Авеста — священная книга древних персов и их потомков, нынешних парсов, представляет собрание богослужебных гимнов и молитв, а также изложение персидского вероучения и религиозных предписаний в форме откровения, данного богом Агура-Маздой пророку Заратустре (Зороастру). Книга эта обыкновенно называется также, и не совсем правильно, «Зендавестой» (текст с толкованием), оттого что сохранилась в виде двух комбинированных текстов: первый составлен на древнеиранском наречии, родственном санскритскому языку, второй — представляет перевод с толкованиями на пехлеви, литературном языке времен господства в Персии династии Сасанидов, представляющем смесь иранских и семитических элементов. По содержанию А. распадается на два главных отдела: 1) литургический; сюда входят книги Ясна, Висперед и Хорда-Авеста, содержащие гимны и молитвы к разным божествам, магические формулы и заклинания, в общем отражающие миросозерцание древних персов, их представления о мироздании и миросотворении, о добре и зле, их воспоминания о прошлом и чаяния на будущее; 2) законодательный, изложенный в книге Вендидад, разделенной на 22 главы (фаргарды) и содержащей преподанные Агура-Маздой Заратустре правила жизни для истинно верующих (мазда-яснов) и наставления об отношениях их к иноверующим (дивэ-яснам). Среди этих правил первое место занимают законы ритуальной чистоты: определение источников нечистоты, способы очищения, отношение ритуально нечистого к трем священным стихиям, земле, воде и огню, и, наконец, уложение о наказаниях за нарушение данных предписаний. — Хотя персы принадлежат к индогерманской ветви кавказской расы, по языку и по складу ума резко отличающейся от семитической ее ветви, тем не менее мы находим гораздо больше сходства между маздаизмом и иудаизмом, чем между этим последним и религиями других родственных евреям семитических народов. Как ни глубока пропасть между дуализмом персов и монотеизмом евреев, их все-таки объединяет одна общая черта — абстрактность или бестелесность управляющей миром Силы. Обе религии считают пророческое откровение источником человеческой нравственности и мудрых правил жизни; предписания эти в обеих религиях иногда настолько поражают своим сходством, что неоднократно возникал вопрос, не заимствовала ли их одна религия у другой. Припомним также, что евреи в продолжение многих веков находились под владычеством персов и у себя на родине, и в диаспоре: сначала под властью Ахеменидов, от завоевания Вавилонии Киром до покорения Персии Александром Македонским (538—331 дохр. эры), потом под владычеством Сасанидов, от Ардшира I (226 хр. эры) до завоевания Персии арабами. Этим двум периодам расцвета Заратустровой религии вполне соответствуют в еврейской истории: первой — эпоха Великой Синагоги и зарождения талмудизма в Палестине, второй — период завершения талмудизма на Востоке. Благодаря этому интерес к Авесте как источнику религии персов становится вполне понятным, а с научной точки зрения даже прямо обязательным. Надо, однако, помнить, что не все элементы маздаизма коренятся в А. Некоторые из них развились гораздо позже под влиянием других религий и иных миросозерцаний, с которыми персам приходилось сталкиваться. В более или менее законченном виде маздаизм представлен в памятниках времен Сасанидов, именно в пехлевийском переводе и комментарии к А. Окончательное же развитие он получил в книге «Бундехеш», возникновение которой относится к 14 в., хотя она, может быть, содержит в себе и некоторые древние предания. Теперешние парсы считают все данные этой книги преемственно полученными в виде «устного учения» от самого Заратустры. Однако критика давно уже доказала несостоятельность такой традиции. Вот почему на Мишну, которая была закончена задолго до воцарения Сасанидов, могла иметь и действительно имела влияние лишь сама А. в первоначальном ее виде; что же касается вавилонского Талмуда, то в нем мы находим чрезвычайно много следов влияния позднейшего маздаизма.
