Доменикино (Кукольник)/Версия 2/ДО

Доменикино
авторъ Нестор Васильевич Кукольник

Опубл.: 1838. Источникъ: az.lib.ru • Драматическая фантазия, в стихах.
Часть первая. Доменикино в Неаполе.

СОЧИНЕНІЯ НЕСТОРА КУКОЛЬНИКА. Сочиненія драматическія.

II

Печатано въ типографіи И. Фишона.

1852.

ДОМЕНИКИНО,

ДРАМАТИЧЕСКАЯ ФАНТАЗІЯ,
ВЪ СТИХАХЪ.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ.

Доменикино въ Неаполѣ.

ДѢЙСТВУЮЩІЯ ЛИЦА:

ДОНЪ ПЕДРО РИВЕРРА, герцогъ д’Алкала, намѣстникъ неаполитанскаго королевства.

ГРАФЪ МОНТЕРРЕЙ, грандъ Испаніи, новый намѣстникъ,

ДОНЪ ДІОМИДЪ КАРАФФА, герцогъ Каталонскій.

ЕПИСКОПЪ.

АББАТЪ AMИТРАНТО.

ДОНЪ РОДРИГО ГЕРРЕРА ТОРДЕСИЛЬАСЪ, секретарь герцога.

МАРКИЗЪ ВИКО.

НИКОЛАО СПЕРАНЦА, библіотекарь королевскаго книгохранилища.

ДОМЕНИКО ЗАМПІЕРИ.

ЧЕЧИЛІЯ, жена его.

КІАРА, его дочь.

ЛОРЕНЦО, его племянникъ,

ДЖІО АНЬОЛО КАНИНИ, его ученикъ.

КОЦЦА, тоже.

ПІЕДРО, монахъ.

ФРАНЧЕСКО ЛАНФРАНКО.

КІАРА, его жена.

АНДЖЕЛИКА и пять другихъ дочерей его.

КАТАРИНА, ихъ няня.

ДОНЪ ПЕППО РИБЕРРА ди ХАТИВА, прозванный Эспаньолето, живописецъ.

МАРГАРИТА.

КАРАЧЬОЛИ, неаполитанскій художникъ.

КОРЕНЦІО, тоже.

ТРАККІО, тоже.

ГОСТИ Доменикина; неаполитанскіе художники; испанскій солдатъ; народъ; тѣни.

АКТЪ ПЕРВЫЙ

ЯВЛЕНІЕ ПЕРВОЕ. Capella del Tesauro въ неаполитанскомъ дворцѣ; одна фреска совершенно окончена и задернута полотномъ; другая вполовинѣ; по свѣжей накладкѣ Доменикино пишетъ картину.

ЗАМПІЕРИ и ПІЕДРО.

ПІЕДРО. Богъ-помощь, Доминикъ!

ЗАМПІЕРИ. Благодарю.

Ты здѣсь давно?

ПІЕДРО. Вошелъ сію минуту.

Позволь присѣсть. Скажи мнѣ откровенно,

Я не мѣшаю.

ЗАМПІЕРИ. Нѣтъ. Люблю работать,

Когда есть съ кѣмъ словечко перебросить…

ПІЕДРО. Ну, что? Успѣшно ли идетъ работа?

ЗАМПІЕРИ. Благодаренье Богу; хорошо!

Вотъ за холстомъ уже одна картина,

Закрытая отъ любопытныхъ глазъ.

Какъ буду выходить, тогда открою;

Пусть сохнетъ на замкѣ… Теперь накладка,

Ты видишь, стынетъ, надобно писать…

ПІЕДРО. Прости нескромности, позволь спросить,

Зачѣмъ въ картинѣ это покрывало?

Когда бы ты хотѣлъ скорѣе кончить,

Ты не отдѣлывалъ бы такъ прилежно

Малѣйшихъ складокъ…

ЗАМПІЕРИ. Видишь, добрый Піедро,

Тутъ политическая есть причина.

ПІЕДРО. Какая?

ЗАМПІЕРИ. Ты не знаешь, можетъ-быть,

Что мнѣ за цѣлую фигуру сто,

За полъ фигуры пятьдесятъ ефимковъ,

А двадцать-пять за голову, назначилъ

Намѣстникъ. Вотъ, враги и говорятъ,

Что я нарочно множество фигуръ

Стараюсь помѣшать въ своихъ картинахъ,

Чтобъ болѣе взять денегъ. Я рѣшился

Ихъ обвиненье дѣломъ опровергнуть,

На полъ картины бросилъ покрывало,

А за него мнѣ не дадутъ и павла…

Молчаніе. Доменикино долго работаетъ не говоря ни слова; потомъ отступивъ отъ картины на нѣсколько шаговъ въ сильномъ волненіи.

ЗАМПІЕРИ. Какое выраженье дать лицу?..

Не слишкомъ ли оно уже печально?

О, нѣтъ, отчаянье — предѣлъ несчастій!..

Поспѣшно подходитъ къ картинѣ, и продолжаетъ писать лицо одной изъ фигуръ картины, напѣвая вполголоса.

Волны океана

Вздрогнули, бѣгутъ;

Крылья урагана

Къ нимъ грозу несутъ.

Видишь, изъ тумана

Двѣ ладьи плывутъ,

Двѣ ладьи съ пловцами

Борятся съ волнами.

Отчаянье на моръ — слабый парусъ;

Зато отчаянье — надежный якорь!

Опять напѣвая:

Погляди на море!

Нѣтъ уже одной;

На морскомъ просторѣ

Въ темнотѣ ночной

Вотъ другая, въ спорѣ

Съ бѣшеной волной —

Море злобно стонетъ;

Но ладья не тонетъ…

Снова отступаетъ.

О, сколько, въ это страшное мгновенье,

Испуганныхъ, отчаянныхъ людей!..

Легко смѣяться ужасамъ могилы;

Но умирать!..

Съ выраженіемъ въ лицѣ дѣйствительнаго ужаса.

Какъ! въ эту глубину?

Есть у меня жена и дѣти… Боже!

И въ эту пропасть; можетъ-быть и дна

Въ немъ не бывало. Умирать… О, ужасъ!

Дай мнѣ спастись! Клянусь дѣтьми моими,

Я ни ногой на воду…

ПІЕДРО (подошедъ къ нему и легонько ударивъ по плечу).

Другъ, опомнись!

ЗАМПІЕРИ (пришедъ въ себя, съ досадой.)

Другъ! Ты мнѣ другъ? А помолчать не хочешь,

Когда съ тобой я говорить не въ силахъ…

Я думаю, что лучшій другъ есть тотъ,

При комъ молчать могу я незамѣтно,

И говорить съ самимъ собой…

ПІЕДРО. Прости!

Мнѣ стало страшно…

ЗАМПІЕРИ. Мнѣ еще страшнѣе…

Ужъ это мой несчастный нравъ; люблю

Подъ родъ моей работы напѣвать,

Иль вживѣ представлять подобный случай.

Писалъ я разъ разбойника; давно,

Лѣтъ двадцать будетъ; Аннибалъ Караччи

Еще былъ живъ и заходилъ ко мнѣ;

Вотъ онъ пришелъ однажды, и находитъ,

Что я передъ разбойникомъ пою,

Въ ужасномъ родѣ пѣсню... Странный случай!

Враги его прославили однако

Умышленнымъ притворнымъ вдохновеньемъ.

Тѣ ЖЕ и СПЕРАНЦА.

СПЕРАНЦА. Синьоръ Зампіери, слава вашей кисти,

Тріумфы на аренѣ живописной,

Съ которыми сравниться могутъ только

Тріумфы Зевксиса и Апеллеса;

Къ искуствамъ выспреннее уваженье,

Которое ученыхъ отличаетъ

Отъ племени плебеянъ и невѣждъ, —

Внушило смѣлость заглянуть въ святыню,

Гдѣ совершаетъ подвиги Зампіери.

По имени Сперанца, а по чину —

Я главный и единственный начальникъ

Книгохранилища намѣстника.

ЗАМПІЕРИ. Я радъ

Свести полезное знакомство… Время

Не позволяло; я хотѣлъ васъ видѣть,

Но не успѣлъ; намѣстникъ приказалъ

Спѣшить работой…

СПЕРАНЦА. Нѣтъ, спѣшить не надо.

Я видѣлъ въ Римѣ славнаго Ланфранко;

Ему народъ нелѣпо удивлялся,

Въ достоинство ему поспѣшность ставилъ,

Не зная, что великій Аристотель

Велитъ въ трудѣ быть медленно-поспѣшнымъ.

Толпа народная не понимаетъ

Тѣхъ рычаговъ изящнаго искуства,

Которыми художники подъемлютъ

Свои труды подъ куполъ высшей славы.

ПІЕДРО (тихо Зампіери).

Ты понимаешь, что онъ говоритъ?

ЗАМПІЕРИ. Нѣтъ.

СПЕРАНЦА. Это покрывало очень кстати;

Оно картину ловко раздѣляетъ

Въ два поприща; событіе одно;

Легко его представить въ полной массъ;

Не трудно изумить насъ многолюдствомъ

И лицами картину испестрить;

Нѣтъ, дайте намъ догадываться; глазъ

Не долженъ собирать одну наружность;

Пусть ищетъ мысли, поводовъ, единства;

Пусть разсуждаетъ… Но зато старикъ,

Простите, мнѣ не нравится: зачѣмъ

Онъ эту занавѣсъ отдернуть хочетъ?

Пусть онъ рукой показываетъ людямъ,

Что тамъ за покрываломъ происходитъ.

Еще: зачѣмъ стоитъ кудрявый мальчикъ?

Однообразно очень; пусть онъ сядетъ;

Онъ болѣе ту дѣвушку откроетъ…

У ней прелестныя должны быть формы,

А вы безъ надобности ихъ закрыли…

ПІЕДРО. Я думаю, что главная ошибка —

Зачѣмъ не ночь, а день въ его картинъ?

СПЕРАНЦА. Я съ вами несогласенъ; есть предметы,

Для коихъ свѣтъ дневной необходимъ.

ПІЕДРО. Тогда бы ночи не было въ природѣ,

Для многаго…

СПЕРАНЦА. Не то вы говорите…

Ночь — недостатокъ свѣта: какъ же вы

Хотите обнаруживать цвѣта

Одеждъ, земли, лицъ, воздуха и моря?..

ПІЕДРО. Все это ночью свой имѣетъ цвѣтъ,

СПЕРАНЦА. О! никакого. Въ этомъ я поспорю..

Вамъ Codice Atlantico извѣстенъ?

Тамъ Ліонардъ да-Винчи говоритъ…

ПІЕДРО. Слыхалъ и я объ этой чудной книгѣ;

Но жаль, она не издана…

Сперанца. Нельзя!

Притомъ оно — не книга, а собранье

Фигуръ математическихъ, рисунковъ,

Стиховъ; стихи его совсѣмъ не дурны;

Я удивляюсь, почему стихи

До-сей-поры не изданы… Въ нихъ много

Полезнаго для разъисканій; впрочемъ,

Теперь бы ихъ не поняли: нашъ вкусъ

Не очень любитъ древнее, тогда

Какъ только древнее одно изящно.

ПІЕДРО. Да, правда; Рафаель и Бонаротти

Отъ древней живописи далеко

Отстали: пусть пѣняютъ на себя!

Зачѣмъ произведеньямъ Апеллеса

Не подражали…

СПЕРАНЦА. Но его картины

Къ намъ не дошли.

ПІЕДРО. А намъ какое дѣло!

Пусть подражаютъ: мы ужъ такъ привыкли

Къ антикамъ; мы не Итальянцы, — Греки,

Живемъ въ обычаяхъ Эллады, Рима,

Едва ли мы въ Юпитера не вѣримъ.

ЗАМПІЕРИ. Потише объ антикахъ… Изучи

Ихъ удивительное совершенство,

Не то заговоришь…

ПІЕДРО. Противъ антиковъ

Я возставать не думаю; я вѣрю,

Что это совершенство, но для Грековъ;

Что изучать ихъ должно, но никакъ

Не подражать съ слѣпымъ предубѣжденьемъ.

Неужели великій Бонаротти

Не изучалъ антиковъ, но умѣлъ

Быть независимымъ, согласнымъ съ вѣкомъ,

Съ религіей?..

ЗАМПІЕРИ. На это я согласенъ.

СПЕРАНЦА. Я — нѣтъ.

ТѢ ЖЕ и ПЕРВЫЙ ГОСТЬ.

ГОСТЬ. Простите; заняты работой;

Я на минуту; тетушка моя,

Маркеза Франка-Вилла, поручила

Просить васъ завтра къ ужину. Гостей

Не много будетъ; тетушка желаетъ

Васъ угостить по-древнему…

ЗАМПІЕРИ. Мнѣ трудно…

Я боленъ, занятъ…

ТѢ ЖЕ и ВТОРОЙ ГОСТЬ.

ВТОРОЙ ГОСТЬ. Здравствуй, другъ Зампьери!

Да брось писать! Здоровіе разстроишь!

Поѣдемъ завтра на охоту, право!

А? Что?.. Люблю! Ни въ чемъ противурѣчья!

А я тебѣ дорогой покажу

Такіе виды, что въ своей Тосканѣ,

Въ Ломбардіи,* не встрѣтишь: чудеса!

Совѣтую тебѣ въ твоихъ картинахъ

Употреблять окрестную природу;

Оно живѣе, болѣе народно…

ТѢ ЖЕ и ЕПИСКОПЪ (всѣ встаютъ).

ЕПИСКОПЪ. Не заѣзжалъ ли къ вамъ намѣстникъ?

ЗАМПІЕРИ. Нѣтъ!

ЕПИСК: Такъ вѣрно будетъ; онъ хотѣлъ заѣхать..

Его свѣтлѣйшество знатокъ въ искуствахъ

И любитъ все изящное; я… съ нимъ .

Мы очень хлопотали видѣть васъ

Въ Неаполѣ… Исполнилось желанье…

Послѣ минутнаго молчанія.

Не можете ли вы, мой другъ, художникъ,

Мнѣ оказать двѣ важныя услуги?

ЗАМПІЕРИ. Вы можете приказывать Зампьери.

ЕПИСКОПЪ. Двѣ принадлежности людей великихъ:

Одна — учтивость, а другая — скромность;

Соединяя множество талантовъ,

Вы ждете отъ невѣжи приказанья

Чтобъ дать имъ крылья. Да, мой другъ, художникъ, —

Невѣжа я въ искуствахъ вашихъ! Правда,

Случалось мнѣ₍совѣтовать Риберрѣ,

Онъ очень снисходителенъ и добръ,

И принималъ совѣты безъ насмѣшки…

ЗАМПІЕРИ. А съ благодарностью… Я бы желалъ

Быть столь же счастливымъ…

ЕПИСКОПЪ. Мой другъ, художникъ,

Я вѣдь простой любитель; но любитель

Къ несчастью разсуждающій: мнѣ трудно

Молчать, когда свое имѣю мнѣнье.

Дастъ Богъ, мы познакомимся короче…

Тогда увидите, что я невольникъ

Извѣстныхъ правилъ, собственныхъ однако,

Почерпнутыхъ изъ опыта и жизни…

Теперь оставимъ это, а о дѣлѣ

Поговоримъ… Есть у меня сестра,

Которую я очень уважаю;

Она живетъ на виллѣ: я желалъ бы

Имѣть портретъ ея, но вашей кисти…

Такъ, я не сомнѣвался, вы согласны.

ЗАМПІЕРИ. Но…

ЕПИСКОПЪ. Успокойтесь! Мы уладимъ это…

Другая просьба мелочна, не стоитъ

Внимательности вашей: если жъ время

Позволитъ вамъ въ свободную минуту

Взглянуть на чистую бумагу, бросить

По ней карандашемъ двѣ три идеи,

Вы сдѣлаете мнѣ благодѣянье,

Которое до гроба буду помнить.

Мнѣ надобенъ листокъ заглавный къ книгѣ,

Которую издать намѣреваюсь.

Я вамъ пришлю тетрадь, мой другъ, художникъ.

ТѢ ЖЕ, ГЕРРЕРА и МАРКИЗЪ ВИКО.

ЕПИСКОПЪ. А, секретарь Геррера! Что намѣстникъ?

ГЕРРЕРА. Отправился домой…

ЕПИСКОПЪ (пожавъ руку Зампіери и уходя.)

Мой другъ, художникъ,

Я къ вамъ зайду въ свободнѣйшее время.

ТѢ ЖЕ, кромѣ Епископа,

ГЕРРЕРА. Вы заняты всегда большой работой.

Произведеній меньшаго размѣра

Не любите?..

ЗАМПІЕРИ (съ примѣтной досадой.)

Старикъ, безъ вдохновенья,

Я сталъ любить покой, лѣнь, праздность, нѣгу…

Дай Богъ окончить церковь передъ смертью…

МАРКИЗЪ ВИКО. Къ чему пророчить самому себѣ

То, что придетъ своей дорогой.

ГЕРРЕРА. Лучше

Забыть о старости, и въ часъ досуга

Искусной кистью разгонять тѣ думы,

Которыя тревожатъ по пустому

Воображенье творческой души.

ЗАМПІЕРИ (сѣвъ на подмосткахъ.)

Я ослабѣлъ отъ жара и трудовъ.

ГЕРРЕРА. Ну, а изъ старыхъ, небольшихъ работъ

Нѣтъ съ вами ничего?

ЗАМПІЕРИ. За хлѣбъ насущный

Я продалъ ихъ.

МАРКИЗЪ ВИКО. Жаль; донъ Родригъ Геррера

Прелестное собраніе имѣетъ;

Недостаетъ Зампіери и Ланфранко.

ГЕРРЕРА. Ланфранко обѣщалъ. Онъ самъ пріѣдетъ

Сегодня, завтра… Вы, синьоръ Зампіери,

Съ нимъ не въ ладахъ, я слышалъ.

ЗАМПІЕРИ. Не въ ладахъ!

О, люди, люди!.. Я былъ также молодъ,

Надъ злобою и клеветой смѣялся,

Но никогда себѣ не позволялъ

Испытывать отраву змѣй и гадинъ…

Я ихъ бѣжалъ, — они за мной бѣжали!

Нѣтъ пристани для честности; для злобы

Прибѣжище и въ людяхъ и въ землѣ…

Свѣтъ для невинныхъ — гладкая пустыня;

А для порочныхъ — безопасный домъ

Съ мильономъ темныхъ, тайныхъ переходовъ…

Ходите въ нихъ, вы къ нимъ привыкли, люди!

Такая тьма свѣтильниковъ у васъ!

Лесть, клевета, коварство, подозрѣнье,

Насмѣшка, честолюбіе… ходите!..

МАРК. ВИКО. Припадокъ съумасшествія! уйдемъ!

ЗАМПІЕРИ. Терпѣніе — одно неистощимо;

У добраго — страдать, у злаго — мучить…

Жизнь — терпѣливый споръ осла съ лисицей…

Охъ! скучно жить!.. Ушли!.. Ну, слава Богу!..

ЗАМПІЕРИ и ПІЕДРО.

ПІЕДРО. Твой разговоръ смутилъ гостей незванныхъ!

ЗАМПІЕРИ. Спроси, зачѣмъ они входили въ церковь?..

Чтобъ забросать желаньями пустыми

Недѣли двѣ отраднаго труда.

Одинъ пришелъ вести ненужный споръ

О томъ, чего не знаетъ, знать не въ силахъ .

Какъ-будто можно начитать искуство,

Художеству изъ книгъ извлечь законы!

Другой въ уничиженномъ самолюбьи

Пришелъ заказывать листокъ заглавный

Для неизвѣстной книги, и портретъ

Сомнительной сестры. Иной лукаво

Заводитъ рѣчь о небольшихъ картинахъ

Для пополненья глупой галлереи,

Составленной изъ надписей, именъ.

Гдѣ ни одной нѣтъ подлинной картины…

Спроси, зачѣмъ они входили въ церковь?

Невинно останавливать работу.

Кто знаетъ, можетъ быть, враждебный умыслъ

Приводитъ ежедневно ихъ въ притворъ!

Сомнительна ихъ хитрая учтивость,

Сомнителенъ ихъ странный разговоръ;

Онъ носитъ всѣ цвѣта придворныхъ сплетней

И всѣ оттѣнки злобы живописцевъ,

Которые преслѣдуютъ меня…

ПІЕДРО. Мнѣ кажется, ты многія гоненія

Воображаешь.

ЗАМПІЕРИ. О, любезный Піедро!

Ты былъ бы выше Данте и Петрарки,

Когда бъ ты могъ создать воображеньемъ,

Что создаетъ дѣйствительная злоба

И зависть… Бросимъ этотъ разговоръ.

Пора домой! Я холстъ теперь сниму,

Ты посмотри на конченную фреско.

Отдергиваетъ полотно и въ ужасѣ отступаетъ.

Святой Январій!..

ПІЕДРО. Что съ тобой?

ЗАМПІЕРИ. О, Піедро,

Я этого отъ нихъ не ожидалъ!

Вся штукатурка поднялась! Картина,

Не высохнувъ, коробится, и завтра

Весь трудъ мой разлетится…

ПІЕДРО. Что за чудо!

ЗАМШІЕРИ. Не чудо, а услужливость враговъ!

Я со слезами на нее смотрю;

Три мѣсяца работы постоянной,

Плодъ долгихъ размышленій, передѣлокъ,

Исполненный удачно… Завтра, завтра

Обрушится огромная работа:

Трехъ мѣсяцевъ какъ не бывало!

ПІЕДРО. Странно!

Но, можетъ быть, въ накладкѣ есть ошибка…

ЗАМП. Ошибка! Нѣтъ, разсчетъ глубокій, тонкій,

У дьявола почерпнутый совѣтъ.

ПІЕДРО. Нельзя ли горю пособить?..

ЗАМПІЕРИ. Не тронь!

Малѣйшее прикосновенье, — фреско

Обрушится… Пускай намѣстникъ взглянетъ!

ПІЕДРО. Стѣна сыра.

ЗАМПІЕРИ. Она была суха,

Какъ въ жаркій день чело горы песчаной!

Разрушится, чуть хорошо просохнетъ;

И мнѣ же стыдъ, зачѣмъ неосторожно

Накладки я не испыталъ; зачѣмъ

Довѣрился работникамъ; зачѣмъ…

О, этимъ всѣмъ зачѣмъ конца не будетъ!

Садится на полу подъ картиной.

Я не уйду отсюда; при картинѣ

Я буду ждать послѣдняго суда…

Пускай прійдетъ намѣстникъ; я не встану.

ПІЕДРО. Я отыщу накладчика; быть можетъ,

Откроетъ онъ причину…

ЗАМПІЕРИ (одинъ).

Сто піастровъ,

Когда откроетъ… Нѣтъ, онъ не откроетъ!

Глубокъ источникъ всѣхъ моихъ несчастій.

Не вижу дна!..

Три мѣсяца работы…

Обдуманный, великолѣпный трудъ…

Богатство группъ и сладость колорита…

Счастливый свѣтъ притвора; освѣщенье

Въ самой картинѣ… Все мнѣ обѣщало

Неувядающую славу… Что же

Теперь останется?.. Стыдъ и насмѣшка!..

Судьба, судьба! желѣзными когтями

Ты хочешь отодрать отъ твердыхъ камней

То, что меня увѣковѣчить можетъ…

На твердость стѣнъ надѣялся Зампьери,

И именно на твердость этихъ стѣнъ;

А въ Римѣ, можетъ быть, холодный молотъ

Давно уже разбилъ мои созданья;

Остатками трудовъ сорокалѣтнихъ

Чернь римская Тибръ бурный запрудила,

Вода смѣшала ихъ съ пескомъ и грязью

И разнесла по дну сѣдаго моря…

Что на стѣнѣ, то съѣлъ свирѣпый молотъ;

Что на холстѣ, по чердакамъ гніетъ…

Еще сіяла сладкая надежда…

Увы, и та не доживетъ до завтра!..

Стѣна даетъ трещину.

Боюсь взглянуть; мнѣ кажется, стѣна

Шатнулась (оглядывается). Кончено! Смотрите,

Какъ хороша была моя картина!

Нѣтъ никого! Какъ? Передъ разрушеньемъ

Никто моей картины не увидитъ?

Бѣжитъ и, открывъ дверь, кричитъ:

Сюда, сюда! кто вѣруетъ въ Христа!

Ради пречистыхъ ранъ Его, сюда!..

ЗАМПІЕРИ; ИСПАНСКІЙ СОЛДАТЪ со стражи; и вслѣдъ за мимъ толпа народа постепенно наполняетъ притворъ болѣе и болѣе.

СОЛДАТЪ. Что? Кто тебя обидѣть хочетъ?

ЗАМПІЕРИ (схвативъ его за руку).

Смотрите всѣ, глядите, ради Бога,

Какъ хороша была моя картина!

А эти люди?.. истинно живые!..

Вамъ кажется, два раза бросилъ кистью

И кончено?.. Три мѣсяца работы…

О, сколько тутъ глубокихъ размышленій,

Соображеній, передѣлокъ, чтеній.

Какъ размѣстить людей, какъ освѣтить!..

Не правда ли, прекрасная картина?

СОЛДАТЪ. Что молодецъ, то молодецъ! Прекрасно!

Люблю! Когда писать, такъ ужъ писать!

Смотри, какую сдѣлалъ онъ машину:

До потолка!..

ЗАМПІЕРИ. И это все до завтра

Не доживетъ!

ПЕРВ. ЖЕНЩИНА. Смотри, какъ этотъ мальчикъ

Похожъ на сына твоего!..

ВТОРАЯ ЖЕНЩИНА. Живой!

ЗАМПІЕРИ. И это все обрушится, какъ соръ,

Что съ берега на дно бросаютъ моря!

