Армия в России — В ряды армии евреи были призваны впервые в 1827 г. — до того времени воинская повинность заменялась для них податью: они платили пятьсот руб. с рекрута, т. е. столько, сколько русское купечество (мещане уплачивали по 360 рублей). Поголовное освобождение еврейского населения, как принадлежавшего исключительно к купечеству и мещанству, от военной службы вызывало неудовольствие среди христиан. Так, авторы двух записок, представленных Еврейскому комитету (1802 г.), указывали, что: «когда все нации в России дают рекрут, то почему с одних жидов взимают вдвое деньгами за рекрута? За что они таковыми выгодами пользуются против Россиян?», и рекомендовали правительству распространить воинскую повинность и на евреев, отмечая, что они могли бы быть «расторопнейшими денщиками», «проворными и дело свое знающими погонщиками», «курьерами для посылок» и т. п. Впрочем, есть указание, что евреи находились в армии еще до 1827 г., так, напр., принимали участие в Отечественной войне 1812 г. Известный герой этой эпохи, предводитель партизанских отрядов Д. В. Давыдов, описывая подвиг одного улана, отмечает: «Весьма странно то, что сей улан, получив за этот подвиг Георгиевский знак, не мог носить его: он был бердичевский еврей, завербованный в уланы» (Сочин. Д. В. Давыдова, изд. 4-е). Николай I привлек евреев в армию, официально заявляя, что считает «справедливым, чтобы рекрутская повинность к облегчению наших верноподданных уравнена была для всех состояний, на которых сия повинность лежит» (высочайш. указ 26 августа 1827 г.). Однако фактически военной службе был придан характер «воспитательной» меры; служба должна была искоренить в евреях так назыв. «фанатизм» их и по возможности обращать их в христианство. — «Устав рекрутской повинности и военной службы евреев» 1827 г. создал крайне тяжелые условия несения военной службы. В то время как с христиан брали рекрут лишь в один из двух объявленных наборов и притом только по 7 рекрут с 1000 душ, с евреев брали при каждом наборе, и притом по 10 рекрут с 1000 человек. Евреи принимались на службу в возрасте от двенадцати лет, причем при приемке обращалось внимание лишь на то, чтобы они не имели «болезни и недостатков, несовместимых с военной службой; прочие, требуемые общими правилами качества, оставляются без рассмотрения» (§ 10). Принятые на службу евреи немедленно помещались на квартирах y обывателей-христиан. Малолетние, т. е. не достигшие 18 лет, направлялись «в заведения, учрежденные для приготовления к военной службе», т. е. в школы кантонистов, и все время, проведенное ими здесь, не засчитывалось в служебный срок. Совершеннолетние определялись на действительную службу (§§ 70, 71, 74 и 75 рекр. уст.). Во время следования к назначенному месту службы рекруты-евреи содержались особо от товарищей-христиан, но на стоянках помещались обязательно в домах христиан, a не евреев. Сопровождавшие их обер-офицеры и дядьки-унтера обращались с ними жестоко. Рекрутский устав формально охранял неприкосновенность религиозных верований евреев-рекрутов, но с первого же шага все толкало еврея-солдата на путь вероотступничества, так как чем большее количество обращенных в православие показывал обер-офицер, конвоировавший партию рекрутов, тем большая награда ожидала его. «Как перевалили в русские губернии, — сообщает В. Никитин (см.), — так Меренцов (начальник партии кантонистов) начал подготовлять нас к переходу в православие — запрещением молиться, надевать тфиллин, цицес, то и другое рвал, сожигал, издеваясь над нашими верованиями». Каждый смотр партии начальством открывался вызывом желающих принять крещение. Последние сейчас же переходили на привилегированное положение: их лучше одевали, хорошо кормили, освобождали от побегушек, даже от учения. Детей-рекрутов направляли обычно в отдаленные губернии, где не было еврейского населения — Пермскую, Вятскую, Казанскую, Нижегородскую, и пока партия добиралась до места назначения, состав ее заметно уменьшался. Большинство умирало, не будучи в силах перенести ужасы новой