Ауэрбах, Бертольд — известный немецкий писатель; род. в Нордштеттене 28 февраля 1812 г., ум. в Каннах (Франция) 8 февраля 1882 года. По отцу, Якову Ауэрбахеру, А. вел род свой от старинной еврейской семьи, гордившейся происхождением от рабби Меира из Ротенбурга (מה׳רם), жившего во времена крестовых походов и смерть которого окружена ореолом мученика. Мать Α., Эдель, происходила из семьи Франков, богемских выходцев. 
Бертольд Ауэрбах. В этой семье текла беспокойная, бродяжническая кровь. Старый Самуил Франк, дед поэта, был содержателем шинка; он отличался веселым нравом и был известен во всей округе своими музыкальными способностями и забавными шутками; это добродушное веселье и склонность к балагурству перешли также к А. Отец Бертольда, сначала зажиточный человек, имел большую семью, двенадцать детей; Бертольд, или, вернее, Моисей Барух, был девятым. Детство А. протекло счастливо и легко в лоне хорошей и традиционно набожной еврейской семьи. При чтении описаний и воспоминаний этого детства, рассеянных в разных рассказах, a также в случайных автобиографических набросках А., получается впечатление тихой, провинциальной жизни в русско-еврейской черте. Здесь, однако, сильно заметно и могучее влияние германской культуры на евреев. Даже лишенные многих прав, немецкие евреи начала 19 века чувствовали себя в Германии как дома. Бертольд бессознательно проникся немецкой или, говоря точнее, немецко-еврейской культурой, представляющей своеобразную разновидность культуры общей. Основной характер еврейской души, известная торжественность настроения, неискоренимый оптимизм соединилась в А. с любовью к природе, к крестьянскому быту, с тонким знанием крестьянской психики. Первым учителем А. был молодой Бернгард Франкфуртер, последователь Мендельсона и носитель немецкой культуры среди швабских евреев, типичный «маскил» переходного времени, устроивший первую образцовую еврейскую школу в Нордштеттене; А. увековечил его в своем рассказе «Lauterbacher», в котором живо рисует симпатичного, благородного еврейского педагога. 13-ти лет А. был отправлен родителями в ближайший городок Гехинген (Hechingen), где обучался под руководством раввина Рейхенбергера. Но мальчик не был создан для диалектических тонкостей Талмуда, и успехи его были незначительны. Спустя некоторое время, не прерывая богословских занятий, А. стал учиться в карлсруэском лицее. Здесь для него началась новая жизнь, полная мытарств, нужды и — надежд. Здесь же он встретился со своим близким родственником, Яковом Ауэрбахом (см.), с которым сошелся очень близко. Во время пребывания А. в Карлсруэ произошел перелом в его религиозных воззрениях, и он решил, вопреки желанию родных и любимого учителя Франкфуртера, отказаться от раввинской карьеры и записался на юридический факультет Тюбингенского университета. Вскоре, однако, он вернулся к теологии и до конца университетской жизни числился студентом богословия. Студенческие годы А. совпали с очень бурным временем, когда германское студенчество, так назыв. «буршеншафты», заволновалось, энергично выступая против меттерниховской политики. Аресты, высылки и тюремные заключения были среди молодежи обычным явлением. В список лиц подозрительных попал и Α., хотя он стоял почти в стороне от всякой политики. Его арест не имел серьезных последствий; тем не менее его академическая карьера была окончена, и он вынужден был взяться за перо, чтобы зарабатывать на жизнь. Первая литературная работа А. «История Фридриха Великого» была опубликована в 1834 г. под псевдонимом Theobald Chauber; работа эта носит преимущественно компилятивный характер и не имеет большого научного или литературного значения. В то время еврейский вопрос волновал умы германского еврейства: Гейне, Берне, Габриэль Риссер, Авраам Гейгер, Моисей Гесс, все