Золя, Эмиль — знаменитый французский писатель, основатель натуралистической школы в литературе, христианин (1840—1902). В многочисленных романах до 1898 г., т. е. до своего активного выступления в деле Дрейфуса, З. выводил еврея почти всегда лишь с отрицательной стороны. Так, мало симпатичного представляет собою Кан в «Son Excellence Eugène Rougon», делец-спекулятор, нечестными путями добравшийся до депутатского кресла с тем, чтобы использовать свое политическое положение в интересах разных темных дел; столь же непривлекателен другой еврей, фигурирующий в этом романе в качестве бордоского банкира. В «Nаnа» перед нами уже несколько иной тип еврея: и Штейнер не менее Кана любит богатство и деньги и всякими правдами и неправдами стремится лишь к увеличению своих средств, но если для еврея из «Son Excellence Eugène Rougon» деньги составляют все в жизни, то Штейнер во имя самого пошлого и мелкого тщеславия готов жертвовать миллионы своего обманом и хитростью накопленного богатства и из-за порочной, развратной и продажной женщины летит в бездну нищеты и преступлений. В «L’Argent» перед нами проходит целый ряд банкиров, спекуляторов, биржевиков, маклеров, дутые предприятия которых ведут их сегодня к славе и могуществу, а завтра на скамью подсудимых. Как ни отвратительны все эти евреи, при изображении их, однако, З. был далек от какого бы то ни было антисемитизма, и ему даже в голову не приходило ставить известного рода преступление в связь с религией или национальностью данного персонажа. Великий художник бесстрастно рисовал картину политически индифферентной и материально довольной Франции, дышащей миазмами от гниющего трона императора-parvenu; на мрачном фоне этой картины исчезали всякого рода религиозные и национальные различия, и перед читателем проходят естественные представители эгоистической и бессовестной политики enrichissez-vous. Что З., выводя эти еврейские типы, не задавался никакой антисемитской целью, видно, между прочим, и из того, что в романе «Paris», вышедшем в самый разгар дела Дрейфуса, когда уже активное участие принял в нем и З., мы встречаем опять тех же представителей haute finance, хищнические аппетиты которых не останавливаются даже перед угрозой уголовного преследования. В конце 1896 года, когда в связи с расследованиями Пикара антисемитская пресса стала в крайне резких выражениях нападать на евреев и в своей злобе увлекла за собою значительную часть общества, З. выступил в Figaro с сильно и красиво написанной статьей «Pour les juifs» (pycский перевод «В защиту евреев», книг. «Правда», Варшава, 1906). «Вот уже несколько лет, — так начал З. свою статью, — как я слежу с возрастающим изумлением и отвращением за походом, который стараются устроить во Франции на евреев; мне это представляется чем-то совершенно выходящим за пределы здравого смысла, истины, справедливости, чем-то до того нелепым и слепым, что должно нас отбросить за несколько веков назад или привести к самому худшему из всех ужасов — к религиозному преследованию, которое может залить кровью любую страну». Затем З. останавливается на всех обвинениях антисемитов и, рассмотрев их, восклицает: «Страшно подумать, какие документы они оставят по себе! Каждый день добровольно, собственными руками нагромождать ворох лжи, заблуждений, бешеной зависти, буйного безумия! Что может быть печальнее? Когда со временем пытливый исследователь задумает опуститься в это болото, он содрогнется, убедившись, что там, в этой тьме, не было ничего, кроме религиозных страстей и развинченных мозгов. История пригвоздит к позорному столбу имена этих неистовых крикунов, этих социальных преступников, злодеяния которых не удались лишь потому, что они совершили их в состоянии полного умопомрачения». Резкость З. в связи с его громкой популярностью побудила антисемитов избрать его мишенью для своих нападок, и они стали всячески стремиться подорвать значение выступления З.; последний, однако, чувствуя необходимость дальнейшей борьбы с «ненавистным и безумным» явлением, все резче и резче выступал в защиту евреев и против проповедников средневекового безумия и целым рядом статей (M. Scheurer-Kestner, Le Syndicat, Procès verbal, Lettre aux jeunes hommes, Lettre à la France) подготовил тот поворот в общественном мнении, который им был так удачно охарактеризован словами «La vérité est en marche et rien ne l’arrêtera». Тогда же (конец 1897 г.) он задался целью спасти «жертву религиозной нетерпимости», как он называл Дрейфуса; его друг, с которым он советовался по этому поводу, Клемансо, предостерегал Золя от возможных неприятностей, говоря, что ему, стоящему в стороне от политики, трудно ориентироваться в политической конъюнктуре дела Дрейфуса; однако желание спасти невинного человека и провозгласить на весь мир истину победило всякие предостережения, и З. выступил 13 января 1898 г. со своим знаменитым письмом «J’accuse» (см. Дрейфус, Альфред). Отныне З. сделался в глазах антисемитов самым ненавистным дрейфусаром, и его обвиняли в измене, продажности и разных других преступлениях. Как оскорбитель чести французской армии, он предстал перед судом присяжных и не только был приговорен к тюремному заключению и штрафу, но не раз подвергал свою жизнь опасности, и полиция должна была охранять его от ярости антисемитско-клерикальной толпы. В вышедшем уже после Реннского процесса (см. дело Дрейфуса) романе «Vérité» З. дал новые еврейские типы: учитель Симон — типичный интеллигент, страдающий, подобно капитану Дрейфусу, от клерикалов и антисемитов; изменник и шпион Эстергази здесь рисуется в образе аббата Gorgias’a; в общем в «Vérité» мы находим изложение дела Дрейфуса в фантастической и художественной переделке великого мастера слова. Наряду с положительными еврейскими типами (Simon, Rachel, David) встречаются и отрицательные: барон Натан, представитель haute finance, ренегат евр. народа, стыдящийся своего происхождения (трудно сказать, принял ли он христианство или нет), и его дочь Лия, покупающая титул графини Sangleboeuf принесением многомиллионного приданого ярому антисемиту из вырождающихся аристократов. Новым, с точки зрения еврейской, в романе «Vérité» является изображение евреев не в роли одних лишь представителей финансового мира, а в качестве интеллигентов и даже мелких ремесленников (портной Леман). Как памфлет против антисемитизма и клерикализма, роман З. сделал очень много в смысле эмансипации французов от антисемитской язвы. Этого, как и выступления З. в деле Дрейфуса, никак не могли ему простить его политические противники, и похороны З. послужили сигналом, с одной стороны, к грандиозной манифестации сторонников свободы и веротерпимости, а с другой — клерикалов и антисемитов, грозивших напасть на евреев, если в похоронной процессии примет участие Альфред Дрейфус. Даже через 6 лет после смерти З., во время перенесения его праха в Пантеон, был сделан «антисемитский» выстрел, коим А. Дрейфус легко был ранен в руку. И тогда (1908) антисемиты и клерикалы смотрели на торжество увековечения Золя как на победу еврейского защитника и врага католицизма над истинными патриотами и защитниками церкви. — Ср.: Jew. Еnс., XII, 694; Ernest Vizetelly, Emile Zola, Novelist and Reformer, Нью-Йорк и Лондон, 1904.

С. Лозинский.6.