Дьявольские козни (Аверченко)

Дьявольские козни
автор Аркадий Тимофеевич Аверченко

Из сборника «Рассказы для выздоравливающих». Опубл.: 1912.

I

Саксаулова удивило: с молодым человеком Чипулиным он был очень мало знаком, и тем не менее Чипулин, встретив мужа и жену Саксауловых на вокзале, закричал от радости, завертелся и, поцеловав дважды ручку госпожи Саксауловой, признался, что никогда ему не выпадала на долю более приятная встреча.

— Здравствуйте, здравствуйте, — сказал Саксаулов.

— Вот-то смешно! Приехал на вокзал и вдруг встречаю — кого же? Вас. Прямо кому-нибудь расскажи — не поверит… Изволите куда-нибудь ехать?

— Да, я еду… а она провожает.

— Едете, вероятно, для приятного удовольствия?

— Какое! Тётка сильно заболела… в Рязани. Так вот, надо проведать.

Чипулин побледнел и хватился рукой за сердце.

— Что вы го-во-ри-те! Заболела?! Да чем же, Господи! Вот-то несчастье!

— Да она старуха. Чего ж ей и не поболеть?..

— Ах, уж эти болезни… Ну, ничего. Мужайтесь! Может быть, всё обойдётся.

Тем не менее сам Чипулин долго не мог успокоиться. Он качал головой, соболезнующе почмокивал губами и весь вид его являл собою тревогу и скорбь о рязанской тётке Саксаулова.

— Вы взяли билет? Позвольте, я возьму. Чего вам самим-то хлопотать.

— Да билет есть. Пойдём на перрон. Семь минут до отхода.

Хорошенькая, черноглазая Саксаулова, опустив голову, в задумчивости пошла за мужем. Чипулин, идя рядом с ней, спросил:

— Вот-то, я думаю, вам тоже тяжело расставаться с Петром Сергеичем… Такая, право, неприятность.

— Ну он ведь через два-три дня вернётся.

— Оно-то, конечно, три дня, а всё-таки признайтесь: ведь даже на три дня тяжело расставаться, а?

— Да, тяжело…

— Я понимаю вас. Ей-богу Но как смешно: приехал и вдруг встречаю вас. Вы разрешите мне потом проводить вас домой?

— Нет, помилуйте. Зачем же вас затруднять. Я сама…

— О, что вы! Теперь время вечернее… Я никогда не допущу! Не правда ли, Пётр Сергеич?

— Отчего же… Я вам буду очень благодарен, если вы её довезёте.

— Милый! Но мне прямо-таки неудобно пользоваться временем мосье Чипулина…

Чипулин страдальчески прижал руки к груди и про стонал:

— О, ради Бога! Ну, ради Бога, не думайте обо мне. Это — обязанность каждого порядочного знакомого проводить домой знакомую.

Прозвонил второй звонок.

Саксаулов поцеловал жену, пожал руку Чипулину, но Чипулин обнял и его поцеловал.

— От всего сердца, — торжественно сказал он, — от всего сердца, желаю, чтобы ваша добрая тётушка очутилась в приличном здоровье и благополучии. Ура!

— Спасибо, спасибо! Прощайте.

Чипулин побежал за тронувшимся поездом. Он махал платком, советовал не открывать окон в вагоне, настаивал на благополучном возвращении, а когда поезд удрал от него — вернулся к Саксауловой.

Лицо его носило признаки тихой меланхолической грусти, которая, как заходящее солнце на верхушках деревьев, гаснет не сразу, а постепенно, передвигаясь от горькой складки у рта к затуманенным глазам, и умирает, наконец, на поморщенном челе.

— Как всегда ужасно расставанье и как радостна встреча. Не правда ли? Мой совет таков: думайте о том, что три дня не вечность, — и вам будет легче.

— Да, да, — сказала, кивая головой, Саксаулова.

— Ну, прощайте.

— Ни-ни! Ни-ни-ни! Я должен проводить вас.

— Да зачем же? Я возьму извозчика и поеду одна.

— Ольга Захаровна! Но ведь нам по дороге… И подумайте, что скажут, когда узнают, что я, как какая-нибудь свинья, бросил даму на вокзале, а сам удрал. Ведь это простой долг вежливости. Я знаю, вы из деликатности отказываетесь.

— Вовсе нет! Я поеду одна. Мне ещё нужно дать телеграмму.

— О, Боже! Да ведь здесь же есть телеграф! Пойдёмте! Я провожу вас. Вы напишете телеграмму, а я подам её. Честное слово, я не буду в неё заглядывать.

Сжав губы, Саксаулова последовала за Чипулиным, подошла к конторке и, потоптавшись немного, написала:

«Москва. Пречистенка. Гарданову для Лидочки. Ну, как поживаешь? У нас всё время дожди. Оля».

Чипулин взял телеграмму и понёс её на отлёте, подчёркивая этим, что он не позволит себе даже случайно заглянуть в неё.

— Сдал! Теперь — вы, баиньки? Я довезу вас до самого дома.

Саксаулова посмотрела на него с невыразимым страданием и мукой.

— Чипулин! Я должна одна поехать домой.

— Ольга Захаровна! К чему эти деликатности? Ради Бога, не стесняйтесь.

Саксаулова беспомощно посмотрела на потолок, постучала концом зонтика об пол и вдруг сказала:

— Знайте же, надоедливый человек, что меня здесь ожидает Волк-Демьянский и мы поедем не домой, а в ресторан. Довольно с вас?

— Иван Эрастыч? — обрадовался Чипулин. — О, Боже ж мой! Да чего вы раньше не сказали? Я вам сейчас найду его. Где он?

