Дон-Кихот Ламанчский (Андреевская)/ДО

Дон-Кихот Ламанчский
авторъ Варвара Павловна Андреевская

Опубл.: 1896. Источникъ: az.lib.ru • Переделала по Сервантесу для юношества В. П. Андреевская.

ДОНЪ-КИХОТЪ ЛАМАНЧСКІЙ

ПЕРЕДѢЛАЛА ПО СЕРВАНТЕСУ ДЛЯ ЮНОШЕСТВА В. П. Андреевская Съ 4-мя раскрашенными рисунками. С.-ПЕТЕРБУРГЪ. ИЗДАНІЕ КНИГОПРОДАВЦА Ф. А. БИТЕПАЖА. ОГЛАВЛЕНІЕ.

Донъ-Кихотъ Ламанчскій

Посвященіе въ рыцари

Побѣжденный Рыцарь

Вѣтряныя мельницы

Дальнѣйшія приключенія

Новое приключеніе

Галерные невольники

Въ скалистой долинѣ

Донъ-Кихотъ убиваетъ великана

Дульцинея Тобозская

Странствующая труппа

Встрѣча

Приключеніе со львомъ

Пещера Монтезино

Заколдованная барка

Заколдованный конь

Санчо-Панса дѣлается губернаторомъ

Панса отказывается отъ губернаторства

Заключеніе

Донъ-Кихотъ Ламанчскій.

Въ мѣстечкѣ Ламанча жилъ нѣкій дворянинъ, по имени Кихада; жилъ онъ вмѣстѣ со своею старою экономкой и ея племянницей. Средства его были весьма ограничены; ихъ едва хватало на денное пропитаніе, подчасъ весьма скудное, да на одежду, которая большею частью состояла изъ суконнаго камзола, такихъ же панталонъ, да пары полуботинокъ; по какому-то странному капризу Донъ-Кихотъ постоянно требовалъ отъ прислуги, чтобы она носила тоже суконный костюмъ, и всегда была роскошно одѣта; вслѣдствіе чего экономка, желая угодить ему, прикладывала все свое стараніе, чтобы содержать въ возможномъ порядкѣ собственный туалетъ и туалетъ племянницы, ради чего часто даже оставалась безъ обѣда.

Донъ-Кихотъ, кромѣ прислуги, держалъ еще лошадь; но Боже мой, что это была за кляча! Къ ней, въ видѣ конюха, былъ приставленъ молодой мальчикъ, который въ одно и то же время исполнялъ обязанности дворника и садовника.

Самъ Донъ-Кихотъ отличался очень высокимъ ростомъ, крѣпкимъ тѣлосложеніемъ и замѣчательною худобою; по фигурѣ онъ казался гораздо моложе своихъ лѣтъ, но зато лицо его выглядѣло чрезвычайно старообразно; вставалъ онъ очень рано, затѣмъ ежедневно занимался физическими упражненіями и охотой; на отдыхъ время тратилъ мало, и почти всѣ свободные часы употреблялъ на чтеніе книгъ, въ которыхъ описывались различныя похожденія рыцарей. Чтеніе это до того увлекало Донъ-Кихота, что за нимъ онъ не только положительно позабывалъ потребность пищи, сна и вообще приходилъ въ такое возбужденное состояніе, что совершенно разстраивалъ свои нервы, но даже рисковалъ разориться въ конецъ, такъ какъ объ управленіи имѣніемъ и хозяйствомъ съ каждымъ днемъ думалъ все меньше и меньше.

Продавъ съ убыткомъ часть земли, онъ на вырученныя деньги покупалъ романы, въ которыхъ говорилось о геройскихъ подвигахъ рыцарей. Маневръ этотъ продѣлывался безпрестанно, и въ результатѣ получилось то, что чѣмъ обширнѣе становилась библіотека, тѣмъ меньше оставалось у него луговъ, полей и нр. т. п. угодья; чѣмъ фантастичнѣе попадался романъ, тѣмъ сильнѣе онъ имъ увлекался; увлекался до того, что въ концѣ-концовъ мысли его стали путаться, и въ головѣ оставалась одна пустота.

Онъ не могъ думать ни о чемъ, исключая турнировъ, сраженій и встрѣчъ съ великанами, да драконами; однимъ словомъ, воображеніе несчастнаго до *того разыгралось, что въ одинъ прекрасный день онъ схватился за висѣвшее на стѣнкѣ копье и щитъ, и началъ сражаться съ воображаемымъ великаномъ, ломая и опрокидывая все, что попадалось подъ руку; натѣшившись вволю такимъ безумнымъ упражненіемъ, Донъ-Кихотъ спокойно сѣлъ на мѣсто и задумался, какимъ бы образомъ изобразить изъ себя на самомъ дѣлѣ странствующаго рыцаря, прославить свое имя и посвятить всю жизнь на пользу угнетеннымъ, съ разсчетомъ впослѣдствіи получить за это въ награду какое-нибудь знаменитое королевство.

Мысль обо всемъ вышесказанномъ не покидала его ни на минуту. Онъ чувствовалъ себя героемъ, чувствовалъ, что въ немъ пробуждается необычайная энергія, и отыскавъ гдѣ-то на чердакѣ старыя латы и прочія вооруженія, нѣкогда принадлежавшія его предкамъ, усердно принялся приводить ихъ въ порядокъ и очищать отъ ржавчины и пыли. Къ сожалѣнію, однако, герой нашъ вскорѣ замѣтилъ, что въ раздобытомъ имъ вооруженіи не хватало шлема, вмѣсто котораго валялся какой-то жалкій остовъ. Что дѣлать? какъ быть? подумалъ Донъ-Кихотъ встревожившись; НО обычная находчивость не измѣнила ему; онъ поспѣшно исправилъ нижнюю часть шлема, почти совершенно поломанную, замѣнивъ ее папкою, и исправилъ такъ искусно, что издали почти ничего не было замѣтно.

— Готово! — торжественно воскликнулъ тогда импровизованный рыцарь, и надѣвъ шлемъ наголову, сейчасъ же вступилъ въ бой съ воображаемымъ дракономъ, но увы, при первыхъ же, собственноручно нанесенныхъ самому себѣ, ударахъ, шлемъ разлетѣлся въ разныя стороны, и такимъ образомъ трудъ цѣлой недѣли пропалъ въ одну секунду; но5

Донъ-Кихотъ не упалъ духомъ, и снова принялся за починку.

Всунувъ внутрь шлема желѣзный обручъ, онъ не сомнѣвался болѣе въ его прочности, и потому спокойно отложивъ въ сторону, задумался только надъ тѣмъ, какую бы кличку дать своей сухопарой клячѣ, едва державшейся на ногахъ; онъ не хотѣлъ замѣчать ея недостатковъ, считалъ для себя вполнѣ пригодною, говорилъ, что не промѣняетъ ее ни на какого скакуна, и послѣ многократныхъ разсужденій, наконецъ, остановился на кличкѣ Россинанта.

Порѣшивъ съ вопросомъ относительно клички лошади, оставалось придумать достаточно звучное имя лично для себя, — такое, чтобы оно прославило его на весь околотокъ, чтобы его знали и старый, и малый.

— Вотъ что! я буду называться Донъ-Кихотомъ Ламанчскимъ! — продолжалъ мысленно разсуждать Кихада: — лучше этого трудно что-либо придумать! Теперь кажется все готово! можно смѣло выступить въ походъ… впрочемъ нѣтъ! — настоящій рыцарь долженъ обязательно имѣть даму сердца, во имя которой совершаются всѣ его подвиги; безъ этого онъ все равно, что тѣло — безъ души… Я непремѣнно обязанъ выбрать себѣ такую личность, чтобы повергнуть къ ея ногамъ свою славу, а изъ ея рукъ получить награду за все пережитое и перечувствованное! — И вотъ послѣ продолжительныхъ размышленій онъ, наконецъ, вспомнилъ, что въ сосѣдней деревушкѣ Тобозо, когда-то давно, замѣтилъ одну, чрезвычайно хорошенькую, краснощекую крестьянскую дѣвушку, на которой и порѣшилъ остановить свой выборъ.

Дѣвушка во всѣхъ отношеніяхъ казалась подходящею; но опять бѣда — она называлась совершенно простымъ именемъ Альдонсо Лоренсо.

— Ничего, мы переименуемъ ее въ Дульцинею Тобозскую, она будетъ считаться принцессою крови, — вслухъ проговорилъ Кихада. — Я никому не позволю усомниться въ этомъ. — Устранивъ такимъ образомъ всѣ препятствія, рыцарь Донъ-Кихотъ рѣшилъ, не откладывая дѣла въ долгій ящикъ, при первой возможности, пуститься въ путь дорогу.

Не предупредивъ никого о задуманномъ предпріятіи, рыцарь нашъ въ одно прекрасное утро нарядился въ латы, увѣнчалъ свою неразумную головушку самодѣльнымъ шлемомъ, взялъ въ руку копье и, осѣдлавъ Россинанта, выѣхалъ изъ дома черезъ заднія ворота, прямо въ поле, чтобы не встрѣтиться ни съ кѣмъ изъ знакомыхъ. Все это удалось ему какъ нельзя лучше, онъ чувствовалъ себя превосходно; но едва успѣлъ переѣхать границу собственныхъ владѣній, какъ вспомнилъ о томъ, что еще не посвященъ въ санъ рыцаря, безъ чего не имѣетъ нрава вступать въ. борьбу, и уже началъ раскаиваться въ томъ, что поспѣшилъ выѣздомъ; но затѣмъ мысленно перебирая рыцарскіе уставы, вспомнилъ нѣсколько примѣровъ, гдѣ рыцари, находившіеся въ его положеніи, просили перваго встрѣчнаго посвятить ихъ.

Эта счастливая мысль его успокоила; вмѣсто того, чтобы повернуть назадъ, онъ пришпорилъ хромоногаго коня, и ровненькой рысцой поплелся далѣе, въ надеждѣ, что счастливый случай поможетъ ему благополучно достигнуть задуманной цѣли.

Спокойно посматривая то направо, то налѣво, Донъ-Кихотъ избралъ ту дорогу, по которой разсчитывалъ встрѣтить больше приключеній.

Разговаривая самъ съ собою, онъ ѣхалъ прямо, причемъ его пылкая фантазія рисовала цѣлый рядъ интересныхъ эпизодовъ. Ему слышались даже голоса, восхвалявшіе его славу, и онъ съ каждою минутою все больше и больше позабывалъ о мірѣ дѣйствительности, уносясь мыслями куда-то далеко, въ міръ фантазіи.

Солнце, между тѣмъ, пекло немилосердно, въ особенности тяжело было головѣ, но рыцарь нашъ не обращалъ на это вниманія, продолжая бодро подвигаться впередъ до тѣхъ поръ, покуда не почувствовалъ сначала голодъ, а потомъ и жажду; нетерпѣливо оглядываясь по сторонамъ въ надеждѣ увидѣть гдѣ по близости гостинницу, онъ тщетно пришпоривалъ своего измученнаго коня, который, вслѣдствіе сильнаго утомленія, тащился почти шагомъ. Наконецъ къ вечеру показалось какое-то жилье. Донъ-Кихотъ собралъ послѣднія силы, старался пріосаниться и, принявъ воинственную позу, направилъ Россинанта прямо туда.

Подъѣхавъ ближе, онъ увидѣлъ двухъ молодыхъ крестьянокъ, которыя стояли около дверей этого жилья, оказавшагося на самомъ дѣлѣ небольшимъ трактирчикомъ; онѣ весело болтали между собою и чему-то отъ души смѣялись.

Пылкое воображеніе оригинальнаго рыцаря разыгралось въ высшей степени; плохенькій, не важнаго пошиба трактирчикъ представился ему изящнымъ средневѣковымъ замкомъ, съ неизбѣжными своими атрибутами, т.-е. тюрьмами, зубчатыми башнями, спускнымъ мостомъ и глубокимъ рвомъ. Взглянувъ наверхъ башни, Донъ-Кихотъ съ нетерпѣніемъ ожидалъ появленія карлика, который возвѣститъ о его прибытіи трубными звуками, какъ это обыкновенно описывалось въ романахъ. Полный самыхъ радужныхъ надеждъ относительно того, что завѣтная мечта наконецъ осуществилась, рыцарь смѣло подъѣхалъ къ двери; ожидаемое привѣтствіе карлика не послѣдовало, Донъ-Кихотъ этимъ остался не вполнѣ доволенъ, и не видя иного исхода, рѣшилъ обратиться къ дѣвушкамъ, которыхъ принялъ за принцессъ крови; онъ уже открылъ ротъ, чтобы заговорить съ ними, какъ вдругъ по близости раздался рожокъ пастуха, сзывавшаго домой свиное стадо.

Услышавъ давно ожидаемый сигналъ, Донъ-Кихотъ сдѣлалъ такой быстрый прыжокъ къ двери гостинницы, что испугавшіяся дѣвушки, полагая, что рыцарь, вооруженный копьемъ, вѣроятно, хочетъ убить ихъ, немедленно отклонились въ сторону.

Тогда Донъ-Кихотъ поспѣшилъ поднять забрало и, открывъ свое запыленное лицо, проговорилъ тихимъ, вкрадчивымъ голосомъ:

— Прекрасныя дамы, не бойтесь и не убѣгайте! Рыцарскій орденъ, къ которому я принадлежу, не допускаетъ, чтобы ко мнѣ относились иначе какъ съ уваженіемъ и съ полной покорностью.

Дѣвушки, не привыкшія къ тому, чтобы къ нимъ обращались въ такихъ изысканныхъ выраженіяхъ, стали переглядываться, затѣмъ принялись съ любопытствомъ разсматривать рыцаря, а въ концѣ-концовъ громко расхохотались.

— Скромность считается лучшимъ украшеніемъ красоты, а смѣхъ безъ причины называютъ глупостью, — отозвался тогда раздосадованный Донъ-Кихотъ. — Не подумайте, впрочемъ, прекрасныя дамы, что я говорю это съ тѣмъ, чтобы оскорбить васъ; напротивъ, повѣрьте, я готовъ отнынѣ служить вамъ тѣломъ и душою.

Эти послѣднія слова еще больше разсмѣшили дѣвушекъ; онѣ продолжали хохотать во все горло; Донъ-Кихотъ смотрѣлъ на нихъ злыми глазами, схватившись за рукоятку своего меча, и Богъ знаетъ, чѣмъ бы кончилась эта исторія, еслибы къ счастью не вышелъ хозяинъ гостинницы, добродушный толстякъ, который, при видѣ въ высшей степени смѣшной фигуры неожиданнаго посѣтителя, самъ съ трудомъ удерживался отъ смѣха.

— Господинъ рыцарь, если вамъ угодно, вы можете найти себѣ пріютъ подъ нашей кровлей, гдѣ все будетъ готово къ вашимъ услугамъ, — сказалъ онъ послѣ минутнаго молчанія, стараясь казаться серьезнымъ.

Такое любезное приглашеніе отъ главнаго управляющаго замка, за котораго Донъ-Кихотъ принялъ хозяина, показалось ему чрезвычайно лестнымъ; онъ разсыпался въ благодарности, сошелъ съ сѣдла и. шатаясь отъ усталости и голода, послѣдовалъ за нимъ въ комнаты, предварительно, впрочемъ, попросивъ позаботиться о его драгоцѣнномъ конѣ Россинантѣ, исхудавшемъ отъ продолжительнаго перехода еще болѣе.

Трактирщикъ въ знакъ согласія молча кивнулъ головою, мимоходомъ бросивъ бѣглый взглядъ на драгоцѣннаго коня, сначала чуть не покатился со смѣху, а затѣмъ пожалѣвъ въ глубинѣ души несчастное животное, ласково провелъ рукою по его костлявымъ бокамъ и приказалъ отвести въ конюшню.

Дѣвушки, между тѣмъ, приблизились къ утомленному путешественнику и помогли ему снять лишнее облаченіе, но когда дѣло дошло до шлема, то положительно стали въ тупикъ, такъ какъ завязки послѣдняго до того запутались, что развязать ихъ не было возможности, а перерѣзать Донъ-Кихотъ не согласился; вслѣдствіе этого дѣвушкамъ пришлось кормить рыцаря съ рожка, придерживая забрало, пока хозяинъ, желавшій съ своей стороны угостить дорогого посѣтителя, вливалъ ему въ ротъ вино и пиво съ помощью стеклянной трубочки.

Донъ-Кихотъ мужественно переносилъ всѣ неудобства и, крѣпко стиснувъ въ кулакъ зеленые шнурки, служившіе завязками шлему, въ короткихъ словахъ пояснилъ окружающимъ свои планы и надежды.

Утоливъ голодъ, рыцарь чувствовалъ себя вполнѣ довольнымъ; раздавшійся подъ окномъ рожокъ пастуха, который возвращался на ночлегъ домой со стадомъ, показался ему дивной музыкой; онъ слушалъ съ наслажденіемъ, причемъ пылкая фантазія -съ каждою минутой разыгрывалась все сильнѣе; ему даже представилось, будто онъ совершилъ уже всѣ задуманныя предпріятія.

Онъ взглянулъ на окружающихъ съ радостною, сіяющею улыбкою, хотѣлъ что-то проговорить, но тутъ въ головѣ его мелькнула безотрадная мысль о томъ, что онъ вѣдь еще не посвященъ въ санъ рыцаря, и что, какъ уже было сказано выше, безъ этого посвященія ему невозможно приступить ни къ какому подвигу.

Посвященіе съ рыцари.

Какъ только дѣвушки убрали со стола и вышли вонъ изъ комнаты, Донъ-Кихотъ бросился на колѣни передъ трактирщикомъ, назвалъ его храбрымъ кастеляномъ и просилъ послѣдовать за нимъ въ конюшню, чтобы тамъ совершить надъ нимъ посвященіе.

— Храбрѣйшій изъ рыцарей и кастеляновъ! — воскликнулъ онъ, схвативъ трактирщика за руку: — умоляю васъ, посвятите меня въ санъ рыцарей! Исполненіемъ моей убѣдительной просьбы, вы не только окажете лично мнѣ великое благодѣяніе, но даже самого себя прославите! — говорилъ Донъ-Кихотъ умоляющимъ голосомъ.

Трактирщикъ съ смущеніемъ взглянулъ на своего собесѣдника, и положительно не зналъ, что ему дѣлать.

Онъ просилъ Донъ-Кихота встать съ колѣнъ, но это оказалось напраснымъ: Донъ-Кихотъ исполнилъ его требованіе только тогда, когда трактирщикъ въ концѣ-концовъ далъ слово исполнить оригинальную просьбу.

— Благодарю! — торжественно воскликнулъ Донъ-Кихотъ: — теперь я совершенно покоенъ; но сегодняшнюю ночь, во всякомъ случаѣ, разрѣшите мнѣ, согласно древнимъ рыцарскимъ обычаямъ, провести въ часовнѣ на стражѣ моего оружія; затѣмъ завтра, рано утромъ, я достойно приступлю къ великому дѣлу, и во имя чести дамы моего сердца немедленно приму участіе въ различныхъ сраженіяхъ, выкажу необыкновенную храбрость и, увѣнчанный славой, на удивленіе всему свѣту, вернусь домой совершенно счастливый! Подобнымъ образомъ долженъ поступать каждый странствующій рыцарь. Мое пламенное желаніе заключается въ томъ, чтобы выполнить задачу вполнѣ добросовѣстно: больше я ничего не желаю.

Слушая монологъ своего посѣтителя, трактирщикъ болѣе не сомнѣвался въ томъ, что имѣетъ

дѣло съ человѣкомъ помѣшаннымъ, и вмѣсто того, чтобы пожалѣть о немъ, рѣшился ради шутки и собственной выгоды немного позабавиться.

— Благородный рыцарь, я вижу, что ваша просьба вполнѣ основательна, и ваши намѣренія въ высшей степени похвальны, потому не рѣшаюсь отказать въ содѣйствіи; къ сожалѣнію только при моемъ замкѣ нѣтъ часовни, въ которой бы вы могли простоять сегодняшнюю ночь, но въ крайности вы можете расположиться около костела, а затѣмъ съ первыми лучами восходящаго солнца, я исполню надъ вами обрядъ, со всѣми подобающими церемоніями. Теперь же, скажите мнѣ откровенно, имѣете вы при себѣ деньги?

— Ни одной монеты, — возразилъ Донъ-Кихотъ: — мнѣ еще никогда не приходилось читать, чтобы странствующіе рыцари брали съ собою деньги.

— Въ этомъ вы ошибаетесь, благородный рыцарь: тотъ, кто писалъ подобныя вещи, глубоко заблуждался: странствующему рыцарю немыслимо пускаться въ путь безъ денегъ, а главное безъ фляжки живой воды, съ помощью которой совершаются различныя чудеса. Подумайте, вѣдь вамъ неоднократно придется проводить цѣлыя недѣли въ открытомъ полѣ, гдѣ большею частью разыгрываются сраженія, во время которыхъ не всегда имѣешь подъ рукою помощь доктора или хирурга, и тотъ, у кого не найдется съ собою какого-нибудь снадобья для залечиванія ранъ, — рискуетъ жестоко поплатиться не только здоровьемъ, но даже жизнью. Кромѣ того, каждый рыцарь долженъ обязательно имѣть оруженосца, который, вмѣстѣ съ остальными вещами рыцаря, хранитъ и его деньги; поэтому совѣтую вамъ немедленно воротиться домой, чтобы пріобрѣсти все вышесказанное, послѣ чего я съ большимъ удовольствіемъ посвящу васъ въ санъ рыцаря.

Донъ-Кихотъ принялъ благой совѣтъ трактирщика, и успокоенный мыслью въ скоромъ времени быть посвященнымъ, бережно положилъ оружіе и прочіе доспѣхи близъ колодца, гдѣ рѣшилъ всю ночь провести на стражѣ.

Трактирщикъ между тѣмъ вошелъ въ комнаты, и поспѣшилъ сообщить всѣмъ присутствующимъ о томъ, какого оригинальнаго, полоумнаго посѣтителя Богъ послалъ ему, неизвѣстно откуда.