Нижняя часть треснула; нѣсколько кусковъ падаетъ.

О, поддержите, люди! поддержите!

И зависти торжествовать не дайте!

Доменикино бросается поддержать картину; штукатурка, потрясенная его прикосновеніемъ, разрушается.

СОЛДАТЪ. Посторонись, убьетъ!..

ЗАМПІЕРИ. Пускай убьетъ!

СОЛДАТЪ. Оттащимте его, онъ помѣшался!

Самъ виноватъ. Зачѣмъ такъ худо дѣлалъ?..

ЗАМП. О, нѣтъ! Святымъ Петромъ клянусь, не худо!

Почти лишеннаго чувствъ, Зампіери выносятъ изъ притвора. ЯВЛЕНІЕ ВТОРОЕ. Комната Маргариты.

РИБЕРРА и МАРГАРИТА.

РИБЕРРА. Пора, мой другъ…

МАРГАРИТА. Еще одно мгновенье;

Успѣешь…

РИБЕРРА. У меня сегодня гости…

Художники обѣдаютъ; я долженъ

Пиръ приготовить; новый живописецъ

Изъ Рима къ намъ пріѣхалъ; онъ не лучше

Бездарнаго Зампьери, но со славой,

Въ связи съ архіепископомъ, съ Геррерой,

Со всѣми знатными домами; надо

До времени съ нимъ ладить, какъ съ Зампьери…

МАРГАРИТА. Ну, а потомъ?

РИБЕРРА. Не знаю, какъ случится.

Я постараюсь доказать Алкалъ

Бездарность обоихъ…

МАРГАРИТА. Какъ! и Зампьери?

Нѣтъ, ты несправедливъ; Доменикино

Съ большимъ талантомъ.

РИБЕРРА. Полно, Маргарита!

Ты женщина, и сладость выраженья,

Ребяческую, ложную, считаешь

Богъ знаетъ чѣмъ!.. Повѣрь же мнѣ, мой другъ,

Съ одной тобой я искрененъ, послушай:

Я знаю, слухи носятся, что я

Изъ зависти преслѣдую Зампьери;

Клянусь, я въ немъ одну бездарность вижу.

Я не преслѣдую его, напротивъ,

До сей поры предъ герцогомъ д’Алкала,

Ни разу я его не опорочилъ;

Отъ всѣхъ судовъ и преній отдалялся,

И ждалъ пока распишетъ онъ притворъ;

Тогда бъ его — созданья обвинили.

Но этого до смерти не дождаться;

Онъ драпировку на одной Фигурѣ

Недѣлю, мѣсяцъ, пишетъ; между тѣмъ

Художники безъ дѣла: всѣ заказы

Идутъ къ нему, гніютъ безъ исполненья;

И признаюсь, мнѣ стало скучно ждать.

Скажи мнѣ, Маргарита, на кого

Несправедливо возставалъ Риберра?

Скажи, кому завидовалъ Риберра?

Пускай бы въ зависти и тайной злобѣ

Меня винила чернь…. но ты!..

МАРГАРИТА. Оставимъ

Ничтожный споръ; не огорчайся, другъ мой…

РИБЕРРА. Нельзя не огорчаться!.. Ты одна,

Кому я признаюсь въ малѣйшихъ тайнахъ,

И ты не вѣришь искренности…

МАРГАРИТА. Полно…

Вотъ поцѣлуй! Я выдаю Зампьери,

Но объ одномъ прощу: будь справедливъ…

РИБЕРРА. Опять!..

Маргарита. Прости! Люби меня и только!

Не забывай меня ради искуства

И приходи скорѣй въ мои объятья.

Когдажъ ко мнѣ?

РИБЕРРА. Сегодня же.

МАРГАРИТА. Не вѣрю…

Ужъ я не молода. Прости!..

До вечера?..

РИБЕРРА. До вечера! прости!

ЯВЛЕНІЕ ТРЕТІЕ. Комната въ квартирѣ Ланфранко. Кіара и Анджелика вынимаютъ изъ ящиковъ платья и различныя женскія убранства; вскорѣ вся комната наполняется нарядами.

КІАРА, АНДЖЕЛИКА и КАТАРИНА.,

АНДЖЕЛ. Ахъ, маменька! вашъ бархатный нарядъ

Хоть выбросить…

КІАРА. Проклятая дорога!

А все Франческо… Э! доѣдетъ, близко,

Недалеко! И что ему до платій

Своей жены! Хоть брось: а славный бархатъ!

Я говорила, надо уложить,

Закупорить, зашить въ три полотна

И тонкою смолой покрыть: нѣтъ, — близко,

Недалеко, доѣдетъ! Катарина,

Поди и позови его сюда.

КІАРА и АНДЖЕЛИКА.

КІАРА. Оставь зеленый бархатъ наверху:

Я завтра шить велю на здѣшній ладъ

Другое платье. Между тѣмъ къ обѣднѣ

Мнѣ не въ чемъ выйти!

ТѢ ЖЕ И ЛАНФРАНКО.

КІАРА. Вотъ синьоръ Ланфранко!

Вотъ слѣдствіе разсчетливости вашей!

Возьмите это платіе, возьмите,

Надѣньте на себя, а мнѣ не нужно.

ЛАНФРАНКО. Помилуй, Кіара!

КІАРА. Я же виновата!

Мнѣ не въ чемъ выйти завтра. Вашъ кафтанъ

Я не надѣну…

ЛАНФРАНКО. Господи! Сто платьевъ;

Вся комната завалена…

КІАРА. Такъ что жъ?

Да развѣ можно въ городъ показаться

Безъ бархатной одежды? Вы себѣ

Въ лохмотьяхъ щеголяйте — все одно:

Не женщина, никто васъ не осудитъ.

Я лучше ѣсть не буду, а нарядъ,

Во что бы то ни стало, завтра будетъ!…

ЛАНФРАНКО. Теперь бы обождать, пока достанемъ

Побольше денегъ…

КІАРА. Мнѣ какое дѣло!

Не я хозяйствую; вы доставайте,

Кормите всѣхъ, поите, одѣвайте…

ЛАНФРАНКО (про себя).

О, Фурія! Когда уйдешь ты въ адъ!..

КІАРА. Задумались! Пора вамъ одѣваться,

Къ друзьямъ и покровителямъ идти;

Не худо бы въ счетъ будущихъ работъ

Собрать поболѣе задатковъ: время

Теперь хорошее, работать можно

По десяти, двѣнадцати часовъ;

Въ Неаполѣ немного знатоковъ,

Такъ можно дѣлать на живую руку…

ЛАНФР. Тутъ есть знатокъ, Эспаньолетъ Риберра!

КІАРА. Пойдите, поклонитесь, — и конецъ.

ЛАНФР. Мнѣ кланяться!..

КІАРА. Вѣдь кланялись другимъ,

И не такимъ высокимъ живописцамъ?

По тѣмъ же, кажется, причинамъ…

ЛАНФРАНКО. Кіара!..

КІАРА. Да объясните мнѣ, синьоръ Ланфранко,

Зачѣмъ мы здѣсь? Неужели работы

Вамъ недостало въ Римѣ? Сто заказовъ

Пріѣхало въ Неаполь вмѣстѣ съ вами:

Зачѣмъ же вы пріѣхали въ Неаполь?..

ЛАНФРАНКО (про себя).

Неужели еще въ душъ коварной

Преступный пламень не угасъ?..

КІАРА. Одѣньтесь,

Синьоръ Ланфранко, говорю вамъ…

ЛАНФРАНКО. И каждый день все тѣ же истязанья!

КІАРА. Да будетъ ли конецъ мечтаньямъ вашимъ?..

ЛАНФРАНКО. Иду, иду!

КІАРА (одна).

Постой! еще не все!

Всѣ ужасы семейственныхъ раздоровъ,

Всѣ сплетни, безпорядокъ, мотовство,

Весь домъ вверхъ дномъ: живи съ ужасною Кіарой!

Она твоя! Живи! Она твоя,

Но не жена, а казнь твоихъ злодѣйствъ!

*  *  *

О, тридцать слишкомъ лѣтъ, въ стеклѣ зеркальномъ,

Румянцемъ дѣвы юной не играютъ!

Глаза горятъ тридцатилѣтнимъ зноемъ

Какъ раскаленное для мукъ желѣзо!

Уста теряютъ милую улыбку,

Что краше звѣздочки на нихъ сіяла,

И сушитъ злость ихъ дѣвственную краску…

А на челѣ, какъ молнія грозы,

Прорѣзалась угрюмая морщина:

Въ ней черныя гнѣздятся грустно думы!

*  *  *

Куда пришла застѣнчива Кіара?

Гдѣ свѣжая пѣснь юности твоей?

Ужъ нѣтъ любви; нѣтъ бурной мести жара;

Нѣтъ ничего уже въ груди моей…

Пуста, глупа… Зачѣмъ жила я въ свѣтѣ?

Кто мною счастливъ иль утѣшенъ былъ?

Любя, должна была я.ненавидѣть,

И ненавистнаго любить.

*  *  *

Кто сжалился надъ жребіемъ несчастной?

Онъ тайной былъ; никто не могъ облить

Широкихъ ранъ цѣлебнымъ врачеваньемъ;

Тѣ язвы были радостью моей…

Такъ уксусъ кажется напиткомъ сладкимъ

Для разможженнаго въ орудьяхъ пытки…

*  *  *

Но лѣта унесли и эту радость .

Да рыцарю — на битвѣ язвы въ честь!

Кровь льется, онъ на кровь съ улыбкой смотритъ;

Кровь лавромъ выростетъ, — и онъ доволенъ!

По бурная промчится быстро юность;

Въ замѣнъ недужная влечется старость;

Нѣтъ прежнихъ силъ, а гордый лавръ, смотри,

Несправедливое потомство топчетъ!..

Что жъ рыцарь? долженъ жить!. живетъ безсильный

Зато, что не умѣетъ умереть…

*  *  *

О, Господнія не живу на свѣтѣ,

И не жила! Было-ль одно мгновенье,

Когдабъ я тѣнь одну видала счастья?

Знавала ль я покойный ночью сонъ?

Днемъ удовольствіе игры, прогулки,

Иль пѣнія таинственную сладость?

Привѣтъ подруги неизвѣстенъ Кіарѣ,

Въ друзьяхъ встрѣчала я судей жестокихъ,

Неумолимыхъ получеловѣковъ,

Или грѣха корыстное потворство…

*  *  *

Одна, какъ незаконная звѣзда,

Что не въ урочное проходитъ время,

Я прохожу медлительную жизнь,

Какъ незнакомую стихію… Кто же

Столкнулъ меня съ стези обыкновенной?..

КІАРА и ЛАНФРАНКО.

КІАРА. Одѣлись! Изъ дому бѣжите! Время

Легко истратить, возвратить нельзя;

А лучше бы работали…

ЛАНФРАНКО. Но, Кіара,

Не ты ль сама…

КІАРА. Такъ; я же виновата!

Я потакаю вашей лѣни! я

Причиною издержекъ непомѣрныхъ!

Вы для меня пріѣхали въ Неаполь!

ЛАНФРАНКО (про себя).

Одна она Ланфранко въ душу смотритъ;

Я долженъ все сносить.

КІАРА. Ну, что жъ, одѣлись!

Такъ не теряйте времени; идите.

Старайтесь достигать прекрасной цѣли,

Къ которой вы стремитесь столько лѣтъ…

Она близка… Не правда ль?..

ЛАНФРАНКО (уходя).

До свиданья!

(Но только бы не въ жизни).

КІАРА (съ презрительной улыбкой).

До свиданья.

КІАРА (одна).

Мнѣ легче! я одна!.. Доменикино!

Нѣтъ, сны исчезли, даже образъ твой

Мнѣ незнакомымъ сдѣлался! Такъ время,

Не только съ зелени снимаетъ краску,

Кругъ солнечный, глубь моря уменьшаетъ,

Но даже съ зеркала, что тверже злата,

Яснѣе сткла, что памятью зовется,

Живые призраки прошедшей жизни

Невидимо стираетъ безъ слѣдовъ…

И шумный пиръ желаній и страстей

Неконченнымъ сдается сновидѣньемъ…

КІАРА и ЛОРЕНЦО.

ЛОРЕНЦО. Благословенъ пріѣздъ вашъ!..

КІАРА. Ахъ, Лоренцо!

ЛОРЕНЦО. Давно ли?

КІАРА. Нѣтъ, недавно; мы сегодня

Пріѣхали.

ЛОРЕНЦО. Какъ вы похорошѣли!

КІАРА. Да, это правда; воздухъ и дорога

Должны придать, мнѣ свѣжесть и румянецъ.

Ну, каково въ Неаполѣ, Лоренцо?

ЛОРЕНЦО. До-сей-поры скучалъ я, какъ въ темницѣ;

Теперь Неаполь кажется- мнѣ раемъ.

КІАРА. И отчего такая перемѣна?

ЛОРЕНЦО. И это спрашиваетъ Кіара!..

КІАРА. Что же!

Вашъ дядя постарѣлъ, разбогатѣлъ;

Неаполь удивляется Зампіери:

Онъ много написалъ; нельзя сегодня, —

А завтра непремѣнно я пойду

Взглянуть на новую ею картину.

Объ ней кричали очень много въ. Римѣ,

Хотя еще никто ея не видѣлъ…

ЛОРЕНЦО. Утѣшьтесь, Кіара, нѣтъ уже картины.

КІАРА. Какъ нѣтъ?

ЛОРЕНЦО. Я договоръ нашъ исполняю.

КІАРА. Какой, Лоренцо?..

ЛОРЕНЦО. Помните, тотъ, вечеръ,

Когда мы говорили о портрета?..

Я мстилъ за васъ… хитро и больно мстилъ;;

КІАРА. Но, ради Бога, въ чемъ же эта месть?

ЛОРЕНЦО. Въ три мѣсяца съ трудомъ неимовѣрнымъ

Доменикинъ успѣлъ окончить фреску

Огромную, богатую, живую, —

Онъ ничего не написалъ такъ дивно! —

Старательно скрывая отъ людей

Свое произведенье, онъ завѣсилъ

Картину полотномъ. Утѣшьтесь, Кіара!

Картина подъ рукой его распалась.

КІАРА. И ты, Лоренцо…

ЛОРЕНЦО. Я, и кто другой

Могъ тайно золу сыпать въ штукатурку,

Невидимо надкалывать накладку…

КІАРА. Кто выдумалъ такое средство?

ЛОРЕНЦО. Страсть!

КІАРА. Къ чему?

ЛОРЕНЦО. Къ тебѣ, очаровательная Кіара!

КІАРА. О, я сама себя проклясть готова,

Когда могла вдохнуть такую страсть!

Га! страсть ко мнѣ! И я же виновата,

Что адъ тебя въ одежду человѣка

На гибель человѣку нарядилъ?..

У ада ты проси вознагражденій!..

ЛОРЕНЦО. Того ли ждалъ я, Кіара!

КІАРА. Неужели

Ты ждалъ благодареній, похвалы?

Къ художникамъ иди; отдай имъ тайну;

Ты дорого возьмешь за зло съ злодѣевъ,

А съ женщины возьми одно презрѣнье…

ЛОРЕНЦО. Неужели ты любишь Доменика?

И твой обѣтъ мгновеннымъ былъ припадкомъ

Безплодной страсти, ревности?.. Старикъ,

Онъ смотритъ въ гробъ по приказанью Кіары,

И на краю ужъ вырытой могилы

По прежнему смѣется надъ тобой!..

КІАРА. Пускай смѣется; я смѣюсь надъ нимъ;

Но къ преступленьямъ Кіара неспособна…

Насъ раздѣлило слишкомъ двадцать лѣтъ…

Мы другъ для друга сдѣлались чужими.

И мало ли кого я въ жизнь любила!

Такъ ревновать ко всѣмъ, всѣмъ мстить такъ низко?

Любовь свободна; я люблю сегодня,

А завтра не люблю; такъ я хочу:

Мнѣ весело тревожить молодыхъ

Себялюбивыхъ гордецовъ; пріятно

Двусмысленною рѣчью волновать

Ихъ сердце, полное нечистой жажды;

Зажечь ихъ огнедышащія страсти,

И на пожаръ съ улыбкою смотрѣть,

Спокойно разрушеньемъ любоваться…

Всему есть мѣра, и на все есть время;

Но старику, истерзанному жизнью,

Обманутому подлыми родными,

Отверженному свѣтомъ и искуствомъ,

Мстить Кіара не умѣетъ, и не хочетъ,

И не хотѣла.

ЛОРЕНЦО (схвативъ ея руку).

Нѣтъ, теперь ужъ поздно!

И если ты обѣта не исполнишь,

Такъ я насильно вырву исполненье!

КІАРА (оттолкнувъ его).

Неистовый! сильна и наша слабость,

Когда она въ достоинство одѣта!

Есть въ женщинѣ невидимая сила,

Небесная невинности броня!

И если взоръ нашъ гнѣвомъ загорится

И задрожатъ уста негодованьемъ,

Тогда не станешь думать о лобзаньи,

А ницъ падешь какъ предъ своимъ владыкой!

ЛОРЕНЦО (падая на колѣни).

Ужасная, будь милосердна!

КІАРА. Прочь!

ЛОРЕНЦО. Прости меня, о, Кіара!

КІАРА (уходя).

Проклинаю!

ЯВЛЕНІЕ ЧЕТВЕРТОЕ Зала въ домѣ Эспаньолеіа. Приготовленъ Пирь.

КАРАЧЬОЛИ, КОРЕНЦІО и толпа гостей.

КАРАЧ. Испанецъ! Онъ ведетъ совѣтъ съ Ланфранко.

Проклятый родъ!.. Что, у тебя есть ножъ?

КОРЕНЦІО. Карачьоли! Эспаньолетъ намъ льститъ,

Онъ помогаетъ намъ противъ Зампьери;

Онъ нуженъ намъ, пускай живетъ Риберра!

КАРАЧ. Испанецъ!

КОРЕНЦІО. Тише, насъ подслушать могутъ,

И будетъ трудно дѣйствовать въ цѣпяхъ…

ТРАККІО. Пока здѣсь нѣтъ ни одного Испанца,

Вы можете свободно говорить,

Мы ваше мнѣнье также раздѣляемъ.

КАРАЧЬОЛИ. Ты нашъ!

КОРЕНЦІО. Къ чему? Чѣмъ больше насъ, тѣмъ хуже,

Тѣмъ менѣе удачи…

КАРАЧЬОЛИ. Понимаю!

ТѢ ЖЕ, ЭСПАНЬОЛЕТЪ И ЛАНФРАНКО.

РИБЕРРА. Привѣтствую васъ, милыя друзья,

Соперники, сотрудники Риберры!

Что? Всѣ ли собрались? И нашъ Зампьери

Былъ приглашенъ на пиръ, да отказался;

Но мы теперь должны другаго гостя

Радушно чествовать, и этотъ гость —

Краса Италіи и слава Рима.

Узнайте знаменитаго Ланфранко!..

(къ Ланфранко).

Все это чернь, но мстительная чернь…

Будь съ ними ласковъ…

КАРАЧЬОЛИ. Вы давно изъ Рима?

Что новаго въ столицъ всѣхъ художествъ?

КОРЕНЦО. Ты ласковъ съ нимъ, Карачьоли? — Стыдись!

(къ Ланфранко).

Я съ вами нѣсколько знакомъ, Ланфранко!

Коренціо, меня зовутъ…

ЛАНФРАНКО (смѣшавшись).

По славѣ

Я знаю васъ…

КОРЕНЦІО. Я не имѣю славы;

Она удѣлъ пронырства, лести, жалобъ;

Вѣдь славу можно выпросить у черни;

(тихо).

Ланфранко! Есть другаго рода слава:

Освобождать художество отъ славы;

Припомните, въ письмѣ оно яснѣе…

ЛАНФРАНКО (тихо).

Коренціо! я здѣсь не для себя.

КОРЕНЦІО Мы въ помощи Ланфранко не нуждались…

ЭСПАНЬОЛЕТЪ. О чемъ такъ тайно!

КОРЕНЦІО. Старое знакомство

Не можетъ быть безъ тайнъ; но пора

За пиръ, Риберра.

ЭСПАНЬОЛЕТЪ. Да не всѣ сошлись…

КАРАЧЬОЛИ. Пять одного не ждутъ.

ЭСПАНЬОЛЕТЪ. (О, какъ онъ скученъ!)

Ну, такъ садитесь. (Садятся).

Вотъ еще шесть мѣстъ

Не занято…

КОРЕНЦІО (садясь на концѣ стола съ Карачьоли)

А занялъ самъ чужое…

ЭСПАНЬОЛ. Прошу васъ быть какъ дома, на свободъ;

Пусть каждый ѣстъ и пьетъ…

КАРАЧЬОЛИ. И говоритъ,

Что хочетъ. Такъ ли?

ЭСПАНЬОЛЕТЪ. Такъ.

КАРАЧЬОЛИ. Я начинаю.

Въ Неаполѣ Зампьери — безъ друзей;

У насъ не то, что въ Римъ; тамъ башмачникъ

У кардинала выкланяться можетъ

И званіе и славу живописца;

У насъ нельзя. Давай намъ славный трудъ

И будешь славенъ. Доменикъ Зампьери

Подлогомъ иль обманомъ къ намъ пріѣхалъ.

Онъ можетъ подмалевывать и только,

А быть начальникомъ работъ церковныхъ

И молоткомъ уничтожать творенья

Художниковъ извѣстныхъ.

ЭСП. (тихо Ланфранко во время словъ Карачьоли).

Всѣ работы

Карачьоли велѣлъ разбить Зампьери.

КАРАЧЬОЛИ (продолжая).

Нѣтъ, не ему, башмачнику… И кто онъ?

И что онъ? Въ Римѣ знаютъ ли Зампьери?

ЛАНФРАНКО. Немного. Есть однако же картины

Посредственныя…

КАРАЧЬОЛИ. Что же мы, Ланфранко,

Когда такой посредственный художникъ

Велитъ уничтожать работы наши?

ЛАНФРАНКО. Конечно…

КАРАЧЬОЛИ. Что конечно? Говори,

Какъ чувствуешь, а ежели хитрить, —

Мы понимаемъ римскія увертки.

Нѣтъ! Вотъ что, гость любезный: я послалъ

Увѣдомленіе Доменикину,

Что, если онъ не выѣдетъ въ недѣлю, —

Пусть извинитъ, — кровавый приговоръ

Въ полдня подписанъ и исполненъ будетъ!

Ланфранко и Эспаньолетъ улыбнувшись встрѣчаются взорами и тотчасъ принимаютъ важный видъ.

КАРАЧЬОЛИ (вставъ).

Вотъ такъ я улыбаться не умѣю.

Вамъ по сердцу мысль дерзкая моя;

А громко одобрить ее боитесь.

И что пугаетъ васъ? Намѣстникъ, папа?

Положимъ, васъ успѣхи убѣдили,

Что вы талантливѣе прочихъ: что же

Въ талантахъ вашихъ, если штукатурщикъ,

И то дурной, надъ вами первенствуетъ?

ТРАККІО. Но въ чемъ же твой совѣтъ?

КАРАЧЬОЛИ. Въ ножѣ иль ядѣ!..

Пусть римскіе художники узнаютъ,

Что въѣздъ для нихъ въ Неаполь запрещенъ…

Зачѣмъ такъ боязливо оглянулись?..

Подслушаютъ? — Эспаньолетъ Риберра!

Ты объявилъ, что у тебя…

ЭСПАНЬОЛЕТЪ. Ручаюсь!..

Свобода въ разговорахъ — нашъ девизъ!..

Я твоего не похвалю совѣта.

Къ чему намъ прибѣгать къ преступнымъ мѣрамъ,

Когда мы можемъ правыми путями

Намѣстника и городъ убѣдить,

Что Доменикъ безъ всякаго таланта?..

КАРАЧ: Кто столько заплатилъ за безталанность,

Того въ противномъ трудно убѣдить….

ЭСПАНЬОЛЕТЪ. Попытка не бѣда…

КАРАЧЬОЛИ. Всегда попытки!

Для нерѣшительныхъ попытки — сѣти;

Чѣмъ больше ихъ, тѣмъ менѣе удачи…

Ножъ или ядъ!

ЭСПАНЬОЛЕТЪ. Умѣренность и честность.

КАРАЧЬОЛИ. Ножъ или ядъ!

ЭСПАНЬОЛЕТЪ (вставъ; за нимъ и всѣ).

Карачьоли, довольно!

Пусть у меня отниметъ хлѣбъ насущный,

Пусть всѣ мои созданья уничтожитъ…

Художнику разбойникомъ быть стыдно;

Но докажи посредственность, бездарность,

Будь такъ искусенъ, — ясно докажи,

По правиламъ художества, науки,

Чтобъ не осталось слабаго сомнѣнья:

О, эта смерть ужаснѣе твоей!

ТРАККІО. Мы всѣ тебѣ Эспаньолетъ поможемъ!

ЭСПАНЬОЛЕТЪ. Мнѣ заговоръ для этого не нуженъ!

Одинъ я уничтожу Зампіери;

Умно уѣхать отъ ножа, но стыдно

Уѣхать отъ стыда… Прости, Ланфранко.

Я не могу здѣсь больше оставаться

(Для Итальянцевъ честь не въ честь!..)

ТѢ ЖЕ, кромѣ Эспаньолета.

КОРЕНЦІО. Ланфранко!

Ты раздѣляешь правила Риберры.

ЛАНФРАНКО. Да! это правила изъ книгъ хорошихъ;

Но ко всему нельзя принаровлять

Какой-нибудь отдѣльной аксіомы…

Я самъ прощу въ искуствѣ торжество;

Но если бы кто вздумалъ молоткомъ

Вести разборъ моимъ произведеньямъ,

Тогда месть всякая уже законна.

