- ) Предлагаемый отрывокъ изъ трагедіи Кальдерона «Донъ-Фернандо, Стойкій принцъ» (El principe constante) составляетъ одну изъ лучшихъ и болѣе яркихъ сценъ трагедіи, которую покойный С. А. Юрьевъ давно мечталъ увидѣть въ русскомъ переводѣ. Твердость въ убѣжденіяхъ принца, непоколебимость его воли, рѣшеніе скорѣе украситься мученическимъ вѣнцомъ, чѣмъ измѣнить данной клятвѣ, выборъ вѣрной смерти и позорной участи раба въ такую минуту, когда ему, плѣннику царя Фецана, представляется вся сила и прелесть свободы — всѣ эти черты невольно приковали къ себѣ вниманіе старика-идеалиста. Душевно желая хоть чѣмъ-нибудь почтить дорогую память С. А. Юрьева, разговоры и совѣты котораго никогда не изгладятся изъ моей памяти, я беру смѣлость предложить вниманію почитателей покойнаго слабое выраженіе той любви и уваженія, которыя питалъ къ покинувшему насъ С. А., въ видѣ посвященія его памяти передѣлки для русской сцены одной изъ любимѣйшихъ имъ трагедій западной драматической литературы, къ которой такъ неизмѣнно до послѣднихъ минутъ его жизни, тяготѣла его душа…
Дѣйствіе III. Явл. 8.
правитьДонъ-Энрико (Царю).
Привѣтъ тебѣ, могучій царь Фецана!
Царь.
Привѣтствую тебя, достойный рыцарь!
Донъ-Фернандо.
О, братъ, я знаю, ты несешь мнѣ смерть!
Царь (Мулею).
Мулей, несетъ намъ рыцарь этотъ славу!
Донъ-Энрико (Царю).
Исполнивъ долгъ, привѣтствовавъ тебя,
Великій царь, — дозволь обнять мнѣ брата!
Фернандо! Братъ!
Донъ-Фернандо.
Энрико! Дорогой!
Скажи мнѣ, добрый братъ, какое горе
Скрываетъ подъ собой одежда скорби?
Нѣтъ, нѣтъ — ни слова! Твой печальный видъ,
Твои глаза мнѣ ясно говорятъ…
Не плачь! Когда мнѣ вѣчный плѣнъ сужденъ,
То знай, я самъ стремлюсь къ нему… Энрико,
Съ покорностью я принялъ даръ небесъ,
Съ покорностью несу я иго рабства…
Что дѣлаетъ нашъ братъ — король отчизны?
Но… ты молчишь?
Донъ-Энрико.
Молчу. Молчу, мой братъ!
Мнѣ больно повторять слова печали,
Ихъ снова поднимать со дна души!…
Узнай же, братъ, и ты, великій царь,
Что плачъ и стонъ несутся по отчизнѣ:
Нашъ Лиссабонъ лишился короля!..
Донъ-Фернандо (вскрикиваетъ).
Мой братъ!
Донъ-Энрико.
Едва нашъ флотъ, разбитый бурей,
Достигъ отчизны береговъ, и нашъ
Король, нашъ братъ — великій Эдуардъ,
Не встрѣтилъ принца въ рати крестоносцевъ,
Онъ занемогъ… И съ каждымъ новымъ днемъ
Все ближе… ближе… приближался къ смерти…
Скончался онъ, не въ силахъ перенесть
Твой плѣнъ!
Донъ-Фернандо (съ глубокимъ стономъ).
; Творецъ! Я свелъ его въ могилу!
Царь.
Аллахъ свидѣтель, скорбь твоя близка мнѣ.
Но продолжай…
Донъ-Энрико.
Братъ завѣщалъ отчизнѣ:
Отдать немедленно твердыни Кейты
Царю Фецана за свободу брата.
Храня завѣтъ, оставленный народу,
Наслѣдникъ Эдуарда, донъ-Альфонсъ,
Послалъ меня, — вотъ документъ.
Донъ-Фернандо (вырвавъ изъ рукъ донъ-Эирико пергаментъ, горячо).