они прямо или косвенно затрагивали этот вопрос, вызывая или отражая нападки противников. Α., в котором жили традиции мендельсонства, впервые выступил на настоящее литературное поприще (в 1838 г.) брошюрой «Еврейство и новая литература». Эта работа также представляет исключительно исторический, скорее биографический интерес. В ней без особой глубины и продуманности затронуты все вопросы еврейства. Восставая против хулителей еврейства, против провозвестников освобождения от религиозного закона, против Гейне и сенсуалистов, равным образом против философии Канта и романтиков, А. приходит к заключению, что «в еврействе нет разделения между верой и знанием», нет догматизма и что еврейство может устоять перед научной критикой. Политическая же программа его заключалась в словах Риссера: «Один отец y нас в выси; одна мать на земле: Бог — отец всех живущих, a Германия — наша мать». Эта брошюра, a также издаваемая А. «Галерея знаменитых евреев» побудили его остановиться на еврейских сюжетах. Особое внимание его сосредоточил на себе Барух Спиноза. Он, пантеист, философ абсолютной правды, представлялся А. наиболее законченным, идеальным типом еврея, как спинозизм ему казался идеальным еврейством. Собственно говоря, А. не понимал Спинозу во всей его полноте, несмотря на то, что долго занимался им и перевел его сочинения на немецкий язык. Он понял только отрицательную, критическую сторону его учения, его «Теологико-политический трактат», но его стройного, монистического настроения, его «Этики», А. не оценил; потому роман «Спиноза» (1837) наряду с крупными литературными достоинствами содержит и значительные промахи. Несмотря на добросовестное изучение первоисточников, биографических записей современника С. Колеруса и т. п., А. не мог нарисовать жизненный, верный образ великого мыслителя. Превосходный в жанре, в описании народных и бытовых сцен в Амстердаме, еврейской улицы того времени, он не совсем оказался на высоте, когда пришлось вывести самого Спинозу на сцену этой многообразной жизни. Гейне писал про этот роман своему другу А. — Левальду (мужу знаменитой Фанни Левальд), что А. обладает большой описательной способностью, значительным остроумием, но малым количеством поэзии. И это мнение вполне характеризует все творчество Α.: недостаток интуитивности, преобладание рассудочности над творческой фантазией, над ясновидением художника — такова основная черта произведений А. Давид Фридрих Штраусс, учитель Α., уподобил его роман торсу, которому ваятель вместо головы приставил полное собрание сочинений Спинозы. Несмотря на это, роман выдержал 30 изданий, был переведен почти на все европейские языки и приобрел всемирную известность. Занимаясь критическими работами для журнала «Europa», составлявшего тогда средоточие молодых талантов, Α., переселившийся в Франкфурт-на-М., задумал новый роман из жизни еврейского гетто и на этот раз избрал своим героем еврея вольнодумца, разбивающего цепи традиции и рвущегося из тесноты и мрака еврейского мира в свободный и светлый мир европейской культуры. Для этой роли он избрал остроумного и несчастного поэта Эфраима Моисея Ку (Ε. Μ. Kuh), современника Мендельсона и Лессинга. Уже одно название романа «Поэт и купец» (под этим заглавием роман переведен и на русск. язык) говорит о душевных конфликтах героя. Поэт, не находящий в тогдашнем, традиционном и купеческом еврейском мире ни почвы, ни понимания — отчаивается и сбивается с пути. И этот роман страдает теми же недостатками, что и первый: в нем нет ясности и очерченности контуров, нет глубины. Однако А. не долго оставался в пределах гетто. Через три года после появления второго еврейского романа он выпустил свою знаменитую книгу «Schwarzwälder Dorfgeschichten», выдержавшую бесконечное количество изданий и сделавшую имя ее