Ахер (אחר) — имя мудреца, прослывшего еретиком и отступником. А. жил, по талмудическому преданию, в эпоху таннаев второго и третьего поколения. (Ср. Латиш, Шааре-Цион и Меири, введение к Абот). А. — интересная личность, издавна служившая и теперь еще служащая предметом разногласий многих комментаторов и историков; в глазах одних он опасный еретик, другие же, свободомыслящие, прославляют его как глашатая свободы. — Первым источником, упоминающим имя Α., является Тосефта (Хагига, II, 3). Там, однако, не сообщается, кто подразумевается под этим именем; рассказывается лишь, что А. вместе с Бен-Азой, Бен-Зомой и р. Акибой вошли в «Пардес» («Сад познания»), причем А. проник гораздо далее, чем было позволено, и стал разрушать насаждения, הציץ וקיצץ ננטיעות. К нему применим стих Экклезиаста: «Не дозволяй устам своим искушать плоть свою». Применение этого стиха к Α., впрочем, не совсем ясно. Перед приведенным рассказом в указанном месте Тосефты помещено сообщение танная 5-го поколения, р. Иоси бен-Иегуда; возможно поэтому, что он же автор рассказа об А. «Пардес» в этом рассказе означает, по-видимому, не что иное, как «Учение о колеснице», מעשה מרכנה, занятие которым никогда не приводило к дурным результатам. Лишь в позднейших источниках выражается мнение, что личность А. тождественна с личностью Элиши бен-Абуя. В вавилонском Талмуде (Хагига, 15а) это тождество как бы предполагается общеизвестным, но в более раннем иерусалимском Талмуде (Хаг., II, 77б) ставится вопрос: «кто такой Ахер?» (מנו אחר), из чего видно, что указанное тождество было не общеизвестно. Некоторые полагают, что «Ахер» означает то же, что и «Peloni», פלוני = некий, какой-то — местоимение, употребляемое в тех случаях, когда не хотят называть по имени того человека, о котором идет речь (ср. Toc. Хала, I, 10; Мишна, Иебам., IV, 13). Более вероятно, однако, что имя А. (буквально — «другой») присвоено было ему после того, как он изменил свое мировоззрение и поведение и стал другим, новым человеком. — Элиша бен-Абуя известен как автор афоризма в трактате Абот (IV, 20): «Кто изучает науку в юности, подобен пишущему чернилами на новой бумаге, a кто начинает учение в старости, подобен пишущему чернилами на стертой бумаге». В Абот де р. Натан (версия Α., 23; см. Евр. Энц., I) эта притча приписывается другим, a от имени Элиши бен-Абуя приводится целый ряд других притч, из них четыре на тему о важности соответствия между приобретением познаний и добродетельной жизнью; напр. «Человек, много учившийся и вместе с тем ведущий добродетельную жизнь, подобен человеку, который строит кирпичные стены на каменном фундаменте; сколько воды ни скопилось бы y основания стены, она не тронется с места; человек же, много учившийся, но не творящий добра, подобен тому, кто выводит каменную стену на кирпичном фундаменте: самый незначительный ручей в состоянии снести ее». Кроме того, А. говорит о тех трудностях, с какими сопряжено приобретение знания, и как легко утратить его. «Приобретается знание столь же трудно, как золотая посуда, a утрачивается так же легко, как стеклянная». Впрочем, один афоризм А. в Абот де р. Натан напоминает по своему содержанию его афоризм в Мишне. Он гласит: «Кто изучает Тору в юности своей, y того она всасывается в кровь и передается другим с полной ясностью; но этого не бывает y человека, изучающего Тору на старости лет» (Верс. Α., 24). Многие находят, что в притчах Элиши бен-Абуя содержится намек на р. Акибу, который принялся за учение уже в зрелом возрасте. Это мнение, однако, маловероятно, так как Элиша относится с большим уважением к р. Акибе. Во всяком случае, в упомянутых притчах и сказаниях нет ни малейшего намека на отступничество А. Согласно одной вавилонской Барайте, Элиша бен-Абуя стоял даже во главе группы старейшин, занимавшихся расследованием законов (Моэд Катан, 20а). По другому варианту, однако, это был не Элиша бен-Абуя, a Иошуа бен-Элиша; трактат же Семахот приводит указанную галаху анонимно Ср.: Brüll, Mebo, I, 275; Kenesset Israel, III, 364; A. Krochmal, Peruschim we Haoroth 294); Seder ha-Doroth, s. v. r. Zadok; Smolenskin, Sämtliche Werke, II, 271; Weiss, Dor-Dor, II, 126).
