Съ дозволенія Управы Благочинія.
ПОВѢСТЬ КЛАРИССЫ ГАРЛОВЪ
Письмо LXXXVIII.
Моего письма еще онъ не получилъ. — - Между тѣмъ, какъ я здѣсь размышляла о средствахъ обмануть мою неутомимую надзирательницу для выигранія себѣ нужнаго времени къ сему моему предпріятію, какъ вдругъ вошла ко мнѣ моя тетка и чрезвычайно меня удивила своимъ посѣщеніемъ. Тогда говорила она мнѣ, что меня искала по всѣмъ Аллеямъ, что вскорости надѣется насъ помирить, и что вмѣстѣ со всѣми моими друзьями думаетъ, симъ же днемъ окончить нашу размолвку.
Ты можешь судить, любезная моя, что желаніе видѣть Г. Ловеласа, и страхъ, чтобы сіе не открылось, привели меня въ великое и весьма примѣтное смятеніе. Она ето примѣтила. О чемъ ты вздыхаешъ? какъ грудь твоя вздымается! сказала она обнявъ меня. Ахъ! любезная племянница, кто бы могъ повѣрить, что ты отъ природы будучи столь мягкосерда будешъ столько непреклонна?
Я ничево ей на сіе не могла отвѣчать. Она же такъ продолжала: и такъ я предвижу, что мое къ тебѣ посольство будетъ худо тобою принято. Нѣкоторыя слова намъ пересказанныя, и произшедшія изъ устъ развратнаго и самаго дерзкаго человѣка побуждаютъ твоего отца и всю фамилію думать, что еще ты находишъ способъ вести переписку. Г. Ловеласъ обо всемъ знаетъ, что здѣсь ни дѣлается. Отъ него ожидаютъ великаго несчастія, кое ты столько же обязана предупреждать, какъ и другіе. Мать твоя имѣетъ нѣкоторыя опасенія, касающіяся тебя лично; и при томъ желаетъ, чтобы они были не основательны: впрочемъ она не прежде будетъ спокойна, доколѣ ты не позволишь ей, между тѣмъ какъ здѣсь въ бѣседкѣ находишся, еще однажды освидѣтельствовать своего покоя и комодовъ. И такъ ты должна мнѣ добровольно отдать всѣ свои ключи. Я надѣюся, любезная племянница, что ты о семъ не станешъ спорить. Но чтобъ сіе зрѣлище тебя не тронуло, и чтобъ получить довольное для сего время, то разсудили тебѣ сюда прислать обѣдать.
Я весьма себя почла щастливою, будучи о семъ предостережена письмомъ моей двоюродной сестры. Однакоже я сдѣлала не большую хитрость, показывая нѣкоторое въ семъ упорство и присовокупя къ тому нѣкоторыя жалобы; послѣ чего не только я отдала свои ключи, но тщательно все выложила изъ кармановъ предъ теткою, и ея просила осмотрѣть подъ корсетомъ для удостовѣренія, что нѣтъ у меня никакихъ бумагъ.
Она показалась довольною моею послушностію, и обѣщалась за меня ходатайствовать убѣдительнѣйшимъ образомъ, не взирая ни на какія противу меня рѣчи моего брата и сестры. Она была увѣрена, что мать моя по поданому мною ей случаю будетъ отвѣтствовать на нѣкоторыя учиненныя вразсужденіи меня подозрѣнія.
Тогда тетка мнѣ объявила, что находилися вѣрнѣйшія средства къ открытію таинъ г. Ловеласа и нѣкоторыхъ моихъ чрезъ нерадѣніе его къ сокрытію оныхъ и чрезъ то тщеславіе, съ коимъ онъ хвастался о своихъ успѣхахъ, даже предъ слугами. Сколько онъ ни уменъ, какъ то о немъ думали, присовокупила она, но что братъ мой таковъ же какъ и онъ, а въ разсужденіи оружія и превосходитъ его, какъ то видно будетъ изъ послѣдствія.
Не знаю, отвѣчала я ей, что сокрыто подъ столь темными словами; я даже до сихъ поръ думала, что всѣ ихъ расположенія какъ вразсужденіи того, такъ и другаго заслуживаютъ болѣе презрѣнія, нежели одобренія. Все, что я только у нея могла понять, показывало мнѣ ясно, что подозрѣнія касающіяся до меня сдѣланы были гораздо большимъ, нежели какой имѣлъ мой братъ, умомъ, да и безъ сомнѣнія очевиднѣйшимъ свидѣтелемъ, какъ то всѣ обстоятельства мнѣ показывали. Какое же для меня несчастіе, служить мячикомъ братниныхъ замысловъ; сколько я желала, чтобы онъ меня столь же хорошо узналъ, какъ я его знаю; можетъ быть тогдабъ онъ менѣе тщеславился своими дарованіями; поелику я увѣрена, что не столько бы онъ былъ всѣми одобряемъ, когдабъ не имѣлъ силы вредить.
Тогда я разсердилась и не могла болѣе продолжать сего разсужденія. Онъ сіе заслуживалъ, если только представить себѣ, что будучи обманутъ своимъ шпіономъ, обманывалъ другихъ. Но я столь мало смотрю на столь подлыя пронырства обоихъ сторонъ, что еслибъ гоненіе мало еще далѣе простерлося, то я бы не оставила безъ наказанія вѣроломства подлаго Іосифа Лемана.
Прискорбно, сказала тутъ моя тетка, что я держусь столь худыхъ мыслей о моемъ братѣ. Впрочемъ же сей молодой человѣкъ съ познаінями и съ хорошими качествами.
Довольно познанія, сказала я, чваниться передъ нашими сестрами женщинами; но имѣетъ ли онъ что либо лучшее сего, чемъ бы могъ онъ гораздо почтеннѣе казаться предъ глазами другихъ? Она ему внутренно желала, чтобы былъ ласковѣе и обходительнѣе, но опасалася, что бы я не держалася лучшаго, нежели о немъ, мнѣнія о другомъ и думала бы въ пользу своего брата столько, сколько обязана сестра; потому что между ими находится ревнованіе къ дарованіямъ каждаго, что и было причиною взаимной ихъ ненависти.
Ревнованіе! сударыня, сказала я; о семъ не знаю, что и подумать; но я бы желала, чтобы оба они поступали сходственнѣе съ началами хорошаго воспитанія; и какъ тотъ, такъ и другой не ставили бы себѣ за честь того, въ чемъ ничего нѣтъ кромѣ стыда.
Напослѣдокъ премѣня предмѣтъ нашихъ разговоровъ, сказала я, что у меня развѣ найдется нѣсколько бумагъ, одно или два пера и не много чернилъ (изкуство мною проклинаемое, или лучше сказать, роковая необходимость принудившая меня къ сему!) чего я не успѣла сходить спрятать. Но поелику отъ меня требовалося жертвы, то и надлежало въ семъ утѣшиться; не имѣяже намѣренія прервать ихъ обыску, рѣшилася я ожидать въ саду до тѣхъ поръ, доколѣ получу приказаніе возвратиться въ мою темницу. Къ сему примолвила я съ таковою же хитростію, что сіе новое насиліе произведено будетъ въ дѣйство конечно послѣ обѣда служителей, потому что не сомнѣваюсь я, чтобы къ сему не употребили и Бетти, коя знала всѣ щели въ моемъ покоѣ.
Желательно, сказала мнѣ моя тетка, чтобы ничего ненайдено было могущаго утвердить подозрѣніе; по тому что она могла меня увѣрить, что побужденіе къ сему обыску, наипаче со стороны матери было таковое, чтобы меня оправдать и побудить моего отца видѣться нынѣшняго дня со мною вечеромъ, или въ середу по утру безъ всякаго отлагательства; надобно сказать чистосердечно прибавила она, что такъ положено, если не будетъ въ семъ какого препятствія.
Ахъ сударыня! отвѣчала я тряся головою.
Что ето такое, ахъ сударыня! къ чему здѣсь сомнѣніе?
Я наипаче желаю сударыня, чтобы болѣе не продолжалось неудовольствіе батюшки, нежели чтобъ возвратилася его ко мнѣ любовь.
Ты, милая моя, ничего не знаешь. Дѣла могутъ перемѣниться. Можетъ быть не столь они худо пойдутъ, какъ ты думаешъ.
Тетушка сударыня! не объявите ли мнѣ чего нибудь въ утѣшеніе!
Можетъ быть любезная моя, если ты будешь сговорчивѣе.
Вотъ, сударыня, обѣщается вами надежда? ради Бога, не оставьте меня въ тѣхъ мысляхъ, что тетка моя Гервей столько жестокосерда для своей племянницы ея любящей и почитающей отъ всего сердца.
Я тебѣ, говорила она, скажу нѣчто напередъ, но токмо за тайну, если обыскъ кончится для тебя благополучно. Думаешь ли ты, что найдено будетъ что либо къ твоему предосужденію?
Знаю, что найдутъ нѣкоторыя бумаги; а впрочемъ все изъ сего могутъ заключать; братъ мой и сестра не пощадятъ того перетолковать. Въ томъ же отчаяніи, въ кое я ввергнута ни что не можетъ меня изпугать.
Она надѣется и притомъ твердо, тетка говорила мнѣ, что у меня ничего такого не найдется, чтобы подало худыя мысли о моей скромности впрочемъ... но она поопаслася далѣе со мною продолжать разговоръ.
Тогда она меня оставила съ столь же таинственнымъ духомъ, какъ и слова ея были; а сіе и причинило мнѣ еще большую о будущемъ неизвѣстность.
Теперь меня наиболѣе занимаетъ, любезная пріятельница, приближеніе свиданія. Дай Богъ, чтобы оное миновало! увидѣться съ тѣмъ, чтобы произносить жалобы! но если онъ не будетъ послушенъ и покоренъ, я ниже ни одной съ нимъ не пробуду минуты, какія бы онъ усилія ни дѣлалъ.
Ты примѣтишь, что большая часть строкъ косы, и буквы написанны дрожащею рукою? сіе противу моей воли дѣлается; потому что воображеніе мое больше симъ свиданіемъ, нежели предмѣтомъ письма занято.
Но, для чего видѣться? почему я почитаю себя обязанною сіе изполнить? я желаю чтобы, мнѣ время позволило пользоваться твоими совѣтами. О ты которая столь легко изъясняешься! однакоже я разумѣю, какъ ты мнѣ сказывала, что сія легкость произходитъ отъ неудобства моего положенія.
Я должна еще тебѣ сказать, что ко время нашихъ разговоровъ я просила тетку, чтобы она заступила мѣсто моей пріятельницы; чтобы въ крайности хотя слово за меня замолвила и изпросила нѣсколько времяни для размышленія мнѣ, если токмо сего больше она мнѣ не можетъ изходотайствовать.
Она на сіе мнѣ отвѣтствовала, что послѣ сговору я буду имѣть желаемое время привыкать къ моему состоянію прежде, нежели буду совершенно отдана г. Сольмсу. Ненавистное рѣшеніе, полученное мною на прозьбу отъ госпожи Гервей! Оно лишило меня всего терпѣнія.
Она же съ своей стороны просила меня собрать всѣ силы, чтобъ предстать собранію съ спокойною покорностію и чувствованіями совершенной подвержности. Что отъ меня зависѣло благополучіе всей фамиліи, и что величайшая для нея радость будетъ, когда увидитъ меня по перемѣнно съ восхищеніемъ обнимаемую то отцемъ, то матерью, то братомъ, то сестрою, заключающими меня въ своихъ обьятіяхъ и поздравляющимъ себя взаимно съ тишиною и общимъ всѣхъ благополучіемъ? восхищеніе ея сердца въ началѣ прервало ея движенія и голосъ; и ея бѣдная Долли, коея чрезмѣрная ко мнѣ привязанность толикихъ ей стоила упрековъ, тогда у всѣхъ бы пришла въ милость.
Могла ли бы ты сомнѣваться, любезная пріятельница, что таковое изкушеніе для меня гораздо страшнѣе будетъ нежели когда какое либо я изпытала?
Тетка моя все мнѣ описала столь живыми красками, что не взирая на нетерпѣливость, въ коей я прежде находилася, столько была тронута, что ни чемъ противу сего не могла возразить. Впрочемъ, я не преминула ей своими вздохами и слезами показать, сколько бы я желала сего щастливаго событія, еслибы оно могло изполниться на условіяхъ кои бы мнѣ возможно было принять.
Но я вижу двоихъ изъ нашихъ людей, принесшихъ мнѣ обѣдать.
Меня опять свободну оставили; Минута свиданія уже приходитъ, не сдѣлаетъ ли по милости своей ко мнѣ небо какого либо препятствія имѣющаго остановить Ловеласа? Ахъ! можетъ ли онъ не быть? но должна ли я, или не должна съ нимъ видѣться? что дѣлаю, дорогая моя? я тебя спрашиваю, будто бы желая услышать отъ тебя отвѣтъ?
Бетти слѣдуя напечатлѣнію сдѣланному мною въ моей теткѣ, сказала, что оное должно быть употреблено въ дѣло послѣ обѣда; что она очень опасалася, чтобъ чего не нашли у меня, впрочемъ ни чего не имѣла она въ виду своемъ кромѣ моей пользы, и что еще прежде середы въ моей волѣ состояло всеобщее прощеніе. И сія безстыдница, чтобы удержаться отъ смѣху, вложила себѣ въ ротъ конецъ фартука, и спѣшила вытти. Когда же она пришла сбирать съ стола, то я выговаривала ей за ея дерзость. Она мнѣ извинялася, но но… (опять начиная смѣяться) что не можно было ей удержаться, говорила мнѣ, когда она представляла себѣ мои долговремянныя прогулки, кои одни подали причину осматривать мои покои. Она изъ того, что мнѣ приказано было принести обѣдать въ садъ, заключила, что въ семъ сокрывалося что либо особенное. Надобно признаться что братъ мой человѣкъ удивительной въ изобрѣтеніяхъ. Самой Г. Ловеласъ не имѣлъ столь живаго и плодовитаго ума, хотя и почитался за человѣка остроумнаго. Тетка моя обвиняетъ Г. Ловеласа, что онъ своими успѣхами хвалился предъ своими слугами. Можетъ быть онъ и имѣетъ сей недостатокъ; что же касается до моего брата, то онъ всегда себѣ поставляетъ за честь казаться передъ глазами нашихъ служителей человѣкомъ съ достоинствами и съ познаніями. Я часто думала, что о гордости и подлости можно сказать такъ же, какъ о разумѣ и глупости, что они вообще не разрывны, они одна отъ другой очень близки.
Но для чего мнѣ останавливаться на глупыхъ мысляхъ другаго въ то самое время, когда я мой умъ имѣю изполненнымъ безпокойствъ? впрочемъ желала бы я, еслибъ можно было, забыть то свиданіе, кое столь приближенно къ моимъ несчастіямъ. Опасаюся, что бы занимаяся столь онымъ на передъ, я не вверглася въ несостояніе онаго снести равнодушно, и чтобы мое смятеніе не подало надо мною большей выгоды найти кажущуюся причину упрекать меня въ непостоянствѣ моея рѣшительности.
Ты знаешь, любезная моя, что право сдѣлать справедливой упрекъ даетъ тому нѣкоторой родъ побѣды, кто можетъ оный учинить, между тѣмъ, какъ угрызеніе смятенной совѣсти виновнаго приводитъ въ уныніе.
Не думай, что бы сей стремительной и смѣлой умъ сдѣлался, если то возможно, какъ своимъ, такъ и моимъ судьею. Ему не удастся быть моимъ и я предвижу, что разговоръ нашъ не будетъ равнодушенъ. Да и странно будетъ, чтобы я возмогши противиться всей моей фамиліи… Что я слышу? Они у дверей въ саду…
Нѣтъ я обманулася! какую силу имѣетъ страхъ всѣ химеры представлять на самомъ дѣлѣ. Для чего я столь мало властна надъ собою!
Я теперь хочу отнести сіе письмо въ назначенное мѣсто. А оттуда пойду и въ послѣдніе посмотрю, взято ли положенное мною письмо, или тамъ же лежитъ. Если оно взято, то я его уже не увижу. Если же найду, то возьму, для убѣжденія его, показавъ ему, что онъ ни чемъ не долженъ меня упрекать. Оно покрайней мѣрѣ сбережетъ мнѣ нѣсколько хитростей и безполезныхъ умствованій, и я буду твердо держаться того, что въ немъ содержится. Свиданіе должно быть кратко; ибо естьли по несчастію меня примѣтятъ, то ето будетъ новымъ поводомъ къ жестокостямъ, кои мнѣ завтрѣ угрожаютъ.
Сомнѣваюся, свободно ли мнѣ будетъ къ тебѣ писать въ остальную часть дня. Да и въ состояніи ли сіе буду дѣлать прежде, нежели отдадутъ меня глупому Сольмсу? Но, нѣтъ, нѣтъ; етому ни когда не бывать, если я буду обладать какимъ либо употребленіемъ чувствъ.
Если посланной твои ничего не найдетъ въ извѣстномъ мѣстѣ по утру въ середу, то ты можешь заключить, что мнѣ нельзя было къ тебѣ писать и равно отъ тебя получить сіе же удовольствіе.
Въ столь несчастномъ моемъ положеніи пожалѣй о мнѣ, дорогая моя пріятельница; помолись за меня и сохраняй ко мнѣ твою любовь, составляющую честь моея жизни и единое мое утѣшеніе.
Любезная моя пріятельница! послѣ всѣхъ моихъ рѣшительностей, о коихъ я съ тобою говорила въ послѣднемъ письмѣ, что я должна, или лучше, что могу написать? какъ я приближуся къ тебѣ, даже чрезъ письмо мое? ты вскорѣ узнаешъ, если только уже не свѣдома изъ народной молвы, что твоя пріятельница, твоя Кларисса Гарловъ убѣжала съ мущиною.
Я ничего ни важнѣе, ни нужднѣе не имѣю сего, какъ токмо, чтобы тебѣ изъяснить мои обстоятельства. Всѣ часы дня и всѣ дни будутъ употреблены для сего великаго предпріятія, доколѣ оное не будетъ приведено ко окончанію: я ожидаю того часа, въ которой сей безотвязной оставитъ меня свободною, когда я по своей глупости вверглась въ необходимость его во всемъ слушаться. Сонъ бѣжитъ прочь отъ моихъ глазъ. Онъ болѣе ко мнѣ не приближается, хотя его умащеніе толико нуждно мнѣ для облегченія ранъ души моея. Такимъ образомъ въ тѣ самые часы, въ кои бы оный долженъ былъ мною обладать, ты безпрепятственно услышишъ повѣсть моего плачевнаго приключенія.
Но, по учиненіи сего, удостоить ли, или позволено ли тебѣ будетъ получать отъ меня письма?
Ахъ! любезная моя пріятельница, позволь, чтобъ я была жива!
Мнѣ токмо остается лучшую сдѣлать участь, какъ будетъ мнѣ можно, изъ моего положенія. Я надѣюся, что оная будетъ не безвыгодна. Впрочемъ же, я не мѣнѣе увѣрена въ томъ, что свиданіе есть дѣло безразсудное и недостойное извиненія. Всѣ его клятвы и любовь не могутъ утишить въ моемъ сердцѣ угрызеній за мое не благоразуміе.
Письмоподателю, дорогая моя, приказано отъ меня попросить у васъ нѣсколько бѣлья, что я учинила, будучи въ надеждѣ на васъ.
Не отсылай ко мнѣ моихъ писемъ; я токмо прошу бѣлья: но напиши ко мнѣ нѣсколько строчекъ для увѣренія, что ты еще меня любитъ и отложи разсматривать поступокъ мой до тѣхъ поръ, доколѣ ты не получишь изъясненія мною тебѣ обѣщаннаго. Я не хотѣла откладывать къ тебѣ писать, дабы ты что нибудь прислала мнѣ въ залогъ и послѣ просила бы меня о возвращеніи, или остановила бы то, что было хотѣла послать.
Прости моя единственная пріятельница. Заклинаю тебя любить меня. Но, увы! что скажетъ мать твоя? что скажетъ моя, что скажутъ всѣ мои приближенные! что скажетъ дорогая моя Гж. Нортенъ, какое будетъ торжество моего брата и сестры!
Я не могу тебѣ сего дня объявить, какъ и изъ какого мѣста я надѣюся сообщать тебѣ мои новости и получать свѣденіе о твоихъ. Я должна отсюду ѣхать рано (*) по утру, и при томъ въ крайней усталости. — Прости еще. Я токмо требую отъ тебя сожалѣнія надо мною и молитвъ о мнѣ.
(*) Сент-Албанъ есть не большой городъ, отстоящій отъ Лондона на семь миль къ Сѣверу.
Люблю ли я тебя? но можно ли тебя не любить, хотя бы я того и захотѣла? ты можешъ себѣ представить, въ какомъ я была положеніи разпечатавъ твое письмо, доставившее мнѣ первую новость! но… но… что я могу сказать?… я умру отъ нетерпѣнія, если ты вскорѣ не сообщишь своихъ объясненій.
Избавь меня Богъ! — но возможно ли…
Мать моя безъ сомнѣнія весьма удивится. Какъ мнѣ ея увѣдомить о семъ произшествіи? вчерась подъ вечеръ при случаѣ нѣкоторыхъ недовѣренностей, кои твой глупой дядя ей вложилъ въ голову, я утверждала основываясь на собственныхъ твоихъ объясненіяхъ, что ни человѣкѣ, ни дьяволъ не доведетъ тебя до того, чтобы ты сдѣлала какой либо шагъ противной самымъ строгимъ законамъ чести.
Но, возможно ли…. какая бы женщина на сіе…. но молю небо да соблюдетъ тебя!
Ничего не опускай въ своихъ письмахъ: но надписывай мнѣ ихъ, посылая къ Г. Кноллису до перваго объясненія.
Примѣть, любезная моя, что всѣ мои восклицанія ни мало не насмѣшки. Виновны въ семъ твои друзья. Впрочемъ я не понимаю, какъ могла ты перемѣнить свою рѣшительность.
Я въ чрезвычайномъ нахожусь смятеніи; какъ мнѣ о семъ увѣдомить мою мать. Впрочемъ же, если я ей дамъ время быть отъ кого либо другаго о семъ увѣдомленной и она узнаетъ напослѣдокъ, что я о семъ напередъ ея была свѣдома, то ничто ея не можетъ увѣрить въ томъ, чтобы я не имѣла никакого участія въ твоемъ побѣгѣ. Не знаю, что мнѣ теперь дѣлать?
Все мнѣ безпокойство ты на несла, хотя то и безъ всякаго намѣренія.
Я теперь тебѣ повторяю послѣдней мой совѣтъ. Если ты не обвѣнчалась, то сего не откладывай. Изъ состоянія дѣлъ я было хотѣла думать, что ты тайно прежде побѣга обвѣнчалась. Если сіи люди употребляютъ на дѣлѣ, и часто къ нашему несчастію, слово власти, когда мы въ ихъ волѣ; то для чего же мы сего не избѣгаемъ, какимъ бы то ни было способомъ, въ подобномъ теперишнему случаѣ, Для поддержанія своей чести, когда они побуждаютъ насъ нарушать права гораздо естественнѣйшія, нежели ихъ? наиболѣе мнѣ печаль причиняетъ то, какъ и все прочее, что твой братъ и сестра достигли своихъ намѣреній. Я не сомнѣваюся, чтобъ завѣщаніе теперь не было перемѣнено въ ихъ пользу, и чтобы досада не произвела дѣйствій противныхъ природѣ.
Мнѣ сію минуту сказано, что дѣвица Ллоадъ и дѣвица Бидюльфъ хотятъ меня видѣть, и что притомъ съ крайнею нетерпѣливостію. Ты можешъ догадаться о побужденіи оныхъ ко мнѣ приведшемъ. Я прежде, нежели съ ними буду говорить, увижусь съ моею матерью. Одно средство къ оправданію мнѣ себя остается показать ей твое письмо. Мнѣ нельзя ей будетъ ни одного слова сказать даже до тѣхъ поръ, пока она не выдетъ изъ удивленія. Прости моя дорогая; все теперь начертаваемое внушено мнѣ удивленіемъ. Еслибы посланной твой не противился и еслибы меня мои двѣ пріятельницы не дожидались, то я бы другое письмо написала, опасаяся, чтобъ тебя сіе не огорчило.
Бѣлье я вручила посланному, если еще что либо потребно такое, что мнѣ возможно, то безъ околичностей прикажи вѣрной твоей
Аннѣ Гове.
Какъ могу возблагодарить тебя, любезная моя Гове, за то участіе, которое ты принимаешь еще въ жребіи злосчастной дѣвицы, коей поступокъ подалъ случай къ толикому поношенію! Я думаю, по истиннѣ, что сіе разсужденіе столько же приводитъ меня въ уныніе, какъ и самое зло.
Скажи мнѣ…. но я ужасаюсь знать оное, скажи мнѣ однако, моя любезная, какіе были первые знаки удивленія твоей матушки.
Съ великою нетерпѣливостію желаю я узнать то, что говорятъ теперь о мнѣ наши молодыя подруги, которыя можетъ быть никогда болѣе моими не будутъ.
Онѣ ни чего не могутъ сказать хуже, какъ то, что я тебѣ сама о себѣ говорю. Я буду себя обвинять, не сомнѣвайся въ томъ; я буду себя осуждать на каждой строкѣ, и во всемъ, гдѣ токмо буду имѣть причину себя укорять. Естьли изъясняемое мною тебѣ извѣстіе въ состояніи хотя нѣсколько уменшить мой проступокъ; [ибо сіе есть единое требованіе такой несчастной, которая не можетъ даже и предъ собственными своими глазами извинить себя] то знаю, чего могу ожидать отъ твоей дружбы: но я не надѣюсь того получить отъ любви прочихъ, въ такое время, въ которое не сомнѣваюсь, чтобъ всѣ не почитали меня хулы достойною, и чтобъ всѣ тѣ, которые знаютъ Клариссу Гарловъ, не осуждали ея поступка.
Отнесши на условленное мѣсто написанное къ тебѣ письмо, и взявъ обратно то, которое составляло часть моихъ безпокойствій, я возвратилась въ бесѣдку, и тамъ старалась, сколь спокойное мое состояніе мнѣ позволяло, привесть себѣ на память различныя обстоятельства разговора моего съ тетушкою. Сравнивая оныя съ нѣкоторыми мѣстами письма дѣвицы Гервей, начала я ласкаться, что среда не столь для меня была опасна, какъ я думала; и вотъ какъ я разсуждала сама съ собою.
,,Среда не могла быть совершенно назначена днемъ моего злосчастія, хотя въ намѣреніи, дабы привести меня въ страхъ, желаютъ, чтобъ я такъ о томъ думала. Договоръ не подписанъ; меня еще не принуждали его прочесть или выслушать. Я могу и отказаться отъ подписанія онаго, не смотря на всѣ затрудненія, кои въ томъ предвижу, хотя бы и самъ отецъ мнѣ его представилъ. Въ прочемъ мой отецъ и мать не желаютъ ли, когда примутъ намѣреніе поступать со мною насильственнымъ образомъ, уѣхать къ дядѣ моему Антонину, дабы избѣжать печали слышать мои вопли и жалобы? однако они должны быть въ среду въ собраніи; и какую бы причину ужаса не могла я находить въ мысли одной, чтобъ показаться всѣмъ моимъ друзьямъ; то сего можетъ быть я желала бы съ великимъ удовольствіемъ, поелику мой братъ и сестра почитаютъ, что я столь великую имѣю довѣренность во всей фамиліи, что они взирали на мое отдаленіе за необходимой успѣхъ ихъ намѣреній.
,,Я также не должна сомнѣваться, чтобъ мои прозьбы и слезы, какъ я ласкаюсь, не тронули нѣкоторыхъ изъ моихъ родственниковъ въ мою пользу, и когда я предстану предъ нихъ съ моимъ братомъ; то изъясню съ такою силою злобные его умыслы, что не отмѣнно ослаблю его власть.
,,А потомъ въ самыхъ опасныхъ положеніяхъ, когда я буду укорять священника, какъ и рѣшилась, то онъ не осмѣлится продолжать свое священнодѣйствіе. Господинъ Сольмсъ не осмѣлится также принять принужденную руку, которая всегда будетъ отвергать его. Наконецъ я могу привесть къ сему и малѣйшія сомнѣнія совѣсти, и придать силу предшествующимъ обязательствамъ; ибо я, какъ ты то увидишъ, любезная моя, въ одномъ изъ писемъ у тебя находящихся, подала Г. Ловеласу причину надѣяться, что естьли онъ не подастъ мнѣ ни какой причины къ жалобѣ или оскорбленію; то никогда не буду принадлежать другому человѣку, кромѣ его, естьли и онъ не будетъ имѣть обязательства съ другою женщиною. Сей поступокъ казался мнѣ необходимымъ, дабы удержать тотъ гнѣвъ, которой онъ почиталъ справедливымъ противъ моего брата и дяди. И такъ я напомню, или оставлю на разсужденіе мои сомнительства разумному священнику Левину: и конечно вся природа перемѣнится, естьли моя матушка и тетка, по крайней мѣрѣ, не тронутся столь сильными причинами,,.
Приводя себѣ на память вдругъ всѣ сіи причины совѣсти и бодрости, я благодарила сама себя, что отвергнула намѣреніе ѣхать съ г. Ловеласомъ.
Я тебѣ сказала, любезная моя, что я нимало не пощажу себя въ моемъ повѣствованіи, и не для чего инаго остановилась я при сей подробности какъ для того, чтобъ оная служила къ моему осужденію. Сіе доказательство заключено противъ меня тѣмъ съ большею силою, что все то, что дѣвица Гервей мнѣ ни писала по свидѣтельству Бетти и моей сестры, щитала я за знакъ, что имѣютъ намѣреніе симъ средствомъ привесть меня въ какое ни есть отчаянное намѣреніе, какъ вѣрнѣйшее средство лишить меня милости моего отца и дядьевъ. Я прошу у Бога прощенія, естьли столь худо думаю о братѣ и сестрѣ; но естьли сія догадка справедлива, то истинно и то, что они разставили мнѣ самыя коварныя сѣти, въ кои я по нещастію упала. Ето для нихъ, естьли они въ томъ виноваты, будетъ сугубою причиною торжества о погибели такой сестры, которая ни какого имъ не сдѣлала и не желала зла.
Разсужденія мои не могли уменьшить страха, въ разсужденіи среды, не умножа опасенія моего въ разсужденіи свиданія. Тогда оно было нетокмо ближайшимъ, но и величайшимъ моимъ нещастіемъ, величайшимъ по истиннѣ потому, что оно было ближайшимъ; ибо въ смущеніи, въ коемъ я находилась, весьма мало думала я о произшествіи мнѣ угрожающемъ. А какъ г. Ловеласъ не получилъ отъ меня письма, то я думала, что безъ сомнѣнія съ нимъ должна буду спорить; по стоявъ твердо противъ почтительной власти, когда она, какъ мнѣ казалось оскорбляла права правосудія и разсудка, я надѣюсь на мои силы при слабѣйшемъ опытѣ, наипаче когда имѣю причину негодовать на нерадѣніе его въ разсужденіи письма.
Единая минута иногда рѣшитъ нашу судьбу. Естьлибъ я имѣла еще хотя съ два часа времени, для продолженія такихъ моихъ размышленій, и разпространенія ихъ по симъ новымъ свѣденіямъ… то можетъ быть рѣшилась бы я съ нимъ видѣться. Какъ я безразсудна! какая была мнѣ нужда обнадѣживать его, что естьли должно мнѣ будетъ перемѣнить мысли; то я могу изустно изъяснить ему причины онаго? увы! любезная моя, склонность угождать всѣмъ весьма опасна: стараяся удовлетворять другихъ, надлежитъ часто забывать самихъ себя.
Услыша звонъ колокольчика, которымъ созывали служителей къ обѣду, Бетти пришла принять мои приказанія, повторяя мнѣ, что ей послѣ обѣда будетъ недосужно, и что она надѣется, что я до толь не выду изъ саду, пока не получу позволенія возвратиться въ мой покой. Я различнымъ образомъ ее спрашивала о каскадѣ, которой недавно былъ переправленъ; и оказала нѣкое желаніе его посмотрѣть, въ томъ намѣреніи, [какую хитрость употребила я, чтобъ обмануть саму себя, какъ и произшествіе то оправдаетъ!] чтобъ она по возвращеніи своемъ искала меня въ сей части сада, которая находится въ великомъ разстояніи отъ той, въ коей она меня оставила.
Какъ скоро она вошла въ замокъ, то я услышала первой знакъ. Мое движеніе было чрезмѣрно, но я не должна была терять времени. Я подошла къ дверямъ, и не видя вокругъ себя никого, вытащила засовъ; онъ уже отперъ ихъ своимъ ключемъ: дверь отворилась безъ малѣйшаго стуку, и я увидѣла человѣка ожидающаго меня съ нѣжнѣйшею нетерпѣливостію и восхищеніемъ.
Ужасъ смертельнѣйшей, нежели я могла оной себѣ представить, овладѣлъ всѣми моими чувствами. Я совершенно было упала въ обморокъ. Мое сердце, казалось, замирало. Я въ толикомъ находилась трепетѣ, что есть-либъ онъ не поддержалъ меня; то конечно бы упала.
Не бойтесь ничего, дражайшая Кларисса, сказалъ онъ мнѣ страстнымъ голосомъ. Ради самой себя, ободритесь отъ страха. Карета отъ насъ стоитъ въ двухъ шагахъ; пріятнымъ вашимъ соизволеніемъ я къ вамъ такъ приверженъ сдѣлаюсь, что ни какими словами благодарности моей не въ силахъ буду выразить.
Я пришла нѣсколько въ первое мое состояніе, между тѣмъ какъ онъ держалъ меня за руку и тащилъ къ себѣ; Ахъ! Г. Ловеласъ, сказала я ему, я совершенно не могу за вами слѣдовать: вѣрьте, что я не могу того сдѣлать; я объявила вамъ то въ одномъ письмѣ; оставте меня, я вамъ покажу оно, оно положено туда вчерашняго дня по утру, я васъ просила смотрѣть его тамъ даже до послѣдняго часа, опасаясь видѣть себя принужденную къ какой ни будь перемѣнѣ: вы конечно бы его нашли, естьлибъ уважили сіе извѣстіе.
Онъ мнѣ отвѣчалъ, какъ будто запыхавшись: за мною также надсматривали, любезнѣйшая моя, я не ступалъ ни единаго шага, не будучи примѣчаемъ. Вѣрной мой человѣкъ не менѣе имѣлъ шпіоновъ ходящихъ но его слѣдамъ и весьма опасался приближаться къ стѣнамъ вашимъ, да и въ самую сію минуту насъ могутъ усмотрѣть. Поспѣшимъ, любезная моя; сія минута должна быть вашимъ освобожденіемъ: естьли вы упустите сей случай; то можетъ быть никогда онаго не сыщите.
Какое же ваше намѣреніе, г. мой, оставте мою руку; ибо я вамъ объявляю, [весьма сильно стараяся оную отъ него вырвать] что я скорѣе умру, нежели за вами послѣдую.
Боже милостивый! что я слышу? говоря съ такимъ видомъ, въ коемъ досада посреди нѣжности и удивленія изъявлялась, но не преставая тащить меня къ себѣ. Думаете ли вы, чтобъ теперь разсужденія были вмѣстны? Клянусь вамъ всѣмъ тѣмъ, что ни есть свято, что надлежитъ не теряя времени ѣхать. Вы дѣйствительно не сомнѣваетесь о моей честности, и не захотите подать мнѣ причину сомнѣваться о вашей.
Естьли хотя малѣйшее вы имѣете ко мнѣ почтеніе, Г. Ловеласъ; то перестаньте принуждать меня съ такимъ насиліемъ. Я совершенно рѣшившись пришла сюда: прочтите мое письмо, я присовокуплю къ тому такія изъясненія, коими вы будете убѣждены, что я ѣхать не должна.
Ни что, ни что, сударыня, убѣдить меня не можетъ….. клянусь вамъ всѣмъ, что ни есть священнаго, я рѣшился васъ не оставить. Оставить васъ, есть тоже, что и лишиться навсегда.
Надлежитъ ли поступать со мною такимъ образомъ, возразила я, съ силою соотвѣтствующею моему негодованію? Оставте мою руку, г. мой. Я съ вами не поѣду, и конечно васъ увѣрю, что не должно онаго дѣлать.
Всѣ мои друзья васъ ожидаютъ, сударыня, а ваши всѣ противъ васъ возстали: Среда есть день важный! и можетъ быть день пагубный! Развѣ хотите вы быть женою Сольмса? Такое ли на конецъ ваше намѣреніе?
Нѣтъ, никогда не буду я принадлежать сему человѣку. Но я не хочу съ вами ѣхать; перестаньте тащить меня противъ моей воли: какъ вы столь смѣлы, Г. мой…. Я пришла сюда токмо для того, дабы объявить вамъ, что не хочу съ вами ѣхать. Я конечно бы не согласилась васъ видѣть, естьли бы не ожидала отъ васъ какого ни есть отважнаго предпріятія. Однимъ словомъ, я съ вами не поѣду. Что вы отъ меня требуете?…. Я безпрестанно старалась вырываться изъ его рукъ.
Какое очарованіе могло овладѣть моимъ Ангеломъ! оставя мою руку, началъ говорить онъ весьма пріятнымъ голосомъ. Какъ! толико презрѣнія достойныя поступки со стороны своихъ ближнихъ, столь торжественныя желанія моихъ, и пламенная любовь, не могли произвесть въ васъ ни малѣйшаго впечатлѣнія! вы рѣшились пронзить меня кинжаломъ, отрекаясь отъ своихъ обѣщаній!
Напрасно вы укоряете меня, Г. Ловеласъ: я изъясю вамъ мои причины въ другихъ обстоятельствахъ. Теперь же извѣстно, что я не могу съ вами ѣхать. Еще повторяю вамъ, не принуждайте меня болѣе: я не должна быть подвержена стремительнымъ страстямъ всѣхъ людей.
Теперь проникаю я тайну, сказалъ онъ мнѣ съ пораженнымъ, но страстнымъ видомъ. Колико жестокъ мой жребій! Наконецъ духъ вашъ покоренъ, вашъ братъ и сестра конечно одержали первенство, и я долженъ оставить надѣжду наипрезрительнѣйшему изъ всѣхъ человѣковъ.
Я еще вамъ повторяю, прервала я, что никогда принадлежать ему не буду. Все въ среду приметъ новой видъ, коего вы и не надѣетесь……
Или онаго не приметъ! Тогда справедливое небо! о семъ они наипаче стараться будутъ; я имѣю сильныя причины такъ думать.
Я равномѣрно не менѣе имѣю причинъ тому вѣрить, поелику оставаяся еще на нѣсколько времени, вы неотмѣнно будете женою Сольмса.
Нѣтъ, нѣтъ, отвѣчала я, при одномъ случаѣ заслужила я у нихъ нѣкую милость; они гораздо ласковѣе теперь со мною обходятся; покрайней мѣрѣ я получу отсрочку, я въ томъ увѣрена: я имѣю довольно средствъ къ полученію оной.
Увы! послужатъ ли къ чему отсрочки, сударыня? уже ясно видно, что вы ничего не надѣетесь: и самая необходимость тѣхъ прозбъ, на которыхъ вы основываете отсрочки свои, весьма доказываетъ, что вы не имѣете другой надежды….. О любезная моя, дражайшая моя! не подвергайтесь столь великой опасности. Я точно васъ увѣряю, что естьли вы возвратитесь назадъ; то будете подвержены большей еще опасности, видѣть себя въ среду женою Сольмса. И такъ предупредите, пока еще имѣете власть, предупредите тѣ пагубныя произшествія, которыя воспослѣдуютъ отъ сей страшной очевидности.
Дотолѣ пока еще останется нѣсколько надежды, честь ваша Г. Ловеласъ, равномѣрно требуетъ, какъ и моя, [покрайней мѣрѣ, естьли вы имѣете ко мнѣ нѣкое почтеніе, и есть ли желаете, чтобъ я въ ономъ увѣрилась] чтобъ мой поступокъ въ такомъ дѣлѣ, совершенно оправдалъ мое благоразуміе.
Ваше благоразуміе сударыня! Увы! было ли оно когда ниесть, хотя нѣсколько подозрѣваемо? Въ прочемъ, развѣ вы не видите, что ни ваше благоразуміе, ниже почтеніе, ни мало не уважены тѣми упорными людьми? Здѣсь онъ исчислилъ всѣ худые поступки мною претерпѣнные, стараяся всѣ оные приписывать своенравію и злобѣ такого брата, которой съ другой стороны возбуждаетъ всѣхъ противъ него; особливо говоря, что я необходимо должна примириться съ моимъ родителемъ и дядьями, и избѣжать власти сего непримиримаго гонителя. Вся сила вашего брата, продолжалъ онъ, основана на вашемъ великодушіи, съ коимъ вы претерпѣваете его обиды. Повѣрьте, что ваша фамилія весьма будетъ стараться опять приобрѣсть васъ, когда вы избавитесь отъ толь жестокаго утѣсненія. И какъ скоро она васъ увидитъ съ тѣми, которые имѣютъ власть и намѣреніе васъ обязать; то возвратитъ вамъ ваше помѣстье. И такъ не должно, обнявъ меня, и начиная тащить весьма тихо, не должно медлить ни минуты? Вотъ время благопріятное… бѣгите со мною, я васъ заклинаю, дражайшая моя Кларисса! положитесь на такого человѣка, которой васъ обожаетъ! Развѣ мы не довольно уже терпѣли; естьли вы опасаетесь какой ни есть укоризны, то окажите мнѣ милость согласясь, что я принадлежу вамъ: и тогда думаете ли вы, чтобъ я не былъ въ состояніи защищать вашу особу и вашу честь?
Не принуждайте меня болѣе, Г. Ловеласъ, и я равномѣрно васъ заклинаю. Вы сами подали мнѣ такое свѣденіе, въ которомъ я хочу свободнѣе изъясниться, нежели бы какъ благоразуміе то позволяло въ другомъ случаѣ. Я увѣрена, что наступающая среда [естьлибъ я имѣла теперь болѣе времени, то изъяснила бы причины сего] не есть такой день, которой бы для обоихъ насъ былъ страшенъ; и естьли послѣ онаго усмотрю я въ моихъ друзьяхъ равномѣрное решеніе въ пользу Г. Сольмса; то постараюсь сыскать нѣкое средство познакомить васъ съ дѣвицею Гове, которая вамъ не непріятельница. Послѣ бракосочетанія, я окажу мой долгъ такимъ поступкомъ, которой теперь мнѣ кажется не простительнымъ потому, что власть моего родителя не подкрѣплена еще ни какими священнѣйшими нравами.
Дражайшая Кларисса….
Поистиннѣ Г. Ловеласъ, естьли вы теперь что изъ моихъ словъ оспориваете, естьли сіе объявленіе благопріятнѣйшее, нежели я думала, не успокоитъ васъ совершенно; то не знаю, что должна я подумать о вашей благодарности и великодушіи?
Случай, сударыня, не допуститъ до сей крайности. Я пронзенъ благодарностію, я не могу выразить колико почиталъ бы себя благополучнымъ тою токмо пріятною надеждою, которую вы мнѣ подаете, естьлибъ не было вѣроятно, что оставшись здѣсь нѣсколько долѣе, будете вы въ среду женою другаго человѣка. Подумайте, дражайшая Кларисса, сколько печаль мою самая сія надежда умножитъ, естьли сообразить оную съ тѣмъ, что сей день произвесть можетъ.
Будте увѣрены, что я лучше соглашусь умереть, нежели видѣть себя женою г. Сольмса. Естьли вы желаете, чтобъ я положилась на вашу честность; то для чего же сомнѣваетесь и о моей.
Я не сомнѣваюсь о вашей чести, сударыня, но о вашей власти сумнѣваюсь; никогда, никогда, не будете имѣть вы такого случая…. Любезнѣйшая Кларисса, позвольте…. и не дожидаясь отвѣта онъ еще усиливался тащить меня къ себѣ.
Куда вы меня тащите, Г. мой? Оставте меня здѣсь. Развѣ для того желаете меня удержать, дабы сдѣлать мое возвращеніе опаснымъ или совершенно невозможнымъ? Вы весьма меня симъ обижаете. Оставьте меня сей часъ, естьли хотите, чтобъ я благосклонно судила о вашихъ намѣреніяхъ.
Мое благополучіе, сударыня, какъ на семъ такъ и на томъ свѣтѣ, и безопасность непримиримой вашей фамиліи, зависятъ отъ сей минуты.
Полно, Г. мой, что касается до безопасности моихъ друзей; то я полагаюсь на провидѣніе и законы. Вы не принудите меня пуститься ни какими угрозами въ такую отважность, которую сердце мое осуждаетъ. Какъ! чтобъ для усовершенія того, что вы называете своимъ благополучіемъ, согласилась я пожертвовать всѣмъ моимъ спокойствіемъ.
Ахъ! дражайшая Кларисса, вы лишаете меня драгоцѣннѣйшихъ минутъ въ то время, когда благополучіе начинаетъ намъ споспѣшествовать. Путь свободенъ; онъ и теперь еще таковъ: но единое мгновеніе пресѣчь оной можетъ. Какія же ваши сомнѣнія? Я предаю себя на вѣчныя муки, естьли малѣйшая ваша воля не будетъ первымъ моимъ закономъ. Вся моя фамилія васъ ожидаетъ: ваше обѣщаніе ее къ тому привлекло. Наступающая среда…. Подумайте о семъ пагубномъ днѣ! Ахъ не требуюли я усильными моими прозьбами того, чтобъ вы приняли удобнѣйшее средство, примириться со всѣмъ тѣмъ, что есть почтенія достойнаго между вашими ближними?
Мнѣ одной, г. мой, принадлежитъ судить о собственныхъ моихъ пользахъ. Вы, которые хулили насиліе моихъ друзей, не употребляете ли здѣсь сами онаго противъ меня? Я не могу сего снести. Ваша неотступность умножаетъ мой ужасъ и отвращеніе: я хочу удалиться, я хочу то учинить заблаговременно. Оставьте меня; какъ осмѣливаетесь вы употреблять насиліе? Такъ ли я должна судить о той покорности, въ которой вы толикими клятвами пребывать обязались? Покиньте въ сію же минуту мою руку, или хотите, чтобъ я моими криками доставила себѣ помощь.
Я вамъ повинуюсь, дражайшая моя Кларисса: и оставивши мою руку, со взоромъ исполненнымъ столь нѣжною преданностію, что зная яростное его свойство, не могла я удержаться, и чувствительно онымъ тронулась. Въ то время хотѣла я удалиться, какъ онъ съ печальнымъ видомъ взглянулъ на свою шпагу: но стараяся нѣкіимъ образомъ отвлечь отъ оной свою руку, приложилъ къ своей груди, какъ будто нѣкое отчаянное размышленіе принудило его оставить отважное намѣреніе. Останьтесь хотя на единую минуту, дражайшей предмѣтъ всей моей нѣжности. Я прошу у васъ единой минуты. Вы свободны, будте въ томъ увѣрены, естьли рѣшились возвратиться. Не видите ли вы, что ключь находиться въ дверяхъ? Но подумайте, что къ среду будете Госпожею Сольмсъ…. не убѣгайте отъ меня съ такимъ стремленіемъ! Выслушайте нѣсколько словъ, кои остается мнѣ вамъ сказать.
Я безъ всякаго затрудненія остановилась, когда уже подошла къ дверямъ сада, тѣмъ спокойнѣе, что дѣйствительно тамъ видѣла ключь, которой я свободно могла употреблять. Но, опасаясь быть примѣченною, я ему сказала, что не могу болѣе съ нимъ остаться; что уже и такъ весьма много простояла; что я изъясню ему всѣ мои причины письменно; положитесь на мое слово, присовокупила я и въ ту минуту ухватила ключь, что скорѣе умру, нежели буду принадлежать Г. Сольмсу. Вы помните, что я вамъ обѣщала, естьли увижу себя въ опасности.
Одно слово, сударыня, увы! одно слово, еще приближаясь ко мнѣ говорилъ онъ; сжавъ руки, дабы по видимому меня увѣрить, что онъ никакого не имѣлъ намѣренія, коимъ бы я обезпокоилась. Вспомните токмо то, что я сюда пришелъ по соизволенію вашему, дабы васъ освободить, хотя бы мнѣ то и жизни стоило, отъ вашихъ стражей и гонителей; въ томъ намѣреніи, Богъ тому свидѣтель, хоть предъ вами провалиться сквозь землю, дабы заступить вамъ мѣсто отца, дяди, брата, и въ той надеждѣ, дабы соединить всѣ сіи титла съ достоинствомъ мужа, оставляя на ваше произволеніе выборъ времени и договоровъ. Но поелику вижу, что хотите воплемъ просить помощи противъ меня, то есть, подвергнуть меня жестокостямъ всей своей фамиліи; то я съ великимъ удовольствіемъ пущусь на всѣ оныя отважности. Я васъ уже болѣе не прошу ѣхать со мною; я хочу препроводить васъ въ садъ и даже до самаго замка, естьли не случится какого препятствія на пути. Сіе намѣреніе васъ не должно удивлять сударыня; я пойду съ вами, чтобъ подать вамъ ту помощь, которую вы желали. Я предстану предъ лице всѣхъ ихъ; но безъ всякаго мстительнаго намѣренія, естьли они не весьма далеко будутъ простирать свои обиды. Вы увидите то, что я въ состояніи ради васъ претерпѣть; и мы испытаемъ оба, могутъ ли жалобы, усильныя прошенія и честныя поступки обязать ихъ къ такому пріему, коего имѣю я право отъ честныхъ людей ожидать.
Естлибъ онъ угрожалъ меня пронзить себя шпагою; то я почувствовала бы токмо одно омерзѣніе къ столь презрительной хитрости. Но намѣреніе препровождать меня къ моимъ друзьямъ, произнесенное столь важнымъ и торопливымъ видомъ, поразило меня ужаснымъ страхомъ. Какое ваше намѣреніе, Г. Ловеласъ! Ради Бога, оставте меня Г. мой; пожалуйте оставте, я васъ заклинаю.
Простите мнѣ сударыня; но позвольте мнѣ, естьли непротивно, въ семъ случаѣ вамъ не повиноваться. Я брожу уже нѣсколько времени около сихъ стѣнъ, какъ воръ. Я весьма долгое время сносилъ обиды вашихъ дядьевъ и вашего брата. Отсудствіе умножаетъ токмо ихъ злобу. Я нахожусь въ отчаяніи. Для меня уже ничего болѣе не осталось, какъ токмо сіе. Развѣ не послѣ завтра будетъ среда? Плодъ моей тихости еще болѣе умножаетъ ихъ ненависть. Однако я не перемѣню своего намѣренія: вы увидите, сударыня, что я могу претерпѣть ради васъ. Шпагу свою ни когда я не выну изъ ноженъ. Я вамъ ее отдаю: [онъ въ самомъ дѣлѣ просилъ меня ее взять.] Сердце мое послужитъ ножнами шпагамъ друзей вашихъ. Жизнь для меня ничто, естьли я васъ лишаюсь. Я васъ прошу токмо сударыня, показать мнѣ дорогу къ саду лежащую. Я за вами послѣдую, хотя бы тамъ лишился жизни; за великое почелъ бы себѣ счастіе умереть предъ вами со всею моею преданностію. Будьте моею путеводительницею, жестокая Кларисса! и смотрите на то, что готовъ я ради васъ претерпѣть, и наклоняя свою руку на ключь, онъ хотѣлъ отворять замокъ; но усильныя мои прозьбы принудили его обратиться ко мнѣ.
Какія ваши намѣренія, Г. Ловеласъ, сказала я ему трепещущимъ голосомъ? желаете ли подвергнуть жизнь свою опасности? хотите ли и меня подвергнуть бѣдѣ? Сіе ли называете вы великодушіемъ? И такъ всѣ съ жестокостію во зло употребляютъ мою слабость.
Слезы потекли изъ глазъ моихъ такъ, что не возможно было ихъ удержать.
Онъ вдругъ бросился передо мною на колѣни, съ такимъ жаромъ, которой не можетъ быть притворенъ, и глаза его, естьли не обманываюсь, столько же были орошаемы слезами какъ и мои. Какого варвара, сказалъ онъ мнѣ, не поколебало бы столь трогательное зрѣлище! о Божество, обладающее моимъ сердцемъ! [взявши съ великимъ почтеніемъ мою руку, прижималъ ее къ устамъ своимъ] прикажите мнѣ идти съ вами, защищать васъ, и лишиться ради васъ жизни: я клянусь предъ вашими стопами слѣпо во всемъ вамъ повиноваться. Но я воспоминаю все то, что ни есть жестокаго противъ васъ употребленнаго, злобу меня окружающую, и чрезвычайную милость къ такому человѣку, котораго вы ненавидите; я воспоминаю все то, что вы ни претерпѣли, и увѣряю васъ, что вы имѣете причину страшиться той наступающей среды, которая и меня приводитъ въ ужасъ. Я васъ увѣряю, что никогда не можете надѣяться сыскать столь благопріятнаго случая! Карета стоитъ въ двухъ шагахъ; мои друзья ожидаютъ съ нетерпѣливостію дѣйствія собственнаго вашего намѣренія; человѣкъ совершенно вамъ преданный, стоя на колѣнахъ заклинаетъ васъ остаться Госпожею надъ самой собою. Вотъ все сударыня; человѣкъ, которой не прежде требовать станетъ отъ васъ почтенія, какъ тогда уже, когда васъ убѣдитъ, что онъ того достоинъ, богатство, брачные союзы, не подвержены ни какимъ возраженіямъ. О дражайшая Кларисса! цѣлуя еще мою руку, не упускайте сего случая. Никогда, никогда уже столь удобнаго случая вы не получите.
Я просила его встать. Онъ всталъ; и я ему сказала, что естьлибъ онъ не причинилъ мнѣ толикаго смущенія своею нетерпѣливостію, я могла бы его убѣдить, что онъ и я взирали на сію среду съ большимъ ужасомъ, нежели должно было. Я бы продолжала изъяснять ему свои причины; но онъ меня прервалъ. Естьли бы я имѣлъ, сказалъ онъ мнѣ, хотя малѣйшую вѣроятность, или тѣнь надежды въ разсужденіи произшествія отъ среды произойти могущаго; то бы вы видѣли во мнѣ одно токмо повиновеніе и преданность. Но дѣло уже рѣшено. Священникъ о томъ предувѣдомленъ. Педантъ Брантъ на оное склонился. О дражайшая и благоразумнѣйшая Кларисса! Итакъ сіи приготовленія не ясно ли вамъ показываютъ опасность.
Хотя бы и въ самыя несносныя крайности меня привели; но вы знаете, Г. мой, что какъ я ни слаба, но имѣю нѣсколько твердости. Вы знаете, какова есть моя бодрость и какъ я умѣю противиться, когда я думаю, что меня гонятъ съ подлостію, или безъ причины худо со мною поступаютъ. Не ужели позабыли вы то, что я претерпѣла, и что имѣла силу перенесть, поелику приписываю всѣ мои нещастія внушеніямъ, мало родному брату приличнымъ.
