Сочиненія И. С. Аксакова.
Прибалтійскій Вопросъ. Внутреннія дѣла Россіи. Статьи изъ «Дня», «Москвы» и «Руси». Введеніе къ украинскимъ ярмаркамъ. 1860—1886. Томъ шестой
Москва. Типографія М. Г. Волчанинова (бывшая М. Н. Лаврова и Ко.) 1887
Духъ православія: вотъ наше единство! вотъ наша цѣльность!
правитьУ насъ нѣтъ такихъ памятниковъ личнаго художественнаго творчества, которые бы пережили вѣка и служили источникомъ художественныхъ наслажденій. Но у насъ есть памятники народнаго творчества, — художественные памятники, которыхъ творцомъ-художникомъ — не то или другое лицо, а народъ или, вѣрнѣе сказать, сама народная историческая жизнь. Такова Москва, таковъ Кіевъ. Не то или другое въ нихъ зданіе въ отдѣльности сосредоточиваетъ на себѣ значеніе памятника или изящнаго художественнаго произведенія, — а вся общность, весь хоръ церквей, стѣнъ, дворцовъ, колоколенъ, однимъ словомъ — самый городъ. Здѣсь проступаетъ наружу неизслѣдимая внутренняя красота самой Русской народности, здѣсь выразилось изящество народнаго міросозерцанія и жизненная цѣльность народнаго духа. Ничего подобнаго красотѣ Москвы и Кіева не найдете вы въ Европѣ, какъ и никогда ни что оригинальное не находитъ себѣ ничего подобнаго. Какъ бы ни толковали о безобразіи Русской жизни, объ отсутствіи чувства изящества въ Русскомъ народѣ, но не случайно же, но откуда-нибудь да взялась эта оригинальная красота, которая къ тому же несомнѣнно запечатлѣна типомъ Русской народности и не носитъ на себѣ никакихъ слѣдовъ подражанія. Этого-то уже, по крайней мѣрѣ, отрицать не возможно!. — Впрочемъ, красота Москвы и красота Кіева, какъ двѣ величины несоизмѣримыя, не могутъ быть и сравниваемы между собою. Каждая выразила и выражаетъ свой моментъ въ исторіи — до совершенства, до художественной оконченности. Красота Москвы — строгая и державная; эта столица Руси единой, цѣльной, царственной, Руси царей и земскихъ соборовъ. Кіевъ — это юность, это ясное утро, это весна Русской исторической жизни, это ея вешній историческій періодъ, — Руси Володиміровой, Руси Мстиславовъ и Изяславовъ, удѣльной, княжеской. вѣчевой. Нѣтъ сомнѣнія, что созерцаніе такой воплощенной красоты, такихъ изящныхъ, многовѣщихъ историческихъ памятниковъ имѣетъ огромное педагогическое значеніе, воспитываетъ умъ и чувство, сообщаетъ само собой направленіе мысли. Иное даетъ душѣ видъ Кремля или Кіева, иное Петербургъ; иною силою вѣетъ на васъ органическое созданіе самой жизни, — инымъ духомъ вѣетъ отъ произведенія хотя бы искуснаго и стройнаго, но механически сдѣланнаго могуществомъ власти. Какъ бы ни городился Петербургъ своею красивостью, его красивость бездушна и безлична, — онъ весь gemacht, какъ говорятъ Нѣмцы.
