Аскетизм (от греческого άσκέω = «ревностно занимаюсь, упражняюсь»), נזירות, סיגוף — стремление подчинить чувственные требования организма власти высших душевных сил, власти разума или воображения. Аскет — человек, который упражнением воли приучает себя отказываться от удовлетворения своих страстей для того, чтобы всецело отдаться занятию науками или совершению нравственных подвигов, или же человек, который систематическим умерщвлением плоти или временным истязанием тела доводит себя до состояния религиозного экстаза и, дав волю своему воображению, уносится в заоблачную высь. В том или другом случае А. служит средством для достижения более высокого душевного состояния. В этом смысле А. встречается во все времена и y всех народов, и можно сказать, что почти все великие люди, выдававшиеся чрезвычайными умственными или нравственными силами, в большей или меньшей степени были аскетами. Но А. может иметь еще иную цель, именно — уничтожение человеческой энергии вообще, угнетение естественного «желания жить» и в конечном результате самоуничтожение. Этот крайний Α., исходящий не из стремления к увеличению благ жизни, но из глубокого презрения к ней, из пессимистического миросозерцания вообще, может под влиянием известных идейных представлений быть привитым то отдельной личности, то целому обществу и во всяком случае представляет нечто в высшей степени противное здоровой человеческой природе. — В силу оптимистического миросозерцания, спокон веков присущего еврейскому народу, А. никогда не проявлялся y евреев в крайней форме, хотя ненормальные условия жизни, в которых им приходилось жить в продолжении многих веков, должны были, казалось, развить в евреях крайний пессимизм. Единственная форма, в которую вылился древнееврейский Α., — «назорейство», однако и в последнем не было ничего мрачного; оно служило для некоторых избранников лишь средством к личному усовершенствованию путем воздержания от вина, затемняющего ум и притупляющего энергию, которую им нужно было сохранить для блага народа (назорейство принимали обычно люди, посвятившие себя служению народу); от других радостей жизни назореи никогда не отказывались. — Иную форму А. принимает после первого разрушения Иерусалима, особенно же после окончательного порабощения Иудеи римлянами. А. получает тогда характер национального траура и служит средством к поддержанию в народе воспоминаний о былом счастье и надежды на возрождение в будущем.
I. Назорейский А. в библейскую эпоху. — Назорейство как национальный институт восходит к отдаленнейшей древности. Его знают уже наиболее ранние народные предания. Богатырь Самсон и пророк Самуил еще до рождения своего были посвящены в назореи (Суд., 13, 7; I кн. Сам., 1, 11). По позднейшему преданию, и Авессалом, сын Давида, был пожизненный назорей. В Библии имеются сведения о целом семействе Рехабидов, נית הרכנים, все члены которого, как мужские, так и женские, из рода в род соблюдали назорейство, связанное с кочевым образом жизни. Родоначальник семьи Ионадаб бен-Рехаб, живший при царе Иегу (II Цар., 10, 15), по-видимому, недовольный настроением, господствовавшим тогда в жизни народа, «завещал всем своим потомкам не пить вина, не строить домов, не сеять хлеба, не сажать виноградников, a жить всегда в шатрах». 180 лет спустя мы встречаем их в гостях y пророка Иеремии во время осады Иерусалима (Иер., 35). Кроме приведенных двух форм, пожизненного и наследственного назорейства, в законе Моисея подробно описывается третий вид — временное, когда запрещалось пить вино, стричь волосы и прикасаться к трупам (Числ., 6). Пророк Илия был также, по-видимому, назореем: "Человек длинноволосый с кожаным поясом на чреслах (II Цар., 1, 8), постоянно «жил в пустыне и в пещерах» (I Цар., 19, 9). Возможно, что все т. наз. «сыны пророков» были назореи (Амос, 2, 11, 12). Сам Иеремия был, по-видимому, пожизненный назорей, по крайней мере, вся его жизнь характеризовалась «аскетизмом национального траура». «Он не бывал y друзей и не веселился в кругу играющих, a угрюмый сидел одиноко (Иер., 15, 17), не обзавелся женой и детьми» (там же, 16, 2). Он сам объясняет причину своей угрюмости: это — надвигающаяся гибель родины. Но Иеремия не остался единственным аскетом народной печали. По мере усиления народных бедствий увеличилось и число т. наз. «печальников Циона», Абелей Цион (см.), אנלי ציון, подобно Даниилу «отказавшихся от всяких наслаждений, обращая лицо к Богу, чтобы подвизаться в молитве, в посте, вретище и пепле» (Дан., 9, 3). С особенной силой проявилось это под конец Вавилонского плена, когда вместе с блеснувшей народу в лице Кира надеждой на скорое возвращение на родину еще пламеннее разгорелось нетерпение скорее увидеть эту родину и еще сильнее чувствовала горечь разлуки с нею. Если автор кн. Даниила влагает в уста своего героя слова: «Вкусного хлеба не ел я; мясо и вино не входило в уста мои, и маслами не умащал я себя» (Дан., 10, 3), то надо думать, что все эти проявления А. были обычны среди «печальников Циона». Но и великий аноним, несомненный современник Кира, прямо говорит: «Бог послал меня благовествовать смиренным… чтобы дать сетующим о Ционе венец вместо пепла, елей радости вместо печали и т. д.». Так же поступали и те немногие, которые после изгнания остались на родине. Они даже установили 4 годовых поста в память наиболее горестных дней великой драмы падения Иерусалима. Пророк Захария, к которому жители Бет-эля обратились с вопросом об обязательности постов, теперь, после восстановления Иерусалима, высказался против А. вообще и кончил свою обстоятельную речь следующими словами: «Эти четыре поста превратятся для дома Иудина в дни радости и веселия и в дни светлых праздников — только правду и мир любите» (Захар., 8, 19).
Из библейских писателей, близких к данной эпохе, Экклезиаст также многократно высказывался против Α., напр.: «И хвалю я веселие; потому, что нет лучшего для человека под солнцем, как есть, пить и веселится» (Экклез., 8, 15), или: «Поди, ешь с веселием хлеб твой, и пей с радостью в сердце вино твое, коль скоро Бог благоволит к делам твоим. Пусть во всякое время одежды твои будут белы, и пусть елей не оскудевает на голове твоей. Наслаждайся жизнью с женою, которую любишь, во все дни суетной жизни своей» (Эккл., 9, 7 — 9; см. также 11, 9—10). Подобные сентенции Талмуд (Эрубин, 54) цитирует из тогда весьма распространенной книги Сираха. «Мой сын, если есть y тебя, то не отказывай себе; ибо нет в гробу наслаждения и нет y смерти отсрочки» (Сирах, 14, 12—13). Уже упорство, с которым Экклезиаст постоянно возвращается к этой теме, показывает, что в то время существовали люди, склонные считать всякие удовольствия чем-то преступным.
II. А. в эпоху второго храма. — С переходом Иудеи под македонское владычество А. принимает характер резкой реакции против эллинизма. «Рядом с увеличением в Иудее числа искателей наслаждений, перещеголявших даже самих греков своей распущенностью, увеличилось также количество аскетов-хасидеев… которые значительно расширили запретительные законы Моисея, в качестве же временных или пожизненных назореев отказались даже от употребления вина» (Graetz, Gesch., IV). Симон Праведный, живший в начале столкновения между иудаизмом и эллинизмом, рассказывает: «Однажды ко мне пришел назорей с юга (для жертвоприношения по окончании назорейства, причем требовалось обрить волосы). Это был красавец с дивными глазами и длинными кудрявыми волосами. Я сказал ему: Сын мой, что вздумалось тебе уничтожить такие красивые волосы? И он ответил мне: Я пас стада отца своего в нашей стороне; однажды пошел я набрать воды из источника и, как увидел я собственное отражение в воде, во мне затрепетало чувство гордости, которое могло бы меня погубить; тогда я сказал себе: Нечестивец, чего гордишься ты миром, который не принадлежит тебе? почему гордишься ты тем, что в будущем