Дневник 1825-26/15 (А. И. Тургенев)

Дневник 1825-26 — 15
автор Александр Иванович Тургенев (1784-1846)

28/16 генваря — 2 февраля/21 генваря 1826

28/16 генваря

28/16 генваря... Прежде всего пришли мы в дом общества, учрежденного для споспешествования успехам искусств, мануфактур и торговли в Англии. Оно дает награды за улучшения, изобретения и открытия всякого рода, клонящиеся к сей цели. Суммы для сего поступают от добровольных пожертвований и от завещаний в пользу общества. По лестнице, украшенной слепками греческих барельефов, нас ввели в залу, где поставлены славные картины James Barry, Esq, которого произведения должны опровергнуть мнение Монтескье, Dubos и Винкельмана о неспособности англичан к изящным искусствам. В самом деле, шесть картин, коими завешаны стены сей залы, свидетельствуют об искусстве и воображении художника. Сии шесть произведений живописи английской должны доказать нравственную истину "that the attainment of happiness, individual as well as public, depends on the development, proper civilisation, and perfection of the human faculties, physical and moral, which are so well "calculated to lead human nature to its true rank, and the glorious designation assigned for it by providence".

Первая картина, сообразно сей цели, представляет человечество во всей наготе его, в диком его состоянии; вторая - a harvest-time (жатва) или принесение благодарности Церере и Бахусу. 3-я - победы на Олимпийских играх. 4-я - Мореплавание, или торжество Темзы. 5-я - распределения наград обществом и 6-я - Элизиум, или последнее воздаяние за подвиги (в сей последний и наш Петр Великий). Первые три предметы относятся к поэзии, последние - к истории.

В 1-й картине, изображающей гористые и дикие урочища Фракии, Орфей, с лирою в руках, подъемля другую к небу, напоминает собою основателя греческой богословии. Barry не окружил его, как другие, прыгающими камнями и внимающими пению его птицами и четвероногими, но он представил его как законодателя и философа пред народом, столь же диким, как и земля его.

Во 2-й картине, которая красотою фигур и живостию (нежностию) колорита отличается от первой, живописец избрал жатву и вечерние игры. Тут видны Сильван и Пан, с их принадлежностями, вокруг них молодость скачет и пляшет.

Ты, весна, гряди, младая, Пой, скачи и восклицай!

В отдалении - земля, хорошо обработанная, и сельские забавы и хлопоты. На зодиаке означено время года.

3-я картина изображает победы при Олим<пе> в ту минуту, когда победители проходят мимо, пред судьями, и увенчиваются оливами, в присутствии всех греков. Диагораса Родосского несут на плечах юные атлеты. В молодости своей сам прославляем был за победы на Олимпийских играх, в старости видит торжество сыновей своих - и путь его усыпают цветами греческие юноши, между тем как один из друзей его хватает его за руку, говоря: "Теперь умри, Диагорас, ибо богом быть тебе невозможно". Дитя держит руку одного из коронованных героев, отца своего. Мудрецы Греции внимают Периклу, между тем как Аристофан смеется над длинною его головою. Вдали Минерва и Нептун в споре за патронатство афинское. Гиерон сиракузский в колеснице, около которой греки с цевницами и хор юношей, предводительствуемый Пиндаром, поющим одну из од своих, при звуке лиры своей. Статуи Геркулеса и Минервы по сторонам картины означают крепость тела и души, в чем греки поставляли цель воспитания.

4-я картина олицетворила Темзу. Гений ее сидит с приятною важностию и держит морской компас, с помощию коего навигаторы <проникают> from Indus to the Pole. Колесницу везут знаменитые мореплаватели Англии: Drake, Raleigh, Cabot и Кук. Четыре части света приносят дары свои Темзе.

His (Темзы) fair bosom in the world's exchange!