Я долженъ, сударыня, всего ожидать отъ благородства такой души, которая презираетъ всякое принужденіе. Но силы могутъ вамъ измѣнить. Не должно ли страшиться толико непреклоннаго отца, которой рѣшился покорить столь почтительную дочь? Лишеніе чувствъ конечно васъ отъ того не избавитъ; а можетъ быть они не будутъ и жалѣть о дѣйствіи своего варварства. Къ чему послужатъ вамъ жалобы послѣ бракосочетанія? Не нанесенъ ли тогда будетъ ужасный ударъ, и всѣ тѣ слѣдствія, о коихъ единое помышленіе терзаетъ мое сердце, не сдѣлаются ли безполезными? у кого будете вы просить помощи? Кто станетъ слушать ваши требованія, противъ такого обязательства, которое не имѣетъ другихъ свидѣтелей, кромѣ тѣхъ, которые васъ къ тому принудили, и которые будутъ признаны за самыхъ ближнихъ вашихъ родственниковъ.
Я увѣрена, сказала я ему, по крайней мѣрѣ въ полученіи отсрочки. Я довольно имѣю средствъ къ испрошенію оной. Но ничто не можетъ быть для обоихъ насъ пагубнѣе, какъ то, когда примѣтятъ насъ въ столь вольномъ разговорѣ. Сей страхъ въ смертельное привелъ меня колебаніе. Я совершенно не могу изъяснить себѣ его намѣреній, не хотѣлъ ли онъ удержать меня долѣе; а свобода съ коею могла я всегда отъ него удалиться, подала бы ему особливыя права на мою благодарность.
Тогда подошедши самъ къ двери, дабы оную отворить и впустить меня въ садъ, онъ оказалъ чрезвычайное движеніе, какъ будто бы кого слышалъ съ другой стороны стѣны; и наложа руку на свою шпагу, онъ нѣсколько времени смотрѣлъ сквозь замочную дырку. Я вся затрепетала, и едва не упала къ ногамъ его. Но онъ вдругъ вывелъ меня изъ страха. Ему послышался, сказалъ онъ мнѣ, нѣкой шумъ за стѣною: конечно сіе произошло отъ его безпокойствія ради моей безопасности; настоящей шумъ гораздо бы былъ слышнѣе.
Потомъ весьма учтиво подавалъ онъ мнѣ ключь; естьли вы рѣшились, сударыня…. Однако я не могу, и не долженъ пущать васъ одну. Ваше возвращеніе должно быть безопасно. Простите меня въ томъ, что не могу удержаться, дабы не идти съ вами.
Ахъ! Г. мой, не ужели вы столь мало имѣете великодушія, что хотите навлечь на меня болѣе опасностей, и не желаете, чтобъ я избѣгла новыхъ злощастій? Колико я несмысленна, что стараюсь о удовлетвореніи всякаго, когда ни кто о моемъ не помышляетъ!
Дражайшая Кларисса! прервалъ онъ удерживая мою руку, когда я вкладывала уже ключь, я хочу самъ отворить дверь, естьли вы того желаете; но еще повторяю, разсудите, что хотя и получите отсрочку, вашу единую надежду составляющую; но вы будите заключены гораздо еще тѣснѣе. Меня увѣдомили, что ваши родители рѣшились уже на оное. Тогда не будетъ ли пресѣчена вся переписка съ дѣвицею Гове, равно и со мною? Отъ кого получите вы помощь, естьли бѣгство сдѣлается вамъ необходимымъ? Смотря токмо изъ окошекъ въ садъ, не имѣя вольности сойти въ оной, какъ можете вы получить тотъ случай, которой я вамъ теперь представляю, если вата ненависть къ Сольмсу не перемѣнится? Но увы! невозможно, чтобъ она не перемѣнилась. Естьли вы стараетесь возвратиться; то конечно сіе произходитъ отъ сердечнаго движенія, которое будучи утомлено сопротивленіемъ, начинаетъ можетъ быть изыскивать средства къ покорности.
Я не въ состояніи сносить Г. мой, видя себя безпрестанно остановляемою. И такъ буду ли я когда ниесть имѣть свободу, поступать по своей волѣ? Что Богу угодно ни будетъ, я пойду; и вырвавши у него свою руку, я вторично вложила въ замокъ ключь. Но онъ былъ гораздо проворнѣе меня, и падши на колѣна между дверью и мною, говорилъ: Ахъ! сударыня, я еще васъ заклинаю, на колѣнахъ предъ стопами вашими, какъ можете вы взирать съ равнодушіемъ на всѣ несчастія, изъ всего сего воспослѣдовать могущія? По претерпѣніи мною обидъ, и по торжествѣ надо мною одержанномъ, естьли вашъ братъ достигнетъ до своихъ намѣреній, то нѣкогда мое сердце затрепещетъ отъ всѣхъ тѣхъ злощастій, которыя произойти могутъ. Я униженно васъ прошу, дражайшая Кларисса, разсмотрѣть сіе и не упускать случая…. Извѣстія мною получаемыя весьма меня въ томъ утверждаютъ.
Ваша довѣренность, г. Ловеласъ, излишне далеко простирается къ вѣроломному человѣку. Вы препоручили оную подлѣйшему служителю, которой можетъ вамъ подать ложныя извѣстія, дабы принудить васъ еще дороже платить за его старанія. Вы не знаете, какіе способы я имѣть могу.
На конецъ я вложила ключь въ замокъ, какъ взглянувъ вдругъ весьма устрашеннымъ взоромъ, и произнося громкое восклицаніе, сказалъ онъ мнѣ съ торопливостію. Они у дверей, развѣ вы ихъ не слышите, любезная моя! И взявшись за ключь, онъ нѣсколько минутъ его вертѣлъ, какъ будто бы хотѣлъ крѣпче запереть дверь. Вдругъ послышался голосъ и сильные удары по дверямъ, которые, казалось, скоро выломятъ оную. Скорѣй, скорѣй, слышала я, повторительной крикъ. Ко мнѣ, ко мнѣ; они здѣсь, они вмѣстѣ, скорѣй, берите пистолеты, ружья. Они продолжали бить въ двери. Онъ съ своей стороны, съ великою гордостію вынулъ свою шпагу положилъ ее обнаженную подъ свое плечо: и взявъ обѣ трепещущія мои руки, старался всѣми силами тащить меня съ собою. Бѣгите, бѣгите; поспѣшайте, дражайшая Кларисса; единая токмо минута остается къ бѣгству; ето можетъ вашъ братъ, ваши дядья, и Сольмсъ… они въ единую минуту могутъ выломать двери. Бѣгитѣ дражайшая моя, естьли не желаете, чтобъ поступили съ вами еще жесточѣе, нежели прежде…. Естьли не желаете видѣть предъ вашими ногами двухъ или трехъ мертво поверженныхъ. Бѣгите, бѣгите, я васъ заклинаю!
О Боже! вскричала я несмысленная; призывая его на помощь, объята будучи ужасомъ, смущеніемъ, которыя не дозволили мнѣ ничему противиться. Глаза мои вокругъ меня обращались, ожидая съ одной стороны брата и въ ярость приведенныхъ дядьевъ, съ другой вооруженныхъ служителей, и можетъ быть самого родителя пылающаго гнѣвомъ, ужаснѣйшимъ той шпаги, которую я обнаженную видѣла, и всего того, чего страшилась. Я столь же быстро бѣжала какъ и мой предводитель, или мой хищникъ, не чувствуя своего бѣгу. Чрезвычайной мой страхъ придавалъ крылья ногамъ моимъ, лишивши меня разсудка. Я бы не различила ни мѣстъ ни дорогъ, естьлибъ не была безпрестанно влекома съ равною силою, особливо, когда оглядываясь назадъ, увидѣла я человѣка, которой какъ я думала, вышелъ изъ садовыхъ дверей, и которой слѣдуя за нами взоромъ своимъ, изъявлялъ великія движенія и казалось призывалъ прочихъ, коихъ за угломъ стѣны не льзя было видѣть; но которыхъ почитала я за моего родителя, моего брата, моихъ дядьевъ и всѣхъ домашнихъ служителей.
Находясь въ такомъ ужасѣ, вскорѣ потеряла я изъ виду садовыя двери. Тогда, хотя оба мы весьма запыхались; но Ловеласъ взялъ меня подъ руку, держа другою свою шпагу, и принуждалъ меня бѣжать еще скорѣе. Однако голосъ мой противорѣчилъ моему дѣйствію. Я безпрестанно кричала: нѣтъ, нѣтъ, нѣтъ, колеблясь, и оглядываяся назадъ дотолѣ, пока могла видѣть стѣны сада и парка. Наконецъ достигла я до кареты его дяди, окруженной четырмя вооруженными конными людьми.
Позволь, моя любезная Гове, что бъ я здѣсь прекратила мое повѣствованіе. При семъ печальномъ мѣстѣ моего извѣстія, я усматриваю всю мою нескромность, которая ясно мнѣ представляется. Смущеніе и скорбь столь разительны мнѣ казались какъ и удары кинжала, коими бы сердце мое поражено было. Должна ли я была столь безразсудно согласиться на такое свиданіе, которое естлибъ я хотя нѣсколько разсудила о его и моемъ свойствѣ, или просто о обстоятельствахъ, меня предавало его волѣ, и лишало силъ сохранить саму себя?
Ибо не должна ли я была предвидѣть, что почитая себя не безъ причины въ опасности лишиться такой особы, которая стоила ему столько безпокойствъ и трудовъ, онъ не не щадитъ ничего, дабы токмо не упустить ее изъ своихъ рукъ; что будучи не безъизвѣстенъ о моемъ предпріятіи отречься отъ него навсегда на одномъ только договорѣ, отъ котораго зависѣло мое примиреніе съ фамиліею; всячески онъ будетъ стараться лишить меня самое власти исполнить оное; однимъ словомъ, что тотъ, которой изъ одной хитрости не бралъ моего письма, [ибо весьма невѣроятно, моя любезная, чтобъ за каждымъ его шагомъ столь строго присматривали, опасаясь найти въ ономъ противное приказаніе, какъ я о томъ весьма основательно судила, хотя но причинѣ другихъ опасеній и худо симъ разсужденіемъ пользовалась] не имѣлъ бы хитрости меня задержать до того времени какъ, страхъ быть пойманной, привелъ бы меня въ необходимость за нимъ слѣдовать, дабы тѣмъ избѣжать большаго гоненія, и грозящихъ мнѣ нещастій.
Но естьлибъ я знала, что человѣкъ появившейся у садовыхъ дверей, былъ самой тотъ подкупленной измѣнникъ, котораго онъ употребилъ на то, чтобъ привесть меня въ страхъ; то думаешь ли ты, любезная моя, чтобъ тогда не имѣла я причины проклинать его, и саму себя еще болѣе ненавидѣть? Я совершенно увѣрена, что мое сердце нимало не способно къ столь презрительному и подлому коварству. Но помоги мнѣ объяснить себѣ, для чего видѣла я токмо одного человѣка у сада появившагося; для чегожъ тотъ человѣкъ стоя на одномъ мѣстѣ, только смотрѣлъ и не гнался за нами; для чегожъ онъ не спѣшилъ увѣдомить о томъ домашнихъ? Мой ужасъ и отдаленность не позволили мнѣ разсмотрѣть его лучше; но дѣйствительно, чѣмъ болѣе представляю я себѣ его видъ, тѣмъ болѣе увѣряюсь, что ето былъ вѣроломной Осипъ Леманъ.
Ахъ! для чего, для чего дражайшіе мои друзья…. Но имѣю ли я причину ихъ хулить, когда я почти совершенно была увѣрена, что страшная среда могла бы для меня быть гораздо щастливѣе, нежели бѣгство, и что по намѣренію моихъ родственниковъ, былабъ она для меня послѣднимъ нещастіемъ, которое я должна была претерпѣть? О естли бы Богу было угодно, чтобъ я сего дня дождалась! Покрайней мѣрѣ, естлибы я отложила до того времени то намѣреніе, которое исполнила, и въ которое, можетъ быть, я стремительно впала отъ презрѣнія достойнаго страха; то не чувствовала бы я толикой укоризны моего сердца, и симъ бы избавилась отъ тягчайшаго бремени?
Ты знаешь, любезная моя, что твоя Кларисса всегда щитала за подлость оправдывать свои заблужденія заблужденіями другихъ людей. Я молю Бога простить тѣхъ, которые жестоко со мною поступали; но ихъ погрѣшности нимало не могутъ служить мнѣ въ извиненіе; мои же начались не съ нынѣшняго дня, ибо мнѣ никогда не должно было имѣть переписки съ Г. Ловеласомъ.
О подлый обольститель! Колико сердце мое на него негодуетъ! Приводить такимъ образомъ изъ бѣдствія въ бѣдствіе молодую дѣвицу…. которая по истиннѣ весьма на собственныя свои силы надѣялась. Сей послѣдній шагъ былъ слѣдствіемъ, хотя отдаленнымъ перваго моего проступка; переписки, которую покрайней мѣрѣ отецъ мой мнѣ запретилъ. Сколь бы лучше я поступила, естьлибъ въ то время, когда первыя его запрещенія касались до посѣщеній, представила Ловеласу ту власть, которой я была покорена и изъ того улучила случай прервать съ нимъ переписку? Тогда я думала, что отъ меня всегда зависѣть будетъ продолжать или прервать оную. Я почитала себя болѣе обязанною, нежели прочіе, быть какъ бы судіею сей ссоры. Теперь я вижу, что моя дерзость наказана, какъ то и по большей части безпорядковъ случается то есть, сама собою.
Что касается до сей послѣдней отважности; то ясно вижу, когда ужъ весьма поздо, какимъ образомъ благоразуміе повелѣвало мнѣ поступать. Поелику я имѣла единое намѣреніе дабы сообщить ему мои мнѣнія, онъ же совершенно зналъ въ какомъ положеніи находилась я съ моими друзьями; то нимало бы мнѣ не долженствовало думать, получилъ ли онъ мое письмо или нѣтъ; а особливо рѣшившись неотмѣнно отъ него освободиться. Когдабъ онъ пришедши въ назначенное время, но увидѣлъ меня на знакъ его отвѣтстствующую; то не приминулъ бы придти; на условленное для нашей переписки мѣсто; и нашедши въ ономъ мое письмо, конечно бы по надписанному въ немъ числу увѣрился, что былъ самъ виноватъ, когда ранѣе не получилъ онаго. Но, когда соображалась я съ тѣми причинами, которыя понудили меня согласиться къ нему писать, то пустая предъусмотрительность устрашала меня чтобъ онъ не увидя меня по моему обѣщанію съ собою, не сталъ бы мыслить о новыхъ обидахъ, кои могли бы довесть его до наглостей. Онъ почитаетъ, по истиннѣ мой страхъ справедливымъ, и я тебя о томъ увѣдомлю когда буду имѣть случай; но для избѣжанія мнимаго зла, надлежало ли мнѣ стремиться въ дѣйствительное? Наиболѣе приводитъ меня въ стыдъ то, что я по всѣмъ его поступкамъ теперь признаю, что онъ столько надѣялся на мою слабость, сколько я на собственныя мои силы. Онъ не обманулся въ томъ разсужденіи, которое о мнѣ имѣлъ, между тѣмъ какъ то мнѣніе, которое я имѣла о самой себѣ смѣшнымъ образомъ меня обмануло; и я вижу его торжествующаго въ такомъ пунктѣ, которой составлялъ существенность моей чести! Я не знаю, какъ могу сносить его взоры?
Скажи мнѣ, дражайшая Гове, но скажи чистосердечно, не презираешь ли ты меня? Ты должна меня презирать; ибо наши души всегда составляли одну, и я сама себя презираю. Легкомысленнѣйшая и неразумнѣйшая изъ всѣхъ дѣвицъ, сдѣлала ли бы что ни есть хуже того, что я подала о себѣ думать къ стыду моему? Весь свѣтъ узнаетъ о моемъ преступленіи, не будучи извѣстенъ о причинѣ онаго, и не понимая какими хитростями я до того доведена [повѣрь, любезная моя, что я имѣю дѣло съ наихитрѣйшимъ изъ всѣхъ человѣковъ]; и какое великое униженіе есть слышать отъ людей, что отъ меня болѣе ожидали всякаго добра, нежели отъ многихъ другихъ.
Ты мнѣ совѣтуешь не медля совокупиться бракомъ. Ахъ! любезная моя, другое изящное слѣдствіе моей глупости; теперь исполненіе сего совѣта состоитъ въ моей воли, могули я вдругъ прекратить всѣ его хитрости? Невозможно удержаться отъ гнѣва противъ человѣка мною, играющаго и приводящаго меня внѣ себя самой. Я уже изъявила ему свои негодованія. Но ты не повѣришь, колико я была поражена! Колико находила себя уничиженною предъ собственными своими глазами! Я, которую представляли для другихъ примѣромъ! Ахъ! для чего я живу не въ домѣ моего родителя, гдѣ находясь въ уединеніи къ тебѣ писала, и полагала все мое благополучіе въ полученіи отъ тебя нѣсколькихъ строкъ!
Теперь достигла я до утра и той среды, которой толико я ужасалась, и почитала страшнымъ моимъ судомъ. Но понедѣльника надлежало бы мнѣ страшиться. Естьли бы я тамъ осталась, и естьлибъ Богъ допустилъ свершиться тому, что я наиужаснѣйшимъ въ моихъ опасеніяхъ почитала; то не друзья ли мои во всѣхъ слѣдствіяхъ онаго отчетъ дать должны были? Теперь, единое утѣшеніе [печальное утѣшеніе, скажешь ты,] остается мнѣ то, чтобъ освободить ихъ отъ поношенія, и обратить все то на себя.
Не удивляйся видя столь худо написанное письмо. Я пишу первымъ въ руки попавшимся перомъ. Я пишу украдкою по разнымъ мѣстамъ, и на разодранныхъ клочкахъ, при всемъ томъ, что рука моя дрожитъ отъ печали и утомленія.
Подробности его поступка и наши обращенія, займутъ мѣсто въ продолженіи моей исторіи даже до нашего прибытія въ С. Албанъ. Довольно будетъ теперь тебѣ сказать, что до сего времени онъ чрезвычайно почтителенъ, и покоренъ даже и въ своей учтивости; хотя я весьма мало довольна какъ имъ, такъ и собою, но не подала ему довольно причины хвалиться моимъ къ нему благоугожденіемъ. По истиннѣ въ нѣкоторыя минуты совершенно не могу его терпѣть на глазахъ.
Домъ, въ коемъ я нахожусь, такъ не удобенъ, что не долго я въ немъ проживу. Слѣдовательно было бы безполезно говорить, куда надписывать тебѣ посылаемыя ко мнѣ письма; ибо не знаю какое мѣсто могу я избрать къ моему жилищу.
Г. Ловеласъ знаетъ, что я къ вамъ пишу. Онъ представлялъ мнѣ одного изъ своихъ слугъ, отнести къ тебѣ мое письмо; но я думала, что находясь въ теперишнемъ моемъ состояніи, столь важное письмо надлежитъ отослать съ великою предосторожностію. Кто знаетъ, что можетъ сдѣлать человѣкъ такого свойства! однако я еще вѣрю, что онъ не столько злостенъ, какъ я того опасаюсь. Впрочемъ, пусть будетъ какимъ хочетъ; но я увѣрена, что самыя благопріятнѣйшія виды не сдѣлаютъ меня благополучнѣе. Однако я вижу себя включенную въ число поздо раскаявающихся грѣшниковъ, и ни отъ кого не ожидаю сожалѣнія.
Единая моя довѣренность состоитъ въ продолженіи твоей дружбы. Колико, поистиннѣ буду я злощастна, естьли лишусь столь пріятнаго утѣшенія!
Наконецъ, любезной мой другъ Осипъ, молодая и дражайшая твоя барышня согласилась самопроизвольно освободиться отъ жестокаго гоненія, которое уже нѣсколько времени она претерпѣваетъ. Она обѣщалась выдти въ садъ въ понедѣльникъ въ четвертомъ часу по полудни, какъ я уже тебѣ сказалъ, что она на то согласилась. Она подтвердила мнѣ сіе обѣщаніе. Слава Богу, она мнѣ его подтвердила. Карета запряженная въ шесть лошадей будетъ стоять на поворотной и самой ближней отъ стѣны дорогѣ, я буду сопровождаемъ многими друзьями и моими людьми весьма хорошо вооруженными, которымъ велю стоять нѣсколько въ сторонѣ, для поданія помощи по первому знаку, естьли того случай потребуетъ. Но имъ приказано избѣгать всякихъ непріятныхъ случаевъ. Ты знаешь, что первое мое стараніе всегда въ семъ состояло.
Я весьма опасаюсь, чтобъ при послѣдней минутѣ, нѣжность главныхъ ея правилъ ее не поколебала, и не принудила бы ее возвратиться въ замокъ, хотя ея честность для меня тоже составляетъ, какъ ты знаешь, что и для нее самой, и что одна отвѣчаетъ за другую. Естьли по нещастію она не согласится ѣхать; то я лишусь ее навсегда и всѣ прошедшія твои старанія сдѣлаются безполезными. Тогда она будетъ добычею сего проклятаго Сольмса, которой по своему сребролюбію никогда бы и ни одному служителю ея фамиліи добра не сдѣлалъ.
Я не сомнѣваюсь о твоей вѣрности, честный Осипъ, ни о ревности, съ которою ты служить честному и обиженному человѣку, и молодой угнѣтаемой дѣвицѣ. Ты видишь изъ моей довѣренности, что я нимало о томъ не сомнѣваюсь, а особливо въ столь важномъ случаѣ, въ коемъ твое вспомоществованіе совершенно можетъ увѣнчать все дѣло; ибо естьли дѣвица начнетъ колебаться; то надлежитъ намъ употребить небольшую и невинную хитрость.
И такъ со вниманіемъ разсмотри слѣдующія статьи. Постарайся выучить ихъ наизусть. Конечно ето будетъ послѣднее стараніе, которое ты для меня теперь окажешь до нашего бракосочетанія. Тогда будь увѣренъ, что мы о тебѣ постараемся. Не забудь того, что я обѣщалъ. Никто въ свѣтѣ не укорялъ меня въ неисполненіи моего слова.
Вотъ тѣ статьи, вѣрной Осипъ.
Постарайся сыскать средство войти въ садъ, подъ какимъ нибудь переодѣяніемъ, естьли будетъ возможно такъ, чтобъ и дѣвица тебя не примѣтила. Естьли запоръ съ зади дверей будетъ вынутъ; то чрезъ то узнаешь, что я нахожусь съ нею, хотя бы и не видалъ ее выходящую. Двери будутъ заперты, но я не примину положить своего ключа внизу подъ оными со стороны сада, дабы въ случаѣ необходимости, ты могъ своимъ ключемъ отпереть дверь.
Естьли услышишь насъ разговаривающихъ; то стой подлѣ самыхъ дверей даже до того времени, пока прокашляю два раза гемъ, гемъ. Но съ великимъ вниманіемъ прислушивайся къ сему кашлю, потому, что не весьма громко произнесенъ онъ будетъ, опасаясь, чтобъ то не было признано за какой нибудь условленной знакъ. Можетъ быть, стараясь склонять любезнаго моего товарища, буду имѣть случай ударить локтемъ или коблукомъ по доскѣ, дабы тѣмъ подать тебѣ знакъ. Тогда сдѣлай великой шумъ, какъ будто хочешь ихъ отворить; двигай весьма сильно запоромъ; ударь въ дверь ногою; по чему мы подумаемъ что ты хочешь ихъ выломить: потомъ ударь во второй разъ, но болѣе съ шумомъ нежели силою, опасаясь чтобъ не сломить замка, закричи, какъ будто видишь кого ни есть изъ фамиліи. Сюда, скорѣй сюда! вотъ они, вотъ они, скорѣй скорѣй! и присовокупи къ тому, шпаги, пистолеты, ружья, какъ можно ужаснѣйшимъ голосомъ. Я безъ сомнѣнія ее тогда склоню, какъ она еще будетъ въ неизвѣстности, весьма проворно бѣжать со мною. Естьли же мнѣ будетъ невозможно на то ее склонить; то я рѣшился войти съ нею въ садъ, и идти даже до замка, какія бы не произошли изъ того слѣдствія. Но когда будетъ она объята причиненнымъ тобою страхомъ, то я не сомнѣваюсь, чтобъ она не рѣшилась бѣжать.
Когда уже мы довольно удалимся; то чтобъ дать тебѣ о томъ знать, я заговорю весьма громко, понуждая ее бѣжать, тогда отопри двери своимъ ключемъ. Но отворяй ихъ съ великою предосторожностію, опасаясь что мы не такъ еще будемъ далеко. Я бы не хотѣлъ, чтобъ она узнала о томъ участіи, которое ты имѣть будешь въ сей небольшой хитрости, по причинѣ того уваженія, которое я тебѣ оказываю.
Какъ скоро отопрешь ты двери, то вынь изъ оныхъ ключь, и положи въ свой карманъ. Тогда возьми мой, и вложи въ дверь изъ саду, дабы подумали, что она сама отперла ихъ ключемъ, которой какъ будутъ думать я ей доставилъ, и что мы не помышляли ихъ запереть. Изъ чего конечно заключатъ, что она произвольно убѣжала, и будучи въ такомъ мнѣніи, которое лишитъ ихъ всякой надежды, они за нами не погонятся. Впротчемъ ты знаешь, что изъ того могутъ произойти величайшія нещастія.
Но помни, что недолжно тебѣ отпирать дверей своимъ ключемъ, для того, чтобъ намъ не помѣшалъ кто нибудь своимъ приходомъ. Естьли кто нибудь придетъ; то совсѣмъ не надлежитъ отпирать дверей. Пусть они сами отворятъ, естьли захотятъ, выломавши двери, или моимъ ключемъ, которой найдутъ подлѣ ихъ, или естьли потрудятся, пусть перелезутъ чрезъ стѣну.
Естьли же никто намъ не помѣшаетъ, и естьли ты выдешь посредствомъ своего ключа, то слѣдуй за нами довольно въ дальнемъ разстояніи, поднимая къ верьху руки, и оказывай движенія гнѣва и нетерпѣливости, то приближайся, то оборачивайся назадъ, опасаясь подходить къ намъ близко, но какъ будто кого видишь бѣгущаго за собою, кричи, на помощь, скорѣй; не жалѣй тутъ своего голосу. Мы не будемъ долго медлить, и скоро сядемъ въ карету. Тогда скажи фамиліи, что ты видѣлъ меня съ нею входящаго въ карету запряженную цугомъ, окруженную двенадцатью весьма хорошо вооруженными конными людьми; что нѣкоторые изъ оныхъ держали въ рукахъ мушкетоны; скажи, что тебѣ за благо разсудится, и что мы поѣхали по дорогѣ совсѣмъ противной той, по которой ты насъ дѣйствительно отъѣзжающихъ видѣлъ.
Ты видишь, честный Осипъ, колико я стараюсь избѣжать нещастныхъ случаевъ.
Наблюдай всегда такое разстояніе, которое бы не допускало ее разсмотрѣть твой видъ. Ступай быстрыми шагами, дабы тѣмъ перемѣнить свою поступку, и держи голову прямо: я ручаюсь, честный Осипъ, что она тебя не узнаетъ. Не менѣе разности бываетъ въ походкѣ и сходствѣ людей, какъ и въ ихъ физіономіяхъ. Выдергивай большой колъ изъ ближняго полисадника, и притворяйся будто не можешь его вытащить, хотя бы и легко выдернуть было можно. Сіе зрѣлище, естьли она оборотясь увидитъ, покажетеся ей ужаснымъ, и заставитъ ее думать, для чего ты скорѣе за нами не гонишься. Потомъ, возвращаяся въ замокъ нося сіе оружіе на плечѣ, представь фамиліи то, что бы ты сдѣлалъ, естьлибъ могъ насъ догнать, дабы токмо не допустить молодую дѣвицу быть похищенною такимъ…. Ты можешь поносить меня всякими безчестными именами, и проклинать смѣло. Сіе изображеніе гнѣва принудитъ ихъ почитать тебя за героя, которой добровольно подвергался опасности. Видишь честный Осипъ, что я всегда помышляю о твоей славѣ. Мнѣ никогда не служатъ люди на удачу.
Но естьли нашъ разговоръ будетъ продолжительнѣе, нежели я желаю, и естьли кто нибудь изъ домашнихъ будетъ искать дѣвицы прежде, нежели я прокашляю два раза гемъ, гемъ, тогда спрячься, сіе то, я тебя увѣряю, весьма для меня важно; и равнымъ образомъ дай мнѣ о томъ знать, какъ уже я тебѣ совѣтовалъ; но не отпирай двери, какъ я равномѣрно о томъ тебя просилъ, своимъ ключемъ. Въ противномъ случаѣ оказывай великое сожалѣніе, что не имѣешь ключа, и когда увидишь, что идетъ кто изъ нихъ; то запасись камышками толщиною съ горохъ, которыхъ проворно два или три всунь въ замочную дырку; отъ чего ихъ ключь не можетъ тамъ вертѣться. Столь благоразумный человѣкъ какъ ты, любезный мой Осипъ, долженъ знать, что въ такихъ важныхъ случаяхъ нужно приготовиться ко всѣмъ случаямъ. Естьли ты примѣтишь изъ дали кого ниесть изъ моихъ враговъ; то вмѣсто того кашля, которой я тебѣ означилъ, сдѣлай большой шумъ у дверей и кричи, г. мой, или сударыня, [смотря по той особѣ, которую ты увидишь] поспѣшайте, поспѣшайте; г. Ловеласъ, г. Ловеласъ! и кричи сколько есть силы. Вѣрь мнѣ что я буду быстрѣе тѣхъ, которыхъ ты станешь кликать. Естьли это будетъ Бетти, и Бетти одна; то я не имѣю столь хорошее мнѣніе, дражайшій Осипъ, о твоихъ любовныхъ дѣлахъ {* И выше видно было, что Осинъ Леманъ весьма былъ влюбленъ въ Бетти.}, какъ о твоей вѣрности, и ты конечно сыщешь способъ ее обмануть, и понудить идти назадъ.
Ты имъ скажешь, что молодая твоя барышня казалось стольже легко бѣжала, какъ и я. Сіе утвердитъ ихъ въ томъ, что погони были бы безполезны, и наконецъ изтребятъ надѣжду Сольмса. Вскорѣ по томъ увидишь ты въ фамиліи болѣе желанія съ нею примириться, нежели гнаться за нами. И такъ ты будешь щастливымъ орудіемъ общаго удовольствія, и нѣкогда сія великая заслуга будетъ награждена отъ обѣихъ фамилій. Тогда всѣмъ свѣтомъ будешь ты любимъ, и добрые служители за честь станутъ себѣ поставлять впредь равняться честному Осипу Леману.
Естьли дѣвица тебя узнаетъ, или послѣ бы о томъ освѣдомиться; то я уже написалъ письмо, которое потрудись списать, и которое, представивъ ей въ доброй часъ, совершенно можешь отъ ее пріобрѣсть первое ея къ себѣ почтеніе.
Я прошу тебя въ послѣдней разъ; имѣть въ семъ дѣлѣ столько старанія и вниманія, какъ и усердія. Знай что отъ сей заслуги всѣ прочія зависятъ, и положися при награжденіи на честность искреннѣйшаго друга твоего
П. П. не опасайся продолжать далѣе знакомства съ Бетти. Естьли нѣкогда вы соединитесь; то союзъ не долженъ быть худъ, хотя она, какъ говорятъ, сущая змѣя. Я имѣю удивительной рецептъ, для излѣченія отъ женской наглости. Не опасайся ничего, бѣдной мой Осипъ; ты будешь хозяиномъ въ своемъ домѣ. Естьли ея нравъ сдѣлается тебѣ несноснымъ, то я тебя увѣдомлю о способѣ уморить ее съ печали въ одинъ годъ; и сіе можно расположить по всѣмъ правиламъ честности: безъ чего тайна сія была бы меня не достойна.
Податель вамъ отдастъ нѣсколько признаковъ будущей моей щедрости.
Я весьма обязанъ вашею милостію. Но послѣднее ваше приказаніе мнѣ кажется чрезвычайнымъ. Прости меня боже, и васъ также г. мой; вы меня запутали въ великое дѣло; и естьли откроется мой злой умыселъ…. и Богъ сжалится надъ моимъ тѣломъ и моею душею; вы обѣщаетесь принять меня подъ свое покровительство, и прибавить жалованья, или препоручить мнѣ хорошій трактиръ; сіе то составляетъ все мое честолюбіе. Вы столько же будете оказывать благосклонности молодой нашей барышнѣ, которую я препоручаю Богу. Не должны ли всѣ люди оказывать оной столь прелестному полу?
Я испольню ваши приказанія, какъ можно рачительнѣе; поелику вы говорите, что навсегда ее лишитесь, естьли я того не учиню, и что такой скряга, какъ г. Сольмсъ, конечно ее получитъ. Но я надѣюсь, что наша молодая барышня конечно не допуститъ насъ до такого затрудненія. Естьли она обѣщала; то я увѣренъ, что сдержитъ свое слово.
Мнѣ весьма было бы досадно, естьлибъ вамъ въ семъ не услужилъ, когда ясно вижу, что вы ни кому зла не желаете. Я думалъ прежде, нежели васъ узналъ, что вы были чрезвычайно злы, не прогнѣвайтесь. Но теперь вижу совсѣмъ тому противное. Вы такъ чисты, какъ золото; и сколько усматриваю, всякому добра желаете, равномѣрно какъ и я; ибо хотя я не инное что какъ бѣдной слуга, но страшусь Бога и людей, и пользуюсь добрыми разговорами и хорошими примѣрами нашей молодой барышни, которая ни единаго дня не пропуститъ, чтобъ не спасти одной души или двухъ. И такъ препоручая себя въ вашу дружбу, и напоминая вамъ не забыть о трактирѣ, когда вы сыщете для меня получше изъ нихъ, съ охотою служить вамъ обѣщаюсь, пребывая въ сей надеждѣ. Конечно вы сыщете, естьли постараетесь; ибо въ нынѣшнемъ свѣтѣ мѣста не такъ важны какъ наслѣдства: и я надѣюсь, что вы меня не почтете за мало честнаго человѣка; поелику изъ всего видно, что я вамъ служу сверьхъ моей должности, по чистой совѣсти, ни мало не страшась злорѣчивыхъ людей. Однако я бы весьма желалъ, естьлибъ вы оказали мнѣ сію милость, чтобъ не называли меня столь часто честный Осипъ, честный Осипъ. Хотя я почитаю себя весьма честнымъ человѣкомъ, какъ вы то говорите, однако страшусь таковымъ казаться зловреднымъ людямъ, которые не знаютъ моихъ намѣреній; а вы имѣете такой шутливый нравъ, что не извѣстно, чистосердечно ли вы такъ меня называете. Я весьма бѣдной человѣкъ, которой съ роду своего не писывалъ къ знатнымъ господамъ: и такъ не удивляйтесь, и не прогнѣвайтесь, естьли я не столь краснорѣчивъ, какъ вы.
Что касается до дѣвицы Бетти; то я прежде думалъ, что она имѣетъ намѣренія моимъ противныя. Теперь я усматриваю, что она мало по малу ко мнѣ привыкаетъ. Я бы имѣлъ гораздо болѣе къ ней дружбы, естьлибъ она была благосклоннѣе къ молодой нашей барышнѣ. Но я боюсь, чтобъ она не почла за ничто такого бѣднаго человѣка какъ я. Впрочемъ, хотя честность не дозволяетъ бить жены своей, однако я никогда снести не въ со стояніи, чтобъ она мною повелѣвала. Рецептъ, которой вы по милости своей мнѣ обѣщали, весьма меня ободрилъ: и я думаю что онъ чрезвычайно будетъ пріятенъ для всѣхъ, лишь бы только сіе произходило честнымъ образомъ, какъ вы то увѣряете, да и въ теченіе одного года. Однако, естьли дѣвица Бетти будетъ обходится лучше, то я бы желалъ, чтобъ сіе продолжалось весьма долгое время; наипаче когда будемъ мы начальствовать въ трактирѣ, въ которомъ я думаю, что хорошее слово и худое не причинятъ никакого вреда въ женьщинѣ.
Но я опасаюсь довольно изъясняться съ господиномъ вашего достоинства. Однако вы сами возбудили во мнѣ къ тому охоту своимъ примѣромъ, ибо вы всегда шутить любите; вы приказали мнѣ къ вамъ писать дружески все то, что мнѣ на мысль придетъ; о чемъ прося у васъ прощенія, еще вамъ однажды повторяю свое обѣщаніе приложить всю тщательность и точность, пребывая вашъ покорнѣйшій, и готовой ко всѣмъ вашимъ приказаніямъ слуга
Въ то время, когда предмѣтъ моего сердца нѣсколько успокоился; то я удалился на нѣсколько минутъ ради моего спокойствія, дабы исполнить данное мною тебѣ обѣщаніе. Ни какой погони не было; и я тебя увѣряю, что нимало онаго не опасался, хотя надлежало притворно страшиться, дабы то внушить въ мысли моей любезной.
Вѣрь дражайшій другъ, что во всю мою жизнь не чувствовалъ я столь совершенной радости. Но позволь мнѣ на единую минуту взглянуть на то, что теперь произходитъ не лишился ли бы я на вѣки такого ангела?
Ахъ! нѣтъ прости моимъ безпокойствіямъ; она находится въ ближайшемъ отъ меня покоѣ. Она пребудетъ моею! и моею на всегда.
,,О восхищеніе! сердце мое, будучи угнѣтаемо радостію, и любовію старается открыть себѣ проходъ, дабы войти въ ея нѣдро!,,
Я зналъ, что всѣ обороты глупой фамиліи были такими машинами, которыя двигались въ мою пользу. Я тебѣ уже сказалъ, что они всѣ работали для меня такъ, какъ тѣ презрительные кроты, которые роются подъ землею; и слѣпѣе еще ихъ; поелику они дѣйствовали къ моей выгодѣ, сами того не зная. Я былъ начальникомъ всѣхъ ихъ движеній которыя толико соображались со злостію ихъ сердецъ, дабы увѣрить ихъ, что въ семъ состояла собственная ихъ воля.
Но для чего говорить, что моя радость совершенна? Нѣтъ, нѣтъ она уменьшилась оскорбленіями моея гордости.. Возможно ли снести то мнѣніе, что я болѣе обязанъ гоненіямъ ея родственниковъ, нежели ея ко мнѣ склонности, или по меншей мѣрѣ преимуществу о сей то неизвѣстности я еще печалюсь! но я хочу оставить сіе мнѣніе. Естьли я болѣе буду предаваться оному, то оно дорого будетъ стоить сей обожанія достойной дѣвицѣ. Станемъ веселиться; что она уже прешла опредѣленныя границы; возвращеніе сдѣлалось ей совершенно невозможнымъ, что слѣдуя по тѣмъ мѣрамъ, которыя я предпринялъ, ея непоколебимыя гонители почитаютъ ея бѣгство произвольнымъ; и естьлибъ я сомнѣвался о ея любви; то подвергъ бы ее толико же разительнымъ опытамъ разборчиваго ея вкуса, какъ и лестнымъ для моей гордости; ибо безъ всякой трудности я тебѣ въ томъ признаюсь: естьлибъ я былъ увѣренъ, что хотя малѣйшая неизвѣстность во внутренности ея сердца остается въ разсужденіи того преимущества, которымъ она мнѣ обязана; то поступилъ бы съ нею безъ всякаго сожалѣнія.
Я возвращаюсь на крыльяхъ любви къ стопамъ моей любезной, которыя составляютъ для меня блистательнѣйшій престолъ во вселенной. Я судилъ по ея движеніямъ, что она встала уже съ своей постели. Что же до меня касается; то сколько ни старался; но не могъ въ полтора часа сомкнуть глазъ. Кажется, что я весьма высоко говорю о той матеріи когда имѣю нужду употребить столь низкія выраженія.
Но во всю дорогу, и по нашемъ прибытіи, для чегожъ дражайшая Клариса! ни чего инаго я отъ тебя не слышу, кромѣ вздоховъ и знаковъ прискорбія? Будучи угнѣтаема несправедливымъ гоненіемъ, угрожаема ужаснымъ принужденіемъ, и толико погружена въ печаль по благополучномъ освобожденіи! Берегись… берегись…. въ ревнивомъ сердцѣ любовь храмъ тебѣ созидаетъ.
Однако надлежитъ нѣчто уступить первымъ замѣшательствамъ ея состоянія. Когда она привыкнетъ нѣсколько къ обстоятельствамъ, и увидитъ меня совершенно преданнаго всей ея власти; то благодарность принудитъ ее сдѣлать нѣкое различіе, безъ сомнѣнія, между темницей, изъ которой она удалилась, и полученною свободою, которою станетъ наслаждатся.
Она идетъ! Она идетъ. Солнце восходитъ, дабы ее сопровождать. Всѣ мои недовѣрчивости изчезаютъ при ея приближеніи, такъ какъ мракъ ночи при восходѣ солнца. Прощай, Белфордъ! Естьли достигнешь ты хотя до половины токмо моего благополучія; то будешь, послѣ меня, щастливѣйшимъ изъ всѣхъ человѣковъ.
Я начинаю опять продолжать печальную свою исторію.
И такъ когда влекома я была даже до самой коляски; то конечно трудно бы ему было посадить меня во оную, естьлибъ не воспользовался онъ моимъ ужасомъ, ухватя меня обѣими руками. Въ самую ту минуту, лошади поскакали во весь опоръ, и остановились въ Сент-Албанѣ, куда мы прибыли при наступленіи ночи.
Во время пути, я нѣсколько разъ приходила въ безпамятство. Я неоднократно возводила глаза мои и руки къ небу, прося отъ онаго помощи. Боже милостивой! будь моимъ защитителемъ, часто я вопіяла. Я ли ето? Возможно ли! Потоки слезъ безпрестанно лице мое орошали: и стѣсненное мое сердце изпускало вздохи столь же принужденные, каково было и бѣгство мое.
Ужасное различіе въ видѣ и разговорахъ презрительнаго человѣка, которой очевидно торжествовалъ при успѣхахъ своихъ хитростей, и которой въ восхищеніи своея радости, оказывалъ мнѣ всѣ тѣ уваженія, которыя можетъ быть онъ нѣсколько разъ повторялъ въ подобныхъ симъ случаяхъ. Однако почтеніе не со всѣмъ его оставило при такихъ восхищеніяхъ. Лошади казалось летѣли на подобіе молніи. Я примѣтила, что понуждали къ тому довольно верховыхъ; дабы повидимому перебить наши слѣды. Я также обманулась, естьли многіе другіе конные люди, которыхъ я видѣла поперемѣнно скачущихъ по обѣимъ сторонамъ кареты, и которые однако казались отличны отъ его служителей, но были новыми нашими провожателями, которыхъ онъ разставилъ по дорогѣ. Но онъ притворился, будто ихъ не примѣтилъ; и не смотря на всѣ его ласкательства, я такъ негодовала и печалилась, что ни о чемъ его не спрашивала.
Представь себѣ, любезная моя, въ какихъ находилась я размышленіяхъ, выходя изъ коляски, не имѣя при себѣ ни одной дѣвицы, ни другаго платья кромѣ того, которое на мнѣ было, и которое столь мало соотвѣтствовало толико продолжительному путешествію; не имѣя чепчика, повязавши простымъ платкомъ свою шею, будучи уже смертельно утомлена, и имѣя разумъ болѣе тѣла отягченной! Лошади столь покрыты были пѣною, что всѣ находящіяся на постояломъ дворѣ люди, видя меня изъ кареты выходящую одну съ мущиною, конечно меня почли за нѣкую молодую вертопрашку, убѣжавшею отъ своей фамиліи. Я примѣтила оное по ихъ удивленію, перешептываніямъ, и любопытству, которое ихъ привлекало одного послѣ другаго, дабы изъ близи меня видѣть. Хозяюшка сего дома, у которой я просила особливой горницы, видя меня лишающуюся чувствъ, подавала мнѣ различную помощь; потомъ я ее просила оставить меня одну хотя на полчаса. Я чувствовала, что сердце мое находилось въ такомъ состояніи отъ коего могла бы лишиться жизни; естьлибъ начала соболѣзновать о потерѣ. Какъ скоро сія женщина меня оставила; то затворивши двери, бросилась я въ кресла, облилася потоками слезъ, и оными облегчила отягченное свое сердце.
Г. Ловеласъ прислалъ ко мнѣ, прежде нежели я того желала, ту же женщину, которая усильно меня просила съ своей стороны, позволить ко мнѣ придти моему брату, или сойти внизъ съ нею… Онъ ей сказалъ, что я его сестра, и что онъ меня увезъ, противъ моей склонности и чаянія изъ дому одного пріятеля, у котораго я прожила всю зиму, дабы прервать то бракосочетаніе, на которое я склонилась безъ согласія моей фамиліи; и что не давши мнѣ времени взять дорожнаго платье, я на него была сердита. И такъ, любезная моя, твоя чистая и искреннѣйшая пріятельница включена была въ смыслъ сей сказки, которая, поистиннѣ, весьма для меня была прилична, тѣмъ болѣе, что не имѣвши нѣсколько времени силы говорить и смотрѣть, своею молчаливостію и пораженіемъ ясно изъявляла досаду. Я скорѣе согласилась сойти въ нижній залъ, нежели принять его въ томъ покоѣ, въ коемъ я препроводила ночь. Хозяюшка меня туда проводила, онъ подошелъ ко мнѣ съ великимъ почтеніемъ, но съ такою учтивостію, которая превосходила братнюю, даже и въ такихъ случаяхъ, въ которыхъ братья стараются оказывать оную.
Онъ называлъ меня любезною своею сестрою. Онъ спрашивалъ меня, всель я, въ добромъ здоровьѣ, и желаю ли его простить, увѣряя меня, что никогда никакой братъ и въ половину столько не любилъ своей сестры, сколько онъ меня любитъ.
Презрительной человѣкъ! Какъ ему легко было дѣйствительно представлять сіе свойство въ то время, когда я отъ толикой наглости находилась внѣ себя.
Женщина, которая не въ состояніи разсуждать, находитъ нѣкое облегченіе даже и въ самой малости своихъ мыслей. Она никогда не выходитъ изъ круга умъ ее ограничивающаго. Она ничего не предусматриваетъ. Однимъ словомъ, она ни о чемъ не помышляетъ; но я привыкши разсуждать, взирать на предстоящее, изслѣдывать правдоподобія, и даже до возможностей, никакого облегченія не могу получить отъ моихъ размышленій!
Я хочу описать здѣсь нѣкоторую подробность нашего разговора, произходившаго до ужина и во время онаго.
Какъ скоро онъ себя увидѣлъ на единѣ со мною; то униженно меня просилъ, поистиннѣ, голосомъ исполненнымъ нѣжностію и почтеніемъ, успокоить себя и примириться съ нимъ. Онъ повторялъ всѣ тѣ обѣты честности и нѣжности, коихъ никогда мнѣ не оказывалъ. Онъ мнѣ обѣщался почитать мою волю закономъ. Онъ просилъ у меня позволенія, предлагая мнѣ, не желаю ли я послѣ завтра ѣхать къ одной или другой изъ его тетокъ.
Я молчала. Но я равномѣрно не знала и того, что должна дѣлать, и какъ ему отвѣчать.
Онъ продолжалъ у меня спрашивать, не лучше ли мнѣ нравится занять особенное жилище по близости отъ сихъ двухъ госпожъ, какъ я сперва того желала.
Я все еще молчала.
Не имѣю ли я болѣе склонности остаться въ какомъ ни есть помѣстьѣ Милорда М…. Въ Беркширѣ, или въ Гравфтвѣ, въ коемъ мы находились. Гдѣ бы я не осталась для меня все равно, наконецъ я ему сказала, лишь бы только вы въ ономъ не были.
Онъ согласенъ, отвѣчалъ онъ, удалиться отъ меня, когда я буду въ безопасности отъ гоненій, и сіе обѣщаніе будетъ свято исполнено. Но естьли въ самомъ дѣлѣ каждое мѣсто для меня все равно; то Лондонъ ему кажется наинадежнѣйшимъ изъ всѣхъ убѣжищъ. Госпожи его фамиліи не преминутъ меня тамъ посѣтить, какъ скоро я пожелаю. Особливо двоюродная его сестра Шарлотта Монтегю съ великою поспѣшностію ко мнѣ будетъ, и составитъ неразлучную мою подругу. Впрочемъ я всегда буду свободна ѣхать къ теткѣ его Лаврансъ, которая почтетъ за великое щастіе видѣть меня у себя. Онъ считаетъ, что она гораздо веселѣе нравомъ его тетки Садлейръ, которая весьма задумчива.
Я ему сказала, что находясь на мѣстѣ, и будучи въ такомъ состояніи какъ я, не надѣясь вскорѣ перемѣнить онаго, я не желала казаться глазамъ его фамиліи; что моя слава неотмѣнно требуетъ, чтобъ онъ удалился; что особенное жилище весьма простое, и слѣдовательно менѣе подозрительное, (потому что не могутъ меня почесть съ нимъ уѣхавшею не полагая, чтобъ онъ не доставилъ мнѣ весьма многихъ удобностей,) было чрезвычайно прилично моему нраву и состоянію: что село столь мнѣ казалось соотвѣтствующее моему уединенію, сколь для него городъ; и что не скоро могутъ узнать, что онъ находится въ Лондонѣ.
Полагая, возразилъ онъ, что я рѣшилась не вдругъ видѣть его фамилію, естьлибъ позволила ему изъяснить свое мнѣніе; онъ просилъ усильно ѣхать въ Лондонъ, какъ въ самое лучшее въ свѣтѣ мѣсто, для скрытнаго житія. Въ провинціяхъ же чужестранное лице тотчасъ возбудитъ любопытство. Моя молодость и мой видъ умножитъ еще болѣе онаго. Посланцы и письма также въ другомъ случаѣ измѣнить могутъ. Онъ занялъ сей домъ въ такой предосторожности; поелику полагалъ, что я соглашусь ѣхать либо въ Лондонъ, которой всегда имѣетъ такія удобности, либо въ домъ, въ которой нибудь изъ его тетокъ, или въ помѣстье Милорда М… Въ графствѣ Дерфортъ, въ коемъ управительница именуемая Госпожа Гремъ, женщина весьма хорошая, и въ свойствѣ почти сходствующая съ моею Нортонъ.
Дѣйствительно, возразила я, естьли меня будутъ преслѣдовать; то сіе конечно сдѣлается въ первомъ жару ихъ страсти, и тогда ихъ поиски обратятся къ какому ни есть помѣстью его фамиліи. Я присовокупила, что сіе приводило меня въ чрезвычайное замѣшательство.
Онъ мнѣ сказалъ, что нимало бы о томъ не безпокоился, когда бы я остановилась на какомъ ни будь рѣшеніи; что моя безопасность составляла единое его стараніе, что онъ имѣетъ въ Лондонѣ домъ; но для того мнѣ онаго не предлагаетъ, поелику ясно усматриваетъ, какія будутъ мои возраженія…. Безъ сомнѣнія, прервала я съ такимъ негодованіемъ, которое принудило его употребить всѣ свои усилія, дабы меня увѣрить, что ни что не было столь чуждаго его мнѣній и желаній. Онъ мнѣ повторилъ, что думаетъ единственно о моей славѣ и безопасности, и что моя воля будетъ непоколебимымъ его правиломъ.
Я столь была безпокойна, опечалена, и толико же противъ него раздражена, что даже не понимала его словъ.
Я почитаю себя, сказала я ему, весьма нещастною. Я не знаю на что рѣшиться. Лишась, безъ сомнѣнія, добраго имени, и не имѣя ни единаго платья, въ коемъ бы могла показаться, даже и самая моя бѣдность изъявитъ мою глупость всѣмъ тѣмъ, которые меня увидятъ; и необходимо принудитъ ихъ судить, что меня весьма искусно обманули, или что какъ въ одномъ, такъ и въ другомъ случаѣ я весьма мало имѣла власти надъ моею вольностію и моими поступками. Я присовокупила еще съ такою же досадою, все увѣряетъ меня, что онъ употребилъ хитрость, дабы отвлечь меня отъ моего долгу; что онъ полагался на мою слабость и легкомысленность приличную моимъ лѣтамъ и на мою неопытность: что я не могу простить даже саму себя за сіе пагубное свиданіе; что мое сердце смертельно поражено тою печалію, въ которую погрузила я моего отца и мать; что лучше бы я лишилась всего въ свѣтѣ, и всей моей надежды въ сей жизни, дабы быть еще въ домѣ моего отца, какъ бы со мной тамъ ни поступали; что взирая на всѣ его увѣренія, я усматриваю нѣчто подлаго и корыстнаго въ любви такого человѣка, которой употребилъ все свое искуство дабы отвлечь молодую дѣвицу отъ священнаго ея долгу и въ то время, какъ великодушное сердце должно бы было стараться о славѣ и спокойствіи того, котораго оно любитъ.
Онъ съ великимъ вниманіемъ меня слушалъ, и не прерывалъ моихъ словъ. Онъ весьма искусно и на каждое возраженіе по порядку отвѣтствовалъ, и я удивилась его памяти.
Мои слова, сказалъ онъ мнѣ, весьма его ободрили; и въ семъ то разположеніи, онъ мнѣ отвѣчать будетъ.
Онъ чрезвычайно опечалился, получивши столь мало успѣха въ пріобрѣтеніи моего почтенія и довѣренности.
Что же касается до моей славы, то онъ обязанъ мнѣ чистосердечіемъ; она не можетъ быть и въ половину столько помрачена тѣмъ поступкомъ, о которомъ я толико соболѣзную, сколько моимъ заключеніемъ, не справедливымъ и безразсуднымъ гоненіемъ претерпѣннымъ мною отъ ближнихъ моихъ родственниковъ. Въ семъ то состоитъ предмѣтъ публичныхъ разговоровъ. Особливо поношеніе относится до моего брата и моей сестры; и о моей терпѣливости не иначе говорятъ какъ съ удивленіемъ. Онъ повторилъ мнѣ и то, что уже писалъ нѣсколько разъ, что сами друзья мои были увѣрены, что я улучу какой ниесть случай освободиться отъ ихъ насилій; безъ чего вздумали ли бы они когда нибудь меня заключить? Но онъ не менѣе былъ увѣренъ, что общепринятое мнѣніе о моемъ свойствѣ превозможетъ ихъ злосердье въ разумѣ тѣхъ, кои меня знаютъ, и кои знаютъ побудительныя причины моего брата и моей сестры, и того презрѣнія достойнаго человѣка, коему меня предавали противъ моей воли.
Естьли у меня нѣтъ платья, то ктожъ думалъ, чтобъ въ такихъ обстоятельствахъ могла я имѣть другое кромѣ того, которое на мнѣ было во время моего отъѣзда! Всѣ госпожи его фамиліи почтутъ за щастіе снабдить меня онымъ въ теперешней моей необходимости, а впредь самые богатые штофы нетокмо изъ Англіи, но изъ всего свѣта, будутъ къ моимъ услугамъ.
