Кто сколько нибудь слѣдитъ за литературой такъ называемаго «дарвинизма», тотъ знаетъ, что теорію естественнаго подбора собирались хоронить и даже провозглашали похороненною не одинъ разъ. Всякій безпристрастный свидѣтель необыкновеннаго развитія біологіи за послѣднія тридцать лѣтъ согласится, однако, что если бы эта теорія и дѣйствительно была невѣрна, то все же ей никакъ нельзя отказать въ томъ, что нѣмцы называютъ heuristische Bedeutung, — т. е. въ плодотворности ея въ смыслѣ принципа, способствующаго открытію новыхъ фактовъ, новыхъ научныхъ горизонтовъ. Можетъ быть, и даже едва ли подлежитъ сомнѣнію, что она не даетъ намъ никакого объясненія органической природы, но, во всякомъ случаѣ, она объясняетъ намъ очень и очень многое. Но этого мало: теорія эта не только не отжила свой вѣкъ, какъ утверждаютъ ея крайніе противники, но, напротивъ, съ каждымъ годомъ пріобрѣтаетъ новую силу и все болѣе и болѣе расширяетъ область своихъ завоеваній. Дарвинъ далеко не все въ строеніи и жизни животныхъ и растеній объяснялъ естественнымъ подборомъ; онъ допускалъ и измѣняющее вліяніе внѣшнихъ факторовъ, и значеніе упражненія или неупражненія органовъ. Въ новѣйшее время послѣдователи и продолжатели его ученія стали болѣе дарвинистами, чѣмъ самъ Дарвинъ: Вейсманнъ, а за нимъ и Уоллесъ — считаютъ естественный подборъ чуть ли не единственнымъ факторомъ въ развитіи органическихъ формъ.
Одною изъ областей, наиболѣе изъятыхъ отъ дѣйствія естественнаго подбора, считалась всегда жизнь человѣчества, особенно его соціальная жизнь. Человѣкъ развивался и развивается при такихъ особыхъ, искусственныхъ условіяхъ, что, казалось бы, измѣненія, постигающія расы и націи, происходятъ отъ чего угодно, только не отъ дѣйствія тѣхъ же или однородныхъ причинъ, которыя обусловливаютъ возникновеніе новыхъ разновидностей и видовъ въ животномъ и растительномъ царствѣ. Можетъ ли быть рѣчь о естественномъ подборѣ человѣческихъ расъ въ цивилизованныхъ государствахъ, гдѣ все направлено къ тому, чтобы дать возможно равное положеніе и равныя права сильному и слабому, богатому и бѣдному, — гдѣ больные и слабосильные не истребляются безпощадно, а всѣми силами поддерживаются и могутъ давать столь-же слабое и больное потомство? Можно ли говорить о естественномъ подборѣ тамъ, гдѣ искусственно поддерживаются и даже развиваются тѣлесные недостатки, которые могутъ, въ концѣ концовъ, вести къ физическому вырожденію, о чемъ было уже немало мрачныхъ предсказаній?
Имѣя въ виду искусственность условій человѣческой жизни, такой авторитетъ, какъ Уоллесъ, допускаетъ вліяніе естественнаго подбора на человѣка только въ смыслѣ развитія интеллекта, — только въ зависимости отъ этого развитія и можетъ, по его мнѣнію, измѣняться физическая природа человѣка. «Мы имѣемъ полное право думать, говоритъ онъ; что человѣкъ можетъ пережить и, вѣроятно, переживетъ еще цѣлый, рядъ геологическихъ эпохъ и, не измѣнившись самъ, онъ увидитъ всѣ другія формы животной жизни измѣнившимися нѣсколько разъ. Единственное измѣненіе произойдетъ у него только въ головѣ и лицѣ, находящихся въ непосредственной связи съ органомъ его разума и выражающихъ наиболѣе возвышенныя движенія его природы. Произойдетъ еще измѣненіе въ нѣкоторой степени въ цвѣтѣ кожи, въ волосахъ и въ общей пропорціи частей настолько, насколько все это находится въ связи съ органическою способностью выдерживать болѣзни». Точно также и Дарвинъ полагаетъ, что человѣкъ древнѣйшихъ временъ, — со времени своего происхожденія, — не измѣнился почти ни въ чемъ и мало подвергался дѣйствію естественнаго подбора. Одинъ изъ новѣйшихъ антропологовъ, профессоръ Колльманъ, выражается опредѣленнѣе: онъ утверждаетъ, что человѣкъ со временъ дилювія сдѣлался «постояннымъ типомъ» и тѣ измѣненія, которыя онъ обнаруживаетъ, происходятъ лишь отъ смѣшенія расъ.
Однако, если подробнѣе разобрать данныя, доставляемыя намъ анатоміею человѣка и, въ особенности, обратить надлежащее вниманіе на аномалій — то оказывается, что физическая организація человѣка далеко не такъ стойка и мало измѣнчива, какъ можно было бы заключить изъ только что приведенныхъ цитатъ. Оказывается, напримѣръ, что у человѣка, кромѣ обычныхъ двѣнадцати паръ реберъ, бываетъ иногда и тринадцатая, жди, наоборотъ, нѣкоторыя ребра не доразвиваются, — именно, нижнія пары реберъ видимо стремятся къ исчезновенію: такъ длина двѣнадцатаго ребра колеблется въ предѣлахъ отъ 27 до 2 сантиметровъ въ длину. Множество есть аномалій въ мускульной системѣ, — и притомъ одни мускулы становятся все слабѣе, какъ бы стремясь исчезнуть, а другіе, наоборотъ, становятся все болѣе самостоятельными и выдвигаются на первый планъ. Пятый (маленькій) палецъ ноги какъ бы стремится къ уничтоженію: нерѣдко въ немъ бываетъ только два сустава, вмѣсто трехъ, и явленіе это нельзя приписать угнетающему дѣйствію обуви, такъ какъ данная аномалія встрѣчается и у племенъ, не носящихъ обуви. Точно также сильно варіируютъ (стремясь къ сокращенію) и зубная система человѣка, и червеобразный отростокъ слѣпой кишки, который иногда (правда, весьма рѣдко) даже совсѣмъ отсутствуетъ. Нидерсгеймъ въ интересной книжкѣ «О строеніи человѣческаго тѣла» сопоставилъ не менѣе 12-и примѣровъ непостоянства въ строеніи человѣческаго тѣла, а французскій анатомъ Тестю на 900 страницахъ не могъ перечислить всѣхъ аномалій человѣческой мускулатуры. Въ томъ, что человѣческое тѣло далеко не представляетъ неизмѣннаго достоинства въ своемъ строеніи, сомнѣваться, слѣдовательно, нельзя. Но здѣсь является вопросъ, насколько измѣненія его, происходящія отъ разныхъ неизвѣстныхъ причинъ, подлежатъ дѣйствію естественнаго подбора. Въ этомъ направленіи до сихъ поръ не было систематическихъ изслѣдованій и тѣмъ болѣе интересною является недавно вышедшая въ свѣтъ книга г. Аммона, разсматривающая одинъ изъ наиболѣе интересныхъ антропологическихъ вопросовъ, — о причинахъ измѣненія формы черепа европейскихъ народовъ, — и разрѣшающая этотъ вопросъ съ помощью теоріи естественнаго подбора
Докторъ Аммонъ[1], въ качествѣ члена коммиссіи, организованной Обществомъ древностей (Alterthum-Verein) въ Карльсруэ для антропологическаго изученія населенія великаго герцогства Баденскаго, — собралъ множество данныхъ о формѣ головъ, цвѣтѣ волосъ и глазъ, ростѣ и другихъ признакахъ баденскихъ жителей разныхъ сословій. Главный матеріалъ доставили ему лица, отбывающія воинскую повинность, подвергавшіяся, при освидѣтельствованіи, антропологическому изслѣдованію; кромѣ того, онъ изслѣдовалъ также учениковъ нѣкоторыхъ высшихъ и среднихъ учебныхъ заведеній. Такимъ образомъ результаты, полученные имъ, относятся только къ мужскому полу. Этимъ, конечно, нисколько ни уменьшается значеніе этихъ изслѣдованій, такъ какъ извѣстно, что многіе признаки, присущіе одному только полу, передаются по наслѣдству и индивидами другаго пола.
Прежде, чѣмъ перейти къ изложенію интересныхъ изслѣдованій г. Аммона, необходимо предупредить читателя, что Аммонъ, — рѣшительный сторонникъ теоріи Вейсманна — въ подборѣ усматриваетъ главный, чуть не единственный, факторъ органическаго развитія.
