С.-Петербургъ
править
Донъ Жуанъ въ Неаполѣ.
правитьпамяти дорогого пріятеля
Василія Пантелеймоновича
Дѣйствующія лица.
правитьМаркизъ Донъ Жуанъ ди Маранья.
Лепорелло, подъ именемъ дона Эджидіо Ратацци.
Габріэлла, его жена.
Кривая Маріанна, ея служанка.
Донъ Ринальдо.
Джузеппе, нищій.
Францъ, нѣмецъ, денщикъ.
Тетушка Джіованна.
Второй нищій, Обыватель, Второй обыватель, Разный народъ — Они же въ «Прологѣ» — Голоса изъ публики.
Прологъ,
правитьКРИВАЯ МАРІАННА. Почтеннѣйшіе зрители! Если, вопреки старыхъ обычаевъ, выхожу Прологомъ я, женщина, тому двѣ причины. Первая, чтобы вы не приняли прологъ за помощника режиссера, вышедшаго извиняться въ болѣзни одного изъ артистовъ. Вторая, чтобы вы ни секунды не думали, что будетъ представлена опера «Паяцы». Сверхъ того, авторъ пьесы отчаянный феминистъ. Если бы была его воля, онъ заполнилъ бы женщинами Государственную Думу, Совѣтъ, Сенатъ и всѣ министерскіе посты. За невозможностью лучшаго, онъ жертвуетъ на алтарь феминизма хоть это малое — выпускаетъ женщину Прологомъ въ своей комедіи.
Правду говоря, мы могли бы обойтись вовсе безъ пролога. Но авторъ старомодный человѣкъ, привыкшій къ старомоднымъ средствамъ. Напрасно я увѣряла его, что въ наши образованные дни успѣхъ пьесы тѣмъ вѣрнѣе, чѣмъ она для публики непонятнѣе. Онъ отвѣчалъ мнѣ, что предпочитаетъ быть освистаннымъ за то, что публика пойметъ до послѣдняго слова, чѣмъ увѣнчаться лаврами за многозначительность, непостижимую для смертныхъ.
Мы не задаемся большими и новыми планами. Предъ вами пройдетъ, въ условіяхъ трехъ единствъ, несложная комедія о безобразномъ мужѣ, обманутомъ хорошенькою женою, о красавицѣ, ищущей свободной любви сквозь ревнивыя рѣшетки, о любовникахъ и воздыхателяхъ, плутоватыхъ служанкахъ, пронырливыхъ посредникахъ. Ради всего этого встанетъ изъ гроба и выйдетъ на сцену знаменитый обольститель, который побѣждалъ женщинъ тѣмъ, что открывалъ имъ веселье любви въ то время, какъ другіе предлагали только посеребренное рабство.
ГОЛОСЪ ИЗЪ ПУБЛИКИ. Старо, какъ міръ!
МАРІАНА. Какъ?
ГОЛОСЪ ИЗЪ ПУБЛИКИ. Я говорю: старо, какъ міръ. Скажите что-нибудь поновѣе!
МАРІАННА. Вы совершенно правы, милостивый государь мой. Старо, какъ міръ, и пора бы старику-міру обновить это, да, вотъ, къ сожалѣнію, не обновляется. А замѣчено, что новыхъ словъ не бываетъ слышно тамъ, гдѣ не творится новыхъ дѣлъ.
ДРУГОЙ ГОЛОСЪ ИЗЪ ПУБЛИКИ. Если бы и обновилось, цензура не допуститъ къ представленію.
МАРІАННА. Я боюсь, что наши женщины не покажутся вамъ ни очень умными, ни очень честными, ни очень кроткими, ни очень добродѣтельными. Ахъ, господа! ихъ ли вина? Женщина въ мірѣ не натура, но продуктъ, а продуктъ зависитъ не столько отъ матеріала, сколько отъ добросовѣстности производителей.
ТРЕТІЙ ГОЛОСЪ ИЗЪ ПУБЛИКИ. Скажите еще, что во всемъ виновато Адамово ребро!
МАРІАННА. И сказала бы, если бы не видѣла вонъ тамъ рта, разинутаго, чтобы опять гаркнуть: «старо, какъ міръ».
ПОЛИЦЕЙСКІЙ ПРИСТАВЪ ИЗЪ ПУБЛИКИ. Позвольте, сударыня. Вы вышли говорить прологъ, а между тѣмъ устраиваете митингъ!
МАРІАННА. Лишь два слова!.. Быть можетъ, вашимъ чувствамъ, пріученнымъ къ сюжетамъ мрачнымъ, словамъ высокопарнымъ, жестамъ таинственнымъ, наша пьеса покажется нѣсколько легкомысленною. Однако, увѣряю васъ: несмотря на нашу улыбчивость, мы серьезны, какъ неокантіанскій философъ, глубоки, какъ артезіанскій колодезь, и вооружены самыми благими намѣреніями, которыя непремѣнно оправдаемъ въ концѣ, жестоко наказавъ порокъ и наградивъ торжествомъ добродѣтель. Если вы опять крикнете, что это старо, я не стану спорить, но горестно вздохну о вѣкѣ, настолько развращенномъ, что уже не хочетъ даже и слышать о торжествѣ добродѣтели… Итакъ — мы начинаемъ!
Дѣйствіе первое.
правитьДѣйствіе первое.
правитьПривычка вторая натура.
правитьГАБРІЭЛЛА. Оставьте меня, синьоръ. Ваше поведеніе слишкомъ дерзко. Вотъ уже третій день вы преслѣдуете меня. Я не могу выйти на улицу безъ того, чтобы сейчасъ же не встрѣтить вашего влюбленнаго взгляда.
ДОНЪ ЖУАНЪ. А вы замѣтили, что онъ влюбленный? Это хорошо.
ГАБРІЭЛЛА. Я не дѣвочка, замужняя женщина. Прежде, чѣмъ выйти замужъ, я отказала семнадцати женихамъ, а признаній въ любви имѣла больше, чѣмъ звѣздъ на небѣ. Мнѣ пора научиться языку взглядовъ.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Браво, синьора. Понятливость — послѣ податливости — драгоцѣннѣйшее качество въ женщинѣ. Дѣйствительно, я, вотъ уже треггій день, — какъ превосходно вы запомнили, — ищу возможности высказать вамъ мои чувства. Встрѣтивъ васъ на Толедо, я сказалъ себѣ: чортъ возьми, Альваръ, — меня зовутъ Альваромъ, синьора, я унтеръ-офицеръ гвардіи его высочества вице-короля.
ГАБРІЭЛЛА. Довольно же вы засидѣлись въ нижнихъ чинахъ.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Вы находите меня старымъ?
ГАБРІЭЛЛА. Для мужчины — нѣтъ, для унтеръ-офицера — да.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Тугое производство, синьора. Если бы я прикомандировался къ штабу, то давно былъ бы полковникомъ. Но я имѣлъ глупость заслуживать чины мечомъ на поляхъ сраженій.
ГАБРІЭЛЛА. Вы были на войнѣ? Это интересно.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Какъ же. Я участвовалъ въ африканскомъ походѣ генерала Делла Перниче и очень отличился при его знаменитомъ отступленіи.
ГАБРІЭЛЛА. Я предпочла бы, чтобы вы отличились при наступленіи.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Что дѣлать, синьора? Мы слѣдовали плану нашего полководца. У него былъ превосходный планъ — отступать, покуда мы не очутимся въ тылу у непріятеля.
ГАБРІЭЛЛА. Какъ бы это могло быть?
ДОНЪ ЖУАНЪ. Очень просто, синьора. Стоило только промаршировать вокругъ земного шара. Тогда наступающій непріятель оказывается — впереди, а мы, отступающіе, позади. Отступленіе становится наступленіемъ, и мы дуемъ врага напропалѵю.
ГАБРІЭЛЛА. Однако войну-то вы проиграли.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Исключительно потому, что слишкомъ рано наткнулись на Атлантическій океанъ, а непріятель былъ такъ невѣжливъ, что разбилъ насъ, не давъ генералу придумать, какимъ способомъ переправить насъ въ Мексику… До третьяго дня, я, какъ солдатъ, былъ оскорбленъ и горевалъ, что мы слишкомъ поспѣшили заключить миръ. Но, увидавъ васъ, синьора, — чортъ возьми, Альваръ! сказалъ я себѣ. Если ты не хочешь впасть въ чахотку отъ вздоховъ, ты послѣдуешь за этой таинственной красавицею, узнаешь, кто она такая, гдѣ она живетъ, заговоришь съ нею и объяснишь, что ты не въ силахъ жить безъ нея, а умирать не имѣешь ни малѣйшаго желанія. Ты скажешь ей: синьора, пожалѣйте свое отечество, не лишайте его храбраго солдата, а гвардію вице-короля лучшаго ея украшенія. Полюбите храбраго Альаара, потому что иначе храбрый Альваръ далъ честное слово…
ГАБРІЭЛЛА. Убить себя, не правда ли?
ДОНЪ ЖУАНЪ. Это почему?
ГАБРІЭЛЛА. Да несчастно влюбленные обыкновенно себя убиваютъ.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Терпѣть не могу ничего обыкновеннаго. Мнѣ ничуть не страшно умереть за васъ, но я останусь жить именно затѣмъ, чтобы сохранить оригинальность.
ГАБРІЭЛЛА. Но если вы не можете жить безъ меня?
ДОНЪ ЖУАНЪ. Изъ этого слѣдуетъ лишь, что я долженъ жить съ вами.
ГАБРІЭЛЛА. Вы злоупотребляете моимъ терпѣніемъ, а я слишкомъ неосторожна, что васъ слушаю.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Я не нравлюсь вамъ? Я не довольно красивъ, чтобы завоевать ваше сердце?
ГАБРІЭЛЛА. Что красота? Говорятъ, что всякій мужчина, который немножко лучше чорта, уже красавецъ, а вы, синьоръ, конечно, очень и очень получше чорта.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Тогда — за чѣмъ остановка?
ГАБРІЭЛЛА. Только за тѣмъ, синьоръ, что я добродѣтельная женщина.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Это ничего. Всѣ женщины, которыхъ я любилъ, до меня были добродѣтельны. Но я довольно успѣшно исправлялъ ихъ отъ этого порока…
ГАБРІЭЛЛА. Вы такой шутъ, что на васъ нельзя даже сердиться…
ДОНЪ ЖУАНЪ. Сказала она, падая въ его объятія…
ГАБРІЭЛЛА. Нѣтъ, нѣтъ, подальше руки. Мой веселый нравъ позволяетъ мнѣ слушать ваши шутки, но я не изъ тѣхъ, за какую вы меня принимаете.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Я принимаю васъ за самую очаровательную женщину въ Неаполѣ.
ГАБРІЭЛЛА. Примите еще за самую честную — и вы совсѣмъ мнѣ угодите.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Вы замужемъ?
ГАБРІЭЛЛА. О, да.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Это вашъ домъ?
ГАБРІЭЛЛА. Положимъ.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Вашъ мужъ старъ, ревнивъ, глупъ, плѣшивъ, у него красный носъ и поврежденкныя подагрою ноги? вы его терпѣть не можете, васъ тошнитъ отъ его нѣжностей?…
ГАБРІЭЛЛА. Синьоръ Альваръ!
ДОНЪ ЖУАНЪ. Признайтесь, что я разсказалъ вамъ вашу жизнь, какъ по-писанному.
ГАБРІЭЛЛА. Вы знаете моего мужа?
ДОНЪ ЖУАНЪ. Какъ я могу знать его, когда мнѣ неизвѣстно даже ваше имя?
ГАБРІЭЛЛА. Откуда же въ такомъ слуачаѣ…
ДОНЪ ЖУАНЪ. Опытность, синьора. Что онъ ревнивъ, мнѣ подсказали эти ставни и болты, это вооруженіе дома, точно крѣпости, — въ мирное время, на самой веселой и людной улицѣ. Что вы его не любите, доказываетъ мнѣ то обстоятельство, что, несмотря на болты и ставни, вы одна на улицѣ, безъ провожатаго и служанки, и не очень сердитесь на болтовню вашего покорнаго слуги. Этотъ кварталъ — простонародный. А въ вашихъ манерахъ есть что-то, говорящее о средѣ высшей. Хотите, я разскажу вамъ вашу біографію?
ГАБРІЭЛЛА. Попробуйте, всевѣдущій оракулъ.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Вы — бѣдная дворянка, обломокъ старинной, но захудалой и разоренной фамиліи. Семья ваша осталась безъ хлѣба, а вы безъ надежды на достойныхъ васъ жениховъ. Въ это время подвернулся разбогатѣвшій выскочка-мѣщанинъ, охочій взять жену съ гербомъ и приличнымъ воспитаніемъ. Вашимъ роднымъ, да и вамъ самой, надоѣно изо дня въ день ѣсть макароны безъ масла… Остальное я сказалъ ужъ раньше. Если въ чемъ ошибся, исправьте.
ГАБРІЭЛЛА. Послушайте, вы или притворяетесь, что не знаете меня…
ДОНЪ ЖУАНЪ. Или?
ГАБРІЭЛЛА. Или вы — чортъ.
ДОНЪ ЖУАНЪ. А вамъ какъ больше нравится?
ГАБРІЭЛЛА. Ну, а если ваша проницательность обманула васъ и мой мужъ совсѣмъ не уродъ, а молодой, красивый, храбрый…
ДОНЪ ЖУАНЪ. Это при запертыхъ-то ставняхъ?
ГАБРІЭЛЛА. Если мы любимъ другъ друга?
ДОНЪ ЖУАНЪ. Это скитаясь-то безъ провожатаго по Толедо? Полно вамъ. А впрочемъ, въ такомъ случаѣ, ему же хуже.
ГАБРІЭЛЛА. Почему?
ДОНЪ ЖУАНЪ. Потому что я его убью. У меня ужъ такая система, синьора. Старымъ мужьямъ хорошенькихъ женъ я ставлю рога, а молодыхъ убиваю. Вамъ къ лицу трауръ, синьора… Изабелла, кажется?
ГАБРІЭЛЛА. Меня зовутъ Габріэлла.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Вотъ и прекрасно. Теперь намъ будетъ гораздо удобнѣе разговаривать.
ГАБРІЭЛЛА. Ахъ, я назвала себя…
ДОНЪ ЖУАНЪ. Итакъ, мадонна Габріэлла, мы представлены другъ другу, знаемъ, что мы другъ друга любимъ…
ГАБРІЭЛЛА. Говорите за себя, синьоръ Альнаръ, — я совсѣмъ этого не знаю.
ДОНЪ ЖУАНЪ….и ничто въ мірѣ не помѣшаетъ намъ быть счастливыми. Гдѣ я васъ встрѣчу въ слѣдующій разъ?
ГАБРІЭЛЛА. Надѣюсь, что лишь на томъ свѣтѣ.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Тамъ трудно будетъ найти другъ друга: слишкомъ многолюдное общество. при томъ, мы съ вами люди простые, а сейчасъ у смерти въ модѣ кардиналы, министры — люди государственные… Богъ съ нмми. Я не лѣзу въ знать и предпочитаю быть живымъ демократомъ, чѣмъ аристократическимъ покойникомъ. Не предпочтемъ ли мы тому свѣту гротъ Позилиппо?
ГАБРІЭЛЛА. Свиданіе? Синьоръ, вы оскорбляете женщину, не подавшую вамъ повода сомнѣваться въ порядочности.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Нѣтъ, это вы оскорбляете меня, предполагая, будто я способенъ любить женщину, сомнѣваясь въ ея порядочности. Я всю жизнь любилъ только порядочныхъ женщинъ, синьора, — и уже тотъ фактъ, что я васъ люблю, есть аттестатъ вашей порядочности. Вы можете получить его сегодня въ гротѣ Позилиппо — часъ назначьте сами.
ГАБРІЭЛЛА. Можно съ ума сойти, слушая этого человѣка. Довольно, синьоръ, прощайте.
ДОНЪ ЖУАНЪ. А отвѣтъ?
ГАБРІЭЛЛА. Какой отвѣтъ? что вы? Пошутили и довольно. Прощайте, веселый синьоръ Альваръ, прощайте! И если вы сдѣлаете мнѣ честь не узнавать меня при встрѣчахъ, вы дсставите мнѣ истинное удовольствіе. (Смѣясь, входитъ въ домъ.)
ДОНЪ ЖУАНЪ (вслѣдъ ей). О, разумѣется, синьора, не сомнѣвайтесь въ моей скромности. Я не изъ тѣхъ хвастуновъ, что прибиваютъ вывѣски къ дверямъ своей любви. Мы съ вами будемъ счастливы про себя, молча.
ДОНЪ ЖУАНЪ (одинъ). Хороша, дьявольски хороша, эта Габріэлла. Она похожа на стрѣлу, только что сорвавшуюся съ тетивы: прямая, гибкая, быстрая, трепещущая и язвительная. Эта мѣщаночка сильно зацѣпила мое сердце, и мнѣ не хотѣлось бы отъ нея отказаться. Что она добродѣтельна — это вздоръ. Добродѣтель такъ же плохо защищаетъ женщину отъ любви, какъ гранитъ крѣпость отъ бомбардировки. Ядра — нипочемъ мягкимъ землянымъ валамъ, но гранитная обшивка летитъ отъ нихъ вдребезги. А вотъ что она и добродѣтельна, и шутлива — это очень скверно. Нѣтъ хуже этихъ смѣлыхъ женщинъ, которыя не боятся рѣчей любви, которыхъ не удивишь страстнымъ признаніемъ, и, въ то же время, онѣ всегда насторожѣ, не коснулась бы твоя рука ея руки, твое дыханіе не смѣшалось бы съ ея дыханіемъ.
НИЩІЙ. Во имя Санъ-Дженнаро и всѣхъ святыхъ Неаполя, синьоръ, пожертвуйте что-нибудь бѣдному глухонѣмому.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Чортъ возьми, твое нахальство стоитъ награды. На, лови, о, самый краснорѣчивый изъ всѣхъ глухонѣмыхъ на свѣтѣ!
НИЩІЙ. Благодарю, синьоръ, храни васъ Мадонна. А, проклятая память! Вѣчно перепутаю, какое у меня сегодня увѣчье…
ДОНЪ ЖУАНЪ. А у тебя ихъ много?
НИЩІЙ. Шесть, синьоръ, по числу буднихъ дней недѣли.
ДОНЪ ЖУАНЪ. А въ воскресенье?
НИЩІЙ. Въ воскресенье я надѣваю шелковый камзолъ и бархатный плащъ и, какъ всѣ порядочные люди, гуляю по Толедо.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Сегодня вторникъ.
НИЩІЙ. И слѣпъ, синьоръ. Слѣпъ, какъ кротъ, какъ сова при свѣтѣ солнца. Подайте бѣдному слѣпорожденному, не умѣющему даже отличить мужчины отъ женщины.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Вотъ тебѣ золотой — съ условіемъ, чтобы ты на сегодня исцѣлился отъ всѣхъ своихъ недуговъ.
НИЩІЙ. О, синьоръ, если бы доктора лѣчили такими лѣкарствами, я былъ бы здоровѣе мраморнаго Геркулеса. Я прозрѣлъ, синьоръ, и весь къ услугамъ вашей милости.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Ты постоянно нищенствуешь въ этомъ околоткѣ?
НИЩІЙ. Сорокъ лѣтъ, синьоръ. Кромѣ праздничныхъ дней, вы всегда можете встрѣтить меня на Санта Лючіи. Всѣ знаютъ горемычнаго Джузеппе, котораго Мадонна караетъ въ понедѣльникъ параличемъ, во вторникъ слѣпотою; въ среду я глухъ и нѣмъ, скньоръ; въ четвергъ одержимъ злѣйшею падучею; по пятницамъ, синьоръ, я вспоминаю, что, при осадѣ Рима Бурбономъ, мнѣ оторвало руку и ногу, а въ субботу на меня находитъ непостижимое слабоуміе.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Ты знаешь, слѣдовательно, кто хозяинъ этого дома?
НИЩІЙ. Не совѣтую вамъ водиться съ этымъ господиномъ, синьоръ.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Я хочу знать.
НИЩІЙ. Желалъ бы услужитъ вамъ чѣмъ-нибудь болѣе пріятнымъ, но разъ вы приказываете… это домъ кума Ратацци… ого-го? впрочемъ, по вашему мундиру судя, вы должны знать кума Ратацци; онъ тоже на службѣ у вице-короля.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Слыхалъ ли ты, что клобукъ не дѣлаетъ человѣка монахомъ? Не обращай вниманія на мой мундиръ.
НИЩІЙ. Слушаю, синьоръ. Кумъ Ратацци одинъ изъ вице-королевскихъ сбировъ. Но это секретъ, синьоръ. Для всѣхъ онъ — не сбиръ, но купецъ, торгующій москательнымъ товаромъ. Дрянь человѣкъ. Съ тѣхъ поръ, какъ онъ переселился въ этотъ переулокъ, я не видалъ отъ него ни единаго квартино.
ДОНЪ ЖУАНЪ. А, такъ онъ недавно здѣсь поселился?
НИЩІЙ. Да онъ и въ Неаполѣ-то недавно. Онъ испанецъ, синьоръ. Говорятъ, на родинѣ онъ былъ лакеемъ у какого-то знаменитаго барина, былъ вмѣстѣ съ нимъ компрометированъ въ политикѣ и бѣжалъ сюда подъ крылышко вице-короля, который имѣетъ странную страстишку — собирать къ себѣ на службу коллекцію всякой дряни.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Ты слишкомъ взыскателенъ. Нельзя же требовать, чтобы въ полиціи служили благородные рыцари, ученые профессора и принцы крови. Въ нѣкоторыхъ странахъ, говорятъ, и это бываетъ, но до Неаполя, слава Богу, еще не дошло.
НИЩІЙ. Насчетъ политики — это онъ вретъ, синьоръ, — не съ его рожею заниматься политикою: самая пасквильная рожа. Но что онъ былъ лакеемъ, это несомнѣнно: лакейство сквозитъ изъ каждой поры его тѣла. Я полагаю — вся его испанская политика состояла въ томъ, что онъ стибрилъ малую толику деньжишекъ изъ кассы своего барина. И подумать, что эта образина жената на самой красивой женщинѣ Неаполя.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Итакъ, его жена — эта дама…
НИЩІЙ. Которую вы преслѣдовали.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Ты видѣлъ?
НИЩІЙ. Не видѣлъ, синьоръ: сегодня вторникъ, — я слѣпъ и не имѣю права видѣть, но слухъ и чутье замѣняетъ мнѣ зрѣніе. Пошли вамъ, мадонна, успѣха.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Можешь ли ты снести вотъ эту записку въ Портичи?
НИЩІЙ. Сколько угодно, синьоръ. Если бы въ четвергъ — другое дѣло: въ четвергъ я буду разбитъ параличемъ.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Тамъ, во дворцѣ Эспартеро, ты спросишь дона Фернандо ди-Кустоцца.
НИЩІЙ. Слушаю, синьоръ.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Это я.
НИЩІЙ. Эччеленца!
ДОНЪ ЖУАНЪ. Ты найдешь моего денщика Франца, нѣмца, передашь ему записку и скажешь на словахъ, чтобы онъ немедленно шелъ сюда и ждалъ меня вонъ на томъ перекресткѣ. Вотъ еще золотой, — надѣюсь, онъ придастъ остроту твоему зрѣнію и возвратитъ быстроту твоимъ параличнымъ ногамъ. (Уходитъ.)
НИЩІЙ. Синьоръ, вы творите чудесъ больше, чѣмъ Санъ-Дженнаро. Лечу быстрѣе вѣтра. (Бѣжитъ и натыкается на входящихъ въ переулокъ Лепорелло и дона Ринальдо. Къ нимъ.) Чортъ бы васъ бралъ! Что вы, слѣпые, что ли? Чуть не сбили съ ногъ бѣднаго слѣпорожденнаго!
ЛЕПОРЕЛЛО. Итакъ, братъ мой, вы предполагаете…
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Не предполагаю, почтеннѣйшій донъ Эджидіо, но положительно утверждаю, что честь ваша въ опасности исчезнуть.
