Урим и Туммим (אורים ותומים) — предметы, находившиеся в связи с наперсником первосвященника и служившие для получения Божественных ответов на предложенные вопросы. Со времен александрийских переводчиков Библии У. и Т. стали понимать, как «откровение и истина» (δήλωσις καί άλήθεια), или «светы и усовершенствования» (φωτισμοί καί τελειότητες). Симмах переводит — τελειότης καί διδαχή: «совершенство и учение» (Иероним — Perfectia et doctrina), а Аквилла и Феодотион — φωτισμόι και τελειώσεις: «светы и усовершенствования». Вульгата передает: «doctrina et veritas» («учение и истина»), хотя сама Библия нигде не дает повода к такому переводу. В Исх., 28, 13—30 описан эфод и нагрудник первосвященника; последний называется иначе «наперсник судный» — חשן המשפט [משפט, в смысле «решения по жребию», ср. Притч., 16, 33]. К нему должны быть присоединены У. и Т. Наперсник имел вид квадрата, сложенного вдвое, с 12 камнями, помещенными не на внутренней, а на внешней поверхности «хошена». В связи с заповедью, Исх., 39, 1—27, Лев., 8, 7—8 рассказывает, что Моисей «возложил на него (на священника) хитон, и опоясал его поясом, и надел на него верхнюю ризу, и возложил на него эфод, и опоясал его поясом эфода, и прикрепил им эфод на нем. И возложил на него наперсник, и в наперсник положил У. и T.». Говорит о них и Втор., 33, 8, приводя благословение Моисея: «И о Леви он сказал: Урим Твой и Туммим Твой святому мужу Твоему, которого Ты искусил в Массе» и т. д. [причем оттеняется, что левиты (священники) беспристрастны на суде, даже по отношению к самым близким родным; из этого видно, что У. и Т. служили для разбирательства судебных дел]. Наиболее интересным местом для понимания сущности У. и Т. служит I Сам., 14, 41: «И сказал Саул Господу: Боже Израилев! покажи, кто прав. И задержаны были Ионатан и Саул, а народ пропущен». Септ. имела здесь приблизительно следующий текст: «Господь, Бог Израиля, почему Ты не ответил Своему рабу сегодня? если грех во мне или в моем сыне Ионатане, то дай Урим (δήλους), если же скажешь, грех в народе, то дай Туммим (όσιότητα)». Если этот текст верен, то можно заключить, что У. означали одно, а T. — другое, и, в зависимости от появления того или другого предмета при метании жребия, узнавали Божественное решение. По I Сам. (28, 6), существовало три способа угадывать будущее: путем сновидения, затем при помощи У. (которые следует понимать, как сокращение от У. и T.) и при посредстве пророческого слова. Обращение к Господу при помощи У. и Т. упоминается также и в Числ., 27, 21, где передается о сношениях Иошуи с преемником Аарона. Очень возможно, что во времена Эзры и Нехемии сущность У. и Т. уже не была известна (Эзра, 2, 6, 3; Hex., 7, 65; см. также I Макк., 4, 46; 14, 41). Евреи, вернувшись из плена, уже не имели ни наперсника, ни У. и Т. Возможно, что Бен-Сира (XXXIII, 3) сохранил предание относительно употребления У. и T., но едва ли можно предполагать, что в его время еще пользовались ими (R. Ryssel, в Apokryphen u. Pseudepigraphen, изд., Kautzsch’а, p. 394). Везде, где упоминается в древнейшей еврейской истории обращение к Богу с вопросом о будущем, мы должны предполагать, что это было сделано при посредстве эфода (Иош., 9, 14; Суд., 1, 1—2; 20, 18 и т. д.). Во всех случаях, за исключением I Сам., 10, 22 и II Сам., 5, 2 и сл., ответ ограничивался словами: «да» или «нет». Riehm и другие ученые предполагают, что в соответствующих местах мы имеем дело с изменениями, внесенными в текст редакторами. [Часто в текстах, в которых говорится об откровениях и о вопрошании Бога, имеется пробел (פסקא; см. Суд., 2, 1; I Сам., 14, 19, 36; 16, 2—12; 17, 37; 21, 10; 23, 2, 11; II Сам., 5, 19 и др.)]