Естьли у меня нѣтъ денегъ, какъ о томъ равномѣрно надлежитъ думать, то развѣ онъ не въ состояніи мнѣ оныхъ доставить? О естьли бы Богу было угодно, чтобъ я ему позволила надѣятся, что наши имѣнія вскорѣ соединены будутъ. Онъ держалъ банковой билетъ, которой я не примѣтила, и которой онъ тогда весьма искусно вложилъ въ мою руку; но разсуди, съ какимъ гнѣвомъ я его отвергла.
Его печаль, сказалъ онъ мнѣ, столь же была неизреченна, какъ и удивленіе, слышать обвиняющаго себя въ хитрости. Онъ пришелъ къ садовымъ дверямъ, слѣдуя повторительнымъ моимъ приказаніямъ, такъ упрекалъ меня етотъ подлецъ! дабы освободить меня отъ моихъ гонителей; ни мало о томъ не думая, чтобъ я перемѣнила свое намѣреніе, и чтобъ онъ имѣлъ нужду въ толикихъ усиліяхъ къ преодолѣнію моихъ затрудненій. Я можетъ быть думала, что то намѣреніе, которое онъ оказывалъ войти со мною въ садъ, и предстать предъ моею фамиліею не иное что было, какъ токмо шутка; но я не справедливо судила, естьли о томъ имѣла такое мнѣніе. Дѣйствительно, видя безмѣрную мою печаль, онъ весьма сожалѣлъ, что ему не позволила проводить себя въ садъ. Его правило обыкновенно состояло въ томъ, дабы презирать угрожающія его опасности. Тѣ, которые наибольше грозятъ, не бываютъ опаснѣйшими врагами на самомъ дѣлѣ. Но хотя онъ зналъ, что будетъ убитъ, или столько получитъ смертельныхъ ранъ, сколько имѣетъ враговъ въ моей фамиліи, однако отчаяніе, въ которое я его ввергла моимъ возвращеніемъ, неотмѣнно бы принудило его слѣдовать за мною даже до замка.
И такъ, моя любезная, мнѣ остается теперь только стенать о моемъ неблагоразуміи, и почитать себя не достойною извиненія за то, что согласилась на сіе злощастное свиданіе, съ толь смѣлымъ и рѣшившимся на все человѣкомъ. Теперь ни мало не сомнѣваюсь, чтобъ онъ не сыскалъ какого средства меня похитить, естьлибъ я согласилась съ нимъ говорить въ вечеру, какъ себя укаряю, что раза съ два о томъ думала. Злощастіе мое было бы еще несноснѣе.
Онъ присовокупилъ еще, при окончаніи сихъ словъ, что естьлибъ я привела его въ необходимость слѣдовать за собою въ замокъ, то онъ ласкался, что тотъ поступокъ, которой бы онъ оказалъ, удовольствовалъ бы всю фамилію, и изходатайствовалъ бы ему позволеніе возобновить свои посѣщенія.
Онъ принимаетъ смѣлость мнѣ признаться, продолжалъ онъ, что естьли бы я не пришла на мѣсто нашего свиданія, то онъ принялъ уже намѣреніе посѣтить мою фамилію будучи сопровождаемъ поистиннѣ, нѣкоторыми вѣрнѣйшими друзьями; и что не отложилъ бы того далѣе, какъ въ тотъ же день, поелику не въ состояніи былъ взирать на приближеніе ужасной среды, не употребивши всѣхъ своихъ усилій, дабы перемѣнить мое состояніе. Какое намѣреніе могла я предпринять, любезная моя пріятельница, съ человѣкомъ такого свойства.
Сіи слова принудили меня за молчать. Укоризны мои обратились на саму себя. То чувствовала я ужасъ, воспоминая его смѣлость, то, взирая на будущее, я ничего не усматривала кромѣ отчаянія и унынія даже и въ самыхъ благосклоннѣйшихъ случаяхъ. Удивленіе, въ которое меня погрузили сіи мысли, подало ему случай продолжать еще съ важнѣйшимъ видомъ.
Что касается до прочаго, то онъ надѣется на мое снисхожденіе, что я его прощу, но не желая утаить отъ меня своихъ мыслей, признался, что онъ весьма. былъ опечаленъ, чрезвычайно опечаленъ, повторялъ онъ возвыся голосъ и перемѣнясь въ лицѣ, что онъ необходимо долженъ былъ примѣтить, что я сожалѣла о томъ, что не пустилась наудачу быть женою Сольмса прежде, нежели видѣла себя въ состояніи возблагодарить такому человѣку, которой, естьли я позволю ему то сказать, претерпѣлъ столько же ради меня обидъ, сколько и я ради его; которой повиновался моимъ повелѣніямъ и перемѣнчивымъ движеніямъ пера моего, [простите мнѣ сіе, сударыня] денно и нощно, во всякое время, съ удовольствіемъ и такою горячностію, которая не иначе могла быть внушена, какъ вѣрнѣйшею и отъ почтенія произходящею страстію…. [Сіи слова, любезная моя Гове, возбудили во мнѣ великое вниманіе] и все сіе дѣлано, сударыня въ какомъ намѣреніи? [Колико моя нетерпѣливость усугубилась?] Въ томъ единомъ намѣреніи дабы васъ освободить отъ недостойнаго угнѣтенія….
Государь мой, Г. мой! прервала я съ негодованіемъ….. Онъ пресѣкъ мои слова; выслушайте до конца, любезнѣйшая Кларисса! Стѣсненное мое сердце требуетъ облегченія….. Чтожъ касается до плода моихъ обѣщаній, смѣю сказать, моихъ услугъ, то должно ожидать отъ васъ, ибо и теперь слышу слова ваши, кои сильно впечатлѣны въ сердцѣ моемъ, что вы лучше бы лишились всего свѣта и всей надежды въ сей жизни, дабы еще быть въ домѣ столь жестокаго родителя…
Ни единаго слова не говорите противъ моего родителя! я не могу того снести……
Какъ бы съ вами не поступали? Нѣтъ сударыня, вы простираете свою легкомысленность превыше всякой вѣроятности, естьли бы вы токмо себѣ вообразили, что избѣжали быть женою Сольмса. И по томъ, я васъ отвлекъ отъ священнаго вашего долгу. Какъ! вы не видите, въ какое противорѣчіе васъ приводитъ ваша живость! Сопротивленіе оказанное вами даже до послѣдней минуты вашимъ гонителямъ, не защищаетъ ли вашу совѣсть отъ всѣхъ таковыхъ укаризнъ?
Мнѣ кажется, государь мой, что вы чрезвычайно на словахъ разборчивы. Сей гнѣвъ гораздо умѣреннѣе того, которой останавливается при изреченіяхъ.
Въ самомъ дѣлѣ, любезная моя, что почитаемой мною за справедливой гнѣвъ, никогда не произходилъ отъ нечаянной вспылчивости, которую не весьма легко изобразить можно, но ето болѣе былъ принужденной гнѣвъ, которой онъ оказывалъ токмо для того, дабы привести меня въ страхъ.
Онъ возразилъ на сіе, простите, сударыня, я окончу все въ двухъ словахъ. Неужели вы не увѣрены, что я подвергалъ жизнь мою опасностямъ для освобожденія васъ отъ угнѣтенія? однако награда моя, по оказаніи всего того не естьли не извѣстна, и отъ прозьбы зависящая? не требовали ли вы того, (жестокой, но для меня священной законъ!) чтобъ моя надежда была отложена? развѣ не имѣли вы власти принимать мои услуги, или совершенно ихъ отвергать, естьли онѣ вамъ противны?
Ты видишь, любезная моя, что со всѣхъ сторонъ состояніе мое хуже становиться. Думаешь ли ты теперь, чтобъ отъ меня зависело слѣдовать твоему совѣту, поелику я думаю такъ какъ и ты, что собственная моя польза обязываетъ меня не отлагать бракосочетанія?
Не сами ли вы мнѣ объявили, продолжалъ онъ, что вы отрѣклись бы лтъ меня на всегда, естьлибъ ваши друзья съ вами помирились на семъ жестокомъ договорѣ? Не смотря на столь ужасные законы, я заслуживаю нѣкую благодарность за избавленіе васъ отъ несноснаго насилія. Я оное заслуживаю, сударыня, и тѣмъ славлюсь, хотя бы къ моему нещастію васъ и лишился….. Какъ весьма примѣчаю, что былъ онымъ угрожаемъ, и по той печали, въ коей я васъ вижу, а наипаче по договору, на которой могутъ склонить ваши родственники. Но я повторяю, что моя слава состоитъ въ томъ, дабы учинить васъ совершенною властительницею надъ всемъ. Я униженно испрашиваю у васъ милости, состоящей въ тѣхъ договорахъ, на коихъ я основалъ свою надежду; и съ равномѣрною же покорностію прошу у васъ прощенія за утомленія, причиненныя вамъ тѣми изъясненіями, коими столь искреннее сердце какъ мое чрезвычайно было поражено.
Сей горделивецъ, при окончаніи сихъ словъ сталъ на колѣни. Ахъ! Встаньте, Г. мой, немедленно ему сказала. Естьли одинъ изъ двухъ долженъ преклонить колѣно, то конечно тотъ, кто наиболѣе вамъ обязанъ. Однако я покорно васъ прошу не повторять мнѣ болѣе онаго. Вы, безъ сомнѣнія весьма много старались о мнѣ, но естьли столь часто будете мнѣ напоминать о тѣхъ награжденіяхъ, которыя отъ меня получить надѣетесь; то я всячески постараюсь избавить васъ отъ онаго. Хотя я ни о чемъ болѣе недумаю какъ о уменшеніи великаго достоинства вашихъ заслугъ, то вы позволите мнѣ сказать вамъ, что естьлибъ вы меня не привлекли, и противъ моей воли въ такую переписку, въ коей я ласкалась, что каждое письмо будетъ послѣднимъ, и я конечно бы продолжала оную, естьлибъ не думала, что вы получаете отъ моихъ друзей нѣкія оскорбленія; то никогда бы не говорила ни о заключеніи, ни о другихъ насиліяхъ, и мой братъ не имѣлъ бы причины столь жестоко поступать со мною.
Я не могу и думать, что мое состояніе, естьлибъ я осталась у моего родителя, было столь отчаянно, какъ вы то себѣ воображаете. Мой отецъ любилъ меня съ великою горячностію. Я не имѣла единой вольности его видѣть и предъ нимъ изъясниться. Отсрочка, была самая малѣйшая милость, которую я получить надѣялась при угрожающемъ меня нещастіи.
Вы хвалитесь вашею заслугою, Г. мой. Такъ, заслуга должна составлять ваше честолюбіе, естьлибъ вы могли мнѣ привести другія причины къ ненависти. Сольмса, или въ свою пользу, то бы я саму себя презирала: а естьли вы по другимъ намѣреніямъ предпочитаете себя бѣдному Сольмсу, то бы я имѣла къ вамъ одно презрѣніе.
Вы можете славиться мечтательною заслугою, дабы изтребить изъ моей памяти родительской домъ; но я вамъ говорю чистосердечно, что причина вашей славы дѣлаетъ мнѣ великой стыдъ. Окажите мнѣ другія услуги, которыя бы я могла одобрить, безъ чего вы никогда не будете имѣть предъ моими очами такихъ заслугъ, какія имѣть въ себѣ усматриваете; но подобно нашимъ прародителямъ, по крайней мѣрѣ я, которая по нещастію изгнана изъ моего рая, мы теперь другъ друга обвиняемъ. Не говорите мнѣ о томъ, что вы претерпѣли и что заслужили, о вашихъ часахъ и о всяком другомъ времени. Вѣрьте, что во всю мою жизнь я не забуду сихъ великихъ услугъ; и что, естьли не въ состояніи буду наградить оныя, то всегда готова признать себя вами обязанною. Теперь же я отъ васъ желаю единственно того, чтобъ оставить на мое попеченіе изъискивать приличнаго мнѣ убѣжища. Возмите карету и поѣзжайте въ Лондонъ, или въ другое какое мѣсто. Естьли же буду имѣть нужду въ вашемъ вспомоществованіи, или покровительствѣ, то конечно васъ о томъ увѣдомлю, и буду обязана вамъ новою благодарностію.
Онъ слушалъ меня съ такимъ вниманіемъ, что сталъ неподвиженъ. Вы очень горячитесь, любезная моя, наконецъ сказалъ онъ мнѣ, но безъ всякой причины. Естьлибъ я имѣлъ намѣренія, недостойныя моей любви, то не оказалъ бы столько честности въ моихъ объясненіяхъ; и начиная опять свидѣтельствоваться небомъ, сталъ онъ разпространяться о чистосердечіи его чувствованій; но я его вдругъ прервала. Я васъ почитаю чистосердечнымъ Г. мой. Весьма бы было странно, чтобъ всѣ сіи засвидѣтельствованія были мнѣ необходимы токмо для того, дабы имѣть о васъ такое мнѣніе; (отъ сихъ словъ онъ пришелъ нѣсколько въ самаго себя, и сталъ осторожнѣе) естьли бы я почитала ихъ таковыми, то конечно бы я васъ увѣряю, не была съ вами въ постояломъ домѣ; хотя обманута столько сколько я о томъ могу судить, средствами меня къ тому доведшими, то есть Г. мой, тѣми хитростями, о коихъ единое подозрѣніе меня раздражаетъ противъ васъ и самой себя; но теперь не время изъяснять о томъ. Увѣдомте токмо меня, Г. мой, (поклонясь ему весьма низко, ибо я тогда весьма была печальна) намѣрены ли вы меня оставить, или я вышла изъ одной темницы для того, дабы войти въ другую?
Обманута, сколько вы о томъ судить можете, средствами васъ къ тому доведшими. Чтобъ я васъ увѣдомилъ, сударыня, для того ли вы вышли изъ одной темницы, дабы войти въ другую! Поистиннѣ я внѣ себя отъ удивленія. (Въ самомъ дѣлѣ онъ имѣлъ видъ чрезвычайно пораженный удивленіемъ, но изъявлялось нѣчто пріятнаго изъ сего изумленія, не знаю истиннаго или притворнаго.) И такъ неужели необходимо нужно, чтобъ я отвѣтствовалъ на столь жестокіе вопросы? Вы совершенную имѣете надъ собою власть. Ахъ! кто же могъ бы вамъ въ томъ воспрепятствовать? Въ самую ту минуту, какъ вы будете находиться въ безопасномъ мѣстѣ, я васъ оставлю. Я предлагаю въ разсужденіи того единой токмо договоръ; позвольте мнѣ васъ просить на оной согласиться: естьли вамъ угодно теперь, когда вы ни отъ кого кромѣ самихъ себя не зависите, возобновить учиненное уже вами добровольно обѣщаніе, добровольно, безъ чего я бы не осмѣлился отъ васъ его требовать; поелику я нимало неспособенъ употребить во зло вашу благосклонность, то тѣмъ болѣе не долженъ терять тѣхъ милостей, которыя вамъ было угодно мнѣ оказать. Сіе обѣщаніе, сударыня, состоитъ въ томъ, что въ какое бы обязательство вы ни вступили съ своею фамиліею, но никогда не соединитесь съ другимъ человѣкомъ до толѣ, пока я буду живъ и не вступлю въ другія обязательства; или пока не учинюсь бездѣльникомъ, и не подамъ вамъ какую нибудь справедливую причину быть мною не довольною.
Я нимало не замедлю, Г. мой, подтвердить вамъ оное, и даже въ такихъ выраженіяхъ, въ какихъ вамъ будетъ угодно. Какимъ образомъ желаете вы, чтобъ я вамъ изъяснилась?
Я желаю, сударыня, только вашего слова.
Очень хорошо, Г. мой, я вамъ оное подтверждаю.
Въ семъ случаѣ онъ столь былъ дерзокъ, (я была въ его власти, любезная моя) что похитилъ у меня поцѣлуй, которой онъ назвалъ печатью моего обѣщанія. Онъ учинилъ сіе столь проворно, что я не успѣла отъ него отвернуться. Онъ оказалъ довольно притворнаго гнѣву. Однако мнѣ весьма было прискорбно, разсуждая, до какой степени сія вольность можетъ привести столь дерзскаго и предпріимчиваго человѣка. Онъ примѣтилъ, что я не была тѣмъ довольна. Но взирая съ свойственнымъ ему видомъ на все то, что было способно поразить оной: довольно, довольно, любезная моя Кларисса! сказалъ онъ мнѣ. Я заклинаю васъ токмо изтребить въ себѣ такое безпокойствіе, которое есть жестокимъ мученіемъ для любви столь нѣжной какъ моя. Во всю жизнь мою буду помышлять о заслуженіи вашего сердца, и учиненіи васъ щастливѣйшею изъ всѣхъ женщинъ, когда буду щастливѣйшимъ изъ всѣхъ человѣковъ. Я его оставила, для написанія предшествующаго къ тебѣ письма; но отказала, какъ уже тебѣ то прежде означила, посылать оное чрезъ кого ни есть изъ его людей. Хозяюшка сего дома сыскала мнѣ посланца, которой будетъ относить то, что отъ тебя ни получитъ къ госпожѣ Гремъ, управительницѣ Милорда М…. находящейся въ замкѣ его въ Гертфордширѣ. Опасность, могущая произойти отъ погони, принудила насъ на расвѣтѣ завтрашняго дня ѣхать, по той дорогѣ, по которой онъ хотѣлъ, въ томъ намѣреніи, дабы тамъ оставить карету его дяди, а взять коляску въ томъ мѣстѣ имъ приготовленную, въ которой не столь опасно для узнанія насъ въ пути.
Я посмотрѣла на настоящее мое богатство, и нашла въ моемъ кошелькѣ не болѣе семи гвиней и нѣсколько мѣлкихъ денегъ. Остатокъ моего богатства заключается въ пятидесяти гвинеяхъ, которыхъ, какъ я думала что болѣе не имѣю, когда моя сестра выговаривала мнѣ о излишей тратѣ моихъ денегъ. Я оставила ихъ въ моемъ ящикѣ, нимало не предвидя столь блискаго отъѣзду.
Впрочемъ, теперешнее мое состояніе представляетъ мнѣ весьма прискорбныя обстоятельства для моей разборчивости. Съ другой стороны, не имѣя другихъ платьевъ кромѣ того, которое на мнѣ, и немогши отъ него у таить, что я прошу находящагося у тебя моего платья, нельзя также его было не увѣдомить, какимъ образомъ оное тебѣ досталось, не желая, чтобъ онъ себѣ вообразилъ, что я издавна имѣла намѣреніе съ нимъ бѣжать, и что частію къ тому уже приготовилась. Онъ весьма бы желалъ, отвѣчалъ онъ мнѣ, для моего спокойствія, естьлибъ твоя матушка приняла меня подъ свое покровительство; и я примѣтила въ сихъ словахъ, что онъ говорилъ чистосердечно.
Повѣрь, любезная моя Гове, что довольно есть небольшихъ благопристойностей, которыя молодая особа принуждена оставить, когда она приведена до того, дабы сносить человѣка въ искреннемъ дружествѣ съ нею находящагося! Мнѣ кажется, что я бы теперь могла подать множество причинъ сильнѣйшихъ, нежели прежде, дабы доказать, что женщина имѣющая хотя нѣсколько разборчивости, должна взирать съ ужасомъ на все могущее ее ввергнуть въ такую пропасть, въ какую я впала и что тотъ человѣкъ, которой ее въ оную низвергнетъ, за подлѣйшаго и коварнѣйшаго обольстителя признанъ быть долженъ.
Завтра, въ пятомъ часу по утру, хозяйская дочь пришла мнѣ сказать, что мой братъ ожидаетъ меня въ низу въ залѣ, и что завтракъ уже готовъ. Я сошла, сердце мое столько же было стѣснено, сколько и глаза наполнены слезами. Онъ оказалъ мнѣ, передъ хозяйкою великую благодарность за мою тщательность, показывающую сказалъ онъ мнѣ, менѣе отвращенія къ продолженію нашего пути. Онъ болѣе, нежели я сама, о мнѣ имѣлъ старанія: (ибо къ чему тогда оно могло мнѣ служить, ежели не имѣла его въ то время, когда имѣла въ немъ нужду?) купить мнѣ шляпу и весьма дорогую епанчу, не предувѣдомя меня о томъ. Онъ имѣетъ право, сказалъ онъ мнѣ передъ хозяйкою и ея дочерями, наградить себя за свои старанія, и облобызать любезную свою сестру, хотя она нѣсколько и печальна. Сей хитрецъ получилъ свое награжденіе и тщеславился, что избавилъ меня отъ безпокойствія, увѣщевая меня равномѣрно, чтобъ я не опасалась моихъ родителей, которые меня съ великою нѣжностію любили. Какимъ образомъ можно угождать любезная моя, такому человѣку?
Какъ скоро мы отправились въ путь, то онъ меня спрашивалъ, не имѣюль я какого отвращенія къ замку Милорда М…. въ Гертфордширѣ. Милордъ, сказалъ онъ мнѣ, живетъ въ своемъ помѣстьѣ въ Беркѣ. Я ему повторила, что я не желаю такъ скоро показаться его фамиліи; что симъ бы оказала явную недовѣренность къ моей фамиліи; что я рѣшилась занять особенное жилище; и что его просила находиться отъ меня въ отдаленности, покрайней мѣрѣ для того, дабы освѣдомиться, что мои друзья подумали о моемъ побѣгѣ. Въ такихъ обстоятельствахъ, присовокупила я, ни мало не ласкаюсь, чтобъ примиреніе вскорѣ могло послѣдовать; но если они узнали, что я приняла его покровительство, или какъ все равно, его фамиліи; то надлежитъ отрѣчься отъ всей надежды.
Онъ мнѣ клялся, что совершенно будетъ поступать по моимъ склонностямъ. Однако Лондонъ безпрестанно ему казался удобнѣйшимъ для меня убѣжищемъ. Онъ мнѣ представилъ что если бы я была спокойна въ какомъ ниесть по моему вкусу избранномъ домѣ, то онъ бы тотчасъ удалился къ Г. Галлѣ. Но когда я объявила, что не желаю ѣхать въ Лондонъ, то онъ пересталъ болѣе меня просить.
Онъ мнѣ предложилъ, и я на то согласилась ѣхать въ постоялой домъ, вблизи отъ Медіана находящейся; такъ называется замокъ его дяди въ Гертфордширѣ. Я имѣла тамъ свободу пробыть на единѣ часа съ два, и употребила оные на написаніе къ тебѣ письма, и продолженіе той повѣсти, которую я начала въ Сент-Албанѣ. Я также написала письмо и къ моей сестрѣ въ двоякомъ намѣреніи, увѣдомить мою фамилію, что я нахожусь въ добромъ здоровьѣ, хотя бы она въ томъ принимала участіе хотя нѣтъ, прося у ней моихъ платьевъ, нѣсколько означенныхъ мною ей книгъ, и тѣхъ пятьдесятъ гвиней, которыя я оставила въ моемъ ящикѣ. Г. Ловеласъ, отъ котораго я также не утаила причину втораго моего письма, спросилъ меня, не сестрѣ ли моей хотѣла я его надписать. Нѣтъ, дѣйствительно, отвѣчала я ему; я еще не знаю… Я такъ же не знаю, прервалъ онъ; но единъ случай принуждаетъ меня о томъ такъ думать. [добрая душа, естьлибъ я могла во ономъ ей вѣрить.] Однако я вамъ скажу сударыня, какъ поступить въ семъ случаѣ. Если вы совершенно рѣшились не жить въ Лондонѣ, то пусть ваша фамилія васъ во ономъ щитаетъ, поелику тогда она совсѣмъ лишиться надежды сыскать васъ. Означте вашей сестрицѣ, чтобъ на принадлежащемъ къ вамъ письмѣ надписать къ Г. Осготу, въ сохѣ. Ето весьма славной человѣкъ, которому ваши друзья безъ всякаго затрудненія повѣрятъ дѣла ваши, и симъ то средствомъ они весьма будутъ довольны.
Они довольны, любезная моя, довольны! Кто? мой отецъ, мои дядья! Но ето не излѣчимая болѣзнь. Ты видишь, что у него вымыслы всегда готовы. Не имѣя ни какого на сіе возраженія, я нимало не колебалась на оные рѣшиться. Мое безпокойство состоитъ въ томъ, чтобъ узнать какой получу я отвѣтъ, или удостоятъ ли меня онымъ. Въ ожиданіи онаго, утѣшаюсь я, разсуждая, что какими бы жестокостями ни было оно наполнено, и хотябъ было писано рукою моего брата, но не будетъ жесточаѣ тѣхъ послѣднихъ поступокъ, которыя я претерпѣла отъ него и моей сестры.
Г. Ловеласъ находясь въ отсутствіи около двухъ часовъ, возвратился въ постоялой домъ, и будучи побуждаемъ своею нетерпѣливостію, присылалъ раза три или четыре просить меня съ нимъ свидиться. Я ему столько же разъ приказывала отвѣтствовать, что мнѣ не когда и въ послѣдней разъ сказала, что не буду имѣть время къ тому до самаго обѣда. Что же онъ сдѣлалъ? Понуждалъ скорѣе оной готовить: я его слышила, по временамъ, что кричалъ на повара и служителей.
Вотъ другое его совершенство. Я осмѣлилась увидѣвшись съ нимъ, выговаривать ему за сіи вольныя слова. Въ самую ту минуту услышила я его ругающаго своего камердинера, которымъ онъ впрочемъ всегда былъ доволенъ: весьма скучной промыслъ, сказала я подходя къ нему, держать постоялой дворъ.
Не столь скученъ, какъ я воображаю. Какъ! Сударыня, не думаете ли вы о томъ промыслѣ, въ коемъ пьютъ и ядятъ на щотъ другаго, я говорю о нѣсколько отличныхъ постоялыхъ домахъ. Что меня побуждаетъ тому вѣрить, есть та необходимость, въ коей безпрестанно живутъ военные люди, коихъ я представляю, что большая часть оныхъ суть ужасные злодѣи. Боже милостивой! продолжала я, какія рѣчи слышала я въ ту минуту отъ одного изъ сихъ храбрыхъ защитниковъ отечества, которой говорилъ, такъ какъ я о томъ могла судить изъ отвѣта, человѣку тихому и скромному! Старая пословица мнѣ кажеться справедливою: клятся какъ солдату пристойно.
Онъ кусалъ у себя губы, онъ прошелся по горницѣ на цыпкахъ; и приближался къ зеркалу, я примѣтила на его лицѣ знаки его смущенія. Такъ сударыня, сказалъ онъ мнѣ, ето военная привычка. Салдаты вообще часто клянутъ: я думаю, что офицерамъ надлежало бы ихъ за то наказывать.
Они заслуживаютъ жестокаго наказанія, возразила я; ибо сіе преступленіе недостойно человѣчества; равномѣрно и клятвы не менѣе мнѣ кажутся презрительными. Оно вдругъ означаетъ злость и безсиліе. Тотъ, которой оное дѣлаетъ, былъ бы сущею Фуріею, естьлибъ могъ свои желанія исполнить.
Прекрасное примѣчаніе сударыня. Я бы сказалъ первому салдату, котораго бы услышалъ кленущагося, что онъ презрительной человѣкъ.
Госпожа Гремъ засвидѣтельствовала мнѣ свой долгъ, такъ какъ угодно было Г. Ловеласу назвать ея учтивости. Она усильно меня просила ѣхать въ замокъ, говоря о томъ, что она слышала о мнѣ, не токмо отъ МилордаМ…. но и отъ его двухъ племянницъ и всей фамиліи; также о надеждѣ, коею они ласкаются уже долгое время получить ту честь, которую не весьма отдаленною уже почитали. Сіи слова весьма для меня были пріятны; поелику я ихъ слышала отъ весьма доброй женщины, которая подтвердила все то, что Г. Ловеласъ мнѣ ни говорилъ.
Въ разсужденіи жилища, о коемъ я заблагоразсудила просить ея совѣта, она мнѣ рекомендовала свою своячиню, которая отъ нее жила въ семи или осьми миляхъ, и у которой я совершенно буду довольна. Наиболѣ принесло мнѣ удовольствія то, что слышала отъ Г. Ловеласа, которой оставилъ насъ въ коляскѣ, сѣвши на лошадей съ двумя собственными своими людьми, и конюхомъ Милорда М…. служилъ намъ провожателемъ до конца нашей дороги, куда мы прибыли въ четвертомъ часу въ вечеру.
Но я уже тебѣ сказала въ предшествующемъ письмѣ, что покои весьма тамъ для насъ неудобны. Г. Ловеласъ, будучи не доволенъ, не скрылъ отъ госпожи Гремъ, что онъ находитъ ихъ не соотвѣтствующихъ тому описанію, которое она намъ начертала; что какъ домъ разстояніемъ на милю отъ ближняго предмѣстія; то ему не надлежитъ такъ скоро на такое разстояніе отъ меня отдалятся, опасаясь какихъ ни есть произшествій, которыхъ мы еще страшимся, и что впрочемъ покои были весьма тѣсны и не дозволяли ему жить со мною. Ты конечно признаешься, что сіи его слова очень были для меня пріятны.
Во время сего пути въ коляскѣ весьма долго разговаривали съ госпожею Гремъ. Она отвѣтствовала на всѣ мои вопросы вольно и простосердечно; она была откровенна, что мнѣ очень понравилось. Постепенно я ее довела до множества изъясненій, коихъ часть согласуется съ засвидѣтельствованіемъ его управителя, къ которому братъ мой писалъ, и я изъ того заключила, что почти всѣ служители имѣютъ равное мнѣніе о Г Ловеласѣ.
Она мнѣ говорила. ,,Что онъ впрочемъ, человѣкъ великодушной; что не весьма легко можно различить любили ли его болѣе или боялись въ домѣ Милорда М…. что сей господинъ любитъ его чрезвычайно; двѣ его тетки не менѣе его любятъ; двѣ его двоюродныя сестры Монтегю суть наилучшаго въ свѣтѣ свойства молодыя особы. Его дядя и тетки предлагали ему различныхъ невестъ прежде, нежели онъ началъ мнѣ оказывать свои тщательныя услуги даже и послѣ того, когда они отчаявались, что не получатъ моего и моей фамиліи согласія. Но она весьма часто слышала его повторяющаго, что онъ ни съ кѣмъ иннымъ не сочетается бракомъ, какъ со мною. Всѣ его родственники весьма были тронуты тѣми худыми поступками, которыя онъ отъ моихъ друзей претерпѣлъ: впрочемъ они всегда удивлялись моему свойству, и съ нетерпѣливостію ожидали нашего союза, они совершенно предпочли меня всѣмъ на свѣтѣ женщинамъ, въ томъ мнѣніи, что никогда и никакая особа не имѣла толикой силы надъ его склонностями, и толикаго вліянія надъ его разумомъ. Она согласна, что Г. Ловеласъ весьма разточительной человѣкъ; но ето такая слабость, которая сама собою излѣчится. Милордъ почиталъ за великое утѣшеніе находиться въ обществѣ съ своимъ племянникомъ; однако и сіе не воспрепятствовало имъ часто ссориться; и всегда дядя принужденъ былъ ему уступать. Онъ какъ будто всегда его боялся. Сія добрая женщина весьма сожалѣла, что ея молодой господинъ, [такъ она его называла,] не употребилъ на лучшее свои дарованія, однако, сказала она мнѣ, съ толь изящными качествами не надлежитъ отчаяваться о его исправленіи: будущее благополучіе затмитъ прошедшія слабости, и всѣ его свойственники столь сильно были тѣмъ убѣждены, что ничего съ толикимъ жаромъ пожелали, какъ видѣть его сочетавшагося бракомъ.,,
Сіе описаніе, хотя и посредственное; но лучше всего того, что мой братъ о немъ ни говорилъ.
Особы живущія въ семъ домѣ кажутся весьма честные люди; откупъ и домъ въ хорошемъ состояніи, и ничего тамъ не недостаетъ. Госпожа Сорлингсъ, своячиня Госпожи Гремъ, есть вдова и имѣетъ двухъ взрослыхъ сыновей разумныхъ и трудолюбивыхъ, между коими я усматриваю нѣкое соревнованіе къ общему благу, и двухъ весьма скромныхъ молодыхъ дочерей, съ которыми ихъ братья поступаютъ гораздо почтительнѣе, нежели какъ мой со мною. Мнѣ кажется, что я моглабъ здѣсь остаться долѣе, нежели насколько прежде прожить тутъ располагалась.
Я должна бы была тебѣ ето сказать еще до полученія благосклоннаго твоего письма и до прибытія моего въ сіе мѣсто! все пріятно мнѣ отъ столь дражайшей пріятельницы. Я признаюсь, что мой отъѣздъ долженъ былъ привесть тебя въ великое удивленіе, послѣ того рѣшительнаго намѣренія, которое я приняла съ такою твердостію. Ты видѣла даже до сей минуты, въ какое чрезъ то сама я была приведена удивленіе.
Какую ни вижу вѣжливость отъ Г. Ловеласа, но она нимало не подаетъ мнѣ о немъ лучшаго мнѣнія. Я нахожу излишество даже въ его засвидѣтельствованіяхъ; онъ говоритъ мнѣ о весьма прекрасныхъ вещахъ; онъ говоритъ также о весьма прекрасныхъ для меня принадлежащихъ дѣлахъ; но мнѣ кажется, что чистосердечное уваженіе и истинное почтеніе не заключаются въ краснорѣчивыхъ выраженіяхъ. Чувствованій никогда словами изобразить сильно не можно. Краткое молчаніе, потупленные взоры и томной голосъ, болѣе въ томъ удостовѣряютъ нежели все то, что Шакеспиръ называетъ громкимъ израженіемъ смѣлаго краснорѣчія. Сей человѣкъ говоритъ токмо о восхищеніяхъ и восторгахъ. Ето любимыя его два изрѣченія; но я истинно знаю, по моему смущенію, къ чему по справедливости должна я ихъ приписать; его торжеству, любезная моя, я говорю то въ двухъ словахъ, которыя не требуютъ другаго изъясненія. Жѣлать же онаго болѣе, значило бы вдругъ оскорблять мое тщеславіе и осуждать мою глупость.
Мы весьма безпокоились, по нѣкоторымъ о погонѣ за нами подозрѣніямъ, изъявленнымъ въ письмѣ Осипа Лемана. Сколь различно перемѣна обстоятельствъ принуждаетъ насъ судить о всякомъ дѣлѣ! то его осуждаютъ, то хвалятъ, слѣдуя той пользѣ, какую въ томъ находятъ. Съ какимъ слѣдственно раченіемъ надлежало бы пріобрѣтать твердыя правила въ различіи зла и добра, которыя бы не зависѣли отъ пристрастія! Я считала за подлость развратить служителя моего отца; теперь я могу доказать несправедливость онаго потому любопытству, которое безпрестанно понуждаетъ меня спрашивать у Г. Ловеласа, не знаетъ ли онъ чего, симъ или какимъ ни есть другимъ средствомъ, какое мнѣніе мои друзья имѣютъ о моемъ побѣгѣ. Онъ конечно долженъ имъ казаться условленнымъ, отважнымъ и хитрымъ. Сколь сіе для меня несносно! Въ такомъ будучи состояніи, могу ли я имъ подать истинныя изъясненія?
Онъ мнѣ сказалъ, что они совершенно оное узнали; но что теперь они болѣе оказываютъ ярости, нежели печали; что онъ съ великимъ трудомъ сноситъ тѣ обиды и угрозы, которыя мой братъ противъ него оказываетъ. Ты ясно видишь, что чрезъ то онъ хочетъ мнѣ уважить свою терпѣливость.
Коликаго удовольствія лишилась я, любезнѣйшая моя пріятельница, симъ безразсуднымъ и нещастнымъ побѣгомъ! Теперь я могу, но уже поздо, судить, какое по истиннѣ есть различіе между тѣми, которые оскорбляютъ, и тѣми, которые оскорблены. Чего бы я ни дала за то, дабы возвратить себѣ право, говорить, что со мною поступаютъ несправедливо, и что я ни кому зла не сдѣлала; что прочіе не оказываютъ мнѣ должной благосклонности, и что я въ точности исполняю мои права въ разсужденіи тѣхъ, которымъ я должна оказывать почтеніе и покорность.
Конечно я достойна презрѣнія, что могла рѣшиться на свиданіе съ моимъ обольстителемъ, и какъ бы я ни была благополучна, но во всю мою жизнь не престану терзаться угрызеніемъ совѣсти.
Другое безпокойство, которое не менѣе меня мучитъ, состоитъ въ томъ, что каждый разъ, когда съ нимъ ни увижусь, еще болѣе прихожу въ замѣшательство, нежели прежде, помышляю томъ, что должна я о немъ думать. Разсматривая его видъ думаю я, что вижу въ ономъ весьма углубленныя черты. Мнѣ кажется, что его взгляды изъявляютъ нѣчто болѣе, нежели должно. Однако они ни печальны, ни веселы. Я по истиннѣ не знаю какъ ихъ можно назвать; но усматриваю въ нихъ болѣе довѣренности, нежели прежде, хотя и никогда въ оной у него недостатку не было.
Однако кажется, что я проникла сію загадку. Теперь взираю я на нее съ нѣкіимъ ужасомъ, поелику знаю ту власть, которую по моей нескромности дала ему надъ собою. Онъ можетъ почесть за право принимать на себя важный видъ, когда видитъ меня лишенною того, что было важнѣйшаго для особы привыкшей быть почитаемою; которая, почувствуя свою подчиненность, признаетъ себя побѣжденною и какъ будто подверженною новому своему покровителю..
Податель сего письма будетъ разнощикъ изъ того уѣзда; отъ него никакія не могутъ произойти подозрѣнія, поелику привыкли его видѣть ежедневно носящаго свои товары. Ему приказано отдать его Г. Кноллесу, слѣдуя той надписи которую ты мнѣ означила. Естьли ты что ни есть узнала о моемъ отцѣ и матери, и о состояніи ихъ здоровья, или какъ должна я судить о расположеніи моихъ друзей; то пожалуй увѣдомь меня о томъ въ двухъ словахъ, покрайней мѣрѣ естьли узнаешь, что податель ожидаетъ твоего отвѣта.
Я опасаюсь спросить тебя почтешь ли ты меня по сему моему повѣствованію нѣсколько менѣе виновною.
Ты хочешь, чтобъ я исполнилъ мое обѣщаніе, и чтобъ не скрылъ ничего того, что произошло между моею красавицею и мною. Поистиннѣ мое перо никогда еще столь любезнымъ предмѣтомъ не занималося. Впрочемъ, мнѣ еще довольно времени осталось. И естьлибъ всегда я вѣрилъ во всемъ властительницѣ моихъ склонностей, то допускъ къ ней столь же бы былъ труденъ, какъ самому нижайшему рабу къ восточному Монарху. Итакъ лишился бы той склонности, естьлибъ отрекся тебя въ томъ удовольствовать; но наша дружба, и вѣрное сотоварищество, которое ты мнѣ оказалъ въ трактирѣ Бѣлаго Оленя, учинила бы меня недостойнымъ извиненія.
Я тебя оставилъ, тебя и нашихъ товарищей, съ твердымъ намѣреніемъ, какъ ты знаешь, опять съ вами свидѣться, естьли мое свиданіе еще уничтожено будетъ, и идти вмѣстѣ къ угрюмому отцу Гарлововъ, просить аудіенціи у мучителя, принести ему мои жалобы за ту наглость, съ какою на меня нападаютъ; словомъ, дабы честнымъ образомъ покуситься внушить въ него лучшія мысли, и склонить его поступать съ своею дочерью не съ толикимъ мучительствомъ, а со мною нѣсколько учтивѣе. Я тебѣ сказалъ уже тѣ причины, которыя мнѣ воспрепятствовали взять письмо моей Богини. Я не обманулся. Я усмотрѣлъ бы въ немъ противное приказаніе, и свиданіе было бы уничтожено. Не ужели она не знала, что обманувшись единожды, я не могу утверждаться на ея обѣщаніяхъ, и что я не нашелъ бы способа поймать женщину въ мои сѣти, употребивши столько стараній, дабы вовлечь ее въ оныя?
Какъ скоро я услышалъ, что выдвигаютъ запоръ у сада; то почелъ уже ее моею. Отъ сего движенія я вострепеталъ; но когда появилась моя любезная, которая вдругъ меня освѣтила своимъ сіяніемъ; то я шелъ казалось по воздуху и почиталъ себя превыше смертнаго. Я опишу тебѣ нѣкогда сіе зрѣлище, какъ въ ту минуту она глазамъ моимъ представилась, и какъ послѣ я оное разсмотрѣлъ. Ты знаешь сколь я пересужаю все касающееся до пріятностей, вида и уборовъ женщинъ. Однакожъ въ сей дѣвицѣ заключается нѣкая природная красота превосходящая все то, что токмо себѣ представить можно.
Итакъ ожидай токмо слабаго изображенія о ея особѣ и ея уборѣ.
Усиліе, которое она надъ собою учинила для извлѣченія запора, изъявляло ея боязливость, пріятное смущеніе вскорѣ потомъ послѣдовавшее, изъяснило мнѣ, что естественный пламень глазъ ея приходилъ въ слабость. Я видѣлъ ее трепещущую. Я усмотрѣлъ, что она лишалась силы подкрѣпить движенія сердца, которымъ она не въ состояніи была уже управлять. Въ самомъ дѣлѣ, она упала бы безъ чувствъ, еслибъ я не удержалъ ее въ моихъ рукахъ. Драгоцѣннѣйшая минута. Съ коликимъ удовольствіемъ мое сердце, трепещущее столь близко подлѣ ея, дѣлило столь пріятное движеніе.
По ея платью я судилъ, при первомъ взглядѣ, что она не расположилась ѣхать, и что пришла въ томъ намѣреніи, дабы еще однажды отъ меня избѣжать. Я ни мало не колебался употребить себѣ въ пользу ея руки, которыя я держалъ, таща ея весьма тихо къ себѣ. Въ сію минуту начался такой споръ, какого я не имѣлъ никогда и ни съ какою женщиною. Ты конечно бы о мнѣ соболѣзновалъ, любезной другъ, еслибъ зналъ, сколь много мнѣ стоило сіе приключеніе. Я просилъ, я заклиналъ. Я просилъ и заклиналъ на колѣняхъ. Я не думаю, чтобъ слезы не имѣли участія въ семъ дѣйствіи. Къ щастію моему зная на вѣрно, съ кѣмъ я имѣлъ дѣло, мѣры свои расположилъ я ко всякимъ случаямъ. Безъ тѣхъ предосторожностей, которыя тебѣ сообщилъ, конечно бы я не успѣлъ въ своемъ предпріятіи: но не менѣе вѣроятно и то, что отрѣкшись бы отъ твоей и твоихъ товарищей помощи, я бы пошелъ въ садъ, я проводилъ бы ее въ замокъ; и кто знаетъ какія бы могли произойти изъ того слѣдствія?
Честный мой повѣренной услышалъ мой знакъ, хотя нѣсколько позже, нежели я того желалъ, и исполнилъ въ точности свое дѣло. Они идутъ, они идутъ! убѣгайте; скорѣе, скорѣе, дражайшая моя, вскричалъ я вынимая свою шпагу съ устрашеннымъ видомъ, какъ будто съ сотню оныхъ побить вознамѣрился, и взявши дрожащія ея руки, я тащилъ ее столь не чувствительно къ себѣ, что едва я толь быстро лѣтелъ на крыльяхъ любви, какъ она, будучи побуждаема ужасомъ. Чево же ты болѣе хочешь? Я сталъ ея властителемъ.
Я раскажу тебѣ сіе подробно при первомъ нашемъ свиданіи. Ты разсудишь о моихъ затрудненіяхъ и о ея упорности. Ты будешь со мною радоваться о торжественной моей побѣдѣ надъ столь проницательною и осторожною дѣвицею. Но что ты скажешь о семъ побгѣ, о семъ переходѣ изъ одной любви къ другой! Бѣжать отъ друзей не имѣвши никогда намѣренія ихъ оставить, и слѣдовать за такимъ человѣкомъ, съ которымъ не рѣшилась ѣхать. Не смѣешься ли ты, Белфордъ? Итакъ скажи мнѣ, зналъ ли ты что ни есть столь смѣшнаго? О полъ, полъ! прекрасное возраженіе! Постой, мнѣ право смѣяться хочется. Я принужденъ оставить перо, дабы удержаться отъ смѣху. Надобно повеселиться, пока еще хочется.
Клянусь честію, Белфордъ, я обманываюсь, естьли думаю, что плуты мои люди не почли меня за дурака! Я въ томъ примѣтилъ одного, которой заглянувъ ко мнѣ въ дверь, дабы посмотрѣть съ кѣмъ я нахожусь, или какое очарованіе мною дѣйствуетъ. Бездѣльникъ принудилъ меня захохотать весьма громко, и самъ засмѣявшись ушелъ. О! ето весьма забавное произшествіе. Мнѣ еще хочется смѣяться… Еслибъ ты только могъ то представить себѣ, какъ я; то конечно столько же бы тому смѣялся; и я тебя увѣряю, другъ мой, что естьлибъ мы были вмѣстѣ; то просмѣялись бы цѣлой часъ.
Но, вы, дражайшая особа! не сожалѣйте, я васъ прошу, о тѣхъ небольшихъ хитростяхъ, которыми, какъ вы подозрѣваете, ваша неусыпность обманута. Остерегайтесь возбуждать еще другія, которыя бы были достойнѣе васъ. Естьли вашъ властелинъ вознамѣрился ввергнуть васъ въ погибель то вы впадете въ оную. Какое воображеніе, любезная моя, желать для нашего бракосочетанія ожидать, вашего удостовѣренія о моемъ исправленіи. Не опасайтесь ничего; естьли все то, что можетъ случиться, случается; то вы будете болѣе жаловаться на вашъ жребій, нежели на самое себя. Но какъ бы ни было, я напишу вамъ знатные договоры. Благоразуміе, неусыпность которыя великодушно защищать будутъ мѣсто любви, покрыты будутъ истинными воинскими похвалами. Весь вашъ полъ и мой согласятся, узнавши мои хитрости и ваше поведеніе, что никогда крѣпость лучше не защищали, ни столь благородно овладали ею.
Мнѣ кажется, что я отъ тебя слышу: какъ! желать унизить такое Божество до поступокъ недостойныхъ ея совершенствъ! Не возможно Ловеласъ, что бы ты когда ни есть имѣлъ намѣреніе попирать ногами толикія клятвы и торжественныя обѣщанія.
Я не имѣлъ сего намѣренія, ты справедливо судишь. Хотя бы я и теперь оное имѣлъ; но мое сердце и почтеніе къ ней ощущаемое не позволяютъ мнѣ того сказать. Но не знаешь ли ты, что я имѣю великое отвращеніе ко всякому лукавству? Развѣ она не во власти своего Монарха?
И ты будешь способенъ, Ловеласъ, пренебречь ту власть, которою ты обязанъ…..
Чему? негодный. Смѣешь ли сказать, ея соизволенію?
Но сей власти, скажешь ты мнѣ, я бы не имѣлъ, естьлибъ она не почитала меня болѣе всѣхъ людей на свѣтѣ. Присовокупи, что я не претерпѣлъ бы толико трудностей, естьлибъ не любилъ ее болѣе всѣхъ женщинъ. До сихъ поръ, Белфордъ, наши обстоятельства равномѣрны. Естьли ты говоришь о честности; то честность не должна ли быть взаимна? Естьли же взаимная; то не должна ли она заключать въ себѣ и взаимной довѣренности? И какою же довѣренностію могу похвалиться, что отъ нее получилъ? Ты знаешь весь успѣхъ сей распри; ибо я не могу приписать ей другаго имени, и также весьма отдаленъ наименовать ее любовною распрею. Сомнѣнія, недовѣрчивости и укоризны съ ея стороны: самая покорная униженность съ моей: принудили меня принять видъ исправленія, а всѣ такія какъ ты, конечно сомнѣваетесь, чтобъ я въ самомъ дѣлѣ принялъ оной. Ты самъ, развѣ не часто примѣчалъ, что народившись отъ сада ея отца въ разстояніи одной мили, и не имѣвши случая ее увидѣть, я уже не съ такимъ удовольствіемъ возвращался къ прежнимъ нашимъ веселостямъ? Не заслуживаетъ ли она за то наказанія? Приводить честнаго человѣка къ лицемѣрству; какое несносное мучительство!
Впрочемъ ты конечно знаешь, что сія плутовка уже не разъ мною играла, и что она уничтожила бы безо всякаго затрудненія обѣщанное свиданіе. Ты былъ свидѣтелемъ той жестокости, которую я отъ того возчувствовалъ! Не клялся ли я, находившись въ чрезвычайной досадѣ, отмстить ей за оное? И когдабъ исполнить всѣ клятвы, или естьлибъ я и одну учинилъ, соотвѣтствуя ея ожиданію, или слѣдуя моимъ склонностямъ; то не имѣю ли я права сказать такъ какъ Кромвель: ,,Дѣло идетъ о головѣ Короля или о моей, выборъ состоитъ въ моей власти; могу ли я хотя единую минуту мѣдлить?
Еще присовокупляю, что я примѣтилъ въ ея осмотрительности и безпрерывной печали, что она подозрѣваетъ меня въ какомъ ни есть худомъ намѣреніи, и мнѣ было бы досадно, чтобъ такая особа, которую я почитаю, была обманута въ своемъ ожиданіи.
Однако, дражайшей мой другъ, кто бы могъ подумать, безъ угрызенія совѣсти, оказаться виновнымъ хотя въ малѣйшей обидѣ противъ столь благородной и знатной дѣвицы. Кто бы не сжалился….. Но, съ другой стороны, столь мало она на меня полагается, хотя видѣла себя принужденною выдти вскорѣ за такого человѣка, коего единое домогательство къ полученію ея составляетъ нещастіе для моей гордости! И теперь принимаетъ столь печальной видъ когда уже переступила предѣлы. И такъ какое право имѣетъ она къ моему сожалѣнію, наипаче къ такому, которымъ ея гордость совершенно будетъ поражена?
Но я не имѣю еще никакого рѣшенія. Я хочу разсмотрѣть до какой степени ея склонность въ состояніи ее довести, и какое движеніе почувствую я также отъ моея. Должно, чтобъ распря произошла съ равномѣрною выгодою. Къ нещастію моему, какъ съ ней ни увижусь, она заставляетъ меня чувствовать, что ея власть увеличивается, а моя ослабѣваетъ.
Впрочемъ какая она несмысленная дѣвушка, когда желаетъ вручить мнѣ свою руку тогда, какъ я исправлю свои поступки, и какъ непримиримые ея родители учинятся благосклоннѣе, то есть, когда они перемѣнятъ свою природу.
По истиннѣ, когда бы она предписала мнѣ всѣ сіи законы, то ни мало бы не думала, чтобъ безъ всякаго договору мои хитрости принудили бы ее выдти внѣ себя самой. Вотъ изреченіе любезной сей особы, которое я тебѣ раскажу въ другомъ случаѣ. Колико почитаю я себѣ за славу получивъ побѣду надъ ея неусыпностію и всѣми предосторожностями! Я, по моему мнѣнію, преодолѣлъ уже большую половину оныхъ. Я взираю на прочихъ людей съ видомъ величественнымъ и исполненнымъ превосходства; мое тщеславіе простирается до величайшаго степени. Словомъ, всѣ способности души моея погружены въ величайшемъ удовольствіи. Когда я ложусь спать; то засыпаю смѣючись. Я смѣюсь, я пою, когда просыпаюсь. Однако, я не могу сказать, чтобъ я усматривалъ что ни есть близкаго къ моему успѣху, почему же? потому что меня не почитаютъ еще довольно исправившимся.
Я тебѣ нѣкогда сказалъ, если ты о томъ вспомнишь, колико сія упорность безполезна для моей любезной; если я могъ ее склонить оставить домъ своего отца, и естьли буду разположенъ наказать ее вмѣстѣ за всѣ погрѣшности ея фамиліи, и за безчисленныя затрудненія, какъ я ее въ томъ обвиняю, ею мнѣ причиненныя? она ни мало себѣ не воображаетъ, чтобъ я о темъ думалъ, и что когда я сжалюсь въ ея пользу; то мнѣ токмо стоитъ воспомнить оное, дабы придти въ ожесточеніе, соотвѣтствующее моимъ намѣреніямъ.
О дражайшая Кларисса! разсмотри все со вниманіемъ. Оставь надмѣнные свои взгляды. Естьли ты чувствуешь ко мнѣ равнодушіе; то не думай, чтобъ твое чистосердечіе могло послужить тебѣ извиненіемъ, я того не упущу: разсуди, что ты находишься въ моей власти. Естьли ты меня любишь; то равномѣрно не сомнѣвайся, чтобъ притворная откровенность твоего пола могла тебѣ послужить болѣе съ толико гордымъ и ревнивымъ сердцемъ, какъ мое. Впрочемъ вспомни, что всѣ грѣхи твоей фамиліи обращены будутъ на тебя.
Но, Белфордъ! когда я увижусь съ моею Богинею, когда узрю себя передъ блестящими лучами очей ея; то куда изчезаютъ всѣ сіи недоумѣнія, происходящія отъ неизвѣстности моихъ мнѣній и смущенія мучительныхъ моихъ чувствованій?
Какія бы ни были мои намѣренія, но ея проницательность принуждаетъ меня приступить къ дѣлу. Ничто не можетъ уничтожить моихъ предпріятій. Она будетъ моею женою, если я то захочу: ето такая власть, о которой я не сомнѣваюсь. Первыя ученія, хотя одинакія для всѣхъ молодыхъ людей, вступающихъ въ училище, отличаютъ различность ихъ разума, и открываютъ съ начала Юриспрудента, Богослова и Доктора. Итакъ поступки моей любезной покажутъ мнѣ, въ качествѣ ли жены, должна она принадлежать мнѣ. Я буду помышлять о бракѣ тогда, когда рѣшусь исправиться. Еще довольно будетъ времени для исполненія перваго, говоритъ моя любезная; а я говорю для послѣдняго.
До коль будетъ заблуждаться мое воображеніе? Сіе проклятое дѣло доходитъ до такого состоянія, въ коемъ по истиннѣ не знаю на чемъ остановиться.
Я тебѣ сообщу мои намѣренія, какъ скоро самъ узнаю оныя. Я тебѣ скажу для чего дѣлаю то, и для чего не принимаю другаго. Но мнѣ кажется, что отставши столь далеко отъ моего предмѣта; весьма уже поздо возвращаться къ оному. Можетъ быть ежедневно я къ тебѣ буду писать все то, о чемъ по случаю освѣдомлюсь; и я найду, со временемъ, средство пересылать къ тебѣ, мои письма. Не ожидай большей точности и связи въ моихъ письмахъ. Тебѣ довольно познать изъ нихъ только верховную мою власть, и печать твоего начальника.