В основе учения А. лежит дуализм, систематически проведенный через все мировоззрение и законодательство. Противоположность между светом и тьмою является в то же время антитезою добра и зла в маздаизме, и эти два начала олицетворяются в образе «Агура-Мазды» (Ормузд греческих источников; הורמיז Талмуда), с одной стороны, и «Ангро-Майньюса» (Ариман у греков; אהורמױ в Талмуде), с другой. Взаимоотношением этих двух духовных по своей природе существ обусловливается как возникновение всего видимого мира, так и его исчезновение в будущем. По учению Бундехеша, Агура-Мазда и Ангро-Майньюс испокон веков существовали раздельно и в полной независимости друг от друга; первый обитал в районах совершеннейшего света, второй — в царстве непроницаемого мрака. По силе и могуществу они были равны между собою; разница между ними заключалась только в том, что Агура-Мазда, к атрибутам которого относятся мудрость и всеведение, знал про существование Ангро-Майньюса; последний же и не подозревал о существовании Агуры-Мазды. Когда Ангро-Майньюс как-то проведал об Агуре-Мазде и об окружающем его свете, он с присущей ему завистью и злобой бросился на него, чтобы его уничтожить. Хотя первая атака и была отражена, но дальнейшее мирное сосуществование обоих начал стало отныне уже немыслимым: одно из них должно будет рано или поздно погибнуть. Можно было, конечно, предсказать, на чьей стороне будет окончательная победа, на стороне ли спокойного разума или на стороне слепой страсти. Но Агура-Мазда знал, что его противник так же всемогущ, как и он сам, и тотчас стал готовиться к серьезной борьбе. Прежде всего пришлось подумать о помощниках; для этого были сотворены 6 «амеша-спента» (святые бессмертные, нечто вроде архангелов), которые впоследствии, когда создан был видимый мир, получили каждый свою особую функцию: их покровительству поручена была охрана земли, воды, огня, металлов, растений и домашнего скота. Кроме этих шести главных божеств, Агура-Мазда создал еще целый легион добрых гениев («язаты»), среди которых особенное положение, близкое к амеша-спентам, занимают «Сраоша», дух веры и хранитель мира вообще, и «Митра», дух мирового света и гений правды. Ангро-Майньюс, также обладавший творческой силой, но лишенный творческой оригинальности, мог только подражать своему противнику и создал себе в помощь целый сонм злых и вредных духов, дэвов, среди которых первое место занимает дух злобы и насилия «Аешма-дэв» (Асмодей, אשמדאי Талмуда), а также целые легионы низших «друкш-нашус», вызывающих всякие болезни и несчастия. Тут Агура-Мазда позволил себе военную хитрость: сообразив, что немедленно начать борьбу рискованно, он предложил Ангро-Майньюсу перемирие на 9000 лет. Тот согласился. Тогда Агура-Мазда произнес знаменитую молитву Yathâ ahû vairiô, слова которой производят магическое действие даже на богов; это ввергло Ангро-Майньюса в полное оцепенение, в котором он пребывал в продолжение целых 3000 лет. Этим Агура-Мазда тотчас воспользовался и приступил к сотворению видимого, реального мира, который должен был оказать ему существенную помощь в предстоявшей окончательной борьбе. Порядок творения был почти тот же, что и в Библии: небо, вода, земля, растения, животные, человек. При этой работе сотрудниками Агура-Мазды были сотворенные им раньше амеша-спенты, которых он назначил гениями всех созданных предметов, каждого по его специальности. К доброму воинству Агура-Мазды относятся также и светила небесные, которые не что иное, как телесные оболочки обитающих в них добрых духов. Впрочем, некоторые звезды были впоследствии созданы и Ангро-Майньюсом и населены злыми духами; таковы, напр., Марс (Behram), Сатурн (Kevan) и др. Земля