превратится в гниль и тлен? Клянусь, я сбрею эти волосы в честь Бога. — Тогда я встал и поцеловал его в голову, сказав ему: Сын мой, да будет побольше таких назореев в Израиле» (Недар., 9б; Тосефта Назир., IV, 7). К этому приблизительно времени относится легенда о встрече Александра Македонского с мудрецами юга. На вопрос царя «Кто может считаться героем?» они ответили: «Тот, кто побеждает свои страсти». «Что должен делать человек, чтобы жить?» — «Пусть умерщвляет себя». — Кроме временных назореев, целыми толпами направлявшихся в Иерусалим из провинции и даже из диаспоры (см. Назореи), в хасмонейскую эпоху образовалась особая секта пожизненных назореев, отличавшихся как образом жизни, так и своим миросозерцанием; это была секта ессеев, которые избегали городской жизни, воздерживались от вина, строго исполняли законы «ритуальной чистоты»; многие из них придерживались даже безбрачия, словом, вели строго монашескую жизнь (см. Ессеи). Идеалом ессеев был Илия-пророк; их стремление было уподобиться ему в образе жизни и достигнуть его святости. И они действительно воскресили образ великого пророка в воображении народа, в его верованиях и надеждах. Они постоянно жили в ожидании того дня, когда Илия-пророк вторично явится в мир, воскресит мертвых и принесет миру спасение. — Чем более ухудшалось политическое и экономическое положение Палестины, тем сильнее стало в сердцах людей стремление к царству небесному и тем крепче стали они надеяться на близкое его наступление; стоит только подальше уйти из этого суетного мира и предаться святой, аскетической жизни. В эпоху, предшествовавшую разрушению второго храма, создана была целая т. наз. апокалиптическая литература (см.). Имена лиц, участвовавших в ней, неизвестны; но нет сомнения, что они вышли из ессейских кругов. Эта литература говорит от имени убогих и нищих и направлена против богачей, искателей наслаждений и радостей жизни. Она изливает свой гнев на священников, оскверняющих храм («Вознесение Моисея»), и на тиранов, похитивших венец Давида («Псалмы Соломона»). О священниках много говорит также эфиопская «Книга Эноха»: «Горе вам, унижающим шатер своих предков и наследие свое. Горе вам, строящим дворцы потом других; каждый камень, каждый кирпич в этих дворцах — это воплощенное преступление» и т. д. — Одним из апокалиптических пророков был и Иоанн Креститель, вероятно, принадлежавший к ессейскому ордену. Еще в молодости он вел аскетическую жизнь в пустыне, питался акридами и диким медом, одевался в вретище из верблюжьей шерсти и носил кожаный пояс на чреслах. «Покайтесь, — взывал он беспрестанно, — ибо близко царствие небесное». Такую же аскетическую жизнь вели его ученики, много постились и молились и часто прибегали к очистительным омовениям. В это время явился и Иисус из Назарета. Но в проповедях Иисуса уже нет той печали, той угрюмости пустыни, которыми были так отмечены проповеди Иоанна. Очень часто слышатся в них жизнерадостные звуки и чувствуется любовь к жизни. Иисус был противником тех постов, которые соблюдались учениками Иоанна Крестителя (Мат., VI, 17; XI; 18, 19; Лука, VII, 33, 34); но и Иисус остался верен учению ессеев: царство небесное он открывает только беднякам и тем богачам, которые раздали свои деньги бедным. Первые ученики Иисуса вели ессейский образ жизни: воздерживались от вина и мяса и даже от супружеской жизни; Яков, брат (или родственник) Иисуса, не стриг волос, не ел мяса, не пил вина и не умащал своего тела елеем, одеваясь в простые льняные платья (Eusebius, Histor. eccles., II, 23). Он был основателем первой еврейско-христианской общины в Иерусалиме. Евреи-христиане носили название эбионитов (אניונים, т. е. нищие), и их общины были устроены по образцу ессейских; но в конце 2 в. обычной эры христиане из язычников объявили эту секту еретической и придумали легенду про главу ее, «Эбиона», которого на самом деле никогда не существовало (Renan, Vie de Jésus).