Но мнѣ пора! Художники, простите…

КОРЕНЦЮ, КАРАЧЬОЛИ, ТРАККІО, и другіе неаполитанскіе художники. Но время рѣчей перваго входитъ ЛОРЕНЦО, никѣмъ не примѣченный, садится за столъ, и съ жадностью ѣстъ и пьетъ.

КАРАЧЬОЛИ. Ну да! Ну да! Мои произведенья!..

Одни ль мои? Всѣхъ нашихъ живописцевъ…..

И мы молчимъ? — Друзья! Какъ будемъ мстить?

ЛОРЕНЦО (продолжая пить).

Насмѣшка, голодъ, жажда и обида…

ТРАККІО. Погибли мы! — Племянникъ Зампіери!

Но кто привелъ?..

ЛОРЕНЦО. Три друга: голодъ, жажда

И месть…

ТРАККІО. Смотрите, какъ онъ пожираетъ

Остатки пира… Неужели дядя

Ѣсть не даетъ?..

ЛОРЕНЦО. Онъ самъ не ѣлъ сегодня!

И, слава Богу, можетъ быть умретъ

Тогда — жена вдовой; я попечитель;

Дочь хороша; изъ жалости заплатятъ

За старые труды… ха! ха! ха! ха!..

Которые въ развалинахъ лежатъ

По милости племянника Лоренцо.

ТРАККІО. Онъ съумасшедшій…

ЛОРЕНЦО. Славное вино!

Хотѣлъ бы я быть птицей. — Виноградъ

Для птицы даромъ. — Денегъ ей не нужно,

А птичьи наслажденія свободны…

(Вставъ съ кубкомъ въ рукѣ).

Пью за погибель трехъ моихъ враговъ:

Доменикино, Кіары и Ланфранко!

КАРАЧЬОЛИ (къ Коренціо).

Коренціо, онъ можетъ быть полезенъ.

ЛОРЕНЦО. Открытая война! хитрить, не время!

Всѣхъ трехъ въ могилу, разомъ! Пьюзанихъ!

КОРЕНЦІО (подходя къ нему).

Какъ! противъ дяди?..

ЛОРЕНЦО. Дай мнѣ сто цекиновъ —

Не только будешь дядей, но отцомъ.

Пью за тебя!

КОРЕНЦІО. Изволь! дамъ сто цекиновъ.

Но что жъ ты сдѣлаешь за эту плату?..

ЛОРЕНЦО. Коренціо! я даромъ больше сдѣлалъ,

Чѣмъ ты за честь свою, трусливый Грекъ.

Онъ молоткомъ разбилъ твои картины,

А я, безъ молотка, его созданье.

Какую фреско! Чудо изъ чудесъ!..

Ты бъ губы съѣлъ отъ зависти…

КОРЕНЦІО. Лоренцо!..

ЛОР. Молчать, молчать! Давай мнѣ сто цекиновъ;

Но съ уговоромъ (отводитъ его въ сторону). Извести Ланфранко.

А Кьяры чуръ не трогать… Можетъ быть,

Желѣзо убѣдительно… Пойдемъ.

КОРЕНЦІО. Но чѣмъ же ты заплатишь за цекины?..

ЛОРЕНЦО. Чѣмъ хочешь! Я на все готовъ…

КОРЕНЦІО. Лоренцо,

Друзья, здѣсь домъ-чужой! Подслушать могутъ.

Пойдемъ ко мнѣ…

ВСѢ. Пойдемъ, пойдемъ, пойдемъ!

ЯВЛЕНІЕ ПЯТОЕ. Мастерская Доменикино.

ЗАМПІЕРИ, въ креслахъ, разстроенный въ здоровьѣ, блѣдный, съ растрепанными волосами, съ окровавленными лицомъ и руками. Жена и дочь сидятъ на подушкахъ у ногъ его. За нимъ, облокотясь на спинку креселъ, ПІЕДРО. Въ сторонѣ стоитъ изобрѣтенная Доменикиномъ арфа.

ЗАМПІЕРИ (закрывъ глаза, тихо про себя).

О, гдѣ ты, смерть моя! Съ высотъ незримыхъ,

Гдѣ плаваетъ людей всесильный жребій,

Сойди… Я твой, таинственная смерть!..

КІАРА (тихо матери).

Онъ шепчетъ что-то…

ЧЕЧИЛІЯ. Молится, молчи!..

ЗАМПІЕРИ. Не здѣсь мой край, не здѣсь моя отчизна!

Открой врата, таинственная смерть!

Отдавъ землѣ, что отъ земли я принялъ,

Я понесу небесное со мной…

Сны, сны! клянусь! сны юности моей

Кругомъ меня толпой тѣснятся тѣни.

Святой Андрей, Чечилія, Аньесса,

Жизнь Богородицы, Евангелисты,

Святой Бартоломео, Нилъ, Петропій,

И наконецъ мой славный Іеронимъ…

(Послѣ нѣкотораго молчанія, какъ-будто проснулся).

А что, ученики не приходили?

Не розыскали?

ПІЕДРО. Нѣтъ еще, но Коцца

Клялся открыть виновника…

(Вдали раздаются звуки музыкальныхъ инструментовъ и голосовъ).

ЗАМПІЕРИ (вставъ).

Играютъ.

Поютъ, играютъ… люди веселятся…

Люблю я музыку порой вечерней.

Когда заходитъ солнце въ волны моря,

А тихій звукъ кончается слабѣя:

Мнѣ кажется, что засыпаетъ міръ;

Туманъ встаетъ огромнымъ сновидѣньемъ,

Полупрозрачной тѣнью обнимая

Лазуревую грудь залива. Тихо,

Спокойно, беззаботно и темно…

Міръ добръ и святъ, какъ міръ первоначальный.

(Доменикино останавливается у окна, мимо котораго проходятъ нѣсколько человѣкъ въ маскахъ, съ фонарями и инструментами).

ХОРЪ ПРОХОДЯЩИХЪ.

Римскій Волъ

Къ намъ пришолъ

Поневолѣ;

Бичъ суровъ

Для воловъ

Въ римскомъ полѣ.

А у насъ

Гладятъ васъ,

Безталанныхъ.

Ѣсть даютъ,

Мало бьютъ,

Окаянныхъ!

Но прошло

Ужъ давно

Ваше время.

Ну, скорѣй!

На коней!

Ногу въ стремя!

Римскій быкъ

Не привыкъ

Лазить въ двери:

Мы дубьемъ

Проведемъ

Зампіери.

ГОЛОСА СЪ УЛИЦЫ.

Кто понимать умѣетъ, тотъ пойметъ!

Не то послѣдній стансъ исполненъ будетъ!

Вотъ на! на намять! проучи урокъ!

А то незнаньемъ можешь извиниться!

(Маски бросаютъ въ окна камни, обернутые въ листки бумаги; приближаясь).

Вотъ выставилъ рога! Прочь отъ окна!

А вотъ отъ камней нашихъ онъ отступитъ!..

(Чечилія съ необыкновенною силою отводитъ Доменикино отъ окна; онъ безусловно повинуется; Піедро подходитъ къ окну въ то самое время, когда маски подняли камни).

ПІЕДРО. Разбойники! Во градѣ христіанскомъ!..

ГОЛОСА. Монахъ! монахъ!. (Разбѣгаются).

ЗАМПІЕРИ (приходя въ себя).

Послушай, добрый Піедро!

Что днемъ, что ночью — свѣтъ одинъ и тотъ же…

ПІЕДРО (остановись какъ бы пораженный чѣмъ-то).

Зампіери! Нѣтъ! ужъ это не смиренье!

Каменьями бросаютъ, онъ молчитъ;

Смерть обѣщаютъ, онъ смѣется смерти.

(Собираетъ камни и бумаги).

Нѣтъ! Вотъ свидѣтели! Ступай къ д’Алкалѣ…

ЗАМПІЕРИ. Смиряй движенья бурной крови;

Вѣдь смерть одна, а жизни двѣ: не такъ ли?

Ну стоитъ ли земную нашу жизнь

Истрачивать на что? На гибель ближнихъ!

Когда сравню все это съ разрушеньемъ

Моей любимой фрески, мнѣ смѣшно,

Досадно, почему въ упрямой злобѣ

Нѣтъ постепенности? Зачѣмъ не прежде

Бросали камни въ самого Зампьери

И письмами безумными пугали?

Тогда моя прекрасная картина

Не пала бы на эту грудь; тогда бы,

Быть можетъ, остороженъ былъ Зампіери…

Теперь мнѣ все равно… приходитъ старость,

Душа моя разбита, вдохновенья

Не ожидай отъ горестнаго старца;

Глаза сгорѣли отъ палящихъ слезъ,

Рука на-часъ работать не умѣетъ.

Всему конецъ!.. Я кончилъ, добрый Піедро,

Жду послѣдней милости, — кончины!

ТѢ ЖЕ И КАНИНИ.

КАНИНИ (стремительно вбѣгая и запирая за собой на замокъ дверь).

Открыто все! Огромный, гнусный умыслъ!

По городу стихи кочуютъ, письма;

Въ глаза твоимъ ученикамъ смѣются,

ЧЕЧИЛІЯ. Но что жъ открыто?..

КАНИНИ. Заговоръ.

ЧЕЧИЛІЯ. Какой?

КАНИНИ. Обыкновенно, какъ всегда бываетъ.

Ну, люди сговорились на тебя,

Хотятъ убить…

ЧЕЧИЛІЯ И КІАРА. Лоретская Марія!..

ПІЕДРО. Мы это знаемъ: что жъ узнали вы?

КАНИНИ. О! много, много. Дайте отдохнуть…

Во-первыхъ, мы накладку разсмотрѣли;

Накладка вся напитана золой:

Вотъ отчего коробилась картина;

А въ краскахъ, дьяволъ знаетъ, что такое;

Сухія краски маслятся: и въ нихъ

Знать выкупалась зависть; мы хотѣли

Взглянуть на новую твою картину

И посмотрѣть, есть тамъ зола иль нѣтъ;

Пяти шаговъ наверхъ не сдѣлалъ Коцца,

Подмостки затрещали; глядь — столбы

Подрублены Я бросился назадъ,

А бѣдный Коцца за канатъ схватился

И въ воздухѣ повисъ; когда бъ не я,

Онъ тамъ бы вѣрно провисѣлъ до завтра…

Вотъ мы къ тебѣ собрались съ донесеньемъ,

Идемъ, а путь лежалъ намъ черезъ площадь;

Народа тьма; подъ сумерки народъ,

Ты знаешь, запасается кой-чѣмъ:

Кто съ фонаремъ, кто съ палкой, а у Коццы

Всегда фонарь въ запасѣ; мы идемъ,

За нами слѣдомъ человѣкъ пятнадцать,

Въ нетрезвомъ видѣ, лѣзутъ возлѣ стѣнокъ…

Мы дали имъ дорогу и за ними

Издалека пошли. — Святой Январій!..

Когда бъ ты слышалъ, что они болтали!

Все про тебя, да про твою жену,

Да про твою единственную дочь.

Ну, признаюсь, я и во снѣ не слышалъ

Такихъ ругательствъ, брани и насмѣшекъ!..

Но на углу они остановились,

Перешепнулись, разошлись; одинъ

Изъ-подъ плаща бумагу тайно вынулъ:

Ляпъ, въ стѣну! — приклеилась; мы Фонарь

Приставили; прочли, и онѣмѣли…

«Вотъ что!» твой Коцца гнѣвно пробурчалъ,

И погнался, что силы, за плащомъ,

А мнѣ велѣлъ бумажку отклеить

И отнести къ тебѣ; я отклеилъ,

Свернулъ, кладу въ карманъ: вдругъ страшный голосъ

«Не тронь, не то убью!» Я оглянулся,

Разбойникъ, рожа рыжая: какъ тигръ

Глазами водитъ; я его толкнулъ,

И вынулъ ножъ; онъ въ бѣгство, я за нимъ…

Вотъ здѣсь у дома гдѣ-то онъ исчезъ,

Но я ужъ не оглядывался больше.

ЗАМПІЕРИ. Подай бумагу!

КАНИНИ (подавая ее).

Есть, ей-Богу, есть!

Я отклеилъ, вотъ видишь, не засохла!

ЗАМПІЕРИ (упавъ на колѣни).

Спасите, силы неба! Палачи,

Смертельное вы мѣсто отыскали!

Читай, читай, монахъ, служитель Бога.

КАНИНИ. Вотъ видите, я говорилъ!

ЗАМПІЕРИ. Читай!

Нѣтъ, вслухъ читай! Вотъ судъ моихъ твореній!

ПІЕДРО (читаетъ нетвердымъ голосомъ).

"Намѣстникъ герцогъ Риввера д’Алкала

"Доменикина пригласилъ въ Неаполь;

"Но вскорѣ, убѣжденный знатоками,

"Что Римскій волъ и глупъ и неспособенъ,

"Постановленіемъ осьмаго мая

"Велѣлъ ему оставить королевство;

"Доменикинъ, желая сохранить

"И честь и непомѣрные доходы,

"Добытые обманомъ и пронырствомъ,

"Рѣшился возвратить свои права —

«Продавъ невинность дочери д’Алкалѣ…»

КІАРА (бросаясь къ Зампіери и заливаясь слезами).

Родитель!..

ЗАМПІЕРИ (также со слезами).

Понимаю, понимаю!

Я не отецъ тебѣ: я твой мучитель!

Я облако на солнцѣ вашей жизни!

Взялъ жизнь жены и — облилъ огорченьемъ,

Далъ жизнь тебѣ и — отнимаю честь…

Нѣтъ! я ненуженъ больше въ этомъ свѣтѣ.

Мой другъ, мой Піедро, ты служитель неба,

Сильна твоя молитва передъ Богомъ,

Молись со мной о милости послѣдней,

О милости великой, скорой смерти. (Падаетъ ницъ)

ПІЕДРО (взявъ арфу, играетъ и поетъ).

Съ земли воздвигся прахъ летучій;

Разрѣзалъ твердь багряный свѣтъ;

Дрожатъ испуганныя тучи:

Господь ступилъ на ихъ хребетъ!

*  *  *

Предъ нимъ, въ благоговѣйномъ страхѣ,

Душа въ огнѣ, чело во прахѣ,

Смиренный труженикъ лежитъ .

Давно онъ жизнь, какъ бремя, носитъ;

Теперь за жизнь благодаритъ,

И милости великой проситъ.

*  *  *

Но громъ гремитъ: "Не тотъ великъ,

Кто добровольно въ жизни страждетъ;

Кто суету земли прожилъ,

Несчастій ищетъ, бѣдствій жаждетъ;

Но кто безъ ропота несетъ,

Что на него Господь кладетъ…

ЗАМПІЕРИ (поспѣшно вставъ).

Да, правда, Піедро, грѣшенъ ропотъ мой!

Молись, да не услышитъ Богъ молитвы;

То слабодушная досада сердца;

Мы наше тѣло изстрадать должны,

Чтобъ душу отъ земныхъ грѣховъ очистить

И закалить ее въ добръ и вѣръ.

Такъ! истинна пѣснь умная твоя!

А кто на голосъ положилъ?..

ПІЕДРО. Я самъ.

ЗАМП. Прекрасно! Только съ арфой — что-то слабо.

Постой! не лучше ли мои чембалы

Сопровождать твой смутный голосъ будутъ?

Я къ нимъ еще придѣлалъ семь басовъ.

(Тащитъ чембалы на средину).

ЧЕЧИЛІЯ (заливается слезами и обнимаетъ Піару).

Онъ насъ не любитъ, Кіара!

ГОЛОСЪ ЗА ДВЕРЯМИ. Отворите!

ЧЕЧИЛІЯ (схвативъ Кіару и Доменикино).

Уйдемъ въ другую комнату, запремся!

ГОЛОСЪ. Я выломаю двери, отоприте?

ДРУГОЙ ГОЛОСЪ. Нѣтъ далѣе дороги!

ПЕРВЫЙ ГОЛОСЪ. Отворите.

ЛОРЕНЦО сильнымъ уларомъ выламываетъ дверь; но въ дверяхъ КОЦЦА хватаетъ его.

ЛОРЕНЦО. Спасите!..

КОЦЦА. Нѣтъ!.. Учитель, это онъ!

Подайте мнѣ веревку; отъ него

Узнаемъ мы о заговорѣ..

ЗАМПІЕРИ. Коцца!

Да это мой племянникъ…

КОЦЦА. Все равно;

Онъ съ ними вмѣстѣ шелъ, тебя ругая,

И первый приклеилъ къ стѣнѣ бумагу…

О, чортъ возьми! давно ты знаешь Коццу;

Когда бъ ты самъ сталъ поносить себя,

Я и тебя, Доменикинъ, связалъ бы…

ПІЕДРО. Оставь его! Онъ не уйдетъ теперь

КОЦЦА. Возьми-ка строго за языкъ Лоренцо.

Онъ трусъ и пьянъ; онъ все теперь откроетъ.

ЛОРЕНЦО. Не вѣрь ему.

КОЦЦА. Кто смѣетъ мнѣ не вѣрить?

Разъ въ жизни я солгалъ, и то ребенкомъ,

Но эта ложь спасла отца отъ смерти…

А ты? Да что съ гобою разсуждать!..

Вотъ я прижму по-своему тебя,

Такъ ты не станешь запираться. Палку!

ПІЕДРО. Богъ не велитъ употреблять насилій!

Лоренцо, именемъ Пречистой Дѣвы,

Апостоловъ и всѣхъ Святыхъ, признайся!

ЛОРЕНЦО. Отецъ! я шелъ по площади одинъ,

И съ пьяными художниками не былъ.

КОЦЦА. Лжетъ! лжетъ! онъ первый шелъ и впереди,

А съ нимъ Коренціо…

ЛОРЕНЦО. Не вѣрьте Коццѣ.

КОЦЦА. Ты слышалъ разъ, не повторю другой разъ.

А кто меня лгуномъ назвать посмѣетъ,

Тотъ головы не сноситъ! Признавайся!

Не то не выдержу, клянусь, Лоренцо!..

ЧЕЧИЛІЯ. Лоренцо, Доменикъ тебя проститъ,

Будь только откровененъ, разскажи,

Кто былъ причиною твоихъ поступковъ,

Кто подучилъ тебя…

ЛОРЕНЦО. Кіара Чени,

Жена Ланфранко…

ЗАМПІЕРИ. Всемогущій!

ЧЕЧИЛІЯ. Ну, хороша, развратница! Родныхъ

У сняла перессорить.. Щеголиха!

Ты дорого за грѣхъ ей заплатилъ;

Ея любовь дешевле старой тряпки…

ЗАМПІЕРИ (взявъ за руку жену, долго не можетъ ничего выговоритъ; послѣ долгаго молчанія умоляющимъ голосомъ).

Умилосердись!..

КОЦЦА. Нѣтъ. Да что учитель?

Онъ лжетъ опять. Давно ль Ланфранко здѣсь?

Вчера пріѣхалъ?.. А зола въ накладкѣ?..

ЛОРЕНЦО. Творецъ мой! все открыто.

КОЦЦА. Поблѣднѣлъ!

А кто подмостки подрубилъ…

ЛОРЕНЦО. Не я!

КОЦЦА. Не ты!.. такъ кто же?

ЛОРЕНЦО. Я не знаю, Коцца!

КОЦЦА (съ бѣшенствомъ).

Не знаешь? Дайте, ради Бога, палку!

ЧЕЧИЛІЯ. Возьми его на исповѣдь, мой Піедро.

Онъ будетъ запираться, а Франческо,

Правдолюбивый звѣрь, его убьетъ.

ПІЕДРО. Въ послѣдній разъ я именемъ Господнимъ

Тебя къ отвѣту призываю. Если

Ты не откроешь намъ души своей,

Предамъ тебя церковному проклятью…

ЛОРЕНЦО (упавъ на колѣни).

Отецъ, помилуй!

ПІЕДРО. Говори, Лоренцо!

ЛОРЕНЦО. Я въ Римъ обѣщалъ женѣ Ланфранка

Доменикину за нее отмстить;

Цѣной была любовь прекрасной Кіары,

Но здѣсь она мою любовь отвергла;

И прокляла меня… я возвращался

Домой; гляжу, сбираются къ Риберрѣ:

Карачьоли, Коренціо, Ланфранко,

Всѣ здѣшніе художники, на пиръ;

Вхожу за ними и сажусь за столъ,

И слышу заговоръ противъ Зампьери…

«Ножъ или ядъ!» — гремятъ уста злодѣевъ,

А я имъ предложилъ пути другіе.

Отверженный, сгарая бурной страстью,

Я продалъ дядю, правда; но за то

Купилъ у нихъ месть Кіарѣ и Ланфранко.

ЗАМПІЕРИ. Зачѣмъ ты ножъ убійцъ остановилъ?

Я бъ умеръ, не желая умереть…

ЛОРЕНЦО. Доменикинъ! забудь мои поступки;

Страсть къ женщинъ — источникъ преступленій,

А на стезѣ порока самъ собой

Я не умѣлъ ужъ къ долгу воротиться.

ЗАМПІЕРИ. Дай руку! бѣдный мученикъ страстей!

Я все простилъ!

КОЦЦА. Расплакался, смотри!

Какъ-будто честный человѣкъ!..

ЗАМПІЕРИ. Да, Коцца!

Кто изъ грѣха очищенный встаетъ

Въ великій часъ сердечныхъ сокрушеній

Въ огнѣ раскаянья и мукъ душевныхъ,

Тотъ нашего участія достоинъ!

Забудьте о несчастій, Лоренцо!..

ПІЕДРО. Есть власть, которая не забываетъ

И требуетъ пороку наказаній!

Ты могъ дростцть, но лдчно за себя;

Ты могъ простить племяннику и только;

Но не другимъ преступникамъ безбожнымъ,

Которые законы государства

И тишину народа нарушаютъ.

Теперь ты знаешь всѣхъ своихъ враговъ…

Свидѣтели въ твоихъ рукахъ: или же,

Предай правительству злодѣевъ…

ЗАМПІЕРИ. Піедро!

Что пользы?..

ПІЕДРО. Польза не твоя, Зампьери!

ЗАМПІЕРИ (рѣшительно).

Я не пойду!

ПІЕДРО. Я требую!

ЗАМПІЕРИ (обнимая его).

Мой Піедро,

Будь снисходителенъ!

ПІЕДРО. Нѣтъ! снисхожденье

Къ отъявленнымъ злодѣямъ — грѣхъ…

ЗАМПІЕРИ. Мой Піедро,

Молю, не требуй!..

ПІЕД. (поднявъ глаза и руки къ небу, торжественно).

Именемъ Господнимъ!..

(Зампіери безмолвно собираетъ камни, бумажки, беретъ шляпу и уходитъ; всѣ провожаютъ его). ЯВЛЕНІЕ ШЕСТОЕ. Зала въ неаполитанскомъ дворцѣ. Входятъ и садятся: ГЕРЦОГЪ Д’АЛКАЛА на первомъ мѣстѣ, по серединѣ; ГРАФЪ МОНТЕРЕЙ возлѣ него; поодаль ГЕРЦОГЪ КАРАФФА, АББАТЪ АМИТРАНТО, МАРКИЗЪ ВИКО. ГЕРРЕРА становится за кресломъ герцога. ЭСПАНЬОЛЕТЪ въ отдаленіи, въ черномъ безъ золота костюмѣ.

ГЕРЦ. Д’АЛКАА. Графъ! завтра вы объѣдете Неаполь,

Но я сопутствовать вамъ не могу.

Король велитъ спѣшить въ Арангузсъ

И, можетъ быть, еще сегодня ночью,

Быть можетъ черезъ часъ, попутный вѣтеръ

Насъ оторветъ отъ милыхъ береговъ…

Я сдалъ вамъ королевство, Монтерей.

О, если бъ могъ я сдать мою любовь

Къ Неаполю, земному цвѣтнику!..

О! да, Неаполь — пышный садъ Европы.

Роскошенъ огнедышащій Везувій,

Безсонный стражъ погибшихъ городовъ;

Очарователенъ заливъ, недвижный

Въ античной рамѣ мраморовъ разбитыхъ;

Гдѣ воздухъ дышитъ ароматной нѣгой,

Гдѣ умягчался нравъ желѣзныхъ Римлянъ,

Здѣсь отдыхавшись отъ всемірной власти.

Какъ тихъ и сладокъ темно-синій вечеръ,

Отрадно фіолетовое утро!..

Не удивляйтесь, графъ. Подъ этимъ небомъ,

Кто не поэтъ!

ГРАФЪ МОНТЕРЕЙ. О, герцогъ, ваши чувства

Для королевства были вдохновеньемъ!

Я съ ужасомъ на будущность смотрю.

Какъ править послѣ герцога д’Алкалы!..

ГЕРЦ. Д’АЛК. Графъ Монтерей въ наукъ управленья

Учителемъ быть можетъ королей…

Г. МОН. Безъ вашихъ, герцогъ, мудрыхъ наставленій,

Я бы не могъ въ Неаполѣ остаться.

ГЕРЦ. Д’АЛК: (примѣтивъ стоящаго вдали Риберру).

(Эспаньолетъ!.. Несчастный Зампіери,

Кто защититъ тебя отъ клеветы,

Отъ зависти твоихъ враговъ упорныхъ?)

Графъ Монтерей, я сдалъ вамъ королевство

Съ холодностью испанскаго слуги;

Позвольте мнѣ, какъ герцогу д’Алкалъ,

Какъ вашему пріятелю, просить

О снисходительности и вниманьи

Къ моимъ друзьямъ, которыхъ не могу

Я взять съ собой… Во-первыхъ, донъ Родриго,

Сынъ славнаго Герерры Тордесильасъ,

Который такъ прекрасно описалъ

Исторію Американскихъ Индій;

Сынъ былъ моимъ секретаремъ и другомъ.