Можетъ показаться, что теорія Вейсманна имѣетъ произвольный, матафизическій характеръ. Это не совсѣмъ такъ. Во многихъ своихъ частяхъ она опирается на незыблемые факты — новѣйшія драгоцѣнныя пріобрѣтенія ученія о клѣткѣ, на почвѣ которыхъ она, собственно, и выросла. Въ подробностяхъ своихъ она, конечно, дѣлаетъ много произвольныхъ допущеній и имѣетъ свои слабыя стороны, — но въ общемъ, особенно въ своей новѣйшей, окончательной формѣ, теорія Вейсманна такъ хорошо объясняетъ многіе факты, безъ нея необъяснимые, такъ стройна и логична, такъ разносторонни, что возражать противъ нея гораздо труднѣе, чѣмъ кажется съ перваго взгляда. Въ ней, во всякомъ случаѣ, есть много вѣрнаго и, при всѣхъ своихъ недостаткахъ, это — несомнѣнно геніальная теорія, крупное научно-философское явленіе, съ которымъ необходимо считаться каждому философу и мыслящему біологу.
Эту-то теорію д-ръ Аммонъ положилъ въ основу своихъ выводовъ. При своихъ антропологическихъ изслѣдованіяхъ онъ поставилъ себѣ задачею объяснить тотъ фактъ, что баденскій новобранцы какъ бы распредѣлялись въ двѣ основныя расы — свѣтловолосую длинноголовую и темноволосую, короткоголовую или круглоголовую. Длинноголовость и короткоголовость опредѣляются въ антропологіи такъ называемымъ черепнымъ или головнымъ показателемъ, выражающимъ отношеніе наибольшей ширины черепа къ его наибольшей длинѣ, и пишется такъ: (ширина Х 100)/длина = х, напримѣръ (14,6 стм. Х 100)/17,7 стм. = 82,4. Чѣмъ ниже (меньше) головной показатель, тѣмъ черепъ длиннѣе; чѣмъ показатель выше, тѣмъ черепъ короче и шире. Черепа съ показателемъ выше 80 называются короткими или брахицефальными, черепа съ показателемъ отъ 75 до 80 — средними или мезоцефальными, а съ показателемъ ниже 75 — длинными или долиоцефальными. Аммонъ подъ именемъ длинноголовой расы понимаетъ долихоцефальныя и мезоцефальныя головы, а подъ именемъ круглоголовой — брахицефальныя. Чистый длинногодовый или короткоголовый тяпъ встрѣчается, конечно, лишь у незначительнаго числа яндивидовъ, остальные же лишь болѣе или менѣе приближаются то къ тому, то къ другому. Замѣчательно, что длинноголовость обыкновенно совпадаетъ съ высокимъ ростомъ и свѣтлою окраскою волосъ и глазъ, а короткоголовость — съ темнымъ цвѣтомъ глазъ и волосъ и малымъ ростомъ. Долгоголовые по своимъ физическимъ свойствамъ напоминаютъ древнихъ германцевъ, круглоголовые — какъ будто приближаются къ монгольскому типу. Въ связи съ этими явленіями пріобрѣтаетъ особенный интересъ тотъ общеизвѣстный антропологическій фактъ, что за историческое время черепа европейскихъ народовъ обнаруживаютъ явственное стремленіе приблизиться къ брахицефальному типу, т. е. что ихъ головной показатель съ теченіемъ времени все повышается и повышается. Такъ, напр. между древними германцами долихоцефаловъ (въ смыслѣ Аммова) было 59,2 %, а между нынѣшними баденскими новобранцами — всего около 15 %; древнегерманскіе черепа имѣютъ: показатель отъ 66 до 94, чаще всего 77, а показатель современныхъ череповъ колеблется отъ 68 до 101 я чаще всего бываетъ 8 В. Чтобы объяснять это замѣчательное явленіе, можно сдѣлать разныя предположенія. Прежде всего сама собою напрашивается мысль: не произошло ли измѣненія формы черепа просто черезъ скрещиваніе длинноголовыхъ расъ съ короткоголовыми? Но процентное отношеніе нынѣшнихъ короткихъ головъ къ длиннымъ слишкомъ велико, чтобы можно было приписать этотъ результатъ простому смѣшенію расъ, и Аммонъ убѣдительно доказываетъ графически и математическимъ вычисленіемъ, что результаты этого смѣшенія, предлагая приблизительно равное количество индивидовъ обѣихъ расъ, были-бы совершенно иные, т. е. было-бы больше долихоцефаловъ, чѣмъ мы ихъ находимъ въ нынѣшнемъ германскомъ населеніи. Предположить-же, что въ смѣшенія участвовало болѣе короткоголоваго элемента, чѣмъ длинноголоваго — значило-бы противорѣчить историческимъ даннымъ. Трудно, конечно, также представить себѣ, что короткоголовость болѣе передается по наслѣдству, нежели длинноголовость, — это было-бы совершенно произвольнымъ допущеніемъ, въ пользу котораго не имѣется никакихъ фактическихъ доказательствъ. Остается одно: допустить, что, параллельно съ скрещиваніемъ, существовало еще устраненіе значительной части длинноголоваго элемента вслѣдствіе какихъ то особыхъ причинъ, — другими словами, что при измѣненіи европейскихъ расъ происходилъ естественный подборъ, при которомъ долихоцефаловъ и мезоцефаловъ вымирало больше, чѣмъ брахицефаловъ.
При собираніи свѣдѣній о происхожденіи длинногодовыхъ и круглоголовыхъ баденскихъ новобранцевъ обнаружился интересный результатъ, что между горожанами, особенно среди жителей большихъ городовъ, длинноголовый типъ встрѣчается въ гораздо высшемъ процентномъ отношенія, чѣмъ между жителями селъ и мелкихъ провинціальныхъ городовъ. Точно также наибольшая долихоцефалія (самый низкій головной показатель) встрѣчается между горожанами, а наибольшая брахицефалія (наивысшій головной показатель) — между селянами. Тотъ же принципъ можно подмѣтить и при болѣе подробномъ подраздѣленіи матеріала, напр. при раздѣленіи горожанъ на категоріи по происхожденію. Оказывается, что «собственно горожане» (т. е. тѣ, которые родились отъ отца и матери горожанъ), представляютъ большій процентъ длинноголовости, чѣмъ «полугорожане» (т. е. тѣ, отцы или матери которыхъ родились въ деревнѣ), а полугорожане, въ свою очередь, чаще бываютъ длинноголовы, чѣмъ «пришельцы» — т. е. лица, родившіяся въ деревнѣ и переселившіяся въ города. При измѣреніи «пришельцевъ» оказывается, что они нѣсколько болѣе длинноголовы (въ среднемъ), чѣмъ сельскіе уроженцы, остающіеся въ ceлахъ. Въ связи съ этими особенностями горожанъ стоятъ и нѣкоторыя другія свойства ихъ, а именно они нѣсколько болѣе свѣтловолосы и голубоглазы, а также болѣе великорослы, чѣмъ деревенскіе жители; послѣднее, впрочемъ, Аммонъ относитъ въ значительной степени на долю лучшаго питанія и, вслѣдствіе этого, болѣе быстраго роста горожанъ, тѣмъ болѣе, что объемъ груди у деревенскихъ жителей оказывается обыкновенно больше, чѣмъ у горожанъ. Вообще жители городовъ обнаруживаютъ нѣсколько болѣе ускоренное, но менѣе равномѣрное физическое развитіе и, въ особенности, ранѣе созрѣваютъ въ половомъ отношеніи. Волосы усовъ и бороды пробиваются у нихъ ранѣе, чѣмъ у поселянъ, голосъ мѣняется также ранѣе; въ общемъ физическое развитіе новобранцевъ-горожанъ года на полтора опережаетъ деревенскихъ жителей. Это состоитъ въ значительной степени въ связи съ нервно-возбуждающимъ вліяніемъ городской жизни и съ развитіемъ чувственности. «Сознаніе силы пробуждаетъ въ городскомъ юношествѣ стремленіе къ борьбѣ, къ подвигамъ, къ исканію наслажденій въ ненормально раннемъ возрастѣ… Такимъ бодрымъ и, въ то же время, столь дерзкимъ, какъ горожанинъ въ трезвомъ состояніи, крестьянинъ дѣлается только тогда, когда онъ выпьетъ лишнее. Поэтому города не только представляютъ собою цвѣтущія мѣста ремесленныхъ предпріятій, искусства и науки, но, въ то же время, являются центрами насильничества и разврата».