III. A. в эпоху таннаев. — После разрушения второго храма институт назорейства, связанный в своем ритуале с храмовым жертвоприношением, должен был прекратиться; между тем А. значительно усилился, окончательно приняв характер национального траура. Следы такого аскетического душевного настроения замечались и раньше, и их даже не трудно найти в проповедях Иоанна Крестителя; в учении евангелистов они почти совершенно исчезают, но вскоре опять возрождаются y христианских гностиков. Центром тяжести всех проблем, которыми терзались гностики, был вопрос о существовании зла в мире, вернее, старая проблема о «страдании праведников и благополучии нечестивых», «רשע וטזנ לו, צדיק ורע לו». Благоденствие и процветание язычников и бедствия еврейского народа составляли загадку, не дававшую им покоя и властно требовавшую разрешения. Для многих гностиков эта загадка превратилась в камень преткновения, ставший причиной их глубокого падения. Другим она указала дорогу к аскетизму, к абсолютному отрицанию земной жизни и к полному отказу от всего, что служит к поддержке индивидуальной жизни и к продлению рода человеческого вообще. Одна гностическая секта пришла к сознанию, что все дела людские — зло, которое предает человека во власть Сатаны; единственное достойное человека занятие — отдаваться размышлению о природе Божества. Брак они отвергали, как состояние, затемняющее познавательную способность, и находили несообразным со стороны Творца, что Он создал два отдельных пола и тем подготовил неизбежное в мире зло, именуемое браком. Мясную пищу они также считали предрасполагающей к затемнению разума, a про сектанта Бардезана рассказывали, что он обходился вовсе без пищи «и постился, как змея» (Grätz., Gesch., 4 изд., IV, 91). Однако и среди правоверных евреев, которые были далеки от гностических умствований, число аскетов «народной печали» было очень много. О р. Цадоке рассказывают, что он 40 лет постился, молясь o coхранении Иерусалима, и что он ежедневно разговлялся только одной винной ягодой, сок которой высасывал (Гиттин, 56а). — После восстания Бар-Кохбы, когда угасла последняя надежда на сохранение хоть тени политической самостоятельности, р. Элеазар из Модина все время постился, одетый во вретище и покрытый пеплом (Echa rabba, II). Ho этот род A. был далеко не делом одних лишь отдельных лиц. Талмуд рассказывает, что после разрушения храма явилось много аскетов, פרושים, в Израиле, которые решили отныне отказаться от мяса и вина, но р. Иошуе бен-Хананья удалось убедить их в нелогичности их решения (Баб. Батр., 60б; см. Аба 9-е). — Даже великий оптимист р. Акиба, который по поводу всякого несчастья постоянно твердил: «Все, что творит Милосердый, это к добру», даже он относился с симпатией к А. (Абот, III, 13; Сангед., 65б). Его ученик р. Симон бен-Иохаи хотя и высказался принципиально против назорейства, как против всякого обета (Нед., 10а), сам был великим аскетом, сначала, м. б., вынужденным, a затем и по убеждению. Талмудическая легенда рассказывает, что "избегнув во время Адриановых гонений (см.) преследования римлян, р. Симон и сын его р. Элиезер укрылись в пещере, где провели 12 лет, занимаясь изучением Торы, питаясь рожками и ключевой водой, для того же, чтобы не изнашивать платье, сидели раздетыми по шею в песке. Когда по прекращении гонений они вышли из пещеры, р. Симон, видя, как люди пашут и засевают поля свои, выразил им свое неодобрение: «они оставляют жизнь вечную и занимаются жизнью временной». — Хотя большинство законоучителей не были аскетами в тесном смысле этого слова, но к постам все они относились с большим уважением, считая пост заменой жертвоприношения при храме (ср. A. Weiss, Dor-dor, III, 209). Даже P. Иошуа бен-Хананья хотя и выступил против аскетов, отказавшихся от мяса и вина после разрушения храма (см. выше), сам, однако, проводил много дней в посту (Хагига, 22б). Зато к половому А. все без исключения законоучители относились отрицательно (Иебам., 63а). О таннае Симоне бен-Азаи известно, что он отказался от вступления в брак, причем оправдывался, говоря: «Что мне делать, когда душа моя жаждет знания; пусть уж другие заботятся о сохранении человеческого рода» (там же). Даже во времена жесточайших гонений р. Исмаил бен-Элиша говорил: «С тех пор, как нечестивая власть стала издавать столь жестокие декреты, запрещая нам изучение закона и исполнение его, запрещая даже обряд обрезания, следовало бы совершенно отказаться от брака и от деторождения; но тогда потомство Авраама само собой прекратилось бы» (Баба Батра, 60б).
