Греческий язык и евреи (периода талмудического и позже). — В Талмуде, Мидраше и Таргуме греческие и латинские слова транскрибированы по чисто фонетическим правилам; эта передача в некоторых случаях проливает свет на действительное произношение звуков древнегреческого яз., т. е. на вопрос, и поныне остающийся спорным. Ввиду того, что греческие элементы в раввинском языке могут быть в большинстве случаев сопоставляемы с туземным произношением, они дают в этом отношении весьма ценные фонетические указания. Произношение греческ. звуков евреями в общем соблюдалось довольно строго и в полном соответствии с греч. оригиналом; лишь в немногих случаях (между прочим, по весьма важному т. наз. иотацизму) оно соответствовало тому, которое обычно именуется новогреческим (рейхлиновским) и которое, быть может, является единственно правильным. Твердые и мягкие звуки всегда отличались между собою; так, напр., τ всегда читалось и писалось чрез ט , а δ чрез ד (наоборот никогда); этот факт особенно знаменателен ввиду того, что твердые и мягкие согласные звуки часто смешивались в греческом произношении в Египте (Blass, Aussprache des Griechischen, 3 ed., 1895), в демотических папирусах и в гностических рукописях (Thumb, Indogermanische Forschungen, VIII, 189), равно как в коптском яз.; в сирийском яз. наблюдается такое же строгое разграничение этих звуков, как и в еврейском. С другой же стороны, подобно тому, как это установлено для египетской обыденной речи (т. наз. κοινή; напр., καλκοΰ вм. χαλκού), евреи нередко смешивали твердые согласные звуки с придыхательными; так, напр., χάλκανθος всегда передается через קלקנתום, θέατρον обыкновенно через טיאטרון (хотя встречается и форма через ת). Это тем более удивительно, что в обоих языках, греч. и евр., имеются общие тому и другому твердые и придыхательные звуки, что в свою очередь приводит к чрезвычайно важному заключению, а именно, что евреи обычно не делали различия в произношении таких звуков, как ק и כ, ט и ת. Придыхательное φ, передаваемое не только через פ, но и через ב и даже װ, обычно произносилось несколько маркированно и в этом отношении напоминало его произношение у нынешних греков. Этого нельзя сказать о звуке θ, тогда как маркированно произносились звуки β, γ, δ; так, напр., слово σμάραγδος транскрибируется одинаково через מרגד и זמרגו (значит, греч. δ произносилось вроде англ. th). Что касается носовых звуков, то произношение γγ, γκ и γχ вполне соответствовало аналогичному их произношению в латинском, сирийск., арабск. и других яз. (ср., напр., אנגלא — άγγελος, אננקי — ανάγκη, כונקי — κόγχη). С другой стороны, носовые звуки вообще произносились довольно произвольно, нередко подвергаясь уподоблению или пропуску, что наблюдается в новогреческ. языке; напр., подобно тому как πέπτος заменяет собою πέμπτος, и евреи говорили מפיס вм. Μέμφις и קפנדדיא вм. compendiaria. — Ввиду того, что слово σταλάγμιον передается через שלמין и σαρδονύχιον через שרדגין , можно заключить, что σ (иногда транскрибируемая через ם, ז и צ) произносилась как русск. ш (наличность этого звука у греков, как известно, отрицается филологами). Подтверждением этого может служить также слово משיחא, транскрибируемое, как известно, через Μεσσίας (срв. Schurer, Gesch., 3 ed., II, 526 прим.). — Так наз. иотацизм гласных ε, ι и η, равно как двугласных ει и οι, замечается весьма часто (исключение случай, когда эти звуки предшествуют ρ; вследствие этого נירזן, Νέρων, должно быть произносимо «Нерон», а не «Нирон»). Зато αι, αο, ευ произносились почти так же, как в новогреческом языке. Полную противоположность этому представляет удержание т. наз. spiritus lenis et asper; даже придыхательное ρ передается обыкновенно довольно точно, между прочим, и в середине слова (напр. часто встречающееся סנהדרין, συνέδριον). В евр. словах