Другъ заключенныхъ, Джонъ Говардъ.
правитьВъ городѣ Херсонѣ, какъ разъ напротивъ городской тюрьмы и больницы, находится странная могила, устроенная въ видѣ солнечныхъ часовъ. На ней плита съ слѣдующею надписью по латыни: «Ad sepulchrum stas, quisquis es, amici» (кто бы ты ни-былъ — ты у могилы твоего друга). Въ этой могилѣ похороненъ замѣчательный человѣкъ, англичанинъ Джонъ Говардъ. Онъ умеръ сто лѣтъ тому назадъ, въ январѣ 1790 г., но память о немъ сохранилась, и не въ одной только Англіи — его отечествѣ, а и у насъ въ Россіи, и во всѣхъ другихъ странахъ, такъ какъ онъ трудился для всего человѣчества. Онъ первый заставилъ обратить вниманіе на самыхъ заброшенныхъ, несчастныхъ и забытыхъ людей — на преступниковъ и другихъ заключенныхъ, томящихся въ тюрьмахъ. Только благодаря ему Англія, а за нею и другія государства, стали интересоваться тюрьмами, гдѣ содержатся люди, отбывающіе свои наказанія, и заботиться о лучшемъ ихъ устройствѣ. Надо было много неутомимаго труда, чтобы изучать тюремный бытъ во всѣхъ государствахъ, какъ это дѣлалъ Говардъ, и возбудить участіе въ обществѣ къ изгнаннымъ изъ него преступникамъ, напомнивъ, что они тоже люди, часто нуждающіеся только въ состраданіи, чтобы снова вернуться на путь правды я добра. Этотъ то подвигъ человѣколюбія и былъ совершенъ Говардомъ, который раскрылъ своимъ современникамъ ужасы тюремной жизни.
Въ первой половинѣ XVIII вѣка въ маленькой деревушкѣ, по близости Лондона, жилъ богатый лондонскій купецъ Говардъ. Семья его состояла только изъ двоихъ дѣтей, сына и дочери. Сынъ Джонъ, росъ слабымъ, болѣзненнымъ мальчикомъ, задумчивымъ и несообщительнымъ. Отецъ позаботился дать ему нѣкоторое образованіе, достаточное для той дѣятельности, къ которой онъ его предназначалъ — для торговли — поэтому, когда Джону минуло 15 лѣтъ, его отдали для ознакомленія съ торговымъ дѣломъ въ одну лондонскую торговлю мануфактурными товарами. Джону не нравилось это занятіе, но, воспитанный въ полномъ подчиненіи родительской волѣ, онъ не рѣшился ей противиться; однако, когда умеръ его отецъ и Джонъ получилъ изрядное состояніе, то онъ немедленно бросилъ торговлю. Впрочемъ, онъ долго не могъ избрать никакой другой дѣятельности, такъ какъ не получилъ для этого достаточнаго образованія. Здоровье у него было слабое, и онъ нуждался въ перемѣнѣ климата; поэтому онъ и рѣшилъ предпринять путешествіе заграницу на болѣе или менѣе продолжительное время, отчасти ради здоровья, а отчасти и для того, чтобы пополнить свое образованіе. Онъ, дѣйствительно, поправился, но когда вернулся въ Англію, снова заболѣлъ и выздоровѣлъ только благодаря заботливому уходу своей хозяйки, у которой онъ нанималъ квартиру.