IV. А. в эпоху амораев. — С прекращением народных бедствий во времена патриарха р. Иегуды I наступила реакция против А. даже среди палестинских ученых, a тем более — среди вавилонских. Современник патриарха, р. Элиезер га-Каппар, говоря о библейском назорействе, заметил: «Если назорей, который отказался от одного лишь вина, называется грешником, то тем паче должен считаться грешником тот, кто отказывается от всяких удовольствий» (Нед., 10а). — Условия жизни в Вавилонии были долгое время настолько благоприятны для евреев, что не оставляли места для А. Первые амораи, прибывшие туда из Палестины и основавшие там академии, в самых резких выражениях осуждали всякий Α.; напр. Абба Арика говорил: «Человеку предстоит дать ответ (на том свете) за все то, что он видел глазами и чем не воспользовался» (Иер. Кид., конец). Он же часто цитировал вышеприведенную цитату из книги Сираха: «Если есть y тебя, не отказывай себе и т. д.» (Эруб., 54). Его друг Мар Самуил выразился: «Кто исполняет пост, тот грешник» (Таан., 11a). Он же сказал однажды своему ученику р. Иегуде: «Умница, лови и ешь, лови и пей; ибо мир, из которого мы уйдем, подобен свадебному пиру» (Эруб., 54а), a раб-Шешет шутливо говорил: «Если ученик академии постится, то пусть собака съест обед его» (Таан., 11б).
V. А. от заключения Талмуда до появления Зогара. — Выше было указано, что многие древние законоучители смотрели на пост и вообще на страдание и самоизнурение как на средства, очищающие душу и возвышающие ее. Это воззрение еще более развилось в эпоху гаонов и в следовавшее за ней раввинское время. Про р. Саадию Гаона легенда рассказывает, что он много постился и в целях самоистязания садился даже на муравьиные кучи. В раввинской литературе приводится рассказ об одном богаче, оскорбившем молодого ученого; для искупления этого греха гаоны советовали ему «изнурять себя постами, подвергаться палочным ударам и раздавать бедным милостыню — авось ему простится» (Bassar al gabbe gechalim, 21). — Особенно увеличилось во времена гаонов число «печальников Циона» (Абелей-Цион, см.). В V в. обычной эры положение евреев почти на всем Востоке значительно ухудшилось; вместе с тем усилилось среди них и мессианское брожение. В одном древнем фрагменте (Pessikta rabbati, 34) много говорится о «печальниках Циона», «тоскующих по спасении утром, вечером и в полдень» и «скорбящих вместе с Богом об опустошенном храме Его». — Из «печальников Циона» того времени особенно известна секта «исавитов», учрежденная в конце VII века и существовавшая более двух столетий. Основатель ее, лже-Мессия Абу Аса аль-Испагани, предписал своим последователям воздерживаться от употребления мяса и вина и молиться по 7раз в день. То же самое можно сказать и о секте юдганитов, учрежденной учеником Абу-Исы, также выдававшим себя за Мессию. Древняя караимская легенда рассказывает, что основатель караимства Анан бен-Давид (см.) и его последователи оставили на произвол судьбы свои дома, поля и виноградники и, одетые во вретища, с пеплом на головах и скорбными песнями на устах отправились из Вавилона в Иерусалим молить Бога о спасении Израиля. Достоверность предания подлежит большому сомнению, но верно в нем то, что Анан бен-Давид запретил своим последователям употребление мяса и вина в изгнании. Даже среди свободных евреев, живших в Северной Аравии, находилось в то время много аскетов, «печальников Циона». Между евреями Теймы, во главе которых стоял еврейский князь, многие были аскетами — не употребляли мяса и вина, постились круглую неделю, кроме субботы, жили в пещерах или в бедных хижинах, облачались во все черное и скорбели о Ционе. То же самое наблюдалось и среди евреев Тамаса, во главе которых также стоял еврейский князь; они постились 40 дней в году и также с мессианской целью (Grätz, Gesch., VI, 275).
