М. КОВАЛЕНСКАГО.
правитьДОНИСІЙ МЛАДШІЙ
ТИРАННЪ СИРАКУЗСКІЙ.
править
1894.
правитьСцена I. Сиракузы. Площадь. Декорація 1.
" II. " Дворецъ, тронный залъ. Дек. 2.
" III. " тамъ же. Дек. 2.
" IV. " У Ареты. Дек. 3.
" V. " Дворецъ. Дек. 2.
" VI. " У Птолемарха. Дек. 4.
" VII. Олимпія. Домъ Діона. Дек. 5.
" VIII. Сиракузы, Цвѣточный рынокъ. Дек. 6.
" IX. " Площадь. Дек. 7.
, X, Море. Морская битва. Дек. 8.
" XI. Сиракузы. Дворецъ. Дек. 2.
" XII. " Площадь. Дек. 1.
Бартелеми. Путешествіе младшаго Анахарзиса. 10 т.
Вегнеръ. Эллада 2 т.
Вейссеръ, Курцъ и Мерцъ. Картинный атласъ всемірной исторіи т. 1 и атласъ.
Діогенъ-Лаэрцій. Жизнь философовъ. 1 т.
Діодоръ Сицилійскій. Историческая библіотека. Книга 16.
Кипертъ. Карта древней Сициліи.
Кузенъ-Дедрео. Исторія Греціи. Т. 10 и 11.
Любкеръ. Реальный словарь классической древности.
Реклю, Новая географіи. T. 1.
Платонъ. Письма. 2 т.
" Республика. 1 т.
Фальке. Эллада и Римъ. 1 т.
Шэнье. Жизнь и сочиненія Платона. 1 т.
Діонисій Младшій, тираннъ Сиракузскій, сынъ тиранна Діонисія Старшаго.
Діонъ, его дядя, Сиракузскій вельможа.
Платонъ, около 65 лѣтъ, Аристиппъ, 40 лѣтъ, философы, ученики Сократа.
Геликонъ, математикъ, Архитъ, Тарантскій вождь, философы Пиѳагоровой школы.
Филистъ, около 65 лѣтъ, Тимократъ, Симъ, казначей, Тизонъ, придворные тиранна.
Гиппаринъ, 16 лѣтъ, сынъ Діона и Ареты.
Птолемархъ, гимнетъ (стрѣлокъ)
Мегаклъ, братъ Діона.
Поэтъ.
Спартанецъ, Лизандръ.
Арета, жена Діона, около 35 лѣтъ.
Арсиноя, ея рабыня.
СЦЕНА I.
правитьОтъ имени великаго тиранна
Всѣмъ объявляю гражданамъ: сегодня
На кораблѣ въ Сицилію прибудетъ
Платонъ мудрецъ, совѣтникъ государя.
Не въ первый разъ его встрѣчаетъ городъ:
Философъ славный любитъ Сиракузы
И государя дружбою гордится.
По случаю прибытія его
Такъ повелѣлъ премудрый Діонисій:
Оставить всѣмъ занятія дневныя,
И Царедворцамъ въ гавани собраться
Къ достойной встрѣчѣ дорогого гостя;
Всѣмъ остальнымъ открыть свободныя доступъ
На улицы и площадь городскую.
И никому чтобъ не было стѣсненья.
А вечеромъ дворцовый пиръ назначенъ
Для именитыхъ гражданъ и народу
На площадяхъ устроятъ угощенье.
А, Сизонъ! Если не ошибаюсь, ты назначенъ смотрѣть за порядкомъ?
Къ несчастію, это такъ.
А я думалъ, ты съ нами пировать будешь. Сколько приготовленій! Повара хлопочутъ уже вторую недѣлю; вина съ Леобоса, цѣлый корабль. На славу угостимъ Платона!
И не разсказывай; безъ того горько.
Я лучше устроился. Діонисій вздумалъ было посылать меня въ походъ, да не на того капалъ. Несчастный Гераклидъ странствуетъ вмѣсто меня, а я здѣсь попирую! Гераклида не жаль: самъ того захотѣлъ; а вотъ тебя мнѣ жалко.
Да, пренепріятная должность.
Ну, мое положеніе тоже не изъ лучшихъ. Дѣло въ томъ, что боги меня влюбиться угоразлили; да еще въ Арету. Арета жена Діона, а Діонъ — въ дружбѣ съ Платономъ, который нынче пріѣдетъ. Аристиппъ совѣтуетъ просить ее у государя въ жены, да я боюсь, она мнѣ скоро надоѣстъ, что съ ней тогда дѣлать? Однако, попытка не пытка; заманчиво, клянусь поясомъ Афродиты!
Я говорю: онъ человѣкъ опасный,
Пять лѣтъ назадъ, въ его пріѣздъ послѣдній,
Едва могли бороться съ нимъ вельможи.
Философъ онъ, и намъ прямой противникъ.
На государя онъ имѣлъ вліянье
Огромное. Хоть странные пріемы
Употреблялъ для этого чудакъ:
Въ лицо тиранну говорилъ онъ правду,
Не одобрялъ его распутной жизни
И толковалъ о мудрости высокой…
Я думаю, онъ намъ не повредитъ.
Не говори. Хоть государь уменъ,
Но и Платонъ по своему не глупъ,
А какъ орудье хитраго Діона,
Вдвойнѣ опасенъ. Нѣтъ, друзья! Намъ надо
Подумать вмѣстѣ, какъ его избыть.
Мы на тебя надѣемся.
Напрасно:
Я старъ годами, силы ужъ не тѣ,
И голова работать такъ не можетъ;
Придворной жизни жалкій плодъ, болѣзни,
Мое здоровье рано подточили;
Мнѣ тяжело съ такимъ врагомъ бороться!
Ты не оставишь насъ, а силы хватитъ.
Куда же намъ!
Тебѣ и книги въ руки:
Всѣхъ нашихъ дѣлъ ты главный воротила;
Ты тронъ купилъ умершему тиранну;'
Ты удалилъ въ изгнаніе Діона;
Съ Платономъ ты не разъ уже боролся.
Эхъ-эхъ друзья! Какіе-жъ вы герои!
Такой ли былъ Филистъ! Борьба плѣняла,
Влекла побѣда… Ну, да что ужъ дѣлать;
Не вы, такъ я. Двумъ мѣста нѣтъ у трона,
Должно сломить могущество Платона!
За чертежомъ? Тебѣ ли, Тимократъ!
Тебѣ приличнѣй пьяными ногами
Чертить углы, чѣмъ трезвою рукой!
Ахъ Аристиппъ, нужда всему научитъ!
Ты самъ философъ, и тебѣ не страшенъ
Пріѣздъ Платона!
Полно, какъ не стыдно!
Пойдемте-ка къ красавицѣ Лансѣ;
Она пріятнѣй насъ займетъ, конечно,
Чѣмъ всѣ Мериды.[1] Что терять напрасно
Златое время на науки эти,
Коль, все ровно, постичь ихъ нѣтъ надежды?
Я очень радъ прибытію Платона.
Надежда есть, что подъ его вліяньемъ
Сицилія оправится, окрѣпнетъ
И мудростью спасется отъ паденья.
Я здѣсь не такъ давно, но много видѣлъ,
Чего бы лучше было не видать.
Какіе нравы, что за люди! Знаешь:
Ни дочерямъ, ни женамъ благороднымъ
Нельзя за дверь безъ провожатыхъ выйти;
Набравъ себѣ изъ молодыхъ придворныхъ,
Изъ гражданъ, изъ солдатъ — лихую шайку,
Неблагочинно рыщетъ Діонисій
По городу съ той шайкою и всюду
Творитъ такое, что нельзя повѣрить.
Въ Іапигіи[2] онъ пробылъ тридцать дней --
И развратилъ цвѣтущій городъ Локры.
А между тѣмъ застой въ дѣлахъ правленья;
Въ развалинахъ по острову лежатъ
И города и крѣпости; гетеры
Да царедворцы — счастливы, быть можетъ,
Но семьи ихъ страдаютъ безотвѣтно,
Простой народъ въ невѣжествѣ заброшенъ.
Безмолвенъ судъ, гуляютъ топоры…
Я не могу понять тебя: какъ можно
Съ людьми ужиться? Я — Тарантскій[3] вождь,
И не могу мое оставить дѣло;
Но еслибъ могъ… А ты — вполнѣ свободенъ,
Забыть ты можешь о ничтожныхъ людяхъ, --
И ты не только ихъ не избѣгаешь,
Но, кажется, съ придворными дружишь…
Ты строгой жизни, благородныхъ правилъ; --
Какъ это все въ тебѣ мириться можетъ?
Я человѣкомъ созданъ, и не въ силахъ
Жить безъ людей, а гдѣ же я найду
Людей такихъ, какихъ желать я могъ-бы?
Съ утра до ночи я сижу за свиткомъ,
Моей паукѣ день весь посвящаю,
Пишу, черчу и изучаю числа,
Гармонію вселенной и души; --
Но есть часы, что умъ не приникаетъ
Подобной пищи, требуетъ покоя,
Рѣчей неважныхъ, мыслей неглубокихъ.
Тогда я радъ съ Филистомъ, съ Тимократомъ
Поговорить о томъ — о семъ, подъ часъ
На Аристиппа даже посмѣяться.
Но какъ они тебя не возмущаютъ! --
Мѣрило нашей высоты духовной
Не умъ, но нравственное чувство.
Когда бы мы исправить ихъ могли,
То л-бъ, конечно, первый въ силу долга
Остался здѣсь. Но мы спасать не можемъ…
Въ Тарантъ уѣду, нынче же, сейчасъ же!
Пускай Платоны смертныхъ исцѣляютъ,
Пускай Архиты презираютъ ихъ, --
А мнѣ мой трудъ и отдыхъ вы оставьте.
Исполнилъ я желаніе тиранна,
Діона просьбы, внялъ совѣтамъ вашимъ,
Мои друзья, и въ третій разъ рѣшился
Вступить въ борьбу съ ужаснѣйшимъ изъ золъ.
Но я боюсь, напрасно все; повѣрить
Хотѣлось бы въ возможность перемѣны,
Но что-то плохо вѣрится. Дай Богъ,
Чтобъ я ошибся, но наврядъ ли можетъ
Переродиться взрослый человѣкъ.
Насколько я — судья въ подобномъ дѣлѣ,
Мнѣ кажется, надежда есть. Ты знаешь,
Что мудрецовъ къ себѣ тираннъ приблизила.
И съ ними совѣщается охотно.
Быть можетъ, вы и правы. Діонисій
Сравнительно способный человѣкъ
И могъ бы быть счастливымъ государемъ
Счастливаго народа: онъ, къ тому же.
Самолюбивъ и первымъ быть мечтаетъ; --
Но онъ игрушка для своихъ придворныхъ,
Въ рукахъ Филиста онъ послушный мячъ;
Онъ духомъ слабъ, затѣмъ что не умѣетъ
Онъ доброе отъ злого отличить…
По крайней мѣрѣ въ первый мой пріѣздъ
Онъ былъ такимъ, и всѣ мои уроки
Тогда не въ силахъ были уничтожить
Всосавшихся привычекъ тиранніи.
Всѣ истины, извѣстныя давно,
Ему казались новыми, и долго
Своихъ ошибокъ онъ не могъ постигнуть,
Такъ долго, такъ упорно заблуждался,
Что наконецъ попалъ Фи листу въ руки,
Изгналъ Діона, мнѣ не вѣрилъ больше…
Я предпочелъ тогда въ Коринѳъ уѣхать.
Вы говорите, онъ перемѣнился…
Быть можетъ, вы и правы…
Вѣрь — и дѣйствуй.
Увѣренность нужна; мнѣ вѣры мало:
Я знать хочу, и я узнаю. Если-жъ
Окажется, что вы ошиблись оба,
И Діонисій тотъ же, что и былъ, --
То ни минуты здѣсь я не останусь.
Но если правы мы, а ты ошибся?
Тогда — за дѣло. Насъ сюда призвали
Вернуть слѣпцу утраченное зрѣнье;
Откроемъ же несчастному глаза
На сущее, на Бога, на идею,
И тьму незнанья жалкаго покажемъ.
Тогда, постигнувъ ужасъ тиранніи,
Продлить ее онъ, вѣрно не захочетъ,
И обратится къ вамъ за исцѣленьемъ.
