Бераб, Яков (бен-Моисей?) — выдающийся талмудист; род. в Мокеде, близ Толедо, в 1474 г., ум. в Сафеде в 1546 г. Он был учеником Исаака Абоаба. Б. в 1492 г. бежал из Испании в Тлемсен, а оттуда уехал в Фец, где местная община избрала его раввином, несмотря на его восемнадцатилетний возраст (Леви ибн-Хабиб, Респонсы, 298б). О всеобщем уважении, которым Б. пользовался в Берберии, лучше всего свидетельствуют следующие строки в сочинении «Omer Schikchah» Авраама Гависона: «Не говори, что светоч Закона погас в Израиле: Яков Бераб вернулся — он опять среди нас». — Продолжительность пребывания Б. в Алжире с точностью не установлена, но еще ранее 1522 г. он был в Иерусалиме, откуда, вследствие неблагоприятных условий, вскоре переехал вместе с учениками в Египет (Письмо из Палестины, помеченное 1522 г., в «Jerusalem» Лунца, III, 98). Несколько лет спустя (1527) Б., уже обладая достаточными средствами, поселился в Дамаске (Леви ибн-Хабиб, цитир. соч., 117а); в 1533 г. он получил место раввина в Каире (там же, 33а), а через несколько лет окончательно поселился в Сафеде, где в то время существовала значительная еврейская община. Тут у него зародилась смелая, прославившая его идея — создать в Палестине духовный центр еврейства. План Бераба вполне уясняется для правильного ο нем суждения лишь при рассмотрении его в связи со всей эволюцией мысли в молодом поколении испанских изгнанников. Страшная катастрофа 1492 года, наряду тяжелым положением евреев в Германии и Италии грозившая еврейству полным уничтожением, вызвала некоторые явления, которые, несмотря на свою кажущуюся парадоксальность, были, однако, вполне логичны: люди впечатлительные и одаренные живым воображением полагали, что близится обетованное пришествие Мессии; на свои ужасные страдания они смотрели, как на необходимый «процесс очищения», как на «вполне естественные страдания» перед наступлением мессианской эры (משיח חנלי). Выдающимся носителем таких мистических мечтаний был Соломон Молхо, трагическая судьба которого не повлияла отрезвляющим образом: многие продолжали предаваться страстным упованиям и были готовы умереть мучениками за веру. Более практические люди, однако, не поддавались мистическому заблуждению: они говорили, что пришествие Мессии не последует внезанно, что евреям надо к нему приготовиться и что первым шагом в этом деле послужит учреждение общееврейского трибунала, как духовного центра еврейства. Так как мессианские упования были распространены особенно среди жителей Палестины, то это побудило людей с более трезвым миросозерцанием требовать такой общееврейской центральной духовной организации, которая могла бы со временем превратиться в политический орган. Наиболее подходящим лицом для осуществления этого плана был именно Б., как особенно уважаемый на Востоке талмудист и как человек огромной энергин. Он намеревался восстановить старую «семиху» (рукоположение) и наиболее подходящим пунктом для своей деятельности признал город Сафед. Разногласию в решениях и толкованиях закона следовало положить конец; ни один раввин или талмудист не вправе разрешать важнейшие религиозные вопросы по-своему; должна быть учреждена одна высшая инстанция для решения спорных пунктов религиозного законодательства. В осуществлении этого плана, несмотря на его кажущуюся новизну, Б. опирался на исторический опыт, а именно образцом ему служил, в известном, конечно, смысле, древний синедрион. Но синедрион состоял из мужей, считавших себя рукоположенными Моисеем через посредство его преемников (Pirke Aboth, начало), а таких мужей уже больше не существовало. Б., однако, не остановился перед этим затруднением. Дело в том, что Маймонид, как будто предвидя события, учил, что палестинские ученые могут рукополагать в раввины лиц из своей среды и что такие лица затем вправе возводить других в раввинский сан. Хотя мнение Маймоннда и было оспориваемо Нахманидом и другими учеными, да и сам Маймонид не с достаточной положительностью высказался по вопросу, Б., тем не менее, самоуверенно пошел к цели, не считаясь ни с какими препятствиями. Кроме того, сафедские талмудисты отнеслись с полным доверием к задуманному Б. плану и, став на раввинскую точку зрения, не рассчитывали, чтобы могли возникнуть какие-нибудь преграды для его осуществления. Таким образом, в 1538 году двадцать пять раввинов, собравшись в Сафеде, рукоположили Б., уполномочив его возводить в раввинский сан других с целью образования синедриона. В речи, произнесенной в сафедской синагоге, Б. доказывал с талмудической точки