автора необычайно популярным. Β этой книге А. явился народником, толкователем крестьянской души, художником немецкой деревни. «Шварцвальдские деревенские рассказы» составили эпоху в литературе, явившись знаменем возвращения к естественности. Сжатая форма рассказа, простая жизнь деревни не давали А. расплываться в ширину и заставляли его концентрировать свой сильный повествовательный талант. «Болван», «Иво Гайрле», «Начальнички» и т. д. — все эти небольшие вещи действительно дышат жизнью, пахнут свежестью полей, отличаются теплотой чувства и колоритностью; они обдают читателя тем бодрящим, чистым воздухом, которым пропитаны крестьянский двор, свежераспаханное поле и дубовый лес на отлогой горе. Лучший рассказ — это «Иво Гайрле», в котором А. изобразил отчасти себя, ведущего борьбу против религиозных пут, против богословия, к которому его готовили родители и т. п. Сборник имел колоссальный успех. Корифеи немецкой литературы, поэты Фрейлиграт, Гуцков, Юлиан Шмидт и др., приветствовали молодого автора с энтузиазмом. Карьера А. была обеспечена. За первым успехом последовала бурная жизнь — участие в политическом движении (А. добивался мандата в франкфуртский парламент 1848 г.), женитьба на Августе Шрейбер (1847), a затем, после смерти ее (1848), женитьба на Нине Ландесман, сестре поэта, известного под псевдонимом Иеронима Лорша (1849), триумфальное странствование по Германии, жизнь в Гейдельберге и Дрездене. Результаты этих десяти лет были не совсем удовлетворительны: две неудачные драмы («Андрей Гофер» и «Приговор»), два превосходных рассказа из крестьянской жизни («Дитгельм» и «Ленгольд») и очень тенденциозный роман из бурного периода 1848-го года с его романтикой политических эмигрантов и социалистических Робинзонов («Новая жизнь»). Характерна встреча А. с гр. Л. Н. Толстым: однажды (в 1860 г.) в комнату А. в Дрездене зашел молодой иностранец — это был гр. Толстой — и представился ему: «Я — Евгений Бауман» (герой рассказа «Новая жизнь»). Свое расположение к гр. А. Толстой сохранил на всю жизнь. — Переселившись из Дрездена в Берлин, А. стал принимать живое участие как в общей, так и в еврейской жизни. Во дворце он пользовался большими симпатиями, и одной из его покровительниц была великая княгиня Елена, супруга великого князя Михаила Павловича. — Α., однако, не хотел остаться писателем-народником. Он считал себя в силах написать крупный социальный роман, который захватил бы жизнь страны со всеми ее треволнениями, проблемами, со всем ее многообразием. Первым таким опытом явился известный трехтомный роман «Auf der Höhe». Двор тоскующего, загадочного короля-мечтателя со всеми искусственными осложнениями жизни служит сценой разыгрывающейся драмы. На этой сцене сталкиваются все классы, дворянство и крестьянство, все миросозерцания, религиозно-церковное и пантеистическое, все конфликты и проблемы, волновавшие душу A. «Ha высоте» принадлежит к числу наиболее замечательных историко-культурных романов 19 века; в ярких красках автор дает правдивое изображение времени в его крайних противоположностях; однако и в этом романе можно найти обычные недостатки ауэрбаховского таланта: в нем слишком много философии, рассудочности и сравнительно мало непосредственности и интуитивности. Наиболее интересные фигуры романа — женские: крестьянка Вальпург, молодая графиня Ирма и фантастическая, красиво задуманная «черная Эсфирь». — Следующим произведением А. был большой роман «Das Landhaus am Rhein» (русский перевод издан с предисловием И. С. Тургенева, с которым А. подружился в Баден-Бадене), в котором автор хотел обнять все проблемы германской жизни. Немецкая критика отнеслась несочувственно к этому широко задуманному претенциозному произведению. В своем последнем романе «Вальдфрид» (1873 г.) А. пытался изобразить