Ахъ еслибъ, еслибъ! Можетъ быть, на тронѣ
Я наконецъ философа увижу,
Народъ увижу, не алмазной цѣпью,
Но мудростью царя объединенный.
Тогда могу я умереть спокойно:
Я жилъ не даромъ, и свершило небо
Завѣтное желаніе мое.
СЦЕНА II.
правитьРадъ, что могу привѣтствовать Платона.
Благословенье мудрости съ тобою
Да будетъ, государь!
Хвала богамъ,
Что дали вновь увидѣться съ тобою,
Мой первый другъ. Ты, право, не повѣришь,
Какъ я люблю тебя, и какъ въ разлукѣ
Твоихъ бесѣдъ недоставало мнѣ!
Ничто, ничто ихъ замѣнить не можетъ.
Пять долгихъ лѣтъ съ тобой мы не видались
Велѣніемъ судьбы неотвратимой.
Скажи: ты часто-ль поминалъ меня?
И сократить хотѣлось ли разлуку? --
И такъ, ты здѣсь. Дозволь же мнѣ скорѣе
Тебя въ объятья заключить! Какъ радъ я!
Теперь скажи: чѣмъ можетъ Діонисій
Порадовать философа Платона?
Какихъ даровъ ты хочешь отъ меня?
Не надо мнѣ подарковъ, Діонисій,
И почестей не надо мнѣ твоихъ.
Одно прошу: дай мнѣ свободу слова.
Онъ насъ погубитъ!
Что же, государь?
Даешь ли мнѣ, о чемъ тебя прошу я?
Когда не дашь…
Даю.
Такъ слушай же меня.
Быть можетъ, послѣ
Удобнѣй будетъ?
Мнѣ теперь удобнѣй.
Но я теперь… Намъ помѣшаютъ… Лучше
На единѣ…
Сейчасъ же!
Говори.
Ты звалъ меня: скажи, зачѣмъ?
Зачѣмъ?..
Ты говорилъ, что хочешь видѣть друга,
И потому призвалъ меня?
Конечно!
Но слышалъ я, что хочешь ты узнать
Мое ученье, хочешь жизнь свою
Съ моимъ ученьемъ привести въ согласье?
И знаешь ли, тебя не обманули.
Такъ, вѣрю я, что ты учиться хочешь;
Но должно мнѣ тебя предупредить: --
Наука не легка, и много надо
И времени, и твердости душевной,
Чтобъ мудростью проникнуться и стать
Философомъ, достойнымъ вѣчной славы.
Куда онъ гнетъ.
Ты знаешь, Діонисій,
Въ Элладѣ много философскихъ школъ,
И всѣ онѣ наполнены; но рѣдкій
Ученіе выноситъ до конца
И мудрецомъ становится: — такъ трудно
Бываетъ многимъ наблюдать согласье
Между частями собственной души.
Въ твоей душѣ нерѣдко происходитъ
Жестокая борьба: тамъ левъ пустыни
Съ дракономъ хитрымъ ищутъ уничтожить
Разумное правленье человѣка,
И не легко ихъ будетъ примирить.
Я старъ годами, но еще и нынѣ
Не похвалюсь желанною побѣдой;
А ты такъ молодъ… Разсчитай всѣ силы.
Чтобъ не раскаяться потомъ.
И долго
Учиться надо? Сколько лѣтъ?
Всю жизнь.
Всю жизнь? Зачѣмъ?
Затѣмъ, что только время
Имѣетъ силу побѣдить тѣ страсти,
Которыя насъ въ юности волнуютъ
И не хотятъ разсудку покориться.
А въ старости, когда утихли страсти,
Ни красота, ни слава не плѣняютъ, --
Тогда намъ легче жизнь отдать наукѣ,
Сама наука будетъ плодотворнѣй.
Благодарю судьбу мою, что дожилъ
До этихъ лѣтъ, когда душевный міръ
И полная свобода нашихъ дѣйствій
Становятся доступны человѣку.
Да, это такъ. Я мудрецовъ не видѣлъ
Безъ бороды и безъ сѣдыхъ волосъ.
Мнѣ кажется, тебя смущаетъ срокъ?
Смущаетъ, да. Вѣдь я не такъ свободенъ,
И у меня заботы есть иныя.
О государство, о народѣ. Какъ же
Я буду править, если день деньской
Тебѣ отдамъ, твоимъ бесѣдамъ?
Мнѣ долгъ велитъ заботиться о благѣ
Сициліи и вѣрныхъ Сиракузъ.
Ты думаешь, Сициліи на пользу
Правленіе невѣжды? Государи
Тогда лишь могутъ говорить о благѣ
Своихъ народовъ, если высшій разумъ
Страною правитъ въ ихъ лицѣ. Доколѣ
Не обрѣтешь ты мудрости высокой,
Безплодны будутъ всѣ твои усилья
Прославиться державою своей.
Но много-ль есть философовъ на тронѣ?
А, между тѣмъ, цвѣтутъ-же государства.
До времени. Къ тому-же, если царь
Не можетъ самъ разумно править краемъ,
Не рѣдко онъ въ наставники престола
Философовъ великихъ призываетъ
И, ихъ совѣты исполняя честно,
Онъ высшій разумъ ставитъ надъ собой.
Цари издревле мудрецамъ платили
Почтенья даль. Периклъ быль связанъ дружбой
Съ Анаксагоромъ, Періандръ съ Ѳалееомъ,
И даже варваръ, царь Персидскій Киръ,
Почтилъ за мудрость Креза и Солона.
Все такъ, мой старый вѣрный другъ, наставникъ
Нетвердаго престола моего;
Ты убѣдилъ меня своею рѣчью,
И буду я внимать твоимъ совѣтамъ.
Но чтобъ на пользу было мнѣ ученье
Открой намъ тайны мудрости своей,
Чтобъ знали мы, къ чему должно стремиться.
Прошу меня отъ этого уволить;
Не хорошо предъ всѣми разглашать
Ученіе, доступное немногимъ.
Зачѣмъ-же ты его не хочешь сдѣлать
Доступнымъ всѣмъ? Учи и ихъ, учитель.
Есть смертные, въ рукахъ которыхъ мудрость
Становится орудьемъ зла; нечестно
Въ смертельный ядъ лекарство обращать.
Ну такъ и быть (придворнымъ) Вы слышали?
Всѣ вышли.
Еще одинъ пусть выйдетъ.
Какъ? изъ этихъ?
Я самъ уйду; но не приду ужъ больше,
Когда меня на помощь будешь звать.
Ты можешь говорить, мой милый другъ.
Я не могу открыть тебѣ всѣ тайны
Въ короткой рѣчи; лишь крупицы званья
Я дамъ тебѣ сегодня, государь.
Но прежде дай мнѣ клятву, что не будешь
Тѣ истины растрачивать безумно,
Какъ жизнь свою ты тратишь и богатство.
Клянусь тебѣ.
На васъ надѣюсь то же.
Мы всѣ клянемся тайну соблюдать.
Я въ нетерпѣньѣ. Скоро-ли?
Быть можетъ,
Я лучше-бъ сдѣлалъ, еслибъ началъ съ истинъ.
Стоящихъ ниже всѣхъ въ ряду познаній;
Чтобъ постепенно къ высшимъ восходить;
Но я боюсь, что ты тогда не будешь
Съ такимъ вниманьемъ въ рѣчь мою вникать,
И потому я съ высшихъ начинаю.
Я видѣлъ нынче чудный сонъ, — послушай:
Въ пещерѣ сумрачной томился я; очами
Едва могъ проникать въ таинственную тьму;
Вдали огонь горѣлъ, но скованный цѣпями,
Не могъ я обратить очей моихъ къ нему.
Во тьмѣ передо мной какія-то картины
Мелькали иногда по каменной стѣнѣ;
Неясныя неслись фигуры-исполины…
Ихъ сущность разгадать хотѣлось страстно мнѣ.
И думалъ я, что въ нихъ — значеніе вселенной,
Что въ нихъ — живая жизнь; и всматривался я,
И искры находилъ въ нихъ истины нетлѣнной,
И ихъ считалъ въ душѣ царями бытія.
Но цѣпи тяжкія разбились и упали;
Я оглянуться могъ.. И тутъ впервые мнѣ
Открылся новый міръ, и очи увидали,
Что въ отраженіяхъ мелькало по стѣнѣ.
Такъ человѣкъ — дитя незнаніемъ томиться,
Отъ сущаго бѣжитъ подъ призрачную сѣнь,
Не вѣдая, что все, къ чему онъ такъ стремится — Пустая тѣнь.
Да, все, что видишь ты очами — призракъ,
Другого міра тѣнь иль отраженье;
И сущее и вѣчное не можетъ
Свой отпечатокъ класть на наши чувства.
Однѣ идеи въ мірѣ существуютъ,
Все прочее — и небо, и земля,
И люди всѣ — лишь тѣнь.
Влаженъ, кто духомъ можетъ возвышаться
Надъ призрачнымъ и созерцать идеи;
И въ этомъ цѣль всей мудрости земной.
Все?
Все.
Ты хорошо сказалъ.
Ты понялъ?
Все это просто и весьма понятно…
Ты правду говоришь?
Зачѣмъ же лгать?
Но бросимъ это. Ты усталъ. Довольно.
Ступай къ себѣ и отдохни. На-завтра
Придешь ко мнѣ и будешь продолжать.
Ты будешь жить въ моемъ саду дворцовомъ;
Тамъ есть бесѣдка подъ двумя дубами:
Она тебѣ назначена. Прощай.
Прощай, тираннъ.
(въ сторону) Несчастная ошибка!
Въ счастливый день я щедрымъ быть хочу;
Друзья, скажите мнѣ свои желанья, --
Я все исполню, что возможно будетъ;
Такъ по-порядку начинайте.
Ты, Гиппаринъ, скажи свое желанье?
Я, государь, здѣсь въ первый разъ сегодня,
И не съ меня ты долженъ бы начать…
Я знаю самъ, что дѣлать, сынъ Діона!
Въ тебѣ. я вижу, кровь отца. Но что же,
Что хочешь ты? Скорѣе говори.
Дозволь мнѣ быть въ числѣ твоихъ придворныхъ.
Такъ мало? — Я же думалъ, ты попросишь.
Чтобъ мы тебя почаще приглашали
Въ нашъ гинекей?
Когда придворнымъ буду,
То наравнѣ съ другими, государь.
Хитеръ же ты! — А что Арета скажетъ?
Я матери не буду говорить.
Ну, я согласенъ. Будешь ты придворнымъ.
Какъ одѣваться мнѣ велишь отнынѣ?
Спорадскій шелкъ, хитонъ золототканый,
И бахрома съ пунцовыми кистями?
Быть можетъ, надо волосы покрасить --
Мои такъ черны, русые красивѣй…
Да ты, я вижу, любишь наряжаться!
Такъ я пойду? --
Ступай.
Какой ребенокъ! --
Ты, Тимократъ, чего себѣ попросишь?
Мнѣ, государь, Арету дай въ супруги.
Арету?
Да, жену Діона.
Могъ бы
Придумать ты и что-нибудь полегче.
Друзья Діона стерегутъ Арету
И безъ борьбы ея не отдадутъ.
Другого не возьму; прошу Арету.
Мои заслуги предъ твоимъ престоломъ…
Мои походы — и мои побѣды…
И наконецъ, уже-ль тиранна имя
Безсильно такъ, что то, кто былъ бы долженъ
Передъ тобою ползать на колѣняхъ, --
Тебѣ въ желаньѣ смѣютъ отказать?
Скажи лишь слово — и мы ихъ заставимъ…
Ужъ такъ и быть. Но только два условія:
Не раздражать Платона, и когда
Пріобрѣтешь въ супружество Арету, --
Ея красотъ отъ взоровъ не скрывать
И во дворецъ почаще брать съ собою.
Благодарю.
Вотъ перстень мой алмазный;
Бери его — и дѣйствуй имъ. какъ знаешь.
Привѣтъ тебѣ, великій Діонисій,
Нашъ справедливый, мудрый государь!
Дозволишь ли сказать тебѣ два слова
Наединѣ?
Зачѣмъ такая тайна?
Есть дѣло, государь, большое дѣло.
Нельзя ли послѣ?
Дѣло ждать не будетъ;
Сейчасъ же надо разрѣшить его.
Вели имъ выйти.
Ты упрямъ
(къ прочимъ) Оставьте
Меня на время; послѣ вы вернетесь,
Какъ позову.
