Дневник Льва Федотова/Тетрадь V/17 ноября

У этой страницы нет проверенных версий, вероятно, её качество не оценивалось на соответствие стандартам.
Дневник
автор Лев Фёдорович Федотов
Источник: Федотов Л. Ф. Дневник советского школьника. Мемуары пророка из 9 «А». — М.: АСТ, 2015. PDF

17 ноября

Сегодня на географии я по некоторым обстоятельствам изменил своему месту и перешел к окну, за тот стол, за которым сидели Павлушка, Медведев, Скуфьин и Тиунов. Урок прошел мирно и спокойно. Все сидели тихо, и, казалось, упади на пол лист бумаги, он произвел бы грохот.

— Борька, что это у тебя за значок? — спросил я у Медведева.

Тот посмотрел на свой ромб с буквой «С» и ответил:

— «Спартак».

— За «Спартака» болеешь?

— Ага.

— Ну, а как эта команда?— спросил я. — Побеждает всех?

— Побеждает!

— Знай, — сказал я, — что эта команда не должна позорить свое имя, она должна также побеждать своих врагов, как некогда побеждал своих полководцев великий полководец Спартак. Она должна быть достойна его имени[1].

— А она побеждает, — важно ответил Борис.

К Модесту Николаевичу[2] я пришел сегодня ровно в 5 часов вечера. Мы сейчас же сели заниматься. Между прочим, я показал ему то содранное место на кисти руки, которое я получил еще тогда, когда делал газету.

— Ай-ай-ай!— ужаснулся он. — Как же ты играть будешь?

— Ничего, буду. Это мелочь, она мне не помешает.

— А руки-то у тебя все же потрескались, — сказала М. Ив. — Ты перчатки-то носишь?

— Теперь уже ношу, — ответил я.

— Наконец-то!— вздохнула М. Ив.

— Да! Наконец-то поумнел! — улыбнулся я.

— Ну, а как твои доклады? — спросил М.Н.

— Да так, ничего… — ответил я. — Своим чередом идут. Трудно мне только. Боюсь, что не успею окончить свою «Италию» к поездке в Ленинград. Приходится по два рисунка в день делать.

— Тебе хоть по два приходится делать, а вот мне приходится по три вещи за день сочинять, — сказал мне мой учитель. — Прямо не знаю, что делать. Я сейчас ищу только крючок, чтобы повеситься.

— Да, — вздохнул я.

После занятий я почитал домочадцам свой дневник. Примерно через час открылась дверь и в комнату вошел добродушный седовласый старикашка.

— А-а! Профессор! — вскричал М.Н. — Ты знаешь?— обратился он ко мне. — Это профессор.

Я не буду вдаваться в подробности и описывать дальнейшее. Но скажу только, что этот добренький профессор, несомненно, обладающий удивительным юмористическим красноречием, интересно и живо рассказывал нам о своих летних приключениях. Сейчас я эти сжатые исповедания записал лишь из-за того, чтобы впоследствии иметь перед глазами более пространное представление о сегодняшнем дне, ну и чтобы не видеть в нем какие-либо пробелы.

Итак, вечером в 7 часов я уже был дома. Именно сегодня к нам вечерком заглянул Сухорученков со своей дочуркой. Последнюю читатель, очевидно, знает еще по 13-му октября. Как уже было сказано, Сухорученков — один из бывших (неразб.) — парторг, перешедший работать в райком. Его дочь по прозванию Галина, 7-и лет от роду, будучи чрезвычайно веселым существом, внесла к нам в квартиру вместе с собой смех и веселье.

Я в это время сидел и рисовал один из рисунков к «Италии». Сия дева расположилась около меня, чтобы посозерцать мое творение.

Собственно говоря, сегодня вечером ничего особенного не произошло. Я хочу только записать шутливый и комический разговор, который произошел между мною и вышеописанной Галиной.

В одну прекрасную минуту она случайно взглянула на окантованный рисунок, висевший на стене в комнате, на котором я изобразил ландшафт с бронтозавром. Я о нем, кажется, упоминал 11 ноября, когда мама принесла домой из театра после постановки вместе с другими рисунками.

— А что это такое, а?— спросила она меня, разинув рот.

— Это звери, — спокойно ответил я

— Звери??? А где они сейчас?

— Они сейчас там, где и находятся.

— Нет, правда. Где?

— Там, где должны быть.

— Ну что-о? Ну, правда, а?

— Их сейчас нет. Они вымерли.

— Почему? Как?— удивилась она.

— Умерли все, — пояснил я. — Не вечно же им жить.

— А почему они сейчас нигде не живут?

— Потому что не нашли нужным остаться в живых.

— Нет, правда!