Итакъ, мы видимъ, что психическія свойства баденскихъ горожанъ стоятъ въ болѣе или менѣе тѣсной связи съ ихъ физическими свойствами: горожане, какъ тепиличные цвѣты, претерпѣваютъ ускоренное развитіе, питаются лучше и растутъ сильнѣе, чѣмъ деревенскіе жители; въ то же время они болѣе свѣтловолосы, голубоглазы и болѣе длинноголовы, чѣмъ жители деревень. Первыя изъ указанныхъ свойствъ могутъ быть признаны за результатъ прямыхъ вліяній окружающей среды, послѣднія же — и въ особенности длинноголовость (остальныя свойства съ нею косвенно связаны) обязаны своимъ происхожденіемъ естественному подбору. Различіе физическихъ и психическихъ свойствъ обѣихъ расъ, входящихъ, по Аммону, въ составъ нынѣшняго населенія Германіи, еще яснѣе обрисовывается въ своемъ значеніи, если сравнить между собою вѣроятныхъ предковъ этихъ расъ. Великорослые, голубоглазые, длинноголовые блондины, съ ихъ нерѣдко бурною психическою энергіею, какіе встрѣчаются въ германскихъ городахъ, какъ бы воскрешаютъ передъ нами древнихъ германскихъ или, вообще, арійскихъ богатырей; съ другой стороны коренастые, темноволосые, темноглазые, спокойные и упрямые жители деревень представляютъ собою какъ-бы низшую, какъ будто не европейскую расу. Французскій антропологъ де-Лапужъ въ своей статьѣ «о неравенствѣ людей» говоритъ: «почти всѣ великіе люди. принадлежали къ свѣтловолосой длинноголовой расѣ, какъ бы различны ни были они по своей національности. Я нисколько не удивился бы, если бы просвѣщеніе, происшедшее отъ другихъ расъ, оказалось необходимымъ приписать присутствію въ ихъ вялой массѣ бѣлокураго длинноголоваго элемента, затерявшагося во тьмѣ вѣковъ. Свѣтловолосая длинноголовая раса дала изъ себя, повидимому, руководящіе классы въ Египтѣ, Халдеѣ, Ассиріи. Это почти доказано для Персіи и Индіи и возможно даже для древняго Китая. Роль этой расы, во всякомъ случаѣ, вполнѣ проявилась въ грекоримской цивилизаціи, а въ наше время рангъ отдѣльныхъ націй почти строго пропорціоналенъ количеству длинноголовыхъ блондиновъ въ ихъ руководящихъ классахъ». Къ этой характеристикѣ, относящейся къ арійцамъ вообще, т. е. къ галламъ, франкамъ и другимъ германскимъ племенамъ столько же, сколько и къ древнимъ славянамъ, Аммонъ присоединяетъ болѣе подробную характеристику древнихъ германцевъ по разнымъ источникамъ. Какъ извѣстно, это были грозныя, воинственныя племена, съ которыми властители тогдашняго міра, римляне, имѣли не мало хлопотъ. Въ завоеваніяхъ своихъ германцы стремились не столько къ захвату добычи, сколько къ господству надъ другими народами и отличались не только храбростью и физическою силою, но и высокимъ интеллектомъ, вѣрностью и семейственностью. Это были строго моногамныя племена. Во времена паденія Римской имперіи роль ихъ въ качествѣ не только низшихъ, но и высшихъ чиновъ арміи и правительства стала все болѣе и болѣе возростать: они, какъ и прежде, обнаружили положительный талантъ властвованія.
Если длинноголовая раса нынѣшнихъ германскихъ городовъ, судя по ея физическимъ и психическимъ свойствамъ, обнаруживаетъ родство съ древними германцами, то отъ какого же народа происходитъ значительно преобладающая по численности европейская круглоголовая раса? На этотъ вопросъ невозможно отвѣтить съ опредѣленностью. У римскихъ писателей не встрѣчается упоминанія ни о какихъ народахъ сѣверной и западной Европы, кромѣ галловъ и германцевъ, которые были господствующими націями. Сами римляне представляли собою расу, смѣшанную изъ арійцевъ и какой-то короткоголовой расы, съ примѣсью еще малорослыхъ, длинноголовыхъ брюнетовъ средиземноморской расы — лигуровъ. Весьма вѣроятно, что какъ короткоголовый элементъ въ римлянахъ, такъ и короткоголовое населеніе сѣверной и западной Европы, покоренное германцами и галлами и жившее, вѣроятно, преимущественно въ горахъ, — принадлежали къ весьма древней расѣ, въ доисторическія времена пришедшей изъ Азіи. Такъ какъ эта раса не оставила по себѣ историческихъ слѣдовъ, то приходится составлять характеристику круглоголовой расы по другимъ брахицефальнымъ племенамъ, каковы различные азіатскіе народы. Таковы, напримѣръ, гунны, азіатское, монгольское происхожденіе которыхъ несомнѣнно. Сюда же принадлежатъ мадьяры, турки и собственно монголы. Въ то время, какъ арійскія племена моногамны, осѣдлы и занимаются воздѣлываніемъ земли, — короткоголовые народы являются полигамными хищниками — номадами, наѣздниками, которые ведутъ войны не столько изъ-за славы и власти, сколько изъ-за добычи и дани, не зная ни военныхъ законовъ, ни какой либо особой тактики, кромѣ внезапныхъ, массовыхъ нападеній. Впрочемъ, военная дисциплина была у нихъ развита чрезвычайно. «Самый способъ ихъ нападенія предполагалъ строгую дисциплину и долгую практику. Уже само внезапное появленіе ихъ и потрясающій землю топотъ мчащейся галопомъ конницы — вселяли страхъ передъ собою. Тучи стрѣлъ вырывали ряды въ войскѣ враговъ; ворваться въ эти пробѣлы, расширять ихъ, окружить враговъ массами всадниковъ, ослабить ихъ мужество я сбить ихъ съ толку, а храбрыхъ выманить притворнымъ отступленіемъ изъ сомкнутыхъ рядовъ — таковъ былъ ихъ планъ. Какъ только порядокъ былъ нарушенъ, — спасенія, большею частію, уже не было. Конница догоняла и избивала враговъ. Такъ сражались скиѳы, парѳяне, гунны и ихъ потомки». Такъ сражались, прибавимъ мы отъ себя, покорившіе Русь татары, такова же была и тактика туркменъ, окончательно сломленныхъ подъ Геокъ-Тепе. Если мы желаемъ, говоритъ Аммонъ, составить себѣ представленіе о томъ, какой степени культуры можетъ достичь собственными силами круглоголовый народъ, то мы должны обратить свои взоры къ родинѣ круглоголовыхъ — Азіи. Срединная имперія воплощаетъ въ себѣ высшій результатъ, какого могъ достигнуть духъ короткоголовыхъ расъ. «Интенсивное полевое и садовое хозяйство, довольно высокое развитіе техники и ремеслъ, обширная сухопутная и водная торговля, но, въ то же время, духовный застой въ теченіе цѣлыхъ столѣтій, бездѣятельность. въ области научныхъ изслѣдованій, вмѣсто которыхъ господствуетъ пустой догматическій хламъ, малая государственная предусмотрительность, грубѣйшій матеріализмъ и жизнь безъ идеаловъ, изо дня въ день, — вотъ признаки китайской культуры».
Итакъ, длинноголовые представляютъ собою какъ бы аристократическую расу, рожденную для власти и мало заботящуюся о матеріальныхъ мелочахъ; круглоголовые почти во всемъ представляютъ противоположность имъ. Прекрасную психологическую характеристику тѣхъ и другихъ даетъ цитированный уже нами де-Лапужъ.
«Длинноголовый имѣетъ большія потребности и постоянно занятъ удовлетвореніемъ ихъ. Онъ лучше умѣетъ пріобрѣтать богатства, чѣмъ сохранять ихъ; онъ легко накопляетъ и легко теряетъ богатство. Искатель приключеній по своему темпераменту, онъ отваживается на все и его смѣлость обезпечиваетъ ему несравненные успѣхи. Онъ борется для борьбы и всегда съ затаенною надеждою на выигрышъ. Всякая страна принадлежитъ ему и вся земля — его отечество. Его интеллектъ проявляется во всѣхъ степеняхъ и измѣняется индивидуально, отъ тупости до генія. Нѣтъ ничего, о чемъ бы онъ не осмѣлился думать или чего желать, — а желать и исполнить — для него одно и тоже. Онъ логиченъ, когда это ему удобно, и никогда не отдѣлывается пустыми Словами. Прогрессъ — его главнѣйшая потребность. По религіи онъ протестантъ; въ политикѣ онъ только требуетъ, чтобы государство цѣнило его дѣятельность; онъ болѣе старается возвыситься самъ, чѣмъ унизить другихъ. Онъ уже издали видитъ свои интересы, равно какъ и интересы своей націи и расы, которую онъ отважно готовитъ къ высшимъ цѣлямъ. Онъ увѣренъ, что рано или поздно будетъ безспорнымъ властелиномъ земли, и его безграничная отвага, его могучая сила воли и сознаніе единства его расы даютъ ему величайшія права на успѣхъ.