Филистъ, какое дѣло?
Я заговоръ открылъ, мой государь.
Что? Заговоръ?
Такъ точно, повелитель.
Убить хотятъ?
Нѣтъ, но низвергнуть съ тропа.
Ухъ, отлегло! — Зачинщиковъ казнить;
О прочемъ послѣ мнѣ разскажешь.
Послѣ? --
Нѣтъ, государь, я не уйду, не кончивъ.
Ну, что еще?
Нельзя казнить злодѣевъ.
Когда бъ они простые люди были.
Пирожники иль мелкіе торговцы.
Тогда конечно. Но казнить Платона…
Платона? Ты сказалъ?
Ну да, Платона.
Его казнить нельзя, ты знаешь самъ.
Такая казнь на насъ бы обратила
Всей Греціи ужасную вражду,
А Греція сильнѣе насъ войсками.
Но какъ могло родиться подозрѣнье
Въ надежности Платона? Ты же знаешь,
Что онъ мой другъ, что я его приблизилъ
Къ своей особѣ и почтилъ довѣрьемъ…
Мнѣ подозрѣній мало.
Слушай дальше.
Такъ говори! Но если не повѣрю!..
Скажи мнѣ самъ: тираннъ, которымъ править
Другой тираннъ, свободнымъ ли монархомъ
Назваться можетъ?
Нѣтъ, конечно. Дальше?
Не скажешь ли, что Крезъ, попавши къ Киру
Въ позорый плѣнъ, уже свободенъ не былъ?
Да, это правда.
Еслижъ побѣдитель
И похититель царскаго престола
Не царской крови и вѣнца не носитъ,
Но тѣмъ не менѣ царствомъ правитъ вмѣсто
Законнаго правителя, — ужели
Отставленный монархъ еще свободенъ?
Конечно, нѣтъ, желѣзныя оковы
Позорнѣе, тяжело золотыхъ.
Но если рабство безъ оковъ? быть можетъ,
Безсиліе, безпомощность раба
Достаточно извѣстны господину?
Такое рабство хуже во сто-кратъ.
Но много есть различныхъ средствъ для цѣли,
И можно тронъ купить цѣною крови,
Цѣною денегъ, черной клеветой,
А иногда и медленнымъ, но вѣрнымъ
Вліяніемъ губительныхъ ученій…
И если врагъ путемъ своей науки
И ежедневныхъ хитростныхъ внушеній
Такъ овладѣетъ сердцемъ и умомъ
Правителя, что именемъ тиранна
Свою же волю облечетъ и будетъ
Подъ ложнымъ видомъ добренькихъ совѣтовъ
Приказывать монарху своему --
Ужель монархъ еще свободенъ будетъ?
И всѣхъ цѣпей не хуже ль эти цѣпи?
Но кто же смѣетъ мнѣ повелѣвать?
Скажи: замѣтилъ ты сегодня
Слова Платона о значеньѣ дружбы
Межъ мудрецомъ и государемъ? Помнишь,
Онъ говорилъ, что «государи
Тогда лишь могутъ говорить о благѣ
Своихъ народовъ, если высшій разумъ
Страною правитъ», или если — «царь
Философовъ великихъ призоветъ
Въ наставники „нетвердаго“ престола,
И ихъ „совѣты“ исполняя честно,
Поставитъ высшій разумъ надъ собой?»
Да, это такъ, я помню все до слова.
Скажи, что можетъ это означать.
Какъ не желанье овладѣть престоломъ,
Низвергнувъ, иль отставивши монарха?
И на кого указывалъ онъ явно.
Философовъ великихъ восхваляя?
Не онъ ли самъ «державный» тотъ мудрецъ?
И всѣхъ цѣпей не хуже ль эти цѣни?
Но онъ мой другъ. Положимъ вѣчной дружбы
На свѣтѣ нѣтъ и даже быть не можетъ;
Но все же, еслибъ не такія рѣчи…
Да и къ чему Платону власть? Наука,
Сѣдая пыль пергаментовъ истлѣвшихъ,
Безплодныя ученья, изысканья,
Когда прибавить къ этому немного
Почета, славы, памяти въ потомствѣ,
Которое, конечно, не забудетъ
По временамъ его припомнить имя
И повторить: «какая скука»,
Чего еще желать философъ можетъ?
Къ чему тутъ власть? Ни цѣль она, ни средство
А рѣчи можно разно толковать.
Ты государь, Діона забываешь.
Діонъ въ изгнаньѣ, за семью морями;
Не можетъ быть его вліянье страшно.
Но ежели твой другъ его орудье?
Платонъ — орудье смертнаго? О, нѣтъ,
Философы посланники Олимпа,
И имъ ли быть орудіемъ людей?
Всѣ дѣйствія Платона говорятъ
За вѣрность моего предположенья.
Еще Платонъ не требовалъ, чтобъ ты
Немедленно исполнилъ обѣщанье
И возвратилъ Діона въ Сиракузы?
Не говорилъ? Танъ ты еще услышишь.
Они друзья, и эта дружба тверже
Той призрачной, недолговѣчной дружбы.
Въ которой ты съ Платономъ хочешь быть.
Не забывай, что нашъ мудрецъ лукавый
Сюда пріѣхалъ прямо изъ Коринѳа,
Гдѣ жилъ съ Діономъ подъ одною кровлей,
И что у нихъ, конечно было время
Переворотъ подробно обсудить.
Все это можетъ быть, но я не вѣрю.
Какихъ еще ты хочешь доказательствъ?
Быть можетъ, онъ потребуетъ сегодня жъ
Чтобъ ты призвалъ Діона ко двору?
Тогда конечно… Но теперь… О боги!
Зачѣмъ теперь вы это мнѣ послали!
Мои полонъ садъ красивѣйшихъ гетеръ,
И долженъ я о заговорѣ думать!
Теперь довольно. Уходи.
Тизонъ!
Мой государь?
Платону приготовить
Въ моемъ саду веселую бесѣдку,
Какъ только онъ туда переселится,
Садъ оцѣпить войсками и разставить
У всѣхъ воротъ надежныхъ часовыхъ,
И никого но пропускать изъ сада
Безъ моего особаго указа.
Я знаю, онъ на волю будетъ рваться,
Въ Коринѳъ, въ Аѳины, только бы меня
Скорѣй покинуть: таковы друзья!
Но я хочу, онъ долженъ здѣсь остаться.
СЦЕНА III.
правитьХвала богамъ! Сегодня день удачи,
Алмазный перстень мудраго тиранна.
Да пригоршня червонцевъ золотыхъ
Открыли мнѣ свободный входъ къ Аретѣ,
Ея рабынь купивъ расположенье.
Красавица, конечно, недовольна,
Но время все устроитъ; а теперь
На брачный пиръ могу просить тиранна.
Сегодня день богини цвѣтоносной, *)
- ) Деметры, которая считалась покровительницей Сициліи,
И въ честь ея въ моемъ дворцѣ сегодня
Назначенъ пиръ. Премудраго Платона.
Наставника и друга моего,
И остальныхъ философовъ почтенныхъ.
Придворныхъ всѣхъ и гражданъ именитыхъ
Я приглашаю нынче ко столу,
Довольны ль вы?
Довольны, государь.
А послѣ пира, государь, дозволь мнѣ
Просить тебя на празднество ко мнѣ.
Алмазный перстень сослужилъ мнѣ службу,
И нынче я съ Аретой въ бракъ вступаю.
Молчи! — Ступай!
Съ Аретой? --
Какъ! Съ Аретой? --
Онъ погубилъ меня, себя, всѣхъ насъ!
Въ присутствіи Платона! — Невозможно.
Діонъ узнаетъ — и сюда нагрянетъ… —
Необходимо зло пресѣчь въ началѣ.
Дозволь сказать два слова, государь.
Свободу слова ты имѣешь. (Въ сторону). Боги!
Онъ погубилъ меня въ глазахъ Платона!
Скажи, тираннъ, что можетъ это значить?
Жену Діона отъ живаго мужа
Ты выдаешь за своего любимца?..
Чѣмъ объяснить мнѣ этотъ твой поступокъ?
Оставимъ это. Ты усталъ. Довольно.
Нѣтъ, не довольно. Ты, конечно, властенъ
Свои желанья исполнять, — но знай,
Что если ты не призовешь Діона,
Не возвратишь ему его имѣнье
И не отдашь любимую жену, --
То завтра же отсюда я уѣду.
Ты хорошо сказалъ все это. Только
Ты не подумалъ объ одномъ: — Арета
Въ Сициліи быть можетъ не одна,
И, можетъ быть, совсѣмъ другую выбралъ
Себѣ въ супруги юный Тимократъ?
Нѣтъ, государь, ошибся ты. Я знаю,
Что Тимократъ жену Діона выбралъ:
Я слышалъ самъ признанье Тимократа.
Теперь ты видишь, я не понялъ даже
На комъ жениться вздумалъ Тимократъ.
Я ничего не зналъ въ его затѣяхъ,
Моя-ль вина, что онъ такъ смѣлъ? Конечно,
Я не могу дозволить этотъ бракъ,
И не дозволю. А за эту дерзость
Я накажу виновнаго примѣрно.
Нѣтъ, государь, зачѣмъ такая хитрость?
Зачѣмъ ты хочешь всю вину сложить
На вѣрнаго раба, когда ты знаешь,
Что самъ же ты мнѣ этотъ бракъ дозволилъ?
Извѣстенъ всѣмъ алмазный перстень твой,
А вотъ онъ, здѣсь, въ моихъ рукахъ. Не ты ли
Мнѣ для успѣха отдалъ этотъ перстень.
Не вѣрь, Платонъ. Все это ложь и сплетня.
Они моимъ правленьемъ недовольны…
До сей поры ты славно правилъ нами,
И мы тебя за все благодарили;
Сегодня лишь ты гнѣваться изволишь.
Молчи, глупецъ — А ты, Платонъ, ужели
Повѣрить можешь низкой клеветѣ? --
Не ты ли самъ училъ насъ такъ недавно.
Что все на свѣтѣ — призракъ, тѣнь? А нынче
Ты призракамъ значенье придаешь!
Нѣтъ, государь, не призракъ это дѣло,
И Тимократъ не лжетъ. Всѣ эти дни
Вращался я среди твоихъ придворныхъ
И все узналъ о планахъ Тимократа
И о твоихъ надеждахъ на Арету.
Онъ подкупилъ рабынь ея, -я то-же.
Но я далъ больше — и купилъ ихъ легче.
Отъ нихъ я знаю, дѣло все. и тотчасъ
Онѣ сюда явиться могутъ.
Послѣ.
Благодарю, мой честный Геликонъ.
Ты показалъ мнѣ совершенно ясно,
Каковъ тираннъ и что я долженъ дѣлать.
Ты, государь, забылъ, что мнѣ Арету
Въ супружество ты прежде обѣщалъ.
Еще одинъ!
Да ты меня погубишь!
Чѣмъ вызвалъ я твою вражду! скажи мнѣ…
Нѣтъ, я тебя спасти хочу. Не спорь,
Дай мнѣ Арету, — ты увидишь послѣ,
Что только такъ намъ можно все поправить.
Не понимаю.
Вѣрь же мнѣ.
Ну что же?
Даешь ли мнѣ красавицу Арету?
Хоть я старикъ, но я ее люблю.
Рѣшай скорѣе, или все погубишь.
Клянись, что этимъ ты меня спасешь?
Клянусь Аретой.
Хорошо.
Ты слышалъ?
Ему я раньше обѣщалъ Арету; --
Филистъ, я вспомнилъ это обѣщанье,
И во вниманіе къ твоимъ заслугамъ,
Тебѣ Арету отдаю.
Дай клятву,
Что не измѣнишь слову твоему.
Клянусь богами.
Слушайте теперь! --
И такъ, я мужъ и собственникъ Ареты.
Мнѣ одному она принадлежитъ.
И я могу съ ней дѣлать, что желаю.
Но я вопервыхъ долженъ здѣсь признаться,
Что я солгалъ, и что объ этомъ бракѣ
Мнѣ государь не дѣлалъ обѣщаній,
Что никогда я не любилъ Арету
И не стремился ею обладать.
Я лишь хотѣлъ снасти ее отъ брака,
Которымъ ей соперникъ мой грозилъ;
Я понималъ, что значить-бракъ невольный,
Какъ тяжело ей было-бъ выйти замужъ
За Тимократа отъ живаго мужа, --
И отъ такого мужа, какъ Діонъ.