Иерусалимский Талмуд рассказывает про Α., что он погубил многих ревнителей закона, что он прогонял из школ учеников, советуя им лучше учиться разным ремеслам: столярному, портняжному и т. д. (Иер. Хаг., l. c.). Рассказывают, что во времена римских преследований (по мнению Греца и Иоста, их следует отнести к царствованию Адриана) А. препятствовал соблюдению субботнего покоя и покровительствовал нарушителям закона (Midrasch Zutta, Koheleth, VII, 8). — О причинах отступничества Α. мнения повествователей расходятся. По словам одних, мать его, нося его под сердцем, проходила однажды мимо языческого храма и восприняла в себя дух нечистый. Другие рассказывают, что виновником всего был отец Α., посвятивший его учению не из любви к Торе, a из тщеславия. На обрезание сына он созвал всех знаменитых ученых Иерусалима, между прочим, рабби Элиезера и р. Иошую; слава и почести, которыми пользовались эти ученые, возбудили его зависть, и он решил, что и сын его будет ученым (Ruth rabba, VIII; Koheleth rabba, VII, 18; Midrasch Zutta Kohel., VII, 8). Более вероятны, однако, предположения, основанные на событиях из жизни А. Однажды во время пребывания в Генисарете он был свидетелем несчастного случая, постигшего человека, соблюдавшего закон, за исполнение которого Тора обещает долголетие, в то время как другой, нарушивший этот же закон, остался цел и невредим. Тогда в А. впервые возникли сомнения в учении иудаизма о мировой правде и возмездии. Α., по-видимому, не успокоила мысль, высказанная раньше его р. Яковом (или, по вавилонской версии, внуком его), что долголетие, о котором говорит Тора, означает вечную жизнь в загробном мире (Toc. Хулин, XIV; Бабли Хулин, 142а); ср. Кидуш., 39б, где сообщается, что р. Яков сам был свидетелем подобного факта, приведшего Элишу к отрицанию божественной справедливости.
В другой раз А. увидел собаку, державшую в зубах язык мученика Иегуды бен-Ганахтум, погибшего от руки римлян (по версии Бабли, язык принадлежал р. Хуцииту). Он произнес тогда: «Нет правды в мире, нет возмездия после смерти», המתים דומה שאין מתן שכר ותחית. — Рассказы эти знакомят нас с духом тогдашнего времени и доказывают, что, хотя сомнения А. были основаны на метафизических началах, современники его доискивались реальных причин для них и приписывали отступничество А. противоречиям жизни. — Вавилонские источники придают отступничеству А. более умозрительный характер. Они сообщают, что А. при входе в «Пардес» до того был поражен величественным видом ангела Метатрона, что принял его за Бога и стал утверждать с тех пор, что не один, a два Бога управляют миром, אמר שמא נ׳ ראיות הן (Хагига, 15а). Р. Гай Гаон (Teschuboth ha-Gaonim, § 99), толкуя это место, говорит, что А. полагал, что в мире господствуют две силы, подобно тому как парсы признают Ормузда и Аримана. Когда греховность А. достигла таких размеров, раздался голос свыше (נת קול) и произнес: «Кайтесь, вернитесь на путь истины все, кроме Ахера» (см. Бат-кол). А. понял, что нет для него спасения и, отчаявшись найти истину, предался всецело наслаждениям мира сего. Имя «А.» впервые дала ему одна женщина. Талмуд передает, что в доме Ахера постоянно