. После смерти Давида мы не встречаем ни разу обращения к У. и T., что, несомненно, говорит о все возрастающем влиянии пророков. [Возможно, что обращение к Богу посредством У. и Т. составляло тайну первосвященнического рода Элидов, поэтому с изгнанием из храма потомка Эли, Эбиатара (I Цар., 2, 2 , 27), откровения посредством У. и Т. прекратились]. Многие склонны отожествлять У. и Т. с драгоценными каменьями на наперснике первосвященника, другие воображают их себе в виде священных костей или в виде небольших изображений Истины и Справедливости, вроде тех, которые мы находим на шее мумии одного египетского священника (Muss Arnold, The Urim and Thummim в Am. Journ. Semit. Lang., июль, 1900, стр. 199—204). Некоторые сравнивают их с «таблицами судеб», о которых часто идет речь в ассиро-вавилонском сказании о творении мира. Вавилоняне верили, что жрецы в состоянии вступать в непосредственные сношения с божеством, что они могут истолковывать прорицания и ответы божества, получаемые ими, ограничиваясь словами «да» или «нет». Ввиду того, что пути откровения были крайне разнообразны, то, по мнению ассириологов, очень возможно, что между вышеупомянутыми «таблицами судеб» и У. и Т. много общего, и что и те и другие должны быть отнесены к одному и тому же миру явлений. Но аналогия эта слишком слабая и касается только одного пункта: первосвященник носит У. и Т. на груди, и вавилонский идол также носит таблицы судеб на груди. Момент фетишизма резко отделяет вавилонский институт от еврейского. Общее мнение таково, что У. и Т. запрашивались лишь в том случае, когда речь шла о судьбе всего народа или его правителя. Развитие строгого монотеизма, естественно, изменило взгляд на У. и T.
Ср.: кроме упомянутых в тексте сочинений: Buxtorf, Historia Urim et Thummim, в Excercitationes, 267 и сл. и в Thasaurus Уголини, т. XII; Spencer, De Legibus Hebraeorum Ritualibus, 1685; Ludwig Diestel, Gesch. des Alten Testamentes in der Christlichen Kirche, Иена, 1689; idem, Urim в Real. Encycl. Herzog-Haupt’а, XVI, 746 и сл., просм. для втор. изд., XVI, 226 и сл. Каучем; Bähr, Symbolik, II, 134—141; W. Robertson Smith, The Old Testament in the Jewish Church, 2-е изд., 292, Лондон, 1895; Baudissin, Die Geschichte des Alttestamentlichen Priesterthums untersucht, 1889, 26, 27, 140, 141; Benzinger, Arch., 1894, 382, 407, 408; Winer, В. R., 3-е изд., II, 643—648; Wittischen, в Bibel Lexikon Шенкеля, II, 403; Steiner, ib. (1875), V, 851—853; G. Klaiber, Das Priesterliche Orakel der Israeliten, Штутгарт, 1865; Riehm, Handwörterbuch, 2-е изд., I, 914—918; Stade, Geschichte, 2-е изд., I, 156, 471—73, 505—506, 517—18; у Кнобеля, Der Prophetismus der Hebräer, 1, 5, № 2; Hancock, The Urim and the Thummim, в Old Testament Student, март 1884, III, 252—256; Dosker, The Urim and Thummim, в Presbyterian and Reformed Review, окт. 1892, 717—736; T. Witton Davies, Magie, Devination and Demonology, 1898; Kirkpatrick в The first book of Samuel, 217, 218; Urim and Thummim в Dictionary of the Bible Smith’а, III, 1600—1606, Лондон, 1893; А. R. S. Kennedy, Urim and Thummim, в Dict. Bibl. Hastings’а, IV, 835—841, Нью-Йорк, 1902; Paul Haupt, Babylonian Elements in the Levitical Ritual, в Journ. Bibl. Lit., 1900, XIX, 58, 72 и сл. [J. E., XII, 384—385, с изменениями и дополнениями А. C. К.].
1.