Въ 1755 году надъ Португаліей разразилось страшное бѣдствіе: землетрясеніе разрушило города и оставило безъ крова десятки тысячъ людей. Узнавъ объ этомъ, Говардъ рѣшилъ туда отправиться, чтобы помочь несчастнымъ, пострадавшимъ отъ землетрясенія. Но ему не удалось поѣхать туда. Семилѣтняя война[1] была тогда въ самомъ разгарѣ, и пароходъ, на которомъ онъ ѣхалъ, былъ захваченъ въ плѣнъ французскимъ военнымъ судномъ. Говардъ, вмѣстѣ съ другими пассажирами, былъ заключенъ въ тюрьму. Тутъ ему въ первый разъ пришлось на собственномъ опытѣ познакомиться со всѣми ужасами тюремной обстановки. Шесть сутокъ онъ пробылъ въ темномъ помѣщеніи, скорѣе похожемъ на грязную конуру, нежели на жилище человѣка, — безъ воздуха и свѣта. Въ теченіе первыхъ сорока часовъ плѣнники оставались совсѣмъ безъ пищи, и только на вторыя сутки имъ бросили, точно собакамъ, жареную баранью ногу; но такъ какъ имъ не дали ни ножа, ни вилокъ, то они должны были руками и зубами разрывать эту ногу на части и раздѣлить ее между собой. Впослѣдствіи Говардъ былъ освобожденъ на честное слово, но только черезъ два мѣсяца ему удалось вернуться въ Англію, гдѣ онъ тотчасъ же сталъ хлопотать объ освобожденіи другихъ заключенныхъ, и, дѣйствительно, его рѣчи возбудили въ Англіи сочувствіе къ участи плѣнныхъ. Благодаря Говарду англійское общество попеченія о больныхъ и раненыхъ морякахъ принялось ходатайствовать объ освобожденіи изъ плѣна матросовъ, заключенныхъ одновременно съ Говардомъ, которые и были потомъ доставлены въ Англію.
Говардъ не попалъ къ бѣдствующимъ португальцамъ, которымъ хотѣлъ помочь, но онъ за то вынесъ изъ этого путешествія горячее состраданіе къ заключеннымъ, и вся его послѣдующая жизнь и дѣятельность были проникнуты этимъ чувствомъ. Несчастная случайность, вслѣдствіе которой Говарду пришлось на себѣ испытать всѣ ужасы тюремнаго заключенія, открыла ему его призваніе.
По возвращеніи въ Англію Говардъ поселился въ своемъ небольшомъ помѣстьѣ, гдѣ сначала исключительно занимался устройствомъ жизни крестьянъ, открылъ для нихъ школу и вообще заботился о нихъ. Эти заботы наполняли его жизнь и поглощали его время. Онъ часто ѣздилъ въ Лондонъ и тамъ познакомился съ одною молодою дѣвушкой, Генріетой Лидсъ, въ которой нашелъ именно такую помощницу, какая была нужна ему. Они повѣнчались и зажили очень счастливо. Генріета вполнѣ раздѣляла взгляды своего мужа; она знала, что подъ его суровою внѣшностью и строгостью скрывается глубокая доброта.
Въ теченіи семилѣтней брачной жизни между ними не произошло ни малѣйшаго несогласія. Она была также добра и сострадательна, какъ и Говардъ, и принимала самое горячее участіе въ заботахъ о крестьянахъ. Смерть ея была для Говарда страшнымъ ударомъ. Она оставила послѣ себя сына, и Говардъ сначала пробовалъ заглушить свое горе заботами о малюткѣ, но это не помогло. Потеря жены настолько поколебала его здоровье, что онъ долженъ былъ снова уѣхать изъ Англіи.
Говардъ поѣхалъ въ Швейцарію, а затѣмъ въ Италію, намѣреваясь прожить нѣкоторое время въ Неаполѣ. Своего сына онъ отдалъ на попеченіе одной дамѣ, очень почтенной особѣ, содержавшей училище для дѣвочекъ, такъ что за него онъ могъ быть спокоенъ. Всѣ его чувства и мысли, въ особенности во время этого путешествія по Италіи, были сосредоточены на религіи и стремленіи къ Богу, и въ Неаполѣ онъ далъ обѣтъ посвятить всю свою жизнь служенію Богу. Но какъ истинный христіанинъ, онъ понималъ идею служенія Богу не въ одномъ только произнесеніи молитвъ и исполненіи обрядовъ и доказалъ это всею своею жизнью. Когда онъ вернулся на родину, то его ждало тамъ высокое назначеніе, которое направило его дѣятельность на настоящій путь и дало ему возможность не только выполнить свое обязательство передъ Богомъ, но и создать себѣ безсмертное имя, которое теперь служитъ символомъ самоотверженной любви къ страдающему человѣчеству.