Человеколюбие национальное и здесь не забыло африканских тружеников. Порабощенный африканец, с веревкою на шее и со слезою, катящеюся по мрачной ланите его, гремит, кажется, цепями своими и напоминает эпоху, когда еще торг неграми не был уничтожен в Великобритании. - Меркурий, эмблема торговли, сбирает народы. Нереиды несут главные произведения анг<линской> мануфактуры.

5-я картина представляет раздачу наград обществом. Лорд Ромнейг один из первых президентов оного, подле него принц Валисский; William Shipley с актом установления сего общества; Артур Юнг, в виде фермера, представляет президенту образцы хлебов в зерне. M-me Montagu, герцогиня Нортумберландская, граф Percy, D-r Samuel Johnson и проч. Подле герц<ога> Ричмондского - Эрмунд Burke.

Но замечательнее всех прочих - 6-я картина: Elysium, во всю длину стены. Здесь собраны великие мужи и благодетели человечества всех времен и народов. Херувимы славословят невидимого - и свыше льется свет на всю картину. Мы видим один тихий свет, но источник его сокрыт для нас: он неприступен. Первую группу составляют: Roger Bacon, Архимед, Декарт и Фалес; за ними Francis Bacon, Коперник, Галилей и Невтон устремляют взоры свои на систему солнечную, которую объясняют и раскрывают им два ангела. Подле первого ангела, держащего покрывало, Христ<ос>, Колумб, с картою его путешествия, а за ним Эпаминонд с щитом своим, Сократ, младший Катон, старший Брут и Томас Мор: шестерик, коему не нашли седьмого во всех веках, как говорит Свифт. За Марком Брутом - William Molyneux, с книгою of the case of Ireland. Подле Колумба - лорд Шефтсбери, Локк, Zeno, Аристотель и божественный Платон, а между сими двумя группами - William Harvey, объяснивший обращение крови, и Robert Boyle.

Следующая группа составлена из законодателей - и король Альфред Великий опирается на Пена, который показывает свою книгу законов Ликургу. Вокруг их: Минос, Траян, Антонин, Эдуард (the black prince), Гейнрих IV, Андрей Дориа Генуезский и - наш Петр I. - Сердце затрепетало во мне, когда я распознал черты его! Везде пойдешь в ряду с полубогами! Покровитель талантов и гениев во всех родах - Лоренцо Медицейский.

В сей же комнате портреты лорда Folkstone, 1-го президента общества, и лорда <1 нрзб>, 2-го президента. Бюсты Вильямина Франклина и самого Barry. Статуя доктора Ward. Мы прошли в комнаты, где хранятся модели разных изобретений в художествах и в ремеслах и улучшенные машины. Это заменяет Conservatoire des arts et metiers. И у нас начиналось что-то подобное при Новосильцеве. Но семена, засеянные в первые пять лет царствования Ал<ександр>а, во прахе - и скоро бурный ветр и самый прах развеет!

Продолжая путь к city, зашли мы на Adelphy terrace и в первый раз еще благодаря солнцу увидели Темзу в блеске утреннем, который проницал туманы ее. Мы стояли над Темзою - и любовались мостом Ватерлоо (за нами дом, в котором жил Гаррик), сооруженным вследствие акта парламента менее, нежели в 7 лет; ибо хотя первоначальный план оному составлен был в 1806 году Калоном, но в 1811-м Kernic, esq переделал оный во многих частях, и первый камень положен в октябре 1811-м а 18 июня 1817 года, в день Ватерлооского сражения, мост открыт для проходящих, в присутствии принца-регента и героя ватерлооского. Мост сей единственный в своем роде по строению и отличается от всех других уже тем, что он совершенно ровный и ни с одной стороны ни мало не возвышается. Арки его - необыкновенной величины и во всех частях соблюдены простота и единообразие, что придает ему еще более величия. Архитектор избрал для построения сего моста материал несокрушимый - первобытный гранит! Наружные части из Cornish granite, балюстрады - из альберденского. И материалы, и художники, и слава Ватерлоо - все принадлежит Англии. Вся отделка моста, особливо при впуске на оный проходящих, удивительной прочности и со вкусом. Более 1100000 с<терлингов> употреблено на сооружение сего полезного памятника. Вид с оного прелестный. Сперва назвали его the Strangebridge; имя Ватерлоо дано ему актом парламента в 1816 году. Благодарность, польза и слава народа подают друг другу руку - и каменотесец передает их векам!