Второй — донъ Діомидъ Караффа: разумъ

И благость сердца въ немъ соединились

Для прославленія его отчизны;

Народъ къ нему привязанъ, а дворянство

И любитъ герцога и уважаетъ;

Донъ Пеппъ Риберра, славный живописецъ.

Въ отечествѣ художествъ

Донъ Пеппъ умѣлъ Испанію прославить

И доказать талантливость Кастильцевъ,

Чему охотно гордый Римъ не вѣрилъ…

А наконецъ Доменикинъ Зампьери,

Котораго здѣсь къ сожалѣнью нѣтъ…

Графъ Монтерей, въ отсутствіи людей

Смѣлѣй мы отдадимъ имъ справедливость,

Смущать ихъ скромности не опасаясь.

По-моему, въ Италіи теперь

Единственный художникъ геніальный —

Доменикино; но талантъ и бѣдность

Наводятъ подозрѣнье на толпу,

А на художниковъ наводятъ зависть.

Такъ міръ устроенъ. Зависть мать искуства;

Нечистота удабриваетъ землю.

Доменикино окруженъ врагами;

И потому естественный талантъ,

Усиленный невольнымъ напряженьемъ

Разрушить сѣти зависти коварной,

Возвелъ его на степень Рафаэля.

Не улыбайтесь, графъ! Я видѣлъ въ Римѣ

И Рафаэля и Доменикино.

Онъ здѣсь теперь! Сокровищный притворъ

Я поручилъ расписывать Зампьери…

И если графъ его поддержитъ бѣдность,

И зависти не дастъ торжествовать,

Надѣюсь, что въ теченьи лѣтъ пяти

Неаполь будетъ Римомъ для художествъ,

Такъ какъ Кореджьо Римомъ сдѣлалъ Парму.

(Взявъ графа за руку).

Графъ! страсти людямъ розданы равно,

А бичъ на нихъ правителямъ довѣренъ…

(Ракета изъ гавани).

Попутный Вѣтръ! Неаполь! до свиданья.

Простите, графъ! Прости, мой другъ Герерра.

Принцъ Діомидъ Караффа, — съ васъ начну

Хвалить Филиппу ваше королевство.

Архіепископу поклонъ мой, Амитранто.

Вамъ увѣренье въ дружбѣ; духовенству,

Дворянству и народу — мой привѣтъ

И благодарность… А! Эспаньолетъ!

Будь справедливъ къ другимъ, другіе будутъ

Къ твоимъ трудамъ прекраснымъ справедливы.

Да! геній не-завистникъ — дважды геній.

(Вторая ракета).

И у меня завистникъ есть, Герерра, —

Попутный вѣтръ! Онъ разлучаетъ насъ…

(Приложивъ руку къ шляпѣ).

Графъ Монтерей!

ГРАФЪ. Простите, добрый герцогъ!

ГЕРЦОГЪ Д’АЛКАЛА (снявъ шляпу).

Святой Январій! подъ твоимъ покровомъ

Да будетъ тихъ и счастливъ мой Неаполь.

(Уходитъ. Графъ провожаетъ его до дверей; прочіе съ нимъ уходятъ, кромѣ Риберры и Вико).

ГРАФЪ МОНТЕРЕЙ; ЭСПАНЬОЛЕТЪ; МАРКИЗЪ ВИКО. Графъ садится и задумывается.

ЭСПАНЬОЛЕТЪ (тихо маркизу).

Намѣстникъ васъ забылъ представить графу.

МАРК. ВИКО. Не нужно мнѣ ходатайство д’Алкалы;

Мой домъ извѣстенъ міру не сегодня…

ЭСПАНЬОЛ. Простите герцогу, онъ нѣжно сложенъ.

Съ чувствительностью рыцарей германскихъ,

Онъ болѣе похожъ на трубадура,

Который, въ простотѣ восторговъ дѣтскихъ,

Готовъ коровѣ написать балладу…

МАРК. ВИКО. Художникъ!

ЭСПАНЬОЛЕТЪ. Вы обидѣлись, маркизъ?

Несправедливо! Доменикъ Зампьери

Для герцога важнѣе всѣхъ маркизовъ…

МАРКИЗЪ ВИКО. Башмачникъ!

ЭСПАНЬОЛЕТЪ (съ улыбкой).

Но башмачникъ геніальный,

Несчастный мученикъ коварной злобы

И зависти… Объ новомъ Рафаэлѣ

Графъ Монтерей не зналъ; а въ двухъ словахъ

Чудесъ не изъясняютъ… Добрый герцогъ

Такъ уважалъ свободныя искуства,

И долженъ былъ въ рѣчи распространиться…

Не мудрено, что онъ забылъ маркиза!..

ГРАФЪ МОНТЕРЕЙ (оборачиваясь).

Риберра! съ вами я знакомъ немного

По славѣ…

ЭСПАНЬОЛЕТЪ (подходя съ непокрытой головой).

Графъ! я слишкомъ неизвѣстенъ,

И вашу рѣчь какъ милость принимаю.

МАРК. ВИКО. Художники всѣмъ міромъ завладѣли!..

ГР. МОНТЕРЕЙ. Покройтесь! Мы теперь наединѣ.

А это кто?

ЭСПАНЬОЛЕТЪ. Маркизъ Лоренцо Вико.

Намѣстникъ позабылъ его представить…

ГР. МОНТ. Маркизъ, объ васъ въ Испаніи я слышалъ,

И очень радъ такъ скоро васъ узнать.

Покройтесь!

МАРКИЗЪ ВИКО. Графъ! при герцогѣ д’Алкалѣ

Отвыкли мы отъ тонкости придворной,

Отъ вѣжливаго обращенья.

ЭСПАНЬОЛЕТЪ (про себя).

Браво!

Онъ загорѣлся!..

ГРАФЪ МОНТЕРЕЙ (также про себя).

Герцогъ не любимъ:

И можетъ-быть всеобщая любовь,

Столь подозрительная для Филиппа,

Похожа на приверженность маркиза.

(Громко).

Риберра! надо объявить Зампьери,

Что завтра я къ нему зайду въ притворъ

Полюбоваться на его творенья…

Все, что готово, пусть для насъ откроетъ;

А нетерпѣнье наше пусть припишетъ

Великой геніальности своей.

(Эспаньолетъ улыбнулся).

Я, признаюсь, не вѣрю совершенству

Доменикина; новый Рафаэль

Зашелъ бы къ намъ въ Мадритъ, хотя но слуху..

Все превосходное имѣетъ славу:

Не правда ли?..

ЭСПАНЬОЛЕТЪ. Графъ, это аксіома

ГР. МОНТЕРЕЙ. Мнѣ подозрительна и эта зависть.

Кто бѣдности — завидовать захочетъ?

Завидовать въ значеніи придворномъ

Или военной власти полководца,

Завидовать несмѣтному богатству,

Сопернику, счастливому въ любви;

Все это понимаю: но въ искуствѣ…

ЭСПАНЬОЛЕТЪ (холодно).

Нѣтъ зависти, а только строгій судъ,

Разоблачающій временщиковъ

Отъ славы незаслуженной.

ГРАФЪ МОНТЕРЕЙ. И только!

Риберра, мнѣ пріятно слушать васъ…

Скажите, этотъ Доминикъ Зампьери

Дѣйствительно съ талантомъ?..

ЭСПАНЬОЛЕТЪ. Ваша свѣтлость,

Спросите у другихъ; я самъ — художникъ…

М. ВИК. Съ талантомъ? Нѣтъ! Неаполь, ваша свѣтлость,

Художниками бѣденъ; здѣсь искуство

Не почитается необходимымъ;

Ремесленники есть по этой части;

Художниковъ здѣсь нѣтъ и не бывало.

А потому Доменикинъ Зампьери

Прослылъ у насъ великимъ живописцемъ.

Но люди знающіе, какъ Ланфранко,

Эспаньолетъ, его талантъ отвергли…

ГР. МОНТЕРЕЙ. Риберра, ваше мнѣнье любопытно.

ЭСПАНЬОЛ. Простите, ваша свѣтлость! Я не знаю,

Какъ вамъ сказать; вы сами убѣдитесь,

Когда увидите его работы.

ГР. МОНТ. Я знать теперь желалъ бы…

ЭСПАНЬОЛЕТЪ. Ваша свѣтлость,

Доменикино старъ и крайне бѣденъ.

Потомство разрѣшитъ, чего онъ стоитъ…

ГРАФЪ МОНТЕРЕЙ. Риберра, до потомства далеко.

Въ искуствахъ счетъ заслугамъ не по лѣтамъ;

И если лошадь долго воду возитъ,

Такъ мнѣ ее изъ уваженья къ лѣтамъ

Запречь въ торжественную колесницу?..

Скажите ваше мнѣнье откровенно…

М. ВИКО. Эспаньолетъ отмѣнно безпристрастенъ,

И съ нами откровененъ; удивляюсь,

Зачѣмъ предъ вашей свѣтлостью молчитъ.

ЭСПАНЬОЛЕТЪ. Затѣмъ, что не хочу Доменикина,

Котораго хвалилъ мой благодѣтель

Предъ графомъ Монтереемъ, унижать.

ГР. МОНТЕР. Все всторону; вы подданный, я власть.

Сокровищный притворъ мильоны стоитъ,

И вдругъ ремесленникъ его раскраситъ!..

И такъ Риберра….

ЭСПАНЬОЛЕТЪ. Графъ, я повинуюсь.

По, умоляю васъ, и мнѣ не вѣрить!

Я вамъ скажу, что думаю; но съ тѣмъ,

Чтобъ рѣчь моя осталась безъ послѣдствій.

Доменикинъ — посредственный художникъ;

Въ его картинахъ — робкая холодность;

Неблагородная природа; сухость;

Однообразіе ad nec plus ultra;

Есть и достоинства: но, къ сожалѣнью,

Немногочисленны и непримѣтны…

Есть выраженье въ головахъ Зампьери,

Но выраженье не страстей и чувствъ,

А безотчетной кротости, личина,

Которую бросаетъ онъ на старца,

На юношу, на Дѣву, на старуху

И на дѣтей безъ всякаго разбора;

Ума не требуетъ лицо ребенка,

И потому Доменикинъ дѣтей

Не дурно пишетъ… Слава Зампіери

Есть, кажется, плодъ постоянныхъ жалобъ

На зависть непріятелей и бѣдность:

Но состраданіе несправедливо;

Оно судомъ свое участье ставитъ,

И потому художникъ безпристрастный,

Посредственность желая обнаружить,

Завистникомъ невольно прослыветъ,

А строгій судъ весьма похожъ на зависть.

Еще — обыкновенно состраданье

Съ незнаніемъ судей сопряжено:

А какъ съ незнаньемъ спорить мудрено!

Рисунокъ у него довольно вѣрный,

Но, признаюсь, я очень сомнѣваюсь,

Принадлежитъ ли онъ Доменикину.

Представьте, графъ, нѣтъ ни одной картины,

Которую окончилъ бы Зампьери

Въ два мѣсяца; для небольшой картинки

Онъ требуетъ полгода размышленій.

Изъ этого я заключаю, графъ,

Что творческой способности въ немъ нѣтъ;

Что онъ заимствуетъ свои созданья

Изъ нашихъ первоклассныхъ живописцевъ.

Обдумывая только перемѣны,

Могущія закрыть такой обманъ.

Я насчитаю вамъ фигуръ пятнадцать,

Которыя отъ головы до пятокъ

Взяты съ картинъ извѣстныхъ живописцевъ.

Соображая все, я полагаю,

Что онъ и въ рисованіи не твердъ.

ГРАФЪ МОНТЕРЕЙ (вставъ).

Мы испытаемъ. Вотъ что значитъ слабость

Въ намѣстникъ! Сокровищный притворъ,

Которымъ полонъ весь Арангузсъ, —

Такъ въ письмахъ расхвалилъ его д’Алкала, —

Теперь хоть брось! Но можно ли исправить

Его картины?..

ЭСПАНЬОЛЕТЪ. Я не видѣлъ ихъ;

Сужу по римскимъ фрескамъ Зампіери;

Но полагаю, что въ созданьяхъ новыхъ

Все тѣ же недостатки и ошибки.

Уже двѣ фрески, говорятъ, онъ кончилъ,

Три остается…

ГРАФЪ МОНТЕРЕЙ. Этихъ трехъ Зампьери

Писать не будетъ…

ТѢ ЖЕ и МАРШАЛЪ.

МАРШАЛЪ. Доменикъ Зампьери…

ГР. МОНТЕРЕЙ.Теперь уже не время представляться;

Ужъ спать пора…

МАРШАЛЪ. Онъ умоляетъ, графъ;

Желаетъ важное открыть вамъ дѣло…

ЭСПАНЬОЛЕТЪ (съ улыбкой).

Ручаюсь, жалоба на живописцевъ;

Его жены затѣйливыя сплетни;

Иль шутка шаловливой молодежи.

ГР. МОНТЕРЕЙ. Узнайте, что его тревожитъ ночью?

ГРАФЪ МОНТЕРЕЙ; ЭСПАНЬОЛЕТЪ и МАРКИЗЪ ВИКО.

МАРКИЗЪ ВИКО. Эспаньолетъ, мнѣ кажется, за былъ,

А можетъ-быть не знаетъ, что Зампьери

Не въ здравомъ разумѣ: вчера въ притворѣ

Онъ говорилъ намъ проповѣдь съ Геррерой;

Слова его вначалѣ смыслъ имѣли,

Къ концу онъ сталъ несвязно говорить…

ТѢ ЖЕ и МАРШАЛЪ.

МАРШ. Онъ видѣлъ васъ изъ дальнихъ комнатъ, графъ,

И неотступно молитъ о свиданьи…

ГР. МОНТЕР. Впустите! Онъ раскается за дерзость…

(Молчаніе).

ТѢ ЖЕ и ЗАМПІЕРИ.

ЗАМПІЕРИ. Простите, графъ! Я противъ воли здѣсь.

И, если бъ не опасность бѣдной жизни

И доброй славы моего семейства,

Я не дерзнулъ бы нарушать покой вашъ.

Но, свѣтлый графъ, я потерялъ терпѣнье;

Съ утра до утра новаго мой домъ

Въ осадѣ крикуновъ и пасквилантовъ;

Окно ли отперто, и туча камней,

Обернутыхъ въ ругательныя письма

И въ бранные стихи летитъ въ окошко.

ГРАФЪ МОНТЕРЕЙ. Ты угадалъ, Риберра!

ЗАМПІЕРИ. На работу

Пойду, за мной наемные бандиты.

Одно присутствіе монаха Піедро

Подкупленныхъ убійцъ не допускаетъ

Лишить Зампьери ненавистной жизни.

Все это ничего! Давно я отжилъ;

Узнавъ людей, жить съ ними не хочу,

И только вѣра въ будущую жизнь

Хранитъ Зампьери отъ самоубійства…

Я говорю все это ничего…

Но честь и слава, — Божіи таланты, —

Даны для приращенья человѣку,

И человѣкъ ихъ охранять обязанъ.

Есть у меня племянникъ; молодой

И вѣтренный; художники умѣли

Его вооружить противъ меня;

По указанью ихъ, онъ сыпалъ золу

Въ накладку; краски тайно портилъ жиромъ;

И наконецъ, недальніе какъ сегодня,

Вступилъ въ огромный заговоръ на жизнь

И честь роднаго дяди. — Положили

По городу прибить листы съ извѣстьемъ,

Что я я Алкалѣ продалъ дочь мою;

А если эта горькая обида

Слабѣющаго старца не разрушитъ,

Къ рѣшительной прибѣгнуть мѣрѣ — къ яду…

Вотъ доказательства мои, намѣстникъ.

(Становится на колѣни, подаетъ письмо, афишку и нѣсколько завернутыхъ въ бумажки камней).

ГРАФЪ МОНТЕРЕЙ (взявъ связку и отдавъ маршалу).

Я разсмотрю, и слѣдствіе назначу…

Прошу васъ успокоиться. Неаполь,

Надѣюсь, съ Божьей помощью очистить

Отъ многаго… Но слушайте, художникъ,

Теперь объ васъ я долженъ говорить…

Власть вами затрудняется; я слышалъ,

Что ваша мнительность и легковѣрье

Правительство тревожатъ безпрерывно

Доносами о мнимыхъ покушеньяхъ

На вашу честь, на вашу жизнь и славу…

ЗАМП. Богъ вамъ судья, намѣстникъ королевства,

Когда едва ступивъ на эту землю,

Ведете судъ вашъ неизвѣстнымъ людямъ!

*  *  *

Теперь художество, къ несчастью, стало

Ковромъ въ прихожей, на который смѣло

Плюетъ невѣжа, ноги вытираетъ,

И, затоптавъ изящество рисунка,

Его существованію не вѣритъ…

*  *  *

До-сей-поры несчастія мои

Я только Богу довѣрялъ; сегодня

Монахъ велѣлъ мнѣ, именемъ Господнимъ,

Намѣстнику открыть мои страданья…

*  *  *

Простите откровенность, Монтерей,

Когда бъ я зналъ, что нѣтъ уже Алкалы,

Быть можетъ, ваша свѣтлость и не знали бъ,

Что у меня есть и враги и горе.

Но я узналъ о герцогскомъ отъѣздѣ

Ужъ во дворцѣ. — Отдайте мнѣ назадъ

Мои бумаги, камни, обвиненья;

Я въ монастырь пошлю ихъ къ Кармелитамъ;

Пусть сохранятъ для поздняго потомства

Исторію страданій Зампіери;

Отдайте доказательства мои,

Они мни дороги; моя невинность

Ихъ любитъ, а талантъ гордится ими.

ГР. МОНТЕРЕЙ. Талантъ самъ о себѣ не говоритъ,

Его другіе люди указуютъ,

Которымъ надъ талантомъ ввѣренъ судъ.

ЗАМПІЕРИ. Кому же, графъ, довѣренъ этотъ судъ?..

Не современникамъ, не вашей власти,

Не сохудожникамъ…

ГРАФЪ МОНТЕРЕЙ. Кому ЖЪ?

зампіери. Потомству!

А если я о собственномъ талантѣ

Сталъ говорить, такъ волоса мои

Даютъ на это право: шестьдесятъ,

Не двадцать лѣтъ; пусть юноша молчитъ:

Онъ можетъ мимолетное влеченье

Принять за склонность, ловкость за талантъ;

Но въ старикѣ все испытала жизнь;

Онъ могъ въ своемъ талантѣ убѣдиться,

А убѣжденный смѣетъ говорить…

ГР. МОНТЕР. Кто вамъ мѣшаетъ въ этомъ? Говорите;

Но не мѣшайте намъ не вѣрить.

ЗАМПІЕРИ. Графъ!

Отдайте мнѣ назадъ мои бумаги;

Желалъ бы я списать и ваши рѣчи:

И это любопытная страница

Для безпристрастнаго потомства, впрочемъ,

Насъ четверо, онѣ не пропадутъ;

Кто на художество хулу глаголетъ,

Тогда какъ отъ него ждутъ поощренья,

Да не забудетъ — время соберетъ

Его хуленья до послѣдней буквы.

Г. МОНТ. Зачѣмъ себя вамъ смѣшивать съ искуствомъ?

Кто рисовать порядочно не можетъ,

Тотъ не художникъ… Если вы хотите

Окончить пустословную бесѣду,

Я предложу вамъ средство; вотъ Риберра:

Онъ вамъ задастъ предметъ; вы начертите

Его при насъ, а мы тогда разсудимъ…

ЗАМПІЕРИ (отступивъ).

О, мало ли Господь вамъ даровалъ?

У васъ въ рукахъправленія бразды,

У васъ въ рукахъ народное богатство,

Вѣсы добра и зла, законъ, торговля;

Вы можете воздвигнуть цѣлый городъ,

Влить море на средину королевства,

Вы можете Италію обрѣзать

Иль продолжить; отвѣчный Позилиппъ

Поставить маякомъ на мель залива…

О, Боже мой, что можете вы сдѣлать!

Но ни одной картины написать,

Тѣмъ больше оцѣнить, у васъ нѣтъ власти.

Богъ далъ вамъ власть, обязанность другому,

Иному мысль о неоткрытомъ свѣтѣ,

Тому открылъ теченье тѣлъ небесныхъ.

Есть всякому свое на этомъ свѣтѣ,

Но все отъ Бога; что дано отъ Бога,

Того ничѣмъ пріобрѣсти нельзя!..

Великъ и мудръ, кто испыталъ себя,

Уразумѣлъ свое предназначенье,

И по пути, предписанному небомъ,

Идетъ, не заходя въ чужую область;

Кто легкой птицѣ говоритъ — летай,

А черепахѣ — ползай, рыбѣ — плавай!

Самъ плавать, ползать и летать не зная,

Способностямъ природнымъ ихъ не учитъ,

Но это все тѣлесная природа.

Мы можемъ птицѣ крылья обрубить…**

Но въ области ума и вдохновенья

Другой законъ, условія другія!

Отъ раннихъ лѣтъ съ художествомъ сдружитесь,

Какъ муравей въ его землѣ копайтесь,

Узнайте трудности и неудачи,

Возможность одного, и невозможность

Другаго, тысячи оттѣнковъ мелкихъ,

Его частей, соотношеній, формъ;

Изслѣдуйте безмѣрную природу

Во сколько можно; все согрѣйте чувствомъ,

Не низкимъ чувствомъ зависти коварной,

Но радостью о милости Господней,

Замѣну благъ небесныхъ даровавшей, —

Тогда пріидите и судите, графъ:

А вы судить хотѣли по наслышкѣ! (Уходитъ).

АКТЪ ВТОРОЙ.

ЯВЛЕНІЕ ПЕРВОЕ. Комната въ домѣ Зампіери. На очагѣ огонь.

ЧЕЧИЛІЯ и дочь ея, КІАРА.

ЧЕЧИЛІЯ. Что, Кіара, такъ печальна? Помоги

Мнѣ приготовить ужинъ; мы сегодня

Оканчиваемъ всѣ запасы; завтра

На всю семью полфунта макарони…

А послѣ-завтра, что Господь пошлетъ!

КІАРА. На Господа намъ нечего роптать,

А на себя…

ЧЕЧИЛІЯ. Ахъ, Кіара, полно, полно!

Ты начинаешь жить, а я кончаю;

Дастъ Богъ, отыщется женихъ, и — замужъ;

А съ мужемъ иногда изъ нищеты

Пріидешь до непомѣрнаго богатства…

Для молодости царство впереди…

А для старухи кончится дорога.

Вотъ доѣзжаешь: что же впереди?

Безлюдный дворъ съ открытыми вратами.

Живой души не видно; на дворъ

Живетъ старушка; дряхлая часовня;

При ней гостепріимныя могилы

Подъ сѣнью кипарисовъ и крестовъ…

КІАРА. Ахъ, маменька, безлюдный дворъ — ужасенъ!

ЧЕЧИЛІЯ. Какъ для кого… Для молодости стыдно

Заглядывать черезъ заборъ кладбища;

А мы себѣ посматриваемъ мѣсто.

Сонъ смертный продолжителенъ, мой другъ!

Кто въ жизни выгоды не зналъ, тому

По крайней мѣрѣ выгодной могилы

Простительно желать…

КІАРА (тихо).

И все о смерти!

Отецъ и мать, зачѣмъ вы дали жизнь

Несчастной дочери?..

ЧЕЧИЛІЯ. Ты, плачешь, Кіара!

Скажи мнѣ откровенно, что за грусть

Всегда твой блѣдный образъ осѣняетъ?..

ЧЕЧИЛІЯ, КІАРА И ЗАМПІЕРИ, который, вошедши во время слѣдующей рѣчи дочери, останавливается, и съ недовѣрчивостью вслушивается въ ея слова.

КІАРА. Мнѣ непонятна цѣль существованья.

Зачѣмъ, къ чему я въ этомъ чудномъ мірѣ?

Какъ-будто безъ меня Доменикино

Не могъ существовать!.. Другія дѣвы

Цвѣтутъ какъ розы, веселы, игривы;

Тяжелые труды имъ неизвѣстны;

У нихъ для разныхъ радостей, потѣхъ,

Есть случаи; для пѣсни — звонкій голосъ,

Для легкой пляски — легкая одежда

И праздничный для праздника нарядъ…

А у меня — единственное платье,

Остатокъ вашихъ дѣвственныхъ нарядовъ;

Кругомъ поютъ, я не умѣю, пѣть;

Вся молодежь кружится къ жаркой пляскѣ,

А я на нихъ черезъ окно смотрю,

И то, какъ воръ, украдкой, и домой

Я приношу чужія наслажденья,

Какъ изъ пожара вырванныя вещи;

Онѣ въ рукахъ моихъ еще горятъ!..

И стыдно, а завидую.

ЧЕЧИЛІЯ. Дитя!

(Доменикино, пораженный, хватается за спинку креселъ и едва держится на ногахъ).

Все суета…

КІАРА. Суетъ, еще прибавьте!

Повѣрю, — дайте испытать. Пусть худо

Веселымъ, легкимъ сверстницамъ моимъ:

Да мнѣ не лучше!.. Я пойду на рынокъ

Съ мѣшкомъ; за мной домашняя собака,

Обрызганная грязью; я не лучше

Въ моихъ лохмотьяхъ: а въ другомъ нарядѣ,

Кто знаетъ, можетъ быть…

Идетъ мужчина, —

Краснѣя мимо прохожу, и рада

Когда онъ не успѣлъ меня замѣтить;

Пройду немного, оглянусь, — и жалко,

Что не могла взглянуть ему въ глаза…

Вотъ дочери Ланфранко, посмотрите,

Какъ разодѣты; волоса въ цвѣтахъ…

Цвѣтовъ собрать не трудно… но смѣшно

Къ такому платью приколоть цвѣты…

Ахъ, маменька! по-моему, мы сами,

По доброй волѣ, терпимъ недостатокъ.