со всеми ее тварями первоначально находилась в небесном пространстве, но в периоде оцепенения Ангро-Майньюса была передвинута в пустоту, разделявшую области света и мрака. Само собою разумеется, что в продолжение всех указанных 3000 лет она представляла настоящий рай: не было ни смерти, ни болезни, ни злобы, ни насилия. Очнувшись от оцепенения, Ангро-Майньюс решил наверстать потерянное и, проникнув на землю, стал наполнять ее злыми и вредными существами. Убив первобытного человека, он не сумел, однако, уничтожить его семя, из которого произошла первая пара новых людей, Мешия и Мешиана, родоначальники ныне существующего человечества. Первая пара не осталась верной Агура-Мазде: Ангро-Майньюсу удалось соблазнить ее и тем получить над нею власть; отсюда пошли голод, сон, болезнь, старость и смерть, словом, все страдания, которые наследственно передавались потом людям. — Таким образом, Земля является главным полем сражения двух борющихся между собою начал. Все предметы, как одушевленные, так и неодушевленные, обязаны своим возникновением тому или другому началу, и все неуклонно исполняют ту роль, которая предназначена им их творцами, Агура-Маздой или Ангро-Майньюсом. Все находится в положении беспрерывной партизанской войны между двумя враждебными лагерями, стремящимися ко взаимному уничтожению; гибель какой-либо твари, созданной Агура-Маздой, есть маленькая победа для Ангро-Майньюса, и обратно. Только человек волен в своем выборе пристать к тому или другому лагерю, но сохранить нейтралитет он не может. Хоть медленно, но неудержимо свет и добро одерживают перевес над мраком и злом, а к концу 9000-летнего перемирия зло будет уже до такой степени ослаблено, что победа Агура-Мазды почти обеспечена. Непонятно во всей этой борьбе только одно: огонь и вода принадлежат к первородным и наилучшим творениям Агура-Мазды и, следовательно, являются преданнейшими его помощниками. Между тем другие творения того же Агура-Мазды, напр. благочестивые люди, домашний скот и пр., попадая в огонь и воду, сгорают и тонут в них, становясь добычей Ангро-Майньюса. Выходит, таким образом, что огонь и вода работают последнему на руку. За разъяснением этого недоразумения обратился однажды Заратустра к самому Агура-Мазде. Ответ оказался не совсем удовлетворительным, а именно, что огонь и вода извлекают из попадавших в них тел только то, что принадлежит Агура-Мазде, предоставляя остальное в распоряжение противника (Vendidad, fargard V, § 24—34). Важно во всяком случае, что автор А. заботился о целостности системы, тщательно зашивая, хотя и белыми нитками, обнаруживавшиеся в ней прорехи. Мы далее увидим, что из целостности этой системы выводятся, логично или нелогично, это безразлично, все законы Вендидада. — Итак, из 9000 лет перемирия 3000 ушли на сотворение материального мира; до окончательной борьбы между Агура-Маздой и злым Ангро-Майньюсом осталось всего 6000 лет (заметим кстати, что воззрение о 6000-летнем существования мира разделялось и некоторыми талмудистами: שית אלפיּ שני חויּ עלמא, Сангед., 97а). Из них первые 3000 прошли до появления Заратустры. В этот период Ангро-Майньюс был еще в полном расцвете сил. Он наполнял землю драконами, ядовитыми змеями, жестокими царями и всякими болезнями. Агура-Мазда, конечно, также не сидел сложа руки. В противовес жестоким царям и тиранам он послал на землю добродетельных героев вроде «Иима» (несколько напоминающего библейского Ноя), соблюдавших законы чистоты и творивших добро во славу Агура-Мазды. Ho то были только добродетельные люди, а не пророки. Они относятся, по выражению Spiegel’я, к Заратустре так, как библейские патриархи к Моисею. Откровение, преподанное Заратустре, знаменует поворотный пункт в истории борьбы между светом и тьмою. Противная сторона поняла всю важность этого события. Еще до рождения Заратустры