеръ юдофобства и убѣдить всѣхъ борцовъ за свободу и общечеловѣческій прогрессъ дружно встать противъ чудовищнаго теченія антисемитизма. Примѣръ этой героической страны показываетъ, что въ результатѣ такой борьбы лежитъ не только побѣда надъ частнымъ проявленіемъ реакціи, но общая спасительная встряска, общій и рѣшительный шагъ впередъ.
- ↑ Edouard Drumoot, La France juive. Essai d’histoire contemporaine; Парижъ, изд. 139-е (безъ даты), стр. 102 тома перваго.
- ↑ Saint-Martin et Rousselet, Nouveau Dictionnawe de Géographie universelle; Парижъ, 1884, т. II, стр. 998—1000 (см. статью «Juifs», не подписанную авторомъ).
- ↑ Grande Encyclopédie (изд. Lamirault); Парижъ, безъ даты, т. XXI, стр 286—180 (статья «Juif»).
- ↑ Dénombrement de la population. 1896; Парижъ, 1897, стр. 844.
- ↑ Н. К., Соціологія человѣка-звѣря; «Русское Богатство», 1899, апрѣль, стр. 154—159.
- ↑ Книга эта принадлежитъ къ «современной научной серіи» и вышла одновременно на англійскомъ и французскомъ языкахъ. Я цитирую по англійскому изданію: J. Deniker, The Races of Man, An Outline of Anthropology and Ethnography; Лондонъ, 1900.
- ↑ l. c, стр. 317—320, passim. — Кстати, авторъ не безъ ироніи говоритъ въ прим. на стр. 316 о «смѣлыхъ соціологическихъ теоріяхъ» нѣмца Аммона и француза Лапужа, которые, можно сказать, помѣшались на «бѣлокурой долихоцефалической расѣ» арійцевъ.
- ↑ William Z. Ripley, The Racial Geography of Europe. A. Sociological Study. Supplement. Ihe Jews; въ «Appletons' Popular Science Monthly»; Нью-Іоркъ, декабрь 1898 г. и январь 1899 г.; стр. 343 январьскаго номера.
- ↑ Cesare Lombroso. Gli Antisemitismo; Туринъ, 1894. Я цитирую по французскому, мѣстами довольно плохому переводу со второго итальянскаго изданія: l’Antisèmitisme; Парижъ, 1899, стр. 42.
- ↑ Bernard Lazare, L’antisèmitisme, son histoire et ses causes; Парижъ, 1894, стр. 272.
- ↑ Fustel de Coulanges, La cité antique. Etude sur le culte, le droit, les institutions de la Grèce et de Borne; Парижъ 1900, 17-е изд., стр. 193—194.
- ↑ l. c. стр. 264—264.
- ↑ Ср. G. Busolt, Staats-und Rechtmltertümer въ первой половинѣ IV-го тома руководства: Iwan Müller, Handbuch der klassischen Altertums-Wissenschatf: Нёрдлингенъ, 1887, стр. 13—16.
- ↑ Левит., XIX, 18.
- ↑ Левит., XIX, 33-34.
- ↑ Edouard Drumont, La France Juive. Essai de histoire contemporaine. Парижъ 139-е изд., т. I, стр. 337.
- ↑ Ср. рѣчь Жореса въ палатѣ депутатовъ на одномъ изъ февральскихъ засѣданій 1898 г. (перепечатана у Paul Fesch, L’Année sociale en France et à l'étranger; Парижъ, 1899, стр. 133—136).
- ↑ La France juive, т. I, стр. 362.
- ↑ Sébastien Charléty, Histoire de saint-simonisme; Парижъ, 1896, прим. З на стр. 94.
- ↑ l. c., прим. 2 на стр. 323.
- ↑ L’antisèmitisme, стр. 360.
- ↑ См. о Турской рѣчи въ книжкѣ X… du Figaro. (Mermeix), Les coulisses du boulangisme; Парижъ, 1890, стр. 152.
- ↑ См., напр., коротенькую брошюру Antisèmitisme et Sionisme, изданную журналомъ «L’Humanité nouvelle», Парижъ, 1900, стр. 1.
- ↑ Albert Monniot. Les gouvernants contre la Nation. La trahison du ministиre Waldeck; Парижъ, 1900.
- ↑ l. c., стр. XVIII.
- ↑ l. c., стр. XV.