Круглоголовый умѣренъ, работящъ и скупъ, по крайней мѣрѣ бережливъ. Не имѣя недостатка въ мужествѣ, онъ, однако, не обнаруживаетъ воинственныхъ наклонностей. У него есть любовь къ земледѣлію и къ родному клочку земли. Рѣдко совершенно неспособный, еще рѣже бываетъ онъ истинно талантливъ. Его цѣли узки и онъ терпѣливо трудится надъ осуществленіемъ ихъ. Онъ очень недовѣрчивъ, но его легко провести словами, смыслъ которыхъ онъ не старается изслѣдовать. Онъ — человѣкъ традицій и здраваго обыденнаго разсудка. Прогрессъ кажется ему ненужнымъ; онъ не довѣряетъ успѣху и хочетъ оставаться такимъ, какъ всѣ люди. Онъ обожаетъ равномѣрность во всемъ. Въ религіи онъ ортодоксаленъ; въ политикѣ у него одна надежда — государственная помощь — и одно стремленіе: подвести подъ общій уровень все выдающееся, причемъ онъ не чувствуетъ потребности возвыситься самому. Онъ очень ясно видитъ свои личные интересы, въ особенности въ предѣлахъ ограниченнаго промежутка времени; точно такъ же онъ понимаетъ и оберегаетъ выгоды своей семьи и ближайшихъ сосѣдей; но границы его отечества нерѣдко слишкомъ обширны для его взгляда. Если онъ образуетъ помѣсь съ длинноголовымъ, то въ его потомствѣ возрастаетъ себялюбіе вслѣдствіе сильнаго индивидуализма, присущаго длинноголовому, а семейное чувство и расовое сознаніе — ослабляется».
Если свойства круглоголовыхъ и длинноголовыхъ столь различны, то спрашивается: какія же причины побуждаютъ деревенское населеніе стремиться въ города? Прежде всего здѣсь имѣетъ значеніе постоянное возростаніе избытка сельскаго народонаселенія, причемъ этотъ избытокъ не находитъ на родинѣ ни достаточнаго мѣста, ни средствъ къ существованію. Формы головъ и у поселянъ весьма различествуютъ индивидуально: одни изъ нихъ болѣе длинноголовы, чѣмъ другіе. Факты показываютъ, что въ числѣ эмигрантовъ изъ селъ въ города процентъ длинноголовыхъ сравнительно высокъ и это, повидимому, надо поставить на счетъ большей прогрессивности послѣднихъ, большей ихъ способности къ ремесламъ и искусствамъ, большаго стремленія ихъ къ повышенію своего состоянія. Круглоголовые же, обнаруживая болѣе привязанности къ домашнему очагу, могутъ быть иногда привлекаемы въ города разсчетами на матеріальныя выгоды. Надежды эмигрантовъ далеко не всегда оправдываются; значительное число ихъ терпитъ пораженіе въ борьбѣ за существованіе. Сравнительно немногіе изъ переселенцевъ возвращаются назадъ въ деревню, очень многіе вымираютъ въ городахъ и на первыхъ порахъ особенно много гибнетъ круглоголовыхъ, вѣроятно потому, что длинноголовые берутъ верхъ въ конкурренціи, не только по причинѣ своей интеллигентности, но и вслѣдствіе своей моральной стойкости, своей большей способности противостоятъ развращающему вліянію городовъ.
Все сказанное до сихъ поръ относится къ результатамъ, полученнымъ д-ромъ Аммономъ изъ изслѣдованій надъ новобранцами, взятыми изъ среднихъ и низшихъ сословій, отбывающихъ полный, наибольшій срокъ воинской повинности. Чтобы расширить значеніе своихъ выводовъ, онъ пріобрѣлъ разрѣшеніе изслѣдовать антропологически учениковъ высшихъ классовъ гимназій, которые имѣютъ право отбывать службу въ теченіе одного года въ качествѣ вольноопредѣляющихся. Такимъ образомъ были изслѣдованы ученики высшихъ классовъ классическихъ и реальныхъ гимназій въ Карльсруэ, Маннгеймѣ и Фрейбургѣ. Такъ какъ въ Фрейбургѣ встрѣтились нѣкоторыя особыя условія, о которыхъ будетъ рѣчь нѣсколько ниже, то Аммонъ особо сопоставляетъ выводы, полученные изъ измѣренія головъ гимназистовъ въ Карльсруи и Маннгеймѣ причемъ выводы эти въ общемъ подтверждаютъ и дополняютъ данныя, добытыя изученіемъ новобранцевъ. Если сопоставить учениковъ по происхожденію, то оказывается, что и здѣсь наибольшій процентъ длинноголовыхъ, и соотвѣтственно, наименьшій процентъ круглоголовыхъ падаетъ на долю настоящихъ горожанъ; за ними слѣдуютъ такъ называемые «полугорожане» и, наконецъ, всего богаче круглоголовыми элементъ сельскаго происхожденія. При сравненіи реальныхъ гимназій съ классическими замѣчается нѣкоторый перевѣсъ длинноголоваго элемента въ первыхъ; въ виду незначительности матеріала, Аммонъ не рѣшается придавать этому факту значеніе, хотя и замѣчаетъ, что, можетъ быть, реальное образованіе приходится по душѣ болѣе длинноголовымъ, чѣмъ круглоголовымъ, или что состоятельные круглоголовые отцы охотнѣе посылаютъ своихъ сыновей въ классическія гимназіи, которыя имъ кажутся «важнѣе» реальныхъ. За то нельзя не обратить вниманія на распредѣленіе формъ головъ по классамъ. Оказывается, что чѣмъ выше классъ, тѣмъ значительнѣе въ немъ процентъ длинноголовыхъ; другими словами, въ теченіе гимназическаго курса происходитъ какъ бы естественный подборъ, при которомъ круглоголовыхъ отпадаетъ болѣе, чѣмъ длинноголовыхъ. Разумѣется, нельзя предположить, чтобы процентное отношеніе измѣнялось здѣсь вслѣдствіе измѣненія формы головы съ возрастомъ, такъ какъ форма черепа уже складывается въ болѣе ранніе годы, чѣмъ возрастъ учениковъ старшихъ классовъ гимназій.
Въ Фрейбургѣ значительное число учениковъ гимназіи приходитъ въ классы изъ находящейся въ этомъ городѣ католической семинаріи (Knabenconvict). Почти всѣ эти семинаристы — сельскаго происхожденія и между ними оказывается необыкновенно большой процентъ круглоголовыхъ, Аммонъ приписываетъ это явленіе особому вліянію духовенства. "Вѣроятно, говоритъ онъ, дѣло происходитъ обыкновенно такъ: мѣстный священникъ замѣчаетъ способныхъ мальчиковъ, которые ему кажутся пригодными для теологическаго образованія или для иной службы клерикальнымъ интересамъ. Онъ дѣлаетъ родителямъ соотвѣтственное предложеніе и помогаетъ поступленію мальчика въ семинарію, что, при условіи надежной религіозности родителей, считается за честь и за большое счастье. Иногда же случается, что родители сами ищутъ этой дороги для сына, такъ какъ въ особенности матери часто считаютъ «богоугоднымъ дѣломъ посвятить сына духовному званію». Наклонность круглоголовыхъ къ клерикализму отчасти отмѣчена уже и выше, при общей психологической характеристикѣ обѣихъ разсматриваемыхъ нами расъ. «Круглогодовый — отъ природы человѣкъ авторитета», говоритъ Аммонъ. Отсюда, однако, "не слѣдуетъ, чтобы высшіе руководители католической іерархіи и іезуитизма отличались этими же свойствами. Требованія, какія можно предъявить къ фронтовому офицеру и къ главнокомандующему — различны: первому достаточно быть разумнымъ и отважнымъ исполнителемъ, а отъ втораго требуется много проницательности, осторожности, хитрости и энергіи… Нынѣшній папа Левъ XIII, судя по его изображеніямъ, производитъ впечатлѣніе весьма умнаго человѣка какъ бы отъ природы призваннаго къ власти; на фанатика онъ не похожъ нисколько. Узкая передняя часть головы его свидѣтельствуетъ о длинноголовости. Этотъ папа возвысилъ значеніе и вліяніе католической церкви настолько, что это почти необъяснимо съ точки зрѣнія прогрессистовъ, для XIX столѣтія; между тѣмъ при бурномъ предшественникѣ Льва XIII, — Піѣ IX, котораго широкія черты лица указываютъ на круглоголовость его, — папское вліяніе все падало и падало.