ЛЕПОРЕЛЛО. А этой опасности она у меня не испытывала даже, когда — царство небесное — покойный мой господинъ стегалъ меня хлыстомъ по спинѣ. Вообще, честь странная штука, донъ Ринальдо. Что она смѣется у тебя, только и узнаешь, когда она въ опасности исчезнуть. Въ обычное время она самая потаенная изъ всѣхъ невидимокъ.
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Жена ваша…
ЛЕПОРЕЛЛО. Добродѣтельная женщина, донъ Ринальдо, клянусь вамъ моею честью, которая въ опасности. Чрезвычайно добродѣтельная женщина. Когда я гляжу въ зеркало, то всегда думаю: будь я Габріэлла, я — чортъ возьми — не сумѣлъ бы остаться добродѣтельнымъ. Будь я собственною моею женою, я поставилъ бы рога самому себѣ, донъ Ринальдо.
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Ея добродѣтели никто у нея не отнимаетъ. Но знаете ли вы, что капля долбитъ камень? Упорное преслѣдованіе побѣждаетъ самую благонадежную добродѣтель. Нѣтъ женщины, донъ Эджидіо, которая устояла бы противъ хорошо влюбленнаго мужчины, разумѣется, если онъ не похожъ на всѣхъ звѣрей сразу.
ЛЕПОРЕЛЛО. Не говорите объ этомъ съ такою докторальностью, братъ мой. Ученаго учить — только портить… Вы еще бѣгали по Санта Лючіи маленькимъ амурчикомъ, не подозрѣвая, что на свѣтѣ есть не только черная сутана, но даже просто штанишки, а я уже былъ, по меньшей мѣрѣ, баккалавромъ нѣжной науки. И при чьей каѳедрѣ! О, мой покойный баринъ! Вотъ былъ профессоръ любви!
ДОНЪ РИНАЛЬДО. По назначенію?
ЛЕПОРЕЛЛО. За кого вы насъ принимаете? Всегда по избранію… Миръ его праху. Я сомнѣваюсь, что его грѣшная душа попала не то что въ рай, а хотя бы въ чистилище. Но, если онъ въ аду, и если у сатаны есть жена… не поздравляю я бѣднаго чорта: у него рѣжутся теперь новые рога.
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Вашъ бывшій господинъ…
ЛЕПОРЕЛЛО. Былъ единственнымъ человѣкомъ, донъ Ринальдо, опаснымъ моему супружескому счастью. Противъ всѣхъ остальныхъ я застрахованъ.
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Вотъ какъ! Любопытно знать, чѣмъ именно?
ЛЕПОРЕЛЛО. Во-первыхъ тѣмъ, что, какъ я уже имѣлъ честь вамъ замѣтить, жена моя добродѣтельная женщина.
ДОНЪ РИНАЛЬДО. А я уже имѣлъ честь замѣтить вамъ въ отвѣтъ, что добродѣтель жены вашей, какъ и всякая другая, граничитъ съ порокомъ. Учредите на границѣ зоркую таможню, чтобы амуръ не провезъ къ вамъ контрабанду.
ЛЕПОРЕЛЛО. Во-вторыхъ, тѣмъ, что, благодаря покойному барину, — нѣтъ въ Европѣ человѣка, болѣе меня постигшаго тайны любви. Я знаю всѣ штуки, всѣ хитрости и подвохи господъ ухаживателей за хорошенькими женами пожилыхъ мужей… Нѣтъ любовной мины, на которую я не не могъ бы отвѣтить контръ-миною, нѣтъ засады, которую я обратилъ бы на голову моего же врага. Э! да что тутъ толковать! Рога — для меня анахронизмъ. Они умерли въ ту ночь, когда черти взяли моего покойнаго господина.
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Однако, мужская красота…
ЛЕПОРЕЛЛО. Она умерла въ ту же печальную ночь, донъ Ринальдо.
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Печальную?
ЛЕПОРЕЛЛО. Ну, да, для моего господина. Послѣ него я уже не видалъ истинно красиваго мужчины.
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Сказать правду, донъ Эджидіо, я думаю, что соперничать съ вами можетъ и не истинно красивый мужчина.
ЛЕПОРЕЛЛО. Попробуйте!
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Женщины любятъ молодость, а вы таки порядкомъ стареньки.
ЛЕПОРЕЛЛО. Старъ, да пѣтухъ, говоритъ пословица.
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Лысина ваша тоже мало служитъ вамъ къ украшенію.
ЛЕПОРЕЛЛО. Богъ прибавляетъ людямъ лба за мудрость.
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Вы нѣсколько рябоваты.
ЛЕПОРЕЛЛО. И, тѣмъ не менѣе, миловиденъ.
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Не нахожу.
ЛЕПОРЕЛЛО. А я нахожу. Милый другъ, вы не знаете моей Габріэллы. Эта женщина не изъ тѣхъ вертушекъ, что продаютъ свою супружескую вѣрность за пару черныхъ усовъ и пѣсенку подъ аккомпаниментъ мандолины. Она цѣнитъ въ мужчинѣ только внутреннія достоинства.
ДОНЪ РИНАЛЬДО. А они у васъ есть?
ЛЕПОРЕЛЛО. Есть — вотъ, ей Богу, есть!
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Отчего же ихъ никто не видитъ?
ЛЕПОРЕЛЛО. Оттого, что, если бы всѣ видѣли мои внутреннія достоинства, они были бы уже не внутренними, а внѣшними. Я скроменъ, донъ Ринальдо, и держу свои достоинства про домашній обиходъ. Кто угощаетъ своими достоинствами постороннюю публику, у того они скоро расходуются. Габріэлла знаетъ меня слишкомъ хорошо и никогда не промѣняетъ на какого-нибудь щеголя съ перомъ.
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Однако, клянусь, что этого унтеръ-офицера она слушала съ удовольствіемъ. Онъ напѣвалъ ей свои пѣсенки отъ самого Толедо до нашего переулка.
ЛЕПОРЕЛЛО. И вы все время слѣдили за ними?
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Да.
ЛЕПОРЕЛЛО. По такой-то жарѣ?
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Чего не сдѣлаешь для пріятеля?
ЛЕПОРЕЛЛО. Особенно, если у пріятеля есть хорошенькая жена, за которою безуспѣшно ухаживаешь.
ДОНЪ РИНАЛЬДО. О, донъ Эджидіо!
ЛЕПОРЕЛЛО. И которую ревнуешь ко всякому встрѣчному.
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Какъ дурно вы толкуете мои добрыя намѣренія.
ЛЕПОРЕЛЛО. Въ томъ числѣ и къ ея собственному супругу.
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Если вы такъ понимаете мое участіе къ вамъ, то отчего вы не закроете для меня дверей своего дома?
ЛЕПОРЕЛЛО. Оттого, что нѣтъ лучшей страховки для мужа, какъ держать при женѣ такого влюбленнаго, котораго она терпѣть не можетъ.
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Гм! гм!
ЛЕПОРЕЛЛО. Несчастный влюбленный, донъ Ринальдо, подобенъ собакѣ на сѣнѣ: самъ не съѣстъ и другимъ не дастъ.
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Не слишкомъ ли вы самонадѣянны?
ЛЕПОРЕЛЛО. Развѣ вы не выслѣдили унтеръ-офицера?
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Положимъ.
ЛЕПОРЕЛЛО. И слѣдите, почтенный донъ Ринальдо, какъ можно пристальнѣе слѣдите! Не знаю, дѣлаетъ ли это вамъ честь, но мнѣ, во всякомъ случаѣ, доставляетъ удовольствіе,
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Чортъ бы васъ бралъ!
ЛЕПОРЕЛЛО. Какое благочестивое пожеланіе!
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Мое дѣло было предупредить васъ, ваше дѣло воспользоваться моимъ предостереженіемъ. Признаюсь, я былъ бы почти радъ, если бы ваша глупая самоувѣренность увѣнчалась достойнымъ васъ головнымъ уборомъ. (Уходитъ.)
ЛЕПОРЕЛЛО (одинъ). Этотъ сластолюбивый попенокъ перегрызетъ горло всякому, кто вздумаетъ смотрѣть на мою Габріэллу сладкими глазами. Если издохнетъ моя дворовая собака, онъ охотно сядетъ въ конуру, чтобы по ночамъ лаять на распѣвателей серенадъ. Однако, этотъ унтеръ-офицеръ что-то сильно тревожитъ его. Пойду и сдѣлаю Габріэллѣ осторожный допросъ… Я вѣрю ей, какъ этому солнцу, ходящему въ небѣ, но вѣдь и солнце затмевается.
ДОНЪ-ЖУАНЪ (входитъ). Простите, почтеннѣйшій… Лепорелло! ты ли это, старый мошенникъ?
ЛЕПОРЕЛЛО. Ба… ба… баринъ?.. Господи, что же это? Среди бѣлаго дня?.. Отойди отъ меня, сатана!
ДОНЪ ЖУАНЪ. Ты, кажется, принимаешь меня за привидѣніе?
ЛЕПОРЕЛЛО. И за очень приличное привидѣніе, не въ обиду будь сказано вашей милости…
ДОНЪ ЖУАНЪ. Ну, нѣтъ, братъ. Я живъ, я живѣе тебя. Поздороваемся, какъ порядочные люди.
ЛЕПОРЕЛЛО. О, синьоръ, мое сердце хочетъ выскочить отъ радости. Баринъ! мой добрый баринъ живъ, и въ Неаполѣ!.. Но, позвольте, синьоръ, по какому случаю вы живы?
ДОНЪ ЖУАНЪ. Вѣроятно, потому что не умеръ.
ЛЕПОРЕЛЛО. Но васъ взяли черти, синьоръ, — это извѣстно всему міру.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Глупая сказка, которую я самъ распустилъ въ народѣ, чтобы не слишкомъ гналась за мною инквизиція. Нѣтъ, Лепорелло, не черти, а долги выжили меня изъ Испаніи.
ЛЕПОРЕЛЛО. Но, синьоръ, я самъ былъ при томъ, какъ вы ужинали съ мраморнымъ Командоромъ и потомъ вмѣстѣ провалились въ театральный трапъ.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Маленькая комедія, чтобы замести слѣды, разыгранная по соглашенію съ дономъ Оттавіо — въ благодарность за то, что я великодушно уступилъ ему донну Анну и благословилъ ихъ на законный бракъ… Ну, Лепорелло, я всегда былъ бы радъ тебя встрѣтить, но сейчасъ ты особенно кстати. Я влюбленъ, милый Лепорелло.
ЛЕПОРЕЛЛО. Ха-ха-ха! Еще бы! Само собою разумѣется. Вотъ если бы вы не были влюблены, это было бы чудо.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Моя красавица живетъ здѣсь.
ЛЕПОРЕЛЛО. Здѣ-ѣсь?
ДОНЪ ЖУАНЪ. Да, вотъ въ этомъ домѣ. Ее зовутъ Габріэлла.
ЛЕПОРЕЛЛО. Къ несчастью, я знаю это слишкомъ хорошо.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Мужъ ея — какой-то полицейскій крючокъ… Ратацци… Ратаффи… дрянь, однимъ словомъ! Намъ не въ первый разъ дурачить такихъ уродовъ, Лепорелло, не правда ли?
ЛЕПОРЕЛЛО. А вы, стало быть, хотите…
ДОНЪ ЖУАНЪ. Разумѣется. Я жить безъ нея не могу.
ЛЕПОРЕЛЛО (въ сторону). Пропалъ! (Вслухъ.) Синьоръ, я знаю этого человѣка.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Въ самомъ дѣлѣ?
ЛЕПОРЕЛЛО. Это прекраснѣйшій человѣкъ, синьоръ, благочестивый, мудрый, образованный, примѣрный семьянинъ.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Для меня изъ его добродѣтелей интересна только одна: его жена — самая хорошенькая женщина въ Неаполѣ.
ЛЕПОРЕЛЛО. Синьоръ, небо караетъ тѣхъ, кто отнимаетъ женъ у добродѣтельныхъ мужей. Вспомните исторію Уріи.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Моральныя наставленія идутъ къ тебѣ, какъ тонзура балеринѣ. Готовься исполнять мои порученія.
ЛЕПОРЕЛЛО. Ваши порученія?
ДОНЪ ЖУАНЪ. Ну, да. Само ообою разумѣется, что съ тѣхъ поръ, какъ мы встрѣтились, ты снова состоишь у меня на службѣ.
ЛЕПОРЕЛЛО. Покорнѣйше благодарю!
ДОНЪ ЖУАНЪ. А мнѣ таки было трудно безъ тебя въ эти годы. Я привыкъ къ твоимъ услугамъ.
ЛЕПОРЕЛЛО. Да я-то отвыкъ услуживать.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Итакъ, вотъ тебѣ первая задача: познакомься съ служанкою Габріэллы и, если надо, заведи съ нею интрижку..
ЛЕПОРЕЛЛО. Съ кривой Маріанною?.. Часъ отъ часу не легче.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Расположи ее въ нашу пользу.
ЛЕПОРЕЛЛО. Ну, какъ бы не такъ!
ДОНЪ ЖУАНЪ. Уговори ее открыть намъ доступъ въ эту проклятую лачугу, гдѣ томится въ неволѣ госпожа ея…
ЛЕПОРЕЛЛО. Волосы мои встали дыбомъ!
ДОНЪ ЖУАНЪ. Словомъ, работай по старому рецепту, — не мнѣ учить тебя. И, побѣдивъ, мы, какъ въ старину, раздѣлимъ плоды побѣды. Мнѣ достанется госпожа, тебѣ служанка.
ЛЕПОРЕЛЛО. Если наоборотъ, я не стану спорить.
ДОНЪ ЖУАНЪ. За дѣло, любезный Лепорелло. Въ эту ночь онѣ должны быть наши.
ЛЕПОРЕЛЛО. Ахъ, типунъ ему на языкъ!
ДОНЪ ЖУАНЪ. Что?
ЛЕПОРЕЛЛО. Синьоръ, я боюсь, не слишкомъ ли вы спѣшите?
ДОНЪ ЖУАНЪ. Вотъ еще. Развѣ я не тотъ же Донъ Жуанъ ди Маранья, что десять лѣтъ тому назадъ?
ЛЕПОРЕЛЛО. Увы! кажется, все тотъ же.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Повѣрь, въ эти десять лѣтъ я не утратилъ ни прежней практики, ни прежнихъ качествъ.
ЛЕПОРЕЛЛО. Ахъ, синьоръ, сейчасъ вы въ глазахъ моихъ утратили одно прекрасное качество.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Ты замѣтилъ? Какое?
ЛЕПОРЕЛЛО. Вы перестали быть покойникомъ!
ДОНЪ ЖУАНЪ. Шутъ! Итакъ, Лепорелло, въ атаку. И помни — добыча пополамъ. Мнѣ госпожа, тебѣ слѵжанка.
ЛЕПОРЕЛЛО. Кривая Маріанна? Бр-р-р…
ДОНЪ ЖУАНЪ. Черезъ часъ ты долженъ мнѣ доложить о своихъ успѣхахъ. До свиданія. (Уходитъ.)
ЛЕПОРЕЛЛО. Вотъ когда я пропалъ, такъ пропалъ. Самъ адъ противъ тебя, бѣдный Лепорелло: чтобы сдѣлать тебя рогатымъ, какъ Вельзевулъ, онъ выбросилъ на свѣтъ единственное чудовище, которое на то способно. Донъ Ринальдо, донъ Ринальдо, гдѣ вы? Донъ Ринальдо.
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Въ чемъ дѣло? вы кричите, будто вамъ рѣжутъ горло.
ЛЕПОРЕЛЛО. Хуже. Безъ ножа рѣжутъ мою честь.
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Я предсказывалъ вамъ.
ЛЕПОРЕЛЛО. О, да, да. Вы были правы. Извиняюсь предъ вами. Со временъ Валаамовой ослицы никто не прорицалъ дѣльнѣе, чѣмъ вы. Габріэлла погибла, донъ Ринальдо!
ДОНЪ РИНАЛЬДО. О, что вы говорите?
ЛЕПОРЕЛЛО. Донъ Ринальдо, знаете ли вы, кто этотъ унтеръ-офицеръ?
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Ну?
ЛЕПОРЕЛЛО. Мой бывшій баринъ.
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Ахъ!
ЛЕПОРЕЛЛО. Маркизъ Донъ Жуанъ ди Маранья!
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Но онъ умеръ?
ЛЕЛОРЕЛЛО. Ожилъ!
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Его черти съѣли!
ЛЕПОРЕЛЛО. Ихъ стошнило, и онъ возвратился на свѣтъ.
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Вы убили меня!
ЛЕПОРЕЛЛО. Что сдѣлали бы вы, донъ Ринальдо, на моемъ мѣстѣ?
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Не спрашивайте меня, — я никогда не имѣлъ дѣла съ выходцами изъ ада.
ЛЕПОРЕЛЛО. Я тоже не имѣлъ.
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Ума не могу приложить.
ЛЕПОРЕЛЛО. И я тоже не могу… Вы только вообразите: онъ имѣетъ еще наглость требовать, чтобы я же ему помогалъ!
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Каковъ!
ЛЕПОРЕЛЛО. И въ награду обѣщаетъ мнѣ любовь кривой Маріанны.
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Ха-ха-ха! Вашъ господинъ негодяй, но не лишенъ остроумія. Вы и кривая Маріанна — чудесная пара.
ЛЕПОРЕЛЛО. Мнѣ некогда обижаться на васъ, иначе…
ДОМЪ РИНАЛЬДО. Какая мысль! Слушайте, донъ Эджидіо. Что если вы примете предложеніе Донъ Жуана и притворитесь, будто готовы ему помогать?
ЛЕПОРЕЛЛО. Ну-съ?
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Вы введете его въ свой домъ…
ЛЕПОРЕЛЛО. Волка-то въ овчарню? Умно придумано!
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Нѣтъ, на псарню. Развѣ, вы не служите въ полиціи? Развѣ у васъ нѣтъ въ распоряженіи сбировъ?
ЛЕПОРЕЛЛО. Вы думаете?
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Вашъ Донъ Жуанъ хотя и выходецъ съ того свѣта, а не безсмертенъ. Рыбы въ заливѣ скушаютъ его, какъ и всякаго другого…
ЛЕПОРЕЛЛО. Смотрите, чтобы вы не достались имъ на завтракъ. Нѣтъ, милый мой, провокація провокаціи — рознь. Убить Донъ Жуана ди Maранья? Да знаете ли вы, что онъ лучшій фехтовальщикъ въ Европѣ?
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Вы трусъ. Самъ дьяволъ не справится, если нападутъ на него шайкою.
ЛЕПОРЕЛЛО. Дьяволъ, можетъ быть, но Донъ Жуанъ… Ахъ, вы не знаете моего барина!
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Такъ неужели же уступить ему безъ бою наше сокровище?
ЛЕПОРЕЛЛО. Слушайте, оставьте кровавые замыслы. Во-первыхъ, они обратятся противъ насъ же самихъ, во-вторыхъ, если бы и удались… мнѣ жаль Донъ Жуана, — все-таки, этотъ сорви-голова былъ для меня очень добрымъ бариномъ. Я принимаю вашъ планъ, но не для того, чтобы повредить Донъ Жуану, но лишь чтобы проучить его немножко. Онъ хотѣлъ посмѣяться надо мною — мы посмѣемся надъ нимъ. Пусть его имѣетъ у Габріэллы полнѣйшій успѣхъ…
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Да вы — старый колпакъ послѣ этого.
ЛЕПОРЕЛЛО. Пусть, говорю я. Я, который одинъ имѣю въ этомъ случаѣ право голоса. Пусть, пусть, пусть!
ДОНЪ РИНАЛЬДО. А я говорю: пусть онъ раньше вторично провалится сквозь землю!
ЛЕПОРЕЛЛО. Онъ провалится гораздо ниже, любезный донъ Ринальдо. Онъ провалится въ своемъ собственномъ мнѣніи. Пусть, повторяю я, онъ овладѣетъ Габріэллою, но Габріэллою будетъ — кривая Маріанна.
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Какая идея…
ЛЕПОРЕЛЛО. Недурна, не правда ли?
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Она достойна была придти въ голову получше вашей.
ЛЕПОРЕЛЛО. Итакъ, по рукамъ?
ДОНЪ РИНАЛЬДО. По рукамъ!
ЛЕПОРЕЛЛО. О, господинъ мой, въ какихъ хорошихъ дуракахъ вы останетесь!
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Дѣйствительно, не стоитъ его убивать. Когда шутка обнаружится, онъ самъ утопится отъ конфуза.
ЛЕПОРЕЛЛО. Ужъ это его дѣло. Лишь бы намъ не брать грѣха на душу.
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Минуты мщенія близки: трепещи, Донъ Жуанъ!
ЛЕПОРЕЛЛО. Клянусь, вы самый свирѣпый изъ всѣхъ семинаристовъ. Удивляюсь, отчего вы не въ военной службѣ?
ДОНЪ РИНАЛЬДО. По очень простой причинѣ: я ужасно боюсь огнестрѣльнаго оружія.
ЛЕПОРЕЛЛО. А холоднаго?
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Еще больше. Если бы не это, я, разумѣется, заткнулъ бы за поясъ всѣхъ Цезарей и Александровъ.
ЛЕПОРЕЛЛО. Тсъ. Вотъ Донъ Жуанъ снова идетъ сюда.
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Разойдемся.
ЛЕПОРЕЛЛО. Да, не надо, чтобы онъ видѣлъ насъ вмѣстѣ.
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Я пройду къ доннѣ Габріэллѣ. Я долженъ извиниться предъ нею за вчерашнее.
ЛЕПОРЕЛЛО. Вы оскорбили ее?
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Нѣтъ, она меня оскорбила, но когда она оскорбляетъ, то всегда требуетъ, чтобы предъ нею извинялись. Оставайтесь съ миромъ. (Уходитъ.)
ДОНЪ ЖУАНЪ (изъ переулка). Лепорелло?
ЛЕПОРЕЛЛО. Здѣсь, синьоръ.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Успѣлъ что-нибудь сдѣлать?
ЛЕПОРЕЛЛО. Правду сказать, немного.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Познакомился ты съ Габріэллой?
ЛЕПОРЕЛЛО. Я знаю ее три года, да что прока? До нея никакъ не добраться, синьоръ.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Я вижу, ты поглупѣлъ, мой бѣдный Лепорелло. Будь растороннѣе, не то я возьмусь за дѣло самъ.
ЛЕПОРЕЛЛО. Нѣтъ, нѣтъ, синьоръ, ужъ этогото я не допущу. Сохрани Богъ, чтобы сами.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Ты даже какъ будто испугался? Что съ тобою?
ЛЕПОРЕЛЛО. Помилуйте, синьоръ, что же это? Первое дѣло послѣ того, какъ я снова у васъ на службѣ, и вдругъ вы меня отстраняете? Это оскорбляетъ мое самолюбіе, синьоръ. У всякаго плута есть своя амбиція. Гдѣ я взялся мошенничать, я люблю быть мошенникомъ до конца, какъ говорилъ королевскій чиновникъ, когда ему поручили поставку хлѣба на голодающій край.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Стой! что за шумъ? (Крикъ въ домѣ Лепорелло. Донъ Ринальдо выбѣгаетъ, вытолкнутый. Габріэлла слѣдуетъ за нимъ.)
ЛЕПОРЕЛЛО (быстро увлекаетъ Донъ Жуана въ переулокъ.) Станьте здѣсь, синьоръ, вы увидите, какъ ловко поведу я ваше дѣло.
ГАБРІЭЛЛА. Разбойникъ! Варваръ! Убійца!
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Хорошъ разбойникъ, — вы оборвали мнѣ полу сутаны. Хорошъ убійца, — вы проломили мнѣ голову кочергой.
ГАБРІЭЛЛА. Еще мало тебѣ по твоей наглости! Цѣловать замужнюю женщину! Слыхано ли это?
ЛЕПОРЕЛЛО. Что такое? Цѣловать Габріэллу? Да я ему всѣ кости… (Донъ Жуанъ его удерживаетъ.)