Разсказъ трактирщика заинтересовалъ всѣхъ гостей, которые, подойдя къ окну, съ любопытствомъ слѣдили глазами за Донъ-Кихотомъ, мѣрно шагавшимъ подлѣ колодца.

Выглянувшій изъ-за тучки мѣсяцъ серебрился на его доспѣхахъ и обливалъ матовымъ свѣтомъ его долговязую фигуру, придавая ей какой-то особенный, совершенно загадочный, видъ.

Около часу слонялся взадъ и впередъ будущій рыцарь. Все кругомъ было тихо, покойно. Но вотъ вдругъ по дорогѣ, ведущей къ колодцу, показалось нѣсколько погонщиковъ, одному изъ которыхъ пришла фантазія попоить своего мула.

Донъ-Кихотъ, вездѣ и всюду видѣвшій нѣчто особенное, принялъ его за странствующаго рыцаря, желающаго овладѣть его оружіемъ, и закричалъ такъ громко, какъ только позволяли силы:

— Опомнись, и не прикасайся, ежели дорожишь жизнью; иначе тебѣ придется плохо.

Погонщикъ, однако, оказался не изъ трусливыхъ; не обращая вниманія на угрозу, онъ смѣло откинулъ доспѣхи въ сторону и взялся за бадью, чтобы зачерпнуть воды. Но тутъ нашъ храбрый рыцарь долѣе не выдержалъ, съ яростью бросился на погонщика и, мысленно обращая мольбы къ дамѣ своего сердца, съ просьбою помочь въ этомъ первомъ подвигѣ, такъ сильно ударилъ погонщика по головѣ, что бѣдняга мгновенно упалъ замертво.

Что же касается Донъ-Кихота, то онъ, нисколько не встревожившись совершеннымъ убійствомъ, спокойно вернулся къ своему оружію, подобралъ его, сложилъ на прежнее мѣсто, и опять зашагалъ взадъ и впередъ, какъ ни въ чемъ не бывало. По прошествіи нѣсколькихъ минутъ къ колодцу подошелъ второй погонщикъ, очевидно съ тѣмъ же самымъ намѣреніемъ, т.-е. съ цѣлью тоже напоить своего мула.

Донъ-Кихотъ, не говоря ни слова, бросился на него по примѣру предъидущаго раза, но погонщику удалось какъ-то вывернуться; несмотря на это, впрочемъ, на спинѣ его оказалось нѣсколько тяжелыхъ ранъ, вслѣдствіе чего, онъ, конечно, закричалъ благимъ матомъ.

На крикъ раненаго сбѣжались всѣ, не исключая самого хозяина; начался ропотъ, упреки по поводу того, какимъ образомъ можно было допустить, что бы человѣкъ, [признанный полоумнымъ, оставался на свободѣ. Трактирщикъ не зналъ, что ему дѣлать: онъ хотѣлъ предложить Донъ-Кихоту сейчасъ же оставить его гостинницу, но Донъ-Кихотъ находился въ такомъ возбужденномъ состояніи, что къ нему страшно было подступиться. Пришлось прибѣгнуть къ хитрости, что добродушный толстякъ и сдѣлалъ.

— Благородный рыцарь, простите, ежели мои гости чѣмъ обидѣли или огорчили васъ, — обратился онъ къ Донъ-Кихоту. — Все то, что сейчасъ съ вами случилось, достаточно свидѣтельствуетъ о вашемъ мужествѣ и о томъ, что вы вполнѣ достойны званія рыцаря, поэтому я готовъ сейчасъ же приступить къ посвященію, послѣ чего вы смѣло можете продолжать вашъ путь далѣе.

Слова трактирщика привели Донъ-Кихота въ неописанный восторгъ; онъ, конечно, повѣрилъ имъ вполнѣ, и сейчасъ же согласился, а хитрому трактирщику только этого и надо было.

Приказавъ подать расходную книгу, въ которую записывался отпущенный въ долгъ овесъ, толстякъ дѣлалъ видъ, будто читаетъ по ней молитвы и заклинанія, во время чего держалъ обнаженный мечъ надъ головою опустившагося на колѣни Донъ-Кихота; потомъ онъ велѣлъ ему встать на ноги и и сдѣлалъ знакъ рукою находившимся тутъ же молодымъ дѣвушкамъ, чтобы онѣ опожали его мечемъ и прицѣпили шпоры. Дѣвушки исполнили то и другое, съ трудомъ удерживаясь отъ смѣха, а трактирщикъ въ заключеніе церемоніи далъ посвященному рыцарю два такихъ сильныхъ удара по плечу, что тотъ чуть не кувырнулся, но тѣмъ не менѣе стойко перенесъ причиненную боль, и даже не поморщился; однимъ словомъ, поступилъ такъ, какъ подобаетъ поступать храброму рыцарю.

— Да будетъ нашъ благородный рыцарь счастливѣйшимъ изъ всѣхъ рыцарей, и да прославится своими подвигами! — торжественно проговорилъ трактирщикъ, кусая губы.

Донъ-Кихотъ, не замѣчая насмѣшекъ, считалъ себя совершенно счастливымъ, онъ думалъ только о предстоящихъ великихъ подвигахъ, и не желая понапрасну тратить время, поспѣшно вскочилъ на Россинанта, поблагодарилъ радушнаго хозяина и поѣхалъ въ путь дорогу.

— Слава тебѣ Господи! спровадилъ наконецъ! — проговорилъ трактирщикъ, и очень довольный тѣмъ, что отдѣлался отъ полусумасшедшаго посѣтителя, даже не спросилъ съ него денегъ ни за ночлегъ, ни за ужинъ.

Побѣжденный рыцарь.

Яркое утреннее солнце привѣтствовало счастливѣйшаго изъ рыцарей и отражалось на его мечѣ и шлемѣ; съ сильно бьющимся сердцемъ продолжалъ онъ безостановочно ѣхать впередъ, ожидая различныхъ приключеній, но затѣмъ вскорѣ вдругъ припомнивъ добрый совѣтъ кастеляна, рѣшилъ лучше предварительно вернуться домой, чтобы запастись деньгами и прочими необходимыми для странствующаго рыцаря предметами; заботила его также мысль относительно оруженосца; онъ сталъ перечислять всѣхъ знакомыхъ, и, въ концѣ концовъ, остановился на одномъ крестьянинѣ изъ ихъ деревни, который показался ему вполнѣ подходящимъ для этой должности.

Чтобы скорѣе привести свое намѣреніе въ исполненіе, Донъ-Кихотъ направилъ Россинанта къ жилищу этого крестьянина, прямо черезъ лѣсъ, откуда до его ушей вскорѣ донесся не то стонъ, не то жалобный крикъ какой-то. Пришпоривъ разбитаго на ноги коня, рыцарь поспѣшно поскакалъ туда, откуда доносился стонъ, и по прошествіи самаго непродолжительнаго времени, глазамъ его представилась слѣдующая картина: къ толстому дереву была привязана лошадь, а около нея полураздѣтый мальчикъ, — котораго немилосердно колотилъ стоявшій тутъ же рослый мужчина.

— Остановись, несчастный! кто далъ тебѣ право поступать такимъ образомъ съ бѣднымъ ребенкомъ! — громко воскликнулъ Донъ-Кихотъ, схватившись за мечъ и принявъ воинственную позу: — развѣ можно такъ обращаться съ беззащитнымъ созданіемъ!

Крестьянинъ взглянулъ на говорившаго, наружный видъ котораго показался ему въ высшей степени страшнымъ, и невольно опустилъ руки.

— Бери свое копье, садись на коня и защищайся! — продолжалъ между тѣмъ Донъ-Кихотъ строгимъ голосомъ.

Крестьянинъ струсилъ: вооруженный видъ рыцаря, а въ особенности копье, которымъ онъ постоянно махалъ передъ его носомъ, невольно внушало уваженіе.

— Господинъ рыцарь, — заговорилъ онъ нерѣшительно: — этотъ мальчикъ — мой слуга, вполнѣ заслуживающій наказанія: онъ крадетъ у меня овецъ, я каждый день не досчитываюсь нѣсколькихъ штукъ, а онъ еще на меня жалуется и взводитъ небылицу, утверждая, будто я не плачу ему жалованья, однимъ словомъ, лжетъ безсовѣстно, господинъ рыцарь.

— Развяжи мальчишку и безъ всякихъ разговоровъ заплати ему сполна все, что слѣдуетъ, иначе я заколю тебя! — грозно продолжалъ Донъ-Кихотъ замахнувшись.

Крестьянинъ повиновался.

— Сколько онъ тебѣ долженъ? — обратился Донъ-Кихотъ къ мальчику.

— Девятимѣсячное жалованье, по семи реаловъ въ мѣсяцъ, что въ общемъ составляетъ 63, — бойко отвѣчалъ мальчуганъ.

Услыхавъ такую цифру, крестьянинъ пришелъ въ ужасъ и наотрѣзъ отказался платить; но Донъ-Кихотъ приказалъ сію же минуту удовлетворить мальчика, если онъ только дорожитъ собственной жизнью.

— У меня нѣтъ столько денегъ при себѣ, господинъ рыцарь. — взмолился крестьянинъ: — пусть онъ пойдетъ со мною домой, тамъ я, пожалуй, разсчитаюсь съ нимъ; сдѣлать же это здѣсь положительно невозможно.

— Ахъ, нѣтъ, храбрый рыцарь, я ни за что не пойду къ нему: во-первыхъ, онъ меня обманетъ, а во-вторыхъ, приколотитъ пуще прежняго, — возразилъ мальчикъ, не двигаясь съ мѣста.

Тогда Донъ-Кихотъ принялся уговаривать хозяина, и взявъ съ него честное слово, что онъ расплатится съ мальчишкой по совѣсти, спокойно поѣхалъ дальше.

Какъ только храбрый рыцарь скрылся изъ виду, такъ крестьянинъ сейчасъ же изъявилъ желаніе расплатиться съ мальчикомъ, но при разсчетѣ выдалъ гораздо меньше, чѣмъ слѣдовало; мальчикъ поднялъ крикъ и сталъ угрожать хозяину, что по жалуется рыцарю, но рыцарь къ несчастью на этотъ разъ не слышалъ ничего. Онъ скакалъ на своемъ конѣ вполнѣ счастливый, что такъ скоро послѣ посвященія совершилъ уже одинъ подвигъ. Находясь подъ вліяніемъ отрадныхъ думъ, онъ продолжалъ ѣхать впередъ до тѣхъ поръ, пока не достигнулъ перекрестка; это обстоятельство казалось ему какъ бы предопредѣленіемъ самой судьбы; онъ опустилъ поводья и предоставилъ Россинанту выбрать путь. Россинаитъ, безъ сомнѣнія, долго не думая, повернулъ прямо къ дому; но не успѣлъ рыцарь отъѣхать и полверсты отъ перекрестка, какъ увидѣлъ группу всадниковъ, которые направились къ нему на встрѣчу; предполагая, что ему предстоитъ новое приключеніе, онъ пріосанился, взялъ въ руки копье и, остановившись посреди дороги въ воинственной позѣ, спокойно ждалъ нападенія.

Всадники, однако, оказались простыми, мирными купцами, ѣхавшими по торговымъ дѣламъ и вовсе не думавшими ни о какихъ нападеніяхъ.

Фигура Донъ-Кихота поразила ихъ своею оригинальностью, они остановили лошадей и стали пристально въ нее всматриваться.

— Кто бы вы ни были, знайте, что я не выпущу живымъ ни одного, ежели вы не согласитесь признать Дульцинею Тобозскую, даму моего сердца, лучшей красавицей въ цѣломъ мірѣ! — обратился къ нимъ Донъ-Кихотъ повелительно.

— Мы не имѣемъ удовольствія знать даму вашего сердца, — отвѣчалъ тогда одинъ изъ купцовъ, отдѣлившись отъ общей группы. — Покажите ее намъ, и если она дѣйствительно окажется такъ прекрасна, какъ вы говорите, то мы готовы исполнить ваше требованіе, а въ противномъ случаѣ не стоитъ терять время въ пустыхъ разговорахъ.

Такой дерзкій отвѣтъ вывелъ Донъ-Кихота изъ терпѣнія, онъ съ яростью бросился на своего собесѣдника, и дѣло, вѣроятно, кончилось бы плохо, если бы Россинантъ, непривыкшій къ боевымъ эволюціямъ, не вздумалъ споткнуться и уронить со своей спины всадника, копье и мечъ котораго далеко отлетѣли въ сторону.

Стараясь скорѣе подняться на ноги, бѣдный Донъ-Кихотъ запутался въ стременахъ и чѣмъ больше дѣлалъ усилій, чтобы высвободиться, тѣмъ выходило хуже; онъ бранился, называлъ мнимыхъ рыцарей трусами, кричалъ на нихъ, предлагая помѣряться силою, но рыцари, т.-е., выражаясь болѣе правильно, купцы, не обращали на него вниманія и громко хохотали, а одинъ изъ нихъ подскочилъ къ нему, схватилъ копье, изломалъ на части и въ заключеніе принялся колотить его чуть не до обморока.

Несмотря на боязнь, Донъ-Кихотъ продолжалъ бранить дерзкаго непріятеля грабителемъ, воромъ, разбойникомъ; бранилъ до тѣхъ поръ, пока послѣдній, наконецъ, удалился вмѣстѣ съ остальными товарищами, оставивъ избитаго Донъ-Кихота на произволъ судьбы. Проводивъ глазами скрывшуюся за опушкой лѣса ватагу, Донъ-Кихотъ попробовалъ, встать, но изувѣченные члены его отказывались повиноваться, и онъ остался лежать неподвижно, воображая себя героемъ одного изъ прочитанныхъ романовъ, про котораго говорится, что онъ былъ раненъ въ жаркой схваткѣ а затѣмъ покинутъ въ дремучемъ лѣсу одинъ одинешенекъ; не смѣя пошевельнуться, бѣдняга болѣе часа пролежалъ въ одномъ положеніи, рядомъ съ Россинантомъ, причемъ все-таки не переставалъ декламировать цѣлые монологи. Проѣзжавшій мимо крестьянинъ узналъ его, и, подойдя, съ участіемъ спросилъ, что съ нимъ такое приключилось? Но Донъ-Кихотъ, увлекаясь своимъ воображаемымъ несчастіемъ, въ отвѣтъ городилъ такую чепуху, что изъ нея рѣшительно ничего нельзя было понять. Тогда крестьянинъ приподнялъ бѣднягу съ земли, посадилъ поудобнѣе на собственнаго осла, собралъ всѣ его доспѣхи, взвалилъ ихъ на спину Россинанта и, взявъ послѣдняго за узду, медленно, шагъ за шагомъ отправился впередъ. Когда цѣль путешествія была достигнута, то на дворѣ стало совершенно темно, вслѣдствіе чего путники наши, никѣмъ не замѣченные, благополучно добрались до дому новопосвященнаго рыцаря, гдѣ всѣ остальные члены семьи находились въ крайне тревожномъ состояніи но поводу его неожиданнаго исчезновенія; въ числѣ близкихъ родныхъ, туда же пришелъ пасторъ и цирюльникъ.

— Вѣдь говорила я, что не будетъ добра отъ этихъ глупыхъ книжекъ, просила бросить ихъ, уничтожить — нѣтъ, не послушался! вотъ и вышло по моему! — вскричала экономка.

— Онъ воображаетъ себя рыцаремъ, и потому пошелъ странствовать по бѣлу свѣту! — кричала она на весь домъ, съ отчаяніемъ ломая руки.

— Да, да, бѣдняга съ утра до ночи зачитывался различными романами о рыцаряхъ, — вторила племянница, обливаясь слезами. — Цѣлыхъ два дня ищемъ мы его вмѣстѣ съ лошадью, мечемъ и копьемъ. Я предчувствую, что онъ навѣрное выкинулъ какую-нибудь штуку; не даромъ я нѣсколько разъ заставала его въ такомъ страшномъ возбужденномъ состояніи, что передать невозможно… Стоитъ бывало посреди комнаты и воображаетъ, что сражается съ могучими великанами, или начнетъ утверждать, что сейчасъ побѣдилъ злую волшебницу, которая причиняла постоянное зло всѣмъ окружающимъ… Да всего не припомнишь, но главная суть дѣла въ томъ, что надо было за нимъ хорошенько присматривать и не допускать до того, чтобы онъ ушелъ изъ дому.

— Завтра же во что бы то ни стало уничтожьте эти противныя книги, чтобы кто-нибудь другой, прочтя ихъ, тоже не потерялъ разсудокъ, — совѣтовалъ пасторъ, въ волненіи расхаживая по комнатѣ.

— Впустите насъ, я привезъ вамъ вашего странствующаго рыцаря! — послышался вдругъ у воротъ, голосъ добраго крестьянина.

Экономка поспѣшно бросилась къ двери, и увидавъ въ какомъ жалкомъ состояніи находится ея баринъ, разразилась громкими рыданіями.

— Развѣ я не говорила вамъ, что кончится плохо, — обратилась она къ окружающимъ.

— Молчите, — возразилъ Донъ-Кихотъ: — я раненъ, но это случилось по винѣ моей лошади… Положите меня скорѣе въ постель, — я измученъ сраженіемъ съ могучими великанами.

— Съ великанами? — повторилъ священникъ, и взглянувъ на присутствующихъ, тихо прошепталъ: — Онъ помѣшался.

Донъ-Кихота между тѣмъ уложили въ постель, гдѣ онъ съ наслажденіемъ вытянулъ усталые члены, и по прошествіи самаго непродолжительнаго времени заснулъ крѣпкимъ, богатырскимъ сномъ.

На слѣдующее утро пасторъ, въ сопровожденіи цирюльника, пришли снова, чтобы успѣть сжечь книги до пробужденія рыцаря. Книгъ оказалось болѣе ста ломовъ, не считая маленькихъ экземпляровъ, сложенныхъ вмѣстѣ и перевязанныхъ веревками; все это было немедленно выброшено за окно, свалено въ кучу и сожжено; затѣмъ позвали каменщика и приказали ему задѣлать дверь, ведущую въ бывшую библіотеку. Пока каменщикъ трудился надъ заданною ему работою, — экономка принесла флаконъ святой воды и принялась усердно. кропить сосѣднія комнаты, послѣ чего повидимому окончательно успокоилась въ надеждѣ, что съ ея стороны сдѣлано все для спасенія Донъ-Кихота, который, проснувшись, снова началъ разсказывать про различныя небывалыя сраженія съ великанами и чудовищами; во время разсказа онъ нѣсколько разъ вскакивалъ съ мѣста и безпрестанно жестикулировалъ. Пасторъ старался уговорить его, предлагая лежать покойно и доказывая совершенно логично, что въ противномъ случаѣ болѣзнь можетъ затянуться долго.

Донъ-Кихотъ повиновался; дня черезъ два онъ почувствовалъ себя настолько бодрымъ, что пожелалъ встать, послѣ чего первымъ дѣломъ отправился. въ библіотеку, но къ великому своему удивленію нашелъ вмѣсто двери гладко заштукатуренную стѣну.

— Во время вашего отсутствія злой волшебникъ все уничтожилъ, — пояснила ему племянница.

— Онъ нѣсколько разъ прилеталъ верхомъ на драконѣ прямо въ библіотеку и оставался тамъ довольно долго; когда же мы, спустя нѣкоторое время послѣ его исчезновенія, заглянули туда, то нашли комнату совершенно преобразовавшуюся.

— Это былъ мой смертельный врагъ, я его знаю, — отвѣчалъ Донъ-Кихотъ: — онъ ненавидитъ меня, потому что я могу его уничтожить въ одну минуту.

Обѣ женщины не противорѣчили ему, онѣ радовались, что хитрость удалась и что полоумный рыцарь повѣрилъ ихъ выдумкѣ.

Допъ-Кихотъ же старался убѣдить какъ пастора, такъ равно и цирюльника, что на свѣтѣ нѣтъ ничего полезнѣе странствующаго рыцарства, и что онъ своимъ примѣромъ намѣренъ поддержать это убѣжденіе; затѣмъ встрѣтившись однажды съ однимъ жившимъ въ сосѣдней деревнѣ крестьяниномъ, по имени Санчо Панса, предложилъ ему поступить къ себѣ въ оруженосцы, обѣщая въ самомъ скоромъ времени завоевать какой-то знаменитый островъ и сдѣлать его тамъ губернаторомъ.

Санчо Панса, не отличавшійся особеннымъ умомъ и сообразительностью, принялъ бредъ за дѣйствительность, и сейчасъ же согласился покинуть семью, чтобы явиться на службу къ новому хозяину.

Покончивъ такимъ образомъ съ однимъ изъ главныхъ вопросовъ, т.-е. заручившись оруженосцемъ, Донъ-Кихотъ задумался о томъ, гдѣ бы раздобыть денегъ на покупку различныхъ необходимыхъ потребностей; вопросъ этотъ тоже оказался для него весьма несложнымъ, такъ какъ въ теченіе какихъ-нибудь двухъ-трехъ дней, онъ, никому не говоря ни слова, продалъ нѣсколько участковъ земли, вслѣдствіе чего у него образовалась значительная сумма.

Теперь оставалось только позаботиться о костюмѣ оруженосца, да запастись дорожной сумкой; то и другое было немедленно устроено, и путники наши въ одинъ прекрасный день, не прощаясь ни съ кѣмъ изъ домашнихъ, тихонько отправились въ путь-дорогу.

Донъ-Кихотъ былъ совершенно доволенъ и счастливъ, хотя его немного смущала мысль, что Санчо Панса ѣдетъ не на лошади, какъ подобало достойному оруженосцу знаменитаго рыцаря, а на ослѣ, но онъ надѣялся, во время путешествія, встрѣтиться по дорогѣ съ какимъ-нибудь рыцаремъ и отнять у него коня, а потому не придавалъ большого знаменія этому ничтожному обстоятельству, и отвѣчая утвердительно на постоянныя напоминанія оруженосца непремѣнно сдѣлать его губернаторомъ того острова, который будетъ имъ завоеванъ, оставался по наружному виду совершенно покоенъ.

