Деборы песнь — так называется триумфальная ода, помещенная в кн. Судей (5, 2, 31) и приписываемая в заглавии пророчице Деборе (Суд., 5, 1); она прославляет победу израильтян при Мегиддо над Сисерой и его армией. Эта песнь относится к древнейшему поэтическому творчеству израильтян и по силе выражения и красоте слога, как и по искренности чувства, может сравниться с лучшими поэтическими творениями мировой литературы. Масоретский текст ее, обнаруживающий столько неправильностей и неясных мест, по-видимому, тождествен с подлинным древним текстом песни, и есть основание думать, что песнь Деборы сохранилась почти в неприкосновенной первобытной чистоте. Критиками была сделана попытка отыскать в ней размер (метрику) и разбить ее на правильные строфы, причем найдено, что древние паузы сохранились лишь в некоторых стихах и преобладающий ритм состоит из трех и четырех ударений в строке. — Поэма открывается призывом прославить Бога; к этому прославлению приглашаются цари и вельможи окружающих народов; затем следует краткое и яркое описание картин и явлений природы, сопровождавших выступление Ягве из Сеира из "полей эдомских". Тогда
"Земля содрогалась, и таяло небо,
И таяли тучи водою,
И горы дрожали от лика Господня,
Синай сей от лика Израилева Бога"
(Суд., 5, 4—5; ср. Второз., 33, 2 и Хабаккук, 3, 3.)
Далее песнь изображает бедственное состояние страны до войны, когда "опустели дороги и путник шел по окольным тропинкам, и не стало вождей во Израиле, не стало", пока не появилась Дебора, "мать во Израиле", לאדשיב םא (ст. 7). Все горе народа явилось следствием избрания новых богов и отпадения от Бога предков (ст. 8). Дальнейшие стихи (12—22) описывают вступление в сражение, победу и бегство ханаанейцев. Они начинаются призывом Деборы к самой себе и Бараку:
"Подымись, подымись, о Дебора,
Подымись, подымись и воспой;
Воспрянь, о Барак, своих пленных веди, Абиноамов сын..." (ст. 12).
Затем идет прославление колен Эфраима, Веньямина, Махира (Менаше), Зебулуна, Иссахара и Нафтали за то, что они беззаветно отдались великому делу освобождения народа, но стыдом покроются колена Реубен, Дан и Ашер за то, что они личные интересы предпочли национальным интересам. Дебора горько иронизирует по этому поводу:
"У источников Рувима
Было много размышлений...
Что же ты в луках остался
Слушать стад своих блеянье?
У источников Рувима
Много важных совещаний" и т. д. (ст. 15—16).
Да, малочисленна была израильская рать, зато в том грандиозном сражении "у Таанаха, у вод Мегиддо", где сошлись для войны с Израилем цари ханаанейские, сам Бог сражался с небес, "и звезды с путей своих сражались с Сисерой" (ст. 20). Враги позорно бежали, и многих из них увлек поток Кишона, "древний поток Кишона". Здесь песнь прерывается проклятием жителям Мероза (как полагают, нынешний Марус, между Сафедом и озером Гуле), не пришедшим на помощь израильтянам в их неравной борьбе с многочисленным врагом; за этим проклятием следует дифирамб в честь кенитянки Яели, убившей Сисеру, злейшего и страшного врага израильтян (ст. 23—27). И далее рисуется удивительная по красоте поэтическая картина, как мать Сисеры в кругу приближенных женщин ожидает возвращения запоздавшего сына. Она тоскует по нем, смотрит из окна на дорогу и плачет.
"Зачем запоздали его колесницы?
Так долго не слышен и стук их колес"
— спрашивает она у своих женщин, и те ей отвечают:
"Ведь они добычу взяли,
Меж собой добычу делят;
Кто одну рабу умыкал,
Кто и двух забрал в сраженье;
Ткань цветную для Сисеры,
Тканей вышитых добычу..".