Къ тому же самъ премудрый Діонисій
Меня просилъ, чтобъ я его избавилъ
Отъ наглости такого сластолюбца,
Укравшаго алмазный перстень царскій
Для достиженья вящаго успѣха…
Ты лжешь!
Ты самъ мнѣ это говорилъ.
Устрою все; Арету ты получишь,
Лишь подтверди, что перстень ты укралъ.
Не проведешь!
Что дѣлать! — Я укралъ.
Но возвратимся къ дѣлу моему.
Я мужъ Ареты, и могу съ ней дѣлать
Все, что хочу; но такъ какъ я тиранна
Просилъ о бракѣ съ ней не для себя,
То вотъ мое рѣшеніе: по праву,
Которое закономъ мнѣ дано, --
Я не вступлю въ супружество съ Аретой,
Я ей дарую полную свободу,
Но вмѣстѣ съ этимъ всѣ о ней заботы
Я на себя единаго беру.
Отъ всѣхъ искательствъ грязныхъ, ненавистныхъ
Ея покой я буду охранять,
И еслибъ даже самъ Платонъ явился
Искателемъ ея расположенья, --
Въ зашей бы я вытолкалъ Платона.
Быть можетъ, вы того не ожидали
Отъ стараго Филиста; но что дѣлать!
Все перемѣнно въ мірѣ, и съ годами
Уходитъ страсть, уму давая мѣсто.
Благодарю, Филистъ мой вѣрный. Честно
Исполнилъ ты, о чемъ тебя просилъ я. —
Скажи, Платонъ: гдѣ есть у государя
Друзья такіе, какъ Филистъеще ли
Тамъ не цвѣтутъ и правда и любовь?
Чѣмъ провинилась я,
Боги безсмертные,
Чѣмъ заслужила я
Ваше проклятіе?
Ночь ли роскошная,
Ночь ли безбрежная
Землю окутаетъ
Тканью сребристою
Всѣмъ-то несетъ она
Радость и счастіе,
Сонъ освѣжающій,
Грезы волшебныя:
День ли засвѣтится
Зорькой прозрачною,
Небо ли. море ли
Вдругъ зарумянится, --
Счастье несетъ съ собой
Эосъ прекрасная.
Дѣтскія пѣсенки,
Дѣтскія шалости.
Мнѣ же и день и ночь
Слезы несутъ съ собой,
Слезы отчаянья,
Грусть одиночества.
Некому, некому
Горе все выплакать,
Горе великое
Бѣдной, покинутой,
Всѣми обиженной,
Всѣми поруганной.
Труса бездушнаго
Жалкой невольницы!
Сжальтесь, о сжальтесь же, боги всевластные!
Ночи несчастныя,
Парки, прервите,
Дни мои красные,
Боги, верните!
Боги разлучники! Мужа верните мнѣ,
Счастье далекое снова пошлите мнѣ,
Горькой разлуки
Вы прекратите мнѣ
Долгія муки!
Ласки немилыя, ужасъ свиданія,
И ненавистнаго ужасъ лобзанія,
Страхъ униженія, страхъ поруганія,
Вѣчно разлука и вѣчно неволя --
Вотъ моя доля!
Довольно жалобъ, госпожа. Опасно:
Сюда идутъ; Филистъ и Тимократъ.
Красавица, еще похорошѣла!
Эхъ, молодежь, завидую я вамъ, --
Ну, оставайтесь, будьте здѣсь какъ дома,
Теперь вѣдь это безопасно. Я же
Пойду провѣдать сторожей моихъ.
А ты, Арета, слышалъ я, не хочешь
Забыть о мужѣ и любить другого?
Твой робкій сынъ противился намъ меньше,
Когда его мы посвящали въ тайны
Дворцовой жизни. Нынче въ гинекеѣ…
Мой Гиппаринъ? --
Чего бояться? Мужу
Мы не раскажемъ о твоемъ паденьѣ.
Теперь прощайте; я пойду. Не надо
Посредника для вашихъ поцѣлуевъ.
Сынъ мой
Онъ былъ такъ чистъ своимъ невиннымъ сердцемъ…
Я помню, помню, мальчикомъ онъ былъ --
Учился въ школѣ, — каждый день по-утру
Съ восходомъ солнца я его будила,
Поила вкуснымъ сладкимъ молокомъ,
И старый рабъ съ нимъ отправлялся въ школу,
А я весь день ждала зари вечерней,
Когда мой мальчикъ, свѣжій я румяный.
Придетъ домой, и я его увижу…
Ну, полно, полно. Это все извѣстно…
Какіе онъ во всемъ успѣхи дѣлалъ!
Какъ скоро всѣ науки постигалъ!
Какъ онъ писалъ — и четко, и красиво;
Какъ хорошо, какъ внятно говорилъ
Длиннѣйшіе отрывки изъ Гомера…
Съ какимъ восторгомъ я ему внимала,
И жадно слово каждое ловила,
Когда онъ мнѣ читалъ объ Андромахѣ…
Какъ онъ игралъ на флейтѣ, на киѳарѣ!
До сей поры люблю тѣ пѣсни вспомнить.
И онъ мнѣ пѣлъ такъ часто — и такъ долго…
О родинѣ, о подвигахъ героевъ,
О красотѣ долинъ цвѣтущихъ яркихъ,
О сумракѣ таинственной дубравы…
Онъ пѣлъ, а я — въ глаза ему смотрѣла,
И такъ на сердцѣ было хорошо…
Да, а сегодня былъ онъ въ гинекеѣ.
Несчастный сынъ! Тому виною юность;
Онъ никого доселѣ не любилъ. —
Когда же сердце юное свободно,
Оно легко обману поддается…
Вотъ какъ, Филистъ! Хитро. Но я разрушу
Всѣ замыслы коварные твои.
Ты думалъ, что червонцами купилъ ты
Своихъ людей, ея служанокъ вѣрность, --
Но я опять тебя перехитрилъ.
И ты, тираннъ, — ты тоже тутъ замѣшанъ,
И понесешь заслуженную кару.
Извѣстно все: сегодня — Геликону,
Платону — завтра, а потомъ — Діону.
СЦЕНА V.
правитьТы слышалъ, государь? Теперь доволенъ?
Онъ за Діона говорилъ. Все это
Во мнѣ рождаетъ страхъ за твой престолъ.
И эта сцена съ Тимократомъ… Худо,
Но, можетъ быть, все это съ полбѣды,
И будетъ хуже. Геликонъ опасенъ;
Его задобрить надо. А Платона…
Хотя, конечно, больше нѣтъ сомнѣній,
Но какъ же быть! Я думаю, опасенъ
Онъ быть не можетъ, если только знать
Его затѣи и бороться съ ними…
Да, за тебя я не боюсь, конечно,
По страшно мнѣ за молодыхъ придворныхъ:
Въ его устахъ простое слово сила,
И имъ легко подпасть его вліянью.
Ты понимаешь своего монарха,
Вѣдь если я Платона удалю,
То ужъ, конечно, не по той причинѣ,
Что онъ опасенъ мнѣ своимъ вліяньемъ,
Но потому, что ложь въ его ученьяхъ,
Что ошибаться сталъ онъ слишкомъ часто,
И, вообще, утратилъ прежній умъ…
Нѣтъ, государь, теперь нельзя такъ просто;
Такая хитрость намъ была возможна,
Когда еще въ Сициліи онъ не былъ
Такъ знаменитъ, и думали въ народѣ,
Что, можетъ быть, Эсхинъ, иль Кебъ, иль Симмій
Затмятъ Платона мудростью своей; --
Теперь, когда всѣмъ совершенно ясно,
Что нѣтъ на свѣтѣ выше мудреца,
Когда онъ славой прогремѣлъ по міру, --
Къ такой нельзя прибѣгнуть отговоркѣ,
Намъ не повѣрятъ, насъ же осмѣютъ!
И вотъ, какой-нибудь несчастный комикъ
На насъ съ тобой комедію напишетъ,
И, представляя, будетъ говорить:
"Смотрите, вотъ премудрый Діонисій,
«Отвергшій неразумнаго Платона!» --
И будутъ хлопать зрители въ Аѳинахъ,
А, можетъ быть, и въ самыхъ Сиракузахъ!..
Да, такъ нельзя. но какъ же быть иначе?
Послушай, если я въ садахъ дворцовыхъ
Его запру, и выхода оттуда
Ему не будетъ ни въ какое время?
Но я боюсь, что будутъ царедворцы
Къ нему ходить, его ученья слушать…
Нѣтъ, лучше пусть совсѣмъ дворецъ оставитъ,
И поселится гдѣ-нибудь подальше…
Но какъ же это сдѣлать? Безъ причины
Никакъ нельзя, а если объявлять.
Что мы боимся… то смѣяться будутъ,
Какъ жаль, что онъ ни въ чемъ невиноватъ! --
А ты скажи, что садъ для женщинъ нуженъ.
Что срокъ насталъ служенію Деметрѣ…
Иль — вотъ еще: ты помнишь, былъ недавно
Въ войскахъ мятежъ, и вождь ихъ Гераклидъ
Успѣлъ бѣжать, отъ справедливой казни
Избавиться стараньемъ Ѳеодота:
Я въ добавленье къ прежнему скажу,
Что у Платона дружба съ Ѳеодотомъ.
Благодарю. Я это не забуду.
Такъ о Платонѣ, значитъ, мы рѣшили:
О Геликонѣ — тоже; не забудь же,
Что Геликонъ опаснѣй всѣхъ, что надо
Его задобрить или мы погибнемъ.
Да, хорошо. Ступай. — Иль нѣтъ, постой,
Поди сюда. Мнѣ въ голову приходитъ,
Что ты, подъ видомъ «добренькихъ совѣтовъ»
И якобы желая отъ Платона
Меня сберечь, — самъ хочешь «стать ладъ трономъ»
И «власть свою облечь моимъ лишь словомъ?»
Я, государь? — Какъ странно! Мнѣ казалось,
Что это ты совѣты мнѣ даешь.
Вотъ какъ?
Оставь насмѣшки, государь.
Признаться, я еще сегодня утромъ
Въ твоемъ умѣ великомъ сомнѣвался
И говорилъ себѣ: ужель Платона
Онъ все еще не можетъ раскусить?
Я обманулся въ молодомъ тираннѣ,
Онъ просто мальчикъ, недоросль, не больше,
А я-то такъ старался для него! --
И вдругъ-сейчасъ меня ты призываешь
И начинаешь говорить — припомни:
Ты мнѣ сказалъ, что я, должно быть, выжилъ
Изъ бѣднаго умишка своего,
Коль не могу постичь вины Платона,
Ты даже оскорбилъ меня слонами,
Что, кажется, и я съ другими клюнулъ
На удочку Платона; если помнишь.
Все было такъ, и я, чтобъ оправдаться,
Тотчасъ же сталъ изыскивать, чѣмъ можно
Твоихъ придворныхъ защитить. И знаешь,
Я такъ былъ радъ, что мнѣніе мое
О государѣ было справедливо,
Что не ошибся я въ своей оцѣнкѣ…
А ты теперь меня же увѣряешь,
Что это я давалъ тебѣ совѣты,
Что это я открылъ тебѣ глаза
Ни замыслы коварнаго Платона! --
Да. можетъ быть, ты вдругъ забылъ все это?
Такъ я напомню…
Нѣтъ, теперь я вспомнилъ.
Могу теперь открыть придворнымъ двери
И ихъ просить отъ имени царя?
Платонъ, мнѣ надо говорить съ тобою
Я долженъ объявить тебѣ, къ несчастью,
Что во дворцѣ ты дольше жить не можешь.
Мои сады нужны Аристомахѣ 1)
И Софрозинѣ 2); въ нихъ хотятъ онѣ
Устроить храмъ и жертвенникъ поставить
Въ честь плодоносной матери Деметры
Итакъ ты долженъ мой дворецъ оставить.
Тебѣ Филистъ укажетъ помѣщенье
Внѣ этихъ стѣнъ. Тебѣ, конечно, жаль, --
Но что же дѣлать, надо покориться.
1) 2) Мать и жена тиранна.
Я нынче же оставлю твой дворецъ,
И даже больше, попрошу тиранна
Меня въ Коринѳъ немедленно отправить.