Вѣтряныя мельницы.

Оба путника, каждый погруженный въ свои размышленія относительно блестящей будущности, довольно быстро подвигались впередъ, и совершенно незамѣтно для самихъ себя доѣхали до какой-то поляны, на которой стояло штукъ 30 вѣтряныхъ мельницъ, которыя широко размахивали по вѣтру своими огромными крыльями.

— Кто могъ думать, что счастье такъ скоро улыбнется намъ! — восторженно воскликнулъ Донъ-Кихотъ: — ты видишь этихъ великановъ? — мы должны сражаться съ ними; я первый сдѣлаю нападеніе, и навѣрное останусь побѣдителемъ!

— Гдѣ вы ихъ видите? — съ удивленіемъ спросилъ Санчо Панса.

— Да вотъ тамъ, — отвѣчалъ Донъ-Кихотъ, указывая пальцемъ на мельницы: — неужели ты не замѣчаешь?

— Я вижу передъ собою только однѣ вѣтряныя мельницы.

— Несчастный оруженосецъ, ты совсѣмъ не подготовленъ къ подобнымъ приключеніямъ, и отъ страха у тебя темнѣетъ въ глазахъ; если ты въ самомъ дѣлѣ такъ струсилъ, то встань въ сторону, я одинъ отправлюсь.

И пришпоривъ Россинанта, отважный рыцарь поскакалъ впередъ.

— Остановитесь! — закричалъ онъ, обращаясь къ мельницамъ: — не убѣгайте при видѣ единственнаго рыцаря, не выказывайтесь трусами!

Съ этими словами Донъ-Кихотъ быстро подскакалъ къ мельницѣ; но въ ту минуту, когда онъ вонзилъ свое копье въ одно изъ крыльевъ, вѣтеръ съ такою силою перевернулъ послѣднее, что копье изломалось на мелкіе куски, и рыцарь вмѣстѣ съ нимъ отлетѣлъ въ сторону на цѣлую версту. Санчо поспѣшилъ на помощь своему господину, очень огорчился, увидѣвъ его снова въ самомъ плачевномъ положеніи и конечно поспѣшилъ помочь подняться на ноги.

— Вотъ, что значитъ сражаться съ вѣтряными мельницами, — сказалъ онъ недовольнымъ тономъ.

— Гнусный волшебникъ, похитившій мою библіотеку, обратилъ великановъ въ мельницы, потому что завидуетъ моей славѣ, — возразилъ Донъ-Кихотъ. — Его ненависть ко мнѣ очень велика, но тѣмъ не менѣе задуманныя козни все-таки не увѣнчаются успѣхомъ.

— Дай Богъ, — отозвался Санчо Панса, подводя хромоногаго коня, который какъ оказалось, былъ пораненъ въ затылокъ.

Затѣмъ всадники снова продолжали путь, разговаривая о различныхъ приключеніяхъ. Взглянувъ на изломанное копье, Донъ-Кихотъ вспомнилъ, что гдѣ-то читалъ про одного испанскаго рыцаря, который, находясь точно въ такомъ же положеніи, замѣнилъ свое копье дубовою палкою, и рѣшился послѣдовать его примѣру.

— Что вы все наклоняетесь въ одну сторону, не болитъ ли у васъ что-нибудь? — спросилъ Санчо Панса, замѣтивъ дѣйствительно неправильную посадку рыцаря.

— Настоящій рыцарь никогда не долженъ жаловаться на раны, какую бы боль они ни причиняли ему, — возразилъ Донъ-Кихотъ.

Санчо Панса на это ничего не отвѣтилъ. Нѣсколько минутъ оба они продолжали ѣхать молча; затѣмъ оруженосецъ заговорилъ снова, объявивъ, что онъ, во-первыхъ, очень голоденъ, а во-вторыхъ, страшно хочетъ пить.

Донъ-Кихотъ позволилъ ему остановиться, чтобы подкрѣпить силы пищею и утолить жажду; самъ же покуда не хотѣлъ ничего, и какъ только оруженосецъ удовлетворилъ свои требованія, сейчасъ же двинулся дальше.

Наступившая темнота застала ихъ на полѣ; пришлось ночевать подъ открытымъ небомъ. Расположившись около развѣсистаго дерева, Донъ-Кихотъ оторвалъ сучокъ, который долженъ былъ замѣнить копье, надѣлъ на конецъ этого сучка желѣзный наконечникъ ломаннаго копья, и всю ночь простоялъ на стражѣ, не переставая ни минуты думать о дамѣ своего сердца, какъ это подобаетъ дѣйствительно храброму рыцарю. Что же касается Санчо Панса, то онъ, благодаря крѣпкому вину, выпитому изъ фляжки хозяина, сейчасъ же заснулъ богатырскимъ сномъ, и проспавъ на одномъ боку до самаго утра, не всталъ до тѣхъ поръ, пока Донъ-Кихотъ не растолкалъ его и не напомнилъ о томъ, что пора ѣхать дальше.

Взглянувъ во время пробужденія на мѣха, въ которыхъ хранился запасъ вина, оруженосецъ съ сожалѣніемъ замѣтилъ, что они почему-то сдѣлались значительно легче, и потому счелъ не лишнимъ напомнить своему господину о завтракѣ.

На этотъ разъ Донъ-Кихотъ не отказался, хотя ѣлъ и пилъ очень мало, и съ такою поспѣшностью, что передать трудно; затѣмъ снова двинулся въ походъ, и послѣ трехчасовой непрерывной ѣзды, достигнулъ наконецъ дороги, ведущей въ Лапіосское ущелье.

— Здѣсь намъ не будетъ недостатка въ приключеніяхъ, — обратился онъ къ оруженосцу: — приказываю тебѣ при первомъ же моемъ возгласѣ явиться на помощь; самъ ты, ежели пожелаешь, можешь тоже сразиться съ кѣмъ-нибудь изъ подобныхъ тебѣ оруженосцевъ, но драться съ рыцаремъ не смѣй, покуда не будешь посвященъ въ ихъ санъ.

Оруженосецъ обѣщалъ повиноваться безпрекословно, и расположившись позади своего рыцаря, терпѣливо выжидалъ предстоящаго нападенія.

Вскорѣ на дорогѣ показались два монаха-бенедиктинца, они сидѣли на ослахъ, имѣли длинныя одежды и держали въ рукахъ большіе зонтики. За ними слѣдовала карета, сопровождаемая группою всадниковъ, состоящихъ исключительно изъ пастуховъ и погонщиковъ; послѣдніе, слѣдуетъ замѣтить, между прочимъ, не имѣли ничего общаго ни съ бенедиктинцами, ни съ сидѣвшей въ каретѣ дамою, которая переѣзжала изъ Бискау въ Севеллу, а просто очутилась тутъ совершенно случайно.

— Это злой волшебникъ увозитъ прекрасную принцессу! — воскликнулъ Донъ-Кихотъ, и, не долго думая, набросился на спокойно ѣдущихъ всадниковъ съ громкими упреками.

— Стойте, презрѣнные чародѣи! сію минуту извольте освободить несчастную принцессу, иначе вамъ придется плохо! — кричалъ онъ неистово.

— Мы не чародѣи, а слуги Божіи, — отозвались они, останавливаясь: — кто сидитъ въ каретѣ — намъ даже неизвѣстно, а потому пустите насъ спокойно продолжать нашъ путь далѣе.

Но Донъ-Кихота не легко было разубѣдить; онъ не хотѣлъ ничего слушать, и разсвирѣпѣвъ, чуть не убилъ бѣднаго- монаха, которому, однако, по счастью удалось какъ-то вывернуться.

Восхищаясь геройскимъ поступкомъ храбраго рыцаря, оруженосецъ его тоже воодушевился, и бросившись на перваго всадника, повалилъ на землю; но тутъ погонщикъ ословъ схватилъ самого Санчо, вырвалъ ему цѣлый елокъ бороды, и поколотилъ палкою такъ, что онъ еле дышалъ, вслѣдствіе чего испуганные монахи, во избѣжаніе разслѣдованія дѣла, немедленно пустились въ бѣгство.

Донъ-Кихотъ, между тѣмъ, подошелъ къ каретѣ и обратился къ сидѣвшей въ ней дамѣ со слѣдующею рѣчью:

— Благородная дама, вы теперь свободны! Донъ-Кихотъ Ламанчскій убилъ злыхъ разбойниковъ, которые хотѣли васъ похитить. Если вы пожелаете за это отблагодарить его, то онъ проситъ только одной милости: прославьте имя Дульцинеи Тобозской, дамы его сердца, въ честь которой онъ совершилъ уже нѣсколько замѣчательныхъ подвиговъ!

Испуганная женщина со страху готова была пообѣщать полоумному рыцарю все, что угодно, лишь бы только онъ отпустилъ ее; но въ эту минуту одинъ изъ сопровождавшихъ карету слугъ съ угрозой подъѣхалъ къ Донъ-Кихоту, который, оглядѣвъ его съ ногъ до головы и принявъ за шталмейстера сидящей въ каретѣ дамы, предложилъ устроить поединокъ. Слуга съ яростью накинулся на Донъ-Кихота, но какъ-то промахнулся, а Донъ-Кихотъ нанесъ ему тяжелый ударъ мечомъ по головѣ. Увидѣвъ это, испуганная дама поспѣшно выскочила изъ экипажа, чтобы, павъ на колѣни, проситъ рыцаря помиловать несчастнаго.

Донъ-Кихотъ опустилъ оружіе, и распрощавшись съ мнимою принцессою, снова сѣлъ на своего коня, совершенно довольный, что побѣда осталась за нимъ.

— Господинъ рыцарь, не забудьте обо мнѣ, — подобострастно обратился къ нему Санчо Панса, поправляя стремена. Сегодняшняя схватка навѣрное много подвинетъ впередъ ваше дѣло относительно завоеванія острова, на которомъ я надѣюсь быть губернаторомъ.

— О, дорогой Санчо, подожди, имѣй терпѣнье, губернаторомъ ты будешь непремѣнно, но для этого нужно совершить подвигъ гораздо серьезнѣе; сегодняшнее же приключеніе весьма обыкновенно, случаи, подобные ему, встрѣчаются весьма часто, и имъ не слѣдуетъ даже придавать значенія.

Съ этими словами Донъ-Кихотъ снялъ съ головы шлемъ, чтобы перевязать пораненое во время свалки ухо, и замѣтилъ, что весь шлемъ оказался изрубленнымъ; но дѣлать было нечего, волей-неволей пришлось покориться случившемуся несчастію и, исправивъ бѣду, ѣхать дальше. Послѣ довольно продолжительнаго переѣзда, путники увидѣли вдали постоялый дворъ, который, по примѣру предыдущаго раза, приняли за замокъ. Въѣхавъ въ ворота, Санчо просилъ позволенія остановиться на ночлегъ, и сказалъ хозяину, что господинъ его, свалившись съ высокой скалы, переломилъ себѣ оба ребра.

Хозяинъ позвалъ жену и вмѣстѣ съ нею сталъ ухаживать за бѣднымъ рыцаремъ.

На слѣдующее утро Донъ-Кихотъ почувствовалъ себя настолько сильнымъ, что могъ снова продолжать дальнѣйшее путешествіе, и поблагодаривъ добрыхъ людей за ихъ уходъ за нимъ, объявилъ, что съ этого достопамятнаго дня будетъ считать ихъ лучшими друзьями и по первому востребованью явится защищать отъ враговъ, въ случаѣ надобности.

— Я самъ могу защититъ себя, господинъ рыцарь, — съ гордостью отозвался трактирщикъ: — отъ васъ же требую только того, чтобы вы заплатили мнѣ за ночлегъ и за кормъ лошади.

— Что?! — гнѣвно воскликнулъ рыцарь: — ваши слова меня поражаютъ: развѣ я провелъ ночь на постояломъ дворѣ, а не въ средневѣковомъ замкѣ? Совѣтую вамъ отказаться отъ вашихъ дикихъ требованій, потому что мнѣ еще никогда не приходилось ни читать, ни слышать, чтобы странствующій рыцарь платилъ за ночлегъ и за кормъ своей лошади.

— Это меня не касается; вы должны заплатить что слѣдуетъ, иначе я расправлюсь съ вами по своему, — возразилъ хозяинъ.

Донъ-Кихотъ вмѣсто отвѣта замахнулся на него копьемъ, потомъ мгновенно вскочилъ на лошадь и, пришпоривъ ее, сейчасъ же скрылся изъ виду, позабывъ о томъ, что оруженосецъ остался въ полномъ распоряженіи трактирщика, который, съ помощью своихъ молодцевъ, повалилъ его на землю, завязалъ платкомъ ротъ и принялся колотить что было мочи. Несчастный кричалъ на всю деревню, но это не принесло ни малѣйшей пользы.

Донъ-Кихотъ, однако, въ концѣ концевъ услыхалъ его жалобный крикъ и поспѣшилъ къ нему на помощь; но подѣлать все-таки ничего не могъ, такъ какъ ворота гостинницы оказались запертыми, вслѣдствіе чего ему пришлось ограничиться бранью, на что всѣ находившіеся во внутреннихъ комнатахъ отвѣчали ему презрительнымъ смѣхомъ.

Натѣшившись вдоволь надъ бѣднымъ оруженосцемъ, трактирщикъ, наконецъ, сжалился надъ нимъ, посадилъ его на осла и отпустилъ на всѣ четыре стороны.

Дальнѣйшія приключенія.

Послѣ почти цѣлой ночи, проведенной въ дорогѣ, путники, на слѣдующій день, рано утромъ, замѣтили, вдали подъ горою, громадное облако пыли.

— Вотъ, наконецъ, кажется, насталъ день моей славы! — радостно воскликнулъ Донъ-Кихотъ, — обращаясь къ своему оруженосцу: — на встрѣчу намъ должно быть приближается многочисленное войско.

— Да, да, господинъ рыцарь, но кромѣ того, смотрите-ка, съ противуположной стороны тоже что-то двигается… Это, вѣроятно, два враждебныхъ лагеря, — съ ужасомъ повторилъ Санчо. — Ахъ, господинъ рыцарь, какія страсти! Что мы теперь будемъ дѣлать?

— Конечно, пойдемъ на помощь слабымъ, это обязанность странствующаго рыцаря, — отвѣчалъ Донъ-Кихотъ, и поспѣшилъ взобраться на холмъ, чтобы лучше разсмотрѣть съ каждою минутою все ближе и ближе подходившую армію.

— Господинъ рыцарь, да вѣдь это не люди, а просто стадо барановъ! — вскричалъ Санчо, когда предполагаемая армія подошла ближе.

— Дуракъ! развѣ ты не слышишь звуковъ литавръ?

— Нѣтъ, я слышу только блеянье овецъ. Это также вѣрно, какъ вѣрно то, что я состою въ званіи вашего оруженосца.

Но Донъ-Кихотъ не хотѣлъ слушать никакихъ возраженій, и обвинивъ Санчо въ трусости, съ копьемъ въ рукѣ, врѣзался въ самую середину стада и началъ крошить несчастныхъ, ни въ чемъ неповинныхъ, барановъ на всѣ стороны. Пастухи кричали ему, чтобы онъ убирался; но Донъ-Кихотъ мысленно представлялъ себѣ сраженіе, и принимая ихъ крики за крики сражавшихся, продолжалъ убивать барановъ съ прежнимъ неистовствомъ, точно они были его злѣйшіе враги. Тогда пастухи начали бросаться камнями, одинъ изъ которыхъ поранилъ его въ спину, другой — разбилъ бутылку съ цѣлебнымъ бальзамомъ, а третій выбилъ ему четыре зуба, вслѣдствіе чего онъ свалился съ лошади.

Пастухи испугались, они думали, что убили рыцаря, поспѣшно подобрали мертвыхъ овецъ и удалились. Санчо тоже считалъ своего господина погибшимъ, но подойдя ближе, очень обрадовался, когда убѣдился въ томъ, что онъ дышетъ.

— Не говорилъ ли я вамъ, что вы принимаете стадо овецъ за войско, — сказалъ онъ дрожащимъ голосомъ.

— Развѣ ты не замѣтилъ, какъ злой волшебникъ въ одно мгновеніе превратилъ всѣхъ воиновъ въ овецъ; онъ изъ ненависти старается во что бы то ни стало помѣшать моей славѣ — надо быть дуракомъ, чтобы не понять этого.

Оруженосецъ не смѣлъ возражать болѣе, и печально склонивъ голову, молча послѣдовалъ за своимъ господиномъ, который, пришпоривъ Россинанта, поѣхалъ далѣе.

Оба они чувствовали сильнѣйшій голодъ и усталость, а по близости нигдѣ не было видно ни малѣйшихъ признаковъ человѣческаго жилья; но вотъ, наконецъ, вдали показалось большое количество огней, которые, повидимому, подвигались къ нимъ все ближе.

Санчо бросало то въ жаръ, то въ холодъ, при одной мысли, что ихъ преслѣдуютъ привидѣнія; разсмотрѣвъ ближе подвигающіяся фигуры, онъ увидѣлъ, что всѣ онѣ одѣты въ длинныя бѣлыя одежды и имѣютъ въ рукахъ зажженные факелы. Страхъ, несчастнаго оруженосца уже не имѣлъ болѣе границъ, въ особенности, когда, вслѣдъ за этими фигурами показались обитыя чернымъ сукномъ носилки, а за носилками всадники въ длинныхъ траурныхъ одеждахъ; онъ дрожалъ, какъ осиновый листъ, а Донъ-Кихотъ, предчувствовавшій новыя приключенія, оставался вполнѣ убѣжденъ, что на носилкахъ, вѣроятно, лежитъ раненый или даже, можетъ быть, убитый рыцарь, за смерть котораго онъ обязательно долженъ отомстить.

Съ полною готовностью нанести пораженіе копьемъ всякому, кто осмѣлится противорѣчить ему, рыцарь всталъ поперекъ дороги, чтобы загородить собою путь, и проговорилъ своимъ обычнымъ громкимъ голосомъ:

— Что вы везете на этихъ носилкахъ? Я требую положительнаго отчета, имѣю ли дѣло съ привидѣніями, или съ настоящими, живыми рыцарями.

Ѣхавшій впереди всадникъ не обратилъ вниманія на слова рыцаря, и намѣревался продолжать путь далѣе, но рыцарь схватилъ его мула за поводъ, приставивъ ему мечъ къ груди, и вторично потребовалъ разъясненія.

— Я служитель храма Божьяго, — отвѣчалъ тогда вопрошаемый, — вмѣстѣ съ остальными двѣнадцатью священниками сопровождаю тѣло рыцаря на мѣсто вѣчнаго упокоенія.

— А кто убилъ этого несчастнаго рыцаря?

— Никто; онъ умеръ просто послѣ изнурительной лихорадки.

— Слѣдовательно, я лишенъ возможности отомстить за его смерть, но во всякомъ случаѣ, милостивый государь, позвольте мнѣ имѣть честь вамъ представиться: я Донъ-Кихотъ Ламанчскій, извѣстный всему околотку; моя обязанность заключается въ томъ, чтобы защищать угнетенныхъ и наказывать угнетающихъ.

— Скажите пожалуйста! А вѣдь судя по вашему поведенію, я никогда бы этого не подумалъ.

Донъ-Кихотъ искоса посмотрѣлъ на своего собесѣдника, затѣмъ, позвавъ оруженосца, который, втихомолку, перетаскивалъ на собственнаго осла различные съѣстные припасы со спины осла застигнутыхъ врасплохъ священниковъ, и велѣлъ ему помочь послѣднему снова взобраться на сѣдло, откуда онъ, въ порывѣ воинственнаго восторга, уже успѣлъ стащить его.

Оруженосецъ повиновался; усадивъ священника какъ слѣдуетъ, онъ поклонился ему, и когда тотъ хотѣлъ двинуться впередъ, то заговорилъ шопотомъ: "Вы рисковали быть ранены рукою Донъ-Кихота, рыцаря Печальнаго Образа

— Почему ты далъ мнѣ подобное прозвище? — обратился Донъ-Кихотъ къ оруженосцу, когда священники удалились.

— Потому, что у васъ дѣйствительно крайне печальный видъ, — пояснилъ Санчо своему рыцарю, которому вышесказанное прозвище такъ поправилось, что онъ пожелалъ навсегда оставить его за собою.

Новое приключеніе.

Позавтракавъ съ большимъ аппетитомъ захваленной у священника провизіей, путники наши поѣхали дальше; послѣ довольно продолжительнаго переѣзда они, наконецъ, очутились въ прекрасной долинѣ, которая показалась имъ настолько привлекательною, что они рѣшили провести въ ней цѣлый день, чтобы запастись свѣжими силами для дальнѣйшаго странствованія. На слѣдующее утро они встали съ первыми лучами восходящаго солнца, осѣдлали Россинанта и мула, и снова пустились въ путь, причемъ подвигались впередъ очень медленно, такъ какъ приходилось ѣхать по очень худой дорогѣ.

Кругомъ все казалось совершенно покойно, до тѣхъ поръ, пока вдругъ, гдѣ-то по близости, послышались непонятные мѣрные удары, перемѣшанные съ громкимъ бряцаніемъ цѣпей и съ шумомъ падающаго водопада; все это въ общемъ производило весьма непріятное впечатлѣніе: оруженосецъ чувствовалъ, что по спинѣ его бѣгаютъ мурашки, но Донъ-Кихотъ оставался покоенъ.

— Всесильный Богъ призываетъ меня на новый подвигъ! — воскликнулъ онъ, схватившись за мечъ, и приказалъ оруженосцу какъ можно крѣпче привязать себя къ сѣдлу.

— Самъ можешь остаться здѣсь и ждать меня въ продолженіе трехъ дней, — сказалъ онъ въ заключеніе: — въ теченіе этого времени если я не явлюсь, то немедленно отправляйся къ Дульцинеѣ Тобозской и возвѣсти ей, что рыцарь погибъ, совершая великіе подвиги!