дэвы и чародеи старались всеми силами предотвратить его появление на свет, но это им не удалось. И после призыва пророка Агура-Маздой Ангро-Майньюс не отстал от него: сначала он послал дэва Bûiti погубить его, но Заратустра произнес известную молитву «Yathâ ahû vairyô», и дэв с ужасом отпрянул от него. Тогда Ангро-Майньюс прибег к хитрости: он предложил пророку проклинать законы мазда-яснов и за то обещал сделать его правителем больших областей (Vend., XIX, 1—35). Заратустра, разумеется, не поддался соблазну и, явившись к некоему царю Вистаспе, при помощи разных чудес убедил его в истинности своего учения. Где родился Заратустра, когда он жил и кто был царь Вистаспа, обо всем этом ничего достоверно не известно.
Полагают, что пророк был родом из Мидии, но что он проповедовал в Восточном Иране, в Бактрии; это доказывают некоторые особенности языка А. Что же касается времени его жизни, то указание на мифические 3000 лет от сотворения мира не может, конечно, служить базой для научных вычислений. Не более надежны и крайне разноречивы показания древних греков: по одним, Зороастр жил за 500 лет до Троянской войны, по другим — за сто лет до Кира. — Откровение, полученное Заратустрой, уже само по себе представляло большое поражение для Ангро-Майньюса. Это лишило его возможности облекать своих дэвов в телесную оболочку чудовищных драконов и носителей зла, что значительно уменьшало их вредность. Дэвам оставалось продолжать свое существование и мыкаться по земле в виде бестелесных духов разного наименования. Кроме того, божественное слово само по себе, независимо от его содержания, обладает могучей силой. Чтение Α., даже без понимания смысла читаемого, является сильным орудием против полчищ Ангро-Майньюса. Еще большей силой обладают те обряды и правила жизни, которые содержатся в А. Так как исполнение всякого обряда, ослабляя врага, тем самым подготовляет окончательную победу Агура-Мазды, то последний не останется, конечно, в долгу и вознаградит за это человека, если не при жизни, то после его смерти. Вот что говорит Агура-Мазда о человеке, который, согласно закону, разрушит «дахму» (см. ниже) на плодородной земле: «Он искупил, в чем согрешил мыслью, словом и делом. По поводу этого мужа не станут спорить обе небесные силы при его шествии в рай. Его прославят, о Заратустра, звезды, луна и солнце. И я также прославлю его, я, творец, Агура-Мазда; блажен ты, о муж, пришедший из тленного места в место нетленное!» (Vendid., VII, 131—136). Ha третий день после смерти человека его душа направляется к мосту Чинвад, который ведет в рай; на этом мосту взвешиваются заслуги и грехи. Если преобладают первые, душа приводится «язатами» к доброму духу Вогумано, который уводит ее в рай к Агура-Мазде; если же преобладают грехи, то ее с моста сталкивают прямо в пропасть, в область вечного мрака, где она становится добычей Ангро-Майньюса и его жестоких дэвов. О воскресении мертвых А. еще не знает. Это учение возникло у персов гораздо позже, но во всяком случае до эпохи Александра Македонского. Воскресение мертвых произойдет тогда, когда в конце 6000 лет, согласно учению Α., родится от девы спаситель, Созиош (Çooshyang, т. е. полезный), напоминающий Мессию. Он вместе с амеша-спентами победит злых дэвов и восстановит царство света и добра в мире, Ангро-Майньюс же вернется в вечный мрак, где он пребывал до начала миротворения.