Молчи!
Довольно, донъ Энрико! Замолчи!
Такая рѣчь не только недостойна
Инфанта португальскаго вѣнца,
Магистра ордена, стяжавшаго народы
Подъ свѣтлую хоругвь распятаго Христа, —
О, нѣтъ, она до низости презрѣнна
Въ устахъ жестокихъ варвара и мавра,
Увы! не озареннаго до нынѣ
Небеснымъ свѣтомъ Господа-Творца!..
Мой добрый братъ, великій Эдуардъ,
Велѣньемъ Господа отозванный отъ міра
Въ обитель вѣчную святыхъ небесъ,
Едва ли завѣщалъ народу и отчизнѣ
Купить свободу мнѣ постыдною цѣною?
Не вѣрю я: онъ этимъ вамъ сказалъ,
Какъ драгоцѣнна жизнь ему Фернандо,
Какъ бы желалъ, путемъ войны иль мира,
Свободу даровать ему… Творецъ!
Возможно ли, чтобъ сынъ великой церкви,
Король столь доблестный, какъ братъ, рѣшился
Позорно возвратить твердыни Кейты
На посрамленіе врагу, — ту Кейту,
Къ которой самъ же онъ, съ мечомъ въ рукахъ,
Когда-то кинулся, сгорая рвеньемъ,
Прославить имя вѣчнаго Творца?
Потоки крови, трупы крестоносцевъ
Разсѣялись по доламъ и холмамъ,
Но онъ, отважный, шелъ впередъ,
И щитъ отчизны засверкалъ на башняхъ
Невѣрныхъ стѣнъ невѣрныхъ мусульманъ…
И что-жъ теперь? О, стыдъ! позоръ, позоръ!
Когда вздымаются тамъ къ небу храмы,
Когда Творцу клубится ѳиміамъ,
Когда поютъ священной вѣры гимны
И прославляютъ Господа небесъ, —
Мы — христіане, мы — инфанты крови,
Потерпимъ, чтобы въ нашихъ свѣтлыхъ храмахъ
Вновь появились тѣни мусульманъ?
Чтобъ полумѣсяцы ихъ затмевали
Небесный ликъ, сіявшій съ алтарей
На вѣрныхъ сыновей Христовой церкви?
Чтобъ Божій домъ, чтобы часовни наши
Вновь обратились въ лживыя мечети,
Иль хлѣвы для презрѣннаго скота?
При мысли лишь одной языкъ нѣмѣетъ,
На части рвется грудь, холодный трепетъ
По тѣлу пробѣгаетъ, каждый волосъ
Вздымается на головѣ… Нѣтъ, нѣтъ!
Мечети тѣ явились бы могилой
Всѣхъ славныхъ дѣлъ героевъ Лиссабона,
И чести ихъ, и доблести, — все рухнетъ!
Живымъ свидѣтелемъ, гдѣ бы потомство
И цѣлый міръ прочелъ постыдныя слова:
«Здѣсь Богъ когда-то находилъ пріютъ,
Но христіане отняли домъ Бога,
Чтобъ дьяволу вручить!» О, португальцы,
Ужель рѣшимся мы напасть на Бога
Въ Его священномъ храмѣ? Мы вселимъ
Тамъ беззаконіе? Мы, братья по Христу,
Толкнемъ дѣтей и нѣжныхъ сыновей
На растерзанье варварамъ, чтобъ мавры
Обрядамъ низкимъ научили ихъ?
Мы предадимъ постыднѣйшему рабству,
Оковамъ, и цѣпямъ, и пыткамъ палачей,
Сѣдыхъ отцовъ, и женъ, и матерей,
Чтобъ жизнь спасти мою?! Что я такое?
Ничтожнѣйшій и бренный человѣкъ!
Я рабъ теперь, — инфанта нѣтъ… Ужель
Разумно жизнь раба купить цѣною
Десятковъ жизней и дѣтей, и старцевъ?