Слова Донъ-Кихота сердечно тронули Санчо-Панса, онъ рѣшился во что бы то ни стало удержать его отъ неминуемой гибели, которая въ данномъ случаѣ почему-то казалась ему неминуемой; по Донъ-Кихотъ оставался непоколебимымъ. Тогда Санчо-Панса пустился на хитрость, и потихоньку спуталъ заднія ноги Россинанта, вслѣдствіе чего бѣдное животное, несмотря на понуканіе рыцаря, никакъ не могло двинуться съ мѣста.

Донъ-Кихотъ приписалъ это новому колдовству злого волшебника и рѣшилъ подождать до слѣдующаго утра, съ наступленіемъ котораго двинулся впередъ, потому что Санчо при разсвѣтѣ поспѣшилъ развязать ремни, стягивавшіе ноги боевого коня, не менѣе того боевого рыцаря.

Выѣхавъ на поляну, Донъ-Кихотъ и его спутникъ сейчасъ же увидали настоящую причину, вызвавшую ихъ страхъ и волненіе: оказалось, что но близости былъ небольшой водопадъ, а у подножья его находилось шесть обыкновенныхъ валяльныхъ молотовъ.

Оруженосецъ громко расхохотался. Что же касается Данъ-Кихота, то онъ въ первую минуту такъ разсердился, что готовъ былъ приколотить дерзкаго слугу, но затѣмъ, случайно оглянувшись, замѣтилъ на расположенномъ по близости холмѣ какого-то незнакомаго всадника въ замѣчательно блестящемъ головномъ уборѣ.

— Судьба всегда бываетъ справедлива, Санчо! — воскликнулъ онъ: — ты видишь, что на встрѣчу намъ ѣдетъ всадникъ, на головѣ котораго красуется шлемъ, свидѣтельствующій о томъ, что всадникъ принадлежитъ къ числу какихъ-нибудь важныхъ героевъ.

— Смотрите, не ошибитесь опять, — возразилъ оруженосецъ: — человѣкъ этотъ ѣдетъ на простомъ ослѣ, и хотя у него на головѣ дѣйствительно одѣто что-то блестящее, но только это «что-то» не похоже на шлемъ.

— Молчи, ты ничего не понимаешь! — возразилъ рыцарь.

Санчо замолчалъ, ѣхавшій на встрѣчу человѣкъ между тѣмъ поровнялся съ ними и дѣйствительно оказался не кѣмъ инымъ, какъ простымъ цирюльникомъ, который, возвращаясь домой изъ сосѣдняго села, за неимѣніемъ шляпы, покрылъ свою голову мѣднымъ тазикомъ.

Донъ-Кихотъ бросился на него съ копьемъ, и навѣрное поразилъ бы его на смерть, естибы цирюльникъ не успѣлъ во-время соскочить съ осла и скрыться въ полѣ, причемъ нечаянно уронилъ тазикъ, а рыцарь приказалъ своему оруженосцу немедленно поднять драгоцѣнную находку.

Санчо едва держался отъ смѣху, но донъ-Кихотъ, задумчиво осматривая тазикъ, рѣшилъ, что онъ составляетъ только часть шлема, вѣроятно когда-нибудь попавшаго въ руки непріятеля, который, не умѣя оцѣнить его по достоинству, изломалъ и продалъ остальное золото на вѣсъ.

— Въ первой же кузницѣ я велю придать этому шлему первобытный видъ, а покуда буду носить какъ онъ есть! — сказалъ рыцарь.

— А насчетъ осла какъ? — спросилъ Санчо: — не взять ли намъ его съ собою?

Донъ-Кихотъ на это ничего не отвѣтилъ, и Санчо, принимая молчаніе рыцаря за согласіе, привелъ задуманный планъ въ исполненіе.

Галерные невольники.

Спустя нѣкоторое время, Донъ-Кихотъ, которому все мерещились различныя приключенія, замѣтилъ, что къ нимъ на встрѣчу снова показалось какое-то шествіе, оказавшееся впослѣдствіи партіей каторжниковъ, которыхъ подъ строгимъ конвоемъ вели на галеры два вооруженныхъ надсмотрщика. Донъ-Кихотъ, не долго думая, рѣшилъ тотчасъ же возвратить свободу несчастнымъ и освободить ихъ отъ цѣпей.

Напрасно Санчо уговаривалъ его не дѣлать этого, стараясь доказать, что ему предстоитъ имѣть столкновеніе съ галерными невольниками. Донъ-Кихотъ не хотѣлъ ничего слушать; интересуясь лишь однимъ, по какому праву надсмотрщики осмѣлились лишить свободы здравомыслящихъ людей, потребовалъ по этому поводу разъясненія, и не получивъ отвѣта, съ оружіемъ въ рукахъ, бросился на самого смотрителя.

Пока смотритель пробовалъ защищаться, причемъ, конечно, произошла порядочная суматоха, каторжники немедленно сбросили съ себя цѣпи, кандалы, накинулись на своихъ смотрителей, обезоружили ихъ, побили камнями, потомъ то же самое сдѣлали съ Донъ-Кихотомъ и его слугою, и въ заключеніе всѣ до единаго обратились въ бѣгство.

Донъ-Кихотъ стоналъ отъ боли, негодуя въ душѣ, что люди, которымъ онъ хотѣлъ оказать помощь, отплатили ему за это подобною черствою неблагодарностью.

Спустивъ поводья и печально склонивъ голову, храбрый рыцарь ѣхалъ молча; ѣхалъ все впередъ и впередъ безъ оглядки; оруженосецъ, конечно, сопровождалъ его.

Къ вечеру они добрались до Сіерры-Морены, гдѣ расположились ночевать подъ густыми вѣтвями большихъ деревьевъ.

Между тѣмъ одинъ изъ освобожденныхъ невольниковъ все время незамѣтно слѣдилъ за ними, и остановился тутъ же, въ оврагѣ, съ расчетомъ, что когда они заснутъ, онъ завладѣетъ ихъ оружіемъ и уведетъ осла. Задуманное предпріятіе удалось невольнику какъ нельзя лучше; такъ что бѣдный оруженосецъ, на слѣдующее утро увидѣвъ покражу, пришелъ положительно въ отчаяніе.

— Не горюй, Санчо, — старался успокоить его Донъ-Кихотъ. — Вмѣсто одного утраченнаго осла, я разрѣшаю тебѣ взять изъ моей конюшни цѣлую тройку, теперь же перестанемъ толковать о пустякахъ и отправимся дальше въ горы.

Санчо-Нанса показалось крайне неудобно слѣдовать пѣшкомъ за своимъ господиномъ, онъ нехотя слушалъ его болтовню, и въ концѣ концовъ, потерявъ терпѣніе, просилъ отпустить его.

— Любезный другъ, я скоро отпущу тебя, — отвѣчалъ на это Донъ-Кихотъ, — но только не на родину, куда ты просишься, а въ Тобозо къ дамѣ моего сердца; по прошествіи самаго непродолжительнаго времени, мы дойдемъ до той мѣстности, гдѣ я совершу замѣчательный подвигъ, который прославитъ меня, если не на цѣлый міръ, то навѣрное на весь околотокъ.

— А я такъ думаю, не лучше ли намъ вернуться домой, — прервалъ Санчо восторженную рѣчь рыцаря.

— Ты ничего не понимаешь, — возразилъ послѣдній: — я постараюсь въ короткихъ словахъ объяснитъ тебѣ, въ чемъ будетъ заключаться предполагаемый мной подвигъ: въ былыя времена, многіе храбрые рыцари имѣли обыкновеніе удаляться въ самую глушь лѣса, гдѣ въ честь дамы своего сердца прикидывались сумасшедшими, ходили почти совсѣмъ раздѣтыми, бились головою о скалы, питались одними кореньями и вообще всячески бичевали себя, — ну вотъ видишь-ли, я хочу продѣлать то же самое, а тебя отправить къ Дульцинеѣ, чтобы подробно разсказать ей о моемъ самоотверженіи.

Слова рыцаря крайне поразили оруженосца, который, взглянувъ на него съ удивленіемъ, въ первую минуту полагалъ, что онъ вѣроятно рехнулся, затѣмъ разсчитавъ, что ему во всякомъ случаѣ будетъ удобнѣе возвращаться домой верхомъ чѣмъ пѣшкомъ, изъявилъ полную готовность немедленно исполнить возложенное на него порученіе.

— Но во всякомъ случаѣ ты долженъ пробыть со мною дня два, чтобы во очію увидѣть мои страданія.

Убѣдившись окончательно въ помѣшательствѣ своего господина и желая какъ можно скорѣе отъ него избавиться, Санчо доказалъ ему, что чѣмъ скорѣе онъ поѣдетъ къ Дульцинеѣ, тѣмъ будетъ лучше.

— Хорошо, — согласился Донъ-Кихотъ, и вырвавъ изъ записной книжки листъ бумаги, поспѣшно написалъ на немъ цѣлое посланіе, поручивъ Санчо потомъ переписать его на хорошую бумагу.

Ставить подпись онъ считалъ лишнимъ, полагая, что такой знаменитый рыцарь извѣстенъ всѣмъ и каждому, даже безъ подписи.

Положивъ въ карманъ камзола письмо, Санчо распрощался со своимъ господиномъ, вскочилъ на спину хромоногаго Россинанта, и съ наслажденіемъ думая о томъ, что получитъ обѣщанную тройку ословъ изъ конюшни рыцаря, поспѣшно поѣхалъ по направленію къ дому.

Въ скалистой долинѣ.

Миновавъ перекрестокъ, Саичо скоро очутился около той гостинницы, въ которой такъ недавно еще потерпѣлъ пораженіе; въ желудкѣ у него чувствовалась пустота, а въ тѣлѣ ломъ вслѣдствіе сильной усталости, такъ что бѣдняга, несмотря на непріятныя воспоминанія, все-таки рѣшилъ остановиться, чтобы утолить голодъ и отдохнуть хотя немного.

Въ ту минуту, когда онъ слѣзалъ съ сѣдла, въ дверяхъ показались двое мужчинъ; они тотчасъ же узнали оруженосца; это были священникъ и цирюльникъ, тѣ самые, которые нѣкогда взяли на себя трудъ уничтожить библіотеку знаменитаго рыцаря. Окликнувъ Санчо, они освѣдомились объ его господинѣ.

Санчо въ первую минуту не хотѣлъ отвѣчать имъ на ихъ вопросы, но цирюльникъ, однако, заставилъ его повиноваться.

— Твое упорное молчаніе заставляетъ насъ думать, что ты самъ убилъ рыцаря, тѣмъ болѣе, что лошадь, на которой ты ѣдешь, принадлежитъ ему; говори же сію минуту, гдѣ рыцарь, иначе тебѣ будетъ плохо.

Санчо струсилъ не на шутку, и не видя иного исхода къ спасенію, подробно передалъ обо всѣхъ затѣяхъ Донъ-Кихота и о томъ, что онъ везетъ теперь письмо къ дамѣ его сердца.

— Гдѣ же это письмо, покажи намъ его, — требовали собесѣдники.

Санчо опустилъ руку въ карманъ, но сію же минуту выдернулъ ее обратно, поблѣднѣлъ какъ смерть, сталъ рвать на себѣ волосы и бить себя кулаками въ грудь, съ видомъ полнаго отчаянія. Цирюльникъ и священникъ думали, что и онъ, по примѣру Донъ-Кихота, тоже сходитъ съ ума. Но вскорѣ узнали причину его отчаянія: бѣдняга потерялъ записную книжку Донъ-Кихота, а вмѣстѣ съ ней и бумагу, по которой долженъ былъ получить ословъ. Священникъ утѣшилъ его, обѣщая выпросить у Донъ-Кихота новое удостовѣреніе на выдачу послѣднихъ.

Санчо повѣрилъ его рѣчамъ и поспѣшилъ сообщить, что Донъ-Кихотъ въ скоромъ времени думаетъ завоевать какой-то громадный островъ, губернаторомъ котораго сдѣлаетъ его, т.-е. Саичо, и сверхъ того еще найдетъ ему прекрасную невѣсту.

Священникъ и цирюльникъ, слушая разсказъ оруженосца, отъ души смѣялись, а затѣмъ наконецъ, сжалившись, уговорили его послѣдовать за ними въ гостинницу въ качествѣ гостя, чтобы тамъ всѣмъ вмѣстѣ обсудить способъ спасенія благороднаго рыцаря отъ его чрезмѣрнаго поста и раскаянія.

Послѣ довольно продолжительныхъ разговоровъ, присутствующіе пришли, наконецъ, къ слѣдующему рѣшенію: пасторъ поспѣшилъ познакомиться съ одною путешественницею, которая тоже остановилась въ этой гостинницѣ, и просилъ помочь въ осуществленіи ихъ плана, заключавшагося въ томъ, что дама должна была представиться притѣсняемою дѣвушкою и просить защиты у рыцаря противъ ея притѣснителей. Вышеописаннымъ способомъ добрый пасторъ надѣялся выманить Донъ-Кихота изъ его убѣжища и благополучно доставить домой.

За нѣсколько часовъ до отъѣзда, Санчо, по распоряженію того же самаго пастора, былъ отправленъ въ прерію, чтобы предупредить рыцаря о предстоящемъ новомъ геройскомъ подвигѣ.

Оруженосецъ, принявъ слова пастора за чистую монету и предвидя заранѣе восторгъ своего господина, галопомъ поскакалъ въ горы; вслѣдъ за нимъ вскорѣ тронулись и всѣ остальные, причемъ пасторъ и цирюльникъ немного отстали, съ тѣмъ разсчетомъ, чтобы молодая незнакомка пріѣхала безъ нихъ.

— Кто это прелестная дѣвушка? — спросилъ Санчо одного изъ ея слугъ, когда импровизованный поѣздъ достигъ цѣли путешествія.

— Принцесса и владѣлица большого Микомиконскаго королевства, — отвѣчалъ слуга: — съ ней приключилось несчастіе, и она проситъ твоего господина защитить ее отъ одного злого великана.

Санчо-Панса проводилъ неожиданныхъ гостей къ рыцарю.

Увидѣвъ Донъ-Кихота, Доротея (такъ звали " мнимую принцессу) сошла съ лошади, бросилась на колѣни и, обливаясь слезами, стала просить защиты.

Донъ-Кихотъ обрадовался случаю совершить новый подвигъ, но почему-то мѣшкалъ дать на это свое согласіе.

Видя нерѣшимость рыцаря, Санчо подошелъ къ нему и. прошепталъ на ухо имя знатной посѣтительницы, совѣтуя не упускать счастья, которое само дается въ руки. Донъ-Кихотъ вполнѣ одобрилъ мнѣніе добраго слуги, граціозно расшаркался передъ знатною дамою, сказалъ, что онъ весь къ ея услугамъ, и вскочивъ на спину Россинанта, не теряя ни минуты, тронулся въ путь-дорогу.

Бѣдному Санчо пришлось слѣдовать за нимъ въ припрыжку на собственныхъ ногахъ, что конечно, въ общемъ доставляла мало удовольствія, но онъ охотно мирился со всякимъ неудобствомъ, мечтая только лишь о томъ, что господинъ его женится на принцессѣ, сдѣлается знатнымъ человѣкомъ и назначитъ его своимъ шталмейстеромъ.

Подвигаясь впередъ, наши путешественники вскорѣ встрѣтились съ остальнымъ обществомъ. Принцесса приказала своему шталмейстеру ѣхать впереди на ослѣ пастора, но оселъ вдругъ почему-то заартачился и сдѣлалъ такой сильный прыжокъ, что подвязанная рыжая борода шталмейстера мгновенно упала на землю; пасторъ поспѣшилъ поднять ее, чтобы прикрѣпить снова; маневръ этотъ не ускользнулъ отъ глазъ Донъ-Кихота, но бѣдняга вслѣдствіе своего больного воображенія, опять заподозрилъ тутъ замыселъ злого волшебника, рѣшившаго такъ или иначе насолить ему.

Донъ-Кихотъ убиваетъ великана.

Добравшись, наконецъ, до гостинницы, путники наши расположились тамъ на ночлегъ. Хозяинъ очень радушно встрѣтилъ Донъ-Кихота и отвелъ ему отдѣльную комнату вмѣстѣ съ его оруженосцемъ, котораго храбрый рыцарь сталъ разспрашивать про Тобозо, куда онъ былъ имъ посланъ, и про то, благополучно ли доставилъ письмо Дульцинеѣ.

Санчо пришлось сознаться въ потерѣ записной книжки, причемъ онъ, конечно, страшно боялся гнѣва рыцаря, но, къ великому удивленію, послѣдняго не случилось, такъ какъ рыцарь почти сію же минуту послѣ его отъѣзда нашелъ потерянную книжку въ травѣ, и теперь сердечно радовался тому, что оруженосецъ говоритъ правду.

Успокоенный такимъ образомъ на счетъ себя, Санчо воспрянулъ духомъ, онъ сталъ отвѣчать на вопросы рыцаря безъ всякаго волненія и въ концѣ концевъ даже отважился предложить дать полную отставку Дульцинеѣ, чтобы всецѣло принадлежать прекрасной принцессѣ и, сдѣлавшись ея мужемъ, поскорѣе назначить новаго шталмейстера..

Дерзкое предложеніе оруженосца вывело Донъ-Кихота изъ терпѣнія, онъ до того разсердился, что даже ударилъ его кулакомъ въ спину. Находившійся тутъ же пасторъ постарался замять разговоръ и, отправивъ Санчо въ другую комнату, посовѣтовалъ всѣмъ улечься спать.

Въ помѣщеніи Донъ-Ігихота на нѣкоторое время водворились тишина и спокойствіе. Остальные посѣтители тоже разбрелись по своимъ угламъ. Но вотъ вдругъ на дворѣ раздался голосъ Санчо.

— Помогите! спасите! — кричалъ онъ во все горло: — я своими глазами видѣлъ, какъ мой господинъ отрубилъ голову страшному великану, защитить отъ котораго его просила прекрасная царевна Микомиконовъ. Бѣгите скорѣе, кровь льется цѣлыми ручьями!

— Быть бѣдѣ! — воскликнулъ хозяинъ, и поспѣшно побѣжалъ къ мѣсту происшествія; за нимъ послѣдовали остальные посѣтители, находившіеся въ гостинницѣ, и увидѣли слѣдующую картину: Донъ-Кихотъ стоялъ съ закрытыми глазами, въ одномъ бѣльѣ, держа передъ собою лѣвой рукой носовой платокъ и защищаясь имъ, какъ бы щитомъ, въ то время, какъ правая рука его, вооруженная обнаженнымъ мечемъ, немилосердно колотила по развѣшеннымъ вдоль стѣны мѣхамъ, которые всѣ безъ исключенія были наполнены различными винами. Полоумный рыцарь, вѣроятно, воображалъ, что находится во владѣніяхъ прекрасной принцессы и поражаетъ чудовищнаго великана; въ яростномъ порывѣ онъ прокалывалъ копьемъ висѣвшіе на стѣнѣ мѣха съ такою силою, что вино, которое Санчо принялъ за кровь, дѣйствительно текло ручьями, образуя на полу цѣлые потоки.

Хозяинъ бросился съ кулаками на расходившагося рыцаря, но пасторъ замѣтилъ первый, что Донъ-Кихотъ находится не въ нормальномъ состояніи, и посовѣтовалъ окатить его холодною водою. Вслѣдствіе чего Донъ-Кихотъ, придя въ себя, опустился на колѣни передъ воображаемой принцессой и проговорилъ торжественно:

— Теперь вы можете спокойно возвратиться въ ваши владѣнія: великанъ убитъ, въ доказательство чего мнѣ остается только принести сюда отрубленную голову.

Санчо, жаждавшій скорѣе получить какую-нибудь награду вслѣдствіе великихъ подвиговъ своего господина, готовъ былъ повѣрить этому бреду, и со всѣхъ ногъ бросился бѣжать на поиски головы убитаго великана; но пасторъ остановилъ его.

Всѣ присутствующія дамы смѣялись надъ глупостями рыцаря и его оруженосца. Хозяинъ расхаживалъ взадъ и впередъ очень недовольный причиненнымъ убыткомъ, а цирюльникъ съ большимъ трудомъ въ концѣ концовъ уговорилъ Донъ-Кихота, лечь въ постель и успокоиться.

На слѣдующее утро мнимая принцесса чуть свѣтъ уѣхала дальше. Донъ-Кихотъ узналъ объ этомъ черезъ работниковъ и мгновенно собрался слѣдовать за нею.

Не успѣлъ онъ отъѣхать и полверсты отъ гостинницы, какъ до его слуха донесся сначала трубный звукъ, а затѣмъ онъ ясно увидѣлъ на сосѣднемъ холму толпу бѣлыхъ фигуръ, которыя несли статую, изображающую женщину въ траурномъ нарядѣ; оказалось, что это было одно изъ тѣхъ религіозныхъ шествій, которое мѣстные жители имѣли обыкновеніе совершать зачастую во время засухи. Но Донъ-Кихотъ принялъ всѣхъ участвующихъ въ немъ за разбойниковъ, выѣхавшихъ изъ своего убѣжища съ тѣмъ, чтобы совершенно похитить знатную принцессу. Напрасно пасторъ старался разубѣдить его и вывести изъ заблужденія, — Донъ-Кихотъ ничего не слушалъ; поскакавъ впередъ на своемъ хромоногомъ конѣ, онъ окинулъ вопросительнымъ взглядомъ оригинальную толпу, которая при видѣ его разразилась общимъ хохотомъ. Оскорбленный подобной выходкой, рыцарь молча накинулся на изображеніе одѣтой въ траурную одежду женщину; присутствующіе поспѣшили защитить ее; началась свалка, во время которой Донъ-Кихотъ свалился съ лошади.

Санчо бросился поднимать его, но на помощь ему пришелъ пасторъ. Завидѣвъ пастора, суевѣрная ватага невѣжественныхъ крестьянъ разбѣжалась въ разныя стороны.