Зачѣмъ ты хочешь друга огорчить!
Я на тебя не гнѣваюсь нисколько,
Я такъ люблю тебя, твои бесѣды;
Мнѣ, право, жаль, что женщинамъ внезапно
Необходимы сдѣлались сады. —
А ты уже обидѣлся и хочешь
Оставить друга и въ Коринѳъ уѣхать!
Не хорошо, Платонъ, не благодарно.
Но, государь…
И слушать я не буду;
Ты слишкомъ сильно огорчилъ меня.
Ты, Геликонъ, поди сюда. — Мнѣ нужно
Тебѣ сказать, какъ я тебя цѣню.
Не такъ давно ты сдѣлалъ предсказанье
На основаньѣ выкладокъ научныхъ.
Что Геліосъ въ такой-то день и часъ
Сражаться будетъ съ нѣжною Селеной,
И, побѣжденъ богиней бѣлокурой,
Сокроется за шелковымъ крыломъ,
Чтобы потомъ еще свѣтлѣй явиться,
Еще прекраснѣй землю озарить.
Пророчество исполнилось; я вижу,
Что можешь ты, въ примѣръ другимъ, на дѣло
Свою науку полагать. Монархамъ
Всегда пріятно, если процвѣтаютъ
У трона ихъ науки и искусства,
И потому за это предсказанье
Тебѣ въ награду жалую талантъ.
Мой государь, позволь мнѣ отказаться
Отъ щедраго подарка твоего,
Не потому, чтобъ былъ я недоволенъ,
Но потому, что я не для корысти
Моей наукой книжной занимаюсь
И не для денегъ дѣлаю открытья.
Ты тоже хочешь огорчить меня?
Не огорчить, но быть всегда свободнымъ.
А ты, Платонъ, все сердишься! -Я вижу.
Ты недоволенъ, что еще Діона
Я не призвалъ къ престолу моему.
До этихъ поръ то было невозможно;
Теперь-же — слушай, что я обѣщаю:
Ты все грозишь въ Коринѳъ уѣхать; я же
Тебѣ грожу призвать сюда, Діона.
Не вѣрю больше.
Только — два условья:
Согласенъ ты исполнить ихъ.
Діону
Рѣшать объ этомъ; говори съ Діономъ.
Ты другъ его, и если поручишься.
Что онъ не будетъ враждовать со мною,
Откажется отъ всякихъ заговоровъ
И будетъ мирно жить въ своей семьѣ,
Во всемъ державной волѣ покоряясь,
И если онъ сокровища свои
Не будетъ тратить на коварный подкупъ
Моихъ солдатъ или солдатъ союзныхъ
Противъ меня, а будетъ жить доходомъ,
Какъ всѣ живутъ, давши мнѣ отчетъ
О всѣхъ дѣлахъ и замыслахъ, то видитъ
Великій Зевсъ, я клятвы не нарушу
И призову въ Сицилію Діона,
Какъ только море дастъ къ тому возможность.
Согласенъ ты остаться здѣсь и ждать
Его прибытья?
Да, я здѣсь останусь,
Но не затѣмъ, что вѣрю этой клятвѣ:
Вѣдь ты ее нарушишь, безъ сомнѣнья;
По для того, чтобъ все Діону сдѣлать,
Что отъ меня зависитъ здѣсь. Къ тому-же,
Конечно, ты ужъ отдалъ приказанье
По всѣмъ судамъ — не принимать Платона…
Одно мнѣ странно; я понять не въ силахъ,
За что ты такъ Платономъ дорожишь?
Я не скрываю, что въ тебѣ ошибся,
Что мудрецомъ тебѣ не быть, — и все же,
На зло фи листамъ, ты дружишь со мною,
И отпускать на шагъ меня не хочешь…
Ужели дружба? Но вѣдь ты же знаешь,
Что мы не въ правѣ нашимъ личнымъ чувствомъ
Великое на жертву приносить?
Ступай къ себѣ; я напишу Діопу.
О! Какъ могу надъ вами посмѣяться,
Мудрецъ Платонъ и ты, Діонъ нехитрый!
Платонъ ошибся! какъ онъ могъ повѣрить,
Что мудрости я жажду, я! Ужели
Я могъ стремиться къ знанію и правдѣ,
Чтобъ сдѣлаться великимъ государемъ
Презрѣннаго народа моего?
Мнѣ было важно, чтобъ Платона имя
Стояло рядомъ съ именемъ моимъ,
Чтобъ говорили всѣ о нашей дружбѣ,
Чтобы потомство славило тиранна,
Признавшаго заглуги мудреца;
Къ томужъ теперь повѣтріе на мудрость…
Когда устанешь отъ заботъ правленья,
То я люблю часокъ — другой съ Платономъ
Поговорить о томъ о семъ, поспорить.
И разуму доставить развлеченье.
А кто же станетъ въ жизни проводить
Всѣ эти бредни, плодъ умовъ досужихъ?
Тизонъ! Тизонъ!
Чтобъ всюду говорили
О неразрывной, о священной дружбѣ
Между твоимъ монархомъ и Платономъ;
Хочу утѣшить друга моего.
СЦЕНА VI.
править- ) Удалившись изъ дворца, Платонъ поселился по другую сторону пролива сначала въ домѣ философа Архидема, потомъ въ солдатской слободѣ у самого моря. Такимъ образомъ хижина Птолемарха новое жилище Платона.
Такъ ты говоришь. Тимократъ подослалъ тебя?
Неужели онъ самъ додумался? Не Филиста ли это штуки?
Кажется, такъ.
Все равно. Поговоримъ толкомъ. Мнѣ предлагаютъ… повтори-ка, что бишь мнѣ предлагаютъ?
Полталанта золотомъ.
Недурно для простого стрѣлка! Но отчего же не цѣлый?
Еще лукъ и стрѣлы изъ государевыхъ кладовыхъ. Лукъ золоченый, стрѣлы… стрѣлы незолоченыя.
Ну, этого можно бы и не говорить.
Еще шелковый хитонъ, шитый золотомъ.
Дальше?
Все.
Уже? Въ первый разъ ты насчитывалъ, помнится, больше?
Нѣтъ, ты ошибся.
А башмаки! Ты говорилъ о башмакахъ…
Не помню… Чтоже такое говорилъ я о башмакахъ? Развѣ что… Вотъ, вотъ, точно, что тебѣ все дали, только башмаковъ то и не дали!
Такъ. Это все съ тобой?
Вотъ.
Ну-ка, ну-ка! За какія-такія милости долженъ я прикончить Платона! Это лукъ и стрѣлы; недурно. Отчего стрѣлы какъ-будто старыя? Смотри концы ободраны. Здѣсь были другіе наконечники.
Клянусь тебѣ!
А что это у тебя за пазухой звенитъ? Ужъ не мои ли наконечники?
Нѣтъ, не твои… но мои.
Твои наконечники?
Нѣтъ, нѣтъ, тамъ мои деньги.
Ужъ не тотъ ли полуталантъ, что ты мнѣ не додалъ?
Всего нѣсколько оболовъ.
Ну, а хитонъ? Это? Недуренъ, не помѣрить ли? (надѣваетъ). Что ты скажешь? Идетъ?
Идетъ — и даже идутъ.
Что ты говоришь? (прячетъ все скорѣе). Давай сюда.
Давай спрячу за-одно, а то вѣдь найдутъ, пропадешь ни за что. Давай сюда въ сундукъ, заперъ и баста.
Что же это? Да вѣдь это чистѣйшій грабежъ!
Грабежъ, другъ мой, чистѣйшій грабежъ! Но я слышу голоса…
Я ухожу. Только отдай ты мнѣ мое…
Идутъ.
Смотри, не проговорись, а то я погибъ.
Три новости, одна другой ужаснѣй,
И въ силу ихъ немедлено ты долженъ
Сицилію оставить и въ Коринѳъ
Къ Діону ѣхать съ первою тріерой.
Такъ говори же? Говори въ чемъ дѣло.
Филистъ провелъ къ Аретѣ Тимократа;
А Гиппарина увлекли въ развратъ.
Я такъ и зналъ. Другого можно:іь было
И ждать отъ нихъ, когда такой монархъ!
Ты извѣстилъ Діона?
Нѣтъ еще,
Но думалъ я, ты самъ ему разскажешь.
Когда бъ я могъ Сицилію покинуть,
Ужъ я давно уѣхалъ бы отсюда
Надежды нѣтъ на нашего тиранна;
Но я же запертъ въ этомъ домѣ?
Знаю;
Но ты уѣхать долженъ.
Діонисій
Меня не пуститъ.
Слушай, я открылъ,
Что заговоръ готонится подпольный,
И что Филистъ гимнетовъ подкупаетъ
Противъ тебя. Они тебя убьютъ.
Ты правъ нельзя здѣсь дольше оставаться!
На полѣ битвы можно умереть
Со славою отъ вражескихъ ударовъ,
Когда отъ нихъ отчизну защищаешь;
Достойна смерть за истину, за право;
Когда быль судъ надъ мудрецомъ Сократомъ,
И казнь ему пророчили враги,
Я пренебрегъ опасностью грозившей
И защищалъ его отъ обвиненій;
Когда въ живыхъ былъ старшій Діонисій,
Я передъ нимъ открыть не побоялся
Мой взглядъ на тираннію, на тиранна:
Но умереть, чтобы очистить мѣсто
Какому-то Филисту, Тимократу,
По прихоти вельможи-честолюбца!
Такая смѣлость подвигомъ не будетъ…
Ты ѣдешь?
Да. Я напишу Архиту,
Въ Іапигію, чтобъ онъ меня избавилъ
Отъ гибели позорной въ Сиракузахъ.
Я самъ ему твое письмо доставлю
Прощай пока. Мнѣ надо хлопотать.
Вотъ человѣкъ, какого рѣдко встрѣтишь!
Какъ ловко онъ умѣетъ всюду вникнуть,
Понять игру противниковъ коварныхъ
И самый сложный узелъ развязать
И высшей правдѣ торжество доставить;
Но какъ ничтожно жизнь его проходитъ!
Ужель затѣмъ дана ему наука,
Чтобъ, какъ задачу, разсчитать всѣ ходы,
Тому, другому счастіе устроить,
Иль иногда по книгамъ астрологовъ *)
- ) Астрологія — древнѣйшее названіе астрономіи.
Затменіе тиранну предсказать
Но никогда не возвышаться духомъ
До сущаго, до Бога, до идеи!
Нѣтъ, я не могъ бы жить такою жизнью…
СЦЕНА VII.
правитьВотъ кубокъ, ней, и утоливши жажду,
Возьми плодовъ и силы подкрѣпи;
Тогда разскажешь о своей поѣздкѣ,
О Сиракузахъ, о моей Аретѣ,
О Гиппаринѣ; также о тираннѣ.
И почему ты дворъ его оставилъ.
Ошибся я въ тираннѣ. Онъ все тотъ же,
И мудрецомъ ему не быть.
Ошибся?
Ты говоришь, что больше нѣтъ надежды?
Надежды нѣтъ. Учиться онъ не хочетъ.
А такъ не можетъ править государствомъ!..
Понятно мнѣ твое негодованье
И твой отъѣздъ. Не хочетъ онъ учиться!
Вотъ ложный стыдъ тщеславнаго мальчишки:
Учиться стыдно, а не знать — не стыдно!
Какъ много есть такихъ… Но что за дѣло?
Всегда невѣжды были, есть и будутъ;
Но важно то, что онъ — тираннъ, правитель,
Что отъ него зависитъ цѣлый край,
Что каждое движеніе его
Кладетъ печать на жизнь всего народа!
И вотъ опять мечты мои разбиты,
И нѣтъ царя-философа! Несчастный,
Какъ долго я мечталъ, какъ вѣрилъ я,
Что на престолѣ можетъ быть философъ!
Отъ юныхъ лѣтъ во мнѣ угасла вѣра
Въ народное правленіе; я понялъ,
Что голова нужна и государству,
Что безъ нея согласья въ тѣлѣ нѣтъ.
И съ той норы моей мечтою стало
Философа на тронѣ увидать.
Въ Сициліи мою мечту хотѣлъ я
Осуществить, но горько я ошибся!
Прощай, тираннъ, прощайте, Сиракузы,
Вамъ не видать ужъ болѣе Платона!