Извѣстіе твое, любезная моя, не позволяетъ мнѣ болѣе ничего желать. Ты всегда имѣешь благородную душу заслуживающую удивленіе; обнаженную притворства, искуства и самаго желанія уменшать или извинять свои погрѣшности. Единая въ свѣтѣ твоя фамилія способна довесть до такихъ крайностей такую дѣвицу, какъ ты.
Но я нахожу въ твоей благосклонности излишнюю горячность къ симъ недостойнымъ родителямъ. Ты принимаешь на себя всю хулу съ толикимъ чистосердечіемъ и столь малою пощадою, что и самые величайшіе твои враги ничего не моглибъ присовокупить къ оной. Теперь, какъ я уже о всемъ подробно увѣдомлена; то и не удивляюсь, что столь смѣлой и предпріимчивой человѣкъ…. Меня прерываютъ.
Ты сопротивлялась съ большимъ усиліемъ, и гораздо долѣе…. Я еще слышу, спрашиваетъ меня матушка, и желаетъ знать, чемъ я занята.
Ты весьма далеко простираешь противъ себя свой гнѣвъ. Не укоряла ли ты себя съ начала? Въ разсужденіи перваго твоего поступка, состоящаго въ отвѣтствованіи на его письма; то конечно единая была ты, которая старалась о безопасности такой фамиліи какъ твоя, когда ея Герой столь глупо впутался въ ссору, ввергающую самаго его въ опасность. Выключая твоей матушки, какъ будто въ принужденіи находящейся, можетъ ли хотя единаго кого изъ нихъ назвать умнымъ?
Еще, извини любезная моя… Я слышу, что пришелъ самой глупѣйшей человѣкъ, дядя твой Антонннъ; безмозглой, гордѣйшей и самой закоснѣлой въ своемъ намѣреніи…..
Онъ пришелъ вчерась съ видомъ надутымъ гордостію, запыхавшись, и будучи колеблемъ яростію, до приходу моей матери, онъ съ четверть часа пробылъ въ залѣ, и топалъ безпрестанно ногою. Она сидѣла за уборнымъ своимъ столикомъ. Сіи вдовы столько же жеманны, какъ и старики. Ни для чего въ свѣтѣ она бы не согласилась съ нимъ видѣться въ дезабилье. Что бы значило такое притворство?
Причина, для которой пришелъ Антонинъ Гарловъ, состояла въ томъ, дабы вооружить ее противъ тебя, и изъявить передъ нею нѣкоторую часть той ярости, въ которую приводитъ ихъ твое бѣгство. Ты можешь о томъ судить изъ случившагося. Сіе безмозглое чудовище хотѣло разговаривать съ моею матерью на единѣ. Я не привыкла къ такимъ изключеніямъ, кто бы ее ни посѣщалъ.
Они замкнулись, ключь находился съ ихъ стороны, они весьма тѣсно стояли; ибо я сколько ни старалась подслушивать; но не могла явственно ихъ слышать, хотя они весьма долго занимались своимъ разговоромъ.
Нѣсколько разъ приходило мнѣ на мысль приказать отворить двери. Естьлибъ я могла надѣяться на мою умѣренность; то бы спросила для чего мнѣ не позволяютъ туда войти; но я опасалась, что бы получивши позволеніе, не могла забыть, что домъ принадлежитъ моей матери. Я конечно бы приказала выгнать сего стараго чорта въ шею. Приходить въ чужой домъ для оказанія своего сумозбродства! и оскорблять ругательствами мою дражайшую, мою невинную пріятельницу! а моя мать, слушала оное съ великимъ вниманіемъ! Оба по видимому оправдывались, одинъ, что споспѣшествовалъ къ нещастію дражайшей моей пріятельницы, другая, что отказалась подать ей убѣжище, которое могло бы произвесть примиреніе, коего добродѣтельное ея сердце желало, и которое моя матушка, съ тою дружбою, какую всегда тебѣ оказывала, долженствовала бы почитать за великую честь употребить въ семъ случаѣ свое ходатайство! Была ли бы я въ состояніи сохранить терпѣливость?
Случившееся потомъ произшествіе, какъ я сказала, еще яснѣе дало мнѣ знать, какая была причина сего посѣщенія. Какъ скоро старой хрычь пошелъ; [тебѣ надлежитъ позволить мнѣ все, моя любезная] то прежде всего моя матушка показала суровой видъ, какъ и Гарловы теперь оказываютъ, которой при первомъ знакѣ моего негодованія былъ послѣдуемъ жесточайшимъ запрещеніемъ не имѣть никакой съ тобою переписки. Сіе начало произвело такія изъясненія, которыя не весьма были благопріятны. Я спросила у моей матери, запрещено ли мнѣ будетъ и во снѣ заниматься тобою; ибо и днемъ и ночью любезная моя равномѣрно мнѣ представляешься.
Естьли бы твои побудительныя причины не были таковы, какъ я о нихъ думаю, то слѣдствіе произведенное надо мною симъ запрещеніемъ принудило бы меня прервать твою переписку съ Ловеласомъ. Моя дружба отъ того бы увеличилась, естьли сіе возможно, и я чувствую не въ примѣръ болѣе охоты, нежели прежде, къ нашей перепискѣ; но въ сердцѣ моемъ нахожу еще достохвальньйшую къ тому причину. Я почла бы себя презрительнѣйшею, естьлибъ оставила, для удовлетворенія ея, въ не милости, такую пріятельницу, какова ты. Я скорѣе умру….. я оное объявила моей матери; я униженно ее просила не примѣчать за мною въ моемъ уединеніи, и не требовать, чтобъ я ежедневно раздѣляла съ нею постель, какъ уже она къ тому пріобыкла съ нѣкотораго времени. Лучше же, сказала я ей, нанять Бетти у Гарлововъ для наблюденія за всѣми моими дѣлами.
Г. Гикманъ, которой чрезмѣрно тебя почитаетъ, старался ходатайствовать съ толикою горячностію въ твою пользу, не имѣя въ томъ моего участія, что не мало пріобрѣлъ тѣмъ правъ въ моей благодарности.
Сего дня мнѣ никакъ не возможно тебѣ отвѣтствовать на всѣ пункты; естьли явно не захочу вступить въ ссору съ моею матерью; то есть, ежели не хочу быть подвержена ежеминутнымъ докукамъ и безпрестаннымъ повтореніямъ, хотя уже нѣсколько разъ на то ей отвѣтствовала. Боже милостивый! какая была жизнь моего родителя? Но мнѣ не должно забывать то, къ кому я пишу.
Естьли сей неусыпной и зловредной лицемѣръ, сей Ловеласъ, могъ простирать свою хитрость….. Но еще матушка меня кличетъ, такъ, матушка; такъ; но пожалуйте, хотя на единую минуту оставте, если вамъ не противно. Вы конечно подозрѣваете. Вы ни за что инное станете меня ругать, какъ за то, что васъ принудила себя дожидать. О! я увѣрена что бранить меня будете: сему то вы весьма хорошо научились отъ Антонина Гарлова…. Боже мой! какая нетерпѣливость!…. не отмѣнно должно, любезная, моя, лишиться удовольствія съ тобою разговаривать.
Прекрасный разговоръ имѣла я съ моею матерью! Весьма было досадно, я тебя увѣряю, когда я получила повелительное приказаніе сойти внизъ. Но ты получишь письмо наполненное толико же досадными перерырками, ты его получишь, то есть, когда сыщу я случай переслать тебѣ оное. Теперь же какъ ты означила мнѣ свою надпись, то Г. Гикманъ неотмѣнно мнѣ сыщетъ посланцовъ. Впрочемъ если къ нещастію его сіе узнаютъ; то конечно съ нимъ поступятъ по Гарловски, такъ какъ и съ весьма терпѣливою его любовницею.
Я вдругъ достигла до двухъ благополучій, во первыхъ, получила въ сію минуту продолженія твоего повѣствованія, а во вторыхъ нахожу себя менѣе примѣчаемою неусыпною моею матерью.
Дражайшая пріятельница, сколь живо представляю я себѣ твое смущеніе особа столь нѣжная! и человѣкъ такого свойства какъ Ловеласъ!
Сей человѣкъ сущій дуракъ, любезная моя, со всею его гордостію, со всѣми его угожденіями и притворнымъ послушаніемъ къ твоимъ повелѣніямъ. Впрочемъ, разумъ его плодовитой въ изображеніяхъ, заставляетъ меня его опасаться. Иногда я бы съ великою охотою тебѣ совѣтовала удалиться къ Милади Лаврансъ; но теперь я не знаю, какой тебѣ подать совѣтъ. Я бы покусилась подать тебѣ свое мнѣніе, еслибъ главное твое намѣреніе не состояло въ примиреніи съ своими родственниками. Однако они непоколебимы, и я никакой надежды съ ихъ стороны для тебя не усматриваю. Посѣщеніе моего дяди къ моей матери долженствуетъ тебя въ томъ увѣрить. Если сестра твоя и напишетъ къ тебѣ отвѣтъ; то осмѣливаюсь сказать, что она подастъ тебѣ о томъ печальнѣйшія подтвержденія.
Какая необходимость принудила тебя у меня спрашивать почту ли я по твоему повѣствованію твой поступокъ менѣе виновнымъ? Я уже тебѣ сказала о томъ свое мнѣніе; и повторяю, что всѣ претерпѣнныя тобою скорби и отличныя гоненія, изключаютъ тебя изъ хулы, и при томъ изключаютъ тебя по крайней мѣрѣ болѣе, нежели всякую другую молодую особу учинившую равной поступокъ.
Но разсуди, дражайшая пріятельница, что конечно было бы безчеловѣчно обвинять тебя во ономъ. Сей поступокъ учиненъ по принужденію. Будучи угнѣтаема со одной стороны, и можешъ быть обманута съ другой…. Еслибъ меня увѣрили, что есть во вселенной особа, которая бы, въ подобныхъ твоимъ обстоятельствахъ, сопротивлялась столь долгое время, съ одной стороны противъ насилія, а съ другой противъ обольщенія; то я во всемъ бы прочемъ ее простила.
Ты справедливо думаешь, что всѣ тѣ, которые тебя знаютъ, говорятъ токмо о тебѣ. Нѣкоторые изъ оныхъ по истиннѣ ставятъ себѣ въ примѣръ удивительныя отличности твоего свойства, но никто не извиняетъ, и не можетъ извинить твоего отца и твоихъ дядьевъ: кажется весь свѣтъ знаетъ о побудительныхъ причинахъ твоего брата и сестры. Не сомнѣваются также, чтобъ цѣль ихъ жестокостей не принудила тебя предпринять какое ни есть чрезвычайное намѣреніе, хотя мало исполненія онаго надѣялись. Они знали, что еслибъ ты вошла въ милость; то по превосходству своему еще болѣе бы получила довѣренности, и что любви достойныя твои качества и чрезвычайныя дарованія восторжествовали бы надъ всѣми ихъ хитростями. Теперь же я знаю, что они весьма довольны своею злостію.
Твой отецъ въ великой ярости, и говоритъ токмо о насильственныхъ средствахъ. Теперь дѣйствительно надлежитъ ему обратить свою ярость противъ самаго себя. Вся твоя фамилія обвиняетъ тебя въ томъ, что поступила съ нею съ чрезвычайною хитростію, и полагаетъ, что ты теперь единственно хвалишься своимъ успѣхомъ.
Они разглашаютъ всѣ, что понужденіе, которое въ среду тебѣ готовили, опредѣлено быть послѣднимъ.
Твоя матушка признается, что они весьмабъ были увѣрены въ твоей покорности, естьлибъ ты то не учинила, но она думаетъ что еслибъ ты пребыла непоколебимою; то оставили бы весь свой планъ и принялибъ то предложеніе, которое ты учинила отрекаяся отъ Ловеласа. Пусть тому вѣритъ кто хочетъ: они признаются что священнику тамъ же быть надлежало, что Г. Сольмсъ находился бы въ двухъ шагахъ и всегда бы былъ готовъ оказать тебѣ свои услуги, и что твой отецъ началъ бы дѣло опытомъ своей власти, заставя тебя подписать статьи: толико романическія изобрѣтенія, кажется, произходятъ отъ несмысленнаго твоего брата. Весьма очевидно, что еслибъ они захотѣли, онъ и Белла, постараться о твоемъ примиреніи; то сіе бы было совсѣмъ другимъ средствомъ нежели то, въ чемъ они столь долгое время упражнялись.
Что касается до первыхъ ихъ движеній, когда они получили извѣстіе о твоемъ побѣгѣ; то ты гораздо лучше можешь оныя себѣ представить, нежели какъ я могу ихъ описать. Кажется, что твоя тетка Гервей первая пришла въ бесѣдку, дабы тебя увѣдомить, что тебѣ не дозволено болѣе входить въ твой покой. Бетти немѣдленно за нею послѣдовала; и не нашедъ тебя въ оной, пошли къ каскаду, куда, какъ ты дала ей знать имѣла намѣреніе идти. Обратясь къ садовымъ дверямъ, онѣ увидѣли служителя, [его не называютъ по имени, хотя весьма вѣроятно, что то былъ Осипъ Леманъ,] которой бѣжалъ въ замокъ, будучи вооруженъ большимъ коломъ, и какъ будто запыхавшись. Онъ имъ сказалъ, что онъ весьма далеко гнался за Г. Ловеласомъ, и что видѣлъ тебя съ нимъ уѣхавшую.
Если сей служитель былъ не инной кто, какъ Леманъ, и если онъ отправлялъ сугубую должность, дабы обмануть ихъ и тебя; то что же надлежитъ подумать о томъ презрѣнія достойномъ человѣкѣ, съ которымъ ты находишься! Бѣги, дражайшая моя, если совершенно будешь увѣрена въ семъ подозрѣніи, поспѣшай бѣжать, нѣтъ нужды куда, и съ кѣмъ, или если тебѣ не возможно бѣжать, то выходи за мужъ.
Ясно видно, что когда твоя тетка и всѣ друзья освѣдомились о семъ нечаянномъ приключеніи; то ты уже весьма отъ нихъ далеко находилась. Однако они собравшись всѣ вмѣстѣ, побѣжали къ садовымъ дверямъ; и нѣкоторые изъ нихъ не останавливаясь, даже до самыхъ слѣдовъ кареты поспѣшали. Въ самое то время они приказали себѣ разсказать о всѣхъ обстоятельствахъ твоего отъѣзда. Тогда поднялось общее роптаніе, сопровождаемое безпрестанными укоризнами, и всѣми тѣми изреченіями, которыя токмо могли произойти отъ досады и ярости, слѣдуя своимъ нравамъ и внутреннимъ чувствованіямъ. Наконецъ они возвратились къ замокъ столь же глупы, какъ и тогда, когда вышли изъ онаго.
Тогда твой братъ приказалъ было подавать лошадей и гнаться за вами съ вооруженными людьми. Сольмсъ и дядя твой Антонинъ намѣрены были съ нимъ ѣхать. Но твоя матушка и Госпожа Гервей опровергнули сіе предпріятіе, опасаясь могущаго отъ того произойти весьма плачевнаго приключенія, и будучи увѣрены, что конечно Ловеласъ не приминулъ взять своихъ мѣръ для подкрѣпленія своего предпріятія, наипаче когда служитель объявилъ, что онъ тебя видѣлъ со всѣхъ своихъ силъ съ нимъ бѣжащую, и что не въ большемъ разстояніи находящаяся карета, была окружена весьма хорошо вооруженными кавалерами.
Я весьма довольна, что моя матушка своимъ отсудствіемъ дала мнѣ знать о своихъ подозрѣніяхъ. Она не сомнѣвалась, чтобъ Кноллисы не споспѣшествовали нашей перепискѣ; и вознамѣрилась ѣхать къ нимъ въ домъ для посещенія. Ты видишь, что она вдругъ предпринимаетъ многія дѣла. Они ей обѣщались не принимать отъ насъ болѣе ни одного письма безъ ея на то соизволенія.
Г. Гикманъ сыскалъ для насъ одного поселянина, называемого Фильмеромъ, не далеко живущаго отъ насъ, которой намъ весьма вѣрно исполнитъ сію услугу. Ты должна на своихъ письмахъ надписывать, Господину Жанъ Собертону, Гикманъ самъ беретъ на себя трудъ за ними ходить и относить туда мои. Я подаю ему сама противъ себя орудіе, доставляя ему случай оказывать мнѣ столь великія услуги. Онъ кажется уже тѣмъ гордится. Кто знаетъ не почтетъ ли онъ за право вскорѣ принять на себя и другой видъ? Онъ лучше сдѣлаетъ, если разсудитъ, что благосклонность, до коей онъ уже нѣсколько времени старался достигнуть, приводитъ его въ чрезвычайно нѣжное состояніе. Онъ долженъ того остерегаться. Тотъ, кто имѣетъ власть обязывать кого нибудь, можетъ также и не обязывать онаго. Но щастливо для инныхъ и то, что не имѣютъ власти обижать другихъ.
Я еще на нѣсколько времени приму если могу, терпѣніе, дабы усмотрѣть, утишатсяли сами собою всѣ сіи движенія моей матери; но клянусь тебѣ, что не могу снести, если такимъ образомъ всегда поступать со мною будетъ. Я нѣкогда примѣчала, что она нарочно старалась приводить меня въ досаду для того, дабы тѣмъ скорѣе возбудить въ мнѣ желаніе идти замужъ. Еслибъ я была въ томъ увѣрена, и еслибъ могла узнать, что и Гикманъ имѣетъ въ ономъ участіе, дабы тѣмъ заслужить отъ меня хвалу; то во всю мою жизнь не хотѣла бы я его видѣть.
Въ какой бы хитрости я ни подозрѣвала Ловеласа, однако благодарила бы Бога, еслибъ ты за него вышла замужъ, то есть, еслибъ ты находилась въ состояніи пренебрегать ихъ всѣхъ, и не видѣть себя принужденною скрываться или безпрестанно перемѣнять свое убѣжище? Я тебя заклинаю не упущать перваго случая, которой безъ малѣйшаго помраченія твоей чести представиться можетъ.
Вотъ опять матушка начинаетъ мнѣ докучать.
Мы съ нею свидѣлись весьма хладнокровно, я тебя увѣряю. Я ее просила не поступать со мною долѣе по Гарловски. Я сего не могу снести.
Сколь о многихъ рредмѣтахъ я имѣю писать къ тебѣ! Едва знаю ли я откуда мнѣ начать оное. Мысли мои столь наполненны, что кажется вдругъ стремятся изъяснить тебѣ всѣ произшествія. Однако, что бы быть свободною, я вознамѣрилась удалиться въ какой ни есть уголокъ сада. Да сжалится Небо надъ такими матерями! Не ужели думаютъ онѣ, что своими подозрѣніями, бденіемъ, и досадою могутъ воспрепятствовать дочери писать или дѣлать то, о чемъ она уже давно думаетъ? Онѣ гораздо бы больше успѣли оказаніемъ ей своей довѣренности. Дочь великодушная неспособна употребить во зло оную.
Роля, которую ты должна играть съ твоимъ Ловеласомъ, кажется мнѣ чрезвычайно трудна. Она безъ сомнѣнія ему прилична. Но я о тебѣ жалѣю! Ты можешь на что нибудь рѣшиться судя по своему состоянію: но я вижу всѣ затрудненія онаго. Если ты не сомнѣваешься, чтобъ онъ во зло употребилъ твою довѣренность, то я весьма бы желала, чтобъ ты по крайней мѣрѣ хотя притворилась, будто имѣешь къ нему нѣсколько оной.
Если ты не расположена вскорѣ съ нимъ сочетаться бракомъ; то я одобряю твое намѣреніе уѣхать въ отдаленное отъ него мѣсто. А было бы еще лучше, ежелибъ онъ не зналъ, гдѣ ты находишься. Впрочемъ я увѣрена, что еслибъ твои родственники его не опасались, то какъ скоро узнали бы они о твоемъ убѣжищѣ, то принудили бы тебя подъ клятвою назадъ къ нимъ возвратиться.
Я думаю, что во что бы тебѣ ни стало, ты должна требовать отъ своихъ душеприкащиковъ, дабы они утвердили тебя во владѣніи твоего наслѣдства. Уже съ нѣкоего времени приготовила я для тебя шестьдесятъ гвиней, и дожидаю только твоего приказанія. Я могла бы доставить тебѣ и болѣе, естьлибъ прежде ихъ не истратила. Не думай получить отъ своей фамиліи ни полушки, если силою отъ нихъ не отнимешь. Будучи увѣрены что ты произвольно уѣхала, они казалися вдругъ и огорчены и весьма довольны тѣмъ, что ты оставила послѣ себя драгоцѣнные свои каменья и деньги: и что не взяла съ собою лучшихъ своихъ платьевъ. Будь увѣрена, что они весьма худо будутъ отвѣтствовать на твое требованіе.
Ты справедливо думаешь, что всѣ тѣ, которые не столь ясно о всемъ увѣдомлены, какъ я, приведены будутъ въ великое замѣшательство, разсуждая о твоемъ побѣгѣ. Иначе не могутъ они назвать твой отъѣздъ. И въ какомъ смыслѣ, любезная моя, можно бы было принять оной хотя нѣсколько благосклоннѣе для тебя? Сказать, что ты не намѣрена была ѣхать, когда уже согласилась съ нимъ видѣться; тому никто никогда не повѣритъ! Сказать, что столь твердый разумъ, какъ твой, былъ увѣренъ противу собственныхъ своихъ свѣденій, во время свиданія, коль мало очевидной справедливости! Сказать, что ты была обманута, приведена ко всему хитростію; естьли такъ говорить, и находить въ томъ вѣроятность; но сіе извиненіе нимало не соотвѣтствуетъ твоей славѣ! Жить же съ нимъ, не сочетавшись бракомъ, съ человѣкомъ извѣстнаго свойства; отъ сей мысли сколь великаго должно ожидать отъ публики посмѣянія! Я съ чрезвычайною нетерпѣливостію желаю знать, какой оборотъ дала ты въ письмѣ всему тому, что ты писала о своемъ платьѣ.
Вмѣсто удовлетворенія на твое требованіе, повѣрь, я то повторяю, что они всячески постараются въ своемъ гнѣвѣ, причинить тебѣ всѣ тѣ досады и ужасныя пораженія, кои токмо въ состояніи будутъ изобрѣсти. Итакъ не колебайся ни мало принять то вспомоществованіе, которое я тебѣ предлагаю. Что ты можешь сдѣлать съ семью гвинеями? Я равномѣрно не премину сыскать способъ прислать тебѣ нѣсколько моихъ платьевъ и бѣлья для теперишнихъ твоихъ необходимостей. Я ласкаюсь, дражайшая моя Кларисса Гарловъ, что ты не сравняешь твою Анну Гове съ Ловеласомъ, отрѣкаяся принять мои предложенія. Если ты не обяжешь меня въ семъ случаѣ; то конечно принуждена буду верить, что ты желаешь лучше быть ему одолженною нежели мнѣ, и съ великимъ затрудненіемъ возмогу согласовать сіе чувствіе съ твоею разборчивостію въ другихъ случаяхъ.
Увѣдомь меня обстоятельно о всемъ томъ, что между вами произходитъ. Безпрестанныя мои безпокойства, хотя нѣсколько облегченныя тѣмъ мнѣніемъ, кое я имѣю о твоемъ благоразуміи, заставляютъ меня желать, чтобъ о всемъ извѣщала ты меня подробно. Естьли случится что ни есть такое, которое ты могла бы мнѣ сказать токмо изъустно, то напиши мнѣ о томъ безъ всякаго затрудненія, какъ бы ни опасалась извѣстить меня письменно. Сверьхъ той довѣренности, которую должна ты имѣть на вспоможеніе Г. Гикмана, и безопасность твоихъ писемъ; знай, что зритель обыкновенно гораздо лучше судитъ о сраженіи, нежели тотъ, которой въ ономъ находится. Важныя дѣла, равномѣрно какъ знатныя особы, рѣдко проходятъ однѣ, сопровождатели оныхъ составляютъ иногда ихъ количество, то есть такія дѣла сопровождаемы бываютъ многими малыми причинами и нечаянными случаями, могущими въ послѣдствіи учиниться важными. Разсудя о всемъ, теперь я сомнѣваюсь, чтобъ ты могла отъ него освободиться, когда того пожелаешь. Я помню что тебѣ сіе предсказывала. Итакъ я повторяю, что будучи на твоемъ мѣстѣ я бы неотмѣнно притворилась по крайней мѣрѣ будто нѣсколько имѣю къ нему довѣренности. Ты можешь оную оказывать ему до тѣхъ поръ, пока онъ не учинитъ какой ни есть неблагопристойности. При такой твоей разборчивости все то, что въ состояніи учинить его недостойнымъ твоей довѣренности, не можетъ избѣгнуть отъ твоихъ наблюденій.
Естьли надлежитъ вѣрить дядѣ твоему Антонину, которой въ томъ открылся моей матушкѣ; то твои родственники надѣются, что ты прибѣгнешь къ покровительству Милади Лаврансъ, и что она употребитъ о тебѣ свое ходатайство. Но они увѣряютъ, что рѣшились не слушать ни какихъ предложеній о примиреніи съ сей стороны произойти могущихъ. Они могли бы присовокупить и съ другой; ибо я увѣрена, что твой братъ и сестра не дадутъ имъ времени усмириться, по крайней мѣрѣ дотолѣ, пока твои дядья, а можетъ быть самъ твой отецъ не учинитъ такихъ предложеній, которыя ихъ удовлетворятъ.
Поелику сіе письмо увѣдомитъ тебя о перемѣнѣ первой моей надписи, то я и посылаю тебѣ его чрезъ одного пріятеля Г. Гикмана, на вѣрность котораго мы можемъ положиться. Онъ занятъ нѣкіими дѣлами по сосѣдству Госпожи Сорлингсъ, онъ знаетъ ее самую; сего же вечера онъ хотѣлъ возвратиться назадъ, и привести съ собою то, что у тебя изготовлено, или то, что время тебѣ позволитъ ко мнѣ написать. Я не разсудила за благо употребить въ семъ случаѣ ни единаго изъ людей Г. Гикмана. Каждая минута можетъ для тебя сдѣлаться важнѣйшею, и привести тебя въ необходимость перемѣнить свои намѣренія и свое состояніе.
Я слышу изъ того мѣста, гдѣ сижу, что моя матушка зоветъ меня къ себѣ, и приводитъ всѣхъ людей въ безпокойство. Она идетъ, безъ сомнѣнія, и вскорѣ спроситъ меня, гдѣ была, и что въ сіе время дѣлала, прощай, любезная моя. Да сохранитъ тебя Боже отъ всякой гибели! И да возвратитъ тебя, безъ всякаго поношенія и съ честію въ объятія вѣрной твоей пріятельницы
Я не скрыю отъ тебя дражайшая и ласковая моя пріятельница, что я чрезвычайно терзаюсь скорбію произведя между твоею матерью и тобою то несогласіе, къ коему я наиболѣе подала случай. Увы! Колико нещастныхъ вдругъ я учинила!
Естьлибъ я не имѣла для моего утѣшенія свидѣтельства моего сердца, и ту мысль, что мой проступокъ не происходитъ отъ виновнаго какого поползновенія; то почитала бы себя презрѣнія достойнѣйшею изъ всѣхъ женщинъ. И даже при ощущеніи сей отрады, сколь жестоко я наказана лишеніемъ моей славы, которая мнѣ была драгоцѣннѣе жизни и тою жесточайшею неизвѣстностію, которая, непрестанно опровергая мою надѣжду терзаетъ мою душу и наполняетъ ее смущеніемъ и скорбію!
Любезнѣйшая моя пріятельница, долгъ, кажется требуетъ, чтобъ ты повиновалась своей матушкѣ, и прервала бы всякое сообщеніе съ столь злощастною дѣвицею. Опасайся того, ты впадешь въ равной безпорядокъ. составляющей источникъ моего нещастія. Оно началось отъ запрещенной переписки, которую я почитала себя свободною и прервать, какъ скоро пожелаю. Я всегда получала удовольствія отъ употребленія моего пера; и сіе увеселеніе можетъ быть сокрыло отъ глазъ моихъ всю опасность. По истиннѣ я имѣла къ тому и причины, кои казались мнѣ похвалы достойными; а нѣсколько времени была къ тому ободрена позволеніемъ и даже усильными прозьбами всѣхъ моихъ родственниковъ.
И такъ я иногда чувствую, что могу прервать столь любезную переписку, въ томъ намѣреніи, дабы твоя матушка болѣе не безпокоилась. Однако какого зла можетъ она опасаться отъ писемъ, которыя мы по временамъ другъ ко другу пишемъ, когда мои не иннымъ чѣмъ наполнены бываютъ, какъ признаніемъ и раскаяніемъ о моихъ проступкахъ; когда она увѣрена въ твоемъ благоразуміи и твоей скромности; словомъ, когда ты столь отдалена отъ того, дабы могла слѣдовать злощастному моему примѣру.
Я покорно тебя благодарю за благосклонныя твои предложенія. Будь увѣрена, что нѣтъ въ свѣтѣ ни единаго человѣка, которому бы я пожелала быть обязанною прежде, нежели тебѣ. Г. Ловеласъ будетъ послѣднимъ. И такъ не воображай себѣ, чтобъ я думала подать ему такое право на мою благодарность. Но я надѣюсь, не смотря на все то, что ты ко мнѣ пишешь, что не отрѣкутся мнѣ прислать моихъ платьевъ и небольшаго количества оставленныхъ мною денегъ. Мои друзья, или по крайней мѣрѣ нѣкоторые изъ нихъ, не будутъ столь безразсудны, чтобъ привели меня въ толь великія замѣшательства. Можетъ быть они не поторопятся меня обязать; но когда бы и долѣе они принудили меня ожидать сей милости; то я и тогда еще не стану отчаяваться въ полученіи оной. Я нимало не думала, какъ ты то ясно видишь, спорить съ Г. Ловеласомъ въ разсужденіи издержекъ въ путешествіи и въ наймѣ жилища, дотолѣ, пока мое убѣжище не будетъ утверждено. Но я скорѣе думаю прервать таковыя обязательства.
По истиннѣ, по учиненіи посещѣнія моимъ дядею твоей матушкѣ, для возбужденія ея гнѣва противъ такой племянницы, которую онъ любилъ столь нѣжно, мнѣ не надлежало бы болѣе ласкаться скорымъ примиреніемъ. Но долгъ не обязываетъ ли меня исполнить оное. Не ужели я должна увеличить мой проступокъ оказаніемъ гнѣва и упорства? Ихъ гнѣвъ кажется имъ справедливымъ, поелику они полагаютъ мое бѣгство предумышленнымъ, и которое ихъ увѣрило, что я торжествую надъ ними съ предмѣтомъ ихъ ненависти. Когдабъ я сдѣлала все то, что только зависитъ отъ меня, дабы придти опять къ нимъ въ любовь; тогда менѣе бы самое себя укорять могла. По симъ разсужденіямъ я недоумѣваю послѣдовать твоему совѣту относительно до бракосочетанія, наипаче когда я вижу Г. Ловеласа столь вѣрно исполняющаго всѣ мои договоры, которые онъ называетъ моими законами. Впрочемъ чувствованія моихъ друзей, которыхъ ты мнѣ представляешь столь явными врагами противъ ходатайства его фамиліи, нимало меня не понуждаютъ принять покровительства Милади Лаврансъ. Я полагаюсь единственно на Г. Мордена. И утвердясь въ совершенной независимости, до возвращенія его изъ Италіи, я надѣюсь такимъ средствомъ благополучнаго окончанія всего нещастія.
Впрочемъ если я не могу склонить г. Ловеласа удалиться; то какія же обязательства могу предложить о примиреніи моимъ друзьямъ? Если онъ меня оставитъ, и если они насильно меня захватятъ, какъ ты увѣрена, что онибъ сіе и учинили, когдабъ менѣе его страшились; то жесточайшія ихъ поступки и ужаснѣйшія ихъ принужденія не были ли бы оправданы моимъ поведеніемъ? А пока онъ находится со мною, пока я его вижу, какъ ты то примѣчаешь, но будучи его женою, то какому сужденію я подвергаюсь? Какъ! Не ужель должна я для сохраненія нещастныхъ остатковъ моея славы наблюдать и употреблять въ пользу свою благосклонныя сего человѣка расположенія?
Я дамъ тебѣ отчетъ столь ж вѣрной, какъ ты того желаешь, о всемъ между нами произходящемъ. Даже до сего времени я не замѣтила ничего въ его поведеніи, заслуживающаго большой укоризны. Однако я не могу сказать, чтобъ то почтеніе, которое онъ мнѣ оказываетъ, было почтеніемъ искреннимъ и естественнымъ, хотя мнѣ не весьма удобно можно изъяснить недостатокъ онаго. Безъ сомнѣнія онъ по свойству весьма гордъ и наглъ. Онъ также не столь учтивъ, сколько бы надлежало того ожидать отъ его породы, знатнаго воспитанія и отъ другихъ его преимуществъ. Словомъ, его поведенія сходствуютъ съ человѣкомъ весьма привыкшимъ поступать по своей волѣ, и ни мало неспособнымъ согласоваться съ волею другаго.
Ты мнѣ совѣтуешь оказывать ему нѣкоторые знаки довѣренности. Я расположена всегда слѣдовать твоимъ совѣтамъ, и оказывать ему то, чего онъ будетъ достоинъ. Но когда я обманута, какъ то подозрѣваю, его хитростями, противъ моихъ намѣреній, и даже противъ моей склонности; то долженъ ли онъ ожидать, или можетъ ли надѣятся, чтобъ я вскорѣ стала ему оказывать такое угожденіе и признала бы себя обязанною его ревности за мое похищеніе? Симъ бы дала ему поводъ думать, что я въ томъ притворялась предъ моимъ отъѣздомъ или послѣ онаго такъ лицемѣрила.
Ахъ! дражайшая моя, я охотно бъ вырвала на себѣ волосы, когдабъ прочитывая ту статью твоего письма, въ которой ты говорить о сей пагубной середѣ, коей я ужасалась можетъ быть болѣе, нежели надлежало, усмотрѣла, что была игралищемъ столь подлой хитрости, и вѣроятно посредствомъ сего коварнѣйшаго изъ всѣхъ людей Лемана! Какъ жестока была ихъ злость! сіе тяжкое преступленіе должно быть предумышленное. Не должна ли я была сама себѣ измѣнить, когда мало наблюдала движенія такого человѣка? Впрочемъ, какъ можно жить на свѣтѣ человѣку столь чистосердечному, и по природѣ всякаго подозрѣнія чуждающемуся, какова я?
Я должна оказать чувствительнѣйшую благодарность Г. Гикману за то обязательное вспомоществованіе, которое онъ произвольно принимаетъ въ нашей перепискѣ. Сколь мало вѣроятно, чтобъ онъ имѣлъ необходимость при семъ случаѣ употребить средства для произведенія своихъ успѣховъ въ сердцѣ дѣвицы, что весьма бы мнѣ было прискорбно, естьлибъ оной могъ привесть его въ немилость у ея матери.
Теперь я нахожусь въ нѣкоей зависимости и обязательствѣ. И такъ, я должна быть всѣмъ тѣмъ довольна, чего не могу миновать. Почто я не имѣю возможности обязывать другихъ, что было мнѣ нѣкогда столь драгоцѣнно! Все что я хочу сказать, любезная моя, состоитъ въ томъ, что моя нескромность конечно должна уменшить прежнее мое надъ тобою вліяніе. Однако я не хочу оставлять себя самой себѣ, ниже отрекаться отъ того права, которое ты мнѣ подала сказать тебѣ, что я думаю о твоемъ поступкѣ въ такихъ случаяхъ, кои я не могу одобрить.
И такъ позволь сказать, несмотря на жестокость, оказываемую твоею матушкою къ такой нещастной, которая впрочемъ невинна; я тебя укоряю, за учиненной тобою ей поступокъ, такая вспыльчивость не извинительна, не говоря, въ семъ случаѣ, о той излишней вольности съ коею ты поступаешь безъ разбору со всѣми моими ближними. Я по истиннѣ тѣмъ не довольна. Если ты не желаешь, изъ любви къ самой себѣ, прекратить тѣхъ жалобъ и нетерпѣливости, о коихъ ты на каждой строкѣ напоминаешь; то окажи сіе, покорно тебя прошу, хотя изъ любви ко мнѣ. Твоя матушка конечно по справедливости страшится, чтобъ мой примѣръ, какъ опаснѣйшій, не вкоренился въ мысляхъ возлюбленной ея дочери, и сей страхъ не можетъ ли внушить въ нее непреодолимой ко мнѣ ненависти?
Я присовокупляю здѣсь копію съ письма, написаннаго мною къ моей сестрѣ, которое ты желала прочесть. Примѣть изъ него, что не требуя по долгу моего помѣстья, и не писавши къ моимъ опекунамъ, я намѣрена въ оное удалиться. Съ какою чрезмѣрною радостію сдержала я свое слово, еслибъ то предложеніе, которое я возобновляю, было принято! Я воображаю, что по многимъ причинамъ ты можешь судить такъ какъ и я, что весьма неприлично признаться, чтобъ я была похищена противъ моей склонности.
Дражайшая моя сестрица!
Я не могу не признаться, чтобъ мой побѣгъ не показался нескромнымъ и противнымъ должности моей дѣйствіемъ. Онъ бы и мнѣ казался самымъ неизвинительнымъ, еслибъ поступали со мною съ меншею жестокостію, и еслибъ я не имѣла вѣроятнѣйшихъ причинъ почитать себя жертвою такого человѣка, о коемъ единая мысль приводитъ меня въ отчаяніе. Но что сдѣлано, того уже не воротить. Можетъ быть желала бы я, чтобъ преждѣ болѣе имѣла довѣренности къ моему родителю и моимъ дядьямъ, однако не иначе, какъ по безпредѣльному моему къ нимъ уваженію. Равно съ великимъ удовольствіемъ возвратилась бы я назадъ, еслибъ мнѣ было позволено удалиться въ мой звѣринецъ и я подверглась бы всѣмъ тѣмъ договорамъ, которые уже и преждѣ предложила.
Въ толь рѣшительномъ случаѣ, да внушитъ въ тебя Боже нѣжнѣйшее чувствованіе сестры и друга. Слава моя, которая, не смотря на учиненной мною поступокъ, всегда для меня будетъ драгоцѣннѣе моей жизни, подвержена жестокимъ искушеніямъ. Не большое мягкосердечіе можетъ еще возобновить оную и почитать домашнія наши нещастія за маловременное несогласіе. Впрочемъ я не вижу для себя ничего иннаго кромѣ незагладимаго поношенія, которое усовершитъ всѣ жестокости мною претерпѣнныя.
И такъ, относительно къ самой тебѣ и моему брату, ввергнувшихъ меня въ такое бѣдствіе относительно ко всей фамиліи, не увеличивайте моего проступка, и воспоминая прошедшее не думайте, чтобъ мой отъѣздъ заслуживалъ такое названіе; и не повергайте въ величайшее злощастіе, такой сестры, которая никогда не престанетъ пребывать къ вамъ съ преданностію и любовію и проч.
П. П. Мнѣ чрезвычайную оказали бы милость, еслибъ въ скоромъ времени прислали мои платья, и пятьдесять гвиней, находящихся въ ящикѣ, отъ коего ключь я вамъ посылаю. Я также васъ прошу мнѣ прислать нравоучительныя мои книги, и другіе разнаго содержанія стоящія на другой полкѣ небольшой моей библіотеки, а къ нимъ присовокупить драгоцѣнные мои каменья, если заблаго разсудится оказать мнѣ сію милость. Надпись сдѣлать на мое имя, къ Г. Осгоду, въ Сохо, что въ Лондонѣ.
Господинъ Ловеласъ, для продолженія своего повѣствованія, начиная со послѣдняго своего письма, разказываетъ своему другу все то, что ни произошло между имъ и Клариссою во время путешествія и въ постоялыхъ дворахъ, до прибытія ихъ къ Госпожѣ Сорлингсъ. Но поелику сія подробность въ себѣ не содержитъ болѣе того, что уже было сказано въ письмѣ дѣвицы Клариссы; то Англинской издатель изключилъ таковое повтореніе, а вмѣстилъ токмо то, что могло служить къ вящему размотренію свойствъ сихъ двухъ особъ.
И такъ, пріѣхавши въ понедѣльникъ въ вечеру въ постоялой дворъ Сентъ Албанъ, Г. Ловеласъ изображаетъ тѣ обстоятельства въ слѣдующихъ словахъ:
Множество людей собралося вокругъ насъ, и казалось изъявляли, но ихъ лицамъ и неподвижнымъ своимъ взглядамъ, удивленіе, въ которое были приведены видя молодую особу, столь прелестнаго вида и величественной осанки, пріѣхавшую безъ женщинъ, а только со мною; также видя что отъ лошадей шелъ паръ и лакѣи всѣ перепотѣли. Я примѣтилъ ихъ любопытство и замѣшательство моей Богини, она оглянувшись вокругъ себя, съ знаками исполненными пріятнымъ смущеніемъ и съ суровостію и оставя мою руку, спѣшила войти въ постоялой дворъ.
Овидій не лучше зналъ твоего друга искуство превращеній. Тамъ превратилъ я ее передъ хозяйкою въ свою сестрицу столько печальную сколько и любви достойную; что я увесъ ее обманомъ противъ ея склонности изъ дому однаго родственника, у котораго она прожила всю зиму, дабы воспрепятствовать ей выдти замужъ за одного поношенія достойнаго своевольца [я стараюсь всегда говорить похожее на истинну] что ея отецъ, мать, старшая сестра, всѣ любезные ея дядья, ея тетки и двоюродныя сестры смертельно его ненавидѣли. Сія басня изъясняла вдругъ печаль моей любезной, и ея досаду противъ меня, если она еще продолжалась; платье ея нимало не приличествовало къ дорогѣ, и сверьхъ того симъ подаль ей справедливую безопасность о честныхъ моихъ намѣреніяхъ.
Въ разсужденіи спора, которой онъ имѣлъ съ нею, особливо по случаю укоризны, которую она учинила ему за то, что отвратилъ ее отъ священнаго ея долгу и совѣсти, объясняется онъ слѣдующимъ образомъ.
Она присовокупила къ тому много еще гораздо поразительнѣйшихъ словъ. Я слушалъ ее со вниманіемъ. Но когда пришла и моя очередь говорить; то я жаловался ей, опровергнулъ ея мнѣнія и усиливался ей отвѣтствовать; и примѣтя что она не была довольна покорностію, я заговорилъ громчѣ, и изъявилъ въ моихъ глазахъ нѣкой видъ гнѣва, въ той надеждѣ, дабы болѣе получить выгоды отъ сего пріятнаго обмана, которой столько производитъ прелестей въ семъ полѣ [хотя онъ бываетъ обыкновенно притворенъ,] и которой можетъ быть послужилъ мнѣ болѣе нежели все протчее къ восторжествованію надъ сею надмѣнною красавицею.
Однако она ни мало того не устрашилась. Я видѣлъ, что она уже приходила въ гнѣвъ, какъ будто мой отвѣтъ служилъ къ ея раздраженію. Но когда мущина находится въ такихъ обстоятельствахъ съ женщиною; то какой бы гнѣвъ она въ себѣ ни скрывала, онъ имѣлъ бы мало искуства, еслибъ не сыскалъ способа его остановить. Если она приведена въ гнѣвъ какимъ ни есть смѣлымъ изрѣченіемъ; то онъ поравняется съ нею двумя или тремя другими смѣлостями, которыя долженъ произнесть съ равномѣрною твердостію, не думая ихъ потомъ усладить благосклонными истолкованіями.
На случай отвращенія, которое она тогда оказывала къ нему писать; вотъ какія были его разсужденія.
Я въ томъ согласенъ, дарагая моя! и вы должны присовокупить, что я долженъ опровергнуть безчисленныя затрудненія. Но вы нѣкогда не захотите онымъ тщеславиться, и можетъ быть будете соболѣзновать о толикомъ негодованіи, съ коимъ меня увѣряли ,,что вы отвергаете Сольмса нимало не изъ любви ко мнѣ; что моя слава, если я оную заслуживаю увезти васъ, обратится къ вашему стыду, что я болѣе имѣю достоинствъ предъ собственными глазами, нежели предъ вашими и всѣхъ прочихъ: [за какого дурака она меня почитаетъ, Белфордъ!] ,,Что вы желали бы опять видѣть себя въ домѣ своего родителя, какія бы изъ того слѣдствія ни были,,. Если я тебя прощу за сіи разсужденія, любезная моя, за сіи желанія, и сіи презрѣнія; то не буду уже болѣе тотъ Ловеласъ, которымъ теперь честь имѣю быть, и по сему то поступку принужденъ я судить, что ты почитаешь меня такимъ, какъ саму себя.
Словомъ, ея видъ и взгляды, во все продолженіе сей распри, изъявляли нѣкое величественное негодованіе, которое, какъ казалось, произходило отъ мнѣнія ея превосходства надъ такимъ человѣкомъ котораго она предъ собой видѣла.
Ты часто отъ меня слыхалъ когда я насмѣхался надъ тѣмъ сожалѣнія достойнымъ видомъ, которой долженъ оказывать мужъ, когда его жена думаетъ имѣть, или дѣйствительно имѣетъ болѣе разума, нежели онъ. Я могу тебѣ привести множество причинъ, но позволяющихъ мнѣ думать о бракѣ съ Клариссою Гарловъ; по крайней мѣрѣ не будучи увѣренъ что она ко мнѣ имѣетъ ту преимущественную любовь, которую я долженъ ожидать отъ нее по бракосочетаніи.
Ты видишь, что я начинаю колебаться въ моихъ намѣреніяхъ, будучи врагъ брака, какимъ я былъ всегда, сколь легко впадаю я въ прежнее мое предразсужденіе! Да подастъ мнѣ Небо твердость быть честнымъ человѣкомъ! Вотъ моя молитва Белфордъ. Если по нещастію она не будетъ внятна; то сіе произшествіе будетъ несносно для удивительнѣйшей изъ всѣхъ женщинъ. Но поелику мнѣ не случалось часто утруждать Небо моими мольбами; то кто знаетъ, чтобъ сія не была услышана?
Дабы не скрыть ничего, я взираю съ удовольствіемъ на затрудненія мнѣ представляющіяся, и на способы, служащія къ коварствамъ и хитростямъ. Развѣ я виноватъ, что естественныя мои дарованія обращены въ сію сторону? Впрочемъ, развѣ ты не знаешь, какое бы торжество получилъ я надъ всѣмъ тѣмъ поломъ, еслибъ токмо имѣлъ щастіе покорить украшеніе онаго? Не позабылъ ли ты о первомъ моемъ желаніи? Оное составляли тѣ женщины, какъ ты знаешь, которыя начали со мною имѣть обращеніе. Щадитъ ли меня сія дѣвица? Думаешь ли ты Белфордъ, чтобъ я составилъ благополучіе той сельской красавицѣ, еслибъ съ такою же надмѣнностію былъ принятъ? Ея бабушка просила у меня милости. Меня раздражаетъ токмо единое сопротивленіе.
Для чегожъ сія удивленія достойная особа употребляетъ толико стараній, дабы меня увѣрить въ своемъ хладнокровіи? Для чегожъ она по своей гордости старается унизить мою? Ты видѣлъ въ послѣднемъ моемъ письмѣ, сколь презрительно она со мной поступаетъ. Впрочемъ сколькожъ я ради ея претерпѣлъ, и сколько претерпѣлъ я отъ самой ея? Возможно ли токмо снести, слыша, что она будетъ меня презирать, если я почитаю себя болѣе того омерзительнаго Сольмса.
Не ужели я равномѣрно должеиъ сносить, чтобъ она противорѣчила всѣмъ пылкостямъ моей страсти? Клясться ей вѣрностію, симъ бы я показалъ, что и самъ о томъ сомнѣваюсь, поелику я имѣлъ бы тогда нужду обязываться клятвами. Какой проклятой оборотъ даетъ она всѣмъ своимъ мнѣніямъ! Она теперь также разсуждаетъ какъ и прежде. Она нимало не различаетъ, въ моей ли власти находится или нѣтъ. Итакъ бѣдныя мои клятвы изчезли прежде, нежели осмѣлились выдти изъ устъ моихъ; и что бы любовникъ могъ сказать своей любовницѣ, еслибъ не было ему позволено ни обманывать ни клясться?
Я прибѣгнулъ къ нѣкоторымъ небольшимъ хитростямъ, которыя мнѣ не мало вспомоществовали. Когда она весьма усильно меня просила ее оставить, то я съ великою покорностію просилъ ее о такомъ дѣлѣ, въ которомъ она не могла мнѣ отказать, и я притворно столь чувствительную оказывалъ ей благодарность, какъ будто бы чрезвычайную отъ нея получилъ милость: сіе состояло въ томъ, дабы повторила учиненное ею прежде обѣщаніе: что до тѣхъ поръ не выдетъ она замужъ, пока я не обяжусь съ другою женщиною, и пока не подамъ ей никакой справедливой причины къ жалобѣ. Безполезное обѣщаніе, какъ ты видишь, потому что въ каждую минуту она сыщетъ довольно причинъ къ жалобѣ, и что она одна токмо судитъ о обидѣ. Но симъ показалъ я ей, колико мои надѣжды справедливы и основательны, въ самое то время далъ знать, что я никогда не думалъ ее обманывать.
И потому она не понуждала себя долѣе убѣждать. Она у меня спрашивала, какого залогу я отъ ней желаю. Слова, сказалъ я ей, одного слова. Она мнѣ оное обѣщала, но я ей сказалъ что къ сему обѣщанію должно приложить печать; и недожидая на то ея согласія, въ коемъ конечно бы она не приминула отказать, я запечаталъ оное на ея устахъ. Повѣрь мнѣ, если ты хочешь, Белфордъ; но я клянусь тебѣ, что еще въ первой разъ покусился я на такую смѣлость; и что столь невинная вольность принята была съ такою скромностію, какъ будто бы самъ я былъ дѣвицѣю, [дабы она ничего не опасалась] и казалось мнѣ не въ примѣръ пріятнѣе, нежели все то удовольствіе, которое я преждѣ вкушалъ съ прочими женщинами. И такъ почтеніе, страхъ, мысль о преступленіи и запрещеніи составляли главную милость.
Я весьма прекрасно представлялъ брата, въ понедѣльникъ въ вечеру передъ хозяюшкою въ Сентъ Албанѣ. Я просилъ прощенія у любезной моей сестрицы, что увезъ ее противъ ея чаянія и безъ всякаго приготовленія. Я говорилъ ей о той чрезмѣрной радости, которую почувствуютъ отъ ея возвращенія, мой отецъ, мать, и всѣ наши друзья; и я ощущалъ толикое удовольствіе говорить о сихъ обстоятельствахъ, что она взглянула на меня такимъ взоромъ, которой пронзилъ меня даже до внутренности души моей; она дала мнѣ знать, что я уже весьма много заговорился. Я не преставалъ предъ нею извиняться, когда токмо находился съ нею на единѣ. Но мнѣ невозможно узнать, хуже ли или лучше мои обстоятельства отъ того стали. Слушай, Белфордъ, я человѣкъ весьма откровенной. Моя побѣда и радость, которую я ощущаю владѣя моимъ сокровищемъ, отверзаютъ мое сердце и содержатъ его какъ будто въ безопасности. Такой полъ, никогда не льзя излѣчить отъ притворства. Еслибъ я могъ склонить мою любезную говорить столь же откровенно какъ я….. Но должно прежде научиться отъ ней искуству быть осторожнѣе въ разговорахъ.
Я увѣренъ что у ней денегъ нѣтъ; но она столь горда, что не за хочетъ отъ меня принимать оныхъ. Я хочу отвести ее въ Лондонъ [въ Лондонъ, любезной другъ, если будетъ возможно, я увѣренъ что ты меня разумѣешь] дабы тамъ представить ей богатѣйшія штофы и всѣ удобности городскія. Я не могу ее склонить на сіе предложеніе. Впрочемъ мой повѣренной меня увѣряетъ; что ея не примиримая фамилія рѣшилась наносить ей всякія озлобленія.
Кажется что сіи презрительные люди бѣсятся съ самой минуты ея побѣгу, пусть они бѣсятся, слава Богу, и что, по моей надеждѣ ихъ ярость не скоро престанетъ. Наконецъ пришла и моя очередь. Они до чрезвычайности сожалѣютъ, что давали ей волю посѣщать свой птичникъ и прогуливаться по саду. Симъ то проклятымъ прогулкамъ приписываютъ они тотъ случай, при коемъ она изыскала [хотя они и немогутъ отгадать какимъ образомъ] средства къ побѣгу. Они упустили, говорятъ они, весьма удобной случай дабы заключить ее гораздо тѣснѣе, когда я имъ угрожалъ что буду вспомоществовать ей, если они примутъ намѣреніе, вести ее противъ ея воли въ крѣпость дяди Антонина. Такое было ихъ намѣреніе. Они опасались, чтобъ я съ ея согласія или и безъ ея соучастія, не вознамѣрился похитить ее изъ собственнаго ихъ дому. Но вѣрной Осипъ увѣдомленіемъ о ихъ намѣреніи оказалъ мнѣ чрезвычайную услугу. Я его научилъ дать знать Гарловымъ, что я столько имѣю довѣренности къ моимъ людямъ, сколько глупой ихъ старѣйшій сынъ имѣетъ оной къ нему. Они думали, что онъ увѣдомленъ о всѣхъ моихъ движеніяхъ чрезъ моего камердинера; и препоручили ему въ смотреніе молодую его Госпожу. Вся фамилія твердо положилась на вѣрность столь вѣрнаго надзирателя. Мы были спокойнѣе то есть, моя любезная и я, но съ нѣсколько основательнѣйшею причиною.
Мнѣ приходило на мысль, какъ я думаю что тогда тебѣ означилъ, увести ее некогда съ дровянова двора которой довольно въ отдаленномъ растояніи отъ замка находится. Сіе предпріятіе, конечно неотмѣннобъ было исполнено, при твоей и твоихъ товарищей помощи, и такое дѣло было бы насъ достойно; но совѣсть Осипа какъ онъ называетъ, была тому такимъ препятствіемъ, которое приводило его въ опасеніе чтобъ не узнали о его въ семъ дѣлѣ участіи. Впрочемъ я бы не болѣе имѣлъ труда истребить у него сіе сомнѣніе какъ и великое множество другихъ, естлибъ въ самое то время не помыслилъ о свиданіи съ моею любезною, въ коемъ я совершенно былъ увѣренъ, что она отъ меня не избѣжитъ; а въ другія времена, полагаясь на добрые услуги той остроумной фамиліи, которая казалось сама старалась ввергнуть ее въ мои руки. Впрочемъ я былъ увѣрѣнъ что Жамесъ и Арабелла до толь не окончатъ глупыхъ своихъ покушеній и гоненій, пока не принудятъ ее выдти за Сольмса за мужъ, или пока совершенно не выведутъ ее изъ милости ея двухъ дядьевъ.