По дороге вошли мы на несколько минут во двор Сомерсетских палат, четвероугольное строение от Стренда до Темзы простирающееся, в коем ныне помещаются Академия художеств, Королевское общество и другое общество древности и многие правительственные места. Мы спешили в Temple, древнее строение, напоминающее именем своим (knight-templers) крестоносцев, имевших на сем месте первое свое учреждение. По уничтожению сего ордена, профессоры of the common law купили жилища крестоносцев и обратили их into inns. Двор и сад - для всей публики. Последний простирается вдоль по берегу Темзы. В библиотеке есть редкие рукописи. В церкви храма (the Templechurch), примечательной по своей архитектуре, лежат крестоносцы, из коих трое принадлежат к фамилии графов Пенброков, узами родства связанной с знаменитым родом гр<афов> Воронцовых.

Кто читал Скотта, тот смотрит на сии древности иными глазами. Надпись на часах <пропуск>.

От воспоминаний древностей перешли мы к печальной существенности, в так назыв<аемую> тюрьму флотскую (Fleet-prison), где содержатся за долги и за маловажные проступки (for contempt of the court of Chancery). Строение из 4 этажей, по коим распределены заключенные. В средине оного обширный, чистый двор, огражденный высокою стеною. Мы застали в нем содержащихся играющими в меловой мяч, коим вся стена была испещрена белыми пятнами. Для чего бы и в других тюрьмах не завести для маловажных нарушителей общественного порядка такое здоровое увеселение? Те, кои могут платить одну гинею в неделю (что состав<ляет> около 25 руб. ас<сигнациями> ), имеют особые комнаты; но все пользуются правом жить здесь с семейством. Мы видели детей, играющих в темнице отца.

Недалеко и New-gate, здание обширное и мрачное, украшенное цепями снаружи. Мы не могли видеть внутренность оного за недостатком смотрителей, и нас пригласили прийти в другой день. (Дальнейшие похождения сегодня впредь).

29/17 генваря

29/17 генваря... Бродил по городу, был в Гайд-парке и видел тысячи прекрасных экипажей и народ - и солнце! День был прекрасный. Не видно полиции, а везде тишина и порядок, при многочисленности народа. Все одеты хорошо, и бедности ни в чем и ни в ком не заметно. Говорят, что император А<лександр> в Лондоне спросил: "Где же народ?" - В самом деле его нет здесь, в русском смысле этого слова; но в смысле английском, он везде - и одно самодержавие мешает видеть его...

30/18 генваря

30/18 генваря... В церковь св. Павла. Купол, унизанный трофеями. Памятники. Первый поставлен Говарду. Надпись на оном и в ней: "Russian Tartary", где он умер жертвою своей филантропии. {59} Samuel Johnson. Ему воздвигли памятник приятели. Нельсону, и гроб его под центром церкви: место, которое готовил себе, так, как и гроб Вольсей. Мы всходили на галерею, где малейший шепот слышен. Обошли ее и снова шепот на одной стороне галереи слышен ясно на противуположной. Взошли выше и, несмотря на туман от каменного уголья образующийся над городом, любовались им и Темзою и шпицами готических церквей и памятниками. Отсюда можно судить о величине города и о его многолюдстве.

Сходили вниз, в подземелье церкви, где стоят гробы и лежат бессмертные, каков Нельсон и сам зиждитель храма - Врен. Здесь-то первоначально надписана над могилою известная надпись: "Si monumentum quaeris, lector, circumspice!". Факел освещал нам темные ходы и пещеры, где сокрывают знаменитых <за> заслуги Великобритании с того времени, как в Вестм<инстерском> аббатстве для них не стало более места.