Знакомство с изложенным здесь миросозерцанием древних персов необходимо для ясного понимания законодательной части А. Характерная черта постановлений Заратустры — их систематичность; они все как бы вытекают из одного основного принципа; в этом проявляется арийский дух их творцов. Правила ритуальной чистоты играют весьма важную роль как в законах Моисея, так и в законах Заратустры. Но в законах Моисея эти правила, имея несомненно рациональную, санитарную подкладку, являются как бы случайным придатком к основному учению мозаизма, не находясь ни в какой логической связи с идеей этического монотеизма: можно представить себе монотеизм без этих правил и эти правила без монотеизма. Между тем, правила ритуальной чистоты в А. во всех их деталях находятся в самой тесной связи с принципом дуализма, из него вытекают и им объясняются. — Законодательная часть Α., или Вендидад, за исключением первых 2 и последних 4 глав, носящих общий, догматический характер, вся посвящена изложению отчасти этических, главным же образом ритуальных предписаний, равно как определению наказаний за их нарушение. Изложение здесь придерживается катехизической формы: Заратустра спрашивает, Агура-Мазда отвечает. Вот несколько образцов этих вопросов и ответов: «О Агура-Мазда, о творец телесных миров, о чистый! Что прежде всего наиболее приятно сей земле?» — На это Агура-Мазда отвечает: "Когда святой муж шествует по ней, о святой Заратустра, с жертвенными дровами в руке, с бересмой в руке, с чашей в руке и со ступкой в руке, произнося, согласно закону, следующие слова: «Митру с его обширными владениями я призываю и Рата Кастру». — «О творец телесных миров, о чистый! Что, во-вторых, наиболее приятно сей земле»? — Агура-Мазда отвечает: «Когда святой человек сооружает себе на ней жилище, снабжаемое огнем, снабжаемое скотом, снабжаемое женщиной, детьми и добрыми стадами» (Vendid., III, 1—9). В первой части приведенной цитаты исчислены почти все аксессуары Заратустрова культа. Главная принадлежность культа — дрова для поддержания вечного огня. Персы издревле поклонялись огню, как божеству; в А. слово «огонь» часто сопровождается эпитетом «сын Агура-Мазды». В древности священный огонь поддерживался на вершинах гор, а впоследствии — в особых, совершенно замкнутых храмах, куда не мог проникнуть ни один солнечный луч. Кроме того, священный огонь поддерживался на небольших переносных алтарях и в каждом частном жилище. Лучшей жертвой огню служит отборное сухое дерево, оберегаемое от всякого соприкосновения с чем-нибудь нечистым. Огонь, как элемент священный, следует особенно оберегать от всякой нечистоты. Человек нечистый не может подойти к огню ближе, чем на 30 шагов (Vend., V, 145). Внесение огня в дом, в котором раньше находился труп человека или собаки, до истечения 9 дней наказывается 200 ударов нагайкой и 200 ударов Çraôshâ charana (значение этого часто упоминаемого слова неизвестно). Сожигание части трупа, равно как тушение огня, наказывается смертью (там же). — Вторая принадлежность культа — бересма, пучки пахучих ветвей, которые мазда-ясны держали в руках, раскачивая их во время молитвы и пения гимнов в разные стороны. Литургия у персов имеет совсем не то значение, какое она имеет у евреев, напр., или у христиан. У последних она служит потребностям человека: молитвой он надеется выпросить себе разные милости от Источника всех благ; пением гимнов он опять-таки удовлетворяет своей личной потребности — выразить восторг и глубокое благоговение перед Высшей силой. В Заратустровой религии молитва служит потребностям Агура-Мазды и его духов высшего и низшего ранга. В ней они черпают бодрость и силу для своей борьбы с Ангро-Майньюсом и его свитой (см. ст. Каббала). Хотя в персидском дуализме Агура-Мазда и Ангро-Майньюс представляют абсолютные силы, ни от кого не зависящие, но в сущности есть еще высшая сила, властвующая над ними обоими, и эта сила — слово. Припомним, какой эффект произвела на Ангро-Майньюса молитвенная формула «Ята-Агу-Вайрио», произнесенная Агура-Маздой. Такая же сила присуща и человеческому слову, особенно, если оно произносится, как это часто рекомендуется Α., ясно и отчетливо, в состоянии ритуальной чистоты молящегося. — Третья принадлежность культа — чаша и ступка для приготовления