Мнѣ кажется, что я весьма обязалъ любезную мою спутницу, приглася Госпожу Гремъ въ ея сотоварищество, и какъ я былъ доволенъ отказомъ ея ѣхать въ Медіанъ; то сія добрая женщина обѣщалась доставить ей удобное жилище. Она безъ сомнѣнія примѣчаетъ что всѣ мои намѣренія основаны на честности, поелику я оставилъ на ея волю выборъ въ разсужденіи жилища. Я примѣтилъ, что она тогда ощущала великое удовольствіе, когда я посадилъ Госпожу Гремъ съ нею въ коляскѣ, а самъ сѣвши верхомъ провожалъ ихъ для безопасности.
Инной бы весьма безпокоился о тѣхъ изъясненіяхъ, которыя она могла получить отъ Госпожи Гремъ. Но поелику правота моихъ намѣреній извѣстна была всей моей фамиліи; то я ни мало о томъ не безпокоился, потому что всегда чуждался лицемѣрства, и никогда не старался казаться лучше, нежели каковъ есмь въ самомъ дѣлѣ. Какая же необходимость лицемѣрить, когда я примѣчалъ даже до сей минуты, что свойство своевольца никогда и ни мало не вредило мнѣ въ умахъ женщинъ. Сама моя красавица оказала ли хотя малое затрудненіе вступить со мною въ переписку, хотя ея родители толь великія употребляли старанія, дабы внушить въ нее, что я человѣкъ весьма распутной? Для чегожъ принимать такое свойство, которое бы было гораздо хуже, нежели настоящее? Впрочемъ Госпожа Гремъ женщина весьма набожная, которая никогда не пожелаетъ погрѣшить противъ справедливости, для одолженія меня. Она иногда просила Бога о моемъ исправленіи, когда онаго надѣялась. Я сомнѣваюсь, чтобъ она еще теперь продолжала сіе доброе дѣло; ибо ея Господинъ, а мой высокопочтенный дядя, безъ всякаго затрудненія какъ токмо случай позволитъ, говоритъ о мнѣ весьма много худаго всѣмъ тѣмъ, которые по своей милости его слушаютъ, все равно мущинамъ ли, женщинамъ или дѣтямъ. Сей дорогой дядя, какъ ты знаешь, часто не оказываетъ того почтенія, которое онъ обязанъ мнѣ оказывать. Такъ, Белфордъ, почтенія; для чегожъ не такъ, я тебя спрашиваю? Всѣ такія должности, не должны ли мы взаимно другъ другу оказывать? Что касается до Госпожи Гремъ; то по истиннѣ имѣетъ она добрую душу! Когда ея Господинъ занемогъ подагрою въ замкѣ своемъ Медіанѣ, въ коемъ не находилось священника; то она молила Бога о его выздоровленіи и прочитывала нѣкоторыя главы изъ священныхъ книгъ сидя подлѣ больнаго. И такъ опасно ли было оставлять столь добродѣтельную женщину съ моею любезною? Я примѣтилъ, что онѣ во время пути весьма чувствительной имѣли разговоръ, я и самъ то чувствовалъ; ибо я не знаю, отъ чего выступилъ у меня на лицѣ прекрасной румянецъ.
Я тебѣ повторяю, Белфордъ, что я еще не отчаяваюсь быть честнымъ человѣкомъ. Но поелику съ нами иногда случается, какъ съ слабыми, что не въ состояніи бываемъ управлять самими собою; то я всячески долженъ стараться содержать любезную Клариссу въ совершенной ко мнѣ довѣренности, по крайней мѣрѣ хотя до того времени, пока я ее отвезу въ Лондонъ въ тотъ домъ которой тебѣ не безъизвѣстенъ, или въ какое нибудь другое мѣсто, которое не менѣе онаго безопасно. Если бы я прежде подалъ ей хотя малѣйшую причину къ подозрѣнію, или еслибъ поступалъ противъ ея желаній, то она моглабъ просить вспомоществованій отъ прочихъ, и возбудить противъ меня всѣхъ людей, или можетъ быть повергнуться во власть своихъ родителей на тѣхъ договорахъ, которые бы имъ заблагоразсудилось ей предписать. А еслибъ я теперь ее лишился, то не можно ли бы было почесть меня недостойнымъ, дѣти мои, достоинства быть вашимъ начальникомъ? Осмѣлился ли бы я тогда появиться мущинамъ, и женщинамъ? Поелику я привелъ важное сіе дѣло до такого состоянія, что красавица обладающая моимъ сердцемъ не смѣетъ признаться въ томъ, что она противъ своей склонности уѣхала; а я постарался увѣрить ея непримиримыхъ родственниковъ, что ничего не недоставало къ ея согласію.
Она получила отвѣтъ отъ дѣвицы Гове, на письмо писанное къ ней изъ Сент-Албана. Хотя я неизвѣстенъ о содержаніи онаго: но видѣлъ что прелестныя ея очи были орошены слезами, и наполненны яростію, на меня стремящеюся.
Дѣвица Гове также прелестна, но до чрезвычайности болтлива и горда. Я ее опасаюсь. Едва въ состояніи и родная ея мать удерживать ее къ благопристойности. Должно съ помощію вѣрнаго моего Осипа, продолжать производить свои дѣла старою машиною, то есть: дядею ея Антониномъ, надъ матерью опасной сей дѣвицы, дабы управлять ею слѣдуя моимъ намѣреніямъ, и довести до того, чтобъ моя любезная зависѣла токмо отъ меня. Госпожа Гове не можетъ сносить противорѣчія. Дочь ея столько же не терпѣлива. Молодая особа находящая въ себѣ всѣ матернія качества, весьма рѣдко бываетъ подвластна матери. Прекрасной способъ для хитреца! Мать любящая уваженіе, исполненная живостію дочь и чувствительная до излишества; а ихъ Гикманъ, по истиннѣ не инное что составляетъ, какъ добрую и толстую машину. Еслибъ я не имѣлъ лучшихъ намѣреній… Къ нещастію моему служитъ токмо то, что сіи двѣ молодыя особы жили весьма близко одна отъ другой, и соединены были весьма тѣсною дружбою. Сколь бы было пріятно управлять вдругъ обѣими ими!
Но одинъ человѣкъ не въ состояніи имѣть всѣхъ женщинъ, которыя имѣютъ достоинства. Признайся однако, что весьма жалко… когда тотъ человѣкъ подобенъ твоему другу.
Прекрасная Кларисса и я, не выпускаемъ ни на минуту изъ рукъ пера. Никогда два любовника не имѣли такой склонности писать, и никогда можетъ быть не старались съ такою рачительностію взаимно скрывать ими писанное. Она единственно токмо симъ занимается; да и не хочетъ ни чемъ иннымъ заниматься. Я доставлю лучшія упражненія, какъ бы мало она того не желала; но я не довольно исправился, дабы быть ея супругомъ. Терпѣніе есть великая добродѣтель, говоритъ Милордъ М….. тише ѣдешь, далѣ будешь, вотъ другая его пословица. Еслибъ я не имѣлъ довольно сей добродѣтели, то конечнобъ не дожидался надлежащаго времени, для исполненія моихъ намѣреній.
Моя возлюбленная не преминула по видимому описать своей пріятельницѣ все произшедшее между нами даже до сего дня. Я подалъ можетъ быть прекрасную ея перу матерію, если она столь же подробно изъяснять любитъ какъ и я.
Я бы не согласился быть столь жестокимъ и позволить дядѣ ея Антонину раздражать Госпожу Гове противъ нее, еслибъ не опасался худыхъ слѣдствій могущихъ произойти отъ столь свободной переписки между двумя молодыми особами сего свойства: когда одна столь чувствительна, обѣ же столь разумны; то кто бы не почелъ за славу прижать къ рукамъ такихъ дѣвушекъ, и принудить ихъ плясать по своей дудкѣ?
Моя любезная писала къ своей сестрѣ, прося у нее своихъ платьевъ, денегъ и нѣсколько книгъ. Изъ какой книги научится она тому, чего не знаетъ? Отъ меня могла бы она узнать о многихъ вещахъ. Она лучше бы сдѣлала еслибъ у меня училась.
Она можетъ писать. Сколь она ни горда, но принуждена будетъ на конецъ быть мнѣ обязанною. Дѣвица Гове, по истиннѣ постарается удовлетворить ея необходимости: но я сомнѣваюсь, чтобъ она могла то учинить безъ соучастія своея матери, которая сама весьма скупа; и повѣренной моего повѣреннаго, дядя Антонинъ, уже увѣдомилъ ея мать, чтобъ примѣчали за нею въ разсужденіи какихъ либо денежныхъ вспомоществованій? Если же дѣвица Гове имѣетъ нѣсколько денегъ въ запасѣ то я могу внушить госпожѣ Гове, выпросить у ней оныхъ взаймы на нѣсколько времени. Не хули, Белфордъ, той хитрости, которая основана на моей щедрости. Ты коротко меня знаешь: Я бы согласился отдать половину моего имѣнія для одного удовольствія обязать любимой мною предмѣтъ. Милордъ М…. по смерти своей оставитъ мнѣ болѣе, нежели я желаю, я ни мало не страстенъ къ золоту, которое я напротивъ того и почитаю только для того, что она служитъ къ моимъ удовольствіямъ и удостовѣряетъ меня въ независимости.
Надлежало бы вперить въ мысли любезной моей красавицы, для общей нашей пользы, ту опасность, что надписи на ея письмахъ могутъ открыть наши слѣды, и что бы она надписала такъ какъ я ей сказалъ для полученія ея платья, покрайней мѣрѣ если имъ вздумается удовлетворить столь справедливое ея требованіе. Я весьма о томъ безпокоюсь. Если отвѣтъ будетъ благосклоненъ; то я долженъ опасаться примиренія, и принужденнымъ находиться употребить нѣсколько хитростей для предупрежденія онаго; я могу также присовокупить къ нимъ еще и другія, дабы избѣжать всякихъ досадныхъ случаевъ; ибо въ семъ состоитъ все дѣло, какъ я всегда въ томъ увѣрялъ вѣрнаго Осипа.
Ты конечно почитаешь меня сущимъ діаволомъ. Скажи, что ты о томъ думаешь? Но не всѣ ли вертопрахи подобны имъ? да и ты въ тѣсной сферѣ своихъ колобродствъ не походишь ли на діавола какъ и прочіе? Еслибъ ты исполнялъ всю ту злобу, которую запечатлѣваешь въ своихъ мысляхъ и въ сердцѣ; то былъ бы не въ примѣръ коварнѣе меня; ибо я тебя увѣряю, что я никогда не произвожу въ дѣйство даже и половины моихъ намѣреній.
Я предложилъ, и моя красавица на то согласилась, чтобъ все присыламое ей отъ ея фамиліи было надписываемо къ двоюродному твоему брату Осгодъ. Не жалѣй ничего для отправленія, на мой щетъ, посланца, которой бы привозилъ мнѣ все получаемое тобою. Если свертокъ будетъ трудно перевозить, то увѣдомь меня о томъ; но я клянусь тебѣ смѣло, что ея родственники никакого не причинятъ тебѣ затрудненія. Я почитаю себя въ томъ столько увѣреннымъ, что желаю оставить ихъ спокойными. Человѣкъ совершенно знающей предѣлы своей довѣренности, не употребляетъ уже болѣе той предосторожности въ коей онъ не имѣетъ нужды.
Но между тѣмъ какъ я о томъ помышляю, старайся вникнуть въ тѣ двѣ вещи, которыя весьма много вниманія требуютъ: во первыхъ пиши ко мнѣ впредь шифрами, такъ какъ я м самъ къ тебѣ писать буду. Знаемъ ли мы въ чьи руки могутъ попасться наши письма; и не несносно ли для насъ будетъ видѣть себя къ стыдѣ отъ собственной нашей глупости? Во вторыхъ, чего ты равномѣрно не долженъ позабыть, я перемѣнилъ мое имя; перемѣнилъ, я тебѣ говорю, нимало не безпокоясь что безъ дозволенія Парламента. Я теперь называюсь Робертъ Гунтинфортъ. Такимъ образомъ надписывай ко мнѣ, въ Герфортъ, дабы можно было получать письма съ почты.
Когда я ей говорилъ о тебѣ; то она меня спрашивала, какого ты свойства. Я описалъ тебя не въ примѣръ лучше нежели ты того стоишь для моей чести. Однако я ей сказалъ, что съ виду ты кажешься весьма дураковатъ, дабы, если ей случиться тебя видѣть, она не надѣялась усмотрѣть въ тебѣ лучше того, что твой видъ показываетъ. Впрочемъ, твоя толщина не весьма тебѣ безполезна. Хотя бы ты былъ нѣсколько и пригожѣе, но и тогда, разговаривая съ тобою, ничего бы не можно было усмотреть въ тебѣ чрезвычайнаго: вмѣсто того почитая тогда тебя за медвѣдя, весьма было бы удивительно найти въ тебѣ нѣчто похожее на человѣка. И такъ торжествуй своими уродинами, составляющими по видимому главныя твои совершенства, и ту отличность, которой бы ты иначе не могъ надѣяться.
Домъ, въ коемъ мы теперь находимся, весьма для насъ неудобенъ. Я столько былъ разборчивъ, что сочелъ за неудобство и то, что покои соединялись одинъ съ другимъ, поелику я предвидѣлъ, что сія архитектура не понравилась бы моей красавицѣ; я ей сказалъ, что еслибъ я не опасался погони; то оставилъ бы ее въ семъ мѣстѣ, поелику она съ нетерпѣливостію желаетъ, чтобъ я удалился. Я отдаю свою голову на отсеченье, если не достигну до того, дабы изтребить изъ ея мысли даже и самую тѣнь недовѣрчивости. Ея невѣріе не въ состояніи противоборствовать разсудку и вѣроятности.
Здѣсь находятся двѣ молодыя дѣвушки исполненныя пріятностями, обѣ онѣ дочери нашей хозяюшки, Госпожи Сорлингсъ. До сего времени я оказывалъ имъ токмо чистосердечное почтеніе. Колико сей полъ жаденъ къ похваламъ! Младшую я видѣлъ, какъ она работала въ чуланѣ и столько былъ плененъ ея простотою и разговоромъ, что пришелъ въ искушеніе и ее поцѣловалъ. Она весьма мнѣ низко поклонилась за мою благосклонность; она покраснѣла и я примѣтилъ по другимъ знакамъ, ея смущеніе, что она столько же чувствительна сколько и пріятна. Въ то время пришла ея сестра; и отъ впечатленія мною произведеннаго на лицѣ ея появилось толикое смущеніе, что я почелъ себя обязаннымъ просить вмѣсто ее прощенія. Любезная Китти сказалъ я старшей сестрѣ, я толикое почувствовалъ удовольствіе видя здѣсь вашу сестрицу, что не могъ удержаться дабы не похитить у ней поцѣлуя. Вы того же достойны, я въ томъ увѣренъ; и такъ вы меня удостойте, если вамъ не противно, той же благосклонности. Пріятное произведеніе природы! Онѣ мнѣ обѣ нравятся. Старшая оказала мнѣ равномѣрное почтеніе какъ и ея сестра. Я люблю признательныхъ людей. Для чего же любезная моя Кларисса не имѣетъ и въ половину столь благосклоннаго нрава.
Я думаю взять одну изъ сихъ двухъ дѣвушекъ для прислугъ моей любезной при ея отъѣздѣ. Мать ихъ нѣсколько горда; но я ей совѣтую оставить такой видъ. Если я примѣчу что неудобности происходятъ отъ какого ни есть подозрѣнія; то я въ состояніи тогда подвергнуть одну изъ ея дочерей, а можетъ быть и обѣихъ, искушенію.
Прости моей вѣтренности, дражайшей мой Белфордъ. Но сердце мое дѣйствительно рѣшилось. Я токмо помышляю о обожанія достойной Клариссѣ.
Нынѣ наступаетъ та среда, тотъ ужасный день, въ которой я угрожаемъ былъ опасностію лишиться навсегда единаго предмѣта любви моей. Сколь велико мое торжество! Съ какимъ удовольствіемъ и спокойнымъ видомъ взираю я на моихъ враговъ погруженныхъ въ стыдъ, и скрывающихъ свою досаду въ замкѣ Гарловъ! При всемъ томъ, можетъ быть они должны почитать сіе за щастіе, что она отъ нихъ убѣжала. Кто же знаетъ чѣмъ они были угрожаемы, еслибъ я вошелъ съ нею въ садъ; или еслибъ не нашедъ ее на мѣстѣ свиданія, я исполнилъ намѣреніе моего посѣщенія, послѣдуемъ страшными моими героями?
Но положимъ, что я бы съ нею вошелъ, будучи ни кѣмъ не сопровождаемъ кромѣ моей бодрости, и не воображая себѣ ни малѣйшей опасности. Ты знаешь, что люди сложенія Гарловъ, разборчивые въ славѣ, и содержащіяся политикою въ границахъ благопристойности, подобны тѣмъ паукамъ, которые бѣжатъ въ свою щель когда почувствуютъ прикосновеніе пальца хотя до одной ихъ паутинки, и которые оставляютъ всю свою тенету тѣмъ врагамъ, коихъ они страшатся; напротивъ того если впутается въ оную глупая муха, не имѣющая ни силы выпутаться, ни бодрости защищаться; то они смѣло прибѣгаютъ, окружаютъ бѣдное насѣкомое, влекутъ ее въ свои сѣти, и когда уже она болѣе не въ состояніи ни двигаться ни летѣть, тогда они торжествуютъ надъ своею добычею, то къ ней приближаются; то отдаляются, и пожираютъ ее когда имъ захочется. Что ты скажешь о семъ сравненіи? Но, послушай, Белфордъ, что она не менѣе прилична и тѣмъ дѣвушкамъ, которыя произвольно падаютъ въ наши сѣти; право еще гораздо приличнѣе. Паукъ дѣйствительно представляетъ такихъ Героевъ, какъ мы. Начни хоть съ паука, хоть съ мухи; то увидишь что сія мысль довольно правильна.
Но, чтобъ обратиться къ моему предмѣту, ты не менѣе примѣтилъ, какъ и я, что тѣ люди, о коихъ я говорю, играютъ нещастную ролю въ наступательной войнѣ, съ такими отважными людьми, которые не смотрятъ на законы, и нимало не сожалѣютъ о помраченіи своей славы. Ты конечно засвидѣтельствуешь, что я никогда не страшился множества враговъ. Присовокупи къ тому, что въ сей распрѣ съ Гарловыми вся фамилія извѣстна, что я ее обидѣлъ. Когда они увидѣли меня входящаго въ собственную ихъ церковь; то ужасъ не принудилъ ли ихъ, наподобіе стада овецъ, собраться въ одно мѣсто? Они не знали кто преждѣ отважится идти вонъ по окончаніи службы. Жамеса, видно тутъ не было. Еслибъ онъ тамъ былъ, то можетъ быть вздумалъ бы защищаться. Но на лицѣ его изъявляется принужденная смѣлость, скрывающая страхъ въ его сердцѣ, такое то было бы явленіе Жамеса, еслибъ я вознамѣрился ихъ посѣтить. Когда я видѣлъ предъ собою врага такихъ качествъ; то и тогда былъ спокоенъ и веселъ, и оставлялъ его друзьямъ стараніе укротить тотъ гнѣвъ, о коемъ я сожалѣлъ.
Сія мысль принудила меня воспомнить о всемъ учиненномъ мною въ сей жизни похвалы достойномъ, или покрайней мѣрѣ сносномъ. Если ты думаешь, что въ томъ есть нѣчто излишнее. Я весьма сомнѣваюсь, чтобъ ты не вспомоществовалъ мнѣ изслѣдовать добрыя мои дѣла; ибо я не прежде учинился столь зловреднымъ человѣкомъ, какъ съ самаго знакомства съ тобою. Однако старайся мнѣ помочь. Не имѣлъ ли я какихъ добрыхъ свойствъ, о коихъ и ты былъ извѣстенъ? Воспомни, Белфордъ. Мнѣ приходитъ нѣчто на мысль: но ты ничего того не можешь привести себѣ на память, что я позабылъ.
Мнѣ кажется я смѣло могу сказать, что главнѣйшей мой порокъ происходитъ отъ сего пола, отъ сего проклятаго пола, составляющаго пріятность и мученіе моей жизни! Не воспоминай мнѣ ни мало о сельской красавицѣ. Сіе произшествіе весьма впечатлено въ моей памяти; и я равномѣрно тебѣ скажу, что имѣлъ бы хитрость допустить весьма ласкательнѣйшія обстоятельства до ушей моей любезной, посредствомъ вѣрнаго Осипа, хотя бы и не употребилъ всего того старанія, которое бы умножило мою довѣренность. Вотъ сущая злая тварь, любезной мой другъ, и такова то была всегда жестокость моего жребія. Учинилъ ли я что ни есть добраго? Говорятъ существенно, что я исполнилъ мой долгъ, между тѣмъ люди другаго свойства поносятъ меня во всемъ свѣтѣ. Справедливо ли сіе, Белфордъ? Равновѣсіе не должно ли быть равномѣрно? Къ чемужъ служатъ мои добродѣтели, если не отдаютъ мнѣ въ ономъ справедливости? Однако признаюсь, что я взиралъ на благополучіе Ивана завистнымъ окомъ. Дѣйствительно ,,Женщина исполненная прелестями есть такой драгоцѣнной камень, котораго не должно вѣшать на шею недостойнаго человѣка. {* Два стиха взятыя изъ Англинской комедіи.}
Признайся, виноватъ ли я въ томъ, что обожаю сей полъ; женщины вообще должны еще болѣе меня за оное любить. Онѣ то исполняютъ, и я чистосердечно ихъ за оное благодарю; выключая нѣкоторыхъ любезнинькихъ, кои приводятъ меня въ гнѣвъ, то темъ, то семъ, и которыя, подъ видомъ что любятъ добродѣтель изъ любви токмо къ ней, желали бы изключительно видѣть меня въ своей власти.
До какой степени мысли мои заблуждаются! Ты мнѣ говорилъ нѣсколько разъ, что любишь мои восторги. Вѣрь, что я со временемъ удовольствую твой вкусъ; ибо я никогда столько не любилъ, какъ теперь люблю, и вѣроятно будетъ нужно имѣть великое терпѣніе прежде, нежели исполню то важное дѣло, если только рѣшусь оное исполнить. Прощай, дражайшей Белфордъ.
Теперешнее мое положеніе позволяетъ мнѣ къ тебѣ писать, и ты можетъ быть получишь весьма довольно моихъ писемъ. Я имѣла съ Г. Ловеласомъ новую ссору, въ слѣдствіе которой воспослѣдовалъ тотъ случай, котораго ты мнѣ совѣтовала не пропускать, если оный предложенъ будетъ честнымъ образомъ. Здѣсь спрашивается, укоризнъ ли я твоихъ достойна или твоего одобренія за то, что оставила оный безъ всякаго дѣйствія.
Нетерпѣливый человѣкъ присылалъ ко мнѣ нѣсколько разъ просить позволенія со мною свидѣться, въ то время когда я къ тебѣ писала послѣднее мое письмо, не имѣя ничего особеннаго мнѣ сказать, какъ повидимому то, дабы доставить мнѣ удовольствіе его слушать. Кажется, что онъ самъ великое принимаетъ удовольствіе въ своей болтливости, и что когда запасется какими ни есть пріятными изрѣченіями, то необходимо желаетъ, чтобъ я слушала его изъясненія. Однако тщетно онъ предпринимаетъ таковое стараніе. Я не весьма часто оказывала ему такую милость, чтобъ хвалить его краснорѣчіе, или изъявлять къ тому столько удовольствія сколько онъ того желаетъ.
Написавши мое письмо, и отправивши человѣка Г. Гикмана, я хотѣла удалится въ свой покой, но онъ упросилъ меня остаться, и выслушать то, что хотѣлъ мнѣ еще сказать. Въ разговорѣ его ничего чрезвычайного не заключалось, какъ я то примѣтила; но жалобы, укоризны, видъ и голосъ съ которыми онъ говорилъ, казались мнѣ наполненными наглостію. Онъ не можетъ жить, сказалъ онъ мнѣ, если не чаще со мною будетъ видаться, и если я не стану поступать съ нимъ благосклоннѣе.
Потомъ я вошла съ нимъ въ боковую горницу, будучи столь раздражена, дабы ничего отъ тебя не скрыть; а тѣмъ болѣе, что видѣла его спокойно расположившагося въ своемъ домѣ, нимало не помышляя о своемъ отъѣздѣ. Скучной нашъ разговоръ вскорѣ начался. Онъ продолжалъ меня раздражать, и я повторила ему нѣкоторыя изъ тѣхъ откровеннѣйшихъ намѣреній, о которыхъ уже прежде упоминала Я ему особенно сказала, что часъ отъ часу я гораздо становлюсь недовольнѣе сама собою и имъ; что онъ кажется мнѣ изъ числа тѣхъ людей, которые не заслуживаютъ ни малѣйшей благосклонности, когда совершеннѣе познаны бываютъ и что до того времени не могу быть спокойна, пока онъ меня не оставитъ свободною располагать самой собою по волѣ.
Моя вспыльчивость казалась привела его въ удивленіе: но дѣйствительно онъ мнѣ казался выведеннымъ изъ терпѣнія, запинаяся, и не имѣя ничего сказать въ свое защищеніе, или чтобъ могло извинить надмѣнные его взоры, когда онъ зналъ что я къ тебѣ писала, и что дожидались моего письма. На конецъ, будучи еще въ гнѣвѣ, я съ торопливостію его оставила, объявивши ему, что я желаю сама разполагать моими дѣлами и моимъ временемъ….. будучи нимало не обязана отдавать въ томъ ему отчета. Онъ находился въ чрезвычайномъ безпокойствіи, пока со мною не увидѣлся; и когда я не могла отказать, дабы его не принять; то онъ предсталъ съ покорнѣйшимъ и почтительнѣйшимъ видомъ.
Онъ мнѣ сказалъ, что я его принудила войти въ самаго себя, и что хотя не заслужа никакой укоризны со стороны своего намѣренія, онъ чувствовалъ что его нетерпѣливость конечно оскорбила мою разборчивость, что разсуждая о томъ довольно долгое время, онъ даже до сего дня не могъ примѣтить, что она не всегда согласовалась съ истинною учтивостію, которую онъ старался оказывать, желая избѣгнуть всякаго ласкательства и лицемѣрства, къ коимъ, какъ ему было не безъизвѣстно, я имѣла великое отвращеніе: что впредь я усмотрю во всемъ его поведеніи такую перемѣну, какой должно надѣяться отъ человѣка, признающаго себя толико моимъ сообществомъ почтеннымъ, что никто не имѣлъ столько удивленія, какъ онъ, относительно къ разборчивости моего разума и моихъ чувствованій.
Я отвѣчала на сію учтивость, что можетъ быть должна его возблагодарить за то открытіе, которое онъ учинилъ, и не менѣе его просила не забыть, что истинная учтивость и откровенность всегда должны быть между собою согласны; но какой бы злощастной жребій не повергъ меня въ его сообщество: однако я по справедливости соболѣзновала, что сіе познаніе произошло довольно поздо, потому что будучи столь знатнаго роду и воспитанія, мнѣ весьма странно кажется, еслибъ у него не доставало онаго.
Онъ нимало не думалъ, сказалъ онъ мнѣ, чтобъ велъ себя такъ худо, что заслужилъ толико строгой выговоръ.
Можетъ быть учинила я ему оной несправедливо, возразила я. Но если онъ въ томъ увѣренъ; то мои укоризны послужатъ ему къ учиненію другаго открытія, которое бы обратилось въ мою пользу; имѣя такую причину быть довольнымъ самимъ собою, долженъ онъ усмотрѣть во мнѣ гораздо менѣе великодушія, не токмо тѣмъ что кажусь чувствительнѣйшею къ сему новому униженію, по коему онъ можетъ быть почитаетъ себя обиженнымъ, но что по истиннѣ готова пристать къ каждому его слову.
А какъ онъ началъ защищать себя противъ тѣхъ укоризнъ, къ которымъ онъ приготовился; то его ненависть къ ласкательству не помѣшала ему отвѣчать мнѣ, что онъ всегда удивлялся, съ неизреченнымъ удовольствіемъ, превосходнымъ моимъ дарованіямъ и благоразумію, которое ему казалось удивительнымъ въ моихъ лѣтахъ, что невзирая на то худое мнѣніе, которое я о немъ имѣю, онъ почиталъ все то справедливымъ, что я ни говорила, и что впредь онъ не будетъ имѣть никакого другаго правила кромѣ моего примѣру и моихъ совѣтовъ.
Я ему сказала, что онъ обманывается, если почитаетъ меня самолюбивою; что приписывая себѣ толико чистосердечія, онъ по истнннѣ долженъ лицемѣрить, когда самолично говорить о самой мнѣ, и полагая впрочемъ, что я заслуживаю нѣсколько его похвалы, то онъ употребилъ оную съ тѣмъ чтобъ болѣе похвалить себя за всѣ свои хитрости, которыя привели молодую особу моего свойства въ чрезвычайное заблужденіе.
Дѣйствительно, дражайшая моя, онъ не заслуживаетъ, чтобъ съ нимъ поступать снисходительнѣе. И такъ не справедливо ли, что онъ нашелъ во мнѣ совершенную дуру? Я весьма боюсь, если онъ такъ думаетъ.
Онъ находился въ недоумѣніи слушая меня! Онъ не можетъ очувствоваться отъ своего удивленія! Сколь онъ почитаетъ себя злощастнымъ, не могши ничего такого сказать ни учинить, которое подало бы мнѣ лучшее мнѣніе о его главныхъ правилахъ! онъ просилъ меня по крайней мѣрѣ научить его, какимъ образомъ можетъ онъ учиниться достойнымъ моей довѣренности.
Я ему объявила, что ни чѣмъ меня толико не обяжетъ, какъ своимъ отсудствіемъ: что нѣтъ ни малѣйшаго знака, чтобъ мои друзья разположены были меня гнать: что если онъ желаетъ ѣхать въ Лондонъ, или въ Беркширъ, либо въ какое ниесть другое мѣсто: то тѣмъ исполнитъ всѣ мои желанія, и изьявитъ благопристойность касающуюся до моей чести.
Въ семъ то состояло его намѣреніе, сказалъ онъ мнѣ, твердое его намѣреніе, какъ скоро увидитъ меня въ убѣжищѣ избранномъ по моему вкусу и въ весьма удобномъ мѣстѣ.
И сіе для меня весьма будетъ удобно, возразила я, когда вы въ немъ болѣе не останетесь для возмущенія моего спокойства, и притѣсненія моего жилища.
Онъ не весьма почитаетъ сей домъ безопаснымъ. Поелику я не намѣрена была въ немъ остаться; то онъ и не приказывалъ хранить тайну своимъ людямъ, ни Госпожѣ Гремъ, когда она меня оставила; не взирая на то, сказалъ онъ мнѣ, что не далеко отсюда находилось три или четыре хорошихъ домовъ, гдѣ его люди спознались уже съ тамошними служителями. Онъ не можетъ и подумать, чтобъ оставить меня одну въ столь опасномъ мѣстѣ, но я должна избирать, во всей Англіи, безопаснаго и спокойнаго жилища; и когда онъ меня въ ономъ увидитъ спокойно расположившуюся, тогда изберетъ для себя мѣсто хотя воотдаленнѣйшемъ Королевствѣ если сіе необходимо нужно для моего спокойствія.
Я чистосердечно ему призналась, что никогда не прощу себѣ за то, что согласилась видѣться съ нимъ у садовыхъ дверей, ни ему, что привелъ меня въ необходимость за собою слѣдовать; что мои соболѣзнованія токмо увеличиваются; что я почитаю славу мою помраченною безъ всякой причины, такъ что она никогда не будетъ по прежнему въ своемъ блескѣ; что онъ не долженъ удивляться ежедневному умноженію моего безпокойствія и скорби возраждающейся; что я единственно желаю, чтобъ онъ оставилъ на мое стараніе располагать самой собою; и что когда бы онъ отъ меня удалился; то бы я разсмотрѣла обстоятельнѣе, на что должна рѣшится и какое избрать убѣжище.
Сіи слова привели его въ глубокія размышленія. Онъ бы желалъ, сказалъ онъ мнѣ весьма важнымъ голосомъ, что не оскорбляя меня, и не будучи подозрѣваемъ въ томъ, чтобъ онъ хотѣлъ удалиться отъ законовъ мною ему предписанныхъ, позволенобъ ему было учинить мнѣ покорнѣйшее предложеніе…. Но величайшее благоговѣніе, которое онъ имѣлъ къ моимъ повелѣніямъ, хотя и не долженствовало моей склонности тѣмъ случаемъ, какой имѣлъ оказать мнѣ свои услуги, удерживало его языкъ до толѣ пока не обѣщаюсь ему простить, если не одобрю онаго.
Я его спрашивала, съ некоторымъ смущеніемъ, что онъ тѣмъ хотѣлъ сказать.
Онъ вторично учинилъ мнѣ предисловіе, какъ будто бы мое позволеніе не со всѣмъ его ободрило; и потупя глаза съ такимъ покорнымъ видомъ, которой весьма худо ему приличествовалъ, предложилъ мнѣ о не замедленіи бракомъ. ,,Оно совершитъ все, присовокупилъ онъ съ торопливостію. Первые два или три мѣсяца, [кои, какъ вы опасаетесь, должны будете препроводить въ неизвѣстности и страхѣ,] мы препроведемъ съ пріятностію посѣщая всю мою фамилію и принимая отъ нее равномѣрныя посѣщенія. Мы увидимся съ дѣвицею Гове; мы увидимся со всѣми тѣми съ коими вы пожелаете; и ни что не можетъ толико споспѣшествовать къ достиженію того примиренія, коего вы съ нетерпѣливостію желаете.,,
Правда, дражайшая моя пріятельница, твой совѣтъ въ то время вспалъ мнѣ на мысль въ полной своей силѣ. Я не менѣе оной правильнымъ почитала по его причинамъ и въ теперешнемъ печальномъ моемъ положеніи; но что должна я была отвѣчать? Мнѣ нужно было, чтобъ кто ни есть говорилъ за меня. Я не прежде могла говорить, какъ вышедъ изъ моего замѣшательства. Я сказала, что сіе предложеніе не такъ скоро должно совершиться.
Онъ ясно примѣтилъ, что я онымъ нимало не оскорбилась. Я покраснѣла конечно; я пребывала безмолвна; и воображала себѣ что показывала совершенно глупой видъ. Онъ нимало не лишался бодрости. Не ужели онъ желалъ, чтобъ я учинила ему оное при первомъ словѣ? Его полъ не почитаетъ ли нашего молчанія за знакъ благосклонности? Съ другой стороны, по трехдневномъ отбытіи изъ замка Гарлова, объявивши ему письменно, что я никогда не подумаю о бракѣ не узнавъ его; какъ могла я ободрить его вдругъ знаками подтвержденія, наипаче по той чрезмѣрной вспыльчивости, до которой онъ меня доводилъ? Я не согласилась бы на оное, хотя бы мнѣ то жизни стоило.
Онъ безпрестанно на меня смотрѣлъ, не взирая на притворную свою кротость, какъ будто бы желалъ проникнуть въ мои намѣренія; въ то время едва я осмѣлилась на него взглянуть. Онъ съ великимъ почтеніемъ просилъ у меня прощенія. Онъ страшился, сказалъ онъ мнѣ, чтобъ я не почла его достойнымъ отвѣта кромѣ молчанія изъявляющаго презрѣніе. Истинная любовь опасается всегда оскорблять. [Берегись, Ловеласъ, подумала я, чтобъ по сему правилу не судили и о твоей.] Онъ не нарушимо бы наблюдалъ мои законы, еслибъ я ему не позволила…..
Я не хотѣла его болѣе слушать. Я встала съ знаками изъявляющими чрезвычайное смущеніе, и оставила его оказывать самому себѣ глупыя свои поклоны.
Я присовокупляю токмо то, дражайшая моя Гове, что если онъ дѣйствительно желаетъ бракосочетанія; то не можетъ уже имѣть столь удобнаго случая склонить меня на оной; онъ его упустилъ, и вмѣсто онаго заступило негодованіе. Теперь я всячески буду стараться его отъ себя удалить.
Что должно дѣлать съ женщиною превосходящею всякое ласкательство, и презирающею похвалы! Когда онѣ не одобрены собственнымъ ея сердцемъ!
Но для чегожъ сія удивленія достойная дѣвица стремится сама къ жестокой своей судьбинѣ? Для чего презираетъ она ту власть, отъ которой совершенно зависитъ? Для чего желаетъ, говоря предо мною, чтобъ никогда не оставляла родительскаго дома? Для чего отказываетъ мнѣ въ своемъ сотовариществѣ даже до того, что выводитъ изъ терпѣнія, и ввергаетъ въ необходимость приводить ее въ гнѣвъ? Словомъ, для чего, когда бываетъ оскорблена, простираетъ свой гнѣвъ до такой степени, до которой никогда и ни какую презрѣнія заслуживающую красоту, со всею ея силою и гордостію, я привести не въ состояніи?
Думаешь ли ты, чтобъ въ теперешнемъ ея положеніи было благоразумно говорить и повторять мнѣ, ,,Что часъ отъ часу становится она гораздо недовольнѣе сама собою и мною, что я не изъ числа тѣхъ людей, которые пріобрѣтаютъ уваженіе будучи совершеннѣе познаваемы; [сія смѣлость, Белфордъ, понравилась ли бы тебѣ, когда произнесена бываетъ плѣнницею?] Что злощастнымъ своимъ жребіемъ ввергнута въ мое сообщество; что если я почитаю ее достойною причиняемыхъ мною ей оскорбленій; то конечно должно хвалиться мнѣ тѣми хитростями, коими ввергнулъ я столь чрезвычайную дѣвицу въ величайшее заблужденіе; что она никогда себѣ въ томъ не проститъ, что согласилась видѣться со мною у садовыхъ дверей даже и мнѣ не проститъ, что принудилъ ее слѣдовать за собою [ето собственныя ея слова; что она сама хочетъ пещися о себѣ;] что отъ моего отсудствія домъ Госпожи Сорлингсъ будетъ ей пріятнѣе; и что я могу ѣхать въ Беркъ, въ Лондонъ, или въ какое ниесть другое мѣсто, хоть къ Ч…. куда, какъ я думаю, она съ великою бы радостію меня послала!,,
Сколь худо разумѣетъ она свои выгоды! Говорить такія рѣчи и столь мстительному человѣку каковъ я! Столь распутному, каковымъ она меня почитаетъ, и во власти коего совершенно находится! Я былъ въ нерѣшимости, какъ ты знаешь. Равновѣсіе клонилось то на ту, то на другую сторону. Я хотѣлъ видѣть до какой степени ея поступки въ состояніи ее довести, и каковы будутъ собственныя мои склонности. Ты видишь какъ ея склонности изъявляются. Сомнѣваешься ли ты, чтобъ онѣ не рѣшили и моихъ? Не учинила ли она многихъ погрѣшностей? Для чего принуждаетъ она меня озираться на себя самаго?
Я испытаю великое сіе дѣло спокойнымъ духомъ, и увѣдомлю тебя о слѣдствіи онаго.
Еслибъ ты зналъ, еслибъ ты могъ видѣть сколь подлаго раба она изъ меня сдѣлала! она меня укоряла что я принималъ на себя важный видъ; но ето такой былъ видъ, которой доказывалъ ей мою любовь, которой подавалъ знать, что я не могу безъ нее жить. Однако она за то получила отмщеніе. Она почитала за удовольствіе меня унижать. Она поступила со мню съ презрѣніемъ… Клянусь честію, Белфордъ, едва я промолвилъ одно слово для своего защищенія. Я стыжусь сказать, какому глупцу она меня уподобила; но въ другомъ мѣстѣ, въ которое я еще не отчаяваюсь ее привести, и въ другихъ обстоятельствахъ, я могъ бы взять верьхъ надъ ея гордостію.
Въ сіе то время, въ которое я думаю, что она не въ состояніи будетъ отъ меня уйти, расположу свои опыты и намѣренія. То кротостію, то гордостію, то ожиданіемъ, то требованіемъ, то оказаніемъ угожденія покорности, буду ее испытывать до толѣ пока не утомлю ея сопротивленія. Я уже тебѣ довольно о томъ сказалъ. Я изъяснюсь тебѣ болѣе, какъ скоро совершенно утвержусь въ своихъ намѣреніяхъ. Если я ее увижу рѣшившуюся вторично возобновить свои неудовольствія;…. Если ея надмѣнность…. но перестанемъ говорить. Еще не пришло время грозить ей.
Не ясно ли я вижу, дражайшій другъ, что долженъ имѣть терпѣніе для достиженія совершенной власти? Что мы тогда скажемъ, когда всѣ тѣ жалобы касающіяся до помраченія добраго имени, умножающіяся соболѣзнованія, непрестанная вспыльчивость, печальныя повелѣнія удалиться отъ меня не иное что означаютъ какъ бракъ; и не будетъ ли истинною причиною такихъ укоръ и безпокойствій отсрочка, коею хочетъ довести меня до изслѣдованія сего дѣла.
Мнѣ однажды случилось взять надъ нею верьхъ; но я почелъ за нужное учинить оное скрытнымъ образомъ, и оставить такую матерію, какъ скоро примѣтятъ мое намѣреніе; опасаясь чтобъ не укоряли меня за употребленіе во зло обстоятельствъ наипаче когда мнѣ запретили касаться до сей матеріи не подавши опытовъ моего исправленія, и не старавшись о примиреніи съ Гарловами: теперь когда поступаетъ со мною столь худо, обижаетъ, столь сильно понуждаетъ себя оставить, что нѣтъ никакого средства къ удержанію ее, если пожелаетъ отъ меня уйти, не щитая того, что при малѣйшемъ сомнѣніи о моей откровенности она можетъ прибѣгнуть подъ покровительство кого ни есть другаго, или можетъ быть возвратиться въ замокъ Гарловъ и предаться Сольмсу; я говорилъ откровенно, я предлагалъ, хотя съ чрезвычайною предосторожностію и замѣшательствомъ, [опасаясь ее тѣмъ обидѣть, Белфордъ,] причины, долженствовавшія склонить ее къ учиненію меня щастливѣйшимъ изъ всѣхъ человѣковъ. Сколь велерѣчиво ея потупленные взоры, молчаніе сопровождаемое трепетаніемъ устъ ея, и большая живость ея лица, извѣстили меня, что обида была не чрезвычайна!
Прелестное твореніе, сказалъ я самъ себѣ, [берегись, Белфордъ, открывать мое торжество прочимъ особамъ сего пола] итакъ не ужели я касаюсь сего пункта? Не ужели я учинился властелиномъ судьбины Клариссы Гарловъ? Тотъ ли уже я исправившійся человѣкъ, которымъ долженствую быть прежде нежели получу хотя малѣйшее ободреніе? Итакъ не ужели чѣмъ болѣе ты меня познаешъ, тѣмъ менѣе усмавриваешъ причинъ оказывать мнѣ благосклонности? Какое очарованіе овладѣло столь великою душею? Гнать меня съ толикою жестокостію, побуждать меня къ отъѣзду въ томъ намѣреніи дабы къ тебѣ болѣе прилѣпиться, и принимать по видимому удовольствіе гораздо любезнѣйшее. Небольшія твои хитрости ясно оправдываютъ мои собственныя, и возбуждаютъ во мнѣ желаніе употребить ради тебя всю плодовитость моего разума.
Но позвольте мнѣ вамъ сказать, обожанія достойная Кларисса, положимъ что ваши желанія будутъ нѣкогда исполнены, но вы должны прежде отдать мнѣ отчетъ въ томъ отвращеніи, которое имѣли ѣхать со мною, въ такое время, въ которое вашъ отъѣздъ былъ необходимъ для избѣжанія принужденнаго обязательства съ такимъ презрительнымъ человѣкомъ, коего вы должны ненавидѣть, если отдаете болѣе справедливости своему достоинству нежели моему.
Я пріобыкъ, не сомнѣвайтесь, къ предпочтительности многихъ женщинъ, которыя нимало не менѣе васъ достоинствомъ, хотя не могу сказать, чтобъ которая изъ нихъ имѣла подобныя вашимъ качества. Могу ли я быть мужемъ такой женщины, которая подала поводъ сомнѣваться о степени занимаемомъ мною въ ея почтеніи? Нѣтъ, дражайшій предмѣтъ любви моея. Я толикое сохраняю благоговѣніе къ священнымъ вашимъ законамъ, что не могу стерпѣть, дабы вы сами оныя нарушили Впрочемъ не думайте, чтобъ было довольно вашего молчанія и стыдливости для изъясненія мнѣ вашихъ намѣреній. Я нимало не желаю еще безпокоиться о вашихъ причинахъ, то есть, о сомнѣніи, любовь ли или необходимость внушаетъ въ васъ сіе снисхожденіе.
По такимъ правиламъ, Белфордъ, за что же инное долженъ я почесть ея молчаніе, какъ не за знакъ неудовольствія? Я просилъ у нее прощенія за ту смѣлость, которою считалъ ее обиженною. Я обѣщался ей, что впредь ненарушимо буду наблюдать ея желанія, и что докажу ей всемъ моимъ повѣденіемъ что истинная любовь страшится всегда оскорблять и обижать.
Что же она отвѣчала? Я воображаю себѣ, Белфордъ, что будто ты у меня спрашиваешь.
Отвѣчала? поистиннѣ, она казалась печальною, разстроенною, тронутою, въ недоумѣніи, сколько я о томъ могъ судить, на самое ли ее долженъ былъ упасть ея гнѣвъ или на меня. Въ то время она оборотилась отъ меня скрывая текущія противъ ея воли слезы: она изпустила горестію исполненный вздохъ, раздѣлившейся на три или четыре части, изъ коихъ каждая столь сильно выражалась, что можно было оную слышать, однако она весьма усиливалась прекратить оный, выходя наконецъ, она оставила меня побѣдителемъ Марсова поля.
Не говори мнѣ о учтивости. Не говори мнѣ о великодушіи. Не говори мнѣ о состраданіи. Насилія не должны ли быть равномѣрны? Не такую ли выгоду и съ своей стороны она имѣетъ? Не понудила ли она меня сумнѣваться о ея любви? Не Ощущала ли она удовольствія, изъясняя мнѣ, что ея ненависть къ Сольмсу ни мало не произходитъ отъ предпочтенія касающаго до меня. Что долженъ я подумать о той скорьби, которою она была угнѣтаема, видя себя сверьхъ чаянія, или что почти все равно, по своему соизволенію на свиданіи со мною у садовыхъ дверей?
Подумай, какое было бы торжество гордыхъ Гарлововъ, еслибъ я вознамѣрился теперь сочетаться съ нею бракомъ? Фамилія не столь знатная какъ моя! Никто изъ нихъ недостоинъ моего сродства выключая ее! Великое богатство, коимъ я могу избѣгать всякихъ обязательствъ и зависимости! Столь великая надежда. Особа моя, дарованія, которыя поистиннѣ не заслуживаютъ презрѣнія, и которыя презираемы токмо Гарловами, кои принудили меня оказывать скрытнымъ образомъ услуги ихъ дочери, въ такое время, когда два знатнѣйшіе въ Королевствѣ дома чинили мнѣ предложенія, коихъ я и слушать не хотѣлъ, изъ любви ли къ ней, или потому что, презирая бракъ, рѣшился не жениться ни на какой другой женщинѣ: я былъ принужденъ скрыть ее не токмо отъ нихъ, но и отъ нее самой. Не думаешь ли ты, чтобъ я сталъ просить прощенія у ея фамиліи, и чтобъ признали меня сыномъ угрюмаго тирана, которой ни чемъ иннымъ, какъ своими богатствами тщеславиться можетъ; чтобъ признали меня братомъ того презрительнаго человѣка, которой питаетъ ко мнѣ величайшую ненависть; и сестры недостойной моего вниманія [безъ чего я восторжествовалъ бы надъ нею по моему желанію, и конечно съ гораздо меньшимъ затрудненіемъ, нежели надъ ея сестрою, которую она варварски обидѣла;] и наконецъ чтобъ признали меня за племянника двухъ дядьевъ, которые не имѣя другаго достоинства кромѣ пріобрѣтеннаго ими богатства, почитаютъ оное правомъ меня ругать, и желалибы меня видѣть ползающаго у ногъ ихъ въ ожиданіи ихъ милости? Нѣтъ, нѣтъ, мои предки, никогда не будутъ васъ укорять, что послѣдній вашъ потомокъ заслуживаетъ презрѣніе, унижается, ползаетъ, цѣлуетъ прахъ, дабы учинится рабомъ жены!
Я скоро опять примусь за перо.
Но сія жена, не есть ли превосходная Кларисса? [не станемъ упоминать имя Гарловъ, столь я оное презираю во всемъ другомъ выключая ее.] не на сей ли обожанія достойной предмѣтъ нечувствительно падаютъ мои угрозы? Если добродѣтель есть истинное благородство; то колико Кларисса благородна своею! и колико бы союзъ съ нею былъ благороденъ, еслибъ не находилъ я причины укорять ее тою фамиліею, отъ которой она произошла, и которую она предпочитаетъ мнѣ!
Но приступимъ къ дѣлу. Не заслуживала ли она и сама до сего времени укоризны? И когда бы можно было изъяснить все въ мою пользу; то мои разсужденія о прошедшемъ не учинили ли бы меня нещастнымъ, какъ скоро новость обнажена будетъ отъ своихъ прелестей, и когда я буду обладать тѣмъ благополучіемъ, къ коему мое желаніе стремится? Своеволецъ, имѣющій разборчивой вкусъ, простираетъ оной гораздо далѣе нежели прочіе люди. Поелику весьма рѣдко обрѣтаетъ онъ сопротивленія добродѣтели въ тѣхъ женщинахъ, съ коими обращается; то тѣмъ привыкаетъ судить о всѣхъ прочихъ по тѣмъ женщинамъ, коихъ онъ спозналъ. Нѣтъ ни единой въ свѣтѣ женщины котораябъ сопротивлялась твердымъ настояніямъ любовника, когда онъ знаетъ соразмѣрять нападенія съ склонностями; и въ семъ то состоитъ, какъ ты знаешь, первое правило своевольцевъ.
Какъ Ловеласъ! слышу тебя съ удивленіемъ меня спрашивающаго! можешь ли ты сумнѣваться о удивительнѣйшей изъ всѣхъ женщинъ? Сомнѣваешься ли ты о добродѣтели Клариссы?
Я не сумнѣваюсь, дражайшій другъ. И не смѣю о томъ сумнѣваться. Сохраняемое мною къ ней священное благоговѣніе явило бы мое нечестіе въ таковомъ сумнѣніи. Но я у тебя спрашиваю, не ужели главное правило ея добродѣтели есть гордость? Отъ кого она происходитъ? Какого она пола? Если Кларисса непорочна; то отъ чего произходятъ ея преимущества? гордая мысль, дабы быть великимъ примѣромъ своему полу, даже и до сего времени въ ней пребываетъ. Но сія гордость не послаблена ли? Знаешь ли ты мущинь или женщинъ, которыебъ не унывали въ нещастіи и униженіи? Уничижи особливо женщину; то увидишь съ весьма малымъ изключеніемъ что униженіе поразитъ ее до глубины сердца. Дѣвица Кларисса Гарловъ, развѣ образецъ добродѣтели? Самая ли она добродѣтель? Весь свѣтъ такъ о ней думаетъ, скажутъ мнѣ, всѣ тѣ, которые ее знаютъ и всѣ тѣ которые о ней слыхали.
Изъ сего ясно видно, что общій слухъ относится къ ея пользѣ. Но слухъ утверждаетъ ли добродѣтель? Испытана ли ея собственная добродѣтель? Гдѣжъ тотъ наглецъ, которой отважился подвергнуть искушенію добродѣтель Клариссы?
Я тебѣ сказалъ, Белфордъ, что я хотѣлъ разсуждать съ самимъ собою, и погрузился въ толь тонкія изслѣдованія нечувствительно и не примѣтя самъ онаго; но станемъ продолжать оное съ величайшею строгостію.
Я знаю, что все мною сказанное, и начертанное моимъ перомъ, не весьма великодушно покажется тебѣ въ любовникѣ, но подверіая добродѣтель разнымъ опытамъ, мое намѣреніе не состоитъ ли въ томъ дабы ее восхвалить, если усмотрю что она перенесетъ оныя и пребудетъ непорочною и достойною торжества? Оставимъ на минуту всѣ разсужденія произходящія отъ такой слабости, которую нѣкоторые весьма не къ стати называютъ уклонностію или снисхожденіемъ къ слабостямъ другаго, которая часто повреждаетъ благородныя сердца.
Приступимъ опять къ нашему дѣлу, дражайшей другъ. Я хочу подвергнуть мою любезную строжайшему опыту, въ томъ намѣреніи дабы дать знать всѣмъ тѣмъ особамъ сего пола, которымъ ты пожелаешь сообщить нѣкоторыя мѣста изъ моихъ писемъ, какъ онѣ должны поступать, дабы заслужить почтеніе молодаго человѣка, чего отъ нихъ надѣются, и, если онѣ будутъ имѣть дѣло съ разумнымъ и разборчивымъ человѣкомъ [или гордымъ, если ты хочешь] то сколь должны стараться вести себя пристойно и постоянно, дабы не подать ему повода худо судить о ихъ свойствѣ по случайнымъ благосклонностямъ, которыя всегда почитаемы будутъ за слабости. Жена не должна ли хранить чести мужа? И не болѣе ли стыда ея проступки приносятъ мужу нежели ей самой? Не безъ причины, Белфордъ, любилъ я всегда противуполагать дѣламъ всякія препятствія.
Начнемъ опять свое дѣло, еще повторяю, поелику я уже началъ разсматривать сей важной запросъ; т. е. должно ли мнѣ жениться, и какихъ свойствъ должна быть моя жена. Разсмотреніе будетъ чистосердечно. Я окажу сей дражайшей особѣ не токмо строгую но и великодушную справедливость; ибо я намѣренъ о ней судить по собственнымъ ея правиламъ, равно какъ и по нашимъ главнымъ законамъ.
Она раскаевается въ томъ, что имѣла со мною переписку, то есть съ человѣкомъ столь вольнымъ, которой и преждѣ предполагалъ ее вовлечь въ сіе дѣло, и которой въ томъ успѣлъ такими способами, кои самой ей неизвѣстны.
Посмотримъ: какія она имѣла причины къ сей Перепискѣ? Если онѣ не были такія, чтобъ она по своей разборчивости могла ихъ почесть хулы достойными, для чегожъ себя и укорять за оныя?
Могла ли она впасть въ заблужденіе? Могла ли она пребыть на долго въ ономъ? Нѣтъ нужды, кто искуситель или какое было искушеніе. Теперь самое дѣло, самое заблужденіе должны мы разсмотрѣть. Упорствовала ли она противъ родительскаго запрещенія? Въ семъ она себя укоряетъ. Впрочемъ, когда ниесть почитала ли дѣвица съ толикимъ уваженіемъ дочерній долгъ и родительскую власть? Нѣтъ никогда. Итакъ какія же должны быть тѣ причины, которыя болѣе возымѣли силы, нежели долгъ, надъ столь почтенія достойною дочерью? Что я о томъ долженъ со временемъ подумать? Какою надѣждою могъ бы я отъ того льститься?