Кромѣ измѣренія головъ, Аммонъ сравниваетъ также цвѣта глазъ и волосъ учениковъ гимназій и ихъ общее физическое развитіе съ соотвѣтственными свойствами разсмотрѣнныхъ выше новобранцевъ. Относительно цвѣта глазъ результаты получились довольно неопредѣленные; что же касается цвѣта волосъ, то, къ удивленію изслѣдователя, оказалось, что въ высшихъ классахъ процентъ темноволосыхъ возрастаетъ, т. е. въ данномъ случаѣ подборъ, «благопріятствуя длинноголовости, покровительствуетъ, въ тоже время, болѣе темной окраскѣ волосъ. Это можно было бы свести на прямыя внѣшнія вліянія, напр. на употребленіе помады, но замѣчательно, что съ темноволосостью совпадаютъ и болѣе темные цвѣта глазъ. Съ точки зрѣнія теоріи Бейсманна можно было бы допустить, что городская жизнь сама до себѣ содѣйствуетъ длинноголовости, культивируя извѣстныя частицы зародышевой плазмы, а высшее образованіе, кромѣ того, культивируеть еще другіе элементы зародышей плазмы, въ связи съ которыми находится болѣе интенсивная окраска волосъ. Можетъ быть, именно терпѣніе, упорная усидчивость, свойственные круглоголовому типу (который, въ то же время и темноволосъ) и необходимые для окончанія гимназическаго курса, совпадаютъ въ зародышевой плазмѣ съ зачатками, влекущими за собою развитіе темныхъ пигментовъ; такимъ образомъ, выигрываетъ та смѣсь расъ, которая отъ длинноголовыхъ предковъ наслѣдуетъ общую силу и широту интеллекта, связанную съ длинноголовостью, а отъ круглоголовой примѣси — ея упорное трудолюбіе, связанное съ темною пигментировкой.
Что касается роста, то оканчивающіе курсъ гимназій представляютъ большій процентъ высокорослыхъ, чѣмъ новобранцы, что является результатомъ лучшаго питанія и меньшей траты силъ на физическую работу. Въ общемъ физическомъ развитіи они также (чего и слѣдовало ожидать) опережаютъ новобранцевъ, обнаруживая, напр., большее развитіе усовъ и бороды, а также и болѣе раннюю перемѣну голоса изъ дѣтскаго на мужской.
Показавъ существованіе въ германскомъ населеніи долихоцефальной и брахицефальной расы и выяснивъ нѣкоторыя вліянія, благопріятствующія развитію той и другой, д-ръ Аммонъ переходитъ къ ближайшему объясненію того, что эти расы, столь различныя по своему происхожденію и свойствамъ, уцѣлѣли въ теченіе вѣковъ и не потонули въ безчисленныхъ помѣсяхъ, Здѣсь также дѣйствовалъ, до его мнѣнію, естественный подборъ, безпощадно стирающій съ лица земли такъ называемыя „промежуточныя формы“, т. е. такія, которыя не обнаруживаютъ въ себѣ перевѣса въ ту или другую сторону. Онъ указываетъ на то, что исчезаніе помѣсей объясняется двумя главными причинами: во-первыхъ, тѣмъ, что у гибридовъ нѣтъ той гармоніи душевныхъ силъ, какая бываетъ у чистыхъ расъ, приспособленныхъ къ опредѣленнымъ жизненнымъ условіямъ, а во-вторыхъ тѣмъ, что соединеніе двухъ взаимно противоположныхъ психическихъ складовъ часта ведетъ къ атавистическому возврату. Эти положенія подтверждаются примѣрами метисовъ разныхъ расъ, напр. бѣлыхъ съ неграми или съ американскими индійцами. Эти метисы „имѣютъ потребности европейцевъ, а способности — цвѣтнаго племени; притомъ еще у нихъ проявляются животныя качества вслѣдствіе атавизма. Если такое глубокое вліяніе принадлежитъ скрещиванію весьма различныхъ человѣческихъ расъ, то можно съ полнымъ основаніемъ заключить, что и скрещиваніе менѣе удаленныхъ одна отъ другой расъ, напр. германцевъ съ темноволосыми круглоголовыми, не останется безъ послѣдствій, но будетъ лишь вліять на потомство настолько менѣе, насколько родители взаимно ближе но своимъ расовымъ особенностямъ“. Можетъ, конечно, случиться, что наклонности скрещивающихся расъ и не противорѣчатъ другъ другу, — тогда скрещиваніе будетъ имѣть благопріятное вліяніе. Но это бываетъ сравнительно рѣдко, въ большинствѣ же случаевъ скрещиваніе ведетъ къ ухудшенію расы. Такъ, Ливингстонъ, разсказывая о смѣшанной расѣ, живущей на берегахъ Замбези и считаемой португальцами за чудовищъ безчеловѣчія, говоритъ: „Удивительно, почему это метисы гораздо свирѣпѣе португальцевъ; однако, это несомнѣнный фактъ“. Одинъ изъ туземцевъ сказалъ Ливингстону, что и бѣлые, и черные люди сотворены Богомъ, но метисы — созданы дьяволомъ. Лапужъ объясняетъ это наглядно сравненіемъ съ параллелограммомъ силъ. Если двѣ дѣйствующія силы мало расходятся, то влеченіе произойдетъ въ среднемъ между ними направленіи, причемъ третья, сравнительно слабая, сила атавизма не обнаружитъ своего вліянія; если же двѣ главныя силы дѣйствуютъ подъ большимъ угломъ одна къ другой, то онѣ въ значительной степени взаимно уничтожаются и сила атавизма начинаетъ преобладать.
Такимъ образомъ естественный подборъ, отбрасывая помѣси культивируетъ извѣстныя формы, которыя можно подвести подъ главныя категоріи исходныхъ расъ. Съ одной стороны, при извѣстныхъ условіяхъ, развивается круглоголовая раса, съ другой — длинноголовая. Такъ, ученые мыслители, художники, вообще дѣятели мысли — отличаются длинноголовостью; длинноголовыми являются, обыкновенно, лица высшихъ сословій и индивиды, отличающіеся сильнымъ физическимъ развитіемъ и тѣлесною красотою, какъ напр. члены атлетическихъ клубовъ; круглоголовость, напротивъ, свойственна преимущественно сельскому населенію и низшимъ, ремесленнымъ сословіямъ.
Смѣсь признаковъ въ современномъ германскомъ населеніи основу свою имѣетъ въ смѣшеніи свободныхъ людей, т. е. покорителей — германцевъ, съ рабами: т. е. покоренными людьми, преимущественно малорослой короткоголовой расы. Сперва это смѣшеніе было слабо, но съ распространеніемъ цивилизаціи и равноправности дѣлалось все сильнѣе и сильнѣе. Возникли города, а съ ними возникло и стремленіе въ нихъ избытка сельскаго народонаселенія. При этомъ не могъ не играть видной роли естественный подборъ, который допускалъ основаться въ городѣ только такихъ индивидовъ, которые располагали извѣстной гармоніей душевныхъ силъ, т. е. напр. могли удовлетворить повышеннымъ интеллектуальнымъ требованіямъ города, не слишкомъ страдая отъ представляемыхъ имъ гибельныхъ соблазновъ. Такое психическое равновѣсіе предполагаетъ присутствіе въ нѣкоторыхъ изъ сельскихъ жителей такихъ душевныхъ силъ, которыя значительно выше, чѣмъ потребности ихъ обиходной жизни. Уоллесъ давно уже указывалъ на то, что мозгъ низшихъ человѣческихъ расъ слишкомъ совершененъ для ихъ потребностей и усматривалъ въ этомъ доказательство того, что психическія особенности человѣка возникли не путемъ естественнаго подбора, а вмѣшательствомъ особой силы. Аммонъ, по отношенію къ европейскимъ расамъ, объясняетъ это иначе. Онъ полагаетъ, что эти высшія способности сохранились, въ скрытомъ состояніи (какъ и многія наслѣдственныя свойства въ теченіе длиннаго ряда поколѣній могутъ оставаться скрытыми) изъ того періода, когда человѣкъ, въ борьбѣ съ грозными силами природы, долженъ былъ напрягать всѣ своя физическія и умственныя силы и когда въ безпощадной борьбѣ за существованіе могли уцѣлѣть только лучшіе, во всѣхъ отношеніяхъ, высокоодаренные индивиды. „По моему мнѣнію, говоритъ Аммонъ, выработка психическихъ особенностей европейца произошла главнымъ образомъ въ ледниковый періодъ путемъ естественнаго подбора. Я думаю, что и однобрачіе есть также результатъ вліянія ледниковаго періода, точно также, какъ и въ мірѣ животныхъ вездѣ, гдѣ существуетъ однобрачіе, при извѣстныхъ условіяхъ сохраняются только тѣ индивиды и семейства, гдѣ отецъ кормитъ мать, а мать — дѣтей; прочіе же вымираютъ. Здѣсь я не могу подробно доказывать, что человѣкъ во время ледниковаго періода подвергался такому подбору; но если допустить это предположеніе, то ясно, что моногамія германцевъ есть одно изъ важнѣйшихъ доказательствъ ихъ европейскаго происхожденія, такъ какъ въ Азіи не было ледниковаго періода. Поэтому я думаю, что не только германцы, но и всѣ арійцы, слѣдовательно въ особенности также кельты и славяне, которые были также великорослы, длинноголовы и голубоглазы, имѣли свою колыбель въ пещерахъ древняго каменнаго періода и получили дальнѣйшее развитіе въ новѣйшемъ каменномъ періодѣ Скандинавіи. Оттуда арійцы, чрезмѣрно размножившись въ своей странѣ, переселились черезъ море на югъ, юго-востокъ и юго-западъ, ища новыхъ мѣстъ для поселенія въ средней и южной Европѣ. Здѣсь они смѣшались съ круглоголовыми, проникшими изъ Азіи въ Европу преимущественно черезъ долину Дуная, а также съ темными длинноголовыми средиземноморской расы, черезъ что и произошли разные смѣшанные народы древности и новаго времени…. Когда суровый климатъ ледянаго періода измѣнился и болѣе мягкія климатическія условія повели къ возникновенію земледѣлія и обезпеченнаго существованія, наступила панмиксія (т. е., по Вейсманну, безпрепятственная, вслѣдствіе ослабленія естественнаго подбора, передача по наслѣдству хорошихъ и дурныхъ свойствъ), вслѣдствіе чего наслѣдственныя способности должны были бы регрессировать, и такъ и было бы немедленно, если бы наслѣдственность не удерживала сдѣланныхъ пріобрѣтеній, съ необыкновенною цѣпкостью“. Когда прекратилась надобность въ постоянномъ направленіи силъ для борьбы съ силами природы человѣкъ обратился къ отвлеченному труду и положилъ основы науки и искусства, основы культуры. Съ возникновеніемъ городской жизни появились новыя условія, давшія новое направленіе естественному подбору: въ древнія времена онъ произвелъ длинноголовую расу, въ новѣйшія же времена городская жизнь, которая подъ силу болѣе длинноголовымъ, чѣмъ круглоголовымъ, привлекаетъ къ себѣ длинноголовый элементъ и истребляетъ его, такъ какъ смертность въ городахъ значительно выше сельской и поколѣнія настоящихъ горожанъ быстро вымираютъ. Такимъ образомъ въ историческое время естественный подборъ стремится, повидимому, съ уничтоженію длинноголоваго типа, чѣмъ и объясняется повышеніе головнаго показателя у европейскихъ народовъ.