жизни, немногие спасались бегством. За эти редкие случаи исчезновения рекрутов в пути отвечала вся партия: секли каждого десятого. По прибытии в назначенной город дети-воины направлялись в батальон кантонистов. Здесь их ожидал не менее суровый режим. Переписка с родными воспрещалась, солдат-евреев к ним не допускали, для побуждения к переходу в христианство многих отправляли в деревни, на постой в крестьянские дворы, где они «помещались в сенях, предбанниках, ели остатки скудной хозяйской пищи из собачьих и кошачьих плошек, пили из корыт, помойных ведер» (Никитин). На 19-м году жизни евреи присягали служить «с полным повиновением военному начальству так же верно, как бы были обязаны служить для защиты законов земли Израильской». Находясь уже в строю, евреи продолжали быть объектом миссионерских стремлений начальства. Рекрутский устав не устанавливал никаких ограничений относительно распределения евреев-солдат по воинским частям. Но уже в 1829 г. был издан указ о неназначении «впредь до особого повеления» евреев в денщики, каковое запрещение сохранилось почти всецело по сию пору. Затем последовало запрещение определять евреев в карантинную стражу, в некоторые инвалидные и мастеровые роты. Указом 10 февр. 1844 г. было запрещено назначать евреев в нестроевые роты и отделения, состоящие при войсках гвардейского корпуса, в служительские команды военно-учебных заведений, батальонов кантонистов, комиссариатского и провиантского ведомств, a также при домах Генерального штаба, Второго отделения Собственной Е. В. канцелярии и Инженерного замка. Указ 1844 г. застал евреев во многих отныне закрытых для них частях армии, и местное начальство, видимо, дорожа хорошими работниками, не торопилось приводить его в действие — потребовались неоднократные напоминания для осуществления указа на практике. Приказ 16 июня 1845 г. по морскому ведомству запретил определять евреев в ластовую роту и нестроевые мастеровые гвардейского экипажа и служительские команды морских учебных заведений, департамента Морского министерства и зданий главного адмиралтейства. Эти ограничительные меры вызывались недоверием к моральным качествам солдат-евреев. В указе от 20 апр. 1837 г. о непринятии евреев в карантинную стражу говорилось, что в стражу часто назначаются нижние чины, которые по «ненадежному поведению и дурной нравственности оказываются для службы сего рода совершенно не соответствующими», a потому высочайше повелено, чтобы в стражу «не назначались молодые люди, a тем менее рекруты, люди дурной нравственности и нижние чины из евреев». Личное отношение императора Николая I к евреям-солдатам было неприязненное. Так, в 1832 г. он разрешил производство евреев в унтер-офицеры «лишь за отличия в сражениях против неприятеля»; в 1837 году Комитет министров хотел разрешить право жительства в Николаеве и Севастополе престарелым родителям евреев-матросов, отбывающих там службу, но государь положил резолюцию: «Дозволять однем вдовым матерям». Однако государь пользовался каждым удобным случаем, чтобы увеличить число еврейских солдат; когда в 1841 г. ввиду проектированного разбора евреев на «полезных» и «неполезных» Еврейский комитет предложил брать с последних «рекрут втрое более противу обыкновенного», государь нашел «тройное число недостаточным, полагая возможным взимать рекрут впятеро против обыкновенного набора»; с этой же целью евреям-солдатам было разрешено вступать в брак — их сыновья зачислялись в кантонисты; в 1838 году Комитет министров вошел с представлением о разрешении проживать в столице до достижения совершеннолетия детям малярного мастера второго рабочего экипажа Маркуса, государь положил резолюцию: «Согласен, но сыну не иначе, как ежели отец согласен включить его в военные кантонисты, что впредь принять за правило»; в одной сибирской местности евреям было дозволено остаться при условии, чтобы их сыновья были сданы в солдаты. Несмотря на исключительно тяжелые условия жизни в армии, евреи отбывали воинскую повинность с той старательностью, которая заслуживала