Ашкенази, Иосиф бен-Исаак га-Леви — раввин; род. в Германии ок. 1550 г., ум. в Франкфурте-н.-М. в 1628 г. Первым учителем его был франкфуртский раввин Элиезер Тревес, после смерти которого (около 1567) А. продолжал свои занятия под руководством знаменитых раввинов того времени. В ритуальных вопросах А. проявлял крайний ригоризм — черту, которой отличались все современные ему германские раввины. Это впоследствии привело его к конфликту как с одним из тогдашних талмудических корифеев, так и с общиной. А. сначала был раввином в Бонне, a затем (около 1595 г.) в Метце, где вновь организовалась еврейская община из 120 членов. Ростом своим община в значительной степени обязана энергии первого своего раввина, Иосифа Ашкенази. К 1618 году она увеличилась втрое и обзавелась синагогой. Много труда было положено А. на устройство кладбища и на учреждение «Хебра кадиша». А. приобрел известность благодаря полемике с р. Меиром бен-Гедалия (מהר״ם) из Люблина. Однажды он признал трефным мясо гусей, внутренности которых не были исследованы после их резки, ввиду того, что такого рода исследование, хотя и неизвестное Талмуду, практиковалось в Германии и Польше. Решение было оспорено вормсским раввином, Моисеем бен-Гад Реубен и представлено на воззрение р. Меира из Люблина. Польские раввины не согласились с Α., и р. Меир из Люблина настаивал на том, чтобы А. открыто признал свою ошибку. Ho A. не мог побороть себя и поступить вопреки обычаю своих учителей. Тогда р. Меир обратился к р. Мордехаю Иофе в Познани, автору לנוש (Lebusch), a также к краковскому, брест-литовскому, и лембергскому раввинам. Все присоединились к мнению Меира. Такое единодушие польских, литовских и русских (галицийских) раввинов придало р. Меиру больше веса. Ho A. продолжал упорствовать и неумышленно содействовал распространению в широких массах слухов об уступке со стороны раввинов; тогда р. Меир отправил вормсской общине резкое письмо, в котором называл А. наглецом, гордецом и невеждой и требовал удаления его, присовокупляя, что он мог бы удалить его при содействии «Синода четырех стран», если бы не считал унизительным для себя иметь дело с таким человеком, как А. Но А. был слишком известен, чтобы письмо могло иметь для него последствия. Скромный и миролюбивый, он готов был бы ответить молчанием на все нападки, если бы само дело не заставило его вступить в спор: ритуальный обычай, которым была вызвана контроверза, требовал защиты; он был в опасности благодаря решению польских раввинов. В последовавшем на письмо р. Меира ответе А. обнаруживает все свое великодушие. Нисколько не негодуя за тяжкое личное оскорбление, он ограничивается лишь защитой своей точки зрения. В самых почтительных, но энергичных выражениях возражает он против упреков и заявляет, что не намерен пускаться в дальнейшую полемику. В то время как оскорбительное письмо р. Меира было целиком напечатано в собрании его респонсов (Венеция, 1618), возражения А. стали известны лишь в тесном кругу посвященных и были бы совершенно забыты, если бы его внук, Иосиф бен-Самсон, не напомнил о существовании этого документа (в своем דנרי זכרון, Амстердам, 1705); он, однако, не обнародовал его, желая избегнуть полемики. Недавно документ этот был напечатан. Полемика А. с Меиром (1610—1618 г.) закончилась лишь со смертью последнего. Некоторым удовлетворением для А. было решение Исая Горовица, автора הנרית שני לוחות (в сокращении Schelah), ученика Меира; он велел выпустить из собрания респонсов Меира места, оскорбительные для А. Венецианское издание (1618) респонсов с замаранными местами служит любопытным образцом еврейской цензуры. — А. имел конфликт и с общиной: горький опыт не был в состоянии ослабить его привязанность к традициям. — 32 года он стоял во главе метцской общины, много лет заседал в трибунале с Элеазаром Старшим, и вот 9-го ноября 1627 г., после смерти Соломона бен-Герсона Зей, сын его, Мордехай (Магарам) Зей, был избран его преемником. Так как последний находился в родстве с большей частью членов общины, то А. считал его неподходящим для занятия судебной должности. Еще до этого инцидента, когда члены судилища порой оказывались родственниками тяжущихся, А. настаивал на необходимости приглашения иногородних судей. Коллеги же А. считали себя единственными авторитетными судьями. Но совесть А. не позволяла ему поступать против постановлений раввинского закона, по которому родство судей с сторонами не допускается. Дело дошло до того, что комитет стал во враждебные отношения к Α., избрал другого раввина, Моисея Когена из Праги, и обратился к властям с ходатайством о его утверждении. Α. в письме, адресованном метцскому губернатору, князю De la Valette, просил санкционировать его проект о судьях. Губернатор представил все дело на усмотрение даянов, которые и постановили изгнать из города А. и его последователей, если они не откажутся от своего мнения. 24 января 1628 г. губернатор привел решение в исполнение, и А. уехал в Франкфурт-на-М., где в том же году скончался. — О выдающейся учености А. свидетельствует стих немецкой песни, возникшей, без сомнения, в гетто. В этом стихе выражено желание быть таким богачом, как Мордехай Майзель в Праге, и таким ученым, как Иосиф A. (Ich muchte wol lernen als Rabbi Joseph Aschkenas). — Cp.: Cahen, в Rеv. ét. juives, VII. 108—116, 204—216; XXII, 94 и сл.; Carmoly, в Annalen Jost’a, 1840, стр. 62; J. E., II, 198.
А. Драбкин.9.