Охота папенькѣ писать картины!

Вотъ, сдѣлалъ бы органы для собора,

Завелъ бы музыкальную торговлю:

Мы не сидѣли бы у очага

Въ бесѣдъ о голодной смерти…

ЧЕЧИЛІЯ. Правда,

Охъ, правда, Кіара… эти мнѣ картины!

Пора бы, кажется, за умъ схватиться,

Отъ славы, отъ талантовъ отказаться.

КІАРА. Охъ, маменька, когда бъ ужъ былъ талантъ, —

И деньги бы водились!..

ЧЕЧИЛІЯ. Правда, Кіара!

А мужъ мой, между нами, очень плохъ;

Что ни напишетъ, — дурно; всѣ смѣются;

Упрямство; но тебѣ еще недавно

Чувствительно безумное упрямство,

А я ужъ, слава Богу, тридцать лѣтъ

Изъ состраданія къ Доменикину

Молчу и соглашаюсь!.. Да, мой другъ,

Не иначе должны любить мы мужа!

Что, если бы жена Доменикина

Ему сказала: "Полно, другъ, мечтать

О томъ, чего тебѣ Богъ не далъ; полно

Считать талантомъ сильное желанье!

Брось живопись, она не твой удѣлъ.*

(Доменикино, пришедши на середину и громко зарыдавъ, падаетъ).

ЧЕЧИЛІЯ (въ ужасѣ).

Святая Марія! мы погубили

Несчастнаго…

КІАРА. Онъ слышалъ наши рѣчи!

ЧЕЧИЛІЯ. Другъ милый, успокойся. Боже, Боже!

Мы видѣли, какъ ты вошелъ; хотѣли

Невинно пошутить…

(Поднимаютъ его и сажаютъ на скамейку).

Прости насъ! (Плачетъ).

Молчитъ и плачетъ!.. Кіара, есть Лоренцо?

Пошли за Піедро; только онъ одинъ

Съ нимъ говорить умѣетъ… Другъ мой милый,

Прости меня!..

ЗАМПІЕРИ. Жена, ты не шутила?

О, горе мнѣ!

ЧЕЧИЛІЯ. Шутила. Въ тридцать лѣтъ

Ты не замѣтилъ моего сомнѣнья…

ЗАМПІЕРИ. О, тридцать лѣтъ обманывала мужа!

Ты тридцать лѣтъ талантъ мой презирала!

А я тебѣ всѣ тайны довѣрялъ!

Ты принимала ихъ какъ плодъ безумья;

Роптала на судьбу и на меня…

ЧЕЧИЛІЯ. Мой другъ!

ЗАМПІЕРИ. Прочь, прочь! я васъ освобождаю…

Вы мнѣ не нужны, я не нуженъ вамъ.

О! шестьдесятъ-четвертый годъ, — скорѣе,

Быстрѣе въ вѣчность!.. Сбудется мой жребій,

Исполнится, что сказано Севиллой!

Мнѣ цѣлый міръ отраву приготовитъ;

Родные въ томъ участье пріймутъ…

(Увидѣвъ овощи и огонъ). Га!

Стой, стой, сосудъ… не сбудется мой жребій!

Надъ жизнью человѣкъ самовластитель!

Оставь меня, жена!

ЧЕЧИЛІЯ. Онъ обезумѣлъ!

Охъ, этого еще недоставало! (Падаетъ безъ чувствъ)

ЗАМПИ. Что, притворилась?.. будто спитъ! Постой,

Разсмотримъ… травы… что? Ага! съ отравой!

Въ огонь, въ огонь! Я приготовить ужинъ,

И самъ съ умѣю…

(Ставитъ на огонь всѣ сосуды и подбрасываетъ дрова съ неимовѣрною скоростью. Ужасный огонь. Зампіери садится на столъ).

Чудный колоритъ!

Всѣ дьяволы должны быть живописцы.

Какъ колоссально освѣщенье ада!..

А вѣдь у многихъ нашихъ живописцевъ

Есть красный колоритъ и, вѣроятно,

Сама душа картину освѣщаетъ;

Вѣдь отъ души зависитъ выраженье…

Ахъ, Господи, да отъ души и все!

Чудесная душа должна быть въ солнцѣ?..

Тьфу, глупости!.. огонь горитъ и только;

Имъ можно кухню освѣтить, палаты;

А для картинъ огонь беремъ изъ сердца…

(Прислушиваясь).

Ага! ужъ заговорщики идутъ!

Одна змѣя лукаво притворилась,

Другая, какъ Іуда, продаетъ

Отца… его врагамъ…

(Хватаетъ ведро воды и заливаетъ огонь).

Вотъ такъ! Везувій

Ведромъ воды успѣшно залитъ. Браво!

Теперь начертимъ планъ для укрѣпленій.

(Садится и въ темнотѣ на бумагѣ что-то чертитъ).

Тѣ ЖЕ, КІАРА, ПІЕДРО и ЛОРЕНЦО, съ факеломъ.

ЗАМПІЕРИ (машетъ рукой).

Туши огонь! Увидитъ непріятель!

Туши огонь!

ПІЕДРО (подходитъ къ Зампіери и взявъ его за руку).

Мой другъ, ты неспокоенъ,

Ты боленъ?..

ЗАМПІЕРИ. Нѣтъ.

ПІЕДРО. Но гдѣ жена твоя?

ЗАМПІЕРИ. Жена? Ахъ, въ самомъ дѣлѣ, гдѣ жена?

Она была со мной, шутила… Кіара,

Гдѣ мать твоя? Ты съ ней шутила вмѣстѣ,

КІАРА. Ахъ! маменька лежитъ безъ чувствъ…

ЗАМПІЕРИ. Безъ чувствъ?

Да, Піедро, да! Чечилія безъ чувствъ!..

Ты часто провожаешь мертвецовъ,

И путь въ могилу освѣщаешь, Піедро…

Случалось ли въ безмолвныхъ катакомбахъ

Остаться одному и мудро слушать,

Какъ дикій вѣтръ бесѣдуетъ ужасно

Съ безчувственными хладными тѣлами?..

Я — трупъ, жена и Кіара — дикій вѣтеръ!..

Онѣ ревутъ: ты мертвъ, Доменикино…

ЧЕЧИЛІЯ (просыпаясь).

Сонъ или смерть?..

ЗАМПІЕРИ. Чечилія больна!

Тихонько отнесите въ спальню… сонъ

Поможетъ ей… а смерть удѣлъ другаго…

(Лоренцо съ помощію Кіары уводитъ Чечилію).

ЧЕЧИЛІЯ (уходя).

О, Боже мой! Я погубила мужа!..

ЗАМПІЕРИ и ПІЕДРО.

ЗАМП. Ты слышалъ, Піедро, слышалъ? Не пугайся!

Она меня не погубила; нѣтъ;

Отрава вмѣстѣ съ яствами сгорѣла…

ПІЕДРО. Отрава!

ЗАМПІЕРИ. Да. Но графу Монтерею

Не говори ни слова, ради Бога!

О, знаемъ мы откуда этотъ ядъ,

Откуда заговоръ!.. но мы не глупы —

Предупредимъ опасность, и умремъ

Ты умереть пытался?

ПІЕДРО. Никогда!

ЗАМПІЕРИ. Изобрѣтатель строитъ колокольню

Подъ ростъ Везувію и Аппенинамъ,

Садится на вѣнецъ ужасной башни,

Поетъ свою послѣднюю молитву,

Перекрестился, всталъ, закрылъ глаза,

Раздвинулъ руки будто плавать хочетъ,

И бросился въ бездушный океанъ…

Заутра кости вымели метлой;

На паперти замыли кровь водой;

Какъ-будто не бывало человѣка…

ПІЕДРО. И все богопротивныя слова!..

ЗАМПІЕРИ. Молчи, монахъ! Внемли! Я все скажу!

Сюда монахъ, на край земли, сюда;

Откуда можно бездну смерти видѣть

И въ ужасѣ грѣхъ тайный исповѣдать!..

ПІЕДРО. Сядь, Доминикъ!

ЗАМПІЕРИ. Садись, но я не сяду.

Ты судія, а я преступникъ! Слушай!

Ребенокъ мертвъ душой, но живъ очами;

Онъ любитъ то, что. нравится глазамъ;

Онъ чувствуетъ и разсуждаетъ зрѣньемъ…

Проститъ ли Богъ невинному ребенку…

Что живопись онъ страстно полюбилъ?

ПІЕД. Тутъ нѣтъ грѣха!

ЗАМПІЕРИ. Постой! Ребенокъ выросъ

Для юноши прекрасенъ Божій свѣтъ,

Онъ отыскалъ въ предметахъ выраженье,

Открылъ ихъ цвѣтъ, пространство, освѣщенье,

И повторять задумалъ Божій свѣтъ;

Не думая о славѣ и наградъ,

Онъ безотчетно, вѣтренно работалъ,

Не для себя, Богъ знаетъ для кого;

Онъ чувствовалъ страданія страдальца,

Онъ плакалъ созданными имъ слезами,

Съ разбойникомъ онъ путника терзалъ…

Тутъ нѣтъ грѣха, монахъ! тутъ нѣтъ грѣха…

Молчи, молчи, отвѣтъ твой мнѣ не нуженъ!

Тутъ нѣтъ грѣха, когда призваньемъ вышнимъ,

Что геніемъ, талантомъ мы зовемъ,

Такъ жить и дѣйствовать онъ предназначенъ.

Но если медленныхъ трудовъ удачу,

Усилія безъ благодати вышней,

Онъ счелъ ему дарованнымъ талантомъ…

Тутъ нѣтъ грѣха, монахъ, тутъ нѣтъ грѣха!

Но юношу лукаво извиняютъ

И молодость, и ласковый привѣтъ

Невѣждъ, и снисхожденье знатоковъ,

И красоты коварная улыбка,

И неразумные совѣты дружбы.

Вотъ пробилъ часъ; окрѣпли умъ и воля,

Очарованье снялъ суровый опытъ;

Онъ могъ сложить съ себя чужое имя.

Но себялюбье, гордость, слабонравье,

И слава (вѣтръ попутный преступленья)

Ужасной бурей волновали душу…

Безумецъ, онъ въ талантъ свой слѣпо вѣрилъ,

Служа искуству, оскорблялъ искуство!..

О, тутъ есть грѣхъ, смертельный тяжкій грѣхъ!

И этотъ грѣхъ лежитъ на Доминикѣ…

ПІЕДРО. Мой другъ! Несчастье несправедливо!

Богъ далъ искуство людямъ точно такъ же,

Какъ пашни, воздухъ, воду, свѣтъ и сонъ,

Не требуя въ такихъ дарахъ отчета;

Добру и злу назначены вѣсы,

И ежели твои произведенья

Не оскорбляли нравственности, вѣры,

Ты и въ посредственности чистъ…

ЗАМПІЕРИ (съ ужасомъ).

И ты!..

(Послѣ мгновеннаго молчанія).

Прости меня, великій Богъ, прости!

Я грѣшникъ, я злодѣй, я безталантенъ! (Убѣгаетъ).

ЯВЛЕНІЕ ВТОРОЕ. Спальная комната Доменикина; направо дверь въ спальную жены и дочери; свѣтильникъ горитъ на столѣ; блѣдно и темно; софа, арфа.

ЗАМПІЕРИ; потомъ ПІЕДРО.

ЗАМПІЕРИ. Я безталантенъ…

(Піедро входитъ за нимъ, внимательно слѣдуя за всѣми его движеніями).

Это была гордость,

Обиженное самолюбье, — только, —

А не талантъ, не чувство… Я писалъ,

Копилъ грѣхи на немощную старость…

И эти всѣ святые оживутъ,

И отъ меня потребуютъ отчета,

Зачѣмъ я ихъ божественныя лица

Дерзнулъ писать невдохновенной кистью!

Я безталантенъ! Завтра, завтра, завтра,

На площади, на паперти церковной

Я объявлю мой грѣхъ всему народу!..

Пусть цѣлый міръ назначитъ покаянье;

Я соберу остатки бѣдной жизни;

Веревками все тѣло избичую,

И добровольнымъ гладомъ изсушу

И такъ уже мертвѣющіе члены…

ПІЕДРО. Ложись, мой другъ! Раздѣнься, помолись,

И спи! Уже давно во снѣ Неаполь…

ЗАМПІЕРИ. Но Богъ и совѣсть бодрствуютъ всегда!

ПІЕДРО. Ложись и успокойся…

ЗАМПІЕРИ (съ притворнымъ спокойствіемъ).

Я ложусь;

Я слушаюсь, ты видишь; я готовъ

Въ монастырѣ монаховъ Кармелитовъ, —

Иль гдѣ духовники назначатъ, — жить.

Ходить по камнямъ босыми ногами,

На шеѣ и рукахъ носить вериги,

Колючей власяницей покрываться…

Ахъ! подожди, — есть у меня коробка

Изъ золота съ рѣзьбою Бенвенуто;

Альдобрандини тысячу піастровъ

Мнѣ предлагалъ, — я не взялъ… На, монахъ,

Вели отпѣть отходное служенье

За душу грѣшника Доменикина!..

Да сниметъ Богъ съ нея великій грѣхъ!

Во время безконечной, страшной жизни,

Я колоссальнымъ сдѣлалъ этотъ грѣхъ,

И увѣнчаю…

Нѣтъ! Я не скажу.

Въ самоубійствѣ я отраду вижу,

А ты къ тому готовъ не допустить…

Нѣтъ, не скажу… Ложусь! Прости, мой Піедро…

(Отдергиваетъ занавѣсъ постели).

Уйди, монахъ!..

ПІЕДРО. Я у тебя останусь,

Прилягу, и засну; теперь опасно

Мнѣ возвращаться въ монастырь…

ЗАМПІЕРИ (съ притворнымъ спокойствіемъ).

Пожалуй,

Спи здѣсь! (Про себя). Ого! и Піедро мой подкупленъ;

Но я его довѣрчивостью ложной,

Спокойствіемъ поддѣльнымъ обману.

(Піедро становится на колѣни и тихо читаетъ молитвы).

ЗАМПІЕРИ (нераздѣтый, лежа на постели).

Онъ молится, а я!.. одна молитва —

Она безъ словъ; въ ней вся моя душа: —

Возьми меня отсюда, мой Спаситель!

Суди за грѣхъ и накажи… Но если…

Нѣтъ, совѣсть Доминика такъ чиста.

Какъ быстрая рѣка въ пустынѣ дикой,

Что кромѣ неба на лицѣ зеркальномъ

Не отражаетъ ничего!.. Что, еслибъ

Я былъ съ талантомъ! Спальня, полумракъ,

Свѣтильникъ умирающій, въ туманѣ

Молящійся монахъ… Я безталантенъ!

А прежде!.. Аннибалъ Каррачи, дѣтство,

Восторги настоящіе, надежды,

Удачи, неудачи…

(Шопотомъ, сквозь сонъ).

Агостино!

Какъ восхищается моей работой!

Неужели достоинства въ ней есть?

Онъ улыбнулся; всѣ ученики

Не сводятъ глазъ съ великаго. Молчитъ!..

Прилежно смотритъ; кажется, доволенъ.

(Засыпаетъ).

ПІЕДРО (подходитъ къ нему).

Заснулъ! Несчастный труженикъ искуства!

Благословенъ да будетъ краткій сонъ!

(Ложится на софѣ).

Быть можетъ, завтра новыя страданья

Прійдутъ толпой за жизнію страдальца,

А у него осталась только жизнь,

Послѣднее единственное благо…

Пора заснуть; мнѣ надо завтра утромъ

Служить обѣдню въ третьемъ алтарѣ,

Заказанную графомъ Альберони.

Какъ человѣкъ жалѣю я объ немъ;

Хорошій христіанинъ, добрый сынъ,

Счастливый мужъ, несчастный врагъ Испанцевъ…

Испанія!.. И самъ архіепископъ

(Сквозь сонъ).

Ея не любитъ. Если бы меня

Послали къ королю… Арангуэсъ…

Великолѣпные сады… чертоги… (Засыпаетъ).

ИНТЕРМЕДІЯ-ФАНТАЗІЯ.

Сонъ Доменикино.

ЗАМПІЕРИ (бѣжитъ по улицѣ).

Не можетъ быть! Горитъ одинъ притворъ;

А ежели горитъ, такъ подожгли;

Придумали, какъ до конца убить

Неистощимое страданьемъ сердце!..

Горитъ!.. горитъ!.. Во всемъ дворцѣ темно,

А тамъ ужасный свѣтъ… И нѣтъ тревоги;

И люди спятъ спокойно. Что за дѣло,

Что тамъ въ притворѣ жгутъ Доменикина!

Имъ кажется, горятъ однѣ картины,

Плохіе, незавидные труды;

Онѣ не стоятъ сожалѣнья; стража,

Облокотясь на копья, спитъ… Войдемъ!

(Входитъ на лѣстницу).

Темно… Я наизустъ дорогу знаю

Сюда! По стѣнкѣ вправо; дверь; ступеньки…

Семь, кажется… Вотъ притворъ…

(Входитъ въ притворъ, совершенно освѣщенный къ литургіи; всѣ фрески окончены, лѣса сняты; полъ очищенъ; скамейки; ни живой души не видно).

Спаситель!

Когда я кончилъ этотъ храмъ? А кончилъ!

Великолѣпно, чудно! Какъ прекрасенъ

Святитель мой! Какъ вѣренъ мой Везувій!

Гдѣ куполъ? Нѣтъ, тамъ люди, тамъ Неаполь,

Въ тревогѣ ждутъ послѣдняго мгновенья…

Не бойтесь люди, вотъ святой Январи!!

Не бойтесь, я писалъ васъ не для смерти!

Живите надъ толпой заблудшихъ братій

И проповѣдуйте нѣмою рѣчью.

Понятенъ вашъ языкъ! Гдѣ выраженье,

Тамъ жизнь, тамъ правда, голосъ и слова,

Тамъ все, но въ очарованномъ огнѣ;

Естественно, но ярче и живѣе…

Ликуй, душа! Оконченъ славный трудъ…

Послѣдній!… грань трудовъ моихъ и жизни!

Какъ солнце, я умру, — исполнивъ день.

На чистомъ небъ я сіялъ недолго;

За бурями не видѣнъ былъ мой путь;

Но къ времени прибавился день новый;

Меня примѣтятъ люди на закатѣ,

И скажутъ: онъ и въ полдень съ нами былъ,

Но ядовитыя земли дыханья

Завистливо скрывали путь блестящій.

Угасну; мѣсяцъ, звѣзды загорятся,

И прорекутъ: мы отъ него горимъ!

Но кто открылъ мой храмъ, мое блаженство,

Земной, отрадный рай Доменикина?

Кто освѣтилъ, какъ солнцемъ, эти стѣны?

Зачѣмъ? Нѣтъ никого! Въ полночный часъ

Всегда монахи молятся… Молчанье!..

Зачѣмъ нѣтъ пѣсень въ этомъ дивномъ храмѣ?

Зачѣмъ нѣтъ прихожанъ… А вотъ одна!..

Монахиня… О чемъ ея молитва?..

(Подходитъ къ монахинѣ; она оборачивается).

ЗАМПІЕРИ. Великій Боже! Кіара!

КІАРА ЛАНФРАНКО. Доменикъ!

Благодарю за тайную любовь;

Я ревностью безумной волновалась,

Но ты былъ чистъ… Мой другъ, благодарю!

И я теперь очищена молитвой,

Одѣлась въ непреложную судьбу,

И предъ тобой стою твоей невѣстой, —

Твоей женой; равны страданья наши;

Вся наша жизнь была обрядъ вѣнчальный;

И близко ложе брачное… Молись!

зампіери. Жена прекрасная, зачѣмъ ты старцу

Въ день торжества явилась? О, зачѣмъ

Ты тайный грѣхъ изъ сердца вынимаешь?

Быть можетъ, онъ судьбы моей виновникъ…

Да! я любилъ тебя такъ постоянно,

Такъ тихо, тайно, безкорыстно, Кіара,

Что даже на картинахъ образъ твой

На судъ людей порочныхъ не являлся;

Я о тебѣ съ собой не говорилъ,

И если мысль, путемъ мнѣ неизвѣстнымъ,

Нечаянно бѣжала за тобой, —

Безжалостно я отрывалъ ее

Отъ женщины любимой, а въ груди

Больное сердце кровью исходило…

Женился я, — и это была жертва,

Усиліе… преодолѣть себя!

Воспоминанья кисти откровенной,

Сгорѣвъ, младую душу опалили

Мертвящей безнадежностью; я умеръ

Для жизни: жилъ работникомъ безплатнымъ

У страшнаго властителя искуства!..

Сегодня служба кончилась; и я

Опять не человѣкъ и не художникъ.

К. ЛАНФ. Ахъ, Доминикъ, какъ пишешь ты прекрасно!

ЗАМП. Не льсти, мой другъ! Мнѣ совѣстно, мнѣ страшно,

Что ты изъ снисхожденія ко мнѣ

Уста напрасной ложью оскверняешь…

Великъ мой трудъ, — онъ можетъ быть пріятенъ

Лишь мнѣ, да Богу, да Его Святымъ…

А людямъ? — Нѣтъ, прости моимъ сомнѣньямъ!

КІАРА ЛАНФР. Какъ счастлива жена Доменикина!

Когда ее встрѣчаю у обѣдни,

Мнѣ кажется, вокругъ ея главы

Горятъ лучи отъ славы Доминика.

ЗАМПІЕРИ. Ахъ, Кіара, нѣтъ! Чечилія добра,

Чувствительна, и любитъ Доминика;

Но понимать художество… Ахъ, Кіара,

Ты ей, а.я завидую Ланфранко!..

Да; онъ великъ, величественъ, воздушенъ;

Духъ Кіары носится во всѣхъ картинахъ…

Блаженъ, кому жена и дѣти въ помощь!..

Но грѣхъ роптать. Такъ должно, и конецъ!..

Какъ ты вошла сюда?

КІАРА ЛАНФРАНКО. Не знаю.

ЗАМПІЕРИ. Странно!

Къ чему они притворъ мой освѣтили?

КІАРА ЛАНФР. Полночный судъ, великій, ждетъ тебя!

ЗАМПІЕРИ. Судъ! Боже мой! Когда меня осудятъ?

Неистощимое терпѣнье злобы

Найдетъ малѣйшій слѣдъ усталой кисти…

Найдетъ. Оно и судитъ и казнитъ… Идутъ!

(Въ притворѣ появляются тѣни; онѣ болѣе и болѣе наполняютъ храмъ;.

ЗАМПІЕРИ. Ахъ, Кіара, это кажется не люди!..

КІАРА ЛАНФР. Но кто же?

ЗАМПІЕРИ. Я немногихъ узнаю.

Я гдѣ-то видѣлъ ихъ портреты… Точно!

Вотъ Рафаэль! Вотъ Винчи! Вотъ Вечелли!

Вотъ Бонаротти! Вотъ Вольтерра!

КІАРА ЛАНФРАНКО. Что ты?

Покойники? Я вся дрожу…

ЗАМПІЕРИ. Не бойся!

Не знаю, отчего съ спокойнымъ сердцемъ

Гляжу на нихъ…

КІАРА ЛАНФРАНКО (съ восторгомъ).

Предъ ними ты спокоенъ?

О, ты великъ! Во истину великъ!..

БОНАРОТТИ. Что? Каково? Въ который разъ отцы

Приходите на грозный судъ къ потомкамъ, —

Предсмертный, справедливый, страшный судъ?..

Ну, Полигнотъ, ты старшина межъ нами

По хронологіи… Мои Китайцы,

Мои Египтяне, Индѣйцы, Персы,

Шли предъ тобой какъ скороходы, — только!

Ты началъ, мы спокойно продолжали…

Вотъ небольшой листокъ той самой книги;

Но, благо, мы безсмертны; доживемъ,

Увидимъ, кто конецъ ея напишетъ.

Что жъ, Полигнотъ? Взглянулъ, — и говори!

ПОЛИГНОТЪ. Ты и забылъ Панена, и Вуларха,

И многихъ первоклассныхъ живописцевъ…

Они всѣ здѣсь; спроси у нихъ…

РАФАЭЛЬ. Къ чему

Считаться! Бонаротти — вѣчно тотъ же;

При жизни и по смерти — бурный деспотъ!..

ВАЗАРИ (указывая на трехъ Караччи).

Три граціи божественныхъ искуствъ

Должны рѣшать возвышенную тяжбу.

Вѣдь подсудимый — ученикъ Караччи…

БОНАРОТТИ. Ходатаи, не судьи, — это такъ.

АПОЛЛОДОРЪ. Смотрю и удивляюсь! Бонаротти,

Ты правъ. Тутъ выраженье Полигнота,

Тутъ сила мысли, правильность рисунка,

Но, Тиціанъ, и нашего здѣсь много.

Смотри, какъ все блистательно и ярко!

Одежды, волоса, тѣла и очи

Горятъ, сіяютъ… Если бы я могъ

Владѣть такими средствами! Завидно!

О, Греція, и ты несовершенна?..

АПЕЛЛЕСЪ. Чѣмъ масло лучше воска?..

АПОЛЛОДОРЪ. Апеллесъ,

Вѣдь это писано безъ масла; краски,

Цвѣта, вотъ въ чемъ сокровища новѣйшихъ.

Четырехъцвѣтныя твои картины,

Ни слова, превосходны; но обманъ,

Обманъ художественный, невозможенъ.

АПЕЛЛ. Страсть поражать! А Зевксисъ, а Парразій?

Ты помнишь птицъ и виноградъ?.. Повѣрь мнѣ,

Тотъ будетъ первымъ въ мірѣ живописцемъ,

Кто чистою водой пожаръ напишетъ.