священного напитка «гаома» («зома» индусов). Это — растительный сок золотистого цвета, обладающий сильно возбуждающими свойствами. Сама «гаома», по представлению мазда-яснов, является фетишем, или воплощением божества, которое вступает в плоть и кровь человека, лишь только он отведал его. Кроме желтой гаомы, в позднейшей парсидской литературе говорится о каком-то мифическом растении, дающем гаому белую, обладающую свойством даровать вечную жизнь тому, который выпьет ее. Главною же заботою мазда-ясна должно быть — соблюдение «ритуальной чистоты» Эта ритуальная чистота ничего общего не имеет с чистотой материальной: она чисто духовного, пожалуй, мистического характера. Главным источником нечистоты является труп человека или собаки; последняя в А. занимает почти такое же почетное положение, как и человек. Смерть человека или собаки — это частичная победа Ангро-Майньюса; труп покойника — это его трофей, который тотчас поступает в полное распоряжение особых вредоносных духов женского пола, «друкш», которые могут перескакивать с него на живых людей, оскверняя их, инфицируя их нечистотою. Понятно, что чем выше общественное положение покойника, тем значительнее победа Ангро-Майньюса и тем сильнее инфицирующая сила трупа. «Творец, если много людей собралось в одном месте, на одном и том же седалище или же на одном ковре, если их было 5, 50 или 100 вместе с женщинами, а затем умрет один из этих людей, то на скольких людей переходит друкш-нашус с разрушением, гниением и нечистотою?» Ответ Агура-Мазды гласит: «Если умерший был священник, то нечистота переходит на ближайших 10 человек; если это был воин, то на ближайших 9 человек; если это был хлебопашец, то на ближайших 8 человек; если это была собака, стерегущая стадо, то ближайшие 7 человек становятся нечистыми» и т. д. Вредные животные (напр. ящерицы) нечисты при жизни, после смерти же становятся чистыми (Vend., V, 83—116 и VII, 7—24). «О творец телесных миров, о чистый! Как далеко от огня, как далеко от воды, как далеко от связанной бересмы и как далеко от чистого человека должен быть человек, прикоснувшийся к трупу?» На это отвечает Агура-Мазда: «30 шагов от огня, 30 шагов от воды, 30 шагов от связанной бересмы и 3 шага от чистого человека» (там же, III, 55—57). — Земля, как божество, не должна быть оскверняема погребением в ней мертвых тел. А. предписывает воздвигать за стеною каждого города или деревни особые земляные возвышения, «дахмы», где трупы покойников выставляются на съедение хищным зверям и птицам (там же, V, 40—49). «О творец телесных миров, о чистый! Если человек похоронит в земле сей труп собаки или человека и не выкопает их целый год, какое ему за это наказание?» На это отвечает Агура-Мазда: «Тысяча ударов лошадиной плетью и тысяча ударов сраоша-хараной» (см. выше). — Интересна роль, которую играют числа 3, 9 и 30 в символике Α., особенно число 9; им так и пестрит весь Вендидад, больше всего при описании ритуалов очищения. Кстати привести здесь текст одного такого ритуала в возможно сокращенном виде: «И спросил Заратустра Агура-Мазду: О Агура-Мазда! о небесный, святейший творец телесных миров, о чистый! Чего должны искать люди в сем материальном мире, когда желают очистить тело человека, к которому пристала нечистота, когда он прикоснулся к мертвецу?» На это ответил Агура-Мазда: «Они должны искать человека чистого, о святой Заратустра, который говорит правду, и который читает наизусть Маитру (Авесту), и который обучался закону мазда-яснов у опытного в обряде очищения. Тот вырубает топором деревья в земле на пространстве 9 выбазу (3 фута) в длину и 9 выбазу в ширину в таком месте, где нет ни воды, ни растений, а почва чиста и суха, и куда не заходят ни скотина, ни вьючное животное, куда не заносятся огонь Агура-Мазды и бересма, связанная в святости, куда не заходит