— Гдѣ я, что со мною? — проговорилъ между тѣмъ Донъ-Кихотъ, открывъ глаза. — Ахъ, да, припоминаю: ударъ дубины могучаго великана свалилъ меня съ ногъ; жаль, что здѣсь нѣтъ ни моего вѣрнаго Россинанта, ни какого-нибудь экипажа, въ которомъ я могъ бы отправиться дальше на поиски прекрасной принцессы, она навѣрное очень нуждается въ моей помощи. Услужливый Санчо, желая угодитъ своему господину, за неимѣніемъ желаемаго экипажа, откуда-то раздобылъ небольшую телѣжку, въ которой крестьяне обыкновенно возятъ овецъ, и съ помощью пастора впрягъ въ нее Россинанта.. Донъ-Кихотъ, вполнѣ довольный импровизованнымъ экипажемъ, усѣлся въ него немедленно и отправился разыскивать прекрасную принцессу, т.-е., выражаясь болѣе правильно, незамѣтно для самого себя подвигался къ собственному дому.

День былъ праздничный, а потому крестьяне не работали; завидѣвъ издали торжественный поѣздъ сумасшедшаго рыцаря, они цѣлою толпой выбѣжали на встрѣчу. Въ числѣ ихъ находилась старая экономка и ея племянница.

Пораженныя худобою и истощеннымъ видомъ Донъ-Кихота, бѣдныя женщины пришли въ отчаяніе, и сейчасъ же уложили его въ постель.

Онъ лежалъ, почти ни съ кѣмъ не говоря ни слова, позволялъ дѣлать съ собою все, что угодно, и въ то время, какъ пасторъ тихонько разсказывалъ племянницѣ и экономкѣ о томъ, какого труда стоило ему уговорить рыцаря покинуть горы, не переставалъ думать о дамѣ своего сердца и о томъ, чтобы скорѣе снова отправиться на поиски различныхъ приключеній.

Дульцинея Тобозская.

Пролежать въ постели Донъ-Кихоту пришлось однако довольно долго; затѣмъ выздоровленіе шло тоже весьма медленно, вслѣдствіе чего думать о новыхъ подвигахъ было невозможно; бѣдняга пробылъ дома около мѣсяца и казался совершенно покойнымъ, такъ что окружающіе начали надѣяться на то, что онъ, наконецъ, броситъ свое сумасбродство, но, къ сожалѣнію, больной оказался неизлѣчимъ, и какъ только почувствовалъ прежнія силы, такъ сейчасъ объявилъ о намѣреніи ѣхать къ Дульцинеѣ Тобозской, чтобы лично повидаться съ нею и переговорить о разныхъ разностяхъ.

Племянница и экономка попробовали-было отговаривать его, но онъ остался непреклоненъ, позвалъ къ себѣ оруженосца и тотчасъ же сдѣлалъ распоряженіе къ немедленному отъѣзду, а на слѣдующій день, распрощавшись съ домашними, снова пустился въ путь-дорогу; онъ надѣялся къ вечеру добраться до владѣній Дульцинеи Тобозской, чтобы засвидѣтельствовать ей почтеніе и просить благословить на новые подвиги; но сколько ни старался отыскать эти владѣнія, трудъ его не увѣнчивался успѣхомъ.

— Не знаете-ли гдѣ тутъ находится замокъ Дульцинеи Тобозской? — спрашивалъ онъ каждаго встрѣчнаго, на что отвѣтъ получалъ постоянно отрицательный.

— Господинъ рыцарь, дама вашего сердца, навѣрное, живетъ не въ замкѣ, а въ какомъ-нибудь простенькомъ домикѣ, — замѣтилъ нерѣшительно Санчо-Панса.

Донъ-Кихотъ взглянулъ на него злыми глазами и молча поскакалъ дальше. Увидавъ вдали сельскую церковь, онъ рѣшилъ, что это именно и есть замокъ его Дульцинеи, но затѣмъ, убѣдившись въ неосновательно сдѣланномъ предположеніи, грустно склонилъ голову.

— Позвольте мнѣ, господинъ рыцарь, отправиться одному на поиски! — воскликнулъ оруженосецъ. — Можетъ быть, дама вашего сердца живетъ совсѣмъ въ другой мѣстности!

Предложеніе добродушнаго Санчо очень обрадовало Донъ-Кихота; онъ охотно на него согласился, и, выѣхавъ изъ деревни, благословилъ его ѣхать дальніе, а самъ забрался въ кусты и, растянувшись во весь ростъ, скоро заснулъ крѣпкимъ, богатырскимъ сномъ.

«Я не настолько глупъ, чтобы въ самомъ дѣлѣ метаться какъ угорѣлый въ поискахъ за какой-то Дульцинеей, вѣроятно въ дѣйствительности никогда не существующей на свѣтѣ», думалъ между тѣмъ про себя Санчо, и рѣшилъ предоставить Донъ-Кихоту первую попавшуюся на встрѣчу хорошенькую крестьянку, зная, что когда господинъ его находится въ возбужденномъ состояніи, то всякая хитрость, всякій обманъ удается на славу.

Проѣхавъ съ полверсты, Санчо увидалъ трехъ молодыхъ крестьянокъ, которыя, сидя на ослахъ, направлялись какъ разъ въ ту сторону, гдѣ находился Донъ-Кихотъ. Не долго думая, онъ повернулъ коня и, пустившись въ карьеръ, черезъ нѣсколько минутъ снова очутился лицомъ къ лицу съ храбрымъ рыцаремъ.

— Ну, что? — спросилъ его послѣдній.

— Дама вашего сердца, прекрасная Дульцинея, явится сюда въ полномъ блескѣ красоты и величія; она пріѣдетъ въ сопровожденіи двухъ фрейлинъ, — почтительно отвѣчалъ оруженосецъ.

— О, тогда я сію же минуту лечу къ нимъ на встрѣчу! — воскликнулъ Донъ-Кихотъ, вскочивъ на спину Россинанта вмѣсто только что спѣшившагося оруженосца, и быстро пустился впередъ по дорогѣ, гдѣ дѣйствительно по прошествіи самаго непродолжительнаго времени встрѣтилъ крестьянскихъ дѣвушекъ; не обращая на нихъ никакого вниманія, рыцарь продолжалъ скакать далѣе, и уже начиналъ нѣсколько терять терпѣніе, но тутъ на счастіе отставшій оруженосецъ догналъ его и разъяснилъ суть дѣла.

— Вы не узнали даму вашего сердца, — сказалъ Санчо, стараясь удержаться отъ смѣха: — вернитесь скорѣе, мы должны привѣтствовать ее.

Сумасшедшій рыцарь молча повиновался, а хитрый оруженосецъ его, подъѣхавъ къ молодымъ крестьянкамъ, слѣзъ съ коня и упалъ передъ одной изъ нихъ на колѣни, проговоривъ громкимъ, почтительнымъ голосомъ:

— Прекрасная принцесса величія и красоты, соблаговолите поговорить съ моимъ господиномъ, который стоитъ тамъ на дорогѣ, очарованный вашей красотой. Я его оруженосецъ Санчо. Онъ же есть не кто иной, какъ странствующій рыцарь Печальнаго Образа, Донъ-Кихотъ Ламанчскій.

Пока Санчо говорилъ такимъ образомъ, Донъ-Кихотъ тоже опустился на колѣни рядомъ съ нимъ, но отъ удивленія не могъ вымолвить ни слова. Онъ видѣлъ передъ собою простую крестьянку и вдобавокъ очень некрасивую.

«Злой волшебникъ превратилъ красавицу-принцессу въ дурнушку-крестьянку», подумалъ рыцарь, грустно склонивъ голову.

Не менѣе того были поражены и крестьянки. Мнимая Дульцинея, однако, первая опомнилась отъ неожиданности и прокричала грубымъ голосомъ:

— Дай дорогу, намъ нѣтъ времени разговаривать!

— О, принцесса Тобозская — возразилъ Санчо: — будьте благосклонны! неужели страданія моего господина, который стоитъ у вашихъ ногъ, не трогаютъ васъ?

— Сумасшедшій, пропусти насъ! — гнѣвно продолжала дѣвушка: — можешь издѣваться надъ кѣмъ хочешь, только не надъ нами! Идите своей дорогой, а насъ оставьте въ покоѣ.

— Это все шутки злого волшебника! — воскликнулъ тогда Донъ-Кихотъ, и схвативъ за узду осла, на которомъ сидѣла крестьянка, умолялъ ее хотя одинъ разъ милостиво взглянуть на него.

Но Дульцинея разсердилась пуще прежняго, назвала его дуракомъ и поѣхала далѣе со своими подругами.

Глубоко оскорбленный новой продѣлкой надъ нимъ ненавистнаго волшебника, Донъ-Кихотъ сѣлъ на коня и направился въ городъ Сарагосса, въ твердомъ убѣжденіи, что его храбрость и добродѣтель рано или поздно возьмутъ, наконецъ, верхъ надъ злостью и коварствомъ ненавистнаго волшебника.

Странствующая труппа.

Погруженный въ свои мысли, Донъ-Кихотъ все время ѣхалъ молча, и Санчо Панса отъ души радовался, что задуманная имъ хитрость удалась какъ нельзя лучше.

Весело оглядываясь по сторонамъ, онъ замѣтилъ какое -то необычайное шествіе, направлявшееся имъ на встрѣчу, о чемъ поспѣшно сообщилъ своему господину; повернувъ голову но указанному направленію, Донъ-Кихотъ даже ахнулъ отъ неожиданности, и первымъ дѣломъ схватился за копье. Передъ нимъ стояла открытая повозка, въ которой сидѣла смерть въ образѣ человѣка, рядомъ съ нею помѣщался ангелъ, съ разноцвѣтными крыльями, затѣмъ король, королева, амуръ съ колчаномъ, лукомъ и стрѣлой, рыцарь въ латахъ и масса людей различнаго возраста, одѣтыхъ въ пестрыя одежды.

— Кто вы такіе? — смѣло обратился къ нимъ Донъ-Кихотъ, загораживая дорогу.

— Мы странствующіе актеры, — отозвался кучеръ: — направляемся въ ближайшую деревню давать представленіе, а одѣлись такъ рано въ костюмы, чтобы было больше времени. Пропустите насъ, господинъ рыцарь, мы мирные граждане и никому не дѣлаемъ ни малѣйшаго вреда.

Донъ-Кихотъ отъѣхалъ въ сторону, и, обернувшись назадъ, увидѣлъ въ нѣкоторомъ разстояніи одного изъ актеровъ, который былъ въ дурацкомъ колпакѣ и шелъ пѣшкомъ, держа въ рукѣ палку, украшенную побрякушками.

— Мое почтеніе! — проговорилъ актеръ, раскланиваясь съ Донъ-Кихотомъ, и высоко поднявъ надъ головою оригинальную палку, которая своими погремушками такъ напугала Россинанта, что онъ шарахнулся въ канаву, мгновенно сбросилъ рыцаря на землю, а самъ послѣ этого какъ-то странно завертѣлся на одномъ мѣстѣ.

Спрыгнуть съ осла и бѣжать на помощь рыцарю для Санчо было дѣломъ одной минуты: но не успѣлъ онъ этого исполнить, какъ вдругъ ему показалось, что актеры намѣрены похитить его собственную возницу; бѣдняга поднялъ крикъ во все горло.

— Успокойся, — сказалъ ему Донъ-Кихотъ: — я отомщу за похищеніе, и, поспѣшно, вскочивъ на сѣдло, пришпорилъ Россинанта, чтобы какъ можно скорѣе догнать странствующую труппу.

— Господинъ рыцарь, вернитесь! все обстоитъ благополучно, оселъ здѣсь! — крикнулъ вслѣдъ ему оруженосецъ; но разсвирѣпѣвшій рыцарь, довольный въ душѣ представившейся возможностью выказать свою удаль, не хотѣлъ ничего слушать, и съ громкимъ, воинственнымъ возгласомъ мчался въ догонку актерамъ, которые, предвидя нападеніе, выстроились въ одну линію и начали бросать въ него камнями.

— Оставьте, господинъ рыцарь, не стоитъ связываться съ чернью! — уговаривалъ Санчо: — подумайте, вѣдь среди нихъ нѣтъ ни одного настоящаго рыцаря, достойнаго умереть отъ вашей руки!

— Эти слова отрезвили Донъ-Кихота; онъ спокойно вернулся назадъ и молча поѣхалъ рядомъ со своимъ оруженосцемъ, ведущимъ въ поводу злосчастнаго осла, надѣлавшаго столько хлопотъ и переполоха.

Встрѣча.

На ночь наши путники расположились подъ открытымъ небомъ и провели ее совершенно покойно, а утромъ, проснувшись довольно рано, замѣтили вдали двухъ всадниковъ, которые, сойдя съ лошадей, прилегли на траву для отдыха.

Донъ-Кихотъ предположилъ, что одинъ изъ нихъ, вѣроятно, былъ странствующій рыцарь, а другой его оруженосецъ; разбудивъ Санчо, онъ началъ шопотомъ сообщать ему свое предположеніе, но рѣчь его была прервана неожиданнымъ появленіемъ тѣхъ, о комъ говорилось. Завязалась общая бесѣда рыцаря съ рыцаремъ и оруженосца съ оруженосцемъ.

Санчо-Панса жаловался своему собесѣднику на сильную жажду; собесѣдникъ подалъ ему мѣха, наполненные виномъ, которое оказалось до того вкуснымъ, что Санчо не могъ отъ него оторваться, результатомъ чего было то, что онъ вскорѣ заснулъ крѣпкимъ, богатырскимъ сномъ, что сдѣлалъ и любезный собесѣдникъ. Донъ-Кихотъ, между тѣмъ, продолжалъ разговаривать съ незнакомымъ рыцаремъ,, восхвалявшимъ свою повелительницу, во имя которой уже совершилъ много блистательныхъ побѣдъ. Съ особенною гордостью говорилъ онъ о побѣдѣ надъ извѣстнымъ рыцаремъ Донъ-Кихотомъ, котораго будто бы недавно выбилъ изъ сѣдла и который осмѣлился увѣрять, что Дульцинея красивѣе дамы его сердца.

Это неожиданное признаніе сильно взбѣсило Донъ-Кихота.

— Вы безсовѣстно лжете! — воскликнулъ онъ съ негодованіемъ: — передъ вами въ настоящую минуту стоитъ самъ Донъ-Кихотъ и утверждаетъ, что ничего подобнаго никогда не было! Сію же минуту извольте дать удовлетвореніе, — я вызываю васъ на поединокъ!

— Легко можетъ случиться, что кто-нибудь другой называется вашимъ именемъ, — спокойно возразилъ незнакомый рыцарь: — но во всякомъ случаѣ подождемъ драться до тѣхъ поръ, пока на дворѣ станетъ совершенно свѣтло. Ночью дерутся только разбойники, а не порядочные люди.

Порѣшивъ такимъ образомъ, оба рыцаря молча разошлись въ разныя стороны. Оруженосцы ихъ проснулись и поспѣшили-было сѣдлать лошадей. но тутъ къ крайнему изумленію узнали о предстоящемъ поединкѣ.

Кругомъ въ лѣсу было такъ хорошо, тихо, покойно, утренняя заря обливала какимъ-то особенно пріятнымъ свѣтомъ все окружающее пространство; всюду слышалось пѣніе только что пробудившихся птичекъ… Санчо-Панса чувствовалъ себя превосходно до тѣхъ поръ, пока хорошенько не разсмотрѣлъ своего новаго товарища, отъ котораго затѣмъ невольно съ ужасомъ отшатнулся: оказалось, что вмѣсто носа онъ имѣлъ необыкновенно длинный клювъ, отливающій различными оттѣнками, и вообще представлялъ изъ себя не то человѣка, не то какое-то страшное допотопное чудовище… Что же касается соперника Донъ-Кихота, то онъ оказался красивымъ, виднымъ мужчиной. Поверхъ рыцарскаго одѣянія у него была накинута тупика, усѣянная маленькими зеркалами въ формѣ полумѣсяцевъ, которые, конечно, необыкновенно блестѣли на солнцѣ. На его шлемѣ развивалось чудное перо, вооруженъ онъ былъ длиннымъ крѣпкимъ копьемъ, вообще вся его фигура невольно внушала уваженіе, но Донъ-Кихотъ, не обращая вниманіе на наружность, жаждалъ только поскорѣе сразиться.

Сѣвъ на коней, оба рыцаря приготовились къ битвѣ, причемъ Донъ-Кихотъ, случайно повернувъ голову по тому направленію, гдѣ стоялъ оруженосецъ его противника, тоже невольно смутился. Санчо-Панса это замѣтилъ и, подойдя ближе къ своему господину, просилъ разрѣшить помочь ему, въ случаѣ надобности, собственными кулаками; Донъ-Кихотъ утвердительно кивнулъ головою, но противникъ предупредилъ его, сдѣлавъ ловкій прыжокъ впередъ: онъ намѣревался опрокинуть съ сѣдла храбраго рыцаря; но послѣдній, возмутившись его дерзостью, пришпорилъ коня и галопомъ помчался на встрѣчу, причемъ съ такою силою вонзилъ копье въ бока юнаго рыцаря, что бѣдняга мгновенно упалъ за-мертво.

Тогда Донъ-Кихотъ подошелъ къ нему поближе и откинулъ забрало, чтобы наконецъ увидѣть его лицо; за нимъ послѣдовалъ Санчо-Панса и оруженосецъ.

Взглянувъ на черты соперника, Донъ-Кихотъ пришелъ въ ужасъ, такъ какъ узналъ въ нихъ своего стараго друга, который однажды, какъ-то очень давно, подарилъ ему прекрасный шлемъ. Оруженосецъ его сбросилъ съ себя наклеенный носъ, и оказался тоже знакомымъ крестьяниномъ, по имени Томасъ Цетіаль.

— Это просто Богъ знаетъ что такое! — воскликнулъ Донъ-Кихотъ, хватаясь за волосы и предполагая во всемъ случившемся новую шутку злого волшебника, несмотря на то, что Томасъ всѣми силами — старался разубѣдить его.

Ланзонъ-Саракасса, между тѣмъ, — такъ звали игрушечнаго рыцаря, — всталъ на ноги, поднялся съ лошади и опустилъ забрало.

— Я убью васъ сію же минуту, если вы не согласитесь, что моя повелительница, Дульцинея Тобозо, несравненно красивѣе и лучше дамы вашего сердца! — грозно воскликнулъ Донъ-Кихотъ, кидаясь на только-что успѣвшаго опомниться противника.

— Соглашаюсь, соглашаюсь, — отозвался послѣдній пискливымъ голосомъ. — Соглашаюсь даже признать себя недостойнымъ развязать ремни башмаковъ вашей Дульцинеи, только отпустите меня ради Бога.

Донъ-Кихотъ вложилъ мечъ въ ножны и остался въ полномъ убѣжденіи, что все это колдовство, но что, тѣмъ не менѣе, въ концѣ концовъ онъ можетъ считать себя побѣдителемъ.

Такимъ образомъ неудачное предпріятіе Саракасса окончилось для него весьма печально, а онъ между тѣмъ твердо надѣялся побѣдить Донъ-Кихота, и затѣмъ, по праву побѣдителя, потребовать, чтобы послѣдній возвратился домой и въ теченіе двухъ лѣтъ не смѣлъ отправляться искать никакихъ приключеній.

Приключеніе со львомъ.

Въ одинъ изъ послѣдующихъ дней Санчо-Панса увидѣлъ недалеко отъ перекрестка большое стадо овецъ, сопровождаемое пастухомъ; желая пріобрѣсти молока и творогу, онъ подъѣхалъ ближе и, вспомнивъ, что къ сѣдлу былъ привязанъ шлемъ его господина, намѣревался въ данный моментъ обратить его въ посуду. Купивъ у пастуха молока, онъ сейчасъ же выпилъ его, а пріобрѣтенный одновременно творогъ положилъ въ шлемъ въ надеждѣ, что послѣдній еще не скоро понадобится.

— Санчо! — раздался вдругъ надъ самымъ его ухомъ голосъ Донъ-Кихота: — дай мнѣ сюда поскорѣе мой шлемъ, я вижу вдали волшебное знамя и предчувствую, что меня ожидаетъ новое приключеніе.

Санчо въ первую минуту немного растерялся, но затѣмъ, надѣясь, что рыцарь, находясь подъ вліяніемъ волненія, ничего не замѣтитъ, нерѣшительно протянулъ шлемъ.

Донъ-Кихотъ накинулъ его на голову дрожащими руками, и не успѣлъ даже опомниться, какъ вдругъ но лицу его потекли крупныя капли сыворотки.

— Санчо-Панса, что это такое? — воскликнулъ онъ съ удивленіемъ: — мнѣ кажется, мой мозгъ дѣлается жидкимъ, и я начинаю терять разсудокъ. Дай пожалуйста что-нибудь обтереть потъ; онъ катится ручьями, заливаетъ глаза…

Санчо подалъ платокъ, радуясь въ душѣ, что рыцарь не догадался о настоящей причинѣ всего случившагося.

— Нѣтъ, что-то неладно, — продолжалъ Донъ-Кихотъ, и, снявъ шлемъ, увидалъ въ глубинѣ его около фунта творогу, превратившагося въ кашу.

— Презрѣнный оруженосецъ! это ты наложилъ творогъ въ мой шлемъ! — закричалъ онъ, сердито взглянувъ на Санчо, который имѣлъ смѣлость возразить. что ничего подобнаго никогда не дѣлалъ.

— Я вижу и меня теперь преслѣдуетъ злой волшебникъ, желая лишить расположенія добраго господина, — отвѣчалъ оруженосецъ почтительно: — но онъ не разсуждаетъ того, что мнѣ было бы гораздо удобнѣе спрятать творогъ въ собственномъ желудкѣ, нежели въ шлемѣ храбраго рыцаря.

— Это вѣрно, — согласился успокоенный Донъ-Кихотъ, и, обмывъ лицо, снова одѣлъ шлемъ на голову, сѣлъ на коня, взялъ въ руку копье и отправился далѣе.

Скоро имъ повстрѣчалась длинная фура, украшенная знаменами и запряженная ослами. Донъ-Кихотъ преградилъ ей дорогу и обратился къ возницѣ съ слѣдующими словами:

— Кто вы такіе, куда ѣдете? Что это за фура и что за знаки украшаютъ ее?