Урим и Туммим в талмудической литературе. Все законоучители сходятся во мнении, что У. и Т. вышли из употребления после разрушения первого храма, иначе говоря, после эпохи древних пророков, и что они относятся к числу тех пяти предметов, которые отсутствовали во 2-м храме (Сота, IX, 12; Иома, 21б); Иосиф Флавий утверждает, что «этот оракул безмолвствовал» уже 200 лет до него, а именно, со времени Иоанна Гиркана (см.). Законоучители заявляют, что они никогда не видели своими глазами У. и T.; они разумели под ними «великое и святое имя Бога», написанное на груди первосвященника (Таргум Псевдо-Ионатана к Исх., 28, 30); согласно их этимологическому толкованию, Урим означало «то, чьи слова дают свет», а Туммим — «то, чьи слова исполняются» (Иома, 73б). Обращение к оракулу, по мнению законоучителей, совершалось следующим образом. Первосвященник надевал восемь облачений и обращал свой взор к Богу, а человек, для которого он искал ответа, следил за выражением его лица. Вопрос должен был быть краток и должен был задаваться шепотом, а ответ представлял повторение вопроса в форме утверждения или отрицания. Каждый раз задавался только один вопрос; если задавалось несколько вопросов, то ответ получался лишь на первый. Ответ составлялся только из тех букв, которые были выгравированы на наперснике первосвященника и составляли названия колен (Иома, 73а, б). Если вопрос задавался не в ясной форме, то ответ мог получиться двусмысленный, как в Суд., 20, 18 и сл. (Иома, 73б). У оракула могли искать ответа только лица, играющие видную роль в обществе, как царь, главарь верховного суда, начальник армии — притом всегда в интересах общественных, а не личных (Иома, 7, конец; 73а). Лишь первосвященник мог непосредственно обращаться к оракулу, ибо на нем покоилась Шехина (Иома, 73б). Характеристической чертой Шехины было сияние, и И. Флавий, веровавший, что Бог присутствует при каждом жертвоприношении, даже совершающемся язычником, утверждает, что сияние, исходившее из У. и T., свидетельствовало о божественном значении оракула: «Во время богослужения, — говорит Флавий, — драгоценный камень, который первосвященник носил на правом плече, начинал особенно сильно сверкать и издавать такой яркий свет, какой ему обыкновенно не был свойствен. Скажу о явлении еще более изумительном: Господь Бог возвещал евреям, когда они собирались на войну, победу при помощи тех 12 драгоценных камней, которые были прикреплены к наперснику первосвященника; еще до выступления войска в поход камни эти начинали так сильно блистать и сверкать, что всей народной массе становились очевидными милостивое присутствие и покровительство Бога. Ввиду этого, и те греки, которые почтительно относятся к нашим установлениям, не могут отрицать этот факт и называют наперсник первосвященника оракулом» (И. Флавий, Древности., III, 8, § 9). Законоучители, подобно И. Флавию, держались мнения, что ответ У. и Т. давался лучами света. Учителя 3-го в., потерявшие непосредственную ясность прежнего воззрения, говорили, что буквы на камнях нагрудника, давая ответ на вопрос, или выступали из среды других букв, или же складывались в группы (Иома, 73б). Св. Земля была разделена на части, согласно указаниям У. и T.: первосвященник, «преисполненный Святого Духа», объявлял, какая часть земли должна принадлежать каждому колену. После этого тянули жребии из двух урн: из одной вынимали название колена, из другой — название участка, и всегда оказывалось, что указания первосвященника сходились с результатами жеребьевки (Б. Б., 122а; Санг., 16а). Для расширения пределов священного города или храма нужны были, кроме повеления царя и пророка, еще согласие У. и Т. (Шеб., 16а). В Иерус. Санг., 19в, поставлен вопрос, зачем нужны У. и T., когда имеется налицо пророк.
Ср.: Wiener, В. R., II, 644—45; Hamburger, RBT., 1002—4; Herzog-Plitt, Real-Enc., XVI, 226—33; Hastings, Dict. of the Bible, s. v.; М. Duschak, J. Flavius und die Tradition, 5—7 (Вена, 1864).
3.