чистый человек. И выроешь ты шесть ямок, по 3 в ряду, на расстоянии трех шагов одну от другой. И отмеришь 9 шагов от прежних ямок и выроешь еще 3 ямки. Острым металлическим копьем проведешь ты 12 борозд: 3 вокруг 6 ямок, 3 вокруг 3 ямок и 6 вокруг всех 9 ямок (ямки и борозды имели целью символически изолировать ту часть почвы, на которую упадет вода с нечистого человека, от всей остальной земли). И тогда пусть придет к этим ямкам нечистый человек. A ты, о чистый Заратустра, станешь у наружной борозды и произнесешь слова: Nemaçchâ yâ ârmaitis ijâchâ — и пусть нечистый повторит эти слова, и тогда друкш после каждого слова станет все слабее и слабее, к погибели злого Ангро-Майньюса, к погибели Аэшмы и к погибели всех прочих дэвов. Коровью мочу нальешь ты в сосуд железный или оловянный; трость 9-узловую возьмешь ты, о Заратустра, к ней прикрепишь ты оловянный сосуд. Руки обмоет сначала 3 раза очищаемый; и когда окропишь водою его лоб, друкш-нашус спустится вниз и поместится между бровями этого человека. Окропи тогда межбровное пространство, и друкш-нашус бросится на затылок его…». — Последовательным окроплением члена за членом друкш вытесняется все более книзу, пока наконец не будет загнана на кончики пальцев левой ноги. «И когда окропишь пальцы левой ноги, друкш-нашус вытеснится по направлению к северу в образе мухи, злобно нападающей с громким жужжанием. И тогда произнесешь ты вечные слова yathâ ahû vairyô». Обливание повторяют у каждой из 9 ямок; потом очищающегося 15 раз обтирают песком и окуривают благовонными растениями. Этот порядок повторяется 3 раза: по прошествии 3, 6 и 9 ночей; после чего уже можно приближаться к огню, к воде и т. д. (Вендид., VIII, 117—228; IX, 1—145). Необходимо заметить, что эта сложная процедура очищения применялась (да и теперь еще применяется индийскими парсами) только в более важных случаях нечистоты, напр. после прикосновения к трупу; в более легких случаях довольствуются девятикратным, а порою и троекратным обливанием. — В А. приводится также такса за очищение: священника (атрату) очищают за его благословение, начальника округа за большого верблюда, начальника деревни за крупного быка, хозяина дома за корову и т. д.; словом, «надо чтобы производивший очищение ушел довольный и без вражды в сердце, ибо без удовольствия озаряет Солнце нечистого человека, без удовольствия светят над ним Луна и звезды, производящий же очищение, изгоняя из нечистого пребывающую на нем друкш-нашус, радует огонь, радует воду, радует землю, радует скотину, радует деревья, радует чистых людей» (Vendid., IX, 146—165). — За нарушения законов чистоты в А. назначаются весьма строгие наказания: от 200 до 1000 палочных ударов, а в некоторых случаях даже смертная казнь. Кто определяет в каждом данном случае степень наказания и кто совершает его, об этом ничего не сказано. В книгах Α., по крайней мере в тех, которые сохранились до наших дней, нет и помину ни о правосудии, ни об органах его. Может быть, суд творили те начальники округов и деревень, о которых так часто упоминается в Α.; но также вполне возможно, что уже у древних персов существовали особые органы правосудия, но что книги, об этом трактующие, исчезли, согласно преданию самих персов, вместе с другими священными книгами во время нашествия Александра Македонского. — По вопросу о древности и подлинности самой А. существует несколько гипотез: 1) Традиционная, по которой Зороастр явился с готовой А. к царю Вистаспе, за 258 лет до Александра Македонского; последний уничтожил ее, но остатки ее были найдены во времена последних Арсакидов и первых Сасанидов. Эту гипотезу защищал также и Anquetil, впервые в 1771 г. ознакомивший европейский ученый мир с литературой персов; 2) Апокрифическая, по которой А. редактирована была уже после покорения Персии арабами. Это мнение