— Но ведь должны они были когда-нибудь умереть, — сказал я. — Ведь всякий зверь, проживши свой век, умирает. Вот и они все умирали да умирали, ну и улетучились в конце концов, все до одного.

— А откуда знают, какие они были?

— А их сейчас в земле находят.

— Ну, что ты-ы! Да брось!

— Конечно. Ведь они, когда умирали, падали на землю, а ветер их постепенно заносил землей. Ясно?

— А-а-а!!! — протянула она. — А тогда люди были?

— Нет. Тогда людей еще не было.

— А откуда же они взялись?

— Да постепенно преобразились из обезьян, которые тогда жили.

— Ну, конечно. Ведь обезьяны-то похожи-то на людей-то, да?

— Вот в том-то и дело, — согласился я, улыбаясь.

— А почему раньше эти звери жили, а потом люди?

— Да потому что не наоборот.

— Да будет тебе, скажи!

— Ну, а если бы начали жить раньше люди, то ты бы спросила: почему раньше не жили звери.

— Ага! А что?

— Как что? — удивился я. — Поэтому-то люди и жили позже, потому что не раньше. Это уже дело природы.

— А «дефы» жили когда-нибудь? — спросила она.

— А что это такое?

— Ну, такие вот… с двумя головами… тремя… Во такие.

— Да что ты?— ужаснулся я. — Что это с тобой, голубушка! Чего ты! Брось ты!

— А скажешь, нет? — с особой интонацией проговорила она.

— Конечно, нет! Ты сама вникни в то, что говоришь: с двумя, с тремя головами! Может быть, ты еще скажешь, что жили на свете животные с сотней голов?!

— Ну, а если… — начала она. Но я ее перебил:

— Да ты пойми, что говоришь!

— Ну…

— Да нет! Ты пойми! По-ойми!!

— Да брось ты! А если…

— Да будет тебе болтать, — сказал я. — Пойми ты и все!

— Да перестань… — взмолилась она.

— Не могут такие вообще жить! Будет тебе зря болтать.

— А если они…

— Да брось ты! Пойми, что ты говоришь.

— Да будет тебе перебивать!

— Да не могут жить они вообще. Ты это откуда взяла-то?

— А мне одна тетенька говорила.

— А она-то откуда такая умная?

— Не знаю.

— А ты их видала сама, этих двухголовых дефов?

— Видала… да, — уверенно заявила она.

— Во сне?

— Не-ет! На сцене!

— Да это ведь неживые! Вот уж сказала!

— Да я знаю. А мне тетенька говорила, что такие есть.

— А ты ее не попросила, чтобы она их тебе показала?

— Нет.

— Жалко. Ну, они жили, значит, по-твоему?

— М-м… Ну, а что же тут такого?

— И ты веришь этой самой тетке? Мало ли, что тебе скажут.

Ведь не все говорят правду.

— Да брось ты! — снова взялась она за свое. Ну, а вдруг они жили, откуда ты знаешь?

— А ты мне докажи?— cпросил я. — Если докажешь, я сдамся.

— Да в земле…

— В земле? — удивился я. — Да их там нет.

— А ты разве их искал?

— Если бы я их искал, то это не была бы отговорка. Вот в том-то и дело, что их искали даже все ученые Земли и то не нашли.

— А они скушали друг друга, — вдруг сказала она.

— Конечно, ты права, — согласился я. — Первый «деф» съел второго, а второй, чтобы не обидеть друга, съел первого. Так от них и не осталось ничего.

— Ну-у!… А так не может быть.

— А если не может, то чего же ты так говоришь?

Наконец, она согласилась со мной, и на этом все окончилось. Сухорученков и эта веселая Галина остались у нас ночевать. И сейчас, когда я пишу эти строки, она уже поглощает кислород воздуха лежа.

Ибо она уже успела сну отдать на ночь свое сознание.

Все!!!

Примечания

править
  1. Спортивное общество «Спартак» было создано в 1935 году. Его название было подсказано одноименной книгой Р. Джованьоли, рассказывающей о героическом восстании рабов и его предводителе. И книга, и ее главный герой были очень популярны среди советских читателей. Отголоски знакомства с этим произведением слышны и в высказываниях Льва Федотова
  2. Модест Николаевич Робер (1901–1944) — родился в Москве. Окончил Флеровскую гимназию и философский факультет I-го МГУ, параллельно учился в музыкальном техникуме у М. Ф. Гнесина. Сочинял детские песни, оперы, музыку к театральным постановкам. Одновременно занимался преподаванием музыки. (РГАЛИ. Фонд. 2037, опись. 1, еденица хранения 254 Лист 3.) С Левой его связывали теплые доверительные отношения. В известном смысле чета Роберов была его второй семьей