— Эта фура принадлежитъ мнѣ, — отвѣчалъ возница. — Въ ней находятся два могучихъ льва, которыхъ намѣстникъ Орана шлетъ въ подарокъ королю, а знамена, украшающія ее, служатъ доказательствомъ, что левъ составляетъ собственность короля.

— А львы эти большіе?

— Конечно, они по своей величинѣ не могутъ сравниться ни съ однимъ изъ тѣхъ львовъ, которые до сихъ поръ находились въ Испаніи; въ одной клѣткѣ левъ, а въ другой львица. Они страшно голодны; я долженъ спѣшить, чтобы въ ближайшей гостинницѣ накормить ихъ какъ можно скорѣе… Не задерживайте же меня, посторонитесь!

— Чтобы я далъ дорогу львамъ? Плохо же ты тогда знаешь Донъ-Кихота Ламанчскаго, — возразилъ рыцарь: — отвори лучше клѣтку, я попробую помѣриться съ ними силою, такъ какъ не боюсь больше продѣлокъ злого волшебника.

Санчо, дрожа отъ страха, повалился въ ноги рыцарю и принялся упрашивать его не рисковать жизнью, но Донъ-Кихотъ настаивалъ на своемъ, требуя, чтобы дверь клѣтки была сейчасъ же отворена.

— Нечего дѣлать, надо уступить, — согласился возница и сошелъ съ козелъ; въ это время къ нему приблизился какой-то незнакомецъ.

— Вотъ свидѣтель, что я не такъ легкомысленно ставлю на карту собственность моего короля, — продолжалъ онъ, — причемъ предлагаю всѣмъ присутствующимъ отойти въ сторону прежде, чѣмъ открою клѣтку.

Санчо-Панса со слезами умолялъ рыцаря прекратить ужасную забаву, но Донъ-Кихотъ вмѣсто отвѣта только далъ ему нѣсколько порученій къ Дульцинеѣ Тобозо и затѣмъ велѣлъ удалиться.

Возница медлилъ отворять клѣтку, но въ концѣ концовъ все-таки принужденъ былъ уступить настоятельнымъ требованіямъ Донъ-Кихота, который соскочилъ съ коня, такъ какъ испуганный Россинантъ ни за что не хотѣлъ приблизиться къ повозкѣ. Прикрывъ грудь щитомъ и обнаживъ оружіе, храбрый рыцарь гордо всталъ передъ открытой клѣткой могучаго звѣря, который, словно предчувствуя предстоящую борьбу, какъ-то нервно вертѣлся въ своемъ тѣсномъ заключеніи, страшно разѣвалъ пасть, старался просунуть голову между желѣзными прутьями и выпускалъ когти.

Донъ-Кихотъ безстрашными глазами слѣдилъ за каждымъ его движеніемъ; что думалъ левъ въ это время, опредѣлить трудно, онъ только гордо тряхнулъ гривою и въ концѣ концовъ спокойно улегся на прежнее мѣсто.

— Выгоните его изъ клѣтки, — приказалъ рыцарь вожатому, — бейте до тѣхъ поръ, покуда онъ не выйдетъ оттуда; я хочу непремѣнно сражаться съ нимъ.

— Я не буду дѣлать этого, такъ какъ онъ можетъ растерзать меня, — возразилъ возница. — Удовольствуйтесь тѣмъ, что вы съ своей стороны выказали достаточно храбрости, а левъ, напротивъ, показалъ себя трусомъ, вслѣдствіе чего побѣда останется за вами.

— Вы совершенно правы, — согласился рыцарь: — закройте же клѣтку и будьте свидѣтелемъ моего подвига, о которомъ прошу васъ громогласно разсказывать по всему свѣту; теперь же пока разрѣшаю вамъ снова впрячь въ фургонъ муловъ и ѣхать далѣе, а ты, Санчо, — добавилъ онъ, обратившись къ оруженосцу, — выдай кучеру два золотыхъ талера, чтобы вознаградить его за потерянное время.

Кучеръ низко поклонился и обѣщалъ по пріѣздѣ въ свое королевство подробно сообщить обо всемъ королю.

— Обязательно, — сказалъ ему Донъ-Кихотъ: — причемъ можешь еще прибавить, что, начиная съ сегодняшняго дня, я уже не буду называться рыцаремъ Печальнаго Образа, какъ назывался до сихъ поръ, а оставлю за собою новое названіе: укротителя львовъ.

Пещера Монтезино.

Вскорѣ послѣ всего случившагося Донъ-Кихотъ пріѣхалъ къ знаменитой пещерѣ Монтезино, про которую вездѣ разсказывали различныя страшныя, сверхъестественныя вещи, и объявилъ своему спутнику, что намѣренъ въ нее проникнуть. Санчо всячески старался отговаривать его отъ этого, но Донъ-Кихотъ по обыкновенію упорствовалъ.

Купивъ сто аршинъ толстаго каната, онъ обмоталъ его вокругъ таліи, приказалъ оруженосцу крѣпко держать за конецъ, и несмотря ни на какія увѣщаванія, въ тотъ же день спустился въ преисподнюю, предварительно помолившись Богу и нѣсколько разъ повторивъ имя прекрасной Дульцинеи. Во время спуска ему неоднократно приходилось мечами прокладывать путь среди густого кустарника, откуда съ шумомъ вылетали испуганные совы и соколы, которые, свивъ тамъ гнѣзда съ незапамятныхъ временъ, никогда никѣмъ не были тревожимы; неожиданное появленіе ихъ, однако, не устрашило храбраго рыцаря, онъ смѣло подвигался впередъ. Санчо между тѣмъ крѣпко держалъ канатъ и постепенно спускалъ его въ пещеру до тѣхъ поръ, пока вдругъ почувствовалъ, что на канатѣ нѣтъ больше никакой тяжести; полагая, что несчастный, вѣроятно, свалился въ пропасть вслѣдствіе недостатка каната, оруженосецъ, согласно полученному приказанію, подождалъ полчаса, а затѣмъ началъ тащить канатъ обратно, причемъ къ крайнему своему изумленію скоро снова почувствовалъ тяжесть; это обстоятельство порадовало его; онъ надѣялся вытащить по крайней мѣрѣ трупъ своего храбраго господина; но какова была его радость, когда, вытащивъ канатъ до конца, увидѣлъ Донъ-Кихота живымъ и здоровымъ, хотя погруженнымъ въ глубокій сонъ.

— Проснитесь, проснитесь скорѣе, доблестный рыцарь, разскажите мнѣ, что съ вами приключилось? — сталъ допытываться Санчо, тормоша Донъ-Кихота за руки и за ноги. Донъ-Кихотъ открылъ наконецъ глаза и сталъ испуганно озираться, какъ бы не узнавая своего вѣрнаго слугу.

— Зачѣмъ прервалъ мое чудное сновидѣніе, — проговорилъ онъ тихимъ голосомъ. — Не всѣмъ смертнымъ удается видѣть то, что я сейчасъ видѣлъ… Нашъ міръ въ сравненіи съ тѣмъ чуднымъ мѣстомъ вѣчнаго блаженства ничего не стоитъ.

И рыцарь принялся разсказывать слѣдующее:

— На полпути спуска въ преисподнюю мнѣ захотѣлось отдохнуть; я уцѣпился за стѣну пещеры, свернулъ канатъ подушкой, и, припавъ къ нему головою, сейчасъ же заснулъ крѣпкимъ сномъ, во время котораго увидѣлъ передъ собою чудный хрустальный дворецъ; у открытой двери этого дворца стоялъ старецъ въ длинной одеждѣ, и, кивая головою, манилъ меня къ себѣ, — даю слово, что я видѣлъ его собственными глазами, а вы знаете, что значитъ слово рыцаря. — Я подошелъ; оказалось, что старецъ былъ волшебникъ; однимъ взмахомъ волшебной палки онъ превратилъ меня въ принца; я до того смутился и обрадовался подобному превращенію, что тутъ же повалился на полъ, потерявъ сознаніе; что было дальше — не припомню, но затѣмъ, придя въ себя, я уже увидѣлъ тебя. Зачѣмъ ты вытащилъ меня изъ пещеры?

— Но вѣдь все это былъ только сонъ, господинъ рыцарь, — возразилъ Санчо-Панса.

Донъ-Кихотъ взглянулъ на него пристально, молча кивнулъ головою и, сѣвъ на лошадь, поѣхалъ дальше; оруженосецъ, конечно, послѣдовалъ за нимъ.

По прошествіи довольно продолжительнаго времени они, наконецъ, добрались до постоялаго двора, гдѣ рѣшили переночевать и гдѣ какъ разъ въ тотъ самый вечеръ должно было состояться представленіе маріонетокъ. Самъ содержатель труппы пригласилъ Донъ-Кихота и его спутника посмотрѣть на представленіе, которое началось сейчасъ же, какъ только они вошли въ комнату.

Донъ-Кихотъ съ любопытствомъ слѣдилъ глазами за куклами, двигавшимися посредствомъ протянутыхъ шнурковъ; на сценѣ было представлено сраженіе между христіанами и маврами, при чемъ побѣда должна была остаться на сторонѣ послѣднихъ. Когда Донъ-Кихотъ увидѣлъ обратившихся въ бѣгство христіанъ, преслѣдуемыхъ маврами, кровь. въ немъ закипѣла ключемъ; онъ позабылъ, что все это не болѣе, какъ комедія и рѣшился немедленно оказать помощь несчастнымъ.

— Остановитесь! — вскричалъ онъ: — не смѣйте больше преслѣдовать моихъ единовѣрцевъ, иначе вамъ придется плохо! — И обнаживъ свои мечъ, началъ безжалостно рубить головы ни въ чемъ неповиннымъ кукламъ.

Будь эти куклы живые люди, то, конечно, между ними и Донъ-Кихотомъ произошло бы кровопролитное сраженіе, но тутъ ничего подобнаго не случилось. Содержатель труппы подбѣжалъ только къ Донъ-Кихоту съ просьбою пощадить маріонетокъ, но Донъ-Кихотъ не обратилъ на него вниманія, вслѣдствіе чего отъ игрушечнаго театра остались одни лишь мелкіе обломки; испуганные зрители обратились въ бѣгство, а Санчо утверждалъ, что никогда еще не видалъ своего господина въ такой ярости.

Истребивъ, наконецъ, все до основанія, Донъ-Кихотъ почувствовалъ себя удовлетвореннымъ.

— Не зайди я сюда сегодня, христіанское войско было бы уничтожено, а теперь вышло наоборотъ, разбитыми оказались ихъ противники! Да здравствуетъ рыцарство! — воскликнулъ онъ съ воодушевленіемъ.

— Я требую вознагражденія за причиненный убытокъ, — твердилъ между тѣмъ антрепренеръ театра: — всѣ мои куклы поломаны, онѣ теперь никуда не годятся!

— Какія куклы? Кому причинилъ я убытокъ? — съ удивленіемъ спросилъ Донъ-Кихотъ, затѣмъ нѣсколько успокоившись, вторично посмотрѣлъ на поле битвы и понялъ суть дѣла.

— Ахъ, Боже мой! опять вмѣшательство злого волшебника! — воскликнулъ онъ потупившись, по не видя иного исхода выпутаться изъ бѣды, уважилъ просьбу антрепренера, заплатилъ за понесенные убытки, и, пристыженный своею глупою выходкою, молча направился въ отведенную для него комнату.

Заколдованная барка.

На слѣдующее утро Донъ-Кихотъ и его оруженосецъ снова пустились въ путь, направляясь прямо къ берегу Эбро, гдѣ скоро увидѣли лодку, привязанную къ одному изъ деревьевъ, вѣтви котораго низко спускались надъ водою; лодка эта была безъ веселъ, безъ парусовъ и даже безъ руля, и къ тому еще совершенно пустая. Донъ-Кихотъ сошелъ съ коня, поднявъ глаза кверху, и проговорилъ торжественно:

— Эта ладья указываетъ мнѣ на новое приключеніе; навѣрное здѣсь по близости таится какой нибудь рыцарь, или какая-нибудь красавица, которая нуждается въ моей помощи.

— О, господинъ рыцарь, не завлекайтесь, — возразилъ Санчо: — она навѣрное принадлежитъ простому рыбаку, оставьте ее безъ вниманія.

— Молчи, и дѣлай, что тебѣ приказываютъ, — гнѣвно отозвался рыцарь, продолжая отдавать дальнѣйшія распоряженія.

Санчо повиновался.

Сѣвъ вмѣстѣ со своимъ господиномъ, онъ оттолкнулъ лодку отъ берега, и она поплыла по теченію.

Россинантъ, почувствовавъ подъ собою не твердую почву, а воду, началъ прыгать и лягаться, оселъ поднялъ страшный крикъ, лодка заколыхалась, Панса такъ перепугался, что готовъ былъ даже заплакать, вызвавъ этимъ гнѣвъ своего господина, который угрожалъ ему выкинуть его за бортъ, если онъ не успокоится. Угроза произвела надлежащее дѣйствіе: Панса затихъ, лодка тихо плыла впередъ по теченію, но затѣмъ, когда она очутилась на серединѣ рѣки, то вдругъ поднялось такое волненіе, что ее начало кидать какъ щепку, то въ ту, то въ другую сторону; вдали между тѣмъ показалась водяная мельница. Донъ-Кихотъ, благодаря пылкому воображенію, не замедлилъ принять ее за средневѣковый замокъ, въ которомъ, по его убѣжденію, навѣрное томилась какая-нибудь принцесса, заключенная въ темницѣ и молившая о защитѣ.

Увѣщаванія Панса по примѣру предыдущихъ разъ остались безъ послѣдствій; Донъ-Кихотъ дѣлалъ всевозможныя усилія, чтобы скорѣе добраться до мельницы. Увидѣвшіе приближеніе ихъ, мельники, боясь, чтобы они не попали подъ колеса, схватили длинные шесты и старались задержать лодку.

Покрытые густымъ слоемъ муки костюмы мельниковъ выглядѣли совершенно бѣлыми; Донъ-Кихотъ принялъ ихъ за привидѣнія. Вставъ во весь ростъ, онъ началъ браниться, угрожать и требовалъ выдачи заключенныхъ, объявляя, что онъ есть не кто иной какъ Донъ-Кихотъ Ламанчскій, странствующій рыцарь, покровитель угнетенныхъ; затѣмъ, выхвативъ мечъ, принялся имъ размахивать въ воздухѣ; но тутъ вдругъ лодка налетѣла на шесты и перевернулась. Донъ-Кихотъ и оруженосецъ его бултыхнулись въ воду, а лодка попала подъ колеса мельницы, при чемъ, конечно, значительно попортилась.

Благодаря помощи мельниковъ, пассажиры разбитаго судна были спасены и вытащены на берегъ, куда явились рыбаки — владѣтели попорченной лодки, и настоятельно потребовали вознагражденія. Донъ-Кихотъ на это ничего не возразилъ; онъ былъ готовъ согласиться на все, лишь бы только ему выдали томившихся въ заключеніи узниковъ: мельники въ отвѣтъ на это громко расхохотались.

— Я ничего не могу сдѣлать! — съ отчаяніемъ воскликнулъ Донъ-Кихотъ: — враждебныя силы препятствуютъ мнѣ; ясно, что тутъ кроется борьба двухъ волшебниковъ: одинъ, изъ нихъ посылаетъ лодку для спасенія несчастныхъ, другой топитъ ее! Санчо, уплати, что слѣдуетъ этимъ негодяямъ, и поѣдемъ дальше.

Панса удовлетворилъ не на шутку разгнѣванныхъ рыбаковъ, кое-какъ просушилъ свое платье и нехотя послѣдовалъ за рыцаремъ, очень недовольный въ душѣ тѣмъ, что ему пришлось выкупаться противъ всякаго желанія; ему жаль было потраченныхъ понапрасну денегъ; онъ не могъ простить сумасбродства Донъ-Кихота и даже готовъ былъ покинуть его, чтобы снова воротиться въ деревню къ оставленнымъ тамъ женѣ и дѣтямъ. Но судьба рѣшила иначе: выѣхавъ изъ лѣса на широкую поляну, наши путники встрѣтили цѣлое общество охотниковъ, среди которыхъ гарцовала на чудномъ бѣломъ иноходцѣ молодая женщина; она была одѣта въ изящную зеленую амазонку и держала на рукѣ сокола.

— Подъѣзжай къ этой дамѣ и привѣтствуй ее отъ моего имени, — обратился Донъ-Кихотъ къ своему оруженосцу, который сейчасъ же исполнилъ порученное приказаніе.

Услыхавъ имя Донъ-Кихота, прекрасная незнакомка въ первую минуту нѣсколько смутилась, такъ какъ неоднократно слышала про этого сумасброднаго рыцаря много оригинальнаго, но затѣмъ знакомство съ нимъ ей показалось забавнымъ; она представила его своему мужу, который, едва сдерживая смѣхъ при видѣ уморительной фигуры рыцаря, все-таки пригласилъ его провести нѣсколько дней въ ихъ замкѣ.

Осчастливленный подобной неожиданностью, рыцарь намѣревался сойти съ коня, чтобы преклонить колѣна передъ молодой женщиной, будучи вполнѣ убѣжденъ, что Санчо, какъ всегда, придерживаетъ ему стремя; но оруженосецъ на этотъ разъ сплоховалъ, такъ какъ, слѣзая съ коня, самъ запутался въ постромки и упалъ на землю, чего рыцарь не замѣтилъ. Какъ сказано выше, онъ былъ въ полномъ убѣжденіи, что Санчо стоитъ около; на самомъ же дѣлѣ, не найдя предполагаемой точки опоры, зацѣпилъ за стремена и, потащивъ съ собою плохо подтянутое сѣдло, въ одну секунду тоже очутился распростертымъ на землѣ.

Герцогъ и герцогиня едва удерживались отъ смѣха, но рыцарь, наконецъ, кое-какъ выкарабкался и, снова взобравшись на спину Россинанта, съ прежнимъ восторгомъ поѣхалъ по направленію къ замку.

Въ то время, какъ группа разговаривала съ Донъ-Кихотомъ и отъ души смѣялась надъ его комичнымъ паденіемъ, самъ герцогъ поѣхалъ впередъ, чтобы сдѣлать необходимыя распоряженія къ пріему неожиданнаго гостя.

Когда Донъ-Кихотъ и его прекрасная дама подъѣхали къ замку, то на встрѣчу имъ вышли, два щегольски одѣтыхъ лакея, которые помогли сойти съ коней и проводили ихъ во внутреннія комнаты, гдѣ стоявшія фрейлины сейчасъ же накинули Донъ-Кихоту большой плащъ изъ алаго сукна. Дама продолжала идти далѣе, Донъ-Кихотъ слѣдовалъ за нею молча; слуги; привѣтствовали ихъ громкими голосами: «добро пожаловать!» а нѣкоторые такъ даже обсыпали Донъ-Кихота цѣлыми букетами живыхъ цвѣтовъ.

Пройдя длинную амфиладу комнатъ, онъ наконецъ очутился въ громадной залѣ, устланной дорогими коврами. Тамъ къ нему подошли шесть пажей, и въ одинъ мигъ одѣли его въ богатую одежду, присланную самимъ герцогомъ, затѣмъ они же проводили его въ слѣдующую комнату и сдали на руки фрейлинамъ, которыя стояли о^оло серебряныхъ умывальниковъ, подавая ему роскошно вышитое полотенце; затѣмъ двѣнадцать человѣкъ пажей повели его въ столовую, гдѣ былъ накрытъ столъ на четыре персоны, и гдѣ сидѣли герцогъ, его супруга и какой-то монахъ; всѣ они весьма любезно его привѣтствовали и, несмотря ни на какія отговорки, усадили на первое мѣсто; напротивъ помѣстился монахъ, а хозяева-супруги сѣли по обѣ стороны.

За столомъ герцогъ освѣдомился о Дульцинеѣ; Донъ-Кихотъ сообщилъ ему, что злой волшебникъ превратилъ ее въ простую крестьянку и вообще говорилъ исключительно только о волшебникахъ, великанахъ, разбойникахъ, вслѣдствіе чего какъ сами хозяева, такъ и монахъ пришли къ убѣжденію, что имѣютъ дѣло, съ человѣкомъ, разсудокъ котораго находится не въ нормальномъ состояніи. Послѣ обѣда въ залу вошли четыре молоденькія прислужницы, одна держала въ рукахъ серебряный тазъ для умовенія рукъ, другая — такую же кружку, третья — душистое мыло, четвертая — разноцвѣтное шелковое полотенце.

Съ великому изумленію Донъ-Кихота дѣвушка, державшая тазъ, подошла совсѣмъ близко и начала мыть ему бороду. Донъ-Кихотъ безропотно перенесъ насмѣшку, полагая, что это мѣстный обычай, противъ котораго ничего не подѣлаешь, а герцогъ, желая скрыть отъ него это подтруниваніе дѣвушки, потребовалъ, чтобы онѣ и съ нимъ продѣлали то же самое.

— Хорошо, еслибы этотъ оригинальный обычай относился и къ оруженосцамъ! — воскликнулъ Санчо-Панса, который находился тутъ же.

— Что же, желаніе твое вполнѣ исполнимо, — замѣтила герцогиня и приказала слугамъ проводить Панса въ кухню; но черезъ нѣсколько минутъ оттуда послышались раздирающіе душу крики; оказалось, что повара и судомойки начали ради потѣхи колотить его.

Всѣ присутствующіе громко разсмѣялись; одинъ только герцогъ оставался серьезнымъ, и призвавъ слугъ, приказалъ имъ обращаться почтительно съ Санчо-Панса, такъ какъ послѣдній вскорѣ будетъ сдѣланъ губернаторомъ.

Счастливый и благодарный Панса повалился ему въ ноги, никакъ не подозрѣвая, что все это было не болѣе какъ насмѣшка.

Много счастливыхъ дней провелъ Донъ-Кихотъ въ замкѣ прекрасной герцогини и ея добраго мужа; всѣ живущіе тамъ обращались съ нимъ необыкновенно внимательно, такъ что въ концѣ концовъ онъ даже возгордился своимъ положеніемъ.