отстаивали англичане W. Jones и Richardson вскоре после появления трудов Anquetil’я; 3) Израильская, по которой Зороастр, происходя из Мидии, имел возможность познакомиться с преданиями и обрядами израильтян, переселенных в «города мидийские» царем Салманассаром; наконец, 4) Историческая; так называет Darmsteter свою собственную теорию, по которой А. была редактирована в период религиозного брожения, предшествовавшего воцарению Сасанидов. Что А. не написана самим Заратустрой — это видно уже из того, что она вся проведена в третьем лице. Оказывается, что сами персы в периоде Сасанидов не считали А. в том виде, как она дошла до нас, непосредственным произведением Заратустры; они сами признают, что подлинные экземпляры священных книг уничтожены были Александром Македонским и что лишь 4 века спустя царь Валкаш (Вологез I) впервые собрал все устные и письменные памятники священной литературы; окончательную же редакцию А. получила при Сасанидах в царствование Ардшира Бобогана (211—241 христ. эры), пригласившего великого жреца Тансара, чтобы привести в порядок и дополнить Авесту (Darmsteter по Dinkart’y). В найденном недавно письме жреца Тансара к царю Табаристана ревностный реставратор Заратустровой религии пишет так: «Ты знаешь, что Александр сжег все книги наших религиозных законов, писанные на 12000 бычьих шкурах; масса легенд, традиций и законов были окончательно забыты…» Но если А. редактирована была лишь после 4-векового владычества греков в Иране, если редактирование ее совпадает с эпохой наибольшего тяготения языческого мира к иудаизму (ведь именно в это время царствующая династия Адиабены приняла еврейство, за что упомянутый выше Вологез I объявил ей войну), то уже заранее можно предсказать, что в сборнике, составленном хоть отчасти на основании устных преданий, не последнее место займут элементы, заимствованные из эллинского и иудейского мира. И действительно, уже Spiegel в своих введениях к А. указывает на целый ряд семитических вообще и в частности еврейских элементов в A.; Darmsteter пошел еще дальше и склонен видеть в А. элементы платонизма, заимствованные из «Премудрости Соломона» и из творения Филона Александрийского. Тем не менее и Spiegel, и Darmsteter признают, что Вендидад, который нас особенно интересует, за исключением, может быть, некоторых глав, весьма древнего происхождения. Это доказывается следующими соображениями: законы А. отражают пастушеско-земледельческий быт в простейшей его форме; тут нет и намека на тот удивительный административный аппарат, который был установлен в Персии Дарием I. А. не знает еще денег как средство обмена. Выше приведена была такса за очищение: плата производится натурой. В А. имеется также такса врачебного гонорара, который бывает различным, смотря по общественному положению пациента, и тоже уплачивается не деньгами, а натурой (Венд., VIII). Нет в А. следов большего или меньшего развития наук и искусств, за исключением разве оперативной медицины. Затем книга, по-видимому, написана была в такое время, когда еще не все персы признавали учение Заратустры. На вопрос последнего, как должен поступать мазда-ясна, желающий посвятить себя врачебной профессии, Агура-Мазда отвечает, что он должен раньше произвести три операции над дэва-яснами; если все три операции прошли благополучно, он может приступить к лечению ножом и мазда-яснов (там же.) Наконец, в А. есть прямое указание на то, что персы в то время еще жили в шатрах или юртах, т. к. А. под словом «дом» понимает нечто подвижное, удобопереносимое. — Ср.: Fr. Spiegel, Avesta, die Heiligen Schriften der Färsen, Leipzig, 1852; idem, Parsismus, у Herzog, Real-Encycl. f. protest. Theologie, 11; Ferd. Justi, Geschichte d. alten Persiens, у W. Oncken’a, Allgem. Geschichte, 14; Darmsteter, Le Zend-avesta, III; origine de la littérature etc.