От учения уставши,
Наконец пришёл к себе,
И все книги побросавши,
Растянулся на софе.
Прочитать хотел Рамбаха,
Чтоб немного отдохнуть,
Но игранье Зегельбаха
Приказало мне заснуть.
Я заснул, но мне приснился,
Други, пречудесный сон:
Предо мной будто явился
Наш приятель Петерсон.
«Долго ль,— он сказал,— лениться,
Нежиться по пустякам.
Вечер славный! и пройтиться
Непременно должно нам!»
— Делать нечего! согласен,
Но куда же мы пойдем?
«Левенштернов сад прекрасен!
Там мы, может быть, найдём»…
— Понимаю!— мы пустились,
Но, о ужас! Что ж потом
Вместо сада нам явилось:
Боже! сумасшедших дом!
В Юрьеве дом сумасшедших?
Вот и надпись! Ну, прочтём:
«Пристань для умов отцветших».
Не налево ли кругом?
Чтоб каким-нибудь случаем
В пристань нас не занесло!»
— Нет, зайдём; авось, узнаем
Из знакомых кой-кого!
Мы вошли в огромну залу
О шести больших дверях;
Надпись каждой объявляла
О живущих там гостях.
Первый тут отдел поэтам,
А второй — профессорам!
Остановимся на этом;
Прежде к ним пойдём… а там,
Если станет нам охоты,
И других мы посетим:
От своей давясь перхоты,
И чахоткой одержим,
Вот Паррот многоучёный
С бюстом Невтона сидит,
То целует, то взбешённый,
С гневом на него глядит.
«Всё равно,— он восклицает,—
Что Паррот и что Невтон.
Славен он,— все уверяют,
Но кому ж он одолжён?
Быть великим я позволил,
Чрез меня он и велик:
Он мою прочесть изволил
«Theoretische Physik».
Вот наш Эверс: пред картиной
Гнев его являет вид;
С толстою сидит дубиной
И кому-то в ней грозит.
Я взглянул: с брегов Балтийских
Рюрик с братьями спешит
Скипетр взять князей российских
Над славянами княжить.
Эверс крикнул:
«То докажет пусть дубина,
Что везде я так нашёл».
И давай тузить геройски
И картину, и князей,
К берегам чтоб Черноморским
Князь шёл с братьею своей…