Цѣлитель душъ, какъ я цѣлитель тѣла,
Не можетъ мертвыхъ исцѣлять; безчестно
Обманывать больного утѣшеньемъ,
Что, можетъ быть, останется онъ живъ,
Когда за нимъ уже явилась смерть!
Да, смерть уже пришла: тираннъ своей рукою
Разрушитъ городъ свой, погубитъ свой народъ
И не падетъ слеза надъ урной гробовою,
Гдѣ прахъ Сициліи сгніетъ!
О нѣтъ, Платонъ, я плачу, горько плачу,
И смерть Сициліи-Діона смерть!
Одно осталось въ жизни утѣшенье:
Своя семья, Арета, Гиппаринъ…
Ты и семьи лишился: Діонисій
Твою жену за Тимократа отдалъ,
И Гиппарина въ свой развратъ увлекъ.
Несчастный сынъ… Несчастная Арета…
Я такъ любилъ ее! Я такъ лелѣялъ
Ея покой… Какое сердце было
У ней въ груди… Могу-ль забыть Арету?
Вѣдь Гиппарина мнѣ она родила,
Мою надежду, старости опору…
Ахъ, Діонисій, Діонисій!
А я мечталъ, что будетъ онъ героемъ,
Что послѣ смерти стараго Діона
Онъ явится защитникомъ отчизны,
Грозой тиранновъ… Если я при жизни
Не возвращу Сициліи свободу,
То милый сынъ мое окончитъ дѣло…
И вотъ — теперь!
О боги всеблагіе!
Еще-ль я живъ, еще-ли я въ Элладѣ?
Великій Зевсъ! Ты можешь это видѣть,
Ты можешь это допускать? -Клянусь,
Я не могу. Я буду мстить! Тиранну
Я покажу, какъ я любить умѣю!
Доселѣ все терпѣлъ я, всѣ невзгоды,
Былъ зрителемъ страданія отчизны;
Я все еще надѣялся, что боги
Когда нибудь да сжалятся надъ нами
И Сиракузамъ даруютъ спасенье;
Я ждалъ, я долго ждалъ… и не дождался;
Теперь, я вижу, дольше ждать нельзя,
Исполнилась несчастій нашихъ мѣра,
Необходимо дѣйствовать. Тираннъ
Не можетъ нами такъ распоряжаться;
Пора пресѣчь такое своеволье;
Его правленью положить конецъ.
Ты хочешь мстить?
Ужель терпѣть я долженъ?
Ужель могу отдать мою Арету
На поруганье этимъ низкимъ людямъ?
Могу ли я спокойнымъ оставаться,
Когда отчизна гибнетъ, и семья
Поругана такъ дико и жестоко!
Я вижу ясно, какъ моя Арета
Въ отчаяньѣ ко мнѣ простерла руки,
И со слезами молитъ о спасеньѣ…
То не Арета простираетъ руки:
Сицилія зоветъ меня на помощь,
Отчизна ждетъ спасенья отъ меня!
Ты хочешь край избавить отъ тиранна,
Его низвергнуть хочешь ты?
Я долженъ!
Безумное рѣшеніе! Философъ
И истинный, разумный гражданинъ
Тогда лишь можетъ дать совѣтъ народу,
Когда народъ его объ этомъ проситъ
И безъ вражды совѣтъ принимаетъ;
По никогда не можетъ онъ рѣшиться
Съ престола свергнуть своего монарха,
Насиліемъ спасать свою отчизну,
Когда не могъ спасти ее иначе;
Отъ высшей силы будетъ онъ молить
Спасенія родимому народу,
Онъ будетъ ждать въ молчаніи смиренномъ,
Съ надеждою на справедливость Бога,
Онъ будетъ ждать, когда угодно будетъ
Царю міровъ мольбы его услышать
И даровать спасеніе отчизнѣ,
Затѣмъ, что Богъ одинъ на это властенъ.
Но никогда онъ не прибѣгнетъ къ силѣ!
Блаженъ, кто можетъ съ высоты холодной
Взирать спокойно на судьбы людей
И видѣть въ нихъ лишь данныя задачи,
Которую онъ долженъ разрѣшить,
И разрѣшивъ, забыть о ней на вѣки,
А если нѣтъ рѣшенья — то бросить
Чтобъ никогда ужъ къ ней не возвращаться.
Но горе, горе тѣмъ, кто видитъ въ людяхъ
Живыхъ людей, страдающихъ, несчастныхъ;
Больнѣй своихъ ему чужія скорби,
И онъ не можетъ бросить ихъ на гибель,
Чтобъ не спасти — иль вмѣстѣ не погибнуть!
Не въ этомъ сердцѣ жизнь моя трепещетъ, --
Она разлита въ сердцѣ исполинскомъ
Сициліи, родимыхъ Сиракузъ.
И если тамъ замретъ біенье сердца, --
То мнѣ не жить.
Мѣшать тебѣ не стану,
Но отъ Платона помощи не жди.
Учитель мой, въ такое ли мгновенье
Ты покидаешь друга своего?
Мой трудъ тяжелъ, вдохни мнѣ силы, силы,
Чтобъ это дѣло могъ я совершить.
Друзья помогутъ.
Горько мнѣ, учитель!
Я не могу итти на человѣка,
Съ которымъ жилъ я подъ одною кровлей
И не однажды трапезу дѣлилъ.
Къ тому же я тиранну мстить не въ нравѣ:
Онъ могъ считать, что я стремился
Его вѣнецъ, его престолъ похитить, --
Онъ могъ меня казнить по подозрѣнью --
И не казнилъ: передъ такимъ дѣяньемъ
Еще безсильна юная душа, --
А заговоръ, которымъ угрожали
Мнѣ въ Сиракузахъ, все же не удался…
Какъ? Заговоръ? На жизнь твою?
Ты видишь,
Я не могу врагомъ ему явиться:
Другихъ зовите на такое дѣло, --
Лишь на добро я дамъ тебѣ совѣтъ.
А я не въ силахъ это такъ оставить!
Я долженъ мстить, и месть моя тройная:
За родину, семью и за Платона --
За все, за все я долженъ мстить. Коринѳъ
Мнѣ войско дастъ и корабли снарядитъ.
СЦЕНА VIII.
правитьВзгляни, Ливандръ, — ужель тебѣ не любо?
Такъ много здѣсь хорошенькихъ цвѣточницъ,
Что если всѣхъ воспѣть, охрипнетъ муза.
Не нахожу.
Какъ? Мало здѣсь красавицъ?
Ты посмотри, — какія ручки, ножки,
Какія искры мечутъ ихъ глаза…
Я въ восхищеньѣ! Что же ты находишь?
Черты лица неправильны.
Быть можетъ,
Спартанки лучше? — Какъ же хочешь ты,
Чтобъ чистота и строгость очертаній
У Сиракузскихъ женщинъ сохранились,
Коль мы въ родствѣ почти со всей землею,
И въ нашихъ жилахъ смѣшанная кровь?
Безъ строгихъ линій нѣту красоты.
Но какъ же быть? Кого же пѣть стихами?
И если нѣтъ красавицъ совершенныхъ,
Не должно ли предъ этими склониться?
Скажи, Тизонъ: куда ты такъ стремишься?
Остановись! Кого ты ждешь?
Не слышитъ! --
Тизонъ! Тизонъ!
Смотри, Лизандръ: что это?
Тизонъ — и Симъ… Стоятъ, — куда-то смотрятъ…
Смотри, кто это?
Гдѣ?
Вонъ тамъ…
Ты видишь?
На что онъ смотритъ?
Что тамъ видно?
Странно:
На морѣ пусто… —
Что тамъ? э?
Не знаю,
Куда глядятъ?
Я ничего не вижу…
Тизонъ! Тизонъ! Что видишь ты?
Я вижу!
Что? Что?
Корабль.
Гдѣ? Гдѣ корабль?
Не вижу!
Вонъ тамъ… За мысомъ…
Точка… Еле видно…
Вонъ мачта…
Парусъ…
Парусъ?
Да; ты видишь?
Онъ слѣпъ, должно быть?
Вонъ, у этихъ камней…
Да, да, я вижу… Точно, парусъ…
Парусъ?
Какъ ты не видишь!
А еще поэтъ!
Вонъ эта точка?
Да.
Все ближе… ближе…
Ктобъ это былъ?
Сказать вамъ по секрету,
Я думаю что это самъ Діонъ.
Среднихъ лѣтъ писецъ.
Кто жъ это будетъ?
Кто-то изъ Коринѳа…
Какой-то вождь…
Онъ родственникъ тиранна…
Ареты мужъ…
Не онъ-ли былъ въ опалѣ?
Зачѣмъ же онъ?
Его убьютъ.
Я знаю:
Онъ городу вернуть свободу хочетъ.
Давно пора!
Кому?
Кому свободу?
Конечно, намъ.
Ты кто такой?
Стрѣлокъ.
Ну нѣтъ, свободу прежде намъ, гетерамъ.
Вотъ это такъ!
А мнѣ совсѣмъ не надо:
Была бъ казна, да были бы карманы.
Такъ чтожъ? Мы. братцы, только онъ пріѣдетъ,
Пойдемъ къ нему и скажемъ: очень рады.
Меня увольте.
Безъ тебя найдутся!
Да ты умѣешь бунтовать?
Вотъ — на!
Тутъ и науки никакой не нужно.
Не пробовалъ? — А мы вотъ бунтовали.
Такъ что же въ томъ?
И! Что за разговоры!
Онъ переписчикъ — ты стрѣлокъ… Одъ выше.
Писецъ! А я — а я рожденъ для бунта!
Извѣстный воръ!
Ворамъ прямой начальникъ!
Что говорить!
Я, что ли?
Мы согласны.
Что жъ дѣлать мнѣ?
Когда Діонъ пріѣдетъ…
А это будетъ..?
Вѣдь корабль въ виду.
Да гдѣ же онъ?
Какъ, гдѣ?
Не видно больше.
Куда жъ онъ дѣлся?
Въ гавани давно!
Нѣтъ, въ гавани все пусто… Не видать.
Тизонъ! Тизонъ! Да гдѣ жъ корабль?
Корабль?
Да что же ты смотрѣлъ такъ долго?
Чайку!
СЦЕНА IX.
правитьДрузья и братья! Нынче день великій,
Священный день: мы наконецъ вступили
Въ свободный городъ нашего народа.
Мы этотъ день должны отдать безсмертнымъ,
Пускай жрецы готовятъ гекатомбы,
И граждане богамъ приносятъ жертвы.
Сегодня всѣмъ даруется свобода;
Я на сегодня войско распускаю:
На завтра бой: мы перейдемъ проливъ
И всею силой да дворецъ ударимъ.
Да здравствуетъ великій нашъ Діонъ!
Ты, государь, давалъ мнѣ порученье
Къ твоей женѣ; я твой приказъ исполнилъ.
Ты былъ у ней? Арету видѣлъ? Что-же?
Да говори — она еще жива?
Еще жива, но плачетъ дни и ночи.
Ты ей сказалъ, что я вступаю въ городъ.
И скоро къ ней спасителемъ явлюсь?
Да, я сказалъ. Она мнѣ улыбнулась
И отвѣчала: «это слишкомъ много;
Такого счастья мнѣ не перенесть».
Она страдаетъ… Бѣдная Арета! --
Но Гиппаринъ?
Раскаялся, и ищетъ
Предъ матерью загладить свой проступокъ
И хочетъ быть тебѣ примѣрномъ сыномъ.
Благодарю! О, боги! Сколько счастья
Вы вдругъ послали вашему Діону;
Я дома вновь, и скоро я увижу
Мою жену любимую и сына,
Которыхъ мнилъ погибшими на вѣкъ…
Вы ихъ спасли и мнѣ вернули счастье.
Привѣтъ мой вамъ, родныя Сиракузы!
Какъ много лѣтъ провелъ я на чужбинѣ,
Вдали отъ васъ! — Взгляни, Мегаклъ: ты видишь,
Какъ этотъ храмъ дорическій хорошъ!