Говардъ былъ назначенъ шерифомъ въ Бедфордѣ. Это — важная должность, такъ какъ на шерифѣ лежатъ весьма многочисленныя обязанности и въ число ихъ входитъ, между прочимъ, надзоръ за тюрьмами и за правильнымъ выполненіемъ правосудія. Въ качествѣ шерифа онъ всегда присутствовалъ на судѣ. И вотъ тутъ то Говарду пришлось въ первый разъ столкнуться съ міромъ преступниковъ. Передъ его глазами, на судѣ, проходили десятки людей изнуренныхъ и несчастныхъ, измученныхъ долгимъ заключеніемъ въ тюрьмѣ. Онъ видѣлъ радость оправданныхъ и освобожденныхъ, горе и муки осужденныхъ; онъ видѣлъ раскаявшихся и нераскаявшихся закоренѣлыхъ преступниковъ. Эти люди, всѣ безъ исключенія, возбуждали въ немъ глубокое состраданіе, и это еще усилило его интересъ къ тюрьмамъ и тѣмъ, кто въ нихъ содержится. Положеніе тюремъ въ тѣ времена было ужасное. Грязь, тѣснота, сырость, спертый отвратительный воздухъ — вотъ тѣ условія, въ которыхъ заключенные жили цѣлые годы. За отсутствіемъ мѣста, въ одной тѣсной комнатѣ помѣщалось по нѣскольку человѣкъ, мужчинъ и женщинъ, иногда даже дѣтей. Такъ какъ на содержаніе преступниковъ казна не отпускала денегъ, то заключенные находились въ полновластномъ распоряженіи тюремщиковъ, которые вымогали у нихъ деньги. Говардъ пришелъ въ ужасъ, когда увидалъ, какъ содержатся заключенные. «Мнѣ пришлось натолкнуться на ужасныя картины человѣческаго бѣдствія — писалъ Говардъ впослѣдствіи въ своей знаменитой книгѣ о тюрьмахъ — и, по мѣрѣ моего знакомства съ печальнымъ состояніемъ мѣстъ заключенія, во мнѣ все болѣе и болѣе крѣпла рѣшимость помочь несчастнымъ». — Вотъ съ этою то цѣлью Говардъ и принялся объѣзжать тюрьмы въ Англіи, а затѣмъ и въ другихъ странахъ. Онъ хотѣлъ сначала хорошенько познакомиться съ ихъ положеніемъ, съ условіями существованія заключенныхъ и тогда уже предложить мѣры къ облегченію ихъ положенія.
Во времена Говарда ни въ одномъ государствѣ Европы не заботились о содержащихся въ тюрьмахъ. Попавшій въ тюрьму, хотя бы вслѣдствіе несчастной случайности, рѣдко уже выходилъ изъ нея, такъ какъ обыкновенно въ тюрьму сажали на долгій срокъ и даже большею частью пожизненно. Тюремный міръ былъ отдѣленъ отъ всего остального міра высокими оградами и прочными запорами. Никто не интересовался тѣмъ, что дѣлалось съ людьми, сидящими за этими запорами, что они чувствовали и какъ страдали; они были словно заживо погребенные и къ нимъ, дѣйствительно, можно было примѣнить слова одного стариннаго великаго итальянскаго писателя, Данте, который, описывая адъ, сказалъ, что на вратахъ его находится надпись: «Оставьте всякую надежду, всѣ, входящіе сюда!»
Входящіе въ тюрьму также должны были оставить всякую надежду на лучшее будущее. Никто о нихъ не заботился, никому не было дѣла до ихъ страданій. Они совершили преступленіе и, слѣдовательно, должны были нести наказаніе. Это справедливо. Но никому не приходило въ голову, что, рядомъ съ настоящими преступниками и злодѣями, въ тюрьму попадали порою и невинные или вовлеченные въ преступленіе какими-нибудь несчастными обстоятельствами, голодомъ, нуждой и т. д. и, слѣдовательно, заслуживающіе состраданія. Несостоятельные должники, разорившіеся иногда лишь вслѣдствіе несчастной случайности и неимѣющіе возможности уплатить свой долгъ, также попадали въ тюрьму и содержались наравнѣ съ остальными преступниками.