Говорятъ, что главное ея намѣреніе состояло въ томъ, дабы предупредить опасности могущія произойти между ея родственниками и такимъ человѣкомъ. котораго они вообще обижали.
Весьма прекрасно; но для чего старалась она о безопасности прочихъ, когда они сами о себѣ не помышляли? Впрочемъ славная оная встрѣча развѣ не послѣдовала? Добродѣтельная особа должна ли знать столь сильныя причины для того, что бы пренебречь оную въ очевидномъ долгѣ, наипаче когда дѣло состояло токмо въ томъ, чтобъ предупредить неизвѣстное зло?
Мнѣ кажется будто я тебя слышу: Какъ! Ловеласъ искуситель становится теперь обвинителемъ!
Нѣтъ, любезной другъ, я никого не обвиняю; я токмо разсуждаю съ самимъ собою, и во внутренности моего сердца я оправдываю и почитаю превосходную сію дѣвицу. Но позволь мнѣ однако разсмотрѣть, истиннѣ ли она долженствуетъ своимъ оправданіемъ, или моей слабости, которая составляетъ нелицемѣрную любовь.
Если мы положимъ тому другую причину; то будетъ оною, если хочешь, любовь; такая причина, которую вся вселенная почтетъ извинительною, не потому, чтобъ такъ о ней думали, говоря мимоходомъ, но поелику вся вселенная чувствуетъ, что можно впасть въ заблужденіе отъ сей пагубной страсти.
И такъ пусть ето будетъ любовь. Но чья любовь!
Одного Ловеласа, скажешь ты мнѣ.
Развѣ одинъ только находится Ловеласъ въ свѣтѣ? Сколько Ловеласовъ могли чувствовать впечатлѣніе столь прелестнаго виду и толико удивительныхъ качествъ? Ея слава меня начала помрачать; ея красота и изящность разума наложили на меня оковы. Теперь соединясь вмѣстѣ всѣ сіи силы составляютъ непоколебимыя узы, и принуждаютъ меня почитать ее достойною моихъ нападеній и всего моего честолюбія.
Но имѣла ли она ту откровенность, и ту непорочность, съ коею она должнабъ была познать сію любовь?
Нѣтъ.
И такъ если справедливо, что любовь въ ней дѣйствуетъ; то нѣтъ ли съ оною какого порока подъ тѣнію ея сокрытаго? притворства, напримѣръ, или, если хочешь, гордости?
Что должно изъ сего заключить? не ужели безпримѣрная Кларисса любитъ такого человѣка, котораго она не должна любить; не ужели она притворствуетъ? Не ужели ея добродѣтель основана на гордости? Если сіи три заключенія справедливы; то безподобная Кларисса не инное что, какъ женщина?
Какимъ образомъ можетъ она увеселить такого любовника, какъ ея: приводить его въ трепетъ, его, которой пріобыкъ торжествовать надъ прочими женщинами; приводить его въ сомнѣніе о томъ, къ нему ли ощущаетъ она любовь или къ кому ни есть другому, не имѣя надъ самой собою справедливой власти въ такихъ случаяхъ, которые она почитаетъ самыми важными для своей чести? [видишь, Белфордъ, что я о ней сужу по собственнымъ ея мнѣніямъ,] но она доведена несправедливостію другаго даже до того, что оставила родительской домъ, уѣхала съ такимъ человѣкомъ, коего свойства она совершенно знала, и основывала бракъ свой на многихъ отдаленныхъ и нимало невѣроятныхъ предложеніяхъ, когда бы причина ея соболѣзнованій могла оправдать всякую другую женщину; но надлежало ли Клариссѣ отверзать свое сердце тому негодованію, коимъ, какъ теперь себя осуждаетъ, толь сильно была тронута.
Но расмотримъ любезную сію дѣвицу, которая вознамѣрилась уничтожить свое обѣщаніе, которая нимало не расположилась придти на мѣсто свиданія съ своимъ любовникомъ, котораго она знала смѣлость и неустрашимость, коему она обѣщаясь не однажды не сдержала даннаго своего слова, и которой пришелъ, какъ она должна уже того ожидать, въ томъ намѣреніи, дабы оказать свои услуги, то есть, въ твердомъ предпріятіи ее похитить. Разсмотримъ сего человѣка, которой дѣйствительно ее похитилъ, и которой учинился совершеннымъ надъ нею властелиномъ. Нѣтъ ли, еще я повторяю, другихъ Ловеласовъ чрезвычайно дерзкихъ и непоколебимыхъ, которые бы были ему подобны, хотя бы они и не могли совершенно произвести въ дѣйствіе своихъ намѣреиій такими же средствами?
И такъ справедливо ли, чтобъ Кларисса была слаба, слѣдуя собственнымъ ея правиламъ; слаба даже и въ сихъ важныхъ случаяхъ? И не можетъ ли она учиниться еще болѣе таковою, въ самомъ важномъ случаѣ, къ коему всѣ прочія ея слабости кажется естественно ее влекли?
Не говори мнѣ, чтобъ для насъ, равномѣрно и для сего пола, добродѣтель была небеснымъ даромъ, я говорю здѣсь токмо о нравственной власти, которую каждый можетъ имѣть надъ своими чувствами: и не спрашивай у меня для чего человѣкъ склоненъ къ такимъ вольностямъ, которыхъ онъ не оказываетъ женщинамъ, да также и не желаетъ, чтобъ онѣ были подозрѣваемы? Тщетныя доказательства, поелику недостатки жены гораздо прискорбнѣе бываютъ ея мужу, нежели недостатки мужа его женѣ. Не разумѣешь ли ты, колико ненавистное разстройство моглибъ произвести первыя въ наслѣдствахъ фамилій? Преступленіе не можетъ быть равномѣрно. Впрочемъ я читалъ гдѣ то, что женщина создана для мущины: сія зависимость налагаетъ еще важнѣйшій долгъ добродѣтели.
Ты Ловеласъ! [можетъ быть сказалъ бы ты мнѣ, если бы я тебя менѣе зналъ.] Ты, требуешь толико совершенствъ въ женщинѣ!
Такъ, требую отвѣчалъ бы я тебѣ. Знаешь ли ты великаго Кесаря? Знаешь ли ты, что онъ отвергъ свою жену по одному простому подозрѣнію. Кесарь такой же былъ своеволецъ, какъ и Ловеласъ, и не гордѣе его.
Однако я признаюсь что можетъ быть не было никогда такой женщины. которая бы столько походила на Ангела, какъ моя Кларисса. Но еще повторяю, не учинила ли она такихъ поступокъ, которые сама осуждаетъ? Поступокъ, къ учиненію которыхъ публика и собственная ея фамилія не почитали ее способною, и которыхъ любезнѣйшіе ея родители не хотятъ ей простить? Не удивляйся, что я не признаю за справедливость, въ честь ея добродѣтели, извиненіе по причинѣ истиннаго ея негодованія. Гоненія и искушенія не суть ли опытъ добродѣтельныхъ душъ! Нѣтъ никакихъ препятствій ни чувствованій, которыя бы добродѣтели давали право уничтожить-я самой собою.
Начнемъ опять. Думаешь ли ты, чтобъ тотъ, которой могъ отвесть ея столь далеко отъ ея пути, не былъ ободренъ успѣхомъ простирать далѣе свои замыслы? Здѣсь дѣло идетъ токмо о опытѣ, Белфордъ. Кто будетъ страшиться опыта въ разсужденіи толь безподобной дѣвицы? Ты знаешь, что я нѣкогда любилъ производить опыты надъ молодыми женщинами весьма знатнаго достоинства и имени. Весьма удивительно, что я не находилъ еще ни одной, которая бы болѣе мѣсяца или до истощенія моихъ замысловъ оный непоколебимо выдержала. Я изъ того вывелъ весьма непріятныя заключенія, и если не найду такой, коей добродѣтель былабъ непоколебима; то ты увидишь, что въ состояніи буду отречься клятвою отъ всего онаго пола. И такъ всѣ женщины должны теперь со вниманіемъ взирать на умышляемой мною опытъ, кто есть та, которая зная Клариссу, не отдалабъ ей добровольно всей чести. Да явится та, которая въ томъ ей откажетъ, и да исполнитъ всѣ обяза тельства будучи на ея мѣстѣ.
Я тебя увѣряю, дражайшей другъ, что я чрезвычайно высокія имѣю мысли о добродѣтели, равно какъ и о прелѣстяхъ и совершенствахъ, до которыхъ я не въ состояніи былъ достигнуть. Всѣ своевольцы не говорили бы о томъ съ толикимъ почтеніемъ. Онибъ страшились осуждать самихъ себя, одобряя то, что презираютъ. Но благоразуміе всегда составляло похвальную часть моего свойства.
Діаволъ имѣющей великое участіе, какъ ты можешь думать, въ предумышляемомъ мною намѣреніи, повергъ праотца нашего жесточайшимъ опытамъ; поступку своему сей мужъ обязанъ возстановленіемъ своей чести послѣдовавшими потомъ и наградами. Невинная особа, будучи по нещастію подозрѣваема, не должна ли желать, чтобъ всѣ такія сумнѣнія объяснены были?
Ренольдъ, въ Аріостѣ, не принялъ чаши Кавалера Мантуана, нимало не желая подвергать себя опыту. Сочинитель приписываетъ тому весьма хорошія причины. ,,Для чего искать мнѣ того, отъ чего пришелъ бы въ отчаяніе, нашедъ оное? Моя жена полу слабаго. Я не могу имѣть о ней лучшаго мнѣнія. Еслибъ я находилъ причины почитать ее менѣе; то нещастіебъ относилось ко мнѣ.,, Но Ренольдъ не отрекся подвергнуть опытамъ ту Госпожу прежде, нежели она учинилась его женою, и когда онъ могъ получить выгоды отъ ея свѣденій.
Что касается до меня, я бы не отвергъ той чаши, хотябъ былъ женатъ и хотябъ сіе послужило только къ утвержденію меня въ томъ добромъ мнѣніи, которое бы я имѣлъ о честности любезной моей супруги. Я весьма бы хотѣлъ знать, голубя или змѣя согрѣваю я въ своемъ нѣдрѣ?
Словомъ, что бы должно подумать о такой добродѣтели, котораябъ опасалась опытовъ, и слѣдственно о такой женщинѣ, котораябъ оныхъ избѣгала? Я заключаю, что для совершеннаго утвержденія честности столь изящной дѣвицы, необходимо нужно ее испытать, и кому же, если не тому коего она обвиняетъ, что приводилъ ее въ слабость даже и въ мало важномъ случаѣ? Собственная ея польза того требуетъ не токмо потому, что онъ уже учинилъ надъ нею нѣкое вначатлѣніе, но и потому, что соболѣзнованіе ея о томъ показываетъ, что она будетъ впредь осторожнѣе при новыхъ нападеніяхъ.
Должно признаться, что теперешнее ея положеніе хотя нѣсколько ей не выгодно, но тѣмъ побѣда будетъ для нея славнѣе.
Присовокупимъ, что одного опыта было бы недовольно: для чегожъ? Поелику женское сердце въ одно время можетъ быть каменнымъ, а въ другое восковымъ. Я испыталъ то нѣсколько разъ, да и ты безъ сумнѣнія въ томъ удостовѣренъ. Женщины, скажешь ты, не худо бы препровождали свое время, еслибъ всѣ люди старались подвергать ихъ опытамъ. Но, Белфордъ, не одинъ я такъ думаю. Хотя я своеволецъ, но не люблю своевольства въ другомъ, выключая тебя и твоихъ товарищей. Наконецъ выведи сіе нравоученіе изъ скучнаго моего изслѣдованія. ,,Плутовочки, которыя не имѣютъ желанія подвергаться опыту, должны избирать то, что соотвѣтствуетъ ихъ разпоряженіямъ. Онѣ должны удостоивать предпочтеніемъ добрыхъ и разумныхъ мущинъ, которые не привыкли къ хитрости, которые почтутъ ихъ таковыми, каковы онѣ суть въ самомъ дѣлѣ, и которые совершенно не находя ничего худаго въ самихъ себѣ, нимало не будутъ подозрѣвать того и въ другихъ.
Ты у меня спросишь, что учинитъ тогда красавица, если она будетъ побѣждена? Что ты хочешь? будучи единожды покорена, какъ ты знаешь, она навсегда таковою останется. Ето второе правило нашихъ своевольцевъ. Какой источникъ удовольствія для врага брака, жить съ такою достойною дѣвицею, какъ Кларисса безъ сего неудобнаго обряда которой принуждаетъ женщинъ перемѣнять дѣйствительно свое имя, и которой приноситъ столь много другихъ причинъ къ неудовольствію.
Но есть ли Кларисса пребудетъ всегда неколебима, если Кларисса со славою выдержитъ такое искушеніе.
Что же! я тогда сочетаюсь съ нею бракомъ, не сомнѣвайся о томъ. Я буду прославлять мою судьбу, давшую мнѣ такую женщину, которую почитать буду Ангеломъ.
Но не возненавидитъ ли она меня? Можетъ быть не откажетъ ли она мнѣ.... Нѣтъ, нѣтъ, Белфордъ. Въ нашихъ теперешнихъ обстоятельствахъ, я нимало сего не опасаюсь. Ненавидѣть меня! Для чего бы она ненавидѣла такого человѣка, которой послѣ опыту еще болѣе ее любить будетъ! Присовокупи къ тому, что я имѣю право настоять во мщеніи. Мое намѣреніе не оправдано ли ею самою? Не объявила ли она, что хочетъ ожидать для нашего брака истинныхъ доказательствъ моего исправленія?
Окончимъ сіе важное и продолжительное письмо. Ты, какъ я думаю стараешься о пользахъ красавицы, поелику я не безъизвѣстенъ, что мой высокопочтенной дядя просилъ тебя употребить къ тому то вліяніе, которое, какъ онъ думаетъ, ты надо мною имѣешь, дабы принудить меня преклонить главу подъ иго брака, не позволишь ли ты мнѣ покуситься, если я возмогу, привести ее въ число смертныхъ; постараться, истинно ли непоколебима она въ толь цвѣтущей молодости, съ толикими прелестями, и въ толь совершенномъ здравіи, и не причастна ли естественнымъ слабостямъ?
Я хочу начать сіе дѣло при первомъ случаѣ. Я стану примѣчать надъ всѣми ея шагами; я каждую минуту примѣчать то буду, дабы поймать въ сѣти то, что хочу, тѣмъ болѣе, что она не щадитъ меня нимало, что она употребляетъ въ свою пользу все то, что ей ни представляется для моего мученія, и что впрочемъ она меня не почитаетъ, и не надѣется никогда видѣть меня честнымъ. Если Кларисса есть женщина, если Кларисса меня любитъ; то я ее поймаю хотя единожды въ проступкѣ. Любовь измѣняетъ тѣмъ, которые ею заражены. Когда любовь внутри, а Ловеласъ извнѣ: то она будетъ болѣе еще, нежели женщина, или я стану гораздо менѣе человѣка, если не останусь побѣдителемъ.
Теперь, Белфордъ, ты извѣстенъ о моихъ намѣреніяхъ, Кларисса моя, она еще болѣе пренадлежать мнѣ будетъ. Хотя бы бракъ состоялъ и въ моей власти, но кто же меня станетъ хулить за стараніе, если я не могу быть иначе ея побѣдителемъ? Если я не успѣю въ моемъ предпріятіи; то ея слава получитъ отъ того новой блескъ, и моя довѣренность впредь будетъ совершеннѣе. Тогда то она будетъ достойна, чтобъ я пожертвозалъ ей моею вольностію, и чтобъ весь ея полъ оказывалъ ей величайшія почести.
Можешь ли теперь вникнуть во все содержаніе моего предпріятія? Ты долженъ его видѣть такъ какъ въ зеркалѣ. Впрочемъ ни слова.
Да не обнаружится тобою моя тайна, хотя и во снѣ. Никто не сомнѣвается, чтобъ она не была моею женою. Она будетъ таковою, когда я тебѣ дамъ слово. Въ ожиданіи того, я стану притворяться въ исправленіи себя, и если я могу привезть красавицу въ Лондонъ; то кто ни есть изъ нашихъ любимцевъ избавитъ меня отъ сего принужденія. Я уже сказалъ все.
Умѣрь свое безпокойствіе. Дражайшая моя пріятельница о небольшихъ распряхъ, возстающихъ между моею матерью и мною. Я тебя увѣряю, что мы не менѣе отъ того другъ друга любить будемъ. Еслибъ моя матушка не употребляла меня единственно для оказанія своего гнѣва, то надлежало бы ей обратить оный на кого ни есть другаго; и не весьма ли я странная дѣвица? Лиши насъ сего случая, но вмѣсто того получимъ мы множество иныхъ. Ты часто отъ меня слыхала что ето старинная между нами привычка, и ты конечно сіе узнала отъ самой меня; ибо когда ты была съ нами; то имѣла искуство содержать насъ въ совершенномъ согласіи. По истиннѣ, я всегда тебя болѣе страшилась, нежели ее; но любовь сопровождаетъ сей страхъ. Твои укоризны изъявляютъ наставленіе и кротость, кои необходимо производятъ впечатлѣніе въ великодушномъ свойствѣ. Образецъ моей матушки весьма различенъ: ,,Я то хочу. Я приказываю: слышишь ты? Не лучше ли я знаю, что для тебя приличнѣе? Я не могу терпѣть, чтобъ меня не слушали.,, Какъ же можно дѣвицѣ хоть нѣсколько свѣдущей, безпрестанно слышать такія слова, и не быть мѣдлительною въ повиновеніи?
Не совѣтуй мнѣ, дражайшая моя, повиноваться моей матушкѣ, когда она мнѣ запрещаетъ имѣть съ тобою переписку. Сіе запрещеніе несправедливо, и я увѣрена, что сіе не произходитъ отъ собственнаго ея разсужденія. Старой твой дядюшка, коего посѣщенія стали гораздо чаще, нежели прежде; будучи понуждаемъ къ тому твоимъ братомъ и сестрою, составляетъ единый предмѣтъ онаго. Въ такомъ разстояніи, въ какомъ они отъ тебя находятся, уста матушки моей составляютъ какъ бы слуховую трубу, посредствомъ коей слышны ихъ слова. Еще повторяю, что сіе запрещеніе не можетъ произойти отъ собственнаго ея чувствія. Но когда бы оно и отъ нее произходило; то какая можетъ быть опасность для дѣвицы будучи въ моихъ лѣтахъ, писать къ особѣ своего пола? Старайся избѣгать печали и безпокойствія могущихъ тебѣ причинить великое пораженіе, дражайшая моя пріятельница, и навести мѣчтательныя прискорбія. Если ты имѣешь охоту писать, я имѣю равномѣрную же, и во всѣхъ случаяхъ буду къ тебѣ писать не взирая на всѣ ихъ жалобы. Не наполняй своихъ писемъ никакими укоризнами ни обвиненіями относительно къ самой себѣ. Ето несправедливо. Я чистосердечно бы желала, чтобъ твоя Анна Гове, которая находится въ домѣ своей матери, была бы хотя въ половину толико добродушна, какъ Кларисса Гарловъ, которая изгнана изъ дому своего родителя.
Я ничего не скажу о твоемъ письмѣ къ Беллѣ, пока не увижу слѣдствій онаго. Ты надѣешься говоришь, ты, несмотря на мои сомнѣнія, что тебѣ пришлютъ деньги и твое платье. Хотя съ великимъ сожалѣніемъ, но увѣдомляю тебя, что когда по причинѣ твоего письма собрался совѣтъ; то твоя матушка была одна, которая изьявила свое мнѣніе въ твою пользу и услышала такія опроверженія, которыхъ преодолѣть была не въ состояніи. И такъ я неотмѣнно требую, чтобъ ты приняла мои представленія, и изъяснила бы мнѣ о всемъ томъ, чего впрочемъ у тебя недостаетъ, дабы я тебѣ могла оное переслать.
Не надѣйся примиренія, которое принуждаетъ тебѣ пренебречь случай положиться на такого покровителя, каковъ твой Ловеласъ, въ качествѣ мужа. Я покрайней мѣрѣ воображаю себѣ, что если ты тогда будешь опасаться какой ни есть обиды; то конечно сіе будетъ токмо отъ него. Какія должны быть его намѣренія, когда онъ упускаетъ тѣ обстоятельства, въ коихъ не можно его подозрѣвать, не узнавши причины? Я тебя не хулю. Ты конечно не могла иначе изъясняться, какъ молчаніемъ и краскою, когда сей безумной отрѣкся, даже и въ своей покорности отъ тѣхъ правилъ, которые ты ему предписала находясь къ другомъ положеніи. Но, какъ я уже нѣсколько излишне сказала; то опасаюсь, чтобъ темъ не внушить въ тебя страха…. Впрочемъ, я тебя увѣряю, что ты его нимало не щадила.
Я тебѣ сказала въ послѣднемъ моемъ письмѣ, что роль, которую ты должна выдержать чрезвычайно трудна. Я присовокупляю, что ты имѣешь весьма нѣжную душу, въ разсужденіи такого поступка. Но когда любовникъ возвышенъ, то Героиня долженствуетъ быть унижена. Онъ съ природы гордъ и наглъ. Я не знаю, не должна ли и ты послабить его гордости, которую онъ называетъ своею честію, и не лучше ли будетъ нѣсколько болѣе вникнуть въ его поступки. Я покрайней мѣрѣ желала бы, чтобъ сожалѣнія о твоемъ свиданіи и прочія жалобы были прекращены. Къ чему служатъ сожалѣнія, дражайшая моя? онъ ихъ никогда не снесетъ; и ты не должна надѣяться, чтобъ онъ ихъ могъ снесть.
Впрочемъ я по собственной моей гордости чрезвычайно досадую, что толико презрительной человѣкъ сего пола могъ получить такое торжество надъ особою моего пола.
При всемъ томъ, я признаюсь, что восхищаюсь твоею бодростію. Толико кротости, когда кротость прилична, толико твердости, когда твердость необходима; какое великодушіе!
Но я разсуждаю, что въ теперешнихъ твоихъ обстоятельствахъ, не худо бы было употребить нѣсколько осмотрительности и учтивства. Человѣколюбіе, которое онъ изъявляетъ, когда видитъ тебя пришедшею противъ него въ ярость, нимало ему не сродно. Я представляю его себѣ колеблющагося, въ нетерпѣливости, такъ какъ ты его описываешь, отъ превосходства твоихъ поправленій. Но Ловеласъ есть ни что инное, какъ дуракъ. Не подвергайся нимало ни гнѣву ни любви.
Ты чрезвычайно глубокомысленно пишешь, любезная моя, въ первомъ изъ твоихъ двухъ писемъ, касательно Г. Гикмана и моей матушки. Въ разсужденіи моей матушки, оставь такую важность. Если мы теперь не весьма хорошо обходимся; то въ другое время не будемъ худо обходиться. До толѣ, пока я способна приводить ее въ улыбку, даже и въ самомъ величайшемъ ея гнѣвѣ, [хотя иногда она и старается отъ того воздерживаться] то ето будетъ еще весьма добрый знакъ; знакъ изъявляющей, что ея гнѣвъ не чрезвычайно великъ, или что оный не можетъ долгое время продолжаться. Впрочемъ, честное слово, благосклонный взглядъ, которой покажу ея любимцу, приводитъ перваго въ восхищеніе, а другую нѣсколько успокоиваетъ. Но твое положеніе пронзаетъ мое сердце, и, не взирая на мое легкомысліе, они должны иногда оба принимать участіе въ моей скорьби, которая произходитъ отъ неизвѣстности твоего жребія, наипаче когда по нещастію не могла тебѣ доставить такого покровительства, которое бы тебя спасло отъ пагубнаго поступка, коего необходимость я съ тобою оплакиваю.
Ты мнѣ повторяешь, дражайшая моя, что мои платья, и нѣсколько денегъ, которыя я оставила, никогда мнѣ не пришлютъ. Однако я еще не отчаяваюсь получить оныя вѣщи. Рана еще не излѣчена. Когда ихъ страсти укротятся; то они станутъ судить о такихъ вѣщахъ совсемъ иначе. Чего не должна я надѣяться посредствомъ такой ходатайницы, какъ моя дражайшая и великодушная матушка? Плѣняющее снисхожденіе! увы! Колико мое сердце обливается кровію, и колико еще о ней терзается!
Ты не желаешь, чтобъ я помышляла о примиреніи! Нѣтъ, нѣтъ, сія мысль нимало меня не ласкаетъ. Я весьма знаю тому препоны. Но дражайшія мои желанія не должны ли къ тому стремиться? Въ разсужденіи сего человѣка, чего могу я болѣе надѣяться? Когда бы я и хотѣла предпочесть бракъ тѣмъ покушеніямъ, которыя я почитаю себя обязанною учинить для моего примиренія; но ты видишь, что бракъ не совершенно отъ меня зависитъ.
Ты говорить, что онъ гордъ и наглъ, такъ конечно. Но думаешь ли ты, чтобъ онъ когда ни есть не вознамѣрился привести меня въ равенство съ своею гордостію Что ты думаешь, дражайшая моя пріятельница, когда совѣтуешь мнѣ вникнуть нѣсколько болѣе въ его поступки? Мнѣ кажется, по истиннѣ, что я никогда не имѣла такого намѣренія. Я тебя смѣло увѣряю, что если я примѣчу въ Г. Ловеласѣ хотя нѣкій видъ, изъявляющей намѣреніе меня понизить; то онъ по своей наглости никогда меня не принудитъ оказать слабость недостойную твоей дружбы, то есть, толико же недостойную и меня и прежняго моего свойства.
Но поелику я не имѣю другаго покровителя кромѣ его; то и не почитаю его способнымъ употребить ко зло мое состояніе. Если онъ претерпѣлъ ради меня великія затрудненія; то конечно отъ самаго себя. Пусть онъ обвиняетъ въ томъ, если ему угодно, собственной свой нравъ, которой былъ поводомъ къ ненависти моего брата. Я, въ разсужденіи того, не скрыла отъ него моихъ чувствованій. Впрочемъ обязывалась ли я когда нибудь съ нимъ какимъ обѣщаніемъ? Изъявляла ли я къ нему когда любовь мою? Желала ли я когда продолженія его стараній? Еслибъ наглость моего брата не разстроила съ начала всего дѣла; то не весьма ли вѣроятно, чтобъ я, по моему равнодумію, отвергнула гордаго сего человѣка, и принудила бы его возвратиться въ Лондонъ такъ какъ въ обыкновенное его жилище? Тогда вся бы его надѣжда и требованія прекратились; потому что онъ не получилъ бы отъ меня нималѣйшаго ободренія. День его отъѣзда кончилъ бы нашу переписку; и, повѣрь мнѣ, что ни когда бы она и не начиналась, еслибъ не пагубное приключеніе вовлекло меня въ оную, для пользы другаго. Колико я была безразсудна не имѣвши въ томъ ни малѣйшаго участія. Думаешь ли ты, и думалъ ли онъ самъ, чтобъ та переписка, которая, по моему мнѣнію долженствовала быть маловременною, и которую, какъ ты не безъизвѣстна матушка моя не считала важною, дошла до столь нещастнаго окончанія, еслибъ я не была угнѣтаема съ одной стороны и обманута съ другой? Хотя бы ты меня и почитала въ совершенной его зависимости; то какой предлогъ имѣлъ бы онъ мстить мнѣ за проступки другаго, отъ коего какъ не безъизвѣстно, онъ претерпѣлъ менѣе нежели я? Нѣтъ, дражайшая Гове, не возможно, чтобъ онъ подалъ мнѣ причину ожидать отъ него толикаго злодѣянія, и толь мало великодушія.
Ты не желаешь, чтобъ я разскаявалась о небольшихъ распряхъ, востающихъ между твоею матерью и тобою. Не должна ли я быть чувствительно тѣмъ тронута, когда онѣ востаютъ отъ меня! И не должна ли усугубиться скорбь, когда онѣ возбуждаемы моимъ дядею и прочими моими родственниками? Но позволь, сказать мнѣ можетъ быть и съ излишнею нѣжностію находясь въ таковыхъ обстоятельствахъ, что умѣренныя жалобы, чинимыя тобой въ разсужденіи твоей матушки, дѣйствительно обращаются противъ тебя самой. Слова, которыя приводятъ тебя въ оскорбленіе, я хочу, я приказываю, я хочу чтобъ мнѣ повиновались, не ясно ли показываютъ, что ты поступаешь противъ ея воли?
Я еще скажу нѣчто относительно къ нашей перепискѣ, которая тебѣ кажется безопасна съ особою твоего пола. Я равномѣрно думала, что не болѣе была опасна и та переписка, которую я имѣла съ Г. Ловеласомъ. Но естьли повиновеніе есть долгъ; то проступокъ состоитъ въ нарушеніи онаго, какіябъ ни были обстоятельства. Никогда не будетъ похвалы достойно возставать противъ власти тѣхъ, коимъ мы обязаны жизнію. Напротивъ того, естьли справедливо, что оно заслуживаетъ наказаніе, то видишь, сколь строго я наказана; и сіе то хочу тебѣ доказать собственнымъ моимъ примѣромъ. Однако, я прошу въ томъ у Бога прощенія; но мнѣ весьма много стоитъ, подать тебѣ совѣтъ совершенно противной моимъ пользамъ; и клянусь моею честію, что я и сама не въ состояніи тому слѣдовать; но естьли жребій мой не перемѣнится; то я учиню новыя о томъ разсужденія.
Ты подаешь мнѣ весьма хорошій совѣтъ о томъ поведеніи, которое я должна имѣть съ моимъ хозяиномъ; и я можетъ быть постараюсь въ томъ утвердиться, выключая той учтивости, которая совершенно не прилична, дражайшая моя Гове, свойству твоей искренной и вѣрной пріятельницы,
Ты не можешь сумнѣваться, дражайшая моя Гове, чтобъ обстоятельства моего побѣга, и притворные крики слышанные мною у садовыхъ дверей, не въ печатлѣли во мнѣ жесточайшихъ безпокойствъ. Колико я трепетала отъ единой мысли впасть въ руки такого человѣка, которой былъ способенъ подло меня обмануть предумышленною хитростію! Какъ онъ ни предстанетъ глазамъ моимъ; мое негодованіе востаетъ противъ него отъ сей мысли, тѣмъ болѣе, что я, кажется, усматриваю на его лицѣ нѣкое торжество укоряющее меня въ моемъ легковѣріи и моей слабости. Можетъ быть внутренно ощущаетъ онъ равномѣрное веселіе и удовольствіе, какое изъявляетъ и на лицѣ своемъ.
Я вознамѣрилась изъясниться съ нимъ въ разсужденіи сего важнаго дѣла, какъ скоро почувствую столько терпѣливости, дабы говорить ему о томъ съ умѣренностію; ибо, сверьхъ той хитрости, которая чрезвычайно меня тронула, я ожидаю, что естьли онъ окажется виновнымъ: то его извиненія и увертки еще болѣе должны меня раздражить; и естьли онъ не признается въ моихъ подозрѣніяхъ: то предвижу, что его отрицаніе подастъ мнѣ такія сумнѣнія которыя безпрестанно будутъ меня безпокоить, и которыя при малѣйшемъ оскорбленіи умножатъ къ нему мое омерзеніе и досады.
Я достигла до желаемаго мною случая, и не хочу отлагать ни на единую минуту, дабы тебя не увѣдомить о слѣдствіяхъ онаго.
Онъ пришелъ засвидѣтельствовать мнѣ свое почтеніе, весьма въ учтивыхъ выраженіяхъ, оплакивая нещастіе, говорилъ онъ, что гораздо менѣе успѣваетъ въ пріобрѣтеніи моего почтенія, нежели прежде, не зная чему онъ долженъ приписать сію немилость, и обвиняя меня, я и сама не знаю, въ какомъ то предразсудкѣ, или равнодушіи, которое ему весьма прискорбно видѣть со дня на день возрастающимся. Потомъ онъ покорно меня просилъ открыть ему мое сердце, дабы онъ могъ познать свои погрѣшности и ихъ исправить; или оправдать свое поведеніе и заслужить нѣсколько болѣе моей довѣренности.
Я съ довольнымъ жаромъ ему отвѣчала: Хорошо! Г. Ловеласъ, я хочу открыться съ такою искренностію, которая можетъ быть прилична болѣе моему свойству нежели вашему; [онъ ласкался, что сіе несправедливо, сказалъ онъ мнѣ,] и объявить вамъ то подозрѣніе, которое подаетъ мнѣ весьма худое о васъ мнѣніе, поелику оно принуждаетъ меня почитать васъ за хитрѣйшаго человѣка, котораго намѣренія внушаютъ во мнѣ недовѣрчивость.
Я слушаю, сударыня, съ величайшимъ вниманіемъ.
Не можно мнѣ думать о васъ благосклонно до толѣ, пока тотъ голосъ, которой былъ слышанъ у сада, и которой привелъ меня въ ужасъ, и отъ коего вы получили великую пользу, не будетъ объясненъ. Разскажите мнѣ чистосердечно, разскажите мнѣ искренно съ начала сіе обстоятельство, и ваши происки съ подлымъ Осипомъ Леманомъ. Истинное признаніе, которое вы о томъ учините, послужитъ впредь моимъ правиломъ судить о вашихъ клятвахъ.
Повѣрьте, дражайшая Кларисса, отвѣчалъ онъ мнѣ, что я изъясню вамъ все безъ малѣйшаго утаенія. Я надѣюсь, что искренность моего повѣствованія загладитъ все то, что вы находите оскорбительнаго въ самомъ дѣйствіи.
,,Я не зналъ сего Лемана, и пренебрегъ бы безчестное средство подкупать чужихъ людей для открытія тайнъ какой ни есть фамиліи, естьлибъ не былъ увѣдомленъ, что онъ старался склонить одного изъ моихъ людей, увѣдомлять его о всѣхъ моихъ движеніяхъ и предполагаемыхъ проискахъ, словомъ, о всѣхъ дѣлахъ частной моей жизни. Его причины конечно не требовали объясненія. Я приказалъ моему камердинеру; ибо ему представляемы были такія предложенія, дать мнѣ выслушать весь разговоръ, которой онъ съ нимъ имѣть будетъ; и въ ту минуту, когда я услышалъ, что онъ ему предлагалъ весьма знатную сумму за одно увѣдомленіе, коего особенно требовалъ, обѣщая еще болѣе наградить по оказаніи услуги; то вдругъ туда вошелъ, притворно дѣлая великой шумъ и приказывая подать ножъ, дабы обрѣзать уши измѣннику, держалъ его за ухо, въ томъ намѣреніи, сказалъ я ему, чтобъ онъ подарилъ оныя тѣмъ, которые его прислали, и принудилъ его назвать ихъ по имени.
,,Вашъ братецъ, сударыня, и дядя вашъ Антонинъ, были тѣ двѣ особы, коихъ онъ назвалъ.
,,Мнѣ не трудно было, простивши его въ томъ, и представя ему мерзостное его предпріятіе и честныя мои намѣренія, склонишь его въ свою пользу обнадеживаніемъ величайшаго награжденія, наипаче когда я ему далъ примѣтить въ то же время, что онъ можетъ сохранить милость вашего брата и дяди, и что я желалъ его услугъ относительно токмо къ вамъ и ко мнѣ, дабы предостеречь насъ отъ дѣйствій толико злой воли, въ которой онъ признался, что онъ и прочіе ваши служители находили великую несправедливость.
,,Симъ то средствомъ, признаюсь вамъ, сударыня, я часто заставлялъ его господъ дѣйствовать по моей волѣ, такъ что они нималой отъ того къ нему недовѣрчивости не имѣли. Мой повѣренной, которой безпрестанно выдавалъ себя за честнаго человѣка, и которой напоминая мнѣ всегда о своей совѣсти, тѣмъ болѣе преклонялся на мои слова, что я безпрестанно его увѣрялъ о истиннѣ моихъ намѣреній, и что онъ уже самъ позналъ, что его старанія предупредили многія печальныя произшествія.
,,Наиболѣе послужило мнѣ считать оныя пріятнѣйшими, то (позвольте, чтобъ я предъ вами признался, сударыня,) что, безъ вашего соучастія, они удобно доставили вамъ вольность ходить въ садъ и дровяной дворъ, чего можетъ быть вскорѣ бы вамъ дѣлать не позволили. Онъ взялъ на себя отъ вашей фамиліи, наблюдать за всѣми вашими поступками; и тѣмъ болѣе прилагалъ къ тому свое вниманіе, что оное служило къ отдаленію всѣхъ прочихъ служителей.,,
Итакъ, дражайшая моя, выходитъ, что я не зная сама сдѣлалась обязана сему глубокому политику.
Я пребывала безмолвна отъ удивленія; а онъ продолжалъ.
,,Въ разсужденіи другаго обстоятельства, которое принуждаетъ васъ, сударыня, имѣть о мнѣ столь худое мнѣніе, я признаюсь искренно, что поелику ваше намѣреніе ѣхать со мною казалось мнѣ нѣсколько подозрительнымъ, а мое состояло въ томъ, чтобъ не щадить ничего, дабы токмо утвердить васъ въ первомъ вашемъ мнѣніи; то опасность, что не довольно буду имѣть времени представить вамъ мои причины, принудила меня приказать Леману удалять всѣхъ тѣхъ, коихъ онъ увидитъ, а самому находиться въ небольшомъ разстояніи отъ дверей.,,
Но Г. мой, прервала я, почему вы могли опасаться, чтобъ я не перемѣнила моего намѣренія? Я къ вамъ писала, по истиннѣ, дабы васъ о томъ увѣдомить: но вы не получали моего письма; а поелику я имѣла право оставить первое намѣреніе: то могли ли вы знать, не преклонится ли моя фамилія, и не имѣла ли я справедливыхъ причинъ остаться въ домѣ родительскомъ.
,,Я признаюсь чистосердечно, сударыня, вы подали мнѣ надѣжду, что если перемѣните намѣреніе: то конечно согласитесь со мной видѣться, дабы увѣдомить меня о причинахъ онаго. Я нашелъ ваше письмо; не безъизвѣстенъ будучи, что ваши друзья непоколебимы въ своихъ мнѣніяхъ, не сомнѣваясь также чтобъ вы не писали ко мнѣ объ оставленіи своего предпріятія, и слѣдственно о отсрочкѣ свиданія, я не взялъ вашего письма, надѣясь по крайней мѣрѣ васъ склонить со мною видѣться; и пришедши не безъ приготовленія, я рѣшился, какія бы ни были ваши новыя намѣренія, не допустить васъ возвратиться въ замокъ. Еслибъ я взялъ ваше письмо; то долженствовало бы приготовиться къ новымъ приготовленіямъ, по крайней мѣрѣ до другихъ случаевъ, а не взявши онаго, и почитая васъ весьма увѣренными, что находясь въ столь отчаянномъ положеніи я посѣтилъ бы вашихъ друзей, совершенно былъ увѣренъ, что съ вами увижусь, какъ вы меня обнадѣжили.,,
Коварной человѣкъ! сказала я ему, мнѣ весьма прискорбно, что подала вамъ случай предпринять столь хорошія мѣры, дабы употребить во зло мою слабость. Но не ужели бы вы до такого степени простерли свою смѣлость, что посѣтилибъ мою фамилію?
,,Конечно такъ, сударыня. Я имѣлъ нѣсколько друзей, которые мнѣ сотовариществовали; и естьлибъ ваши друзья не захотѣли меня видѣть и меня выслушать: то я пошелъ бы прямо къ Сольмсу съ тѣми же товарищами.,,
Итакъ чтобъ вы сдѣлали Г. Сольмсу?
,,Никакогобъ зла ему не причинили, естьлибъ онъ благосклонно насъ принялъ?,,
Но естьлибъ онъ васъ не такъ благосклоно принялъ, какъ бы вы того желали; то чтожъ бы ему сдѣлали? отъ сего вопроса онъ пришелъ въ замѣшательство. Никакого зла не причинилибъ его особѣ, повторилъ онъ мнѣ. Я его понуждала лучше изъясниться.
,,Естьли я позволила ему то сказать; то онъ рѣшился похитить сего бѣднаго Сольмса, и продержать его мѣсяца съ два въ заключеніи. Сіе предпріятіе онъ клялся исполнить, какіябъ ни были изъ того слѣдствія.,,
Слыхано ли что ни есть ужаснѣе сего! Я испустила тяжкій вздохъ, и сказала ему, чтобъ продолжалъ съ того мѣста, гдѣ я его прервала.
,,Я приказалъ Леману стоять не далеко отъ дверей и, естьли онъ услышитъ какой ни есть между нами споръ, или увидитъ кого нибудь идущаго, которой бы могъ намъ помѣшать, прокричать нѣсколько разъ, какъ вы то слышали; и сіе сдѣлано въ двоякомъ намѣреніи, дабы вывесть его изъ подозрѣній вашей фамиліи, и увѣдомить что уже время мнѣ склонять васъ, если будетъ возможно, слѣдуя вашему обѣщанію. Я надѣюсь, сударыня, что естьли вы разсмотрите всѣ тѣ обстоятельства и опасность въ коей я находился, лишась васъ навсегда, то признаніе, которое вамъ учинилъ въ семъ намѣреніи и въ томъ, что касается до Сольмса, не навлечетъ на меня вашей ненависти. Положимъ, чтобъ ваши родители пришли, какъ мы оба тамъ находились; то не былъ ли бы я презрительнѣйшимъ изъ всѣхъ человѣковъ, естьлибъ оставилъ васъ ругательствамъ брата и всей фамиліи, которая поступилабъ съ вами весьма жестоко, не имѣя другой причины, кромѣ той какую моглобъ имъ подать наше свиданіе?,,
Сколь ужасные дѣла, вскричала я! Но, Г. мой, я почитаю за истинну все вами мнѣ сказанное, но естьли кто ни есть приходилъ, для чегожъ я видѣла одного токмо Лемана у дверей? Для чегожъ онъ одинъ за нами слѣдовалъ и въ столь дальнемъ разстояніи.
Къ щастію моему, отвѣчалъ онъ мнѣ, положа руку въ одинъ карманъ, а потомъ въ другой….. Я надѣюсь, что его не бросилъ… Можетъ быть оно въ платьѣ, которое я вчерась надѣвалъ. Я не думалъ чтобъ было нужно выводить его наружу…. Но я весьма радъ доказать онымъ все дѣло, когда случай того потребовалъ… Можетъ быть я былъ безъ памяти… Можетъ быть я не сберегъ его…. правда и то и другое быть можетъ. Но что касается до васъ, сударыня, то никогда сердце толико искренно не бывало, какъ мое.
При сихъ словахъ онъ всталъ, и подошедъ къ дверямъ, онъ приказалъ принести вчерашнее платье. Онъ вынулъ изъ онаго письмо совсѣмъ измятое, равно какъ такую бумажку, о которой онъ мало думалъ: Вотъ оно, сказалъ онъ мнѣ, подходя ко мнѣ съ веселымъ видомъ.
Оно было означено въ понедѣльникъ въ вечеру, и притомъ рукою Осипа Лемана, ,,которой просилъ у него прощенія, что весьма рано кричалъ. Страхъ быть подозрѣваемому принудилъ его почесть шумъ сабачки, которая обыкновенно за нимъ ходила, и которая перебѣжала черезъ кустъ, за движеніе кого ни есть изъ его господъ. Когда онъ примѣтилъ свое заблужденіе: то отперши двери своимъ ключемъ, и вышедши съ великою торопливостію, онъ хотѣлъ ему дать знать, что единый страхъ принудилъ его закричать. Но вскорѣ, присовокупилъ онъ, многія домашнія особы обезпокоились, и по возвращеніи его начали вездѣ искать барышни.[1]
Я покачала головою по прочтеніи сего письма. Хитрости, коварства, сказала я, вотъ что наиболѣе могу я о всемъ думать. Ахъ! Г. Ловеласъ, да проститъ васъ Боже и да поможетъ вамъ исправиться! Но я весьма вижу, изъ собственнаго вашего повѣствованія, что вы человѣкъ, совершенно исполненной коварствъ.
,,Любовь, дражайшая моя, есть хитрая страсть. День и ночь я мучилъ непонятную мою голову [какая глупость, сказала я сама въ себѣ] дабы изыскать средство предупредить омерзительную жертву, и всѣ нещастія воспослѣдовать изъ того могущія. Столь мало надѣжды въ вашей любви! Столь несправедливое отвращеніе со стороны вашихъ друзей! Столь угнѣтающая опасность лишиться васъ по такимъ сильнымъ причинамъ. Я съ двѣ недѣли не могъ сомкнуть глазъ: и признаюсь вамъ, сударыня, что естьлибъ я упустилъ хотя нѣчто, дабы воспрепятствовать возвратиться вамъ въ замокъ, то не простилъ бы себѣ онаго во всю свою жизнь.,,
Я опять начала хулить саму себя за то, что согласилась съ нимъ видѣться, и мои разскаянія справедливы; ибо безъ сегобъ злощастнаго свиданія, всѣ бы его размышленія въ теченіе двухъ недѣль ни къ чему бы не послужили, а можетъ быть я равномѣрно избѣглабъ и отъ Г. Сольмса.
Но естьлибъ онъ исполнилъ намѣреніе предстать предъ мою фамиліею, и естьлибъ получилъ отъ оной какую обиду, какъ и конечнобъ не преминули ему учинить; то какихъ бы надлежало ожидать злощастій.
Но чтожъ подумать о твердомъ намѣреніи, похитить бѣднаго Сольмса и держать его два мѣсяца въ заперти! о любезная моя! Какому человѣку позволила я себя похитить вмѣсто Сольмса!
Я у него спросила, думаетъ ли онъ, чтобъ такія гнусныя преступленія и дерзость презирать общественныя законы, могли остаться безъ наказанія?
Онъ безъ всякаго затрудненія сказалъ мнѣ, съ такимъ веселымъ видомъ, какой какъ ты знаешь онъ часто показываетъ, что онъ имѣлъ единое токмо сіе средство для воспрепятствованія злости его враговъ, и для освобожденія меня отъ принужденнаго брака; что сіи отчаянныя предпріятія мало бы принесли ему удовольствія, и что онъ ни малѣйшаго бы зла не причинилъ особѣ Сольмса, что онъ конечно почелъ бы за необходимость оставить свое отечество, покрайней мѣрѣ на нѣсколько лѣтъ; но естьлибъ онъ былъ доведенъ до изгнанія, которое намѣреніе онъ бы принялъ и произвольно лишившись надѣжды владѣть моимъ сердцемъ; то доставилъ бы себѣ сотоварища въ путешествіи, его полу и изъ моей фамиліи о коемъ я нимало не помышляла.
Естьли что ни есть сему подобное! Я не могу сомнѣваться, чтобъ онъ не говорилъ о моемъ братѣ!
И такъ Г. мой, сказала я ему съ знаками исполненными гнѣва, вотъ на что употребляете подкупленнаго вашего повѣреннаго.
Мой повѣренной, сударыня! Онъ равно повѣреннымъ и у вашего братца. Вы знаете, по искреннему моему признанію, кто началъ подкупать его. Я васъ увѣряю, сударыня, что я избѣгалъ многихъ худыхъ случаевъ со стороны брата вашего, и не могъ бы наносить другимъ подобныя обиды.
Я вамъ о томъ скажу, Г. Ловеласъ, токмо то, что поелику сей презрительной повѣренный, повидимому произвелъ великія нещастія какъ съ одной такъ и съ другой стороны, и кажется еще продолжаетъ подлыя свои дѣла, то долгъ требуетъ дать знать моимъ друзьямъ какого змея въ нѣдрахъ своихъ они питаютъ.
О! что касается до него, сударыня, вы можете сдѣлать все что вамъ угодно; время службы его проходитъ. Сей плутъ весьма хорошую получилъ изъ того выгоду. Онъ не намѣренъ навсегда въ семъ званіи остаться. Онъ дѣйствительно снять хочетъ постоялой дворъ, что онъ считаетъ за верьхъ своего благополучія. Я васъ также увѣдомлю, что онъ влюбился въ Бетти, дѣвку вашей сестрицы; и при томъ, по моему совѣту. Они сочетаются бракомъ, когда Леманъ къ тому мѣсту будетъ пристроенъ. Я уже помышляю о средствѣ, дабы наказать сію скверную чернобровку за всѣ претерпѣнныя вами отъ нее наглости, и дабы она о томъ разскаявалась даже до своего издыханія.
Колико презрѣнія достойны ваши умыслы Г. мой! Не ужели вы не страшитесь также мщенія за учиненныя вами гораздо еще болѣе оныхъ злости? Я отъ всего моего сердца прощаю Бетти. Она не принадлежала мнѣ, и, вѣроятно, повиновалась повелѣніямъ той, которой должно было ей повиноваться, и притомъ повиновалась гораздо съ большею покорностію, нежели я оказывала тѣмъ, коимъ еще болѣе бы должно оной оказывать.
Пусть такъ, отвѣчалъ онъ мнѣ, [можетъ быть любезная моя, въ томъ намѣреніи, дабы меня устрашить]. ,,Дѣло уже сдѣлано; надлежитъ чтобъ Бетти претерпѣла наказаніе за свою наглость, и естьли я почту Лемана не менѣе достойнымъ наказанія; то онъ мнѣ обѣщался въ своемъ планѣ, которой былъ двоякаго смыслу, что и та и другой будутъ имѣть участіе въ мщеніи. Мужъ и жена не должны претерпѣвать нещастіе розно.
Я вышла изъ терпѣнія. Я откровенно ему въ томъ призналась. Я вижу, Г. мой, сказала я ему, съ какимъ человѣкомъ осуждена я препровождать жизнь мою; и удаляясь, я его оставила въ такомъ состояніи, которое въ другомъ случаѣ почла бы я за смущеніе и безпокойствіе.
Откровенность, съ которою я продолжала изъясняться, когда опять увидѣлась съ Г. Ловеласомъ, и отвращеніе, которое я явно оказывала къ его мнѣніямъ, его поведеніямъ и разговорамъ, казалось, привели его нѣсколько въ самаго себя. Онъ хотѣлъ обратить въ шутку тѣ угрозы, которыя онъ говорилъ противъ моего брата и Г. Сольмса. ,,Онъ долженъ еще, сказалъ онъ, сохранить себѣ столь многое въ своемъ отечествѣ, что не надлежитъ ему предаваться мщенію, которое бы его привело въ необходимость оставить оное. Впрочемъ, онъ позволилъ Леману разгласить о себѣ великое множество слуховъ, которыя не имѣютъ да и не могутъ имѣть никакой истинны, въ томъ единственно намѣреніи, дабы казаться ужаснымъ нѣкоторымъ особамъ, и предупредить великія разстройства симъ средствомъ. Къ нещастію хвалятъ его за разумъ и живость: ему часто приписываютъ то, чего онъ не говорилъ, и чего не дѣлалъ, и еще болѣе, о немъ судятъ по нѣкоторымъ словамъ, которыя онъ позабылъ, какъ и въ семъ случаѣ, какъ скоро оныя выговорилъ.,,
Можетъ быть, любезная моя, онъ отчасти и искренно признавался въ своихъ извиненіяхъ. Я съ трудомъ могу повѣрить, чтобъ будучи въ его лѣтахъ могъ онъ быть столь злостенъ, какъ о немъ думаютъ. Но человѣкъ сего свойства, будучи начальникомъ надъ шайкою такихъ людей, каковыми описываютъ его сотоварищей, [всѣ богаты, неустрашимы, и способны къ такимъ предпріятіямъ, коихъ я по нещастію учинилась примѣромъ] кажетcя мнѣ чрезвычайно опаснымъ.
Его равнодушіе ко всенародному мнѣнію есть другое его извиненіе. Я нахожу оное хулы достойнымъ. Чего можетъ надѣяться женщина отъ такого человѣка, которой столь мало помышляетъ о собственной своей славѣ. Съ сими веселыми своевольцами съ удовольствіемъ препровождаютъ часъ или два въ разныхъ разговорахъ. Но сообщества праводушнаго человѣка, человѣка добродѣтельнаго должно желать на всю свою жизнь. Какая бы была та женщина, которая соглашается, когда можетъ того миновать предаться во власть такому человѣку, которой не знаетъ никакого правила благонравія, сумнѣваясь, надлежитъ ли ему обязаться съ своей стороны брачными союзами, и поступать съ нею по крайней мѣрѣ съ учтивостію.
По симъ правиламъ, дражайшая моя, по симъ разсужденіямъ, взять верьхъ надъ такимъ человѣкомъ…. о естьли бы Богу было угодно… Но къ чему послужатъ теперь сожалѣнія! Къ какому же прибѣгнуть покровительству, когда бы я отъ него отреклась.
Я ничего не знаю столь безумнаго, какъ всѣ сіи Гарловы. Что ты хочешь, чтобъ я тебѣ сказалъ, Белфордъ? Должно низвергнуть красавицу, хотя бы всѣ безсмертные духи ее охраняли; по крайней мѣрѣ только чтобъ видимо окружая ее не изторгли изъ моихъ рукъ, и не унесли ее въ воздушныя селенія.
Мой страхъ, единой мой страхъ состоитъ въ томъ, чтобъ дѣвица послѣдовавшая мнѣ съ толикимъ отвращеніемъ, не предложила своему родителю такихъ договоровъ, которые могли бы быть приняты; то есть чтобъ не оставила меня, дабы предаться Сольмсу. Я стараюсь изъискать средство, дабы предостеречь себя отъ столь жестокой опасности. Но Гарловы, кажется, рѣшились кончить въ мою пользу то дѣло, которое начали.
Сколь много глупыхъ тварей находится въ свѣтѣ! Уменъ ли ея братъ, не зная, что тотъ, которой даетъ себя подкупать для предпріятія худаго дѣла, можетъ быть равно подкупленнымъ и противъ того, которой его употребляетъ, наипаче когда ему представляется случай получить сугубую пользу отъ его вѣроломства? Ты самъ, Белфордъ, ты никогда не можешь проникнуть даже и въ половину моихъ намѣреній!
[Здѣсь расказываетъ онъ тотъ разговоръ, которой имѣлъ съ Клариссою, о крикѣ своего повѣреннаго, которой она слышала въ садовыхъ дверяхъ. Равномѣрно и тѣ обстоятельства, которыя уже читаны были въ предшествующемъ письмѣ. Потомъ продолжаетъ такимъ образомъ:]
Не удивляешься ли ты искуству твоего друга въ самыхъ хитрыхъ обманахъ? Видишь, сколь близко находился я отъ истинны. Я не прежде отъ оной удалился, какъ увѣривши, что шумъ произшелъ безъ всякаго приказанія, но отъ единаго движенія незапнаго страха. Естьлибъ я дѣйствительнѣе ей признался, то она по своей гордости была бы поражена видя себя почитаемую за несмысленную, никогда бы мнѣ въ томъ не простила.
Естьлибъ по случаю я учинился воинственнымъ Героемъ: то пушечной порохъ былъ бы мнѣ безполезенъ. Я опровергнулъ бы всѣхъ моихъ враговъ одними токмо хитростями, обращая всѣ ихъ умыслы на ихъ самихъ.