ЛЕПОРЕЛЛО. Ахъ, синьоръ, у меня чешутся руки поколотить этого негодяя.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Тебѣ-то что?
ЛЕПОРЕЛЛО. Я оскорбленъ за васъ, синьоръ. Съ тѣхъ поръ, какъ вы дѣлаете честь Габріэллѣ ухаживать за нею, я смотрю на нее, какъ на вашу собственность. Чортъ его возьми! Онъ нарушаетъ ваши законныя права.
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Ахъ, Габріэлла! Не ко всѣмъ вы такъ жестоки.
ГАБРІЭЛЛА. Это что за намеки?
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Развѣ я не видалъ, какъ провожалъ васъ съ Толедо Донъ Ж… этотъ унтеръ-офицеръ, я хотѣлъ сказать.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Ого! Пронырливый попенокъ!
ГАБРІЭЛЛА. Въ такомъ случаѣ вы должны были видѣть и то, какъ я его отвадила. А вы знаете этого унтеръ-офицера?
ДОМЪ РИНАЛЬДО. Можетъ быть.
ГАБРІЭЛЛА. Какъ его зовутъ?
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Негодяй.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Молодой человѣкъ не подозрѣваетъ, что его ждетъ хорошая трепка.
ГАБРІЭЛЛА. Такого имени нѣтъ въ святцахъ.
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Такъ зовутъ всѣхъ, кто осмѣливается ухаживать за вами.
ГАБРІЭЛЛА. Кромѣ васъ, разумѣется?
ДОНЪ РИНАЛЬДО (охорашивается). О, Габріэлла, неужели вы заинтересованы этимъ пестрымъ фатомъ?
ГАБРІЭЛЛА. Жизнь моя такъ скучна, я такъ мало вижу мужчинъ…
ДОНЪ РИНАЛЬДО (охорашивается). Зато какихъ мужчинъ!
ГАБРІЭЛЛА. Поневолѣ обрадуешься всякому новому лицу. Ну, скажите же мнѣ, какъ его зовутъ?
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Никогда!
ГАБРІЭЛЛА. Ну, голубчикъ, миленькій, скажите.
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Голубчикъ съ проломанной головой? Миленькій съ царапиною во всю щеку?
ГАБРІЭЛЛА. Ну, я виновата, я погорячилась. Скажите, какъ его зовутъ, и я вечеромъ сама сварю пластырь для вашей раны.
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Поцѣлуйте меня — и я вылѣчусь безъ всякаго пластыря.
ДОНЪ ЖУАНЪ. У него губа не дура.
ЛЕПОРЕЛЛО. Я бы желалъ, чтобы у него не было ни одной губы.
ГАБРІЭЛЛА. Скажите, — и поцѣлую.
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Поцѣлуйте, — и скажу.
ГАБРІЭЛЛА. Надо знать, стоитъ ли того имя.
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Значитъ — послѣ?
ГАБРІЭЛЛА. Послѣ.
ДОНЪ РИНАЛЬДО. А вы не надуете?
ГАБРІЭЛЛА. Вы получите мой поцѣлуй.
ЛЕПОРЕЛЛО. Вѣтреная дѣвчонка!
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Итакъ, знайте: это Донъ Жуанъ.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Вотъ тебѣ разъ? Я узнанъ?
ЛЕПОРЕЛЛО. Идіотъ!
ГАБРІЭЛЛА. Это имя рѣшительно ничего не говоритъ мнѣ.
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Я очень радъ, синьора, потому что иначе я трепеталъ бы за вашу добродѣтель.
ГАБРІЭЛЛА. Вамъ это особенно къ лицу.
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Донъ Жуанъ ди Маранья — знаменитый побѣдитель женскихъ сердецъ.
ГАБРІЭЛЛА. Ахъ, какъ интересно!
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Самый безнравственный человѣкъ стараго и новаго свѣта.
ГАБРІЭЛЛА. Ахъ, какъ интересно!
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Обольститель тысяча трехъ женщинъ, убійца тысяча трехъ мужей, суровыхъ отцовъ, подозрительныхъ братьевъ…
ГАБРІЭЛЛА. Ахъ, какъ интересно!
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Адъ поглотилъ его, но даже адъ, самый адъ не могъ удержать. Вотъ каковъ человѣкъ!
ГАБРІЭЛЛА. Ахъ, какъ интересно, интересно, интересно!
ДОНЪ ЖУАНЪ. Я нашелъ себѣ неожиданнаго помощника.
ЛЕПОРЕЛЛО. О, зачѣмъ я связался съ этимъ тупоумнымъ чернокнижникомъ?
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Теперь подумайте, какой опасности вы подвергались.
ГАБРІЭЛЛА (печально). Да, только подвергалась!
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Я исполнилъ ваше желаніе и жду награды.
ГАБРІЭЛЛА. Однако, вы жадный кредиторъ. Придите завтра. У меня сейчасъ нѣтъ свободныхъ поцѣлуевъ.
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Я говорилъ, что вы меня надуете. А — чего бы я не сдѣлалъ за вашъ поцѣлуй.
ГАБРІЭЛЛА. Въ самомъ дѣлѣ? Познакомьте меня съ Донъ Жуаномъ.
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Ни за что.
ГАБРІЭЛЛА. Ну, такъ пусть цѣлуетъ васъ лихорадка.
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Зачѣмъ онъ вамъ? Донъ Жуанъ есть сатана.
ГАБРІЭЛЛА. А я какъ разъ никогда не видала живого сатаны.
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Онъ погубитъ васъ.
ГАБРІЭЛЛА. Будто?
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Ужъ это такой человѣкъ. Да вы разспросите о немъ кума Эджидіо.
ЛЕПОРЕЛЛО. Идіотъ поклялся погубить меня!
ГАБРІЭЛЛА. Какъ? Они знакомы? Тѣмъ лучше. Поцѣлуй останется въ домашней экономіи.
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Я не сказалъ, что донъ Эджидіо знакомъ съ Донъ Жуаномъ.
ГАБРІЭЛЛА. Вы что-то путаете, донъ Ринальдо.
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Ничуть. Вашъ мужъ, какъ чиновникъ полиціи, знаетъ всѣхъ, въ томъ числѣ и Донъ Жуана!
ЛЕПОРЕЛЛО. Хоть тутъ-то хватило ума вывернуться!
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Вашъ супругъ очень бережетъ васъ отъ Донъ Жуана, — повѣрьте, очень!
ГАБРІЭЛЛА. Вотъ какъ?
ЛЕПОРЕЛЛО. На каторгу его, на каторгу!
ДОНЪ ЖУАНЪ. Что за милый малый! Какъ онъ хлопочетъ за меня.
ГАБРІЭЛЛА. А какъ вы думаете, донъ Ринальдо, за какою женщиною труднѣе ухаживать: за добродѣтельною, вотъ какъ я, или за такою, у которой въ прошломъ была какая-нибудь интрижка?
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Съ интрижкою, конечно, легче.
ГАБРІЭЛЛА. Такъ что, если бы я была невѣрна своему мужу…
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Я считалъ бы, что мои шансы поднялись.
ГАБРІЭЛЛА. Послѣ этого я рѣшительно не понимаю, почему вы не хотите познакомить меня съ Донъ Жуаномъ?
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Но…
ГАБРІЭЛЛА. Представимъ даже, что я влюбилась, — не навсегда же?
ДОНЪ РИНАЛЬДО. А вѣдь правда!
ДОНЪ ЖУАНЪ. Вотъ женская логика!
ЛЕПОРЕЛЛО. Продиктованная зміемъ-искусителемъ, погубившимъ нашу праматерь.
ГАБРІЭЛЛА. Мимолетная любовь лишь научитъ меня, какъ можно любить другого, принадлежа одному. Ея пламя лишь растопитъ ледъ, которымъ оковано мое благоразуміе.
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Вы сирена!
ЛЕПОРЕЛЛО. Перерѣзать горло имъ обоимъ — вотъ что мнѣ осталось!
ДОНЪ ЖУАНЪ. Вотъ что называется обѣщать много и ровно ничего.
ГАБРІЭЛЛА. Говоря правду, я совсѣмъ не знаю любви, и ужъ, конечно, не вамъ, донъ Ринальдо, первому научить ей меня. Но если… кто знаетъ…
ЛЕПОРЕЛЛО. Іезавель! Сущая Іезавель!
ГАБРІЭЛЛА. Вы кажетесь мнѣ ничуть не красивѣе и не интереснѣе моего собственнаго супруга.
ЛЕПОРЕЛЛО. Что, съѣлъ? Крррасавецъ!
ГАБРІЭЛЛА. Но вѣдь я ничего не понимаю въ мужчинахъ, рѣшительно ничего. Кто знаетъ, можетъ быть, я достоинства принимаю за недостатки? На мой взглядъ, вы очень похожи на комара. Я нахожу это довольно безобразнымъ. Но, можетъ быть, именно тѣмъ, чтобы походить на комара, и опредѣляется истинная мужская красота? Я вѣдь не понимаю, я ничего не понимаю. Можетъ быть, понявъ любовь, я пойму ваши достоинства, оцѣню ихъ и полюблю не Донъ Жуана, но васъ…
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Рѣшено. Одинъ поцѣлуй въ задатокъ, — и Донъ Жуанъ будетъ у вашихъ ногъ.
ЛЕПОРЕЛЛО. Іуда! Поди и удавись на осинѣ!
ГАБРІЭЛЛА. Пусть Донъ Жуанъ будетъ у моихъ ногъ, — и я васъ поцѣлую.
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Нѣтъ, сперва.
ГАБРІЭЛЛА. Нѣтъ, послѣ.
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Сперва!
ГАБРІЭЛЛА. Послѣ!
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Я шагу не сдѣлаю отсюда, пока не получу поцѣлуя.
ГАБРІЭЛЛА. Въ такомъ случаѣ, вамъ, какъ Лотовой женѣ, придется торчать здѣсь до скончанія вѣка.
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Габріэлла, вашъ обманъ заставляетъ меня прибѣгнуть къ силѣ!
ГАБРІЭЛЛА. Руки коротки!
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Вотъ же вамъ! (Хочетъ обнять Габріэллу; та защищается. Донъ Жуанъ становится между ними.)
ДОНЪ ЖУАНЪ. Позвольте, братъ мой. У васъ нѣсколько странная манера забавлять дамъ.
ДОНЪ РИНАЛЬДО. О, ужасъ!
ГАБРІЭЛЛА. Благодарю васъ, синьоръ. Вотъ, видите, донъ Ринальдо: истинная добродѣтель никогда не остается безъ защиты.
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Какого чорта вы мѣшаетесь не въ свое дѣло?
ДОНЪ ЖУАНЪ. Я слышалъ всю вашу бесѣду съ этой синьорой.
ГАБРІЭЛЛА. Ахъ, какой стыдъ!
ЛЕПОРЕЛЛО. Все пропало, кромѣ чести, какъ сказалъ король Франческо, удирая съ поля сраженія!
ДОНЪ ЖУАНЪ. Прекрасная дама просила васъ представить ей меня. Вы требовали съ нея поцѣлуй, я рѣшилъ перебить у васъ сдѣлку, и — представляюсь лично.
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Чтобы получить принадлежащій мнѣ поцѣлуй?
ДОНЪ ЖУАНЪ. Если синьора согласна.
ЛЕПОРЕЛЛО. Если онъ ее поцѣлуетъ хоть одинъ разъ, на моей головѣ вырастутъ такіе рога, что я навѣки застряну въ этомъ переулкѣ!
ГАБРІЭЛЛА. Я въ страшномъ затрудненіи. Какъ примирить васъ? Поцѣлуй у меня одинъ, а раздѣлить его надо на двоихъ.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Мы уладимъ дѣло, синьора. Вы поцѣлуйте меня, а я передамъ вашъ поцѣлуй донъ Ринальдо.
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Я не согласенъ.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Кто спрашиваетъ вашего согласія?
ГАБРІЭЛЛА (смѣется). Неужели вы хотите цѣловать донъ Ринальдо?
ДОНЪ ЖУАНЪ. О, нѣтъ. Послѣ сладкаго не ѣдятъ горчицу. Эй, Лепорелло!
ЛЕПОРЕЛЛО. Проклятое положеніе.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Лепорелло!
ЛЕПОРЕЛЛО. Не выйти — онъ вытащитъ меня за уши.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Лепорелло!
ЛЕПОРЕЛЛО (выходитъ). Здѣсь, синьоръ.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Я въ третій разъ зову тебя, лѣнтяй!
ДОНЪ РИНАЛЬДО. О, Боже! Это онъ такъ кричалъ на дона Эджидіо?!
ГАБРІЭЛЛА. Мой мужъ? Попалась я, какъ мышь въ ловушку! (Къ Лепорелло.) Клянусь вамъ, синьоръ, я ни въ чемъ не виновата.
ЛЕПОРЕЛЛО (тихо). Молчите, ни слова со мною. Не показывайте даже вида, что вы меня знаете.
ГАБРІЭЛЛА. О, Боже, онъ отвергаетъ меня! Вы видѣли все?
ЛЕПОРЕЛЛО. Да, я видѣлъ все, но не въ томъ дѣло. Послѣ объ этомъ, послѣ! А теперь главное: я не знаю васъ, вы не знаете меня, — мы чужіе другъ другу, мы никогда не видали другъ друга въ глаза.
ГАБРІЭЛЛА (въ негодованіи). А, это ужъ слишкомъ! Выбрасывать жену, какъ негодную тряпку, за минуту легкаго кокетства… О, вы раскаетесь! Я накажу васъ жестоко и немедлено! Синьоръ Донъ Жуанъ, вы убѣдили меня: вамъ принадлежитъ мой поцѣлуй! (Цѣлуетъ Донъ Жуана.)
ЛЕПОРЕЛЛО. Ахъ!
ДОНЪ ЖУАНЪ. Что съ тобою?
ЛЕПОРЕЛЛО. Прострѣлъ отъ головы до пятокъ.
ДОНЪ РИНАЛЬДО (къ Лепорелло). Не любишь?
ЛЕПОРЕЛЛО. Съ вами, черномазая скотина, я поговорю особо.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Это мой старый слуга, синьора, — отличный малый, хотя нѣсколько глупъ и мало расторопенъ.
ГАБРІЭЛЛА. Но, синьоръ…
ДОНЪ ЖУАНЪ. Ба! да вы, кажется, его знаете?
ЛЕПОРЕЛЛО (становится между ними). Ха-ха-ха! Ну, кто же меня здѣсь не знаетъ, синьоръ? Добрый день, мадонна Габріэлла, добрый день! Какъ поживаетъ вашъ почтенный супругъ?
ГАБРІЭЛЛА. Супругъ? Онъ съ ума сошелъ!
ЛЕПОРЕЛЛО (тихо). Если ты признаешься этому франту, что я твой мужъ, насъ ждетъ страшное несчастье.
ГАБРІЭЛЛА. Ничего не понимаю!
ЛЕПОРЕЛЛО. Погибъ я, погибла ты, погибъ онъ, погибли мы, погибли вы, погибли они, онѣ!
ДОНЪ РИНАЛЬДО (тихо). И вы позволяете цѣловать въ своемъ присутствіи жену вашу?
ЛБПОРЕЛЛО. Молчите, если вы не хотите, чтобы я свернулъ вамъ шею!
ДОНЪ РИНАЛЬДО. О, донъ Эджидіо!
ЛЕПОРЕЛЛО. III-ш-ш-ш! Вотъ глотка. Каркаетъ, какъ ворона на колокольнѣ. Ни слова объ Эджидіо! Мое имя — Лепорелло.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Что мы тамъ шепчетесь, любезные?
ЛЕПОРЕЛЛО. Ничего, синьоръ. Донъ Ринальдо выражаетъ претензію, что поцѣлуй синьоры Габріэллы достался вамъ цѣликомъ, хотя вы взялы его на условіи передачи.
ДОНЪ ЖУАНЪ. А, вѣдь, въ самомъ дѣлѣ, я забылъ.
ГАБРІЭЛЛА. Ха-ха-ха! Посмотримъ, какъ вы станете расплачиваться.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Донъ Ринальдо, приблизьтесь.
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Если онъ вздумаетъ цѣловать меня, я укушу его за носъ!
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Лепорелло, стань здѣсь. Въ знакъ особой милости къ тебѣ, Лепорелло, я довѣряю тебѣ замѣнить мою высокую особу. Поцѣлуй дона Ринальдо!
ГАБРІЭЛЛА. Ха-ха-ха…
ЛЕПОРЕЛЛО. Синьоръ, отдуйте меня лучше хлыстомъ!
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Я отказываюсь отъ полученія!
ДОНЪ ЖУАНЪ. Невозможно. Цѣлуйтесь, господа.
ЛЕПОРЕЛЛО. Мнѣ цѣловать эту подколодную змѣю?
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Мнѣ цѣловать эту богомерзкую образину?
ДОНЪ ЖУАНЪ. Цѣлуйтесь, или я столкну васъ насильно.
ЛЕПОРЕЛЛО (быстро). Цѣлуйте меня, цѣлуйте, чертъ васъ возьми!
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Господи, какой бѣшеный этотъ иностранецъ!
ЛЕПОРЕЛЛО (кланяется). Донъ Ринальдо!
ДОНЪ РИНАЛЬДО (кланяется). Милѣйшій Эджид… синьоръ Лепорелло, хотѣлъ я сказать… (Обнимаются.)
ЛЕПОРЕЛЛО. Бр-р-р!
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Бр-р-р! (Цѣлуются.)
ДОНЪ ЖУАНЪ. Какая трогательная картина, не правда ли, синьора?
ГАБРІЭЛЛА. О, они вполнѣ подъ пару другъ другу. (Донъ Ринальдо уходитъ, въ бѣшенствѣ, отплевываясь. Лепорелло идетъ къ фонтану и старательно моетъ себѣ ротъ.)
ДОНЪ ЖУАНЪ. Теперь мы квиты, не такъ ли, синьора? Я прошу позволенія предложить вамъ руку и проводить васъ въ ваше жилище.
ГАБРІЭЛЛА. Синьоръ, я не знаю… все это такъ странно… мой мужъ…
ДОНЪ ЖУАНЪ. О, что мнѣ до вашего мужа! Я хочу говорить только съ вами, знать только васъ, прекрасная Габріэлла.
ГАБРІЭЛЛА. Синьоръ, въ какое положеніе вы меня ставите?
ДОНЪ ЖУАНЪ. Обопритесь на мою руку и войдемъ… La ci darem la mano!
ГАБРІЭЛЛА. Синьоръ, это невозможно!
ЛЕПОРЕЛЛО. О, умница!
ДОНЪ ЖУАНЪ. Вы не хотите?
ГАБРІЭЛЛА. Очень хочу.
ЛЕПОРЕЛЛО. Я говорилъ, что она Іезавель!
ГАБРІЭЛЛА. Но я не рѣшаюсь принять васъ безъ разрѣшенія моего мужа.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Не безпокойтесь: онъ не застанетъ меня у васъ — о томъ позаботится мой вѣрный Лепорелло.
ЛЕПОРЕЛЛО. Вашъ слуга!
ДОНЪ ЖУАНЪ. Ты знаешь въ лицо синьора Ратацци?
ЛЕПОРЕЛЛО. Какъ самого себя.
ГАБРІЭЛЛА. Вотъ вопросъ! Еще бы ему не знать?!
ДОНЪ ЖУАНЪ. Его супруга приглашаетъ меня выпить стаканъ вина въ ея столовой… Понимаешь?
ЛЕПОРЕЛЛО. Я все понимаю, синьоръ. Понимаю гораздо больше, чѣмъ мнѣ хотѣлось бы понимать.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Стань насторожѣ и, какъ только близко буддетъ синьоръ Ратацци, дай мнѣ знакъ.
ЛЕПОРЕЛЛО. Какой знакъ?
ДОНЪ ЖУАНЪ. Закричи осломъ, замяукай котенкомъ.
ЛЕПОРЕЛЛО. Замяукать, когда будетъ близко Ратацци? Да вѣдь, въ такомъ случаѣ, мнѣ придется мяукать всю жизнь!
ДОНЪ ЖУАНЪ. Синьора, руку вашу.
ГАБРІЭЛЛА. Они всѣ сумасшедшіе. Но изъ нихъ этотъ испанецъ самый красивый сумасшедшій. Я выбираю его. Милости просимъ, синьоръ, милости просимъ.
ЛЕПОРЕЛЛО. Ушли. Нечего сказать, милое положеніе: сторожить собственную свою жену на свиданіи съ собственнымъ своимъ соперникомъ, самому же себѣ отъ самого же себя. О, не мяукать, а мычать придется мнѣ послѣ этого, мычать, какъ рогатому Юпитеру, когда онъ везъ Европу. (Прислушивпется.) Поцѣлуй? Ей Богу, поцѣлуй! Другой… третій… Проклятіе!.. Такъ нѣтъ же, не торжествовать вамъ надо мною! Я нарушу вашъ покой и разгоню васъ, какъ мартовскихъ котовъ съ крыши! Мяу, мяу, мяу! Эй, маркезе! Донъ Жуанъ! Эй! здѣсь синьоръ Ратацци! я вижу его! Вотъ онъ идетъ уже по набережной! Мяу, мяу, мяу!
Дѣйствіе второе.
правитьВѣщій статуй.
правитьМАРІАННА. Смѣло довѣрьтесь мнѣ, хозяинъ. Я женщина съ прошлымъ. Я понимаю любовь. Я понимаю ревность. Я понимаю ваше настроеніе. Вы сейчасъ — точь-въ-точь мой покойный Беппо, когда онъ вышибъ мнѣ глазъ за то, что я кокетничала съ фельдшеромъ Альфіо.
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Этому будетъ лѣтъ триста?
МАРІАННА. Я женщина съ прошлымъ, но не настолько далекимъ, неучтивый молодой человѣкъ.
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Скажите правду, Маріанна: летаете вы иногда на шабашъ?
МАРІАННА. Не иначе, какъ въ компаніи вашихъ мамаши и бабушки.
ЛЕПОРЕЛЛО. Довольно. Рѣшено. Я открылъ вамъ свой планъ, добрая, честная Маріанна. Вы дали слово мнѣ помогать. Я обѣщалъ вамъ три золотыхъ. Вотъ одинъ въ задатокъ. Конечно. Руку вашу!
МАРІАННА. Я только что крошила лукъ для штуфата, хозяинъ.
ЛЕПОРЕЛЛО. Ничего. Честныя руки въ Неаполѣ всегда пахнутъ лукомъ.
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Странное обообщеніе! Почему же мои — розовою водою и ладаномъ?
ЛЕПОРЕЛЛО. Теперь условимся о подробностяхъ. Итакъ: этою ночью вы займете спальню моей жены.
МАРІАННА. Слушаю, хозяинъ.
ЛЕПОРЕЛЛО. Ляжете въ ея постель.
МАРІАННА. Люблю мягкую постель. Слушаю, хозяинъ.
ЛЕПОРЕЛЛО. Обольете себя обычными духами Габріэллы.
МАРІАННА. Ахъ, духовъ не дарили мнѣ уже лѣтъ тридцать. Слушаю, хозяинъ.
ЛЕПОРЕЛЛО. Если Донъ Жуанъ войдетъ въ спальню, вы не пугайтесь. Молчите. Поняли?
МАРІАННА. Какая мнѣ радость кричать? Я подожду.
ЛЕПОРЕЛЛО. Онъ назоветъ васъ Габріэллою, — молчите. Онъ будетъ искать васъ въ темнотѣ, — молчите.
МАРІАННА. Зачѣмъ долго мучить молодого человѣка? Я лучше кашляну или вздохну.
ЛЕПОРЕЛЛО. Нѣтъ, нѣтъ, нѣтъ. Голосъ можетъ выдать.
МАРІАННА. Хорошо. Я буду молчать, что бы онъ ни дѣлалъ.
ЛЕПОРЕЛЛО. Онъ васъ найдетъ, — молчите.
МАРІАННА. Молчу.
ЛЕПОРЕЛЛО. Онъ васъ поцѣлуетъ, — молчите.
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Молчите!
МАРІАННА. Молчу.