И вотъ появился человѣкъ, который возмутился такимъ отношеніемъ къ заключеннымъ и, объѣздивъ всѣ тюрьмы И познакомившись съ тюремнымъ бытомъ, громко заговорилъ о необходимости измѣнить его. Книга Говарда «О положеніи тюремъ въ Англіи», въ которой онъ изложилъ свои наблюденія, произвела сильное впечатлѣніе. Каждая строка этой книги дышала глубокою правдой, и люди невольно содрогнулись, когда Говардъ раскрылъ передъ ними тайны того, что совершалось за тюремною оградой. Онъ первый напомнилъ, что заключенные въ тюрьмы — тоже люди. Онъ понималъ, что тюрьма есть наказаніе, но находилъ, что и въ наказаніи надо соблюдать мѣру и помнить, что имѣешь дѣло съ человѣкомъ. Онъ наводилъ, что трудъ, строгая, но разумная дисциплина и обученіе могутъ снова направить человѣка на истинный путь, съ котораго онъ сошелъ. «Сдѣлайте человѣка прилежнымъ, говоритъ онъ — и онъ будетъ честнымъ». Говардъ особенно настаивалъ на томъ, что тюрьмы не должны быть разсадникомъ всякихъ болѣзней и преступленій, такъ какъ часто люди невинные, но попавшіе въ тюрьму, содержались въ ней вмѣстѣ съ преступниками и заражались отъ нихъ не только болѣзнями, но и преступными наклонностями и привычками.
Прежде чѣмъ обнародовать свои наблюденія надъ англійскими тюрьмами, Говардъ рѣшилъ осмотрѣть тюрьмы въ другихъ странахъ. Сначала онъ поѣхалъ въ Парижъ, куда его привлекала Бастилія — мрачная французская тюрьма, составлявшая ужасъ всѣхъ жителей столицы. Но тутъ ему пришлось много хлопотать, такъ какъ его не хотѣли пустить осматривать парижскія тюрьмы. Ему удалось при помощи британскаго посланника получить желаемое разрѣшеніе осмотрѣть тюрьмы, но въ Бастилію его такъ и не пустили. Онъ хотѣлъ проникнуть туда хитростью и поэтому цѣлыми часами простаивалъ у воротъ Бастиліи, выжидая момента, когда можно будетъ проскользнуть туда. Одинъ разъ ему удалось уловить минуту, когда ворота отворили, и онъ пробрался во внутренній дворъ. Однако тамъ его все-таки замѣтили и тотчасъ же вывели. По счастью этотъ смѣлый поступокъ Говарда не имѣлъ для него никакихъ дурныхъ послѣдствій, но ему такъ и не удалось побывать въ знаменитой тюрьмѣ. Говардъ чувствовалъ, что за стѣнами ея совершаются ужасы, и поэтому очень обрадовался, когда узналъ, что Бастилія разрушена французами, ненавидѣвшими эту тюрьму, и что находившіеся въ ней узники, — изъ которыхъ одинъ (графъ де-Лоржъ) пробылъ сорокъ лѣтъ въ заключеніи, — были выпущены на свободу. Годовщина разрушенія этой тюрьмы до сихъ поръ ежегодно празднуется французскимъ народомъ, такъ какъ съ воспоминаніемъ о ней связано воспоминаніе о -многихъ прежнихъ ужасахъ и злоупотребленіяхъ.
Изъ Франціи Говардъ отправился въ Голландію, затѣмъ посѣтилъ снова Италію, уже не съ цѣлью поправленія здоровья, какъ прежде, а съ цѣлью осмотра тюремъ, и, вернувшись на родину, занялся изданіемъ своей книги, благодаря которой въ Англіи тотчасъ же было рѣшено произвести перемѣны въ тюремномъ управленіи и заняться переустройствомъ тюремъ.