VI. Отношение религиозной философии и каббалы к аскетизму. — Большинство еврейских философов Средних веков придерживалось в вопросе об А. той самой золотой середины, которой держались также большинство таннаев и почти все амораи, тем более, что того же мнения был и Аристотель, которого еврейские философы того времени считали своим учителем. Первый из еврейских религиозных философов, р. Саадия Гаон, которого легенда превратила в крайнего аскета, выступает перед нами совершенно в ином свете в своей книге «Эмунот ве-Деот», где он прямо говорит, что «воздержание — прекрасная черта, если им пользуются в меру, но становится злом при преувеличении». По мнению р. Иегуды Галеви, «А. противен духу еврейской религии; напротив, он покровительствует жизнерадостному настроению и определяет для всех поступков и желаний ту меру, которая нужна для сохранения как каждого отдельного индивида, так и всей нации как целого. Настоящий праведник не бежит от мира и не спешит к вечной жизни. Он является справедливым хозяином как своего тела, так и души своей, отдает каждой силе, телесной или душевной, то, что ей подобает, и одинаково остерегается как излишества, так и недочета. Он пользуется всеми находящимися в его распоряжении силами, чтобы через них достигнуть той высшей ступени, которая ведет к божественности и истинной жизни» (Кузари, II, 1—5). — То же самое находим y Маймонида: «нравственный идеал», к изображению которого он часто возвращается в своих сочинениях, представляется ему в виде гармонии различных человеческих стремлений. Разум человека посредством свободной воли управляет его страстями и направляет к главной его цели, к познаванию Бога (Комментарий к М. Абот; Hilchoth Deoth и др.). Представителем иного направления является уже р. Бехаи ибн-Пакуда в своем сочинении «Choboth ha-lebaboth» (около половины 11 в.). По его мнению, абсолютное воздержание — высшая ступень, которой человек может и должен достигнуть. У святых патриархов от Эноха до Якова не было еще таких законов, которые запрещали бы им те или другие физические наслаждения; но y них и не было надобности в таких законах, так как они по природе своей были аскетами. Иное дело с их потомками — сынами еврейского народа. Придя в соприкосновение с египтянами, они деморализовались; после завоевания Палестины и завладения богатством ее жителей они стали злоупотреблять всякого рода наслаждениями; вот почему пророкам часто приходилось напоминать им о воздержности. И чем больше народ уклонялся от праведной жизни, тем более чувствовали немногие избранники, пророки, потребность удалиться из общества, уединиться в пустыне, чтобы жить там чисто созерцательной жизнью; необходимо, чтобы во все времена существовала секта аскетов, дабы они своими подвигами служили примером для массы, погруженной в мирские заботы.
Идеи р. Бехая нашли полтора века спустя последователей среди основателей каббалистического движения. Между самыми ранними каббалистами встречаются имена двух братьев, Якова Назарея и Ашера, которые, несмотря на свое богатство, вели аскетическую жизнь, отказываясь, между прочим, от мяса и вина (Грец, «История», т. VI, русское издание, 1902, стр. 215). «Зогар», обнародованный в XIII веке, также проводит это воззрение. Известен афоризм Зогара: "В крепком теле — слабая душа; в слабом теле — крепкая душа (נשמתא — חלשא גופא נפשא תקיפא גופא תקיפא; חולשא). — Вместе с появлением Зогара проснулся в еврейском народе и старый мессианский аскетизм. Мессианские чаяния стали центром тяжести для мистиков из круга зогаристов, подобно тому как они им были когда-то в кругах ессеев. В XIII в. Авраам Абулафия учил: «Кто желает возвыситься до степени восприятия святого духа, тот должен приучить себя к самой строгой воздержанности, удалиться от людского общества, уединиться в своей каморке, освободить свой дух от всяких мирских забот, облечься в белую одежду, надеть на себя талит и филактерии, сосредоточить свои мысли на одном и быть готовым к божественному вдохновению». Сам Абулафия, поступив по вышесказанному, объявил в 1284 г. в одном сочинении, что Господь Бог открыл ему великую тайну «конца», קץ, страданий и «начала мессианства», которое наступит около 100 лет спустя, a именно в 1290 г. — После страшных погромов и гонений, обрушившихся в 1391 году на испанских евреев, среди них значительно усилилось мессианское движение. Р. Моисей Ботарел верил, что посредством постов и частых омовений человек может сподобиться