Взываетъ насъ голосъ Царя на войну
Отстаивать грудію землю родную!
Надѣну доспѣхи, покину жену —
Кому жъ поручу я жену молодую?
Еще ты вѣрна,
Подруга-надежа!
Но слишкомъ пригожа
И слишкомъ страстна —
Кто жъ будетъ хранителемъ брачнаго ложа?
Старуха ли няня? надежда плоха —
Глупецъ, кто ввѣряется этой надеждѣ.
Когда уже минуло время грѣха,
Умъ женщины тупъ, и не то, что былъ пріежде!
A юность остра,
Затѣйна, лукава,
Увертлива; право,
Безбожно хитра —
Обманъ, да измѣна для ней лишь забава!
Кому жъ поручу я за нею надзоръ?
Дворецкому развѣ: онъ вѣренъ и честенъ,
Догадливъ и бдителенъ, строгъ и хитеръ,
И нравъ неподкупный его мнѣ извѣстенъ!
Ее сторожить
Онъ ревность приложитъ;
A ночью — не можетъ
При барынѣ быть —
A ночь-то меня всего пуще тревожитъ!
И такъ-то, признаться, никто изъ людей
Жены молодой сторожить не съумѣетъ,
Какъ юпал кровь разыграется въ ней,
Какъ умъ расторопный лукавство затѣетъ.
A кромѣ людей
Есть добрые духи,
Умнѣе старухи,
Дворецкихъ хитрѣй —
На нихъ-то, кажись, не бываетъ прорухи!
Я вѣрю: въ жилищѣ моемъ домовой,
Съ домашнимъ житьемъ и порядкомъ онъ друженъ;
Онъ вѣрно хитрѣе жены молодой;
Вотъ сторожъ, какой для жены-то мнѣ нуженъ!
— И такъ, домовой,
Незлобный, негнѣвный,
Мой другъ задушевный,
Кормилецъ ты мой!
Будь барынинъ дядька, всемощный, вседневный!
«Любовниковъ грозно отъ ней отгоняй;
Держи непокорную въ крѣпкой неволѣ,
И голосомъ совѣсти ей попеняй;
A буде послушна, держи ее въ холѣ.
Являйся ко мнѣ
Порой съ утѣшеньемъ,
Съ твоимъ донесеньемъ,
Въ полуночномъ снѣ.
Доволенъ ли буду ея поведеньемъ»
"Прости же, голубушка! " — Плачетъ жена,
И мужа объемлетъ, и стонетъ, и вопитъ:
Въ ней искренность горькаго горя видна.
Растроганный ратникъ отъѣздъ свой торопитъ,
Узнавъ по всему,
Что милъ онъ ей точно,
Что быть и заочно
Любимымъ ему,
Что счастье семейное, кажется, прочно!
Но въ дальнемъ походѣ, на ратномъ конѣ,
Ha ложѣ ночлега и въ битвѣ кровавой —
Повсюду при мысли о милой женѣ
Его подозрѣньемъ смущаетъ лукавый.
Побѣда сама
Ему не потѣха:
Ему ли до смѣха?
Онъ сходитъ съ ума!
Да, ревность веселью большая помѣха!
Нѣтъ изъ дому вѣсти, нейдетъ домовой:
Въ народѣ шататься старикъ, знать, не любитъ;
Не вѣдаетъ онъ, домосѣдъ холостой,
Какъ ревность супружняя мучитъ и губитъ!
Въ яву и во снѣ,
Печально, сурово,
Онъ ждетъ домоваго
Въ чужой сторонѣ….
« Явись же, старинушко! молви хоть слово!»
И друга дождался!… Полночной порой
Является сонному нѣкто мохнатый —
Медвѣдъ не медвѣдь, a и чортъ не простой,
Но лѣшій косматый, старикъ волосатый….
На цыпочкахъ онъ,
Запачкапный, гадкой,
Ступаетъ украдкой;
Отвѣсилъ поклонъ
Съ еврейской ужимкой, съ злодѣйской ухваткой.