Въ этомъ процессѣ, который совпадаетъ съ выработкою сословій, можно различить нѣсколько ступеней. Когда переселившіяся въ городъ эмигранты изо всѣхъ силъ стараются въ немъ основаться, то, какъ указано выше, это удается лишь извѣстному числу ихъ, располагающему извѣстными интеллектуальными свойствами и силою воли, достаточною для борьбы съ соблазнами городской жизни. Факты показываютъ, что уже во второмъ поколѣніи ихъ (у такъ называемыхъ полугорожанъ) число длинноголовыхъ значительно возрастаетъ. Они составляютъ низшее сословіе, т. е. рабочихъ, мелкихъ ремесленниковъ, мелкихъ служащихъ, — и къ нимъ же принадлежатъ безработные, т. е. пролетаріи. Къ числу послѣднихъ относятся, по мнѣнію Аммона, не только тѣ, которымъ не хватило работы, но всѣ тѣ, которые ни къ какому труду не годны по своей неспособности или по своему бурному непостоянному характеру. Въ деревнѣ ихъ дурныя свойства были не столь замѣтны, здѣсь же тотчасъ даютъ себя знать, вслѣдствіе повышенныхъ требованій городской жизни». «Тамъ (т. е. въ деревнѣ), говоритъ Ганзенъ, полное зерно было перемѣшано съ пустымъ, какъ его произвела природа, здѣсь же пролетаріи представляютъ отбросъ» просѣянный черезъ рѣшето". Было бы, впрочемъ, ошибочно думать, чтобы всѣ неудачники были глупы или безнравственны; между ними могутъ быть очень умные и хорошіе люди, но у нихъ недостаетъ какого либо нужнаго звена въ ихъ психическомъ складѣ. Какъ ни ужасно кажется это безпощадное дѣйствіе естественнаго подбора, оно, по Аммону, составляетъ скорѣе благо, чѣмъ зло. Онъ совершенно согласенъ съ Лапужемъ, который говоритъ: «Мы мѣшаемъ дѣйствію естественнаго подбора, прилагая всѣ средства науки и финансовъ для того, чтобы поддержать и размножить плохихъ индивидовъ, — и послѣ этого удивляемся, что годъ отъ года возрастаетъ число слабосильныхъ, больныхъ, преступниковъ и сумасшедшихъ!» Аммонъ къ этому прибавляетъ: «Чѣмъ суровѣе и безпощаднѣе происходитъ подборъ психическихъ задатковъ, тѣмъ выше будетъ средній результатъ; бѣдствія ледниковаго періода уничтожили европейское человѣчество, кромѣ немногихъ выдающихся племенъ и тѣмъ самымъ породили дивную расу арійцевъ».
Тѣ изъ пришельцевъ, которые счастливо выдержали вступительную борьбу за существованіе и сдѣлались настоящими горожанами, даютъ матеріалъ для двухъ слѣдующихъ сословій: средняго и высшаго. Къ среднему сословію Аммонъ относитъ крупныхъ ремесленниковъ, купцовъ и среднихъ чиновниковъ. По своимъ физическимъ свойствамъ они круглоголовы, но бѣднѣе темными пигментами, чѣмъ ихъ родоначальники — селяне. Условія ихъ жизни значительно лучше, чѣмъ въ низшемъ сословіи, и связанное съ этимъ улучшеніе типа охраняется тѣмъ, что разъ образовавшееся болѣе высокое и состоятельное сословіе стремится по возможности изолироваться отъ смѣшенія съ низшимъ. Это достигается во-первыхъ тѣмъ, что браки заключаются обыкновенно внутри даннаго сословія, а во-вторыхъ тѣмъ, что дѣти разныхъ сословій воспитываются въ разныхъ школахъ. То и другое Аммонъ считаетъ за благо, за проявленіе благодѣтельнаго естественнаго подбора. Что касается браковъ, то «тѣ родители, которые сами уже представляютъ результатъ естественнаго подбора, имѣютъ шансы передать свои свойства по наслѣдству; притомъ и опасность атавизма въ этомъ случаѣ меньше, вслѣдствіе большаго сходства зачатковыхъ плазмъ родителей». Такимъ образомъ, заключеніе браковъ внутри даннаго сословія предохраняетъ потомство отъ вреднаго дѣйствія панмиксіи и предотвращаетъ образованіе «помѣсей», которыхъ злокачественныя свойства охарактеризованы выше. Въ этомъ же смыслѣ полезно и раздѣленіе дѣтей при воспитаніи по сословіямъ. «Если желательно, говоритъ Аммонъ, успѣшно воспитать дѣтей, имѣющихъ хорошіе задатки, то не слѣдуетъ смѣшивать ихъ съ плохо воспитанными дѣтьми, по той причинѣ, что защитительныя наклонности дѣтей не настолько развиты, чтобы протувостоять дурнымъ вліяніямъ. Самыя дѣйствительныя орудія воспитанія — усиленіе добрыхъ задатковъ упражненіемъ и ослабленіе дурныхъ — избѣганіемъ повода къ проявленію ихъ, вліяніе хорошихъ примѣровъ и удаленіе дурныхъ, — все кто можетъ быть производительнымъ только черезъ раздѣленіе дѣтей. Поэтому раздѣленіе школъ по сословіямъ есть полезное учрежденіе, соотвѣтствующее цѣлямъ естественнаго подбора». Свой протестъ противъ всесословной школы, казалось бы, вполнѣ соотвѣтствующей принципамъ гуманности, Аммонъ старается подтвердить фактами. Въ Маннгеймѣ прежній городской совѣтъ, приверженный къ демократическимъ принципамъ, осуществилъ идеалъ всесословной народной школы, которая и дѣйствовала въ теченіе 10 лѣтъ. Въ результатѣ оказалось, что хорошо одаренныя дѣти были затруднены въ развитіи балластомъ дурно одаренныхъ, а послѣднимъ ставились чрезмѣрно высокія требованія, такъ что въ теченіе школьнаго возраста только 30,9 % мальчиковъ достигли 8-го класса, 30,1 % вышли изъ 7-го, а 30 % даже изъ 6-го, достигли предѣльнаго возраста. Для дѣвочекъ соотвѣтственныя цифры были еще неблагопріятнѣе: 23,9 %, 41,8 % и 34,3 %. Вслѣдствіе этого постановленіемъ городскихъ коллегій въ 1892 году была учреждена, по образцу города Карльсруэ, «городская школа» съ платою по 28 марокъ, подраздѣляющаяся начиная съ третьяго класса, чтобы удовлетворить неотложной потребности. Въ поlраздѣленныхъ школахъ Карльсруэ изъ 8-го класса вышло 72, 6 % мальчиковъ, изъ 7-го 18,7 %, а изъ 6-го только 8,7 %, а дѣвочекъ 52,2 %, 41,4 % и 6,4 %. Въ отчетѣ, на которомъ Маннгеймскій ректоратъ основываетъ предположеніе учредить городскую школу, говорится: «Если мы желаемъ довести слабо одаренныхъ учениковъ до какой либо законченности въ образованія, то необходимо устроить такое учрежденіе, которое дѣлало бы это возможнымъ, не нанося притомъ вреда другимъ ученикамъ. Именно, надо организовать народную школу, не упуская изъ виду способностей и успѣховъ учениковъ. Только утопическія мечты психологовъ, стремящихся ко всеобщему равенству, могутъ допускать, что всѣ люди равны не только по ихъ видовому единству, но по степени психическаго развитія. Поэтому богато одаренные съ извѣстнаго опредѣленнаго срока должны быть отдѣлены отъ слабѣйшихъ (для блага этихъ послѣднихъ) и каждая группа должна быть воспитываема отдѣльно. Равноправность состоитъ въ томъ, чтобы дать каждому возможность развиваться сообразно его складу, а не въ томъ, чтобы механически прививать всѣмъ одно и тоже». Здѣсь мы слышимъ голосъ спеціалиста, говорящаго по опыту. — Кромѣ того, совершенно ошибочно ожидать отъ всеобщей народной