Если вы никогда не бывали въ Кіевѣ, читатель, или были, но уже давно, и если только имѣете возможность побывать въ немъ — ступайте въ Кіевъ. Убѣдительнѣе всякихъ убѣжденій разсудка, лучше всякихъ доводовъ чужой и своей логики, сильнѣе всякихъ увѣщаній подѣйствуетъ на васъ, на вашу Русскую духовную природу, одно наглядное впечатлѣніе, одинъ внѣшній видъ Кіева, — особенно если вы подъѣзжаете къ нему со стороны станціи Бровары и особенно лѣтомъ въ ясный день. Это такая красота самобытная, Русская (обще-Русская, а не собственно Малороссійская), такая У красота многознаменательная и краснорѣчивая, вѣщающая такимъ вразумительнымъ языкомъ вашему историческому и Русскому чувству, что всевозможныя сомнѣнія и вопросы (если только они гнѣздились въ васъ) со срамомъ исчезаютъ сами собой, и Кіевъ является вамъ такимъ же живымъ, неотъемлемымъ членомъ Русскаго историческаго организма, какъ и сама Москва. Съ такою силою выступаетъ предъ вами всенародное и всероссійское значеніе Кіева, что вамъ становится стыдно и совѣстно и за Русское общество, держащее Кіевъ въ какомъ-то забросѣ и пренебреженіи, и за возможность появленія на Русской землѣ украйнофильскихъ сенаратическихъ бредней (о которыхъ свидѣтельствуетъ Галиційская газета «Мета»), и за возможность страха, внушаемаго этими бреднями нашимъ столицамъ. Съ трудомъ понимаешь, — глядя на Кіевъ издали, — какимъ образомъ можетъ страна, окружающая этотъ городъ, пребывать или считаться ополяченною или хоть полу, хоть на четверть ополяченною, — и еще болѣе преступно-безумными представляются вамъ посягательства Поляковъ. Рлядя на Кіевъ, невольно приходишь къ мысли, что всякаго Поляка, предъявляющаго притязанія Польской народности на Кіевъ и на прилегающій къ нему край, слѣдовало бы сажать въ сумасшедшій домъ и подвергать серьёзному медицинскому лѣченію, по всѣмъ правиламъ науки: этого бы требовала сама гуманность; правда и то, что въ этотъ сумасшедшій домъ пришлось бы посадить чуть ли не всю Польскую интеллигенцію, т. е. всю Польскую шляхту! Надобно, въ самомъ дѣлѣ, предположить какой-нибудь органическій недостатокъ или поврежденіе въ Польскомъ мозгѣ (какъ мы думаемъ), чтобъ объяснить себѣ эти дикія притязанія… Еще труднѣе, однакоже, себѣ объяснить, какъ, имѣя Кіевъ въ своихъ рукахъ, умудрились мы — уберечь въ Югозападномъ краѣ присутствіе такихъ враждебныхъ для Русской народности элементовъ? и какъ допустили его низойти до такого состоянія, выйдти изъ котораго нѣтъ возможности безъ помощи энергическихъ, диктаторскихъ мѣръ? Виновата Русская земля предъ Кіевомъ, въ особенности Русское общество, Русская такъ-называемая интеллигенція — на всѣхъ ея ступеняхъ! Нашего хвалёнаго «патріотизма» не хватило на то, чтобъ отвѣтить самой вопіющей потребности современнаго политическаго и общественнаго положенія дѣлъ на этой окраинѣ Россіи, — т. е. чтобы связать Кіевъ съ Москвою прочными желѣзными путями. У насъ не составилось ни компаніи, ни простой подписки для устройства этой дороги. Наши капиталисты-купцы, обыкновенно жалующіеся на безденежье, бросаютъ сотни тысячъ рублей на покупку, изъ тщеславія, старинныхъ барскихъ подмосковныхъ имѣній и на удовлетвореніе своихъ новомодныхъ барско-купеческихъ прихотей, — и даже не пошевелили ни языкомъ, ни рублемъ, когда дѣло шло о желѣзной дорогѣ на Кіевъ. Можно было бы подумать, что Россія стоитъ спиной къ этой своей окраинѣ, если бы имѣть въ виду только отношеніе къ Кіеву Русскаго общества, если бы, кромѣ Русскаго общества съ купечествомъ включительно, не было въ Россія еще Русскаго простаго народа, которымъ только и держится связь Кіева съ остальной Россіей, какъ держится ямъ и вся Россія. Не желѣзные пути проложилъ онъ, а проложили