Аграрный вопрос в России — Стремление к земельной собственности проявляется среди евреев в России в течение всего 135-летнего периода русского подданства; тяготение к земле большей частью выражалось в приобретении крупных участков в целях эксплуатации разнообразных отраслей хозяйства, а не мелких участков в целях личной обработки земли. Русское законодательство целым рядом ограничительных мер препятствовало сосредоточению в руках евреев крупной земельной собственности; с другой стороны, в первые шестьдесят лет XIX века правительство старалось привлечь евреев к земледельческому труду на собственной земле, но не достигло значительного успеха; позже возникли законодательные препятствия и для приобретения мелкой земельной собственности, а с 1903 г. для евреев совершенно исключена возможность (кроме Царства Польского) приобретать землю вне городов и местечек. Из числа около 2 миллионов десятин земли, находящейся в настоящее время (1908 г.) в собственности и в аренде у евреев в империи и Царстве Польском (составляющих всего несколько менее 1% земельной собственности крестьян и частных лиц в 50 губерниях Европейской России), лишь 113 тысяч десятин, с населением в 76 тысяч душ, заняты еврейскими земледельческими колониями. При таких условиях, не имея класса крестьян, еврейское население в общем не заинтересовано непосредственно в разрешении аграрного вопроса, заключающегося в наделении землей малоземельных и безземельных крестьян в той форме, в какой этот вопрос выдвинут на ближайшую очередь со времени революционного движения 1905 года. Это положение не изменилось бы в ближайшем будущем и при полной отмене указанных законодательных ограничений. Пользуясь правом приобретения земельной собственности, евреи, вероятно, выделили бы из своей среды не столько земледельцев, сколько землевладельцев и арендаторов. Представляется весьма сомнительным, чтобы такое типично городское население, каким являются евреи, могло дать значительную массу земледельцев: это противоречило бы наблюдаемой всюду тяге населения из деревни в город, а не наоборот. Но если бы евреи и обнаружили стремление к земле в качестве земледельцев, то все же должно возникнуть сомнение, получили ли бы они в пользование земельные наделы даже в том случае, если бы аграрная реформа, основанная на принудительном отчуждении земли, была осуществлена, так как статистические данные показывают, что отчужденной в пределах Европейской России земли не хватило бы на обеспечение даже исконных крестьян. С другой стороны, аграрные реформы, основанные на передаче земли исключительно в руки тех, кто ее обрабатывает личным трудом, нарушили бы интересы некоторой части еврейского населения, находящейся при больших хозяйствах еврейских землевладельцев. Поэтому с точки зрения этих непосредственных материальных интересов (с чисто политической стороны евреи скорее заинтересованы в радикальном решении аграрного вопроса) благоприятными следует признать программы аграрных реформ, допускающих применение принудительного отчуждения земли в пользу трудящихся лишь в исключительных случаях и стремящихся разрешить вопрос о крестьянском малоземельи путем переселения и т. д. Впрочем, и разрушение крупного землевладения в настоящее время не отразилось бы во всей полноте на еврейских собственниках, так как их нынешнее землевладение, нося по преимуществу промышленный характер (земля приобреталась евреями, в особенности во внутренних губерниях, главным образом для разработки лесного материала) и сосредоточенное в местах с плохими почвенными условиями, не подлежало бы в известной части отчуждению. Что касается того, как отразилась бы на еврейских интересах аграрная реформа по ее общегосударственным экономическим последствиям, то этот вопрос не разработан в литературе. — Ср.: Dos Leben, 1906 г., №№ 46, 48, 57, 59 (статья M. Ратнера, доказывающая, что еврейским интересам соответствует национализация земли); «Хрон. Восхода», 1906 г., № 13. См. Аренда, Землевладение, Земледелие, Земледельческие колонии.
И. Л.8.