Аддир-гу (אדיר הוא) — гимн в «седере», домашнем ритуале пасхальной вечери. Название свое он получил от начальных слов: Addir-hu (Он могуч), но называется также по своему припеву «Bimherah» (скоро!). А. — один из последних ингредиентов пасхальной гагады, вошедший туда, по-видимому, незадолго до конца 15 в. Согласно авиньонскому Махзору, он первоначально представлял гимн для праздников вообще; немного спустя, он является продолжением к гимну «A’ddir bimluchah» или «Ki lo naeh», распевавшемуся в первый пасхальный вечер. Всякий еврейский гимн заключает в себе отзвуки обетованного освобождения Израиля. Но в то время как «Addir bimluchah» является прославлением всемогущества Творца, который один только и может освободить народ свой от лежащего на нем гнета, А. содержит молитву о том, чтобы всемогущий Творец ускорил восстановление храма — древнего центра религиозной организации Израиля. Ввиду этого первый из упомянутых гимнов распевался в первую пасхальную ночь, второй же — во второй вечер. Но с развитием и явным ростом еврейской литургии возник около 200 лет тому назад обычай распевать оба гимна при каждом седере.
![](http://upload.wikimedia.org/wikipedia/commons/thumb/2/2a/Brockhaus_and_Efron_Jewish_Encyclopedia_e1_477-0.jpg/400px-Brockhaus_and_Efron_Jewish_Encyclopedia_e1_477-0.jpg)
Стихи этих гимнов отличаются лишь вступительными словами, которые представляют набор прилагательных, образующих алфавитный акростих. После первого стиха, начинающегося с א, начальные буквы в дальнейших группируются по три вместе, что дает в общей сложности восемь строф. Одна еврейско-немецкая версия А. некогда пользовалась большою известностью. Она начинается словами: «Allmächtiger (Barmherziger, etc.) Gott, nun bau dein’ Tempel schiere» и т. д. Эта немецкая версия встречается даже в одной гагаде испанского ритуала (Амстердам, 1612). Мелодия нашего гимна, по-видимому, удачное вдохновение какого-нибудь еврейского певца начала 17 века. Она впервые была помещена в изданной в 1644 году И. С. Риттангелем, профессором восточных языков Кенигсбергского университета, еврейской, латинской и немецкой «Гагаде». Риттангель снабдил мелодию подстрочным еврейским и немецким текстом (см. ноты под литерой А). Мелодия была тогда сравнительно молодого происхождения. Здесь, как видно, мелодия отличается большою простотою и близка к речитативу благодаря ритмичности как отдельных слов (тут наглядно обнаруживается исконное немецкое пренебрежение к твердым слогам), так и общего текста. Самые кадансы также вызываются условными окончаниями слов простонародной речи. Модуляции с усилением нотных четвертей являются результатом, быть может, не столько композитора, сколько транспонатора. В общем же мелодия 1644 г. носит скорее характер тягучего припева, чем определенного мотива. Когда в домашнем кругу отец или кто-либо другой начинали петь А. в таком тоне, в каком мы его находим в транспозиции Риттангеля (А), тогда басам за столом приходилось петь «вторые голоса», и они, таким образом, должны были приблизиться к мелодии, которая распространена теперь. И действительно, в сочинении Готфрида Зелига Der Jude (1769) мелодия А. изображена именно такою, какою она поется в Северной Германии. Здесь перед нами яркий пример многих еврейских мелодий, которые постепенно кристаллизовались в звучную и окончательную форму, установленную слухом распевавших и получившую традиционный характер. — Следующий мотив (В) песни распространился среди евреев, привыкших в повседневной жизни к немецкой народной песне, особенно в домашнем быту и преимущественно среди детей, где почти не было возможности воспроизводить наиболее трудные моменты синагогальной мелодии, полной красоты. Затем мотив стал понемногу развиваться; хотя и существуют три или четыре варианта его, однако они уже не имеют большого значения и фактически нередко подвергались изменениям со стороны певца. Наиболее распространенным мотивом является обозначенный у нас литерою В.
Старинный немецкий мотив А. быстро распространился, подвергаясь некоторым видоизменениям сообразно местности и бытовым условиям. Он достиг даже Азии и Африки, где оказался в условиях такой музыки, которая весьма отличается от музыки его отечества, Германии. Таким образом, мотив отразил на себе своеобразные черты персидско-арабской музыки, ее горестной заунывности, ее частого повторения коротких фраз, ее склонности к орнаментировке и ее неопределенной тональности. Поэтому, когда 40 лет тому назад мотив А. был пропет в его восточной форме в Египте перед Э. Леббертом (Lubbert), последний не сразу признал его происхождение от северной мелодии А. и характеризовал мотив просто «традиционным гимном Александрийской синагоги». Эта третья версия (С) лишена местного колорита и свободна от тех особенностей, которые должны характеризовать ее в устах египетского кантора; в сущности она мало чем отличается от старинной кенигсбергской или современной нью-йоркской версий. — Ср.: Rittangel, Liber rituum pascnalium, Königsberg, 1644; Naumburg, Recueil de chants des Israélites, Paris, 1874; Marksohn u. Wolf, Auswahl alter Synagogalmelodien, Leipzig, 1875; Japhet, Haggadah für resach, Gesänge zum Vortrage am ersten u. zweiten Abende des Ueberschreitungsfestes, Posen, 1844; Pauer and Cohen, Traditional Hebrew Melodies, London, 1896; A. A. Green, The revised Haggadah, London, 1897. [J. E., I, 186—188].
4.