слышались греческие песни (מניתיה: זמר יוגי לא פסק; דקדוקי סופרים в печатн. изд. сказано: מפומיה). Он всегда носил при себе еретические книги, и нередко случалось, что во время лекции они выпадали y него из-за пазухи, עומד אנית המדרש הרנה ספרי מיני נושרין לו מחיקו׳ נאהיה. Многие считают Элишу бен-Абуя учителем p. Меира; и действительно, оба любили прибегать к притчам и аллегориям; затем р. Меир, так же как и Α., изучал греческий язык и был другом философа Авнимоса Гагарди (см.). Рассказывается, что однажды р. Меир сидел в синагоге в Тивериаде и читал свою субботнюю лекцию, как вдруг он заметил из окна Элишу, ехавшего верхом на лошади; тогда р. Меир прервал свою лекцию и пошел за ним. Элиша обратился к нему с вопросом: «Лучше ли учиться в юности или в старости?» Ответы р. Меира, по-видимому, не удовлетворили Α., и он изложил ему мнение р. Акибы об этом предмете: «Твой учитель Акиба не так говорил; горе нам, что мы потеряли его» (Beresch. rabba, 65; Kohelet rab., I, 25). Отсюда следует, что рабби Акибы тогда уже не было в живых. Когда р. Меир прошел за городом расстояние, дозволенное в субботу, תחום שנת, Элиша напомнил ему, что пора ему вернуться обратно (это сообщение находится в противоречии с упомянутым выше преданием, по которому Элиша подстрекал народ к осквернению субботы). Меир ответил: «Вернись и ты, Элиша!», на что Элиша с грустью напомнил ему о голосе свыше, навсегда отнявшем y него надежду на спасение. (Откуда послышался этот голос, об этом мнения источников расходятся; в одном из них (Kohel. rab.) сказано: из святого святых Иерусалимского храма; согласно другому источнику, голос раздался позади синагоги). Спустя некоторое время Элиша опасно заболел. Р. Меир навестил друга, лежавшего на смертном одре, и опять напомнил ему о необходимости раскаяния. Элиша возразил ему: «Что стоит раскаяние умирающего?» Р. Меир ответил на это стихом из Пс., 90, 3: תשנ אנוש עד דכא, и сказал, что никогда не поздно раскаяться и вернуться к Богу. Элиша залился слезами. — Рассказ мастерски передает трагизм момента: человек с таким независимым характером плачет y преддверья вечности… Рабби Меир перенес с смирением и твердостью смерть Элиши, так как он верил, что последние минуты его посвящены были примирению с Богом. Но Бога, как видно, не умиротворила и смерть Элиши, ибо по смерти его сошел с неба огонь и охватил могилу его. Р. Меир распростер свой плащ и охранил ее от пламени. «Успокойся, — сказал он, — здесь в этом мире; там, если Всеблагой не простит тебя, я искуплю тебя, клянусь Богом!» Тогда огонь потух. Окружающие обратились к р. Меиру с вопросом: «Если тебя спросят на том свете, с кем ты хочешь быть вместе: с отцом своим или учителем, что ответишь?» «Учитель мне дороже отца» (Ср. Тосеф. Гориот, 11, 5). — «А послушают ли тебя?» — «О да! Есть галаха: В субботу спасают от пожара футляр Торы ради самой Торы. Точно так же спасен будет Элиша-Ахер ради Торы, которую он изучал». Заметим, что легенда о пламени на могиле покойников в виде наказания за грехи могла возникнуть лишь после того, как упразднен был древнееврейский обычай зажигания огня на могиле в честь покойника (Toc. Шаббат, VII, 18).