сохранилось также немало следов произношения дигаммы, звука, характерного для древнегреческ. яз. и его наречий. Гласные не всегда передаются точно, но часто заменяются одна другою. Евр. язык стремится развивать согласные (напр. דיומסית вместо δημόσια, где η была развита в יו, сир. סטיולזם — στόλος у Бар-Бахлула). Как во всех семитич. языках, зияние евреями не отмечалось. Отпадение зияния, равно как часто встречающаяся элизия (пропуск) слогов, особенно при помощи т. наз. apocope, apheresis и специально syncope, придает чужеземным словам в евр. транскрипции особый семитический колорит; так, напр., еврейская форма בולמוס (βούλιμος) более соответствует семитической фонетике, чем сирийское בולזמזס или בורלא (βηρυλλος), приемлемее, чем בירזלזס. Другие изменения согласных звуков, напр. ассимиляция их, metathesis, prothesis и т. п., столь же часты в еврейских словах, как и в греческих. Из стремления семитизировать греческие слова возник ряд новообразований, новых аналогичных форм и народных этимологий. Особенно часто встречается еврейское окончание זן, напр. נקדיזן = Νικόδημος, קמזן = campus (срв., впрочем, греч. κάστρον вм. κάστρα, египетск. ήμισον вм. ήμισυ), а также אלזן (= άλλο), соответствующее обычному άλλο. С этим интересно сопоставить уменьшительные имена на -ιον; примеры этого сохранились также в евр. языке. — В евр. новообразованиях большим распространением пользуется окончание ית отсюда такие формы, как מטרזנית и מטרוניתא, и рядом с ними מטרזנה (matrona), לזנטית для λέντιον = linteum и т. п. При употреблении подобных слов последние получали известную семитическую окраску. Другими особенностями семитической речи (напр. евр. и арамейским спряжением глаголов, образованных от греческ. корней, употреблением форм status constructus и status empliaticus, усилением при помощи арамейских и евр. префиксов и суффиксов, образованием форм множеств. числа. определением рода грамматически, т. е. при помощи известного родового окончания) — всем этим пришлось пользоваться языку, заимствованному из греческого, конечно, постольку, поскольку это определялось потребностью обыденной речи, а не языка литературного. Как евр. язык талмудического периода пользовался греческими словами лишь в случае необходимости, так и законы его применялись к формам и оборотам, заимствованным из греческого. Здесь необходимо также отметить любопытное явление, что при заимствовании греческого слова евреи иногда несколько изменяли его значение, притом чаще всего слова получали смысл морально-религиозный, какой им не присущ в греческом яз.; так, напр., γεωμετρία стало обозначать определенный прием интерпретации текста Св. Писания (см., впрочем, Гематрия); βήλον, латинск. vélum, получило значение «неба»; σχολαστικός обозначало «наставника Торы»; στρατηγός стало употребляться для обозначения воина вообще; σύμβολον встречалось в значении «договор» и «брачный дар», а τόμος определяло «книгу Торы». Иногда этот установившийся у евреев обычай находит применение в Септуагинте и Евангелии (напр. κατήγωρ — «дьявол»; ζάνδοκος — «непотребная женщина»; βλασφημία — «богохульство»). Подобные семасиологические отступления вполне естественны, когда речь идет о раввинско-греческом языке. — Другими характерными особенностями евр. яз., заимствованными у греков и встречающимися во всех греческих диалектах, являются: частое употребление уменьшительных имен на -ινός, окончание -ικόν, соединение с словом όλο (ολόχρυσος, όλοσηρικός и т. д.) и замена окончания о флексиею ός. Тот греческий яз., на котором говорили палестинские евреи, был так называем. κοινή; хотя в него входили и не аттические элементы, последние все-таки подверглись известной эллинизации в то время, когда проникли в обыденную речь; впрочем, ряд греч. слов, встречающихся в раввинской письменности, присущи только новогреч. языку.