Долго, долго бродил по церкви и рассматривал памятники. Они точно украшениями оной и поставлены симметрично и в надлежащих местах. Много еще и - праздных. Дорого будет стоить миру и Англии пополнение оных!

Видели трофеи Нельсона и первую модель церкви, составленную Вреном; лестницу, которая ведет вокруг стен к библиотеке, напоминает нашу на черном дворике; библиотеку и рукописи; колокола не пошли смотреть, ибо против московского - он зазвончик.

Мы нашли в газетах объявление, что сегодня в Лондонской таверне будут праздновать день рождения of Thomac Paine, записались на обед и в 5 часов явились туда. К 6 часам собрались гости, уселись (около 100 чел<овек>). Пообедали довольно скромно, и каждый за полбутылкою шереса начали пить за председателем Carlile тосты.

1-й - Пену: "We meet to respect his memory, and to extent his principles". "Hurra!" - раздался в зале, но ни шума, ни смеха, ни малейшего признака веселости!

2-й тост Richard Carlile, сам президент, коего имя известно по процессу за перепечатание с примечаниями книги Пена и по тюремному заключению: "We thank him for his fortitude and rejoice that his sufferings have established the right of free discussion".

Карлиль отблагодарил и снова предложил другие здоровья; но между каждым проходило в молчании около получаса.

3-й тост - mr. Carlile's fellow-sufferers. "We feel indignant that any of them remain in prison". Вместо него самого это здоровье предложил Taylor, поп-растрига, который учредил the Christian Evidence Society.

4-й тост. The Chr Ev Soc. "Its extension - and thank to its founder, the R Robert Taylor". Он благодарил речью, весьма примечательною.

Потом предложено здоровье, которое не вписано в печатную: "Lists of the toasts and sentiments intended to be offered to the company assembled at the city of London Tavern to celebrate the birthday of Thomas Payne. January 30. 1826". За греков!

5-й тост - the mechanics Institute, and Schools of science generally.

6-й - Robert Owen. "We admire his perseverance in his career of humanity and generosity".

7-й - the female Republicans. "Their presence would have added grace to our company". Один из тех, кои наставляли президента Карлиля, что ему делать и говорить, объявил за него, что дамы обещали приехать к обеду, но раздумали

8-й. The States of America. "May their republicanism extinguish their superstition". (Taylor опять говорил речь, нападал, сам поп, на попов проте- стантских и католических).

9-й. The republicans of Haity. "May the neighbouring Isles became equally independent".

10-й. The representative newspaper. "If an organ of any portion of the ministry, we hail their approach to the principles of Thomas Paine". Тут опять Taylor ораторствовал, указывая на герб Англии над окном, близ президента, смеялся над королевским достоинством, в виде льва и единорога, и заслужил громкие рукоплескания и крики: "Hear! hear!". Этот тост намекает на новую газету, в издании коей полагают участником Канинга.

11-й. Protestant, as well as catholic, emancipation.

Taylor опять ораторствовал, хвалил ирландцев и нападал на притеснителей их и на попов обоих исповеданий.

12-й. The memory of Rousseau and Voltaire, of Diderot and D'Holbach. Заступающий место президента объяснил, что прежде всегда пили за здоровье Мирабо, яко за автора книги "Systeme de la Nature", но с тех пор как узнали, что истинный автор ее барон D'Holbach, вписали его имя в тост.

Три раза трое импровизировали стихи и пели их. Оставалось еще четыре здоровья; но мы не дослушали и оставили в 10-м часу не шумную, но спокойно-буйную кампанию и возратились домой. - В таверну съезжались уже на бал.

13-й. The memory of Benj. Franklin and Elihu Palmer.

14-й. The memory of Tindal, Toland, and Annett; of the archbishop Tillotson and Dr. Conyers Midleton; of Byron and Shelley; and of all Englishmen who have written to the end of human improvement.

15-й. The memory of all others who have laboured for the improvement of mind.