ЛБПОРЕЛЛО. Онъ заключитъ васъ въ объятія…
МАРІАННА. Молчу.
ЛЕПОРЕЛЛО. Нѣтъ, тутъ ужъ вамъ надо закричать!
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Да, тутъ ужъ вамъ надо закричать.
МАРІАННА. Будь по-вашему. Я сперва помолчу, а потомъ закричу.
ЛЕПОРЕЛЛО. И мы прибѣжимъ съ факелами.
ДОНЪ РИНАЛЬДО. И высмѣемъ его, какъ онъ заслуживаетъ.
ЛЕПОРЕЛЛО. Онъ сойдетъ съ ума, когда увидитъ свою ошибку.
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Мѣтилъ въ орлицу, а попалъ въ ослицу!
МАРІАННА. Гы… гы…
ЛЕПОРЕЛЛО. Ха-ха-ха!
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Ха-ха-ха!
ЛЕПОРЕЛЛО. Ну, и тутъ ужъ совѣтую вамъ убѣгать — давай Богъ ноги, потому что иначе онъ превратитъ васъ въ отбивную котлету.
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Ха-ха-ха!
МАРІАННА. Гм… гм…
ЛЕПОРЕЛЛО. Нѣтъ человѣка вѣжливѣе и любезнѣе Донъ Жуана съ молоденькими и хорошенькими дамочками. Но, подобную вамъ, старую дрянь, онъ однажды приказалъ мнѣ привязать на флюгеръ башни.
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Зачѣмъ?
ЛЕПОРЕЛЛО. Чтобы выучилась держать носъ по вѣтру.
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Маріанна отомститъ за эту бѣдную мученицу.
МАРІАННА. Гм… гм…
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Маріанна, у васъ, однако, не очень-то довольный видъ?
МАРІАННА. Гм… гм…
ЛЕПОРЕЛЛО. Что? колебаться? послѣ задатка и рукобитья? Маріанна! Если теперь, когда я открылъ вамъ свой секретъ, вы вздумаете измѣнить мнѣ, помните, что я начальникъ сбировъ.
МАРІАННА. Помню, хозяинъ.
ЛЕПОРЕЛЛО. Что у сбировъ есть палки.
МАРІАННА. О, кто же этого не знаетъ, хозяинъ?
ЛЕПОРЕЛЛО. И палки эти бьютъ очень больно.
МАРІАННА. Эту истину въ нашей странѣ узнаютъ даже дѣти, какъ только они начинаютъ ходить въ школу.
ЛЕПОРЕЛЛО. Такъ вотъ: бивали ли васъ когда-нибудь по-настоящему, Маріанна?
МАРІАННА. Я женщина съ прошлымъ, хозяинъ. Потрудитесь заглянуть мнѣ въ ротъ. Видите ли вы этотъ зубъ?
ЛЕПОРЕЛЛО. Нѣтъ, я не вижу никакого зуба.
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Ни я.
МАРІАННА. Было бы удивительно, если бы вы видѣли: Беппо вышибъ мнѣ его тридцать лѣтъ тому назадъ, когда ревновалъ меня къ бутылочнику Маттіа.
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Позвольте. Въ прошлый разъ вы разсказывали мнѣ, что ревнивецъ сломалъ вамъ три ребра.
МАРІАННА. Нѣтъ, это за мясника Чичиллу. За аптекарскаго мальчика Адольфино Беппо толкнулъ меня съ третьяго этажа, и я отдѣлалась вывихомъ ноги да сломала руку. Мое тѣло все въ шрамахъ отъ ножа. На шеѣ, — это за башмачника Леоне, на лѣвомъ боку — за прохожаго капуцина, на спинѣ — унтеръ-офицера изъ кавалеріи, на правомъ боку за унтеръ-офицера изъ артиллеріи, за прочіе виды оружія онъ выдралъ мнѣ косы, а штатскаго битья кирпичомъ и катальнымъ валькомъ не стоитъ и считать… Угодно видѣть?
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Нѣтъ, нѣтъ, матушка, мы не любопытны и вѣримъ вамъ на слово.
МАРІАННА. Любовь и ревность всю меня изрѣшетили, господа, вотъ почему я умѣю ихъ понимать. Если бы мой Беппо не умеръ рано, я къ старости была бы похожа на кусокъ обручальнаго сыра.
ЛЕПОРЕЛЛО. Впервые слышу, что есть на свѣтѣ обручальный сыръ.
МАРІАННА. Онъ называется такъ потому, что подобенъ обручальному кольцу, хозяинъ: весь состоитъ изъ ноздри и слезы.
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Вашихъ романовъ — не переслушать до завтра. Вы знаете, что получите, если поможете намъ осрамить Донъ Жуана. Вы знаете, какъ будете наказаны, если шутка не удастся и вы насъ выдадите. Старайтесь же. До свиданія. Донъ Эджидіо, еще два слова.
ЛЕПОРЕЛЛО. Желаете зайти — откланяться синьорѣ Габріэллѣ?
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Послѣ того, что было сегодня? Я лучше согласенъ встрѣтиться съ дикою кошкою!
ЛЕПОРЕЛЛО. Не прочна же ваша любовь!
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Нѣтъ, любовь то прочна, а вотъ въ прочности глазъ своихъ я не увѣренъ… Такъ помните, Маріанна: не выдавать!
ЛЕПОРЕЛЛО. Не выравать! Маріанна! Помните!
МАРІАННА (одна). И, все-таки, я васъ выдамъ. Эти безобразные господа воображаютъ, что у пожилой женщины съ прошлымъ не можетъ быть самолюбія. Гм, гм. Меня обозвали ослицею, вѣдьмою, пересчитали и осмѣяли всѣ мои увѣчья, грозятъ мнѣ палками и хотятъ, чтобы я помогла имъ противъ человѣка, котораго я никогда не видывала, который не сдѣлалъ мнѣ ни малѣйшаго зла и который навѣрное стоитъ цѣлаго полка такихъ, какъ этотъ лысый Эджидіо и сухопарый семинаристъ… Моя хозяйка недурная женщина, всегда со мною ласкова, и я не вижу ничего худого въ томъ, что она хочетъ повеселиться. Отъ скуки въ нашемъ домѣ заведетъ себѣ любовника даже мраморная статуя, даже фигура, вытканная на коврѣ. Я женщина, она женщина, женщина женщинѣ должна помогать. Въ особенности — опытная женщина съ прошлымъ. Если женщины съ прошлымъ не станутъ помогать женщинамъ съ настоящимъ, то не будетъ и женщинъ съ будущимъ. Такъ говоритъ Ѳома Аквинатъ или другой ученый. Падрона Габріэлла, э! падрона Габріэлла! (Уходитъ въ домъ.)
НИЩІЙ. Почтеннѣйшій Францъ, вотъ фонтанъ, у котораго вашъ господинъ приказалъ вамъ ожидать его возвращенія.
ФРАНЦЪ. Ich verstehe nicht.
НИЩІЙ. Садитесь тутъ, пизанская колокольня. Только и всего.
ФРАНЦЪ. Jawohl. (Садится и понемногу засыпаетъ.)
ДЖІОВАННА. Добрый вечеръ, куманекъ.
НИЩІЙ.. И вамъ, кума, добрый вечеръ. Изъ дальнихъ?
ДЖІОВАННА. Изъ Ночеры, кормилецъ.
НИЩІЙ. Изъ Ночеры? Это будетъ стоитъ тебѣ два сольдо.
ДЖІОВАННА. За что, голубчикъ?
НИЩІЙ. Потому что по вторникамъ чужестранцы, вступающіе на нашу улицу, платятъ сольдо въ пользу слѣпорожденныхъ. А съ тѣхъ кто приходитъ изъ Ночеры — вдвое: за ваше нечестіе.
ДЖІОВАННА. Но сегодня уже среда, голубчикъ, потому что отзвонили къ Ave Maria.
НИЩІЙ. Тогда, тетка, четыре сольдо: въ среду наша улица взимаетъ съ чужестранцевъ сверхъ-налогъ для содержанія глухонѣмыхъ.
ДЖІОВАННА. Я охотно заплачу тебѣ, сынокъ, только ужъ и ты помоги мнѣ, деревенщинѣ, потому что ты, я вижу, парень бойкій. Покажи мнѣ, сдѣлай милость, гдѣ тутъ у васъ, сказываютъ люди, стоитъ вѣщій статуй?
НИЩІЙ. Вѣщій статуй? (Въ сторону.) Впервые слышу. (Вслухъ.) Зачѣмъ тебѣ вѣщій статуй?
ДЖІОВАННА. Ахъ, касатикъ, это наше дѣло семейное.
НИЩІЙ. Я спрашиваю тебя, старуха, потому что — видишь ли — вѣщій статуй у насъ не одинъ. Ихъ много.
ДЖІОВАННА. Благодать!
НИЩІЙ. Есть статуи, которые помогаютъ отыскать пропажу, другіе хороши противъ лихорадки, третьи, чтобы домовой не ѣздилъ ночью на твоихъ лошадяхъ, четвертые, чтобы не лопнулъ банкъ, въ которомъ лежатъ твои деньги, иные помогаютъ невѣстѣ найти жениха, иные укрываютъ жену, удравшую отъ мужа, этимъ кланяются полицейскіе, чтобы ловить злоумышленниковъ, тѣмъ — злоумышленники, чтобы дурачить полмцейскихъ. Каждый изъ вѣщихъ статуевъ — въ родѣ профессора медицины: спеціалистъ, который лѣчитъ лѣвую ноздрю, никогда не позволитъ себѣ пользовать ноздрю правую.
ДЖІОВАННА. Премудрость!
НИЩІЙ. Перепутать статуевъ, который для чего хорошъ, старуха, значитъ: бѣда! пропалъ человѣкъ! Мой сосѣдъ, бухгалтеръ, попалъ въ тюрьму только потому, что онъ, вмѣсто Санъ-Бегемото, почиталъ Санъ-Левіаѳано.
ДЖІОВАННА. Стало быть, осердился — вѣщій статуй-отъ?
НИЩІЙ. Не то, чтобы разсердмися, но Санъ-Бегемото помогаетъ въ искусной подчисткѣ счетныхъ книгъ, а Санъ-Левіаѳано хорошъ, когда ты ищешь квартиру. Ну, когда пришла ревизія, тутъ бухгалтеръ и понялъ, какой, по ошибкѣ, въ статуяхъ съ нимъ вышелъ грѣхъ. Санъ-Бегемото не помогъ — и книги оказались подчищенными прескверно, а Санъ-Левіаѳано помогъ — и устроилъ бѣдному парню казенную квартиру въ тюрьмѣ.
ДЖІОВАННА. Мнѣ, отецъ родной, нуженъ такой статуй, который помогаетъ, когда женщинѣ ударитъ золотухою въ пятку.
НИЩІЙ. Ты не могла попасть лучше. Я состою сторожемъ именно при этомъ статуѣ.
ДЖІОВАННА. Возможно ли? Ахъ, счастье какое!
НИЩІЙ. Нѣсколько сольдо, и мы тебя мигомъ поправимъ.
ДЖІОВАННА. Ахъ, что ты! Я только посовѣтоваться, а золотуха-то не у меня, а у сосѣдки Эфимью.
НИЩІЙ. У сосѣдки? Проваливай! Мы черезъ вторыя руки не помогаемъ.
ДЖІОВАННА. Ахти мнѣ, родимый! ужели я понапрасну сломала экую путину? Пожалѣй, голубчикъ. Я человѣкъ хромой.
НИЩІЙ. А хромаешь отчего?
ДЖІОВАННА. Оступилась о камень. Большущій такой бѣлый камень.
НИЩІЙ. Для оступающихся о большой бѣлый камень есть тоже свой статуй.
ДЖІОВАННА. А супротивъ золотухи онъ не силенъ?
НИЩІЙ. Куда ему! Совсѣмъ слабъ.
ДЖІОВАННА. Такъ ужъ ты, сынокъ, лучше, такъ и быть, отведи меня къ тому, который противъ золотухи.
НИЩІЙ. То-то! Не ври, старуха: я вижу вашу сестру насквозь. (Беретъ ее сзади за плечи и ведетъ къ спящему Францу.) Кланяйся: вотъ тебѣ нашъ вѣщій статуй.
ДЖІОВАННА. Какой раскрашенный! Чисто, какъ живой!
НИЩІЙ. На томъ стоимъ.
ДЖІОВАННА. Премудрость!
НИЩІЙ. За премудрость сторожу три сольдо.
ДЖЮВАННА. Прими, голубчикъ. (Францъ проснулся и дико смотритъ спросонья.)
ДЖІОВАННА. Что же это онъ глазами-то вертитъ на меня?
ФРАНЦЪ. Понравилась ты, видно, ему.
ДЖІОВАННА. Ахъ, онъ, голубчикъ!
НИЩІЙ. Еще три сольдо, и я его заведу, чтобы говорилъ.
ДЖІОВАННА. Ахъ, мой батюшка! Да я отъ страха на ногахъ не устою.
НИЩІЙ. Францъ!
НИЩІЙ. Заржавѣлъ… Надо смазать! (Вынимаетъ изъ-за пазухи бутылку и поитъ Франца изъ собственныхъ рукъ. Францъ, въ знакъ удовольствія, рычитъ.) Пошла машина! Три сольдо сторожу на масло. Теперь спрашивай, отвѣтитъ.
ДЖІОВАННА. Отецъ родной, ваше высокоблагородіе, господинъ вѣщій статуй, дозвольте жалкой рабѣ вопросить: какъ будетъ ей твое милостивое рѣшеніе насчетъ ея золотухи?
ФРАНЦЪ. Zum Teufel.
ДЖІОВАННА. Ухъ! (Падаетъ ничкомъ замертво.)
НИЩІЙ. Произрекъ?
ДЖЮВАННА. Охъ, сподобилась! произрекъ!
НИЩІЙ. Поняла?
ДЖІОВАННА. Нѣтъ, батюшка, ничего не поняла.
НИЩІЙ. Три сольдо.
ДЖІОВАННА. За что, батюшка?
НИЩІЙ. За то, что ты сподобилась, а ничего не поняла. Давай деньги — и благодари меня, дура. Онъ сказалъ тебѣ, что золотуху исцѣляетъ въ одинъ мигъ прикосновеніе короля.
ДЖІОВАННА. Ахъ, милый, драгоцѣнный, премудрый вѣшій статуй! Сущая правда. Все истина, сынокъ. Такъ и въ Ночерѣ у насъ всѣ вѣрятъ. Да-а. Это средство уже самое справедливое.
НИЩІЙ. Ну, еще бы. Надо же, чтобы на что-нибудь годились и короли.
ДЖІОВАННА. За малымъ дѣло стало…
НИЩІЙ. Что е.ше?
ДЖІОВАННА. Короля нѣтъ.
НИЩІЙ. Да, по крайней мѣрѣ, ближе Испаніи. Погоди. Три сольдо. Францъ?
ФРАНЦЪ. Lass mich in Ruh!
НИЩІЙ. У тебя въ Германіи есть король?
ФРАНЦЪ. Zum Teufel!
НИЩІЙ. Говоритъ, если нѣтъ короля, то отъ золотухи можетъ излѣчить и поцѣлуй кардинала.
ДЖІОВАННА. Охъ, милый, цѣловали меня кардиналы, когда я была молода…
НИЩІЙ. А тепетъ не надѣешься?
ДЖІОВАННА. Мнѣ, миленькій, пятьдесятъ одинъ.
НИЩІЙ. Да, кардинальскій возрастъ для поцѣлуевъ — какъ разъ наоборотъ: пятнадцать. Погоди еще. Три сольдо. Францъ?
ФРАНЦЪ. Was noch?
ДЖІОВАННА. Премудрость!
НИЩІЙ. Говоритъ, что кардинала можетъ замѣнить кардинальскій родственникъ, но — понимаешь ли, это уже лѣкарство третій сортъ, и потому пріемъ поцѣлуевъ требуется посильнѣе… Слышала, старая умница? Кланяйся и проваливай: мой статуй хочетъ спать…
ДЖІОВАННА. Благодарю тебя, великій статуй. И васъ тоже, почтенный господинъ. Чего только я сподобилась? Ну, повѣрятъ ли у насъ въ Ночерѣ? Прощай, сынокъ. Ей Богу, ужъ отъ одного разговора мнѣ сдѣлалось много легче. (Уходитъ.)
НИЩІЙ. Кому — какъ, а мнѣ вѣщій статуй помогъ. Францъ?
ФРАНЦЪ. Ich verstehe nicht!
НИЩІЙ. Деньги есть. Пойдемъ въ остерію?
ФРАНЦЪ. Verstehe! Mit meinem grossen Vergnügen!
ГАБРІЭЛЛА. Джузеппе!
МАРІАННА. Джузеппе!
НИЩІЙ. Прекрасная госпожа? Достойная Маріанна?
ГАБРІЭЛЛА. Скажи, Джузеппе, часто ли ты позволяешь себѣ устраивать такія шутки?
МАРІАННА. Если о нихъ донести инквизиціи, синьоръ Джузеппе хорошо узнаетъ, что такое кандалы.
ГАБРІЭЛЛА. И сырыя тюремныя стѣны.
МАРІАННА. Дыба!
ГАБРІЭЛЛА. Испанскій сапогъ!
МАРІАННА. Трехвостая плеть!
ГАБРІЭЛЛА. Висѣлица!
МАРІАННА. Колесо!
ОБѢ ВМѢСТѢ. На костеръ! Прямо на костеръ негодяя!
НИЩІЙ. Прекрасная госпожа! почтенная Maріанна! не гнѣвайтесь на бѣдняка: надо же чѣмъ-нибудь кормиться человѣку.
МАРІАННА. Не проси прощенія: плутъ, подобный тебѣ, достоинъ строгаго наказанія.
НИЩІЙ. Мадонна, ради семерыхъ моихъ дѣтей, изъ которыхъ старшему два мѣсяца…
ГАБРІЭЛЛА. Онъ жалокъ мнѣ. Ужъ простить его развѣ, Маріанна?
МАРІАННА. Вся ваша воля, хозяйка.
ГАБРІЭЛЛА. Слушай, плутъ. Мы прощаемъ тебѣ на этотъ разъ и не скажемъ ни дону Эджидіо, ни дону Ринальдо. Но — подъ условіемъ: ты сейчасъ же догонишь эту бѣдную женщину и приведешь ее къ намъ сюда.
НИЩІЙ. Гм… гм… надѣюсь, вы не потребуете, чтобы я возвратилъ ей… ея маленькіе… подарки?
ГАБРІЭЛЛА. Нѣтъ, плутъ, — и лови! вотъ тебѣ еще! Ты понадобишься мнѣ сегодня.
НИЩІЙ. О, синьора, вы царица Неаполя! Располагайте моимъ тѣломъ и моею душою. Лечу за старухою… Францъ, сиди и жди. Лечу, какъ вихрь, мадонна. (Убѣгаетъ.)
МАРІАННА. Итакъ, хозяйка…
ГАБРІЭЛЛА. Итакъ, Маріанна…
МАРІАННА. Это рѣшено: мы дѣлаемъ видъ, будто мѣняемся мѣстами, но каждая останется въ своей комнатѣ. Донъ Жуанъ найдетъ васъ…
ГАБРІЭЛЛА. И получитъ хорошій урокъ — впередъ лучше уважать добродѣтель.
МАРІАННА. Гм… гм…
ГАБРІЭЛЛА. Донъ Эджидіо явится къ вамъ…
МАРІАННА. И получитъ хорошій урокъ впередъ лучше уважать добродѣтель.
ГАБРІЭЛЛА. Вы не вѣрите мнѣ, Маріанна?
МАРІАННА. Не очень, хозяйка. Какъ женщина съ прошлымъ, я много разъ замѣчала, что, когда хорошенькая бабенка начинаетъ учить мужчину добродѣтели, то передаетъ ему свою науку всю цѣликомъ.
ГАБРІЭЛЛА. Въ такомъ случаѣ — вы должны презирать меня?
МАРІАННА. Почему? Грѣшный я человѣкъ, падрона: люблю видѣть, какъ молоденькая жена ставитъ рога старому мужу. Козелъ долженъ быть съ рогами, иначе онъ — скотъ противоестественный.
ГАБРІЭЛЛА. Вы говорите ужасныя вещи, Маріанна. Даю вамъ слово: вы очень ошибаетесь. Я хочу только наказать дона Эджидіо за его ревность и недостойныя мистификаціи.
МАРІАННА. А я — за грубость и угрозы… Ахъ, если бы заодно мы могли натянуть хорошій носъ и наглому дону Ринальдо!
ГАБРІЭЛЛА. Это будетъ, Маріанна. Неужели вы не догадываетесь, почему я послала Джузеппе догонять глупую старуху, которую онъ дурачилъ?
МАРІАННА. Эту золотушную?
ГАБРІЭЛЛА. Донъ Ринальдо — племянникъ кардинала Бонавентуры… понимаете?
МАРІАННА. Хозяйка, вы восхитительная плутовка!
ГАБРІЭЛЛА. Мы сдѣлаемъ доброе дѣло и осмѣемъ Ринальдо.
МАРІАННА. Хозяйка, женщина съ прошлымъ начинаетъ васъ уважать. Вы сами достойны быть женщиною съ прошлымъ!
ДЖУЗЕППЕ (вбѣгаетъ.) Идетъ старуха, падрона. Идетъ. Догналъ ее уже на горѣ у Санъ-Фердинандо…
ДЖІОВАННА. Охъ, всѣ угодники и моя святая! Какая синьора можетъ звать меня? Я чужая въ Неаполѣ… Еще разъ миръ и радость тебѣ, вѣщій болванъ!
ФРАНЦЪ. Schwammdrüber!
ГАБРІЭЛЛА. Добрый вечеръ, матушка, удостойте войти въ мой домъ. Я слыхала о вашемъ затрудненіи и хочу вамъ помочь.
ДЖІОВАННА. Благослови васъ Богъ, красавица. А вы кто же будете — тоже служите при болванѣ?
ГАБРІЭЛЛА. И не при одномъ, матушка.
МАРІАННА. Сколько у насъ болвановъ, это мы сосчитаемъ завтра утромъ.
ГАБРІЭЛЛА. Входите, входите, матушка. Я вамъ все объясню. Джузеппе, проведи къ намъ эту добрую женщину.
НИЩІЙ. Слушаю, хозяйка. (Входитъ съ Джіованною въ домъ Лепорелло).
ФРАНЦЪ. Ich verstehe nicht. Ganz verfluchte Position!
ДОНЪ ЖУАНЪ (входитъ). А! Ты здѣсь, Францъ!
ФРАНЦЪ. Servus, Excellenz.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Ты при шпагѣ и съ цитрою, — это хорошо. Намъ предстоитъ сегодня маленькое приключеніе. Мнѣ можетъ понадобиться твой клинокъ и, навѣрное, будетъ нужна твоя музыка для серенады. (Ко входящему Лепорелло.) Лепорелло! Бездѣльникъ! Я ищу тебя, какъ иглу въ сѣнѣ. Гдѣ ты пропадалъ?
ЛЕПОРЕЛЛО Не смѣлъ показаться вамъ на глаза, синьоръ, у васъ было такое гнѣвное лицо, когда вы давеча выбѣжали изъ этого дома.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Я думаю. Своимъ дурацкимъ мяуканьемъ ты оторвалъ меня отъ ручки самой хорошенькой женщины въ Неаполѣ.
ЛЕПОРЕЛЛО. Только отъ ручки? Хвала тебѣ, мой ангелъ-хранитель!
ДОНЪ ЖУАНЪ. Ты радъ? Можно узнать, — чему?
ЛЕПОРЕЛЛО. Тому, синьоръ, что лишеніе, которое вы понесли отъ моего мяуканья, не такъ ужъ велико. Если бы я замяукалъ десятью минутами позже, потеря была бы гораздо больше.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Выбѣгаю, какъ полоумный, на улицу: нѣтъ никого… только твои пятки сверкаютъ по переулку… Хочу возвратиться туда, въ домъ, къ ней… Не тутъ-то было! Дверь уже на замкѣ… съ балкона звенитъ серебристый хохотъ… Чортъ ли дернулъ тебя мяукать?