школы смягченія соціальныхъ сословныхъ разногласій. Факты показываютъ намъ, что Маннгеймъ — это арена подвиговъ соціальной демократіи. Если дѣйствительно дѣти богатыхъ сидятъ рядомъ съ дѣтьми бѣдняковъ, то этимъ не достигается ровно ничего хорошаго. Пусть подумаютъ безпристрастно, какія мысли приходятъ въ голову оборванному мальчику при видѣ его хорошо одѣтаго сосѣда и какое впечатлѣніе онъ получитъ, когда во время классной перемѣны, сосѣдъ вынимаетъ изъ кармана вкусный бутербродъ, а у него, можетъ быть, нѣтъ и черстваго хлѣба. Зависть и вражда тутъ вѣроятнѣе, чѣмъ доброжелательныя чувства. Съ другой стороны, въ дѣтяхъ болѣе богатыхъ родителей развивается пренебреженіе къ бѣднымъ, такъ какъ дѣти доступны лишь непосредственнымъ впечатлѣніямъ и не размышляютъ много. Если же дѣти средняго сословія начинаютъ искать одобренія юныхъ пролетаріевъ, стараясь пріобрѣсть ихъ уваженіе дерзостью и грубостью, то результатъ этотъ конечно не таковъ, какого хотѣло достичь собраніе учителей въ Галле[2]. Это собраніе, вообще, «свело счеты безъ хозяина», т. е. безъ родителей. Съ счастью, родительскія чувства настолько могущественны, что такъ называемые «принципы» передъ ними разлетаются какъ дымъ. При нынѣшнемъ законодательствѣ никто не можетъ принудить родителей, принадлежащихъ къ высшимъ сословіямъ, посылать своихъ дѣтей въ школы, гдѣ разнородная смѣсь дѣтей пролетаріевъ со всѣми прирожденными имъ пороками задаетъ тонъ. — Это выяснилось въ свое время и въ Маннгеймѣ, гдѣ при учрежденіи всесословной народной школы возникло множество частныхъ школъ, которыми пользовались высшія сословія, между тѣмъ какъ въ Карльсруэ лѣтъ ни одной частной школы для мальчиковъ и только одна для дѣвочекъ, состоящая подъ покровительствомъ великой герцогини, такъ что всѣ мальчики воспитываются въ общественныхъ училищахъ. Нельзя не признать, что этотъ фактъ самъ говоритъ за себя".
Тѣ изъ выдержавшихъ борьбу за существованіе пришельцевъ, которые имѣютъ особыя наклонности и способности къ умственной дѣятельности, доставляютъ матеріалъ для образованія третьяго, высшаго сословія, сословія интеллигентовъ, къ которымъ принадлежатъ, напр., ученые и высшіе чиновники. Въ этой группѣ процентъ длинноголовыхъ особенно великъ, но, въ тоже время, они болѣе темноволосы, чѣмъ типичная долихоцефальная раса, напоминающая древнихъ германцевъ. Здѣсь, слѣдовательно, замѣчается тоже, что было замѣчено выше при разсмотрѣніи результатовъ, полученныхъ отъ антропологическаго изслѣдованія гимназистовъ высшихъ классовъ: длинноголовость наслѣдуется отъ германской расы, а темная окраска волосъ — отъ примѣси круглоголоваго племени. Аммонъ не сомнѣвается въ томъ, что даровитость интеллигентныхъ нѣмцевъ должна быть приписана качествамъ, унаслѣдованнымъ отъ древнихъ германцевъ. «Съ тѣмъ же безкорыстнымъ самоотверженіемъ, съ какимъ германецъ безстрашно кидался въ битву, поздній потомокъ его, въ качествѣ ученаго, предпринимаетъ самыя опасныя научныя изслѣдованія, которыя могутъ стоить ему жизни, напр. прививку самому себѣ болѣзнетворныхъ бациллъ. Какъ піонеръ науки, онъ чувствуетъ себя такъ же, какъ воинъ, сражающійся въ первыхъ рядахъ. Его нерѣдко весьма скудное содержаніе не огорчаетъ его, такъ какъ онъ находитъ награду въ самомъ себѣ, въ удовлетвореніи своего природнаго стремленія къ изслѣдованію; онъ не равняетъ себя съ круглоголовымъ, который въ ремесленной дѣятельности гораздо выгоднѣе примѣняетъ свои способности. Душѣ длинноголоваго арійца недоступны низкія чувства, вродѣ зависти или недоброжелательства; желчная озлобленность, — свойство смѣшанныхъ натуръ низшаго. сословія, а не тѣхъ, кто принадлежитъ къ чистымъ или почти чистымъ потомкамъ арійцевъ».
Само собою разумѣется, что все сказанное о сохраненіи чистоты средняго сословія путемъ браковъ и раздѣленія дѣтей при воспитаніи примѣняется и къ высшему сословію.
Такимъ-то образомъ слагаются сословія, которыя, по мнѣнію Аммона, представляютъ собою необходимое и благодѣтельное явленіе цивилизаціи, — конечно, не въ смыслѣ замкнутыхъ кастъ, но въ смыслѣ естественныхъ группъ населенія. «Въ наше время смотрятъ на сословія, какъ на нѣчто излишнее, заслуживающее развѣ лишь насмѣшекъ, а нерѣдко и вредное, такъ какъ они будто бы ограничиваютъ и загораживаютъ дорогу талантамъ. Очень много говорятъ о несправедливости, заключающейся въ томъ, что человѣкъ лишь вслѣдствіе своего рожденія подъ нищенскою крышею встрѣчаетъ безчисленныя трудности на своемъ жизненномъ пути, между тѣмъ какъ для другаго, рожденнаго въ богатствѣ, никакихъ препятствій нѣтъ. На это можно возразить, что образованіе сословій есть дѣло естественнаго подбора, что границы между ними сложились и сохранились до сихъ поръ только потому, что онѣ были полезны человѣчеству въ его совокупности».
Итакъ, существуетъ постоянный притокъ сельскаго населенія въ города; здѣсь пришельцы частью терпятъ неудачу, причемъ, въ большинствѣ случаевъ, вымираютъ, частью же остаются въ городахъ и образуютъ сословія. Но и тѣ, которые вошли въ составъ сословій, даже наилучше обезпеченныхъ, въ городахъ подлежатъ вымиранію. Ганзенъ показалъ, что населеніе большихъ городовъ приблизительно на половину состоитъ изъ родившихся въ данномъ городѣ и на половину — изъ пришельцевъ; отсюда онъ заключаетъ, что урожденное городское населеніе совершенно обновляется въ теченіе двухъ человѣческихъ жизни, — за исключеніемъ нѣкоторыхъ немногихъ семействъ. Такимъ образомъ, не будь постояннаго пополненія пришельцами, городское населеніе быстро вымирало бы. Причинъ вымиранія горожанъ много, но онѣ главнѣйшимъ образомъ сводятся къ одностороннему развитію интеллектуальной жизни въ ущербъ физической. Изъ непосредственныхъ причинъ этого вымиранія всего важнѣе слабое размноженіе горожанъ, особенно высшихъ сословій, частію по физической слабости, частію по нежеланію имѣть дѣтей. Что касается высшихъ, привиллегированныхъ сословій, то вымираніе ихъ имѣетъ и свои историческія причины. Аммонъ указываетъ, для Германіи, двѣ изъ нихъ: войны (распри, крестовые походы) и отдаваніе младшихъ сыновей въ монастыри. При войнахъ, которыя велись рыцарскимъ сословіемъ, гибло, конечно, весьма много людей этого званія, въ жилахъ которыхъ текла кровь древнихъ германцевъ. Обычай отдавать дѣтей въ католическіе монастыри, тѣмъ самымъ осуждая ихъ на безбрачіе, также не могъ привести ни къ чему иному, какъ къ ослабленію численности лицъ высшихъ сословій, которыя, слѣдовательно, безъ пополненія снизу, несомнѣнно вымерли бы.