Издавъ свою книгу, Говардъ снова отправился путешествовать, чтобы дополнить свои наблюденія, такъ какъ онъ хотѣлъ осмотрѣть не только тюрьмы, но и разныя благотворительныя учрежденія, преимущественно больницы. Въ Вѣнѣ съ нимъ былъ такой случай. Его пригласили на обѣдъ во дворецъ и, вопреки своему обыкновенію (Говардъ терпѣть не могъ придворныхъ церемоній и парадныхъ обѣдовъ), онъ принялъ приглашеніе. За столомъ одинъ изъ присутствовавшихъ началъ восхвалять заслуги австрійскаго императора, отмѣнившаго пытку. На это Говардъ замѣтилъ: «Да, императоръ отмѣнилъ только одинъ видъ пытки, а другой оставилъ и, пожалуй, болѣе тяжкій, потому что эта пытка длится порою цѣлые годы. Несчастныя жертвы томятся въ заключеніи, въ ужасной, отравленной норѣ, до тѣхъ поръ пока не сознаются въ томъ, въ чемъ ихъ обвиняютъ»!
Англійскій посланникъ, сидѣвшій за обѣдомъ возлѣ Говарда, шепнулъ ему, чтобы онъ былъ остороженъ, такъ какъ его слова могутъ быть переданы императору, но упрямый англичанинъ громко возразилъ на это: «Я никогда не стану удерживаться отъ того, чтобы сказать правду, о комъ бы ни шла рѣчь. Я повторяю то, что сказалъ, и еще разъ заявляю, что это правда».
Изъ Австріи Говардъ проѣхалъ въ Россію, посѣтилъ Петербургъ, Кронштадтъ, Москву, Вышній Волочекъ.
Въ то время (1781 г.) Россія была единственною страною въ Европѣ, гдѣ смертная казнь была отмѣнена и замѣнена наказаніемъ кнутомъ. Говардъ, однако, подозрѣвалъ, что наказаніе кнутомъ можетъ также превратиться въ смертную казнь. Поэтому онъ однажды отправился смотрѣть на это наказаніе и очень внимательно слѣдилъ за дѣйствіями палача. По окончаніи экзекуціи Говардъ разузналъ адресъ палача и отправился къ нему на квартиру, чтобы разспросить его. Подозрѣнія его подтвердились. Палачъ сознался ему, что онъ, дѣйствительно, можетъ нѣсколькими ударами причинить смерть осужденному. Изъ двухъ лицъ, наказаніе которыхъ видѣлъ Говардъ, мужчины и женщины, женщина осталась жива, а мужчина умеръ.
Изъ Россіи Говардъ вернулся въ Англію, но на короткое время, чтобы провѣдать сына, и затѣмъ опять отправился путешествовать. Онъ видѣлъ, что его усилія преобразовать тюрьмы уже увѣнчались успѣхомъ. Въ Англіи дѣятельно работали надъ переустройствомъ тюремъ, такъ что Говардъ могъ бы прожить на покоѣ остатокъ дней своихъ, сознавая, что исполнилъ свой долгъ, но онъ хотѣлъ до конца выполнить свой обѣтъ. На югѣ Европы, въ приморскихъ мѣстностяхъ появилась страшная эпидемія чумы. И вотъ Говардъ — какъ это было въ молодости, когда онъ узналъ о землетрясеніи въ Лисабонѣ, — снова поспѣшилъ на помощь страждущему человѣчеству. Говардъ отправился во Францію, несмотря на то, что ему былъ запрещенъ туда въѣздъ. Французское правительство негодовало на него за то, что онъ писалъ о Бастиліи, и поэтому его предписано было арестовать, какъ только онъ появится въ Парижѣ. Но благодаря случайности онъ избѣжалъ ареста. Какъ разъ передъ его пріѣздомъ полиція арестовала множество лицъ и парижане были этимъ очень недовольны. Начальникъ полиціи, который долженъ былъ уѣхать на одинъ день изъ Парижа, побоялся раздражить еще болѣе населеніе Парижа и поэтому объявилъ своимъ подчиненнымъ, чтобы въ его отсутствіе они не смѣли производить никакихъ арестовъ. Какъ разъ въ это время въ Парижъ пріѣхалъ Говардъ и только благодаря такому распоряженію начальника полиціи онъ не былъ арестованъ. Но Говардъ, конечно, не остался въ Парижѣ, а проѣхалъ въ Италію: пребываніе во Франціи для него было не безопасно. Изъ Италіи онъ поѣхалъ въ Константинополь, гдѣ въ теченіи цѣлаго мѣсяца исполнялъ обязаности врача, хотя никогда не былъ врачемъ. Но онъ самъ такъ часто хворалъ, что волей-неволей ознакомился съ леченіемъ многихъ болѣзней, и это знаніе очень пригодилось ему. Слухи объ его искусствѣ достигли султанскаго дворца, и одинъ изъ высокопоставленныхъ придворныхъ обратился къ нему съ просьбой полечить его дочь, которая была давно больна. Говардъ согласился, и ему удалось вылечить ее. Обрадованный отецъ предложилъ ему большую сумму денегъ, но Говардъ отъ нея отказался, а согласился только на то, чтобы отецъ его паціентки ежедневно присылалъ ему виноградъ изъ своего сада.
Добросердечный Говардъ не могъ видѣть, безъ содроганія страданій больныхъ въ Константинопольскихъ госпиталяхъ, гдѣ они валялись прямо на голомъ полу и гдѣ даже не было врача, чтобы оказать имъ помощь. «А между тѣмъ въ этомъ самомъ городѣ былъ устроенъ пріютъ для кошекъ!» — восклицаетъ Говардъ съ горечью, описывая Константинопольскія больницы. Говардъ дѣлалъ все, что могъ, чтобы облегчить участь несчастныхъ больныхъ, и ему удалось уговорить одного молодого доктора помогать ему въ этомъ святомъ дѣлѣ милосердія.
Говардъ слышалъ, много разсказовъ о карантинныхъ больницахъ, гдѣ содержатся часто и совсѣмъ здоровые люди, пріѣзжающіе изъ такой мѣстности, гдѣ существуетъ какая-нибудь заразная болѣзнь. Ему хотѣлось самому убѣдиться, насколько справедливы эти разсказы, судя по которымъ карантинныя больницы должны были представлять нѣчто ужасное. Съ этою цѣлью Говардъ нарочно отправился изъ Константинополя въ Венецію съ такимъ судномъ, на которомъ были больные и которое, поэтому, должно было попасть въ карантинъ. Но прежде чѣмъ оказаться тамъ, Говардъ чуть не попалъ въ руки пиратовъ. Но пути изъ Смирны въ Венецію въ погоню за судномъ, на которомъ находился Говардъ, пустилось другое большое судно, принадлежавшее тунисскимъ пиратамъ, которые явно намѣревались, захватить въ плѣнъ судно со всѣмъ его экипажемъ. Всѣ находившіеся на суднѣ перепугались и не думали защищаться, считая это безполезнымъ. Только Говардъ не упалъ духомъ. Онъ понималъ, что ему грозитъ попасть въ рабство, и это мысль привела его въ такое негодованіе, что онъ рѣшилъ защищаться во чтобы то ни стало. По счастью для него на суднѣ оказалась старая пушка и достаточный запасъ пороха, но снарядовъ не было. Находчивый Говардъ, однако, придумалъ, какъ обойтись безъ снарядовъ: онъ зарядилъ пушку, чѣмъ попало: гвоздями, обломками желѣза и т. п., и выстрѣлилъ. Результатъ получился неожиданный: пираты испугались и немедленно прекратили погоню. Послѣ этого Говардъ благополучно прибылъ въ Венецію, и желаніе его исполнилось — онъ попалъ въ карантинъ и могъ на собственномъ опытѣ убѣдиться, что приходилось терпѣть несчастнымъ, которые попадали въ эти больницы.