— Что скажешь, мой милый! давно тебя жду;
A женки моей каково поведенье? —
— " Ну баринъ, " въ отвѣтъ онъ: "себѣ на бѣду
Я горькое принялъ твое порученье!
Дай духъ перевесть!
При ней я безсмѣнно
И нощно и денно
Стерёгъ твою честь:
Совсѣмъ изнемогъ, одурѣлъ совершенно!
"Не смѣлъ я досель отлучаться отъ ней:
Какую дурную ей врагъ далъ повадку —
Скорѣе я сладилъ бы съ сотней чертей!
Ну, вотъ, разскажу тебѣ все по порядку —
Ты жъ сердцемъ скрѣпись!
По мужѣ сначала
Она горевала,
И слезки лились;
A тамъ уже хитрость ей въ душу запала!
"Еще не на дѣлѣ, но смутнымъ умомъ
Голубка твоя принялась куролесить
И мысленно вѣдаться съ тайнымъ грѣхомъ;
A тутъ пожелала на дѣлѣ чудесить:
Понравился ей
Какой-то господчикъ;
Смазливый молодчикъ
Сталъ ластиться къ ней —
И больно слюбился ей милый дружечекъ!
"Въ мѣстахъ, недоступныхъ для насъ, домовыхъ,
Гдѣ люди гнушаются грѣшнымъ желаньемъ,
Тамъ встрѣчи назначены были у нихъ;
И я, наконецъ, безпримѣрнымъ стараньемъ
Провѣдать успѣлъ,
Что въ часъ полуночной,
Порою урочной,
Придетъ къ ней пострѣлъ —
И будетъ осмѣянъ мой баринъ заочный!
«Съ сердцовъ я ее пожурилъ, побранилъ
И тайную задллъ я ей потасовку;»
Но выбился я безуспѣшно изъ силъ!
Что было мнѣ дѣлать? оставить плутовку
На брачномъ одрѣ;
A друга милаго,
Какъ вора ночнаго,
Поймать на дворѣ —
Какъ разъ проучить шалуна молодаго!
«И вотъ! онъ тихохонько крадется — хвать!
Попался — и лопнула злая затѣя!
Не стыдно ль чужую жену соблазнять?
И тутъ положилъ я зарокъ на злодѣя —
И духъ въ немъ сперся,
И кровь охладѣла,
И плоть помертвѣла,
Языкъ отнялся —
Теперь не затѣетъ онъ глупаго дѣла!» —
— Куда же дѣвался ты съ нимъ? — былъ вопросъ:
"Ну, тотчасъ бы камень на шею, да въ воду! —
— "Ты выслушай, баринъ! не конченъ доносъ;
Ну, какъ не жалѣть молодаго народу!
Сыскался другой,
Сыскался и третій —
Боярскія дѣти —
И оба чредой,
Что красные звѣри, попались мнѣ въ сѣти!
"И тотъ же на нихъ положилъ я зарокъ:
Въ амбарѣ стоять они рядомъ всѣ трое;
Безмолвно клянутъ свой проступожъ и рокъ,
Въ ужасной недвижности, въ мертвомъ покоѣ!
И такъ простоятъ
Въ тяжелой неволѣ,
Покуда ты въ полѣ;
Пріѣдешь назадъ —
Тогда-то натѣшишься ими по волѣ!
«И такъ наконецъ увидаса жена
И мыслитъ; меня вотъ ужъ третій дурачитъ!
И въ люди съ тѣхъ поръ не выходитъ она,
Все дома сидитъ, все тоскуетъ да плачетъ.
И вотъ, до того
Ей скучно на свѣтѣ,
Что нѣтъ на примътѣ
У ней никого;
Ha время оставила глупостн этѣ.» —
— Спасибо, дружокъ! торопись же домой;
За нею смотри неусыпно и строго.
Тебя награжу я, честной домовой!
Лети же стрѣлою, лети, ради Бога!…
Набили же мнѣ
Оскомину эти
Боярскія дѣти! —
И ратникъ во свѣ
Сердитой рукою искалъ своей плети.