В вавилонском Талмуде отношения Элиши бен-Абуя к р. Меиру переданы в двух вариантах. Первая версия рассказывает, что Элиша бен-Абуя спросил р. Меира о значении стиха Экклезиаста (7, 14), но, не удовлетворенный ответом, сам разъяснил ему смысл стиха от имени р. Акибы. После этого Элиша спросил р. Меира о значении ст. «Не сравнится с мудростью золото и стекло» (Иов, 28, 17). Р. Меир ответил словами Ахера же (Абот де р. Натан), что знание приравнивается к этим двум предметам потому, что оно трудно достается, как первое, и легко растрачивается, как второе. «Но твой учитель Акиба, — говорит Α., — иначе это объяснил: знание приравнивается золоту и стеклу в том смысле, что, подобно тому, как сосуд из золота и стекла никогда не пропадает: если он будет разбит, то обломки могут быть переплавлены в новый сосуд, так же точно, если человек со знанием сойдет с прямого пути, он легко может исправиться». — «Исправься и ты!» — взывает к нему р. Меир. "Нет, — отвечает Α., — я давно уже слышал голос из-за завесы, מאחורי הפרגוד: «вернитесь все, кроме Ахера» (Хагига, 15а). По мнению Смоленскина, «паргод» означает раввинскую академию. В другом варианте прибавляется, что Элиша бен-Абуя высказал р. Меиру сомнение в том, возможен ли для него возврат на путь истины. Р. Меир предложил ему ходить из одной школы в другую и гадать о своей будущности по словам учеников. И они переходили из школы в школу и заставляли учеников говорить наудачу какие-нибудь стихи из Св. Писания. Стихи всюду оказались неблагоприятными для Элиши бен-Абуя. В последней, тринадцатой, школе они наткнулись на косноязычного мальчика. На предложение р. Меира произнести какой-нибудь стих из Св. Писания он произнес 50-й стих из Псалмов: ולרשע אמר אלהים מה לך לספר חוקי, т. е. нечестивому Бог сказал: для чего тебе толковать о моих законах). И в устах мальчика слово לרשע звучало ולאלישע. Тут Элиша воспламенился гневом и пронзил мальчика ножом; он разрезал его на тринадцать частей и разослал их по всем синагогам, поправшим ранее честь его (ср. Суд., 19, 29). По другому сообщению, он не зарезал мальчика, a «чуть было не убил его». На этом сказании, должно быть, и основано укоренившееся мнение об Ахере. Предания о гласе Божием, будто бы услышанном Ахером, являются, вероятно, отголосками слов мальчиков, в простоте своей приговоривших его к вечному страданию и навсегда отрезавших ему путь к исправлению (подобный жестокий взгляд на грешников существовал в еврейской религии лишь по отношению к человеку, который не только сам грешил, но соблазнял и других; Аб., V; Иома, 87а).
Рассказ о смерти Элиши бен-Абуя в Бабли уступает по красоте своей версии в Иерушалми. Согласно первому, р. Меир сам уже после своей смерти окружил огнем могилу Элиши, дабы искупить грехи его, и лишь р. Иоханан заметил, что такое поведение недостойно по отношению к наставнику (Смоленскин потому и был противником р. Меира, что опирался, главным образом, на рассказы «Бабли»). Согласно вавилонскому Талмуду, и р. Меир не пользовался особой благосклонностью неба. Его часто не называют по имени, так как он был учеником Ахера. В оправдание его отношения к А. приводят следующее изречение: ר׳מאיר רמון מצא תוכו אכל וקליפתו זרק (р. Меир нашел гранатовое яблоко, внутренностью воспользовался он, a шелуху выбросил). Как видно из Талмуда, редактор Мишны часто цитирует р. Меира не по имени, a под названием «Ахерим» — другие (Гориот, 13б). Но, с другой стороны, в Мишне часто наблюдается разногласие между р. Меиром и Ахеримом (Сота, 12а). Тосафисты поэтому полагают, что под названием «Ахерим» р. Меир цитируется лишь в тех случаях, когда он приводит не свое мнение, a взгляды Элиши.