наград. Это видно из того, что уже в 1832 г. возник вопрос о производстве евреев в унтер-офицеры (см. выше, резолюцию государя), a в 1836 г. состоялось распоряжение о награждении евреев военным орденом за боевые подвиги (в 1850 г. воспрещено было производить их за отличие в унтер-офицеры иначе, как с высочайшего разрешения). Нет сведений о том, какое количество евреев было призвано под знамена в царствование Николая I, но факт тот, что благодаря действовавшей по отношению к евреям большей норме в сравнении с прочим населением еврейские общества не в состоянии были давать требуемого числа рекрутов; с 1850 года велено было брать без зачета рекрут за прежние рекрутские недоимки, a потому приходилось сдавать в солдаты калек, стариков и детей от восьмилетнего возраста; однако и это оказалось недостаточным. Тогда в 1853 году еврейским обществам было разрешено ловить y себя в местности всех евреев, не имевших паспортов и принадлежавших к другому еврейскому обществу, и отдавать их в зачет своей рекрутской повинности. Начальники семейств, кто бы то ни были, могли даже сами ловить таких евреев и сдавать их в рекруты за себя или же за свое семейство. Началась повсеместная ловля беспаспортных, получивших название «пойманников». Впрочем, чтобы продавать евреев в места, где требовались рекруты, стали ловить и людей, имевших паспорт; паспорт выкрадывали и уничтожали, и «пойманник» шел в солдаты, нигде не находя защиты; было опасно отлучаться из дома; из корыстных видов представители местной власти покровительствовали этому торгу людьми. Особенно охотились за детьми; среди белого дня, хитростью или силой, детей вырывали из объятий матери и продавали как беспаспортных. — Для надобностей Севастопольской кампании было произведено два набора, причем христиане западной полосы дали по 19 рекрут с 1000 жителей, христиане восточной полосы — по 9 рекрут с 1000, a евреи — по 30 рекрут с 1000. Памятник, сооруженный в Севастополе над могилой 500 евреев-воинов, павших здесь на бастионах, свидетельствует, что евреи, наряду с другими, принимали участие в знаменитой обороне. По иронии судьбы они пали в том городе, где было запрещено жить их единоверцам.
Царствование Александра II началось для евреев-солдат неблагоприятно. 10 мая 1856 г. последовал высочайший указ о неназначении впредь евреев во флот и о переводе всех матросов-евреев в сухопутные войска. Указ этот свидетельствовал о крайнем недоверии правительства к боевым достоинствам евреев. Но будущее вскоре показало, что этот акт завершил собой уходившую в глубь истории николаевскую политику по отношению к евреям, a отнюдь не характеризовал образ действия нового правительства. Рядом последовавших распоряжений их положение было существенным образом облегчено. Указом 26 августа 1856 года (по случаю коронации) предписывалось «рекрут с евреев взимать наравне с другими состояниями», «рекрут из евреев принимать тех же лет и качеств, кои определены для рекрут из других состояний и затем прием в рекруты малолетних евреев отменить» и т. д.; коронационный манифест 26 августа 1856 г. уничтожил заведения военных кантонистов и возвратил всех находившихся на военной службе евреев моложе 20-ти лет их родителям; приказом военного министра от 8 сентября 1859 г. на солдат-евреев было распространено общее право на бессрочный отпуск за беспорочную выслугу 15-летнего срока; 22 ноября 1860 г. разрешено отставным и бессрочноотпускным нижним чинам гвардейского корпуса проживать с семьями в столице; в следующем году эта льгота была распространена и на живущих в окрестностях Петербурга, наконец в 1867 году евреям-отставным солдатам дано право повсеместного жительства. Таким образом, освободительная эпоха значительно облегчила условия поступления евреев на военную службу, расширила круг прав евреев-отставных солдат, заметно ослабила миссионерские тенденции военного законодательства. Изменились к лучшему и условия прохождения военной службы евреями. Прежнее недоверие начальства сменилось мерами поощрения; отличавший все сферы государственной жизни