ЛЕПОРЕЛЛО. Я стоялъ у фонтана и смотрѣлъ въ воду, синьоръ, и мнѣ почудился въ ней донъ Эджидіо Ратацци.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Ты совсѣмъ оглупѣлъ и разучился служить, мой Лепорелло.
ЛЕПОРЕЛЛО. Ой, не обижайте! Я докажу вамъ, что вы ошибаетесь, синьоръ.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Но она… Габріэлла! Какова неаполитанская чертовка? а? Хлопъ двери на злмокъ… Знаешь ли, если бы не днемъ, я вышибъ бы ихъ камнями съ мостовой.
ЛЕПОРЕЛЛО. Кокетство, синьоръ.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Ты думаешь?
ЛЕПОРЕЛЛО. Синьоръ! Чѣмъ вы наградите меня, если я скажу вамъ, что въ эту ночь она назначаетъ вамъ свиданіе въ своей опочивальнѣ?
ДОНЪ ЖУАНЪ. Лепорелло! Ты лжешь?
ЛЕПОРЕЛЛО. Когда Санта Лючія опустѣетъ и встанетъ поздняя луна, вы придете на эту площадку съ веревочною лѣстницею. Такъ велитъ она. Смотрите: три окна. Среднее — съ балкономъ, — не ошибитесь: среднее съ балкономъ, — будетъ открыто. Я буду въ домѣ, чтобы спустить вамъ лѣстницу, и вы войдете. Очутитесь въ коридорѣ. Ступайте прямо, пока не упретесь въ двери. Онѣ распахнутся, и вы въ объятіяхъ ожидающей васъ Габріэллы.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Лепорелло, озолочу тебя!
ЛЕПОРЕЛЛО. А говорили: не умѣю служить.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Нѣтъ, нѣтъ, беру всѣ свои слова назадъ. Ты король лакеевъ проходимцевъ. Такъ ночью? этою ночью?
ЛЕПОРЕЛЛО. Да, когда взойдетъ луна.
ДОНЪ ЖУАНЪ. О, чортъ возьми! Я сгораю отъ нетерпѣнія.
ЛЕПОРЕЛЛО. Одно условіе съ ея стороны, синьоръ: — вы не зажжете огня и не будете говорить съ нею…
ДОНЪ ЖУАНЪ. Почему?
ЛЕІЮРЕЛЛО. Она очень стыдлива, а разговоромъ боится разбудить старуху-дуэнью, которая спитъ въ двухъ шагахъ отъ нея за стѣною.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Отлично. О чемъ намъ говорить? Моя страсть — нѣмая — скажетъ больше, чѣмъ самое пылкое краснорѣчіе… Зачѣмъ мнѣ видѣть ее этимъ грубымъ тѣлеснымъ зрѣніемъ, когда я и сейчасъ вижу ее, красавицу, жадными очами моей души? Я обожаю эту женщину, Лепорелло.
ЛЕПОРЕЛЛО. Я тоже.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Постой… А какъ же — гдѣ же будетъ мужъ?
ЛЕПОРЕЛЛО. Падронъ Ратацци? Да — развѣ я не говорилъ вамъ, что мы пріятели? Я спровадилъ его, синьоръ. Сейчасъ онъ плыветъ на Капри — къ умирающему дядѣ аббату и, вѣроятно, страдаетъ морскою болѣзнью, потому что на заливѣ волненіе, а суденышко — прескверное, синьоръ.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Лепорелло, ты геній!
ЛЕПОРЕЛЛО. А говорили: поглупѣлъ. Нѣтъ, синьоръ, кто изъ насъ двоихъ глупѣе, это потомство разсудитъ.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Мы дождемся луны гдѣ-нибудь въ остеріи. Францъ! за нами!
ЛЕПОРЕЛЛО. Эта каріатида служитъ при васъ, синьоръ?
ДОНЪ ЖУАНЪ. Мой музыкантъ и тѣлохранитель. Познакомься.
ФРАНЦЪ. Servus.
ЛЕПОРЕЛЛО. Тѣлохранитель! Это слово плохо вяжется съ репутаціей Донъ Жуана.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Зато — какъ нельзя лучше — съ его возрастомъ и ревматизмомъ. Въ наши годы, Лепорелло, очень пріятно чувствовать за собою товарища, способнаго, въ одиночку, разогнать взводъ солдатъ.
ЛЕПОРЕЛЛО. Съ равнымъ удобствомъ вы могли бы водить за собою блаженной памяти статую Командора.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Увы! Статуя Командора приказала долго жить. Кладбищенскіе мальчишки отбили Командору носъ и наслѣдники продали la statua gentilissima маклакамъ, которые пережгли нашего друга на известь. (Уходятъ.)
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Каналья, если ты лжешь, не миновать тебѣ даровой квартиры въ Санъ-Эльмо. Hö, если ты говоришь правду, я сдѣлаю тебя нищимъ моего дяди кардинала.
НИЩІЙ. А какой мнѣ прокъ отъ того, братъ мой?
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Ты можешь каждый мѣсяцъ цѣловать его высокопоставленную руку.
НИЩІЙ. Неужели? Этакая жалость, что у меня нѣтъ золотухи.
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Габріэлла хочетъ меня видѣть? Габріэлла назначаетъ мнѣ свиданіе?
ДОНЪ РИНАЛЬДО. О, во снѣ я или на яву?.. Габріэлла!
ГАБРІЭЛЛА. Тише, донъ Ринальдо. Ваши порывистые жесты привлекаютъ вниманіе.
ДОНЪ РИНАЛЬДО. О, Габріэлла, чему приписать? Чему?
ГАБРІЭЛЛА. Мщенію, любезный Ринальдо. Я откровенна: я не люблю васъ, но я хочу наказать моего ревниваго супруга за то, что онъ посмѣлъ сегодня рядить меня въ дуру — съ этимъ испанцемъ, унтеръ-офицеромъ, который зоветъ его Лепорелло и обращается съ нимъ, какъ съ лакеемъ. Я выходила замужъ не за лакея.
ДОНЪ РИНАЛЬДО. О, Габріэлла!
ГАБРІЭЛЛА. Эджидіо я накажу за подлость, испанца за нахальство. Я знаю весь вашъ заговоръ. Шутка остроумна, и Донъ Жуанъ заслуживаетъ быть одураченнымъ, но я не люблю, чтобы моимъ именемъ распоряжались безъ моего вѣдома… Васъ избрала я — вы поможете мнѣ отомстить дону Эджидіо.
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Мщеніе ли, любовь ли, — мнѣ все равно: мысль сжимать васъ въ объятіяхъ доводитъ меня до изступленія.
ГАБРІЭЛЛА. Слушайте. Я и Маріанна мѣняемся комнатами. Вы знаете ея окно?
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Еще бы. Это — первое слѣва.
ГАБРІЭЛЛА. Донъ Эджидіо будетъ думать, что я буду ждать его…
ДОНЪ РИНАЛЬДО. О!
ГАБРІЭЛЛА. Но будьте спокойны: меня надо искать не тамъ, а вотъ тутъ — въ первомъ окнѣ справа.
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Габріэлла! Вы сведете меня съ ума… Но, не найдя васъ въ назначенномъ мѣстѣ, онъ встревожится, сдѣлаетъ скандалъ…
ГАБРІЭЛЛА. Успокойтесь. Въ темной комнатѣ, которую онъ мнѣ назначаетъ, его встрѣтятъ пылкія объятія.
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Но чьи же?
ГАБРІЭЛЛА. Оглянитесь, какъ вамъ нравится эта женщина?
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Фу! Совсѣмъ не нравится!
ГАБРІЭЛЛА. Это моя тетушка Джіованна, изъ Ночеры. За нѣсколько скуди она легко согласилась взять мою роль на супружескомъ свиданіи съ дономъ Эджидіо.
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Ха-ха-ха!
ГАБРІЭЛЛА. Джіованна, этотъ господинъ — племянникъ кардинала.
ДЖІОВАННА. Ахъ, вѣрить ли мнѣ своему счастью?
ГАБРІЭЛЛА. И онъ согласенъ. Не правда ли, донъ Ринальдо, вы согласны?
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Еще бы я не былъ согласенъ. Вы маленькій вдохновенный демонъ. Все, что вы дѣлаете, — великолѣпно.
ДЖІОВАННА. Да благословитъ васъ небо, благочестивый племянникъ!
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Въ какихъ дуракахъ останется донъ Эджидіо!
ДЖІОВАННА. И да пошлетъ оно вамъ кардинальскій санъ! (Скрывается.)
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Повелѣвайте мною, распоряжайтесь мною. Я вашъ рабъ…
ГАБРІЭЛЛА. Итакъ: первое окно справа. Не ошибитесь.
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Нѣтъ, нѣтъ.
ГАБРІЭЛЛА. Вѣрный Джузеппе подержитъ вамъ лѣстницу и будетъ сторожить до утра.
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Мѣсто нищаго при дядѣ кардиналѣ за нимъ.
ГАБРІЭЛЛА. Васъ встрѣтятъ мракъ и мои поцѣлуи.
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Я скажу вамъ всѣ любовныя слова, какія написалъ Петрарка къ Лаурѣ.
ГАБРІЭЛЛА. Вы не скажете ни одного. Съ ума вы сошли? Чтобы на разговоръ сбѣжались люди?
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Да, да.
ГАБРІЭЛЛА. Глубокое молчаніе — мое первое условіе. Одно слово, одно восклицаніе, и я убѣгаю.
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Ваше дѣло приказывать, мое — повиноваться.
ЛЕПОРЕЛЛО (входитъ). Аха-а? Донъ Ринальдо и моя супруга? Вотъ какъ, донъ Ринальдо? Кажется, вы давеча заявляли, что скорѣе согласны бесѣдовать съ дикою кошкою, чѣмъ съ моею женою?
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Человѣкъ предполагаетъ. Богъ располагаетъ, любезный Эджидіо. Синьора Габріэлла, имѣю честь пожелать вамъ доброй ночи. (Уходитъ.)
ГАБРІЭЛЛА. До свиданія, донъ Ринальдо.
ЛЕПОРЕЛЛО. Отчего онъ сіяетъ, какъ мѣдный умывальникъ? Габріэлла, какимъ образомъ вы сошлись съ нимъ вдвоемъ? И почему, въ такой поздній часъ, вы еще на улицѣ?
ГАБРІЭЛЛА. Чтобы сказать вамъ, что, если когда-либо мужъ заслуживалъ получить рога, то, конечно, это вы.
ЛЕПОРЕЛЛО. Ого! Сильно сказано. Дальше.
ГАБРІЭЛЛА. Считайте ли вы меня честною женщиною?
ЛЕПОРЕЛЛО. Я считаю васъ очень красивою женщиною.
ГАБРІЭЛЛА. Честною?
ЛЕПОРЕЛЛО. Я считаю васъ очень умною женщиною.
ГАБРІЭЛЛА. Честною?
ЛЕПОРЕЛЛО. Я считаю васъ очень ловкою женщиною.
ГАБРІЭЛЛА. Честною, честною, честною?
ЛЕПОРЕЛЛО. Я считаю васъ женщиною со вкусомъ. И вотъ почему — я совершенно равнодушенъ знать, о чемъ вы шептались съ этими комариными мощами, но мнѣ непріятно, что вы вечеромъ одна, на улицѣ. Охъ, не для комариныхъ мощей вы сюда пожаловали!
ГАБРІЭЛЛА. Неужели? Представьте: ошибаетесь. Именно для дона Ринальдо. Можете справиться у Джузеппе, котораго я посылала, чтобы пригласить его на свиданіе.
НИЩІЙ. Такъ точно, падронъ Эджидіо. У синьоры Габріэллы много вкуса, но онъ боленъ малокровіемъ и худосочіемъ.
ЛЕПОРЕЛЛО. Въ такомъ случаѣ, я ровно ничего не понимаю, а прежде всего наглости, съ которою вы мнѣ признаетесь.
ГАБРІЭЛЛА. Скажите: вамъ очень нравится, что донъ Ринальдо ухаживаетъ за мною?
ЛЕПОРЕЛЛО. Вовсе не нравится. Но изъ золъ надо выбирать меньшее. Пусть лучше ухаживаетъ за вами донъ Ринальдо, чѣмъ другіе.
ГАБРІЕЛЛА. Напримѣръ, Донъ Жуанъ…
ЛЕПОРЕЛЛО. О, Габріэлла! Не произносите этого страшнаго имени. Оно леденитъ мою печень.
ГАБРІЭЛЛА. Совершенно напрасно: рѣдко мужчина не нравился мнѣ болѣе, чѣмъ этотъ нахальный господинъ.
ЛЕПОРЕЛЛО. Не лгите! ради Бога, не лгите! Все равно: я не повѣрю.
ГАБРІЭЛЛА. Онъ пожилой человѣкъ — почти столько же, какъ вы… у него репутація развратника… Неужели вы воображаете, что я въ состояніи влюбиться въ развратнаго старика?
ЛЕПОРЕЛЛО. Довольно, Габріэлла. Вы льете бальзамъ на рану моего сердца, но я не вѣрю вамъ… не могу вѣрить… женщина не въ состояніи такъ думать и говорить о Донъ Жуанѣ.
ГАБРІЭЛЛА. Повторяю вамъ: старый развратникъ — герой не моего романа. Съ меня достаточно, что я за вами замужемъ. Что я не лицемѣрю, я докажу вамъ на дѣлѣ. Мнѣ извѣстенъ планъ, который вы составили противъ домъ Жуана.
ЛЕПОРЕЛЛО. Ухъ! Кто же изъ проклятыхъ подлецовъ разболталъ? Ринальдо или Маріанна?
ГАБРІЭЛЛА. Оба. Я вполнѣ одобряю ваше намѣреніе проучить зазнавшагося наглеца. Если я зла на васъ, то лишь за то, что вы не пригласили меня участвовать въ шуткѣ, которую собираетесь разыграть моимъ именемъ. Я не терплю, чтобы моею личностью распоряжались за моею спиною. Это гнусно.
ЛЕПОРЕЛЛО. Габріэллочка! Ругайте, проклинайте, побейте меня… Вы вознесли меня на небеса! Ругайте! Я буду думать, что вокругъ меня ругаются ангелы.
ГАБРІЭЛЛА. Слушайте, донъ Эджидіо. Я не только согласна принять участіе въ вашей плутнѣ, но еще предлагаю вамъ ее украсить. Зачѣмъ мы ограничимся насмѣшкою надъ однимъ моимъ поклонникомъ, когда можемъ сразу осмѣять двоихъ? Что вы скажете, если я предложу вамъ поставить донъ Ринальдо въ такое же глупое положеніе, какъ и Донъ Жуана.
ЛЕПОРЕЛЛО. Скажу, что вы добродѣтельнѣйшая и остроумнѣйшая женщина отъ Китайской стѣны до Гибралтара.
ГАБРІЭЛЛА. Именно затѣмъ я и вызвала его на свиданіе, среди котораго вы насъ застали… Войдемте въ домъ, я вамъ все разскажу.
ЛЕПОРЕЛЛО. Я очень желалъ бы оставить въ дуракахъ нахала Ринальдо, но… вѣдь кривая Маріанна у насъ одна?
ГАБРІЭЛЛА. У нея родился двойникъ. Войдемъ въ домъ, войдемъ въ домъ, донъ Эджидіо.
ЛЕПОРЕЛЛО. Иду. А, Габріэллочка! вы сдѣлали меня счастливымъ… А! вы правы, вы тысячу разъ правы! видѣть одного въ дуракахъ — хорошо, двоихъ — блаженство!
ГАБРІЭЛЛА. Двоихъ — блаженство! (Уходятъ въ ломъ.)
НИЩІЙ зажигаетъ уличный фонарь и поетъ.
Говорила Катя королю:
Я васъ, ваша милость, не люблю.
Но король добился съ Катей ладу,
Онъ купилъ ей бочку шоколаду…
ДОНЪ ЖУАНЪ. Лепорелло… гдѣ ты, животное? Лепорелло.
НИЩІЙ. Вы ищете дона Эджидіо, синьоръ?
ДОНЪ ЖУАНЪ. А, старый знакомый! Я ищу моего дурака-лакея, его зовутъ Лепорелло.
НИЩІЙ. Или донъ Эджидіо Ратацци.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Что-о-о? Донъ Эджидіо Ратацци и мой Лепорелло…
НИЩІЙ. Одно лицо.
ДОНЪ ЖУАНЪ. И прекрасная Габріэлла?
НИЩІЙ. Его законная жена.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Въ славную исторію я попалъ! Стало быть, свиданіе, которое онъ мнѣ устроилъ, ловушка?
НИЩІЙ. Да, онъ хотѣлъ, чтобы вышла ловушка, но — должно быть — у влюбленныхъ есть тоже свой вѣщій статуй: капканъ повернулся противъ него самого, и онъ останется съ прихлопнутымъ носомъ, какъ глупая крыса. Смѣло идите, куда онъ зоветъ васъ, синьоръ. Онъ желаетъ вамъ зла, но ваши друзья позаботились, чтобы вы получили только удовольствіе.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Друзья — то есть она — Габріэлла?
НИЩІЙ. И немножко вашъ покорный слуга, синьоръ.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Молодецъ, Джузеппе. Служи, помогай. Забытъ не будешь. Но Лепорелло… Каковъ предатель?.. О, я сумѣю наказать тебя, подлая ищейка! Я вырощу на лбу твоемъ рога длиннѣе, чѣмъ у оленя-призрака, который въ полночный часъ пугаетъ звѣрей на Аспромонте…
НИЩІЙ. Онъ хотѣлъ посмѣяться надъ вами, — законъ возмездія требуетъ, чтобы вы посмѣялись надъ нимъ. Око за око, зубъ за зубъ…
ДОНЪ ЖУАНЪ. И смѣхъ — за смѣхъ…
НИЩІЙ. Дѣлайте все, что онъ вамъ предложитъ, потому что — помните: все передѣлано за его спиною въ вашу пользу. Чѣмъ коварнѣе онъ хитритъ, тѣмъ надежнѣе захлестываетъ собственную петлю.
ФРАНЦЪ. Sehen Sie auf!
ДОНЪ ЖУАНЪ. А-а-а… Комедія начинается…
ЛЕПОРЕЛЛО (ня балконѣ). Баринъ! Баринъ!..
ДОНЪ ЖУАНЪ. Зачѣмъ ты туда попалъ? Что ты мастеришь, старый плутъ?
ЛЕПОРЕЛЛО. Лѣстницу, по которой вы подниметесь къ вашей красавицѣ.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Какой предусмотрительный!
ЛЕПОРЕЛЛО. Слава Богу, служу вамъ не первый разъ.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Да, да. Много лѣтъ знаемъ мы другъ друга, мой старый Лепорелло.
ЛЕПОРЕЛЛО. Если бы черти не утащили васъ на десять лѣтъ въ адъ, мы могли бы справить двадцатипятилѣтній юбилей нашей торговой компаніи.
ДОНЪ ЖУАНЪ. И, что лучше всего, мы съ тобою, за все это время, ни разу другъ друга не обманули. Случалось, что ты воровалъ у меня вино.
ЛЕПОРЕЛЛО. О, синьоръ.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Сигары… Кстати: держи-ка… Послѣдняго привоза, превосходная… Лови и ты, Джузеппе.
ЛЕПОРЕЛЛО. Благодарю, синьоръ.
НИЩІЙ. Почтительнѣйше благодарю, великодушный синьоръ.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Воровалъ ты у меня деньги изъ кармановъ…
НИЩІЙ. Ай-ай-ай! Это уже нехорошо. Деньги — собственность того, кто ихъ имѣетъ, какъ сказалъ министръ финансовъ, вводя подоходный налогъ.
ЛЕПОРЕЛЛО. Нашли, что вспоминать! Обыкновенное перемѣщеніе цѣнностей.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Цѣпи, табакерки, духи, старое платье, овесъ у моихъ лошадей, кормъ у моихъ собакъ, кольца, медальоны, подаренные мнѣ моими красавицами.
ЛЕПОРЕЛЛО. Сознайтесь, однако, синьоръ, что я изъ нихъ пользовался лишь скорлупою, а ядро всегда оставлялъ вамъ.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Да, это правда: портреты и волосы ты великодушно предоставлялъ мнѣ, а въ свои карманы пряталъ только золото и камни.
НИЩІЙ. Если это и мошенничество, то очень деликатное.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Наконецъ, однажды, одѣвая меня на балъ, ты попробовалъ выкусить брилліантъ изъ моей орденской звѣзды Льва и Солнца.
НИЩІЙ. Эту исторію разсказываютъ не только о лакеяхъ, но и о многихъ государственныхъ людяхъ.
ЛЕПОРЕЛЛО. А долго вы намѣрены читать мой грѣховодный списокъ, синьоръ?
ДОНЪ ЖУАНЪ. Но, Лепорелло, несмотря на все это, между нами всегда царило полное согласіе, довѣріе, единомысліе.
ЛЕПОРЕЛЛО. Гм… гм…
ДОНЪ ЖУАНЪ. Мы обманули тысячу мужей.
ЛЕПОРЕЛЛО. Ужъ и мужья были!
ДОНЪ ЖУАНЪ. Убили нѣсколько сотъ…
ЛЕПОРЕЛЛО. Туда и дорога вислоухимъ!
ДОНЪ ЖУАНЪ. Обольстили тысячу женъ.
ЛЕПОРЕЛЛО. Ну, и спотыкаться случалось…
ДОНЪ ЖУАНЪ. Все это — моя профессія, моя привычка, мой воздухъ: любить — обманывать, любить — убивать. Я обольщаю, какъ другіе дышатъ… Я убиваю, какъ другіе ѣдятъ… Но часто я спрашивалъ себя: есть ли на свѣтѣ мужъ, котораго мнѣ совѣстно было бы обмануть? есть ли жена, которую обольстить мнѣ было бы стыдно?
ЛЕПОРЕЛЛО. И вы отвѣчали себѣ: нѣтъ!
ДОНЪ ЖУАНЪ. Я отвѣчалъ себѣ: да!
ЛЕПОРЕЛЛО. Любопытно знать, гдѣ скрываются эти антики?
ДОНЪ ЖУАНЪ. Недалеко, Лепорелло. Мужъ, это ты.
ЛЕПОРЕЛЛО. Я?
ДОНЪ ЖУАНЪ. А жена — твоя жена, если бы, конечно, она у тебя была.
ЛЕПОРЕЛЛО. Вы хотите меня увѣрить, что, если бы я былъ женатъ, вы не позволили бы себѣ обольстить мою жену?
ДОНЪ ЖУАНЪ. Никогда. Ни за что.
ЛЕПОРЕЛЛО. Если бы она была красавица?
ДОНЪ ЖУАНЪ. Даже сама Елена Троянская.
ЛЕПОРЕЛЛО. Зачѣмъ Елена, — возьмемъ примѣръ ближе: вотъ хоть бы эту красивую Габріэллу… въ окно которой вы собираетесь лѣзть.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Габріэллу?
ЛЕПОРЕЛЛО. Да. Вообразите, что эта Габріэлла — моя жена… Отказались бы вы тогда отъ нея или нѣтъ?
ДОНЪ ЖУАНЪ. Но зачѣмъ же я буду воображать небылицы, мой другъ, когда она жена дона Эджидіо Ратацци, котораго ты такъ предусмотрительно спровадилъ на Капри?
ЛЕПОРЕЛЛО. Ага! то-то — зачѣмъ?… Знаемъ мы васъ!.. (Сбрасываетъ лѣстницу.) Пожалуйте, готово.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Крѣпко ли?
ЛЕПОРЕЛЛО. Надѣйтесь на меня.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Ни за что не полѣзу по такой соломинкѣ прежде, чѣмъ не увижу, что она держитъ человѣка. Спустись по ней внизъ.
ЛЕПОРЕЛЛО. Вотъ тебѣ разъ! Зачѣмъ?
ДОНЪ ЖУАНЪ. Затѣмъ что, если она гнилая, то лучше оборваться съ нея тебѣ, чѣмъ твоему господину.