Труба затрубнла…. и витязь, со сна,
Подумалъ, что другъ домовой его кличетъ,
Что снова затѣяла что-то жена….
Ошибся! но горькое горе онъ мычетъ.
Врагамъ-то бѣда:
Ихъ жестоко рубитъ,
Колотитъ и губитъ —
A сердце всегда
Ужасно болитъ и невѣрную любитъ.
Домой возвращается рать наконецъ;
И каждаго манитъ родная хорома;
Лишь витязь нашъ сердится — горе-свинецъ
Лежитъ на душѣ…. Очутился онъ дома —
И женка бѣжитъ
Встрѣчать дорогаго;
На шеѣ милаго,
Цѣлуя, виситъ —
A тотъ вспоминаетъ разсказъ домоваго.
И слѣдственно пасмуренъ ратника видъ.
— Жена, перестань: что за глупыя ласки! —
Жена съ удивленьемъ на мужа глядитъ;
Слезами наполнились свѣтлые глазки:
— "Помилуй, мой другь!
Скажи, что съ тобою?
Простился со мною,
Какъ добрый супругь —
И вотъ, воротился съ постылой душою! " —
И былъ ей загадоченъ мужа отвѣтъ;'
И няню бранитъ онъ, дворецкаго то же;
Всю челядь домашнюю, городъ, весъ свѣтъ —
A челядь въ полголоса: Господи Боже!
Въ амбаръ онъ идетъ
Съ женой невеселой,
Со дворнею цѣлой —
И вѣрно найдетъ
Своихъ супостатовъ — народъ помертвѣлый!
Ужъ отпертъ замокъ, растворяется дверь —
И, первый, хозяинъ вошелъ, оглянулся,
Глазами поводитъ, что яростный звѣрь,
И что-то увидѣвъ, глядитъ — и надулся….
Три кади стоятъ:
Одна съ чечевицей
И двѣ со пшеницей;
Всѣ рядомъ торчатъ —
Не пахнутъ онѣ никакой небылицей.
Онъ щупаетъ кади, да рѣжетъ ножемъ —
И щепки валятся, но крови не видно.
Увѣрился баринъ въ обманѣ своемъ,
И стало ему передъ дворнею стыдно.
Дивится она,
Не вѣсь, чего ради
Изрѣзалъ онъ кади;
Не вѣсь и жена,
Зачѣмъ ихъ осматривать спереди, сзади?
— Ну, скучно ли было тебѣ безъ меня? —
Спросилъ онъ, оставшись глазъ на-глазъ съ женою.
Отвѣтъ: — " Я не знала веселаго дня,
И даже я ночью не знала покою:
Вѣдь злой домовой
У насъ поселился;
Всенощно возился
Безстыдникъ со мной….
Не вѣдаю: въ явѣ ль, во снѣ ль онъ мнѣ снился?
"Лежу и гляжу: старичишка стоитъ —
Мохнатый, ужасный, какъ врагъ-всегубитель,
И рѣчи негодныя мнѣ говоритъ;
Какъ варомъ, меня обдаетъ соблазнитель
Дыханьемъ своимъ….
За дерзость такую
Въ глаза ему плюю,
Ругаюся съ нимъ
И драться хочу, но безсиліе чую.
"Хочу отъ него оградиться крестомъ —
Нѣтъ мочи, такъ сильно онъ держитъ мнѣ руки
Смѣется: "Голубушка, дѣло не въ томъ!
Меня полюби — перестануть докуки! «
И такъ-то злой духъ
И мучитъ и давитъ,
Пока не избавитъ
Спаситель-пѣтухъ
И згинуть ночнаго врага не заставитъ.» —
Хозяинъ винится во всемъ предъ женой
И чистосердечно прощенія проситъ,
И вопитъ во гньвѣ: «Подлецъ домовой!»
И вѣрность жены молодой превозноситъ:
"Ахъ, женка, мой свѣтъ!
Для друга милаго
Не помни былаго! "
A женка: — «Нѣтъ, нѣтъ!» —
И тотчасъ онъ выкурилъ вонъ домоваго!
Баронъ Розенъ.