Въ Венеціи Говардъ получилъ извѣстіе, что въ Англіи собираются деньги для того, чтобы воздвигнуть ему памятникъ при жизни. Это сильно взволновало и огорчило его. Говардъ былъ необыкновенно скромный человѣкъ и терпѣть не могъ никакихъ отличій, никакихъ чествованій и почестей. «Каждый человѣкъ долженъ исполнять свой долгъ и дѣлать добро, — говоритъ онъ — и хвалить его не за что за это». Онъ написалъ своимъ друзьямъ въ Лондонъ, умолялъ ихъ, чтобы они отговорили ставить ему памятникъ и чтобы собранныя на это деньги пошли на какое-нибудь доброе дѣло. Такъ и было сдѣлано.
Кромѣ этого извѣстія, Говардъ получилъ еще одно извѣстіе, которое глубоко потрясло его: его единственный сынъ былъ признанъ неизлѣчимо больнымъ, съумасшедшимъ. Говардъ рѣшилъ вернуться въ Англію, чтобы повидать его. Въ Вѣнѣ, гдѣ онъ остановился проѣздомъ, онъ былъ приглашенъ къ императору Іосифу II, который желалъ видѣть его и говорить съ нимъ. Сначала Говардъ хотѣлъ даже уклониться отъ этой чести, тѣмъ болѣе, что онъ терпѣть не могъ придворныхъ правилъ и ни за что не хотѣлъ подчиниться имъ. Онъ возмущался, напримѣръ, обычаемъ, предписывающимъ склонять колѣно передъ императоромъ. — «Я преклоняюсь только передъ Богомъ!» — объявилъ Говардъ. Видя, что съ упрямымъ англичаниномъ ничего не подѣлаешь, церемоніймейстеръ объявилъ ему, что онъ можетъ не соблюдать этого правила, но Говардъ все еще продолжалъ колебаться, и только когда ему сказали, что его посѣщеніе и разговоръ съ императоромъ могутъ принести пользу многимъ несчастнымъ, онъ пошелъ во дворецъ. Дѣйствительно, послѣдствіемъ его бесѣды съ императоромъ было то, что и въ Австріи обратили вниманіе на тюрьмы и на участь заключенныхъ въ нихъ и позаботились о переустройствѣ тюремъ. Императоръ Іосифъ И началъ лично посѣщать тюрьмы и госпитали и часто появлялся въ нихъ неожиданно, такъ что могъ самъ видѣть, какъ помѣщаются больные и арестанты и что они терпятъ.
Такъ какъ Говардъ пользовался тогда уже громкою извѣстностью во всей Европѣ, то въ теченіи двухъ дней, которые онъ провелъ въ Вѣнѣ, его посѣщали разные знаменитые люди. Между прочивъ, къ нему пріѣхалъ губернаторъ съ женой, очень нарядной дамой, и Говардъ, обратившись къ ней, спросилъ ее, бываетъ ли она въ тюрьмахъ и больницахъ. — Я? — съ невыразимымъ удивленіемъ воскликнула разряженная дама — съ какой стати я пойду въ эти ужасныя мѣста!« — Тогда Говардъ очень внушительнымъ тономъ замѣтилъ ей, что именно она, какъ женщина, должна выказывать больше состраданія къ несчастнымъ заключеннымъ и постараться облегчить ихъ участь, насколько это въ ея власти.
Конечно, такія рѣчи не понравилисъ дамѣ, и она ушла, очень недовольная чудакомъ англичаниномъ, предложившимъ ей, въ ея блестящемъ нарядѣ, посѣщать грязныя тюрьмы и больницы!