того времени дух гуманности наложил некоторый отпечаток и на военную среду. В 1858 г. состоялось постановление о награждении евреев всеми орденами, предоставленными мусульманам; в 1860 г. солдаты-евреи допущены к службе в гвардии, в 1861 г. разрешено производить рядовых из евреев в строевые и нестроевые унтер-офицеры, в том числе и писаря, на общих основаниях; прослужившим же в унтер-офицерском звании 10 или 12 лет предоставлено пользоваться всеми обычными преимуществами, связанными с отказом от производства в офицеры (выс. утв. положение Воен. сов. от 13 ноября 1861 г.). — В 60-х гг. был поднят вопрос о производстве евреев в офицеры; Комитет об устройстве евреев еще в 1860 году высказался в пользу утвердительного разрешения его («Новое время», 1874, № 65), однако военный министр Милютин заявил, что право на производство в офицерские чины «едва ли может быть даровано евреям и в том случае, если бы оказалось возможным допустить их к поступлению во все без изъятия гражданские должности, так как солдат-христианин с пренебрежением будет смотреть на офицера-еврея и самая строгая дисциплина окажется бессильной в борьбе с религиозными чувствами и убеждениями» (см.), — министр, как видно, не знал примеров Западной Европы и Америки (см. выше). — Позже в тесной связи с поворотом общеправительственной политики на путь реакции началось широкое обратное движение и в сфере военной службы. В 1876 г. были опубликованы первые «меры к ограждению правильного исполнения евреями воинской повинности», за которыми последовали другие все более и более ограничительного и стеснительного характера. Меры эти свидетельствовали о все возраставшем недоверии правительства к добросовестному исполнению евреями долга по несению «повинности крови», хотя данные повседневной практики никаких оснований к такому отрицательному отношению не давали. Путем тайных циркуляров и устных распоряжений на инспекторских смотрах было приостановлено действие некоторых законоположений (напр. был прекращен прием евреев вольноопределяющихся в саперные батальоны). — Поведение евреев в Русско-турецкую кампанию (1877—78 гг.) показало, что евреи были столь же мужественны и способны к самопожертвованию, как и прочие товарищи по оружию. О подвигах солдат-евреев сохранились многочисленные показания современников. Более всего было евреев в 16-й и 30-й боевых пехотных дивизиях, контингент которых был навербован в Могилевской и Минской губерниях; эти две дивизии заключали в себе почти 1/4 всех евреев-новобранцев; в некоторых ротах число евреев превышало половину общего количества солдат; 16 и 30 дивизии принимали участие в нескольких решительных боях, и мужество евреев порой влияло на исход отдельных стычек. Под Горным Дубняком 30-го августа 1878 г., когда пришлось брать неприятельский редут, внезапно открывшийся артиллерийский огонь со стороны турок произвел замешательство в русском отряде, который стал отступать, как вдруг откуда-то раздалось громкое восклицание «Шма Исроэл!». Оказалось, что небольшая горсть евреев с криком «Шма Исроэл» значительно выдвинулась вперед, a за ней вслед вся штурмующая колонна с бессознательным, но воодушевленным повторением «Шма Исроэл» ворвалась в турецкие траншеи, и один из важных плевненских редутов был взят (записано со слов начальника одной дивизии, генерала П.). При переходе через Сельченский перевал 24 декабря 1877 г. одна рота 16-й дивизии неожиданно очутилась плечом к плечу с турецким отрядом, в пять раз превышавшим. «Пришлось отступать, но куда? посмотришь вниз по спуску — мраморная стена, с навесами… Голова закружится — верная смерть. Уныние охватило солдат, как вдруг раздалось несколько голосов: «Валяй турка! валяй турка!», и моментально моим глазам, — рассказывает очевидец, майор Г., — представилась бесподобная картина: 7—8 еврейских солдат перебежали к неприятелю и через несколько секунд, таща за собой каждый по 2, по 3 турка, держа их y пояса, и с криком «валяй его» бросались в неведомую пропасть; их отчаянному примеру последовали многие другие храбрецы