ЛЕПОРЕЛЛО. Господи, какой вы, однако, стали трусъ! (Спускается.)
ДОНЪ ЖУАНЪ. Годы, любезный Лепорелло, годы. Рискъ головою хорошъ только для мальчишекъ.
ЛЕПОРЕЛЛО. Полѣзайте, что ли? Луна уже восходитъ…
ДОНЪ ЖУАНЪ. Сейчасъ, сейчасъ… Собственно говоря, преутомительная это служба — быть развратникомъ, Лепорелло.
ЛЕПОРЕЛЛО. Охота пуще неволи.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Нѣтъ, не то. А каждому человѣку данъ жребій, который онъ долженъ принять къ исполненію съ твердымъ убѣжденіемъ, какъ призваніе и обязанность до гроба. Не такъ ли, Лепорелло?
ЛЕПОРЕЛЛО. Вы всегда говорите, какъ книга.
ДОНЪ ЖУАНЪ. А твое мнѣніе, Джмъеппе?
ДЖУЗЕППЕ. Именно такъ разсуждалъ я, синьоръ, когда рѣшилъ честнымъ трудомъ зарабатывать хлѣбъ и сдѣлался нищимъ.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Человѣку моихъ лѣтъ въ этотъ часъ хорошо лежать въ мягкой постели, съ колпакомъ на головѣ… Подлѣ — на столикѣ — графинъ добраго хереса и тарелка съ бисквитами… Приходитъ добрая, пожилая ключница или капелланъ… играемъ въ пикетъ, разсказываемъ другъ другу анекдоты… вотъ это жизнь. А тутъ — полѣзай во второй этажъ по какой-то ниткѣ къ какой-то тамъ Габріэллѣ… нѣжничай, ври, изображай страсть… ой!
ЛЕПОРЕЛЛО. Что съ вами?
ДОНЪ ЖУАНЪ. Ногу кольнуло… подагра, что ли? Или опять ревматизмъ? О-хо-хо… Скучища… остаться развѣ? не лазить?
ЛЕПОРЕЛЛО. Что вы, что вы, синьоръ? Дама предупреждена, мы истратили столько денегъ, столько усилій…
ДОНЪ ЖУАНЪ. Чортъ съ ними съ деньгами и усиліями… Ой-ой-ой!
ЛЕПОРЕЛЛО. И, наконецъ, подумайте о будущемъ. Если вы перестанете быть Донъ Жуаномъ, то сдѣлаетесь просто старымъ холостякомъ.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Ты правъ.
ЛЕПОРЕЛЛО. И что же тогда станется съ поэзіей и музыкой? Что будетъ съ Моцартомъ, Байрономъ, Пушкинымъ, Алексѣемъ Толстымъ!
ДОНЪ ЖУАНЪ. Назвался груздемъ, полѣзай въ кузовъ. Нечего дѣлать. Спасемъ поэзію, Францъ! Эйнъ венигъ шпиль ауфъ!
ФРАНЦЪ. Jawohl!
ДОНЪ ЖУАНЪ (декламируетъ подъ мандолину).
Посмотри: косыя тѣни
Черезъ улицу легли
И балконныя ступени
Въ чуткій сумракъ облекли.
Чуткій сумракъ спящей розы
Сторожитъ душистый сонъ, —
Поэтическія грезы,
Подъ цикады перезвонъ.
Спящихъ розъ дыханьемъ полный
Моремъ льется ароматъ:
Набѣгающія волны
И ласкаютъ, и томятъ.
Теплый вѣтеръ отъ Гренады
Разжигаетъ въ сердцѣ кровь,
Будитъ звуки серенады,
Будитъ ревность и любовь…
Сколько такихъ ночей мы пережили, мой добрый Лепорелло!
ЛЕПОРЕЛЛО. Эхъ, баринъ! Было, было, да и быльемъ поросло.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Ничего, старый. Ты еще не разъ подержишь мнѣ лѣстницу, а я не разъ по ней подымусь.
ЛЕПОРЕЛЛО. Вашими устами медъ пить, синьоръ!
ДОНЪ ЖУАНЪ. Помнишь? Мадридъ — Духовъ день — послѣ боя быковъ — донна Эфедра — такая же ночь — та же пѣсня — и вдругъ… свирѣпый тореадоръ Эскамильо, съ своею навахою.
ЛЕПОРЕЛЛО. А вы его чикъ!
ДОНЪ ЖУАНЪ. А я — его чикъ!.. Пиза… падающая башня… бѣлый мраморъ посинѣлъ отъ луны… я пою серенаду дукессѣ Моннѣ Ваннѣ, и вдругъ изъ-за угла этотъ толстый болванъ, кондотьери Принцивалле… и въ рукахъ у него этакій кинжалъ!
ЛЕПОРЕЛЛО. А вы его — брыкъ!
ДОНЪ ЖУАНЪ. А я его — брыкъ!.. Шпиль ауфъ, Францъ! (Лѣзетъ.) Шпиль ауфъ! Все прямо ты говоришь, Лепорелло?
ЛЕПОРЕЛЛО. Все прямо, синьоръ.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Ну, прямо, такъ прямо. Охъ-охъ-охъ-охъ-охъ! (Скрывается.)
ЛЕПОРЕЛЛО. Желаю вамъ всякаго успѣха, синьоръ! Но за какимъ чортомъ вы убрали лѣстницу?! спрашивается, какъ же я теперь попаду къ Габріэллѣ?
МАРІАННА (въ маскѣ, окутанная бѣлымъ вуалетъ, открываетъ свое окно). Донъ Эджидіо?
ЛЕПОРЕЛЛО. Габр…
МАРІАННА. Тссъ. Не кричите! Вы выдаете насъ. Развѣ вы не видите: я нарочно надѣла маску. Зовите меня Маріанною.
ЛЕПОРЕЛЛО. О, милая Маріанна, прекрасная Маріанна, безцѣнная, очаровательнѣйшая Маріанна. Я въ отчаяніи, этотъ разсѣянный вѣтрогонъ убралъ лѣстницу.
МАРІАННА. Все предусмотрѣно. (Опускаетъ льстницу.)
ЛЕПОРЕЛЛО. Вы ангелъ!
НИЩІЙ. Синьоръ Ратацци, на вино съ вашей милости?
ЛЕПОРЕЛЛО. Что-о-о?
НИЩІЙ. Ничего, синьоръ. Когда я одинаково хорошо знакомъ съ мужемъ и съ женою и застаю супруга, что онъ лѣзетъ по веревочной лѣстницѣ въ комнату служанки, я имѣю обыкновеніе просить на вино… Только и всего.
ЛЕПОРЕЛЛО. Я иду къ своей законной женѣ, негодяй!
НИЩІЙ. Странная у васъ дорога въ спальню, И развѣ вашу супругу зовутъ Маріанной?
МАРІАННА. Дождусь ли я васъ когда-нибудь? Нельзя сказать, чтобы любовь ваша спѣшила.
ЛЕПОРЕЛЛО. О Габр… (Лѣзетъ.)
МАРІАННА. Маріанна!
ЛЕПОРЕЛЛО (на лѣстницѣ). Маріанна, Маріанна! (Скрываѣтся въ комнатѣ.)
МАРІАННА. Эджидіо, Эджидіо, Эджидіо!
НИЩІЙ (привязываетъ лѣстницу снизу). Кто не помогаетъ бѣднымъ, достоинъ хорошаго наказанія. Попробуй-ка теперь, убери!
ЛЕПОРЕЛЛО (дергаетъ лѣстницу). Кой чортъ? Джузеппе! Что тамъ? Лѣстница не идетъ.
НИЩІЙ. Она зацѣпилась за земной шаръ, синьоръ. Врядъ ли поднять вамъ ее, если вы не Атлантъ.
МАРІАННА. Я жду тебя, мой Эджидіо…
ЛЕПОРЕЛЛО. Пускай виситъ! Ночью никто не замѣтитъ…
НИЩІЙ. Разумѣется, пускай виситъ! Погоди, старый плутъ: я сберу къ этой лѣстницѣ всѣхъ нищихъ Неаполя!
ДОНЪ РИНАЛЬДО (крадется). Тссъ! Джузеппе!
НИЩІЙ. Обольстителю — почтеніе. Смстрите: ваша красавица уже насторожѣ…
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Чортъ возьми! Кровь кипитъ и бурлитъ въ моемъ сердцѣ. Но какъ же я попаду къ ней?
НИЩІЙ. Развѣ съ вами нѣтъ лѣстницы, синьоръ?
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Есть лѣстница, но закинуть ее для меня труднѣе, чѣмъ лассо на рога дикаго бизона.
НИЩІЙ. Попробуемъ. Эй — вы, тетенька, какъ васъ тамъ? Гости къ вамъ! Ловите!
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Дуракъ! Развѣ ты не знаешь, что это падрона Габріэлла?
НИЩІЙ. Вы умны. Хорошо были бы мы, если бы кричали ея имя на цѣлый кварталъ.
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Ты правъ.
НИЩІЙ. Тутъ требуется псевдонимъ, какъ говорилъ молодой аристократъ, поддѣлывая на векселѣ бланкъ своего дяди. Тетенька! Какъ ваше святое имячко?
ДЖІОВАННА. Джіованна, кормилецъ… Джіованна.
НИЩІЙ. Слышали? Желаетъ, чтобы вы звали ее Джіованною.
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Какимъ страннымъ голосомъ она откликнулась!
НИЩІЙ. Да, надо ей отдать справедливость: природная актриса. Нельзя искуснѣе притвориться старухою. Разъ… два… три… Готово. Привязывай, тетка. Не достаетъ?
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Не достаетъ.
ДЖІОВАННА (воетъ). Не достаетъ!
НИЩІЙ. Какимъ идіотомъ надо быть, чтобы, собираясь на свиданіе въ третій этажъ, запастись лѣстницею только до второго!
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Это ужасно. Что же теперь дѣлать?
НИЩІЙ. Ничего. Развѣ молиться, чтобы лѣстница выросла?
ДЖІОВАННА. Молитесь, добрый, благочестивый донъ Ринальдо! Молитесь, прекраснѣйшій племянникъ кардинала!
ФРАНЦЪ (встаетъ, подходитъ). Erlauben Sie mir.
ДЖІОВАННА. Чудо!
НИЩІЙ. Въ самомъ дѣлѣ: везетъ вамъ, донъ Ринальдо. Прошу… Я подсаживаю.
ДОНЪ РИНАЛЬДО (лѣзетъ на спину Франца). Какъ прекрасно все устроилось! Какъ кстати оказался здѣсь этотъ богатырь!
НИЩІЙ. Полѣзайте ужъ! Полѣзайте!
ДЖІОВАННА. Сподобилась зрѣть чудо! О, повѣрили бы у насъ въ Ночерѣ? О благодарю тебя, благословенный, блаженный, вѣщій статуй!
ДОНЪ РИНАЛЬДО (на лѣстницѣ). О Габріэлла! о Габріэлла! Габріэлла! (Скрывается въ окнѣ.)
НИЩІЙ. Пташки по клѣткамъ. Пріятнаго аппетита. Ну, блаженный статуй! Теперь намъ не грѣхъ махнуть на полчасика въ остерію подъ Зеленымъ Колпакомъ.
ФРАНЦЪ. Osteria? Ich verstehe gut! Mit Vergnügen.
НИЩІЙ (поетъ).
Говорила Катя королю:
Я васъ, ваша милость, не люблю.
Но король добился съ Катей ладу,
Онъ купилъ ей бочку шоколаду…
Дѣйствіе третье.
правитьНИЩІЙ. Тише, господа, тише. Порядочные люди, когда скандалятъ, не шумятъ. Положите вашу драгоцѣнную ношу сюда, подъ окно. Миръ твоему праху, вѣщій статуй. А васъ, господа, я прошу обратить вниманіе на эту лѣстницу, прикрѣпленную къ тому окну. Оно ведетъ въ комнату служанки Маріанны.
ВТОРОЙ НИЩІЙ. Да! лѣстница! Вы говорите намъ правду.
ОБЫВАТЕЛЬ. Чортъ возьми, мнѣ, все-таки, не вѣрится.
НИЩІЙ. То ли вы еще увидите! Однако, уже свѣтаетъ. Пора пугнуть птичекъ въ клѣткѣ. Мандолина есть. Кто будетъ вторить на гитарѣ?
Мадонна Габріэлла,
Какъ ангелъ, хороша:
Серебряное тѣло,
Алмазная душа!
ХОРЪ.
Алмазная душа.
Одинъ порокъ, о, други,
Въ мадоннѣ я нашелъ:
Достался ей въ супруги
Нелѣпѣйшій оселъ!
ХОРЪ.
Супругъ ея оселъ!
Полна мадонна злобой
И мысли тяжелы:
Ужъ былъ бы хоть особый,
А то — какъ всѣ ослы!
ХОРЪ.
Оселъ, какъ всѣ ослы!
Мадонну слышатъ боги,
Имъ трудныхъ нѣтъ задачъ,
И — выросли вдругъ роги
У ослика: не плачь!
ХОРЪ.
Надъ осликомъ не плачь!
Мадонна! вотъ гостинецъ
Судьба вамъ принесла.
Продайте вы въ звѣринецъ
Рогатаго осла!
ХОРЪ.
Рогатаго осла!
ЛЕПОРЕЛЛО (выглядываетъ изъ окна). Это что за чортова серенада?
МАРІАННА (въ маскѣ и подъ вуалью, обнимаетъ его въ окнѣ). Жестокій! Ты уже покидаешь меня?
ЛЕПОРЕЛЛО. Покинуть тебя? мою индюшечку? моего цыпленка? Ну, нѣтъ! Не такъ скоро! Я только спущусь на минутку, чтобы, пока не разсвѣло, отвязать лѣстницу, которую негодяй Джузеппе на зло мнѣ прикрутилъ къ чему-то…
МАРІАННА. Въ моихъ объятіяхъ ты еще можешь помнить о лѣстницахъ?!
ЛЕПОРЕЛЛО. Ангелъ мой, на разсвѣтѣ, веревочная лѣстница у окна порядочной женщины брелокъ компрометирующій.
МАРІАННА. Не все ли мнѣ равно? Я желала бы, чтобы весь міръ видѣлъ меня съ тобою.
ЛЕПОРЕЛЛО. Наконецъ-то ты поняла и оцѣнила меня. О, Габр…
МАРІАННА. Тссъ! Ты опять забываешь условіе! Маріанна, дурашка ты мой, вѣрная твоя Маріанна!
ЛЕПОРЕЛЛО. Ха-ха-ха! Да, покуда не кончится наша шутка.
МАРІАННА. Какъ знать? Можетъ быть, и дальше, милый Эджидіо.
ЛЕПОРЕЛЛО. Маріанна! Милая! Нѣжная! Чудная! Свѣтлая моя Маріанна!
НИЩІЙ (у фонтана). Вы слышали? Будьте свидѣтели. Онъ съ Маріанной.
ОБЫВАТЕЛЬ. И этотъ человѣкъ былъ принятъ въ нашемъ обществѣ!
ВТОРОЙ ОБЫВАТЕЛЬ. Представленъ нашимъ женамъ!
ОБЫВАТЕЛЬ. Будь я проклятъ, если объ этихъ соблазнахъ не узнаютъ сегодня же всѣ порядочные люди Неаполя.
МАРІАННА. Въ самомъ дѣлѣ, заря… Спѣши, мой милый, и скорѣе лети назадъ въ мои объятія!
ЛЕПОРЕЛЛО (лѣзетъ). Лечу, лечу… (Маріанна отвязываетъ льстиицу. Лепорелло падаетъ.) У-ахъ!
НИЩІЙ. Чортъ возьми, въ самомъ дѣлѣ полетѣлъ!
МАРІАННА. Бѣдняжка! ты оборвался?
ЛЕПОРЕЛЛО. И пребольно. Чтобы того, кто дѣлалъ эту гнилую лѣстницу, повѣсили на такой же веревкѣ!
МАРІАННА. Спѣши ко мнѣ! Мои объятія исцѣлятъ тебя.
ЛЕПОРЕЛЛО. Нога моя не ступитъ больше на эти предательскія ступени. Спустись внизъ и отвори мнѣ входную дверь.
МАРІАННА. Ты забываешь, что мы заперлись съ вечера и ключъ, какъ всегда, на тебѣ.
ЛЕПОРЕЛЛО. Лови его!
МАРІАННА. Ни за что. Я не выйду изъ комнаты, пока въ нашемъ домѣ…
ЛЕПОРЕЛЛО. Въ самомъ дѣлѣ! О, дьяволъ!
МАРІАННА. Чтобы я встрѣтилась съ нимъ въ коридорѣ или на лѣстницѣ? Нѣтъ, довольно ты мучилъ меня ревностью. Лучше я на всю жизнь останусь въ своей комнатѣ и окаменѣю, какъ Ніоба, лишь бы ты, мой Эджидіо, былъ увѣренъ въ своей Маріаннѣ.
ЛЕПОРЕЛЛО. Когда мы будемъ вмѣстѣ, я расцѣлую тебя за эти слова. А покуда брось мнѣ, по крайней мѣрѣ, платье мое.
МАРІАННА. Съ удовольствіемъ… Ахъ, Эджидіо!
ЛЕПОРЕЛЛО. Ну?
МАРІАННА. Ты вывѣсилъ его съ вечера въ коридоръ.
ЛЕПОРЕЛЛО. Адъ и черти!
МАРІАННА. Между имъ и мною запертая дверь!
ЛЕПОРЕЛЛО. Вотъ ключъ! Я бросаю! держи!
МАРІАННА. Никогда! Ни за что! Я слышу, какъ Донъ Жуанъ ворчитъ и топаетъ въ коридорѣ.
ЛЕПОРЕЛЛО. Но, вѣдь, свѣтло. Въ домахъ, того гляди, отворятхя ставни! Не могу же я гулять по улицѣ въ ночномъ бѣльѣ!
НИЩІЙ. А, между тѣмъ, погода теплѣйшая, синьоръ Эджидіо!
МАРІАННА. Ай! (Скрылась.)
ЛЕПОРЕЛЛО (схвативъ Нищаго за воротъ). А, бездѣльникъ! Это все твои штуки!
НИЩІЙ. Но-но-но! почтеннѣйшій, не горячитесь!
НИЩІЙ. Приблизьтесь, господа. Вы видѣли: здѣсь не только развратничаютъ, но и убиваютъ.
ОБЫВАТЕЛЬ. Мы видѣли все, Джузеппе.
ВСѢ. Прочь руки, синьоръ Эджидіо! Мы видѣли все! Прочь руки! Мы видѣли!
ЛЕПОРЕЛЛО. Что вы? Въ своемъ умѣ? Вы позабыли, съ кѣмъ вы говорите?
НИЩІЙ. Съ человѣкомъ, который засвѣтло гуляетъ по улицѣ безъ панталонъ.
ОБЫВАТЕЛЬ. Предварительно вылѣзши по веревочной лѣстницѣ изъ окна своей служанки.
ВТОРОЙ НИЩІЙ. Стыдно, синьоръ Эджидіо!
ВТОРОЙ ОБЫВАТЕЛЬ. А мы еще такъ вѣрили вамъ,
НИЩІЙ. Вотъ и поличное: лѣстница, по которой вы изволили спуститься отъ своей прелестной Маріанны!
ЛЕПОРЕЛЛО. Ха-ха-ха! Сосѣди! Вы даже не подозрѣваете, какъ вы глупы.
ОБЫВАТЕЛЬ. Онъ еще смѣется!
ВТОРОЙ НИЩІЙ. И бранится!
ВТОРОЙ ОБЫВАТЕЛЬ. Нѣтъ, сударь мой, мы вамъ достались не дураки!
ОБЫВАТЕЛЬ. Не очень важничайте вашими голыми ногами!
НИЩІЙ. Что остался человѣкъ на улицѣ безъ панталонъ, такъ ужъ и вообразилъ себѣ, будто римскій сенаторъ!
ЛЕПОРЕЛЛО. Ахъ, вы, олухи! Вздумали ловить меня на прелюбодѣяніи! Да знаете ли вы, что мои башмаки добродѣтельнѣе вашихъ женъ?
ОБЫВАТЕЛЬ. Тѣмъ страннѣе, что вы ихъ гдѣ-то забыли.
ЛЕПОРЕЛЛО. И въ мизинцѣ моемъ ума больше, чѣмъ во всѣхъ вашихъ праздныхъ неаполитанскихъ головахъ.
ВТОРОЙ НИЩІЙ. Въ которомъ, хозяинъ? Мы видимъ ихъ цѣлыхъ четыре.
ЛЕПОРЕЛЛО. Вотъ я сейчасъ покажу вамъ эту Маріанну… (Хлопаетъ подъ окномъ въ ладоши и зоветъ.) Габріэлла! Э! Жена! Мадонна Габріэлла!
НИЩІЙ. Синьоръ Эджидіо, кажется, собирается выдать намъ ворону за соловья.
ОБЫВАТЕЛЬ. Эта штука не пройдетъ, синьоръ Эджидіо!
ВТОРОЙ НИЩІЙ. Мы видѣли, что видѣли. У меня зрѣніе превосходное.
ВТОРОЙ ОБЫВАТЕЛЬ. И слышали, что слышали. У меня кошачій слухъ.
ЛЕПОРЕЛЛО. Габріэлла! Душоночекъ! Габріэлла!
НИЩІЙ (басомъ). Оправдай себя!
ВТОРОЙ НИЩІЙ (ему въ тонъ). Она безмолвна!
ВСѢ (хоромъ). Не пройдетъ!!!
ЛЕПОРЕЛЛО. Негодяи!
НИЩІЙ. Не обижайтесь, синьоръ: это мы изъ «Аиды».
ОБЫВАТЕЛЬ. Очевидно той, кого вы зовете, нѣтъ тамъ, откуда вы ее зовете.
ЛЕПОРЕЛЛО. Она, вѣроятно, вышла, что не слышитъ.
ВТОРОЙ НИЩІЙ. Ха-ха-ха. Это чрезъ запертую-то дверь, ключъ отъ которой виситъ у васъ на шеѣ?
НИЩІЙ. Боюсь, хозяинъ, что если эту Габріэллу вы не назовете Маріанною, то она не откликнется вамъ до страшнаго суда. Вы знаете, какъ она своенравна.
ОБЫВАТЕЛЬ. Если, вмѣсто служанки, выйдетъ госпожа, тѣмъ полнѣе будетъ ваше торжество.
ВТОРОЙ НИЩІЙ. Господа! Я предлагаю пари! Кто за Маріанну, кто за Габріэллу?
ОБЫВАТЕЛЬ. Превосходная мысль! Синьоръ Эджидіо! Если женщина въ окнѣ окажется синьорою Габріэллою, я готовъ заплатить вамъ флоринъ.
ВТОРОЙ ОБЫВАТЕЛЬ. И я! отвѣчайте?
ГОЛОСА. И я… и мы… и мы…
ВТОРОЙ НИЩІЙ. Украду у сосѣда, а за Маріанну и я буду держать!
ЛЕПОРЕЛЛО. Вы заслуживаете, чтобы я васъ пощипалъ. Хорошо. Я принимаю пари.
НИЩІЙ. Ай да синьоръ Эджидіо! Вотъ это называется вѣрить своимъ пяти чувствамъ.
ОБЫВАТЕЛЬ. Итакъ: кто за Маріанну?
ВСѢ. Мы!
ОБЫВАТЕЛЬ. Кто за Габріэллу?
ЛЕПОРЕЛЛО. Я.
НИЩІЙ. Одинъ противъ всѣхъ! Вотъ-то цапнетъ капиталы!
ЛЕПОРЕЛЛО. Кладите ваши деньги вотъ сюда на ступени и пусть кто-нибудь стережетъ ихъ. Я отвѣічаю противъ нихъ — монета на монету — этимъ домомъ, всѣмъ, что въ домѣ, кромѣ людей.
ОБЫВАТЕЛЬ. Слышали?
ВСѢ. Всѣ слышали, принимаемъ.
НИЩІЙ. Боюсь, что въ нашемъ околоткѣ стало однимъ домовладѣльцемъ меньше.
