ЕЭБЕ/Нордау, Макс

Нордау, Макс
Еврейская энциклопедия Брокгауза и Ефрона

Словник: Неуда — Община. Источник: т. 11: Миддот — Община, стлб. 788—792 ( скан )

Нордау, Макс (собственно Макс-Симон Зюдфельд) — выдающийся писатель и общественный деятель; род. в Будапеште в 1849 г. Отец его, Гавриил Зюдфельд, был раввином в Пруссии, а затем жил в Будапеште в качестве учителя еврейского языка, Библии и Талмуда. Н. жил в тяжелых материальных условиях; однако он получил хорошую общую подготовку, а в 1872 г. кончил медицинский факультет в Будапеште. 14-ти лет от роду Н. стал писать новеллы, повести и рассказы. На студенческой скамье Н. уже сделался профессиональным литератором и состоял постоянным сотрудником нескольких газет, между прочим и «Pester Lloyd». Путешествуя (1873 г.) по Англии, Исландии, Швеции, Норвегии, Дании, России, Франции, Италии и Испании, Н. помещал в лучших немецких и австрийских органах печати свои путевые впечатления и наблюдения над иностранной жизнью. Эти письма обратили на себя внимание: помимо своей классической формы, давшей некоторым основание причислить Н. к лучшим стилистам Германии, они обнаруживали в авторе удивительное умение ориентироваться в самых сложных явлениях даже чужой ему страны и необыкновенную наблюдательность, подкрепленную остроумным психологическим анализом и удачными сопоставлениями богатой фантазии. С другой стороны, в этих письмах были уже и явные следы недостатков таланта Н., остроумие в них нередко принимало характер погони за красным словцом, за звонкой фразой; удачно подмечаемые отдельные явления белыми нитками сшивались в скороспелые теории. И эти недостатки были у H. не чем-то случайным, а составляли как бы естественную природу его качеств, и чем самоувереннее и самовлюбленнее — и в этом заключался другой недостаток H. — он становился, тем более усиливались плохие черты его таланта за счет хороших сторон. Письма Н. имели значительный успех, а вышедшие отдельным изданием его статьи под названием «Aus dem wahren Milliardenlande» (2 тт., 1878; 2-e изд., 1881) и «Vom Kreml zur Alhambra» (2 тт., 1879; 3-е изд., 1888) сделали его имя известным не только в Австрии и Германии, но и во Франции, где его выводы и наблюдения над парижской жизнью вызвали резкие нападки. Живостью изложения и диалектическим даром отличаются его «Seifenblаsen, Federzeichnungen und Geschichten» (1879). Макс Нордау. В 1880 г. Η. окончательно поселился в Париже и, получив здесь докторский диплом, стал заниматься врачебной деятельностью, посвятив себя специально изучению нервных и душевных болезней. В то же время он продолжал свою литературную работу и в 1880 г. выпустил книгу «Paris unter der Dritten Republik» (4-е изд., 1890); одновременно с этим он выступил и на драматической сцене несколькими пьесами, не имевшими, впрочем, большого успеха. В течение нескольких лет после этого Η. усиленно занимался изучением патологических явлений в жизни и литературе, увлекся теорией Ломброзо о гениальности и помешательстве и пытался применить к социологии естественнонаучный метод. Одновременно с этим он проникался оппозиционным духом не столько к отдельным сторонам западноевропейского уклада жизни, сколько к ее культуре вообще в той, по крайней мере, ее форме, которая является наиболее утонченной и которую он, вырвав из нее отдельные элементы и сделав их смешными, назвал fin du siècle. В 1883 г. появились нашумевшие «Conventionelle Lügen der Kulturmenschheit» (19-e изд., 1903), переведенные на многие языки и запрещенные долгое время в Австрии и России. Успех их был необыкновенный, но он был вызван не столько глубиной и свежестью мысли автора, сколько сенсационным и бьющим на эффект характером книги. Талантливо и ярко Н. изобличает «ложь» нашей культурной жизни, он чарует читателя легкостью и игривостью своего изложения, увлекает стилем и диалектикой. Но изобличаемая им «ложь» слишком ничтожна и слишком поверхностна, чтобы стоило тратить на нее столько остроумия; сам Н., не умеющий ни сильно любить, ни сильно ненавидеть, менее всего годится для роли изобличителя; он — остроумный и интересный собеседник, всегда готовый высмеять некоторые стороны нашей жизни, чтобы затем жить и дышать в атмосфере этой самой лжи. В том же духе написаны и его «Парадоксы», переведенные на многие языки (русский перевод под заглавием «В поисках за истиной», 1891) и выдержавшие ряд изданий; чрезвычайно остроумные, богатые отдельными тонкими мыслями, сверкающие непрерывным рядом молний, они, подобно молнии, не дают настоящего света. Оба названных произведения служат как бы введением к главному сочинению Н., появившемуся в 1892 г. под названием «Entartung» (русский перевод под заглавием «Вырождение», 1893). С внешней стороны оно имеет те же качества, что и