Греческие слова, встречающиеся в талмудической и мидрашитской литературе, обнимают все явления жизни, хотя в общем и касаются преимущественно таких чисто политических понятий, которые стали известны в Палестине лишь со времени прибытия туда греков и римлян; равным образом подобные термины обозначают продукты иностранного происхождения, с которыми евреи ознакомились благодаря торговым сношениям. Ряд заимствованных слов относится к области космографии и географии, как, напр., αήρ — «воздух» (слово новейшего происхождения); другие служат для обозначения ранее неизвестных евреям минералов, растений или животных, вроде γύψος — «гипс»; ισάτις — «имя красящего растения»; πάρδαλις — «пантера». Некоторые термины имеют отношение к общественной жизни; таковы, напр., όχλος — «толпа, чернь»; κολωνίαcolonia — «колония»; παλάτιον — palatium, «дворец»; ληγάτον = legatum, «легат»; κήνσος = census, «ценз»; σημεΐoν = «знaк, знамя». Ряд слов имеет отношение к домашней жизни и строительству; таковы, напр., «στοά» = stoa, «колоннада», и βασιλική = «базилика»; другие к торговле, путям сообщения, денежному обращению и мерам веса, напр. πραγματεία — «торговля»; carrum — «повозка»; δηνάριον — «динарий»; μόνητα — «монета». Сюда же могут быть причислены технические термины, касающиеся вооружения, разных орудий, сосудов, сырья, домашнего обихода, пищи, украшений и ювелирных изделий. Значительное количество греч. слов имеют отношение к культуре вообще, в том числе к литературе, врачебному и аптечному делу, религии и фольклору, календарным исчислениям, критике текста, музыке и пластике; наконец, здесь же нельзя не упомянуть о множестве имен собственных. По приблизительному подсчету в талмудических сочинениях было найдено свыше 3.000 слов, заимствованных из языков греческого и латинского.
После заключения капитальнейших сочинений мидрашитской и таргумической литературы новые греческие слова перестали находить распространение среди евреев; но те термины, которые успели ассимилироваться, продолжали быть в употреблении, причем упадок образования сравнительно с предшествующим периодом стал сказываться в ошибках при переписке сочинений и в образовании неправильных этимологий. Только те евреи, которые жили в странах, где раздавалась греческая речь, сохранили понимание последней. Закон Юстиниана от 553 г. (Novellae, № 146, Περί Εβραίων) указывает на употребление греч. языка в евр. богослужении. В конце византийского периода книга Ионы читалась на греческом языке во время гафтары Судного дня на о-ве Кандии (Elijah Capsali, ed. Lattes, 22); списки этого перевода, сделанного, по мнению Нейбауэра, в 12 в. для евреев Корфу, хранятся в Болонье и Оксфорде; поскольку известно, этот текст является древнейшим на новогреческом языке. Существует также греческий перевод Пятикнижия; поныне имеются его списки (Элиезера Сонцино, Константинополь, 1547; переиздан был этот текст в 1897 г. Д. К. Гесселингом в Лейдене). Упомянутый греч. перевод, писанный евр. шрифтом, вошел в состав полиглотты, содержащей, кроме еврейск. текста, также испанский перевод ее. Единственный сохранившийся «мидраш», или комментарий, к Пятикнижию византийского происхождения — «Lekach Tob» p. Тобии бен-Элиезер из Кастории (изд. С. Бубера); он содержит в себе ряд греческих слов (ср. I. Perles, в Byzantinische Zeitschr., II, 570—584). Известно, что евреи Южной Италии хорошо знали греч. яз. (Grätz, VI), а диспут Сильвестра предполагает также у римских евр. основательное знакомство с греч. и лат. языками (Vogelstein-Rieger, I, 150). — Любопытно, что сицилийские евреи изменили смысл слова ετοιμασία («timisia»), придав ему значение «ящика для Торы» (Zunz, G. V., 2 ed., 247; idem, Z. G., 522); у них были должностные лица «sufi» (σοφοί) и «proti». Литургические произведения обыкновенно обозначались византийскими терминами «pizmon» и «darmosch» (Zunz, S. P., 5, 69б). Равным образом греческого происхождения слова «latreg», «alphabetarion» (Byz. Zeitsch.), «sandek» и т. д. С этим могут быть сопоставлены христианские обозначения вроде "apiphyor (пaпa) и «hegmon» (епископ; ср. также слово «patriarch» у Вениамина Тудельского и в «Milchemet Chobah», Константинополь, 1710). — Саббатай Донноло получил греч. воспитание; то же самое в известном отношении можно сказать и о Натане Римском; автор летописи Ахимааца неоднократно ссылается на говорящих по-гречески евреев Южной Италии. Иосиф «Грек» переводил греческие сочинения на арабский язык; то же делал и Килти, или Келти. Об Якове га-Леви специально говорится, что он был знаком с греч. яз. (Neubauer, The fifty-third chapter of Isaiah, XII, note 5). Греческие слова встречаются также в сочинениях Якова б.-Реубен (ib., 59, 60), Иуды Москони и Меюхаса б.-Илия (Oriental. Literaturzeit., 1900,429; R. E. J., XLI, 303); несомненно, знание греч. яз. было распространено среди евр. писателей, живших в самой Греции. Равным образом караимы знали греч. яз.; так, напр., Иегуда Гадасси владел древнегреческим языком, а Калеб Афендополо (15 в.) — новогреческим. «Мудрые мужи Греции» и отдельные ученые с прозвищем «грек» поэтому нередко упоминаются евр. писателями, жившими на Западе.