ЛЕПОРЕЛЛО (хлопаетъ подъ окномъ въ ладони и зоветъ). Маріанна! Маріанна! Маріанночка! Будьте любезны: покажитесь этимъ добрымъ людямъ, чортъ бы ихъ дралъ!
МАРІАННА (въ окнѣ, безъ маски и вуаля). Что угодно, хозяинъ?
ТОЛПА. А-а-а-а-а!
МАРІАННА. По какому случаю такое сборище?
ОБЫВАТЕЛЬ. Синьоръ Эджидіо! Вы дорого заплатили за ваше упрямство!
ЛЕПОРЕЛЛО. Наяву я или во снѣ?
ОБЫВАТЕЛЬ. Довольно приггворствъ, донъ Эджидіо!
ЛЕПОРЕЛЛО. Это вы? вы?
ОБЫВАТЕЛЬ. Вы не можете спорить противъ очевидности. Войдемъ же въ домъ, который вамъ уже не принадлежитъ, и расплатитесь съ нами, какъ слѣдуетъ честному человѣку.
ЛЕПОРЕЛЛО. Господа! Это — оборотень. Клянусь вамъ: оборотень!… Ламія! вѣдьма!.. Гдѣ моя жена?.. Вѣдьма! отдай мнѣ мою жену!.. Господа! Мы всѣ околдованы: эта вѣдьма съѣла мою жену…
НИЩІЙ. Синьоръ Эджидіо! Этотъ способъ уклоняться отъ платежа остался въ прошломъ вѣкѣ.
МАРІАННА. Вѣдьма? Вотъ какъ? Обольститель!
Теперь страшна, а прежде любой звалъ?
Теперь страшна, а прежде цѣловалъ?
Не помню, господа, изъ какой это трагедіи, но смѣю васъ увѣрить, что все это совершенная правда.
ВТОРОЙ НИЩІЙ. Мы это очень хорошо знаемъ, кумушка Маріанна.
ОБЫВАТЕЛЬ. А знаете ли вотъ вы то, что подобныхъ вамъ прелюболѣекъ инквизиція сѣчетъ на площадяхъ?
МАРІАННА. Только не меня. Въ послѣдній разъ, что я ходила на богомолье въ Римъ, я пріобрѣла отпущеніе всѣмъ моимъ грѣхамъ противъ седьмой заповѣди, которые я когда-либо совершила, совершаю и намѣрена совершить. Это стоило мнѣ два скуди. Вотъ и документъ за печатью святѣйшаго отца.
ВСѢ (преклоняютъ кольна). Печать и подпись святѣйшаго отца!
МАРІАННА. Въ немъ обозначено хорошими крупными буквами, что всякій, кто осмѣлится нарушить мою индульгенцію, будетъ отлученъ отъ церкви и анаѳема проклятъ!
ВСѢ. Анаѳема проклятъ!
МАРІАННА. Все равно, какъ какой-нибудь щелкоперъ-писака! Что же? все ли еще вы настаиваете — сѣчь меня на площади?
ГОЛОСА. Нѣтъ! нѣтъ! какъ можно! что вы! нѣтъ!
ОБЫВАТЕЛЬ. Единственная наша просьба къ вамъ, цѣломудренная Маріанна: помяните нашы грѣхи въ своихъ святыхъ молитвахъ!
ВТОРОЙ ОБЫВАТЕЛЬ. Но вѣдь сообщникъ ея не имѣетъ индульгенціи?
МАРІАННА. О, что касается дона Эджидіо, я не препятствую вамъ высѣчь его даже крапивою, какъ стараго лѣниваго пѣтуха.
ГОЛОСА. Высѣчь дона Эджидіо! высѣчь прелюбодѣя!
ЛЕПОРЕЛЛО (бывшій все это время какъ бы въ безпамятствѣ, вскакиваетъ), Нѣтъ, ужъ это слишкомъ! Гдѣ моя жена? Чертовка! Отвѣчай: гдѣ моя жена?
ОБЫВАТЕЛЬ. Вотъ лицемѣръ!
ВТОРОЙ ОБЫВАТЕЛЬ. Гдѣ же въ этотъ часъ можетъ находиться приличная женщина, какъ не въ своей спальнѣ?
ЛЕПОРЕЛЛО. Кто сказалъ, что Габріэлла въ своей спальнѣ? Я убью того, кто это сказалъ.
ВТОРОЙ НИЩІЙ. Онъ помѣшался!
ЛЕПОРЕЛЛО. Лучше бы ей быть въ аду, чѣмъ оставаться въ эту ночь въ своей спальнѣ.
МАРІАННА. Въ такомъ случаѣ, хозяинъ, могу васъ утѣшить: хозяйки нѣтъ въ спальнѣ. Вчера вечеромъ къ ней прибыла гостья, тетушка изъ Ночеры, и синьора Габріэлла уступила этой почтенной особѣ свою постель, а сама ночевала въ угловой комнатѣ.
ЛЕПОРЕЛЛО. Тамъ?! Еще того хуже! А! Теперь я все понимаю! Заговоръ! заговоръ! Я попалъ въ собственныя сѣти! Она и Ринальдо провели меня, какъ пятнадцатилѣтняго мальчишку! Меня! Меня! Меня! (Садится и воетъ. Донъ Ринальдо открываетъ свое окно и опускаетъ лѣстницу.)
ОБЫВАТЕЛЬ. Ба! еще лѣстница упала!
ВТОРОЙ НИЩІЙ. Это не домъ, а какое-то гимнастическое сооруженіе.
НИЩІЙ. А вотъ и акробатъ!
ВТОРОЙ ОБЫВАТЕЛЬ. Кой чортъ? Мнѣ кажется, я знаю эти чулки и тощую спину?
ДЖІОВАННА.
Ужъ ты идешь? Вѣдь день еще не скоро!
То соловей — не жаворонокъ былъ,
Чьимъ пѣніемъ смущенъ твой слухъ пугливый.
ДОНЪ РИНАЛЬДО.
То жаворонокъ пѣлъ, предвѣстникъ утра, —
Не соловей. Смотри, моя краса,
Какъ облака сіяютъ на востокѣ!
НИЩІЙ. Клянусь папою, Шекспиръ! чистѣйшій Шекспиръ!
МАРІАННА. Ахъ, какъ пріятно, когда тебя любятъ въ стихахъ! Вотъ вы, хозяинъ, такихъ хорошихъ словъ не знаете. У васъ все сельскохозяйственное: цыпочка да огурчикъ.
ДЖІОВАННА. Зачѣмъ же такъ спѣшить тебѣ? Останься!
ЛЕПОРЕЛЛО. Нѣтъ, коварная, онъ не останется!
ДЖІОВАННА. Ахъ! (Захлопнула окно и скрылась.)
ЛЕПОРЕЛЛО. Добраго утра, донъ Ринальдо!
ДОНЪ РИНАЛЬДО. А! пріятнѣйшая встрѣча! Донъ Эджидіо, добраго утра!
ЛЕПОРЕЛЛО. Оно будетъ для васъ злымъ вечеромъ. Внизъ, донъ Ринальдо, пожалуйте внизъ!
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Нѣтъ, ужъ въ такомъ случаѣ, я съ вашего позволенія лучше попробую вверхъ. (Поднимается на двѣ ступени.) Проклятіе! Окно закрыто!
ОБЫВАТЕЛЬ. Спускайтесь, синьоръ Ринальдо. Какъ ни странно ваше поведеніе, но, уважая вашъ орденъ, мы не дадимъ васъ въ обиду.
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Въ такомъ случаѣ… (Шаритъ ногою въ воздухѣ.) О, ужасъ! Я совершенно забылъ, что лѣстница не достигаетъ земли!
НИЩІЙ. Вы теперь какъ гробъ Магомета: ни на небо въ горнія, ни на землю въ дольнія.
ЛЕПОРЕЛЛО. Синьоры! Мой позоръ настолько очевиденъ, что тутъ ужъ не до приличій. Вы, кажется, любезно собирались высѣчь меня на площади. Синьоры! желчь, во мнѣ кипящая, вопіетъ: хорошо! да будетъ! Но съ тѣмъ условіемъ, чтобы порку раздѣлили со мною вотъ этотъ скверный попенокъ на веревочной лѣстницѣ и моя невѣрная жена!
НИЩІЙ. Вотъ вамъ, донъ Ринальдо, удобный случай получить всѣ удары, которыхъ вы себѣ не додали, бичуя себя по уставу.
ЛЕПОРЕЛЛО. Я обвиняю ихъ въ прелюбодѣяніи. Улики налицо. Вы сами видѣли, какъ этотъ распутный чернокнижникъ обнималъ свою сообщницу.
ОБЫВАТЕЛЬ. Положимъ, дама была въ маскѣ и подъ вуалью.
ВТОРОЙ НИЩІЙ. Мнѣ она показалась что-то толстенька для синьоры Габріэллы.
НИЩІЙ. Да спросимъ самого донъ Ринальдо. Я увѣренъ, что онъ отвѣтитъ намъ по чистой правдѣ.
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Донъ Ринальдо ничего не отвѣтитъ, покуда вы будете держать его въ воздусяхъ, не въ состояніи ни спуститься, ни вознестись.
ВТОРОЙ НИЩІЙ. Прыгайте, донъ Ринальдо! Мы поймаемъ васъ на плащи!
ЛЕПОРЕЛЛО. Прыгай! Я подхвачу тебя зубами, какъ разъяренный драконъ!
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Нѣтъ, ужъ сперва пусть прыгнетъ ваша бабушка!
ЛЕПОРЕЛЛО (порывается къ дону Ринальдо). Ухъ! если бы доскочить! ухъ, если бы доскочить! (Споткнувшись о спящаго подъ окномъ Франца, валится на него.)
ФРАНЦЪ. Zum Teufel!
ЛЕПОРЕЛЛО. Вотъ только еще этой мебели здѣсь недоставало!
НИЩІЙ. Ура! Вѣщій статуй все повернетъ на богатырскій ладъ! Лишь бы утвердить его на ногахъ!
ФРАНЦЪ (видя надъ собою висящаго донъ Ринальдо). Uhu! Gut Morgen! Servus.
ЛЕПОРЕЛЛО. Только очутись на землѣ, насъ не разольютъ всѣми водами залива!
ВТОРОЙ ОБЫВАТЕЛЬ. Э, нѣтъ, пріятель! Позвольте-ка придержать ваши локотки.
ОБЫВАТЕЛЬ. Да, не давайте имъ вцѣпиться другъ въ друга.
НИЩІЙ. Вы держите Эджидіо, а я позабочусь о Ринальдо.
ФРАНЦЪ. Ein… zwei… drei! (Снимаетъ дона Ринальдо.)
НИЩІЙ (тихо дону Рцнальдо). Отпирайтесь отъ всего. Я за васъ. Ваше дѣло въ шляпѣ.
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Рах vobiscum, синьорія, рах vobiscum!
ОБЫВАТЕЛЬ. Не объясните ли вы намъ, достопочтеннѣйшій…
ЛЕПОРЕЛЛО. Къ чорту достопочтеннѣйшаго! Донъ Ринальдо! Вы прелюбодѣй!
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Я? О, какъ вы ошибаетесь!
ЛЕПОРЕЛЛО. Осмѣлитесь ли вы отрицать, что были сейчасъ съ моею женою?
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Я? О, какъ вы ошибаетесь!
ОБЫВАТЕЛЬ. Если этотъ человѣкъ обвиняетъ васъ несправедливо, то что привело васъ въ такой неурочный часъ въ такое неудачное положеніе?
ГОЛОСА. Да, да, — что?
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Отвѣтъ мой простъ, синьоры. Въ качествѣ будущаго врача душъ и тѣлесъ человѣческихъ, я былъ приглашенъ одною болящею старушкою подать ей первую помощь.
ОБЫВАТЕЛЬ. Это по веревочной-то лѣстницѣ?
НИЩІЙ. Куда не влѣзешь для практики.
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Тетушка Джіованна желала скрыть недугъ свой отъ всѣхъ кромѣ меня.
ОБЫВАТЕЛЬ. Странный способъ скрываться, вися, какъ пожарный сигналъ на каланчѣ.
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Что дѣлать? Человѣкъ моего положенія долженъ творить добро не тамъ, гдѣ хочетъ, а тамъ, гдѣ можетъ.
НИЩІЙ. Вотъ то же самое говорила моя бабушка, вылетая въ трубу на помелѣ.
ЛЕПОРЕЛЛО. Ложь! Нѣтъ, сударь въ лиловыхъ чулкахъ, я не позволю вамъ втирать очки добрымъ людямъ! Синьоры! Пусть изъ васъ кто-нибудь повыше ростомъ подыметъ руку и благоволитъ считать на пальцахъ.
ВТОРОЙ НИЩІЙ. Я!
ЛЕПОРЕЛЛО. Въ моемъ домѣ сейчасъ находятся три женщины.
ВТОРОЙ НИЩІЙ. Три!
ЛЕПОРЕЛЛО. Изъ нихъ Маріанна — налицо!
МАРІАННА. Здѣсь, хозяинъ.
ЛЕПОРЕЛЛО. Загни!
ВТОРОЙ НИЩІЙ. Загнулъ.
ЛЕПОРЕЛЛО. Отъ Маріанны же мы слышали, что старуха Джіованна, о которой поетъ намъ Лазаря этотъ соловей, провела ночь въ спальнѣ Габріэллы.
МАРІАННА. Подтверждаю, хозяинъ.
ЛЕПОРЕЛЛО. Загни еще!
ВТОРОЙ НИЩІЙ. Загнулъ.
ЛЕПОРЕЛЛО. Двѣ изъ трехъ, въ остаткѣ одна.
ВТОРОЙ НИЩІЙ. Одна!
НИЩІЙ. Ахъ, и сильны же вы въ ариѳметикѣ, хозяинъ!
ЛЕПОРЕЛЛО. Отсюда слѣдуетъ яснѣе бѣлаго дня, что женщина, которую мы видѣли съ этимъ чернымъ змѣемъ, могла быть только Габріэллою!
НИЩІЙ. И въ логикѣ вы чортъ! (Тихо.) Стойте на своемъ, донъ Ринальдо.
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Доказывайте, что хотите, но я всю ночь стоялъ на молитвѣ у одра страдалицы Джіованны.
ЛЕПОРЕЛЛО. Ложь! Съ вами была Габріэлла!
ОБЫВАТЕЛЬ. Синьоры! Слова не разрѣшатъ вашего спора. Обратимся къ фактамъ.
ЛЕПОРЕЛЛО. Вотъ ключъ. Вчера, думая, что въ угловой комнатѣ находится въ самомъ дѣлѣ Джіованна, я заперъ имъ ея двери снаружи.
МАРІАННА. А нашу дернуло васъ запереть изнутри.
ЛЕПОРЕЛЛО. Кто бы ни была женщина, которую мы видѣли съ дономъ Ринальдо, она сидитъ теперь тамъ, какъ мышь въ ловушкѣ. Пусть ктонибудь изъ васъ подымется съ ключомъ и удостовѣрится, что эта фея подъ замкомъ — не кто иная, какъ Габріэлла!
МАРІАННА. Вы можете, господа, пройти черезъ мою комнату. Я и лѣстницу подержу.
ОБЫВАТЕЛЬ. Кто пойдетъ?
ВТОРОЙ ОБЫВАТЕЛЬ. Я.
ВТОРОЙ НИЩІЙ. Я.
НИЩІЙ (бросаетъ Маріаннѣ лѣстницу). Немножко гимнастики никогда не вредитъ.
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Джузеппе! Я пропалъ! Они найдутъ Габріэллу!
НИЩІЙ. Маловѣрный! А чудо? стойте на своемъ!
МАРІАННА. Готово, господа. Милости прошу пожаловать въ мои вдовьи апартаменты. (Второй обыватель и Второй нищій поднимаются по лѣстницѣ и скрываются въ домѣ вмѣстѣ съ Маріанною.)
ОБЫВАТЕЛЬ. Какъ добрый католикъ, я искренно желаю, чтобы этотъ скандалъ разрѣшился благополучно для васъ, донъ Ринальдо. На людей вашего сословія и безъ того много обвиненій въ послѣднее время.
ВТОРОЙ ОБЫВАТЕЛЬ. Мы никого не нашли здѣсь, кромѣ вотъ этой толстой старухи.
ДЖІОВАННА. Такъ точно, добрые люди, такъ точно! Сподобилась я, грѣшница, сподобилась!
ОБЫВАТЕЛЬ. Донъ Ринальдо говорилъ правду: это совсѣмъ не синьора Габріэлла.
ВСѢ. Нѣтъ! нѣтъ!
ОБЫВАТЕЛЬ. Что же вы насъ морочили, синьоръ Эджидіо?
ЛЕПОРЕЛЛО. Отъ судьбы не уйдешь. Дайте мнѣ веревку! Я повѣшусь на мѣстѣ этого фонаря, потому что я несчастнѣйшій и глупѣйшій человѣкъ на свѣтѣ!
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Что это значитъ, Джузеппе? Какимъ образомъ очутилась тамъ эта золотушная квашня?
НИЩІЙ. Я же обѣщалъ вамъ спасеніе въ чудѣ, братъ мой.
ДЖІОВАННА. Ахъ, какое собраніе!
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Страшное подозрѣніе заползаетъ въ мою душу.
ДЖІОВАННА. И священный племянникъ!
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Исчезни, сатана!
ДЖІОВАННА. И вѣщій статуй!
ФРАНЦЪ. Zum Teufel!
ЛЕПОРЕЛЛО. О, идіотъ! о, болванъ! о, самонадѣянная тупица! Я вообразилъ себя въ состояніи бороться съ Донъ Жуаномъ! Несчастный! Да вѣдь, когда дѣло идетъ о женщинѣ, пишется — Донъ Жуанъ, а читается — судьба!
ОБЫВАТЕЛЬ. Убѣдитесь, донъ Эджидіо, что вы безстыдно оклеветали и дона Ринальдо, и вашу прекрашую супругу.
НИЩІЙ. Логика поднадула васъ, синьоръ, и вы сами теперь въ родѣ рогатаго силлогизма.
ЛЕПОРЕЛЛО. Донъ Ринальдо! Я извиняюсь. Дайте мнѣ вашу руку. Намъ не за что быть въ претензіи другъ на друга. Если рыбакъ рыбака видитъ издалека, то дураку съ дуракомъ плыть въ одной ладьѣ и Богъ велѣлъ.
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Ваши намеки заставляютъ меня блѣднѣть.
ЛЕПОРЕЛЛО. Извѣстно ли вамъ, донъ Ринальдо, что жилъ да былъ въ Англіи великій богословъ по имени Дервиніусъ?
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Впервые слышу это имя.
ЛЕПОРЕЛЛО. А между тѣмъ это онъ, чортъ бы его побралъ, открылъ ту фатальную силу, ту пятую стихію, съ которою мы напрасно боролись въ эту ночь и остались хромы — какъ вотъ эта бѣдняга Джіованна, которую вы, въ качествѣ кардинальскаго племянника, исцѣляли, принимая ее за Габріэллу.
ДЖІОВАННА. Сподобилась, отцы родные, сподобилась!
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Караулъ!
МАРІАННА. Мѣтилъ въ орлицу, попалъ въ ослицу: это чьи слова, донъ Ринальдо?
ЛЕПОРЕЛЛО. Половой подборъ, донъ Ринальдо? Габріэллы — Донъ Жуанамъ, а намъ съ вами хромыя Джіованны да кривыя Маріанны!
МАРІАННА. Э, хозяинъ! Надо же и женщинѣ съ прошлымъ когда-нибудь повеселиться!
ГАБРІЭЛЛА. Нѣтъ, извергъ, нѣтъ! Ты не уйдешь отъ заслуженнаго наказанія.
ГОЛОСА. Что это значитъ? Кто этотъ господинъ?
ДОНЪ ЖУАНЪ. Мадонна! Пощадите! Вы видите: я безоруженъ!
ГАБРІЭЛЛА. Нѣтъ пощады разрушителю супружескихъ узъ!.. Ахъ, сколько народу! И мой мужъ! О, какое счастье! Донъ Эджидіо, спасите меня!
ЛЕПОРЕЛЛО. Не поздно ли, милочка?
ГАБРІЭЛЛА. Этотъ человѣкъ ворвался хищнымъ волкомъ въ нашъ домъ, чтобы похитить мою честь. Но онъ позабылъ, что имѣетъ дѣло съ неаполитанкою.
НАРОДЪ. О-о-о! Вотъ какъ? Разбой? Насиліе?
ГАБРІЭЛЛА. Я защищалась, какъ могла, и обратила его въ бѣгство.
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Бейте этого пестраго франта!
ГАБРІЭЛЛА. Теперь, когда я въ безопастности, женская слабость можетъ вступить въ свои права и дальше пусть говорятъ мужчины. (Лишается чувствъ и падаетъ на руки Лепорелло, роняя шпагу, которую Нищій подаетъ Донъ Жуану.)
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Разорвемъ на части соблазнителя нашихъ женщинъ.
НАРОДЪ. Бейте! Разорвемъ!
ФРАНЦЪ (обнажаетъ мечъ). Halt!
НИЩІЙ. Не будемъ спѣшить, синьоры, какъ сказалъ пѣтухъ, когда ему показали вертелъ.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Со шпагою въ рукѣ я нисколько не боюсь васъ, господа. Но, во имя справедливости, заявляю, что я далеко не такъ виноватъ, какъ показываетъ очевидность. Все дѣло въ недоразумѣніи.
ОБЫВАТЕЛЬ. Такъ разъясните его, синьоръ.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Ничего нѣтъ легче, почтеннѣйшій.
ГАБРІЭЛЛА (приходитъ въ себя). О, мой Эджидіо!.. Но что это значитъ? Какъ ты одѣтъ? На кого ты похожъ?
ЛЕПОРЕЛЛО. Я… я, милочка, лѣчусь отъ ревматизма по системѣ пастора Кнейпа.
ГАБРІЭЛЛА. Гдѣ же ты пропадалъ въ тѣ страшныя минуты, когда я была въ опасности жизни и чести?
ЛЕПОРЕЛЛО. Его высочество вице-король вызывалъ меня во дворецъ по служебной надобности.
ГАБРІЭЛЛА. Въ такомъ-то костюмѣ?
ЛЕПОРЕЛЛО. Видишь ли, милочка: его высочество намѣренъ поставить меня во главѣ шотландской гвардіи, такъ я пріучаюсь къ новому мундиру.
ГАБРІЭЛЛА. Оставьте вздоры и отвѣчайте прямо: что вы дѣлали въ эту ночь?
ЛЕПОРЕЛЛО. Мы… мы съ дономъ Ринальдо изучали археологическіе памятники неаполитанскаго быта.
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Кто васъ проситъ отвѣчать за меня?
ДЖІОВАННА. Цѣлую руку вашу, сострадательная синьора! Пока жива, буду служить молебны за ваше здравіе. Исцѣлѣваю, сударыня, милостью вашею, каждою жилочкою своею чувствую, что исцѣлѣваю.
ОБЫВАТЕЛЬ. Ваши увертки не спасутъ васъ, кумъ Эджидіо. Синьора Габріэлла! Нравственность моя жестоко возмущается, но долгъ велитъ сообщить вамъ, что недостойный супругъ вашъ позорно измѣнилъ вамъ вотъ съ этою сообщницею.
ГАБРІЭЛЛА. Что? Маріанна? Эджидіо? О-о-о!
ЛБПОРЕЛЛО. Габріэлла! Не вѣрь! Я принималъ ее за тебя!
ГАБРІЭЛЛА. Несчастный! Не прибавляйте къ оскорбленію насмѣшку.
ЛЕПОРЕЛЛО. Ночью всѣ кошки сѣры!
МАРІАННА. Для неразборчивыхъ котовъ.
НИЩІЙ. Не вѣрьте ему, синьора! Я собственными руками держалъ лѣстницу, по которой онъ взобрался къ Маріаннѣ.
ВТОРОЙ ОБЫВАТЕЛЬ. Мы всѣ видѣли.
МАРІАННА. А вотъ и кошелекъ, который онъ подарилъ мнѣ въ память свиданія.