роты». Пораженные этим геройством, турки бежали. По поизведенному потом подсчету оказалось, что турок было брошено в пропасть 67 чел., с русской же стороны добровольно бросилось 26 чел., из них 19 евреев. — Генерал М. Г. Черняев, известный вождь русских добровольцев в борьбе славян за освобождение, так описывает боевую деятельность одного из своих соратников, еврея Д. А. Гольдштейна: «С прибытием его сюда и до конца он постоянно находился в огне. 11-го августа, при нападении турок на Шуматовский редут (под Алексинцем), Гольдштейн обратил на себя собственное мое внимание отвагой и хладнокровием, и когда был убит начальник редута Протич, я сейчас назначил Гольдштейна вместо него. Под начальством Гольдштейна гарнизон окончательно отбил отчаянную атаку турецких масс, за что ему дана мной медаль за храбрость. По отражении турок под Алексинцем я взял его в Главный штаб. 30-го августа, при Бобившите, находясь на батарее, наиболее подвергавшейся неприятельскому огню, Голдштейн был ранен в правое плечо. На перевязочном пункте я присутствовал при наложении гипсовой повязки. Он был бодр. Я объявил о пожаловании ему креста Такова. С перевязочного пункта Гольдштейн был перевезен в Рафаны, где и скончался. В продолжительную мою боевую карьеру мне редко случалось встречать такое безупречное мужество и хладнокровие, которые Гольдштейн выказал среди величайшей опасности, и я считаю священным для себя долгом этим заявлением почтить память покойного» (Г. К. Градовский, «В защиту русских», 1906, стр. 15). Помимо храбрости, евреи отличались также сообразительностью, находчивостью. В одну следовавшую за неудачным сражением под Плевной лунную ночь отряду, в котором насчитывалось 20% евреев, приказано было занять неприятельскую позицию y Полишета; дорога шла полем, устланным неприятельскими трупами; подпустив к себе отряд на 50 шагов, турки открыли по нем губительный огонь; преобладание неприятельских сил было несомненным, и отряд заколебался; тогда еврею-унтеру пришла в голову счастливая идея: «Ваше благородие, одевайте феску, кричите: Аллах!» — обратился он к офицеру; совет был исполнен; русские в фесках, снятых с трупов, с криками «Аллах!», заставившими умолкнуть неприятельские орудия, ворвались в турецкие траншеи и заняли их без особенного труда. В сражении под Шипкой 28 декабря 1877 г. в передовой линии находился Устюжский полк 16 дивизии; сильный ружейный огонь турок вызвал в его рядах замешательство; командир, чтобы воодушевить солдат, схватил знамя и бросился вперед; первым, кто устремился за ним, был барабанщик, который под градом вражеских пуль стал бить «наступление»; звуки барабана и пример начальника ободрили солдат — неприятель скоро отступил; барабанщик был еврей. Под Ловчей один рекогносцировочный отряд был неожиданно окружен многочисленной шайкой башибузуков; солдаты пришли в смятение; нашелся лишь еврей-унтер; он скомандовал образовать оборонительное кольцо; «мы под командой унтера-еврея, — рассказывает сам начальник этого отряда, прапорщик Д., — стали один к другому спиной, защищаясь от осадившей нас шайки обнаженными саблями; осада, однако, длилась недолго: еврей, ловко маневрируя саблею, вскоре приколол трех, a я одного турка, что и навело панику на остальных; турки начали отступать, и мы без потерь вернулись в бивуак»; еврей-унтер был награжден орденом Св. Георгия. Случаи, когда в разгаре боя солдаты-евреи принимали на себя командование, также нередки. В августовском сражении под Плевной одна рота потеряла всех офицеров; тогда рядовой-еврей надел мундир, снятый с тут же лежавшего трупа офицера, и с обнаженной саблей в руках устремился вперед с криком: «за мной, ребята! ypa!»; он был убит в этом сражении, и его хоронили со всеми почестями в офицерском мундире. О подвиге солдата-еврея, поймавшего на лету пушечное ядро и таким образом спасшего множество жизней, был издан специальный приказ по армии главнокомандующего великого князя Николая Николаевича, и о нем много говорилось в печати (перечисленные здесь факты — ср. С. Е. Корнгольд, «Русские евреи на войне 1877/8 г.», «Русский еврей», 1879, № 7—8). Давая общую характеристику боевых качеств евреев-солдат в Русско-турецкой кампании, будущий военный министр генерал Куропаткин писал: «И татары, и евреи умели и будут вперед уметь так же геройски драться и умирать, как и прочие русские солдаты» («Воен. сборн.», 1883, № 7).