Для знатоковъ дѣйствительныхъ скульптура

Гораздо выше живописи…

АПОЛЛОДОРЪ. Да;

Но знатоки не міръ. И не для нихъ

Изящное искуство существуетъ…

БОНАРОТТИ. Оставимъ споры, время коротко,

И поворотъ земли ужъ близокъ къ утру.

Начнемъ судить!.. Доменикинъ Зампіери

Похожъ на Протогена. Медленъ, важенъ,

Уменъ и строгъ, величественъ и сладокъ.

. . . . . . . . . . . . . . . . . Неравенъ въ колоритѣ,

Но по рисунку и по выраженью

Учитель превосходный! Вотъ мой судъ.

ЗАМПІЕРИ. Творецъ мой! вотъ гдѣ истинная слава!

РАФАЭЛЬ. Согласенъ съ Бонаротти.

ТИЦІАНЪ. Ты согласенъ,

И конченъ судъ! Но я еще желалъ бы

Побольше блеска, щегольства.

АПЕЛЛЕСЪ. Зачѣмъ?

Мы отъ своихъ понятій отказались.

Намъ нравится толпа въ картинахъ вашихъ.

Смѣшеніе безчисленныхъ предметовъ;

Все превосходно, что живетъ въ природѣ.

Представьте цѣлый міръ въ одной картинѣ;

Но вѣрно, точно… Греки васъ похвалятъ,

И вотъ вѣнецъ лавровый подадутъ.

РАФАЭЛЬ. Но Доминикъ и такъ вѣнца достоинъ.

БОНАРОТ. Достоинъ двухъ!. за жизнь, и заискуство.

АГОСТИНО КАРАЧЧИ (граверъ).

Кто передастъ заслуги Доминика

Потомству отдаленному? Чья мѣдь

Со стѣнъ ничтожныхъ соберетъ святыню

И сохранитъ чудесъ прошедшихъ эхо?..

АПОЛЛОДОРЪ. Счастливецъ! Понимаю! Ты великъ.

Ты могъ возвыситься до Рафаэля,

Стать на ряду съ огромнымъ Бонаротти.

Смиренномудрый, съ самоотверженьемъ,

Ты бросилъ кисть и взялъ рѣзецъ и мѣдь,

Чтобъ съ честью сохранить чужую славу.

ЗАМПІЕРИ (увидѣвъ Агостино).

Учитель!.. (Страшно рѣчь зачать… Исчезнутъ

Святыя тѣни… и суда не кончатъ,

И жизнь твоя продлится .) Нѣтъ, учитель,

Не подходи…

АГОСТ. КАРАЧЧИ. Чей голосъ въ этомъ храмѣ?

Чей человѣческій и дерзкій голосъ?..

Ахъ, Людовико, Анпибалъ, смотрите!

Вотъ нашъ Зампіери…

ТѢНИ. Гдѣ онъ? — Гдѣ онъ? — Гдѣ онъ?

(Окружаютъ его; Бонаротти кпереди).

БОНАРОТ. Прекрасно, другъ! Тобой живетъ искуство!

Благодаримъ! Искуство безконечно;

Пути его безчисленны; но есть

Одинъ изъ нихъ, единственный и вѣчный,

Прямой, безъ изворотовъ, честный путь:

Не многіе святымъ путемъ ходили.

Онъ твой, мой другъ: благословляй свой путь!

ЗАМПІЕРИ. Учитель! дорого я заплатилъ

За то, что шелъ путемъ прямымъ.

КОРЕДЖІО. Зампіери,

Не для земли мы служимъ на землѣ!

РАФ. Да, милый другъ! Мой путь былъ чудно сладокъ,

Вся жизнь была побѣдой непрерывной

Надъ завистью и клеветой враговъ;

А я тебѣ завидую: я умеръ

Какъ грѣшникъ, ты какъ Божій день умрешь!

БОНАРОТ. Мы опоздаемъ кончить судъ безстрастный!

Доменикинъ, веди насъ на мостки,

И разскажи, какъ хочешь куполъ кончить…

(Берутъ его подъ руки и ведутъ).

(Зампіери ведетъ ихъ на подмостки; въ воздухѣ — невидимый хоръ; съ купола къ ногамъ Зампіери сыплются бѣлые цвѣты).

ХОРЪ. Слава тебѣ, тихій сердцемъ!

Слава тебѣ, кроткій духомъ!

Слава тебѣ, угнетенный,

Бѣдный труженикъ!

Богъ твой тебя не оставитъ,

Славу твою Онъ размножитъ,

Прійметъ тебя въ день великій,

Горькій труженикъ!..

(Зампіери на мосткахъ подъ куполомъ падаетъ ницъ. Входятъ въ притворъ ГРАФЪ МОНТЕРЕЙ, ЭСПАНЬОЛЕТЪ И ЛАНФРАНКО. Тѣни исчезаютъ. Полный день бьетъ въ окна).

ЛАНФ. Вотъ вашъ притворъ, сокровищпый притворъ!

Хорошъ, красивъ; онъ писанъ въ Божью славу.

Богохуленьемъ было допустить

Писать такую церковь Доминика.

Сбылись мои слова! Не конченъ куполъ.

И что жъ на немъ? Безумная затѣя,

Для живописи невозможный трудъ:

Везувій въ полномъ изверженьи! Графъ,

Неужели дописывать я долженъ

Нелѣпость сумасшедшаго?..

ЭСПАНЬОЛЕТЪ. Никакъ.

Разбей ее и созидай свое;

Пиши, что храму Божію прилично.

ЛАНФР. Графъ! что мнѣ дѣлать?

ГРАФЪ МОНТЕРЕЙ. Но, отецъ Январій,

Внизу, мнѣ нравится…

ЛАНФРАНКО. Побойтесь Бога!

Смотрите, какъ уродливо изломанъ,

Какъ приторно, изысканно онъ добръ!

Но пусть живутъ оконченныя фрески;

Стыдъ не для насъ, и слава не для насъ.

Въ упрекъ искуству можно ихъ оставить;

Но этого безумнаго созданья,

Что въ куполѣ, оканчивать не стану.

Пиши, Риберра.

ЭСПАНЬОЛЕТЪ. Ни за что!

ЛАНФРАНКО. Пускай

Коренціо, Карачьоли…

ГРАФЪ МОНТЕРЕЙ. Ланфранко,

Вотъ молотокъ! Разбей и начинай

Писать, что на душу Господь положитъ.

(Ланфранко бѣжитъ на мостки; Зампіери его останавливаетъ).

ЗАМПІЕРИ. Куда? Не тронь!

ЛАНФРАНКО. Ты здѣсь, коварный червь!

Прочь, молоткомъ я и тебя разрушу!

(Народъ со всѣхъ сторонъ вбѣгаетъ въ притворъ; но мосткамъ забѣгали люди).

НАРОДЪ. Столкните безталаннаго писаку!

ЗАМПІЕРИ. Убейте, но моей любимой фрески

Не трогайте! Она не ваша! Люди,

Вы за нее отвѣтствуете Богу!..

НАРОДЪ. Отвѣтствуемъ! — Отвѣтствуемъ! — Ломай!

(Доменикинъ борется съ Ланфранко).

НАРОДЪ. Столкни его, Ланфранко, на помостъ,

А молоткомъ казни его бездарность!

ЗАМПІЕРИ. За что такая злость?

НАРОДЪ. За что? не знаемъ.

Прямымъ путемъ, одинъ, искалъ ты славы,

Ты кланяться кумирамъ не хотѣлъ,

Ты презиралъ людей порочныхъ силу…

Мы откровенны, бѣдный Доменикъ!

Пойми свою судьбу и покорись!

ЛАНФР. Нѣтъ, люди, не могу! Силёнъ Зампіери.

НАРОДЪ. Не хочетъ покориться? Мы сломаемъ!

(Толпа бросается за Зампіери и, отдѣливъ его отъ Ланфранко, тащитъ съ подмостковъ; молотъ начинаетъ стучать мѣрно въ тактъ двухъ хоровъ, которые поютъ вмѣстѣ).

ХОРЪ. Стыдъ и позоръ, штукатурщикъ!

Гордый, во прахъ! Мы разрушимъ

Тѣло твое! Покорися,

Дерзкій башмачникъ!

Мы предадимъ эти фрески

Ржѣ и огню, и насмѣшкѣ

Выю согни. Покорися,

Волъ безталанный…

ХОРЪ НЕВИДИМЫИ.

Слава тебѣ, тихій сердцемъ,

Слава тебѣ, кроткій духомъ,

Слава тебѣ, угнетенный,

Бѣдный труженикъ!

Богъ твой тебя не оставитъ,

Славу твою онъ размножитъ,

Прійметъ тебя въ день великій,

Горькій труженикъ!

ЗАМПІЕРИ (увлекаемый толпою).

Великій Боже! небо и земля!

Скорѣй, скорѣй страдальца раздѣлите.

Какъ волны океана въ дерзкой буръ,

Меня влекутъ безжалостные люди!..

За что?

ТОЛПА НАР: Ты безталантенъ! — безталантенъ!

ЗАМПІЕРИ. О, дайте лечь въ могилу безъ страданья!

НАРОДЪ. Онъ безталантенъ! — Камнями убить! —

На площадь безталантпаго! — на площадь!

ЗАМПІЕРИ. Чернь! докажи слѣпыя обвиненья.

НАРОДЪ. Эспапьолетъ, ЛанФранко, Монтерей,

И весь художественный міръ. Довольно

Великихъ обвинителей! — на площадь!

ЗАМПІЕРИ. А! ты безъ мнѣнья, вѣтренная чернь!

Ты грязь! ты слѣдъ чужой хранишь!

Суди сама, въ тебѣ есть умъ и чувство!

ЛАНФРАНКО (съ подмостокъ).

Друзья! посредственность краснорѣчива!..

Вотъ камни вамъ для казни Зампіери!

(Фреска летитъ въ тысячѣ кусковъ; толпа хватаетъ ихъ).

ТОЛПА НАР: Теперь на площадь! — Тамъ его убьемъ!

(Почти обезсиленнаго тащатъ на середину).

ЗАМПІЕРИ. За что схватиться бѣдному Зампіери?

О что мнѣ опереться?.. Это что?

(Ловитъ кольцо пустаго гроба, стоящаго на серединѣ, на небольшомъ возвышеніи: толпа въ благоговѣйномъ ужасѣ отступаетъ, и почтительно преклоняетъ колѣни и головы; глубокое, продолжительное молчаніе).

ЗАМПІЕРИ. Гробъ испугалъ людей! Они недвижны!

Что значитъ ихъ безмолвіе?..

НЕИЗВѢСТНЫЙ (рѣзкимъ, ужасающимъ голосомъ).

Проснись!

(Конецъ интермедіи). -----

ЗАМПІЕРИ (просыпается; въ ужасѣ вскакиваетъ съ постели, бѣжитъ на средину и падаетъ на колѣни).

Гдѣ эта чернь? откуда этотъ голосъ?

Что значитъ этотъ гробъ и ужасъ черни?

А! понимаю… Богъ меня зоветъ…

Умру, — и прахъ мой страшенъ будетъ черни!

Ужъ некого преслѣдовать за гробомъ!..

Умремъ!.. Умремъ!.. Пора! Давно пора!

Гость долговременный тяжелъ и скученъ…

Пойдемъ домой…

(Идетъ мимо Піедро).

Прости, мой добрый Піедро!

(Остановясь).

Зайти къ женѣ и дочери, проститься…

Неловко мнѣ, отцу семейства, тайно

Уѣхать и не дать благословенья

На случай смерти иль болѣзни.

(Отворяетъ дверь).

Спятъ.

Какъ сладко спятъ! Не хочется будить…

Ну, что жъ? Перекрещу ихъ, поцѣлую,

И въ путь!

(Входитъ; слышны рыданія Доменика).

Простите!

ГОЛОСЪ ЧЕЧИЛІИ. Кто здѣсь?

ЗАМПІЕРИ (пробѣгая сцену, въ слезахъ).

До свиданья!

ЯВЛЕНІЕ ТРЕТІЕ. Ночь, освѣщенная отблескомъ начинающаго изверженія Везувія. Повременамъ слышны подземные удары, и примѣтно легкое колебаніе земли. Вдали видѣнъ Неаполь; передняя часть сцены — море съ берегомъ; нѣсколько утесовъ торчатъ въ разныхъ мѣстахъ; кругомъ развалины колоннъ и другіе остатки зданій. (Смотри картину Жироде «Видъ Неаполя»).

ЗАМПІЕРИ (одинъ).

Тутъ есть скала, я помню; гордый камень

Родная мать, земля его отвергла,

Родные братья, берега ушли

И предали его волнамъ на жертву;

Онъ почернѣлъ отъ старости, истерся;

Но твердъ, и на враговъ глядитъ съ презрѣньемъ,

На мать съ насмѣшкой, мстительный гранитъ…

Къ нему, къ нему! На лодкѣ рыбака

Не разъ я доплывалъ къ его подошвѣ,

Взбирался на изрытую вершину,

И рисовалъ Везувій и Неаполь…

Я о грѣхѣ моемъ еще не вѣдалъ…

(Бросается въ лодку и отчаливаетъ).

Прости земля, Италія, прости!

Люблю тебя, но нѣдръ твоихъ прекрасныхъ

Мой грѣшный прахъ не будетъ тяготить…

Я недостоинъ быть въ твоей землѣ!

Ты гробъ и колыбель однихъ талантовъ!

Могила для бездарныхъ — океанъ.

Прахъ генія — отечеству краса;

А грѣшниковъ безчисленныя кости

У хлѣбопашца землю отнимаютъ,

Потомству на отечество клевещутъ,

Подъ мраморомъ скрываютъ грязь и стыдъ,

И золотыми буквами гремятъ

Лукавую дѣлъ небывалыхъ повѣсть…

Нѣтъ! Столько честности еще осталось

Въ моей душѣ… Мнѣ не нужна могила;

Я погребальной чести недостоинъ,

Молитвъ отходныхъ я не заслужилъ.

Горсть брызговъ, легкій плескъ сѣдой волны,

Невнятное въ дубравѣ ближней эхо,

Вотъ погребальный хоръ для Доминика…

Да, можетъ-быть, изъ состраданья вѣтеръ,

Что такъ теперь бушуетъ и реветъ,

Умѣритъ ярость, жалобно простонетъ,

И снова загремитъ морскія пѣсни.

(Доплывъ къ скалѣ, выходитъ и хочетъ оттолкнуть назадъ челнъ).

Лети, послѣдняя надежда жизни.

Постой, возьми съ собой мои одежды!

Они годятся нищимъ. На, неси!..

(Удары подземные сильнѣе и сильнѣе; порывы вѣтра бѣшенѣе. Везувій болѣе и болѣе разгорается; волны кипятъ. Доменикинъ, безъ верхняго платья, безъ шляпы, пробирается на гору).

Какъ круто!.. Вѣтръ ужасный. Я вспотѣлъ.

И умереть мѣшаютъ!.. Слава Богу,

Я на вершинѣ! Бездна подо мной…

Шагъ, — и во гробѣ… Конченъ тяжкій путь!

(На колѣняхъ).

Я приношу земное покаянье,

Послѣдній долгъ! Мое предназначенье

Безъ ропота до старости я несъ…

Я безталантенъ, но по Вышней волъ!

Я моему ничтожеству не вѣрилъ,

Я посрамилъ учителей моихъ

Прославленныхъ начальниковъ искуства;

Но не они ль посредственность мою

На грѣхъ хвалой не должной повели;

Я стыдъ принесъ Болоніи родимой,

Но не она ль несчастному Зампіери

Какъ рай божественный живописалась?

О, матерь, снисхожденіе твое

Къ бездарной, бѣдственной охотѣ сына,

Къ всемірному стыду вело Зампіери,

И довело!

Не въ осужденье, матерь,

Языкъ мой ропщетъ… Нѣтъ! Нѣмое горе

Теперь равно и громовымъ словамъ…

Вѣтръ, море, небо, могутъ насъ подслушать:

Но разнесутъ ли эту рѣчь по свѣту?

Прости меня, прости меня, о, матерь!

Прости меня, родитель! Богъ вложилъ

Въ твои уста упреки и угрозу;

Ты не пускалъ меня на страшный путь;

Сынъ непослушный, дерзкій, непокорный,

Я отклонилъ родительскую руку

И шестьдесятъ ужасныхъ, горькихъ лѣтъ

Отцу я строилъ памятникъ безчестный,

Всеобщій стыдъ, позоръ всемірный — сына!

И имя честное твое, Зампіери,

На вѣчное посмѣшище я продалъ!..

И не умретъ мой стыдъ! Прости, родитель!

Простите, люди!.. Небо и земля,

Простите грѣшнику! Въ волнахъ залива

Онъ самъ себя казнитъ! Простите, люди!

(Всталъ, закрылъ глаза и, вытянувъ впередъ руки, хочетъ броситься въ море. Сильный подземный ударъ потрясаетъ землю и утесъ, на которомъ стоитъ Зампіери. Доменикинъ колеблется, и падаетъ. Везувій въ полномъ изверженіи).

Тебѣ какое дѣло, исполинъ,

До бѣднаго, бездарнаго Зампіери?

Онъ разгорается!.. Удары грома

Гремятъ пѣснь гибели и разрушенья!

Ужъ нѣтъ его обычнаго вѣнца;

Шлемъ огненный, кровавая кольчуга,

Мильоны пламенныхъ мечей и копій…

Боецъ великолѣпный, на кого?

(Съ возрастающимъ удовольствіемъ).

Что предъ тобой, Везувій, эти волны?

Смотри! Какъ стадо предъ грозой толпятся,

Кипятъ въ испугѣ пѣною жемчужной;

Черны какъ мертвецы, а блещутъ смертью

И страхъ суда несутъ далеко въ море.

Неаполь! А, Неаполь! Что? проснулся?

Весь почернѣлъ людьми какъ муравейникъ?

Намѣстникъ! кто въ твоихъ прозрачныхъ окнахъ

Зажегъ огни? Кто крыши позлатилъ?

Сами собой звонятъ колокола,

Сами собой врата отверзлись храмовъ…

Сильнѣй, сильнѣй, мой исполинъ, кипи!

Великолѣпный витязь, браво! браво!

(Бросаясь уже въ волны).

Гдѣ кисть, гдѣ краски? Гдѣ Канини, Коцца?..

На холстъ его! Скорѣй на холстъ, на стѣну!..

АКТЪ ТРЕТІЙ.

ЯВЛЕНІЕ ПЕРВОЕ. Комната въ домѣ Доменикина.

КАРАЧЬОЛИ и КОРЕНЦІО, въ монашескихъ одеждахъ.

КОРЕНЦІО. Карачьоли! боюсь за неуспѣхъ

И за успѣхъ.

КАРАЧЬОЛИ. Пускай казнятъ, пусть мучатъ,

Но жить ему я больше недозволю;

Онъ набоженъ, а денегъ неимѣетъ;

Пожертвуетъ на церковь образами,

Насъ поведетъ безъ страха въ мастерскую;

А тамъ ножи окончатъ все…

КОРЕНЦІО. А если

Задержатъ.

КАРАЧЬОЛИ. Грекъ, ты воротись назадъ;

Иди; я самъ мое исполню дѣло…

КОРЕНЦІО. Но смерть его дойдетъ до Монтерея…

Убійство, такъ, но хитрое убійство…

КАРАЧЬОЛИ. Коренціо! ты помнишь, я писалъ,

Остерегалъ безумнаго Зампіери;

Ослушался: и долженъ быть наказанъ!

Я разбирать послѣдствій не хочу…

Везувій въ помощь намъ. Землетрясенье

Разрушило монастыри и церкви

И множество домовъ; вездѣ тревога

И безпорядокъ; жалуются, плачутъ;

Дворецъ въ осадѣ нищихъ и монаховъ;

Во всѣхъ дворцахъ богатой нашей знати

Толпы просителей; а въ у цѣлѣйшихъ

Монастыряхъ, церквахъ, гремитъ Te Deum.

Ты не встрѣчалъ отчаянныхъ отцовъ,

Вчера богатыхъ, ночью обѣднѣвшихъ?

Ты юношей не видѣлъ, потерявшихъ

Невѣстъ, сестеръ и матерей? Въ Неаполь

Изъ деревень всѣ жители сбѣжались,

Одни спасаться, а другіе грабить.

По-моему — единственное время

Для страшныхъ дѣлъ! Вѣрь, что бы ни случилось

Сегодня, — виноватъ одинъ Везувій…

КОРЕНЦ. Разсчетъ хорошъ, но если…

КАРАЧЬОЛИ. Грекъ, довольно!

Идутъ… Молчи!

ТѢ ЖЕ И ЧЕЧИЛІЯ.

КОРЕНЦІО. На церковь Санъ-Сильвестро подаянье

Мы собираемъ, добрая синьора!

Не откажите въ милостыни; Богъ вамъ

Воздастъ и наградитъ васъ въ вашихъ дѣтяхъ,

ЧЕЧИЛІЯ. Честной отецъ! возьми у насъ, что хочешь;

Жалѣть не станемъ; но сребра и злата

Нѣтъ въ нашемъ домѣ; деревянной чашей

Мы воду пьемъ, а деревянной вилкой

Мы вертимъ макарони; если хочешь,

Повѣрь, домъ обойди…

КОРЕНЦІО. Кчему, синьора?

Но здѣсь живетъ, сказали намъ, Зампіери,

Великій королевскій живописецъ;

Онъ не откажется для нашей церкви

Дать образъ или два…

ЧЕЧИЛІЯ. Честной отецъ,

Намѣстникъ запретилъ Доменикину

Писать для постороннихъ…

КАРАЧЬОЛИ. Но для церкви

И папа запретить не можетъ… Впрочемъ,

Богъ съ вами, грѣшники!.. Копите злато,

И бѣдностью притворной покрывайтесь!

Обманывайте Бога и людей!

Вчерашній гласъ Везувія напрасенъ…

Нѣтъ покаянья, будетъ судъ и казнь!

Но гдѣ онъ самъ, гдѣ набожный Зампіери,

Гдѣ милостыни щедрый раздаватель?

Всѣмъ дочерямъ грѣха — сребро и злато;

Всѣмъ уличнымъ, сомнительнымъ, Цирцеямъ

Отказывать Зампіери не умѣлъ;

Для страшнаго несчастья онъ умѣетъ.

ЧЕЧИЛІЯ. Не клевещи, честной отецъ; повѣрь мнѣ,

Намъ ѣсть сегодня нечего; Лоренцо

Идетъ къ монаху Піедро да-Бастоне

Просить чего-нибудь на завтракъ; денегъ

Я больше мѣсяца уже невижу;

Живу съ семьей продажей полотна

Для живописцевъ; краду у Зампіери

Эстампы, краски, холстъ, и продаю…

Клянуся Богомъ, за эстампъ Караччи,

Съ собственноручной подписью его,

Который такъ хранилъ мой мужъ несчастный, —

Я за него могла купить горсть соли!..

Я подлинный рисунокъ Рафаэля,

Доставшійся за дорогую цѣну

Покойному Моитальто, продала

Секретарю Геррерѣ за два скуди!

Возьмите все; возьмите; не жалѣю;

Но пожалѣйте насъ, не клевещите!

КАРАЧЬОЛИ. Дочь дерзкая, служителямъ Господнимъ

Клеветниками быть нельзя; мы знаемъ,

Что говоримъ…

ТѢ ЖЕ И ЛОРЕНЦО.

ЧЕЧИЛІЯ. Ну, вотъ и нашъ Лоренцо…

Спросите у него, куда идетъ?

Зачѣмъ?..

ЛОРЕНЦО. Кто я? Иду къ отцу Бастоне.

За ужиномъ, за завтракомъ, обѣдомъ,

За жизнью. До свиданія…

ТѢ ЖЕ, кромѣ Лоренцо.

КАРАЧЬОЛИ. Не вѣрю.

Условленный языкъ…

КОРЕНЦІО (тихо).

Мой другъ, уйдемъ;

Есть у меня чудесный замыслъ…

КАРАЧЬОЛИ. Нѣтъ;

Я долженъ видѣть самого Зампіери.

КОРЕНЦІО. О, ради Бога, времени не много!

Уйдемъ; мы не догонимъ; это средство

Вѣрнѣе всѣхъ ножей… Я отвѣчаю

За тайну и успѣхъ…

КАРАЧЬОЛИ. Ты отвѣчаешь?

КОРЕНЦІО (тихо увлекай его).

Да, да, но только поскорѣй пойдемъ!

КАРАЧЬОЛИ (уходя).

Прости, жена бездарнаго Зампіери!

Прости, натурщица медей и фурій.

ЧЕЧИЛІЯ (одна).

Владыко! Быть не можетъ! Неужели

Монахи это? Господи, прости,

Невольно согрѣшишь. Ну, вотъ Неаполь!

Чего тутъ смотритъ старый кардиналъ?

Такіе звѣри ходятъ на свободѣ!..

ЗАМПІЕРИ и ЧЕЧИЛІЯ.

ЗАМПІЕРИ (вбѣгая съ безпокойнымъ видомъ).

Чечилія, гдѣ старый молотокъ,

Оправленный въ Египетскую пальму

Съ головкой львиной на концѣ?

ЧЕЧИЛІЯ (смутясь).

Украли…

ЗАМПІЕРИ. Украли! Ну, такъ нѣтъ ли у тебя

Какой-нибудь тяжелой колотушки?

ЧЕЧИЛІЯ. Украли.

ЗАМПІЕРИ. А! украли. Отчего?

Отъ бѣдности. Не жаль!.. А гдѣ топоръ?..

ЧЕЧИЛІЯ. Лоренцо заперъ.