ВСѢ. Стыдъ! Стыдъ! Стыдъ!
ДОНЪ РИНАЛЬДО (тихо къ Лепорелло). Валяйте va banque! Разоблачите этихъ плутовъ и разскажите все дѣло, какъ было.
ЛЕПОРЕЛЛО. Это — когда у Донъ Жуана въ рукахъ обнаженная шпага?
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Иначе васъ высѣкутъ!
ЛЕПОРЕЛЛО. Посѣкутъ, да и перестанутъ, а умирать-то, батенька, одинъ разъ.
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Вы человѣкъ безъ чести!
ЛЕПОРЕЛЛО. Въ словахъ честь и жизнь равное число буквъ, но живете, иже, земля, нашъ всегда пользовались преимущественною моею симпатіей.
ГАБРІЭЛЛА. Отнынѣ все кончено между нами, Эджидіо. Я не жена вамъ болѣе. Обитель въ Камальдоли приметъ меня въ свои стѣны.
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Виноватъ, синьора, но какъ разъ этотъ монастырь женщинъ не принимаетъ.
ГАБРІЭЛЛА. Тѣмъ лучше.
ОБЫВАТЕЛЬ. Стыдитесь, Эджидіо! Вотъ до чего вы довели свою благородную жену!
ВСѢ. Стыдитесь, Эджидіо!
МАРІАННА. И я съ вами, добрая госпожа! и я съ вами! Что дѣлать мнѣ въ этомъ грѣшномъ мірѣ среди обольстителей мужчинъ? Не отвергайте меня! Я буду у васъ за келейницу.
ВСѢ. Стыдитесь, Эджидіо!
ДОНЪ ЖУАНЪ. Позвольте, господа! Почему вы называете этого человѣка Эджидіо? Его зовутъ Лепорелло. Онъ мой старый слуга и посредникъ по любовнымъ интрижкамъ.
ОБЫВАТЕЛЬ. Вотъ такъ штука!
ГАБРІЭЛЛА. Какъ? я жена самозванца? Вы осмѣлились жениться на благородной дѣвушкѣ подъ ложнымъ именемъ?
ДОНЪ ЖУАНЪ. Лепорелло, развѣ не такъ?
ЛЕПОРЕЛЛО. Я не смѣю сказать «нѣтъ», синьоръ.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Вчера онъ взялся познакомить меня съ этою дамою, увѣривъ меня, будто она раздѣляетъ мою любовь и назначаетъ мнѣ свиданіе… Лепорелло, развѣ не такъ?
ЛЕПОРЕЛЛО. Я не смѣю сказать «нѣтъ», синьоръ.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Наконецъ, онъ велъ меня въ ея покой по веревочной лѣстницѣ.
ОБЫВАТЕЛЬ. Какъ? Опять лѣстница? Пощадите!
МАРІАННА. Лѣстницы растутъ на этомъ домѣ, какъ иглы на морскомъ ежѣ.
НИЩІЙ. Это я собственными глазами видѣлъ, господа. Даю вамъ честное слово слѣпорожденнаго.
ГАБРІЭЛЛА. Святой отецъ папа не откажетъ мнѣ въ разводѣ и — въ монастырь! въ монастырь!
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Я буду вашимъ адвокатомъ, синьора.
НИЩІЙ. Ну, гдѣ вамъ, донъ Ринальдо? Вы хороши только противъ золотухи.
ДЖІОВАННА. Сподобилась, батюшка, сподобилась! Исцѣлѣваю!
ДОНЪ ЖУАНЪ. За все это я заплатилъ Лепорелло кошелькомъ золота.
МАРІАННА. Вотъ онъ!
ОБЫВАТЕЛЬ. Красивому промыслу посвятили вы себя, любезный!
ДОНЪ ЖУАНЪ. Наученный имъ, крадусь темнымъ коридоромъ. Нащупываю стѣны. Не видать ни зги. Наконецъ дверь; толкаю на удачу и — при свѣтѣ ночной лампы — въ прелестно убранной спальнѣ — вижу прекраснѣйшую женщину, какую когда-либо видѣли смертные глаза.
ГАБРІЭЛЛА. Ахъ, какъ я испугалась!
ДОНЪ ЖУАНЪ. Устремляюсь къ красавицѣ, говорю ей нѣжныя слова…
ГАБРІЭЛЛА. Я не слышала и не поняла ни одного, потому что зажала уши.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Стараюсь обнять ее, коснуться ея устъ. Она бьется, кричитъ, бранитъ меня ночнымъ воромъ, рветъ волосы на себѣ, рветъ волосы на мнѣ…
ГАБРІЭЛЛА. Жаль: мало!
ДОНЪ ЖУАНЪ. Я со стыдомъ и ужасомъ убѣждаюсь, что плутовство слуги сыграло со мною скверную штуку и завело меня, вмѣсто логовища жрицы любви, въ святилище добродѣтельной Лукреціи.
ГАБРІЭЛЛА. Надѣюсь.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Я страшно застѣнчивый человѣкъ, господа. Въ особенности, предъ женщинами. Добродѣтели свойственно повергать меня въ оцѣпенѣніе. Какъ пень, стоялъ я, недвижный, предъ нею.
ГАБРІЭЛЛА. Совершенно — привидѣніе, которое не успѣло исчезнуть, когда запѣлъ пѣтухъ.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Хочу извиниться — языкъ прилипъ къ гортани, хочу бѣжать — ноги не несутъ!
ГАБРІЭЛЛА. Тогда я бросаюсь на него…
ДОНЪ ЖУАНЪ. Какъ разъяренная львица…
ГАБРІЭЛЛА. И, покуда онъ стоитъ, какъ истуканъ, выхватываю изъ ноженъ его собственную шпагу!
ВСѢ (рукоплещутъ). Браво, синьора, браво!
ДОНЪ ЖУАНЪ. Нездѣшній ужасъ потрясъ меня! Мнѣ почудился въ ней слетѣвшій съ неба грозный ангелъ!
ГАБРІЭЛЛА. Клянусь жизнью человѣка, бывшаго моимъ мужемъ, я убила бы васъ, если бы вы не убѣжали!
ЛЕПОРЕЛЛО. Я предпочелъ бы, чтобы вы поклялись собственною жизнью.
ГАБРІЭЛЛА. Клятва жизнью женщины слишкомъ ничтожна для такой важной минуты.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Бѣгу, куда глаза глядятъ, толкаю двери, опрокидываю мебель…
ГАБРІЭЛЛА. А я за нимъ!
ДОНЪ ЖУАНЪ. Хочу объяснить, — не слушаетъ, прошу пощады, — не внемлетъ…
ГАБРІЭЛЛА. У добродѣтели нѣтъ ушей для воплей порока.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Наконецъ мнѣ удается откинуть какую-то щеколду — и, въ тотъ самый мигъ, когда, я чувствую, остріе шпаги уже холодитъ мой затылокъ, я скорѣе падаю, чѣмъ выбѣгаю на крыльцо…
ГАБРІЭЛЛА. А я за нимъ!
ДОНЪ ЖУАНЪ. Синьоры! Вы слышали мое откровенное покаяніе. Объявляю себя къ услугамъ всѣхъ родственниковъ и друзей этой дамы во всѣхъ видахъ удовлетворенія. Но, прежде чѣмъ прольется кровь, считаю долгомъ заявить во всеуслышанье: если я, по несчастной ошибкѣ, велъ себя, какъ Тарквиній, то синьора Габріэлла оказалась въ тысячу разъ и цѣломудреннѣе, и храбрѣе Лукреціи!
ВСѢ. Да здравствуетъ неаполитанская Лукреція! Да здравствуетъ синьора Габріэлла!
ГАБРІЭЛЛА. Благодарю васъ, сосѣди. Вы дѣлаете мнѣ слишкомъ много чести. Единственная моя заслуга: мнѣ удалось показать этому чужестранцу, что, слава Богу, есть еще честныя женщины въ Неаполѣ. Что касается васъ, синьоръ, искренность вашего раскаянія убѣждаетъ меня простить васъ. Будьте впередъ осторожнѣе и больше уважайте насъ, женщинъ: я не ищу отъ васъ другого удовлетворенія.
ОБЫВАТЕЛЬ. Еще разъ: да здравствуетъ синьора Габріэлла!
ВСѢ. Да здравствуетъ синьора Габріэлла!
ДОНЪ ЖУАНЪ. Теперь поговоримъ съ тобою, Лепорелло. Безсовѣстный! Неблагодарный! Не былъ ли ты для меня скорѣе другомъ, чѣмъ слугою? Не говорилъ ли я тебѣ вчера, что для меня изъ всѣхъ возможныхъ женщинъ міра твоя жена, если бы она была у тебя, самая неприкосновенная святыня?
НИЩІЙ. Вы говорили, синьоръ. Я слышалъ собственными ушами.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Зачѣмъ ты скрылъ отъ меня, что женатъ и кто твоя жена? Смотри, коварный: только счастливый случай и цѣломудренная энергія синьоры Габріэллы спасли меня отъ преступленія, а всѣхъ насъ троихъ отъ несчастья!
ЛЕПОРЕЛЛО. Господа! Факты противъ меня, но факты же меня и оправдаютъ. Донъ Жуанъ! Согласитесь, что, когда я васъ зналъ, вы были человѣкъ грѣшный.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Согласенъ.
ЛЕПОРЕЛЛО. Вы думали только о женщинахъ и нисколько о добродѣтели. Такимъ же встрѣтилъ я васъ и вчера. Я, за десять лѣтъ, остепенился, вы ничуть. И, когда я пробовалъ васъ образумить, вы кощунственно возразили, будто мораль идетъ ко мнѣ не больше, чѣмъ тонзура балеринѣ.
ДОНЪ РИНАЛЬДО. О, ужасъ!
ДЖЮВАННА. И не отсохъ же языкъ у нечестивца!
ЛЕПОРЕЛЛО. Опасное состояніе души вашей огорчило меня, синьоръ. Вы неисправимый рецидивистъ, синьоръ. Однажды васъ уже брали черти — вы вернулись отъ нихъ, ничему не научившись и ничего не забывъ. Говорятъ, будто гдѣ чортъ не сможетъ, туда онъ бабу пошлетъ. И вотъ, въ интересахъ гибнущей души вашей, я рѣшилъ дать вамъ просвѣтляющій урокъ при помощи этой женщины, въ добродѣтель которой я вѣрю, какъ въ солнечное затменіе!
ДОНЪ ЖУАНЪ. Если таково было твое намѣреніе, любезный Лепорелло… (Тихо.) То-то, плутъ! будешь впередъ интриговать противъ меня?
ЛЕПОРЕЛЛО. И другу, и недругу закажу. (Вслухъ.) Рѣшаясь на испытаніе, въ которомъ Донъ Жуанъ потерпѣлъ такое нравоучительное пораженіе, я ничѣмъ не рисковалъ, синьоры. Я слишкомъ хорошо зналъ свою Габріэллу. Ея добродѣтель подобна пористому камню, пройдя сквозь который даже гнуснѣйшая грязь истекаетъ водою чистою, какъ слеза.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Ты могъ бы лучше выбирать свои выраженія, любезный.
ЛЕПОРЕЛЛО. Это такая женщина, что, въ ея присутствіи, даже донъ Ринальдо минутъ пять чувствуетъ себя порядочнымъ человѣкомъ. Я заранѣе зналъ, что изъ встрѣчи съ Донъ Жуаномъ не она выйдетъ обольщенною, но онъ посрамленнымъ и исправленнымъ. Былъ ли я правъ? Они оба предъ вами. Спросите.
ГАБРІЭЛЛА. Если точно таковы были ваши намѣренія, милый Эджидіо… (Тихо.) Не воображайте, что вамъ удастся вырядить меня въ дуру. Я теперь хорошо васъ поняла, что вы за птичка.
ОБЫВАТЕЛЬ. Долженъ сознаться, что я пораженъ глубиною вашего довѣрія къ женѣ. Я ни за что не рѣшился бы на подобный опытъ съ моею Эрменгардой.
ВТОРОЙ ОБЫВАТЕЛЬ. Ни я съ Джуліей.
ВСѢ. Ни мы, ни мы, ни мы!
ОБЫВАТЕЛЬ. Тѣмъ непростительнѣе, при столь добродѣтельной женѣ, вашъ проступокъ съ Маріанною.
ЛЕПОРЕЛЛО. Нѣтъ, синьоръ.
ОБЫВАТЕЛЬ. Какъ? вы опять отрицаете?
ЛЕПОРЕЛЛО. Я отрицаю не фактъ, но проступокъ. Маріанна! Покажите вашу индульгенцію.
МАРІАННА. Ой, что вы, хозяинъ! Свѣтло.
ЛЕПОРЕЛЛО. Вотъ документъ, по которому Маріанна можетъ грѣшить, не согрѣшая. Грѣхъ, который, утративъ элементъ грѣха, сохранилъ элементъ удовольствія, не есть ли уже не грѣхъ, но доброе дѣло?
ДОНЪ РИНАЛЬДО. А вѣдь въ самомъ дѣлѣ?
ДОНЪ ЖУАНЪ. Я слѣдовалъ этому правилу всю свою жизнь.
ЛЕПОРЕЛЛО. Содѣйствовать доброму дѣлу не значитъ ли совершать, въ свою очередь, доброе дѣло?
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Еще бы! Мы, ученые, называемъ это накопленіемъ атмосферы добра.
ЛЕПОРЕЛЛО. Превосходно! Не ясно ли, что, чѣмъ усерднѣе Маріанна будетъ пользоваться своею индульгенціей, тѣмъ гуще будетъ накопляться вокругъ нея атмосфера добра? И не ясно ли, что всякій, ей содѣйствующій, достоинъ отнюдь не сѣченія на площади, но, напротивъ, признательности за общественную заслугу?
НИЩІЙ. Я вамъ говорилъ, что онъ въ логикѣ чортъ!
ОБЫВАТЕЛЬ. Вы заставили меня задуматься.
МАРІАННА. И думать нечего! Подписывайтесь обѣими руками.
ЛЕПОРЕЛЛО. Что дурного я сдѣлалъ кому-нибудь изъ васъ? За что вы всѣ противъ меня? Вотъ вы, верзила, мастеръ играть въ мору и считать по пальцамъ. Поднимите руку, и я докажу всенародно, что каждому изъ участаиковъ нашей передряги я принесъ существеннѣйшую пользу. Донъ Жуанъ…
ВТОРОЙ НИЩІЙ. Разъ!
ЛЕПОРЕЛЛО….вышелъ на сцену развратникомъ и соблазнителемъ женщинъ, а сойдетъ съ нея, благодаря мнѣ, очищеннымъ и просвѣщеннымъ.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Настолько, что — будьте всѣ свидѣтели: прошу тебя, Лепорелло, — когда я умру, похорони меня въ монастырѣ съ самымъ суровымъ уставомъ.
ЛЕПОРЕЛЛО. Жена моя, синьора Габріэлла…
ВТОРОЙ НИЩІЙ. Два!
ЛЕПОРЕЛЛО….была извѣстна въ Неаполѣ, какъ красивая женщина, но добродѣтель ея оставалась свѣтильникомъ подъ сосудомъ, алмазомъ въ землѣ. Благодаря мнѣ, алмазъ отшлифованъ и свѣтильникъ возблисталъ!
ГАБРІЭЛЛА. Честь, которую ты находишь нужнымъ воздать мнѣ, добрый Эджидіо, принадлежитъ не мнѣ, но всѣмъ женщинамъ Неаполя. Каждая изъ нихъ сдѣлала бы то же, что я, — и даже гораздо лучше.
ВСѢ. Да здравствуютъ женщины Неаполя!
ЛЕПОРЕЛЛО. Маріанна…
ВТОРОЙ НИЩІЙ. Три!
ЛЕПОРЕЛЛО. Безъ меня, кто бы изъ васъ зналъ, что въ нашей средѣ находится существо, столь совершенное, что уже не можетъ согрѣшить, даже согрѣшая?
ВСѢ. Да здравствуетъ безгрѣшная Маріанна!
ЛЕПОРЕЛЛО. Доброй старушкѣ Джіованнѣ изъ Ночеры…
ВТОРОЙ НИЩІЙ. Четыре!
ЛЕПОРЕЛЛО….наша комедія помогла исцѣлиться отъ золотухи…
ДЖІОВАННА. Сподобилась, кормилецъ, сподобилась!
ЛЕПОРЕЛЛО. И, наконецъ, дону Ринальдо…
ВТОРОЙ НИЩІЙ. Пять!
ЛЕПОРЕЛЛО….мы дали случай явить во всемъ блескѣ чудеса милосердія и самоотверженія, которыя, такъ сказать, позлатили его лиловые чулки и черную сутану.
ВСѢ. Молитесь за насъ, донъ Ринальдо! благословите насъ!
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Рах vobiscum! Pax vobiscum!
ЛЕПОРЕЛЛО. Пятеро въ выигрышѣ, а въ проигрышѣ я одинъ. Я потерялъ разорительное пари. Жена бѣжитъ отъ меня въ монастырь. Вы до сихъ поръ колеблетесь, сѣчь или не сѣчь меня на площади…
ВТОРОЙ ОБЫВАТЕЛЬ. Забудьте объ этомъ мимолетномъ порывѣ, любезный сосѣдъ!
ВТОРОЙ НИЩІЙ. Мы растроганы и убѣждены.
ОБЫВАТЕЛЬ. Пусть кто хочетъ говоритъ что хочетъ, а я громко провозглашаю вашъ образъ дѣйствій добродѣтельнымъ, патріотическимъ и истинно-неаполитанскимъ!
МАРІАННА. Пари было недоразумѣніемъ. Вы его выиграли только потому, что донъ Эджидіо благородно молчалъ о всемъ, что ему было извѣстно.
ВТОРОЙ НИЩІЙ. Съ нашей стороны было бы недобросовѣстно воспользоваться такимъ условнымъ пари. Предлагаю вамъ, сосѣди, отказаться отъ выигрыша.
ВСѢ. Да! да! Недобросовѣстно! Отказаться!
ОБЫВАТЕЛЬ. А я предложу больше: въ знакъ нашего сочувствія синьору Эджидіо и въ вознагражденіе всѣхъ его хлопотъ и безпокойствъ въ теченіе этой ночи, поднесемъ ему ту маленькую сумму денегъ, которую мы противъ него ставили.
ВТОРОЙ НИЩІЙ. Я поддерживаю это предложеніе съ тѣмъ большею готовностью, что лично я не положилъ ни гроша.
ВСѢ. Согласны! Поднесемъ! Да здравствуетъ патронъ Эджидіо!
ДОНЪ ЖУАНЪ. Поздравляю тебя, любезный Лепорелло. (Тихо.) Надо же было мнѣ такъ нарваться: первая вѣрная мужу женщина — твоя жена!
ГАБРІЭЛЛА. Поздравляю тебя, мой другъ, и благодарю за довѣріе. Надѣюсь всею жизнью моею оправдать, что его достойна. (Тихо.) Дома я вамъ хорошо отпою за всѣ ваши фокусы, неблагодарный ревнивецъ!
МАРІАННА. Поздравляю, хозяинъ. (Тихо.) Впередъ, когда будете нуждаться въ услугахъ женщины, не ругайте ее ослицею и вѣдьмою и не грозите ей палками сбировъ.
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Поздравляю, донъ Эджидіо! Правда — что золото: какъ бы глубоко оно ни лежало, искусный старатель выроетъ его изъ земли. (Тихо.) Дуракамъ счастье, а жулику вдвое!
ДЖЮВАННА. И мнѣ, исцѣленной, батюшка, позволь пожать твою благословенную ручку! (Тихо.) Я вдругорядъ и сосѣдку Эфимью приведу.
ЛЕПОРЕЛЛО. А и ты здѣсь, корень всякаго зла!
ЛЕПОРЕЛЛО. Если бы ты зналъ, съ какимъ бы удовольствіемъ я тебя повѣсилъ!
ВТОРОЙ НИЩІЙ. Джузеппе поздравляетъ васъ, симьоръ, но не ждите отъ него привѣтственныхъ словъ. Бѣдняжка глухонѣмой отъ рожденія.
ЛЕПОРЕЛЛО. Да развѣ уже среда?
ДОНЪ ЖУАНЪ. Изъ всѣхъ поздравленій это самое краснорѣчивое!
ОБЫВАТЕЛЬ. А теперь, сосѣди, поднимемъ синьора Эджидіо на плечи и отнесемъ на площадь.
ЛЕПОРЕЛЛО. Какъ? все-таки, на площадь? Ни за что!
ВТОРОЙ ОБЫВАТЕЛЬ. Да не за тѣмъ, что вы думаете!
ВТОРОЙ НИЩІЙ. Мы выставимъ васъ на трибуну, какъ тріумфатора.
ОБЫВАТЕЛЬ. Пусть весь Неаполь узнаетъ о вашемъ супружескомъ геройствѣ и весь міръ о добродѣтели неаполитанскихъ женъ. Ура! Да здравствуетъ Эджидіо Ратацци!
НАРОДЪ. Ура! ура! ура! Да здравствуетъ Эджидіо Ратацци!
ГАБРІЭЛЛА. Сегодня, послѣ сьесты, въ четвертомъ часу, жди меня у рѣшетки королевскаго сада.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Чуръ, не опаздывать, любовь моя!
ГАБРІЭЛЛА. А теперь или, сладкій мой. Сосѣдки могутъ замѣтить насъ изъ оконъ. Иди и повѣрь мнѣ въ долгъ поцѣлуи, которые посылаетъ тебѣ мое сердце. Ты получишь ихъ въ четыре часа.
ДОНЪ ЖУАНЪ. О, на этотъ долгъ я насчитаю страшные проценты.
ГАБРІЭЛЛА. Сто на сто?
ДОНЪ ЖУАНЪ. Тысяча на тысячу! До свиданья, счастье мое! (Уходитъ.)
ГАБРІЭЛЛА (къ публикѣ). Женщина начала эту пьесу прологомъ, женщина и кончитъ ее эпилогомъ. Такова общая судьба дѣлъ человѣческихъ: отъ женщины начинается, женщиною двигается, женщиною кончается. Я могла бы ограничиться этою моралью. Она достаточно глубокомысленна, чтобы мудрыя философскія головы перетирали ее мозгами, какъ зерно жерновами, отъ Соломона до нашихъ дней. Для тѣхъ, кто требуетъ деталей, прибавлю, что общество строится на довѣріи мужчины къ женщинѣ и политика довѣрія — единственная, чего-нибудь стоющая для мужей. Видите ли, я шепну вамъ по секрету: вѣрите ли вы, не вѣрите ли женщинѣ, — вы ею, все равно, уже обмануты. Слѣдовательно, выборъ только въ томъ: быть обманутымъ съ удовольствіемъ или безъ удовольствія. Вы видѣли, какъ бѣдный Лепорелло, переставъ вѣрить женѣ, послѣдовательно терялъ спокойствіе, честь, капиталъ, тѣлесную неприкосновенность. Еще немножко, и даю вамъ слово: автору ничего не стоило отнять у него и самую жизнь. Вы видѣли также, что — едва Лепорелло опять повѣрилъ мнѣ, къ нему не только возвратилось все, что онъ потерялъ, но единственно чувство мѣры помѣшало автору наградить его губернаторствомъ въ Палермо или другомъ городѣ съ пѣвучимъ именемъ. Итакъ, мужья, ступайте съ миромъ по домамъ и вѣрьте женамъ вашимъ больше, чѣмъ самимъ себѣ, а словамъ ихъ больше, чѣмъ собственнымъ глазамъ. И да пошлетъ судьба за это вашему тѣлу — долголѣтіе и здоровье, жизни — спокойствіе, душѣ — равновѣсіе, карману — выигрышъ въ двѣсти тысячъ, семьѣ — сыновей безъ литературныхъ наклонностей и дочерей, не стремящихся въ босоногій балетъ, безкорыстныхъ зятей, которые не спрашиваютъ за женою приданаго, а снохъ — съ собственными пятиэтажными домами и безъ ревнивыхъ матерей.
Fezzano,
1912. III. 15.