— Он ожидает около багажного отделения.

— Вот-то смешно! Да почему же он не провожал вместе с нами уважаемого Петра Сергеича?

— Потому что было неудобно

— О, Боже! Иван Эрастыч такой прекрасный человек.

— Ещё бы, — злобно сказала Саксаулова. — Он мой любовник, знаете ли вы это, — и муж кое-что подозревает. Вот почему Эраст не провожал его! Понимаете вы, москит вы надоедливый?!

— Вот что-о, — протянул Чипулин, и лицо его озарилось предоброй лукавой улыбкой. — Вот это здорово!

— Только если вы скажете хоть одно слово мужу или кому-нибудь — Эраст выстрелит в вас.

— Я?!! Скажу?!! Лучше же мне сейчас откусить свой язык. Нет-с! Чипулины не говорят. Не беспокойтесь! Я всё это вам устрою.

— Что всё? — обеспокоилась Саксаулова.

— Всё, всё.

Кое-что Чипулин действительно устроил: он побежал в багажное отделение, отыскал там изумлённого его появлением Эраста, привёл его к Саксауловой, а потом проводил их до извозчика, усадил и, придерживаясь за крыло экипажа, сказал, элегически любуясь на небо:

— Не правда ли, как хорошо любить? Приятнейшее занятие в сердечном смысле. А? Мужайтесь!

— Пошёл! — закричал Эраст извозчику.

Извозчик дёрнул, и умилённый Чипулин чуть не упал, так как крыло экипажа выскользнуло из под его руки.

Забыв согнать с лица испуганное выражение, долго следил за экипажем Чипулин, и уста его шептали: «О, ты, могущественнейшее чувство!»

Потом спохватился Чипулин и, поспешно заменив испуганное выражение лица другим, задумчивым, пошёл домой.

II

На другое утро Саксаулова получила городскую телеграмму:

«Будьте покойны. Всё устрою. Телеграфируйте мне час и день приезда мужа. Феодосии Чипулин».

На это Саксаулова ответила:

«Что там такое вы устраиваете? Ничего не надо. Молчите и больше ничего».

Вечером пришла вторая телеграмма от Чипулина:

«Нужно устранить подозрения. Надеюсь успеть к приезду. Мужайтесь!»

Саксаулова написала телеграмму:

«Вы просто дурак».

Но телеграф отказался передать эту телеграмму, на том-де основании, что ругательные слова запрещено передавать по телеграфу.

На третий день явился Саксаулов.

Жена приехала встречать его за пять минут до прихода поезда, а запыхавшийся Чипулин показался тогда, когда поезд уже подошёл.

Поздоровавшись с Саксауловым, Чипулин зашёл за его спину и сделал ряд знаков, которые должны были вполне успокоить Саксаулову, что всё, дескать, обстоит как следует.

— Ну, что у вас тут новенького? — спросил Саксаулов.

— Ради Бога! — вскричал, прижимая руки к сердцу Чипулин. — Прежде всего — как тётушка?

— Здорова. Спасибо. Выздоровела.

— О, Боже! Воображаю, в каком вы восторге!

Саксаулов посмотрел внимательно на Чипулина и пожал плечами.

— Что ты поделывала без меня? — спросил он жену.

Чипулин сделал озабоченное лицо, полез в жилетный карман и вынул оттуда какие-то билеты.

— Вот-с. Это мы с Ольгой Захаровной были в театре. Видите? Даже контрольные купоны оторваны. Пресмешная пьеса. Хи-хи-хи. Это мы были позавчера. А в день вашего отъезда я, значит, отвёз Ольгу Захаровну домой и, посидев немного, уехал, так как у неё заболела голова, и она легла спать.

— Ну, едем домой, — нетерпеливо сказала Саксаулова. — Прощайте, Чипулин.

Муж стал расплачиваться с носильщиком, а Чипулин наклонился к Саксауловой и таинственно подмигнул.

— И дома у вас всё устроено. Дворнику дал десять, двум горничным и швейцару по пяти. Все дали слово молчать.

— Что б вы пропали! — сказала Саксаулова.

— Что? — переспросил вернувшийся муж.

— Я говорю — куда ты запропал? Поедем. У меня голова болит.

— Да? И вчера болела?

— Да, да! — сказал Чипулин. — Вчера Ольга Захаровна совсем из дому не выходила. Была больна… Как же-с! Вот докторское свидетельство.

Действительно, он порылся в боковом кармане и вынул какое-то свидетельство.

Саксаулов широко открыл глаза.

— Да к чему же свидетельство? Ничего не понимаю.

— Больна Ольга Захаровна — очень просто. Значит, никуда и не выходила, сидела дома. Вот и свидетельство — видите её имя и число месяца. Я вам сейчас позову извозчика. Кстати, знаете, удивительно пресмешная вещь… Вы знаете Эраста Волк-Демьянского?

— Я думаю, — сказал муж, усмехнувшись углом рта.

— Так такое совпадение, можете представить: захожу вчера к нему — три дня, как болен. Лежит — жар у него, из дому не выходит. Такая странность.

Саксаулов опустил голову. Потом спросил:

— Может, вы и на его болезнь имеете докторское свидетельство? Ха-ха-ха!

Смех его был странный.

— Умоляю тебя, едем! — вскричала Саксаулова. — Мне очень нехорошо!!

— Верю, — покачал головой Саксаулов. — Тебе очень нехорошо… Прощайте, Чипулин.

— До свиданья. Но не смешно ли: три дня лежит Волк-Демьянский в жару, в бреду и всё время твердит имя какой-то Альфонсины.

Чипулин упёрся руками в бока и раскатился самодовольным смехом ловкого хитреца.