Другие редакции и варианты (Лермонтов)/Мцыри

Другие редакции и варианты/Мцыри
автор Михаил Юрьевич Лермонтов (1814-1841)

См. Приложения. Источник: Лермонтов М. Ю. Полное собрание стихотворений в 2 томах. — Л.: Советский писатель. Ленинградское отделение, 1989. — Т. 2. Стихотворения и поэмы. 1837—1841. — С. 519—526.

---

593

455. Мцыри

загл. и эпиграф авториз. копия   БЭРИ8

On n’a qu’une seule patrie.[1]

после 12

Кто умер, кто к земным страстям Вернулся вновь. И ныне там

2

вм. 13—41 и 42—44

Тогда уж Грузия была Под властью русских, и цвела, Не опасаяся врагов, За гранью дружеских штыков. Однажды старый генерал Из гор к Тифлису проезжал; Ребенка пленного он вез. Тот занемог. Без слов, без слез Он умирал. Один монах И взял его. С тех пор в стенах Хранительных остался он, Вернулся вновь. И ныне там

после ст. 69

И вот предсмертною тоской Уже томиться стал больной; Тогда решился он сорвать Молчанья гордого печать.

после ст. 70

Тогда один святой чернец Уговорил его сорвать Молчанья гордую печать — И сердце полное тоской Пред смертью высказал больной. Старик, качая головой, Ему внимал: понять не мог Он этих жалоб и тревог, И речью хладною не раз Он прерывал его рассказ.

после 87

Когда б я был хоть вольный зверь, Я не томился б, как теперь, Души болезнию немой, Я б отыскал врага и бой, Я б разом умер, не грустя, Судьбе покорный, как дитя.

после 542

Тот край казался мне знаком... И страшно, страшно стало мне!.. Вот снова мерный в тишине

---

594

Раздался звук, и в этот раз Я понял смысл его тотчас: То был предвестник похорон, Большого колокола звон. И слушал я, без дум, без сил, Казалось, звон тот выходил Из сердца, будто кто-нибудь Железом ударял мне в грудь. О боже, думал я, зачем Ты дал мне то, что дал ты всем, И крепость сил, и мысли власть, Желанья, молодость и страсть? Зачем ты ум наполнил мой Неутолимою тоской По дикой воле? почему Ты на земле мне одному  Дал вместо родины тюрьму? Ты не хотел меня спасти! Ты мне желанного пути  Не указал во тьме ночной, И ныне я как волк ручной. Так я роптал. То был, старик, Отчаянья безумный крик, Страданьем вынужденный стон. Скажи? ведь буду я прощен? Я был обманут в первый раз! До сей минуты каждый час Надежду темную дарил, Молился я, и ждал, и жил. И вдруг унылой чередой Дни детства встали предо мной, И вспомнил я ваш темный храм И вдоль по треснувшим стенам Изображения святых Твоей земли. Как взоры их Следили медленно за мной С угрозой мрачной и немой! А на решетчатом окне Играло солнце в вышине... О, как туда хотелось мне, От мрака кельи и молитв, В тот чудный мир страстей и битв... Я слезы горькие глотал, И детский голос мой дрожал, Когда я пел хвалу тому, Кто на земле мне одному Дал вместо родины — тюрьму... О! Я узнал тот вещий звон, К нему был с детства приучен Мой слух. — И понял я тогда, Что мне на родину следа Не проложить уж никогда. И быстро духом я упал. Мне стало холодно. Кинжал, Вонзаясь в сердце, говорят,

---

595

Так в жилы разливает хлад. Я презирал себя. Я был Для слез и бешенства без сил. Я с темным ужасом в тот миг Свое ничтожество постиг И задушил в груди моей Следы надежды и страстей, Как душит оскорбленный змей Своих трепещущих детей... Скажи, я слабою душой Не заслужил ли жребий свой?

вм. 564—567

В туманный сладкий утра час Меня тревожил он не раз И уносил живые сны Про горы милой стороны, Про ласки ближних и родных, Про вольность дикую степей

после 688

[Но скоро вихорь новых грез Далече мысль мою унес, И пред собой увидел я Большую степь... Ее края Тонули в пасмурной дали, И облака по небу шли Косматой бурною толпой С невыразимой быстротой: В пустыне мчится не быстрей  Табун испуганных коней. И вот я слышу: степь гудит, Как будто тысячу копыт О землю ударялись вдруг. Гляжу с боязнию вокруг И вижу: кто-то на коне, Взвивая прах, летит ко мне, За ним другой, и целый ряд... Их бранный чуден был наряд! На каждом был стальной шелом Обернут белым башлыком, И под кольчугою надет На каждом красный был бешмет. Сверкали гордо их глаза; И с диким свистом, как гроза, Они промчались близ меня. И кажды‹й›, наклонясь с коня, Кидал презренья полный взгляд На мой монашеский наряд И с громким смехом исчезал... Томим стыдом, я чуть дышал, На сердце был тоски свинец... Последний ехал мой отец. И вот кипучего коня  Он осадил против меня  И, тихо приподняв башлык, Открыл знакомый бледный лик:

---

596

Осенней ночи был грустней Недвижный взор его очей, Он улыбался — но жесток В его улыбке был упрек! И стал он звать меня с собой, Маня могучею рукой, Но я как будто бы прирос К сырой земле: без дум, без слез, Без чувств, без воли я стоял И ничего не отвечал.]

1. У нас только одно отечество (фр.). — Ред.