Однажды герцогъ предложилъ ему принять участіе въ охотѣ; Донъ-Кихотъ, конечно, согласился, но при этомъ отказался отъ приготовленнаго охотничьяго костюма и отъ герцогскаго коня, предпочитая ѣхать на Россинантѣ въ своей обычной одеждѣ странствующаго рыцаря.

Лихо подскакавъ къ герцогинѣ, онъ взялъ подъ уздцы ея иноходца и поѣхалъ рядомъ; за нимъ слѣдовалъ Панса.

По прошествіи самаго непродолжительнаго времени, кавалькада остановилась около окруженнаго со всѣхъ сторонъ горами охотничьяго домика; тамъ каждый занялъ свое мѣсто; раздался звукъ охотничьяго рожка; затѣмъ громкій лай собакъ, и изъ лѣса выбѣжалъ кабанъ. Всѣ охотники бросились къ нему на встрѣчу, одинъ только Санчо съ испуганнымъ лицомъ вскарабкался на дерево, но по неопытности выбралъ гнилой сучокъ, который, не выдержавъ тяжести, хрустнулъ, и бѣдняга полетѣлъ внизъ; къ счастью впрочемъ ему удалось какъ-то повиснуть на другомъ суку, при чемъ, однако, онъ поднялъ такой страшный крикъ, что всѣ присутствующіе сбѣжались, полагая, что, вѣроятно, кабанъ хочетъ растерзать его.

Донъ-Кихотъ явился наравнѣ съ остальными; увидавъ своего оруженосца висящимъ на деревѣ внизъ головою, онъ поспѣшилъ освободить его отъ непріятнаго положенія, и очень безпокоился относительно того, не ушибся ли онъ. Но оруженосецъ, не обращая вниманія на сочувствіе своего господина, не могъ думать ни о чемъ болѣе, какъ о томъ, что роскошная одежда его вся изорвана.

Убитый кабанъ, между тѣмъ, былъ взваленъ на спину осла, послѣ чего всѣ присутствующіе сѣли ужинать.

Кругомъ совершенно стемнѣло, и вотъ вдругъ по всему лѣсу пронесся громкій протяжный трубный звукъ, раздались воинственные крики, свистъ, стукъ, замелькали огни, словомъ, произошло нѣчто совершенно необычайное.

Герцогъ казался видимо встревоженъ; Донъ-Кихотъ поспѣшно обнажилъ мечъ, а Санчо-Панса дрожалъ отъ страха, какъ осиновый листъ, въ особенности, когда замѣтилъ вдругъ неизвѣстно откуда появившагося всадника.

— Кто вы такой? — спросилъ его герцогъ.

— Я злой духъ, разыскивающій странствующаго рыцаря Донъ-Кихота Ламанчскаго; за мною слѣдуетъ несмѣтное число волшебниковъ, которые похитили царицу красоты, прекрасную Дульцинею Тобозо, она находится подъ охраною старика изъ пещеры «Монтезино». Самъ рыцарь Донъ-Кихотъ видѣлъ эту заколдованную принцессу, и навѣрное не откажется помочь ей, ежели только не струситъ!

— Еслибы васъ было больше въ десять разъ, то я бы и тогда не струсилъ, — трусость недостойна неустрашимаго рыцаря Донъ-Кихота Ламанчскаго, котораго вы разыскиваете и который въ настоящую минуту стоитъ передъ вами.

— О, въ такомъ случаѣ я сію минуту лечу предупредить объ этомъ волшибника, — отозвался злой духъ, и въ одинъ мигъ скрылся изъ виду.

— Неужели вы въ самомъ дѣлѣ думаете дождаться здѣсь волшебника? — спросилъ герцогъ стоявшаго въ оборонительной позѣ рыцаря.

— Безъ сомнѣнія, — отвѣчалъ Донъ-Кихотъ: — еслибы вся пещера теперь обрушилась на меня, то и тогда я не двинулся бы съ мѣста.

— Я тоже останусь съ вами, мой благородный господинъ! — воскликнулъ Санчо, прячась за его спину.

Въ лѣсу между тѣмъ снова поднялся оглушительный шумъ, точно цѣлое сраженіе произошло тамъ; со всѣхъ сторонъ слышалась пальба изъ пушекъ, бряцаніе оружей, воинственные крики, вздохи и стоны раненыхъ.

Донъ-Кихотъ видимо волновался; конечно,, не отъ страха, — о страхѣ онъ не имѣлъ ни малѣйшаго понятія, а въ немъ ключемъ кипѣла кровь молодецкая, онъ жаждалъ поскорѣе выказать свою удаль и заранѣе предвкушалъ наслажденіе предстоящаго боя, въ то время, какъ бѣдный Панса до того перепугался, что, потерявъ сознаніе, не могъ придти въ себя до тѣхъ поръ, пока его не облили холодной водой. Но вотъ наконецъ по дорогѣ показалась огромная повозка, устроенная въ видѣ катафалка; она была запряжена четырьмя здоровенными быками, покрытыми траурными попонами. Къ рогамъ быковъ были привязаны зажженные факелы.

Внутри повозки стоялъ старикъ съ длинной сѣдой бородой, по сторонамъ его помѣщались два какихъ-то чудовища.

За этой повозкой слѣдовали еще двѣ точно такія же, а за ними что-то въ родѣ древней римской тріумфальной колесницы, запряженной шестернею сѣрыхъ ословъ, покрытыхъ тонкими попонами. На ослахъ сидѣли бѣлыя фигуры, держа въ рукахъ зажженные факелы, а въ колесницѣ виднѣлась женщина; лицо ея было закрыто самой тонкой вуалью изъ серебряной и золотой ткани, черезъ которую легко можно было различить прекрасныя черты. Возлѣ нея стояла нагнувшись какая-то фигура, закутанная въ черную мантію, вмѣсто головы она имѣла одинъ лишь оголенный черепъ съ ввалившимися глазами, вообще прямо представляя изъ себя скорѣе мертвеца, чѣмъ живое существо, хотя, обратившись къ Донъ-Кихоту, заговорила человѣческимъ голосомъ:

— Возвѣщаю благородному рыцарю, что его повелительницѣ, Дульцинеѣ Тобозо, будетъ возвращена свобода только въ такомъ случаѣ, если его оруженосецъ Панса получитъ 3300 ударовъ по спинѣ въ самомъ непродолжительномъ времени.

— Вотъ такъ условіе! — воскликнулъ Панса: — какое отношеніе имѣетъ моя спина къ заколдованной Дульцинеѣ. Если нѣтъ другого средства для спасенія, то пусть она лучше останется жить по старому.

— Ахъ, ты, негодяй! — воскликнулъ Донъ-Кихотъ, замахнувшись на оруженосца. — Я убью тебя сію секунду, если ты осмѣлишься…

— Остановитесь, благородный рыцарь! — сказалъ старикъ, возвышая голосъ: — на эти удары онъ долженъ согласиться добровольно, а не по вашему приказанію, къ тому же ему дозволяется получить ихъ не сразу, а по промежуткамъ; если же удары будутъ очень сильны, то можно удовольствоваться и половиннымъ числомъ.

Панса, однако, и на это не соглашался; тогда изъ повозки показалась какая-то закутанная фигура, которая, откинувъ съ лица покрывало, проговорила сердитымъ голосомъ:

— Неблагодарный, стыдись поднимать такой крикъ изъ-за пустяковъ; еслибы отъ тебя потребовали, чтобы ты цѣлые полчаса простоялъ на горячихъ угольяхъ, ты и тогда долженъ былъ соглашаться; а это требованіе такъ ничтожно, что о немъ не стоитъ говорить. Неужели тебѣ будетъ пріятно, ежели прекрасная принцесса, по волѣ злого волшебника, навсегда останется простой крестьянкой; въ такомъ случаѣ ты недостоинъ носить званіе оруженосца одного изъ знаменитыхъ рыцарей.

Панса не поддавался ни на какія увѣщаванія хотя герцогъ, подойдя къ нему, началъ его тоже уговаривать.

— Иначе я беру назадъ свое обѣщаніе сдѣлать васъ губернаторомъ, — сказалъ онъ въ заключеніе: — что подумаютъ ваши подчиненные про человѣка, у котораго такое черствое сердце, и какъ отзовутся обо мнѣ, узнавъ, что я посылаю имъ въ начальники подобную личность.

— Да, да, это совершенно вѣрно, — вмѣшалась герцогиня, послѣ чего Панса попросилъ дать ему два дня на размышленіе, но ему не дали и двухъ часовъ, а потребовали отвѣта ровно черезъ пять минутъ. Дѣлать было нечего, бѣдняга, скрѣпя сердце, согласился.

— Хорошо, я согласенъ, — отозвался онъ едва слышнымъ голосомъ: — но только съ тѣмъ условіемъ, чтобы меня стегали когда и гдѣ я захочу!

Волшебникъ ничего не имѣлъ противъ подобнаго требованія, а Донъ-Кихотъ съ благодарностью бросился на шею добраго оруженосца и сталъ безъ конца цѣловать его. Поѣздъ тронулся дальше, и когда проѣзжалъ мимо герцогини, то сидѣвшая въ колесницѣ Дульцинея низкимъ поклономъ привѣтствовала ее.

Читатель, конечно, догадался, что все это была шутка, придуманная герцогомъ и герцогиней и выполненная ихъ прислугою, они отъ души потѣшались надъ оригинальнымъ рыцаремъ и его оруженосцемъ и не хотѣли отпустить отъ себя прежде чѣмъ сыграютъ надъ нимъ что-нибудь еще въ томъ же родѣ.

Заколдованный конь.

Такимъ образомъ прошло нѣсколько дней въ постоянныхъ увеселеніяхъ и праздникахъ, при чемъ Санчо, согласно данному имъ слову, отъ времени до времени упражнялся въ бичеваніи себя кнутомъ, нарочно съ этою цѣлью подареннымъ ему самой герцогиней. Все шло обычнымъ порядкомъ, день тянулся за днемъ. Но вотъ однажды, когда семья герцога, въ сопровожденіи Донъ-Кихота, вышла послѣ обѣда въ садъ на прогулку, гдѣ-то по близости вдругъ раздался барабанный бой, и послышались свистки; все это сначала слилось въ одинъ общій гулъ, перешедшій за тѣмъ въ унылую музыку, подъ звуки которой съ противоположнаго конца сада показались двое мужчинъ, одѣтыхъ въ длинные траурные костюмы; за ними слѣдовала черная фигура, исполинскаго роста, въ длинной мантіи, шлейфъ ея волочился по землѣ, лицо было закрыто чернымъ покрываломъ, а изъ-подъ мантіи виднѣлся привѣшанный на черной перевязкѣ мечъ.

Тихою стопою приблизился исполинъ къ герцогу, смотрѣвшему на него съ недоумѣніемъ, и вмѣстѣ съ остальными присутствующими бросился къ его ногамъ, назвалъ себя шталмейстеромъ принцессы Трифальзы, и спросилъ о здоровьѣ непобѣдимаго рыцаря Донъ-Кихота Ламанчскаго, ради котораго его повелительница прибыла сюда со всей многочисленной свитой.

— Доложите вашей повелительницѣ, печальная судьба которой намъ давно извѣстна, что мы ожидаемъ ее съ нетерпѣніемъ, что доблестный рыцарь Донъ-Кихотъ Ламанчскій находится также здѣсь, и что отнынѣ она можетъ быть вполнѣ увѣрена въ его великодушномъ содѣйствіи, — отозвался герцогъ.

Шталмейстеръ удалился, вмѣсто него спустя нѣсколько времени явились двѣнадцать дамъ, одѣтыхъ во все черное; онѣ шли по-парно подъ звуки музыки; за ними слѣдовала принцесса со своимъ шталмейстеромъ; она также была одѣта въ черное платье, и три пажа несли ея шлейфъ.

Какъ только онѣ подошли ближе, дамы разступились и стали въ два ряда по обѣ стороны дороги. Принцесса прошла между ними, и хотѣла пасть къ ногамъ герцога, но онъ не допустилъ этого.

— Милостивый государь, вы видите передъ собою несчастную женщину, которая проситъ вашего покровительства, — заговорила она какъ-то странно, словно не женственнымъ голосомъ: — но прежде всего позвольте узнать, здѣсь ли находится славный рыцарь Донъ-Кихотъ со своимъ вѣрнымъ оруженосцемъ Санчо-Панса?

— Здѣсь, здѣсь! — воскликнулъ Санчо-Панса, поспѣшно выдвигаясь впередъ: — я оруженосецъ, а господинъ мой — храбрѣйшій изъ всѣхъ рыцарей на землѣ! Мы готовы всегда помогать несчастнымъ и мстить за. оскорбленныхъ.

— Если только странствующимъ рыцарямъ дана сила и власть облегчить ваши страданія, то Донъ-Кихотъ Ламанчскій готовъ за васъ идти въ огонь и въ воду, — добавилъ Донъ-Кихотъ, стараясь раскланяться съ ловкостью свѣтскаго человѣка.

Принцесса въ короткихъ словахъ разсказала о томъ, какъ злой волшебникъ отнялъ у нея власть, и затѣмъ самымъ гнуснымъ образомъ обезобразилъ не только ее самое, но даже всѣхъ придворныхъ дамъ.

По сдѣланному ею знаку, послѣднія подняли покрывала, и Донъ-Кихотъ съ ужасомъ увидѣлъ, что лица ихъ дѣйствительно были обезображены длинными всклоченными бородами; онъ въ ужасѣ отступилъ назадъ и даже вскрикнулъ; герцогъ и герцогиня тоже выразили нѣкоторое смущеніе.

— Самое лучшее для насъ, конечно, было бы умереть, — снова заговорила несчастная принцесса: — и если вы, господинъ рыцарь, не можете оказать никакой помощи, то больше намъ не на кого надѣяться; мы уже объѣздили вдоль и поперекъ почти весь бѣлый свѣтъ, и все-таки не нашли для себя ничего утѣшительнаго.

— За мною дѣло не станетъ, — отвѣчалъ Донъ-Кихотъ: — приказывайте, я весь къ вашимъ услугамъ!

— Но вы должны будете выполнить одну вещь, которая многимъ покажется невозможною. Знайте, что мое королевство отстоитъ отсюда на 500 миль, и не имѣй я одного заколдованнаго деревяннаго коня, который бѣгаетъ съ необыкновенной быстротой, нечего было бы думать о спасеніи; съ его же помощью вы можете оказать намъ ее въ одно мгновеніе. Конь этотъ принадлежитъ великому волшебнику Мерлину, онъ уже нѣсколько разъ продѣлывалъ невозможныя вещи, но бѣда заключается въ томъ, что ни одинъ рыцарь не имѣлъ достаточно храбрости, чтобы сѣсть на него…

Слова красавицы задѣли Донъ-Кихота за живое, онъ ударилъ себя кулакомъ въ грудь и многозначительно взглянулъ на оруженосца.

— Деревянный конь появится здѣсь сегодня, приводится онъ въ движеніе при помощи особаго механизма и несется по воздуху вмѣстѣ съ сѣдокомъ съ быстротою молніи, — продолжала оригинальная принцесса: — но во избѣжаніе головокруженія, какъ рыцарь, такъ равно и его оруженосецъ должны завязать глаза платкомъ.

— Посмотрѣть на такого коня я готовъ съ большимъ удовольствіемъ, но сѣсть на него не соглашусь ни за какія блага, а потому, господинъ рыцарь, для подобнаго предпріятія вы поищите себѣ другого оруженосца, я же лучше поѣду по прежнему на своемъ сѣромъ осликѣ, — замѣтилъ Санчо.

— Ты хочешь покинуть своего господина при исполненіи столь важной миссіи? — замѣтилъ герцогъ: — значитъ я ошибся въ тебѣ, почему не считаю возможнымъ пожаловать званіе губернатора.

— Успокойтесь, — сказалъ Донъ-Кихотъ улыбнувшись: — Санчо только такъ говоритъ, онъ несомнѣнно исполнитъ приказаніе своего господина. Что же касается меня, то я горю отъ нетерпѣнія, какъ можно скорѣе увидать заколдованнаго скакуна.

Не успѣло солнышко сѣсть за лѣсъ, какъ быстролетный деревянный конь былъ принесенъ четырьмя карликами, которые, поклонившись храброму рыцарю, пожелали ему успѣха и сейчасъ же куда-то скрылись.

Санчо вздумалъ-было сопротивляться, когда ему предложили сѣсть рядомъ съ его господиномъ и летѣть по воздуху; но герцогъ честнымъ словомъ подтвердилъ свое обѣщаніе сдѣлать его намѣстникомъ острова Бараторіи сейчасъ, какъ только геройскій подвигъ будетъ совершонъ.

— Если же ты откажешься, то никогда не получишь обѣщаннаго, — сказалъ онъ въ заключеніе.

Эти слова понудили Санчо двинуться съ мѣста, и онъ, дрожа всѣмъ тѣломъ, немедленно вскарабкался на деревяннаго коня. Донъ-Кихотъ съ завязанными глазами нажалъ пружину, а присутствующіе восторженно крикнули ему «ура!»

— Ого, какъ храбрый рыцарь быстро полетѣлъ впередъ! — продолжали кричать присутствующіе.

— Держись крѣпче, мой вѣрный оруженосецъ! — обратился Донъ-Кихотъ къ своему оруженосцу, и Санчо судорожно уцѣпился за него обѣими рунами.

— Эй ты, трусъ! осторожнѣе, мнѣ вѣдь больно! — вскричалъ тогда Донъ-Кихотъ. — Развѣ ты не замѣчаешь, какъ плавно несется быстролетный деревянный конь; можно подумать, что мы стоимъ на одномъ и томъ же мѣстѣ и вовсе не двигаемся впередъ.

— Это оттого, что вѣтеръ попутный.

— Все будетъ благополучно; не бойся.

— Да, вѣтеръ-то какъ-то странно дуетъ прямо въ уши, а позади словно мѣха какіе раздуваютъ, — проворчалъ Санчо-Панса, и былъ совершенно правъ, такъ какъ герцогъ все это устроилъ на самомъ дѣлѣ, чтобы посмѣяться надъ бѣднымъ полоумнымъ рыцаремъ.

— Господи! хоть бы намъ не попасть въ область огня! — стоналъ оруженосецъ. — Поворачивайте рукоятку отъ времени до времени вправо, иначе насъ опалитъ пламя…

Герцогъ между тѣмъ приказалъ слугамъ стать по обѣ стороны деревяннаго коня и держать въ рукахъ длинные шесты, на концѣ которыхъ были навязаны пучки съ зажженными факелами.

— Мое лицо горитъ, какъ въ огнѣ! — съ ужасомъ воскликнулъ Санчо. — Бьюсь объ закладъ, что мы уже находимся среди пламени… Хотѣлось бы мнѣ очень снять повязку и посмотрѣть, что около насъ творится!

— Не дѣлай этого, Санчо, — увѣщавалъ его Донъ-Кихотъ: — ты можешь погубитъ насъ обоихъ.

Присутствующіе слышали ихъ разговоръ, и герцогу стоило большихъ усилій, чтобы не расхохотаться и не выдать себя. Въ особенности было смѣшно, когда Донъ-Кихотъ сталъ разсчитывать, какое громадное пространство они успѣли пролетѣть въ продолженіе нѣсколькихъ секундъ.

Чтобы придать дѣлу еще больше интереса, къ хвосту деревяннаго коня прикрѣпили горящій фитиль, вслѣдствіе чего набитое ракетами и шутихами туловище заколдованнаго коня съ трескомъ взорвало кверху, и Донъ-Кихотъ вмѣстѣ со своимъ оруженосцемъ въ ужасѣ повалились на землю. Мнимая принцесса и всѣ остальныя дамы воспользовались этой минутой, чтобы потихоньку удалиться, а остальные опустились на траву и лежали неподвижно точно мертвые.

Очнувшись отъ обморока и снявъ съ глазъ повязки, Донъ-Кихотъ и Санчо-Панса съ удивленіемъ увидѣли, что находятся въ томъ же самомъ саду, около одного изъ деревьевъ котораго вбито копье, а на немъ красуется на небольшомъ пергаментѣ слѣдующая надпись:

«Знаменитѣйшій изъ всѣхъ знаменитыхъ рыцарей, Донъ-Кихотъ Ламанчскій, по доброй волѣ и собственному желанію, вынесъ весьма опасное приключеніе, результатомъ чего получилось то, что у принцессы и ея дамъ исчезли безобразнѣйшія бороды, а гигантъ оказался убитымъ. Какъ только окончится срокъ наложеннаго на Санчо-Панса наказанія, такъ чары же сейчасъ спадутъ съ прекрасной Дульцинеи Тобозской, которая затѣмъ немедленно поспѣшитъ въ объятія своего храбраго героя. Такъ говоритъ Мерлинъ, могущественнѣйшій изъ чародѣевъ».

Прочитавъ вышесказанную надпись, Донъ-Кихотъ пришелъ положительно въ восторгъ; съ трудомъ растолкалъ онъ лежащаго въ обморокѣ оруженосца и поспѣшилъ сообщить ему свою радость. Затѣмъ явился герцогъ въ сопровожденіи герцогини, чтобы принести великимъ героямъ сердечное поздравленіе съ такимъ славнымъ, небывалымъ еще до сихъ поръ подвигомъ.

Санчо-Панса дѣлается губернаторомъ.

Призвавъ къ себѣ Санчо, герцогъ однажды сообщилъ ему, что онъ рѣшилъ, наконецъ, назначить его губернаторомъ. Санчо принялъ это извѣстіе съ великой радостью и безграничной благодарностью. Донъ-Кихотъ, узнавъ о намѣреніи герцога, надавалъ своему бывшему оруженосцу массу совѣтовъ и наставленій.

Въ назначенный день отъѣзда Панса разодѣлся по праздничному и, въ сопровожденіи многочисленной свиты, тронулся въ путь-дорогу. Онъ ѣхалъ верхомъ на ослѣ, такъ какъ, несмотря на свое блестящее положеніе, все-таки не хотѣлъ разстаться со старымъ товарищемъ, на которомъ, впрочемъ, вся сбруя была новая.