Германию новой формации, имперскую. Вальдфрид, по выражению Α., — «соглядатай добра». Он ищет «доброе» в людях и часто находит его там, где его нет. Вальдфрид это — сам Ауэрбах, хороший, искренний человек с доброй, широкой душой, но никак не борец и не творец каких-либо новых ценностей, консерватор по существу, хотя и либерал по своим убеждениям; a главное — «viel Geist, wenig Poesie». — Свои теоретические взгляды, миросозерцание и задушевные мысли А. выразил в книге «Тысяча мыслей сотрудника» (Jausend Gedanken eines Kollaborators), написанной в несколько жанполевской форме. В 1876 г. А. вернулся к деревенским рассказам, но сборник «После 30 лет», описывающий новое крестьянство, свидетельствовал о том, что поэт уже не обладал прежним пониманием крестьянской души и что новое поколение ему до известной степени было чуждо. Как раз в то время в новой, имперской Германии началась дикая оргия антисемитизма. Выдающиеся люди, вожаки политики и литературы, Трейчке и др., травили евреев и отрицали за ними право принадлежности к немецкой культуре. Это неожиданное для Ауэрбаха явление угнетающе подействовало на него. Он как бы воочию увидел тщету всех своих усилий, ибо он был не только художник, но больше всего «проповедник гуманизма», как характеризовал его Юлиан Шмидт. Антисемитская агитация вызвала y него горькие слова: «Напрасно я жил, напрасно работал». — После его смерти появился сборник его писем к любимому другу, Якову Ауэрбаху, имеющий громадную биографическую и поэтическую ценность. В этих письмах на протяжении пятидесяти лет Б. А. открывает перед своим другом всю свою душу, все закоулки своего сердца: «Hier ist dein eigenstes; hierin tut es keiner dir nach. Du bist der Schöpfer der lebenswahren Idylle geworden.» — Эти слова, которые знаменитый эстетик Φ. Т. Фишер произнес на могиле Α., характеризуют основное настроение нашего поэта. Перед смертью А. носился с планом написать очерки из еврейской жизни. Один из них сохранился в рукописном наброске — «Бен-Цион» или «Шлуах-Мицва», рассказ о потерянном и раскаявшемся еврейском юноше. Интересны также его наброски автобиографии, в которых с художественной пластичностью рисуется еврейская жизнь начала 19 века. — Еще много других эскизов и неоконченных работ осталось после Ауэрбаха, но они лишены поэтической ценности. — Уступая великим романистам 19 века в пластичности и художественности, А. занимает одно из первых мест в немецкой и даже европейской литературе как проповедник социальных и гуманных идеалов, как творец новой идиллии, повлиявшей на всех писателей следующего поколения. А. был, по крайней мере в Германии, первый еврейский романист большой руки, признанный общественным мнением, окончательно усвоивший немецкую культуру и все-таки оставшийся верным сыном еврейства. Главные сочинения А. переведены почти на все европейские языки и его имя пользуется и поныне широкой известностью; имеются также еврейские переводы некоторых из них, напр., «Поэт и купец», перев. Тавьева, Варшава, 1895; «Спиноза», перев. Т. Шапиро, Варшава, 1898. — Ср.: Allg. Zeit. d. Jud. XLVI, 126, 157; Friedrich Theodor Vischer, Berthold Auerbach, ein Nachruf, 1882; Wilhelm Goldbaum, в Monatshefte Вестерманна, № 305; Zabel, Berthold Auerbach, 1882; Ludwig Solomon, Berth. Auerbach, eine Biographie, 1882; Ludwig Stein, Berth. A. und das Judenthum, 1882; Ed. Lasker, Berthold Auerbach, eine Gedenkrede, 1882; D. Frischmann, Berthold Auerbach, в Ha-Jahudi, 1889; Rudolf Krauss, Schwäbische Literaturgeschichte, 1889, II; Anton Bettelheim, Berth. Auerbach, 1907.
ЕЭБЕ/Ауэрбах, Бертольд
< ЕЭБЕ
| ← Ауэрбах, Беньямин Гирш бен-Авраам | Ауэрбах, Бертольд | Ауэрбах, Вольф → |
 Словник: Атад — Африбида. Источник: т. 3: Арабско-еврейская литература — Бделлий, стлб. 425—430 ( скан ) |
- Википроекты