Особенно ухудшилось положение евреев военнослужащих с переходом военного ведомства в руки министра Ванновского (см. Воинская повинность). Заботливость Ванновского об охранении обороны страны от «тлетворного» влияния евреев вызвала в 1882 г. особый циркуляр о размещении евреев-новобранцев; это распоряжение, отчасти восстанавливавшее действие давно забытых постановлений, отчасти отменявшее существовавшие законы, воспрещало назначать евреев в крепостную артиллерию, во флот, в пограничную и карантинную стражу, в резервные и местные батальоны и команды; однако выполнение этого приказа наталкивалось, очевидно, на существенные препятствия, потому что два года спустя Главный штаб вновь напомнил о нем («Заря», 1884, № 215). В 1883 и 1884 гг. не редки были случаи, когда евреев-новобранцев вопреки закону арестовывали из одного предположения, что они могут скрыться. Воинские присутствия стали изощрятся в предъявлении к новобранцам-евреям нигде в законе не указанных требований. Так, Николаевское присутствие предписывало представлять вместе с другими документами фотографическую карточку, a Одесское, освобождая от явки к призыву христиан-первольготников, обязывало к ней евреев той же категории («Нед. хр. Восх.», 1885, № 45). С 1887 г. евреев-вольноопределяющихся перестали допускать к держанию экзамена на офицерский чин. В 1888 году последовал приказ, чтобы евреи, состоящие в запасе и имеющие какую-либо фармацевтическую степень, в случае мобилизации не назначались на должности по своей специальности. В 1889 г. было запрещено определять евреев на места военных капельмейстеров, a количество их среди штатных музыкантов ограничено 1/3 общего числа. Евреев-новобранцев чаще всего направляли в части, расположенные во внутренней России и, главным образом, на окраинах, в Средней Азии, Сибири и на Дальнем Востоке; за время пребывания на службе еврей успевал освоиться с новым местом, завязать сношения, зачастую наметить себе занятие по выходе в запас, но стоило ему покинуть службу, взять даже кратковременный отпуск, как его, не имеющего права жительства вне черты оседлости, немедленно выселяли на родину, с которой нередко он уже не имел ничего общего (Цирк. мин. вн. дел 14 февр. 1888 г., № 1; Выс. утвержд. полож. Военного совета 9 марта 1896 г.). Исключительным стеснениям подвергся военно-медицинский персонал. В 1882 г. последовало распоряжение об ограничении числа евреев — военных врачей и фельдшеров, причем предельной нормой их численности было установлено 5%; в части, где по расписанию полагается один врач, в окружные и Главное военно-медицинское управление, a равно в лечебные заведения и управления, расположенные в крепостях, приказывалось евреев-врачей совсем не назначать; повышение их по службе допускалось лишь до должности V медицинского разряда, не выше, и то не иначе, как с согласия главных начальников военных округов, с соблюдением 5% нормы по отношению к общему числу лиц V разряда. В тех округах, где количество евреев-врачей превышало предписываемую норму, последние в течение двух лет подлежали переводу в другие районы, пока число их не понижалось до требуемого уровня. Это распоряжение мотивировалось не вполне добросовестным будто бы исполнением евреями их обязанностей. Такое незаслуженное обвинение вызвало осуждение в печати, a многие из лучших представителей корпорации врачей-евреев в виде протеста вышли добровольно в отставку («Недельная хроника Восх.», 1882, № 42). Одновременно был ограничен прием евреев в Военно-медицинскую академию 5% общего числа учащихся (см.). — В Русско-китайской, a за ней Русско-японской войнах многие евреи отличились геройским поведением. В Русско-японской войне евреи участвовали в