ЗАМПІЕРИ. Заперъ. А зачѣмъ?

Нѣтъ! Вотъ топоръ. И кстати, онъ нужнѣе.

Чечилія, нужна ли эта дверь?

ЧЕЧ: По-мнѣ, нужна.

ЗАМПІЕРИ. А эта?

ЧЕЧИЛІЯ. Нѣтъ!

ЗАМПІЕРИ. Позволь

Мнѣ взять ее.

ЧЕЧИЛІЯ. На что тебѣ, мой другъ?

ЗАМПІЕРИ. Позволь! Недостаетъ одной покрышки.

Мой милый другъ, неужели и въ этомъ

Откажутъ мнѣ? Непостоянно небо;

Ну, дождь пойдетъ; земля промокнетъ; кости

Отъ стужи лихорадкой заиграютъ…

Нельзя пойти, согрѣться…

ЧЕЧИЛІЯ. Всемогущій!

Безуміе въ рѣчахъ его…

ЗАМПІЕРИ. Ну, что жъ,

Ты позволяешь? Милый другъ… позволь;

Утѣшь меня… Здѣсь дорогъ лѣсъ, а доски

На вѣсъ сребра и злата продаются.

Я помню, гробъ заказывалъ для сына;

Платилъ, платилъ, а все въ долгу остался.

Притомъ же здѣсь работаютъ неплотно;

А гробъ, какъ храмъ, священный сумракъ любитъ.

Ты видѣла, какъ строятъ корабли?

Ходи по морю, какъ по сушѣ; капля

Проходу не найдетъ… такая плотность!..

А я придумалъ славно. На шипахъ, —

Потомъ но щели мѣдную полоску, —

Потомъ раскрашу масляною краской

Внутри, снаружи засмолю. Вотъ какъ!

ЧЕЧ. Дай рѣчь, мой Богъ! — я говорить не въ силахъ!

(Зампіери бьетъ топоромъ по петлямъ; дверь отваливается; онъ ее тащитъ).

Тѣ ЖЕ и КІАРА, дочь Доменикино.

КІАРА. Что это значитъ? Ради Бога!

ЗАМПІЕРИ. Здравствуй,

Мое дитя, мой первенецъ, мой ангелъ!

Умру, намѣстникъ все тебѣ заплатитъ…

А тысячъ двадцать есть за нимъ. Женись!

Возьми себѣ въ мужья глупца, невѣжу,

И проклинай бездарнаго отца.

КІАРА. Родитель!

ЗАМПІЕРИ. Проклинай его, мой ангелъ!

Молись, чтобы въ покойныхъ сновидѣньяхъ

Бездарный твой тиранъ не появлялся;

Начни учиться пѣнію и пляскѣ:

Еще успѣешь; пой любовь, веселье:

Но про отца, молю, не вспоминай!..

Я васъ спасу отъ общаго стыда!

Послушайте: едва умретъ Зампіери,

И ненависть умретъ. На этомъ свѣтѣ

Останется безславіе одно…

Вамъ деньги отдадутъ, и въ тотъ же день

Въ Сицилію, въ Палермо, отправляйтесь.

Живите тамъ подъ именемъ Бастоне;

Мой Піедро вамъ свидѣтельство напишетъ.

(Становится на колѣни).

Молю васъ, позабудьте обо мнѣ!

ЧЕЧ: И КІАРА. Доменикинъ! — Родитель!

ЗАМПІЕРИ (не допуская ихъ къ себѣ).

Умоляю,

Не прикасайтесь къ грѣшнику; бездарность

Во мнѣ въ проказу, въ язву обратилась…

О, не носите имени Зампіери!

Не говорите обо мнѣ; картины

Исчезнутъ, уничтожатся; враги

Покойника забудутъ; цѣлый свѣтъ

Забудетъ обо мнѣ; тогда, быть-можетъ,

Въ чистилище переведутъ меня,

А на землѣ исчезнетъ стыдъ искуству…

(Встаетъ и приближается къ нимъ. Помолчавъ).

Я васъ любилъ, Чечилія и Кіара!

Пока считалъ себя жрецомъ законнымъ,

Художникомъ невиннымъ, я гордился

Быть пастыремъ прекраснаго семейства,

И ваша бѣдность славой красовалась!

Я съ вѣрою потомство призывалъ;

Оно ручалось мнѣ за ваше Счастье,

За вашу честь, за вашу славу… Боже,

Какъ поздно ты слѣпцу прозрѣть дозволилъ!

(Умоляющимъ голосомъ).

О, никогда, жена и Дочь, молю васъ,

Въ послѣдніе часы преступной жизни

Не оскорбляйте немощнаго старца,

Не презирайте грѣшника! безъ местѣ,

Безъ сожалѣнія, безъ состраданья

Какъ милостыню бросьте взорѣ Съ любовью,

Прощальнымъ поцѣлуемъ удостойте!

ЧЕЧИЛІЯ И КІАРА (бросаясь обнимать его).

Ахъ, батюшка! — Мой бѣдный другъ!

ЗАМПІЕРИ (вырывается изъ рукъ ихъ и, поднявъ топоръ, убѣгаетъ).

Простите!

ЯВЛЕНІЕ ВТОРОЕ. Городской садъ.

КОРЕНЦІО, за нимъ КАРАЧЬОЛИ, въ обыкновенныхъ своихъ платьяхъ, входятъ въ садъ весьма поспѣшно и садятся на скамью.

КОРЕНЦІО. Усталъ?

КАРАЧЬОЛИ. Усталъ смертельно. Но зачѣмъ

Мы бросили нашъ замыслъ. Грекъ, ты струсилъ?

КОРЕНЦІО. Молчи, Карачьоли; я отвѣчаю.

Садись на эту ветхую скамейку,

И, что бы ни случилось здѣсь, молчи!

КАРАЧЬОЛИ. Да растолкуй…

КОРЕНЦІО. Прошу тебя, молчи!

ТѢ ЖЕ и ЛОРЕНЦО.

ЛОРЕНЦО (проходя мимо, кланяется).

Синьоръ Коренціо!

КОРЕНЦІО. Синьоръ Зампьери!

Куда такъ рано?

ЛОРЕНЦО. Я иду за дѣломъ.

КОРЕНЦІО. О чемъ печаль, задумчивый Лоренцо?

За дѣломъ? Вѣрно далеко живетъ…

ЛОРЕНЦО. Кто?

КОРЕНЦІО. Дѣло. Тайная красотка? Такъ ли?

Васъ ждутъ.

ЛОРЕНЦО. Синьоръ!

КОРЕНЦІО. Васъ ждутъ. Я въ томъ ручаюсь.

Умѣйте быть настойчивымъ и дерзкимъ;

Любовь — война; совѣтую быть храбрымъ…

ЛОРЕНЦО. Неужели и вамъ извѣстно?..

КОРЕНЦІО. Другъ мой,

Вы рано отъ друзей своихъ отстали,

Разбойникомъ на тайны ихъ напали;

И.продали ихъ дядѣ… Можетъ-быть

Все къ лучшему; и самому мнѣ стыдно,

Что мы къ безчестнымъ средствамъ прибѣгали,

Чтобъ погубить безсильнаго Зампьери.

Но я тогда трудовъ его не видѣлъ;

А по наслышкѣ думалъ и судилъ.

Вчера я видѣлъ трудъ Доменикина

И завтра исповѣдываться буду…

Да! я грѣшилъ передъ святымъ причастьемъ.

Раскаяньемъ очищу тяжкій грѣхъ…

Дивлюсь, какъ могъ я такъ упрямо, злобно

Преслѣдовать великаго Зампіери!

Общественное мнѣнье увлекло;

Судъ славнаго Риберры и Ланфранко,

Холодность Рима; много, очень много

Наружныхъ побудительныхъ причинъ;

Но безпристрастіе — мой древній идолъ.

Я не могу ходить на помочахъ;

Увидѣлъ, убѣдился, и теперь

Я первый защищать готовъ Зампьери.

Но я васъ удержалъ, синьоръ: простите!

Васъ ждутъ, пора…

ЛОРЕНЦО. Коренціо? возможно ль?

Неужели вы въ старикѣ моемъ

Находите талантъ?

КОРЕНЦІО. И первоклассный!

И первоклассный! да, синьоръ Лоренцо!

Мнѣ стыдно признаваться; всѣ друзья

Моимъ прямымъ сужденьемъ недовольны:

Но что же дѣлать! не могу молчать…

Я вижу явственно, какъ зависть Рима,

Флоренціи, Болоніи и Сьены

Чумой прошла въ Неаполь. Но Лоренцо,

Прошу васъ, передъ дядей умолчите

О мнѣніи моемъ; подумать могутъ,

Что я изъ личныхъ видовъ обратился…

Жалѣю, что и вамъ сказалъ…

ЛОРЕНЦО. Напрасно,

Синьоръ Коренціо, скрывать сужденье

Цѣлебное для бѣднаго Зампіери.

О, проклятъ день, когда несытый страстью

Я бросился въ объятія пороку!..

Коренціо! Раскаяться не трудно

Въ грѣхѣ обыкновенномъ, ежедневномъ,

Но я былъ медленнымъ его убійцей:

Я славу долговѣчную Зампіери

Съѣдалъ, какъ червь невидный, при рожденьи,

И яркія надежды на потомство

Я разрушалъ безчестными путями!

Что ваша зависть, сплетни, обвиненья,

Доносы, пасквили и серенады!

Увеличительныя стекла. Время

Смотрѣло бъ въ нихъ на фреску Доминика,

И міръ гремѣлъ бы славой и хвалой…

Но фрески нѣтъ, — и вашимъ клеветамъ

Повѣритъ злорѣчивое потомство…

Доменикинъ еще двѣ фрески кончилъ:

Увы, разрушенная была чудомъ!

А эти недурны и только… Горе

И вамъ, но мнѣ нѣтъ мѣры наказанью!

Какъ страшнаго суда жду страшной смерти.

Онъ все простилъ, великій христіанинъ;

Но не проститъ нѣмое Провидѣнье.

Не разъ въ печальныхъ мукахъ покаянья

Я ждалъ отъ неба сладкаго отвѣта!

Молчитъ, неумолимое, молчитъ!

КОРЕНЦІО (отирая слезы).

Ты видишь слезы, бѣдный мой Лоренцо!

Мы въ равномъ положеніи: молиться

И плакать, вотъ удѣлъ и твой и мой!

Но скроемъ стыдъ! Не предъ людьми, предъ Богомъ

Должны молиться грѣшники. Прости!

Куда теперь идешь, мой другъ, Лоренцо?

ЛОРЕНЦО. О, что напомнилъ ты! Доменикино

Куска простаго хлѣба не имѣетъ;

И подаяньемъ долженъ жить…

КОРЕНЦІО (хватается за кошелекъ).

Лоренцо,

Ты собираешь подаянье?

ЛОРЕНЦО. Нѣтъ.

Иду къ монаху Піедро за обѣдомъ.

КОРЕНЦІО. Пѣшкомъ? Неблизко! Больше полумили.

Зайди ко мнѣ; я дамъ тебѣ коня.

ЛОРЕНЦО. Благодарю, Коренціо, за дружбу.

Дѣйствительно, я изнемогъ отъ горя;

Не сплю, не ѣмъ… Мучительная совѣсть,

Какъ зеркало моихъ дѣяній черныхъ,

Со мной стоитъ и ходитъ неразлучно.

Едва передвигаю ноги.

КОРЕНЦІО. Полно!

Пойдемъ ко мнѣ, немного отдохни, _/

И на конѣ къ монаху отправляйся.

ЛОРЕНЦО (уходя съ Коренціо).

Коренціо! Богъ наградитъ тебя…

ЯВЛЕНІЕ ТРЕТІЕ. Комната въ домѣ Коренціо.

ЛОРЕНЦО и КОРЕНЦІО.

КОРЕНЦІО. Садись, мой другъ Лоренцо, отдыхай;

А между-тѣмъ, пока сѣдлаютъ лошадь,

Мы перекусимъ. Клеоменъ! вина

Баранины и хлѣба… Что, Лоренцо,

Опять задумался?..

ЛОРЕНЦО. И не на шутку!

Мнѣ мысль пришла отправиться отсюда

Въ Римъ, къ папѣ; разрѣшенія просить

Въ грѣхъ моемъ…

КОРЕНЦІО. Пойдемъ, Лоренцо, вмѣстѣ…

ЛОРЕНЦО. Но говорятъ, Коренціо, и папа

Грѣховъ смертельныхъ отпускать не можетъ?

КОРЕНЦІО. Да; но назначитъ время покаянья,

Укажетъ средства къ очищенью;, постъ,

Молитву, милостыни, монастырь…

ЛОРЕНЦО. Ты Грекъ, Коренціо, а вѣришь въ папу!..

КОРЕНЦІО. Давно уже къ италіанской церкви

Присталъ отецъ мой, мать, сестра и братья!

Оно ловчъе, выгоднѣй, Лоренцо;

Въ Италіи бѣда быть иновѣрцемъ;

Здѣсь поневолѣ въ туфлю поцѣлуешь;

А не согнешься, пыткою согнутъ.

Хотя Неаполь, бѣдный рабъ Кастильцевъ,

Умѣлъ отъ инквизиціи уйти;

Но инквизиція — сосѣдъ: въ Палермо

Живетъ; сюда заходитъ для прогулки.

Пусть не сожгутъ; за то въ Арангузсѣ

На милость не надѣйся. Ну, Лоренцо,

Закусимъ!..

ЛОРЕНЦО. Нѣтъ, Коренціо, я сытъ,

Мнѣ ѣси не хочется, а бѣдный дядя,

Несчастная жена его, и дочь,

Отъ голоду и жажды умираютъ.

Нѣтъ! Гдѣ твой конь, Коренціо? Я ѣду!

КОРЕНЦІО. Скорѣе лошадь, Клеоменъ! Мой другъ,

Ужасно положенье Доменика!

Ты испугалъ меня! Въ судьбѣ Зампіери

И я участвовалъ! Мнѣ стало страшно!

Бѣда въ зеркальную смотрѣться совѣсть!

Повѣришь? — день — а тьма кругомъ меня!

Въ печальномъ сумракѣ сидитъ Зампіери,

А пища монастырская предъ нимъ!..

Монашествуетъ, бѣдный, противъ воли!

Лоренцо, видишь ли жену и дочь?..

Въ рукахъ — вода и черствые обрѣзки

Голоднымъ нищимъ брошеннаго хлѣба!

ЛОРЕНЦО. Коренціо! пиши свою картину,

Но скрой ее отъ грѣшныхъ глазъ моихъ,.

КОРЕНЦІО. О, горе намъ, Лоренцо, горе, горе!

Чѣмъ мы искупимъ грѣхъ? Постой, Лоренцо,

И я сегодня ѣсть и пить не въ силахъ!

Возьми мои запасы для обѣда.

Вези къ Чечиліи; взгляни на солнце:

И къ вечеру едва ли ты успѣешь,

Съ обѣдомъ позднимъ воротиться! Право,

Возьми, Лоренцо, мой обѣдъ!.. Постой!

Эй, Клеоменъ! сегодняшній обѣдъ

Сложи въ мою походную посуду,

Отдай Лоренцо… Ты или за нимъ,

А я вино достану…

КОРЕНЦІО, одинъ.

…и Отраву.

Сюда, сонъ смертный! въ хладное вино

Огонь мучительной кончины!.. Горе

Тебѣ, Лоренцо, если онъ не выпьетъ

Хоть одного бокала горькой смерти!..

(Вливаетъ отраву въ одинъ изъ сосудовъ).

ЛОРЕНЦО и КОРЕНЦІО.

ЛОРЕНЦО. Твой Клеоменъ укладываетъ яства,

А я пришелъ тебя благодарить…

Коренціо, ты искренно желаешь

Съ несчастнымъ Доминикомъ примириться?..

КОРЕНЦІО. Какъ примириться? Испросить прощенье,

Упасть къ его ногамъ, и горько плакать…

Я объ одномъ прошу: скрой отъ жены,

Отъ дочери, отъ живописцевъ, словомъ,

Отъ постороннихъ лицъ мое признанье;

Скажи, что твой обѣдъ, вино, — отъ Піедро;

Что лошадь монастырская; солги;

Но скрой мое раскаянье предъ свѣтомъ:

Карачьоли меня убьетъ. Прости!

Вотъ два сосуда съ винами: одно

Обыкновенное, простое: впрочемъ,

Уже три года у меня лежитъ;

А это — кипрское для Доминика:

Смотри, какъ обросло кудрявымъ мхомъ!

Три раза въ Гибралтаръ оно ходило;

Досталось мнѣ изъ погребовъ Караффы,

И мнѣ картины стоило; въ семь лѣтъ

Опорожнилъ я только три сосуда,

Во время трехъ мучительныхъ недуговъ.

Оно отъ времени и переѣздовъ

Пріобрѣло лекарственную силу…

Возьми, вези. Пора! Прости, Лоренцо!..

ЛОРЕНЦО. А завтра ты прійдешь къ Доменикину?

КОРЕНЦІО. Невдругъ, невдругъ; сегодня промолчи,

А завтра, издали, слегка, намекомъ,

Начни приготовлять его къ свиданью;

Не то, онъ искренности примиренья

Повѣрить не захочетъ…

ЛОРЕНЦО. Хорошо!

А завтра я нарочно рѣчь начну

О кипрскомъ старикѣ, потомъ о яствахъ,

Потомъ о знаменитой этой фрескѣ,

Которую ты видѣлъ; наконецъ,

И о тебѣ. Не такъ ли?

КОРЕНЦІО. Такъ, Лоренцо!

Но поѣзжай, тебѣ пора!

ЛОРЕНЦО. Прости!

КОРЕНЦІО, одинъ.

Вотъ греческій огонь, неугасимый!

Не корабли, окованные мѣдью,

Не волны, чешую кипящей бездны,

Сжигаетъ мой огонь, а жизнь и душу!

Нѣтъ, я не сытъ, я голоденъ, я жажду!

Готовъ мой пиръ. Скорѣе, собесѣдникъ.

За столъ, за смерть! — Я оживу тогда…

Пойметъ Неаполь, кто могущъ и страшенъ;

Мой взоръ смутитъ Риберру и ЛанФранко.

Кто жить не хочетъ? А въ моихъ рукахъ

Таится смерть невидимымъ туманомъ…

Они поймутъ, — и ужасъ будетъ дружбой,

Страхъ смерти — геніальностью моей;

Противорѣчье — смертнымъ приговоромъ…

Въ художествахъ я буду инквизиторъ…

И горе вамъ, еретики въ искуствѣ!..

Д васъ сожгу невидимымъ огнемъ.

КОРЕНЦІО И КАРАЧЬОЛИ.

КАРАЧЬОЛИ. Коренціо!

КОРЕНЦІО. Карачьоли, побѣда!

На похороны славнаго Зампіери

Ты приглашенъ…

КАРАЧЬОЛИ. Грекъ, шутки не у мѣста!

И я пришелъ потребовать отчета,

Зачѣмъ ты убѣжалъ отъ Зампіери?

ТѢ ЖЕ И ЛАНФРАНКО.

КОРЕНЦІО (не видя его).

Затѣмъ, чтобы послать ему обѣдъ

И кипрское вино съ отравой.

КАРАЧЬОЛИ. Грекъ!

Какъ необдуманно…

КОРЕНЦІО. И какъ искусно!

Ты понялъ ли раскаянье мое?

(Ланфранко хочетъ уйти; но Карачьоли услышалъ шумъ его шаговъ).

КАРАЧЬОЛИ. Кто здѣсь?

КОРЕНЦІО. Ланфранко!

КАРАЧЬОЛИ (хватается за ножъ).

А, синьоръ, Ланфранко!

Подслушивать!

КОРЕНЦІО. Карачьоли, постой!

Онъ нашъ, онъ долженъ нашимъ быть; есть письма

Въ моихъ рукахъ; онъ насъ не обвинитъ.

И хорошо, что во время пришелъ!

Да; я послалъ отраву Доменику.

Но для тебя, Ланфранко, я оставилъ

Кинжалъ, измѣну, подкупъ и разбой…

Оставь Неаполь: если завтра утромъ

Ты встрѣтишь солнце здѣсь, то ввечеру

Нигдѣ его заката не увидишь!

Не въ тайнѣ сила: ты его убійца,

Ты насъ уговорилъ, ты понуждалъ,

Ты помогалъ убійству Зампіери!

Есть письма, есть свидѣтели: не можешь,

Не смѣешь въ тайнѣ измѣнить! Иди

И собирайся въ путь. Иди, Ланфранко!

КАРАЧЬОЛИ. Ну, что жъ, Ланфранко, ѣдешь или нѣтъ?

ЛАНФРАНКО. О, дѣти, дѣти! Ѣду, безъ-сомнѣнья…

Я долго жилъ для смерти Зампіери,

Онъ умеръ, — мнѣ Неаполь вашъ не нуженъ.

Сегодня же въ обратный путь, простите!

Удачи въ многочисленныхъ трудахъ!

Прославьте свой Неаполь чудесами;

Арангузсъ и гордаго Алкалу

Смутите слухомъ вашего успѣха,

И молоткомъ разрушьте оскорбленья,

Которыя оставилъ вашъ башмачникъ.

Люблю великихъ мстителей искуства!

Вы не дали бездарному невѣждѣ

Смѣяться надъ искуствомъ безнаказно.

И правъ вашъ судъ; я одобряю васъ…

КАРАЧЬОЛИ. Не просимъ!

КОРЕНЦІО. Нѣтъ, Карачьоли, напротивъ!

Я искренно благодарю Ланфранко

За лестный отзывъ, и ему взаимно

Желаю, и успѣха, и удачи,

Въ столицѣ міра, славы и художествъ…

Счастливый путь, Ланфранко!

ЛАНФРАНКО. До свиданья! (Про себя).

Разбойники! я прежде васъ отправлю.

(Громко).

Простите, добрые друзья!

КОРЕНЦІО И КАРАЧЬОЛИ. Прости!

ЯВЛЕНІЕ ЧЕТВЕРТОЕ. Комната Ланфранко. (Шесть дочерей Ланфранко въ глубокой печали сидятъ молча около стола. Катарина кормитъ двулѣтнюю Формозу).

ДЕЛІЯ. Нѣтъ маменьки!

КАТАРИНА. Три дня уже какъ нѣтъ.

Молитесь, дѣти, Богъ ее отыщетъ;

А на людей плоха надежда.

АНДЖЕЛИКА. Боже!

Неаполь такъ разбойниками полонъ!..

И всякой день мы слышимъ, тамъ убили,

Тамъ въ воду бросили, тамъ въ домъ вломились,

Тамъ отравили; можетъ-быть, злодѣи…

КАТАРИНА. Э, полно, Анджелика, Богъ съ тобой!

Кто женщину обидитъ? А синьора

Сама ушла, невѣдомо зачѣмъ,

Невѣдомо куда; передъ уходомъ

Она молилась нѣсколько часовъ,

И плакала горючими слезами…

Припомните, пришла синьора въ спальню,

Ты Анжелика съ Деліей молилась;

А прочія давно уже дремали…

Синьора обняла и васъ, и спящихъ,

И долго красными отъ слезъ глазами

Смотрѣла на Формозу въ колыбели…

Поцѣловавъ ее, перекрестила;

Потомъ свою старуху Катарину

Такъ больно обняла!.. и убѣжала…

Я тотчасъ догадалась; сердце чутко:

Бѣда сверчкомъ мнѣ въ уши зажужжала;

Не знаю, какъ ужъ я раздѣла васъ,

Схватила мой свѣтильникъ, и къ синьорѣ;

Глядь въ спальню, нѣтъ; въ столовую, темно;

Живой души не слышно; въ мастерскую,

Нѣтъ никого; я въ кухню, на чердакъ,

Весь домъ, дворъ, садъ, какъ кошка обыскала,

Къ калиткѣ, — отперта, и нѣтъ синьоры…

Куда такъ поздно, Боже сохрани!

Подумала, любовная затѣя!..

И въ сорокъ лѣтъ, и въ пятьдесятъ шалятъ;

А въ тридцать-восемь кровь еще кипитъ…

Сижу и думаю; погасъ свѣтильникъ,

Я встала, и зажгла; опять сижу;

Пришелъ Ланфранко: "Что, жена ужъ спитъ?*

Я зарыдала: «Нѣтъ синьоры Кіары,

Понять нельзя, куда она дѣвалась.»

— «Когда пріидетъ, ты не буди меня,

Скажи, что я пришелъ давно.» — и только;

Легъ и заснулъ… Я не могла уснуть,

Ночь на пролетъ въ слезахъ я просидѣла.

Поутру всталъ отецъ вашъ, и спросилъ:

«Что, нѣтъ жены?» — Я прорыдала… «нѣтъ»…

А онъ меня корить за слезы началъ!

АНДЖЕЛИКА. О! Катарина, можно ли не плакать?

ВЕРОНИКА (пятая).

Мнѣ страшно, няня: подойди ко мнѣ!

Всѣ плачутъ, хочется и мнѣ заплакать…

Я въ садъ пойду, тамъ вѣрно веселѣй…

(Бѣжитъ къ дверямъ),

ТѢ ЖЕ и КІАРА, въ монашескомъ нарядѣ.

ВЕРОНИКА. Ай, няня, няня, привидѣнье!..

КІАРА. Дѣти!

ВСѢ ДОЧЕРИ. Ахъ, маменька — монахиня!..

КІАРА. Молчите!

Вы поняли, что значитъ мой нарядъ!

Для міра умираетъ ваша матерь;

Но будетъ жить для слезъ и покаянья.

Когда душа коварно волновалась

Житейскихъ благъ житейскою надеждой,

И нерѣшительно земное сердце

Задумало преобразиться въ тайнѣ,

И отъ надеждъ житейскихъ отказаться, —

Не со страстьми уже боролась я,

А съ долгомъ матери… и побѣдила!