зрения законность своего рукоположения и знакомил слушателей с характером присвоенных ему прав. Большинство палестинских ученых выразило согласие на нововведение Б., а немногие недовольные не рискнули возражать ему и его последователям. С целью заручиться благоволением палестинских евреев, Б. немедленно воспользовался своим правом и первым рукоположил главного иерусалимского раввина, Леви бен-Яков ибн-Хабиба. Рукоположение именно этого лица служит лучшим подтверждением того, что Б. всегда подчинял собственные интересы пользе дела; и в данном случае он не считался с тем, что Ибн-Хабиб был в течение многих лет личным его противником, с которым он часто вступал в пререкания по поводу респонсов и гаскамот. В очень благожелательном тоне Б. известил Ибн-Хабиба ο его состоявшемся рукоположении. Он не думал, конечно, встретить опозицию со стороны Хабиба, но, как оказалось, ошибся в расчете: Ибн-Хабиб счел оскорблением для себя лично и для достоинства Иерусалима поступок Бераба, не нашедшего нужным консультироваться у иерусалимских ученых перед введением такой важной реформы; поэтому, даже несмотря на предупредительное отношение к нему Б., он продолжал враждовать с ним; не ограничиваясь только устным протестом, он послал ученым Сафеда уведомление, в котором указывалось на незаконность их поступков и выражалось опасение, что затея их явится угрозой раввинскому иудаизму, так как синедрион, пользуясь авторитетом, начнет производить изменения в календаре. Несмотря на сдержанный тон Ибн-Хабиба, в его послании проглядывает, наряду с оппозицией нововведениям Б., также личное враждебное отношение автора к Берабу: он подробно доказывает, что сафедские ученые не вправе распоряжаться «семихою», так как сами не свободны от предубеждений в этом вопросе, и намекает на то, что Б. вовсе не безусловно достойное лицо для руководительства делом. Б. понял опасность, грозившую его планам, но, будучи крайне раздражен несправедливыми нападками Ибн-Хабиба, не ограничился строго объективными возражениями, а сам перешел на личности. В ответ на замечание Ибн-Хабиба, что давать «семиху» должны люди не только ученые, но и благочестивые, Б. говорит: «Я никогда не менял своего имени; среди нужды и отчаяния я шел по путям Господним» (Ибн-Хабиб, Респонсы, 298б); в этом кроется намек на проживание Ибн-Хабиба в юных годах в Португалии под чужим, христианским именем. Спор между Б. и Ибн-Хабибом перешел затем окончательно на личную почву, и это плохо отразилось на деле Б., так как, имея многих почитателей, Б. вовсе не имел друзей. Дошло до того, что Б. пришлось опасаться за свою жизнь: ο рукоположении было донесено турецкому правительству, как ο первом шаге по пути к восстановлению еврейского государства, и турецкие власти, конечно, не преминули бы принять суровые меры. Тогда последний вынужден был на некоторое время уехать в Египет; несмотря на то, что каждая минута в замедлении отъезда подвергала его жизнь опасности, он успел, однако, рукоположить четырех раввинов, «дабы они могли в его отсутствие продолжать начатое им дело». Между тем, число приверженцев Ибн-Хабиба росло, и после своего возвращения Б. понял, что план его рухнул. Последовавшая спустя несколько лет смерть Б. положила конец вражде между палестинскими учеными. Безусловно установлено, что в числе четырех ученых, возведенных Б. в сан раввинов, были Иосиф бен-Эфраим Каро (творец Шулхан Аруха) и Моисей ди Трани. Если другими двумя были, как предполагают, Авраам Шалом и Израиль де Куриал, то единственным лицом, воспользовавшимся привилегией рукоположения, является Каро, возведший в сан раввина Моисея Алшеха, который, в свою очередь, рукоположил Хаима-Виталя Калабрезе. Таким образом, институт рукоположения распространился на четыре поколения. — Из многочисленных сочинений Б. изданы лишь его «Schaaloth u- Teschuboth», респонсы, Венеция, 1663; впрочем, в амстердамском издании раввинской Библии (1724—28) помещен комментарий Б. на кн. Исаии и Иеремии. — Ср.: Azulai, Sehem ha-Gedolim, Ι, 86; Conforte, Kore ha-Doroth, см. указатель в издании Касселя; Frumkin, Eben Jeruschalaim, 34—40, Вильна, 1874; Fin, в Гакармеле, II, 486—494, 576—580; его же, Kenesseth Israel, 539, 540; Grätz, Gesch., 3 изд., IX, 12, 290—298; Jost, Geschichte des Judenthums, III, 128, 129; Michael, Or ha-Chajim, 1069; Zedner, Catal., 307; Zunz, Zur Geschichte, 250, 531. По вопросу о споре относительно рукоположения см. Леви б.-Яков ибн-Хабиб, Респонсы, 277а, 328а; С. П. Рабинович, מוצאי גולה, 1894, 218—230. [J. E., III, 45].
9.