значительном (относительно) количестве. По несомненно уменьшенным подсчетам «Нового времени» (10 марта 1906 г. ) число их достигало 20.000 чел. По другим сведениям, количество их превышало 30.000, не считая 3.000 с лишком евреев-врачей («Восход», 1905, № 3). В некоторых ротах евреи составляли 10 и более процентов, что объяснялось тем, что при комплектовании полков до нормального предела их пополняли евреями, как людьми трезвыми и исполнительными («Будущность», 1904, № 5). Печать в свое время отметила мужественное поведение евреев-воинов на маньчжурских полях. «По рассказам товарищей, по признанию многих офицеров, они сражаются так же самоотверженно, как и православные русские» (отзыв военного корреспондента Руси, г. Кириллова, в «Восходе», 1904, № 20). «Мне приходилось иметь дело с солдатами-евреями, видел я их немало, знают о их храбрости и многие полковые командиры, знает также и командующий армией», — свидетельствует офицер Новочеркасского полка А. Н. Гавриленко. По отзыву того же лица, евреи-солдаты «стреляют хорошо, приказания исполняют в точности, разумно, толково» («Восход», 1904, № 24). «Новое время», столь пристрастно и враждебно относящееся к евреям, вынуждено было констатировать мужественное поведение евреев на войне. «Какие только анекдоты не рассказывают о трусости евреев! Между тем, в настоящую войну немало из них показали себя прекрасными, храбрыми и распорядительными солдатами. Немало их награждено Георгиевскими крестами, есть некоторые, имеющие даже по два и три, и эти кресты давались не начальством, a присуждались самой ротой! И как любили этих евреев другие солдаты! Офицеры тоже не могли нахвалиться ими» (корреспонденция г. Табурно); a сотрудник A. A. Столыпин в восторженном тоне описывает геройство евреев-музыкантов в Тюренченском бою (№ от 6 авг. 1904). При обороне Порт-Артура евреи-солдаты выдвинули целый ряд героев. Приказ от 29 ноября 1904 года по 27 Восточно-Сибирскому полку, квартировавшему в осажденном Порт-Артуре, начинается словами: "Ефрейтор 7 роты Иосиф Трумпельдор, обращаясь в докладной записке от 24 числа к своему ротному командиру, пишет: «У меня осталась одна рука; но эта одна — правая. A потому, желая по-прежнему делить с товарищами боевую жизнь, прошу ходатайства вашего благородия о выдаче мне шашки и револьвера». В приказе далее отмечается, что Трумпельдор не пожелал воспользоваться «законным правом обратиться в инвалида» и, «презирая опасность, вновь предложил свою полуискалеченную жизнь на борьбу с врагом», что «таким образом Трумпельдор приносит на благо родины больше того, что требуется нашей присягой» и что поступок его заслуживает быть вписанным золотыми буквами в историю полка (М. Л. Усов, «Предание и факты», СПб., 1908, стр. 59—60). Рядовой 22 Восточно-Сибирского пехотного стрелкового полка Виктор Шварц участвовал во всех без исключения более или менее крупных боях, получил 11 ран и был награжден тремя Георгиями и медалью за спасение тонувшего на Ялу офицера («Новая жизнь», 1905, октябрь). Рядовой 121 пехотного пензенского полка Дубовис под градом неприятельских пуль доставал воду для раненых, за что и награжден Георгием (сообщение командира полка С. Д. Маркова в «Биржевых вед.», см. «Восход», 1904, № 22). Врач Беньяш в одном из боев между Тюренченом и Лаояном на покинутой русскими войсками позиции оставался один под не прекращавшимся огнем японцев, делая перевязки раненым и, несмотря на троекратные приказы об отступлении, не уходил, пока не окончил своей работы (сообщение «Нов. вр.»; см. M. Л. Усов, op. cit., стр. 67). Под Лаояном солдат-еврей в течение двух часов под не прекращавшимся неприятельским огнем перенес на себе до 20 раненых солдат и двух офицеров (сообщено офицером Новочеркасского полка A. H. Гавриленко; см. «Восход», 1904, № 24). По сведениям бюро военнопленных при японском военном министерстве, из общего количества взятых в плен русских воинов — 73,301, евреев было всего — 1739 чел., т. е. около 2⅓% («Восход», 1906, № 26). Имеются известия и о других героях (напр. о