Но что ты скажешь о сихъ отцахъ и матеряхъ?.. Да сжалится надъ ними Боже! Естьлибъ провидѣніе учавствовало болѣе въ ихъ повѣденіи нежели въ нескромности; то не спасли ли бы они одну изъ своихъ дочерей? Жамесъ и Арабелла могутъ имѣть свои причины; но что сказать о такомъ отцѣ, у котораго недостало здраваго разсудка въ толь важномъ дѣлѣ? Что сказать о матери теткѣ и о двухъ дядьяхъ? Кто съ терпѣливостію можетъ подумать о сей слабоумной толпѣ?
Моя любезная вскорѣ узнаетъ до какой степени ихъ гнѣвъ противъ ее простирается. Я ласкаюсь, что тогда она будетъ оказывать мнѣ довѣренность. Тогда я возревную, что не былъ любимъ съ такимъ предпочтеніемъ, какого мое сердце желало, и тогда доведу я ее до познанія силы любви и признательности. Тогда, тогда то я буду воленъ похищать съ ея устъ поцѣлуи, и не уподоблюсь тому бѣдному умирающему съ голоду человѣку, и которой видитъ предъ собою самой сладкой кусокъ, а коснуться до него не смѣетъ.[2]
Но помню, что прежде я былъ не смѣлъ съ женщинами. Я и теперь еще таковъ. Не смѣлъ! Однако кто лучше меня знаетъ сей полъ? Сіе безъ сомнѣнія произходитъ отъ того, что весьма коротко оный знаю. Когда я разсуждаю о самомъ себѣ, сравнивая съ другимъ поломъ, то нахожу, Белфордъ, что человѣкъ моего свойства имѣетъ въ душѣ нѣчто подобнаго женщинамъ. И такъ, какъ Тирезій онъ познаетъ ихъ мысли и склонности столь же хорошо, сколь и сами они. Женщины скромны, а я почти такимъ же бываю; съ тѣмъ токмо различіемъ что я исполняю дѣломъ то, что онѣ думаютъ. Но нескромныя женщины простираются еще въ семъ далѣе нежели я, какъ въ своихъ мнѣніяхъ такъ и въ дѣлахъ.
Хочешь ли ты, чтобъ я тебѣ доказалъ сіе мнѣніе? Оно состоитъ въ томъ, что мы своевольцы, любимъ скромность въ женщинѣ, когда скромные женщины, [я разумѣю тѣхъ, которыя притворно оными кажутся] предпочитаютъ всегда безстыднаго человѣка. Откуда сіе произходитъ, какъ не отъ истиннаго сходства въ самой природы? Сіе то вѣроятно побудило стихотворца сказать, что всякая женщина въ сердцѣ своемъ своевольна. Онѣ должны доказать лживость сего ложнаго оклеветанія.
Я также помню, что читалъ въ нѣкоемъ Филозофѣ, что нѣтъ ни въ комъ подобной злости, какъ въ злой женѣ. Можешь ли ты мнѣ сказать, Белфордъ, чье ето прекрасное изреченіе? не Сократово ли? Жена его была сущая злость. Или Соломоново.[3]
Царь Соломонъ! Ты безъ сомнѣнія, слыхалъ о семъ царѣ. Моя матушка, которая совершенно была простая женщина, научила меня еще въ моемъ младенчествѣ отвѣчать Соломонъ, когда меня спрашивала, кто былъ мудрѣе изъ всѣхъ человѣковъ. Но она никогда мнѣ не сказывала, откуда происходила его мудрость, которая не была вдохновенна.
Клянусь честію, Белфордъ, мы не такъ злы, ты и я, чтобъ не могли быть еще злѣе. Теперь нужно намъ сохранить то положеніе, въ коемъ мы теперь находимся.
Вотъ обстоятельства разговора, которой я только кончила съ г. Ловеласомъ, и которой я должна назвать пріятнымъ.
Онъ съ начала увѣдомилъ меня о томъ что, по его свѣденіямъ, друзья мои вдругъ оставили намѣреніе гнаться за мною, или опять наложить на меня иго, и что ему остается только знать, что я хочу сама дѣлать, или что бы онъ дѣлалъ.
Я бы желала, отвѣчала я ему, что бы онъ немедлѣнно уѣхалъ. Когда въ свѣтѣ будутъ знать, что я совершенно отъ него независима; то легко могутъ увѣриться, что дурныя поступки моего брата принудили меня оставить отеческой домъ: а въ семъ состоитъ защищеніе поведенія моего и извиненіе мое и отца моего.
На то онъ мнѣ отвѣтствовалъ съ великою кротостію, что ежели друзья мои пребудутъ твердыми въ новомъ ихъ рѣшеніи; то онъ никакъ не можетъ противорѣчить моей волѣ; и бывъ увѣренъ, что они взяли сіе намѣрніе единственно для избѣжанія нещастій, которымъ можетъ быть причиною безумное мщеніе брата моего, онъ думаетъ, что они опять возвратятся къ сему предпріятію, какъ скоро возмогутъ сіе сдѣлать безопасности.
Сему страху, сударыня, продолжалъ онъ я никакъ себя не подвергну вы сами найдете его страннымъ. Однако же, какъ скоро я узналъ новое ихъ намѣреніе: то за долгъ щиталъ васъ о томъ увѣдомить и принять ваши повелѣнія.
Я бы охотно желала знать, сказала я ему (что бы увѣриться, нѣтъ ли у него какихъ особенныхъ намѣреній) какое ваше мнѣніе.
Мнѣ бы весьма было удобно изъяснить его, естьли бы я смѣлъ, естьли бы увѣренъ былъ, что вамъ не досажу, естьли бы въ семъ не состояло нарушеніе условій для меня священныхъ.
Скажите, сударь, что вы думаете. Я свободна принять или отказать.
Въ ожиданіи времени, сударыня, когда я буду имѣть смѣлость говорить не много громче, (смѣлость, моя милая! Не жалѣешь ли ты Г. Ловеласъ, что ему не достаетъ смѣлости?) я вамъ предложу то, что можетъ, какъ мнѣ кажется, наиболѣе вамъ понравиться. Положимъ, что бы вы поворотили къ Виндзору, естьли не имѣете склонности пристать въ Милади Лаврансъ.
Для чегожъ къ Виндзору?
Для того, что ето прекрасное мѣсто, что оно въ близи Беркшира, Оксфорда, Лондона, Беркшира, гдѣ теперь находится Милордъ М… Оксфордъ, въ сосѣдствѣ котораго Милади Лаврансъ живетъ; Лондонъ, куда вамъ можно будетъ всегда укрыться, и гдѣ, когда вамъ то угодно, я самъ могу себѣ найти убѣжище во время вашего пребыванія въ Виндзорѣ, не бывъ отъ васъ отдаленнымъ.
Сіе расположеніе мнѣ непротивно было, другаго возраженія я не имѣла, какъ только то, что я буду съ лишкомъ отдалена отъ любезной Гове, и не буду имѣть удовольствія получать отъ нее извѣстія всякія три часа.
Ежели бы я хотѣла означить какое другое мѣсто, онъ только ожидалъ моихъ повелѣній, что бы изготовить мнѣ тамъ выгодное жилье; и въ какую бы сторону я ни повернула, далѣе, или ближе дѣвицы Гове; слуги его въ готовности, и важнѣйшая ихъ должность будетъ мнѣ повиноваться.
Онъ мнѣ сдѣлалъ предложеніе, за которое я ему благодарна, то есть, взять опять мою старую Анну, какъ скоро я установлюсь, естьли я не предпочту ей одну изъ дочерей Госпожи Сорлингсъ которыхъ нравы я ему хвалила.
Имя Анны мнѣ великое принесло удовольствіе, какъ онъ могъ примѣтить. Я ему сказала, что уже думала возвратить къ себѣ ету добрую дѣвку, чтожъ касается до другихъ, онѣ весьма нужны своему семейству, гдѣ каждая изъ нихъ исполняетъ свою должность съ отличною ревностію и что въ пріятномъ моемъ свиданіи съ ними я бы съ удовольствіемъ еще проводила нѣкоторое время здѣсь, а особливо когда сдѣлается мое жилище послѣ его отъѣзда спокойнѣе.
Не нужно, говорилъ онъ мнѣ, повторять возраженія противъ сего предпріятія. Касательно же Виндзора, или другаго какого мѣста, онъ оставляетъ на мой выборъ, и ожидаетъ отъ меня рѣшенія долженъ ли онъ будетъ меня проводить; ибо, не только во всемъ, что принадлежитъ до моей доброй славы, но даже и въ щекотливой нѣжности моей, онъ будетъ держаться однихъ моихъ мыслей и совѣтовъ; а какъ онъ меня засталъ съ перомъ въ рукѣ: то ему хотѣлось оставя меня въ моемъ упражненіи, тотчасъ сѣсть на лошадь и скакать освѣдомиться о мѣстѣ, которое мнѣ угодно означить.
Знаете ли вы кого нибудь въ Виндзорѣ? Спросила я его, что бы всегда не оставлять предосторожностей. Думаете ли вы, что тамъ есть выгодныя квартиры?
Изключая лѣсу, отвѣчалъ онъ мнѣ, въ которомъ я часто бывалъ на охотѣ, Виндзоръ, изъ всѣхъ прекрасныхъ мѣстъ, меньше другихъ мнѣ знакомъ. У меня тамъ нѣтъ ни малѣйшаго знакомства.
Послѣ многихъ размышленій, я согласилась, что Видзоръ отъ части имѣетъ выгоды, которые нужны для моего уединенія; и сказала ему что естьли онъ можетъ найти одну только комнату для меня и кабинетъ для Анны; то я съ охотою туда переѣду. Я прибавила, что денегъ у меня мало и что я хочу убѣгать всякихъ обязанностей съ другими. Наконецъ я дала ему уразумѣть, что чѣмъ скорѣе, тѣмъ лучше, для того, что тогда ничто не можетъ препятствовать скорому отъѣзду его въ Лондонъ или въ Беркширъ, и что тогда я обьявлю свою независимость.
Онъ мнѣ повторилъ самыми привѣтливыми словами предложеніе быть моимъ Банкиромъ, а я не съ меньшею учтивостію отъ того отказалась.
Естьли все разобрать, то сей разговоръ весьма для меня былъ пріятенъ. Онъ требовалъ моего желанія въ разсужденіи квартеры, хочу ли, что бы она была въ Виндзорѣ, или за городомъ. Какъ можно ближе замка, я ему сказала, что бы я могла удобнѣе присудствовать при святомъ служеніи, котораго уже весьма дави не слыхала.
Онъ мнѣ отвѣчалъ, что весьмабъ радъ былъ, естьли бы нашелъ квартиру у какого нибудь Каноника въ замкѣ, гдѣ бы по многимъ причинамъ мнѣ было пріятнѣе, какъ онъ думаетъ; и какъ онъ можетъ полагаться на слово данное мною, что бы не предпочитать ему другаго человѣка съ условіями, которыя онъ самъ принялъ съ великою радостію; то онъ будетъ теперь тѣмъ болѣе спокоенъ, что роль его состоитъ въ томъ, что бы заслужить мое уваженіе однимъ извѣстнымъ способомъ къ пріобрѣтенію онаго. ,,Я ничто инное, какъ молодой человѣкъ, сударыня, прибавилъ онъ съ весьма важнымъ видомъ; но я пробѣжалъ великой кругъ. Пускай сіе признаніе не навлечетъ на меня презрѣнія столь безпорочной души, какъ ваша. Уже время оставить родъ жизни, которой начинаетъ отягощать меня; ибо я могу сказать какъ Соломонъ, что для меня нѣтъ ничего новаго въ подсолночной, но я увѣренъ, что добродѣтельное поведеніе пріуготовляетъ непремѣнчивыя удовольсвтія, которыя всегда имѣютъ прелестный видъ новости.,,
Сія рѣчь произвела во мнѣ наипріятнѣйшее удивленіе. Я пристально на него смотрѣла, какъ будто бы не довѣряла свидѣтельству глазъ моихъ и ушей. Его осанка соотвѣтствовала словамъ. Я ему объявила мою радость такими выраженіями которыми онъ казался быть весьма тронутымъ; онъ говорилъ, что находитъ болѣе удовольствія въ сей зарѣ ево щастія и въ моемъ одобреніи, нежели онъ чувствовалъ когда либо въ успѣхахъ пылкихъ страстей своихъ.
Конечно, любезная моя, онъ говоритъ чистосердечно. Онъ бы не былъ способенъ къ такимъ выраженіямъ и понятіямъ, естьлибъ сердце его не имѣло столько же участія, какъ и разумъ. Слѣдующее еще болѣе меня расположило вѣрить, что онъ искрененъ.
,,По среди моихъ заблужденій, продолжалъ онъ, я сохранилъ благоговѣніе къ вѣрѣ и къ тѣмъ, которые душевно къ ней привязаны. Я всегда перемѣнялъ рѣчь, когда мои распутные товарищи хотѣли обращать въ посмѣяніе святыя вещи слѣдуя завѣщанію Милорда Шастбюри, которое составляетъ часть Символовъ развратныхъ людей и которое я могу назвать камнемъ претыканія невѣрію. Вотъ отъ чего я получилъ названіе благопристойнаго развратника отъ нѣкоторыхъ честныхъ Священниковъ, которые однакожъ не лучшаго мнѣнія бы ли о практической моей жизни; и мои безпутства оставили мнѣ нѣкую гордость, которая не позволила мнѣ отрицаться отъ сего имени.
,,Я тѣмъ съ большею охотою, сударыня, дѣлаю вамъ сіе признаніе, что оно можетъ васъ обнадѣжить въ разсужденіи моего исправленія, что сіе намѣреніе не столько трудно, каково казаться можетъ, естьли вы ето на себя возложите. Со мною неоднократно случалось, въ часахъ моего уединенія, когда послѣ какого дурнаго дѣла жало грызеній меня терзало, что я съ удовольствіемъ помышлялъ о перемѣнѣ жизни моей въ лучшую когда нибудь. Безъ сей наклонности къ добру, я думаю, что ничего не можетъ быть постояннаго въ самомъ совершеннѣйшемъ исправленіи, но вашъ примѣръ, сударыня, долженъ во всемъ утвердить, и все перемѣнить.,,
Отъ благодати Небесной, Г. Ловеласъ, должны вы всего надѣятся. Вы не можете себѣ вообразить, сколько вы мнѣ дѣлаете удовольствія, когда я могу вамъ говорить подобными выраженіями.
Тутъ я вспомнила, любезная моя, о его щедрости къ прекрасной той крестьянкѣ, и милости его къ откупщикамъ своимъ.
,,Однакожъ, сударыня, продолжалъ онъ опять, помните, что исправленіе не можетъ быть дѣло минутное. Пылкость моя чрезвычайна, часто она меня превозмогаетъ. Судите, сударыня, изъ того, что вы услышите теперь, какой еще дальній путь мнѣ остается къ прехожденію, что бы добрыя души могли хорошо заключить обо мнѣ. Хотя я пробѣгалъ иногда сочиненія нашихъ Мистиковъ[4], и столько начитался, что бы заставить трепетать меня и честнѣйшихъ людей, но никогда не могъ я понять что такое сія благодать, о которой вы говорите ни способовъ, которыми они изъясняютъ ея дѣйствія. И такъ позвольте, что бы примѣръ вашъ былъ первою чувствительною моею подпорою, и что бы я не употребляя словъ, которыхъ еще не понимаю, все остальное заключалъ въ сей надѣждѣ.,,
Я ему сказала, что въ выраженіяхъ его есть что то колкаго, и что я удивляюсь, какъ онъ съ умомъ своимъ и дарованіями не сдѣлалъ болѣе успѣховъ по крайней мѣрѣ въ Теоріи вѣры. Однако его чистосердечіе мнѣ понравилось: Я его уговаривала прочитывать безъ опасенія тѣ же книги, что бы просвѣтиться ими болѣе, въ чемъ онъ конечно успѣетъ, естьли намѣренія его будутъ лучшими. Я прибавила, что весьма справедливо примѣчаніе его въ разсужденіи неизвѣстнаго времени исправленія, естьли къ тому не имѣютъ склонности; но что склонности такого рода не прежде начинаются, какъ съ исполненіемъ добродѣтели въ опытахъ.
Онъ мнѣ божился, моя любезная Гове, сей упрямый человѣкъ, что его намѣренія были искренны. Я надѣюсь, что въ слѣдующихъ письмахъ уже не буду имѣть поводъ опять противорѣчить сему прекрасному началу. Когда бы мнѣ и ничего не оставалось отражать съ его стороны; но я никогда не забуду мою погрѣшность и неблагоразумный мой поступокъ, которой мнѣ столько вреденъ. Но мнѣ столь пріятно видѣть маленькой лучь надѣжды тамъ, гдѣ я окружена была однимъ густымъ мракомъ, что я при первомъ случаѣ рѣшилась сообщить радость свою моему нѣжному другу, которая столько участвуетъ въ моихъ дѣлахъ.
Однако будь увѣрена, моя любезная, что сіи пріятныя мысли ни малаго не причиняютъ послабленія въ моихъ осторожностяхъ; не для того, что бы я болѣе тебя опасалась отъ него какого нибудь вреднаго для чести моей намѣренія; но онъ человѣкъ разнообразной, и я примѣтила въ нравѣ его твердость, которая меня беспокоитъ. И такъ я рѣшилась отдалять его сколько можно отъ себя и отъ мыслей моихъ. Всѣ мущины прелестники или нѣтъ: но я увѣрена, что таковъ Г. Ловеласъ. И для того я буду усиливаться проникать всегда его намѣренія во всякомъ предложеніи и во всѣхъ разговорахъ его со мною. Однимъ словомъ, во всѣхъ случаяхъ, которые покажутся мнѣ сумнительными, самыя лестнѣйшія надѣжды мои будутъ всегда сопровождаемы величайшимъ страхомъ. Я думаю, что въ подобномъ моему положеніи, лучше опасаться безъ причины, нежели неосторожно подвергать себя опасности.
Г. Ловеласъ уѣхалъ въ Виндзоръ, откуда онъ хотѣлъ возвратиться завтра. Онъ оставилъ двухъ своихъ слугъ для услуженія мнѣ въ его отсудствіе.
Я писала къ теткѣ моей Гервей въ надѣждѣ той, что бы посредствомъ ее получить мнѣ отъ матушки моей платье, книги и деньги. Я ее увѣряю, что естьли могу возвратиться въ милость фамиліи моей съ однимъ условіемъ, что бы отвергать всѣхъ мущинъ мнѣ предлагаемыхъ, и что бы со мною поступали какъ съ дочерью, племянницей, и сестрой; то я устою въ намѣреніи моемъ остаться въ дѣвицахъ и во всемъ буду сообразоваться съ волею родителя моего. Однакожъ я упоминаю, что послѣ притѣснѣній претерпѣнныхъ мною отъ брата и сестры моей, пристойнѣе бы было для ихъ пользы и для моей, позволить мнѣ жить отъ нихъ въ удаленіи, то есть въ моей деревнѣ; и я надѣюсь, что ето не будетъ иначе перетолковано.
Естьли позволятъ, что бы тетка моя удостоила меня нѣсколькими строками то она узнаетъ отъ сестры моей, куда отвѣтъ свой мнѣ надписать.
Въ семъ письмѣ я не съ меньшею нетерпѣливостію изъясняюсь, какъ и къ сестрѣ моей, что бы доставила мнѣ скорое примиреніе, которое бы воспрепятствовало дальнѣйшимъ моимъ нещастіямъ. ,,Малѣйшая умѣренность, говорю я ей, можетъ еще прикрыть сіе плачевное приключеніе подъ видомъ домашняго раздора; но медлѣнность учинитъ его постыднымъ и для нихъ и для меня. Я на васъ ссылаюсь, что насильствія другихъ заставили меня придти въ сію крайность.,,
Ты часто упрекалъ меня, Белфордъ, въ моемъ тщеславіи, не взирая на пріятность его сопровождающую, и которая заставляетъ тебя мнѣ удивляться въ то самое время, когда ты хочешь похитить у меня сіе достоинство. Зависть тебя дѣлаетъ неспособнымъ къ различенію. Природа вдыхаетъ въ тебя ко мнѣ уваженіе, а какъ? Ты самъ не знаешь. Ты человѣкъ съ лишкомъ тяжелый и столь короткаго зрѣнія, что никогда самъ себѣ не растощаеть побужденія тебя двигающія.
Хорошо; мнѣ кажется, что я тебя слышу: но Ловеласъ, ты не оправдываешь себя отъ упрековъ моихъ въ тщеславіи.
Ето правда, любезный другъ; и ты можешь къ тому прибавить, что мѣра онаго у меня ужасная, но естьли непростительно тщеславіе достойнымъ людямъ; то комужъ будетъ оно простительно? Правда также что они меньше всѣхъ людей имѣютъ случай онымъ возвышаться; ибо ихъ число такъ мало, что ихъ узнаютъ тотъ часъ по знакамъ, и всѣ наклонны увеличивать достоинства. Дуракъ, котораго можно увѣрить, что другой больше его имѣетъ способностей, заключаетъ охотно, что такой человѣкъ долженъ быть чрезвычайная вещь.
По сему, какое общее заключеніе должно вывесть изъ первоначальныхъ основаній? Конечно то, что никому не надо быть тщеславнымъ. Но что сказать о тѣхъ, которые не могутъ себя отъ того воздержать? Можетъ быть я въ семъ случаѣ могу положить себя. Ничто не раждаетъ больше высокихъ мыслей во мнѣ о самомъ себѣ, какъ изобиліе моихъ изобрѣтеній, и я ни изъ чего не могу на себя взять, что бы скрывать ето чувствіе. Однакожъ оно можетъ служить къ пагубѣ моей въ мысляхъ моей проницательной Богини.
Я примѣчаю, что она меня боится. Я старался всегда казаться передъ нею и передъ Гове въ моихъ свиданіяхъ, самою легкомысленною головою и безъ всякаго размышленія. Какаяжъ глупость моя была, такъ чистосердечно изъясниться о шумѣ, которой былъ въ саду? Такъ, но успѣхи моего изобрѣтенія (успѣхи, Белфордъ, ослѣпляютъ самыхъ великихъ людей) столь совершенно отвѣчали моему ожиданію, что проклятое мое тщеславіе взяло верьхъ, и заставило меня забыть предосторожности. Угрозы касающіяся до Сольмса, намѣреніе ввести брата въ мой побѣгъ, и мщеніе пріуготовленное мною обѣимъ слугамъ, столько навели страха на мою красавицу, что я долженъ былъ употребить всѣ силы моего ума, что бы помириться съ нею. Въ то же самое время пришли мнѣ нѣкоторыя благопріятныя извѣстія отъ моего повѣреннаго въ ихъ фамиліи, или по крайней мѣрѣ извѣстія, которыя рѣшился я повернуть въ благопріятную сторону. Я предупредилъ ее въ решеніи, которое она хочетъ дѣлать противъ меня, и прежде сего времени не упустилъ случая просить у нее свиданія, то есть, между тѣмъ какъ удивленіе къ моей неустрашимости, которымъ я ее наполнилъ, держало еще намѣренія ея въ нерѣшимости. Въ семъ предпріятіи я приготовился дѣйствовать одною тихостію и откровенностію. Какъ въ жизни случалось мнѣ, то тамъ, то сямъ, имѣть нѣкоторыя добрыя побужденія; то я ихъ привелъ въ память мою (которая не была обременена ихъ числомъ) что бы сдѣлать по веселѣе со мною любезную мою особу. Кто знаетъ, думалъ я, можетъ быть они обманутся вовсе, и исправленіе мое не такъ далеко, какъ мнѣ кажется? Но для всякаго случая, ето будетъ основаніемъ моей великой системы. Любовь, говорилъ я себѣ, есть непріятель сомнѣнія, но не страхъ, и такъ надо стараться его истребить; тогда останется одна любовь. Легковѣріе первой ея услужникъ, и никогда невидать одного безъ другаго.
(Тутъ онъ пересказываетъ своему другу все, что происходило между имъ Клариссою въ послѣднемъ ихъ свиданіи. Какъ онъ доходитъ до предложенія, что бы взять квартиру въ Виндзорѣ, то продолжаетъ:)
Теперь, Белфордъ, намѣреніе мое входитъ ли въ твой свинцовой лобъ? Нѣтъ, я увѣренъ, слѣдовательно я принужденъ тебѣ его растолковать.
Оставить ее на день или на два, съ тѣмъ, что бы услужить ей моимъ отсудствіемъ, ето бы значило, что я съ лишкомъ полагаюсь на ея ко мнѣ расположенія. Ты знаешь, что я уважилъ необходимость быть при ней, пока я бы имѣлъ причину думать, что ея пріятели хотятъ за нами гнаться; и я начиналъ опасаться, что бы она меня не подозрѣвала, что я подъ симъ предлогомъ хочу только отъ нее не удаляться. Но теперь, когда они объявили себя противъ сего намѣренія, и что они ее болѣе не примутъ, естьли бы она и вздумала возвратиться; то какая причина можетъ меня удержать, что бы не оказать ей знака моего повиновенія, удалившись отъ нее? А особливо, когда я могу оставить при ней слугу моего Вилля, которой весьма расторопной человѣкъ, и все знаетъ, кромѣ того что не умѣетъ читать и писать и храбраго Іонеса, для присылки его ко мнѣ въ случаѣ нужды отъ перваго, которому я могу сообщать всѣ мои дѣйствія. Впрочемъ я радъ освѣдомиться, нѣтъ ли о мнѣ писемъ поздравительныхъ отъ моихъ тетокъ и двоюродныхъ сестеръ Монтегю, которымъ я не преминулъ дать знать о моемъ торжествѣ. Сіи письма, смотря по выраженіямъ ихъ, могутъ быть мнѣ при случаѣ полезными.
Касательно до Виндзора, я никакого особеннаго намѣренія не имѣлъ въ разсужденіи сего мѣста; но надо было что нибудь ей сказать, когда она требовала моего мнѣнія. Я не смѣю говорить о Лондонѣ безъ большихъ предосторожностей, мнѣ хочется, что бы етотъ выборъ ею самою былъ сдѣланъ. Въ женщинахъ есть нѣкая превратность, побуждающая ихъ требовать мнѣнія у другихъ, чтобы узнавши оное имѣть удовольствіе ему противиться, и можетъ быть онѣ сдѣлали бы тотъ же самой выборъ, естьли бы онъ не былъ въ мысляхъ другаго. Я могу найти затрудненія противъ Виндзора, когда увѣрю ее, что оттуда возвратился. Онѣ тѣмъ болѣе ей покажутся пріятными, что ето мѣсто было мною означено, а чрезъ то самое покажу ей, что у меня нѣтъ приготовленныхъ видовъ. Нѣтъ женщины болѣе ее подозрительной и недовѣрчивой. Для честнаго человѣка однакожъ очень досадно быть подозрѣваемымъ.
Еще прибавлю, что мимоѣздомъ могу я видѣть госпожу Гремъ, которая имѣла предлинное свиданье съ моей прелестницей. Если бы я зналъ, чемъ у нихъ было дѣло, и что по первомъ знакомствѣ они будутъ другъ другу полезными, мнѣ бы не трудно было выдумать какой нибудь способъ услужить имъ обѣимъ безъ моего вреда. Ето самой осторожной способъ пріобрѣтать дружбу, за которой не слѣдуютъ никакія раскаянія, если особы, которыхъ обязываешь, сдѣлаются неблагодарными. Впрочемъ госпожа Гремъ переписывается съ сестрою своею откупщицею. Съ етой стороны можетъ случиться, или что нибудь выгодное, которымъ я воспользуюсь, или что нибудь досадное, отъ котораго я могу отрѣчься.
Занимай всегда заднія ворота, есть такое для меня правило, которое я ни въ какихъ моихъ подвигахъ не забываю. Тѣ которые меня знаютъ, не могутъ меня обвинять въ гордости. Я разговариваю очень обходительно съ слугою, котораго я намѣренъ употреблять въ мою пользу.
Слуги похожи на солдатъ; они дѣлаютъ всевозможныя злости безъ дурнаго намѣренія; о добрыя души! а единственно изъ привязанности къ дурному. Я очень боюсь этой Гове; она чрезвычайно умна, и такъ склонна къ злости, что ожидаетъ только случая къ оказанію оной. Естьли бы случилось, чтобъ она верьхъ взяла надо мной, со всѣми моими военными хитростями и съ мнѣніемъ, которое я о ней имѣю, я въ состояніи буду удавиться, или утопиться, или разможжить себѣ голову пистолетомъ. Бѣдный Гикманъ! мнѣ жалка та судьба, которая его ожидаетъ съ етою умницею; но онъ сумошедшій, котораго я не хочу болѣе наставлять въ здравомъ разсудкѣ; и какъ я вздумаю: то кажется, что въ брачномъ союзѣ, необходимо нужно, для счастія обѣихъ дорогихъ супруговъ, что бы одинъ изъ двухъ былъ дуракъ. Объ етомъ я уже разсуждалъ съ самой Гове; но надобно также, что бы дуракъ увѣренъ былъ, что онъ дуракъ; иначе, упрямая глупость можетъ часто растроивать самую премудрость.
Съ помощію Осипа, моего честнаго повѣреннаго, я укрылся сколько могъ отъ сей опасной умницы.
Не досадно ли то, что я не могу привлечь къ себѣ ету гордую красоту ни какою обязанностію? Я имѣю двѣ причины присиливающія меня уговаривать ее, что бы она приняла отъ меня деньги и платье; первая есть дѣйствительное удовольствіе видѣть ету высокомѣрную женщину въ выгоднѣйшемъ положеніи, и думать, что она на себѣ или при себѣ имѣетъ что нибудь мнѣ принадлежащее; другая, что бы сбить ея спѣсь и унизить ее немного. Ни что такъ не уничижаетъ гордый духъ, какъ денежныя одолженія; и для того то я столько ихъ всегда оберегался. Однакожъ они случались иногда со мною; но я проклиналъ медлѣнность времени, которая меня понуждала принимать оныя. Я также всегда остерегался прежде временныхъ издержекъ; что называетъ Милордъ М… ѣсть мякину вмѣсто добраго хлѣба. Я считаю, что сіе значитъ, получать рабски имѣніе свое отъ собственныхъ своихъ прикащиковъ. Какихъ наглостей они себѣ не позволяютъ? Я, который думаетъ имѣть право раскроить голову всякому прохожему, когда мнѣ не понравятся его взгляды, какъ снесу я дерзость мужика, который будетъ со мною говорить съ накрытою головою для того только, что онъ въ званіи заимодавца? Сколько не могу я пріучить себя къ сему униженію, такъ и къ тому, что бы занять у какого грубаго дяди или у любопытной тетки, которые думаютъ получить чрезъ сіе право распрашивать у меня все, что имъ хочется, для одного удовольствія журить меня, и что бы я отдавалъ отчетъ во всей моей жизни.
Моя красавица въ разсужденіи сей гордости не уступаетъ мнѣ; но она не знаетъ различій. Бѣдная невиннинькая не знаетъ еще, что нѣтъ ничего благороднѣе, нѣтъ ничего сладостнѣе для любовниковъ, какъ сообщеніе взаимныхъ благодѣяній. Чтобъ тебѣ дать простонародной примѣръ, въ деревнѣ моей видѣлъ я не одинъ разъ оправданіе моего мнѣнія; одинъ гордый пѣтухъ, котораго красотѣ я часто удивляюсь, какъ скоро найдетъ зернышко ячменю, созываетъ всегда всѣхъ своихъ любовницъ. Онъ беретъ зернышко носомъ и бросаетъ его пять или шесть разъ въ знакъ приглашенія потомъ между тѣмъ какъ двѣ или три изъ его пернатыхъ красавицъ спорятъ между собою о чести предпочитанія (пѣтухъ, Белфордъ, есть птичей Султанъ): то онъ направляетъ любимой его носъ къ зернышку; и когда она возметъ, то подтверждаетъ ласками гордыя знаки ея радости. Красавица же съ своей стороны изъясняетъ своею благосклонностію, что она не для зернушка только была призвана, и ето сама знаетъ.
Я тебѣ сказалъ, что между моими предложеніями я совѣтовалъ также пригласить опять Анну, или взять одну изъ дочерей откупщицы. Отгадаешь ли ты мое намѣреніе, Белфордъ? Я тебѣ даю мѣсяцъ сроку; но какъ ты не великой отгадчикъ: то надо тебѣ просто все разсказать.
Не сомнѣваясь, что бы она не пожелала взять свою любимую служанку, какъ скоро учредитъ себя, я за нею послалъ, въ томъ намѣреніи, чтобъ употребить тайно какія нибудь пружины для воспрепятствованія ея пріѣзду; но само щастіе трудится для меня. Ета дѣвка очень не здорова, и сильной кашель препятствуетъ ей выходить изъ горницы. Бѣдная Анна! Какъ я о ней сожалѣю! Такіе недуги весьма досадны для столь добрыхъ служителей. Между тѣмъ, радуясь сему приключенію, я пошлю бѣдной больной маленькой подарокъ. Я знаю, что моя красавица будетъ тѣмъ тронута.
И такъ, Белфордъ, притворясь будто не знаю ничего, я ее уговаривалъ возвратить свою старую служанку. Она знаетъ, что я всегда уважалъ ету дѣвку, видѣвъ ея привязаность къ госпожѣ: но я чувствую, что въ семъ случаѣ у меня прибавляется доброе расположеніе къ ней.
Не болѣе было опасности въ предложеніи одной сестры Сорлингсъ. Если бы одна согласилась ѣхать, и мать бы ей позволила: (два препятствія за одно) то все надо было бы дождаться другой; и ежели бы я примѣтилъ, что красавица моя къ нимъ привязалась: я бы легко могъ подать ей какой нибудь поводъ къ ревности, которая бы меня избавила отъ сего препятствія; или такой бы поселилъ вкусъ къ Лондону въ дѣвкѣ оставившей свои молочные горшки, что она бы ничего лучшаго не могла сдѣлать, какъ достаться женою моему камердинеру. Можетъ быть я бы ей доставилъ даже Капеллана Милорда М…. который старается угождать чаемому наслѣднику его господина.
Да благословенно будетъ, скажешь ты, честное сердце друга моего Ловеласа! Онъ размышляетъ, какъ ты видишь, о удовольствіи цѣлаго свѣта.
Боль моя сдѣлалась труднѣе, какъ палъ разговоръ о моемъ исправленіи. Увѣряя, что мои намѣренія были чистосердечны, я повторялъ не однократно, что такія перемѣны не могутъ сдѣлаться въ одинъ день. Какъ же чистосердечнѣе сего говорить можно? Не узнаешь ли ты мою откровенность? Примѣчаніе сіе основано, я смѣю сказать, на истиннѣ и на природѣ; но сюда входила также и политика. Я не хочу, что бы красавица моя могла меня упрекнуть въ толь грубомъ лицемѣріи, еслибы мнѣ случилось возвратиться къ старымъ моимъ упражненіямъ. Я даже сказалъ ей, что опасно, что бы вмѣсто желаній моихъ къ исправленію не что другое во мнѣ было, какъ одна пылкая крайность; но что примѣръ ея конечно превратитъ ее въ обыкновеніе. Впрочемъ, Белфордъ, совѣты такой прекрасной и доброй особы отымаютъ всю бодрость. Я тебѣ божусь, что бываю въ великомъ смущеніи, когда подымаю на нее глаза мои; и мнѣ думается, если бы я могъ ее не много равнять со мною, то есть, довести до чего нибудь несовершеннаго: то между нами было бы гораздо больше сходства, и мы бы лучше другъ друга разумѣли. Утѣшенія были бы взаимны, и грызенія не были бы только съ одной стороны чувствуемы.
Сія безподобная особа съ такою пріятностію разсуждаетъ о важныхъ матеріяхъ; и даже звонъ ея голоса, и все столь прелѣстно въ ея разговорѣ, когда она касается любимыхъ своихъ размышленій, что я бы согласился проводить цѣлый день въ слушаніи ея. Сказать ли тебѣ одинъ мой страхъ? Если тлѣнность природы человѣческой восторжествуетъ въ мою пользу; то я боюсь, что бы она много не потеряла сего возвышенія души и благородной довѣренности, которая, какъ я примѣчаю, даетъ видимое превосходство честнымъ душамъ надъ тѣми, которые не столько честны.
При всемъ томъ, Белфордъ, хотѣлось бы мнѣ знать, для чего называютъ лицемѣрами тѣхъ, которые ведутъ подобную нашей вольную жизнь? Я ненавижу сіе названіе, и весьма бы былъ обиженъ, если бы кто осмѣлился его ко мнѣ приложить. Что касается до меня, я имѣю весьма добрыя побужденія, и можетъ быть также часто, какъ и тѣ, которые выдаютъ себя за добродѣтельныхъ. Худо только то, что они не продолжаются, или лучше сказать, что я не стараюсь какъ другіе, прикрывать мои паденія.
Въ субботу 15 Апрѣля.
Хотя мнѣ и недостаетъ времени, потому что я угнѣтаема матушкинымъ надзираніемъ; однакожъ я сообщу тебѣ вкратцѣ мои мысли о семъ новомъ свѣтѣ, которымъ кажется озарился твой новообращенный.
Право, я не знаю, что мнѣ думать о семъ обращеніи. Онъ говоритъ хорошо; но если судить о немъ по обыкновеннымъ правиламъ: то онъ ничто инное, какъ лицемѣръ столь же гнусный, какъ по его словамъ, гнусны ему самому лицемѣрство и неблагодарность. И въ самомъ дѣлѣ, моя любезная, думаешь ли ты, чтобъ онъ возмогъ торжествовать надъ толикимъ числомъ женщинъ, какъ говорятъ, если бы сіи два порока ему не были знакомы!
Его только чистосердечіе меня смущаетъ. Однакожъ хитрости его извѣстны, что обвиняющій себя самого прежде всѣхъ притупляетъ обвиненія другихъ.
Не льзя отвергать, что голова его наполнена способностями. Больше ожидать можно отъ умнаго, нежели отъ глупаго. Правда также, что переобразованіе должно имѣть начало. Въ его пользу я соглашаюсь на сіи два пункта.
Но ты имѣешь странной способъ судить о его мнимыхъ признаніяхъ и о сей удобности, съ какою онъ себя обвиняетъ. Признается ли онъ тебѣ въ чемъ нибудь, что бы ты уже прежде не знала, или что бы ты не могла узнать отъ другихъ? Если онъ не дѣлаетъ таковыхъ признаній, такъ что же открываетъ въ свою невыгоду? Ты уже слышала о его прельщеніяхъ и дуеляхъ. Всѣ ето знаютъ. И такъ онъ объявляетъ только то, что напрасно бы старался скрыть: а его чистосердечіе заставляетъ тебя сказать: за чѣмъ упрекать г. Ловеласа въ томъ, въ чемъ онъ самъ признается.
На чѣмъ же рѣшиться? Ибо сей вопросъ всегда будетъ тебѣ представляться. Надо воспользоваться сколько возможно будетъ твоимъ положеніемъ; а я надѣюсь вмѣстѣ съ тобою, что оно сдѣлается со временемъ лучшимъ. Я одобряю предложеніе касающееся Виндзора и дома Каноника. Поспѣшность, съ какою онъ тебя оставилъ для сысканія квартиры, также очень хорошее предвѣщаніе. Найдетъ ли онъ ее въ домѣ Каноника, или нѣтъ, я думаю, что самое благопристойнѣйшее дѣло будетъ въ томъ, что бы Каноникъ скоро намъ далъ брачное благословеніе.
Я одобряю также твою осторожность, твое бдѣніе, и все, что ты ни дѣлала до сихъ норъ, исключая только свиданія твоего съ нимъ въ саду. Соглашаюсь впрочемъ, что въ моемъ охужденіи я сужу только по приключенію; ибо ты не могла предвидѣть какой будетъ конецъ сего свиданія. Твой Ловеласъ, по его собственнымъ словамъ, сущій чортъ. Если бы онъ убѣжалъ съ нещастнымъ Сольмсомъ и твоимъ братомъ, и если бы его самого перевезли на поселеніе по остатокъ его жизни, всѣ бы трое получили отъ меня полное и добровольное на то согласіе.
Какое странное употребленіе дѣлаетъ онъ съ симъ Осипомъ Леманомъ! Надо повторить; его чистосердечіе меня приводитъ въ изумленіе. Но если ты милостиво прощаешь въ томъ своего брата: то я не вижу для чего бы труднѣе его простить. Однакожъ по отъѣздѣ твоемъ я весьма желала, что бы ты избавилась отъ него или горячкою, или огнемъ, или водою, или какимъ другимъ случаемъ, которымъ бы онъ изломилъ себѣ голову, но съ тѣмъ, что бы ето было прежде, пока онъ не заставитъ тебя надѣть но немъ трауръ.
Ты отвергаешь мои предложенія, а я не престаю ихъ возобновлять. Скажи, прислать ли тебѣ пятьдесятъ гвинѣй чрезъ стараго твоего разнощнка? Нѣкоторыя причины не дозволяютъ мнѣ употребить слугу Гикмана, развѣ тогда, когда я достану вексель. Но нужныя къ тому изысканія подвергнутъ меня подозрѣнію. матушка такъ любопытна! такъ тягостна! Я не люблю такія подозрѣнія.
Мнѣ кажется, что она все около меня находится. Страхъ заставляетъ меня окончить. Г. Гикманъ проситъ меня засвидѣтельствовать тебѣ его почтеніе и готовность къ услугамъ. Я ему сказала, что сдѣлаю для него ето снисхожденіе потому, что въ такомъ смущеніи какъ ты находиться, отъ всякаго принимаютъ охотно учтивости; но что онъ не долженъ надѣяться уважить ето въ моихъ мысляхъ и вывесть себѣ въ достоинство, потому, что одинъ слѣпой или полоумной можетъ не почитать такую особу, какъ ты, и не желать быть ей полезнымъ безъ всякаго намѣренія, кромѣ чести услужить ей. ,,Въ томъ было главное его побужденіе, сказалъ онъ мнѣ съ сладкимъ видомъ, но (поцѣловавъ свою руку и наклонившись до полу) онъ надѣется, что дружба моя съ тобою не уменшитъ цѣны почтенія, которое онъ къ тебѣ имѣетъ.,,
Прости моя любезная. Вѣрь, что я всегда буду твоимъ вѣрнымъ другомъ.
За болѣзнію моего разнощика я, остановила твоего, что бы вручить ему отвѣтъ мой.
Ты не ободряешь моихъ надѣждъ послѣдними разсужденіями. Если сіи виды исправленія одни только мнимые виды, какіежъ могутъ быть его намѣренія? Но человѣкъ способенъ ли имѣть столь подлое сердце? Дерзнетъ ли онъ оскорблять Всевышняго? Не имѣю ли я причинъ судить въ благопріятную ему сторону по сему плачевному размышленію, что видя мою независимость отъ его власти, ему не нужна сія ужасная крайность лицемѣрія; или его предпріятія основаны на самой гнусной подлости. Онъ долженъ быть по крайней мѣрѣ чистосердеченъ въ то время, когда подаетъ мнѣ лучшія надежды. Какъ о семъ сомнѣваться? Ты должна согласоваться со мною въ сихъ мысляхъ, если не пожелаешь видѣть меня подъ бременемъ столь жестокимъ.
Впрочемъ я бы лучше желала быть независимою отъ него и отъ его семейства, хотя я имѣю высокія мысли о всѣхъ его родственникахъ; по крайней мѣрѣ до тѣхъ поръ, пока я не увижу чѣмъ кончатся рѣшенія моихъ родныхъ. Безъ сей сильной причины, мнѣ кажется, что лучше всего было бы отдаться въ покровительство Милади Лаврансъ. Все бы тогда пошло благопристойно, и я бы избѣгнула моихъ прискорбій. Но также и въ семъ положеніи мнѣ уже должно бы было щитаться ему принадлежащею непремѣнно, и показать себя дочерью пренебрегающую своимъ семействомъ. Не должна ли я дождаться слѣдствій моего перваго испытанія? Я ето должна сдѣлать безъ сомнѣнія, а между тѣмъ ничего не могу предпринять пока не буду въ какомъ либо надежномъ мѣстѣ, и отъ него удаленна. Госпожа Сорлингсъ сообщила мнѣ сего утра письмо полученное ею отъ сестры своей Гремъ, ,,Которая надѣясь, что я извиню ея чрезвычайное усердіе, если сестра ея за благо разсудитъ показать мнѣ письмо, желаетъ, что бы я рѣшилась ощастливить ея молодаго господина для пользы моей и знатной его фамиліи.,, Ето ея выраженія. Она основываетъ свою нетерпѣливость на отвѣтѣ, которой она получила отъ него, какъ онъ ѣхалъ въ Виндзоръ. Она говоритъ, что взяла смѣлость спросить у него, приближается ли время поздравленія? Онъ ей отвѣчалъ: ,,Что никакая женщина не заслуживаетъ болѣе привязанности; что всякой его разговоръ со мною даетъ ему новыя причины къ уваженію меня; что онъ меня любитъ съ такою непорочностію чувствъ, къ какой онъ самъ не думалъ быть способнымъ; и что онъ меня почитаетъ ангеломъ сошедшимъ съ небесъ, для прекращенія его заблужденій; но что онъ опасается, что бы его щастіе не было съ лишкомъ далеко, и что онъ имѣетъ причину жаловаться на строгія предписанія, которыя я на него наложила; однакожъ сіи предписанія для него столь священны, какъ будто бы они составляли часть условій нашего бракосочетанія.,,
Что мнѣ сказать, моя любезная? Что мнѣ думать? Госпожа Гремъ и госпожа Сорлингсъ честныя женщины; и письмо сіе согласно съ разговоромъ, который мнѣ казался и кажется еще пріятнымъ. Однакожъ за чѣмъ упустилъ онъ случай изъяснить мнѣ свои чувствованія? За чѣмъ жаловаться госпожѣ Гремъ? Онъ незастенчивой человѣкъ. Но ты говоришь, что я вселяю страхъ. Страхъ! моя любезная! Какимъ ето образомъ?
Иногда я внѣ себя отъ необходимости разсматривать происки этой остроумной и сумазбродной головы; не знаю какое ему дать названіе.
Часто я говорила сама въ себѣ: какъ жестоко наказано во мнѣ то тщеславіе, которое обнадѣживало меня быть образцомъ юношеству моего пола! Если мой примѣръ поселитъ въ нихъ предосторожности; я и тѣмъ должна быть довольна. Какую бы участь небо мнѣ ни опредѣлило, я не могу болѣе поднять глазъ на моихъ лучшихъ подругъ и достойнѣйшихъ пріятельницъ. Несноснѣйшее обстоятельство неблагоразумной дѣвицы есть то, что она всѣхъ любящихъ ее отягчаетъ печалію, а доставляетъ удовольствіе однимъ своимъ и своего семейства непріятелемъ. Сколько бы сей урокъ былъ полезенъ! если бы мы старались привести его живо въ память въ поползновеніяхъ, когда колеблется разумъ въ какомъ либо сомнительномъ поступкѣ.
Ты не знаешь, моя любезная, всей цѣны добродѣтельнаго человѣка; и не смотря на благородство души твоей, ты участвуешь въ всеобщей слабости природной, не уважая то добро, которое въ рукахъ твоихъ. Если бы г. Ловеласъ старался тебѣ понравиться: ты бы не поступала съ нимъ, какъ съ г. Гикманомъ, которой стоитъ большаго уваженія, чѣмъ первой. Скажи, такъ ли бы ты съ нимъ обходилась? Ты знаешь, что говоря про матушку, онъ сказалъ: тотъ, кто много терпитъ приготовляется терпѣть много.[5] Я думаю, что г. Гикманъ охотно бы узналъ, чье было такое примѣчаніе. Онъ бы съ трудностію повѣрилъ, что бы особа, столь хорошо мыслящая, не воспользовалась собственнымъ своимъ замѣчаніемъ, и конечнобъ онъ пожелалъ, что бы сія особа была связана дружбою съ его любезною Гове.
Тихость, вмѣсто того, что бы быть презрительною въ мущинѣ, составляетъ необходимо одно изъ качествъ честнаго человѣка; то есть: дѣлаетъ важнѣйшую часть совершенства приличнаго полу ихъ. Государь можетъ презрѣть сіе прекрасное достоинство; ибо чувствованіе и обхожденіе составляютъ болѣе сей привлекательной нравъ, нежели богатство, порода и чины. Не ужели общее будетъ заключеніе, что нашъ полъ предпочитаетъ вспыльчивыхъ и наглыхъ мущинъ? И Гове не будетъ изъ сего изключена?
Прости меня, моя любезная, и дружба твоя да не будетъ тѣмъ оскорблена! Мое щастіе перемѣнилось, но сердце мое останется всегда одинакимъ.
Г. Ловеласъ видѣлъ разныя комнаты въ Виндзорѣ; но не нашелъ такихъ, которыя бы мнѣ были пристойны и соотвѣтствовали бы моему описанію.
Онъ слѣдовалъ моимъ наставленіямъ въ точности. Ето доброй знакъ. Я тѣмъ довольнѣе его исправностію, что онъ самъ предлагалъ мнѣ етотъ городъ, а по возвращеніи кажется перемѣнилъ мысли. На дорогѣ, онъ говоритъ, раздумалъ, что Виндзоръ невыгодной былъ выборъ хотя имъ самимъ сдѣланъ, потому, что я ищу уединенія, а ето мѣсто весьма посѣщаемо.
Я ему отвѣчала, что естьли госпожа Сорлингсъ не считаетъ меня тягостію своему дому, то я бы охотно провела здѣсь еще нѣкоторое время, съ тѣмъ, что бы онъ оставя меня уѣхалъ въ Лондонъ или къ Милорду М… Онъ начинаетъ думать, что мнѣ нечего болѣе опасаться со стороны моего брата; и въ сихъ мысляхъ, когда отсудствіе его можетъ быть мнѣ полезно, онъ соглашается мнѣ повиноваться хотя на нѣсколько дней. Опять повторилъ онъ мнѣ предложеніе взять Анну. Я ему сказала, что намѣрена ето сдѣлать и употреблю на то твою помощь. И въ самомъ дѣлѣ, моя любезная, прошу тебя отыскать ету честную дѣвку; твой вѣрный Робертъ конечно знаетъ, гдѣ она.
Г. Ловеласъ примѣтилъ невеселый видъ мой, въ которомъ онъ меня засталъ, и заплаканные глаза мнѣ измѣнили. Я кончила тогда отвѣтъ на твое послѣднее письмо. Естьли бы онъ не подошелъ ко мнѣ самымъ почтительнымъ образомъ, и естьли бы не прибавилъ къ тому въ первыхъ словахъ расположенія своего оставить меня, то бы я приготовилась сдѣлать ему очень дурной пріемъ. Твои разсужденія такъ живо меня тронули, что при входѣ его, я не могла безъ негодованія видѣть прельстителя, которому я должна приписать всѣ терпимыя и претерпѣнныя мною бѣдствія. Онъ мнѣ далъ знать, что получилъ письма отъ Милади Лаврансъ, и другое отъ дѣвицы Монтегю, естьли я разслышала хорошо. Когда сіи двѣ госпожи упоминаютъ обо мнѣ, удивительно, что онъ мнѣ ничего о томъ не сказалъ. Я боюсь, моя любезная, что бы и родственники его не были изъ числа тѣхъ, которые почитаютъ мой поступокъ дерзкимъ и непростительнымъ. Моя честь не требуетъ ли; что бы я ихъ увѣдомила о истиннѣ? Можетъ быть они сочтутъ меня и достойною союза ихъ, естьли я ихъ оставлю въ мысляхъ, что мой побѣгъ былъ добровольный. Ахъ! моя любезная, сколько собственныя наши размышленія отягощаютъ насъ во всякомъ случаѣ, когда совѣсть упрекаетъ въ нарушеніи должности.
Какія новыя безпокойствія меня мучатъ, когда думаю о ненависти г. Ловеласа къ моимъ родственникамъ! онъ называетъ нѣкоторыхъ изъ нихъ непримиримыми; но я опасаюсь, что бы онъ самъ не былъ также непримиримъ, какъ самый раздраженный изъ нихъ.
Я не пропустила объявить ему съ великимъ жаромъ желанія мои къ примиренію, и ускорить отъѣздъ его, какъ нужное начало къ миру. Въ семъ случаѣ онъ очень важной видъ принялъ, и говорилъ, что онъ безъ сомнѣнія будетъ первою моею жертвою. Потомъ изъяснялся о моемъ братѣ весьма вольными словами и не больше пощадилъ отца моего.
Столь мало уваженія ко мнѣ, моя любезная! Правда, что его учтивость всегда была такова, какъ я ему выговаривала, и что онъ не преставалъ говорить съ презрѣніемъ о моей фамиліи: я сто знала. О! какъ я винна, что имѣла съ нимъ малѣйшія отношенія!
Но знайте, сударь, сказала я ему, что естьли ваша запальчивость и презрѣніе ко мнѣ позволяютъ вамъ ругать брата моего: то я ни какъ не стерплю, что бы вы говорили дурно о моемъ отцѣ. Довольно безъ сомнѣнія, что мое ослушаніе сдѣлало нещастіе его жизни, и что дочь столь нѣжно любимая была способна его оставить. Я никакъ не могу слышать ему поношенія изъ устъ того, кто былъ причиною его бѣдствій.
Онъ началъ извиняться; но такими выраженіями, которыя дочери ни какъ не должно слышать, а еще менѣе произносить тому, кто на сію самую дочь имѣетъ намѣренія; что я ему выговорила. Наконецъ видя меня чрезвычайно огорченною, онъ просилъ у меня прощенія, хотя не съ великимъ подобострастіемъ. Но что бы перемѣнить рѣчь, онъ мнѣ говорилъ откровенно о двухъ письмахъ, которыя получилъ отъ Милади Лаврансъ и дѣвицы Монтегю; и не ожидая моего отвѣта прочиталъ мнѣ нѣсколько содержанія ихъ.
Для чего странной сей человѣкъ не показалъ ихъ мнѣ вчера въ вечеру? Или онъ боялся, что бы мнѣ не причинить излишняго удовольствія?
Милади Лаврансъ изъясняется обо мнѣ самымъ лестнымъ образомъ. ,,Она его уговариваетъ поступать со мною такъ, что бы я скоро согласилась взять руку его. Она мнѣ дѣлаетъ вѣжливости, говоря, что нетерпѣливо желаетъ обнять столь прославившуюся особу, какова ея плѣмянница. Ето ея ласкательныя выраженія. Она почтетъ за щастіе одолжить меня, и надѣется, что торжество не замѣдлитъ; потому что сіе заключеніе будетъ для нея, для Милорда М…. и Милади Садлейръ свидѣтельствомъ достоинства и добраго поведенія ихъ племянника,,.