Въ Англіи Говарда ждали нерадостныя вѣсти: сынъ не узналъ своего отца и на выздоровленіе его не было никакой надежды. Говардъ старался усиленной работой заглушить свое горе. Нѣкоторымъ утѣшеніемъ для него служило то, что, дѣйствительно, его труды не пропали даромъ: въ тюрьмахъ и больницахъ Англіи введены были разныя улучшенія, и люди, попадавшіе теперь въ тюрьму, уже не валялись больше въ грязи, какъ прежде, и не были лишены самого необходимаго. Но Говарду хотѣлось также добиться нѣкоторыхъ измѣненій въ англійскихъ законахъ, которые были очень жестоки въ то время и карали смертью, напр., даже за покражу овцы, простое мошенничество и воровство. Благодаря Говарду и въ этомъ отношеніи произошла перемѣна: англійскіе судьи стали болѣе милосердными.
Говардъ не могъ долго усидѣть на мѣстѣ. Издавъ свою новую книгу о тюрьмахъ, въ которой онъ сообщалъ результаты своихъ наблюденій, сдѣланныхъ надъ тюремнымъ бытомъ въ другихъ странахъ, Говардъ рѣшилъ снова отправиться на востокъ, въ Россію. Это было какъ разъ во время войны Россіи съ Турціей, въ 1789 г. Ему хотѣлось осмотрѣть русскіе военные госпитали и казармы и на опытѣ убѣдиться, какъ живутъ русскіе солдаты. Говардъ былъ тогда уже совсѣмъ старикъ: слабый и больной тѣломъ, онъ былъ, однако, силенъ духомъ и эта сила поддерживала его. Никакія лишенія и трудности пути не пугали его. Его постоянно воодушевляло желаніе помогать несчастнымъ, страждущимъ и больнымъ, и уменьшать зло, существующее на землѣ. Движимый этимъ чувствомъ, онъ отправился на юр» Россіи, чтобы быть поближе къ мѣсту военныхъ дѣйствій. И въ самомъ дѣлѣ, тамъ онъ нашелъ обширное поле дѣятельности. Въ это время въ Херсонѣ вспыхнула тифозная эпидемія: люди умирали сотнями и мѣста въ больницахъ не хватало. Говардъ проявилъ тутъ необычайную неутомимость, онъ ухаживалъ за больными, лѣчилъ ихъ, помогалъ имъ. Въ народѣ стали смотрѣть на него, какъ на святого, и всѣ надежды возлагали только на его помощь. Его всѣ считали необыкновенно искуснымъ врачемъ и поэтому къ нему обратился одинъ богатый помѣщикъ, единственная дочь котораго заболѣла тифомъ въ деревнѣ, въ 24-хъ верстахъ отъ Херсона. Говардъ сначала отказался ѣхать туда, сказавъ, что онъ лѣчитъ только бѣдныхъ, которые не въ состояніи заплатить доктору и не могутъ купить лѣкарства. Но отецъ, вѣрившій, что только Говардъ, слывшій святымъ человѣкомъ и искуснымъ врачемъ, можетъ спасти его дочь, умолялъ его пріѣхать. Дѣйствительно, какъ только Говардъ пріѣхалъ, въ состояніи больной наступило улучшеніе, но увы! оно продолжалось не долго, и больная умерла. Говардъ, ухаживавшій за больною дѣвушкой со свойственными ему самоотверженіемъ, заразился отъ нея тифомъ и, по возвращеніи въ Херсонъ, слегъ въ постель. Сначала онъ думалъ, что это простая простуда, но вскорѣ понялъ, что заразился страшной болѣзнью. Тогда онъ выразилъ окружающимъ желаніе, чтобы его похоронили безъ всякой пышности и чтобы о немъ позабыли какъ можно скорѣе. Первое желаніе его было исполнено, но второе не можетъ и не должно быть исполнено. Благодарное человѣчество не можетъ и не должно забывать того, кто всю свою жизнь посвятилъ на служеніе ближнему, кто заботился о. несчастныхъ, томящихся въ заключеніи, о больныхъ и страдающихъ людяхъ и кто первый заговорилъ о томъ, что преступники — такіе же люди, какъ и всѣ, что надо ихъ жалѣть и обращаться съ ними человѣчно.
- ↑ Такъ называется война, происходившая между Пруссіей и Англіей — съ одной стороны и Австріей, Россіей, Франціей и Швеціей — съ другой.