Счастливый и довольный своей судьбой, бывшій оруженосецъ, послѣ весьма непродолжительнаго переѣзда, добрался наконецъ до небольшого мѣстечка, въ которомъ было около 1000 жителей, и узналъ, что это и есть именно островъ Бараторія; на то же, что кругомъ его не было ни капли воды, оруженосецъ не обратилъ вниманія.

У городскихъ воротъ его встрѣтили сановные горожане; на всѣхъ колокольняхъ колокола звонили не переставая; народъ ликовалъ и привѣтствовалъ его радостными криками, неоднократно выражая удивленіе по поводу того, съ какимъ достоинствомъ держалъ себя будущій губернаторъ.

Посѣтивъ мѣстный соборъ, Панса отправился въ ратушу, гдѣ долженъ былъ разрѣшить нѣсколько важныхъ судейскихъ вопросовъ, для того, чтобы жители сразу видѣли, что имъ придется имѣть дѣло съ человѣкомъ опытнымъ. Въ ратушѣ передъ судомъ предстали два субъекта и требовали разсудить ихъ: истецъ оказался крестьянинъ; обвиняемый — портной; суть дѣла заключалась въ слѣдующемъ: первый принесъ кусокъ сукна и спросилъ портного, выйдетъ ли изъ него шапка. Смѣривъ сукно, портной отвѣчалъ утвердительно. Тогда заказчикъ, полагая, что портной можетъ быть хочетъ утаить половину матеріи, спросилъ, не выйдетъ ли здѣсь двѣ шапки. «Выйдетъ», — отвѣчалъ портной. — А три? — продолжалъ заказчикъ. — «И три можно».

— И четыре, и пять?

— Можно и пять, — обѣщалъ портной.

На томъ порѣшили.

Когда шапки оказались готовы, то заказчикъ не взялъ ихъ, и не только не заплатилъ за работу, но еще требовалъ возвратить ему или сукно, или деньги.

Губернаторъ пожелалъ видѣть шапки. Портной вмѣсто отвѣта вынулъ руки изъ кармана и показалъ на кончикѣ каждаго пальца по крошечной шапочкѣ, при чемъ принялся увѣрять, что не утаилъ ни одного вершка изъ полученнаго матеріала.

Присутствующіе громко расхохотались; но Санчо-Панса продолжалъ оставаться совершенно серьезнымъ, и послѣ довольно продолжительнаго размышленія положилъ такую резолюцію:

Портной за преднамѣренный обманъ лишается слѣдуемой ему за работу платы, а крестьянинъ не получитъ обратно сукна, такъ какъ не можетъ опровергнуть того, что заказывалъ пять шапокъ; шапки же будутъ немедленно конфисковали и поступятъ въ собственность города.

Вслѣдъ за этимъ дѣломъ разбиралось сейчасъ же другое: одинъ человѣкъ былъ долженъ своему товарищу десять червонцевъ, обѣщая возвратить ихъ по первому востребованію, но вмѣсто того, чтобы исполнить обѣщаніе, теперь вдругъ заявилъ, будто деньги давно имъ уплачены.

— Заставьте его, господинъ губернаторъ, произнести клятву, что онъ мнѣ возвратилъ деньги, и я успокоюсь, — настаивалъ истецъ.

Санчо приказалъ отвѣтчику произнести клятву.

— Подержите пока мою палку, — обратился послѣдній къ истцу, затѣмъ поднялъ руку и принесъ клятву.

— Ну, видно я ошибся, или забылъ, — согласился тогда истецъ: — не станетъ же человѣкъ лгать подъ присягою.

Санчо все время внимательно слѣдилъ за обоими и что-то соображалъ. Когда отвѣтчикъ хотѣлъ уже удалиться со своимъ посохомъ, то онъ его окликнулъ, взялъ у него посохъ и, передавая его истцу, сказалъ:

— Ну, вотъ теперь вамъ уплачено по справедливости.

— Какъ такъ? — спросилъ истецъ съ удивленіемъ.

— Сломайте палку, — приказалъ Санчо, — и вы увидите, что я говорю вѣрно.

Когда палку сломали, то въ ней къ общему удивленію оказалось 10 золотыхъ гульденовъ.

Всѣ присутствующіе переглянулись съ изумленіемъ, называя Санчо вторымъ Соломономъ и торжествуя отъ счастья, что ихъ новый губернаторъ оказался такимъ мудрымъ человѣкомъ.

Изъ ратуши Санчо-Панса проводили въ великолѣпный дворецъ, въ одномъ изъ чудныхъ залъ котораго его ожидало великолѣпное угощеніе. При входѣ въ зало онъ услыхалъ звуки музыки, а у двери увидѣлъ нѣсколькихъ человѣкъ пажей, которые держали въ рукахъ серебряные умывальники. Гордо выступалъ онъ впередъ, затѣмъ раскланялся съ большимъ достоинствомъ и сѣлъ за столъ, уставленный всевозможными яствами и напитками.

Чувствуя сильный голодъ, Панса положилъ себѣ на тарелку изрядное количество жаркого и всевозможныхъ закусокъ, но не успѣлъ проглотить и перваго взятаго въ ротъ куска, какъ стоявшій возлѣ него человѣкъ, который отрекомендовался докторомъ, прикоснулся своимъ магическимъ жезломъ къ его тарелкѣ, вслѣдствіе чего находившееся на ней кушанье исчезло въ одинъ мигъ.

— Это что такое? — сердито спросилъ Панса.

Докторъ пояснилъ ему, что, согласно своей обязанности, онъ долженъ строго слѣдить за тѣмъ, чтобы губернаторъ не скушалъ чего лишняго, вреднаго для здоровья.

— Но это безобразіе! — воскликнулъ Панса.

— Что дѣлать! — отозвался докторъ, и несмотря ни на какія возраженія, разрѣшилъ ему только нѣсколько пирожковъ и немного варенья.

Санчо откинулся на спинку кресла и испытующимъ взоромъ долго смотрѣлъ на врача.

— Гдѣ вы учились медицинѣ, и какъ ваше имя? — спросилъ онъ его.

— Меня зовутъ Педро и учился я…

— Хорошо, господинъ Педро, — прервалъ губернаторъ: — я больше не желаю съ вами разговаривать, а потому предлагаю вамъ одно изъ двухъ: или сейчасъ же дайте мнѣ ѣсть, или убирайтесь вонъ; въ противномъ случаѣ я готовъ даже отказаться отъ губернаторства.

Докторъ хотѣлъ что-то отвѣтить, но въ эту минуту въ комнату вошелъ гонецъ отъ герцога и подалъ какую-то, по его словамъ, важную бумагу.

Личный секретарь губернатора, завѣдывающій перепиской, вскрылъ пакетъ и прочиталъ слѣдующее: «Будь остороженъ, дорогой „Санчо Панса“: на островъ въ самомъ непродолжительномъ времени проектируется нападеніе, не дремли. Выказанная тобою мудрость при разборѣ судебныхъ дѣлъ въ результатѣ вызвала негодованіе нѣкоторыхъ личностей, которыя теперь даже покушаются на твою жизнь; не прикасайся тамъ къ кушаньямъ и вообще будь на-сторожѣ и разсчитывай всегда на мою готовность помочь тебѣ. При желаніи всего хорошаго остаюсь твой герцогъ».

— Что же теперь дѣлать? — съ недоумѣніемъ замѣтилъ секретарь.

— Долженъ же я что нибудь ѣсть! — вскричалъ Санчо съ отчаяніемъ, схвативъ вѣтку винограда: — я умираю отъ голода, у меня не будетъ силъ отражать нападеніе, если я стану такъ поститься?

— У дверей дожидаются нѣсколько различныхъ партій, которыя просятъ суда у господина губернатора, — доложилъ въ эту минуту пажъ.

Санчо Панса со вздохомъ приказалъ впустить ихъ и провозился съ ними вплоть до самаго вечера; затѣмъ, несмотря на сильную усталость, рѣшился обойти островъ, въ сопровожденіи небольшой свиты, до тѣхъ поръ, пока на дворѣ еще не совершенно стемнѣло.

По дорогѣ ему пришлось многое рѣшать и улаживать, и вернулся онъ домой довольно поздно.

На слѣдующее утро ему принесли на завтракъ немного пирожнаго и глотокъ воды, такъ какъ, по мнѣнію доктора, только самая легкая пища оживляетъ организмъ и изощряетъ умъ, столь необходимый для людей, занимающихъ высокія должности.

Бѣдняга видѣлъ себя принужденнымъ подчиниться подобному условію, но въ душѣ страдалъ невыносимо, проклиная и доктора, и даже само губернаторство, несмотря на что, все-таки отправился въ судъ для рѣшенія новыхъ дѣлъ. Рѣшеніе на этотъ разъ предстояло очень трудное, и, несмотря на воздержаніе отъ пищи, остроуміе Санчо измѣнило ему.

Покончивъ съ судомъ и вернувшись домой, онъ снова сталъ требовать ѣсть. Обѣденный столъ, по примѣру вчерашняго, былъ роскошно уставленъ дорогими яствами, но благодаря магической палочкѣ заботливаго доктора, на его долю опять почти ничего не досталось.

Панса отказывается отъ губернаторства.

Въ продолженіе нѣсколькихъ дней бѣдному голодному губернатору пришлось заниматься исключительно рѣшеніемъ разныхъ важныхъ дѣлъ; время шло обычнымъ порядкомъ, до тѣхъ поръ, пока однажды ночью онъ проснулся отъ страшнаго шума, раздававшагося на улицѣ; ему слышался колокольный звонъ, трубные звуки и барабанный бой…

Вскочивъ съ кровати и наскоро одѣвшись, онъ наткнулся на бѣжавшихъ къ нему слугъ, которые объявили, что замокъ окруженъ непріятелями. Заспанный и смущенный Панса совершенно растерялся, видя себя принужденнымъ предводительствовать цѣлымъ войскомъ и не смысля ничего въ военномъ дѣлѣ.

— Нѣтъ, ужъ я отъ этого отказываюсь! — воскликнулъ бѣдняга: — пусть лучше благородный рыцарь Донъ-Кихотъ сражается, онъ на это болѣе способенъ.

Подчиненные, однако, не раздѣляли его мнѣнія, и настоятельно требовали, чтобы онъ самъ повелъ ихъ на непріятеля.

Живо навязали они ему на спину и на грудь по огромному щиту, стянувъ ихъ до того крѣпко, что онъ едва не вскрикнулъ отъ боли, затѣмъ дали въ руки копье и просили двинуться впередъ, какъ можно скорѣе.

Санчо попробовалъ шагнуть, но первая же попытка оказалась неудачною; онъ споткнулся и упалъ; надъ нимъ между тѣмъ раздался громкій яростный крикъ осаждающихъ; осажденные же въ темнотѣ побросали факелы, перескакивали черезъ него, а одинъ даже взобрался на его спину, какъ на какое-нибудь возвышеніе, и оттуда началъ командовать; не будь на немъ щитовъ, бѣднягѣ навѣрное пришлось бы очень и очень плохо.

— Закрыть ворота! во избѣжаніе какой-либо бѣды раскинуть вездѣ штурмовыя лѣстницы! — неистово кричалъ кто-то надъ самымъ ухомъ губернатора.

Такимъ образомъ прошло около часа, наконецъ сраженіе кончилось, побѣда осталась на сторонѣ подчиненныхъ Панса, который чувствовалъ себя совершенно разбитымъ, и, не желая никакого вознагражденія, просилъ только освободить его скорѣе отъ тяжелыхъ щитовъ и дать глотокъ вина, чтобы промочить горло.

Взглянувъ на его искаженное лицо, подчиненные даже струсили и пожалѣли о своей шуткѣ, боясь въ душѣ, чтобы она не обошлась ему слишкомъ дорого; вскорѣ онъ, однако, пришелъ въ себя и, открывъ глаза, спросилъ слабымъ, едва слышнымъ голосомъ: «который часъ?»

Ему отвѣтили, что начинаетъ свѣтать; тогда онъ всталъ съ постели и, поспѣшно одѣвшись, направился въ конюшшо, гдѣ стоялъ его любимый осликъ.

Не стѣсняясь присутствіемъ постороннихъ, онъ нѣжно поцѣловалъ четвероногаго товарища и проговорилъ, обливаясь слезами:

— Прости меня, мой старый, вѣрный другъ, за то, что я забылъ о твоемъ существованіи; пока у меня только и было заботы, что о тебѣ, я былъ совершенно счастливъ, но затѣмъ, когда мнѣ захотѣлось почестей и блеска…. все пошло иначе!.. 1Не хочу я больше этихъ почестей, — добавилъ онъ, обратившись къ окружающимъ: — позвольте мнѣ сложить съ себя званіе губернатора; оно мнѣ не подъ силу, я не рожденъ для подобнаго высокаго положенія, жилъ до сихъ поръ бѣднякомъ, бѣднякомъ и доживу до конца.

Всѣ присутствующіе попробовали-было его уговаривать остаться, но онъ не желалъ слушать никакихъ увѣщаваній, и до того убѣдительно просилъ отпустить его, что они въ концѣ концовъ согласились.

Отъ проводовъ онъ отказался, съ собою же взялъ только хлѣба, сыра да овса для своего сѣраго друга.

Распрощавшись съ бывшими подчиненными, онъ медленно направился къ герцогскому замку, не доѣзжая до дворца котораго сошелъ съ осла и легъ отдохнуть подъ дерево, гдѣ въ былыя времена зачастую останавливался для ночлега; закрывъ глаза и съ наслажденіемъ вытянувъ усталые члены, онъ заснулъ почти сейчасъ же; затѣмъ проснувшись крайне изумился, что уже наступили сумерки, и желая поскорѣе пуститься въ дальнѣйшій путь, второпяхъ по неосторожности кувырнулся вмѣстѣ со своимъ осломъ въ глубокую яму, откуда ему никакъ не удавалось выбраться.

Всю ночь бѣдняга провелъ въ этой западнѣ, взывая о помощи, и только подъ утро, наконецъ, увидѣлъ приближающагося всадника, въ которомъ, къ великой своей радости, узналъ Донъ-Кихота.

Оригинальный рыцарь бодро сидѣлъ на своемъ Россинантѣ и совершалъ обычную утреннюю прогулку; онъ сразу узналъ знакомый голосъ оруженосца, подъѣхалъ къ ямѣ и сейчасъ же призвалъ нѣсколькихъ человѣкъ работниковъ, чтобы вытащить его оттуда съ помощью каната, копьевъ и палокъ.

Послѣ довольно продолжительныхъ усилій, трудъ наконецъ увѣнчался успѣхомъ: Сапчо-Панса снова очутился на поверхности земли и поѣхалъ дальше.

Добравшись до герцога, онъ бросился передъ нимъ на колѣни и сталъ умолять не назначать его вновь губернаторомъ, при этомъ подробно разсказалъ, какъ, въ бытность свою на островѣ, чуть не умеръ съ голоду, потому что докторъ запретилъ ему ѣсть почти все; сообщилъ о нападеніи непріятеля и о счастливомъ окончаніи дѣла, затѣмъ не утаилъ также того, какимъ образомъ попалъ въ ужасно глубокую яму, откуда его вытащилъ храбрый рыцарь.

— За это я никогда больше не разстанусь съ нимъ, — сказалъ онъ въ заключеніе. Послѣднія слова тронули герцога, онъ обнялъ Санчо и приказалъ хорошенько накормить его.

Прислуга герцога исполнила въ точности полученное приказаніе, и больше не подтрунивала надъ несчастнымъ оруженосцемъ. Что же касается Донъ-Кихота, то онъ давно уже начиналъ скучать такою спокойною жизнью; и потому распрощавшись съ герцогомъ и поблагодаривъ его за гостепріимство, съ большимъ удовольствіемъ пустился въ дальнѣйшій путь. Санчо, конечно, сопровождалъ его, надѣвъ черезъ плечо дорожную сумку, наполненную различными съѣстными припасами и золотыми гульденами.

Заключеніе.

Полдня скакали наши герои черезъ пни и камни, и наконецъ добрались до лѣса, гдѣ на ихъ напали разбойники, похитившіе ихъ дорожную сумку; къ счастью, они не посягнули на деньги потому, что явившійся черезъ нѣсколько минутъ самъ атаманъ отдалъ приказаніе прекратить разбой; услыхавъ какъ Санчо назвалъ своего спутника Донъ-Кихотомъ, онъ изъявилъ желаніе познакомиться съ этимъ знаменитымъ рыцаремъ, которому любезно протянулъ руку и пригласилъ къ себѣ, разсчитывая провести въ его обществѣ нѣсколько пріятныхъ часовъ.

Узнавъ, что Донъ-Кихотъ и его оруженосецъ направляются въ Барцелону, онъ немедленно командировалъ туда одного изъ разбойниковъ съ письмомъ къ своему пріятелю, предлагая послѣднему въ свою очередь немного подшутить надъ храбрымъ рыцаремъ.

Предложеніе атамана было принято съ удовольствіемъ, и потому едва только Донъ-Кихотъ и Санчо приблизились къ городскимъ воротамъ — ихъ сейчасъ же встрѣтили съ громкими, радостными криками и повели на главную улицу.

Одинъ изъ школьниковъ, въ-видѣ забавы, прикрѣпилъ къ спинѣ Донъ-Кихота бумагу, на которой было написано большими буквами его имя. Донъ-Кихотъ на это нисколько не разсердился; а напротивъ остался чрезвычайно доволенъ, что теперь по крайней мѣрѣ каждый будетъ знать кто онъ такой и отнесется къ нему съ еще большимъ почтеніемъ.

Жители Барцелоны много смѣялись надъ оригинальнымъ рыцаремъ и его оруженосцемъ, и безпрестанно придумывали какія-нибудь новыя шутки.

Однажды утромъ, когда онъ въ полномъ вооруженіи выѣхалъ съ Санчо на прогулку въ гавань Сарагосса, на встрѣчу ему попался точно такой же рыцарь, который, какъ говорится, ни съ того, ни сего вдругъ бросился на него и проговорилъ грознымъ голосомъ:

— Я рыцарь Серебрянаго Мѣсяца, искалъ тебя вездѣ, чтобы сразиться съ тобою; если же ты этого не желаешь, то изволь сію минуту согласиться съ тѣмъ, что дама моего сердца, во всѣхъ отношеніяхъ превосходитъ твою Дульцинею изъ Тобозо; говори скорѣе да, или въ противномъ случаѣ готовься къ поединку! Если я останусь побѣдителемъ, то потребую, чтобы ты въ теченіе цѣлаго года не одѣвалъ вооруженія, вернулся домой и навсегда бросилъ стремленіе къ приключеніямъ. Въ случаѣ же побѣда останется на твоей сторонѣ, то ты можешь дѣлать со мною, что тебѣ угодно, такъ какъ мое копье и оружіе будутъ вполнѣ принадлежать тебѣ. Понялъ!?

Дерзкій тонъ рыцаря до-нельзя взбѣсилъ Донъ-Кихота.

— Я въ первый разъ слышу ваше имя, — отвѣчалъ онъ дрожащимъ отъ волненія голосомъ, — но все равно, будемъ сражаться. Становитесь на мѣсто!

Рыцарь Серебрянаго Мѣсяца не заставилъ дважды повторить себѣ вышесказанное предложеніе. Началась свалка, результатомъ чего Донъ-Кихотъ почти моментально былъ сброшенъ съ сѣдла и оказался вполнѣ побѣжденнымъ, послѣ чего противникъ положилъ на его грудь копье и торжественно воскликнулъ:

— Вы ранены, и если не согласитесь съ тѣмъ, что дама моего сердца лучше Дульцинеи, то я сейчасъ же покончу съ вами.

— Несмотря на ваши угрозы, я все-таки утверждаю, что Дульцинея Тобозо первая красавица въ мірѣ, хотя, конечно, не могу этого доказать, такъ какъ она живетъ очень далеко. Убейте меня ежели хотите, я согласенъ лучше перенести смерть, чѣмъ безчестіе!

— Нѣтъ, зачѣмъ убивать тебя, не надо, — возразилъ рыцарь: — я удовольствуюсь уже тѣмъ, что ты выполнишь заключенное условіе, т.-е. въ продолженіе цѣлаго года ни на шагъ не двинешься изъ дома никуда.

— Хорошо, — согласился Донъ-Кихотъ: — быть по сему.

Тогда рыцарь Серебрянаго Мѣсяца низко поклонился и въ ту же минуту скрылся изъ виду.

На самомъ дѣлѣ онъ былъ не кто иной, какъ Ланзонъ Саракосса, тотъ самый субъектъ, который незадолго передъ тѣмъ разыгралъ изъ себя храбраго рыцаря, надѣясь этимъ излечить Донъ-Кихота отъ его сумасбродства.

Что касается Донъ-Кихота, то послѣ всего случившагося, онъ съ досады и огорченія нѣсколько дней пролежалъ въ кровати; затѣмъ, придя въ себя и успокоившись, старался утѣшить себя мыслью, что вѣдь годъ не вѣчность, — пройдетъ скоро, и что затѣмъ онъ можетъ опять пуститься въ путь на поиски новыхъ приключеній.

Судьба, однако, рѣшила иначе; не прошло и мѣсяца со дня водворенія его дома, какъ онъ заболѣлъ сильной лихорадкой, отъ которой такъ и не оправился. Послѣднія минуты своей жизни бѣдняга провелъ въ полномъ сознаніи, и вполнѣ согласился съ тѣмъ, что вслѣдствіе постояннаго чтенія романовъ о рыцарскихъ похожденіяхъ, дѣйствительно впалъ въ страшное заблужденіе и велъ себя въ высшей степени оригинально, воображая, что непремѣнно добьется славы и извѣстности.

Упорная болѣзнь съ каждымъ днемъ все усиливалась и въ концѣ концовъ свела его въ могилу. Добрый Санчо-Панса посѣщалъ почти ежедневно его могилу, продолжая долго обливаться слезами, при каждомъ воспоминаніи о своемъ дорогомъ господинѣ.