,,Она увѣряетъ, что всегда принимала великое участіе въ огорченіяхъ, которыя я чрезъ него претерпѣла, что онъ бы былъ неблагодарнѣйшій человѣкъ, естьли бы не старался вознаградить мои потери; что она считаетъ за долгъ цѣлаго ихъ семейства, что бы занять мѣсто моей фамиліи; и что съ ея стороны мнѣ ничего не останется желать. Обиды претерпѣнныя мною отъ моихъ родственниковъ еще бы были удивительнѣе, естьли бы ихъ не должно было приписать его собственнымъ безпорядкамъ, а особливо смотря по выгодамъ, которыя онъ получилъ отъ природы и отъ щастія, но теперь, когда онъ самъ можетъ установить навсегда свои нравы, она надѣется, что онъ убѣдитъ Гарловыхъ, что они хуже о немъ судили, нежели онъ стоитъ; чего она проситъ отъ Бога для чести его и цѣлаго дома. На конецъ она желаетъ быть увѣдомлена о нашей свадьбѣ непосредственно послѣ церковнаго обряда, что бы быть изъ первыхъ въ поздравленіи,,.
Она не приглашаетъ меня откровенно, что бы я пріѣхала къ ней прежде свадьбы, хотя послѣ всѣхъ ея рѣчей, я бы могла етого ожидать.
Послѣ того онъ мнѣ далъ прочитать часть другаго письма, гдѣ дѣвица Монтегю ,,Поздравляетъ ево съ полученіемъ довѣренности отъ особы столь удивленія достойной,,. Ето ея слова. Мою довѣренность! любезная Гове! Никто въ свѣтѣ не будетъ другаго мнѣнія, какъ ты увѣряешь, хотя бы я объявила истинну, ты видишь, что дѣвица Монтегю и все ея семейство считаютъ мой поступокъ чрезвычайнымъ. ,,Она также желаетъ, что бы отпраздновали скоро брачный обрядъ, и съ нимъ исполнили бы желаніе цѣлой фамиліи, Милорда М…. ея тетокъ, ея сестры, и всѣхъ тѣхъ, которыя благорасположены къ ихъ фамиліи. Послѣ того щастливаго дня, она намѣрена пріѣхать ко мнѣ, что бы увеличить мою свиту. Милордъ М….. также самъ пріѣдетъ, естьли ему не много сдѣлается легче отъ подагры. Послѣ сего онъ намъ оставитъ одинъ изъ трехъ его замковъ, куда мы можемъ пересѣлится, естьли не будемъ имѣть другихъ намѣреній,,.
Она ничего не говоритъ въ извиненіе свое, что не ѣздила на встрѣчу мнѣ по моей дорогѣ, или въ С. Албанѣ, какъ г. Ловеласъ меня обнадежилъ. Однакожъ она упоминаетъ о болѣзни, которая принудила ее быть нѣкоторое время въ заключеніи. Онъ также мнѣ сказалъ, что Милордъ М… боленъ подагрою; что подтверждается письмомъ его двоюродной сестры.
Ты повѣришь безъ сомнѣнія, моя любезная, что сіи два письма принесли мнѣ великое удовольствіе. Онъ прочиталъ знаки онаго на моемъ лицѣ, и я примѣтила также сама что онъ тѣмъ восхищался. Однакожъ я не перестаю удивляться, что онъ не сдѣлалъ мнѣ сей довѣренности еще вчера въ вечеру.
Онъ меня убѣждалъ ѣхать прямо къ Милади Лаврансъ, смотря на одно свидѣтельство чувствованій сей женщины по письму ея. Но, естьли бы я не имѣла никакой надѣжды къ примиренію съ моими друзьями, что однакожъ мой долгъ велитъ по крайней мѣрѣ испытывать, и тогда бы, сказала я ему, какъ слѣдовать сему совѣту, когда я не получала отъ нея никакого особеннаго приглашенія?
Онъ удостовѣренъ, что молчаніе его тетки происходитъ отъ неизвѣстности, будетъ ли принято ея приглашеніе; иначе, она бы его сдѣлала съ величайшею поспѣшностію.
Довольно етой неизвѣстности, отвѣчала я ему, что бы отвергнуть его совѣтъ. Его тетка, которой столько извѣстны правила истинной благопристойности, увѣдомляетъ меня сею неизвѣстностію, что мнѣ неприлично согласиться на ея приглашеніе. Впрочемъ, благодаря ваши распоряженія, государь мой, естьли у меня платье, съ которымъ бы могла представиться?
О! вы такъ хорошо одѣты, сказалъ онъ мнѣ, что можете показаться и ко двору, изключая драгоцѣнныхъ каменьевъ; и что я буду тамъ въ прелестномъ видѣ, (онъ долженъ бы сказать въ страннѣйшемъ видѣ.) Щегольство моей одежды ево удивляетъ. Онъ не понимаетъ, чрезъ какое искуство я кажусь всегда убрана такъ къ лицу, какъ будто бы я перемѣняла платье всякой день; впрочемъ его сестры Монтегю могутъ мнѣ доставить все, чего не достаетъ, и онъ намѣренъ отписать о томъ къ дѣвицѣ Шарлотѣ, естьли я дамъ ему позволеніе.
Неужели вы меня считаете, отвѣчала я ему, за сказочную галку? или вы хотите, что бы я занявши платье ѣздила къ тѣмъ, которые мнѣ его дадутъ? Конечно, г. Ловеласъ, вы полагаете во мнѣ, или съ лишкомъ много низости, или довѣренности.
Не лучше ли мнѣ хотѣлось съѣздить въ Лондонъ на нѣсколько дней; что бы искупить тамъ платья?
Можетъ быть я бы и поѣхала, естьли бы то не было на его счетъ. Я еще не готова носить его ливрею.
Ты понимаешь, моя любезная, что гнѣвъ мой не довольно казался бы важнымъ за всѣ пронырства его, которыя принудили меня къ побѣгу, естьли бы я при случаѣ не объявляла ему дѣйствительное мое огорченіе, что я приведена имъ въ такое состояніе. Между преступниками трудно избѣгнуть взаимныхъ уличеній.
Онъ желалъ бы проникнуть мои намѣренія; сіе познаніе служило бы къ управленію всѣхъ его предложеній. Для него было бы верьхъ удовольствія въ исполненіи моей воли.
Самое усерднѣйшее мое желаніе, есть видѣть его отдаленнымъ; развѣ ето нужно повторять безпрестанно?
Во всякомъ другомъ мѣстѣ, онъ клянется мнѣ повиноваться, когда бы я на томъ настояла; но ему кажется, что самое лучшее предпріятіе, исключая одного, о которомъ онъ осмѣливается упомянуть только мимоходомъ, что бы я судомъ объявила свои права; ибо тогда, бывъ свободною принимать или отвергать его посѣщенія оставивъ ему одну письменную переписку, я открою свѣту, что я хотѣла отдать себѣ справедливость.
Повторять ли мнѣ вамъ безпрестанно, государь мой, что я не хочу имѣть тяжбы съ моимъ отцомъ. Думаете ли вы, что мое плачевное состояніе можетъ перемѣнить мои правила, по крайней мѣрѣ тогда, какъ я буду имѣть власть ихъ наблюдать? Какъ поселиться мнѣ на моей дачѣ безъ употребленія судебныхъ обрядовъ и безъ помощи моихъ надзирателей. Одинъ изъ нихъ вооружился противъ меня; другой въ отсудствіи естьли бы я и была расположена взять какіе нибудь мѣры; то потребно больше времени, нежели обстоятельства мои позволяютъ на то употребить; нужнѣе всего мнѣ теперь вашъ немедлѣнный отъѣздъ, моя независимость.
Онъ меня увѣрялъ съ клятвами, что по многимъ представленнымъ мнѣ причинамъ, онъ не надѣется, что бы была въ безопасности здѣсь одна. Надѣжда его состоитъ съ томъ, что бы сыскать мнѣ какое нибудь мѣсто, которое бы мнѣ понравилось. Но онъ беретъ смѣлость сказать мнѣ, что онъ кажется не подалъ причины своимъ поведеніемъ, что бы заслужить отъ меня такое усильное желаніе отдалять его; тѣмъ болѣе, что я уже довольно стараюсь запирать отъ него дверь мою; хотя онъ можетъ меня удостовѣрить, совершенною правдою, что всегда какъ отходитъ отъ меня, чувствуетъ въ себѣ лучшія расположенія, и принимаетъ рѣшеніе подтверждать себя въ сихъ чувствованіяхъ моимъ примѣромъ.
Стараюсь запирать дверь мою! повторила я; Я надѣюсь, государь мой, что вы не имѣете права жаловаться, естьли я хочу пользоваться малымъ спокойствіемъ. Хотя вы меня находите несвѣдущею въ главныхъ вещахъ, я надѣюсь, что вы не считаете меня столь слабою, что бы я любила слушать ваши любовные разговоры, а особливо когда нѣтъ никакого новаго приключенія, которое бы принуждало меня принимать ваши посѣщенія, и вы сами знаете, что не нужно безпрестанно перерывать мой покой, какъ будто бы безъ вашихъ ежечастныхъ увѣреній я не могла повѣрить себя вашей чести.
Онъ находился въ недоуменіи.
Вамъ не безъизвѣстно, Г. Ловеласъ, продолжала я, по чему я такъ не отступно желаю вашего отсудствія. Причина тому, что я хочу дать знать публикѣ мою независимость отъ васъ, и что тѣмъ надѣюсь найти меньше препятствій сдѣлать условія къ примиренію съ моими пріятелями. Для удовольствованія вашей нетерпѣливости, и имѣя щастіе пользоваться доброхотствомъ вашего семейства, я соглашаюсь охотно увѣдомлять васъ моими письмами о каждомъ моемъ шагѣ, и о всѣхъ предложеніяхъ мною получаемыхъ; однакожъ не съ тѣмъ, что бы сею благосклонностію я связала себя въ моихъ поступкахъ и намѣреніяхъ. Друзья мои знаютъ, что завѣщаніе моего дѣда уполномочиваетъ меня располагать моею землею и частію движимаго имѣнія самымъ непріятнымъ для нихъ образомъ, хотя я не совсѣмъ еще къ тому рѣшилась. Сіе обстоятельство можетъ привлечь мнѣ нѣкоторое с.ъ нихъ уваженіе, когда первой жаръ простынетъ, и когда они не будутъ сумнѣваться о моей независимости.
Удивительное разсужденіе! онъ увѣряетъ, что мои первыя обнадеживанія довершили его желанія; а теперь еще болѣе, чѣмъ онъ ожидалъ. Какое благополучіе имѣть супругой женщину, которая на великодушіи и чести полагаетъ основаніе своего спокойствія! И если бы Небо позволило ему найти подобную мнѣ при самомъ вступленіи его въ свѣтъ, онъ бы всегда привязанъ былъ къ добродѣтели. Но онъ надѣется, что даже прошедшее послужило въ его пользу, размышляя, что родственники его всегда принуждали жениться, и что онъ упустилъ бы щастіе, которое передъ его глазами; а какъ онъ не былъ никогда столько пороченъ, какъ непріятели его разглашаютъ: то онъ ласкаетъ себя, что цѣна раскаянія можетъ замѣнить невинность.
Я ему отвѣчала, что по сему навѣрное полагаюсь на его собственное согласіе. и что онъ отъѣздомъ его незамѣдлитъ. Потомъ я спросила у него откровеннымъ видомъ, что онъ думаетъ о моемъ положеніи, и какой бы совѣтъ онъ мнѣ далъ въ спокойномъ духѣ? Онъ долженъ судить, что я не мало озабочена: Лондонъ для меня. совсѣмъ неизвѣстное мѣсто. Я безъ путеводителя и покровительства. Онъ позволитъ мнѣ сказать, что ему самому не достаетъ многаго, если не въ познаніяхъ; то по крайней мѣрѣ въ употребленіи множества благопристейностей, которыя мнѣ кажутся необходимо нужными для качествъ благорожденнаго и благовоспитаннаго человѣка.
Сколь я могла примѣтить, онъ почитаетъ себя за вѣжливѣйшаго человѣка; и самолюбіе его обижается, если судятъ о немъ иначе. Я о томъ сожалѣю, сударыня, отвѣчалъ онъ мнѣ съ холоднымъ видомъ. Позвольте также вамъ сказать, что человѣкъ воспитанный, учтивый, вамъ кажется болѣе рѣдкимъ, нежели всѣмъ женщинамъ, которыхъ я зналъ по сіе время.
Въ томъ ваше и мое нещастіе, г. Ловеласъ. Я увѣрена, что всякая женщина съ малѣйшимъ проницаніемъ, когда узнаетъ васъ такъ, какъ я, (мнѣ хотѣлось огорчить гордость, которая стоитъ того) вмѣстѣ со мною будетъ судить, что ваша вѣжливость весьма непостоянна и безпорядочна. Она не похожа на привычку. Она употребляется отрывисто и чрезвычайно, не имѣя своего источника въ васъ самихъ. Вамъ нужно ее припоминать.
О Боже мой! какъ я достоинъ сожалѣнія! онъ защитился этимъ ироническимъ видомъ жалости къ самому себѣ, въ которомъ удобно было примѣтить его неудовольствіе.
Я продолжала: въ самомъ дѣлѣ, сударь, вы не столько совершенный человѣкъ, какъ бы должно было ожидать отъ вашихъ способностей и дарованій, которые вы пріобрѣли. Вы новичокъ (это слово онъ употреблялъ въ прежнихъ разговорахъ) въ неищетныхъ похвальныхъ вещахъ, которые бы должны быть предмѣтомъ вашего просвѣщенія и честолюбія.
Я бы не такъ скоро оставила сей чистосердечный разговоръ, потому что онъ подавши мнѣ поводъ, казалося, легкомысленно разсуждалъ о томъ, что я всегда щитала важнѣйшимъ; но онъ перервалъ рѣчь: пощадите меня, сударыня. Мое сожалѣніе чрезвычайно, что я по сіе время жилъ безполезно. Но признайтесь, что вы бы не удалились отъ пріятнѣйшаго разговора и приличнѣйшаго нашему положенію, если бы не находили жестокаго удовольствія унижать человѣка, казавшагося видъ передъ вами съ великой недовѣрчивостію къ своимъ достоинствамъ, за то, что онъ добровольно открылъ вамъ свою душу. Сдѣлайте милость, возвратитесь къ первой матеріи, которую мы оставили, и во всякое другое время я охотно принимать буду совѣтъ къ моему исправленію, тѣми устами, изъ которыхъ единственно могу я слышать наставленія съ радостію.
Вы часто говорите о исправленіи, г. Ловеласъ; въ семъ состоитъ признаніе вашихъ заблужденій; но я вижу, что вы весьма дурно принимаете упреки, которымъ вы часто не опасаетесь давать поводъ. Я весьма удалена, что бы находить удовольствіе въ припоминаніи вашихъ погрѣшностей. Въ моемъ положеніи, желательно бы было для васъ и для меня, что бы мнѣ оставалось только говорить все въ вашу похвалу. Но могу ли я закрыть глазъ, когда что нибудь ихъ поражаетъ, когда я хочу казаться дѣйствительно привязанной къ моей должности?
Я удивляюсь, сударыня, вашей нѣжности; перервалъ онъ. Хотя я отъ нее и страдаю, однакожъ не желаю, что бы у васъ ее было меньше. Она происходитъ отъ чувствованія вашихъ собственныхъ совершенствъ, которыя васъ поставляютъ выше моего, и даже вашего пола. Она вамъ сродна; и не должна казаться вамъ чрезвычайною. Но земля ничего не представляетъ подобнаго; сказалъ мнѣ льстецъ. Въ какомъ онъ жилъ обществѣ!
Потомъ, обращаясь къ первому разговору: вы сдѣлали мнѣ милость спросили у меня совѣта; я желаю единственно видѣть васъ покойною, учрежденною по вашему произволенію, вашу вѣрную Анну при васъ, и щастливое начало къ вашему примиренію. Но я осмѣливаюсь сдѣлать вамъ предложенія въ надѣждѣ, что одно изъ нихъ можетъ быть вамъ понравится.
Я поѣду къ госпожѣ Гове, или къ кому вамъ угодно другому, и буду стараться убѣдить ихъ, что бы васъ къ себѣ приняли.
Не угодно ли вамъ будетъ уѣхать въ Флоренцію къ г. Мордену, вашему двоюродному брату и надзирателю? Я вамъ доставлю всѣ выгоды къ сему путешествію моремъ до Ливорны, или сухимъ путемъ чрезъ Францію. Можетъ быть я успѣю уговорить кого нибудь изъ моей фамиліи, чтобъ быть вамъ сотоварищемъ. Дѣвица Шарлота и Пати съ удовольствіемъ воспользуются случаемъ видѣть Францію и Италію. Что касается до меня, я буду вашъ только провожатый, въ другомъ видѣ, если вамъ не противно въ вашей ливреѣ, что бы ваша щекотливость не обижалась видя меня слѣдующаго за вами.
Я ему отвѣчала, что сіи предпріятія требуютъ размышленія; но какъ я писала къ сестрѣ моей и къ теткѣ Гервей, то отвѣтъ ихъ, если я его получу можетъ рѣшить меня; а между тѣмъ, когда онъ удалится, я разсмотрю особенно предложеніе касательно г. Мордена, и если оно мнѣ понравится: то сообщивъ оное дѣвицѣ Гове, я увѣдомлю его о моемъ рѣшеніи чрезъ часъ.
Онъ ушелъ съ почтительнымъ видомъ. Возвратясь черезъ часъ, узналъ онъ отъ меня, что мнѣ казалось безполезнымъ совѣтоваться съ тобою; что г. Морденъ не умедлитъ возвратиться; что полагая даже возможнымъ отъѣздъ мой въ Италію, я не захочу, что бы онъ провожалъ меня ни подъ какимъ видомъ, что мало правдоподобія, что бы одна или другая изъ его двоюродныхъ сестръ была расположена почтить меня своимъ сотовариществомъ; и что впрочемъ, ето бы было то же, какъ бы и онъ самъ меня провожалъ.
Сей отвѣтъ произвелъ другой разговоръ, которой будетъ содержаніемъ перваго письма моего.
Г. Ловеласъ мнѣ сказалъ, что видя мою нерѣшимость въ разсужденіи путешествія въ Италію, онъ старался изобрѣтать новыя предложенія, которыя бы мнѣ могли понравиться, и желалъ убѣдить меня, что онъ мое удовлетвореніе предпочитаетъ своему. Послѣ чего онъ располагался самъ ѣхать за моею Анною, что бы ее немедлѣнно привезти. Какъ я отказалась отъ молодыхъ дѣвицъ Сорлингсъ; то ему хотѣлось видѣть при мнѣ служанку, къ которой бы я имѣла довѣренность. Я отвѣчала ему; что ты на себя возмешь трудъ за нею послать, и доставить мнѣ ее въ непродолжительномъ времени.
Можетъ статься, говорилъ онъ, она удержана какимъ ниесть затрудненіемъ; не съѣздить ли ему къ дѣвицѣ Гове, что бы между симъ временемъ выпросить у нея для меня горнишную ея дѣвицу? Я ему дала знать; что неудовольствіе твоей матери, со времени сего приключенія, въ которомъ меня считаютъ съ добровольнаго моего согласія, лишило меня всѣхъ явныхъ вспомоществованій отъ твоей дружбы.
Онъ казался удивленнымъ, что госпожа Гове, которая говаривала обо мнѣ съ такимъ восхищеніемъ, и надъ которой, какъ полагаютъ, имѣетъ дочь великое вліяніе, перестала участвовать въ моихъ дѣлахъ. Онъ бы хотѣлъ, что бы въ сей тайнѣ не былъ замѣшанъ тотъ самый человѣкъ, который столько трудился къ воспламененію страстей моего отца и дядей моихъ.
И въ самомъ.дѣлѣ, сказала я ему, я опасаюсь, что бы тутъ не былъ умыселъ брата моего. Я смѣю прибавить, что дядя мой Антонинъ не возбуждалъ бы самъ собою противъ меня госпожу Гове, какъ я о томъ слышала.
Какъ я не имѣю намѣренія ѣхать къ его теткамъ: то онъ спросилъ, хочу ли я принять къ себе двоюродную сестру его Шарлоту Монтегю, и взять отъ нея одну служанку?
Я отвѣчала ему, что ето предложеніе мнѣ не противно. Но я бы хотѣла прежде узнать, получу ли я свое платье изъ дома, что бы не казаться въ глазахъ его блжнихъ бѣглянкой или вѣтреницей.
Естьли я заблаго разсужу: то онъ поѣдетъ въ другой разъ въ Виндзоръ, гдѣ еще исправнѣе прежняго будетъ освѣдомляться между Канониками и въ лучшихъ домахъ въ городѣ. Я спросила у него, перемѣнились ли возраженія его касательно сего мѣста.
Я помню, моя любезная, что въ одномъ твоемъ письмѣ, ты мнѣ хвалила Лондонъ, какъ безопаснѣйшее убѣжище. Я ему сказала, что, какъ онъ довольно открываетъ мнѣ разными подлогами свое намѣреніе неоставлять меня одну въ семъ мѣстѣ; то мнѣ бы не противно было пребываніе въ Лондонѣ, естьли бы я имѣла знакомства въ семъ большомъ городѣ, а данное имъ слово удалиться отъ меня, какъ скоро я буду въ другомъ мѣстѣ, удостовѣряетъ меня, что онъ сдержитъ свое обѣщаніе, когда я перемѣню жилище.
Какъ онъ неоднократно предлагалъ мнѣ Лондонъ: то я ожидала, что онъ съ нетерпѣніемъ на то согласится. Но я не видѣла въ немъ великаго къ тому расположенія. Однакожъ глаза его кажется объявляли одобреніе. Мы другъ съ другомъ великіе разбиратели глазъ. И въ самомъ дѣлѣ, кажется будто мы боимся одинъ другаго.
Потомъ онъ мнѣ сдѣлалъ весьма пріятное предложеніе, что бы пригласить ко мнѣ госпожу Нортонъ. Глаза мои, тотчасъ онъ сказалъ, увѣряютъ его, что онъ нашелъ наконецъ щастливое средство удовлетворить общія наши желанія. Онъ себя укорялъ, зачемъ прежде о томъ не вздумалъ; и ухватя мою руку: писать ли мнѣ, сударыня? Послать ли кого? или ѣхать самому за етой достойной женщиной?
Послѣ нѣкотораго размышленія я ему сказала, что онъ ничего не могъ предложить мнѣ пріятнѣйшаго; но я боюсь ввести мою добрую Нортонъ, въ затруднѣнія, которыхъ ей не льзя будетъ превозмогать; что столь благоразумная женщина не захочетъ явно взять сторону бѣглой дочери противъ власти родителей ея, и что намѣреніе ея быть со мною можетъ лишить ее покровительства матери моей, за что я не въ силахъ буду ее вознаградить.
Ахъ! любезная Клариса! Ето препятствіе не должно васъ удерживать сказалъ онъ великодушно; я сдѣлаю для сей доброй женщины все, что бы вы сами хотѣли сдѣлать; позвольте, что бы я ѣхалъ.
Я отвѣчала ему съ большею холодностію, нежели заслуживала его щедрость, что я надѣюсь непремѣнно получить какія нибудь извѣстія отъ моихъ родственниковъ; что между тѣмъ я не намѣрена никого очернить въ мысляхъ матери моей, а особливо госпожу Нортонъ, которой посредство и довѣренность у моей матери могутъ быть мнѣ полезны; и впрочемъ ета добродѣтельная женщина имѣющая сердце превосходнѣе своего состоянія, скорѣе согласится не имѣть необходимо нужнаго, нежели быть обязанной щедростію другихъ безъ всякой причины.
Безъ всякой причины! перервалъ онъ. Развѣ достоинство не имѣетъ право къ благодѣяніямъ, которыя она получить можетъ? Госпожа Нортонъ такая честная женщина, что я сочту себя обязаннымъ ея милостію, когда буду имѣть случай ее одолжить, хотя бы чрезъ сіе и вамъ не приносилъ я удовольствія.
Понимаешь ли ты, моя любезная, какъ, человѣкъ столь благомыслящій могъ дать волю своимъ дурнымъ привычкамъ до того, что бы унизить дарованія своими поступками? Не ужели нѣтъ никакой надѣжды, сказала я сама въ себѣ, что бы доброй примѣръ, предоставленный мнѣ давать ему, подѣйствовалъ въ немъ и произвелъ бы перемѣну къ общей нашей пользѣ!
Позвольте, сказала я ему, государь мой, удивляться странному смѣшенію вашихъ чувствованій; я думаю, вамъ много стоило утушить сіи добрыя расположенія, сіи прекрасныя размышленія, когда онѣ возставали въ вашемъ сердцѣ; или легкомысліе ужасно ихъ превозносило; что я считаю другою не меньшею странностію. Но что бы возвратиться къ нашему разговору, я не вижу теперь никакого нужнаго предпріятія до полученія мною писемъ отъ родственниковъ.
Что дѣлать, сударыня! Я старался сыскать такое предложеніе, которое бы вамъ было пріятно; но какъ я не имѣлъ щастія въ томъ успѣть, угодно ли вамъ будетъ открыть мнѣ ваши намѣренія? нѣтъ ничего, что бы я не обѣщалъ исполнить, изключая только васъ оставить здѣсь, въ такомъ удаленіи отъ того мѣста, куда я долженъ скрыться, и въ такой округѣ, гдѣ еще по первымъ неосторожностямъ, мошенники мои слуги разгласили почти мое пребываніе. Сіи негодные гордятся между собою по своему обычаю, когда они служатъ у человѣка хоть мало знатнаго. Они хвастаютъ чинами господъ своихъ, какъ будто бы были одного съ ними рода; и все что ни знаютъ о господинѣ и о дѣлахъ его, никогда для нихъ ни есть тайною, хота бы ето стоило имъ жизни.
Естьли таковъ ихъ нравъ, думала я въ себѣ: то благородные люди должны старательно убѣгать случаевъ, что бы давать имъ поводъ къ нескромности.
Признаюсь вамъ, сказала я ему, что я не знаю, что мнѣ дѣлать, и что предпріять? Въ самомъ дѣлѣ, г. Ловеласъ, совѣтуете ли вы мнѣ ѣхать въ Лондонъ?
Я смотрѣла на него со вниманіемъ, но не могла ничего примѣтить на лицѣ его. Прежде сего, сударыня, отвѣчаетъ онъ, я на то былъ склоненъ; потому, что я болѣе тогда опасался гоненій. Теперь же, какъ ваше семейство, кажется, усмирилось, всякое мѣсто вашего пребыванія, которое вы ни означете считаю за равное. Естьли я васъ только увижу довольною и спокойною; то мнѣ нѣчего желать.
Сіе равнодушіе его къ Лондону заставляетъ меня, безъ сомнѣнія, на то согласиться. Я спросила его, единственно что бы узнать его мысли, не знаетъ ли онъ въ Лондонѣ какого дома, куда бы могъ меня препоручить. Онъ отвѣчалъ, что не знаетъ ни одного мнѣ приличнаго, или по моему нраву. Правда, что Белфордъ, его пріятель имѣетъ прекрасныя комнаты близъ Сохо[6] у одной честной и добродѣтельной женщины изъ его родственниковъ; какъ Г. Белфордъ проводитъ половину времени на дачѣ; то онъ можетъ у него занять ету квартиру, что бы дать мнѣ способность къ другимъ мѣрамъ.
Я рѣшилась отказаться отъ етой квартиры и отъ всякой другой, которую бы онъ мнѣ означилъ. Однакожъ я хочу узнать чистосердечно ли онъ мнѣ ее предлагаетъ. Когда я перерву разговоръ, думала я въ себѣ, и естьли завтра онъ съ поспѣшностію къ нему возвратится; тогда я буду опасаться, что онъ не столько равнодушенъ къ Лондону, какъ показываетъ, и что уже онъ могъ заготовить мнѣ тамъ квартиру; тогда я совсѣмъ оставлю сіе намѣреніе.
Однакожъ, послѣ всѣхъ его услужливыхъ предложеній, я думаю было бы съ лишкомъ жестоко, поступать съ нимъ такимъ образомъ, какъ будто бы я щитала его способнымъ къ самой гнуснѣйшей и подлѣйшей неблагодарности; но его нравъ, его правила тѣмъ двусмысленны! онъ такъ легкомысленъ, тщеславенъ, перемѣнчивъ, что нѣтъ надѣжды видѣть его чрезъ часъ тѣмъ же самымъ, каковъ онъ есть, въ ту минуту, когда говоритъ. Сверьхъ того, моя любезная, у меня нѣтъ болѣе хранителей; нѣтъ ни отца, ни матери мнѣ осталось одно милосердіе небесное и моя неусыпность; и я не имѣю ни какой причины ожидать чудесъ въ мою пользу.
Конечно, сударь, сказала я ему вставъ съ мѣста, надо на что нибудь рѣшиться; но отложимъ ето до утра.
Ему бы хотѣлось меня долѣе удержать; но я обѣщала завтра видѣться съ нимъ такъ рано, какъ ему захочется; а между тѣмъ сказала ему, что бы онъ подумалъ о какомъ нибудь приличномъ мѣстѣ въ Лондонѣ или въ окружіяхъ.
Мы растались довольно спокойно. Остатокъ вечера я провела въ писаніи къ тебѣ, и оставляю перо, въ надѣждѣ найти хоть малое успокоеніе посредствомъ сна, котораго я давно не вкушала.
Хотя поздо я легла, но не на долго глаза мои были сомкнуты. Я со сномъ въ ссорѣ; напрасно упрашиваю его, что бы помириться. Я ласкаюсь, что спокойнѣе почиваютъ въ замкѣ Гарловъ; ибо безспокойствіе другихъ увеличило бы мой проступокъ. Я смѣю сказать, что братъ мой и сестра избавлены оба отъ безсонннцы.
Г. Ловеласъ, имѣя привычку вставать также рано, какъ и я, нашелъ меня въ саду около шести часовъ. Послѣ обыкновенныхъ вѣжливостей, онъ просилъ меня продолжать разговоръ вчерашней бесѣды. Дѣло было о квартирѣ въ Лондонѣ.
Мнѣ кажется, отвѣчала я ему холодно, что вы про какую-то упоминали.
Такъ, сударыня; (разсматривая мою осанку;) но ето болѣе для того, что бы васъ увѣрить, что она въ вашемъ расположеніи, нежели въ надѣждѣ, что бы она вамъ понравилась.
Я не нахожу также, что бы она мнѣ была прилична. Хоть непріятно ѣхать въ неизвѣстности; но весьма было бы неблагоразумно съ моей стороны быть одолженной вашимъ пріятелемъ съ то самое время, когда я стараюсь казаться отъ васъ независимою, а особливо такимъ пріятелемъ, къ которому я просила моихъ ближнихъ надписывать письма, естьли они удостоятъ меня отвѣта. Онъ мнѣ повторилъ, что не съ тѣмъ намѣреніемъ говорилъ о той квартирѣ, что бы мнѣ ее совѣтовать, а хотѣлъ тѣмъ самымъ подтвердить, что не знаетъ такой, которая бы была мнѣ прилична. Ваша фамилія, сударыня, не имѣетъ ли въ Лондонѣ какого купца, какого повѣреннаго, чрезъ которыхъ бы можно сыскать подобныя выгоды? Ихъ вѣрность будетъ мною куплена всякою цѣною; эти люди все дѣлаютъ изъ корыстолюбія.
Повѣренные моего семейства безъ сомнѣнія будутъ первые, которые откроютъ оному мѣсто моего пребыванія. И такъ ето предложеніе не лучше перваго.
Разговоръ нашъ продолжался долго о той же матеріи. Слѣдствіе было то, что онъ наконецъ рѣшился отписать къ другому своему пріятелю г. Долеману, съ прозьбою пріискать по моему желанію квартиру простую, но благопристойную, съ одною спальнею, прихожею для слуги, и столовою въ нижнемъ жильѣ. Онъ мнѣ далъ прочитать свое письмо, и запечатавъ его въ моихъ глазахъ, тотъ часъ послалъ оное съ своимъ человѣкомъ, который долженъ привезти отвѣтъ отъ г. Долемана.
Увижу, какой будетъ успѣхъ. Между тѣмъ я располагаюсь ѣхать къ Лондонъ, естьли ты не будешь противнаго мнѣнія.
(Онъ, расказываетъ все то, что писано въ послѣднемъ письмѣ Клариссы. Потомъ признается, что онъ не былъ въ Виндзорѣ, и что ѣхавъ въ замокъ Галль мимо замка Медіана, онъ нашелъ въ семъ послѣднемъ письмѣ отъ своей тетки и двоюродной сестры, которыя госпожа Гремъ готова была послать съ нарочнымъ. онъ изъяснился съ етой женщиной о разговорѣ, которой слышалъ между нею и Клариссою ѣхавшею въ почтовой коляскѣ, и говорилъ ей такимъ образомъ о своей страсти и честныхъ своихъ намѣреніяхъ, что она рѣшилась написать къ сестрѣ своей Сорлингсъ письмо, котораго содержаніе читано въ письмѣ Клариссы къ Гове. Онъ продолжаетъ въ сихъ словахъ.)
Я ее оставилъ при отъѣздѣ въ такомъ удовольствіи, что удивляюсь о возвращеніи моемъ, нашедши ее съ пасмурнымъ лицемъ, и увидѣвъ по томности прекрасныхъ глазъ ея, что она плакала. Но какъ я узналъ, что она получила письмо отъ дѣвицы Гове, тотъ часъ понялъ, что конечно хитрая сія дѣвица раздражила ее противъ меня. Я вдругъ почувствовалъ величайшее любопытство открыть содержаніе ихъ переписки; но еще не время покушаться на ето предпріятіе. Нарушеніе такой священной вещи погубило бы меня безъ возврата. Однакожъ я не могу безъ досады вспомнить, что она проводитъ цѣлые дни въ изъясненіи письмами того, что между нами происходитъ, въ то время, какъ я подъ одной крышкой наблюдаю такую скромность, которая скрываетъ отъ меня причину етой переписки можетъ быть вредной всѣмъ моимъ видамъ.
Какъ ты думаешь, Белфордъ? Не раскроить ли голову разнощику, когда онъ приидетъ съ письмами къ моей красавицѣ, или къ дѣвицѣ Гове? Предпринять его подкупить и не имѣть успѣха, будетъ моя пагуба. Етотъ человѣкъ, кажется сотворенъ для бѣдности, и столь покоенъ въ своемъ состояніи, что, имѣя сего дни что пить и ѣсть, не старается завтра жить роскошнѣе. Какоежъ средство подкупить нещастнаго, который не имѣетъ ни желаній, ни честолюбія? Между тѣмъ бездѣльникъ проводитъ половину жизни, а другая для него къ тягость. Ежели бы я его убилъ, не ужели бы отвѣчалъ за цѣлую жизнь? Государственный Министръ не такъ бы долго торговался, но пускай его живетъ. Ты знаешь, любезный другъ, что большая часть моей злости состоитъ въ оказаніи искуства къ выдумкамъ, и что отъ меня бы зависѣло быть злымъ человѣкомъ, естьли бы я хотѣлъ.
(Тутъ онъ припоминаетъ разныя выраженія Клариссы, которыя сильно уязвили его гордость, съ угрозами отплатить ей при случаѣ. Онъ восхищается своими предложеніями, которыхъ выдаетъ всѣхъ за хитрости, а особливо то, что бы взять на время служанку дѣвицы Гове до пріѣзда Анны, и продолжаетъ.)
Ты видишь, Белфордъ, что красавица моя не можетъ вообразить, что бы даже дѣвица Гове была кукла, которую я ворочаю на проволокѣ моими пружинами чрезъ двое или трое рукъ; обмануть двухъ женщинъ такого рода, которыя думаютъ быть о всемъ свѣдущими, воспользоваться гордостію и злобою отцовъ и матерей, что бы привести ихъ въ выгодное мнѣ движеніе, и дѣлать ихъ своей игрушкою въ то время, когда они думаютъ мнѣ причинять великія огорченія; какое прекрасное мщеніе. Что скажешь ты о моей Богинѣ? Которая, на сомнѣніе мое, что братъ ея участвуетъ въ гнѣвѣ госпожи Гове, отвѣчаетъ, что она сама того опасается; ибо дядя ея не возбуждалъ бы противъ нее госпожу Гове. Любезная моя! Какая невинность.
Однакожъ не приписывай мнѣ даже злобу ея семейства; она питаетъ сердца всѣхъ Гарловыхъ. Я только употребляю ихъ оружіе. Естьли бы ихъ оставить собственному стремленію, можетъ быть мщеніе бы ихъ употребило мечь, огонь, или помощь правосудія; но я къ статѣ управляю дѣйствіями ихъ ненависти, и естьли дѣлаю не много зла; то для того, что бы предупредить большее зло.
Надо было довести безподобную Клариссу, что бы она сама предложила желаніе свое ѣхать въ Лондонъ. Для того мнѣ показалось лучше говорить ей опять про Виндзоръ. Когда тебѣ хочется заставить женщину сдѣлать что нибудь; то предлагай ей совсѣмъ иное. Вотъ женщины! Вотъ каковы онѣ! Утверждаю то подъ проклятіемъ. Чтожъ выходитъ? Онѣ доводятъ насъ до крайности притворяться съ ними; а когда онѣ остаются въ дурахъ; то жалуются на честнаго человѣка, который умѣлъ воспользоваться только ихъ оружіемъ..
Я съ трудомъ могъ удержаться отъ радости. Полно, полно, сказалъ я самъ въ себѣ, надо прибѣгнуть къ умѣренности. Кашель подъ ту пору помогъ мнѣ весьма къ статѣ. Потомъ, оборотясь къ ней, съ самымъ холоднымъ видомъ, я дождался, пока она кончила рѣчь; и вмѣсто того, что бы говорить о Лондонѣ, я посовѣтовалъ ей выписать госпожу Нортонъ.
Какъ я увѣренъ, что она опасается быть мнѣ одолженною согласившись на сіе предложеніе, я бы могъ обѣщать столько добра етой женщинѣ и ея сыну, что одна ета причина заставила бы ее перемѣнить мысли; не для того, какъ тебѣ извѣстно, что бы избѣгнуть издержекъ; но для того, что я никакъ не намѣренъ доставить ей сотоварищество госпожи Нортонъ. Для меня бы все равно было видѣть съ нею мать ея или тетку Гервей. Естьли бы Аннѣ позволяло здоровье, я бы лучше согласился ее привезти. За чѣмъ бы содержать мнѣ троихъ мошенниковъ праздныхъ слугъ, естьли бы имъ не волочиться за дѣвками, и жениться даже, когда я заблаго разсужу.
Право, я очень доволенъ моими распоряженіями. Каждый часъ долженъ умножать успѣхи мои въ сердцѣ етой гордой красоты. Но учтивость мою я простиралъ до тѣхъ поръ, пока нужно мнѣ было, что бы заставить себя бояться, и что бы дать ей почувствовать, что я не томный любовникъ. Теперь же малѣйшія вѣжливости будутъ удвоивать мою власть. Первыя будущія мои старанія состоятъ въ томъ, что бы получить признаніе ея тайной любви, или покрайней мѣрѣ предпочтеніе меня всѣмъ мущинамъ; послѣ чего щастливая минута будетъ отъ меня недалеко. Признанное предпочтеніе уполномочиваетъ вольности. Одна вольность производитъ другую. Естьли моя Богиня меня назоветъ малодушнымъ, неблагодарнымъ; я ее назову жестокою. Ето имя непротивно женщинамъ. Сколько разъ упрекалъ я ихъ въ жестокости для ласканія ихъ гордости въ то время, когда все отъ нихъ получалъ.
Когда я предложилъ твои комнаты для подтвержденія, что другихъ не знаю, мое намѣреніе было единственно, что бы ее встревожить. Госножа Осгодъ съ лишкомъ добродѣтельная женщина, и которая бы сдѣлалась скорѣе ея пріятелемъ, нежели моимъ: но я хотѣлъ ей дать поводъ, что бы она возмнила высоко о своей проницательности. Когда я копаю яму, мое удовольствіе состоитъ въ томъ, что бы моя добыча упала въ нее съ довѣренностію и съ открытыми глазами. Человѣкъ, который смотритъ съ верьху, имѣетъ право сказать тогда: Ахъ любезная! Какимъ образомъ ты сюда попала?
Сей часъ я получилъ новыя извѣстія чрезъ моего честнаго Осипа. Ты знаешь приключеніе бѣдной дѣвицы Бетертонъ Нотингамъ. Жамесъ Гарловъ старается возжечь вновь противъ меня гнѣвъ етой фамиліи. Всѣ Гарловы съ нѣкотораго времени употребляютъ всевозможныя усилія, что бы проникнуть истинну етого произшествія; и безумные рѣшилися на конецъ имъ воспользоваться. Голова моя занимается теперь, что бы изъ Жамеса сдѣлать остраго и бойкаго малого, и что бы всѣ хитрости его повернуть потомъ со славою въ мою выгоду; ибо мнѣ кажется, что красавица моя намѣрена меня удалить, какъ скоро пріѣдемъ къ Лондонъ. Какъ время придетъ, я тебѣ сообщу письмо Осипа и то, которое я къ нему напишу. Твоему другу довольно узнать какое либо злоумышленіе, что бы его уничтожить и опрокинуть на голову самаго злоумышленника.
Осипъ еще кажется переборчивъ; но я знаю, что онъ чрезъ свои затрудненія и щекотливость, хочетъ въ моихъ глазахъ увеличить единственно цѣну услугъ своихъ. Ахъ! Белфордъ, Белфордъ! Какое множество самыхъ подлыхъ развращеній въ человѣческой природѣ, въ бѣдномъ равно, какъ и въ богатомъ..
У тебя семейство непримиримое. Новое посѣщеніе дяди твоего Антонина, не только утвердило матушку въ сопротивленіи на нашу переписку, но заставило ее принять почти всѣ его правила.
Перейдемъ къ другой матеріи. Ты защищаешь г. Гикмана весьма великодушно. Можетъ быть я поступила съ нимъ такъ, какъ мнѣ случается. Иногда въ пѣніи, то есть брать нѣсколько тоновъ выше и все продолжать безъ остановки, хотя и должна я принуждать свой голосъ; но чрезъ то онъ на вѣрное сдѣлается почтительнѣе; и ты мнѣ говорила, что нравы, которыхъ можно унизить дурнымъ обхожденіемъ, дѣлаются наглыми, какъ скоро съ ними поступаютъ лучше. И такъ добрый и важный г. Гикманъ. Не много подалѣе, покорно прошу; вы мнѣ поставили жертвенникъ, и я надѣюсь, что вы не откажетесь дѣлать передъ нимъ всегдашнія ваши колѣнопреклоненія.
Но ты спрашиваешь, такъ ли бы я поступала съ г. Ловеласомъ, какъ съ г. Гикманомъ? И дѣйствительно, моя любезная, я думаю, что не такъ. Я разсматривала весьма внимательно ету сторону любовнаго поведенія въ обоихъ полахъ, и я тебѣ открою чистосердечно заключеніе моихъ размышленій. Я заключила, что со стороны мущинъ нужна вѣжливость даже чрезвычайная, что бы намъ понравиться въ первый разъ, и что бы потомъ съ нашего согласія наложить на насъ иго, котораго неравенство съ лишкомъ чувствительно. По совѣсти, я сомнѣваюсь, не нужна ли имъ малая смѣсь нахальства, что бы подержать себя въ нашемъ уваженіи, когда они его пріобрѣли. Они не должны открывать намъ, что мы можемъ обходиться съ ними, какъ съ дураками. Впрочемъ я думаю, что съ лишкомъ одинакая любовь, то есть страсть безъ шиповъ, или другими словами, страсть безъ страсти, походитъ на тѣ сонные ручьи, гдѣ не увидишь ни соломенки въ движеніи; но внушаемый страхъ, и даже ненависть, производятъ совсѣмъ противные чувствованія.
Ежели справедливо то, что я говорю, Ловеласъ, показавшись прежде самымъ учтивымъ и почтительнымъ человѣкомъ, слѣдовалъ истинному правилу. Вспыльчивость оказанная имъ послѣ, его наклонность къ обидѣ и способность къ усмиренію себя, а особливо въ человѣкѣ, который извѣстенъ своимъ разумомъ и храбростію, способнымъ мнѣ кажется къ питанію живѣйшей страсти въ женщинѣ, и постепенно ее утомляя, въ состояніи довести до нѣкоего рода несопротивленія, которое не много отличествуетъ отъ повиновенія желаемаго свирѣпымъ мужемъ отъ жены своей.
И въ самомъ дѣлѣ, мнѣ кажется, что различное поведеніе нашихъ двухъ героевъ съ своими Героинями, показываетъ истинну сего ученія самымъ опытомъ. Что до меня, я такъ привыкла къ томности, къ низкимъ угожденіямъ и покорности моего Героя, что другаго отъ него не ожидаю, какъ вздоховъ и поклоновъ; и я такъ мало трогаюсь его глупыми привѣтствіями, что часто прибѣгаю къ моему Клавесину, что бы оживить себя, или его заставить молчать. Напротивъ, красавица Ловеласа, держи ухо остро! и огонь обхожденія и разговоровъ его безъ престанно сыплется искрами.
Твои споры и примиренія съ нимъ оправдываютъ сіе примѣчаніе. Я дѣйствительно думаю, что естьли бы г. Гикманъ имѣлъ даръ поддерживать мое вниманіе на подобіе твоего Ловеласа, то я бы давно была его женою; но ему должно было начать такимъ образомъ; теперь уже поздно о томъ думать. Никогда, никогда онъ не оправится; пусть будетъ въ томъ увѣренъ. Его участь, представлять дурака по самый день нашей свадьбы; а что всего хуже, быть осуждену къ повиновенію до послѣдняго издыханія.
Бѣдный Гикманъ! Можетъ быть ты скажешь; меня называли иногда какъ и ты другихъ звала. Бѣдный Гикманъ и я скажу.
Ты удивляешься, моя любезная, что г. Ловеласъ не показалъ тебѣ писемъ отъ тетки и двоюродной своей сестры пріѣхавши изъ Виндзора; я также не одобряю, что онъ пропустилъ одну минуту не сообщивъ тебѣ такихъ любопытныхъ извѣстій, и которые имѣютъ такъ много сношенія съ настоящими приключеніями. Ета уловка показать ихъ на другой день, когда ты была на него разгнѣванна, кажется увѣряетъ, что ихъ сохранялъ для случая, что бы съ тобою чрезъ нихъ помириться, а изъ того заключи, что предвидѣна была причина къ гнѣву. Изъ всѣхъ обстоятельствъ произшедшихъ съ тобою со времени того, какъ ты съ нимъ, ето мнѣ наиболѣе не нравится. Оно можетъ казаться малымъ для глазъ равнодушныхъ; но въ моихъ, довольно, что бы оправдать всѣ твои предосторожности. Однакожъ я также думаю, что письмо госпожи Гремъ къ сестрѣ своей, повтореніе объ Аннѣ, о одной дочери вдовы твоей Сорлнигсъ, а особливо о госпожѣ Нортонъ, дѣлаютъ въ тебѣ пріятный перевѣсъ. Какой вѣтренникъ! можно ли объявить въ вечеру о письмахъ, и не предложить ихъ тебѣ прочитать? Я не знаю, что мнѣ о немъ думать.
Я съ радостію читала то, что родственницы его пишутъ, тѣмъ болѣе, что я велѣла еще о нихъ распрашивать, и узнала, что все семейство ихъ ожидаетъ съ великимъ нетерпѣніемъ твоего союза.
Мнѣ кажется, что нѣтъ основательнаго возраженія на твое путешесшвіе въ Лондонъ. Тамъ, какъ въ средоточіи, ты будешь въ состояніи получать отъ всюду извѣстія, и сама можешь всѣхъ увѣдомлять. Тамъ ты испытаешь чистосердечіе твоего неотступнаго человѣка, или отсудствемъ, которое онъ на себя наложилъ, или другими подобными опытами; но дѣйствительно, моя любезная, я думаю, что посѣшнѣе всего нужна ваша свадьба. Ты можешь испытать (что бы сказать только, что ты испытывала) расположенія твоего семейства; но какъ скоро оно откажется отъ твоихъ предложеній, то покорись подъ иго Ловеласа, и сколько возможно будетъ употребляй его въ свою пользу. Онъ бы былъ лютый Тигръ, естьли бы довелъ тебя до крайности изъясняться. Однакожъ мое мнѣніе такое, что бы ты не много преклонялась. Помни, что онъ не можетъ терпѣть и тѣни презрѣнія.
Вотъ одно его правило, которое относилось ко мнѣ. ,,Женщина, которая разполагается поздно или рано выборъ свой остановить на одномъ мущинѣ, должна дать знать, для собственной своей пользы, что она отличаетъ своего обожателя отъ общаго стада.,,
Пересказать ли тебѣ еще одно его прекрасное опредѣленіе изъясненное вольнымъ его слогомъ и подтвержденное тѣлодвиженіемъ рѣчи приличнымъ? ,,Несмотря на малую разборчивость въ немъ полагаемую, чортъ меня возьми говоритъ онъ, естьли онъ женится на первой Принцессѣ цѣлаго свѣта, и усмотритъ что она колебалась хотя одну минуту въ выборѣ между имъ и Императоромъ.,,
Однимъ словомъ, всѣ ожидаютъ вашего соединенія. Всѣ увѣрены, что ты оставила отцовской домъ единственно съ тѣмъ намѣреніемъ. Чѣмъ болѣе отсрочивается ваша свадьба, тѣмъ меньше въ глазахъ свѣта правдоподобія оправдать тебя могутъ. Твои родственники не будутъ виноваты, естьли твоя добрая слава станетъ опорочиваема между тѣмъ, какъ ты еще не вышла замужъ. Твой дядя Антонинъ разглашаетъ о тебѣ весьма грубо, основываясь на прежнемъ поведеніи и нравахъ г. Ловеласа; но по сіе время твой удивительный нравъ былъ лѣкарствомъ противъ яда. Болтуны въ презреніи, и возбуждаютъ противъ себя негодованіе.
Я пишу со многими перерывками. Ты примѣтишь, что письмо мое за марано и изломано, потому, что нечаянный приходъ матушкинъ принуждаетъ меня часто прятать его за шею. Я тебя увѣряю, что мы имѣли между собой изрядную перепалку. Нѣтъ нужды тебя обременять расказываніемъ… Но дѣйствительно… посмотримъ, посмотримъ…..
Твоя Анна не можетъ къ тебѣ пріѣхать. Бѣдная дѣвка уже двѣ недѣли какъ страдаетъ кашлемъ, который не дозволяетъ ей безъ боли повернуться. Она облилась слезами, когда я ей объявила твое желаніе опять взять ее къ себѣ. Она щитаетъ себя вдвое нещастною, что не можетъ ѣхать къ любезной своей госпожѣ. Естьли бы матушка согласна была со мною, г. Ловеласъ не первый предложилъ бы тебѣ мою Китти въ ожиданіи Аниы. Я чувствую, сколько непріятности видѣть все чужихъ людей около себя и получать отъ нихъ услуги; но твоя кротость вездѣ пріобрѣтетъ тебѣ вѣрныхъ слугъ.
Оставлю тебя слѣдовать своимъ мыслямъ. Однакожъ со стороны денегъ и платья, естьли ты себя подвергнешь какому безпокойствію, которое бы я упредить могла, я тебѣ въ жизнь того не прощу. Матушку мою, [естьли ты симъ возразить можешь,] не нужно о томъ увѣдомлять.
Первое твое письмо будетъ конечно изъ Лондона. Надпиши его и послѣдующія до новаго извѣстія, къ г. Гикману, в собственномъ его домѣ. Онъ тебѣ совершенно преданъ. Не безпокойся много о пристрастіи и предубѣжденіяхъ матушки. Мнѣ кажется, что я не въ кукольныхъ лѣтахъ.
Пусть небо призираетъ тебя! и доставитъ тебѣ щастіе, котораго ты стоишь! въ семъ состоятъ желанія твоего искренняго друга,
Я весьма рада, моя любезная, что ты согласна на отъѣздъ мой въ Лондонъ. Твои домашніе раздоры причиняютъ мнѣ великое огорченіе. Я ласкаю себя, что воображеніе мое ихъ увеличиваетъ; но я заклинаю тебя сообщить мнѣ всѣ обстоятельства той ссоры, которую ты называешь изрядною перепалкою. Я привыкла къ твоимъ рѣчамъ. Какую бы жестокость матушка твоя ни имѣла ко мнѣ, когда ты обо всемъ меня увѣдомишь, я буду спокойнѣе. Преступники должны скорѣе стенать о погрѣшностяхъ своихъ, нежели обижаться упреками, которыя они на себя навлекаютъ.
Естьли я буду обязана когда либо во всемъ Королевствѣ денежными одолженіями, то навѣрное никѣмъ другимъ, какъ тобою. Ты говоришь, не нужно о томъ знать матери твоей, когда ты меня одолжаешь. Скажи на противъ того, что она должна знать, когда я что получаю, и когда ея любопытство станетъ отъ тебя требовать признанія. Захочешь ли ты солгать или обмануть? Я бы желала, что бы она въ разсужденіи сего не безпокоилась. Прости меня, моя любезная… но мнѣ извѣстно… однакожъ она прежде была обо мнѣ лучшаго мнѣнія. О дерзкій поступокъ! Сколько раскаянія ты изъ меня извлекаешь! еще повторяю, прости меня. Природная и приличная гордость, иногда показывается даже въ уничижительномъ состояніи, но во мнѣ она совсѣмъ уничтожена.
Для меня весьма огорчительно что достойная моя Анна не можетъ пріѣхать; я столько же сожалѣю о ея болѣзни, какъ и о томъ, что я обманута въ моемъ ожиданіи. Любезная моя Гове! какъ ты напрашиваешься одолжить меня, и какъ ты сочла бы за гордость, естьли бы я во все отвергала твои предложенія; то прошу тебя дать отъ меня етой бѣдной двѣ гвинеи.
Естьли мнѣ не остается, какъ ты сказываешь, другаго прибѣжища, какъ замужство, я нахожу утѣшеніе въ томъ, что родственники Г. Ловеласа не презираютъ бѣглую дочь, чего бы я могла опасаться отъ гордости ихъ высокой породы и чиновъ.
Но какъ жестокъ мой дядя! Ахъ! моя любезная, какое звѣрство выдумывать… трепетаніе сердца моего сообщается перу, и не дозволяетъ мнѣ продолжать письма. Естьли они всѣ въ тѣхъ же мысляхъ, неудивительно видѣть ихъ непримиримыми. Вотъ, вотъ дѣла брата моего! Я узнаю звѣрскія его подозрѣнія. Да отпустить небо ему! въ семь молитва раздраженной сестры его.
- ↑ Въ одномъ письмѣ Г. Ловеласа, сказано было, что онъ обѣщался Леману написать таковое письмо, что и стоило ему токмо переписать.
- ↑ Два стишка взятые изъ Англинской комедіи.
- ↑ Г. Ловеласъ не лучше отгадалъ приводя оное изъ Сократа. Сей стихъ взятъ не изъ Соломона а Екклезіаста, глава 25 я.
- ↑ Сочинители, которые пишутъ о таинствахъ священнаго писанія.
- ↑ Это слово Анны Гове въ прежнемъ письмѣ
- ↑ Одна Лондонская площадь.