Такимъ образомъ длинноголовые, составляющіе прогрессивный элементъ европейскаго населенія, роковымъ образомъ привлекаются въ города, гдѣ, благодаря своему интеллекту, двигаютъ впередъ культуру, открываютъ человѣчеству новые пути и перспективы, обогащаютъ его теоретическими и прикладными знаніями, облагораживаютъ его изящными искусствами. Здѣсь, въ центрахъ культуры, гдѣ пульсируетъ общественная жизнь, они находятъ просторъ своимъ умственнымъ силамъ, но здѣсь же они вымираютъ, сослуживъ свою службу интеллектуальному развитію человѣчества. Прямымъ результатомъ постояннаго притока длинноголовыхъ въ города, гдѣ они " потребляются " для совершенствованія человѣчества, является все большее и большее возрастаніе числа круглоголовыхъ въ деревняхъ, такъ какъ понятно, что если удалить всѣхъ длинноголовыхъ, то останутся только одни круглоголовые. А такъ какъ, при вымираніи городскихъ жителей, не откуда брать пополненіе, какъ изъ деревень, то ясно, что и въ городахъ число длинноголовыхъ все болѣе и болѣе падаетъ, а число круглоголовыхъ — возрастаетъ. Вотъ роковая причина повышенія головнаго показателя у европейскихъ народовъ! Вотъ причина, почему народы Европы, въ древности долихоцефальные, въ новѣйшее время обнаруживаютъ почти сплошной брахицефаллизмъ! Естественный подборъ, который на зарѣ исторической жизни Европы имѣлъ прогрессивное направленіе и выработалъ дивное племя арійцевъ, въ настоящее время, несмотря на то или, можетъ быть, именно потому, что культура продолжаетъ развиваться, — работаетъ въ противоположномъ направленіи, благопріятствуя косвенно. черезъ истребленіе длинноголовыхъ, увеличенію числа круглоголовыхъ, способность которыхъ къ культурѣ ограничена.
Что брахицефализмъ въ Европѣ прогрессируетъ съ теченіемъ времени — это фактъ; д-ръ Аммонъ даетъ только объясненіе этому факту. И если его выводы объ относительной роли длинноголовыхъ и короткоголовыхъ въ исторіи культуры вѣрны, то невольно смущаешься при мысли: что же будетъ, когда весь длинноголовый элементъ будетъ «потребленъ» и не откуда станетъ брать пополненія рядовъ піонеровъ культуры? Не настанетъ ли тогда застой и, какъ слѣдствіе его, обратное движеніе, — вырожденіе человѣчества не только физическое, но и психическое? Самъ Аммонъ пока уклоняется отъ отвѣта на эти вопросы, «Здѣсь не мѣсто, говоритъ онъ, высказывать предположенія о томъ, что будетъ, когда длинноголовые совершенно будутъ истреблены, и удержится ли культура на прежней высотѣ или нѣтъ, когда вымрутъ ея истинные носители и насадители. Я долженъ лишь указать на то, что между постепеннымъ исчезновеніемъ длинноголовыхъ и часто слышимыми жалобами на упадокъ германскаго духа, германскихъ взглядовъ, принциповъ и нравовъ — должна быть связь». Въ этихъ словахъ ясно слышится пессимистическая нота, и если д-ръ Аммонъ правъ, то будущее западноевропейскихъ народовъ неутѣшительно. Разумѣется, впрочемъ, что всякій народъ, всякая цивилизація имѣетъ Свой срокъ существованія; отжила культура древней Индіи, древняго Египта, отжила греко-римская культура, когда-то казавшаяся высшею, возможною для человѣка, а въ нѣкоторыхъ отрасляхъ, напримѣръ въ скульптурѣ, и донынѣ не превзойденная; отживетъ и культура Западной Европы, уступитъ мѣсто другой цивилизаціи. «Откуда пойдетъ эта новая цивилизація и будетъ ли она опираться на долихоцефализмъ, объ этомъ можно только гадать, что, конечно даетъ обильную пищу фантазіи, но ничего не даетъ уму.» Необходимо, впрочемъ, замѣтить, что долихоцефализмъ, и притомъ весьма рѣзко выраженный, свойственъ также и нѣкоторымъ вовсе не высоко одареннымъ расамъ, напр. нѣкоторымъ полинезійскимъ племенамъ. Уже отсюда можно заключить, что не одинъ долихоцефализмъ является источникомъ высокаго интеллекта и способности къ культурѣ: вѣроятно для этихъ послѣднихъ необходимы еще другія качества, которыя у европейскихъ племенъ только комбинируются съ долихо- или мезоцефализмомъ.
Мы изложили книгу Аммона sine ira et studio, не критикуя "я и стараясь только передать все, что въ ней есть наиболѣе интереснаго. Нѣтъ сомнѣнія, что многія мѣста въ ней невольно шокируютъ гуманнаго читателя, что нѣкоторые выводы автора кажутся жестокими и прямо ретроградными. Таковы, напримѣръ, его разсужденія о раздѣленіи школъ по сословіямъ, его суровая, почти презрительная оцѣнка круглоголовыхъ и, въ особенности, низшаго класса. Въ ней какъ бы слышится голосъ аристократа-нѣмца, считающаго себя высшимъ существомъ на землѣ, а другія расы, въ особенности не европейскія, приравнивающаго чуть не къ животнымъ. Человѣку, воспитанному въ гуманныхъ принципахъ равноправности, разсужденія д-ра Аммона могутъ показаться рѣчами безсердечнаго плантатора изъ романа Бичеръ-Стоу. Конечно, какъ ни грустно было бы, если бы выводы Аммона оказались вполнѣ вѣрными и широко приложимыми, но наукѣ, не смотря на крайнюю антипатичность ихъ, оставалось бы только передъ ними преклониться, такъ какъ фактическое доказательство для нея важнѣе самыхъ гуманныхъ теорій и принциповъ. Къ счастію, однако, по крайней мѣрѣ соціологическія обобщенія Аммона далеко не могутъ считаться неуязвимыми; напримѣръ, его выводы о вліяніи всесословныхъ школъ основаны на такомъ ничтожномъ статистическомъ матеріалѣ, что вовсе не способны внушить къ себѣ довѣріе. Да и въ антролологическихъ выводахъ онъ, пожалуй, слишкомъ смѣлъ. Впрочемъ, если вообще можно назвать Аммона пессимистомъ, то ошибочно было бы считать его защитникомъ бюрократическаго или денежнаго аристократизма, ретроградомъ, или даже просто только консерваторомъ. Напротивъ, онъ является! рьянымъ энтузіастомъ человѣческаго прогресса и пламеннымъ поклонникомъ той расы, которую онъ считаетъ носительницею этого прогресса. Если онъ стоитъ за аристократію, то не за аристократію титула или капитала, а за аристократію ума.
«Та продукціонная система, говоритъ онъ, которая удерживаетъ въ недостойномъ положеніи даровитыхъ людей въ угоду господствующему денежному мѣшку, — должна быть признана противоестественною и зловредною. но еще большаго осужденія заслуживаетъ система соціальной демократіи, которая разсчитана на устраненіе всякаго состязанія между индивидами, которая ставитъ глупыхъ и лѣнивыхъ на одну доску съ умными и трудолюбивыми». Надо еще замѣтить, что, являясь защитникомъ сословности, Аммонъ понимаетъ сословія не въ томъ смыслѣ, какъ они обыкновенно понимаются: его сословія не искусственныя общественныя категоріи, учреждаемыя, напримѣръ, правящею властію, а естественныя группы, возникшія въ результатѣ сложной борьбы за существованіе. Къ высшему сословію онъ относитъ главнымъ образомъ цвѣтъ интеллигенціи, — писателей, ученыхъ, художниковъ и проч. Отсюда ясно видно, что Аммонъ — ни аристократъ, ни демократъ; если онъ фанатикъ, то лишь фанатикъ теоріи естественнаго подбора и, главнымъ образомъ, теоріи Вейсманна. Недостатки, которыхъ найдется не мало въ его книгѣ, тѣже, въ сущности, какъ и теоріи Вейсманна; какъ Вейсманнъ, такъ и Аммонъ придаютъ черезчуръ исключительное, и надо полагать чрезмѣрное, значеніе естественному подбору, слишкомъ низко цѣня другіе факторы развитія. Но какъ въ теоріи Вейсманна есть много весьма замѣчательнаго и дѣльнаго, такъ и книгѣ Аммона нельзя отказать въ томъ, что она ставитъ ясно и опредѣленно новые важные вопросы и заставляетъ много и много подумать.
Какъ бы ни казались антипатичны нѣкоторые взгляды автора, книга его не изъ такихъ, которыя проходятъ безслѣдно, не изъ такихъ, которыя можно было бы игнорировать или прямо осудить съ легкимъ сердцемъ.