Огонь, אש‎ — по-арамейски, у пророка Даниила, נור‎. Слово אשה‎ — технический термин для обозначения жертвы всесожжения; происхождение этого слова от корня אש‎ подвергается сомнению. Материалом для поддержания О. в Палестине служили дерево, древесный уголь, тернии и помет. Для добывания огня евреи, по-видимому, пользовались примитивным способом трения одного куска дерева о другой, и, может быть, в этом смысле и следует понимать слово מקושש‎ при описании нарушения субботы в Числ., 15, 32—33 (I Цар., 17, 12, שנים עצים‎). [Против этого толкования, однако, говорит применение глагола קשש‎ к соломе, где, очевидно, он употребляется в смысле «собирать» (Исх., 5, 7, 12)]. Еврейское предание говорит, что этот способ был дан свыше Адаму и Еве. По климатическим условиям Палестины евреи редко нуждались в О. как в источнике тепла, почему не имели приспособлений для топки, а довольствовались жаровнями (אח‎) в тех редких случаях, когда нужно было отапливать. Более благоустроенные дома имели «зимние помещения» (בית החרף‎, Амос, 3, 15), снабженные нишами для жаровен, а тепло сохранялось при помощи шерстяных одеял или ковров, помещенных над тлевшими угольями (Nowack, Lehrbuch der hebräischen Archäologie, I, 141; Benzinger, Arch., p. 124). О. нередко пользовались как орудием мести, им же уничтожались идолы (Втор., 7; 5; II Цар., 19, 18), огню предавали неприятельские города (Иош., 6, 24). Изъятые из обращения писания бросали в О. (Иер., 36, 23), а в известных случаях смерть в О. являлась наказанием (Лeв., 20, 14; 21, 9; Иер., 29, 22). О. же предавали и платье, пораженное проказой (Лев., 13, 52, 56). Относительно сожжения трупов — см. Кремация. На алтаре храма поддерживали неугасаемый огонь, и запрещено было употреблять «огонь чуждый», только что зажженный, или взятый с обыкновенного, домашнего очага (Лев., 10, 1; Числ., 3, 4; 26, 61); священный О. на алтаре почитался божественного происхождения (Лев., 9, 24; II Хрон., 7, 1—3). Во второй книге Макк., 1, 19—22 рассказывается, что во время Нехемии были предприняты розыски «священного О.», который был, по преданию, скрыт священниками в глубоком и сухом колодце во время разрушения храма Навуходоносором. В колодце была найдена тягучая жидкость, которую и возлили на алтарь. Когда солнце осветило алтарь, жидкость эта вспыхнула. Люди Нехемии называли эту жидкость «нефтарь». II Макк. объясняет это слово «очищение», хотя тут же добавляет, что обыкновенно жидкость эту называют Nephthaei или, по другому чтению, Nephtai или Nephta. По-видимому, речь идет об обыкновенной нефти которая загорается на открытом воздухе под влиянием солнечных лучей. Слово «нефтарь» является измененным греческим словом «нафта», хотя автор повествования и считает свой вариант более правильным. По новейшим исследованиям нефть имеется в окрестностях Мертвого моря. Интересны данные во II Макк. (10, 3) относительно добывания священного О. после двухлетнего перерыва в храмовой службе во времена Антиоха Эпифана, когда «добыли О. от камней». По-видимому, в данном случае О. был добыт посредством трения. По мнению критиков, вероятно, молния вызвала представление об «О. небесном» и «О. от Господа» (Лев., 10, 2; II Цар., 1, 10, 12), почему часто О. и град упоминаются рядом (Исх., 9, 24; Пс., 105, 32). Вообще на О. древний еврей смотрел как на носителя Божьей воли, и О. сопровождал в его воображении всякое проявление Божества (Быт., 18, 17; Исх., 3, 2 и т. д.), а по ассоциации идей сам Бог называется порой «пожирающим пламенем» (Втор., 4, 24; 9, 3) и появление О. в Скинии завета было равносильно присутствию Господа (ср. Числ., 3, 4). Пламя есть орудие Господа (Втор., 32, 22; Амос., 1, 4), но сам Господь не находится в пламени (I Цар., 19, 12). В Библии О. является символом полного уничтожения, искоренения и тяжкого наказания. 1.