16-й. Universal benevolence.

Я неохотно пил тосты Вольтеру и Гольбаху и, признаюсь, с стесненным сердцем молчал, когда англичане осыпали одобрениями Taylor'a, основателя of the Christian Evidence Society, которое собирается с тем, чтобы доказывать, что вся история христианства наполнена ложью, и вызывает, чрез газеты, доказывать противное в собраниях общества. - Неприятно было также пить за здоровье человека, который, будучи ограждён английскою свободою говорить, что придет в голову против бога и правительства, с смешною важностию нападает на royalty, выхваляя республиканизм, и на штукатурного льва, изображенного на карнизе в гербе Англии. Допуская титло reverend в печати в тосте: "Protestant, as well as catholic, emancipation", - ругает попов и самое священство и доказывает, что надобно и католиков и прот<естанто>в освободить от них. Физиогномия почти безмолвного президента напоминала тюрьму, из которой он едва вышел и где сидел за распространение книг противу религии. Сосед мой объявил нам свое мнение, что почитает Thomas Paine, автора книги "The reason of the age" и других, величайшим человеком, на что теперешнее поколение слишком искажено, чтобы чувствовать всю цену и достоинство его.

Переезжая из одной страны в другую, хотя и одним каналом разделенные, примечаешь в одной господство, хотя и тайное, конгрегации или иезуитов и духовника королевского, а вследствии оного в Испании, по указанию франц<узского> посла, запрещение Монтескье, Руссо, Вольтера - и Урики! А в другой - гласное ругательство над королем, монархиею и над христианством, коему хула произносится в тосте Тайлору и его обществу... {60}

2 февраля/21 генваря

2 февраля/21 генваря. Наконец, просветлело и на небе и в St. James Park. До завтрака гуляли мы в парке и в первый раз еще могли видеть прекрасные окрестности: луг, в правую сторону простирающийся, и замки, на горе возвышающиеся. По другую сторону парка слышна была военная музыка, и мы увидели гвардейских солдат в их красных мундирах; они сбирались к параду и скорым маршем шли к нам навстречу. Музыка и барабанный бой оглушили нас, но я любовался двумя арапами между музыкантами и их великолепным и чистым нарядом. Над каскою их катались два шара, переплетенные золотым шнуром. Офицеры и солдаты молодые и маршируют непринужденно, но стройно. Одежда спокойная: белые широкие панталоны. - Они пришли во дворец св. Иакова; на дворе, между тем как сменялись часовые, играла музыка и народ окружал ее, а с ним и мы, вспоминая о парадах нашей Дворцовой площади!

Малькольм был у меня, пригласил в библ<ейское> общ<ест>во и обещал познакомить с другими филантропическими обществами, в коих сам участвует.

В Traveller's Club нашел я английский перевод путешествия Кар<амзина> и в первый раз в жизни читал то, что он пишет об Англии. Конечно, в нем нет того, что русский в теперешнем положении будет писать в путешествии по Англии; но живо описаны первые впечатления при въезде в Лондон, и замечание о том, что надобно пользоваться сими первыми ощущениями, по моему мнению, весьма справедливо. Оно дает лучшее понятие об особенностях города и страны, которую в первый раз видишь, чем отчет путешественника, привыкшего к созерцанию предметов, кои он описывает. То, что ново и разительно для нас, передается и в описании живее.

