Аддир-гу (אדיר הוא) — гимн в «седере», домашнем ритуале пасхальной вечери. Название свое он получил от начальных слов: Addir-hu (Он могуч), но называется также по своему припеву «Bimherah» (скоро!). А. — один из последних ингредиентов пасхальной гагады, вошедший туда, по-видимому, незадолго до конца 15 в. Согласно авиньонскому Махзору, он первоначально представлял гимн для праздников вообще; немного спустя, он является продолжением к гимну «A’ddir bimluchah» или «Ki lo naeh», распевавшемуся в первый пасхальный вечер. Всякий еврейский гимн заключает в себе отзвуки обетованного освобождения Израиля. Но в то время как «Addir bimluchah» является прославлением всемогущества Творца, который один только и может освободить народ свой от лежащего на нем гнета, А. содержит молитву о том, чтобы всемогущий Творец ускорил восстановление храма — древнего центра религиозной организации Израиля. Ввиду этого первый из упомянутых гимнов распевался в первую пасхальную ночь, второй же — во второй вечер. Но с развитием и явным ростом еврейской литургии возник около 200 лет тому назад обычай распевать оба гимна при каждом седере.
Стихи этих гимнов отличаются лишь вступительными словами, которые представляют набор прилагательных, образующих алфавитный акростих. После первого стиха, начинающегося с א, начальные буквы в дальнейших группируются по три вместе, что дает в общей сложности восемь строф. Одна еврейско-немецкая версия А. некогда пользовалась большою известностью. Она начинается словами: «Allmächtiger (Barmherziger, etc.) Gott, nun bau dein’ Tempel schiere» и т. д. Эта немецкая версия встречается даже в одной гагаде испанского ритуала (Амстердам, 1612). Мелодия нашего гимна, по-видимому, удачное вдохновение какого-нибудь еврейского певца начала 17 века. Она впервые была помещена в изданной в 1644 году И. С. Риттангелем, профессором восточных языков Кенигсбергского университета, еврейской, латинской и немецкой «Гагаде». Риттангель снабдил мелодию подстрочным еврейским и немецким текстом (см. ноты под литерой А). Мелодия была тогда сравнительно молодого происхождения. Здесь, как видно, мелодия отличается большою простотою и близка к речитативу благодаря ритмичности как отдельных слов (тут наглядно обнаруживается исконное немецкое пренебрежение к твердым слогам), так и общего текста. Самые кадансы также вызываются условными окончаниями слов простонародной речи. Модуляции с усилением нотных четвертей являются результатом, быть может, не столько композитора, сколько транспонатора. В общем же мелодия 1644 г. носит скорее характер тягучего припева, чем определенного мотива. Когда в домашнем кругу отец или кто-либо другой начинали петь А. в таком тоне, в каком мы его находим в транспозиции Риттангеля (А), тогда басам за столом приходилось петь «вторые голоса», и они, таким образом, должны были приблизиться к мелодии, которая распространена теперь. И действительно, в сочинении Готфрида Зелига Der Jude (1769) мелодия А. изображена именно такою, какою она поется в Северной Германии. Здесь перед нами яркий пример многих еврейских мелодий, которые постепенно кристаллизовались в звучную и окончательную форму, установленную слухом распевавших и получившую традиционный характер. — Следующий мотив (В) песни распространился среди евреев, привыкших в повседневной жизни к немецкой народной песне, особенно в домашнем быту и преимущественно среди детей, где почти не было возможности воспроизводить наиболее трудные моменты синагогальной мелодии, полной красоты. Затем мотив стал понемногу развиваться; хотя и существуют три или четыре варианта его, однако они уже не имеют большого значения и фактически нередко подвергались изменениям со стороны певца. Наиболее распространенным мотивом является обозначенный у нас литерою В.
Старинный немецкий мотив А. быстро распространился, подвергаясь некоторым видоизменениям сообразно местности и бытовым условиям. Он достиг даже Азии и Африки, где оказался в условиях такой музыки, которая весьма отличается от музыки его отечества, Германии. Таким образом, мотив отразил на себе своеобразные черты персидско-арабской музыки, ее горестной заунывности, ее частого повторения коротких фраз, ее склонности к орнаментировке и ее неопределенной тональности. Поэтому, когда 40 лет тому назад мотив А. был пропет в его восточной форме в Египте перед Э. Леббертом (Lubbert), последний не сразу признал его происхождение от северной мелодии А. и характеризовал мотив просто «традиционным гимном Александрийской синагоги». Эта третья версия (С) лишена местного колорита и свободна от тех особенностей, которые должны характеризовать ее в устах египетского кантора; в сущности она мало чем отличается от старинной кенигсбергской или современной нью-йоркской версий. — Ср.: Rittangel, Liber rituum pascnalium, Königsberg, 1644; Naumburg, Recueil de chants des Israélites, Paris, 1874; Marksohn u. Wolf, Auswahl alter Synagogalmelodien, Leipzig, 1875; Japhet, Haggadah für resach, Gesänge zum Vortrage am ersten u. zweiten Abende des Ueberschreitungsfestes, Posen, 1844; Pauer and Cohen, Traditional Hebrew Melodies, London, 1896; A. A. Green, The revised Haggadah, London, 1897. [J. E., I, 186—188].
4.