Какая строгость яркихъ очертаній,
Какъ мужески колонны эти тверды,
И какъ просты рисунки капителей…
Сверкаетъ мраморъ, но огнемъ спокойно,
Тѣмъ пламенемъ, который вѣчно блещетъ
Въ очахъ боговъ. А тамъ, гдѣ отъ платановъ
Ложатся тѣни по паросскимъ камнямъ,
Какая тишь торжественныхъ небесъ! --
И рядомъ съ нимъ причудливымъ узоромъ
Рисуется роскошный храмъ Киприды,
Какая прелесть въ нѣжныхъ очертаньяхъ
Колоннъ коринѳскихъ! Женственно-прекрасный,
Холодный мраморъ кажется горячимъ…
Но посмотри на это изваянье:
Невинный отрокъ молится безсмертнымъ;
Какая вѣра въ поднятыхъ глазахъ,
Какая мощь незыблемой надежды
Въ его рукахъ, воздѣтыхъ къ небесамъ! --
Ахъ, братъ мой, братъ! Не думалъ я, что снова
Когда-нибудь все это я увижу!
Здѣсь каждый камень, каждая былинка
Мнѣ говоритъ знакомымъ языкомъ,
Вездѣ, вездѣ встаютъ воспоминанья…
О боги, боги! Какъ я радъ безмѣрно,
Что наконецъ увидѣлъ Сиракузы,
Что возвратилъ я родинѣ свободу
И счастіе согражданамъ моимъ! --
Смотри: ты видишь, — алтари дымятся,
Народъ въ храмахъ и въ своихъ жилищахъ
Благодаритъ безсмертныхъ за спасенье;
Ликуетъ все; мнѣ кажется, и солнце
Мою побѣду нынче торжествуетъ:
Какъ радостно лучи его сверкаютъ
Въ струяхъ фонтанъ…
Станемъ на молитву,
Почтимъ боговъ за посланную радость!
Безсмертные! примите благодарность
Отъ смертнаго, который столько лѣтъ
Провелъ вдали отъ родины священной --
И въ этотъ день опять ее увидѣлъ!
Тебѣ молюсь, великая Деметра,
Хранительница родины моей!
Рукою щедрой славному народу
Разсыпь дары изъ золотой корзины;
Вѣнчанная колосьями, плодами.
Приди въ нашъ край и мать еырую-землю,
Одѣнь покровомъ мака и пшеницы!
Дай мощь землѣ и силы дай народу;
Свободу ихъ храни своей рукою
И факеломъ умы ихъ озаряй.
А мнѣ теперь дай кончить подвигъ трудный,
Низвергнуть съ трона жалкаго тиранна.
И довести до близкаго конца
Мою борьбу за право и свободу.
СЦЕНА X.
правитьУже давно въ пустынѣ этой водной
Мы ждемъ врага. Тріеры Гераклида,
Союзника въ Діоновомъ походѣ,
Внезапно въ этихъ странахъ показались.
Промедливши у береговъ Коринѳа
И усыпивши наши опасенья
Ничтожествомъ морскихъ судовъ Діона,
Онъ вдругъ нагрянулъ силами своими
И вызовъ кинулъ нашилъ кораблямъ.
За неимѣньемъ лучшихъ полководцевъ,
Я долженъ былъ немедленно принять
Надъ нашимъ флотомъ трудное начальство
И плыть сюда на встрѣчу Гераклиду,
Чтобъ преградить дорогу къ Сиракузамъ.
Еще не видно?
Тамъ… вдали… быть можетъ…
Великій часъ! — Пошлите рулевого.
Мой государь?
Ты знаешь эти воды?
Не въ первый разъ…
Гребцамъ онѣ извѣстны?
Мой государь, не хуже моего.
А какъ погода?
Полное затишье:
Нельзя удобнѣй,
На тебя надѣюсь.
Спросить жрецовъ о знаменьяхъ.
Готовы
Крюки и клювы, башни и тараны,
Камней и стрѣлъ достаточно-ль у насъ?
Исправно все.
Какія предсказанья?
Полетъ гусей и внутренность ягненка
Благопріятны; но во время жертвы
Животное четырежды чихнуло;
А это дурно. Впрочемъ, главный жрецъ
Такъ думаетъ, что это означаетъ
Побѣду намъ и гибель Гераклиду:
Чиханье было въ сторону врага.
Такъ дайте знакъ: пусть строятся въ фалангу
Тѣ корабли, которые всѣхъ лучше,
Отвесть немедля на края фаланги,
Слабѣйшіе поставить въ серединѣ:
Мы окружимъ врага съ боковъ, отрубимъ
Рули судовъ и клювы пустимъ въ дѣло.
Вотъ мы посмотримъ, какъ сосна Коринѳа
Снесетъ ударъ подводнаго желѣза!
Впередъ! На бой!
Мы побѣдили. Предлагаю сдаться.
Не сдамся я. Пускай меня убьютъ.
Нашъ предводитель жизнь тебѣ даруетъ.
Смотри, Филистъ, твой флотъ тебя оставилъ;
Когда не сдашься, все равно погибнешь.
Мы прекращаемъ битву; безъ борьбы
Мы овладѣть твоей тріерой можемъ,
И если ты не сдашься намъ, мы сами
Тебя возьмемъ.
Мой трупъ, — но не меня.
Всю жизнь мою боролся я, и мнѣ ли
Окончить жизнь безславно и позорно? --
Вамъ путь открытъ въ Сицилію; идите --
Тамъ вы найдете плѣнниковъ себѣ.
СЦЕНА XI.
правитьА государя все еще не видно!
Ты говоришь, что городъ весь поднялся
И перешелъ къ Діону въ лагерь?
Правда,
Не всѣ ушли, но будетъ тысячъ десять.
Какъ ты не могъ принудить ихъ остаться!
Ты говорилъ ли имъ, что Діонисій
Имъ все отдастъ, чего-бъ ни захотѣли?
Я говорилъ.
Ну что же?
Посмѣялись,
Да и ушли.
Кто велъ ихъ?
Птолемархъ.
Не ожидалъ я этого, признаться.
Подумай самъ: какъ это странно. Нынче --
Ничтожные, продажные рабы,
А завтра — неподкупные герои.
Идущіе на гибель за свободу!
И кто же все? Придворные, вельможи,
Почтенные, сѣдые мудрецы? --
Рабочіе въ изодранныхъ хитонахъ,
Мошенники да мелкіе воришки…
Скажи, зачѣмъ, когда ты бросишь камень
На лоно водъ, то чистыя струи
Вдаль побѣгутъ, кругами разойдутся,
А вмѣсто нихъ всплываетъ одна лишь тина?
И вотъ бойцы за право и свободу,
И вотъ кому вѣнецъ безсмертной славы!
Безсмертнаго позора, Тимократъ.
Ты думаешь?
Сициліи подонки,
Нестройная, непрочная толпа --
Ужели натискъ правильнаго войска
Они съумѣютъ выдержать? Ужели
Такая горсть насъ можетъ одолѣть?
Вѣдь въ ихъ рядахъ ни одного героя,
Ни одного извѣстнаго вождя,
А самъ Діонъ — одинъ не воинъ въ полѣ…
Но между насъ нѣтъ даже одного!
Понятно мнѣ боязнь твоя; вѣрь другу,
Мнѣ жаль тебя; тебѣ уже недолго
Съ Аретой быть и счастьемъ наслаждаться…
Что мнѣ Арета? Я согласенъ тотчасъ
Ее отдать… Когда-бъ я могъ предвидѣть,
Чѣмъ кончится такое предпріятье! --
Вѣдь если бы не этотъ бракъ, я могъ бы,
Когда Діонъ столицей овладѣетъ,
Ему на волю жизнь мою отдать,
И тонкой лестью заслужить довѣрье.
И, можетъ быть, значенье и почетъ…
Но послѣ брака это невозможно!
Онъ хочетъ мести, будетъ мстить! Ужасно! --
Тогда какъ ты… въ послѣдній часъ ты можешь
Тиранна бросить — и спастись измѣной.
Я такъ и думалъ поступить. Тебя же
Отъ всей души мнѣ жаль. Но вотъ тріера,
И въ ней тираннъ.
Зови сюда придворныхъ;
Мы здѣсь устроимъ маленькій совѣтъ.
Хвала богамъ, — вернулся Діонисій!
Я наконецъ могу вздохнуть свободно.
И день и ночь мнѣ не было покоя, --
Діонъ въ виду, а я за все отвѣтчикъ.
Теперь же. что бы здѣсь ни совершилось,
Мнѣ дѣла нѣтъ, и я могу подумать,
Какъ мнѣ бѣжать изъ этой западни.
Привѣтъ тебѣ, великій Діонисій!
Благодарю. — Но что же вы смотрѣли?
Я васъ оставилъ городъ мой блюсти,
А вы — Діону чуть его не сдали?
Мой государь, мы въ толъ не виноваты.
Всегда одинъ отвѣтъ — «не виноваты!»
Но не хочу я гнѣваться сегодня,
Затѣмъ, что все устроилось теперь.
Мои тріеры отдалъ я Филисту,
И Гераклидъ съ тріерами своими,
Я думаю, теперь уже разбитъ.
И потому намъ можно быть спокойнымъ:
Хотя Діонъ вступилъ уже въ столицу,
Но межъ дворцомъ и городомъ проливъ;
Мостъ надо сжечь, тогда мы безопасны
Весь флотъ Діона — пять судовъ.
Конечно,
Коль ты рѣшилъ, намъ нечего бояться.
Теперь, друзья, мы дѣло обсудили;
Мнѣ кажется, пора и отдохнуть.
Въ мой гинекей къ столу васъ приглашаю.
Пойдемте же. — Отдерните завѣсу!
Друзья мои! Я долго былъ въ отлучкѣ;
Въ Кавлоніи[5] провелъ я тридцать дней.
Хвала богамъ, я снова въ Сиракузахъ,
Въ кругу друзей, въ кругу моихъ красавицъ.
Опять могу безпечному веселью
Предаться съ вами, какъ въ былые дни.
Забудемъ же военные невзгоды,
Въ винѣ потопимъ память о несчастьяхъ,
А вы зажмите жаркимъ поцѣлуемъ
Судьбу клянущія уста.
Мой государь, взгляни на Гиппарина;
Какъ блѣденъ онъ, какая грусть во взорѣ…
Не ѣстъ, не пьетъ, ни съ кѣмъ не говоритъ…
Да, это правда, Гиппаринъ, мой милый,
Я не могу узнать тебя. Ты боленъ?
Гдѣ прежній смѣхъ?…
Позволь мнѣ удалиться.
Куда? — Зачѣмъ? — Ты боленъ? Ты усталъ?
Дозволь уйти.
Ступай, — но это странно…
О боги, боги! Какъ бороться трудно!
Какъ тяжело отцомъ имѣть героя, --
А самому… О! Какъ еще я слабъ:
Иди, Тизонъ, слѣди за нимъ. Вѣдь все же
Онъ сынъ Діона, а Діонь намъ врагъ.
На пиръ, друзья! Пускай вино играетъ
И оживляетъ мирную бесѣду.
Поэтъ! Вакхическую пѣсню.
Доля дѣвушекъ несчастныхъ
Не давать просторъ любви
И гасить огонь въ крови
Отъ покоровъ ежечасныхъ.
Ты же любишь, милый другъ!
Ужъ нейдетъ на умъ работа;
Пряжа выпала изъ рукъ:
Не о томъ твоя забота!
«Ахъ! Какъ ловко побѣждаетъ
Онъ искуснѣйшихъ бойцовъ,
Какъ далеко дискъ бросаетъ,
Какъ стрѣляетъ кабановъ!»
Доля дѣвушекъ несчастныхъ
Но давать просторъ любви;
Ты же счастіе лови,
Цвѣтъ Лезбіянокъ прекрасныхъ 1).
1) Подражаніе Горацію, кн. III, ода 12.
— или вотъ еще: --
Жажды вѣчной, неустанной
Вся вселенная полна: --.
Паръ земли благоуханной
Пьетъ красавица-луна;
Дождь, сверкающій звѣздами,
Изъ перистыхъ облаковъ
Пьетъ подъ вешними лучами
Луга шелковый покровъ 1);
1) Варіантъ: «Лугъ въ уборѣ изъ цвѣтовъ».
Влагу свѣжую впивая
Изъ груди земли родной,
Зеленѣетъ ель нѣмая,
Крѣпнетъ тополь молодой;
Рѣкъ серебряныя воды
Къ морю синему бѣгутъ,
И дожди и непогоды
Океану дань несутъ! --
Вся природа пьетъ изъ чаши
Веселящій даръ боговъ…
Отчего же кубки наши
Не наполнить до краевъ?
Пѣснь хороша. Послѣдуемъ совѣту.
Ты, Тимократъ, не лучше Гиппарина:
Сидишь молчишь… Тебѣ какое горе?