Во втором часу отправились с русскими Смирновым, гр. Ливеном, <пропуск> и поляком Валасским в парламент, который сегодня открывается. При входе и на улице толпился уже народ. Смирнов объявил 2 приставам у дверей в парламент, что мы от русского посла, и нас немедленно впустили к решетке, которая отделяет трон от дверей и от членов парламента. Мы нашли уже speaker'a в мантии и в парике, заступающего места председателя лорда <пропуск>, несколько членов парламента из светских во фраках, а некоторых, а именно членов комиссии, в мантиях, так же как и епископов, сидевших отдельно. Неподалеку от них две дамы. У противуположного входа, также загородкой отделенного, было уже несколько зрителей. Один из секретарей прочел указ об открытии парламента, и вице-президент дал знать одному из приставов, чтобы пригласил нижнюю камеру. Поклонившись в дверях, он вышел и ввел депутатов нижней камеры, из коих один, speaker, был в парике и в черной мантии; другие во фраках и сапогах. Они остановились у загородки и вице-през<идент> прочел речь короля. Потом заключили открытие. Сия камера лордов находится в древнем Вестминстерском дворце, там где прежде был the old court of requests. Большая зала украшена шитыми обоями, на коих изображена победа над гишпанскою армадою в 1588 году. - Креслы в виде трона и с 1800 года, т. е. со времени соединения парламентов англ<инского> и ирландского, на них вышит общий их герб. Лорд-канцлер, который в парламенте speaker, и судьи и officers of the house сидят на широких канапе, набитых шерстью (woolsacks), покрытых with crimson baize; а перы или лорды сидят, по старшинству, на скамьях, with similar baize. Архиепископ по правую сторону трона так, как и герцоги и маркизы; графы и епископы по левую; бароны же on cross-benches, in front. Так как сегодня король не присутствовал, то перы были во фраках; в присутствии же его они одеты в мантии. Всего их 364 пера (?), из коих <пропуск>.

Отсюда прошли мы in the House of Commons и дожидались там открытия камеры до 5-го часа. Она построена из старой церкви первомученика Стефана. По присоединению Ирландии в 1800 году, когда к английским репрезентантам прибавилось еще 100 ирландских, камеру сию привели в теперешнее ее положение, для помещения 658 членов.

Простые дубовые скамьи и кафедра для speaker'a. Бронзовые паникадилы освещают мрачную сию камеру. Нет церкви, нет дворца, нет замка лорда, которые бы не были богаче отделаны. Но дуб напоминает твердость и жизнь вековую.

Мало-помалу начали сходиться члены камеры в сапогах, с хлыстами, с палками, в сертуках и в шпорах. Оппозиционные садились на левой, правительственные - с правой стороны. Некоторые наклеили с своим именем бумажки на местах, кои они себе назначали. Иные пошли в верхнюю галерею. Явился и Brougham и сел на левой стороне. На правой показали нам Canning'a и других министров. Близ меня, по другую сторону дверей, увидел и узнал я Роберта Вильсона, которого не видел с Бартенштейна и с 1811 или 1812 года. Два депутата с правой стороны были одеты отличным от других образом: один в гусарском мундире, другой в светло-синем франц<узском> кафтане, в белых штанах и в башмаках и с кошельком, пришитым к кафтану. Мне сказали, что они должны открыть камеру речью и что всегда одеты открывающие камеру в парадных платьях.

Перед кафедрою speaker'a стол, у которого сидят секретари (the clerks), скамьи в пять рядов возвышаются одна на другой. Напротив оппозиционной стороны скамья называется the treasury-bank, потому что там обыкновенно сидят министры. Для посетителей и скорописцев галереи; но нам позволили сидеть внизу с членами.

И здесь speaker опять прочел речь короля, и два вышеупомянутые депутата отвечали ему. После них встал с места Брум и говорил около часа. Все внимали ему и беспрестанно слышно было: "Hear! hear!". По окончании Брума, заговорил какой-то Робертсон, но несмотря на приглашение speaker'ом к порядку: order! order! никто не слушал Робертсона и многие вышли из камеры. Примеру их и мы последовали и пошли опять в парламент, где уже давно собрались члены. Нас впустили к самому престолу, за загородку. У трона сидели и лежали посетители в сертуках. Один из членов ораторствовал; после него начал говорить Ливерпуль о банках. Тут я видел Веллингтона во фраке и в шляпе на woolsack; других, как например Хаткарт, Гастингс, едущий опять в Индию, во фраках и в звездах.