Боришевском, Островском, Фридмане, Гриншпуне, Прежеровском, Лейбошице), награжденных орденом Св. Георгия. — «Что делали евреи в Порт-Артуре? Не страдали ли они вместе со всеми другими солдатам? Кто отливал снаряды? Кто работал в лабораториях? Кто вылазки делал вместе с другими? Каких вероисповеданий были наводчики на Золотой горе, Тигровом полуострове и прочих морских и сухопутных батареях?... Кто работал? Говорят, евреи не несли службы… Жаль, нет нашего незабвенного, дорогого начальника, генерала Кондратенко, который, если бы был жив и услыхал, что евреев так позорят и срамят, он бы сказал правду», — писал впоследствии бывший ординарец генерала Кондратенко, ефрейтор 27 Восточно-Сибирского стрелкового полка еврей Зорохович (письмо в редакцию газ. «Полтавское дело»; см. «Восход», 1906, № 13). Генерал Кондратенко не считался с вероисповеданием при оценке боевых заслуг своих подчиненных, и среди его солдат насчитывалось много евреев — георгиевских кавалеров. То же наблюдается и в 10 армейском корпусе генерала Церпицкого. В приказе от 24 июля 1905 г. за № 262 ген. Церпицкий поставил в пример всем еврея Лазаря Лихтмахера, бомбардира-наводчика 2 батареи 31 артиллерийской бригады, который, лишившись в одном из мукденских боев левой руки, немедленно по выздоровлении вернулся обратно в свою батарею, где был незаменимым наводчиком; «в тех частях, — говорилось в этом приказе, — где нет подразделений по народностям, где все равны — русский, поляк, татарин, немец и еврей, — где все равно считаются слугами Царя и родины, там всегда будут такие герои-солдаты» («Разведчик», 26 декабря 1906 г., и «Речь», 1908, 9 мая). — Более или менее полные данные о подвигах евреев в русско-японской войне еще не собраны, но и опубликованные отрывочные сведения дают картину тем более яркую, что вообще отношение начальства к евреям было далеко не дружелюбным. Евреев-запасных, являвшихся под знамена прямо из воинского присутствия, под вооруженным конвоем, отправляли в полицейское управление, где и подвергали аресту вплоть до отсылки в действующую армию («Восход», 1904, № 28). Евреев-фельдшеров и фармацевтов направляли исключительно в строй, a не по их специальностям («Восход», ibid.). Красный Крест, напрягавший все силы к рекрутированию возможно большего медицинского персонала для действующей армии, весьма неохотно принимал евреев на службу. Приказ Главного штаба от 13 апреля 1905 года за № 5804 гласил: «вольноопределяющиеся евреи и последователи других вредных сект не допускаются к держанию экзамена на звание прапорщика запаса» («Восход», 1906, № 22). Когда в конце войны последовало распоряжение о производстве в офицеры (прапорщики запаса) всех вольноопределяющихся, одни лишь евреи не были удостоены этого отличия. Манифест по случаю рождения наследника-цесаревича даровал, между прочим, право повсеместного жительства солдатам-евреям, отличившимся на войне и несущим вообще беспорочную службу в войсках; фактически, впрочем, это редко осуществлялось; повременная печать зарегистрировала ряд случаев, когда евреи, отличившиеся на войне, тщетно добивались возможности воспользоваться правом, предоставленным им манифестом, хотя бы на короткое время («Восход», 1905, № 15; 1906, №№ 1, 16 и др.). После войны положение евреев в армии ухудшилось благодаря реакционной агитации среди солдат («Восход», 1906, №№ 1, 8, 17, 22 и пр.). — Об отношении некоторых общественных кругов к евреям в армии красноречиво свидетельствует то обстоятельство, что в Думу было внесено предложение об оскорбительной для евреев замене натуральной воинской повинности денежным налогом (См. также: Воинск. повинность, Военная служба, Кантонисты, Рекрутский набор). — Ср.: «Еврейская библиотека», т. IV; Леванда, «Хронол. сборник законов о евреях»; Лозина-Лозинский, «Систем. сборник разъяснений Прав. Сената по делам о жительстве евреев»; Мыш, «Руководство к русским законам о евреях»; Оршанский, «Русское законодательство о евреях»; Ю. Гессен, «Евреи в России»; Рабинович, «Наследственный подсвечник», Собр. соч., т. I.
С. Познер.8.