другие работы Н.; кроме того, оно претендует на чисто научный характер и снабжено целым арсеналом научных терминов и ссылок. По содержанию, однако, оно слабее других работ Н., так как в нем заключается ряд таких обобщений, которые слишком рискованны, чтобы их можно было считать научными гипотезами. Тем не менее книга имела не только временный успех, но и значительное влияние, и своим высмеиванием некоторых сторон культуры fin du siècle принесла обществу некоторую пользу. Из прочих произведений Н., из которых некоторые имеются и в русском переводе («Комедия чувства», 1892, «Болезнь века», 1893, «Движение человеческой души», 1893), отметим лишь его драму «Doktor Kohn» (1898; 3-е изд., 1900, имеется русский перевод) как имеющую еврейский сюжет. Герой драмы, по имени которого она названа, ученый математик, свободный мыслитель, упрекает немцев за то, что они лишают евреев их прирожденной натуры, внушают им другую, а потом дают чувствовать, что она только маска, делающая евреев смешными. Евреи должны попытаться стать национально настроенными в еврейском духе людьми: «Мы будем искать для себя отечества, а что касается языка, то нам стоит только припомнить наш забытый». Содержание драмы представляет значительный интерес с еврейской точки зрения, а заключительная сцена весьма художественна: как резкий контраст стоят друг против друга еврей-ренегат, воплощенный в Мозере-отце, и еврей, оставшийся таковым, в лице отца доктора Кона и жены. Моральная красота этой четы отливается в мощный рельеф, в то время как низость ренегата-офицера бьет в глаза. Оставляя дом, где погиб его сын, старый Кон восклицает: «Я иностранец, я чужой, на чужой земле. Этого не понял сын, когда принял вызов на дуэль, ведь от своих предков мы научились ненавидеть силу; убивать — удел других. Наше же орудие называется умом». Драма эта вся проникнута сионистскими тенденциями, так как к моменту писания ее Н. стал одним из вожаков сионизма. — Н. примкнул к сионизму с самого его зарождения и уже на первом Базельском конгрессе (1897) выступил с речью о современном положении евреев, имевшей большой успех. В ней он заявляет, что все лучшие евреи Западной Европы изнывают под гнетом, наложенным на них современным обществом, и ищут спасения или избавления. Допустить, чтобы народ изнывал под тяжким нравственным и физическим гнетом, есть величайший грех; грех по отношению к нему и к тому нравственному долгу, в исполнении которого еврейское племя должно бы видеть свое истинное призвание. Выступление Н. сыграло тем большую роль, что он был тогда единственным сионистом с крупным именем и мог служить декоративной частью конгресса и сионизма вообще. До известной степени он таковым остался доныне, о чем свидетельствует ряд больших речей, произнесенных им в защиту сионизма или в опровержение тех или иных утверждений его противников. Некоторые речи Н. являются вехами по пути сионизма вообще; так, его выступление в Берлине 27 апреля 1898 г. против врагов сионизма послужило исходным пунктом для дальнейшей борьбы сионистов с их противниками. После первого конгресса сделалось как бы традицией выступление Н. в первый день конгрессов с большой речью об общем положении евреев за последний год. На втором конгрессе Н. выступил по адресу противников сионизма. «Мы отвергаем с насмешкой и презрением звание партии; сионисты — не партия, это — само еврейство. Все, что есть жизненного в еврействе, что представляет из себя еврейский идеал, мужество и способность прогрессировать, — есть сионизм. Напротив, все те, кто хорошо себя чувствует в рабстве, презрении, те, которые желают скорой смерти еврейству, все они или стоят совершенно в стороне, или же яростно борются против нас. Сионисты имеют право сказать: в нашем лагере — Израиль; вы же, все остальные, — праздные члены». [Но это все фразы, несостоятельность коих изобличается самой жизнью. — Ред.] Помимо общих речей, влияние Н. на сионизм сказывалось сравнительно редко; будучи членом президиума, он фактически не играл ни в нем, ни в общей организации большой роли и являлся обычно выразителем лишь мнений самого Герцля; с этой точки зрения и рассматривалась его речь в пользу Угандского проекта. Даже после смерти Герцеля Н. не стал во главе движения и по различным причинам должен был уступить место другим деятелям. Как ни успешны были выступления Н., как ни способствовали они росту сионизма в интеллигентных кругах, они не смогли, однако, слить сионизма с Н. в нечто единое, органическое и сделать его как бы неотъемлемой частью сионизма. На фоне современной жизни этот широко образованный, богато одаренный человек в роли пропагандиста сионизма и изобличителя лжи европейской жизни является одним из тех парадоксов, коими так богаты его произведения. С. Лозинский.‎6.