В семь часов я вышел из парламента и в 8 был уже в Королевском обществе и в обществе древностей, кои собрались сегодня в своих заседаниях в Somerset-house. - Члены каждого общ<ест>ва предложили меня и вписали имя мое. Президенты прочли его, и меня тотчас впустили. Сперва был я в обществе древностей. Там читали, кажется, письма некоторых жертв политики Елисаветы и между прочими Марии Стюарт. Меня представили президенту Кор<олевского> учен<ого> общ<ества> Humphry Dawy. Наслышавшись о его европейской славе, которая давно гремит в ученом свете, я ожидал найти в нем важного англичанина, и нашел красную еврейскую физиогномию, в замаранном фраке; но прежде, нежели он занял кресла председателя, надел он франц<узский> кафтан и смешную треугольную шляпу. По сторонам его кресел сидели: секретарь общества Гершель, сын славного астронома и сам известный уже астроном, и Брасет, известный химик. Вся зала украшена портретами председателей, над президентскими креслами портрет Невтона! Далее Мальпигий, Вельямин Франклин и проч. Бюст Банкса, короля Карла II, учредителя общества. На столе пред председателем лежит такая же булава с короною, какая и в парламенте. Это преимущество только одного Кор<олевского> общ<ест>ва.

Прочли протокол и предложили новых членов общества, между коими и Гольман, смелый шпион (?), вывезенный с фельдъегерем из Сибири.

Гершель читал диссертацию о каком-то физическом предмете одной дамы. - Заседание продолжалось менее часа. По окончании мы пошли в библиотеку общества. Здесь показали мне рукопись Невтона, с которой напечатаны его "Philosophiae Naturalis principia mathematica"...

Происхождением своим Королевское общество обязано, так, как почти все здешние ученые, филантропические и религиозные сословия, частным людям. Несколько приятелей, между коими народная благодарность называет Robert Boyle, Petty, Матвея Врена, сходились в Оксфорде у доктора Вилькинса и рассуждали о предметах учености как по части наук естественных, так и богословия. Обязанности по службе рассеяли сих друзей наук по разным частям Великобритании; но многие из них опять сошлись в Лондоне, где в Grasham College они снова начали сбираться, раз или два в неделю, имея в виду одну только цель: взаимное сообщение открытий, наблюдений и мнений своих о предметах, коими каждый из них занимался. Кончина Кромвеля снова рассеяла на время сии собрания, ибо Grasham College был обращен в казарму; но Карл II актом 22 апреля 1663 года учредил в сем общество, названное им "The Royal Society of London, for improving natural knowledge", президента, совет и членов (fellows) и дал ему права политического сословия. Статуты общ<ест>ва составлены после и утверждены королем. Каждый член платит несколько гиней ежегодно за честь быть членом общ<ест>ва, которое публикует ежегодно a volume in two parts под названием "Philosophical transactions of the R S of London". В сих актах можно видеть историю наук, открытий и просвещения в Англии.

Булава серебряная, позолоченная, которую я видел на столе пред председателем, дана обществу Карлом II, всегда носится пред ним; а Георг III определил для общ<ест>ва в Somerset-house комнаты, кои оно ныне зани-. мает. Есть и музеум. Нынешний пред<седатель> Humphry Dawy заступил место незабвенного Банкса, которого имя и Georgia Augusta произносится с благодарностию, в 1820 году. В день св. Андрея годичное собрание.

Society of Antiquaries. Сие общество, коего цель сохранение и объяснение памятников древности всякого рода, началось еще в 16-м столетии; но нынешнее образование оного получило оно при Георге III в 1761 году. Акты его, по усмотрению совета, печатаются под названием "Археология", В зале, подле Королевского общ<ест>ва, где члены собираются для чтения диссертаций, получаемых от корреспондентов своих, и для предложений дел общ<ест>ва, видел я старинные картины, до истории Англии относящиеся. Они драгоценны и верностию костюмов того времени и как памятники степени, на которую возведено было искусство живописи во времена <пропуск>...