Огонь в агаде. По словам агады, О. был создан в понедельник (Pirke r. Elieser, IV) — это был О. геенны; Господь дунул, и О. охватил все семь отделов преисподней. Другая легенда относит к пятнице сотворение особого первобытного света, который озарял Адаму ночь на субботу. На исходе субботы надвинулась темнота, и Адама охватил ужас, он думал, что никогда ему более не видать света; тогда Господь указал ему на два куска дерева, он стал тереть один кусок о другой и появился О. (Иер. Бер., 12б). До сотворения мира О. входил в число трех элементов мирового хаоса. Но элементы эти видоизменились, и вода дала начало тьме, О. — свету, а дух Господень — мудрости (Schem, r., ХV; ср. Freudenthal, Hellenistische Studien, I, 71). Синайская Тора состояла исключительно из О. На фоне белого пламени сверкали буквы черного О. (Иер. Сота, VIII, 22d). Относительно пламени, горевшего на алтаре, у талмудистов было представление, что оно имело вид льва (Иома, 21б). В представлении агадистов существовали огненные потоки, в которых гибли ангелы и смертные (Pes. r., 20). Ввиду существующего установления произносить на исходе субботы благословение над О., гиллелиты признавали необходимым произносить его во множественном числе, принимая во внимание различные световые оттенки или разные источники О. (מאורי האש‎), шаммаиты же признавали лишь один световой эффект, почему и довольствовались формулой, מאור האש‎, в ед. числе (Бер., 51б). Агадисты верили, что саламандра (Raschi к Санг., 63б) и «alitha» обладали свойством тушить пламя (Санг., 108б; Хаг., 26a), а впоследствии стали верить, что саламандра родится от О. Во времена Мишны уже вошли в употребление и камины, а при храме существовала особая «палата для костра» (לשכת בית המוקד‎), для которой, по-видимому, сделаны были известные послабления, вопреки строгим предписаниям относительно пользования О. в субботу (Шаб., 20б). Факелами, изготовленными из веток, пользовались во время ночных путешествий. Разводили также костры на горных вершинах, чтобы давать знать отдаленным местностям о наступлении новолуния (Рош га-Шана, 22б). Крайне любопытно отметить параллельные воззрения на О. и его природу у агадистов и у персов. Иома, 21б указывает 6 видов О. 1) О., который ест, но не пьет, т. е. О. обыкновенный; 2) О., который пьет, но не ест, — жар у больного лихорадкой; 3) О., который и ест и пьет, — таким был О. пророка Илии (I Цар., 18, 38); 4) О., пожиравший как сухое, так и влажное, — О. алтаря; 5) О., тушащий другой О., — пламя архангела Гавриила, спасшего трех отроков из пещи огненной (Дан. 3), и, наконец, 6) О. пожирающий О., — т. е. О. «шехины». Подобную же классификацию О. дает нам литература персов в литургической книге «Ясна», при обращении к Богу О. — Атару, сыну Агура-Мазды, где упоминаются 6 видов О.; свойства 5-ти из них объяснены в иранской космогонии (Bundehesh, VII, 39). Bundehesh описывает виды О. следующим образом: О., который ест и пьет, это О., заключающийся в человеческом теле. О., который пьет и не ест, это О., имеющийся в растениях, питающихся дождем. Ест, но не пьет — О., которым пользуется человечество. Не ест и не пьет — О., освещающий (свет). Трудно предположить, чтобы такие своеобразные представления и настолько сходные могли возникнуть самостоятельно у двух народов. Вероятнее, что в данном случае мы имеем дело с заимствованием талмудистов у персов, причем заимствованное подверглось переработке еврейских агадистов, которые отрешились от элементов мифологии маздаизма, связанных с этой классификацией. Конечно, жизнь растений персы не понимали в смысле горения, как это понимает современная наука, они верили, что в растении действительно жил скрытый О., который можно вызвать путем трения одного дерева о другое. Извлечение О. входило в культ персов (Kuhn, Herabkunft des Feuers). Не признавая существования его, еврейские ученые заменили этот О. жаром в теле больного. О., который, по представлениям персов, ест и пьет и находится в теле животных, имел связь с творцом человека — Apâm-Napât и нуждался, подобно человеку, в пище и питье. Чуждая мифологии, еврейская мысль заменила этот О. огнем пророка Илии. Принимая во внимание, что данные элементы маздаизма встречаются впервые в палестинских источниках времен танаев, Дж. Дармстетер полагает, что влияние древних персов на еврейское мировоззрение не было непосредственным, при отсутствии сношений персов с палестинцами. Посредниками между этими двумя мирами были еврейские ученые из Вавилонии, которые посещали знаменитые в то время школы Палестины (Frankel, Darke ha-Mischnah, 188). [Но возможно также, что первоначальной родиной этого воззрения была не Персия, а Вавилония, где сталкивались семиты с иранцами. — Ред.]. — Ср. J. Darmesteter, Les six feus dans le Talmude, в Rev. d. Et. Juives, I, 1880, pp. 186–196. 3.