В Мидраше Мишле (VI, 20) находится отрывок, в котором Элиша бен-Абуя называет Бен-Азая своим товарищем. Отрывок этот передает разговор А. с р. Меиром; р. Меир задает А. вопрос: «Чем наказывается прелюбодеяние?» Ахер, отвечая на вопрос, рассказывает, что он уже говорил об этом предмете с другом своим Бен-Азаем. Иерусалимский Талмуд сообщает, что по смерти А. дочери его обратились однажды к р. Иегуде I с просьбой о помощи. Ho p. Иегуда и слушать их не хотел и резко приказал им покинуть его. Тогда дочери А. сказали: «Помяни знания отца нашего, a не дела его». — Слова эти тронули р. Иегуду до слез, и он исполнил их просьбу. По словам Бабли, он отнесся к ним еще гораздо строже; увидев их, он произнес: «Неужели y этого человека есть еще потомство на свете?» (עדײן יש מזרעו נעולם). Тогда с неба сошел огонь и окружил его кресло. Патриарх заплакал и сказал: «Если небо заступается так за тех, которые изучали Тору, но пренебрегли ею, то как оно должно заступится за тех, которые дорожат ею».
Сопоставляя разноречивые сказания об Элише-Ахере в талмудических источниках и принимая во внимание господствовавшее в талмудическую эпоху стремление к противодействию еретикам (Миним; см.) и явившуюся вследствие этого потребность создать тип религиозного отступника в современном талмудистам стиле, который соответствовал бы типу библейских апостатов, какими агадисты выставляли обычно Иеробеама, Доега и Ахитофеля, — можно прийти к следующему выводу. Носитель странного прозвища Ахер, о котором достоверно известно лишь, что он вступил в «Пардес», представляет, по-видимому, тип еретика-отрицателя; и то обстоятельство, что упоминание о нем нашло место не в трактате Сангедрин, среди лиц, лишенных удела в будущей жизни, a в тракт. Хагига, где исчисляются предметы, изучение которых обставлено разными ограничениями, — указывает на то, что речь идет об отступнике теоретическом. Из четырех вступивших в «Сад познания» только один р. Акиба вышел оттуда невредимым. Рассказ приводится от имени р. Иоси бен-Иегуда, одного из последних таннаев; современник его, редактор Мишны, также относился отрицательно к занимающимся изучением «Меркабы» (Иер. Хагига, II, 77а). Вместо политической автономии, давно утраченной евреями, палестинские патриархи стремились к утверждению своего религиозного авторитета и к установлению единообразной ортодоксии. Всякое разномыслие осуждалось и жестоко преследовалось (см. p. Гамалиил II). В то время и зародилась легенда об Элише-Ахере, в лице которого хотели представить теоретического и практического противника ортодоксии, вышедшего из недр талмудических же школ. Но сведения об этом противнике оказались крайне отрывочными: полного и живого образа его не получается. Более яркие контуры этой личности обрисованы в палестинском Талмуде, лучше вавилонского сохранившем следы той борьбы за единовластие, которую вела ортодоксия против инакомыслящих. Элиша видел несправедливость в жизни и задался вопросом: Существует ли мировое правосудие? — вопросом, который, может быть, терзал не одну только его душу. Видя язык ученого оратора в пасти собаки, он не мог не воскликнуть с горьким упреком: «Вот Тора и вот награда за нее!» — восклицание, приписываемое легендой ангелам при виде мученической смерти р. Акибы (Бер., 61б). В вавилонском Талмуде, не знающем о такой острой борьбе за ортодоксию, резче отмечается созерцательная сторона Элиши: путем размышления он доходит до дуалистического мировоззрения, объясняющего существование зла в мире. — Другая черта Элиши та, что он гнал учащихся из школ, советуя им лучше заниматься практическим делом. Но эту черту, в сущности, разделяли и многие другие законоучители, настаивавшие на изучении ремесел (Абот, I, 10; II, 