пророческого дара и в сновидениях узреть свое будущее. Он клятвенно уверял, что гаоны Саадия и Гай, a также Маймонид пользовались этими средствами, чтобы раскрывать будущее, и что ему самому явился Илия-пророк и открыл ему тайну «конца», который должен вскоре наступить. Его глубокая вера в самого себя воздействовала на многих, так что даже столь глубокий философ, как р. Хасдай Крескас, уверовал в него (Grätz, Geschichtc, VII). — Сначала раввины, представители талмудизма, выступали с протестами против Α., напр. известный р. Иегуда га-Хасид предостерегал благочестивых людей, чтобы они не говорили: «Если тщеславие и страсти часто доводят человека до греха, то я совершенно удалюсь от всего подобного — не стану есть мяса и пить вина, не буду жить в прекрасном помещении и одеваться в красивую одежду, a стану одеваться в грубое вретище, подобно отшельникам». — Этот путь пагубен, и шествующий по нему совершает грех (Sepher Chassidim, § 52). Автор каббалистической книги «Kanah», ספר הקנה, с своей стороны, нападает на раввинов-талмудистов, упрекая их, что они «едят мясо, как медведи и львы, пьют вино кувшинами и краснеют… о голусе же забывают». Но вскоре, особенно после изгнания евреев из Испании, наступило то мрачное время, когда большинство раввинов перешли в лагерь каббалистов и сами стали аскетами. Так, например, о главе турецких евреев, р. Моисее Капсали, рассказывают, что он был благочестивее всех своих современников, постился круглый год, спал на голой земле и всячески изнурял себя, занимаясь изучением Торы (книга מאורעות עולם). Р. Иосиф Каро, автор «Шулхан Аруха», хотя и был несомненно величайшим талмудистом своего времени, однако вместе с тем отличался мистицизмом и искренно верил, что к нему по ночам является какой-то таинственный «вестник», מגיד, который открывает ему великие истины даже в области талмудической науки (см. Каро). Вот этот-то «вестник» сказал ему однажды: «Поменьше удовольствия в еде и питье. Если какое-нибудь блюдо тебе приходится по вкусу, замени его на следующий день иным». В другой раз «вестник» запретил ему есть мясо больше одного раза в неделю и даже не позволил пить вдоволь (Magid Mescharim, I, § 18).
VII. Мессианский A. и реакция против него. — Вскоре по изгнании евреев из Испании, именно в 1502 г., р. Ашер Лешнин возвестил крайне тогда угнетенному народу близкое пришествие Мессии и побудил своих многочисленных приверженцев усиленно поститься и всячески изнурять свою плоть, дабы этими способами покаяния ускорить день искупления грехов. Вот почему указанный год и известен в истории евреев под именем «Года покаяния». 20 лет спустя началось мессианское движение, во главе которого стояли р. Соломон Молхо и р. Давид Реубени (1522—1532). Оба были аскетами, о втором же рассказывается, что он был крайне тощ, имел исхудалое лицо и изнуренный вид с выдавшимися костями вследствие беспрерывных постов и самоистязаний. — Каббала Исаака Лурии (см. Ари) еще более расширила сферу мессианского А.
По этому учению, "для того, чтобы ускорить пришествие Мессии и наступление «мира исправления», עולם התיקון, необходимо, чтобы еврей отказался от суетного мира, уединился и изнурял плоть; иногда индивидуальное «исправление», «тикун», не может быть достигнуто иначе, как «беспрерывным постом» (т. е. не есть и не пить ничего от субботы до субботы) или, по крайней мере, соблюдением ста постов по двое суток каждый (Derech ha-Kodesch). Особенно высоко ставил Ари уединение, считая его полезнее для души, чем даже занятие наукой. Но вместе со всем этим каббала Лурия требовала от своих адептов веселого настроения и душевной радости, запрещая им всякое уныние и меланхолию. Вся последовавшая за Ари литература полна предписаний о бесконечных постах и самоистязаниях: типичным в этом отношении сочинением является популярная в народе книга «Шало» (של״ה) р. Иешаи Гуревича (см.), впервые обнародованная в 1618 году. В XVIΙ в. посты и самоизнурение было делом весьма обычным. Р. Моисей Закуто выдержал 40 постов специально для того, чтобы Бог ниспослал ему забвение нечестивого латинского языка, которому он как-то обучился в детстве. Про египетского министра Рафаил-Иосифа Цоиби рассказывается, что он в целях «покаяния» подвергался продолжительным постам и разным истязаниям. «Его семейство ело разные вкусные яства, он же удовлетворялся овощами; в полночь он вставал для занятия Торой, предварительно подвергнув себя очистительному омовению и самобичеванию».