Что значитъ смерть? Потеря бытія…
Я потерялъ его на полѣ брани, —
Я умеръ, я мертвецъ… За мертвеца
Не гибнутъ сыновья Христовой церкви,
Не гибнутъ братья…
Нѣтъ! Прочь отъ меня!
На части рву презрѣнный документъ!
Пусть клочья отъ него по вѣтру мчатся,
Сотрутся въ пыль, смѣшаются съ пескомъ,
Чтобъ отъ него единой грязной буквы
Потомству не осталось, чтобъ оно
Позоромъ насъ въ грядущемъ не покрыло!!
Я сдѣлалъ то, что долгъ мнѣ повелѣлъ.
Великій царь, я рабъ смиренный твой:
Въ твоихъ рукахъ — свобода, жизнь моя!
Но чтобъ спасти святые храмы Кейты,
Клянусь, не только жизнь, а сотни жизней
Я-бъ отдалъ, если бъ ихъ имѣлъ!..
Царь.
Ни слова!
Неблагодарный, замолчи! Увидимъ…
Узнаешь скоро власть мою и силу:
Отнынѣ участь ждетъ тебя раба,
Ничтожнаго, презрѣннаго раба!
Теперь же пусть твой братъ, посолъ отчизны,
Тебя у ногъ моихъ увидитъ — ницъ.
Пади передо мной, цѣлуй слѣдъ ногъ
Моихъ!..
Донъ-Энрико.
О, горе!
Мулей.
О, Аллахъ!
Донъ-Энрико.
Какой позоръ!
Донъ-Жуанъ.
Какая пытка!
Царь.
Что? Кто побѣдилъ?
Донъ-Фернандо (обративъ взоръ къ небу).
Я къ жизни новой приближаюсь!.. Царь,
Твой гнѣвъ напрасенъ, — выслушай меня:
Земная жизнь, увы! лишь краткій сонъ,
И какъ бы человѣкъ, изъ праха взятый,
Ни совершилъ тернистый жизни путь,
Онъ снова долженъ обратиться въ прахъ…
Въ моей груди не ненависть къ тебѣ —
Одна любовь: ты мнѣ даруешь путь
Кратчайшій къ свѣтлой, вѣковѣчной цѣли…
Царь.
Но если ты мой рабъ, то рабъ, ты знаешь,
Лишается всего… Твердыни Кейты
Въ твоихъ рукахъ, такъ возврати мнѣ ихъ!
Донъ-Фернаідо.
Онѣ не мнѣ — Творцу принадлежатъ.
Царь.
Законъ рабовъ — повиновенье.
Донъ-Фернаидо.
Да,
«Творецъ велитъ рабу повиноваться,
Коль правды требуютъ», но если ложь
Таится въ повелѣньи господина,
То ослушаніе становится добромъ, —
Такъ повелѣлъ Всевышній Богъ.
Царь (гнѣвно).
Такъ знай,
Тебя ждетъ смерть!
Донъ-Фернандо.
Не смерть — начало жизни.
Царь (также).
Такъ жизнь твоя отнынѣ смертью будетъ:
Свободы ты лишенъ на вѣкъ!
Донъ-Фернандо.
Ты — Кейты.
Царь.
Зелимъ!
Зелимъ (приближается скрестивъ на груди руки).
Что повелишь, великій царь?
Царь.
Зелимъ, съ рабами трудъ дѣлить онъ долженъ
И въ цѣпи заковать его! Отнынѣ
Работать долженъ онъ въ моихъ конюшняхъ,
Купальняхъ и садахъ, — безъ снисхожденья,
До пота на лицѣ… Содрать одежды
Съ него богатыя, и въ грубый холстъ
Одѣть! Вода соленая и хлѣбъ
Пусть будутъ пищей, а постелью — камень
Въ сыромъ и душномъ подземельѣ… Прочь!
Прочь съ глазъ моихъ! Скорѣе ихъ въ тюрьму!
Донъ-Энрико.
Творецъ!
Донъ-Жуанъ.
О, стыдъ.
Царь (грозно).
Веди, Зелимъ! Въ оковы.