2; Иер. Пеа, I, 15в). Затем сообщается, что А. нарушал субботний покой, читал еретические книги, ספרי טועי, и всячески вредил еврейскому закону. Однако он никогда не пытался совращать р. Меира с пути истины, и в беседах его с последним нет ни малейшего намека на его свободомыслие и вообще ничего такого, что отличало бы его от всех прочих законоучителей того времени. Рассказы о желании А. вернуться к Богу и его собственном убеждении, что для него нет возврата, при всей их загадочности рисуют, в сущности, человека, уже вернувшегося к Богу; греховный же мыслитель тут сокрыт от нас. Талмудистам трудно было проникнуть в сущность ахеровского миросозерцания; им вообще трудно было стать на точку зрения людей, иначе, чем они, мыслящих; зато они знали многое, что рассказать о внешних событиях его жизни, начиная с его рождения y богатого иерусалимца, причем на обряде его обрезания присутствовали самые выдающиеся ученые того времени с р. Иохананом бен-Заккаи во главе, и кончая печальной судьбой его дочерей, дошедших до нищеты и голода. Но все это не представляет ключа к пониманию течения мыслей A., a дает лишь представление о той трудности, которую испытывает грешник, желающий вернуться на путь истины. Так переходил этот трагический образ из поколения в поколение. И лишь позднейший Мидраш Gan eden we-gehinam (Beth Hamidrasch Jellinek’a, V, 44), поместив A. в седьмом отделе ада, среди грешников, терзаемых ангелом Далкиилем, прибавляет: «но Элиша спасается; рука, оттолкнувшая его, принимает его обратно». — Ср.: Иегуда Галеви, Кузари, III, 65; Маймонид, Введение к Зераим: «мы не считали Элишу-Ахера в числе таннаев вследствие известного обстоятельства»; его же, Moreh Nebuchim, I, 32; Zacuto, Juchasin completum, 22б; 23a; 58a; Rabad, в Emunah ramah (по поводу A. говорит: «Когда зажигается светоч мудрости, гаснет свет религии»); Halperin, Seder ha-Doroth, s. v.; Parchi, Caftor wa Perach, 70б; из новейших авторов, писавших об A., cp. M. Дубач, Hechaluz, V, 62; A. Крохмал תפלה עיון, § XXI, 167, Halevy, נקורת התלמוד, Wien, 1863, 112; Brüll, Mebo ha-Mischnah, I, 213 (автор считает A. склонным к христианству); D-r Rubin, ילקוט שלמה, стр. 17 и сл.; его же, חשם אנשי, журнал האשכול, V, 22; его же נשתי רשויות, Гашилоах, IV, 447; П. Смоленскин, עם עולם; Собр. сочинений, II, 271 (за Ахера); Weiss, Dor Dor we-Dorschaw, 11, 126; календарь חרמו, р. 113. — Еврейский перевод Фауста носит заглавие אלישע נן אנויה, Вена, 1865 (в предисловии, стр. X, автор сравнивает А. с немецким чернокнижником; см. תולדות אלישע נן אנויה Гофмана, Вена, 1880); Фин, אחר, האוצר, 71; Grätz, Gnosticismus u. Judenth., Krotoschin, 1846, 62—67 (причисляет Ахера к гностикам); его же, Gesch., IV, 4 Aufl., 93 и сл.; Siegfried, Philo, 1875, 285—287 (считает A. представителем филоновских идей); Jost, Gesch. d. Jud., II, 102—104; Ehrenteil, Jüd. Familienbuch, Budapest, 390—393; Braunschweiter, Lehrer der Mischna, 1890, 6—10; Hamburger, Encycl., II, 168—171; Bacher, Agad. d. Tan., I, 2 Aufl., 430—434; Baeck, Elischa ben Ahuja Achar, Frankfurt a. M., 1897; Weinstein, Genesis der Agada, Göttingen, 1901, II, 181—182; Friedländer, Vorchristlicher Gnosticismus, 1889, 100—102; Jewish Encyclopedia, V, 138, 9; B. Kaplan, Open Court., Aug., 1902; cp. IV акт трагедии «Уриель Акоста» Гуцкова и критику Иеллинека под заглавием Elischah ben Abuja. Ha жаргонном языке существует драма Гордина אלישע נן אנויה. В собрании стихотворений Закса, Stimmen vom Jordan u. Euphrat, Berlin, 1862, помещен цикл стихотворений, посвященных Ахеру (стр. 145—156). Недавно появились в немецком сборнике стихотворения М. Бубера, также посвященные Ахеру. Венский публицист Натан Бирнбаум пишет под псевдонимом Mathias Acher.
М. Б.3.