Еще Діонъ не похищалъ Ареты?
И мы тебя еще не изгоняли?
Но если такъ вы всѣ, грустить хотите,
То пиръ не въ пиръ, и гнѣвомъ мы окончимъ
Нашъ мирный праздникъ въ обществѣ друзей.
Есть, государь, тяжелыя заботы…
Забудь о нихъ! Кто на пиру богатомъ,
Подъ звуки флейтъ при факелахъ душистыхъ,
Все о заботахъ думаетъ, за чашей
Высчитывать свои доходы можетъ,
Въ объятьяхъ женщинъ думать лишь о смерти,
Тотъ мертвый трупъ, и мнѣ его не жалко.
Да и о чемъ заботиться? Я могъ бы
Въ раздумьѣ быть побольше твоего.
Когда Діонъ… Да ты его боишься?
Несчастный трусъ! Діонъ намъ не опасенъ,
Онъ въ городѣ и къ намъ не перейдетъ;
А Гераклидъ теперь уже, конечно,
На днѣ морскомъ…
Несчастье, государь!
Что? Что такое?
Ты разбитъ.
Измѣна?
Измѣна, да твой флотъ тебя покинулъ.
Филисту — казнь!
Онъ самъ съ собой покончилъ
Не захотѣвъ позора пережить.
Филистъ?
Онъ умеръ.
Умеръ! — боги! боги
Онъ могъ одинъ поддерживать меня…
Зачѣмъ онъ умеръ! Какъ меня покинулъ!
Иль онъ не зналъ, кого онъ этимъ губитъ?
А — Гераклидъ.
Со всѣми кораблями.
Сюда идетъ, и ужъ въ виду столицы.
Сюда идетъ? — Но есть еще у насъ
Богатый флотъ — я Нипсія назначу…
Флотъ перешелъ на сторону Діона.
Мой государь, еще на нашихъ верфяхъ
Есть корабли --
Отъ нихъ зола осталась.
Но что же дѣлать? Что же дѣлать? Боги!
Ужель и вы покинули меня! --
Тизонъ! Ступай немедленно на площадь
И объяви проклятому народу.
Что половину царскаго вѣнца
Имъ отдаю, — иль нѣтъ: всю власть слагаю,
Моимъ царемъ народъ мой признаю --
Пусть только онъ врагу меня не выдастъ!
Ну что?
Отвергли.
Я погибъ! — А войско?
Наемники еще не измѣнили;
Но въ ихъ рядахъ убитыхъ много. Нипсій 1)
Послѣднее сраженье проигралъ.
1) Полководецъ Діонисія.
Но войско есть? Осталась половина? --
Довольно намъ. Пусть защищаютъ крѣпость.
Убитыхъ всѣхъ торжественно и пышно
Похоронить въ виду всего народа:
Быть можетъ, это ихъ воспламенятъ.
Мы, между тѣмъ, бѣжимъ отсюда въ Лакры.
У насъ въ саду еще корабль остался;
Пусть этой ночью все готово будетъ:
Тайкомъ въ заливъ тріеру перевесть
И нагрузить немедленно всѣмъ нужнымъ;
Съѣстныхъ припасовъ надо взять побольше; --
Возьмите хлѣба, мяса и вина,
Все золото и всѣ мои алмазы,
И всю казну, и всѣхъ моихъ красавицъ,
Жену и мать… — Лишь только ночь настанетъ,
Мы двинемся. Вамъ крѣпость поручаю.
Ужель меня ты въ крѣпости оставишь?
Тебя? а что? — Діона ты боишься?
А онъ. конечно, будетъ мстить… Но полно:
Ты стоишь ли, чтобъ взять тебя съ собой?
Возьми меня, иль ты меня погубишь!
Возьми меня! Изъ всѣхъ твоихъ придворныхъ
Одинъ лишь я тебѣ по измѣнялъ,
Одинъ лишь я служилъ тебѣ, какъ должно,
И хочешь ты меня Діону выдать!
Не выдавай, тебя я заклинаю!
Молю тебя, возьми меня съ собой!
Ну хорошо. Веру тебя, несчастный.
Мой государь, войска твои бунтуютъ.
Такъ усмирить!
Наемные солдаты
Своимъ начальствомъ недовольны; войско
Въ смятеніи; они идутъ сюда --
И требуютъ, чтобъ ихъ къ тебѣ пустили.
Тизонъ, что дѣлать?
Выходи къ солдатамъ
И обѣщай начальниковъ смѣстить.
Ты, Тимократъ, къ нимъ выйдешь…
Государь,
Уволь меня; не выйду я къ солдатамъ.
Такъ ты, Тизонъ!..
Нѣтъ, я не выйду.
Боги!
Кого послать? — Быть можетъ, Аристиппъ?
Нѣтъ, государь; вельможи отказались, --
А я философъ: жизнь моя дороже.
Но кто же выйдетъ?
Самъ ты долженъ выйти.
Но вѣдь они убьютъ меня, Тизонъ!
Быть можетъ, нѣтъ; а если ты промедлишь,
Убьютъ навѣрно.
Боги! Защитите!
СЦЕНА XII.
правитьТакъ ты, Птолемархъ, того, позаботься о насъ.
Скажи своему Діону, что мы такіе смирные, такіе смирные…
Т. е. мухи не обидимъ.
Ты ему намекни, такъ, между строкъ, что они, дескать, при прежнемъ тираннѣ были въ немилости?
Да, да, это всего лучше.
Ну, хорошо, я ужъ вамъ устрою. А вотъ еще вашего товарища ведутъ. Смотрите, вѣдь это Аристиппъ?
Онъ, онъ самый!
Что, Аристиппъ, и тебя повели?
Темныя силы, оставьте меня!
Это ты кого-же такъ?
Какъ ты смѣешь толкать?
Тебя-то?
Меня!
Тебя и самъ Зевсъ толкать велѣлъ!
Тебѣ говорятъ, перестань. Развѣ ты не видишь кто передъ тобой?
Смертный! Преклоняйся передъ высшимъ разумомъ. Падай ницъ передъ философомъ!
Знаешь ли, кто я? Слушай и трепещи: я посланникъ боговъ!
Что ты говоришь!
Да, да. Философы люди совсѣмъ особые. И питаются-то они, и пьютъ-то не то, что вы, смертные.
Что же они пьютъ?
Истину, другъ мой. Это такой напитокъ, такой напитокъ, что, я думаю, и самъ Платонъ не знаетъ, какой это напитокъ.
А пьянитъ онъ? То то бы попробовать!
Ну, мнѣ кажется, ты и сейчасъ ею опился, этой истиной.
Нѣтъ, я, какъ настоящій грекъ, пью только разбавленное. — Однако, товарищи, я вижу, и вы тоже сдаетесь?
Что за чудо? Никакъ я себя не пойму. Все сдѣлано, и обѣщанное и пообѣщанное; Діонисій бѣжалъ; Діона мы ввели въ крѣпость, и пожили, и попили подъ шумокъ въ даровщинку, — а все мало! Отбунтовалъ, а все бунтовать хочется.
Мы побѣдили. Городъ нашъ свободенъ.
Тираннъ бѣжалъ. Окончена борьба,
И я могу, сложивши мечъ и стрѣлы,
Войти въ мой домъ и счастьемъ насладиться. —
О боги, боги! Вотъ моя Арета!
Діонъ, Діонъ! — Какъ я была несчастна!
Забудь былое; счастье къ намъ вернулось!
Да, ты вернулся… Дай мнѣ наглядѣться!
Какъ ты блѣдна! Въ глазахъ я вижу слезы…
Какъ ты хорошъ въ твоей могучей силѣ!
Какъ ты прекрасна въ нѣжности своей!
Ты вѣришь мнѣ?
Ты мнѣ не измѣняла!
И снова я твоей женою буду?
Ты сомнѣвалась?
Счастье такъ велико…
Страдала ты-теперь конецъ страданьямъ…
Діонъ со мной.
Со мной моя Арета.
Не довелось намъ горести дѣлить, --
Раздѣлимъ же дарованное счастье.
Ничто небесъ не можетъ омрачить, --
Прошла гроза, окончилось ненастье.
Но Гиппаринъ? Гдѣ сынъ мой? Говорили,
Его тираннъ…
Онъ такъ теперь несчастенъ!
Я такъ и думалъ. Ты его ростила!
Прости его…
Могу ли не простить? --
Но гдѣ же онъ? Зачѣмъ его не вижу?
Еще поутру онъ меня оставилъ…
Искалъ тебя…
Мы, вѣрно, разошлись.
О еслибъ зналъ ты, какъ его мнѣ жалко!
Онъ такъ страдаетъ…
Стой! Сюда идутъ.
Твой сынъ, Діонъ.
Онъ живъ еще, быть можетъ?
Ужъ два часа, какъ онъ съ собой покончилъ.
Ты говоришь… онъ самъ… себя убилъ?
И смерть нашелъ въ морскихъ волнахъ.
Но, можетъ быть, сѣдыя волны
Лишь усыпили душу въ немъ, не смертью,
Но тихимъ сномъ уста его смежили…
Mo милый сынъ! Когда еще ты съ нами,
Когда еще душа твоя не скрылась
Въ подземный мракъ бездоннаго Эреба,
Откликнись мнѣ, дай знакъ, что ты не умеръ!
Ты, Посейдонъ, властитель водъ безбрежныхъ,
Внемли молитвѣ матери несчастной,
Отдай мнѣ душу сына моего!
Зачѣмъ сгубилъ ты эту жизнь во цвѣтѣ,
И тѣнь его зачѣмъ Аиду отдалъ?
Ужели ты своей волною мягкой
Не могъ его принесть ко мнѣ обратно?
Вѣдь столько разъ твои ласкали струи
И грудь и шею юнаго атлета,
Вѣдь столько разъ игралъ ты съ нимъ невинно,
Ему о ноги волны разбивая, --
Зачѣмъ же вдругъ унесъ его на гибель?
Тебя молю, Аида стражъ угрюмый,
Когда мой сынъ въ челнокъ твой удалый сядетъ.
Скажи ему, что онъ еще не званъ,
Что къ матери онъ долженъ возвратиться!
И ты. Аидъ, владыка странъ загробныхъ,
Когда на судъ ужасный твой предстанетъ
Тѣнь юнаго прекраснаго страдальца
Съ нѣмымъ укоромъ на устахъ сомкнутыхъ,
Въ вѣнцѣ изъ травъ завистливаго моря, --
Скажи ему, что часъ его не пробилъ,
Что жить онъ будетъ счастливо и долго…
Въ жилище ваше трупъ мы отнесемъ.
Оставте здѣсь… Не прибавляйте горя!
Иль нѣтъ… въ мой домъ скорѣй его несите,
Здѣсь, можетъ быть, и трупъ отнимутъ боги!
Мой государь, гонецъ изъ Локръ. Дозволишь?
Діонъ (даетъ знакъ; входитъ гонецъ).
Меня прислалъ къ Діону Діонисій.
Письмо? — Постой. Скорѣе созовите
Моихъ вождей и бывшихъ царедворцевъ.
Пусть весь народъ письмо тиранна слышитъ.
Мнѣ Діонисій грамату прислалъ;
Прочтите вслухъ.
«Привѣтъ Діону».
Дальше.
«Сегодня ты на мой престолъ вступаешь»;
«Прими совѣтъ родителя по власти».
— Читать?
Читай.
"Ты вѣришь въ свой народъ,
«Ему добра ты хочешь, но не знаешь,
Что чернь одна осталась въ Сиракузахъ,
А гражданъ нѣтъ; они любви не стоятъ;
Вотъ мой совѣтъ: прими его: онъ вѣренъ: --:
— Сициліи свободы не давай;
Оставь себѣ всю власть и всю свободу;
Иди на тронъ, бери бразды правленья,
И ихъ сжимая твердою рукой,
Забудь коней и помни о возницѣ.»
Тираннъ несчастный! Лучше и счастливѣй
Ты могъ бы быть, когда бъ въ народъ свой вѣрилъ.
Смѣшно и жалко… Такъ слѣпецъ клянется,
Что солнца нѣтъ, коль онъ его не видитъ!
Дозволь сказать два слова.
Говори.
Твои вельможи и народъ твой вѣрный
Тебя и брата твоего Мегакла
Верховными вождями избираютъ.
Благодарю и принимаю выборъ.