широкій слѣдъ отъ всѣхъ сторонъ, отъ самыхъ отдаленныхъ концовъ Россіи, до Кіева и даже до Нечаева — сотни тысячъ богомольцевъ, ежегодно устремляющихся на поклоненіе Кіевской святынѣ и связующихъ Кіевъ безчисленными, видимыми и невидимыми нитями со всѣми мѣстностями, заселенными Русскимъ народомъ! Вотъ наше единство, вотъ наша цѣльность! Или вѣрнѣе сказать: вотъ единственный стражъ нашего единства и цѣльности: это духъ православія, бьющій еще такими живыми подземными ключами въ нашемъ народѣ, — это историческая память, пребывающая въ народѣ не какъ сознательное воспоминаніе, а какъ животворная сила, сохранившаяся изъ тѣхъ до-Петровскихъ временъ, когда еще не замирала дѣятельность народной органической жизни! Прочно сковалъ народный духъ эти подземныя связи, и не разорвать ихъ никакой внѣшней силѣ. Этотъ постоянный походъ Русскаго народа по святымъ мѣстамъ Руси — есть единственный, пока остающійся ему способъ, какъ видимаго всенароднаго сообщенія въ духѣ вѣры, такъ и самосознанія себя въ духовной, церковной и земской цѣльности. И нельзя хе не сказать, что эти жизненныя силы и внутренняя дѣятельность духа въ народѣ сохраняются — не благодаря покровительству и помощи сверху, отъ интеллигентныхъ сферъ, располагающихъ и средствами и властью, — а скорѣе напротивъ — вопреки высшихъ просвѣщенныхъ классовъ, вопреки Русской «интеллигенціи».
«Русская интеллигенція» не знаетъ пути въ Кіевъ и не находитъ нужнымъ связать его прочнѣе съ центромъ Россія; Русская интеллигенція чуть не исчахла, во время оно, отъ криковъ противъ мѣръ, которыя принимало правительство въ огражденіе Русскихъ крестьянъ отъ неистовства Польскихъ помѣщиковъ. Русская интеллигенція, особенно въ своихъ аристократическихъ представителяхъ, еще и теперь готова помѣшать успѣшному ходу крестьянскаго дѣла. Русская интеллигенція, въ своихъ демократическихъ представителяхъ, готова сама разорвать единство и крѣпость Русской земли псевдо-либеральными, антинародными стремленіями украино- фильства, являясь и въ этомъ дѣлѣ жалкимъ, безсознательнымъ орудіемъ Польской интриги. Русская интеллигенція, въ высшихъ своихъ делегатахъ, не находитъ другаго способа разрѣшить Польскій вопросъ и борьбу между Русскою народностью и полонизмомъ, между латинствомъ и православіемъ, какъ чрезъ устроеніе на святыхъ берегахъ Днѣпра, въ виду Софійскаго собора, увеселительнаго заведенія Шатодёфлёръ, по Парижскому образцу, съ приплатою отъ городской казны: единственный памятникъ Русской національной политики, оставленный здѣсь за время послѣдняго мятежа! Она же, сія интеллигенція, но только въ мелкихъ чинахъ, порождаетъ сумбуръ въ умахъ молодёжи проповѣдью нигилизма, матеріализма, демократизма, стараясь всѣми способами устранить элементъ вѣры и православія изъ понятія о Русской народности. Русская интеллигенція сама усердно, еще не очень давно, настаивала на томъ, чтобы Польскій языкъ имѣлъ право гражданства въ Кіевскихъ гимназіяхъ….
Иначе относится къ Кіеву не интеллигентная Россія. «Языкъ до Кіева доводитъ», говоритъ Русскій народъ на сѣверѣ. Кіевъ всегда можетъ стать кличемъ всей Русской земли. На одно слово «Кіевъ» можетъ сбѣжаться, для отпора внѣшнему врагу, вся Русь отъ мала до велика, отъ Сибири, отъ устьевъ Дона и отъ Бѣлаго моря. Да, Кіевъ есть сила, есть укрѣпленная позиція, не въ смыслѣ военной крѣпости (такъ долго строившейся и теперь признанной излишнею), но въ смыслѣ своего всенароднаго духовнаго и историческаго значенія. Это такая позиція,.выгоднѣе которой нельзя и придумать для успѣшныхъ побѣдъ, не только надъ видимымъ врагомъ, но и надъ внутреннимъ, — надъ полонизмомъ и латинствомъ, а между тѣмъ… Но объ этомъ «между тѣмъ» мы поговоримъ въ слѣдующемъ No.