Вместе с тем в общем восточные, как и западные евреи совершенно не знали греч. языка. [Уже в вавилонском Талмуде встречается любопытный факт, что приводимые в Мишне греческие слова для обозначения некоторых юридических институтов истолковываются так, как будто они были арамейского происхождения; напр. слово אףותיקי = ιύποθήхη толкуется Талмудом, как сложившееся из трех арамейских слов אפה-תהא-קאי = «на этом ты будешь стоять», т. е. с этого предмета ты взыщешь свой долг; или слово דייתיקי = διαθήхη (установление, завещание) толкуется, как аббревиатура арамейской фразы דא תהי קיימא — «это пусть стоит» (Б. Мец., 19а) и т. п.]. Один из гаонов по поводу какого-то греч. выражения, встречающегося в Талмуде, заявляет о своем незнакомстве с греческим языком (Harkavy, Teschubath ha-Geonim, № 47); термин «аspargоn» истолковывался как слово персидского происхождения (ib., 374). Впрочем, к греческим ученым обращались за разъяснениями (ib., № 225), пример чего представляет Моисей Нахманид (Б. Батра, 8а). Известный Элиезер б.-Илия, знавший 12 языков, был лишь весьма поверхностно знаком с греческим (Jost, Jahrb., II, 30). Самарянин Абульфат (14 в.) также признается в своем невежестве в греческ. языке (Annales, ed. Vilmar, Gotha, 1865). Утверждение в хронике Иерахмееля (изд. Gaster, 200), будто все колено Иудино и половина Симеонова говорили по-еврейски и по-гречески, должно быть признано либо вымыслом, либо результатом недоразумения. — Греческие этимологии, обыкновенно неправильные, приводятся у Раши, Авраама ибн-Эзры, Симеона б.-Цемах Дурана, Илии Левиты («Tischbi», s. v. משקים; cp. Grünbaum, Jüd.-deut. Chrestomathie, 494) и Авраама Закуто, равно как у некоторых других средневековых писателей. Зато р. Исаак из Сипонте несколько удачнее истолковал ряд греческих терминов в Мишне (напр. Маас, V, 8). — Кроме новых переводов Библии, средневековые евреи не касались сочинений на греческом языке. В оригинале греческих писателей читали лишь византийские евреи, напр. Асаф, передающий ряд греческих терминов по ботанике, и караим Иегуда Гадасси, цитирующий из греческих философских сочинений целые афоризмы (Р. Frankl, в Monatsschrift, 1884, XXXIII, 449, 513, sqq.). Относительно ряда переводов, принадлежащих средневековым евреям, возникает сомнение, действительно ли они сделаны ими непосредственно с греческих текстов. Отнюдь не доказано, чтобы некоторые выражения, встречающиеся в евр. философских сочинениях, были заимствованы у греков, как утверждает Штейншнейдер (Hebr. Uebers., 420); так, напр., שלילה — отрицание, скорее заимствовано из яз. латинского или арабского, чем у греков. Что касается того, что Иосиф бен-Авраам (Steinschn., l. с., 453) пользуется греческими словами, то это объясняется его местожительством по соседству с Грециею; только евреи, находившиеся в аналогичных с ним условиях, могли быть достаточно осведомлены с этим языком. — Ср. S. Krauss, Lehnwörter, 1898; A. Thumb, Die griechische Sprache im Zeitalter des Hellenismus, 1901; Perles, в Byz. Zeit., II, 570—84; С. Соболевский, Κοινή, в Прав. Бог. Энц., IX. [S. Krauss, в J. E., VI, 86 с доп.].
4.