Три дни я искушала умъ и сердце:

Увѣрилась, что я уже безстрастна;

Что я могу безъ слезъ и безъ улыбки

Смотрѣть на васъ; что я могу въ молитвѣ

Поставить васъ съ другими наравнѣ;

Что нѣтъ уже на свѣтѣ человѣка

Достойнаго любви и предпочтенья;

Что у меня Единый Богъ — единъ,

А идолы и грѣшниковъ грѣшнѣе;

Что добродѣтель — только крестъ въ семъ мірѣ,

И если данъ кому, такъ — до могилы!

Тогда прозрѣли очи Магдалины:

Въ пустынѣ, предъ распятіемъ, надъ книгой

На черепъ опершись, въ бесѣдѣ съ небомъ

Египтянка покой свой обрѣла;

Волнуема, то страхомъ, то надеждой…

Она достигла пристани покойной,

И Богъ ее, какъ дѣву, съ міра принялъ*

За мною, дщери Божіи, за мной,

Пока вамъ покаяніе не нужно!

Пока васъ свѣтъ и скверной и соблазномъ

Не обовьетъ, какъ смрадной паутиной!

За мной, за мной!..

ДѢТИ. Куда же?

КІАРА. Въ монастырь…

КАТАРИНА, АНДЖЕЛИКА И ДЕЛІЯ. Великій Боже!

ВЕРОНИКА. Маменька, поѣдемъ!

КІАРА. Увы, не нахожу моихъ дѣтей

Въ ребяческой невинной чистотѣ!

Свѣтъ заглянулъ въ неопытное сердце

Несчастной Деліи и Анджелики.

Пой погребальный гимнъ имъ, Катарина!

Онѣ скончались, свѣтъ ихъ одолѣлъ.

АНДЖЕЛИКА. О матерь, матерь!

КІАРА. Бѣдныя, живите!

Я завѣщаю вамъ мою одежду

И келью; вы, клянусь, туда пріидете,

И скажете: подъ этимъ покрываломъ

Несчастная насъ къ счастію звала,

Но мы ее безумною считали…

ДЕЛІЯ. О, ради неба, маменька!…

КІАРА. Простите!

Теперь вдвойнѣ иду страдать…

КАТАРИНА. Ланфранко!

КІАРА. О, спрячьте вашу матерь! Катарина,

Спаси меня отъ ненавистныхъ взоровъ!

Съ нимъ встрѣтиться я не могу…

КАТАРИНА. Синьора,

За эту занавѣсь…

КІАРА (за занавp3;сомъ).

Не измѣните!…

ТѢ ЖЕ, ЛАНФРАНКО и ЭСПАНЬОЛЕТЪ.

ЛАНФРАНКО. Что, нѣтъ жены?

КАТАРИНА. Нѣтъ… нѣтъ!..

ЛАНФРАНКО (съ улыбкой).

Жена пропала!

Три дня не возвращается домой,

А мнѣ ея нѣтъ времени искать…

Такъ странно обстоятельства идутъ,

Такъ путаютъ невиннаго Ланфранко

Въ безбожныя, преступныя дѣла…

А передъ чернью трудно оправдаться!…

Риберра, я увлекъ тебя къ себѣ

За дѣломъ, за спасительнымъ совѣтомъ…

Оставьте насъ однихъ… Доменикино!…

Женщины уходятъ.

ЛАНФРАНКО, ЭСПАНЬОЛЕТЪ и КІАРА за занавѣсомъ.

ЭСПАНЬОЛЕТЪ. Неужели еще какое горе

Придумали несчастному? Творецъ,

Я умываю руки! Никогда

Я не хотѣлъ преслѣдовать Зампіери!

Не я его довелъ до нищеты!

Не я смутилъ его несчастный разумъ!

Ланфранко, Богъ свидѣтель, я хотѣлъ

Въ художествѣ опредѣлить Зампіери

И показать ему въ искуствѣ мѣсто,

Законное, безъ лести и хулы…

И чтожъ? — мой голосъ знамя къ возмущенью,

Мой бѣдный судъ какъ щитъ коварнымъ сплетнямъ!

Какъ на разбойника, какъ на злодѣя,

Художники безчестно ополчились.

И обезславили, и разорили;

И мало этого: въ враждѣ несытой

Затмили разумъ старца… Далеко ли

Могила отъ него!…

ЛАНФРАНКО. О, не далеко!

Кіара выходитъ изъ-за занавѣса.

И въ этомъ тайна… Можетъ-быть, Зампіери

Кончается, а я тону въ сомнѣньяхъ,

Идти ли къ Монтерею объявить,

Что два злодѣя глупому Лоренцо

Съ отравой дали яства и напитки?

ЭСПАНЬОЛ. Чего ты медлилъ страшный человѣкъ!

ЛАНФРАНКО. Но жизнь и мнѣ обѣщана за тайну,

И за измѣну смерть!

ЭСПАНЬОЛЕТЪ. Ты испугался!

Ты искренно, Ланфранко, испугался

Глупцовъ, которыхъ завтра же повѣсятъ!

КАРАЧЬОЛИ. Коренціо, не такъ ли?…

Они меня шесть лѣтъ уже морятъ.

Чего еще ты медлишь? Поспѣшимъ

Къ несчастному, спасемъ!…

ЛАНФРАНКО. Нѣтъ, къ Монтерею

Должны мы эту тайну отнести!

Пускай онъ прійметъ мѣры…

КІАРА (схвативъ обоихъ за руки).

Къ погребенью?…

Я здѣсь еще Ланфранко!

ЛАНФРАНКО. Всемогущій!

КІАРА. Ты предъ людьми и чистъ и справедливъ;

Но я — твоя дѣйствительная совѣсть.

Твои грѣхи, какъ кладъ, ношу съ собою:

Все!… гнусные завистника поступки,

Умышленную медленность твою,

И радость тайную о вражьей смерти;

Все знаю, слышу, вижу этимъ сердцемъ!

И я сама — смертельный грѣхъ Ланфранко!

Я — фурія изъ дѣвушки невинной;

Я, чистая невѣста Доменика,

По гнѣвному завистника разсчету,

Запятнана смертельными грѣхами!

Смой кровью ихъ; честь Кіары крови проситъ.

Нѣтъ для меня земнаго покаянья!

Я мой обѣтъ, мой чинъ, мою одежду

Грѣхомъ послѣднимъ, страшнымъ оболью,

Самоубійцей буду: по, Ланфранко,

Я обнажу тебя передъ людьми!

TѢ ЖЕ, КАТАРИНА и ДОЧЕРИ.

КІАРА (изступленная).

Зачѣмъ? Ботъ, этотъ извергъ — не отецъ вашъ!

Узнайте! Я открою все; вы дѣти

Доменикина!

ДОЧЕРИ. Господи!

ЛАНФРАНКО. О, Кіара!..

КІАРА. А этотъ извергъ вашего отца

Извелъ отравой!.. Ненавидьте, дѣти,

И если можете, желѣзомъ, ядомъ

Ворвитесь въ грудь убійцы Доминика!

Отмстите за великаго отца!

Останьтесь съ нимъ, живите съ нимъ, какъ я;

Какъ черви впейтесь въ душу, въ мысли, въ рѣчи;

Едва ему блеснетъ отрады лучъ,

Облейте желчью, ссорой, иль сомнѣньемъ:

Создастъ ли что на проклятомъ холстѣ,

Ножами соскоблите, уничтожьте!

Онъ занеможетъ, станьте у одра,

Поодаль, улыбайтесь, веселитесь!

Попроситъ пить, вы уксусъ поднесите;

Попроситъ ѣсть, вы у его постели

Ведите пиръ, веселье, пѣсни, пляски,

Но ни куска злодѣю, ни куска!

Я не могу съ нимъ долѣ оставаться;

Я истощила месть мою надъ нимъ.

Докончите, изобрѣтите муки; —

Но если вы, волнуясь состраданьемъ,

Ему вину дерзнете отпустить

И Богу предадите судъ злодѣя…

То я изъ гроба встану и пріиду

Въ устахъ съ проклятіемъ, въ рукахъ со смертью!

Простите навсегда! На гробъ Зампіери! .(Убѣгаетъ).

ТѢ ЖЕ, кромѣ КІАРЫ.

ЭСПАНЬОЛ: Я лишній здѣсь. Синьоръ, весьма жалѣю…

ЛАНФРАНКО. Не вѣрьте ей!

ЭСПАНЬОЛЕТЪ. О, мнѣ какое дѣло

До вашихъ ссоръ! Простите.

ЛАНФРАНКО. О, молю васъ,

Не вѣрьте ей! Съ слезами на очахъ,

Я умоляю васъ, не вѣрьте…

ЭСПАНЬОЛЕТЪ. Вѣрю.

Я не умѣю горести не вѣрить.

ЛАНФРАНКО. По-крайней-мѣръ тайну сохраните!..

ЭСПАНЬОЛ: Объ этомъ ли заботиться вамъ должно?

Зампіери нѣтъ; все будетъ клеветой,

Вражды и зависти коварной басней.

Честь — не кора наружная, а сокъ:

Имъ дерево живетъ и зеленѣетъ!

Благодарю, что я рожденъ Кастильцемъ.

ТѢ ЖЕ, кромѣ Эспаньолета.

ЛАНФРАНКО. О! Анджелика, Делія, на васъ

Послѣднія надежды: но куда?

Бѣгутъ!.. постойте!..

(Дочери разбѣгаются отъ него въ разныя стороны; онъ ловитъ Веронику).

ВЕРОНИКА (вырываясь).

Няня, Катарина!

Онъ и меня убьетъ! Эй, Катарина!..

ЯВЛЕНІЕ ПЯТОЕ и ПОСЛѢДНЕЕ. Мастерская Доменика. На полу два сосуда. За ними кипа книгъ. Посерединѣ гробъ, дурно сколоченный изъ дверей и столовыхъ досокъ. Ни одной картины, ни одного эскиза, ни одного очерка нигдѣ не видно; мастерская совершенно пуста; окна завѣшены или закрыты ставнями. Покой освѣщенъ лампой, стоящей у сосудовъ на полу.

ЗАМПІЕРИ (одинъ).

Зачѣмъ копить улики, обвиненья?

Міръ будетъ жить, положимъ, безъ конца,

Мои творенья вѣка три, четыре…

О! четырехъ-сотъ-лѣтняя сатира

На чистыя и дорогія чувства!..

Пусть время съѣстъ мои произведенья…

Въ преданіяхъ и книгахъ сохранятъ

Насмѣшками увѣнчанное имя!

И страшный судъ наступитъ, и тогда

Художники, на страшный судъ сбираясь,

Не знаю, перестанутъ ли хулить

Забытыя созданья Доменика!..

Нѣтъ; все съ собой въ могилу положу,

Эскизы, очерки, надежды, мысли.

И славнаго довольно для безславья;

А это пригодится и въ могилѣ…

Какая тьма грѣховъ! Гробъ — полнъ горою,

И самому нѣтъ мѣста. Надо крышу

Поглубже сдѣлать. Нѣтъ, я слабъ, усталъ.

Пусть отдохну… Теперь сосуды кстати.

(Беретъ сосуды и садится на гробъ).

Вино, вино!.. Ты сладостно какъ сонъ,

Сну — братъ родной, сну — пламенный отецъ:

Зачѣмъ ты не въ родствѣ съ незапной смертью?

(Пьетъ).

О, нѣтъ, какъ жизнь ты по груди бѣжишь,

И будишь кровь и воскрешаешь сердце!

(Опять пьетъ).

Глаза блестятъ живительной слезою.

Еще!.. Гори въ моемъ потухшемъ сердце,

Тамъ былъ огонь, но люди потушили:

Ты воскреси его священный пепелъ!

Еще, еще!.. Довольно… я согрѣтъ.

Жизнь! Господи, какая пропасть дней!

Исчисли, сколько разъ будило солнце

Къ работѣ недостойной, сколько разъ

Молился я предъ Богомъ и святыми…

О, сколько неуслышанныхъ молитвъ!..

Воспоминанія встаютъ какъ волны;

У гроба жизнь — какъ улица прямая

Покатая: все видишь; въ этомъ домѣ

Я росъ, тамъ воспитался, тамъ женился;

Тамъ честь, тамъ врагъ, встрѣчали у порога;

Вотъ начиная съ этой перекрестки,

Я уставалъ по улицѣ идти:

А люди, проходящіе лукаво,

Умышленно усталость умножали!

Вотъ церковь, вотъ часовня, вотъ дворецъ;

Вездѣ я былъ, то ученикъ прилежный,

То безталанный, немощный учитель…

О, безталанный!.. правдой дышитъ гробъ.

Ничтожество, темна твоя обитель!

Умру, — изъ состраданія схоронятъ, —

И память вѣчную Доменикину

Рекутъ по христіанскому обряду:

Но сердце въ немъ участвовать не будетъ!

Зачѣмъ мой грѣхъ узналъ я надъ могилой?

Былъ слѣпъ всю жизнь, прозрѣлъ когда ненужно?..

И вправду! Такъ ли дивный РаФаэль,

Въ безпамятствѣ недвижными очами

Смотрѣлъ на кисть, невольницу восторга?

И вправду! Такъ ли чудный Бонаротти

Далъ мрамору пророческую душу,

И Римъ уже столѣтье въ страхѣ ждетъ,

Что изречетъ сей гнѣвный грозный старецъ?

А мудрецы аѳинскіе? Воскресли!

Вотъ путешественникъ, другой, и третій,

Вошли и смолкли, слушаютъ бесѣду

Великихъ медоустыхъ мудрецовъ…

Природа! Вся природа — для таланта

Влюбленная и страстная раба.

Какъ угодить старается владыкѣ!

Какъ одѣвается свѣжо, богато,

То въ яркій пурпуръ, то въ живую зелень,

Чтобъ нравиться пылающимъ очамъ

Талантами сіяющаго мужа!..

А міръ духовный, сердце человѣка,

Второе небо на землѣ, и тамъ

Талантъ — хозяинъ, стражъ и гость почетный.

А я! А у меня!.. Я — безъ таланта…

ДРУГОЙ ЗАМПІЕРИ (сидящій на томъ же гробѣ).

Персть! если измѣрять талантъ собою

Весельемъ собственной души и сердца,

Художественнымъ совѣсти довольствомъ, —

Ликуй! Великъ и твой талантъ и жребій.

ДОМ: ЗАМП: И, полно! Знаю, чувствую, — и плачу…

Какой святой, въ какой моей картинѣ,

Исполненъ святости и выраженья?

Кто жизнію живетъ, кто смертью умеръ,

Кто у меня съ природой до обмана,

И схожъ и вѣренъ? Кто въ моихъ твореньяхъ

Заставитъ душу трепетать восторгомъ

Или зажжетъ благоговѣйнымъ страхомъ?

Прочь! Правы обвинители: я сухъ,

Я холоденъ, однообразенъ, скученъ,

Писалъ безъ вдохновенья и любви;

Я по уму писалъ, а не по сердцу!..

Прочь! Я хотѣлъ общественное мнѣнье

Завоевать трудомъ, украсть работой;

Какъ жидъ, я очи черни подкупалъ,

Какъ Фарисей, молился предъ искуствомъ.

Что, можетъ-быть еще и славы жаждалъ?…

Да; ты не знаешь, можетъ-быть для шутки

Я жертвовалъ художественной мыслью;

Я можетъ-быть божественную кисть

Своекорыстной местью и досадой

За личныя обиды оскверпялъ…

Не говори, я ничего не помню!..

О, ты не знаешь, можетъ-быть для злата

Я, въ тайнѣ, холстъ, назначенный для церкви,

Житейской эпиграммой запятналъ!

ДР: ЗАМПІЕРИ. О нѣтъ! Тогдабъ тебя хвалили люди,

ДОМ: ЗАМ. Да, это правда!.. Что за мысль сверкнула?

Топоръ, ты видишь. Съ острымъ топоромъ

Хочу идти въ сокровищный притворъ;

Расколотить четыре эти фрески;

Потомъ на быстраго копя, и въ Римъ.

Наступитъ ночь, вбѣгаю къ Людовику:

Исторія Цециліи — во прахъ,

Въ куски; потомъ къ Андрею de la Valle

И эту тму моихъ работъ презрѣнныхъ

Опять въ куски; потомъ въ притворъ Бандини, —

Есѳирь, Юдиѳь, Давида, Соломона

Разрушу; послѣ во дворцы Бассено

И Костакути; тамъ, въ Grotta ferra la,

Тамъ въ городъ Фано… все въ куски, во прахъ!..

Вѣдь это будетъ исповѣдь, не такъ ли?

Смиреніе, не такъ ли?.. покаянье?..

ДР: ЗАМП: И Богъ тебѣ такъ безнаказно внемлетъ!

Грѣхъ овладѣлъ нетерпѣливой плотью;

Ты и чужое приписалъ себѣ…

Нѣтъ вдохновенья: ты вулканъ погасшій,

Но нѣкогда ты былъ блестящъ и силенъ;

За немощь настоящую, ты ропщешь,

Клевещешь на прошедшее блаженство.

Гдѣ память? Оглянись на Людовика;

Исторію Цециліи припомни;

Ты слѣпъ, ты персть, но мнѣ весь міръ отверзть:

Смотри, народъ стоитъ благоговѣйно,

Обѣдня отошла, другой не будетъ…

Чего жъ онъ ждетъ! Безъ слезъ и безъ молитвъ,

Но съ тихимъ умиленьемъ шепчутъ люди;

Не смотрятъ другъ на друга, а на стѣну;

Цецилія богатства раздаетъ,

А эти нищіе, дары пріемля,

О цѣнности даровъ лукаво судятъ,

Одни другимъ завидуя; а тамъ

Тѣснится бѣдность, руки подымаетъ,

Хватаетъ даръ и рветъ свою добычу…

И все живетъ, какъ слѣдуетъ живымъ;

Не достаетъ движенья… Тамъ проконсулъ

Юпитера статую указуетъ,

Цецилія должна ей покланяться;

Готовы жертвы, жертвенникъ пылаетъ,

Но въ ужасѣ, съ презрѣніемъ, Святая

Небесный ликъ, сіяющій въ лучахъ,

Отъ истукана гордо отвратила.

Какъ истипенъ величественный ужасъ!…

А смерть святой Цециліи!

ДОМЕНИКЪ ЗАМПІЕРИ, (холодно).

Прекрасно!

Что хорошо, то хорошо! Быть-можетъ

Счастливый случай, не талантъ…

ДРУГОЙ ЗАМПІЕРИ. Талантъ.

Нѣтъ, случаи разрушитель, не создатель!

ДОМЕН: ЗАМП: Не говори, я помню этотъ случай;

Я прихожу разъ ввечеру домой:

Вхожу, темно; всѣ спятъ; я въ мастерскую,

Открылъ окно, и началъ строить арфу;

Вдругъ мысль «Цецилія играла также.»

Цецилія!… Цецилія!… Потомъ

Какъ-будто заходили привидѣнья…

И храмъ и люди… ангелъ и священникъ;

Все это въ-живѣ…

ДРУГОЙ ЗАМПІЕРИ. Что жъ, не вдохновенье?

ДОМ: ЗАМП: Постой, не все. Ты помнишь куполъ?

ДРУГОЙ ЗАМПІЕРИ. Помню.

ДОМЕНИКЪ ЗАМП: Ее небесныя уносятъ силы….

Да; восемь ангеловъ: я всѣхъ ихъ видѣлъ;

Межъ ними былъ и Валерьянъ, я помню.

Я послѣ написалъ его особо….

ДР: ЗАМ: И этихъ фрескъ — довольно для потомства!

А ты хотѣлъ разбить ихъ, христіанинъ!

А посмотри Андрея de la Valle….

ДОМ: ЗАМ. Ахъ, Господи! тамъ тма моихъ грѣховъ…

ДР: ЗАМ: Грѣховъ! Чернѣетъ куполъ; тамъ Ланфранко;

А процвѣли твои Евангелисты….

ДОМЕНИКЪ ЗАМПІЕРИ. Не можетъ быть!…

ДРУГОЙ ЗАМП: Жаль, что смотрѣть въ потомство

Тебѣ нельзя: художники съ рѣзцами

Пришли на мѣдь рачительно собрать

Великія созданія Зампіери;

А въ куполъ, Ланфранко не примѣтенъ:

Осыпался, и не достигъ потомства;

Да и заботиться ни кто не хочетъ,

Что было тамъ написано….

ДОМЕНИКЪ ЗАМПІЕРИ. Неужто?

Такъ въ самомъ дѣлъ я не безъ таланта?

И можетъ-быть я выше чѣмъ Ланфранко?

Ахъ, Господи, я весь горю, пылаю:

Не безъ таланта! я не безъ таланта!…

ДР: ЗАМ: На конной площади, при Санъ-Сильвестро,

Притворъ Бандини….

ДОМЕНИКЪ ЗАМПІЕРИ. Господи! Эсѳирь

Юдиѳь, Давидъ и Соломонъ…. Прекрасно;

Пусть я грѣшу, по это вдохновенье….

Клянусь, я пролилъ море сладкихъ слезъ….

Вотъ, какъ тебѣ сказать: писалъ я долго,

Но проведу двѣ три черты въ контуръ

И плачу: такъ мнѣ сладко! Странно, другъ мой,

Четыре эти фрески у меня

Какъ на стѣнъ въ душъ моей висѣли;

Мнѣ исполнять ихъ долго не хотѣлось;

Жаль было разставаться. Что жъ, заплакалъ,

И написалъ Эсѳирь! О, какъ прекрасна!

Какъ упоительна, томна! какъ дивно,

Небесно сложена! А въ положеньи

Замѣтилъ ты душевную истому?

Тутъ тѣло я заставилъ говорить;

На маленькомъ лицъ я уписалъ

Главу изъ Стараго Завѣта. Чудно!

А для лица я не имѣлъ натуры.

Ну, а Юдиѳь? Краса и торжество!

Еще горитъ взволнованная кровь

И вольнымъ и невольнымъ преступленьемъ;

Въ мою Юдиѳь я долго былъ влюбленъ,

И сны тревожные мнѣ долго снились;

Теперь скажи, Давидъ не — вдохновенье?

О, я не безъ таланта! Люди, люди,

Мнѣ стоитъ разбудить воспоминанья,

Встревожить клады юности моей.

Безчисленно душевное богатство….

Не только можетъ-быть не безъ таланта,

Но геніальный, славный человѣкъ…

Кто знаетъ? Начинаю сомнѣваться.

ДР: ЗАМП: А фрески фарнезіанскія въ аббатствъ

Въ Grotta Ferratta…

ДОМЕНИКЪ ЗАМПІЕРИ. Нилъ, Варѳоломей,

Исторія всей юности моей,

Начало славы, страсти и гоненій!

Тамъ ангелы… вотъ ангелы! Клянусь,

И Рафаэлевы ни-чуть не лучше….

Душой невинной дѣву обожая,

Ребенокъ легкомысленный, счастливый,

Я возвращался ночью изъ Фраскати…

На сердцѣ у меня сіяла Кіара…

Всю ночь мечтой супружества играя,

Я не спалъ; утромъ бросился въ притворъ:

Кисть засверкала; кончилъ; на стѣнѣ,,

Гляжу, осталась Кіара. Всѣ черты,

Всѣ формы, въ легкомъ юноши нарядъ…

Агуки, добрый мой Агуки, вправо

Садился на коня, а императоръ

Оттонъ склонился предъ святымъ. Не знаю,

Какъ это сочинилось, написалось,

Но эта фреска — геніальный трудъ.

Да все, о чемъ теперь мы говорили,

Все превосходно, славно, геніально!

Душа уединенная не вѣритъ

Коварной клеветѣ; горитъ сознанье

Златой звѣздой на сердцѣ человѣка,

Какъ мѣсяцъ на челѣ Діаны. Vivat!

Послѣдній кубокъ!… Vivat Доминикъ!

Слышенъ стукъ и шумъ; ломаются въ двери.

Стучатъ въ литавры славу Доминика!

Ты слышишь, призываютъ Доминика?

Потомство у воротъ; но я не умеръ:

За-утра я приду въ притворъ съ побѣдой.

Мой геній встрепенется, и Везувій

На радость и на ужасъ оживетъ!

Шумъ и стукъ сильнѣе и сильнѣе.

(Съ улыбкой).

Они хотятъ вѣнчать Доменикина!

Они хотятъ прощенія просить….

ЗАМПІЕРИ, КІАРА, ЧЕЧИЛІЯ, ЛОРЕНЦО, ПІЕДРО, и КІАРА, дочь Зампіери.

КІАРА, (врываясь въ двери).

Не пей вина, Доменикинъ, не пей!

ЗАМПІЕРИ (ослабѣвая, роняетъ кубокъ и упадаетъ на гробъ).

Прощаю! Но вѣнчанье отложите,

До-завтра… Клонитъ сонъ… Покойной ночи!

(Умираетъ).

ВСѢ (бросаясь къ нему).

Доменикинъ! Родитель!… Онъ заснулъ!…

ПІЕДРО, (взявъ его за руку).

Сномъ смертнымъ…. Господи, помилуй,

И помяни во царствіи своемъ

Страдальца Доминика Зампіери!

ПРИМѢЧАНІЕ.

Драма Доменико Зампіери посвящена Карлу Павловичу Брюллову. Можетъ быть не всѣмъ удалось видѣть гравюру, изображающую одну изъ сценъ этой драмы, свиданіе Доменикино съ Пуссеномъ на чердакѣ. См. Актъ 1. Явл. 4-е. Эту гравюру а la Rembrandt исполнилъ на мѣди самъ К. П- Брюлловъ и едвали она не единственная его попытка въ этомъ родѣ. —