По этому пути пошел и Саббатай Цеви (1626—1676). В молодости он уединялся, занимаясь каббалой, постился и подвергался самоистязаниям, купался в море днем и ночью, летом и зимой; он не прикасался ни к первой, ни к второй своей жене. Переселившись около 1663 г. в Иерусалим, он первое время и там жил в абсолютном уединении и при редких встречах с людьми говорил мало, часто посещал могилы святых, много плакал во время молитв, a по ночам ходил взад и вперед по своей комнате, распевая псалмы. Через год или два в кругу его поклонников возникла реакция против А. Цеви женился на красивой и экзальтированной Сарре, которая стала пророчествовать о своем муже, что он Мессия, a пророк его, Натан из Газы, объявил, что Мессия уже явился и что искупление начнется в 1666 году; тогда все заповеди упразднятся, постные дни превратятся в праздники; впрочем, и теперь нечего больше плакать и скорбеть о разрушении Иерусалима, ибо «Шехина» (см.) поднялась уже из праха. — Однако то была лишь частичная реакция против А. Повсюду, куда доходила весть о Саббатае, люди разделялись на партии: одни предавались радости и разгулу, другие, напротив, подвергались самым невероятным истязаниям: постились по целым неделям, не спали по ночам, проводя время в покаянных молитвах, купались в реках в сильнейшие морозы и катались нагими по снегу. Были и такие, которые, выкопав глубокие ямы, стояли в них покрытые по шею землей, пока не коченели от холода и сырости. — Секта хасидеев, основанная И. Иегудой Хасидом в Польше в конце ΧVΠΙ в., поставила себе также целью ускорить искупление посредством А. Эти хасиды своими пламенными проповедями повсюду призывали народ к покаянию для ускорения пришествия Мессии (Grätz, Gesch., X).
Впрочем, не исчезла и реакция против мессианского А. Тогда же возникла мысль: если нельзя уничтожить грех умерщвлением плоти и если все эти посты и истязания не привели к желанной цели, то необходимо искать других путей, совершенно противоположных прежним. Клин вышибается клином, грех уничтожается грехом. Отмена запретов поведет к святости, упразднение целомудрия приведет к чистоте. Такие превратные идеи и соответствующие им деяния проявились особенно среди приверженцев лжемессии Якова Кириду, распространившихся по разным городам Востока (Grätz, там же). В XVIII веке оба направления нашли адептов в известной части подольских евреев. В то время евреи все еще надеялись добиться пришествия Мессии по старому способу, посредством аскетизма; другие же держались нового способа — добиться цели путем отмены всех запретов и освобождения от всех правил благопристойности (там же).
Реакция против мессианского А. была направлена и против талмудического иудаизма и множества чрезмерных раввинских отягощений, חומרות. Реакция эта повела к тому, что стали искать новых путей в богослужении и в изучении иудаизма. В XVIII и XIX вв. аскетизм, правда, не исчез окончательно в еврейском народе. Еще до самого последнего времени можно было кое-где, особенно на Литве, встретить молодых людей, т. наз. «порушим», ушедших на более или менее продолжительное время от жен своих, чтобы свободно предаваться изучению Талмуда, или «порушим», занимающихся вопросами этики, מוםר, и покаяния; однако эти «порушим» ничего общего не имели с прежними аскетами.
Два новых течения, возникших в еврействе за последние два столетия и совершенно изменивших весь строй народной жизни, — хасидизм и гаскала — одинаково решительно отвергают всякий аскетизм. — Р. Израиль Баал-Шем-Тоб (Бешт), основатель хасидизма, долгое время сам был аскетом. Он скрывался от людей, одиноко блуждая по горам и долам; иногда он по нескольку дней кряду странствовал, погруженный в думы, без всякой пищи и питья и совершенно не замечая, как бежит время. Часто совершал он очистительные омовения и горячо молился. «Во сне он видел себя на небе и встречался с Мессией». Но хотя ученики его говорили, что «всем,что было достигнуто им, он был обязан аскетизму и уединению в горных ущельях», он, тем не менее, проповедовал своим ученикам держаться подальше от какого-либо аскетизма и печали. «Грусть, — учил он, — некрасивая черта; человек должен всегда быть в радостном настроении». — Просветительное движение (гаскала) еще дальше от Α., чем хасидизм. Гаскала имеет, главным образом, в виду земную жизнь и ее успехи и напоминает в этом отношении древний саддукеизм. Есть еще одна черта, общая гаскале и саддукеизму. Это — скрытое тяготение к ассимиляции и к упразднению еврейской национальности. Но просветительное движение более народно, более демократично, чем саддукеизм. Многие из просветителей, выступившие с тем, чтобы просветить народ и повлиять на него, в результате сами оказались под давлением национального духа, еще скрытого в глубине народной массы. В душе многих из них даже проснулось стремление к национальному возрождению. Во всяком случае, их лозунгом является не «скорбь о Ционе», a «возрождение Циона».
Ф. Френкель.3.