Заканчивается же вся поэма аккордом глубокой уверенности, что так погибнут все враги Ягве, друзья же его воссияют, "как солнце, восходящее в мощи своей" (ст. 31). — Уже в глубокой древности предполагали, что эта поэма была включена в так называемую "Книгу войн Ягве", הוהי תומחלמ רפם (Числ., 21, 14; ср. Бер., 58а). Большая часть новейших критиков сходится на том, что поэма была составлена немного позже того времени, когда происходило описанное в ней сражение. Что же касается авторства самой Деборы, то некоторые критики, основываясь на ст. 12 и 15, отвергают это. (Текст стихов 9—11 признается весьма неясным; в частности, стих 9 считается глоссой, вставленной в текст каким-нибудь позднейшим переписчиком). — Ср. August Müller, Königsberger Studien, 1887, Ι, I и сл.; Budde, Kurzer Handcommentar, изд. Richter, 1897; G. Moore, Internat. critical commentary, Judjes, 135—173, 1901; D. H. Müller, Les Actes du Onzième Congrès Internat. des Orientalistes, 261 и сл. Paris, 1898; Eduard König, Die Stilistik, Rhetorik und Poetik, 1900, 298—301; Nöldeke, Untersuchungen zur Kritik des Pentateuchs, 181; Ed. Meyer, Gesch. d. Alterthums, I, § 167; Stade, Gesch. Israels, I, 49 и сл.; Wellhausen, Composition d. Hexateuchs, 22 и сл.; Pieperding, Histoire du peuple d'Israel, 85 и сл., Paris, 1898; H. Winckler, Geschichte Israels, I, 34 и сл.; Nowack, Handkommentar, 41 и сл. изд. Richter, 1900; С. Niehuhr, Versuch einer Reconstellation des Deborahliedes, Leipzig, 1894 (крайние критические воззрения); A. Müller, Das Lied d. Deborah, 1887; J. E., IV, 490; G. A. Cooke, The History and song of Deborah, 1892; Grimme, в Zeitschr. d. Morg. Ges., 1896, стр. 572 и сл.; Marquardt, Fundamente isr. u. jüd. Gesch., 1896; Ruben, в Jew. Quart. Rev., 1898, 541 и сл.
1.
Д. в агадической литературе. — Д. была одной из семи пророчиц, подвизавшихся в Израиле: Сарра, Мириам, Д., Ханна, Абигаил, Хульда и Эсфирь (Мег., 14а). Она удостоилась пророческого дара благодаря тому, что муж ее, которого агадисты отождествляют с Бараком (см.), снабдил лампами Силоамское святилище, на что указывает название Д. "жена Лаппидота" (по-евр. "пылающие факелы"). Тот факт, что ей было назначено быть судьей и пророчицей, несмотря на то, что тогда еще был жив первосвященник Пинхас, свидетельствует о том, что дух Божий покоится одинаково как на мужчине, так и на женщине; в сущности, прибавляет агадист, дух Божий может покоиться не только на еврее, но и на язычнике и даже на рабе и рабыне (Eliahu rabba, IX). Постоянное пребывание Д. под пальмой (Суд., 4, 9) объясняется тем, что пальма представляет эмблему еврейского народа. Подобно тому, как пальма имеет только одну сердцевину, דתא בל, так и у всего еврейского народа должно быть только одно сердце, דחא בל, и, подобно тому, как пальма обращает свои листья кверху, так и еврейский народ обращает свои помыслы только к Отцу небесному (ib., IX; Ялкут, Суд., IV). В противоположность Бараку, который агадистами везде выставляется как образец скромности, Д. является олицетворением высокомерия и гордости. По словам раб Нахмана, две женщины были пророчицами, но обе они были одинаково высокомерны и горды, что вовсе не соответствует их именам; имя одной было "Дебора" (пчела), имя другой — "Хульда" (крот). О Д. говорится, что она послала и звала Барака (Суд., 4, 6), вместо того чтобы самой идти к нему, а Хульда послала царю Иосии следующий ответ: "Скажи человеку, который послал ко мне" и т. д. (II Цар., 22, 13), опуская царский титул (Мегилла, 14б). Особенно обнаруживают гордость Д. слова ее (Суд., 5, 7): "Не стало безопасности во Израиле, не стало, пока не восстала я, Д., пока не восстала я, мать во Израиле". Наказанием за эту гордость была утрата ее пророческого дара, что видно из того, что она должна была возбудить свое вдохновение словами "Воспрянь, воспрянь, Дебора, воспрянь, воспрянь, спой свою песнь" (Пес., 66б). Высказывается также мнение, что эта величественная как по образности рассказа, так и по глубине мысли песнь Деборы не считается произведением Д., а приписывается героям-хасидам (םיריםח), которые помогали Маккавеям в их борьбе против сирийцев (Eliahu rabba, X). — Ср. Таргум к Суд., 2, 2, 9, 11. [Из J. E., ΙV, 489—490].
3.